Город людей

Коммунары. Записки из блокнота «Делегату партийной конференции»

…Первого оператора потеряли буквально на четвертом срезе. Это был не Олег — к тому моменту Воронцов прогнал через тесты большую часть выживших, и у них было шесть потенциальных операторов. Теперь — пять. Один ушел в резонанс и не вернулся.

Матвеев требовал отправить спасательную команду. Воронцов — пометить репер черным и не рисковать еще одним оператором. Вынесли на Совет. Спорили, ругались, обсуждали и так и этак — но все-таки Лебедев настоял на попытке спасения.

— Мы должны знать потенциальные опасности, с которыми можем столкнуться, — сказал он нехотя, — иначе так и будем терять людей.

Пошли Ольга и Дмитрий — к ее неудовольствию, у него обнаружилась способность чувствовать резонансы. Теперь он претендовал на роль ее постоянного спутника, а ее раздражали его романтические порывы. Дважды пыталась объяснить, что не питает к нему чувств и не собирается поддерживать никаких отношений, кроме рабочих — бесполезно. Не слышал, игнорировал, надеялся, смотрел влажным взглядом.

Нарядились в скафандры — на случай, если причиной окажутся физические условия среза. Взяли оружие — на случай, если сработал антропогенный фактор.

Дмитрий неловко водил по пластине пальцами в толстых перчатках, ошибался, хмурил брови, кусал губу…

«Вот вроде нормальный парень, — думала, глядя на него, Ольга, — симпатичный, неглупый, упертый, в меня влюбленный… Но смотрю на него — как на пень. Ничего не отзывается…»

— Готова? — спросил он наконец.

— Давно уже.

Он кивнул и решительно двинул руками. Мир моргнул.

Пропавший оператор лежал так, что сомнений в его судьбе не оставалось. Каменный пол под ним был залит свернувшейся черной кровью, планшета нигде не видно.

— Температура в норме, радиации нет, отравляющих газов нет, — сообщила Ольга, пока Дмитрий тревожно обводил темные углы помещения стволом карабина.

— Гашение резонанса — семнадцать минут, — ответил он. — Осматриваемся.

В свете фонарей стало видно, что репер стоит в центре квадратного помещения без окон, с кирпичными стенами и высоким сводчатым потолком. Оператор стал жертвой примитивного, но от этого не менее действенного оружия — перевернув тело, они обнаружили вонзившийся ему в грудь короткий, но тяжелый арбалетный болт. Широкий крестообразный наконечник буквально разрубил грудную клетку, убив мгновенно.

— У него был фотоаппарат, карабин, приборная сборка, рюкзак с припасами… — напомнил Дмитрий.

Ничего этого не было. Оператора убили и ограбили.

— Ну что же, мы наконец-то нашли населенный срез, — констатировала Ольга.

У нее внутри поднималась тяжелая душная злость. За семнадцать минут они успели осмотреть помещение, убедиться, что единственная деревянная дверь небрежно подперта чем-то снаружи — в щель были слышны неразборчивые голоса, тянуло дымом и запахом еды.

— Можем открыть, — сказал с сомнением Дмитрий, заглядывая туда. — Просто палка в распор. Чем-нибудь длинным и тонким дотянуться…

— Нет, — неохотно запретила ему Ольга. — Действуем по инструкции.

Они должны были вернуться, как только погаснет резонанс репера.

— Мы еще придем сюда, — сказала она решительно.

Мигель откровенно блевал в костер. Дмитрий сдерживался из последних сил. Ольгу спасал поселившийся внутри холод. И только Анна ходила по лагерю без эмоций, деловито переворачивая носком сапога трупы. Дважды сделала контрольный выстрел.

«Женщина — кремень», — подумала Ольга.

Палыч требовал сначала вступить в переговоры, мол «возможно, просто вышло печальное недоразумение», но аборигены не оставили им выбора. Увидев в коротком коридоре их четверку, они кинулись в атаку с криком, в котором Ольге почудилось знакомое слово.

— Они, правда, кричали что-то про «смерть коммунистам»? — спросил Мигель, продышавшись.

Надо отдать ему должное — блевать он начал уже после, а в нужный момент не растерялся, открыв ураганный огонь из своего маузера. Не слишком точный, но промахнуться в набегающую толпу было сложно.

