Глава 2. Битва драконов

Солнце прорвалось сквозь облака. Туман, скрывавший луг на склоне холма за бурной рекой, начал испаряться. Синтара подняла голову, уставившись на далекий горящий шар. Свет падал на ее чешуйчатую шкуру, но не слишком грел. Пока туман поднимался стелющимися завитками и исчезал от прикосновений солнечных лучей, сильный ветер пригнал с запада густые серые облака. Будет еще один дождливый день. А где-то в далеких южных землях восхитительный крупнозернистый песок раскаляется сейчас под жарким солнцем. Память предков развернула перед ней соблазнительную картину: до чего же хорошо валяться на песке и полировать чешую, пока та не начнет светиться. Синтаре и ее собратьям-драконам обязательно нужно переселиться в те благословенные края.

Еще несколько месяцев назад они должны были взмыть в воздух сверкающей бурей и, хлопая крыльями, отправиться в далекие южные пустыни. О, на скалистых возвышенностях, окружающих эти пустыни, всегда можно найти славную добычу. Будь драконы сейчас там, они бы охотились, ели до отвала и долго спали в тени, пережидая полуденный зной, а затем поднялись бы в ярко-синее небо, плавая в горячих воздушных потоках. Поймав правильный ветер, дракон способен без усилий парить над землей. И прекрасная синяя королева могла бы непринужденно скользить туда-сюда, наблюдая, как более тяжелые самцы сражаются в воздухе под нею. Синтара ясно представила себе эту картину: как они сталкиваются и плюются ядом, взмывают ввысь и налетают друг на друга, хватая противника когтями.

В конце такого сражения только один самец будет торжествовать победу. Его поверженные соперники вернутся в пески, чтобы погреться на солнышке и подосадовать на проигрыш, или, возможно, отправятся в богатые развлечениями холмы – выместить свое разочарование в диком веселье убийства. А дракон-победитель поднимется в воздух, хлопая крыльями, на высоту, достаточную, чтобы летать кругами, наблюдая за самками, и выделит ту, за которой хочет ухаживать. И тогда начнется битва совершенно другого рода.

Блестящие медные глаза Синтары были полуприкрыты веками, голова возвышалась на длинной и мощной шее, обращенная к далекому солнцу. Ее бесполезные синие крылья непроизвольно распахнулись. В ней всколыхнулось вожделение. Она почувствовала жаркую волну, прокатившуюся по чешуйкам на животе и горле, и учуяла запах собственного желания, источаемый особыми железами под крыльями. Она открыла глаза и опустила голову, пристыженная. Истинная королева, достойная спаривания, должна обладать могучими крыльями, способными поднять ее над теми облаками, что сейчас угрожали разразиться дождем и промочить ее насквозь. В полете она распространяла бы запах мускуса, пробуждая вожделение в каждом самце на милю вокруг. Истинная драконья королева никогда бы не блуждала по этим промокшим берегам в компании жалких, не умеющих летать самцов и еще более бесполезных людишек-хранителей.

Она отбросила прочь пустые мечты о славных сражениях и спариваниях в полете и недовольно заурчала. Синтара была голодна. Где же Тимара, ее хранительница? Она должна была охотиться для нее и принести ей свежую добычу. Ну и куда, спрашивается, запропастилась эта никчемная девица?

Внезапно налетевший мощный порыв ветра принес с собой сильный запах самца. Синтара поспешно сложила крылья.

Это был Кало. Его когтистые лапы коснулись земли, и он заскользил к Синтаре, едва успев вовремя остановиться, чтобы не врезаться в нее. Драконица вскинулась на задние лапы, выгнув блестящую синюю шею, и поднялась в полный рост. Несмотря на это, Кало по-прежнему возвышался над ней. Синтара увидела, как радостно вспыхнули его глаза, когда он осознал свое преимущество. Этот самец здорово вырос и окреп с тех пор, как они добрались до Кельсингры.

– Пока что это мой самый продолжительный полет, – похвастался Кало и встряхнулся, забрызгав Синтару каплями дождя, а затем аккуратно сложил широкие темно-синие крылья и расправил их вдоль спины. – Мои крылья становятся больше и сильнее с каждым днем. Скоро я снова буду владыкой небес. А что насчет тебя, королева? Когда ты поднимешься в воздух?

– Когда сама того пожелаю, – ответила Синтара и отвернулась. От Кало исходил запах похоти; его привлекала не дикая свобода полета, а то, что могло произойти во время него. Пожалуй, этот самец даже не заслуживал ее внимания. – И я бы не назвала это полетом, – ядовито заметила драконица. – Ты просто разбежался и прыгнул с холма в воздух. Прыжок – это еще не полет.

Ее критика была не совсем справедливой: прежде чем приземлиться, Кало успел пять раз взмахнуть крыльями. Испытывая стыд вперемешку с яростью, Синтара вспомнила свою первую попытку взлететь: хранители обрадовались, когда она подпрыгнула и оторвалась от земли. Однако ее крыльям не хватило сил, чтобы поднять ее, и она упала, плюхнувшись в реку. Поток швырял и бил ее, и она появилась из стремительной мутной воды, покрытая синяками.

«Не вспоминай о том унижении. Но впредь никто и никогда больше не должен увидеть твоей неудачи».

Свежий порыв ветра принес первые капли дождя. Она спустилась к реке, только чтобы напиться, и собиралась вернуться под слабое укрытие деревьев.

Но едва она отвернулась от Кало, как он выбросил голову вперед. Его челюсти сомкнулись у нее на шее, сразу под головой, чтобы она не могла извернуться и укусить его или плюнуть ядом. Синтара замахнулась на него когтистой передней лапой, но его шея была более длинной и мощной, и к тому же Кало вовремя отстранился, так что ее когти только зря полоснули воздух. Драконица взревела от ярости, и тогда он отпустил ее, сразу же отпрыгнув, так что и вторая ее атака оказалась абсолютно безрезультатной.

Кало широко распахнул крылья, готовый отбить нападение, если Синтара еще раз кинется на него. В его глазах, серебряных с проблесками зеленого, кружилось бешеное веселье.

– Ты должна учиться летать, Синтара! Ты должна снова стать настоящей королевой, владычицей моря, земли и неба. Оставь этих жалких земляных червей и присоединяйся ко мне. Мы будем вместе охотиться и убивать, мы улетим подальше от этих холодных дождей и бескрайних лугов, в южные пустыни. Прикоснись к памяти предков и вспомни, кем мы, драконы, всегда стремились стать!

Ее шея болела там, где его зубы задели плоть, но куда сильнее была задета ее гордость. Наплевав на опасность, Синтара напала на него снова, распахнув пасть и собираясь плюнуть в обидчика ядом, но Кало ловко перескочил через нее с восторженным ревом. Когда она развернулась, чтобы противостоять ему, то обнаружила, что к ним с шумом приближаются алый Ранкулос и лазурный Сестикан. Драконы не созданы для перемещения по земле. Они неуклюже мчались рядом, словно жирные коровы. Изящная оранжевая грива Сестикана торчком стояла на затылке.

Едва добежав до них, Ранкулос возмущенно закричал, сверкая полураскрытыми крыльями:

– Оставь ее в покое, Кало!

– Не нуждаюсь в вашей помощи, – протрубила Синтара в ответ, после чего высокомерно отвернулась и гордо двинулась прочь.

Удовлетворение от того, что самцы готовы драться за нее, боролось с унизительным чувством, что она недостойна их схватки. Синтара не могла подняться в небо, продемонстрировав присущие королеве изящество и скорость; она не могла бросить вызов победителю этой глупой схватки, используя свои собственные ловкость и бесстрашие. Тысяча воспоминаний из памяти предков всколыхнулась в ее голове: о других сражениях самцов, их ухаживаниях и брачных полетах. Но все это мелькало где-то на краю ее сознания, и Синтара решительно выбросила подобные мысли из головы. Она не станет оглядываться на звуки драки: отчаянный рев драконов и бешеное хлопанье их крыльев.

