Горгона и генерал

— Это было между победой на реке Грина и поражением на заставе Корн.

— А, это когда я вас вынес с поля боя на своих руках и уговорил злого доктора не отрезать вам ногу!

— И я щедро отблагодарил вас за это.

— Вы же знаете, какие цены в нашей столице!

— Стив был погодком Джонни, и Ричард воспитывал его сурово и даже жестко, — не дал сбить себя с толку Трапп. — Он давал конюшему странное образование. Это Стив любил шахматы и рыбалку, Джонни ненавидел оба занятия. Мальчики были братьями и довольно похожими, но не одинаковыми. Поэтому Стиву пришлось заболеть оспой.

— Мог и помереть ненароком.

— Вот почему Джонни оставался рядом с ним, пока превращение не завершилось. Поэтому они и скрывались у Бронксов. Ричард не знал, как я отреагирую на такую замену…

— Вы всегда защищали Джонни, — отозвался Паркер задумчиво. — Могли и отправить Стива обратно на конюшню, если бы вам показалось, что мальчика обижают.

— И Джонни выставил меня вон под надуманным предлогом. Я думаю, он был рад-радешенек избавиться от этих хлопот с троном. Наверное, после того, как Стив обосновался бы на троне, Розвелл привез бы мне Джонни. И мы вместе с ним начали бы новую жизнь.

— Но Розвелл пропал, а Джонни к вам не приехал.

— А Стив обвинил меня в государственной измене, отрезав путь к возвращению. Вопрос только в том, что он сделал с Джонни.

— А разве много вариантов? — чиркнув рукой себе по горлу, отозвался Паркер.

— Значит, Стив убил Розвелла и убил Джонни.

— Как это вы додумались до всего этого в такой глуши?

— Разве у мужчины могут вдруг измениться вкусы по отношению к женщинам? Джонни в жизни бы не приблизился к такой, как горгона Де Ла Кру Кра.

— Гиацинта Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч, — произнес Паркер нараспев. — Вижу, слава о ней долетела даже до сюда.

— Вы с ней знакомы? — изумился Трапп.

— Кузина моей жены работала кухаркой у канцлера Крауча. Она рассказывала, что у супругов были ужасные отношения.

— Правда? — похолодев, спросил Трапп. — Крауч бил жену?

— Был полностью у неё под каблуком и ходил по струнке. Лидия писала, что в первую брачную ночь невеста изрезала жениха в лоскуты.

Трапп вспомнил блеск стилета в руке горгульи и поморщился.

— Её, кстати, тоже выслали из столицы, — хмыкнул Паркер. — Вы с ней теперь товарищ, по несчастью. Вероятно, и она торчит сейчас в каком-нибудь коровнике и пьет теплое молоко.

— У нашего короля Стива ужасно скудная фантазия. Только и умеет, что отправлять людей в разные ссылки.

— Не называйте его так, — поморщился Паркер. — Я собираюсь забыть обо всем, как только выйду из этого сарая.

— Забудете об этом чуть позже, — возразил Трапп с улыбкой. — После того, как мы выясним, что именно случилось с щенком Джонни и Розвеллом.

От возмущения Паркер издал какой-то короткий клокочущий звук.

Потом надолго замолчал.

Трапп не торопил его, наслаждаясь тишиной этой теплой ночи.

— Вы ведь даже не шутите, да, — сказал, наконец, Паркер.

— Через несколько дней перед королем окажется пылкий мальчик по имени Шарль Стетфилд. Он будет просить о помиловании для своей мачехи, а заодно сообщит королю, что великий генерал Трапп делит один замок на двоих с опальной возлюбленной этого самого короля…

— Да ладно! — присвистнул Паркер и заржал. — Как вы это делаете? Почему у вас женщины даже в ссылке сами собой заводятся?

— В этом моя величайшая трагедия, — торжественно признал Трапп. — Но что сделает в этом случае король?

Паркер, посмеиваясь, повторил свой прежний жест, снова проведя ладонью по горлу.

— Что ж, мы не будем этого ждать, — подытожил Трапп. — Пора вернуться в столицу, правда?

— У-уу, — ухмыльнулся Паркер, — генерал выпал из спячки! Плакала моя семейная жизнь! Раздобыть вам маленькую каморку на одного?

— Большие апартаменты на двоих.

Паркер снова загоготал, распугав притихших сверчков.

— Вот где вы шляетесь, уже ночь на дворе!

В пеньюаре и со свечой в руках Гиацинта напоминала разгневанное привидение. Она выскочила из коридора в тот самый момент, когда Трапп занес ногу над очередной ступенькой, прокрадываясь в свою башенку.

— Вы думаете, что я поверю в то, что вы любовались на теленка с двумя хвостами едва не до рассвета?

— А мне действительно необходимо убеждать вас в этом? — удивился Трапп.

— Идите сюда, — раздраженно велела она, хватая его за руку. В прежние времена генерала часто так хватали и тащили в сторону спален, но за годы он подрастерял сноровку и едва не запутался в собственных ногах.

Закрыв дверь, Гиацинта поставила свечу на стол и подошла к Траппу близко-близко.

— Я думаю, — тихо проговорила она и провела руками по его плечам, — что нам с вами необходимо объединиться.

— О, нет, — сказал он, отступая. — Так именно мы с вами объединяться не будем.

— Да что с вами такое? — снова рассердилась она. — Вы десять лет ведете монашеский образ жизни!

— О, дорогая, — расстроился Трапп. — Я вовсе не хотел вас огорчать. Давайте представим, что вы меня успешно соблазнили, а я успешно соблазнился. Мне было хорошо, а вы успели подумать о вечном, и теперь мы готовы перейти к настоящему делу.

— Я вам совсем не нравлюсь, да? — спросила она холодно.

— Сложно сказать так сразу, — задумался Трапп. — То не нравитесь, то нравитесь, а потом опять не нравитесь. Но большую часть времени у меня от вас мурашки по коже.

— Не в романтическом смысле?

— Увы. Я до смерти боюсь лживых и расчетливых стерв.

Она вздохнула.

— Ну нет так нет, — резюмировала горгона, нисколько не огорчившись. — Так даже лучше. Ненавижу, когда мужчины смотрят на меня, а у них слюна капает. К делу. Мы с вами должны вернуться в столицу.

— Да неужели? — откликнулся Трапп, усаживаясь в кресло. — И зачем нам это делать?

— Затем, что король убьет вас, когда узнает, что вы живете со мной в этом замке. Он в жизни не поверит, что мы целомудренно поделили его пополам!

— Какая блестящая у вас репутация, Гиацинта, — не удержался от ехидной реплики Трапп.

— Женщина может оказаться беззащитной перед натиском страстного мужчины с репутацией бабника и драчуна.

— Женщина — может быть, но не горгона со стилетом, способная превратить кожу своего мужа в бахрому.

— Оп-па, — воскликнула Гиацинта. — Как осведомлен ваш теленок с двумя хвостами о некоторых аспектах моего прошлого.

— Я выяснил, что о вас слагают легенды, моя дорогая.

Она засмеялась и села на столик, болтая ногами.

— Значит, решено, — сказала гематома.

— Решено?

— Мы едем в столицу.

— Мы?

— Что с вами такое?

— Со мной?

Гангрена кинула в него баночку с кремом.

— А вам не приходило в голову, — спросил Трапп, — что нам вредно держаться друг друга? Две опальные звезды…

— Приходило, — отозвалась она. — Я могла бы остаться здесь и посмотреть, как вас убивают. Но моя природная доброта…

— Кх-м.

— И здравый смысл, — невозмутимо продолжила Гиацинта, — а также развитая интуиция подсказывают мне, что вы можете пригодиться. Ну, а у вас нет выбора, поскольку я забрала все ваши деньги.

— О, вы их все-таки откопали?

— Внушительный мешок с золотыми монетами лежал в погребе с вином, на самой большой бочке. Наверняка предполагалось, что вы сунетесь туда в первую очередь.

— Я и сунулся.

— И?..

— С какой стати мне открывать какой-то там мешок? Лежит и лежит. А у бочки был краник!

— Ушам своим не верю, — покачала головой горгулья. — Отчего вы такой болван?

— А отчего вы перекопали весь сад, прежде чем нашли свое сокровище?

— Потому что погреб с вином — это слишком очевидно! Между прочим, там целое состояние. И еще записка.

— Записка?

— Вас покусал попугай?

Трапп рассмеялся.

— Я просто не успеваю за кульбитами вашей мысли. Что было в записке, Гиацинта?

— Четыре слова: «Это ради помощи Джонни».

— Очевидно, кто-то ошибся адресом.

— У-гм, — скептически хмыкнула горгона, — здесь же так оживленно.

— В последнее время — слишком. Гиацинта, зачем вам возвращаться в столицу, если у вас достаточно денег, чтобы уехать куда угодно?

Она поежилась.

— Потому что я хочу вернуть свое место.

— В постели короля?

— В высшем обществе. Я создана, чтобы блистать на балах и вызывать всеобщее восхищение.

Трапп встал и подошел к ней. Запрокинув к нему голову, Гиацинта смотрела грустно и доверчиво. Трапп погладил её по щеке, пригладил распущенные волосы, легко поцеловал в лоб.

— Мы же можем делать всё, что угодно. Нам необязательно лезть в это осиное гнездо. Мы можем поехать к Чарли, или на приграничные земли, или в любое другое место.

— Да, — согласилась она и прислонилась к его плечу, — но мы поедем в столицу. Оу… Шелковая рубашка, Бенедикт?

— Хотите её тоже украсть?

— Думаете, я из тех, кто снимет с бедняка последнюю рубашку?

— Думаю, да.

— Вы правы.

Она была теплой и расслабленной и, отказавшись от маски роковой красотки, казалась сейчас вполне человеком. Траппу нравился её легкий цветочный запах, и то, как её волосы щекочут ему шею и подбородок, а грудь возле его груди легко поднимается и опускается от ровного, спокойного дыхания.

По какой-то необъяснимой причине горгона чувствовала себя в его объятиях защищенной.

Или же была самой лучшей притворщицей в мире.

— Что я получу, если поеду с вами? — спросил он. — Мне нужны какие-то веские аргументы, потому что без вас мне будет куда безопаснее и удобнее.

— Возможно, вы сможете помочь Джонни.

13

Снова открыв глаза на рассвете, Трапп с прискорбием был вынужден признать, что Паркер был прав: он пробудился.

Вышел из спячки.

В прежние времена ему было достаточно пары часов сна в неделю, чтобы одерживать сокрушительные победы, но, прибыв в Изумрудный замок, Трапп мог дрыхнуть днями напролет.

Дрыхнуть и дуться на целый мир, — вынужден был признать опальный, но все еще великий генерал, спускаясь вниз.

Эухения на заднем дворе задумчиво ставила затяжки деревянной щепой на кружевных сорочках горгоны, сохнущих в тени липы.

Приветственно помахав ей, Трапп дошел до озера, быстро разделся и нырнул в парную воду.

После того, как Розвелл выдернул его среди ночи из сладких объятий жены посла, Трапп всю дорогу задавал много вопросов и пытался понять, что в действительности происходит. Ближе к обеду, когда раскаленное солнце стало припекать его похмельную голову, Розвелл вдруг подстегнул лошадь Траппа, оставив позади их охрану и заявил, что дальше они поедут вдвоем. «Я не буду завязывать тебе руки, а ты не будешь пытаться сбежать, — заявил он. — Пожалуйста, Трапп, доверься мне».

И Трапп доверился.

Во всем мире было всего несколько человек, которым Трапп доверял безоговорочно.

И Розвелл, безусловно, принадлежал к их числу.

Дальнейший путь к Изумрудному замку они совершили вдвоем.

«Послушай, — сказал Розвелл, — я не стану приставлять к тебе охрану, потому что знаю, что это бесполезно. Просто поживи здесь какое-то время, а дальше мы с Джонни тебе все объясним».

И после этого жизнь Траппа закончилась.

Не приехал Розвелл со своими объяснениями, в Изумрудный замок не приходило ни писем, ни новостей, ни гостей. И, сидя день за днем на заборе в ожидании всадников, генерал погружался в пучину обиды и непонимания.

Сейчас, наслаждаясь свежестью этого утра, он вынужден был признать, что в его спячке была повинна великая гордыня. Золотой мальчик Бенедикт Трапп, выросший во влиятельной и богатой семье, никогда раньше не знал забвения и пренебрежения. И вдруг целый мир на него наплевал, а он решил наплевать на целый мир.

Тихий всплеск прервал его размышления, и, повернув голову, Трапп увидел горгону, которая целеустремленно плыла к нему.

Голова с высоко забранными волосами торчала из воды, по-утреннему чистое лицо было лишено всяких прикрас, и широкая улыбка сияла на этом лице.

— Боже, как хорошо, — простонала она, приблизившись. — В последний раз я плавала лет в десять.

И Трапп вдруг понял, что неподвижно лежа на спине, он смотрит в ясное небо всем своим существом.

То есть буквально.

Однако прежде, чем он успел уйти под воду, горгулья подплыла совсем близко и фамильярно скрестила руки на его груди, как будто Трапп был плотом или деревянной доской.

— Что вы творите, Гиацинта? — спросил Трапп, обреченно закрывая глаза.

— Я увидела вас из окна, и меня обуяла зависть. Я подумала, что вряд ли мне еще представится возможность поплавать в озере нагишом.

— Нагишом?

— Ну вы же тоже не в сутане, — рассудительно отозвалась она. — Здесь нет любопытных глаз, Бенедикт. Мы можем делать, что захотим.

— Дорогая, мы ничего такого не хотим.

— А ваш маленький капрал считает иначе, — откликнулась она со смешком.

Трапп и без неё чувствовал, что некоторые части его тела так высоко поднялись из воды, что их стало припекать солнцем.

С другой стороны — было бы куда печальнее, если бы от прикосновения обнаженной, молодой и красивой женщины ничего такого не происходило.

— Гиацинта, — сказал он, — если вы действительно намереваетесь совратить почтенного и великого генерала, никогда не называйте его капрала маленьким.

— Ну же, Бенедикт, не воспринимайте это так буквально, — засмеялась она, и он ощутил мимолетное прикосновение, как будто она чмокнула его в плечо.

Что за женщина!

— Когда мы уезжаем? — перешла гербицида на деловой тон.

— Через неделю, — ответил он, все еще пытаясь дышать ровно и говорить спокойно.

