Кармоди никогда всерьез не думал уезжать из Нью-Йорка.
И почему он все-таки уехал — непонятно. Прирожденный горожанин, он давно свыкся с неудобствами жизни в крупном центре. В его уютной квартирке на 290-м этаже, оборудованной по последней моде «Звездолет», стояли двойные герметичные рамы и фильтрующие воздухозаборники, которые отключались, когда общий показатель загрязнений атмосферы поднимался до 999,8. Кислородно-азотная рециркуляционная система, безусловно, не блистала новизной, но была надежной. Устройство для очистки воды безнадежно устарело, спору нет, но, в конце концов, кто пьет воду?
Даже с шумом, непрерывным и вездесущим, Кармоди свыкся, так как знал, что спасения нет, ибо древнее искусство звукоизоляции давно утрачено. Таков уж удел горожанина — вечно слушать бульканье в трубах, ссоры и музыку соседей. Однако и эту пытку можно облегчить, самому производя аналогичные звуки.
Конечно, кое-какие опасности подстерегали ежедневно по пути на работу; но, скорее, мнимые, чем реальные. Загнанные в угол снайперы продолжали свои тщетные протесты с крыш, и время от времени им удавалось подстрелить какого-нибудь ротозея-приезжего. Как правило, все же, они безбожно мазали. Повсеместное ношение легких пуленепробиваемых поддевок вырвало, образно выражаясь, у несчастных снайперов жало, а неукоснительное соблюдение запрета на покупку пушек окончательно поставило на них крест.
Таким образом, ни один из этих факторов не мог вызвать неожиданного решения Кармоди покинуть Нью-Йорк, по общему мнению — самый увлекательный город в мире. Взыграли пасторальные фантазии, не иначе. Либо случайный порыв. Либо просто из вредности.
В общем, как-то раз Кармоди развернул «Дейли таймс-ньюс» и заметил рекламу образцового города в Нью-Джерси.
«Приезжайте жить в Бельведер — в город, который о вас позаботится», приглашала газета. Далее шли утопические обещания, которые нет нужды приводить здесь.
— Черт побери! — сказал Кармоди. — Приеду.
Так он и сделал.
Дорога вышла на опрятную зеленую равнину. Кармоди вылез из машины и огляделся. В полумили впереди он увидел городок; скромный дорожный знак гласил: «Бельведер».
Построен Бельведер был не в традиционно-американской манере — с кольцом бензоколонок, щупальцами бутербродных, каймой мотелей и защитным панцирем свалок, — а скорее, наподобие раскинутых на холмах итальянских городков, что поднимаются сразу, без преамбул.
Кармоди это пришлось по душе. Он двинулся вперед и вскоре вошел в город.
Бельведер казался сердечным и доброжелательным, щедро предлагал свои улицы, откровенно распахивая широкие витрины. Проходя по городу, Кармоди открывал для себя все новые и новые прелести. Например, площадь, похожую на Римскую, только поменьше размером. Посреди площади был фонтан с мраморной скульптурой мальчика и дельфина; из пасти дельфина истекала струйка чистой воды.
— Надеюсь, вам нравится? — раздался голос из-за левого плеча.
— Очень мило, — согласился Кармоди.
— Я сам все сделал и установил, — сообщил голос. — Убежден, что фонтан, несмотря на архаичность замысла, эстетически функционален. А площадь в целом, вместе со скамейками и тенистыми каштанами, точная копия площади в Болонье. Меня не сдерживал страх выглядеть старомодным. Истинный художник использует все необходимые средства, будь они тысячелетней давности или новоявленные.
— Полностью с вами согласен, — сказал Кармоди. — Позвольте представиться. Я — Эдвард Кармоди.
И с улыбкой повернулся.
Но за левым плечам никого не оказалось, как, впрочем и за правым. На площади вообще никого не было.
— Прошу прощения, — произнес голос. — Я не хотел вас удивлять. Я думал, вы знаете.
— Что я знаю? — спросил Кармоди.
— Ну, про меня.