– Мне нет необходимости летать, – презрительно бросила она через плечо. – Здесь нет никого достойного брачного полета.

И услышала, как в ответ с болью и яростью взревел Ранкулос.

Дождливый день вокруг Синтары разразился тревожными криками и визгливыми вопросами, исходившими от спешащих людей: хранители драконов дружно выскочили из своих разбросанных тут и там домиков и кинулись к дерущимся самцам. Вот же идиоты! Драконы могут запросто растоптать тех, кто посмеет вмешаться. И вообще, какое право люди имеют лезть в их дела? Синтару раздражало, что хранители обращались с ними как с домашней скотиной, которой нужно командовать, а не как с драконами, которым следует служить. Ее собственная хранительница, спешно накинув рваный плащ и пытаясь удержать его запахнутым на бугристой спине, бежала к ней, крича:

– Синтара, с тобой все в порядке? Ты не ранена?

Драконица высоко вскинула голову, приоткрыла крылья и требовательно спросила Тимару:

– Думаешь, я не в состоянии защитить себя? Думаешь, я слабая и…

– Берегись! – предупреждающе крикнул кто-то, и Тимара, послушавшись, тотчас же пригнулась, закрыв голову руками.

Синтара весело фыркнула, когда золотистый Меркор промчался мимо них, широко распахнув крылья и вырывая когтистыми лапами пучки грязной травы, почти скользя над землей. Руки Тимары не смогли бы ее защитить, если бы острое драконье крыло задело девчонку. Да один лишь ветер, поднявшийся в результате движений Меркора, сбил хранительницу с ног, и она прокатилась по мокрой траве луга.

Крики людей и рев драконов заглушил трубящий во все горло Меркор, который врезался в самую середину клубка из дерущихся самцов.

Сестикан упал: неожиданный удар сбил его с лап. Его распахнутое крыло опасно изогнулось, когда дракон навалился на него всем туловищем, и Синтара услышала его яростный вопль, полный боли и ужаса. Ранкулос оказался в ловушке под вертящимся Кало. Кало попытался развернуться и ударить Меркора длинными когтями мощных задних лап. Но Меркор ловко выскочил из кучи дерущихся драконов, внезапно прыгнул вперед и лапами прижал распростертые крылья Кало к земле. Тот отчаянно царапал обидчика когтями, и у Меркора под ребрами возникали глубокие борозды ран. Затем Меркор дернулся и сдвинулся выше. Голова Кало и его длинная шея хлестали как кнут, но преимущество явно было на стороне Меркора. Бедный Сестикан, подмятый двумя огромными драконами, ревел в бессильной ярости. Крепкий запах мускуса, исходящий от драконьих самцов, поднялся над схваткой.

Толпа испуганных и сердитых хранителей окружила дерущихся, они громко вопили, выкрикивая имена сражающихся драконов и пытаясь помешать всем остальным к ним присоединиться. Фенте и Верас, самки меньшего размера, чем Синтара, с любопытством вытянули шеи и, игнорируя своих хранителей, отважились приблизиться на опасное расстояние. Балипер, хлеставший алым хвостом, бродил вокруг места столкновения, отгоняя людей подальше и возмущенно рыча.

Схватка закончилась так же внезапно, как и началась. Меркор откинул золотую голову, а затем выбросил ее вперед, раскрыв челюсти. Послышались крики хранителей и встревоженный рев наблюдающих драконов: смерть Кало от облака ядовитой кислоты уже казалась неминуемой. Однако в последний момент Меркор захлопнул челюсти, резко опустил голову и выплюнул на уязвимое горло Кало всего лишь одну каплю яда. Сине-черный дракон закричал от боли и ярости. Тремя мощными ударами крыльев Меркор поднялся в воздух и опустился в стороне от Кало, приблизительно на расстоянии длины корабельного корпуса. Кровь струилась из длинной раны на ребрах, медленно заливая его золотистые чешуйчатые бока. Огромный дракон тяжело дышал, ноздри его раздувались, чешуя переливалась разными цветами, а защитные гребни вокруг глаз были высоко подняты. Он хлестнул хвостом, и запах агрессии наполнил воздух.

Едва Меркор отпустил Кало, тот перекатился на лапы. Рыча от бессильной злобы и унижения, он сразу направился к реке – смыть кислоту, пока она не проникла глубже. Карсон, хранитель Плевка, побежал вслед за Кало, призывая того остановиться и позволить ему осмотреть рану. Но черный дракон не обратил на человека никакого внимания. Ранкулос, избитый и ошеломленный, но не получивший никаких серьезных повреждений, пошатываясь, вскочил. Поднявшись на лапы, он потряс крыльями, а потом сложил их медленно, как если бы они болели. Затем, отчаянно пытаясь сохранить остатки собственного достоинства, Ранкулос похромал прочь от места схватки, где драконы вытоптали всю траву.

Отойдя в сторону от Кало, Меркор угрожающе прорычал:

– Не забывай, что я мог убить тебя! Всегда помни об этом, Кало!

– Ах ты, отродье ящерицы! – огрызнулся темный дракон, однако продолжил отступать к ледяной реке.

Синтара отвернулась от них. Ее удивило, что все закончилось так быстро. Вообще-то, у драконов было принято и драться, и спариваться в воздухе. Умей самцы летать, битва могла бы длиться несколько часов, возможно даже целый день, и в результате участники схватки разошлись бы, истекающие кровью и обожженные кислотой. На мгновение родовая память о таких состязаниях захватила ее сознание, и сердце Синтары забилось от восторга. Самцы сражались бы за ее расположение, и в конце, когда остался бы только один, даже тогда он еще должен был принять ее вызов и доказать, что подходит драконице в полете, прежде чем предъявить права на то, чтобы спариться с ней. Они взмыли бы в воздух, поднимаясь все выше и выше, самец пытался бы повторить ее петли, резкие спуски и мощные подъемы. И если бы он преуспел, если бы ему удалось подойти достаточно близко, чтобы поравняться с королевой, только тогда их тела бы слились воедино, а крылья стали бы двигаться синхронно…

– СИНТАРА!

Рев Меркора отвлек ее от размышлений. И не только она одна обернулась узнать, что ему нужно. Все драконы и хранители, находившиеся на лугу, смотрели на них.

Огромный золотой дракон поднял голову и резко, с отчетливым хлопком распахнул крылья. Волна его свежего запаха смешалась с ветром.

– Ты не должна начинать того, что не можешь закончить, – упрекнул ее Меркор.

Синтара смотрела на него, чувствуя, как от ярости ее чешуя становится ярче.

– Это не имело к тебе никакого отношения, Меркор. Полагаю, тебе не стоило вмешиваться в то, что тебя не касается.

Он раскинул крылья шире и поднял тело еще выше на мощных лапах.

– Я буду летать. – Он не рычал, но даже так его слова были ясно слышны сквозь дождь и ветер. – Как и ты. И когда придет время для брачных игр, я одержу верх. И ты будешь моей.

Она воззрилась на него, потрясенная. Немыслимо, чтобы самец держался с драконицей столь дерзко. Синюю королеву порадовало его заявление о том, что она будет летать, однако Синтара постаралась скрыть свои чувства. Молчание затягивалось, и, осознав, что все смотрят на нее в ожидании ответа, драконица разозлилась.

– Не говори ерунду, – неуверенно произнесла она. Ей даже не нужно было слышать презрительное фырканье Фенте, чтобы понять: столь слабое возражение никого не впечатлило.

Отвернувшись от всех, Синтара гордо направилась назад к лесу, под прикрытие редких деревьев. Ей все равно. Ее не волнуют ни наглость Меркора, ни насмешки Фенте. Сегодня там не произошло ничего стоящего ее внимания.

– Вряд ли это можно назвать славным сражением. – Она тихонько усмехнулась.