— Может, нам лучше поспешить?

— Пока ваш пылкий обожатель Шарль доедет до столицы, пока доберется до короля, пока его наемники сюда прибудут… Неделя у нас точно есть, чтобы насладиться всем этим.

— Этим? — нежная ладонь скользнула по его груди.

— Солнцем. Небом. Свежим воздухом.

— Почему вы не убили Шарля?

От неожиданности Трапп дернулся, и вода тут же залила ему лицо. Уйдя на глубину, он некоторое время пытался осознать услышанное. Вынырнув, генерал увидел близко мокрое и серьезное лицо Гиацинты, в матовости её глаз поблескивали капельки воды.

— Какого черта мне убивать молодого Стетфилда?

— Потому что он донесет на вас королю.

— Я не решаю так свои проблемы, Гиацинта. Не убиваю детей.

— Вам нравится любоваться собой, правда?

— А о чем думаете вы, глядя в зеркало?

— О том, — отчеканила горгона, — что я все еще жива.

Она нырнула и пробыла под водой так долго, что Трапп успел забеспокоиться. Наконец, её голова появилась довольно далеко от него.

— Вы прекрасно плаваете, — заметил генерал.

— Мой брат Антуан, — у неё даже дыхание не сбилось, — меня научил. Маленькой я повсюду таскалась за ним, а он сердился и прогонял меня.

— Как это ваш папенька позволил вам покидать классную комнату?

— О, он вечно пропадал на своих рудниках. Управлять таким огромным состоянием непросто.

Горгона направилась к берегу, и Трапп увидел, как она неторопливо выходит из воды. Распущенные длинные волосы, тонкая талия, прекрасная задница, длинные ноги. Белоснежная, изящная, она была похожа на мраморную статую.

Накинув на себя пеньюар, Гиацинта села на траву и закричала:

— Выходите быстрее, я ужасно проголодалась.

Но Трапп еще довольно долго плавал — может, назло, а может, в смутной надежде, что терпение изменит горгоне, и она пойдет домой.

Но она безмятежно нежилась на солнце, даже не пряча лицо от лучей.

Смирившись с её упрямством, Трапп направился к берегу.

Она разглядывала его спокойно и с любопытством, возможно, полагая, что двойное вдовство приравнивает её к женщинам, которые могут себе позволить не смущаться ни своей, ни чужой наготы. Неторопливо натянув штаны, Трапп протянул ей руку.

— Как это вы за годы пьянства и безделья не отрастили себе животик? — спросила она, поднимаясь на ноги.

— Я много косил, — хмыкнул он.

— У вас фигура атлета и голова льва.

— Льва?

Они направились к замку, при этом горгулья и не подумала отнять свою руку. Подобно маленьким детям держась за руки, они вошли во двор. Гиацинта в полупрозрачном пеньюаре на голое тело, который влажно прилипал ко всем выпуклостям. Трапп — в одних штанах и с голым торсом. Вода капала с его волос.

Возле Эухении, скрестив руки на груди, стояла молодая женщина в простом темном дорожном платье и со строгой прической. Увидев приближающихся купальщиков, она высоко вскинула брови.

— Бог мой, Цинни! — воскликнула она. — Я-то думала, что ты здесь страдаешь, а ты так интересно проводишь время.

— Люси Смолл? — изумилась Гиацинта.

Возлюбленная и любовница короля бросились в объятия друг друга.

Эухения громко фыркнула с явной насмешкой и пошла в сторону огорода.

— Люси, что ты здесь делаешь? Тебя тоже?..

— Нет-нет, всего лишь отлучили от тела. Но я решила на время покинуть столицу, чтобы не попасть под горячую руку.

— Бенедикт, это Люси Смолл. Люси, это генерал Трапп.

— Трапп? — охнула та. — Тот самый, легендарный Трапп? Битва трех королей? Гениальная победа при Астонберге? Господи, да я же все детство провела, слушая о ваших подвигах!

С явной застенчивостью Люси крепко, по-мужски, пожала его руку.

— Это великая честь для меня, генерал.

Гиацинта моргнула.

— Да брось, Люси. Это всего лишь опальный предатель родины.

— Всего лишь? Да это самый великий человек нашего столетия!

— Ну я бы не стал так преувеличивать, — благосклонно отозвался Трапп. — Очень рад знакомству, Люси. Вы производите впечатление разумного и хорошо воспитанного человека. Позавтракаете с нами?

— Ну, разумеется. Мне надо раздеться? У вас не принято носить одежду?

— Не говори глупостей, — раздраженно ответила Гиацинта. — Я немедленно приведу себя в порядок.

Трапп стянул с веревки для белья одну из своих рубашек и надел её.

— Хотите молока? — спросил он. — Возможно, мы даже раздобудем на кухне чай.

— Конечно, — отозвалась Люси.

У неё было живое и умное лицо сердечком, темные волосы и густые, немного короткие брови. Эта женщина была скорее похожа на цветочницу, нежели на соблазнительницу.

— Я думал, — заметил Трапп, провожая её на кухню, — что вы с Гиацинтой враги. Что вы пытались отравить невесту короля, а свалили это все на свою соперницу.

— О, — у Люси сделался сконфуженный вид. — Для чего она вам рассказывает такие глупости? Какое впечатление у вас обо мне могло сложиться! О каком отравлении вы толкуете?

— А разве… За что, говорите, Гиацинту отправили в ссылку?

— Ну уж точно не за попытку отравления будущей королевы, за такое её бы просто повесили, — произнесла Люси наставительно. — Но я узнаю стиль Цинни: она живет драмами и бесконечным враньем.

Люси говорила спокойно и благожелательно, и все время что-то делала: заваривала чай, протирала стол, ополаскивала чашки.

— На самом деле была история с пижмой, которую я добавила Гиацинте в сок, но от неё она получила только расстройство желудка. Невинные дружеские шутки, знаете.

— О, да, — отозвался Трапп, припоминая все эти придворные хитросплетения. — Но тогда в чем провинилась горгона?

— Горгона? А, Цинни. Как мило. Ни в чем особенном, она просто до смерти надоела королю. С ней же невыносимо! Сначала Его Величество пытался выдать Цинни замуж за очередного дряхлого старца, но она пришла в ярость. Сказала — или молодой и богатый муж, или она под венец не пойдет. А король заявил, что он еще не спятил — отдавать её молодому мужчине. В общем, сцена была в духе Цинни — знаете, с обмороками и битьем ваз. Расквасила, не поверите, королю нос своим перстнем.

— Ого.

— Безумная Цинни. Тогда-то король её и выставил из столицы.

Люси поставила перед ним чашку чая.

— А вы? Приехали позлорадствовать?

— Отчасти, — не стала лукавить Люси. — Цинни была невыносимой стервой. Я расплакалась от счастья, когда услышала о её ссылке. Но потом все пошло наперекосяк.

— Что пошло наперекосяк?

— Настроение короля, — мрачно ответила Люси. — Он словно с цепи сорвался! Страх и ужас наводнили столицу, все попрятались по углам. Он бывает невыносимым, знаете… и жестоким. Впрочем, вы-то знаете, вы же его практически вырастили.

— Нет, этого короля я не растил, — ответил Трапп и улыбнулся её удивлению. — Ну я же не няня.

— Никогда не понимала, почему мужчин так и тянет к бездушным алчным хищницам, — продолжила Люси задумчиво. — Признайтесь, вас она тоже очаровала с первой улыбки.

— Нет-нет, ничего подобного. Мы просто соседи. Это моя половина замка, а там — половина замка Гиацинты.

— Как вы вообще оказались в одном замке? Вас ведь должны были сослать в Гредару!

— Простите?

Люси прищурилась.

— Гредара — это небольшой военный гарнизон на юге…

— Я знаю, что такое Гредара. С чего вы взяли, что я должен быть там?

— Да потому что вас там и искали, после того как вы исчезли!

— Я исчез? Да щенок меня сам сюда отправил!

— Король вас сослал в Гредару. Представляете, как он взбеленился, когда вас там не оказалось? Вы исчезли, Розвелл исчез, Его Величество был в бешенстве просто! А теперь вы находитесь в Изумрудном замке, разгуливаете голым, счастливым и под ручку с Цинни. Господи, это же какая-то фантасмагория! Он лопнет от злости, когда узнает!

И Люси засмеялась.

— Откуда вы все это знаете?

Она хитро прищурилась.

— Но я же не какая-то возлюбленная короля, я его любовница. Со мной он разговаривает.

— Кто-нибудь объяснит мне разницу?

— Я могу.

Горгона вплыла на кухню во всем своем великолепии. Грудь снова почти выпрыгивала из низкого декольте, драгоценности, кружева, высокая прическа, мушки.

А Трапп вспомнил покачивание её обнаженных бедер, когда она выходила из воды. И легкое прикосновение её губ к своему плечу.

Возможно, он до конца дней будет спрашивать себя, почему так ничего и не сделал с горгульей в этом чертовом озере.

— Она — всего лишь ничтожная Люси Смолл, — провозгласила гематома с ядовитой улыбкой.

А, вот почему. Она сама как пижма. Расстройство желудка будет обеспечено.

— Однако в ссылке теперь ты, а не я, — ответила Люси насмешливо.

— Я в ссылке временно, а ты останешься Люси Смолл навсегда. Безропотная, незаметная, удобная и без всякого… Зачем ты вообще приехала?

— Мне нужна твоя помощь, — спокойно произнесла Люси.

— Ха! — торжествующе воскликнула горгона. — Вот она разница, Бенедикт. Даже в ссылке я могущественнее её.

Развернувшись на каблуках, Гиацинта направилась в столовую.

— Давайте уже наконец позавтракаем, — крикнула она.

14

Одичав от приторно-сладкого завтрака, полного скрытого ехидства, генерал сбежал из замка, не в силах выносить переизбытка змей в нем.

Пышнотелая Лиза полола грядки, когда он перемахнул через изгородь, проникая в её огород. Приступу бурной генеральской страсти она не слишком удивилась, за десять лет случалось всякое. Иногда он не показывался у неё месяцами, а иногда приходил едва не каждый день, подолгу задерживаясь. Дом Лизы стоял на самом краю деревни, и все эти встречи так и остались невидимыми перед бдительными взорами соседей.

— Ты уезжаешь, — полу-утвердительно сказала Лиза, когда Трапп откинулся на подушки, вдруг осознав, что всё это — как будто черпать воду из дырявой лодки ложкой. — Я так и знала, что после приезда этой женщины все изменится.

— Уезжаю, — согласился генерал. Лежа на спине, он смотрел, как Лиза, подняв руки, закалывает волосы. Капельки пота блестели на её обнаженной крупной груди, и вся она — крепкая, сильная, спокойная и насмешливая показалась ему вдруг простой и понятной. Трапп приподнялся и долго целовал её, благодарный за тепло, которое получал так долго.

— С тобой всё будет хорошо? Необязательно ведь уезжать. Здесь у тебя есть замок, и Эухения, и озеро, и трава, которую можно косить. У тебя есть гораздо больше, чем у многих.

— Боюсь, ничего этого у меня уже не осталось.

Она вздохнула.

— Заберешь свои вещи сегодня?

— Пожалуй.

Накинув легкую шаль, Лиза встала с кровати и сдвинула тяжелую половицу под ковриком, куда Трапп давным-давно заныкал важные для него ценности: деньги, которые сунул ему в дорогу Паркер, пару револьверов, бестрепетно оставленных ему Розвеллом, и пачку документов, в ночь задержания переданную ему женой посла.

Оливия.

Эту женщину звали Оливия, и Трапп спал с ней исключительно назло щенку Джонни, безумно влюбленного в белокурую хохотушку.

Тогда это казалось забавным, но сейчас он мимолетно пожалел об этом. Лишил, возможно, последней радости человека.

Забрав документы и револьверы, генерал оставил все монеты Лизе. Она покачала головой.

— Это вовсе не обязательно.

— Я знаю.

Трапп ушел от Лизы только после обеда и разыскал Лорелею, отогнавшую сегодня стадо необычайно далеко. Они до глубокого вечера обсуждали свои дела, и, возвращаясь в замок, Трапп от всей души надеялся, что пропустил ужин. От еще одной светской беседы, щедро политой ядом, у него бы случилось несварение.

— Генерал Трапп вернулся! — провозгласила Аврора, стоило ему появиться. — Пэгги, накрывай к ужину!

К его удивлению. Гиацинта ждала его в одиночестве.

— А ваша подруга Люси?

— Она поспешно уехала сразу после нашего разговора.

Еще одна пташка помчалось к королю докладывать об обнаружении опального, но все еще великого генерала.

Сверкая бриллиантами, Гиацинта сидела напротив него через длинный стол. Количество еды на её тарелке не уменьшалось.

— Вы решили голодом себя затравить? — спросил её Трапп.

— Я худею, — ответила она равнодушно. — При следующей встрече с Джонни мне необходимо выглядеть страдающей и печальной. Нелепо, если я буду излучать деревенское здоровье и сверкать жизнерадостными щеками.

— Нелепо, если вы протянете ноги так и не добравшись до своего ненаглядного Джонни. Кстати, вы что же, собираетесь сразу нестись во дворец и высокохудожественно терять там сознание?

— Ну конечно нет, сначала надо оглядеться, понять, что к чему.

— В таком случае поешьте нормально. Успеете еще стать скелетом.

— Думаете? — горгона задумчиво посмотрела в свою тарелку и нерешительно положила в рот ломтик говядины. — А какие женщины вам нравятся, Бенедикт?

— Легкие, — ответил он, не задумываясь. — Нормальные.

— Как холодно. Вы кажетесь достаточно простодушным, чтобы женщины рвали вам сердце в клочья.

— Ну перестаньте, дорогая. Вам вовсе не к лицу все эти задушевные разговоры. Что вы знаете о разбитом сердце?

— А вот знаю, — возразила Гиацинта упрямо.

Трапп промолчал, не имея ни малейшего желания продолжать эту тему.

— Бенедикт. Бе-е-енедикт! Бене-е-еди-и-и-икт!

— О, господи, Гиацинта.

Круглая и яркая луна освещала её бледное лицо. Несмотря на глухую ночь, горгона была полностью одета в простое и удобное платье, волосы заплетены в косу.

— Что стряслось? — он даже испугался.

— Мне страшно, — прошептала она. — Я боюсь спать, как будто вот-вот случится что-то плохое.