— Мне послышалось что-то про «коммуну», — ответила задумчиво Анна. — Но я не уверена. Некогда было прислушиваться.

Она не промахнулась ни разу, стреляла спокойно, как в тире, один выстрел — один труп, единственная из всех успела перезарядиться и расстрелять две обоймы.

— Мне тоже показалось, что «коммуна», — поддержал ее Дмитрий. — А остальное было не по-русски.

— «Коммуна» — слово не русское, — возразил Мигель. — Это от латинского «коммунис», «общий».

— Да плевать, — сказала Ольга. — Хорошо, что они в рукопашную побежали, а не стали в нас стрелять.

Нападавшие оказались сущими дикарями — одетые в домотканые обноски и плохо выделанную кожу, они, видимо, просто не знали, как стрелять из трофейного карабина, а взвести единственный арбалет не успели. Вооружение состояло из плохоньких железных сабель, грубо откованных ножей и утыканных гвоздями дубинок, хотя в вещах обнаружили несколько дульнозарядных карамультуков с фитильным запалом.

— Басмачи какие-то, — сказал, недовольно морща нос, Дмитрий.

В выцветших тканевых шатрах довольно крепко пованивало — аборигены не были поборниками гигиены. Сундуки оказались набиты никчемным хламом, а вот еды как раз почти не было. Лагерь расположился возле невысокой кирпичной башни. Наверное, дикарей привлекал не скрытый внутри репер, а выложенный таким же старым кирпичом глубокий колодец — ведь вокруг раскинулась до горизонта пустыня. Красноватый песок с редкими кустиками жесткой травы, барханы и привязанные у поилки вьючные животные.

— На Монголию похоже, — сказал Дмитрий. — Я там служил. Но это не верблюды, а я не знаю, что…

Животные походили на горбатых ослов ростом с лошадь, были покрыты серой свалявшейся шерстью и на суету вокруг не реагировали ровно никак. Стояли, жевали какие-то колючки, периодически подходя попить из длинного корыта с водой.

— Их было двадцать два человека, — подвела итог Анна. — Все мужчины среднего возраста, ни женщин, ни детей. Во вьюках тряпки со следами крови, металлическая посуда, какое-то хозяйственное барахло, сваленное кучами без разбора…

— Бандиты, — уверенно сказал Мигель. — Настоящие разбойники, как из книжки. Грабители караванов или что у них тут… Что будем делать со скотиной?

— Ничего, — пожала плечами Ольга. — Думаю, следующий караван, который придет к этому колодцу, позаботится об их судьбе. Надо пометить этот репер красным и двигаться дальше. Мы пока еще очень далеки от дома…

***

Год после Катастрофы отметили с осторожным оптимизмом. Жизнь постепенно налаживалась: оттаявшие земли дали первый, пока небольшой, урожай, общежития снова заселились, освободив подземелья для складов и лабораторий. Убежище поддерживали в рабочем состоянии, но прятаться было больше не от чего. Быт пока был скудноват, но смерть от голода уже не грозила.

Мультиверсум оказался в основном пуст и безлюден, редкие аборигены чаще всего не представляли опасности, но и пользы от них не было никакой. Дикари на стадии от каменных топоров до примитивного огнестрела.

После бурных дебатов в Совете, разведку новых реперов было решено свести к возможному минимуму — переход, оценка опасности, картографирование структуры смежных резонансов, возвращение. Мигель сильно возмущался таким «нелюбопытством» руководства, но у тех были свои резоны. Несмотря на все возможные предосторожности, потеряли еще двух операторов. Один утонул — репер оказался на дне глубокого озера. За ним чуть не потонула и спасательная группа, но не растерялись, сумели удержаться возле репера до гашения и вернуться. Скафандры выдержали. Второй просто исчез вместе с напарником — это оказался первый найденный транзитный репер, и куда они подевались на пути от входа к выходу — так и не выяснили. Поиски не дали результата, а агрессивная местная фауна оставляла слишком мало надежды на благоприятный исход.

