Город костей

Глава 18

Наркотик выветривался. Илин сидела, прислонившись спиной к стене центрального зала Останца, позволяя теплому камню ласково поддерживать ее вес. Риатена и Сеула нигде не было видно. Она понимала, что они вернее всего провели большую часть ночи на верхнем уровне — в вестибюле и в зале Источника. Она попыталась встать на ноги, но дыхание перехватило, и она сползла по стене в то же самое сидячее положение. Голова была наполнена стучащейся в стенки черепа болью. Вынести это казалось невозможным. Облизав пересохшие губы, она прибегла к помощи заклинаний Покоя и Тишины.

Странную ночь провела Илин. Ее рассудок был затуманен воздействием наркотика, хотя она и приняла куда меньшую дозу, чем полагали Риатен с Сеулом. Она как сквозь сон вспоминала свой странный разговор с Сеулом, когда Риатен почему-то отсутствовал.

— Это ты натравил на нас разбойников, — обвиняла она. По какой-то непонятной причине ей обязательно надо было прояснить этот вопрос. — Это ты был с ними ночью и послал их в Останец, чтобы они нас взяли.

— Вам еще повезло. Они должны были взобраться на крышу и схватить вас там, но, как я потом узнал, маленькая группа обманула остальных и отправилась за вами, надеясь получить всю награду. — Сеул был уверен в своей правоте и даже считал свои действия вполне моральными. — Но даже в этом случае они бы не причинили вреда лично тебе. Об этом я с ними договорился.

— Нет, они же всего только ранили меня, убили Джака, вот и все.

Сеул не ожидал, что она сможет так четко мыслить и спорить с ним; его глаза стали жесткими.

— Можешь рассказать об этом Риатену, если хочешь. Он тебе все равно не поверит.

— Риатену и так все уже известно.

Сказав это, она поняла, что говорит правду. Риатен уже знает о некоторых предательских поступках Сеула, хотя и не обо всех. Но ему пока еще необходима помощь молодого Хранителя. А то, что он собирается предпринять с помощью древних реликвий, значит для него гораздо больше, нежели лояльность его учеников или смерть нескольких ликторов. Может быть, говорить об этом Сеулу и не следовало бы, но теперь уже ничего изменить она не могла. Наркотик и песня Останца владели ее душой, они насылали на нее страшные видения, они превращали ее в оракула-идиота, который не может не пророчествовать.

Сеул вскочил, глядя на нее с недоверием.

— Нет, все-таки ты сошла с ума!

Ощутив внезапную усталость, она ничего не ответила и лишь смотрела, как он уходит прочь.

Илин знала, что потом к ней пришел сон. Во время их разговора в зале было темно, теперь же через вентиляционные отверстия падал свет, создавая в зале золотистое и бронзовое сияние. Она прижала к глазам ладони, чувствуя себя уже гораздо лучше. Заклинания сняли боль, вернее, превратили ее в слабое недомогание.

Опираясь на стену, Илин снова встала на ноги, но в глазах у нее помутилось. Нет, наркотик не содействовал улучшению ее состояния. Как бы ей хотелось подсунуть Сеулу дозу его собственного лекарства, но только побольше.

Песнь Останца все еще раздавалась где-то на пределе слышимости, похожая на слабое мурлыканье; сегодня она была гораздо дальше, чем вчера, но все же она продолжала существовать в мозгу Илин. «Мне бы надо ее бояться, подумала она. — Что со мной происходит?» Она не знала, верить ли тому, о чем поведала ей эта песня. Ведь большая часть прошедшей ночи вспоминалась ей сейчас как сон. Риатен сказал, что каменный блок содержит в себе заклинания древних магов, которые давным-давно умерли, а она знала, что могучие души могут оставлять звуковые отпечатки своих мыслей или чувств на камнях или на металле. Возможно, она просто вообразила, что ведет с кем-то разговор. Возможно, это было всего лишь зеркало, бесстрастно отражающее то, что перестало существовать уже многие сотни лет назад.

Исключением было то, что она видела Пекло таким, каким оно было теперь — сегодня, а не с мелководными морями Древних или озерами времен Выживших. И это обстоятельство только подтвердило ее прежнее убеждение: то, что тут делает Риатен, очень опасная вещь.

