Город, лишенный солнца

2. МЯТЕЖНИКИ С ЧЕРНЫХ ЗЕМЕЛЬ

Первые симптомы недомогания Мейлон ощутил, когда входил в башню. Хватая воздух открытым ртом, усилием воли стараясь не потерять сознание, он вскочил в лифт. Кондиционированный воздух облегчения не принес, и он добрался до кабинета, чувствуя стеснение в груди и головокружение. Покачиваясь, он подошел к встроенной в стену панели, дрожащей рукой перевел рычаг в положение «Горный воздух», нажал на кнопку и, совершенно обессилев, рухнул в кресло.

Чистый свежий воздух мгновенно наполнил помещение. Мейлон жадно вдыхал его. Синева сошла с губ, лицо разгладилось, дыхание стало ровнее. Еще немного — и Мейлон поспешно привел себя в порядок, не желая, чтобы кто-нибудь из подчиненных застал его в момент слабости. Он остановил подачу горного воздуха и бросил взгляд на часы.

«Десять минут. На этот раз не так долго… Прекрасный аппарат! Пройдет несколько лет — и такие машины будут стоять через каждые сто метров. Вот и решение проблемы!»

Его размышления прервал телефонный звонок. Он снял трубку.

— Мейлон слушает!

Он узнал хрипловатый голос Грамона. Тот сообщил, что «зануды»-подростки ведут в больнице опрос персонала, и попросил разрешения вмешаться.

— Нельзя позволить им совать свой нос куда не надо, господин директор! — убеждал начальник охраны. — Если позволите, пошлю туда парочку ребят, чтобы хорошенько их припугнули! Бояться нам нечего — я горжусь тем, что охранников уважают не меньше полицейских! Все будут держать язык за зубами. Есть там, правда, парочка врачей, но мы улучим момент, когда они будут заняты в другом месте.

— Попробуйте… Но на вашу ответственность!

Элиза нетерпеливо расхаживала перед больницей. Марк и Сильвия, как всегда, запаздывали. Элиза не любила ждать, тем более здесь — надрывный рев сирен, снующие взад-вперед санитарные машины рождали тревогу. Заслышав пронзительный вой, Элиза каждый раз вздрагивала. Большинство из тех, кого доставляли сюда, были жертвами характерного недомогания, вызванного кислородной недостаточностью и загрязнением воздуха. Через час, оправившись, они возвращались к прерванным занятиям.

«Как люди могут со всем этим мириться? — с тоской спрашивала себя Элиза. — Еще немного — и в городе не останется ни одного здорового человека!»

Друзья задерживались. Марк, должно быть, скрежещет зубами, а сестра в отчаянии пытается отыскать что-то нужное в комнате. Наконец, потеряв терпение, брат хватает Сильвию за руку и тащит за собой. Представив себе эту сцену, Элиза невольно улыбнулась. Два проходивших мимо паренька отнесли ее улыбку на свой счет и, бесцеремонно окинув девушку взглядом с ног до головы, сообщили свое мнение о ее наружности. Элиза выслушала их со скрытым интересом, но, когда ребята отметили ее крохотный рост, яростно сверкнула глазами и, резко повернувшись, пошла прочь. Она мечтала быть высокой, а потому любой намек на полтора метра с шапочкой воспринимала очень болезненно. Ей недавно исполнилось шестнадцать лет, и она надеялась еще подрасти. Ребята крикнули ей вдогонку, что такой красивой девушке не к лицу сердиться. Но Элиза уже забыла о них, заметив на углу курчавые головы Марка и Сильвии.

— Прости, Элиза, я куда-то задевала очки!

Элиза расхохоталась. Марк только развел руками. Сильвия была Сильвией, и рассчитывать, что ее может что-то изменить, не приходилось. И у брата, и у сестры были одинаковые серые близорукие глаза; однако у Марка они отражали живость характера и решительность, тогда как в огромных печальных глазах Сильвии читалась покорность судьбе, отчего у каждого из ее друзей возникало неодолимое желание взять девушку под свою опеку.

— Ну ладно! Пошли! — заторопилась Элиза.

Главврач принял их любезно, но его время было расписано по минутам, а потому он дал им в сопровождающие молодого ассистента, пообещав побеседовать с ними позже. Жан уже не раз сопровождал их и не скрывал своего благожелательного отношения к проблемам, которые волновали ребят.

