11

Дальше рассказ продолжили снова Дида и ее старший брат Крестьерн.

— Не знаю, можете ли вы представить себе, что значит пережить обоих своих детей и не знать ничего о судьбе каждого из них? Мне ничего не было известно ни о дочери, ни о сыне. Тиили исчезла в тот день, когда Тенгель Злой отправился в глухие места на тридцать дней и тридцать ночей. А мой сын Таргенур… Мерзавец забрал его с собой после того, как околдовал и настроил его против меня и всех людей долины, любивших его.

Она немного помолчала.

— Я жила долго, — печально произнесла она. — Жизнь в долине после ухода Тенгеля Злого потекла спокойно. Многие покинули ее, а я не смогла. Как меня найдут дети, если меня не будет на месте? Однако большинство из тех, кто уехал, вернулись обратно. Жить среди людей вне долины они не смогли. Их изгоняли, узнав, что они пришли из долины зла. Некоторых арестовали и заковали в кандалы или просто уничтожили. Мало кому удалось наладить жизнь в Треннелаге.

— А Гуро? — спросил Натаниель. — Что было с ней?

— Ее убил отец одной семьи после того, как она попыталась последовать стопами Тенгеля Злого и прибегнуть к черной магии против этой семьи. Никто не жалел о ней. Но вы все должны знать, — гордо добавила она, — что мы обязаны быть очень благодарны Таргенуру.

— Мы знаем, — воскликнул Тенгель Добрый. — Однако сейчас ты думаешь о чем-то другом?

— Да. Моя жизнь в долине проходила в вечном ожидании весточки от моих детей. Но только после своей смерти в 1320 году я узнала, что случилось с Таргенуром. Когда я умерла, он сидел на краю моей кровати и приветствовал меня с приходом в мир иной. Сказал, что был очень одинок, но должен был находиться на юге в стране, незнакомой для меня. Он обязан был наблюдать за местом спячки Тенгеля Злого, чтобы этот мерзавец не ускользнул. Таргенур уже рассказал нам, как все произошло, сообщил и о том, за что мы должны быть ему благодарны. Как вы уже слышали, Тенгель Злой с угрозой сказал Таргенуру, что душа его никогда не обретет покоя, что он, не отдыхая, будет бродить по земле, пока не разбудит нашего презренного прародителя. Таргенур с трудом бродящий по проходам, почти умирающий от боли, все еще продолжал ощущать силу и мощь потока, исходившего от рук Тенгеля Злого, когда тот даровал его душе вечную жизнь. Да и сам Таргенур уже обладал необыкновенной магической силой. Сам страдая душевно, он все же говорил примерно так: «Наш несчастный род осужден. Отмеченные проклятием появляются на свет, чтобы жить в глубочайшем унижении. А я хочу силой, данной мне, добиться, чтобы те, кто не желает служить злу, а хочет совершать добрые дела, такие люди, как моя любимая мать и я, смогли бы после смерти стать иными, чтобы не я один обладал такой способностью, или проклятием, называйте как хотите. И чтобы мы могли помогать нашим бедным потомкам». Не так ли ты говорил, Таргенур?

— Не совсем так, — ответил он улыбнувшись. — Я воспользовался тогда многими древними магическими заклинаниями. В остальном же, все правильно. Во всяком случае, это действует. Свидетельством этому является целая вереница отмеченных проклятием и избранных.

Все они встали со своих мест и почтительно приветствовали Таргенура.

— Смотрите-ка, — воскликнула Суль. — Тенгель Злой раз за разом оказывает себе медвежью услугу. Сам того не желая, он тесно сплотил наш род, а Таргенур воспользовался его идеей о духовной жизни после смерти, чего, как мне кажется, он явно не хотел.

Таргенур весело рассмеялся.

Тула прервала общее веселье:

— Можем мы попросить Крестьерна продолжить рассказ? Его потомство продолжало оставаться в живых. Что произошло с твоим сыном, Крестьерн?

Дида уступила трибуну своему старшему брату.