Илин и раньше боялась этого, боялась, что книга Выживших научит, как построить такую мощную магическую машину, чью Силу Риатен оставит для себя или для Хранителей его собственной семьи. «Но истина куда страшнее, — думала она. — Я знаю это. Я только не знаю, каким образом это стало ясным для меня».

Зрение Илин уже стало улучшаться, но как раз когда она собиралась снова подняться, она ощутила, как под ее пальцами в камне что-то шевельнулось, будто весь Останец ожил и дрогнул. Она отдернула руку и стала тереть ладонь, затем повернулась к двери, ведущей на пандус.

«Бежать за помощью бессмысленно. Надо посмотреть, что там происходит», — подумала Илин. И не имеет значения, убьют ее за это или нет. Ее шаги становились увереннее, по мере того как она карабкалась по пандусу, будто кровь струилась по жилам быстрее, вымывая прочь последние следы асфоделя. Подняв глаза кверху, она увидела слабый солнечный свет, отражаемый стенами вестибюля, куда он проникал из зала Источника. Но она ничего не слышала, не слышала даже приглушенной речи. Илин достигла вершины пандуса и остановилась на пороге двери, ведущей в вестибюль.

Солнце заливало чашеобразный зал Источника своим свирепым сиянием, от которого Илин отшатнулась, закрыв глаза ладонями, чтобы они привыкли к новому для них освещению. Пол был подметен и очищен от песка — во всяком случае, та его часть, которая лежала между дверью вестибюля и бортом бассейна. Заполненные прежде пылью пустыни бороздки в каменном полу сверкали каким-то веществом, создающим впечатление текущей воды. Теперь Илин могла отчетливо видеть весь узор, образуемый этими бороздками. Он состоял из линий, бегущих в разные стороны между ближайшим к ней краем бассейна и дверью в вестибюль, образуя квадрат, составленный из множества перекрывающих друг друга треугольников. В самом центре узора имелось пустое пространство, и там на коленях стоял Риатен, неподвижно и молча, спиной к Илин, лицом к цистерне.

Сейчас Илин никак не ощущала присутствия Риатена — он мог быть просто безжизненной статуей, облаченной в обычные одежды. Солнце играло на воде, и мириады отражений от серебристого вещества наполняли воздух рассеянным сиянием. Должно быть, это ртуть, вдруг поняла Илин. В одном углу вестибюля стояло несколько толстостенных керамических кувшинов. Она вспомнила расходящиеся швы дорожных сумок и решила, что в них Риатен и доставил сюда это вещество. Ртуть всегда считалась важнейшим элементом магических машин Древних.

Возле сосудов лежало еще что-то. На сложенной в несколько раз мантии Риатена покоилась пластинка величиной в большую монету с изображением на ней крылатой фигуры.

Илин бросила взгляд на дверь, увидела, что Риатен все еще неподвижен, а затем пересекла вестибюль несколькими бесшумными шагами и подняла маленькую реликвию. Она была теплой на ощупь; это тепло, казалось, переливается в руки Илин, поднимается по ним вверх, обволакивая сознание девушки. Она становилась как бы частью пробуждающегося Останца, что совсем не удивило Илин.

Здесь ощущалась Сила, заполнившая чашу зала Источника. Илин вздрогнула, охваченная порывом страха и восторга, который снова смешал все ее мысли. Сила накапливалась в стенах зала, она струилась по линиям на полу, заполненным ртутью, она пела в свете, отраженном водой. Взгляд, брошенный на заднюю стену вестибюля, показал — пластинка с кристаллами уже сидит в своей нише. Илин показалось удивительным, что еще совсем недавно она и Хет и другие стояли в этой же комнате, не ощущая ровным счетом ничего, читали древнюю рукопись, спорили с Аристаем Констансом.

Илин спрятала маленькую реликвию в карман своего кафтана, в тот же карман, где уже лежал нож, позаимствованный из дорожной сумы. Зачем ей понадобились эти два предмета, она и сама не знала. Она медленно прошла сквозь настороженную тишину вестибюля к двери и там остановилась. Илин ощутила присутствие Сеула за мгновение до того, как он схватил ее за руку. Он стоял сбоку за дверью, скрытый от глаз Илин. Она со злобой вырвала руку, а когда он снова бросился к ней, она смело встретила его взгляд и ударила разрядом напряженной воли.