– Славное сражение – это то, чего ты пыталась добиться? – Тимара, эта бесцеремонная маленькая хранительница, внезапно догнала Синтару и побежала рядом.

Ее темные волосы свисали в беспорядке, в растрепанных косичках кое-где еще остались деревянные амулеты. Скатываясь с холма, она перемазала свой потрепанный плащ травой; на ногах у девчонки были самодельные ботинки из темной, плохо обработанной оленьей кожи, а вместо носков – какие-то разноцветные тряпки. За последнее время Тимара стала выше и тоньше, кости ее лица обозначились более четко. Крылья, которыми одарила свою хранительницу Синтара, слегка подрагивали под плащом на бегу. Несмотря на явную бестактность первого вопроса, голос девушки прозвучал озабоченно, когда она сказала:

– Остановись ненадолго и нагнись! Надо осмотреть твою шею в том месте, где Кало укусил тебя.

– Он не поранил меня. – Синтара и сама удивилась, что обсуждает такие вещи с простой смертной.

– Я хочу взглянуть: похоже, несколько чешуек вот-вот отвалятся.

– Я ничего не сделала, чтобы вызвать эту глупую склоку. – Синтара резко остановилась, опустила голову так, чтобы Тимара могла осмотреть ее шею, и разозлилась на себя: не хватало еще подчиняться воле человека. Ярость буквально клокотала внутри драконицы. Она даже хотела было, резко повернув голову, сбить Тимару с ног – якобы случайно, – но, чувствуя, как сильные руки девушки нежно расправляют растрепанные чешуйки, смягчилась. От хранительницы тоже есть польза.

– Ни одна из чешуек не оторвана до конца, но рано или поздно ты можешь их потерять.

Синтара ощутила огорчение хранительницы, пока та приводила ее в порядок. Хотя Тимара частенько грубила Синтаре, драконица знала, что девушка искренне беспокоится о ее здоровье и внешности. Любое оскорбление Синтары она принимала близко к сердцу. И настроение драконицы она тоже чувствовала.

Сосредоточившись на переживаниях девчонки, Синтара поняла, что их объединяет не только раздражение, но и обида.

– Ох уж эти мужчины! – неожиданно воскликнула Тимара. – Похоже, спровоцировать дракона на глупость не сложнее, чем человеческого самца.

Подобное замечание заинтересовало Синтару, хотя она и не подала виду. Вспомнив все, что знала о переживаниях девушки, драконица догадалась, по какой причине та не в духе, и заметила:

– Ну и глупо же ты себя ведешь! Решать тебе, а не им. Совокупись с обоими или вообще ни с кем. Покажи им, что ты королева, а не корова, ждущая, пока бык покроет ее.

– Я не выбрала ни одного из них, – ответила Тимара на вопрос, которого драконица ей не задавала.

Чешуя была разглажена, и Синтара продолжила свой путь к кромке леса. Тимара прибавила скорости, чтобы держаться рядом, размышляя на бегу:

– Я совершенно не хочу ничего менять; по мне, так пусть бы лучше все оставалось как раньше. Но, похоже, оба парня настроены решительно. – Тимара встряхнула головой, и ее косички взлетели вверх. – Татс – мой самый старый друг, я знала его еще в Трехоге, до того как мы стали хранителями. Он часть моего прошлого, воспоминаний о доме. И когда Татс настаивает на том, чтобы мы переспали, я не знаю, по какой причине он это делает: оттого, что любит меня, или просто потому, что я ему отказала. Я боюсь потерять его окончательно, если мы станем любовниками, – но у нас не сладится.

– Тогда спарься с Рапскалем, да и делу конец, – посоветовала драконица.

Тимара навевала на нее скуку. Неужели люди всерьез полагают, что драконам могут быть интересны подробности их жалких жизней? Да это все равно что беспокоиться о мошках или рыбах.

Но хранительница восприняла ее реплику как приглашение продолжить разговор.

– С Рапскалем? Нет, это невозможно. Я знаю, что, если выберу его себе в пару, это разрушит мою дружбу с Татсом. Рапскаль красивый и забавный… и немного странный. Но мне нравятся его странности. И мне кажется, что я ему и правда не безразлична. Когда он уговаривает меня переспать с ним, это не только ради мимолетного удовольствия. – Она встряхнула головой. – Но я не хочу совокупляться ни с кем из них. Вернее, не совсем так. Вообще-то, я была бы не против попробовать плотские утехи, но ведь нельзя же действовать бездумно, надо принимать в расчет, насколько это может все осложнить. Я боюсь забеременеть и не хочу принимать необдуманных решений. Если я выберу одного парня, то потеряю при этом второго? Я не знаю, как поступить…

– Ты мне наскучила, – остановила ее Синтара. – Есть гораздо более важные дела, которыми ты должна заняться. Ты сегодня охотилась? У тебя есть для меня мясо?

От внезапной перемены темы разговора Тимара опешила.

– Нет еще. Я пойду попозже, когда дождь закончится, сейчас нет смысла отправляться в лес, – ответила она неохотно. Последовала пауза, и затем девушка коснулась еще одной опасной темы: – Меркор сказал, что ты обязательно полетишь. Ты пробовала? Ты тренировала крылья сегодня, Синтара? Надо разрабатывать мышцы, это единственное, что может…

– Я не собираюсь скакать по пляжу, как чайка с перебитым крылом. У меня нет желания выставлять себя на посмешище. – А еще меньше ей хотелось потерпеть неудачу, упасть в ледяную реку и утонуть. Или, как это однажды произошло с Балипером, переоценить свои возможности и рухнуть на кроны деревьев. Он в тот раз так сильно повредил крылья, что не мог сложить их, да еще вдобавок сломал коготь на левой передней лапе.

– Никто не смеется над тобой! Упражнения необходимы, Синтара. Тебе обязательно надо научиться летать, все драконы должны это уметь. Вы все выросли за время пути из Кассарика, и скоро я не смогу приносить достаточно дичи, чтобы прокормить тебя, даже несмотря на то, что ее здесь много. Тебе придется охотиться самой, а для этого нужно овладеть искусством полета. Разве ты не хочешь стать одним из первых драконов, который покинет землю? Или ты предпочитаешь оказаться последней?

Эти слова задели Синтару. Мысль о том, что более мелкие самки, Верас и Фенте, поднимутся в воздух раньше ее, была нестерпима. Вообще-то, этим чахлым тощим созданиям, возможно, даже будет легче взлететь. Гнев воспламенил кровь Синтары, а ее медные глаза – драконица знала это – от переполнявших ее чувств превратились в яростные водовороты. Она должна убить их, только и всего. Убить еще до того, как они унизят ее.

– Или ты можешь взлететь раньше их обеих, – успокаивающе заметила Тимара.

Синтара резко обернулась и уставилась на хранительницу. Иногда той удавалось услышать мысли драконицы, а порой даже хватало наглости отвечать на них.

– Мне надоел дождь. Я хочу уйти под деревья.

Тимара кивнула, и, когда Синтара двинулась прочь, девушка покорно последовала за ней. Драконица обернулась только раз.

Ниже, у реки, остальные хранители горячо обсуждали, кто из драконов первым начал потасовку. Охотник Карсон, упрямо скрестив руки на груди, продолжал спорить с Кало. С темного самца стекала вода, он уже смыл с горла кислоту Меркора. Плевок, маленький серебряный дракон Карсона, угрюмо наблюдал за ними с безопасного расстояния. Синтара удивилась про себя, до чего же глуп Карсон. Большой сине-черный самец не слишком жаловал людей и, если его разозлить, мог разорвать охотника пополам.