С пополнением было плохо: больше потенциальных талантов не выявили, несмотря на то, что тесты прошли все поголовно, включая членов Совета. Среди детей отыскалась девочка с прекрасными данными, но она была еще слишком мала.

В результате операторов разведки осталось трое — совсем молодой Олег-радист, Дмитрий и вздорная баба из технического персонала Института, бывшая уборщица. Глупая, склочная и трусливая до обмороков тетка стала проклятием службы разведки, но ее приходилось терпеть. А куда деваться? Выносила ее только флегматичная Анна, она и стала ее напарницей, хотя признавалась Ольге, что иной раз рука так и тянулась пристрелить дуру. Мигель ходил в паре с Олегом, образовав группу под заочным названием «два балбеса». Очень уж лихая и склонная к риску вышла команда. Ольге, разумеется, достался Дмитрий, с которым она, в конце концов, стала спать. Так было проще.

Сначала боялась забеременеть, потом стала бояться, что бесплодна. Второй вариант подтвердился — Лизавета, глядя в сторону, сказала, что сырая, недоработанная сыворотка, которую она ввела Ольге тогда, вылечила ее слишком радикально, оставив необратимые изменения в репродуктивных органах.

Лизавета весь год работала над совершенствованием Вещества, пробуя разные варианты, благо, подопытных животных ей наловили. Утверждала, что нашла средство практического бессмертия. Считала, что его нужно немедленно выдать всем, основав первое сообщество бессмертных, а потом, когда они найдут дорогу домой, сделать его достоянием СССР. Жаль только, что мантисы кончились.

Матвеев внезапно оказался категорически против, считая, что прием материи Мультиверсума безвозвратно изменит человека, превратив его неизвестно во что. И что для выявления побочных последствий неполного года исследований мало. Впрочем, он же утверждал, что мантисы — не проблема. Достаточно при помощи рекурсора присоединить фрагмент, и замучаемся ловить.

Палыч колебался — будучи человеком в возрасте, он не отказался бы хорошенько продлить себе жизнь, но при этом побаивался последствий — как индивидуально-медицинских, так и социальных. Что будет с обществом, члены которого бессмертны? Как им управлять? Вопрос откладывался, технологию производства строго засекретили, запасы спрятали. В употреблении остался только ослабленный регенеративный агент, которым спасали при травмах и ранениях. Он давал небольшой омолаживающий эффект, но не шел ни в какое сравнение с чистым Веществом.

Первый прорыв в поисках совершили Мигель с Олегом — разведчики слишком любопытные, чтобы соблюдать инструкции.

— Там такое, такое… — горячился Олег. — Ничего не понять, но очень мощно!

Он активно жестикулировал, пытаясь передать впечатление чего-то большого и значительного.

— В общем, — скептически сказал Палыч, — вы с Эквимосой опять полезли разведывать местность, вместо того, чтобы снять картографию и уйти.

— Товарищ директор! — защищал его Мигель. — Вы просто не представляете себе, что мы нашли. Никак нельзя было это не исследовать!

— А если бы вы погибли там?

— Там нет никакой опасности, все заброшено…

— А, что с вами говорить…

— Разбавить бы их пару! — сказал ехидно Воронцов. — Олега с Ольгой отправлять, Мигеля — с этой, как там ее…

— Нет! — завопил Мигель. — Только не с ней!

— Я против! — сказал одновременно с ним Дмитрий.

Олег только смотрел на всех жалобно. Ольгу он уважал, но побаивался.

— Так что вы там такое нашли? — спросил Матвеев.

— Завод! На нем реперы делали!

— Что-о-о? — сказали одновременно оба ученых.

— Это невозможно, — заявил Матвеев уверенно.

Это был первый выход Матвеева в другой срез с оператором. Переход от теории к практике. До сих пор Палыч запрещал это категорически, считая профессора абсолютно незаменимым сотрудником, рисковать которым недопустимо. Но в этот раз важность находки перевесила соображения безопасности — фотографии, сделанные Мигелем, поразили всех.

Теперь профессор ходил по огромному двухэтажному цеху и внимательно разглядывал диковинное оборудование.

— Нет, товарищ Эквимоса, — сказал он в конце концов, — вы неправы. Это не реперы.