Что-то заключенное в самой Илин знало, каким образом нужно извлечь анергию, копящуюся в зале Источника, и Сеул отшатнулся, пораженный ее Силой. Риатен резко обернулся. Это удивило Илин так же, как ее сопротивление только что поразило Сеула. Ведь она полагала, что Риатен находится в глубоком трансе.

Выражение лица Риатена было сурово. На мгновение показалось, что он вообще не узнал Илин. Тогда она крикнула:

— Не делай этого! — Илин все еще сама не понимала, почему она должна остановить его. Она знала одно — это необходимо сделать.

Риатен попробовал вернуться к своей прежней манере поведения исполненной доброты и заботы, но под ними отчетливо проступало его нетерпение.

— Илин, ты все еще не в себе. Ты не понимаешь…

— Хватит игр! — Илин шагнула вперед.

Сеул пробормотал: «Осторожнее!» — но Илин и без того опасалась бороздок со ртутью, и ее ноги ступали лишь по тем плитам, где узора не было. Она видела, что Риатен держит в руках маленькое зеркало, и ее опыт, приобретенный в ученичестве у Сагая, подсказал ей, что оно из мифенина. Вероятно, оно тоже участвовало в обряде, хотя Илин не имела понятия, как именно. Сила, накопившаяся в этом зале, стояла перед Илин как стена. Двигаться было тяжело — будто она шла сквозь содержимое кипы хлопка.

Илин воскликнула:

— Может, я и не понимаю того, что вы затеяли, но я твердо знаю: последствия ваших действий будут ужасающими.

Взгляд Риатена стал еще более суровым и тяжелым.

— Дитя, ты ничего не знаешь. Я занят превращением Останца в источник магической энергии, которой научатся пользоваться все Хранители. Именно в этом и состоит предназначение Останца. Именно для этого его и построили Древние. Я не делаю ничего, кроме того, что собираюсь использовать его так, как его и должно использовать.

Гнев Риатена было переносить не легче, чем его притворную снисходительность. Ей трудно было убедить себя в мысли, что она все это время ошибалась в нем, что он обращался с ней как с ребенком не потому, что она была слабее других Хранителей, а потому, что она нужна была ему именно такой — несовершенной. Ладно, эту боль она излечит позже, если для этого найдется время.

— Я знаю, что ты играешь с силами, о которых не имеешь представления. Да, Останец оживает, но из-за этого произойдет нечто ужасное, тогда как ты видишь лишь один результат — увеличение собственной мощи.

— Нет, я вижу конец безумию. Я вижу конец гибели наших людей. Неужели же ради этого не стоит пойти на риск?

В каком-то смысле Риатен был прав. Нечто в этом роде сейчас и происходило. То, что сделал Риатен, заметно увеличило ее собственную Силу, ее возможность читать в душах, ее Видение и многое-многое другое. Но все эти новые возможности говорили ей одно: опасность близка, близка, как нож, приставленный к горлу.

— Твоих знаний мало, чтобы награждать нас новыми способностями. Ты похож на идиота, забавляющегося заряженным ружьем. — Илин спохватилась. Не следует говорить с ним так, если она надеется переубедить его. Ей нужен сейчас холодный ум, а в ней говорит лишь гнев. Она попыталась подойти иначе, завязать свой непокорный нрав тугим узлом. — Пожалуйста, подожди. Неужели ты все еще не слышишь голоса Останца? Он же предупреждает, что тут произойдет еще нечто, чего ты не знаешь!

Теперь вмешался Сеул:

— Да, — его голос был хрипл, будто он выталкивал из себя слова против собственной воли. — Да, Риатен, есть еще что-то, чего ты не знаешь…

Теперь Илин ощутила, что напряжение растет, и стала тереть виски. Сконцентрировав все внимание на Риатене и на растущем напряжении Силы в зале Источника, она отвлеклась и забыла о голосе Останца, но теперь… Она обнаружила, что голос Сеула смолк и что Риатен смотрит куда-то мимо нее по направлению к двери вестибюля. Илин тоже посмотрела туда.