— Тогда вы пришли в очень неподходящее место. Эта башенка — самое опасное место в замке. У неё всего один выход, и это узкая, винтовая лестница.

— Вы поэтому спали внизу, в комнатке у кухни? Две двери, окно.

— Да.

— Разрешите мне остаться здесь?

— Да, — он подвинулся, освобождая для неё место, но горгона перелезла через него, устраиваясь с другой стороны, подальше от входа.

— Что это? Револьверы?

— Да.

— Вам тоже беспокойно?

— Немного.

Она помолчала, плотно прижавшись к нему. Он слушал её тихое дыхание, уговаривая себя хоть немного отодвинуться. Но в этой плотности была какая-то непреодолимая сила, лишавшая его возможности движения.

— Почему вы не спросите, с какой именно просьбой приезжала Люси?

— Ну, я и сам могу придумать себе любую версию, не утруждая вас.

Дыхание горгоны замерло. Она словно бы застыла, пытаясь придумать, как себя вести дальше.

— Что за чушь, — наконец сказала Гиацинта высокомерно и презрительно.

Трапп поднес к губам её руку, лишенную перстней, и поцеловал.

— Давайте спать, дорогая, — предложил он, — мне нет никакого дела до ваших историй. Но разбить королю нос? Не находите, что это слишком примитивно? Ваш богатый отец, живущий в крупном городе Брене и много вложивший в ваше безупречное образование, наверняка пришел бы в ужас от вашего поведения.

— Идите к черту, — сказала горгулья сердито, а потом вдруг засмеялась. — Но знали бы вы, как это было приятно — врезать Джонни. У него кровь из носа так и брызнула!

Она с удовольствием потянулась всем телом и прижалась к нему еще ближе, хотя казалось, что это уже невозможно.

— Люси опасается за свое будущее, — поделилась она. — Король в самом отвратительном из своих настроений, и Бронксы принялись кроить правила заново. Она просила доступ к архивам Крауча.

— Архивы Крауча?

— Мой второй муж, канцлер, за годы жизни накопил огромный багаж разнообразного компромата на многих влиятельных людей. У него была маниакальная страсть узнавать и документировать чужие секреты, а его должность позволяла ему утолять эту страсть. Я сказала Люси, что сунуть нос в эти архивы, значит, подвергнуть свою жизнь еще большей опасности, но она даже слушать не стала. Что же, пусть поковыряется в семейном дерьме Бронксов, кто знает, что она там найдет.

Трапп подумал.

— Я тоже хочу увидеть этот архив.

— Ладно, — легко согласилась Гиацинта, зевнув ему прямо в ухо. — Как только доберемся до столицы.

Убийца пришел на рассвете, и, увидев блеск занесенной над ним стали, Трапп поразился звериному чутью спящей за его спиной женщины.

15

Размеренно орудуя лопатой, Трапп мысленно похвалил Гиацинту за то, что она так предусмотрительно перекопала весь сад, — благодаря этому, земля была мягкой.

Когда он притащил сюда мертвеца, Эухения уже наметила под дубом периметр будущей ямы. Передав лопату Траппу, она подхватила ведро с водой и направилась к замку. А он принялся методично обшаривать чужие карманы.

Блуждающий огонек свечи в замке переместился на кухню — Гиацинта искала там виски.

Покончив с похоронами, Трапп отнес лопату в сарай и тщательно отмылся в летней купальне.

А потом, с первыми лучами солнца, прогулялся по округе, пытаясь найти хоть какие-то следы там, где заканчивалась каменная брусчатка. Все вокруг казалось таким спокойным и безопасным. Отправив Эухению в деревню к Большому Бобу с просьбой поискать в округе одинокую лошадь, Трапп направился к замку.

Нужно было вернуться к горгоне, которая к этому времени уже наверняка подобралась к апофеозу пьяной истерики.

Бутылка с бренди открытой стояла на столе, но жидкости в ней не сильно убавилось.

— Кофе? — предложила Гиацинта, когда он вошел. Присев на корточки, она разжигала плиту. — Черт, — зашипела, обжегшись и замахав руками. Водрузив на плиту тяжелую сковороду, она развернулась к Траппу. — Как вы это сделали? — спросила восхищенно. — Вы убили нашего гостя его собственным кинжалом!

Трапп оторопело смотрел на её оживленное лицо. Вполне очевидно, что у Гиацинты не было истерики.

Она взяла его за руку и покрутила кисть в разные стороны.

— Под каким углом вы её вывернули? Это противоречит человеческой анатомии. Научите меня тоже?

— Вы пугающе спокойны.

— Вас же не убили, — пожала она плечами и вернулась к плите. Энергично разбивая в сковороду яйца, Гиацинта философски продолжила: — Как ни крути, жизнь предателей родины полна опасностей.

Она была так красива в эту минуту, со своей простой косичкой и чистым, спокойным лицом, что Траппу ужасно не хотелось продолжать разговор. Хорошо было бы просто позавтракать, любуясь открывающимся в окне пейзажем.

— Дорогая, — с сожалением сказал Трапп, — боюсь, что у меня для вас плохие новости. Наш ночной гость приходил с визитом к вам, а не ко мне.

— Глупости, — отозвалась она решительно. — Никому не нужно меня убивать. Да я этого человека даже не знаю.

— Разумеется, не знаете. Это обычный наемник.

— Так с чего вы решили…

— У него в кармане был карандашный рисунок с вашим изображением.

— Что?

Гиацинта все еще не выглядела испуганной, скорее изумленной и задумчивой.

— Покажите.

— Он весь в крови.

— Да перестаньте, — отмахнулась гематома раздраженно, — я не такая уж и неженка.

— Совсем не неженка, — согласился Трапп и неохотно положил на стол изрядно потрепанный рисунок.

Она брезгливо взглянула на него и побелела.

Это произошло так стремительно, как будто кто-то опрокинул на неё ведро с белой краской.

Губы у Гиацинты затряслись, а в темных глазах появился ужас. Быстрыми рваными движениями разглаживая рисунок, она словно бы пыталась стереть с него уверенные грифельные линии.

— Что случилось? Гиацинта, посмотрите на меня. Объясните понятно, от чего вас так пробрало?

Он обхватил её лицо руками, и она стиснула его запястья мертвой хваткой. Заговорить смогла не сразу, потому что зубы стучали друг о друга.

— Художник…

— Вы знаете, кто нарисовал этот рисунок?

Она закивала, и из глаз её хлынул бурный поток слез. Их было так много, что они обжигали его ладони и стекали вниз, под манжеты рубашки.

— Господи боже, вы нас утопите. Кто это, Гиацинта?

— А-а-а-а… Антуан!

И она без сил опустилась на табурет, уронив голову на стол.

— Антуан — ваш старший брат Антуан? Гиацинта, послушайте меня. Да посмотрите же вы на меня… Дышите. То, что он нарисовал этот рисунок, вовсе не обязательно значит, что это он стоит за покушением на вас. Кто знает, при каких обстоятельствах и с какими целями был выполнен этот набросок.

Она подняла голову, и столько в её лице появилось слепой надежды, что почему-то Траппу стало больно от этого.

— Правда? — спросила она, размазывая слезы по лицу. Потом дернула носом. — Да мы же горим!

— Зато не тонем, — воскликнул Трапп и бросился к плите.

Черный едкий дым поднимался вверх от обугленных яиц.

— Кажется, мы остались без завтрака. Почему бы вам не разбудить Пэгги или Аврору, из нас с вами кулинары так себе… Гиацинта, вы уверены, что это рука Антуана?

— Посмотрите прорисовку глаз. И вот эти завитушки. У него рука как будто обрывается… — горгона водила пальцем по рисунку и говорила словно сама с собой. — И он всегда меня рисовал с этими звездочками в волосах. И всегда злился, что я люблю Джереми больше. Антуан считал, что я вечно мечтаю о всякой чепухе… Что в моей голове несбыточные фантазии. Антуан должен быть в столице сейчас. Мы найдем его и спросим, что все это значит, правда?

— Правда, — отозвался Трапп.

В своем письме к Джереми горгона призывала его воспользоваться хлыстом или кнутом, чтобы противостоять кому-то.

Кому?

Их отцу?

Если фамилия Джереми была Бригс, означало ли это, что и фамилия Гиацинты была такой же, а вовсе не Де Ла Круа-Минор?

— Спасибо, — Гиацинта поднялась и поцеловала его в подбородок, — что спасли мою жизнь.

— Я спасал свою. Вам просто повезло, что вы оказались за моей спиной.

— Так и было задумано, и теперь я от вас ни на шаг не отойду.

— Господи, помилуй.

В кухню ворвались Аврора с Пэгги, причитая и охая над тем, что госпожа встала так рано, и сама была вынуждена готовить себе завтрак.

Равнодушная и властная, Гиацинта лишь отмахнулась от них.

— Накройте нам пикник у озера, — попросил Трапп.

Горгона вскинула брови.

— Пикник у озера? Внезапный приступ романтизма, Бенедикт? — ехидно спросила она.

— И я умоляю вас, — Трапп поднес к губам руку горгоны, — наденьте что-нибудь открытое и обойдитесь в этот раз без белил и мушек.

Она изумленно моргнула, потом скептически хмыкнула, потом кивнула.

— Что вы делаете?

Горгулья вцепилась в свою шляпу обеими руками.

Трапп непреклонно стянул с её головы широкополый предмет гардероба.

— И зонтик отдайте.

— Вы решили меня изуродовать?

Гиацинта была в такой ярости, что её грудь снова вздымалась, из низкого декольте выглядывали краешки розовых сосков.

— Прекрасно, — решил Трапп, развалившись на траве. — И перчатки не забудьте снять.

— Может, мне совсем раздеться?

— Правда? Вы не против?

Она сердито кинула в него перчатками.

— Спасибо, дорогая. Вы отлично выглядите. Если нам повезет, то к обеду обзаведетесь веснушками.

— Веснушками?! — охнула гематома, прижимая ладони к щекам.

Он засмеялся и потянулся к очередному бутерброду.

— Пожалуйста, — попросил мягко, — не гневайтесь так бурно. Я могу ослепнуть от этих пейзажей. Кстати, мне кажется, что холмы от бесконечного голодания малость просели.

Она раздраженно подернула лиф, продолжая сверлить его взглядом.

— И к чему всё это?

— Маскировка. В столицу отправится богатая пожилая дама, её компаньонка, служанка, кухарка и грум. Вы можете выбрать между компаньонкой и кухаркой, но я бы посоветовал служанку. Для кухарки вы слишком тощая. Как вы думаете, мы что-нибудь сможем сделать с вашей осанкой? Удачно сложилось, что вам идут чепчики.

Горгона сдвинула брови.

Вместо новой вспышки гнева снова пришел на помощь холодный расчет.

Тщеславие отступало перед выгодой.

— Годится, — кивнула она. — Как вы уговорили эту старуху покинуть родное болото?

— О, — легко отозвался генерал, — Эухения всегда мечтала повидать мир.

— А карета?

— Карета будет готова через пять дней. Там будет герб, и бархатная обивка, и даже немного позолоты. Скромно, но с достоинством. Она будет ждать нас в одной из деревень к югу отсюда.

— Где вы раздобыли деньги?

— Нигде. Вы заплатите за экипаж. Но вам придется оставить свои драгоценности здесь. Боюсь, что они слишком узнаваемы.

Горгона закусила губу.

— Спрячьте их в надежном месте, — посоветовал Трапп. — Позже пошлете за ними.

— Документы?

— Десятилетней давности. Подарок одной любвеобильной жены посла.

— Вы собирались с ней бежать? — изумилась горгулья.

— Оливия испытывала некоторые иллюзии на этот счет

Гиацинта усмехнулась.

— Вы были отменным вруном, правда? Уверены, что обманутые женщины не разорвут вас на части, стоит вам вернуться в столицу?

— Кого заинтересует скромный грум? Как вы думаете, я успею отрастить бакенбарды?

— Ну это уже вам виднее. Подвиньтесь.

Она положила голову на его живот, закрыла глаза.

— Меня ужасно клонит в сон, — призналась гербицида и зевнула, прикрыв рот ладошкой.

— Не позволяйте мне здесь спать, иначе я обгорю.

— У вас удивительно здоровая психика, — заметил Трапп, тоже закрывая глаза.

Луг вокруг жужжал множеством насекомых, распаренные цветы пахли сладостью и летом. Солнце нещадно припекало, и в расплавленности этих минут было что-то удивительно порочное.

— Что толку закатывать истерики и давать волю страхам, — отозвалась Гиацинта рассудительно. — Это все необходимо в том случае, если есть кому оценить такой спектакль. В жизни же имеют значение только поступки, а не чувства. Ты просто сосредоточена на том, как сделать следующий шаг куда поставить ногу, как не упасть. Этой ночью мы не упали, Бенедикт. Это воодушевляет.

— Я рад, что вы так трезво смотрите на вещи.

— Вы перестали задавать мне вопросы, — заметила она неожиданно. — Совершенно разуверились в моих ответах?

Он улыбнулся и запустил пальцы в её распущенные волосы.

— Как шелк, — с удовольствием заметил Трапп. — Ваша ложь, моя дорогая, куда красноречивее иной правды.

— Я могу сказать вам одну правду — после того, как мы вместе побывали на волосок от смерти.

— Правда от вас? Какая безумная редкость! Что же, извольте. Почему вы вышли замуж за канцлера Крауча?

— Ах это, — она вздохнула. Взяла его ладонь и накрыла ею свое лицо. Он чувствовал, как легкое дыхание щекочет кожу. — Всё просто: он меня шантажировал.

И Гиацинта вдруг лизнула его ладонь.

16

— Шантажировал? Чем шантажировал? — глупо спросил Трапп, прекрасно понимая, что просто так, без коварства и пыток, Гиацинта не станет раскрывать свои грязные секретики.

Горгона чуть сместила его ладонь, которой прикрывала от солнца свое лицо, и одним блестящим глазом уставилась на него.

— Мне ответить и дать вам тоже повод для шантажа? — спросила она.

— Полагаете, я буду принуждать вас к браку с помощью угроз?

— Не будете? — живо уточнила горгулья.

— Возможно, я подумаю о женитьбе на вас в минуту наивысшего отчаяния — когда мне смертельно захочется сломать себе шею… несчастный случай на охоте или банальное падение с лестницы?

— Вам я позволю выбирать самому, — беззастенчиво заявила Гиацинта и села. — Что возвращает нас к главному.