Не заходя в хирургию, они направились прямо в отделение общей терапии и начали с палаты, куда привозили тех, кто потерял сознание. Вокруг лежавших на носилках людей суетились санитары, делая искусственное дыхание, инъекции, давая кислород. Марк извлек из кармана записную книжку.

— Сколько всего сегодня? — спросил он.

Жан посмотрел на висевший у двери листок:

— С утра на улице подобрано сто двадцать восемь человек, а еще нет и двенадцати!

На первом этаже громадного здания размещалось акушерское отделение.

— Нас давят, травят, мы болеем, но дети продолжают рождаться! — заметил Жан и, помолчав, устало продолжил: — Соотношение почти не меняется: за месяц у нас появилось сто семьдесят пять новорожденных, а в городе пять больниц и клиник. Состояние ста сорока пяти младенцев соответствует норме, четверо находятся под наблюдением. Их надеются выходить с помощью недавно разработанной методики. Вылечить не вылечат, но жить будут. Пока. Двадцать шесть новорожденных неизлечимы. Их отправили в специализированные центры… Ну ладно, двинулись дальше… Нужные цифры получите в ординаторской каждого отделения.

Они прошли по всем этажам. Здесь, в больнице, истину не пытались скрывать.

Одиннадцать случаев острой анемии у детей от шести до тринадцати лет крохотные изможденные личики без кровинки в лице, тонкие ручонки, к которым тянулись шланги для переливания крови. Двадцать случаев приступов сильнейшего кашля, сопровождавшегося рвотой, в результате отравления уличным воздухом. Марк, с трудом сохраняя невозмутимое выражение лица, заносил в записную книжку все, что видел и слышал.

Пять смертей от рака легких… Двенадцать случаев легочного кровоизлияния, к счастью вовремя остановленного…

Подавленные увиденным, Элиза, Марк и Сильвия вернулись в кабинет главного врача. Тот проглядел записи Марка.

— Все верно! Но вас ознакомили только с тем, что непосредственно связано с загрязнением окружающей среды. Между тем, не следует забывать, что многие больные могли бы справиться со своими заболеваниями, не будь их организм ослаблен непрерывным кашлем и кислородной недостаточностью! Умножьте полученные у нас цифры на количество городских больниц и составите общую картину…

Элиза хотела что-то спросить, но дверь кабинета распахнулась. В комнату вбежал Жан.

— Извините за вторжение! Мне только что сказали, что вас разыскивают два охранника. Их сопровождает администратор больницы… Через несколько минут они будут здесь! Вам лучше уйти. Воспользуйтесь служебным лифтом! Пойдемте, я провожу вас…

Оказавшись на улице, ребята долгое время шли молча. Им лучше других было известно истинное положение в городе — они день за днем измеряли его пульс. Цифры красноречиво свидетельствовали, что положение ухудшается с каждым месяцем. Даже беззлобная Сильвия не выдержала:

— Когда же мы решимся на что-то серьезное? Пора кончать с этим, я больше так не могу!

— И я! — призналась Элиза.

— Так бы и взорвал все это! — с яростью воскликнул Марк, погрозив кулаком заводским трубам, из которых тянулся в небо черный дым…

Прохожие оглядывались на возбужденные лица ребят. Элиза схватила друзей за руки и, ускорив шаг, сказала:

— Пошли на Черные земли. Наверно, нас уже ждут. Послушаем, что скажет Альдо…

— Опоздали! Их наверняка предупредили!

— Ну, попадись только мне в руки хоть один из этих пакостников…

— И что будет?

— На всю жизнь отобью желание мутить воду!

— Брось кипятиться! Хоть по городу прокатились!

— Тоже мне — радость! Больница! От одного запаха эфира воротит, а еще по дороге наглотаешься выхлопных газов! Куда лучше сидеть в караулке.

Машина с двумя охранниками влилась в поток автомобилей и короткими рывками двинулась по Прямой улице. Наступал критический час дня. К этому времени воздух в городе становился насыщенным серой, окислами углерода, азотом, аммиаком, твердыми частицами. К вечеру, с увеличением влажности, эти вещества образуют еще более опасные соединения…

Новая остановка. Сидящий за рулем Ксавье, вздохнув, бросил завистливый взгляд в сторону магазина и едва не подпрыгнул на сиденье.