Многоярусный стеллаж, частично заполненный матовыми черными цилиндрами, выглядел очень внушительно. Напротив него застыли пыльные манипуляторы неработающего погрузочного оборудования, стеклянная крыша заросла грязью и пропускала мало света.

— Но…

— Точнее, — поправился Матвеев, — это не совсем реперы. Они совершенно идентичны на вид, но не работают.

— Да, — подтвердил Олег, — я их не чувствую. Просто болванки.

— И вы ошиблись с направлением деятельности этого производства. Посмотрите, как организован конвейер — это не склад готовой продукции, это склад сырья. Не их делают, а из них делают…

— Оборудование необходимо демонтировать, — заявил Матвеев твердо.

— Ты представляешь, Игорь, масштаб задачи? — спросил Палыч. — Это сотни тонн! Мы просто не сможем!

— Неважно, — отмахнулся тот. — Оно того стоит. Да и не нужно вывозить все. Станины, приводы — это мы соорудим на месте. Они почему-то не использовали электричество, их производство — образец сложнейшей механо-гидравлики, мы решим те же задачи проще. Достаточно снять исполнительные части станков. Это уже не сотни тонн, а единицы.

— И зачем нам это все? — застонал Палыч.

— Вот зачем, — профессор выложил на стол несколько небольших черных цилиндриков с оправленными в металл торцами. — Эти штуки перевернут мир.

Обнаруженный комплекс производственных зданий оказался затерян в разросшихся джунглях и, несмотря на все усилия разведчиков, никаких других сооружений вокруг обнаружить не удалось.

— Это же абсурд! — удивлялся Мигель. — Что за производство без подъездных путей? Как они подвозили сырье? Куда девали продукцию?

— Есть у меня на этот счет гипотезы… — отвечал задумчиво Матвеев, разглядывая огромную тушу дирижабля в ангаре.

Профессор считал самой ценной находкой немногочисленные документы. В том числе то, что он называл про себя «лоцией» — карту реперных резонансов со скудными комментариями. На ней был отмечен репер завода, и это позволило привязать к ориентирам результаты разведки операторов. Теперь можно было вести поиск не совсем вслепую.

— Кто же это все построил? — спрашивал Олег. — Это ж сколько сил вложено! Что за «Русская Коммуна»? Почему они все бросили?

Ответа на вопросы, к сожалению, в документах не содержалось. Найденные в административном корпусе бумаги были чем-то вроде черновых записей отдела поставок и сбыта. Пустые шкафы намекали, что всю ценную документацию вывезли, а оставшееся бросили, как мусор. Но даже из этого удалось, сопоставляя информацию, выделить реперы, которые были чем-то интересны для бывших владельцев.

— А значит, интересны и нам! — говорил Матвеев на Совете. — Необходимо приоритетно ориентировать наших разведчиков на эти точки.

— И как это поможет нам найти наш родной срез? — спрашивал Лебедев.

— Возможно, мы найдем там какую-то информацию или технологию. В любом случае это перспективнее слепого поиска наугад.

Оптимизм Матвеева ничем не подтвердился. Разведав несколько точек, нашли только пыльные руины давно заброшенных зданий. Срезы были пусты и безлюдны, ничего ценного не обнаруживалось.

— Возможно, когда-то эти точки и были важны, — констатировала Ольга через месяц интенсивной разведки, — но это было очень давно. Кто бы там ни жил, они сгинули так же бесследно, как эта пресловутая «Русская Коммуна».

Обнаруженные на оборудовании и документах завода эмблемы с вензелем «РК» и надписи «Русская Коммуна» обсуждались горячо и азартно. Фантастических теорий выдумали предостаточно.

— Конечно же это были люди победившего коммунизма, — уверял всех, кто был готов его слушать, Мигель. — Только коммунистический строй, как высшая форма человеческой организации, мог создать такие технологии! Думаю, наши предки, бежавшие от ужасов царизма и религиозного мракобесия, нашли когда-то способ покинуть родной срез. А в новом, лишенном гнета самодержавия и поповщины мире, они, разумеется, организовались в коммуну! И то, что мы видим — это плоды свободного коллективного труда на благо народа. Если бы не враждебное окружение, в СССР уже бы и не такое сделали!

