Город отражений (СИ)

На правах эпилога. Гвоздь для кузни

Едва начавшееся лето заявило о себе еще одним жарким днем. Но еще более горячим, чем на прокаленных солнцем бетонно-асфальтовых улицах, казался воздух в университетских коридорах. Ибо к обычному летнему зною здесь примешивались духота на пару с сессионной лихорадкой.

Десятки студентов толпились у дверей в аудитории: одни никак не успевали сдать все зачеты, другие уже до экзаменов добрались. Но и те и другие были одинаково взволнованы, возбуждены, суетливы. Некоторые даже взмокли, штурмуя очередной редут системы высшего образования. И тем навевали ассоциацию с загнанными лошадьми.

Шуршали страницы конспектов, временами к ним примешивался легкий шелест шпаргалок. Еле слышное бормотание доносилось со стороны отдельных группок студентов, что-то оживленно обсуждавших. Радостные возгласы чередовались с воплями возмущения — праведного по разумению любого из таких разгневанных студентов. Кого-то из них только что отправили на пересдачу, а кто-то сдал, но тройка или даже четверка в зачетке его, увы, не устроила. Каждому свое…

Что до меня, то мой путь лежал к аудитории, где проходила сдача экзамена по аналитической геометрии у первокурсников. Как заведено у нас в универе, экзамены обычно начинаются в восемь утра. Но я пожаловал чуть ли не к полудню — следуя советам студентов постарше и более осведомленных.

Они, старшие товарищи, успели многих предупредить относительно доцента Лужина, экзамен по данному предмету принимавшего. И про то, как повысить шансы на успешную сдачу, рассказали тоже.

При всей своей кажущейся беспечности, а также рассеянности и даже чудаковатости, Лужин слыл преподавателем раздражающе дотошным и, кажется, даже склонным к садизму. Впрочем, с этими свойствами доцентской души и наш курс уже успел познакомиться после пары коллоквиумов, не говоря уже о практических занятиях.

Ответ на простой вопрос или обсуждение решения не самой сложной задачи стараниями Лужина могли перерасти в затяжной допрос с пристрастием. Буквально каждое второе слово, оброненное студентом, каждый первый символ в формуле приходилось пояснять и обосновывать. Если же нерадивый «мученик науки» забывал о такой необходимости, преподаватель не ленился ему напомнить, задавая соответствующий вопрос. Да еще открыто насмехался, когда ответ казался ему чересчур неуклюжим.

То есть, что легким сдача аналитической геометрии отнюдь не будет, я понимал и без подсказок знакомых второкурсников. Куда полезнее был совет от них, и касался он действенного способа не слишком от преподской дотошности пострадать.

Так, если верить этим советчикам, на экзамене попадают под раздачу прежде всего те из студентов, которые пришли первыми. На них-то Лужин в основном и тратит силы. После чего, естественно, устает, может даже прогладывается. Закон-то сохранения энергии никто не отменял! И студента, подошедшего к его столу не первым, а к примеру двадцатым или тридцатым, мучает уже не так сильно, как первый десяток его сокурсников. Ибо даже у таких преподавателей чувство профессионального долга рано или поздно отступает перед естественными желаниями — поскорее вернуться домой, поесть, отдохнуть.

На эти-то желания, должные рано или поздно вмешаться в ход экзамена, я отчасти и рассчитывал. Именно отчасти, потому что необходимости подготовки к экзамену никакие хитрости не отменяют. Даже шпаргалка бесполезна, если не понимаешь смысла того, что в ней содержится. Если вот показать эту мешанину матриц и векторов студенту… ну, к примеру, с истфака, бедняга ведь в осадок выпадет, я гарантирую это.

Что до меня, то на вопрос, готовился ли я, ответ будет, скорее, положительный. И учебники я читал, и листал конспект, который более-менее старательно заполнял на протяжении всего учебного года. Но при этом я убежден, что невозможно подготовиться к экзамену до такой степени, чтобы тебя нельзя было завалить. Во-первых, можно нарваться такого вот злыдня, прямо родного брата Шапокляк, как доцент Лужин. Во-вторых человеческий мозг несовершенен и какие-то темы он понимает лучше, какие-то хуже. Для меня же тем из последней категории в курсе аналитической геометрии нашлось несколько. И я с внутренним содроганием надеялся, что ни один из соответствующих билетов мне не достанется. Иначе пропаду. Завалить меня ретивому доценту труда не составит — не важно, устал он или нет.

