Город Живого ZUO

Глава 1. О неведомой дали, бегающих окнах и едущей крыше

По дороге, ведущей из одной пустоты в другую, меж домов, похожих словно стая серых мышей, прямо по крышам, шел задумчивый нечесанный дождь.

Слепая, грустная осень, спрятавшись в опавшей листве, мирно дремала под стук падающих капель.

Стайки случайных мыслей бродили над городом в поисках головы, в которую можно было бы приткнуться, но все их поиски были тщетны, так как дождь разогнал всех прохожих по своим коробкам из железобетона и закрыл все окна в городе, вдохнув в сознание людей мирный сон. Уснуло все. Птицы перестали петь, мухи утомились жужжать, а кошки – пить молоко. Погасли все лампы, потому что ток тоже устал, сменил минус на второй плюс, уравновесился и ушел на покой. Исчез.

В эту минуту на окраине забытого города, на улице заросшей лопухами, отворилось окно и вышло в мокрый дремлющий мир, под льющиеся с неба потоки воды, устремившись в неведомую даль, простиравшуюся за городом, оставив за собой голый и пустой проем.

Даль начиналась сразу за последним домом по улице Лопухов, с вечнозеленого соснового леса, шумевшего что есть силы даже когда не было ветра, а все потому, что росшие там сосны мнили себя корабельными. Каждая снилась себе уже готовой мачтой и потому несносно скрипела по ночам.

Вслед за окном, в опустевший проем высунулся заспанный лохматый человек. Он был такой же нечесанный, как дождь и потому весело подмигнул ему, словно старому знакомому. В ответ дождь радостно обдал его водяными брызгами, что избавило человека от нелюбимого обряда умывания. Он лишь стер с лица воду и высунулась в пустой проем еще дальше, пытаясь угадать, куда сбежало его окно. Он успел заметить его в неведомой дали за городом, – оно мелькало среди ревматических сосен. Человек успокоился – теперь, по крайней мере, он знал где его искать. А успокоившись он пошел пить чай на свою авангардную кухню, что делал всегда в таких случаях. Авангард был представлен вечно тоскующими бледно-зелеными стенами и задумчивой колченогой табуреткой. На табуретке стоял натюрморт из ржавого чайника и огрызка антоновского яблока.

– А-га, – промолвил умытый человек, – вот сейчас-то я и позавтракаю.

В этот момент, нарушая строгость авангардного ряда и неся с собой хаос реализма, в кухню на бреющем полет влетела шестиструнная гитара и, не успев затормозить, с грохотом воткнулась в вечно тоскливую стену.

– Ах, да! – вспомнил небритый и нечесанный человек, – пора заниматься. Он взял в руки чайник и перевернув его, три раза сильно встряхнул. Внутри что-то забулькало, но ничего не пролилось. Человек минуту помедлил, а затем робко напомнил, обращаясь куда-то в глубины чайника:

– Вась, а Вась? – пора заниматься… – на что чайник разразился проклятиями и вырвавшись из державших его рук, грохнулся на пол.

– Вась?… – снова негромко напомнил о себе человек.

– Да не Вася я! – громыхнуло из чайника, – а Майк! По нашему значит – Миша, – добавил он немного смягчившись. Небритый человек испуганно прижался к стене и промямлил: Миша… а ты кто?

– Кто-кто… гений я. Непонятый.

– Да ну!

– Ну да!

– Миша, – осмелился спросить размазанный по стене человек, – а что ты можешь?

– Многово я могу, – самодовольно заявил чайник, – могу тесать, пилить. Паять могу. Могу шнурки отпарить, макароны продуть, а потом наехать на уши. Могу мышей не ловить.

– Не надо, они хорошие.

– Ну да. А еще могу пространство искривлять вокруг себя. Правда при этом появляются побочные действия: у тех, кто рядом, извилины узлом заплетаются, и едет крыша.

– Это не страшно, – сказал человек и прибавил задумчиво, – а у кого она сейчас не едет?… Ну ладно, пора заниматься.