Там, в оправе дверного проема, стояла наследница. Она была в одежде, предназначенной для путешествия по пустыне. На плечи наброшен длинный плащ. Позади нее стояли три имперских ликтора с духовыми ружьями и еще один человек, чье лицо было неразличимо за плотной чадрой. Глядя на него, Илин почувствовала, как по Останцу пробежала дрожь, ощутила страх перед неизбежным вторжением чего-то омерзительного.

Наследница усмехнулась:

— Я вижу, мы прибыли как раз вовремя.

Солнце уже стояло высоко над головой, когда Хет остановился в полумиле от Останца. Он пробирался сюда по верхнему уровню Пекла, чтобы выиграть время. Останавливался он только затем, чтобы пожевать влажной сердцевины стеблей молодого дерева джамп, зная, что будет идти быстрее, если его организм не станет страдать от недостатка влаги.

Теперь он сидел на корточках в тени утеса и смотрел на Останец. Ничего необычного это зрелище не представляло. Останец поднимался над открытой равниной, солнце высекало золотые искры на его наклонных каменных боках. И все-таки Хет ощущал, что он тут не один.

С тех пор как Хет оказался в окрестностях Останца, ветер непрерывно доносил до него вонь немытой человеческой плоти; значит — разбойники. Возможно, та же банда, которая напала на них в первый раз, когда ее преданность была куплена Кайтеном Сеулом за пищу, боль-палки и бог его знает за что еще. Кроме того, Хет слышал приближение парофургона. Ни то, ни другое не помогало ему решить, как лучше пробраться к Останцу, а именно это сейчас интересовало его больше всего.

Отдаленный сухой треск встряхнул Хета. Это был звук, явно произведенный человеком; скорее всего — щелчок пули духового ружья по камню. Второй щелчок помог Хету определить направление, откуда он раздался. Где-то на западе. «Там, где торговая дорога ближе всего подходит к Останцу», — мрачно подумал Хет. Он бегом бросился к ближайшему провальному колодцу и спустился на средний уровень, по туннелям которого и стал пробираться туда, откуда донесся встревоживший его звук.

Спустя некоторое время он услышал крики и шум схватки, которые разносились эхом по замкнутым проходам среднего уровня. Здесь Хет был укрыт надежно, но, черт побери, ему было необходимо взглянуть собственными глазами на то, что там происходит. Он нашел узкую трубу, по которой можно было пролезть наверх. В трубе было светлее, хотя солнечные лучи с верхнего уровня сюда прямо не проникали. Это был верный признак того, что вблизи выхода трубы на поверхность есть утес, который может послужить надежным укрытием для наблюдателя.

Хет поднялся наверх по узкой неровной щели, и звуки отдаленного сражения с каждым его шагом становились все более громкими. Труба шла через весь верхний уровень и кончалась среди нагромождения валунов самых странных и разнообразных форм — следов взрыва газов, имевшего место еще во времена Выживших. Хет выбрался наружу и пополз, прижимаясь животом к камням, погруженным в песок, пока наконец не заглянул в искусственный каньон Древних, по которому шла торговая дорога, пересекающая пустыню.

На дороге стоял парофургон, который атаковала банда разбойников, численностью человек в сорок. Фигуры в лохмотьях шныряли, как муравьи. Точное число их установить было невозможно. Имперские ликторы, одетые в белое, стреляли в плотную массу штурмующих разбойников. Некоторые ликторы спрыгнули с платформы, чтобы схватиться с противником врукопашную. Задняя платформа парофургона уже была захвачена бандитами, но, пока Хет наблюдал, двое из них свалились вниз, застреленные ликторами. Но бандиты пока не догадывались, что их дело безнадежно проиграно. Из укрытия Хет видел еще три курьерских парофургона, на всех парах спешивших к месту сражения.

Хет покинул свой наблюдательный пункт, медленно пятясь назад, и пошел к Останцу прямо по верхнему ярусу Пекла. Если разбойники, как можно предположить, сторожили Останец по заданию Сеула, они сработали исключительно скверно. Они обеспечили Хету лучшее прикрытие, какое только можно было желать! «Пробраться внутрь, взять Илин, и бежать, — напомнил Хет себе. — Пусть Констанс разделается сам с Риатеном и Сеулом».