— Мне не очень приятно вспоминать о нем, — сказал Крестьерн. — Он был очень сильно отмечен проклятием. С виду красив, как бог, а внутри полон злости! Звали его Олавес…

Тува вскочила:

— Я видела его!

— Я тоже, — произнесла Суль. — О, он был красив! Но холоден, как лед!

— Я видела его конец, — воскликнула Тува. — Фактически, я превратилась в Олавеса, сына Крестьерна, в той ранней жизни. Его вели по улицам Тронхейма…

— Потому что он отрубил голову женщине, — закончила Суль.

— Такова была его кончина, — вздохнул Крестьерн.

— Ничего другого и не следовало ожидать. Здесь уже говорили, что его единственное дитя, дочь Гуро, была также отмечена проклятием.

— Бедный брат мой, — сказала Дида и положила руку ему на плечо. — Даже если ты сам и не был отмечен проклятием, все равно на тебя пала твоя доля проклятия нашего деда!

— Да, вам первым, видно, было очень трудно, — заметил Марко.

— Отрицать этого нельзя, — подтвердил Крестьерн.

В разговор включилась Тула:

— А дети Гуро? Как мы слышали, у нее было двое, из которых сын был отмечен проклятием. Кто-нибудь из них присутствует здесь сегодня?

Со своих мест поднялись женщина и исключительно неприятный на вид мужчина.

Мужчина оказался покровителем Финна, звали его Сиглейк, а его сестру — Грю.

— Мы бы хотели послушать немного о жизни в долине в ваше время, — сказала Тула.

Те посмотрели друг на друга, и Сиглейк кивнул сестре, предлагая ей первой приступить к рассказу, поскольку она была старшей. Они остались стоять на своих местах.

— Я родилась в 1275 году, по крайней мере, я так думаю. Календарей в долине не было. В основном мне пришлось жить самой по себе, ибо мать моя Гуро часто отсутствовала. Когда мне исполнилось пять лет, у меня появился маленький брат, Сиглейк. Он был отмечен проклятием, и матери казалось, что он не тот, кем можно хвалиться. Поэтому заботиться о нем больше приходилось мне. Сиглейк никогда не был злым, вы должны это понять!

— Знаем, — мягко произнес Хейке. — Если бы он был таким, его бы здесь сегодня не было.

Они благодарно поклонились.

— Что мы помним из дней нашего детства, так это вечный кошмар, мучивший долину. — Тенгель Злой… И наша собственная мать. Свет, надежду и радость мы встречали лишь у наших ближайших родственников — у Диды и ее сына Таргенура. Я помню также и Тиили «Маленький Цветок». Я очень скорбела, когда она исчезла. Позднее пропал и Таргенур. Мы с Сиглейком всегда держались вместе, так как другие жители долины не были добры к нему. А позднее, когда Тенгель Злой покинул долину, нашим утешением стала Дида. Ах, как она была одинока! Потеряла все. Сиглейк и я будем вечно благодарны ей за все, что она для нас сделала.

Дида смущенно улыбнулась им.

— Вы были моим утешением, дети!

— По правде говоря, нам особенно нечего рассказывать, — продолжала Грю. — Я вышла замуж, родила дочь. Она была сильно отмечена проклятием, ее вы сегодня здесь не увидите…

Все поняли, что она имела в виду.

— Но будет лучше, если вы занесете ее имя в списки, — сказала тихим голосом Грю. — У нее был лишь один идеал — Тенгель Злой, который в то время уже стал легендой. Больше всего она страдала от того, что не успела с ним встретиться. Звали ее Ингегьерд, а родилась она в 1303 году.

Имя ее было тут же занесено в генеалогическую таблицу рода, в список сторонников Тенгеля Злого.

— Мы испытываем настоящую боль за вас, живших ранее, — воскликнула Тула. — Понимаем, что вам было в тысячу раз труднее, чем нам. А твоя семья, как она? Вы уехали из долины?

— С таким отмеченным проклятием ребенком, как Ингегьерд? На отъезд мы бы никогда не осмелились. Но мы с мужем жили счастливо. У нас появился чудесный внук, но о нем позднее. Сейчас очередь Сиглейка.