Так это было или как-то иначе — никто не знал. Проводить исторические исследования и баловаться археологией было некогда. Разведчики продолжали работать по плану, стараясь не терять надежды. Медленно, без спешки, методично и скучно, соблюдая все предосторожности. Следующей повезло группе Ольги.

— Черт, да тут космос! — сказал Дмитрий.

— Если бы совсем космос, я бы тебя не слышала, — возразила Ольга.

Сквозь скафандр потянуло холодом. Биметаллический термометр на приборной сборке уперся в нижний ограничитель, значит ниже минус шестидесяти.

«Хорошо, что не отказались от скафандров», — подумала она. Такие идеи были — особенно у Мигеля с Олегом. С тех пор как они стали работать по карте «Русской Коммуны», это оказался первый непригодный для жизни фрагмент. Молодежь ленилась и считала себя бессмертными.

— И гашение почти сорок минут, как назло… — пожаловался ее спутник, — торчи тут на морозе…

— Так пойдем, посмотрим, что тут есть. Заодно и согреемся.

То, что они нашли, оказалось небольшим подземным заводом полного цикла. Практически целиком автоматизированным — и полностью заброшенным. На складе готовой продукции лежали одинаковые продолговатые серые ящики с маркировкой «ВИнС-10». Высокотехнологичное электронное оборудование совершенно ничем не напоминало царство бронзы, пара и механики, которое они видели на предыдущем заводе. Практически никакой связи. Кроме одного обстоятельства — оружие, которое производилось здесь, работало от тех черных цилиндриков, которые производились там. От них же была запитана производственная оснастка, интересные инструменты, похожие на ручные фонарики, но режущие и соединяющие любую материю, а также отопление, освещение, регенерация воздуха, очистка воды… Достаточно было заменить разряженные, ставшие легкими и белыми, на новые — и загорелся свет, зажужжали вентиляторы, разгоняя теплый воздух по коридорам.

Обсуждали присоединение этого фрагмента, но Матвеев оказался категорически против. Наоборот, настоял на переносе в пустующие помещения оборудования, демонтированного на первом заводе. И максимальном засекречивании производства. Его поведению многие удивлялись — от кого прячемся-то? Но Лебедев его неожиданно поддержал. Дело в том, что, пока инженеры разбирались, что же собственно такое нашли Ольга с Дмитрием, Мигель с Олегом наткнулись на Альтерион.

***

Это была всего лишь очередная «точка поставки» из найденного на заводе списка — и ребята ждали осточертевших пыльных руин давней заброшки. А оказались в красивом, ярко освещенном здании, напоминающем московский ГУМ. Репер был установлен посреди огромного зала, обрамлен невысоким декоративным бордюрчиком, рядом шумел небольшой фонтанчик и играла музыка. Вокруг разговаривали ярко и легко одетые люди, работали магазины и кафе, прогуливались красивые девушки… Два «космонавта» — один с карабином и планшетом, другой — с маузером и приборным модулем на ручке смотрелись здесь вызывающе.

— Двадцать три градуса, радиации нет, отравляющих газов нет, — машинально пробормотал Мигель. Глаза его разбегались — правый смотрел на торчащую перед носом витрину кондитерской, левый — на удивленную девушку в экстремально короткой юбке и легкомысленной маечке.

— Время гашения — семь минут, — ответил не менее ошарашенный Олег. — Ого, это у них пирожные, как ты думаешь?

Вокруг постепенно собирались люди. Они не выглядели агрессивными, но ребятам все равно было не по себе. Второй год болтаясь по заброшкам, разведчики успели слегка одичать. А уж незнакомых людей не видели уже и не вспомнить, сколько времени.

— Экое у нее… Платье? — неуверенно сказал Олег, глядя на решительно идущую к ним молодую темноволосую барышню. В этом сезоне у альтери было в моде мини и открытый верх, так что одежда выглядела чересчур смелой даже для купальника.

Брюнетка встала перед Мигелем и помахала ладошкой перед стеклом шлема.

— САва! — сказал она с интонацией приветствия.

— Э… Привет… — осторожно ответил испанец.

— Привьет? — удивилась девушка. — Привьет?

— Русскайа кам-мун-на? — выговорила она тщательно. — Вы вернулся?