— Выходит, не знаю. Кто вы? Откуда говорите?
— Я голос Города, — сказал голос. — Иными словами, с вами говорит сам Бельведер, истинный и подлинный.
— Неужели? — язвительно поинтересовался Кармоди. И сам себе ответил: — Да, очевидно. Что ж, город так город. Большое дело.
— Он отвернулся от фонтана и прогулочным шагом пошел по площади, словно разговаривал с городами каждый день и сыт этим по горло. Он бродил по улицам и проспектам, заглядывал в витрины, рассматривал здания, а у одной статуи даже остановился, но не надолго.
— Ну как? — спросил чуть погодя голос Бельведера.
— Что как? — тут же отозвался Кармоди.
— Как я вам нравлюсь?
— Нормально, — ответил Кармоди.
— Всего лишь нормально? Это все?
— Послушай, — рассудительно произнес Кармоди, — город есть город. Увидишь один, считай, что видел все.
— Неправда! — обиженно воскликнул Бельведер. — Я разительно отличаюсь от других городов! Я уникален!
— Неужто? — презрительно фыркнул Кармоди. — Мне ты представляешься просто кучей разнородных частей. У тебя итальянская площадь, несколько типично греческих зданий, ряд готических сооружений, нью-йоркский многоквартирный дом в старом стиле, калифорнийская бутербродная и бог весть что еще. Где тут уникальность?
— Уникальна сама комбинация, рождающая исполненное смысла единое целое, — ответил Город. — Составные части, даже из прошлых эпох, вовсе не анахронизмы. каждая символизирует определенный уклад и как таковая вполне уместна в тщательно продуманном образе жизни. Не угодно ли немного кофе и, может быть, бутерброд или свежие фрукты?
— Пожалуй, кофе, — сказал Кармоди.
Он позволил Бельведеру провести себя за угол к кафе, расположенному прямо на улице. Кафе как две капли воды походило на салун времен Веселых девяностых, от механического пианино до канделябров из граненого стекла. Как и все остальное в городе, оно было безукоризненно чистым, но совершенно безлюдным.
— Приятная атмосфера, вы не находите? — спросил Бельведер.
— Сойдет, — бросил Кармоди. — На любителя.
На столик перед Кармоди опустился поднос из нержавеющей стали, на котором стояла чашка пенящегося кофе «капуцин». Кармоди сделал глоток.
— Хороший кофе? — поинтересовался Бельведер.
— Да, весьма.
— Я горжусь своим кофе, — тихо промолвил Город. — И своей стряпней. Не угодно ли чего-нибудь отведать? Омлет, например, или суфле?
— Ничего, — отрезал Кармоди. Он откинулся на спинку кресла и вздохнул. — Значит, ты образцовый город?
— Да, имею честь быть образцовым, — чопорно ответил Бельведер. Причем самой последней и, убежден, лучшей модели. Меня создала объединенная исследовательская группа из Йеля и Чикагского университета на субсидии Рокфеллеровского фонда. Детальной разработкой занимались, в основном, в Массачусетском технологическом, хотя отдельные проблемы решали в Принстоне и в корпорации «РЭНД». Строительство вел «Дженерал электрик», а финансировали Форд, фонд Карнеги и еще некоторые организации, пожелавшие остаться неизвестными.
— Любопытная у тебя история, — с оскорбительной небрежностью промолвил Кармоди. — А там, через дорогу, не готический ли собор?
— Видоизмененный романский, — сообщил Город, — рассчитанный на все вероисповедания. Вместимость триста человек.
— Не сказал бы, что много — для такого-то домищи!
— Строго в соответствии с замыслом. Моей целью было добиться сочетания внушительности с уютом.
— А где, между прочим, жители этого города? — спросил Кармоди.
— Они все ушли, — скорбно произнес Бельведер. — Они покинули меня.
— Почему?
После короткой паузы Город ответил:
— В отношениях между мной и населением произошел досадный сбой. Точнее, даже недоразумение. Пожалуй, следует сказать, целый ряд недоразумений. Подозреваю, и подстрекатели сыграли свою роль.