— Я не мог уйти из долины, вы прекрасно понимаете почему, — сказал урод Сиглейк. — Благодаря Диде и моей сестре Грю я смог прожить сравнительно терпимо детские и юношеские годы. Они, как могли, оберегали меня, так как остальные жители долины Людей Льда относились ко мне без пощады. Я не умел огрызаться, как моя мать, а позднее и дочь Грю, Ингегьерд.

— Как так не умел? — спросил Тенгель Добрый. Он удобно расположился в своем кресле, опустив руки на подлокотники и положив ногу на ногу.

— Потому что во мне было нечто непонятное для меня. Неприятие Тенгеля Злого, боль от того, что у меня такие же наследственные задатки. Для меня было большим утешением навещать Диду, рассказавшую, что она и Таргенур испытывают такое же скорбное чувство, что Таргенур переборол желание делать зло. Ну а стремление наносить вред и раны было прочно заложено в меня с рождения. Я только не хотел признаться в этом.

Тенгель Добрый, Хейке и многие другие крикнули ему из зала, что точно такое же чувство испытывали и они.

— Ты один из нас, Сиглейк, — улыбнулся Тенгель Добрый, и лицо несчастного юноши засветилось радостью.

— Позвольте мне не рассказывать о тех немногочисленных случаях, когда я не мог сдержать злых импульсов.

— Правильно, — сказал Хейке. — У нас у всех были такие моменты.

— Благодарю! Хотя… Об одном эпизоде я все же хочу рассказать. Надеюсь, вам не покажется, что я бахвалюсь?

Суль встала со своего места.

— Одним из преимуществ сегодняшней ночи является то, что нам предоставляется право рассказывать о том, сколь расторопны иногда мы были, и никто не будет воспринимать это, как хвастовство!

С ней согласились все.

— Рассказывай, — сказала Тула Сиглейку.

Подбодренный поддержкой, Сиглейк начал свое повествование.


Это случилось летом в забытой всеми долине Людей Льда. Сиглейку тогда было примерно тринадцать лет, точного возраста он назвать не может. Внезапно перед ним оказался Тенгель Злой. Отвратительный основатель рода всегда поступал таким образом: появлялся там, где никто его не ожидал. Сиглейк находился в этот момент около ледяного затора близ выхода реки в море. Он хотел посмотреть, как на затор воздействуют солнце и лето. Когда он поднялся с корточек и повернулся, то тут же съежился. Сзади стоял Тенгель Злой. Они оказались лицом к лицу. Сиглейк никогда до этого не видел это ужасное существо так близко. При виде его Сиглейк почувствовал сильное отвращение, но овладел собой.

— Не пытайся сбежать из долины, — предупредил его маслянистый шипящий голос.

— Я и н-н-не думал об эт-т-том, — выдавил из себя Сиглейк.

Злое создание повернулось и дало ему знак следовать за собой.

Сиглейку ничего иного не оставалось.

Они тут же оказались на маленьком ненавистном дворе. Здесь Тенгель Злой остановился под сенью дерева рядом со стеной дома. Сиглейк ростом был выше омерзительного существа, поэтому вынужден был присесть на колоду, чтобы никоим образом не возвышаться над Тенгелем.

— Ты правнук моего внука, — произнес как бы вскользь Тенгель Злой. — Я не справился с проклятым Таргенуром. Ты мой резерв.

«Резерв для чего?» — подумал Сиглейк, но спросить вслух не осмелился.

Тенгель Злой убил мясную синюю муху. Вокруг его головы их кружился целый рой.

— Ты слишком молод, — заявил он с упреком. — А у меня нет времени для долгого ожидания. Так что в случае необходимости ты должен…

Он замолчал. Видимо, раздумывал над тем, насколько он может разоблачить себя. Сиглейк ожидал. Он так испугался, что не в силах был удержать внутреннюю дрожь, но все же внешне старался выглядеть спокойным.