— Франсуа! Ты хотел бы поймать «зануду»?

— Еще бы. И поверь мне…

— Вон парочка их! В разгаре работы! Вон там, возле витрины…

Жан-Пьер тщательно следил за своей внешностью. С иголочки куртка из светлого драпа, безукоризненные стрелки на брюках. Бледное лицо юноши обрамляли длинные, черные, тщательно расчесанные волосы, впрочем, длинные волосы носила вся молодежь.

Мишель был покрепче и повыше Жан-Пьера и рядом с ним казался особенно небрежным: взлохмаченная шевелюра над квадратным лицом с короткой бородкой, широкие плечи, старые поношенные джинсы. Жан-Пьер держал хронометр, а Мишель, сидя на корточках, нажимал кнопки стоявшего на тротуаре странного аппарата, похожего на старинный радиоприемник. На передней панели прибора имелись три стеклянные трубки разного диаметра…

Жан-Пьер всегда испытывал неловкость, работая в центре города: его смущало пристальное внимание прохожих, они внимательно оглядывали их. Если узнают, скандала не миновать! Но он и бровью не повел, когда заметил направляющихся в их сторону двух мужчин в темной форме, только тихо произнес:

— Мишель! Охранники!

Мишель вздрогнул, но позы не изменил.

— Сколько?

— Двое.

— Пустяки! Соберу аппаратуру и постараемся смыться.

Он спокойно отключил питание и одну за другой утопил трубки в корпусе аппарата.

— Не иначе как свертываем лавочку? Это еще что за штука? — рявкнул один из охранников, оказавшись рядом.

Мишель выпрямился и повернулся к ним лицом.

— Смотри-ка! Господин Ксавье! Давно не видел вас! Как себя чувствуете?

Ксавье, издавна друживший с отцом Мишеля, смущенно отвернулся, но Франсуа, невысокий, плотный его напарник, повторил вопрос:

— Это что за штука, спрашиваю?

Мишель любезно объяснил:

— Мы называем его заразомером. Он обошелся нам в приличную сумму! Все наши ребята специально работали в каникулы и собрали сэкономленные за год деньги, чтобы купить его! Заранее предупреждаю вас о его стоимости, чтобы вы не трогали аппарат… Я несу за него ответственность!

— И что же делает ваш заразомер? — нетерпеливо перебил его Франсуа.

— Могу объяснить! С помощью этого аппарата мы установили, что в мае, как и в предыдущие месяцы, превзойден уровень, который по нормам оценивается как предельная величина атмосферного загрязнения! А вот сегодня следовало бы объявить тревогу и предупредить людей, что на улицу выходить опасно…

Один из охранников закашлялся, заглушив слова Мишеля.

— Вот видите! А я что говорю? Поскорее возвращайтесь к себе, пока не стали очередной жертвой! Уверяю вас, сегодня уровень загрязнения значительно выше обычного!

Франсуа попытался ударить ногой по драгоценному аппарату:

— Поганый врун! Пакостник! Вот я…

Но Мишель был проворнее — он оттолкнул охранника, который, чтобы не упасть, уцепился за руку приятеля. Затем столкнул обоих на проезжую часть и, воспользовавшись их замешательством, сбил с Ксавье фуражку…

Пока шла потасовка, Жан-Пьер подхватил аппарат и кинулся к ближайшему переулку. Мишель в три прыжка догнал его.

— Быстро к старому городу!

Мишель хорошо знал Ксавье: охранник был не из тех, кто способен оставить новенькую фуражку на земле; Франсуа плохо ориентировался в старой части города. И беглецы вскоре оказались в безопасности…

Пятнадцатилетний Жак немало досаждал отцу. Красивый подвижный подросток то и дело ускользал от бдительного отцовского ока и присоединялся к друзьям.

Грамон понимал, что сын растет, и право сильного ему как отцу долго сохранять не удастся. Он запирал сына на замок, когда знал, что готовится акция «зануд». Жак считал, что у отца дьявольский нюх, не подозревая, что тот пользуется услугами частного сыска. Жак был страстно убежден в справедливости своих поступков, и пропасть, разделявшая их с отцом, ширилась с каждым днем.