— Но что именно произошло?
— Не знаю, — признался Город. — Честно, не знаю. Все просто ушли в один прекрасный день. Только представьте!.. Но я уверен — они вернутся.
— Сомнительно, — обронил Кармоди.
— Я убежден, — сказал Бельведер. — И кстати, почему вам не остаться здесь, мистер Кармоди?
— Да я, собственно, не задумывался.
— А вы подумайте. Вообразите — самый современный город в мире целиком в вашем распоряжении!
— Заманчиво, — кивнул Кармоди.
— Так решайтесь, хуже не будет, — уговаривал Бельведер.
— Ну хорошо, я согласен, — сказал Кармоди. Его заинтересовал город Бельведер. И все же он чувствовал тревогу. Хотелось знать — почему ушли отсюда жители?
По настоянию Бельведера Кармоди провел ночь в гостинице «Георг-V», в роскошном номере для новобрачных. Город подал завтрак на веранде и сопровождал трапезу квартетом Гайдна. Утренний воздух был великолепен; если бы Бельведер не предупредил его, Кармоди никогда бы не подумал, что он кондиционированный.
Позавтракав, Кармоди откинулся на спинку кресла и предался созерцанию западного района Бельведера — ласкающей взор мешанины из китайских погод, вьетнамских мостиков, японских каналов, зеленого бирманского холма, калифорнийской автостоянки, норманнской башни и прочих красот.
— Отличный открывается вид! — одобрил он.
— Я рад, что вам нравится, — отозвался Город. — Над проблемой стиля бились с первого дня моего зарождения. Некоторые настаивали на согласованности, требовали гармоничных форм, сливающихся в гармоничное целое. Но образцовые города почти все такие — однообразно скучные творения одного человека или одной группы людей. Настоящие города — другие.
— Да ведь ты и сам, в определенном смысле, ненастоящий? — спросил Кармоди.
— Разумеется! Но я не пытаюсь это скрыть. Я — не какой-нибудь фальшивый «город будущего» или псевдофлорентийский ублюдок. От меня требуется практичность и функциональность, но в то же время и оригинальность.
— Ну что ж, Бельведер, на мой взгляд, ты неплох, — заявил Кармоди во внезапном приступе благодушия. — А скажи, все образцовые города разговаривают подобно тебе?
— Конечно, нет. До сих пор ни один город, образцовый или какой-нибудь другой, не произнес ни слова. Но жителям это не нравится — город кажется слишком большим, слишком властным, слишком отчужденным. Потому меня и снабдили искусственным разумом и голосом для его выражения.
— Понимаю, — проговорил Кармоди.
— Дело в том, что искусственный разум одухотворяет меня, а это очень важно в наш век обезличивания. Разум позволяет мне быть чутким, творчески отвечать на запросы жителей. Мы можем договориться — горожане и я. Путем постоянного и осмысленного диалога мы можем выработать динамичную, гибкую, воистину жизнеспособную городскую среду. И можем улучшать друг друга, не утрачивая в значительной мере своей индивидуальности.
— Чудесно, — сказал Кармоди. — Беда только, что тебе не с кем вести диалог.
— Это единственный изъян, — признался Город. — Но сейчас у меня есть вы.
— Верно, — согласился Кармоди, недоумевая, почему слова Города прозвучали для него не очень приятно.
— А у вас, естественно, есть я, — продолжил Бельведер. — отношениям всегда следует быть взаимными. Теперь, дорогой Кармоди, позвольте показать вам некоторые мои достопримечательности. А потом займемся вашим поселением и упорядочением.
— Моим… чем?
— Я неудачно выразился, — извинился Город. — Есть такой научный термин. Но вы понимаете, безусловно, что взаимные отношения накладывают обязательства на обе заинтересованные стороны. Иначе и быть не может, так, ведь?
— Если только стороны не занимают позицию невмешательства, — заметил Кармоди.