— Ты один из моих, — произнес Тенгель Злой, намекая на ужасный внешний вид мальчика. — Никого другого у меня нет…

По всей видимости, он уже не доверял силам матери Сиглейка, Гуро. Она же была только «бабой», а их Тенгель Злой глубоко презирал всегда. Он сделал рукой всего один только жест, и все мясные мухи немедля попадали мертвыми.

— Я ухожу в мир, — пробормотало ужасное существо. — Больше ждать не могу. Но мальчик?.. Нет, со мной должен быть Таргенур.

Наконец, он пришел к решению.

— Я должен подготовить тебя. Идем!

К ужасу Сиглейка вечное существо проследовало в темную, низкую лачугу, из которой мало кто, или вообще ни один человек не выходил живым.


— Это был единственный раз, когда я побывал в этой лачуге, — сказал он, обращаясь к присутствующим в зале. — Оттуда я уже не вышел!

Все сидели молча, ожидая рассказа о пребывании Сиглейка в хижине Тенгеля Злого.


Древний старик заставил его сесть в душной, темной комнате. Слабый свет едва пробивался через отверстие в крыше. Мальчику хотелось, чтобы этого света не было, ибо он не желал видеть эти отвратительные глаза, которые, не отрываясь, буквально пронизывающе смотрели на него.

— Ты должен выучить несколько формул, — начал прапрадед, растянуто произнося слова своим ужасным голосом.

— Для чего? — вырвалось у Сиглейка.

— Не спрашивай! — тявкнул Тенгель Злой. — Узнаешь в свое время.

И Сиглейк вынужден был повторить первую формулу, твердить непонятные слова бесконечно, пока не запомнил их.

— Я и сегодня помню все, — улыбнулся Сиглейк. — Но смысла в этом абсолютно не было. Подождите… «Sgingnat vo pche urchusgat mneme tjsjta vot». Подумать только, как человек может запомнить такое идиотское выражение! На следующий день я должен был прийти снова. Но тогда ее…

— Постой! — воскликнули одновременно Тристан и Виллему, а Ульвхедин и Доминик вскочили со своих мест. Сиглейк удивленно посмотрел на них, да и все тоже.

— Что случилось? — спросила Тула.

— Формула! — произнес взволнованно Тристан Паладин. — Повтори три первых слова!

— Sgingnat vo pche?

Четверо вскочивших со своих мест посмотрели друг на друга.

— Боже мой! — воскликнул Доминик.

— Быть может кто-нибудь будет столь любезен и объяснит, что это значит, — мягко произнесла Тула.

— Болотные люди! Их камни с письменами. Профессор расшифровал их иероглифы, изложил содержание на нашем языке, — прошептала Виллему. — Это именно та формула.

— Что такое? — произнес Хейке. — Неужели Тенгель Злой мог быть связан с болотными людьми?

— Но они же жили в Дании, — вступил в разговор Тристан.

— Дания или Норвегия, это то же самое, — ответил Хейке. — Болотные люди это те, которых в Норвегии называли «деккальверами». То есть черными маленькими эльфами, хотя они на самом деле были необыкновенно высокими. Эльфы жили и в Норвегии, это я знаю точно, ибо встречался сам с серыми людьми.

— Ты имеешь в виду тех подземных? — спросил Натаниель.

— Конечно. Один из вариантов эльфов.

— Боже мой, — вздохнул Ульвхедин. — Болотные люди появятся снова?

— Этого мы можем избежать. Вспомни, ведь Сиглейк жил много веков тому назад до вас и ваших приключений в Дании.

— Конечно, это-то меня и утешает. И мы можем лишь отказаться от использования этой формулы.

— Но записать ее мы должны, — подключилась к разговору Тула.

— Уже сделано, — крикнул Андре.

— В Высшем Совете тоже, — подтвердила Тула. — Сиглейк, это вся формула?

— Думаю, да. Больше он, во всяком случае, ничего не говорил. Но я, как уже было сказано, должен был научиться на следующий день еще многому. У меня создалось впечатление, что я должен был овладеть чем-то совершенно иным. Какими-то письменами…

— Но ты туда не пошел?