Начальник охраны при всей своей резкости и даже грубости придерживался определенных принципов. Ему ничего не стоило выудить из сына информацию о деятельности их группы, но он ни разу не задал ни одного вопроса о его приятелях. Мейлон однажды посоветовал ему допросить Жака, но тем самым вызвал у Грамона такой приступ возмущения, что предпочел больше никогда не заговаривать на эту тему, боясь потерять преданного защитника своих интересов.

Грамон разработал собственную шкалу ценностей, и, борясь с сыном, не терял уважения к своему мятежному отпрыску. Преврати сына в предателя, Грамон стал бы презирать и сына, и самого себя. Грамону удалось сохранить привязанность сына, которого он воспитывал один — жена его умерла много лет назад.

Выйдя из лицея, Жак не пошел домой: отец мог под любым предлогом задержать его. У близнецов Клода и Антонена занятий сегодня не было, и они ждали Жака в Центральной лаборатории, где, как и в больнице, сотрудники поддерживали ребят, даже если и не решались открыто выступить на их стороне.

Жак застал друзей за жарким спором с молодым человеком в белом халате. Это был их двоюродный брат Габриель, биолог по специальности. Он досадовал, что вместе с коллегами безоружен перед обществом, которое неотвратимо идет к собственной гибели и каждый член которого только и думает, как набить карманы за счет ближнего.

Каплей, переполнившей чашу терпения молодого биолога, была заурядная история, происшедшая десять дней назад. После нескольких случаев пищевого отравления в квартале, где жили Клод и Антонен, настырные близнецы провели тайное расследование, которое вывело их на мясные отделы трех больших магазинов. Они купили в них мясо и передали его в лабораторию. Анализ показал, что мясо было пропитано веществом, которое придавало ему аппетитный вид, но оказалось ядовитым. Лаборатория немедленно поставила в известность санитарную службу, но один из двух ее инспекторов посетил магазин лишь на восьмой день и, конечно, ничего не обнаружил — владельцы успели сбыть товар.

— Фрукты и овощи, которые вы приносите, — с горечью говорил Габриель, содержат все больше пестицидов и инсектицидов. Любая пища нашпигована химией так, что есть ее смертельно опасно! Лишь необработанные продукты относительно безопасны для организма. Но они по карману только богачам!

Габриель беспомощно развел руками и удалился. Разговор совсем расстроил ребят. Подавленные, они отправились на Черные земли, где оказались задолго до Других.

Черными землями называли искусственную долину, образованную склонами двух гигантских терриконов, уродливого наследия исчезнувших угольных шахт. Когда уголь иссяк, шахты закрыли, а шахтеров уволили. Остались лишь два черных холма пустой породы, на которых не росло ни травинки. Терриконы нависали над громадными кирпичными зданиями и балочными конструкциями, между которыми вились рельсы. Когда человек ушел, природа попыталась вернуть утраченные позиции — кое-где появились чахлые кустики ежевики, заросли крапивы, жалкие стволики берез.

Город забыл, что эти места когда-то кормили его, и начал расти в другую сторону. Ребятам нравилось, что сюда никто не ходит, и они устроили в заброшенном помещении свой штаб.

Жак толкнул тяжелую створку ржавых ворот, и троица оказалась в громадном пустом зале бывшего обогатительного цеха. Свет едва пробивался сквозь грязные стекла в потолке. Угрюмые стены, кое-где поросшие лишайником, отвесными скалами тридцатиметровой высоты уходили ввысь. В углу вокруг колонны вилась узкая металлическая лесенка, исчезавшая в черном настиле подвесной галереи, обегавшей здание метрах в трех от потолка.

Именно там, наверху, между синей балюстрадой и белой стеной, прятался веселый красочный мир — забитые яркими книжками полки, огромные цветные фотографии лугов и лесов. На полу лежал ковер, а на нем были разбросаны подушки с яркими рисунками.

Ребята тут же занялись делом. Надо было перенести полученные в лаборатории новые цифры на годовой график и написать статью об отравлении пищевых продуктов. Этим занялся Жак.

— Жак, посмотри-ка! — голос Антонена дрожал от волнения.

Жак склонился над разложенным на столе большим листом миллиметровки. От оси абсцисс вверх тянулась красная линия. Она все круче заворачивала вверх, почти под прямым углом пересекала черную линию «опасной концентрации» и устремлялась дальше.