— Что у нас главное этим утром?

Вместо ответа эта невыносимая женщина так высоко задрала подол воздушного летнего платья, что нога в бледно-лиловом чулке обнажилась до середины бедра.

У Траппа уже было достаточно возможностей как следует разглядеть изгибы и впадины Гиацинты, и он никогда не отказывал себе в этом удовольствии, но сейчас обратил внимание на то, что раньше ускользало от его взгляда.

— Позволите?

И он провел ладонью по её икре — с перекаченными как у балерины, мускулами. Однажды у него была интрижка с профессиональной танцовщицей королевского театра, её тело не имело ничего общего с изнеженными и мягкими телами светских красоток.

— Перестаньте оглаживать меня, как лошадь перед покупкой, — совсем не аристократично оскорбилась гематома, отстегивая от подвязки над коленом стилет. — Лучше покажите мне, как вы умудрились так повернуть руку нашего рассветного убийцы…

— Вашего, — лениво возразил Трапп. — Не приписывайте мне своих убийц.

— Простите, — она широко улыбнулась, словно не рыдала этим утром, как живой человек.

Трапп потянулся к ней, чтобы показать, под каким именно углом необходимо дернуть руку противника, как сзади них раздалось глухое рычание.

Оглянувшись, он увидел тощего, изможденного волка, стоявшего на поляне со стороны леса. Он выглядел слабым, и из открытой челюсти капали слюни.

— Бешеный, — вздохнул Трапп, — дорогая, передайте мне свой стилет… Гиацинта?

Никогда прежде ему не доводилось видеть такой стремительности. Зажав стилет зубами, горгона одним длинным смазанным движением перекатилась в сторону дерева и теперь ловко, как белка, карабкалась вверх, порхая с ветки на ветку. Задрав голову, Трапп с наслаждением следил за её движениями — они были четкими и уверенными. Ни одного лишнего, даже самого короткого, взмаха руки или ноги. Рефлекторная расчетливость человека, который в совершенстве владел своим телом.

Волк все еще стоял на месте, тяжело дыша.

Возможно, у него не было сил нападать, а возможно — желания.

Но уточнять его дальнейшие планы охоты не возникало.

— Гиацинта, — мягко позвал Трапп, — вы не могли бы мне кинуть свой стилет? Просто бросьте его куда-то в мою сторону.

— Нет.

— Нет?

— Нет.

— Дорогая, насколько мне известно, волки не умеют лазать по деревьям. Выглядит так, как будто вы в безопасности. Передадите мне свой стилет?

— Нет.

— Гиацинта, ради всего святого! — Трапп ощутил подступающее раздражение. — К чему это упрямство?

— Ненавижу быть безоружной.

Она сидела на том конце толстой ветки, который был ближе к волку, и прищуривалась, чуть отставив руку с оружием назад.

— Это какой-то бред, — с досадой произнес генерал. — Голыми руками прикажете его убивать? Это может испортить мою рубашку.

— С некоторых пор вы стали несколько тщеславными, правда? — сосредоточенно заметила горгона.

— Ну хорошо, — смирился Трапп, — бросайте сейчас, пока он не прыгнул.

Гиацинта метнет свой стилет, он пролетит не дальше четырех футов, а потом упадет в траву между Траппом и волком. Нужно будет просто его подобрать.

Немного сложнее, чем если бы горгона просто передала кинжал генералу, но не слишком сложно в целом.

Волк снова глухо, даже, скорее жалобно, зарычал, смертельно больной, обезумевший, утративший врожденное недоверие к человеческим жилищам и к людям. А потом перебрал ногами и, двигаясь словно по кругу, начал приближаться к Траппу.

— Не бойтесь, милый Бенедикт, я вас спасу, — весело пообещала Гиацинта, и он не успел ей ответить в том смысле, пусть она хотя бы постарается не свалиться с дерева, этого будет достаточно, как вдруг она спросила: — Левый или правый?

— Что?

— Левый.

Тонкий стилет с тихим свистом разрезал воздух.

Трапп искал его взглядом в воздухе, чтобы запомнить, куда он упадет, и не сразу понял, что произошло.

Волк пошатнулся.

Именно в эту минуту его болезнь победила?

Неброская рукоять, торчавшая в его горле, нанесла такой маленький порез, что крови даже не появилось.

И в ту же секунду второй стилет аккуратно и прочно вошел точно в левый глаз волка.

Зверь упал на траву. Изо рта его пошла кровавая пена.

— Подайте мне руку, — слабым голосом салонной кокетки произнесла Гиацинта. — Я попала? Бросала кинжалы, зажмурясь. Оу, сейчас упаду в обморок! От этой высоты у меня кружится голова!

— Ради бога, — фыркнул генерал, медленно приближаясь к агонизирующему зверю. — Я что, стал штатным могильщиком? Почему у меня сегодня такой унылый день — копай себе и копай?

Дождавшись, пока конвульсии хищника прекратятся, он выдернул оба стилета и вернулся к озеру.

Гиацинта, что-то поминутно восклицая, наконец слезла с дерева.

— Я порвала платье, — сказала она горестно, — любимое, от мадам Левалетт!

— О, старушка Левалетт! Как она?

— Становится дороже с каждым годом.

Тщательно отмыв от крови оба стилета в озерной воде, генерал высушил их рукавом и протянул Гиацинте.

— Возвращайтесь в замок, — посоветовал он, — я закопаю зверушку и отправлюсь в деревню, чтобы предупредить местных о бешеном волке.

— Пошлите старуху, — предложила Гиацинта. От длительного пребывания на солнце она покраснела, на её обнаженном плече алела царапина, прическа слегка растрепалась. Горгона так сильно старалась выглядеть испуганной, что Трапп едва сдержал улыбку.

— Эухения еще не вернулась, — напомнил он. — Она отправилась в деревню с моим поручением. И еще обещала поискать по округе лошадь. Не пешком же пришел сюда наш утренний убийца.

— Тогда отправим Пэгги или Аврору.

— Ни одна из них не сделает и шага из замка, как только услышит про волка.

— Это правда, — признала Гиацинта, закусив губу. — Значит, я пойду с вами.

— Вы действительно теперь собираетесь ходить за мной по пятам? — нахмурился Трапп.

— А вы думаете, я так шучу? Опасности подстерегают со всех сторон!

— Моя безобидная овечка.

Гематома быстро спрятала руки с оружием за спину.

— Я только переоденусь, — ответила она с нежнейшей из улыбок.

Нацепив самую широкополую из своих шляп и плотно закутавшись в легкую шаль, Гиацинта бодро шагала по сухой проселочной дороге. Наученная горьким опытом, она выбрала удобные легкие туфли из кожи, никаких каблуков и атласа.

— Что вы любите больше — мясо или рыбу? — спросил её Трапп.

Она оглянулась, едва сдвинув брови. Нечасто генерал заводил пустые разговоры.

— Если бы вы спросили, — ответила горгона, — об этом короля или любого из моих мертвых мужей, то узнали бы, что я предпочитаю устрицы и восточные сладости.

— А на самом деле?

— На самом деле я равнодушна к еде. Мне всё равно.

— Красное или белое вино?

— Бренди. Вино — напиток для ленивых. Ты просто сидишь весь такой разнеженный и пьешь кислятину мелкими глотками, рассуждая об аромате и послевкусии, хотя единственное назначение алкоголя — это затуманить тебе мозги.

— Вы очень практичный человек, Гиацинта.

— Это мой самый главный секрет, — засмеялась она. — Многие считает меня утонченной, рассеянной и мечтательной.

— Кто был лучшим мужем — Крауч или Стетфилд?

— Крауч, — ответила она без запинки. Это удивило Траппа — он-то считал, что старикан маршал устраивал гематому куда больше жестокого шантажиста Крауча, любившего избивать слабых. — Стетфилд был слишком добр ко мне, — продолжила Гиацинта задумчиво, — а с Краучем мы оба знали, чего каждый из нас стоит.

— Вы выступали с бродячей труппой или в большом цирке?

— Бродячая труппа, если честно, совсем крошечная… Что?!

Гиацинта остановилась так резко, что он едва не налетел на неё. Резко обернувшись к нему, она уперлась руками в бедра. Её лицо пылало от ярости.

— Вы подлый, коварный, мерзкий тип! — заявила она. — Значит, вот, как вы поступаете?

Втираетесь в доверие к наивным девушкам и выпытываете все их тайны?

— Метательница ножей? — невозмутимо продолжил свои расспросы Трапп.

— Ножи метал мой брат, Антуан. Я была мишенью. Ну знаете, яблоко на голове, пестрое трико. Но он учил меня обращаться с кинжалами, это правда.

Горгона снова зашагала по пыльной дороге.

— Он действительно ваш брат?

— Понятия не имею, — она дернула плечом, — считалось, что мы все друг другу братья и сестры. Кровное родство слишком переоценивают.

— Стетфилд подобрал вас прямо на ярмарке?

— Не совсем… Мы могли бы сменить тему?

— Почему? Когда я буду знать слишком много, вы просто столкнете меня с башенки.

— Такую смерть вы для себя выбрали? Уверены?

Гиацинта все ускоряла и ускоряла шаг, начиная задыхаться в тугом корсете.

— Не переживайте так сильно, — попытался утешить ей Трапп, — я унесу ваши тайны с собой в могилу.

— Уж конечно унесете! — сердито выкрикнула она, продолжая нестись вперед, как пушечный снаряд.

— Гиацинта, стойте!

— И не подумаю!

Он догнал её и ухватил за плечи, пытаясь остановить. Она с силой ударила его кулаком под ребра.

— Да что вы ко мне прицепились!

— Слышите? Это всадники.

Генерал, морщась от боли в боку, потащил Гиацинту в сторону ближайшего стога сена, который еще не успели убрать со скошенных полей.

— Ваша шляпа!

Горгона быстро стащила её с головы.

— У них знамена короля, — взволнованно воскликнула она. — Это помилование! Джонни зовет меня ко двору!

— Вы в этом уверены? Этим утром вас пытались убить!

— Наверняка это невеста короля узнала об амнистии и подослала ко мне убийцу.

— Уверены-уверены?

Она проводила расстроенным взглядом удаляющуюся четверку гвардейцев.

— А если это мой шанс вернуться домой? — спросила Гиацинта тоскливо. — И я его прохлопала, сидя в стогу сена рядом с облезлым неудачником.

— Облезлым? — переспросил генерал. — Да на мне шелковая рубашка!

— Мне надо узнать, что происходит — решила горгона, вставая.

— Прощайте, Гиацинта. Было приятно познакомиться с вами, — отозвался он, поудобнее разваливаясь на сене.

Раздираемая сомнениями, она снова плюхнулась рядом с ним.

— Ну может не столько приятно, столько любопытно, — продолжил размышлять вслух Трапп.

— Что мне делать, Бенедикт?

— Подождать, — ответил он.

— Подождать чего? Это гвардейцы короля!

— Кто угодно может притвориться гвардейцами короля. Мы сами сто раз так делали, когда шлялись по притонам и не хотели позорить честь мундира.

— Как вы можете сейчас говорить такие глупости? — снова вспылила она. — Господи, я идиотка, что слушаю вас! Возможно, это самая большая глупость в моей жизни!

— Что-то мне подсказывает, что не самая.

Горгона нервно засмеялась, скрещивая пальцы в замок. Её слегка потряхивало.

— Они сейчас приедут в замок, — спокойно заговорил генерал, — служанки скажут, что вы ушли в деревню. Нормальные гвардейцы расположатся в столовой и потребуют еды и вина.

Фальшивые — помчатся искать вас в деревню.

— Нет — клацнула зубами гематома_: — если гвардейцы приедут и потребуют меня_; то Аврора наденет мои шляпку и платье и представится мною. Таковы распоряжения.

— Вы безжалостны к своим людям, — неприятно поразился генерал.

— Не убьют же они её!

— Уверены?

— Вот вы заладили…

— Не уверены. Поэтому и оставили такие распоряжения — проверить. Гиацинта, вы чудовище.

Она вспыхнула.

— Ничего подобного не случится, вот увидите. Никто не будет убивать знатную даму, которую любит сам король. Аврора в полной безопасности.

— Их всего четверо, — вставая, вздохнул Трапп. — Оставайтесь здесь. Я вернусь за вами чуть позже.

— Я пойду с вами.

Как же она ему надоела — как будто прочно привязала себя к нему толстой веревкой, и теперь от этих пут никаким образом не избавиться.

Нужно было оставить её на дороге — в этой огромной шляпе — и пусть бы четыре всадника апокалипсиса сделали бы с ней, что захотели.

— Вы будете мне мешать.

Гиацинта сглотнула и медленно кивнула.

— Идите. Я просто…

— Они возвращаются.

— Уже? — вырвалось у неё.

В полном молчании они смотрели, как гвардейцы на полном скаку проносятся мимо и сворачивают в сторону тракта, а не в сторону деревни.

— Бегом, — Трапп схватил Гиацинту за руку и припустил к замку.

— Они не остались на обед, — закричала она_; — не дали отдыха коням! Что это значит Бенедикт?

— Что их дела здесь закончены.

— Что значит — закончены?!

— Что вам, судя по всему, понадобится новая прислуга.

Пэгги и Аврора лежали в холле, головами друг к другу.

На Авроре было одно из пышных платьев Гиацинты.

— О, господи, — задыхаясь от бега, горгона вылетела во двор.

Он услышал звуки рвоты.

Глядя на тонкие струйки крови, стекающие по камню, Трапп отстраненно считал количество сегодняшних могил. Бывают же такие дни.

— Поздравляю, — сказал он, выходя к Гиацинте, — теперь вы официально мертвы. Добро пожаловать в небытие.

— Это я виновата, да? — испуганно спросила она. Пошатываясь, она добрела до колодца и опрокинула на себя ведро воды. Хрипло закашлялась.

— Они бы убили её в любом случае, — ответил Трапп, подходя ближе. Он с силой притянул окаменевшую Гиацинту к себе, с наслаждением ощущая ледяную влагу колодезной воды, стекавшую с неё. Послеобеденный зной туманил рассудок. — Они убили и Пэгги тоже, хотя в этом не было никакой нужды.

— Я не останусь в этом замке.

— Никто не останется.

Гиацинта вцепилась в его рубашку мертвой хваткой, прижалась всем своим сильным, мокрым телом. Он даже ощутил, как впиваются ему в грудь пластинки её корсета.