— Нет. Я не хотел. Спрятался в березовой роще на другом берегу озера.

— Ты поступил мужественно, — заметил Тенгель Добрый. — Но вечно сидеть там ты бы не смог?

— Конечно. В конце концов, мне пришлось вернуться домой. Моя мать, Гуро, была в неистовстве. Тенгель Злой был у нас и всячески угрожал нам, если я не приду в его дом. Мать была на его стороне. На следующий день они о чем-то переговорили, и я из окна видел, как они вместе отправились вниз к берегу. Это случилось в тот день, когда был обманут Таргенур, попавший под власть Тенгеля Злого, и меня миновала горькая судьба.

Все в зале молчали, скорбя о судьбе Таргенура.

— Тенгель Злой и Таргенур покинули долину. Больше мне добавить почти нечего, за исключением того, что я, повзрослев, женился. У нас родился сын, Скрюм, и вы уже поприветствовали его.

— Да, — промолвила Тула. — Человек с ясным умом. Давайте побеседуем сейчас с ним. Скрюм, не можешь ли ты подняться сюда к нам? Мы чувствуем, что ты можешь рассказать нам о многом.

На подиум поднялся симпатичный мужчина, в глазах которого светился недюжинный ум.

— Многого я добавить не смогу. Но кое-что меня поразило: неужели вы забыли о волшебном корне? Где он оказался после того, как Таргенур бросил его перед уходом из долины?

Тула стукнула себя по лбу:

— Конечно! О нем-то мы забыли! Ну, а ты знаешь, что с ним случилось?

— Да. Дида забрала его себе и очень бережно хранила. Она умерла, когда мне было пять лет, но перед смертью передала по наследству корень моему отцу, Сиглейку. «Он должен следовать с теми, кто отмечен проклятием, но обладает добрым сердцем», — сказала она. И мой отец владел им до самой кончины. Но Дида передала ему в наследство не только вещи. У нее с Таргенуром был небольшой запас лечебных средств. Кроме того, у злобной Гуро имелось много удивительных волшебных предметов. Некоторые она унаследовала от Тенгеля, кое-какие приобрела сама. Дида разобрала их. Вещи, приносившие вред, сожгла, а остатки спрятала в потайном месте дома. Мой отец, Сиглейк, получил все это…

Скрюм больше ничего не успел сказать. В этот момент вошли двое человеколошадей и внесли целую коллекцию небольших удивительных предметов, кожаных мешочков и коробочек из бересты.

— Это лишь первая коллекция, — произнес один из человеколошадей, — за ней последует еще.

Многие в зале почувствовали нервный зуд от огромного желания посмотреть самые первые предметы клада Людей Льда. Многие вещи хранились и в ныне существующем кладе. Другие, скоропортящиеся, были утрачены. Это видел Хейке, сидевший довольно близко.

— Само собой разумеется, Сиглейк не мог пока дать их Ингегьерд, которая была по-настоящему опасна, — сказал Скрюм. — Но самым удивительным было то, что ни у Ингегьерд, ни у меня не родилось ни одного ребенка отмеченного проклятием. Я много думал над этим, но только сегодня ночью нашел объяснение. Проклятие, видимо, перешло на таран-гайцев.

— Абсолютно верно, — воскликнула Тула.

— Итак, честь хранить этот довольно скромный клад выпала мне. В том числе и волшебный корень. Я спрятал его в шкафу. Это стало нашей семейной тайной.

Но вот в долину пришла черная смерть. Грю, Ингегьерд и отец умерли, но у Грю был необыкновенный внук. Его звали Ивар. У вас есть возможность самим поговорить с ним, он присутствует здесь. У меня была дочь Сигни. Она вышла замуж за своего троюродного брата Ивара.

— Опасно, опасно, — промолвил Тенгель Добрый.

— Да, но думаю, что они сейчас расскажут сами.