— Нам это ни к чему, — сказал Бельведер. — Невмешательство подразумевает отмирание чувств и неминуемо приводит к отчуждению. А теперь, пожалуйста, пройдите сюда…
Кармоди последовал приглашению и увидел все великолепие Бельведера. Он посетил электростанцию, очистные сооружения и предприятия легкой промышленности, осмотрел детский парк, музей и картинную галерею, концертный зал и театр, боулинг, биллиардную, картинговые треки и кинотеатр. Он устал и не прочь был отдохнуть. Но Город во что бы то ни стало хотел показать себя, и Кармоди пришлось любоваться пятиэтажным зданием «Америкэн экспресс», португальской синагогой, статуей Ричарда Бакминстера Фоулера, автобусной станцией «Грейхаунд» и иными достопримечательностями.
Наконец, турне завершилось. Кармоди пришел к выводу, что красота заключена в глазах зрителя, ну, и малая ее часть — в ногах.
— Самое время немного перекусить, а? — заметил Город.
— Чудесно, — сказал Кармоди.
Его провели в модный французский ресторан, где он начал с рotage au рetit рois и закончил рetits fours.
— А теперь маленький ломтик сыра бри? — предложил Город.
— Нет, спасибо, — отказался Кармоди. — Я сыт. Честно говоря, я прямо лопаюсь.
— Но сыр не отягощает желудок. Может, кусочек отменного камамбера?
— Уже просто не полезет.
— Рекомендую фрукты — очень освежает небо.
— Если здесь и надо что-то освежать, то только не мое небо.
— Ну, по крайней мере яблоко, грушу, кисть винограда?
— Спасибо, нет.
— Пару вишенок?
— Нет! Нет!
— Обед без фруктов нельзя считать полноценным.
— А я считаю, — заявил Кармоди.
— Многие важные витамины содержаться только во фруктах.
— Значит, перебьюсь без них.
— Ну, хоть половинку апельсина? Я сам почищу… Цитрусовые совсем не калорийны.
— Я не могу больше есть.
— Не съедите даже дольки? Если я выберу косточки?
— Определенно, нет.
— Вы бы сняли груз с моей души, — проникновенно сказал Город. — В меня заложена тяга к завершенности, а что за обед без фруктов?
— Нет! И еще раз нет!
— Хорошо-хорошо, только не волнуйтесь, — успокоил Город. — Не нравится, что я подаю, не надо.
— Отчего же, нравится.
— А если вам так нравится, почему не поесть фруктов?
— Довольно, — произнес Кармоди. — Дай мне винограда.
— Я ничего не хочу вам навязывать.
— Ты ничего и не навязываешь. Дай, пожалуйста.
— Вы твердо решили?
— Дай винограда! — заорал Кармоди.
— Ладно, берите, — сказал Город. И подал великолепную гроздь муската. Кармоди съел все. Виноград был отличный.
— Прошу прощения, — произнес Бельведер. — Что вы делаете?
Кармоди выпрямился и открыл глаза.
— Вздремнул немого… Что-то не так?
— Что может быть «не так» при столь здоровом естественном занятии?
— Благодарю, — сказал Кармоди и вновь закрыл глаза.
— Но зачем же дремать в кресле?
— Потому что я — в кресле и уже наполовину сплю.
— Заработаете растяжение мышц спины, — предупредил Город.
— Плевать, — буркнул Кармоди, не открывая глаз.
— Почему бы не лечь спать со всеми удобствами, на диване?
— Мне вполне удобно здесь, в кресле.
— Так только кажется. Человек анатомически не приспособлен спать в сидячем состоянии.
— А я вот приспособлен!
— Нет. Попробуйте уснуть на диване.
— Мне по душе кресло.
— Но диван лучше. Пожалуйста, попробуйте, Кармоди. Кармоди!
— А?.. Что?.. — вскинулся Кармоди, проснувшись.
— Я совершенно уверен, что вам следует отдыхать на диване.
— Ну хорошо! — Кармоди с видимым усилием заставил себя подняться. Где этот диван?