Татс помогал Сильве обследовать длинные раны на ребрах Меркора, пока его собственная драконица, Фенте, ревниво когтила грязь и бормотала туманные угрозы. Ранкулос держал расправленным одно крыло, чтобы хранитель мог осмотреть его: похоже, тут как минимум сильный ушиб. Покрытый грязью Сестикан уныло звал своего хранителя, но Лектера нигде не было видно. Драка закончилась. Ненадолго они стали драконами, соперничающими за внимание самки, а теперь снова ведут себя как глупая скотина. Синтара презирала их, но и себя тоже ненавидела. Не стоило никого провоцировать. Эта схватка только заставила ее вспомнить о том, чего все они, включая и саму синюю королеву, были лишены.

«А ведь все могло сложиться иначе», – подумала она и мысленно перечислила роковые случайности, повлиявшие на их судьбу, одно событие за другим. Если бы только драконы вылупились здоровыми и полноценными; если бы они были в лучшей форме, когда строили коконы для превращения из морских змеев в драконов; если бы двинулись к берегам окукливания на несколько десятилетий раньше; если бы раса Старших не вымерла; если бы извержение вулкана не уничтожило привычный мир. О, в былые времена драконы выходили из коконов уже способными к полету и к первому убийству, дающему силы. Не то что сейчас. Синтара чувствовала себя ярким осколком стекла, который выпал из прекрасной мозаики, изображающей Старших, старинные города с высокими башнями и драконов в полете. Выпал, чтобы одиноко лежать в грязи, оторванным от привычной среды, от всего, что некогда являлось его предназначением. Драконица понимала, что без того, навеки исчезнувшего мира в ее собственной жизни не было никакого смысла.

А ведь Синтара пыталась подняться в воздух, причем не однажды, однако благоразумно помалкивала об этом. Тимаре незачем знать о ее многочисленных унизительных провалах. Синтару буквально сводило с ума, что полоумная Хеби уже научилась летать и самостоятельно охотиться. С каждым днем красная самка становилась все больше и сильнее, а ее хранитель, Рапскаль, без устали восхвалял свою «любимую девочку, редкостную умницу и красавицу». Он придумал глупую песню – так, нескладные стишки, никакой поэзией там даже и не пахло – и громко распевал ее каждое утро, пока обихаживал свою драконицу. Синтаре хотелось откусить ему голову. Хеби могла сколько угодно прихорашиваться и раздуваться от гордости, она все равно оставалась тупой коровой.

– Если бы ты научилась летать, это могло бы стать лучшей местью всем прочим драконам, – снова подала голос Тимара, почувствовав ее настроение.

– Почему бы тебе самой не попробовать? – ядовито поинтересовалась Синтара.

Девушка ничего не ответила, но ее молчание было многозначительным.

Синтара не сразу сообразила, что это означает. А когда поняла, то была поражена.

– Что? Ты уже пыталась, не так ли? Ты пробовала летать?

Тимара не смотрела на драконицу, пока они брели через луг в сторону леса. По долине были разбросаны небольшие каменные домики, почти у всех них стены были разрушены, а крыши провалились, но часть строений хранители успели восстановить. Когда-то здесь была деревушка, в которой жили ремесленники, торговцы и прочие люди, обслуживавшие Старших. Сами же Старшие обитали в сверкающем городе на другой стороне бурной реки. Интересно, знает ли об этом Тимара? Скорее всего, нет.

– Ты ведь сама сделала так, что у меня выросли крылья, – наконец ответила девушка. – А раз уж они есть и мне приходится терпеть из-за этого неудобства – обычную рубашку теперь не наденешь, а плащ вечно падает со спины, так что любой ветерок пронизывает насквозь, – то должна же быть от них хоть какая-то польза. Да, я пробовала взлететь. А Рапскаль помогал мне. Он говорит, что однажды у меня непременно получится. Пока все, чего я добилась, – это разбитые при падении колени и содранная кожа на руках. Я не смогла подняться в воздух. Тебя это радует?

– Меня это не удивляет.

Если уж говорить начистоту, неудачи Тимары и впрямь порадовали Синтару. Человек не должен летать, когда драконы не могут! Да пусть хоть тысячу раз расшибет колени и наставит себе синяков. А если Тимара взлетит первая, драконица просто-напросто съест ее! Голод подступил к горлу, и Синтара пришла в себя. Нет, ни в коем случае нельзя давать девчонке почувствовать эти свои мысли – по крайней мере, пока та не вернется с охоты.

– Я буду продолжать попытки, – тихо сказала Тимара. – И тебе тоже стоит проявить упорство.

– Сама делай что хочешь, а меня избавь от своих советов, – ответила драконица. – А сейчас лучше бы тебе захотеть пойти на охоту. Я голодна. – И она мысленно подтолкнула хранительницу.

Тимара сощурилась, почувствовав, что драконица использовала чары. Не важно. Ее все равно будет преследовать непреодолимая тяга пойти на охоту. Понимание того, откуда взялось это желание, не ослабит его.

Зимние дожди вызвали буйный рост растительности. Высокая мокрая трава цеплялась за ноги, пока Синтара с девушкой брели сквозь нее. Они взобрались вверх по склону, и теперь их манил открывшийся взору лес впереди. Там можно было хоть как-то укрыться от дождя, несмотря на то что многие деревья сбросили листья. Лес казался Синтаре и знакомым и чужим одновременно. Ее личный опыт ограничивался непроходимыми дебрями Дождевых чащоб, тогда как наследственная память свидетельствовала о близком знакомстве предков с такими лесами. Названия деревьев – дуб и береза, ольха и ясень – одно за другим всплывали в голове.

Да, драконам были известны такие деревья, такие леса и даже конкретно это место. Но они редко задерживались тут зимой, когда льют бесконечные ледяные дожди. В это время года драконы улетали в самое сердце пустыни, чтобы греться там на раскаленном песке. Или скрывались в убежищах, построенных для них Старшими, – хрустальных залах с подогреваемыми полами и купальнями, наполненными горячей водой. Синтара обернулась, чтобы посмотреть через реку на легендарный город Старших. Они проделали такой долгий путь, а Кельсингра, увы, все еще оставалась вне досягаемости. Бурная река была глубокой и коварной. Ни один дракон не смог бы переплыть ее. Единственным способом попасть домой было перелететь на ту сторону.

Древний город Старших сохранился практически нетронутым, точь-в-точь в таком виде, как рисовала его наследственная память. Даже сейчас – под хмурым небом, сквозь пелену дождя – высокие здания из черно-серебряного камня мерцали и манили к себе. Когда-то там жили прекрасные, покрытые чешуей Старшие, друзья и слуги драконов. Они одевались в яркие одежды и украшали себя золотом, серебром и сверкающей медью. Широкие улицы, впечатляющие строения – все это было рассчитано не только на самих Старших, но и на драконов, которые частенько их навещали.

Там была украшенная статуями площадь, вымощенная чудесными плитами, которые зимой давали тепло, хотя, похоже, теперь эта часть города исчезла в гигантской трещине, поглотившей древние дороги и башни Кельсингры. Раньше здесь располагались бани с бассейнами, наполненными горячей водой, где Старшие вместе с драконами пережидали непогоду. Кроме того, предки Синтары купались в громадных медных ваннах с благовонным маслом, дарившим чешуе чудесный блеск и делавшим когти прочнее.

И там также было… что-то еще. Синтара никак не могла вспомнить, что именно. Похожее на воду, но не вода. Что-то восхитительное, нечто такое, что даже сейчас сверкало, переливалось и настойчиво звало ее сквозь смутные воспоминания.

– На что ты смотришь? – спросила Тимара.

Синтара и не заметила, что замерла, уставившись на другой берег.

– Так, ни на что. На город, – сказала она и продолжила свой путь.

– Если бы ты научилась летать, то смогла бы перебраться через реку в Кельсингру.

– А если бы ты научилась соображать, то знала бы, когда стоит помолчать, – огрызнулась драконица.

Неужели эта глупая девчонка не понимает, как много она об этом думает? Каждый день. Каждый час. Вдруг магия дающих тепло плит до сих пор действует? А даже если и нет, здания могли послужить укрытием от бесконечных дождей. Не исключено, что в Кельсингре она наконец-то почувствовала бы себя настоящим драконом, а не змеей с лапами.