Он уступил место на подиуме своей дочери и зятю. Они оказались такими застенчивыми, что не решились подниматься, а остались стоять на своих местах в зале. Двое молодых. Мужчина своими излучавшими доброту глазами напоминал Маттиаса, хотя лицом и фигурой похож на него не был, и женщина, несколько проще его, но такая же добрая. Это поняли сразу все, кто смотрел на нее.

— Да, мы поженились, — подтвердил Ивар. — И все шло хорошо. Сигни родила прекрасного мальчика, Хальварда. И знаете, что мы тогда сделали? Мы воспользовались шансом уехать из долины. Став в результате ужасного опыта предыдущих поколений более умными, мы ни словом не обмолвились о том, откуда пришли. Я занялся в Тронхейме ремеслом, и все у нас шло хорошо. В долине Людей Льда остался лишь один кровный потомок Тенгеля Злого, мой тесть Скрюм. А он был таким прекрасным человеком, что уживался со всеми, кто еще оставался там. Мы хотели, чтобы он перебрался к нам в Тронхейм. Ему уже исполнилось пятьдесят пять, и мы хотели обеспечить ему надежную старость.

Ивар мгновение помолчал, а затем продолжал:

— Но тут родовое проклятие снова дало о себе знать. Сигни родила еще одного ребенка, девочку Халькатлу. Должен сказать, никто так не был поражен, как Сигни и я, встретив ее здесь!

Халькатла строптиво дернула головой.

— Я расскажу вам всю правду, как она есть, — продолжал Ивар. — Первые годы мы прятали ее. Не давали никому из посторонних взглянуть на нее, ибо она была отмечена проклятием. Ребенком она была далеко не спокойным, справиться с ней было трудно. Но самое плохое состояло в том, что ее рождение явилось смертельной раной для Сигни. Моя любимая жена прожила еще четыре года. Но все это время она лежала в кровати, ей становилось все хуже и хуже. Она умерла во сне. Я остался один с девятилетним Хальвардом и четырехлетней Халькатлой, справиться с которой могли бы только, по меньшей мере, пять человек.

Когда ей исполнилось восемь лет, власти Тронхейма решили провести перепись населения. До сих пор нам удавалось прятать ее в доме. У нас был большой огород, где она могла бегать сколько ей угодно. Но Халькатла не могла сидеть взаперти, она была сложной молодой дамой. Два-три раза она убегала на улицу, и тронхеймцы уже начали шептаться о девчонке с кошачьими глазами, которая станет наводить на них порчу, как только подрастет.

Выбора у меня не оставалось. Если власти обнаружат Халькатлу, они тут же заберут ее. Ей грозит аутодафе. К тому же жизнь взаперти не для нее. Перед приходом счетчиков я и маленький Хальвард забрали с собой Халькатлу и уехали в долину Людей Льда, решив оставить ее там. С тяжелым сердцем сделал я это, ибо любил свою бедную дочь. Сам я должен был находиться в Тронхейме, работа шла хорошо, и я ради Хальварда должен был продолжить дело. Хальвард, когда вырастет, возьмет его в свои руки.

Мой тесть Скрюм взял заботу о Халькатле на себя…

В этот момент Скрюм, поднявшись с места, коротко сообщил:

— Да. Я с радостью заботился о ней, ведь она была моей внучкой, и я хотел стать для нее защитой. Однако не думаю, что Халькатла стала счастливее в долине Людей Льда. Она сохранила жизнь, это так. Но она была и продолжала оставаться отвергнутой. Я боролся за ее жизнь, за ее душу целых десять лет. Переносил из-за нее ужасные мучения. Зловещее наследство пало на бедную девочку так сильно! И была она столь одинока. Так горько одинока! Доброй ее назвать было нельзя, но я не хотел сознавать, что гибель некоторых людей в долине — дело ее рук, не желал понимать, что жители испытывали перед ней смертельный страх! Ах, я бы с удовольствием переехал в Тронхейм к моему зятю! Там я смог бы насладится всеми прелестями жизни. Но мое место было рядом с Халькатлой. У нее был только лишь я один.

Но вот я почувствовал, что мой жизненный путь на земле близится к концу. Халькатле в то время было восемнадцать лет. Передать клад и волшебный корень мне было некому, и досталось все это Халькатле для добрых или злых дел. На этом я кончаю рассказ.