Окаменевшие волны Пекла простирались до самого основания Останца. На всем этом пространстве ничто не шевелилось, однако Хет все же приближался к цели не напрямик, опасаясь быть увиденным от входа. Вышел он поэтому к южной стене, быстро пересек скальное основание, прижимаясь к стене, прокрался к углу и осторожно выглянул. Входной блок был поднят, перед входом стояли два имперских ликтора. Они о чем-то спорили, и один показывал рукой в сторону торговой дороги.

Хет тут же спрятался обратно за угол, ругнувшись про себя. Это не были люди Констанса, иначе тут наверняка болтался бы кто-то из Хранителей. Должно быть, это солдаты наследницы, а значит, они могут быть и внутри. И тут же чей-то низкий голос в двух шагах от него сказал:

— Так я и думал, что ты не останешься вдали от этого дела.

Хет отпрыгнул от стены, еле удержавшись от восклицания. Это был, разумеется, Констанс. Хет сразу же узнал его голос.

Темный плащ Констанса был покрыт пылью. Он тоже явно шел пешком через Пекло, хотя и не так долго, как Хет. Те три парофургона, которые Хет видел на значительном расстоянии отсюда, вероятно, принадлежали безумному Хранителю. Должно быть, он оставил их и пошел по более короткому пути напрямик к Останцу.

— Пожалуйста, соблюдай тишину, — сказал ему Констанс, заглядывая за угол, чтобы проверить, не услышали ли их ликторы. — Все-таки они не глухие.

«А ты невнимателен», — сказал себе Хет, стараясь победить раздражение. Как бы там ни было, но горожанин — Хранитель он или нет, не важно — просто не имеет права подбираться к людям так бесшумно и незаметно.

— А почему ты не дерешься с разбойниками? — спросил Хет.

— Моя добыча здесь.

Хет снова осторожно подошел к стене. Констанс сказал:

— Времени у нас мало. Риатен уже успел понаделать уйму глупостей.

— Илин тоже там? — спросил Хет.

— Да.

Оба ликтора вдруг возникли перед их глазами. Но они вовсе не собирались ловить пришельцев, а уходили вдоль восточной стены Останца в сторону торговой дороги. «И нет ни малейшего сомнения в том, кто вложил им в голову эту мысль», — подумал Хет. Констанс скользнул за угол, Хет последовал за ним.

Наследница прошла в зал Источника, осторожно шагая меж канавок в каменном полу, заполненных ртутью. Она улыбалась Риатену. За ней последовали ликторы, которые тут же рассредоточились, взяв под прицел своих ружей всех присутствующих. Человек в чадре остался на прежнем месте — в дверях вестибюля. Он сохранял абсолютную неподвижность.

Илин тоже не двигалась. Человек под чадрой находился от нее на расстоянии футов десяти, и она могла видеть, как горячий воздух дрожит и обтекает его. Она не понимала, видит ли она это своими глазами или с помощью какой-то особенности мозга, пробужденной к жизни силой Останца. Полы одежды человека волочились по полу, рукава закрывали даже кисти рук. Ни одной части тела не было видно, но у Илин возникло неприятное ощущение, что она знает, кто это. Или что это такое.

Внимание наследницы было целиком отдано Риатену.

— Должно быть, ты удивился, увидев меня здесь. Но мой интерес к твоим реликвиям гораздо глубже, чем я сама могла предположить, — сказала она.

Мастер-Хранитель даже не шевельнулся. Он наблюдал за наследницей настороженно, но в его глазах отражалось скорее недовольство тем, что его прервали, чем страх или шок. Он сказал:

— Признаюсь, я удивлен, но теперь я по крайней мере понимаю, почему с недавних пор Сеул предпочитал проводить столько времени во дворце.

— Ах да! — Наследница улыбнулась Сеулу. — Продолжай же, Кайтен. Ты ведь хотел предать меня. Или же мне следовало бы сказать, что ты в данный момент завершаешь свое предательство? Думаю, это ты натравил разбойников на моих людей, чтобы провести эту маленькую торжественную церемонию без моего присутствия.