— Никогда в жизни, — объявила она с истерическим смешком, — меня не пытались убить дважды за день.

— Трижды, если считать больного волка.

— Еще и волк! Господи. Вы сказали, что в замке безопасно! Что у нас есть еще несколько дней!

— Я ошибся. Через несколько дней пришли бы за мной — откуда мне было знать, что сегодня придут — за вами. Паломники, буквально, тянутся друг за другом. Что интересно — заказчиков как минимум двое, уж больно разные у них исполнители. Тайный убийца с рисунком в кармане и вполне явные гвардейцы_: которые не знают вас в лицо. Какая интересная у вас жизнь, Гиацинта.

Скрипнула калитка. Горгона подпрыгнула в его объятиях и обернулась.

Древняя, как иссохшее дерево, Эухения вошла во двор. Под узды она вела неброскую, но явно очень выносливую лошадку, чьи копыта были обвязаны тряпками.

— В соседней роще была, — проскрипела она, не удивившись мокрым и обнимающимся господам, — в седельных сумках только вода и хлеб. У нас были гости?

— Мы покидаем замок, — объявил Трапп.

Старуха пожевала губами, глядя на него безразличными выцветшими глазами.

Потом, накинув поводья на ограду, ушла внутрь.

— У меня от неё мурашки, — призналась Гиацинта.

— Если гвардейцы фальшивые, — генерал попытался хоть немного отодвинуть её от себя, чтобы свободно вздохнуть, — то это очень нагло. Если настоящие — то у вас огромные проблемы.

Вернулась Эухения, молча протянула Гиацинте крестьянское платье и снова ушла.

Через открытое окно Трапп услышал, как она гремит на кухне посудой, очевидно собирая им припасы в дорогу.

Горгулья душераздирающе вздохнула и отлепилась от Траппа.

— Прощайте, красивые платья, — сказала она мрачно. — Здравствуй, тряпье.

— Помочь вам с корсетом? — спросил Трапп.

Она вздрогнула и затравленно оглянулась в ту сторону, где лежали её мертвые горничные. Ужас и страдание на секунду проступили на её лице, потом гематома молча кивнула.

— Вам придется мне помочь. И мне нужно будет подняться к себе…

— Никаких драгоценностей вы с собой не возьмете, — напомнил он. — Может, только какой-нибудь скромный жемчуг для Эухении.

— У меня нет скромного жемчуга.

— Значит, вы все оставите здесь, Гиацинта.

— Лучше бы вы меня убили! — простонала она.

— О, желающих и без меня предостаточно.

Они покинули замок в легких сумерках. Эухения дремала в седле неизвестного убийцы, незнакомая в простеньком цветастом платье Гиацинта была задумчива и печальна. Вместо пышной прически и шляпки на её голове был обычный платок, а утратившие кольца и перчатки ладони казались совсем крошечными.

— Несколько дней мы проживем в соседней деревне, — сказал Трапп, — пока не будет готова наша карета. Я грум, вы моя жена, горничная.

— Отвратительно.

— Я буду называть вас Бэсси.

— Отвратительно.

— Вы все-таки обгорели, и у вас красный нос.

— Отвратительно.

— Да ну бросьте. Я думал, циркачи легко переносят лишения и трудности.

Она издала какой-то неопределенный звук.

— В четырнадцать лет стало понятно_: что моя акробатическая карьера грозит перерасти в проституцию, — вдруг сказала она, видимо решив пройти до конца по пути своего низвержения из богатой семьи. — Тогда я поступила на службу к одной обедневшей аристократке. Это было в городе Пьорк. Провинциальная дыра. Прислуживала и все время училась — как держать спину и какими столовыми приборами пользоваться. Она занималась подготовкой инженю, и я вечно подглядывала и подслушивала. Я мечтала стать знатной дамой. Иногда я заводила близкие знакомства с джентльменами её круга — надо же мне было на ком-то тренироваться в искусстве обольщения… Тогда-то мы и познакомились со Стетфилдом. Мы придумали мою биографию вместе с ним. Он всё обо мне знал, мой первый муж.

— Я его недооценивал. Старикану хватило пороха жениться на уличной пройдохе и не моргнув глазом ввести её во все светские салоны.

— Взамен он получил красавицу-жену, которой хвастался напропалую. Более-менее равноценная сделка. И, кажется, эта авантюра изрядно его веселила.

— Крауч узнал о вашем прошлом?

— Крауч, — Гиацинта вздохнула, — об этом так и не узнал. Иначе он бы не требовал от меня брака… От уличных девиц требуют совсем иного, знаете.

— Только не заводите унылой шарманки о своем трудном детстве. Я наслушался вдоволь таких историй от маркитанток. Все они мечтали быть белошвейками.

Она помолчала, приглядываясь к нему.

— Вы изменились ко мне, — заметила Гиацинта прохладно. — Это из-за того, что узнали правду о моем прошлом?

Он слишком давно подозревал что-то такое, чтобы это его изменило.

Скорее, слишком тяжело ему давалась история с Авророй. Шагая в синеватых летних сумерках рядом с Гиацинтой, Трапп снова и снова спрашивал себя: возможно ли_: чтобы она не понимала_: чем её распоряжение может обернуться для служанки?

И ему очень хотелось сказать себе: нет, не понимала.

Хотелось обнять её или взять на руки, потому что у неё был действительно адский день, и она была преисполнена страха и сожалений, и еще наверняка каждую минуту спрашивала себя, имеет ли её возлюбленный король хоть какое-то отношение к этим гвардейцам, и путь сверху вниз оказался так короток. Вчера еще ты была увешанная бриллиантами и сияла на балах, а сегодня тащишься по сельской дороге в убогую деревушку, и всё, что у тебя осталось — это ссыльный преступник, который сравнивает тебя с маркитантками, которые всегда следовали за армейскими обозами.

— Простите, — Трапп нашел её руку и поднес к губам. — Плохой день.

В конце концов, он отправлял на смерть легионы — и что теперь с этим делать?

— Мы приедем в столицу, — пообещал генерал, — и у вас будет всё, чего вы пожелаете. А там мы разберемся, что к чему. Что происходит в вашей жизни и что произошло в моей… много лет назад.

— Вы считаете меня пустоголовой куклой, правда? — спросила Гиацинта с любопытством.

— Вы очень опасная кукла, — ответил он задумчиво. — Мне бы не хотелось пополнить собой вашу коллекцию мужчин, которыми вы вертите ради своей пользы.

— Не пополните, — пообещала она и в ответ поцеловала его руку, — я очень много вам рассказала сегодня. Мы могли бы ведь быть друзьями, Бенедикт?

— Смена тактики, моя дорогая? — он рассмеялся, отбрасывая все мрачные мысли.

Новое приключение — вот что было действительно важно.

— Вы недоверчивый старый медведь, — покачала она головой. — Упрямый, ворчливый, грубый вояка. Но однажды… однажды вы начнете мне верить.

— Никогда.

— Вот увидите, — она широко улыбнулась, ослепительная даже со своим пылающим носом.

Непобедимая, неунывающая, неутомимая.

Очень-очень опасная — особенно для недоверчивых старых медведей.

17

— Расскажите мне о Джереми.

— Джереми? — горгона улыбнулась, и генерала снова поразила та нежность, которая всякий раз появлялась на её лице при упоминании этого имени.

Такое невозможно было ни скрыть, ни подделать.

Эухения неподвижная, как статуя, сидела возле огня.

Трапп, не задавая лишних вопросов, расстелил для них с Гиацинтой одну постель на двоих — плащ и лапник, он обожал ночевки в лесу.

Сейчас, вдыхая запах костра и прислушиваясь к звукам леса, он ощущал себя непривычно живым.

Как будто вместе с замком, который они покинули, он избавился от ощущения затхлости и трясины.

Небо, звезды, земля, женщина.

Как будто он снова молод, и всё зависит от него.

Горгона переносила походные условия со смирением человека, для которого пышные покои и горничные были скорее исключением, нежели правилом.

— Джереми, — протянула гематома, пристраивая его руку под своей щекой поудобнее. Траппу даже показалось, что она взобьёт его, как подушку. — Почему бы и не рассказать вам? Я сто лет не говорила так много правды сразу, очень странное ощущение. Как будто кто-то щекочет тебя изнутри. Джереми — мой младший брат.

— Тоже названый?

— Какая разница? Это случилось, когда мне было десять лет. Мы выступали в одном городке на востоке. Представление еще продолжалось, а мы, мелкие, в это время…

— Обчищали зевак?

— Сказать, сколько монет в ваших карманах?

— Сколько? — Трапп положил руку ей на затылок и прижимал к себе. Его правда утомляло её ерзание.

— Тридцать золотых и двенадцать серебряников.

— Тринадцать, — он улыбнулся и поцеловал её в висок. — Итак, вам было десять лет.

— Примерно. Я не знаю точно год своего рождения. Мы работали с публикой, когда незнакомая женщина взяла меня за руку и куда-то повела.

— К стражам порядка?

— Я тогда не думала об этом. Она вкусно пахла, и у неё было красивое платье, и она сунула мне булочку, и мне было действительно интересно, что будет дальше.

— Дорогая, вы с раннего детства были такой авантюристкой?

Она захихикала, и тепло её дыхания коснулось его шеи.

— Женщину звали Джейн Бригс. Она привела меня в свой дом и дала имя: Гиацинта. Так звали её дочь, которую она потеряла. Мамочка Джейн сошла с ума от горя и в каждой девочке видела своего ребенка. О, это был славный год. Я была настоящей принцессой, знаете? Множество кукол, и книжки, и собственная комната. Меня даже научили читать и немножко рисовать, и играть на пианино. Меня обожали. Клянусь, никогда в жизни я не жила так хорошо.

— Так у вас даже имя не настоящее? — спросил Трапп с какой-то обреченностью. — На самом деле вы Бэсси или что-то в этом роде?

— Да что с вами такое, — рассердилась гематома. — Вы уже второй раз называете меня этим именем! Признайтесь честно, в вашей жизни была некая Бэсси? Возможно, горничная? Или порочная гувернантка, лишившая юного Траппа невинности?

— Вот об этом вы думаете?

Горгона высокомерно попыталась задрать нос, стукнулась лбом о подбородок Траппа, ойкнула и засмеялась.

— Она так и будет сидеть всю ночь у костра? — шепотом поинтересовалась она, указывая на Эухению.

— Скоро я её сменю. Но она может так просидеть трое суток кряду.

— Откуда вы знаете?

— Однажды мы с Эухенией это проверили — кто дольше может просидеть неподвижно без всякого сна. Она меня почти победила.

— Трое суток? — изумилась горгона. — Серьезно? Вы трое суток сидели неподвижно друг перед другом? Такие у вас были развлечения?

— Мы провели вместе десять лет, — напомнил Трапп, — чем, вы думаете, мы все это время занимались?

— Я очень стараюсь об этом вообще не думать, — пробормотала она.

— Между прочим, — торжественно и громко заявил Трапп, — Эухения, чтобы её черти слопали, лучшая женщина в моей жизни.

Неподвижная фигура возле огня подняла руку, словно приветствуя эти слова.

— Так что там с Джереми? — вернулся к прежней теме генерал.

— Джереми был младшим сыном мамочки Джейн. Ему было три года. Сладкий, ласковый малыш, который повсюду ходил за мной по пятам, цепляясь за мою юбку. Я играла с ним, как с куклой. А потом Джейн умерла, а её муж всё это время терпел меня только из любви к своей сумасшедшей жене. Он-то был нормальным, он-то понимал, что я всего лишь случайный ребенок с улицы. Поэтому сразу после похорон меня решили отправить в сиротский приют. Тогда я украла столовое серебро и Джереми, и рванула на поиски своей труппы.

— Вы — что? — поразился Трапп.

— Да ладно вам. Несколько жалких ложек.

— Вы украли ребенка?

— Я сама была ребенком!

Трапп замолчал, пытаясь представить себе одиннадцатилетнюю горгону, которая рыскает по стране в поисках труппы бродячих артистов с четырехлетним ребенком на руках и со столовым серебром в карманах.

— Объясните мне толком, зачем вы утащили Джереми?

— Просто утащила. Он нравился мне. Такой голубоглазый ангелочек с белокурыми кудряшками. Чудо! К тому же, чисто теоретически, мамочка Джейн тоже просто умыкнула меня с улицы.

— Господи, я с ума с вами сойду.

— Я примерно знала график нашей труппы и довольно быстро нашла их на юге, где мы обычно проводили зимы. С появлением Джереми доходы даже выросли — он так сладко пел и хлопал своими огромными глазами. Так мы прожили четыре года. Это было действительно хорошо. Но потом я поступила на службу к своей старой даме, а Джереми посадила в дилижанс и отправила к отцу. Он почти не помнил свой дом, бедняга. Что была за сцена! Я плакала, Джереми плакал. Наверное, это был последний раз, когда я по-настоящему плакала.

— Да вы едва не утопили меня в слезах несколько дней назад! — возмутился Трапп.

— Ах это, — гематома улыбнулась. — Действительно. Было что-то такое. Я уже и забыла. И вообще, давайте уже спать! Что это вас целый день тянет на разговоры!

Она поплотнее прижалась к нему, обнимая за талию.

И спустя очень короткое место заснула, как будто по команде.

— Волки воют, — произнесла Эухения.

— Слышу, — отозвался Трапп.

Поскольку в той деревне, в которую они прибыли, трактира не было, то им предложили устроиться в летнем домике на окраине, который здесь назывался «стыдницей». Когда Трапп заинтересовался историей этого удивительного сооружения, то местные охотно объяснили ему, что оно было построено специально для старосты, который по пьяному делу страсть как любил бегать по округе голышом.

Генерал не успел поразиться широте взглядов, царившей в этом захолустье, как горгона буквально взорвалась гневом. Ни за что, кричала она, никто не будет ночевать в домике, который закрывается снаружи.

Пришлось Траппу снимать задвижку.

Три дня горгона, удивительно забавная в крестьянском наряде, вымачивала невозмутимую Эухению в бочке молока, пытаясь хоть немного смягчить задубевшую от солнца и старости кожу.

Она перешивала платья, покупала сундуки и так вдумчиво и основательно подходила к этому маскараду, что чувствовался немалый её опыт в этом деле.

Первые дни Трапп подолгу уходил в лес, пытаясь вместе с жителями деревни отыскать больных волков, которые по ночам все чаще мелькали совсем рядом с человеческим жильем. Но вернувшись однажды, он обнаружил горгону на пороге их стыдницы с обеими стилетами в руках. Эухения лежала на полу внутри домика с огурцами на лице.