— Есть гашение! — толкнул остолбеневшего Мигеля Олег. — Валим?

И они свалили.

Восторженный рассказ ребят породил закономерное подозрение, что встреченное общество не исповедует социалистические принципы, а возможно и вовсе представляет собой оплот самого махрового капитализма.

— Кучеряво как-то… — сомневался Палыч. — Не по-нашему.

— Разврат-то какой! — сказал заинтересованно Вазген. — Где, говоришь, у нее платье заканчивалось?

— «Больше тканей хороших расцветок для женщин советских и деток!» — процитировала старый плакат Ольга. — Что делать-то будем?

Решение об установлении контактов было принято единогласно.

Альтерион оказался не социалистическим и не капиталистическим. Маркс бы сильно удивился. Классовой борьбы и угнетения не просматривалось, но и товарно-денежные отношения отмирать не собирались. Альтери были готовы торговать.

У них было изобильное качественное продовольствие, посевные материалы и удивительно хорошие медикаменты. Им были нужны «акки» — так они называли черные цилиндрические энергоэлементы, найденные на заводе. Они хотели сдавать на обмен разряженные, которых у них накопилось много, они готовы были покрывать разницу бартером или «вашими деньгами».

— Они уверены, что мы та самая «Русская Коммуна», — докладывала Ольга. — Я не стала отрицать. Они торговали с ними, давно, потом контакт был потерян. Но язык помнят, уважают, и даже золотые монеты их чеканки хранят.

— А чем мы не они? — улыбнулся Палыч, — Русские? — Русские. Коммунисты? — Коммунисты. «Русская коммуна» и есть.

Проблема была в том, что найденных на складе заброшенного завода заряженных «акков» оказалось не так уж много, а как их перезаряжать — непонятно. Пытались как электрический аккумулятор, от реактора — бесполезно. Сделать новые, благодаря вывезенному оборудованию, могли, зарядить разряженные — нет.

— Где-то есть зарядные станции, я уверен, — докладывал Совету Матвеев. — Русская Коммуна перемещала товары и сырье не через реперы, а через некое гипотетическое «межпространство». У них была транспортная сеть с маяками, и вот к ним-то и привязаны зарядные станции. К сожалению, я пока не могу понять принципа этого перемещения, но я работаю над этим. Остается надеяться, что где-то «маяк» совпадет с репером.

Разведчики продолжали свою работу, и даже не совсем безуспешно: нашлись и населенные срезы, и богатые вторичными ресурсами заброшки. Но ни дороги домой, ни зарядных станций с маяками — ничего полезного. Населенные срезы имели низкий технический уровень развития, в заброшках потихоньку выгребали металлолом, но таскать его на руках через реперы было занятием утомительным и малоэффективным. Богатый срез даже «подрезали» — выдрав из него фрагмент рекурсором. Потом долго бегали — сначала от мантисов, потом за ними. Матвеев очень гордился — удачная операция подтвердила его теоретические выкладки.

Торговля с альтери, на которую сначала возлагали большие надежды, велась вяло — не потому, что кто-то был против, а потому, что незачем. Ничего особенно нужного у них не было, а акки и самим пригодились. Продовольствие в количестве, необходимом небольшой общине новоявленной «Коммуны», уже в основном производили сами. Выращивали в минисовхозах овощи, завезли коров, свиней и овец, развели птицу. Продовольственная безопасность обеспечивалась, а всякие разносолы — баловство. Медикаменты требовались ограниченно — благодаря регенеративной сыворотке, большинство болезней излечивалось радикально, и профилактика была на высоте. Лизавета все-таки продавила использование ослабленного агента в медицинской практике как универсального терапевтического препарата. Совет все больше склонялся к разрешению на прием Вещества как средства долголетия. Время шло, никто не молодел, некоторым из членов Совета уже подпирало.

В целом ситуацию можно было назвать стабильной. Но умные люди знают, что «стабильность» — явление суть преходящее.

— Смотрите! — Ольга выложила на стол новенький, в смазке карабин Симонова и несколько патронных обойм.

— И зачем ты его принесла? — удивился Палыч.

— Клеймо смотрите.

