Глава 4 Явление иконы

Они вошли в зал, стены которого были все разукрашены яркими узорами, среди которых пестрели то экзотические цветы, то мифические животные – единороги, птицы фениксы, крылатые львы… Солнечный свет, проникая через узкие слюдяные окна, лился на пол чистым золотом. Казалось, что ребята попали в настоящую сказку, но как главным украшением раковины является драгоценная жемчужина, так и здесь всю красоту затмевала собой княгиня.

Она шагнула навстречу с приветливой улыбкой на губах, и Александра удивилась, до чего же молода Ирина Алексеевна. Навряд ли ей было более двадцати лет. Высокая, стройная, с нежной девичьей кожей, чуть вытянутым иконописным лицом и огромными голубыми глазами, княгиня, казалось, сошла с картины великого мастера. На голове у Ирины Алексеевны красовался убор, украшенный жемчугом и голубой перегородчатой эмалью. Жемчужные же нити спускались вдоль щек, напоминая водопад. Голубое, в тон великолепным глазам, платье было заткано золотыми нитями и расшито крохотными жемчужинками. Из-под подола кокетливо выглядывала маленькая ножка в мягком кожаном сапожке, расшитом узорами.

– Добро пожаловать, гости дорогие, коли пришли к нам с добром, – сказала княгиня певучим голосом и поклонилась, махнув по полу толстой светло-русой косой.

Ребята, поначалу смутившиеся, тоже, как могли, поклонились в ответ. Александра чувствовала себя странно, а еще рядом с княгиней ощущала себя едва ли не замарашкой, из которой никогда не получится Золушки.

– Мы пришли к вам, высокородная княгиня… – начал Глеб, но Ирина Алексеевна жестом остановила его.

– Оставьте нас, – велела она стражнику и нескольким девушкам, очевидно, служанкам.

Те поклонились и вышли.

– Пожалуйста, не нужно церемоний. Разговаривайте со мной попросту, – попросила Ирина Алексеевна, улыбаясь. – У нас уже появлялись чужеземцы, и я знаю, что вы из… другого мира… Кстати, путь был нелегок, сядьте, передохните с дороги.

Она подвела их к скамьям, стоящим вдоль стены и покрытым красивыми восточными коврами.

Александра, удивленная любезной встрече, с облегчением опустилась на мягкое сиденье. Оказалось действительно удобно.

Тем временем княгиня хлопнула в ладоши, дверь тут же распахнулась, и появились девушки, несущие ковши.

– Отведайте, гости дорогие, нашего киселька, – потчевала Ирина Алексеевна.

Саша вопросительно взглянула на Яна. Тот пожал плечами и первым принял чашу. Глеб, хорошо зная обычаи предков, тоже не стал чиниться. Пришлось и ей принять питье. Но первый же глоток тут же заставил забыть обо всех сомнениях. Такого киселя Саша еще не пробовала! Он не походил на современные ей кисели, был необыкновенно легким, сладким и ароматным. Казалось, что пьешь волшебный нектар, какой пили на Олимпе сами боги.

– По вкусу ли вам угощение? – заботливо спросила княгиня.

– Очень по вкусу! Спасибо! – ответил за всех Глеб.

Девушки, принесшие напиток, тихо удалились, словно растаяли в золотистом воздухе.

– Так вы знаете, откуда мы пришли? – спросил Глеб, когда его чаша опустела.

Княгиня задумчиво провела пальчиком по слюдяному стеклу.

– У нас уже случались гости… Правда, очень-очень редко, – проговорила она тихо. – Прошу вас, скажите, что творится в вашем мире и нет ли вестей о Великом князе Владимирском и Суздальском Юрии Всеволодовиче?..

В ее голосе звучали беспокойство и давняя боль. Неужели эта женщина который век ждет своего возлюбленного, должно быть, проклиная пространство и время, вставшие между ними?.. Александра почувствовала, как на глаза ее наворачиваются слезы.

– Увы, княгиня, – ответил Глеб, глядя на Ирину Алексеевну, – с тех пор, как славный город Китеж был спасен чудодейственной иконой, в нашем мире прошло не одно столетие. Многое, очень многое изменилось. Мир давно не таков, каким его знали вы. А великий князь… Он погиб в битве, как славный воин.