— Что такое? — изумился генерал.

— Вы! — завопила Гиацинта, наступая на него с кинжалами, похожая на очень злобного дикобраза. — Вы обещали меня защищать!

Она была так сердита, что Трапп сразу заподозрил явление очередного убийцы.

— Господи, где вы закопали этого несчастного? — вздохнул он, уворачиваясь от её стилетов, которыми она пыталась уколоть его грудь.

— Закопала?! — возмутилась горгулья. — Как можно закопать кузнеца, если он еще не закончил корпус для нашей кареты?

— Для чего вам закапывать кузнеца?

— Он нас домогался_: — провозгласила Эухения из-под огурцов.

— Земля ему пухом. Дорогая_: что вы с ним сделали?

— А что могла сделать слабая, беззащитная женщина с этим громилой?

— Мне даже представить страшно.

Горгона прицелилась и все-таки ткнула Траппа острием в яремную вену, легко, но довольно мстительно. Потом с размаху села на землю.

— Ненавижу вас всех, — заявила она обессиленно.

Генерал молча провел ладонью по шее, стирая капельку крови.

Он был ужасно зол на себя — как это ему вообще в голову пришло, что можно их оставить здесь вдвоем? Почему он решил, что в этой милой и пасторальной деревеньке они в безопасности?

— Я пока прогуляюсь, — сказал он мрачно, — а вы пока успокойтесь.

— Не смейте опять уходить!

— Мне нужно выпить. Вы на меня на прыгнули, как дикая лисица.

— Вот гад, — с чувством сказала горгулья ему в спину.

Кузнец действительно был огромным, Трапп помнил, как восхитился его размерами еще при знакомстве.

Но сейчас он выглядел скорее жалко — с порезами на лице и огромным синяком под глазом.

— Драться пришел? — буркнул он, пытаясь пристроить лист подорожника на свою рожу.

— Да нет, — ответил Трапп довольно мирно, — убивать.

— Твоя бешеная женушка так и сказала: вернется муж из леса и прибьет к чертям, — кивнул кузнец согласно. — Как ты с ней вообще живешь? Зверь, а не женщина! Уже и посвататься нельзя, как человеку.

— Посвататься? — Трапп притормозил, пытаясь сосредоточиться на словах, а не ярости внутри. — К моей жене?

— К вашей госпоже! Для чего мне твоя дикая жена?

К Эухении?

Что вообще происходит в этой деревне? Голые старосты, сватающиеся к старухам кузнецы?

— А что? — словно оправдываясь, сказал кузнец. — Она при деньгах. Карету вон какую заказала! Вдова, говорят. И я вдовец. И ведь нормально пришел, ведро огурцов принес! Хочу сказал, любви и семейного счастья.

— А ты вообще видел нашу госпожу?

— Откуда! Она же из домика не выходит! Молоко туда таскают бочками. Красотка, наверное.

— Красотка, — согласился с ним генерал, стараясь удержать смех. — Отбоя от ухажеров нет.

— Я так и понял. Вон как встречают — как будто я злодей с большой дороги. И, главное, — огурцы-то отобрали! Хоть ведро верните.

— Я бы на твоем месте не рассчитывал, — отозвался генерал, соображая, как они вообще влипли в эту ситуацию.

— У тебя жена из берсерков, что ли? — обиженно спросил кузнец.

— Сам ты берсерк. Приперся, напугал женщин. Не мог сначала со мной поговорить, дубина? Вот теперь сиди с подорожником на лице, раз виноват.

— Слушай, — вдруг заинтересовался кузнец. — А ты не боишься спать по ночам? Вдруг твоя жена на что-то обидится?

— К этой старухе? Он пришел свататься к этой старухе?!

У гематомы стало такое смешное лицо, что Трапп расхохотался.

— Что с вами? Впервые мужчина захотел не вас?

— Господи, я же могла так легко избавиться от неё!

— Да я скорее избавлюсь от вас! — оскорбился генерал.

Эухения удовлетворенно хмыкнула.

Горгона подбивала длину подола её платья, и из-за иголок в губах говорила сквозь зубы.

— Но почему вы набрасываетесь на людей до того, как они договорят? — печально спросил её Трапп.

— Мой второй брак научил меня этому. Никогда нельзя упускать свое преимущество.

— Вы убили его? Крауча?

— Кто знает?.. Хотите огурец?

Ночью Трапп проснулся от мягкого постукивания лап об землю. За тонкими стенами летнего домика сновали волки_: и их прерывистое дыхание казалось особенно громким.

Гиацинта за его спиной беспокойно пошевелилась.

Надо было как можно быстрее убираться из этих краев.

На следующий день приехала Лорелея, пригнав тройку лошадей.

— Как заказывал, — доложила она, спешиваясь. — Не очень молодые, не очень породистые, не очень выносливые. Серединка на половинку. Странный у тебя вкус, генерал.

— И не говори, — согласился он, покосившись в сторону Гиацинты, которая ругалась с мастером из-за цвета обшивки сидений кареты. — Как дорога?

— Словно в страшной сказке. Что за напасть с волками?

— Как обстановка вокруг Изумрудного замка?

— Тишина. Никаких чужаков, никаких происшествий. Никаких новых опальных, но все еще великих генералов.

Трапп улыбнулся. Он собирался попросить Лорелею продать лошадь рассветного убийцы на ближайшей ярмарке, но теперь решил просто оставить её здесь.

— Не уезжай одна. Крестьяне сейчас даже в поле поодиночке не ходят.

— Да ну брось. Кто боится этих сумасшедших волков?

— Я боюсь. Поговори со старостой, тут вроде собирается обоз.

Лорелея снисходительно потрепала его по плечу.

— Пойду навещу бабушку. Как она?

— Женихов устали гонять.

Гиацинта подошла к лошадям.

— Я ему сто раз сказала_: что нам нужна потертая обшивка, — сердито пробормотала она, рассматривая животных. — Вот эту нужно перековать. Завтра нужно уезжать, Бенедикт, иначе нас сожрут волки. Кажется, что их с каждым днем становится все больше.

— Не преувеличивайте, дорогая. Кто боится несчастных животных?

Гиацинта сделала несколько шагов навстречу и ткнула пальцем в его ранку на яремной вене.

— Помните, что бывает, когда вы оставляете меня в опасности!

— О, я помню, — засмеялся Трапп. — Считайте, что я впечатлен. Меня не могли повергнуть в ужас целые армии, но у вас это легко получается.

Из стыдницы выскочила Лорелея.

— Какого дьявола, — возмутилась она, — вы сделали с Эухенией? Вы превратили её в финтифлюшку!

— В кого? — изумилась горгона.

— Все финтифлюшки ужасные врушки, — сообщил ей Трапп наставительно.

К воскресенью кареты была готова.

Трапп загрузил багаж.

С великим почтением вывел осторожно ступающую в узких туфлях и непривычно длинном и узком платье старуху из летнего домика.

Толпа деревенский жителей, впервые разглядевшая древнюю вдову, зашушукалась.

Послышались смешки.

Кузнец крикнул «Это она от огурцов иссохла», и гогот стал совсем непотребным.

Эухения властно протянула руку, и генерал помог ей сесть внутрь.

Горгона легко вскарабкалась на козлы.

— Ступай к своей госпоже, Бэсси, — велел Трапп.

— Ну вот еще, Порк, — ответила она. — Сам торчи в этой коробке со старой мегерой.

— Не называй так нашу госпожу.

— Пистолеты взяли? — уточнила она тише.

— Вы, угробившая двух мужей, взволнованы из-за несчастных пушистиков? — он легким поцелуем коснулся её губ, и Гиацинта, смеясь, обняла его за шею, притягивая к себе ближе и целуя крепче.

— Бэсси! — сконфуженно вскричал Трапп.

— Он у меня такой медведь, — подмигнула она крестьянкам. Те засмеялись. «Оставь его нам, раз тебе не нужен», — крикнула одна из них.

Наконец, тронулись в путь.

— Итак, дорогой муженек, — спросила горгулья, — сколько нам до тракта?

— Около двух дней пути, если погода не испортится, — проговорил Трапп, озабоченно поглядывая на набухшее небо. — Если будет ливень, то можем застрять всеми колесами.

— И нас сожрут волки?

— Вы спрашиваете об этом с таким восторгом, как будто более веселого приключения у вас в жизни не было.

— Возможнее — ответила она, посерьезнев, — что эта участь была бы куда приятнее, чем та, которая ждет нас в столице.

18

— Что вы будете делать в столице? — поинтересовалась горгулья, с равнодушием много путешествующего человека глазеющая на лесные пейзажи.

— Встречусь со старыми друзьями и, возможно, свергну короля, — ответил генерал рассеянно, слишком погруженный в свои мысли.

— Что?! — вскричала гематома так пронзительно, что у Траппа немедленно заложило левое ухо.

— Что? — повторил он ошарашенно.

— Я не позволю вам даже приблизиться к королю! — прошипела горгона злобно.

— Как? Сбросите с лестницы? — кротко спросил её генерал.

— Сброшу, если понадобится, — рявкнула она. — Что вы себе думаете? Я фаворитка короля! Его благополучие — моя основная забота.

— Бывшая фаворитка, опальная и, возможно, в скором времени мертвая.

— Это все крохотное недоразумение, — заявила она высокомерно. — Мелкие камешки на пути к счастью.

— В таком случае, — добродушно заметил Трапп, — смена короля не изменит кардинально ваших планов. Вы просто переключитесь на следующего.

— Типун вам на язык, — рассердилась она окончательно. — С этим столько возни было!

Он засмеялся её практичности и полному отсутствию моральных принципов.

— Я пристрелю вас из ваших же пистолетов, если вы будете надо мной смеяться, — сообщила она сердито.

— Не пристрелите, — хмыкнул Трапп, — по крайней мере до тех пор, пока мы не доберемся до столицы. Вряд ли вы захотите проделать такой путь в одиночку.

— Значит, потерплю до столицы.

— Дорогая, вы слишком часто угрожаете мне в последнее время. Я вам так надоел?

— Надоели? — повторила она медленно.

Он уже не в первый раз видел, как стремительно её эмоции отступают перед мыслительным процессом.

Вот и сейчас вся злость слетела с горгоны, и она примолкла, задумавшись.

Трапп ждал результатов её измышлений, в том, что они последуют, сомневаться не приходилось.

— Совершенно не надоели, — через пару минут сообщила она. — Почему вы мне до сих пор не надоели? — негодование в её голосе было вполне искренним. — Мы же с вами как эти лошади в одной упряжке, натираем друг другу бока последние недели. А я вообще с трудом выношу человеческие общество.

— Ну мы же с вами друзья, — напомнил Трапп с усмешкой.

— Шутите? Мы только что с вами выяснили, что являемся идеологическими противниками. У нас с вами прямо противоположные цели и задачи. А это значит, что совсем скоро наш временный союз перейдет в противостояние.

— Звучит увлекательно, — резюмировал Трапп, приостанавливая лошадей на лесной развилке.

Горгона вместе с ним задрала голову к небу. Несколько мелких капель дождя упали на её лицо.

— Скоро будет такой ливень, что мало нам не покажется, — сказал Трапп.

— Правда? Навещу я, пожалуй, нашу госпожу.

И Гиацинта легко соскочила на землю, чтобы укрыться от непогоды в карете.

Следующие несколько часов Трапп двигался практически вслепую, продираясь сквозь стену дождя. Ему пришлось тащить лошадей под уздцы и временами выталкивать карету из стремительно раскисающей земли.

Грязный, насквозь промокший, он уже подумывал о том, что придется останавливаться и пережидать непогоду, когда практически налетел на людей, разбивших лагерь на просторной поляне.

Здесь было несколько богатых экипажей, парочка грузовых телег и множество людей в ливреях цветов небольшой соседней страны.

— Что это такое? — сам себя спросил Трапп, удивившись столь необычному явлению посреди леса.

— Кортеж госпожи Линд, — ответил ему косоглазый малый, пробегавший мимо с охапкой мокрых веток.

— Да ладно, — расхохотался Трапп.

Он заглянул в свою карету.

— Девочки, не скучайте. Маленькая остановка.

— Закройте дверь, дует, — сонно отозвалась горгона, свернувшаяся калачиком на сиденье.

Безошибочно определив нужный ему экипаж, генерал двинулся мимо снующих туда-сюда людей.

— Куда, немытая рожа, — возмутился один из лакеев.

— Туда, — отозвался Трапп спокойно.

Лакей прищурился, подумал, пожал плечами и пошел по своим делам дальше.

Он был очень опытным и мудрым человеком, знавшим свое дело.

Трапп распахнул дверь экипажа.

— Госпожа Линд, — приветственно поклонился он.

Что примечательно, она узнала его сразу — заляпанного по самые брови грязью, со стекающим с длинных волос дождем, разбойничьей бородой и постаревшего на десятилетие.

— Ха, — коротко выдохнула эта женщина, — вы посмотрите, какие звери водятся в этой чащобе. Ну привет, везучий ублюдок.

— Порк, моя леди, — представился Трапп, — кучер госпожи Клодии Летидж, почтенной вдовы. Мы направляемся в столицу.

— Порк, — повторила Оливия подрагивающим от смеха голоса.

Она была все такой же кудрявой блондинкой, и время, казалось, обошло её стороной. По крайней мере, пухлые губы, всегда готовые смеяться, по-прежнему улыбались, а глаза светились искорками неподдельной радости.

— Если позволите, — продолжал Трапп почтительно, — мы присоединимся к вашему кортежу.

— Почему же нет? — она склонилась ближе к нему, игнорируя дождь и дремавшую в углу экипажа компаньонку. — Обожаю, — шепнула она, — прятать под своими юбками беглых преступников.

— Что вы делаете в этой глуши? — также тихо спросил он.

— Проводила лето в деревне у одной подруги. Наступает осень. Приличные женщины возвращаются ко двору.

— Вы теперь приличная женщина, любовь моя? — произнес он еще тише.

Она воркующее засмеялась.

— Вам придется это выяснить самому… Порк.

Трапп отступил, не желая испачкать её. Еще раз поклонился.

— Я поблагодарю вас, как только приведу себя в надлежащий вид, — произнес он с улыбкой.

Она вскинула одну бровь.

— Буду ждать с нетерпением.