Они дошли до кромки леса. Налетевший порыв ветра стряхнул на них холодные капли с веток деревьев. Синтара недовольно фыркнула.

– Немедленно иди охотиться, – велела она девушке и мысленно усилила приказ.

Ее хранительница развернулась и с обиженным видом поплелась с холма обратно. Синтара не потрудилась даже проводить девчонку взглядом. Еще чего не хватало! Обеспечивать драконицу пищей – это долг Тимары. Хранители для того и нужны. А иначе какой вообще прок от людишек?


– Карсон!

Охотник сделал в сторону Седрика успокаивающий жест, подняв руку с раскрытой ладонью. Карсон неподвижно стоял напротив черно-синего дракона. Он ничего не говорил, просто упрямо смотрел ему в глаза. Карсон был крупным мужчиной, но на фоне гигантского Кало выглядел детской игрушкой, которую разъяренный дракон мог запросто втоптать в землю или, обдав своим ядовитым дыханием, обжечь до костей. И Седрик ничего не смог бы с этим поделать. Его сердце так отчаянно колотилось в груди, что он не мог даже толком вздохнуть. Юноша обхватил себя руками, дрожа от холода и страха. Зачем Карсон так рискует собой?

Не бойся, я буду тебя защищать. – Релпда, драконица Седрика, толкнулась в его мысли и легонько боднула хранителя тупым носом.

Он быстро повернулся и положил руку ей на загривок, успокаивая точно так же, как пытался успокоить самого себя. У маленькой медной самки не было ни единого шанса против Кало, выступи она на стороне Седрика. Ни в коем случае нельзя сейчас бросать огромному дракону вызов, ибо это может спровоцировать его на необдуманные и жестокие действия. Хотя Седрик и не был хранителем Кало, сейчас он, как и все прочие, чувствовал исходившие от него волны ярости и обиды.

– Давай отойдем в сторонку, – предложил юноша медной драконице и слегка подтолкнул ее.

Но Релпда даже не шелохнулась. Когда Седрик посмотрел на нее, ему показалось, что ее глаза вращаются – большие, темно-синие, с редкими серебряными проблесками. О нет – она решила, что Кало угрожает ее хранителю!

Карсон заговорил спокойно, без злости. Его мускулистые руки были скрещены на груди, но жест этот не выглядел угрожающим. Темные глаза под тяжелыми бровями казались почти добрыми. Непогода растрепала его волосы и унизала каплями воды подстриженную рыжую бороду. Однако охотник не обращал ни малейшего внимания на дождь и ветер, точно так же как и на то, что дракон значительно сильнее его. Непохоже было, что Карсон боится с трудом сдерживающего ярость Кало.

Он говорил медленно, и его низкий голос звучал ровно:

– Кало, тебе нужно успокоиться. Я уже послал людей на поиски Дэвви. Твой хранитель скоро будет здесь, чтобы позаботиться о твоих ранах. Но ты должен перестать угрожать всем подряд.

Сине-черный дракон пошевелился, и под дождем его чешуя сверкнула серебром. Во взгляде Кало вспыхнули и закружились малахитовые разводы, и казалось, будто сами его глаза принялись вращаться. Седрик взирал на происходящее со смесью восхищения и ужаса. Карсон стоял слишком близко к дракону, и, если бы тот вдруг решил броситься на человека или плюнуть в него ядом, даже быстрая реакция не спасла бы охотника от смерти. Седрик набрал в легкие воздуха, собираясь умолять Карсона отступить, но затем передумал и лишь сжал зубы. Нет, это все равно бесполезно. Карсон знает, что делает, и последнее, что ему сейчас нужно, – это отвлекаться на любовника.

Седрик услышал за спиной топот бегущих ног и, обернувшись, увидел, как Дэвви на всех парусах несется в их сторону. Щеки юного хранителя раскраснелись, а волосы развевались вокруг лица и плеч. Лектер бежал рядом с ним по влажной луговой траве, похожий на мокрого ежа. Шипы у него на шее переходили в гриву на спине, в точности повторяя гриву его дракона, Сестикана. Хранитель уже не мог скрывать их под рубашкой. Шипы были синие с оранжевыми крапинками и встопорщились, пока Лектер, отчаянно пыхтя, пытался не отставать от Дэвви.

Дэвви набрал воздуха и закричал:

– Кало! Я здесь! В чем дело, Кало? Ты ранен? Что случилось?

Лектер свернул в сторону, направляясь к Сестикану.

– Где ты ходишь? – поинтересовался его дракон капризно и зло. – Смотри, я ушибся и весь перемазался в грязи. А ты не уделяешь мне внимания.

Дэвви подбежал прямо к своему огромному дракону, то ли не заметив, то ли не испугавшись того, что его питомец пребывал в ярости. Как только парень появился на лугу, все внимание Кало сосредоточилось на нем.

– Почему тебя не было рядом, чтобы позаботиться обо мне? – взревел дракон с упреком. – Смотри, как меня обожгли! Твое безразличие могло стоить мне жизни! – Кало задрал голову, чтобы продемонстрировать кровоточащую рану на горле, там, куда попал яд Меркора. Она была размером с блюдце.

Седрик вздрогнул от подобного зрелища, а Дэвви побледнел как мертвец.

– Ох, Кало! Надеюсь, все обойдется? Мне так жаль! Я был на реке, проверял, не попалось ли что в ловушки для рыбы!

Седрик знал про эти ловушки. Он видел, как Карсон и Дэвви устанавливали их вчера. Две корзины, закрепленные на концах жерди, вращающейся благодаря течению, должны были зачерпывать рыбу из реки и сбрасывать ее по желобу в плетеную вершу. У Карсона и Дэвви ушло несколько дней на то, чтобы соорудить это приспособление. Если их задумка сработает, они собирались построить еще несколько таких ловушек. Ежедневно добывать пропитание для такого количества драконов – тяжкий труд, а тут будет хоть какое-то облегчение.

– Не проверял он никакие ловушки, – тихо сказал Карсон, подходя к Седрику.

Кало присел на траву, а Дэвви взволнованно охал, осматривая расправленные крылья дракона в поисках других повреждений. Лектер с виноватым видом вел Сестикана к реке – мыться.

Седрик заметил, как парень украдкой застегнул пряжку на ремне. Карсон недовольно покачал головой, а Седрик ухмыльнулся.

– Да уж, похоже, эта парочка занималась совсем другим, – констатировал он.

Однако Карсон в ответ бросил на него взгляд, который мигом стер усмешку с его лица.

– Что такое? – спросил юноша, озадаченный суровым видом охотника.

Карсон заговорил тихим голосом:

– Мы не можем допустить этого, Седрик. Не дело, что оба парня так себя ведут.

– Что?! Не можем допустить, чтобы они были вместе? Но если мы запретим им это, то сами превратимся в лицемеров! – Седрика больно ранили слова Карсона. Он что, ожидает, что мальчики станут скрывать, что без ума друг от друга? Осуждает их за то, что они не таятся?

– Я вовсе не это имел в виду. – Карсон положил руку любовнику на плечо и развернул его, уводя прочь от Кало. – Они всего лишь мальчишки и, безусловно, нравятся друг другу, но в основном думают о плотских утехах. У них все не так серьезно, как у нас с тобой. Я хотел сказать, что ребята должны быть более ответственными, думать в первую очередь о работе, а развлечения могут и подождать.

Мужчины начали взбираться на холм по мокрой траве. Релпда прошла за ними несколько шагов, а затем внезапно развернулась и направилась к берегу реки.

– Не так серьезно, как у нас с тобой. – Седрик с нежностью повторил слова любовника.