— Тут что-то не так, — отозвался Сеул. Он неуверенно поглядел сначала на Риатена, потом на наследницу. — Останец наполняется энергией, но у меня есть ощущение опасности…

— Значит, ты можешь слышать его? — прервала Сеула Илин. — Ты слышал его все время и все же не оставил свою затею? Тогда ты безумнее самого Констанса.

Наследница вздохнула, потом сделала знак ближайшему ликтору.

— Избавь меня от нее.

Ликтор уже поднимал ружье. Илин направила на него палец, чувствуя, как в ней аккумулируется Сила, как она струится по ее телу подобно воде, бегущей по трубам, как концентрируется в хрупких костях кисти. В самый последний момент ей удалось отвести палец от тела ликтора и направить его в тонкий механизм ружья.

Резервуар сжатого воздуха взорвался, раскидав осколки металла по всему помещению. Ликтор завопил, выронил ружье, попятился и упал. Впрочем, он явно не пострадал. Наследница вытаращила глаза, потрясение рассеяло ее самодовольство.

Риатен хмыкнул и сказал наследнице:

— Илин всегда отличалась добрым сердцем. Не воображай, что я буду столь же великодушен.

— Но если слышал Сеул, то наверняка должен был слышать и ты, пробормотала Илин.

Риатен поглядел на нее, и в глазах у него мелькнуло раскаяние.

— Да, в последние дни мы играли в очень опасную игру. И только тебе нечего было скрывать, как и всегда.

— Риатен, — Сеул смотрел на человека под чадрой, — ты знаешь, что это за тварь? Ты можешь держать его в подчинении?

Мастер-Хранитель долго вглядывался в неподвижную фигуру.

— Нет, таких я никогда не видел, но то, что я прочел в моей книге, дает мне возможность высказать достаточно обоснованную догадку. Это единственная часть твоих махинаций, которую тебе удалось скрыть от меня, но я не считаю ее такой уж важной. Благодаря энергии Останца мы сможем контролировать эту тварь и ее родичей тоже. Если, конечно, они уцелели за все эти годы…

— Ты не думаешь, что она так уж важна? — закричала Илин. Да, Сила, должно быть, ослепляет Риатена. — А я видела, как она убила человека! Я знаю, что она убила и других… А Останец говорит… — Она не сумела выразить этого словами. — Такие создания слишком опасны, чтобы с ними иметь дело…

Риатен ее, казалось, не слышал. Он опять повторил:

— Владея Силой Останца, достигшей теперешнего уровня, я легко с ней справлюсь.

Наследница наблюдала за происходящим с удивлением и растущим гневом. Ее ликторы пятились в страхе и больше не делали попыток стрелять. Она повернулась к фигуре под чадрой и крикнула:

— Они хотят уничтожить тебя! Останови же их!

Но фигура оставалась неподвижной.

Илин не хватало воздуха для дыхания. Ощущение опасности было столь острым, что ее сердце стучало в бешеном ритме, а голова разболелась совсем невыносимо. Резкий свет в зале Источника изменился, он приобрел консистенцию, которую, казалось, можно было потрогать на ощупь. Она не думала, что Наследница или ликторы видят это — их взоры были направлены на нее и на Риатена. Илин вскрикнула:

— Риатен, пожалуйста, ты говоришь, что слышишь Останец, но ведь ты не понимаешь его слов! Что ты хочешь сделать?

Риатен взглянул вверх, жмуря глаза от режущего света. Солнце, казалось, заполняет все небо.

— Это навсегда закупорит Силу, которую ты ощущаешь, в самом Останце. Она станет доступной для всех Хранителей. Вот для чего его предназначили Древние… — Он повернул зеркальце, придав ему нужное положение, и луч солнца ударил прямо в полированный металл.

Ликторы ушли, оставив вход в Останец незапертым. Других ликторов, способных запереть его, поблизости не было. Констанс исчез где-то внутри, даже не осмотревшись вокруг, но Хет остановился в дверях. Центральный зал был пуст, однако возле стены виднелись остатки кострища, разбросанное продовольствие, дорожные сумы. Констанс бросился к «яме». Хет заколебался, но тут же понял, что привлекло внимание Хранителя.