— Что толку от всех этих графиков! — проворчал Клод. — Помогают, как мертвому припарки. А вон какой пик за последние полгода…

Жак кивнул и принялся за статью, гневный конец которой придумал заранее:

Леа и Альдо пришли последними. Все были уже в сборе и ждали их. Черноволосая Беатриса, пятнадцатилетняя девушка с короткой стрижкой, обычно живая и веселая, с несвойственной угрюмостью рассказывала, как апатичны стали жители ее квартала. На набережной мертвой Риу всегда стояла густая тошнотворная вонь, но ежедневные попытки девушки расшевелить соседей, заставить их выразить недовольство и возмущение, наталкивались на обескураживающую пассивность.

Поднявшись на галерею, Альдо сразу понял — дела обстояли плохо. Озабоченные лица повернулись в его сторону. Посыпались вопросы. Но Альдо предложил прежде окончить работу, а разговор с Мейлоном обсудить потом. Нужно было подготовить статьи для журнала, который они выпускали совместно со своими сверстниками из других городов долины. Время поджимало. Анна и Даниель, бессменные машинистки группы, сели за перепечатку…

— Кстати, — не выдержал Альдо. — Последняя городская новость: дыхательные автоматы. Кто их видел?

— «Живительный воздух» прибыл?! — восхищенно воскликнул Патрик, но, почувствовав осуждающие взгляды друзей, покраснел и смущенно пробормотал: — Опять я ляпнул не то?

— Не в этом дело, — сурово отозвался Альдо. — Ты еще не знаешь, что это за штуковина, а говоришь о ней с восторгом! Готов биться об заклад, что из простого любопытства ты и испытывать ее бросишься первым. А ведь эта механическая штучка предвещает худые времена!

— Перестань шпынять Патрика, Альдо! Лучше расскажи, как устанавливали автомат, что говорили вокруг! — прервала его Леа.

Беатриса поддержала ее.

— Вы рассчитывали на возмущение? Ничуть не бывало! Они жадно распахнули пасти и ждали, когда включат эту штуковину!

— Как! И никто не спросил, зачем на улице устанавливают кислородные автоматы, если, как утверждают власти, положение улучшается?

— Никто!

— Вот это да! Ни слова протеста?

— Ни единого! Только отметили, что прогресс добирается до провинции с большим опозданием.

— Глядя на них, руки опускаются!

— Они примут истину, лишь когда окажутся как рыбы — на спинке, брюхом кверху! — заявил Люсьен.

Анна и Даниель предложили прервать беседу: с обучением Патрика можно подождать, зато журнал ждать не может. Альдо смущенно улыбнулся. Роль наставника ему нравилась.

Работа возобновилась…

Затем Альдо зачитал два сообщения. Первое касалось открытия в Центральной Африке деревни для миллиардеров, где приняты специальные меры по охране растительности, особенно деревьев. Передвигаться по деревне разрешается только пешком или на велосипедах.

— Так что самые злостные отравители в мире умрут последними, — заключил Альдо и поспешил перейти ко второму сообщению.

— Это как бы оборотная сторона медали, — сказал он. — Во многих крупных городах мира, где загрязнение среды превзошло допустимые пределы и где жители, словно аквалангисты, вынуждены ходить в масках и с кислородными баллонами, наметилось новое движение.

— Ну, ну?! — раздались нетерпеливые голоса.

— Не перебивайте. Почти ежедневно на улицы этих городов выходят группы людей в просторных одеждах, украшенных цветами из ткани или бумаги. Они отказываются от масок и остаются на открытом воздухе до тех пор, пока не падают без сознания. Даже самые крепкие не выдерживают и часа. Такое выступление равносильно самоубийству — дыхательные пути после подобной прогулки оказываются буквально сожженными… Вот все, что я хотел вам сказать, — закончил Альдо дрожащим голосом.

Повисла тяжелая тишина.

— И никто их не останавливает? — прошептал Патрик.

— Конечно, пытаются остановить! — ответила Леа. — Власти даже запретили ходить пешком. Тот, кто выходит из дома с открытым лицом, тут же оказывается в психиатрической больнице!

— Выбор невелик! — с горечью сказал Мишель. — Либо стремись разбогатеть, не заботясь о ближнем, и плати золотом за глоток чистого воздуха, либо шей одежды с цветочками…

— Ты неправ, Мишель!