Карсон покосился на него и кивнул, легкая улыбка приподняла уголки его губ и разожгла пожар в животе у Седрика. Юноша очень надеялся, что направление, выбранное Карсоном, означало, что они идут к дому. Небольшое холодное строение с каменными стенами и выложенным плитками полом было немногим лучше пещеры, но крыша, по крайней мере, спасала от дождя, а в каминной трубе была хорошая тяга. Если разжечь в очаге огонь, там было почти тепло. Почти. И тут на ум ему пришли иные способы согреться.

Как будто отвечая на мысли Седрика, Карсон сказал:

– Есть работа, которая не может ждать. Нам нужно пойти в лес и поискать сухой хворост. Зеленые ветки, которые ты вчера пытался разжечь, только дымили и совсем не давали тепла. – Он обернулся на Дэвви и Лектера.

Кало склонился к земле, вытянув шею так, чтобы Дэвви мог осмотреть ожог от кислоты. Прикосновения хранителя успокоили огромное создание, дракон выглядел почти умиротворенным.

– Он гораздо больше подходит Кало, чем Грефт, – заметил Седрик.

– Вернее, подходил бы больше, если бы хорошенько старался. – Карсону, который любил Дэвви как родного сына и предъявлял ему по-отцовски высокие требования, всегда было трудно похвалить паренька. Он отвернулся и покачал головой. – Я понимаю, что они с Лектером друг от дружки без ума, но это не повод пренебрегать своим долгом. Мужчина в первую очередь думает о выполнении обязанностей и только потом об удовольствиях. А Дэвви уже достаточно взрослый, чтобы понимать подобные вещи. Успех всей экспедиции зависит от того, насколько честно каждый из нас будет тянуть свою лямку. Когда придет весна или когда нам доставят новые припасы, тогда Дэвви сможет расслабиться и побаловать себя. Но не раньше. У каждого из ребят есть свой дракон, о котором нужно заботиться каждый день, и им следует всегда помнить об этом.

Седрик знал, что Карсон не хотел упрекать его. Однако временами он особенно остро чувствовал, что не умеет делать ничего полезного. «Никчемный, словно вымя у быка», – говорил о таких людях его отец.

«Это не моя вина, – успокаивал он себя. – Просто здесь я как рыба без воды. Если бы вдруг Карсон перенесся в общество, к которому я привык в Удачном, он бы тоже оказался не в своей тарелке и почувствовал себя бесполезным». Да, Седрик мог без труда выбрать вино для банкета или дать портному указания, как лучше подогнать камзол, но при этом совершенно не умел правильно махать топором, чтобы превратить сухое полено в дрова, и не разбирался в том, как следует разрезать убитое животное на куски, чтобы оно поместилось в горшок. Но действительно ли это его недостаток? Сам Седрик так не думал. Он вовсе не был бесполезным неумехой, просто оказался вне привычной среды. Он посмотрел вокруг – на склон дождливого холма и мрачный лес. Да уж, так далеко от своей среды обитания, что дальше просто некуда.

И он страдал от этого. Седрик с тоской вспомнил Удачный. Шум и болтовня торгового квартала, широкие мощеные городские улицы, ухоженные особняки, таверны и чайные на каждом углу! Открытые площади рынков и прохладная тень городских садов! Что бы подумал портной Джефдин, если бы увидел своего лучшего клиента в лохмотьях? Седрику вдруг до дрожи захотелось горячего глинтвейна в красивом изящном кувшине. Чего бы он только, кажется, сейчас не отдал за единственное блюдо, приготовленное не на костре! За стакан хорошего вина, кусочек свежевыпеченного хлеба! Даже за миску горячей каши со смородиной и медом! До чего же ему надоели дичь, рыба и черемша. Кто бы знал, как он мечтает даже не о десерте, а о чем-нибудь хоть немного сладком. Он пошел бы на любые жертвы ради одного-единственного полноценного ужина: чтобы блюда были приготовлены по всем правилам кулинарного искусства и поданы на тарелке, а стол застелен скатертью!

Он взглянул на идущего рядом Карсона. Его щеки над аккуратно подстриженной бородой разрумянились, а в темных глазах сквозила озабоченность. Сразу вспомнилась недавняя сцена: Карсон с закрытыми глазами сидит на низеньком табурете, похожий на разомлевшего кота, пока Седрик, ловко орудуя ножницами и маленьким гребнем, подравнивает ему бороду. Охотник неподвижен и покорен, он поворачивает голову, только когда Седрик просит об этом, восхищенный и как будто согретый его вниманием. Увидев, как сильный мужчина подчиняется его прикосновениям, Седрик почувствовал себя настоящим мастером. Он и буйную гриву ему подровнял, совсем чуть-чуть. Странно сказать, но для Седрика большая часть привлекательности охотника заключалась в его дикости. Он улыбнулся и вздрогнул, от приятного воспоминания волоски на шее и руках встали дыбом. Что ж, пожалуй, в этой глуши есть кое-что, ради чего Седрик отказался бы от возвращения в Удачный.

Он коснулся плеча Карсона, пока они шли рядом. Карсон усмехнулся и вдруг поднял руку и обнял молодого любовника. Он сделал это без колебаний, и сердце Седрика радостно подпрыгнуло. Гест никогда бы не выказал ему столь явное расположение на людях. Да и наедине тоже, если уж быть до конца честным. Карсон обнял Седрика крепче, и тот склонился к нему. Так они и шли. Охотник был крепок и мускулист, и это было все равно что опираться на дуб. Седрик и сам улыбнулся подобному сравнению: похоже, он уже начинает привыкать к жизни здесь, в глуши. Грубый плащ и непокорная шевелюра Карсона пахли дымом костра и настоящим мужчиной. Серебряные блики чешуек уже стали появляться в уголках его глаз: дракон изменял своего хранителя. И Седрику нравилось, как это выглядит.

Карсон потер его плечо:

– Ты замерз. Почему не надел плащ?

Тот плащ, в котором Седрик отправился в путешествие, давно сгинул в кислотных водах реки Дождевых чащоб. Предмет одежды, о котором говорил Карсон, был грубо выделанной оленьей шкурой с шерстью. Карсон сам снял ее с убитого животного, обработал и обрезал, придав определенную форму. Этот так называемый плащ завязывался на шее кожаными ремешками, которые тоже пришил Карсон. Седрик привык к мягким мехам на тканых подкладках. А этот наряд, немного жесткий, цвета сливок со стороны кожи, скрипел на ходу. Да и оленья шерсть была жесткой и топорщилась.

– Он такой тяжелый, – ответил Седрик виновато. Он не стал упоминать, что и пах новый плащ… ну, в общем, как оленья шкура.

– Тяжелый, это правда. Но зато он защитил бы от дождя, и тебе было бы теплее.

– Теперь уже в любом случае слишком далеко за ним возвращаться.

– Да уж. Ладно, будешь собирать хворост – мигом согреешься.

Седрик не стал говорить, что знает более приятный способ согреться им обоим. Он не был ленив, но не любил тяжелый физический труд, к которому Карсон привык с детства. До того как Элис втравила его в это безумное путешествие вверх по реке Дождевых чащоб, Седрик вел жизнь, приличествующую торговцу Удачного, хотя их семья и не была особо зажиточной. Он усердно работал – но головой, а не руками! Он вел учет расходов по дому и занимался многочисленными контрактами, которые Гест Финбок заключал от своего имени.

Он заботился о гардеробе Геста и составлял расписание деловых встреч. Он передавал указания Геста его слугам и разбирался с их вопросами и жалобами. Он записывал даты прибытия кораблей в гавань и отбытия их из Удачного, чтобы быть уверенным: Гест Финбок получит лучшие товары и сумеет первым пообщаться с новым купцами. Седрик был необходим Гесту для того, чтобы его хозяйство и дела шли гладко. Важен. Незаменим.