Город вывел его из ресторана, направил вниз по улице, заставил повернуть и войти в здание с табличкой «Дремотная». В помещении стояло с дюжину диванов. Кармоди направился к ближайшему.
— Не советую, — сказал Город. — Он продавлен.
— Ерунда, — отмахнулся Кармоди. — Как-нибудь устроюсь.
— Неудобная поза вредит осанке.
— Боже милостивый! — воскликнул Кармоди, вставая и с дивана. — Какой ты мне порекомендуешь?
— Вот тот, сзади, — сказал Город. — Он здесь самый большой и упругий. Мягкость матраса установлена научным путем. Подушки…
— Ладно, хорошо, отлично, — сказал Кармоди и лег на указанный диван.
— Может быть, включить музыку?
— Не стоит беспокоиться.
— Как угодно. Тогда я потушу свет.
— Прекрасно.
— Одеяло не желаете? Я, разумеется, регулирую температуру, но у засыпающих часто создается субъективное ощущение прохлады.
— Неважно! Оставь меня в покое!
— Хорошо, — сказал Город. — Я ведь, собственно, не для себя стараюсь. Лично я никогда не сплю.
— Да, извини, — произнес Кармоди.
— Ничего, не утруждайте себя извинениями…
Наступила тишина. Потом Кармоди сел.
— Что случилось? — спросил Город.
— Не могу заснуть, — пожаловался Кармоди.
— Попробуйте закрыть глаза и сознательно расслабить каждую мышцу тела, начиная от большого пальца и…
— Не могу заснуть! — заорал Кармоди.
— Вы, наверное, с самого начала не очень-то хотели спать, предположил Город. — По крайней мере закройте глаза и постарайтесь немного отдохнуть.
— Нет! — заявил Кармоди. — Сна ни в одном глазу. А в отдыхе я не нуждаюсь.
— Упрямец! — сказал Город. — Поступайте, как хотите. Я сделал все что мог.
— Да-а-а! — протянул Кармоди, встал и вышел из «Дремотной».
Кармоди стоял на маленьком горбатом мостике и смотрел на голубую лагуну.
— Это точная копия моста Риалто в Венеции, — сообщил Город. Уменьшенная, разумеется.
— Знаю, — отозвался Кармоди, — я причитал табличку.
— Очаровательно, правда?
— Недурно, — сказал Кармоди, закуривая сигарету.
— Вы много курите, — заметил Город.
— Угу. Что-то тянет.
— Как ваш медицинский советник должен предупредить, что связь между курением и раком легких убедительно доказана.
— Знаю.
Если бы вы перешли на трубку, вероятность заболевания была бы меньше.
— Я не люблю трубку.
— В таком случае, сигару?
— И сигары не люблю.
Кармоди закурил другую сигарету.
— Это ваша третья сигарета за за пять минут, — заметил Город.
— Черт побери, я буду курить столько, сколько захочу! — закричал Кармоди.
— Конечно-конечно! — заверил Город. — Я пытался образумить вас ради вашего же здоровья. Неужели вы хотите, что бы я молча смотрел, как вы себя губите?
— Да, хочу, — сказал Кармоди.
— Не могу поверить, что вы говорите серьезно. Здесь вступает в силу этический императив. Человек в принципе может действовать против своих интересов; в машине такая порочность недопустима.
— Отстань от меня, — угрюмо бросил Кармоди. — Прекрати мною понукать.
— Понукать? Мой дорогой Кармоди, разве я к чему-то вас принуждал? Разве я не ограничивался советами?
— Ну, пожалуй. Но слишком много болтаешь.
— Очевидно, этого все же недостаточно, — сказал Город. — Судя по тому, что я получаю в ответ.
— Ты слишком много болтаешь, — повторил и закурил сигарету.
— Четвертая сигарета за пять минут.
Кармоди открыл рот, чтобы выкрикнуть оскорбление. Затем передумал и пошел прочь.
— А что это? — спросил Кармоди.
— Автомат для продажи конфет, — сообщил ему Город.
— Совершенно непохоже.