— Звездочка со стрелкой, Медногорского оружейного завода. Пятьдесят четвертый год выпуска…

— А наши все сорок восьмого, одна партия.

— И где ты такой взяла?

— В Альтерионе продают ящик. С патронами. Маркировка на цинках — шестьдесят второй год.

— В Альтерионе?

— Там действует межсрезовый рынок. Сами альтери используют технологию вроде нашей Установки, но очень ограниченно. Эксплуатируют ресурсы ближних миров. А вот проводники туда таскаются много откуда. И если там появилось оружие СССР…

— Значит, кто-то знает, как туда попасть!

— Андираос Курценор! — резко заявил он. — Полноответственный мзее Альтериона. Не знаю никакого Курценко!

— Ты что, издеваешься?

— Шучу… — покачал головой он. — Здравствуй, Ольга. Давно не виделись.

— Да и расстались как-то не очень…

— Извини, это была не моя инициатива. Мальчик выжил?

— Откачали.

— Хорошо, одним грехом меньше. Впрочем, я думал, что вы все погибли. И не только я… Родина вас списала в убытки.

— Кстати, о Родине…

Андрей, или, как его теперь звали на местный манер, Андираос, вскоре после возвращения «прекратил сотрудничество» с Куратором и его службой. А точнее — сбежал. Удержать проводника трудно — улучил момент, оторвался от приставленного сопровождающего и ушел в другие миры. Натурализовался в Альтерионе, теперь уважаемый межсрезовый торговец и немножко контрабандист. Или наоборот — немножко торговец…

И — да, он знал, как добраться домой. Но не хотел.

— Во-первых, это небезопасно, — объяснял он. — Меня до сих пор ищут. А во-вторых — зачем это мне? Твои прекрасные глаза не стоят такого риска. Я, Оль, больше скажу — и тебе там делать нечего. Зря вы так стремитесь на Родину, не ждет вас там ничего, кроме неприятностей. Сейчас вы сами себе хозяева, а стоит объявиться — вам сразу ласты завернут до самых жабр. Куратора помнишь?

Ольга поморщилась, но кивнула.

— Большую силу взял. Весь проект «совмещенных территорий» теперь под ним. И он не стал приятнее в общении, поверь.

— Верю. Но есть он, а есть страна.

— Наивная ты, — с сожалением покачал головой Андрей. — Вот я пожил там, пожил тут, поглядел на другие места… А ты так ничего слаще брюквы и не пробовала.

— Все эмигранты хают родину, — обидно усмехнулась Ольга. — Потому что в глубине души знают, что предатели. Что ты хочешь за то, чтобы отвести меня в СССР? Можем выделить пару акков и винтовку. Сам знаешь, цена тут на них хорошая, на безбедную жизнь в Альтерионе тебе хватит.

— И от этого не откажусь при случае, но мне надо другое…

— И что же?

— То, что утащил у вас Куратор, — сказал он, понизив голос и непроизвольно оглянувшись. — Эликсир бессмертия.

— Хочешь жить вечно? — удивилась Ольга.

— Когда своими глазами видишь бесконечный Мультиверсум, становится очень обидно, что жизни не хватит увидеть даже маленькую часть. Но речь не о личной дозе. Я хочу быть эксклюзивным дилером.

— Чем? — не поняла Ольга.

— Я буду продавать Вещество здесь. За очень скромный процент. У меня есть связи в Альтерионе, вы получите технологии, которые вам за акки никогда не дадут. У меня есть связи среди проводников, вы получите право первой ночи на все редкости и уникальную информацию.

— С чего ты взял, что мы вообще собираемся его продавать?

— А куда вы денетесь? Это единственная реальная ценность. Угадай, что первое спросит у тебя Куратор?

***

— Вы обязаны немедленно передать мне все запасы Вещества и технологию производства, — сказал он бесцветным тяжелым голосом. — Только после этого мы будем обсуждать вашу дальнейшую судьбу.

За прошедшие годы Куратор почти не изменился внешне, только стылая мерзость в глазах набрала, кажется, предельную концентрацию. С ним стало физически тяжело находиться в одной комнате. Лизавета предупреждала Ольгу — препарат, который он унес из лаборатории, не был окончательно доработан и имел несколько побочных эффектов. Включая тяжелую зависимость и некоторые изменения в психике. Матвеев, все еще категорически протестующий против приема Вещества, пугал неопределенными «эффектами метатопологического порядка», но так и не смог объяснить понятными словами, что это.