Княгиня вскрикнула и побледнела, прижав руку к сердцу.

Несколько тягостных минут она молчала, молчали и гости, даже неугомонная Динка притихла.

– Злую весть принесли вы мне, – наконец снова заговорила княгиня, – но невиновно копье – виновна рука, его бросившая. Так и я не держу на вас зла. Прошу вас, будьте моими гостями. Жду вас вечером на пиру, а сейчас, прошу, оставьте меня.

Ребята поспешно встали. Выходя из зала, Александра оглянулась и увидела, что Ирина Алексеевна стоит, согнувшись, точно сломленное в самом цвету деревце. Юная, прекрасная и такая трагически-трогательная!..


Каждому из них отвели свою комнату. Глядя на расшитые вручную покрывала на кровати, Саша даже боялась предположить, сколько могла бы стоить эта вещь в нашем мире. За прошедшие со дня исчезновения Китежа века ткани ничуть не пострадали, они так и сияли золотым узорочьем, поражали яркостью и богатством красок.

Едва Саша успела осмотреться, как на пороге ее комнаты появилась девушка, державшая в руках какие-то одежды.

– Великая княгиня просила вас надеть вот это, – произнесла девушка с поклоном, – чтобы не смущать китежский люд странным одеянием.

– Да, конечно, – Александра, немного смущаясь, позволила служанке одеть себя.

Прежде всего надевалась тонкая и длинная белая рубаха, затем шло нижнее платье, ярко-красное, украшенное вышивками, и наконец верхнее, синее. Девушка причесала густые волосы Саши, ловко вплетя в них бирюзовые нити, и накинула на голову полупрозрачную шаль.

– Взгляните, госпожа! – она протянула Александре зеркало, представляющее собой заключенный в ажурную рамку отполированный до зеркального блеска кусок металла.

Саша взглянула на отражение и показалась себе чужой, незнакомой красавицей.

Она еще чувствовала себя немного стесненно.

– Если госпожа желает, она может прогуляться по саду, – предложила служанка.

– А можно?

Девушка удивилась.

– Конечно, госпожа! Госпожа вольна делать все, что угодно.

Выходит, они здесь не пленники, более того, прием оказался столь радушным, сколь и не мечталось. Саша вышла в сад, уже смутно жалея, что вскоре им придется покинуть это действительно райское место.

Сад был напоен ароматом цветов. Их оказалось здесь великое множество. Солнце ласкало пышные соцветия роз; скользило по скромным незабудкам, покрывавшим весь пригорок; зажигало огнем ярко-красные маки… Пели птицы, шелестела мягкая, шелковистая трава…

– Дивное место, не правда ли? – послышался позади Александры знакомый насмешливый голос.

Саша резко обернулась. Ян, одетый в соответствии с местными обычаями, в штаны, длинную рубаху и короткий византийский плащ, сколотый на плече удивительной красоты витой булавкой, смотрел на нее чуть прищурившись.

– Здесь и вправду хорошо, – подтвердила она и отвернулась, не желая вступать в разговоры. Сейчас было достаточно просто дышать этим сладким воздухом, просто молчать.

– Вот это и плохо, – непонятно заметил он, – не увлекайся, помни, что нам еще назад.

Александра почувствовала досаду. Ну что за человек! Надо ему испортить каждое светлое мгновение! О возвращении можно будет подумать как-нибудь потом. А сейчас… К тому же и ей, и Глебу наверняка будет полезно и интересно познакомиться с живой историей, посмотреть на быт тех далеких, еще домонгольских времен… и книги… Тут же могут найтись очень ценные книги – и русские, и византийские, и греческие. Среди них, вполне вероятно, такие раритеты, что не дошли до наших дней, погибнув в пожарищах и горнилах бесчисленных войн. Нет, спешить с возвращением нельзя – когда еще представится такой удивительный шанс!..

Она хотела ответить Яну что-то резкое, но золотой волшебный день навеивал приятную истому, Саша только махнула рукой и пошла в глубь сада.