Альдо вскочил. Лицо его сделалось бледным. Он едва сдерживал ярость:

— Ты неправ, Мишель! Одежды с цветочками — это красиво отчаянно, но бесполезно! Мы не ягнята, чтобы подставлять глотку под нож, но нас не будет и среди тех, кто держит нож у чужого горла! Нам предстоит отчаянная борьба — этот мир достанется нам в наследство, а потому наша задача вылечить его и снова сделать пригодным для жизни…

— Да, но мы ничего не добьемся, выстраивая колонки цифр на бумаге! Мне опротивело все это! — воскликнул Антонен.

Ребята поддержали его.

— В самом деле, хватит графиков! — жестко проговорил Альдо. — Пора действовать, если не хотим таскать кислородные маски… Раз плакаты, журнал и статистика никого не убедили, а Мейлон отказывается выслушать нас и плюет на наши доводы, проведем показательную акцию и прочистим мозги обывателю… План у нас подготовлен давно. Пора перейти к его осуществлению! И первым делом займемся химическим заводом…

Заявление Альдо было встречено гробовым молчанием, от неожиданности он даже смутился.

— Разве вы не хотите этого? Неужели…

Радостный клич оборвал его на полуслове. Альдо оглядел друзей.

— Итак, Альдо… Когда? — нетерпеливо спросил Жан-Пьер.

— Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня… Сегодня же вечером! — ответил вдруг успокоившийся Альдо.

Ребята шумной гурьбой взбежали на мертвый холм. В теплой полутьме небольшими группами они двинулись к городу.

Замедлив шаг, Альдо обнял за плечи Леа. Каждый раз, стоило ему коснуться девушки, сердце его начинало бешено колотиться. И все вокруг преображалось! Исчезали сомнения. Жившее в нем чувство дарило радость и тепло…

Он немного отстранил девушку. Она запрокинула голову: ее сомкнутые губы едва улыбались, из-под полуприкрытых век хитро поблескивали глаза.

Альдо словно впервые увидел, как она прекрасна в своей пробуждающейся женственности. Волна нежности захлестнула его. Ему очень хотелось поцеловать ее!

— Альдо! Альдо!

Голоса друзей разогнали очарование. Леа, словно пробудившись ото сна, прошептала:

— Альдо! Как здорово, что мы решились на это! Я буду рядом с тобой! Схватив девушку за руку, Альдо повлек ее к друзьям. Их не смущали любопытные взгляды. Они имели право на собственную тайну! И не могли так быстро забыть о только что пережитом чудесном мгновении…

— Нет, ты только посмотри на них! — с яростью прошипела Беатриса, вцепившись в локоть Элизы. — Они целуются с таким видом, будто им выпало райское блаженство, а прочие смертные обмениваются вульгарными поцелуями…

— Им вовсе не надо целоваться, чтобы быть счастливыми.

— Ну, я не такая простушка, чтобы поверить в это кино!

— Не ревнуй!

— Я ревную? Не смеши! Что в нем особенного? Сотни ребят куда красивей!

— Мордашки с губками сердечком! Альдо совсем другой. Влюбись он в тебя, ты вряд ли была бы против! Как, впрочем, и любая из нас…

— Я?! — Беатриса натянуто расхохоталась… — Да он мне и даром не нужен!

Она отстранилась от Элизы и ускорила шаг. Элиза пожала плечами и остановилась, поджидая друзей. Она тут же втянулась в общий разговор, и никто не заметил, что Беатриса ушла далеко вперед.

Глубоко задумавшись, она вошла в город и оказалась на мосту минут на десять раньше друзей. Когда от бетонного столба отделилась тень, Беатриса продолжала идти вперед без особого волнения, хотя слегка удивилась — люди избегали появляться на вонючих берегах Риу.

— Смотри-ка! Беатриса! Что ты тут делаешь в полном одиночестве?

— Гуляю.

Из тени один за другим показались с десяток подростков.

«Бернар со своей бандой, — подумала Беатриса. — Быть драке!»

Беатриса и Бернар шли навстречу друг другу, пока не встретились на середине моста под фонарем. Остальные держались поодаль позади приятеля. Бернар, расставив ноги и засунув руки в карманы, с кривой усмешкой разглядывал девушку. Однако в его взгляде она заметила непривычную мягкость. От него исходило ощущение силы и уверенности в себе… На Беатрису вдруг накатила слабость. После всего, что она услышала сегодня, поведение этого красивого, независимого парня смутило ее. Может быть, он прав, по-своему распоряжаясь своей молодостью, отбрасывая все, что мешает его удовольствиям, ни в чем себе не отказывая… Может, поэтому он и выглядит таким счастливым?!