Но тут язвительная усмешка Геста, всплывшая перед мысленным взором Седрика, мигом развеяла приятные воспоминания о тех временах. Хоть что-нибудь в его прошлой жизни было на самом деле таким, как он полагал? Седрик горько призадумался. Да, он хорошо разбирался в людях, отличался незаурядными деловыми качествами и умел устраивать все наилучшим образом. Но вот ценил ли Гест эти его таланты? Или просто наслаждался, пользуясь его молодым телом? И как только он, Седрик, сносил все те унижения, которым подвергал его любовник? Седрик прикрыл глаза от струй дождя. А может, прав был отец, называя его никчемным хлыщом, годным лишь на то, чтобы щеголять в красивой одежде, за которую платил его наниматель?

– Эй, ты куда улетел? Вернись! – Карсон нежно потряс его за плечо. – Когда у тебя вдруг появляется такой взгляд, это не сулит ничего хорошего ни одному из нас. Все уже в прошлом, Седрик. Давно закончилось, так или иначе. Так что переверни страницу и перестань мучить себя.

– Я заслужил это, поскольку был круглым дураком, – отозвался Седрик.

Карсон покачал головой, и в голосе его прозвучало нетерпение:

– Тогда перестань мучить меня. Когда я вижу на твоем лице подобное выражение, то понимаю, что ты думаешь о Гесте. – Он вдруг замолчал, как будто собирался сказать что-то еще, но передумал. Спустя мгновение охотник с наигранной улыбкой поинтересовался: – Ну, и что напомнило тебе о нем на этот раз?

– Я вовсе не скучаю по Гесту, Карсон, если ты это имеешь в виду. И не мечтаю о том, чтобы вернуться к нему. Мне очень хорошо с тобой. Я счастлив, правда.

Охотник скептически пожал плечами:

– Но не настолько счастлив, чтобы перестать думать о Гесте. – Он кивнул и насмешливо посмотрел на юношу. – Мне кажется, что он не слишком хорошо с тобой обращался. И я не понимаю, почему этот человек вообще возымел над тобой такую власть.

Седрик встряхнул головой, словно бы желая вытряхнуть оттуда все воспоминания о Гесте.

– Трудно объяснить. Он очень обаятельный. И неизменно получает желаемое, поскольку искренне верит, что заслуживает этого. Когда что-то идет не так, Гест никогда не признаёт свою вину. Он перекладывает ответственность на кого-то другого и просто отходит в сторону, какой бы серьезной ни была проблема. Возникает впечатление, что Гест может легко отмахнуться от любого нежелательного события, даже если сам его спровоцировал. Он просто неуязвим и непотопляем. Сколько раз казалось: вот теперь-то ему уж точно придется ответить за последствия… И вдруг бац – и совершенно неожиданно находится какой-то выход.

Карсон внимательно смотрел на Седрика своими темными глазами, пытаясь понять.

– И это все еще восхищает тебя?

– Нет, теперь уже нет! Тогда мне казалось, что Гесту сопутствует невероятная удача. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, то вижу, что он просто очень ловкий и беспринципный тип, виртуозно умеющий перекладывать вину на других. А я, со своей стороны, разрешал ему делать это. И довольно часто. Так что на самом деле я думаю не о Гесте. Я размышляю о своей жизни в Удачном, о том, в кого он меня превратил… или, скорее, в кого я позволил себе превратиться. – Седрик пожал плечами. – Разумеется, гордиться тут нечем. Я стыжусь того, что сделал, пока был вместе с Гестом, и того, что собирался совершить. Но в каком-то смысле я по-прежнему все тот же человек и не знаю, как измениться.

Карсон посмотрел на него искоса и широко улыбнулся:

– О, ты изменился. Поверь мне, парень, ты очень даже изменился.

Они вышли на опушку леса. Голые деревья на границе леса почти не защищали их от бесконечного дождя. Выше, на холме, росли вечнозеленые деревья, которые стали бы лучшим укрытием, но здесь было больше мертвых стволов и опавших веток для топлива.

Карсон остановился около ясеневой рощи. Он подготовил пару кожаных ремней, каждый с петлей на конце. Подавив вздох, Седрик взял свой. Он напомнил себе о двух вещах: во-первых, во время работы ему становилось теплее; а во-вторых, когда он держался наравне с Карсоном, то больше уважал себя. «Будь мужчиной», – сказал он себе и разложил ремень на земле, как учил его охотник. А тот уже начал таскать хворост и складывать его на ремень. Иногда этот здоровяк ломал ветку о колено, чтобы ее было удобнее нести. Как-то Седрик тоже попробовал, но в результате заработал такой здоровенный синяк, что Карсон пришел в ужас и запретил ему делать это впредь.

– Надо будет потом вернуться с топором и повалить парочку вон тех огромных елей. Мы можем срубить их и оставить сохнуть до конца лета. Тогда на следующий год у нас получатся отличные дрова, которые будут гореть всю ночь. Ну, что скажешь?

– Да, было бы неплохо, – без энтузиазма согласился Седрик, понимая, что это означает еще больше тяжелой работы.

Кроме того, перспектива заготавливать дрова впрок заставила юношу осознать, что следующий год он, возможно, тоже проведет здесь. Ютиться в какой-то лачуге, есть мясо, приготовленное на костре, и носить Са знает что. Год, второй, третий… Неужели ему суждено тут состариться? Кто-то из хранителей говорил, что изменения, через которые проводят их драконы, превратят их в Старших и значительно продлят срок жизни. Седрик взглянул на тонкие чешуйки на тыльной стороне запястья. Торчать тут сто лет подряд? Обитать в крохотной избушке и заботиться о своей чудаковатой драконице – неужели таким будет смысл его существования? Когда-то Старшие казались ему изящными и прекрасными созданиями, жившими в удивительных городах, полных магии.

Вещи Старших, найденные в Дождевых чащобах при раскопках погребенных поселений, были загадочными: светящиеся самоцветы и ароматические камни, каждый со своим собственным сладким запахом. Графины, мигом охлаждавшие все, чем бы их ни наполнили. Джидзин – волшебный металл, который начинал светиться от прикосновения. Чудесные колокольчики, играющие на ветру никогда не повторяющиеся мелодии. Камень, хранящий воспоминания, разделить которые можно, прикоснувшись к нему… Так много поразительных предметов принадлежало Старшим. Но этот народ давно исчез с лица земли. И если Седрик и остальные хранители станут наследниками Старших, то они, без сомнения, окажутся гнилой ветвью семейного древа: хранители драконов, которые едва ли смогут летать, лишенные магии Старших, влачащие жалкое существование в самых примитивных условиях.

Порыв ветра окатил его душем холодных капель, пролившихся с голых веток над головой. Седрик со вздохом стряхнул их со своих штанов. Ткань истончилась и обтрепалась, превратившись в лохмотья.

– Мне нужны новые штаны.

Карсон протянул мозолистую руку и взъерошил его мокрые волосы.

– Тебе и шляпа тоже нужна, – заметил он буднично.

– И из чего, интересно, мы ее сделаем? Из листьев? – Седрик постарался, чтобы вопрос прозвучал иронически, а не горько. Карсон. У него есть Карсон. Лучше уж жить здесь, но с этим человеком, чем в удачнинском особняке, но без него.

– Нет. Из коры, – спокойно пояснил охотник. – Если нам удастся найти нужный сорт дерева. Помнится, в Трехоге жила одна мастерица, так она разделяла кору на волокна, а затем плела из них нечто вроде ткани, которую пропитывала смолой, чтобы сделать водонепроницаемой. Она изготавливала из этого материала шапки и, кажется, плащи. Сам я, правда, ни разу ничего не покупал у нее. Но, принимая в расчет наши нынешние обстоятельства, почему бы и не попробовать? Не думаю, что у меня осталась хоть одна целая рубашка или пара штанов.

– Из коры, – повторил Седрик насмешливо. Он попытался представить себе, как такая шляпа будет выглядеть, и решил, что лучше уж ходить с непокрытой головой. – Может, капитан Лефтрин привезет из Кассарика ткань? А до тех пор я постараюсь как-нибудь обходиться тем, что есть.