К ночи дождь прекратился, им удалось развести костры, решено было переждать ночь на этой поляне, чтобы дать земле подсохнуть и на рассвете выдвинуться в дальнейший путь. Для Оливии была разбита палатка, Эухения решила ночевать в карете, а для них с Горгоной Трапп уже вполне привычно расстелил лапник возле огня.

— Вы ужасно довольный, — заметила она, с удовольствием вытягиваясь в полный рост.

— Сколько сна в вас лезет? Вы целый день дремали.

— В ужасной тряске. Вы не могли управлять каретой аккуратнее?

— Простите.

— С вас грязь прямо кусками падает. Может, вам лучше попрыгать?

Генерал не ответил, пытаясь почистить одежду. Горгулья встала, и сама принялась за дело.

— Не дергайтесь, — велела она, орудуя щеткой. — Как это вам удалось уговорить этих людей приютить нас?

— Это кортеж Оливии Линд.

— Кого?

— Жены посла. Ну помните…

— Той самой жены посла? — сосредоточенно уточнила горгона.

— Точно.

— Удивительное везение, — она привстала на цыпочки, пытаясь причесать его волосы. — Вы же с ней хорошо расстались? Она не полна гнева брошенной женщины?

— Нет-нет, ничего такого.

— Впредь постарайтесь поддерживать ваши нежные отношения на должном уровне, — рассудительно посоветовала Гиацинта. — Эта встреча очень кстати, так нам будет куда проще въехать в столицу.

Она отступила на шаг, критически его осматривая.

— Теперь вы более-менее похожи на человека. Можете отправляться к своей госпоже Линд. И, ради бога, без ваших медвежьих повадок! Вспомните, что когда-то вы были светским человеком.

— Фу, — скривился Трапп, падая на их походную койку, — в лесу, среди толпы людей, в тесной карете. Даже никакого сеновала поблизости! Ну уж дудки.

— Вы удивительно капризны для человека, проведшего десять лет наедине с Эухенией, — заметила горгулья, зевая. Она традиционно устроилась за его спиной, прижимаясь к нему щекой и обнимая за талию. — Если нас будут грызть волки — не будите меня.

— Не буду.

— Если нападут разбойники — расправьтесь с ними как можно тише.

— Как скажете, дорогая.

— Если…

— Я понял суть, Гиацинта, и постараюсь сохранить ваш сон любой ценой.

— Хорошо.

Дальнейший путь прошел действительно очень гладко.

На последней стоянке Траппа позвал один из лакеев Оливии и сообщил, что госпожа желает с ним побеседовать.

— Очень безрассудно с твоей стороны, — первым делом буркнул Трапп, застав её в легкомысленном пеньюаре на кровати убогой комнатушки постоялого двора.

— Не ворчи, Бенедикт, — отмахнулась она. — О моей легкомысленности всем известно.

— Это самое прекрасное твое качество.

Она улыбнулась.

— Что будет дальше?

— Пока не знаю.

— Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

— Будет отлично, если ты забудешь о нашей встрече как можно скорее. Тебе лучше держаться в стороне.

Оливия кивнула.

— Знаю. После того, как ты исчез, я провела немало часов на допросах у Варкса.

— Кто это? — спросил Трапп с сожалением. Он никогда не хотел причинять этой женщине столь утомительных неприятностей.

— Варке? Он сменил Розвелла. Появился буквально из ниоткуда и сразу получил очень широкие полномочия. Когда король оправился от своей оспы и понял, что потерял тебя, меня арестовали. Все это едва не закончилось дипломатическим разрывом отношений, но я ничего про тебя не знала. Тебя обвинили в государственной измене, и мой муж был выслан. Согласно приговору, ты был его агентом и передавал нашей стране какие-то важные сведения. А я, очевидно, была вашим связным, — Оливия хмыкнула. — Мы ведь с тобой провели столько ночей, занимаясь шпионажем. Меня оставили в столице только потому, что приставили ко мне наблюдение. Варке считал, что ты можешь попытаться снова со мной связаться. Ну, а потом давление стало ослабевать, пока, наконец, про меня все не забыли. И вот я здесь, а мой муж — там. Лучше не придумаешь.

— Прости. Мне действительно очень жаль, — Трапп сел на краешек кровати и поцеловал руку Оливии.

— О, перестань. Не ты начал всю эту игру. Но мне действительно хотелось бы выяснить, что всё это значило. Должны же мои злоключения иметь какой-то смысл. У тебя есть деньги?

— Да.

Оливия улыбнулась и поцеловала его. Вблизи было видно, что морщинки нарисовали узоры вокруг её глаз, кожа на груди стала тоньше, а руки — полнее. Но она все еще рождала внутри генерала тепло и нежность.

— Удачи, Бенедикт. У тебя интересная спутница. Любопытный способ отомстить за всё королю.

— Ты полагаешь? — удивился Трапп.

— Все знают, какой властью над Его Величеством обладала эта женщина. Она казалась непобедимой. Ты даже не представляешь, сколько людей пытались её отравить или оклеветать, но ответом была только сияющая улыбка. За ней следовал шлейф слухов и дурной репутации, но король был готов убивать за одно только неосторожное слово о своей фаворитке. Её ссылка стала таким же потрясением, как и твоя. Соблазнить возлюбленную короля — это вполне в твоем духе.

— Значит, он действительно любил её?

— Как безумный.

— Значит, наш король идиот, — ухмыльнулся Трапп, спуская с нежных плеч кружево пеньюара. — Тем лучше.

Оливия покачала головой, глядя на него с сочувствием.

— Не окажись сам в дураках, любовь моя.

Паркер ждал их в условленном месте.

Заприметив Траппа, он легко вскочил на козлы, забирая вожжи из генеральских рук.

— Явились, — проворчал он. — А я все надеялся, что вас волки по дороге слопают.

— И тебе привет, Паркер.

— Франстоун! — напомнил тот. — Это правда, что леса полны взбесившихся зверей?

— Правда.

— Святоши уже объявили, что на наши головы пало проклятие. Готовятся к концу света.

— Еще какие новости?

— Яйца подорожали, а красные каблуки вышли из моды.

— Бесценный ты человек, — умилился Трапп.

Паркер, ловко маневрируя по переполненным улицам, свернул подальше от центра в сторону тихих кварталов.

Генерал чувствовал себя оглушенным и потерянным среди водоворота человеческих голосов и многочисленной суеты вокруг.

Город, казалось, стал еще безумнее с момента его отъезда.

Они въехали в ворота небольшого особняка, спрятавшегося за высоким забором.

Трапп с наслаждением соскочил на землю, из кареты, не дожидаясь его, вывалилась горгона и горделиво выплыла Эухения.

— Это Бэсси, — представил гематому Трапп, — наша кухарка.

К его изумлению, Паркер вполне виртуозно поклонился.

— Госпожа, — произнес он с придыханием, — позвольте проводить вас в ваши покои.

И приложился к гематомовской ручке.

Она благосклонно кивнула.

— Я подготовил все, как вы любите, — продолжал Паркер благоговейно, — мрамор, бархат, много зеркал и картины.

— Откуда ты знаешь, как она любит? — спросил Трапп.

— О вкусах этой госпожи среди слуг ходят легенды. Говорят, она может спать исключительно на тончайшем шелке.

Вспомнив, как все эти дни горгона крепко дрыхла на земле, Трапп лишился слов.

— Самые красивые наряды и лучшее вино — все к вашим услугам, — сладко сказал Паркер.

— Эй, — не выдержал генерал, — мы тут как бы тайно. Стараемся не привлекать к себе лишнего внимания.

— Говорите за себя, — велела горгона властно. — И распорядитесь приготовить мне ванну с лепестками роз, — обратилась она к Паркеру. — Мне нужна будет горничная.

— Моя жена к вашим услугам.

— Надеюсь, она умеет ухаживать за волосами. Господи, мне понадобятся годы, чтобы привести свою кожу в порядок!

— Госпожа прекрасна, как майское утро.

Гиацинта остановилась, придирчиво разглядывая Паркера.

— Мы с вами поладим, — заключила она. — Где этот дикарь нашел такого прекрасного слугу?

— Я подобрал его однажды на поле брани. Сжалился над несчастным, — невозмутимо ответил мерзавец.

Трапп закатил глаза и пошел искать свою спальню.

Когда он проснулся, наступали сумерки.

В кресле у его кровати сидел совершенно незнакомый человек, худой и высокий, с безжалостным лицом наемного убийцы или сборщика налогов.

— Привет — сказал генерал озадаченно. Мало кто мог проскользнуть сквозь чуткость его сна.

— Генерал Трапп, беглый преступник, — заявил этот дылда. — Я Варке. Личная охрана короля.

— Ого! Вы куда более умелы, чем я мог рассчитывать, — признал Трапп.

В комнату, шурша пышной юбкой, вошла Гиацинта. Мушки, высокая прическа, белила на лице.

— Все дело в том, Бенедикт, — нежно улыбаясь, сообщила она, — что это я его пригласила. Вы — мой личный подарок Его Величеству.

19

У горгоны было торжествующее и очень надменное лицо, которое она надевала всякий раз в минуты сомнений.

— Она прелесть, — объявил Трапп, вставая с постели, — правда, Варкс?

И он поцеловал её ледяную руку.

— Госпожа Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч, безусловно, прелестна, — бесстрастно подтвердил их гость.

— Мне обязательно отправляться под арест прямо сейчас? — уточнил генерал, не выпуская руки гематомы из своей. — Или у нас есть время на ужин?

Варкс, прищурившись, окинул его внимательным взглядом. Потом опустил глаза на их сомкнутые руки.

— Не в моих правилах отказываться от ужина, — произнес он спокойно.

— Прошу за мной.

Пока жена Паркера накрывала на стол, генерал и Варкс устроились в креслах с бокалами бренди.

— Я рад наконец познакомиться с вами лично, — произнес Варкс, — в свое время я потратил немало времени на ваши поиски.

— Сожалею о доставленных неудобствах, — вежливо ответил Трапп, наслаждаясь вкусом напитка. Он слишком долго был трезв, и ему явно это не пошло на пользу. — Но вы прибыли удивительно вовремя — я как раз собирался встретиться с королем.

— О, тут небольшое недоразумение. У меня нет приказа на ваш арест. Я вовсе не собираюсь доставить вас к королю.

— Неужели?

— Мне велено сразу убить вас.

Гематома, раздраженно мерившая комнату шагами, остановилась.

— Но вы сообщите королю, что это я вам принесла голову генерала? — спросила она нервно.

— Она не понимает, — Трапп улыбнулся ей. — Дорогая, король не заключает сделок.

— О чем вы говорите? — воскликнула горгулья.

— Что стало с Шарлем Стетфилдом? — спросил генерал у Варкса.

— Ему повезло, — коротко уведомил тот. — Остался жив.

— Что значит — жив? — Гиацинта становилась все более высокомерной.

— Я объясню, — вызвался Трапп. — Мальчишка явился к королю и заявил, что сообщит о моем местонахождении в ответ на помилование для своей мачехи. Дальнейшее представить несложно.

— Скажем, — кивнул Варкс, — спустя несколько жалких часов он предоставил нам всю информацию без всяких условий.

— Вы его пытали, — покачала головой горгона. — Какая пошлость.

— Король не заключает сделок, — повторил Трапп, — моя смерть, дорогая, не принесет вам никакой пользы. Простите.

— Бесполезный вы человек, — окончательно рассердилась Гиацинта.

— После беседы со Стетфилдом я, конечно, направил в замок солдат, и мы с Его Величеством все еще ждем их возвращения, но сразу было понятно, что клетка опустела. Иначе вы бы не отпустили так легко этого мальчишку. Что это было, Трапп? Послание королю? «Я жив, я возвращаюсь. Со мной твоя женщина?» — что-то в этом духе?

Пока генерал раздумывал над ответом, Паркер пригласил их к столу.

— Если честно, — признался Варкс, отдавая должное говядине, — узнав, что вы находитесь в Изумрудном замке, куда совсем недавно сослали госпожу Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч, я испытал некоторое потрясение. Такое совпадение показалось мне чрезмерным. Несложно было догадаться, что вы заключите союз.

— Гиацинта, не моргнув глазом, только что отправила меня на виселицу, — с усмешкой напомнил Трапп. — Если это союз, то весьма своеобразный.

— Какой вы все-таки мелочный, — возмутилась горгона.

— Не хочется вас огорчать еще больше, — ответил ей генерал, — но боюсь, что убивать меня пока не собираются.

— Я не сторонник радикальных методов, — подтвердил его слова Варкс. — И немножко философ. Полагаю, что от вашего появления в столице может быть прок. Вы сильный игрок, генерал Трапп, к таким людям, как вы, следует относиться серьезно. А у нас тут назрел небольшой конфликт интересов.

— Бронксы, — кивнул Трапп.

— Семья невесты короля. У них слишком много власти, и это не к добру. Я, видите ли, люблю равновесие и стараюсь избегать перекосов. Этот брак не должен состояться.

— Браво! — пылко воскликнула Гиацинта, приободряясь. — Варкс, я всегда ценила ваш острый ум! Вы бриллиант в короне Его Величества!

— Вы слишком добры ко мне, — тот сухо улыбнулся.

— Вы хорошо знакомы друг с другом, правда? — спросил Трапп.

— О, — гематома дернула плечом, — в свое время Варкс перетряхнул все моё белье.

— Фигурально, — уточнил тот. — Госпожа Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч появилась с нелепой биографией и двумя мертвыми мужьями в недавнем прошлом. Богатый промышленный город Берн, кто поверит в такую глупость!

— Меня тоже это изрядно рассмешило, — подхватил генерал.

Гематома одарила их уничижительными взглядами.

— Его Величество не смущали темные пятна в истории этой госпожи. Но мой профессионализм не позволял мне закрыть на это глаза, — продолжал Варкс.

— Этот мерзавец заставил меня работать на него, — уныло сообщила горгона. — Я выполняла всякие мерзкие поручения.

— Госпожа Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч потрясающая проныра, — похвалил её Варкс. — Если нужно украсть письмо, подслушать разговор, спровоцировать скандал, подсыпать снотворное или подкинуть компромат, то ей нет равных.

— Благодарю, — холодно процедила горгона.

Трапп задумчиво посмотрел на неё.

Эта женщина позволяет себя шантажировать всем, кому не лень. Что за бесхарактерность.