Народу возле нужной мне аудитории собралось немного — всего-то человек шесть. Да и те не торопились, не рвались внутрь, предпочитая робко отираться невдалеке от двери… держась от нее на дистанции не менее метра. Не иначе, время тянули. Или наивно полагали, что перед смертью таки можно надышаться.

Впрочем, мой насмешливый настрой тоже продержался недолго. Вмиг улетучился, стоило мне подойти к двери и дотронуться до ее ручки. В груди похолодело, поджилки затряслись — и ноги сами заставили меня отступить.

— Ну? Как там? — для приличия поинтересовался я у ошивавшихся рядом однокурсников.

— Уже четверых завалил, — без энтузиазма ответил один из студентов. Чем, само собой, боевого духа мне не прибавил.

Томясь в нерешительности, я уже собирался присоединиться к этой кучке бесплодно томящихся бедолаг, когда дверь аудитории внезапно открылась. Вышел из нее, впрочем, не Лужин — дабы призвать к своему столу тех, кто остался. Но лишь очередной из студентов.

Выглядел он… как бы получше сказать? Наверное, колоритно. Высокорослый и худощавый как жердь. Патлы до плеч и ниже, небритое лицо, рваные джинсы и черная футболка. На футболке белыми как кокаиновая дорожка буквами готического шрифта была выведена надпись: «SoulsWarden», а рядом изображен силуэт такого же длинноволосого тощего человека, чудь подсвеченный полной луной.

Не иначе, футболка по совместительству служила рекламой какой-то группы — не то культовой, но мне почему-то незнакомой, не то широко известной в узких кругах. Скорее всего, последнее. Причем студент этот явно принадлежал к означенным кругам. Я ни разу не видел его ни на лекциях, ни на семинарских занятиях. И потому почти уверен: весь семестр… а то и весь курс этот человек был чрезвычайно занят поиском смысла жизни. Для чего усиленно пьянствовал, накуривался всякой дряни и истязал уши творчеством любимой группы. До гранита науки ли ему было? Зато теперь вспомнил, что могут отчислить, а чтобы не отчислили, необходимо что-то там сдавать.

— Трояк! — небрежно бросил патлатый студент в ответ на оценивающе-выжидающие взгляды однокурсников, — мне хватит. Главное, сдал.

Действительно, подобной публике хватало даже тройки. С последней же фразой никому и вовсе не пришло бы в голову спорить. Действительно, человек сдал, иначе говоря, отмучился. Тогда как кое-кому мучения только предстояли.

А вот следующий поступок поклонника рваных джинсов и неведомого «Соулсвардена» меня немного ошарашил. Прежде чем убраться прочь, оставляя за спиной свалившуюся с плеч гору, он подскочил ко мне и торопливо зашептал в ухо:

— Я там у билета уголок подогнул. Тринадцатый номер. Иди, сдавай… успевай, пока не поздно.

И я решился — исключительно, чтобы успеть. Врал патлатый раздолбай или нет, я тогда еще не знал. Но если слова его были правдой, то мне крупно повезло. Во-первых, вопросы из тринадцатого билета я считал довольно легкими, а во-вторых само это число полагал для себя счастливым. Поскольку родился тринадцатого числа. Не ахти какой весомый аргумент для человека, получающего естественнонаучное образование. Даже позорным его можно назвать в некотором роде. Но другого не было, а в трудной жизненной ситуации человеку простительно понадеяться хоть на маленькое чудо.

И должен сказать, что на сей раз надежда оправдалась — патлатый студент не соврал. Примерно через час я вышел из аудитории с оценкой «хорошо» в зачетке. В случае с Лужиным даже четверку получить казалось великим достижением.

Окрыленный столь внезапным успехом, я чуть ли не вприпрыжку вышел из универа, устремляясь навстречу жаркому июньскому дню. И еще много-много других дней ждали меня впереди — хороших и разных.

12 октября — 3 ноября 2015 г.