Ближе к вечеру их позвали в покои к княгине. В одной из зал дворца, расписанной яркими райскими птицами и сплетающимися причудливыми узорами, были установлены столы, накрытые белоснежными скатертями с ярко-красными вышивками. На столы слуги приносили серебряные блюда с разнообразными кушаньями. Саша заметила здесь запеченного целиком румяного поросенка с краснобоким яблочком во рту, здоровенных рыбин – щук и осетров, закуска тоже оказалась богата и разнообразна – белела прозрачная, казалось, хрустальная засоленная капуста, в которой рубинами вспыхивали ягодки клюквы; золотилась наваристая каша; сверкала в свете множества свечей свежая зелень. А уж о разных пирогах, пирожках и кулебяках и говорить нечего – их здесь было без счета!..

Княгиня, переодевшаяся к пиру в нарядные красные одежды, еще более подчеркивающие ее красоту и свежесть, сидела в центре стола. По левую руку от нее расположились доверенные люди. Видимо, бояре. По правую она посадила гостей. Ближе всех к себе – Глеба. Он был ослепительно хорош – так, что даже больно смотреть. Белая вышитая красными нитями рубаха и алый плащ с золотой вышивкой необыкновенно шли ему, а в лице появилось нечто особенное, благородное, словно княжеская одежда и в самом деле сделала его князем. Саша не смотрела на Глеба, уставившись на стол, но всем телом, всей душой чувствовала его присутствие, несмотря на то, что от Глеба ее отделяли Динка и Северин.

Как-то получилось, что в иерархии их группы она оказалась едва ли не последней, дальше нее от княгини сидел только Ян. Зато не пришлось участвовать в разговорах. За столом было шумно, поэтому Александра и не слышала, о чем разговаривает с гостями княгиня, но, кажется, Ирина Алексеевна была очень добра и к Глебу, и к Динке.

Угощение оказалось очень вкусным, и Саша, собиравшаяся из вежливости едва притронуться к кушаньям, сама не заметила, как съела все, что ей предложили. Возможно, дело было и в свежести продуктов, и в каких-то необычайных пряностях, а может, в искусстве княжеских поваров. Девушка покосилась на Яна. Вот он, кажется, почти ничего и не съел, словно местные деликатесы не имели для него никакой цены.

Когда гости утолили первый голод, Ирина Алексеевна сделала знак, и в зал вошел высокий худощавый человек в длинной полотняной рубахе, с гуслями в руках. Гусляр занял свое место, закрыл глаза и ласково дотронулся до струн. Струны так и льнули к его тонким сильным пальцам, звук их оказался глубоким и мелодичным. Саша никогда не слышала такой прекрасной и легкой мелодии. Потом гусляр запел. Это была баллада о женщине, ждущей своего возлюбленного и каждую ночь зажигающей на окне лампадку в надежде, что ее свет привлечет желанного гостя. Ее тоска, ее голос, зовущий далекого любимого, вливался прямо в сердце.

Волком ли, ветром, орлом златоглавым,

Шелестом трав и закатом багровым,

Умирающим, больным иль здравым —

Я узнаю и приму любого…

Александра посмотрела на княгиню. Та сидела, чуть наклонясь вперед, словно впитывая в себя каждое слово, а в глазах Ирины Алексеевны, затмевая сверкание драгоценных камней на богатых ее уборах, сверкали слезы.

«Это же про нее!» – догадалась вдруг Саша, и ей стало страшно.

Тем временем утихли в замершем зале последние звуки песни, и пальцы гусляра бессильно скользнули со струн. Воцарилась тишина. Не было слышно ни единого звука.

Потом Ирина Алексеевна вдруг встала. Бледная и, хотя это казалось нереальным, еще более красивая.

– Спасибо, гости дорогие, – сказала она, низко кланяясь, – что почтили нас своим присутствием. Настал час показать вам главное сокровище и достояние Китеж-града. Прошу вас пойти за мной.

«Неужели икона?» – обрадовалась и удивилась Саша. Она почему-то боялась, что икону будут от них скрывать, догадываясь о цели прибытия незваных гостей. Неужели не догадываются? Может, считают, что они попали сюда случайно? Были же люди до них, недаром княгиня сразу догадалась, что они из другого мира, и, судя по всему, она даже не так удивилась, услышав, сколько времени прошло вне стен Китежа.