Горгулья выдержала его взгляд, не отводя лица. В глубине её глаз полыхала ярость.

Варкс поднялся из-за стола.

— Благодарю за ужин, — пожал он руку Траппу. — Вы пока оглядитесь по сторонам. В скором времени мы снова с вами встретимся.

— Спасибо, что не затеяли всю эту возню с убийством. За последние дни я уже выкопал изрядное количество могил.

— Как знать, когда я передумаю.

Когда дверь за Варксом закрылась, Гиацинта развернулась к Траппу.

— Если вы намерены помешать королю жениться, то я снова на вашей стороне, — сообщила она великодушно.

— Это Варкс намерен помешать королю жениться. А я все еще не решил, что делать с этим венценосным придурком.

— Вы меня специально сейчас бесите, да? — спросила она, и Траппу даже показалось, что в её голосе прозвенели подступающие слезы. Горгона подхватила пышные юбки и умчалась в свою комнату.

— Женщины, Паркер, — вздохнул Трапп ей вслед.

— Франстоун, сэр.

Генерал заснул, мысленно составляя для себя маршрут визитов на следующее утро, а проснулся от холода рук обнимающей его Гиацинты.

— Господи, — пробормотал он, укутывая её в одеяло. — Вы как лягушка. Почему вам не спится на ваших шелковых простынях?

— Бессонница одолела, — пробормотала она. — Я, кажется, привыкла к вашей спине.

— Повезло вам, что меня не повесили.

Она лягнула его голой пяткой и села на кровати.

Простоволосая и все еще очень сердитая.

— И как долго вы будете припоминать мне этот незначительный случай?

Её голос снова звенел, и Трапп пообещал себе, что если она устроит представление со слезами — то он просто выставит её за дверь.

— Парочку дней уж наверняка.

— Вы ведь даже не рассердились! — сказала она с отвращением.

— Кто сердится на осу за то, что она жалит?

Гиацинта обхватила колени руками. В длинной белой рубашке она походила на расстроенное привидение.

— Не удивились и не рассердились, — повторила сама себе. — Просто спокойно дрыхли и ждали, когда я вас предам.

— Разве же это предательство, — утешил её Трапп, — это всего лишь ваша натура. Не расстраивайтесь так сильно, в следующий раз у вас получится лучше.

— Я не хотела причинить вам зла.

— Я знаю. Вы пытались заключить сделку с королем. Но это плохая затея, Гиацинта. Бронксы не позволят королю вас помиловать. Кроме того, теперь вы банальной ссылкой не отделаетесь — ведь, когда солдаты вернутся, станет известно, что вы сбежали из Изумрудного замка. И не просто сбежали, а сбежали именно со мной. Думаю, король действительно будет в бешенстве.

— Я ему объясню, что если бы я там осталась, то меня давно бы убили, — возразила горгона неуверенно.

— Для этого надо сделать так, чтобы он согласился вас слушать.

— Ваша правда, — признала она со вздохом. — С терпением у Его Величества совсем беда.

— Было бы печально, если бы вам от хряпали голову раньше, чем эта голова откроет свой рот.

— Мы не будем отсюда переезжать — ну из-за того, что я объявила Варксу о том, где мы?

— Пока нет. Однако не исключено, что в один прекрасный день Бэсси и Порку снова придется вернуться.

— Старина Порк, — горгона провела ладонью по гладко выбритому подбородку Траппа. — Я скучаю по его бороде.

Она снова улеглась, привычно прижавшись к Траппу.

— Ладно, — спросила Гиацинта, спустя минуту, — и как заставить короля встретиться со мной?

— Вы действительно этого так хотите?

— Действительно хочу.

— Посмотрим, что можно сделать. Завтра я навещу кое-кого из друзей.

— Я пойду с вами.

— По борделям?

Она негодующе фыркнула.

— А порядочных друзей у вас не осталось?

— Только вы, дорогая. Никогда не встречал никого более порядочного.

Трапп шагал по городу, не узнавая его и в то же время едва не плача от многочисленных воспоминаний.

Несмотря на его заверения, он так и не навестил ни одного борделя. В казармы_: куда его тянуло больше всего, генерал тоже не стал заходить. Зато обошел все рынки и пошлялся в порту потрепался со многими нищими и даже поработал немного грузчиком, слушая досужие разговоры.

Столица гудела сплетнями и страшилками про волков и про Бронксов, околдовавших короля, про конец света и про грядущую войну. На севере копилось недовольство, а на юге прошла череда пожаров, в центральной части города случилась поножовщина, а в цветочном квартале женщина родила хвостатого ребенка.

Погружаясь в запах дождя и пирожков с луком, людское многоголосье и скрип экипажей, в тесноту улочек и неровности мостовой, Трапп не спешил возвращаться в особняк, который снял для них Паркер. Он провел ночь на берегу вместе с бродягами, среди костров и песен, и на рассвете поймал себя на том, что чувствует себя абсолютно счастливым.

— Наш великий генерал, сколько стран ты повидал…

Оглянувшись, Трапп увидел хромого нищего, совершенно пьяного, который брел, пошатываясь, по колено в воде, распевая во все горло:

— Крокодила победил и врагов всех разгромил!

— Это рыжий Питер, — пояснила торговка рыбой, ожидавшая возвращения рыбацких лодок.

— Посмотри на него. Вопит на каждом углу запрещенные песни, как будто в этом есть какая- то особенная доблесть. А я скажу — что это дурость.

— Эта песня запрещена?

— И давно забыта.

— Генерал, генерал, не ходи на карнавал. Оставайся на войне, будешь счастлив ты вдвойне. В городах полно вранья, несмотря на короля, на войне, на войне, нету места болтовне…

Трапп подошел к воде.

— Эй, Питер, — крикнул он, — что за чушь ты несешь!

Пьяный нищий остановился, едва не плюхнувшись в воду. Попытался сфокусироваться на лице своего собеседника, но в его глазах было столько мути, что вряд ли он вообще понимал, сколько человек стоит перед ним.

— Сам урод, — выплюнул он, — я тебе сейчас…

И осекся, открыв рот. Трапп увидел, как расправляются поникшие плечи, перетекая в безупречную военную выправку.

— Генерал! — прохрипел Питер, моментально трезвея.

— Привет, — ответил Трапп, тоже входя в воду.

Он хотел похлопать нищего по плечу, но тут вдруг сжал его в крепких объятиях, и они оба с хохотом свалились в реку.

— Что за вид, капитан Свон? — попенял Трапп, отфыркиваясь.

— А что? — Питер вылез на берег, отряхиваясь, как собака. — Сейчас многие твои капитаны выглядят не лучше.

— Что вы натворили?

— Подняли мятеж, разумеется. Разве можно, чтобы генерала отправили в ссылку, а армия это проглотила?

— Судя по твоему виду, вас постигло жестокое поражение.

— И не говори. Гарольд Бронкс, ставший генералом после тебя, обрушил на нас отряды наемников. Видел бы ты эту шваль! Он не доверял собственной армии, и правильно делал. Но потом откуда ни возьмись заявился Варке с кочевниками, и нашему веселью пришел конец. Однако мы все еще живы. Ужасная королевская оплошность.

Трапп мрачно выжал рубашку.

— Скольких ты соберешь?

— С десяток. Но один десяток приведет другой, ты же знаешь. К тому же, — Свон хитро прищурился, — я тут подумал… Может, тебе познакомиться с моим новым главнокомандующим?

— Ты же нищий бродяга.

— С главнокомандующим нищих бродяг. Пойдем, генерал, тебе понравится.

Они долго петляли по хитросплетениям цыганского квартала, минуя крошечные хибарки и огромные дворцы, пока не вышли к роскошному мраморному особняку самому безвкусному из всех, которые Трапп когда-либо видел.

Свон долго ругался со старым цыганом, отказывающимся будить своего повелителя в такую рань, но потом тот плюнул под ноги гостям, махнул рукой и ушел в заросший крупными розами сад.

В атласном халате, расшитом хризантемами, на крыльцо, почесывая кучерявую грудь, вышел человек. Широко зевнул.

— Какого дьявола вы подняли такой шум спозаранку! — рявкнул он, опираясь на ятаган, как на трость. — Убью мерзавцев.

Трапп сморгнул слезы с глаз.

— Розвелл? — сипло спросил он.

20

Гиацинта, должно быть, заболела, потому что дышала надсадно и хрипло, и вместо нежных объятий упиралась Траппу локтем в бок.

Он попытался спросить, что с ней такое, но язык оказался таким огромным, что пошевелить им было невозможно. Попытка поднять веки принесла столь пронзительную боль в затылке, что Трапп только застонал.

В памяти пронеслись картинки: вот они с Розвеллом купаются в фонтане с шампанским, потом запускают туда карпов, чтобы поймать их голыми руками. Цыгане поют. Артистки варьете машут юбками.

Господи боже.

— Розвелл, — прохрипел он, — Розвелл, твою мать!

Не менее жалкий стон был ему ответом.

Открыв наконец глаза, генерал увидел розовые перья и ананас. За ними показалась небритая рожа Розвелла, который, тяжело навалившись на Траппа, бессмысленно щурился с мукой во взоре.

— Спи дальше, — велел он растресканным голосом.

— Сколько времени прошло? — спросил Трапп, садясь.

Они находились на роскошной медвежьей шкуре посреди огромного бального зала.

Солнце слепило сквозь высокие окна.

— Дня два, наверное, — пробормотал Розвелл. — Может, три. У меня перед глазами мелькают какие-то рыбы. К чему бы это, Трапп?

— К тому, что горгона меня убьет.

— Кто?

— Горгулья. Кто знает, что могло произойти за это время!

— Кто? Ты что, успел жениться в своей ссылке?

— Хуже.

— Что может быть хуже женитьбы?

— Гематома в ярости может быть хуже, чего угодно. Мне надо идти.

— Эй, — Розвелл засмеялся, — ты выглядишь действительно напуганным, великий генерал. Ты стал похож на наседку с яйцом. Сколько раз ты спросил меня, хорошо ли охраняют твой дом?

— Ссылка научила меня осторожности, Розвелл.

— Хлопотливости старой девы она тебя научила! Халат хоть надень, не разгуливай по столице в исподнем. Совсем ты у меня одичал в деревне!

— Почему я раздет?.. Ах да, карпы и фонтан с шампанским.

— Правда? — удивился Розвелл. — А что мы делали с павлинами?

Трапп натянул на себя первый попавшийся халат, подцепил с пола расшитые шелком шлепанцы и огляделся по сторонам.

— Где у тебя тут выход, Розвелл?

— Где-то там. Пусть тебя кто-нибудь отвезет. Мы встретимся очень скоро.

— Король Джонни, — притормозил Трапп. — Где он?

— Ах, это, — Розвелл пожал плечами. — Он потерялся.

— Как может потеряться целый король? — изумился Трапп.

— Долгая история.

— Так, — всполошился Трапп. — Долгие истории мы оставим на потом. Мы все обсудим, как только я удостоверюсь в том, что дома все живы.

— Привет жене, несчастный, — крикнул Розвелл и снова повалился на шкуру без всяких сил.

Когда Трапп вышел из закрытого экипажа в узком пространстве между наступающими палисадниками, от кустов возле задней калитки его дома отлепилась фигура оборванца-подростка. Коротко кивнув генералу, мальчишка быстро сообщил:

— Тишина. Даже слежки за домом нет.

После чего с независимым видом пошел по улице дальше.

Открывший дверь Паркер лишь вскинул одну бровь, обнаружив на пороге генерала в атласном халате на голое тело и шлепанцах. Запах перегара, встрепанная грива, трехдневная щетина.

— Я подготовлю ледяную ванну и гоголь-моголь, — произнес камердинер без всякого выражения. — Возможно, понадобится суп?

— Валяйте, — согласился Трапп. — У нас все в порядке? Никаких гостей или происшествий?

— Спокойно, генерал.

— Гиацинта?

— Отбеливаем кожу, извели мешок лимонов.

— Бенедикт? — голова горгоны свесилась вниз с лестницы второго этажа. Разглядев его, она расхохоталась. — Вы что, спасались из борделей бегством?

Кажется, она и не думала сердиться на него.

От облегчения, что за время его отсутствия ничего плохого не произошло, Трапп ощутил слабость. Он скинул шлепанцы и босым стал подниматься наверх.

— Ванну в первую очередь, — попросил он Паркера.

Гиацинта, подбоченясь, насмешливо следила за его нелегким восхождением.

— От вас воняет, как от пивной бочки, — сообщила она.

Лимоны сделали свое дело: гематома куда была бледнее, чем несколько дней назад и куда худее. Под глазами залегли тени.

В улыбке горгоны было столько сахарного сиропа, что Трапп ощутил тошноту.

— Как вы? — спросил он, стараясь не выглядеть виноватым.

— Чудесно, — заверила она приторно.

— Вот только избавьте меня от своей язвите… — начал было Трапп возмущенно, но осекся. — Что?

— У меня все прекрасно, — повторила гематома мило. — Рада, что и вы повеселились.

— Конечно, — пробормотал он ошарашенно и побрел себе дальше, посекундно оглядываясь.

— Что не так с горгоной, Паркер? — спросил генерал, ощущая, как жизнь возвращается в его иссохшее тело. Вода действительно была холодной, и Траппу казалось, что он превращается в ледяную статую самого себя.

— Совсем ничего не ест, — Паркер удрученно покачал головой.

— Это как раз нормально. Готовится ко встрече с королем и пытается стать прозрачной страдалицей.

— И не спит.

— Тоже неудивительно. Её дважды пытались убить за последнее время.

— В таком случае, что именно вас беспокоит?

— Почему она так вежлива?

— И что вас не устраивает? — скептически уточнил Паркер.

— Как бы вы повели себя, если бы я обещал защищать вас, а потом приволок в самый опасный город в мире и исчез на три дня ради пьяного кутежа?

— На четыре. Вас не было четыре дня. Но я бы не удивился. Именно так вы всегда и поступаете.

— Прошу прощения? — Трапп вылез из холодной воды и принял из рук Паркера яичный коктейль.

— Вы помните, как прокутили собственную свадьбу? — спросил он ехидно.

— Это совершенно другое дело, — отмахнулся Трапп.

— Как звали несчастную невесту? Гризельда?

— В тот день ей ужасно повезло. Где бы она была сейчас, если бы вышла за меня замуж?

— В тот день девушка едва не наложила на себя руки.

— И через месяц обвенчалась с другим.