Да, не таким виделось Ольге долгожданное возвращение на родину. Андрей не обманул — сложным путем, через несколько кросс-локусов, потратив на дорогу три дня, они оказались в гараже затрапезного подмосковного городка. Он подсказал, как выйти на Куратора, но сам с ним встречаться отказался категорически. Поколебавшись, неохотно оставил способ связи «на всякий случай» — односторонний и исключающий риск ареста. Ольга решила было, что он совсем уже стал параноиком в своем Альтерионе, но теперь уже сомневалась. Фактически, теперь под арестом была уже она сама.

Иллюзии рассеялись быстро — как доходчиво и предельно откровенно объяснил Куратор, вся их ценность для страны состояла только в Веществе. Установка была пройденным этапом, с тех пор были построены другие, давшие как неудачные результаты, так и удачные наработки. Уже возводился большой транспортный комплекс под Красноярском. Мультиверсум был готов отдать свои ресурсы и территории трудовому народу Страны Советов, и крошечный анклав не представляющего никакой ценности фрагмента не вписывался в эти масштабные планы.

Другое дело — Вещество. Андрей оказался на сто процентов прав.

— Я вижу, Ольга, вы все так же юны, свежи и прекрасны, — Куратор разглядывал ее на грани приличия. — Значит, себе вы в Веществе не отказали…

— Опять вы начинаете? — Ольга сама удивилась тому, как сильно бесила ее ситуация. За пять лет самостоятельной оперативной работы она привыкла к тому, что с ней считаются.

— Нет, — покачал он головой. — У вас был шанс принять мое предложение тогда, вы его отвергли, повторного не будет. Теперь, как Куратор проекта…

— Да пошел ты.

На блеклом бесстрастном лице его впервые отразились какие-то эмоции.

— Что вы сказали?

— Все ты расслышал. Мы больше не «проект», — Ольгу переполняла злая решимость, и она не колебалась, принимая на себя ответственность за будущее общины. — Мы — «Русская Коммуна». И Вещество вы получите только в обмен на то, что нужно нам.

— Совершенно неприемлемо. Это измена Родине, вы под трибунал пойдете.

— Не вам говорить об измене. Вы нас бросили и сбежали как последний трус. Вы можете отправить меня под суд или расстрелять, но тогда Вещество получит кто-то другой. Мультиверсум велик, наша лояльность не безгранична, а заставить вы нас не можете. Останетесь ли вы Куратором, если руководство не получит то, что им нужно?

Как Ольга и предполагала, ее заявление — фактически ультиматум, — было принято с большим недовольством. Но принято. В стране назревали большие перемены, доступ к Веществу был фактором внутриэлитной борьбы. До конечного потребителя оно доходило сильно разбавленным — не эликсир бессмертия, всего лишь сильное универсальное лекарство, — но и такого было достаточно.

На этом фоне было проще дать новоявленной Коммуне то, что она хочет. Тем более, что нужно ей было не так и много — сельскохозяйственная и строительная техника, детали к ней, немного научного оборудования, много сырья — редкоземы, полупроводники, топливо для реактора и машин. То, что не найти в других срезах. Не менее важными оказались книги, фильмы и другие продукты родной культуры. Все это, по мучительно согласованным в тяжелом торге спискам, доставлялось в отдаленные районы страны, где размещалось в наскоро построенных складах у какого-нибудь репера. Небольшой фрагмент захватывался рекурсором, присоединялся к Коммуне — другого способа разово переместить многие тонны товара не было. Не операторам же таскать эшелон бензина канистрами?

Взамен Куратор получал Вещество. Как оно распределялось — Ольгу не волновало. Она много времени проводила в Москве, став, по факту, полномочным представителем Коммуны, но чувство Родины не вернулось. Что-то было хорошо, что-то не очень, что-то активно не нравилось, но главное — это было уже не её. Андрей оказался прав — на фоне безграничного Мультиверсума все выглядело иначе. В другой перспективе. Коммуна — и все прочие.