«Русичи» вслед за княгиней вышли из пиршественного зала и направились к церкви. Церковь была белой-белой, со стенами, покрытыми разнообразными узорами. Среди них Саша заметила грифонов и львов, и воинственных вздыбленных барсов, и дев со строгими скорбными ликами, а окаймляющий выступы орнамент казался кружевом, по какому-то могущественному волшебству вдруг застывшим и ставшим камнем.

У входа Александра остановилась и перекрестилась. В ней всегда было мало веры, но сейчас в этом необыкновенном месте она чувствовала что-то особенное, какое-то необыкновенное умиление и радость, смешанную с легкой тихой грустью. А может, все дело в еще продолжавшей звучать внутри нее балладе?..

Внутри церковь тоже оказалась нарядной, торжественной и вместе с тем нежной.

– Наша Святая София… – тихо произнесла Ирина Алексеевна.

Посреди храма, метрах в трех над землей, в воздухе разливалось мягкое серебряное сияние, и в этом сиянии, словно в оправе, была икона. Она не опиралась ни на что – просто парила в воздухе, и Саше вдруг показалось, что Святая София видит ее, девушка почувствовала на себе добрый всепрощающий взгляд святой и вдруг упала на колени. По щекам сами собой заструились слезы.

Да! Это было поистине святое место! Святое и прекрасное! Различить во всех деталях лицо на иконе было нельзя, но этого и не требовалось. Святая София казалась живой. Ее присутствие в небольшой вытянутой вверх, словно устремленной к небу, церкви не вызывало сомнений. Она говорила, что есть на земле царство добра, уголок покоя и мира, осененный высшей благодатью. Она обещала, что теперь все будет хорошо, и горести пройдут стороной, затмятся светом великой радости.

– Плачь… Это хорошие слезы, – произнес рядом с Александрой приветливый тихий голос.

Девушка вздрогнула. Под взглядом святой она забыла обо всем мире, забыла, что в нем еще существуют люди…

Рядом с ней стояла княгиня и смотрела светло и благостно. Серебряный свет коснулся ее русых волос, озарил глубокие голубые глаза.

– Я… – Саша не знала, как выразить весь свой восторг, свою радость.

– Да, я знаю, – Ирина Алексеевна мягко улыбнулась, – это особенное место. Когда ты пришла, я увидела за твоим левым плечом тень, но теперь она исчезла. Не бойся больше. Здесь нет места страху. Здесь она никогда до тебя не доберется.

Саша, не удивляясь тому, как княгиня может знать то, что лежит глубоко-глубоко на сердце, что скрывается не только от других, но и от себя, потянулась к Ирине Алексеевне, как тянутся к матери, и та обняла ее, прижала к себе, защищая от всех неприятностей.

– Все будет хорошо, – пообещала княгиня, гладя девушку по волосам, – вот увидишь.

Александре и вправду стало легко и спокойно, словно исчезла вся тревога.

Княгиня подняла девушку с колен, отерла со щек еще не высохшие слезы и заглянула в глаза.

– Тебе нравится здесь? Ты останешься на службу? – спросила она все так же по-матерински.

– Да, – ответила Александра на оба вопроса, и княгиня улыбнулась.

Потом началась служба. Очень красивая, хотя и немного странная, ведь вела ее сама Ирина Алексеевна. И во время этой службы икона Святой Софии сама собой спускалась вниз, еще сильнее озаряя церковь своим светом. Это было непередаваемо, потрясающе прекрасно: и серебряное сияние, наполняющее собой весь воздух; и красивый голос княгини, и пение невидимого хора; и трепет свечей. Прекрасно и возвышенно.

После службы Саша почувствовала, что душа ее освободилась от всего груза, словно она снова очутилась в далеком детстве. Девушка нашла глазами своих друзей. И Глеб, и Северин, и даже Динка выглядели взволнованными и просветленными. Только Ян был все так же замкнут и холоден и как нельзя больше напоминал встрепанную непогодой ворону, но сегодня Саша не чувствовала зла и была готова простить даже его.

Загрузка...