Словно почувствовав смятение девушки, но не понимая причины его, Бернар вкрадчиво заговорил:

— Странно, Беа… В лицее видимся каждый день, но даже словечком не перекинемся. Хотелось бы поболтать с тобой! Ты ведь очень красивая!

— Дай пройти, Бернар. Уже поздно, меня ждут дома. Поговорим завтра…

— Ну ладно, можешь идти, куда вздумается! Да и не тебя я поджидаю. Наша встреча — счастливая случайность! Хотя, лучше иди-ка сюда, займем исходные позиции, иначе пропадет эффект неожиданности…

Крепко схватив Беатрису за руку, он оттащил упирающуюся девушку к парапету и заставил пригнуться. Тень скрыла их. Приятели Бернара тоже пригнулись: мост снова выглядел пустынным. Беатриса прошептала:

— Что вы задумали?

— Проучить твоего любимчика Альдо и его свору. Он уже давно сидит у меня в печенках! Пророк, святоша! Целыми днями читает мораль другим, а девицы так и вешаются ему на шею!

— Только не я! — возмутилась Беатриса.

— Молчи! Похоже, они.

Бернар прижал Беатрису к себе, одной рукой обхватив ее за плечи, а другой зажав ей рот. Девушка даже не пыталась освободиться. Жизнь в последнее время не радовала ее, и когда сильная рука легла ей на плечо, она беззвучно заплакала. Ладонь, зажимавшая ей рот, дрогнула; омытые слезами пальцы едва ощутимо коснулись мокрых век и горячих щек. С берега донеслись возбужденные голоса. Беатриса услышала тихий шепот:

— Не плачь, Беа! Завтра поговорим!

Послышался веселый голос Альдо, ему вторили голоса Люсьена, Патрика, Элизы, Леа… Беатриса рывком освободилась из объятий, выпрямилась и крикнула:

— Альдо! «Чумазые»!

— Зараза! — выругался Бернар и резким движением перебросил девушку через парапет в реку, потом кинулся вперед. Альдо с друзьями выбежали на мост.

— Держись, Беатриса! Мы здесь! — кричали они.

Но Беатриса, кашляя и отплевываясь, уже сидела под мостом в грязи.

Бернар ринулся на Альдо и головой ударил его в грудь. Альдо упал на спину, увлекая за собой противника. Леа схватила Бернара за волосы и с силой дернула его голову назад. Почувствовав жгучую боль, Бернар ударил девушку, и та рухнула в реку.

Рассвирепевший Альдо накинулся на предводителя «чумазых». Бернар прекратил сопротивление, закрыв лицо руками. Драка разгорелась не на шутку.

Девушки из обоих лагерей, сдернув пояса, размахивали ими, словно плетьми; когда удар достигал цели, раздавался приглушенный шлепок. Могучие кулаки двухметрового Люсьена внесли смятение в ряды нападавших. Боевой запал «чумазых» иссяк, когда их предводитель вышел из строя. Они бросились врассыпную, выкрикивая угрозы.

Беатриса, Леа и маленький Патрик, откашливаясь, сидели на берегу. Их сотрясала рвота. Из глаз катились слезы. Альдо с друзьями помогли им выбраться из ила и обтереть лица, после чего ребята разошлись.

— В полночь у Новой башни! — в последний раз напомнил Альдо и добавил, обращаясь к Патрику: — А ты — молчок! Оставайся в постели. Если увижу влетит по первое число!

Пьер Коль, закурив сигарету, переключил кондиционер-воздухоочиститель и еще раз перечитал последнюю страницу из папки:

На полях мелким почерком была сделана приписка:

Пьер Коль отложил страничку в сторону. «Пожалуй, этот парнишка сгодится… — подумал он. — Мотоцикл я раздобуду. К тому же лучшего средства передвижения в этом городе не найти. Так-так. Теперь проглядим список наших „чумазых“ друзей… Мейлон считает, что „зануды“ охвачены страхом. Думаю, „чумазые“ сколотили свою банду по той же причине!»