— Однако это так. Я взял модифицированный проект Сааринена для силосной башни, миниатюризовал его, само собой, и…
— Все равно не похоже. Как им пользоваться?
— Очень просто. Нажмите на красную кнопку. Теперь подождите. Опустите вниз один из рычагов в ряду «А». И нажмите на зеленую кнопку. Пожалуйста!
В руку Кармоди скользнула большая конфета.
— Хм, — сказал Кармоди. Он развернул конфету и надкусил ее… — Это настоящая конфета или копия?
— Настоящая. Столько дел, что самому заняться недосуг, пришлось обратиться к субподрядчику.
— Хм, — сказал Кармоди и выронил обертку.
— Вот с таким пренебрежительным отношением я всегда и сталкиваюсь.
— Подумаешь, бумажка! — Кармоди повернулся и посмотрел на обертку, лежащую на безукоризненно чистом тротуаре.
— Конечно, бумажка, — сказал Город. — Но умножьте ее на сто тысяч жителей, и что получится?
— Сто тысяч бумажек, — тут же отозвался Кармоди.
— Ничего смешного не нахожу, — отрезал Город. — Вы бы не захотели жить среди этих бумажек, можете не сомневаться. Первым бы прибежали жаловаться, что улицы завалены мусором. Ну, а где ваш вклад в борьбу за чистоту? Хотя бы за собой вы убираете? Конечно, нет! Это вы предоставляете мне — а я и так должен выполнять все функции Города, дне и ночью, без выходных.
Кармоди нагнулся, чтобы подобрать обертку. Но едва протянул к ней руку, как из ближайшей водосточной решетки выскочила металлическая клешня, схватила бумажку и исчезла.
— Ладно, — сказал Город. — Я привык убирать за другими. Мне все время приходится это делать…
— Гм, — пробормотал Кармоди.
— …не ожидая благодарности.
— Я благодарен, благодарен! — заверил Кармоди.
— Вовсе и нет.
— Ну хорошо, может быть и нет. Что мне прикажешь говорить?
— Лично мне ничего не надо, — сказал Город. — Будем считать инцидент исчерпанным.
— Достаточно? — спросил Город после ужина.
— О, вполне, — ответил Кармоди.
— Не очень-то много вы съели.
— Я поел, сколько хотел. Все было очень вкусно.
— Ну, а раз так, то почему бы не съесть еще?
— Больше некуда.
— Если бы вы не испортили аппетит конфетой…
— Черт побери, конфета не испортила мне аппетит! Я просто…
— Вы опять закуриваете, — заметил Город.
— Ага, — подтвердил Кармоди.
— А нельзя ли потерпеть еще немного?
— Послушай, — резко начал Кармоди, — какого черта ты…
— Нам надо серьезно потолковать, — поспешно вставил Город. — Вы не задумывались, на что будете жить?
— Пока у меня не было времени задуматься над этим.
— Ну, а я уже подумал. Хорошо, если бы вы стали врачом.
— Врачом? Но сперва нужно закончить курс колледжа, потом медицинскую школу, потом…
— Я все могу устроить.
— Не привлекает.
— Так… Право?
— Ни за что!
— Инженер? Прекрасная профессия!
— Не для меня.
— Кем же вы хотите быть?
— Летчиком! — запальчиво воскликнул Кармоди.
— О, бросьте…
— Я серьезно!
— У меня даже аэродрома нет.
— Тогда я стану летчиком где-нибудь в другом месте.
— Вы говорите так нарочно, назло мне!
— Вовсе нет, — сказал Кармоди. — Я хочу быть летчиком, честно хочу. Я всегда хотел быть летчиком. Это моя мечта.
Наступила тишина. После долгого молчания Город произнес:
— Дело ваше.
Голос прозвучал холодно, как сама смерть.
— Куда это вы идете?
— Гулять, — ответил Кармоди.
— В полдесятого вечера?
— Ну. А что?
— Мне-то казалось, вы устали.
— Я успел отдохнуть.
— Понятно. Мне-то казалось, что вы посидите, и мы хорошенько потолкуем.