– Мудрое решение, поскольку деваться нам все равно некуда. – Подобная реплика в устах Геста была бы полна уничижительного сарказма. Однако у Карсона это прозвучало как добродушная шутка: человек искренне беспокоился о трудностях, которые им предстояло перенести вместе.

Ненадолго оба погрузились в задумчивое молчание. Карсон собрал солидную кипу хвороста. Он затянул ремень на вязанке и приподнял ее для пробы. Седрик с трепетом окинул взглядом свою вязанку: похоже, тяжелая, да и палки наверняка будут колоть его, а спина сегодня ночью опять разболится. А тут еще Карсон заботливо добавил несколько палок к его куче, увеличив ее в размерах. Седрик попытался подумать о чем-нибудь приятном. И предположил вслух:

– Когда Лефтрин вернется из Кассарика, он ведь, наверное, привезет нам вместе с остальными грузами и новую одежду?

На что Карсон сказал, затягивая ремень:

– Многое будет зависеть от того, заплатит ли ему Совет все, что должен, или нет. Мне кажется, торговцы будут тянуть время. Но даже если они и заплатят, то капитан сможет привезти только те товары, которые имеются в Кассарике и, возможно, в Трехоге. В первую очередь это, разумеется, будет продовольствие. Затем надо будет пополнить запасы дегтя, лампового масла, свечей, ножей и охотничьих луков. То есть всего того, что поможет нам самим позаботиться о себе. Одеяла, полотно и тому подобные вещи будут на последнем месте. Это всегда стоило в Кассарике очень дорого. На болотах нет пастбищ, а стало быть, там нельзя разводить овец. Неудивительно, что, обнаружив здесь луга, капитан Лефтрин так воодушевился и решил заказать в Удачном скот. Однако стоит иметь в виду, что пройдут месяцы, прежде чем животные прибудут, и Смоляному придется вернуться за ними, совершив еще один рейс.

Как-то вечером, несколько дней тому назад, капитан Лефтрин собрал их всех на палубе Смоляного. Он сообщил, что отправляется обратно в Кассарик и Трехог, чтобы купить столько припасов, сколько сможет. Он доложит Совету торговцев Дождевых чащоб, что все обязательства по договору полностью выполнены, и заберет свои и их деньги. Если хранители хотят, чтобы он привез из Кассарика что-то особенное, пусть предупредят заранее, и он попытается достать это. Двое хранителей сразу сказали, что их заработки следует отдать семьям, остальные попросили передать родственникам послания. Рапскаль объявил, что намерен потратить все свои деньги на конфеты и пряники, поскольку он страшный сладкоежка.

Хохот не стихал до тех пор, пока Лефтрин не поинтересовался, не хочет ли кто-нибудь отправиться обратно в Трехог. Повисла тишина, хранители обменивались озадаченными взглядами. Обратно в Трехог? Оставить связанных с ними драконов и вернуться к жизни отщепенцев среди собственного народа? Если уж их сторонились еще до отъезда, то что же обитатели Дождевых чащоб подумают о них теперь? Долгое пребывание рядом с драконами не уменьшило странности в их внешнем виде. Совсем даже наоборот: чешуи и шипов стало больше, а у Тимары и вовсе появилась пара прозрачных крыльев. Похоже, теперь драконы направляли происходившие с ними метаморфозы, так что перемены были более приятными для глаз, но при этом почти все хранители уже мало походили на людей. Никто из них не смог бы вести прежнюю жизнь.

Правда, Элис не была связана с драконом и выглядела как человек, но Седрик знал, что она тоже не поедет домой. В Удачном ее не ожидало ничего, кроме позора. Даже если бы Гест пожелал принять жену обратно, она не вернулась бы в оковы фальшивого брака, где любви не было и в помине. С тех пор как Седрик рассказал ей всю правду об их отношениях с Гестом, она считала свой брачный контракт с богатым торговцем Финбоком недействительным. Она останется здесь, в Кельсингре, и будет ждать возвращения своего чумазого речного капитана. Хотя Седрик и не мог понять, что же так привлекало ее в этом мужчине, он вынужден был признать, что сейчас, поселившись в каменной лачуге с Лефтрином, Элис выглядела гораздо более счастливой, чем в ту пору, когда жила в роскошном особняке Геста.

А он сам?

Седрик окинул Карсона взглядом и мгновение просто смотрел на него. Охотник был простоватым крупным мужчиной, привлекательным на свой грубый манер. Гораздо сильнее, чем Гест когда-нибудь станет. И намного добрее, чем Гест когда-либо был.

Если подумать, сам Седрик тоже был счастливее, живя в каменной лачуге с Карсоном, чем прежде в особняке Финбока. В его жизни больше не было места лжи. В ней не было обмана. Зато появилась маленькая медная драконица, которая любила его. И тоска Седрика по Удачному разом поблекла.

– Чему ты улыбаешься?

Седрик помотал головой, а затем честно ответил:

– Карсон, я так счастлив с тобой!

Улыбка искренней радости осветила лицо охотника, когда он услышал эти слова:

– А я счастлив с тобой, парень из Удачного. И мы оба будем еще счастливее сегодня ночью, если хорошенько управимся с этим хворостом. – Карсон наклонился, подхватил вязанку за ремень и вскинул на плечо. Он легко разогнулся и ждал, что Седрик сделает то же самое.

Седрик повторил его движения и с кряхтением взвалил свою вязанку на плечо. Он смог разогнуться, только сделав два неловких шага, чтобы удержаться на ногах.

– О всемогущий Са, до чего же тяжело!

– Да уж, тяжело. – Охотник ухмыльнулся. – Это в два раза больше того, что ты смог бы унести месяц назад. Я тобой горжусь. Пойдем.

Он им гордится! До чего же приятно было такое слышать.

– Я и сам собой горжусь, – пробормотал Седрик и пошел следом за Карсоном.


Седьмой день месяца Надежды, седьмой год Вольного союза торговцев

От Детози, смотрительницы голубятни в Трехоге, – Рейалу, исполняющему обязанности смотрителя голубятни в Удачном


Дорогой племянник!

Мы с Эреком от души советуем тебе впредь сдерживать свой нрав и проявлять самообладание. Не позволяй Киму спровоцировать тебя на гнев или обвинения, которые мы не сможем доказать. Нам уже не впервые приходится вести с ним неприятную переписку. Я по-прежнему считаю, что Ким получил должность смотрителя голубятни, дав взятку. Но если так, то, похоже, у этого типа есть друзья в Совете Кассарика, который утвердил его продвижение по службе, и, подавая туда жалобы, мы ничего не добьемся.

Я знаю нескольких подмастерьев Кима, потому что они учились у меня здесь, в Трехоге, и все еще поддерживаю с ними связь. Постараюсь потихоньку все у них разузнать. А ты пока что передай его послание своим наставникам, пусть сами решают, что с этим делать. Пока ты официально не получишь статус смотрителя голубятни, тебе будет трудно говорить с Кимом на равных. Мы с Эреком сомневаемся, что вообще следовало возлагать на тебя столь трудную задачу.

Не переживай, на нынешний момент ты сделал все, что мог. И главное, ты очень способный мальчик и прекрасно умеешь обращаться с птицами. Мы с Эреком уверены, что все образуется.

Теперь о хорошем. Две пятнистые быстрые голубки, которых ты послал нам в качестве свадебного подарка, нашли себе пары и теперь выводят потомство. Я с нетерпением жду дня, когда можно будет отправить к тебе нескольких их подросших птенцов, чтобы рассчитать длительность обратного полета. Признаться, подобная перспектива очень меня вдохновляет.

Мы с Эреком до сих пор так еще и не решили, кто из нас к кому переедет: это сложный вопрос. Что касается свадьбы, то в нашем возрасте хотелось бы провести церемонию быстро и без лишнего шума, однако наши родные и слышать об этом не желают. Так что придется им подчиниться. Бедные мы, бедные!

С любовью и уважением,

тетушка Детози

Загрузка...