Их большой каменный блок был помещен в квадратную выемку в центральной части углубления в полу. Хет подошел к краю углубления и посмотрел вниз. Он не увидел ничего страшного или волшебного в открывшемся ему зрелище. Констанс спустился вниз и нагнулся, будто хотел пальцами прикоснуться к поверхности блока, но неожиданно передумал. Отступив к Хету, он тихо сказал:

— Мне кажется, мы опоздали.

— Что… — Хет поднял взгляд, но Констанс уже устремился к двери, ведущей на пандус.

Хет яростно выругался и рванулся за ним.

Солнечный луч ударил в мифениновое зеркало в руках Риатена, и яркие зайчики разбежались от него по всему залу. Илин отвернула лицо от слепящего света. Внезапное исчезновение испытываемого ею чудовищного давления пришло как неожиданное избавление. Спотыкаясь, она добрела до цистерны и попыталась удержать равновесие, ухватившись за ее бортик. Первое, что она заметила, было исчезновение голоса Останца, оставившее после себя ощущение невосполнимой пустоты. Второе — резкое изменение освещения в зале. Солнечные лучи стали тусклее, будто проходили сквозь кисею. Она взглянула вверх и зажмурилась.

Безоблачное небо и полуденное солнце исчезли. Было похоже, что она стоит в самом низу башни, которая уходит в бесконечность. Вытянутая в бесконечную даль, башня все же сохраняла форму зала Источника; ее стены, сооруженные из грубого камня, были испещрены каменными карнизами. Илин сосредоточилась, пытаясь понять смысл представшего перед ней зрелища. Ее глаза проследили несколько таких карнизов на внутренней поверхности стены, и она решила, что когда-то все они составляли нечто вроде пандуса или винтовой лестницы, как бы обвивающей башню изнутри, оставляя центральную часть колоссального колодца пустой. Потом что-то огромное рухнуло в этот колодец, круша в своем полете отдельные участки пандуса. «Но я вижу только верхнюю часть пандуса, — думала Илин, — потому что нахожусь, конечно, наверху башни, а вовсе не внизу; мне только кажется, что я смотрю вверх». Она помотала головой и обернулась к остальным.

Все они глядели вверх — так же молча и ничего не понимая, как и сама Илин. За исключением фигуры в чадре.

Впервые услышала она смех этой твари, который эхом отдавался в ее мозгу, заполняя собой то пространство, которое раньше принадлежало голосу Останца. Было что-то непристойно соблазнительное в том, как он пытается обвиться вокруг ее души. Казалось он сулит ей все, что угодно, — знание, опыт, мощь и еще многое, что лежало за пределами ее понимания, не говоря уже о множестве вполне понятных вещей. «В обмен на что?» — подумала Илин насмешливо. Она даже не стала ждать ответа, она закрыла от него свой мозг, выталкивая из него это наглое существо.

Она пришла в себя как раз вовремя, чтобы увидеть: тварь подняла руки и стала сбрасывать одежды и чадру, под ними оказались словно сгустившийся воздух и отвердевший свет, повисшие в пространстве, как маленький смерч. Смерч поднялся вверх и поплыл над их головами, направляясь к центру башни.

Первый порыв холодного ветра показался Илин слабым. Но потом ветер накинулся на нее, взметнул ее мантию и окутал полой голову Илин, лишив ее последнего глотка воздуха. Илин еще крепче ухватилась за борт цистерны и попыталась спрятаться за ним, но тут же ощутила, как ее ноги отрываются от пола, как шершавый камень борта обдирает кожу ладоней, как перехлестывает через борт ледяная вода, осыпая Илин брызгами. Она еще крепче вцепилась в край цистерны, зная, что остаются лишь считанные мгновения до того, как она лишится последней опоры. Она затрясла головой, чтобы освободиться от мантии и видеть, что происходит. На какую-то долю секунды ей показалось, что она заметила в дверях вестибюля Хета, и Илин крикнула ему, чтобы он не входил. Крик ее потерялся в реве ветра, и Илин охнула, когда ее рука соскользнула с борта цистерны; девушку закружило в вихре и потащило прочь.