— А может, потолкуем, когда я вернусь?
— Ладно, не имеет значения, — горько произнес Город.
— Ладно, к черту прогулку, — горько произнес кармоди и сел.
— Я уже не хочу, — сказал Город. — Идите, гуляйте на здоровье.
— Спокойной ночи, — произнес Кармоди.
— Прошу прощения?
— Я сказал «спокойной ночи».
— Вы собираетесь спать?
— Разумеется.
— Спать? Прямо сейчас?
— А почему бы и нет?
— Да так… — промолвил Город. — Вы забыли умыться.
— А-а… действительно. Ничего, утром умоюсь.
— Вы давно не принимали ванну?
— Да, очень давно. Утром приму.
— Разве у вас не улучшится самочувствие, если вы примете ванну сейчас?
— Нет.
— Даже если я сам наберу воды?
— Нет, черт побери! Нет! Я хочу спать!
— Поступайте как знаете, — сказал Город. — Не умывайтесь, не учитесь, неправильно питайтесь. Но тогда не пеняйте на меня.
— Пенять? За что?
— За все, что угодно, — ответил Город.
— Ну, а именно? Что ты имеешь в виду?
— Неважно.
— Зачем же ты вообще об этом заговорил?
— Исключительно ради вас.
— Понимаю.
— Мне-то все равно, моетесь вы или нет.
— Ясно.
— Когда относишься к делу неравнодушно, — продолжал Город, — со всей ответственностью, очень неприятно выслушивать брань в свой адрес.
— Этого не было.
— Сейчас не было. А раньше днем было.
— Ну… погорячился.
— Все из-за курения.
— Ты опять за свое!
— Ладно, не буду, — сказал Город. — Дымите, как труба. Мне-то что?
— Вот-вот! — Кармоди закурил.
— Но я оказался несостоятельным, — посетовал Город…
— Нет-нет, — заверил Кармоди. — Не надо так говорить. Пожалуйста.
— Забудем об этом, — произнес Город.
— Хорошо.
— Иногда я чересчур рьяно берусь за дело.
— Да уж.
— Все это очень тяжело — и особенно потому, что я прав. Я прав, вы же знаете.
— Знаю, — сказал Кармоди. — Ты прав, ты прав, ты всегда прав. Прав-прав-прав-прав…
— Не надо перевозбуждаться, — остановил Город. — Хотите выпить стакан молока?
— Нет.
— Точно не хотите?
Кармоди закрыл лицо руками. Ему было не по себе. Он чувствовал себя крайне виноватым, слабым, грязным, нездоровым и неряшливым. Он чувствовал себя глубоко испорченным человеком, и, более того, навеки обреченным на такое состояние, если только он не изменится, приспособится, исправится…
Но Кармоди и не пытался сделать что-нибудь подобное. Он поднялся на ноги, расправил плечи и решительно зашагал прочь от римской площади и венецианского мостика.
— Куда вы? — спросил Город. — Что случилось?
Поджав губы, Кармоди молча шествовал мимо детского парка и здания «Америкэн экспресс».
— Что я сделал плохого? — воскликнул Город. — Что? Скажите мне просто, что?!
Храня молчание, Кармоди миновал французский ресторанчик и португальскую синагогу и вышел, наконец, на опрятную зеленую равнину, что окружала Бельведер.
— Неблагодарный! — закричал ему вслед Город. — Ты такой же, как все остальные! Вы, люди, вообще склочные создания, никогда не бываете довольны.
Кармоди сел в машину и завел двигатель.
— С другой стороны, — задумчиво произнес Бельведер, — вы никогда не выказываете и своего недовольства… Мораль, полагаю, в том, что Городу необходимо запастись терпением.
Кармоди выехал на шоссе и взял путь на Нью-Йорк.
— Счастливой поездки! — закричал на прощанье Бельведер. — Не волнуйтесь обо мне, я буду вас ждать!
Кармоди с силой надавил на педаль газа. Он предпочел бы не слышать последней фразы.