Теперь Тула вынуждена была пригласить продолжить историю Хальварда, сына Ивара и Сигни. Однако она предпочла пригласить первой Халькатлу. Она знала, это тупиковая ветвь рода. И Тува поняла, что ее прежние женские мечты были пустым звуком, ее линия жизни тоже тупиковая.

— Высший Совет вызывает Халькатлу!

Наконец все увидели ее.

Очень молодую девушку, своенравную, желтоглазую и ужасно одинокую. Да, именно одиночество было характерной чертой Халькатлы, пришедшей из древности.

— Я уже говорила вам, что моя жизнь удивительна, — начала она говорить агрессивным тоном. — И сейчас я расскажу вам о ней. Место мое вовсе не среди вас. Это вам понятно. И все же я сейчас здесь и больше всего на свете хочу быть одной из вас. Почему я пришла сюда, вы услышите позже.

В зале воцарилась полная тишина. Все чувствовали, что стоят перед чем-то удивительным.

Халькатла отнюдь не была красивой, скорее необыкновенно привлекательной. Светлая, с вьющимися волосами, обрамлявшими ореолом ее лицо и ниспадавшими вниз до талии. На ней было черное платье, перехваченное в лифе бечевкой. Если кто-нибудь и мог походить на колдунью, так это она.

— Да, я принесла много зла. Гораздо больше, чем стало известно моему милому деду Скрюму. О, мне доставляло радость терзать и мучить идиотов, живших в долине, тех, кто не принадлежал к роду Людей Льда. По отношению к преступникам, скрывавшимся от закона, я не испытывала никаких угрызений совести. Могу заверить вас, что им было гораздо горячее, чем, если бы они оказались в руках кнехтов фогда! С другими, кто досаждал деду Скрюму или мне, я поступала коротко, прибегая к черной магии, ибо она была моим орудием. Я владела ею по-настоящему.

— Но вот дед умер, — произнесла Халькатла голосом, полным горести и скорби. — Я осталась одна и лишилась его защиты. Тут на меня набросились те… дьяволы!

Может, выражение неправильное в устах человека, который сам был более сатанинским, чем все остальные, но слушатели поняли ее гнев.

— Меня выгнали из деревни, — мрачно произнесла она. — Пришлось искать место для жилья в глуши. Пищу искать по гумнам или воровать из кладовых и сараев, которые и так были пусты. Люди охотились за мной все время…

— А ты знала о сосуде Тенгеля Злого с черной водой? — прервала ее Тува.

Халькатла взглянула на нее своими печальными бунтарскими глазами.

— Мне рассказывал дед, который слышал от своего отца, что Тенгель Злой, якобы, спрятал что-то подобное в горной глуши, окружавшей деревню. Но я никогда не хотела и не осмеливалась отправиться на поиски сосуда. Да и зачем мне он? — с разительным отчаянием в голосе она воскликнула: — Я ведь была всего лишь человеком, которого никто не понимал. Я испытывала страстное желание иметь кого-нибудь рядом с собой, кто обладал бы мной и радовался моему присутствию. И кто мог бы любить меня. Но кто беспокоился о Халькатле, об этой дикой девушке? Я слышала, как кричали дети: «Берегись, она опасна!» И от этого я становилась еще опаснее. Не естественно ли это?

Никто не ответил ей. Но она прочла в глазах присутствующих, что ее понимают. Особенно Тува.

Взволнованная Халькатла смущенно улыбнулась ей.

— Да, я мечтала стать любимой. Любимой юношей, когда наступит мое время. Сознательно стремилась я к домам и смотрела на молодых людей, собиравшихся группами по четыре-пять человек. Я слышала их смех, наблюдала их нелепые попытки сблизиться друг с другом, ухаживать друг за другом. Я считала их неописуемо смешными и все же дико хотела быть вместе с ними. Однажды я вышла… И тут же смолкло их глупое хихикание, они мгновение смотрели на меня, а затем разбежались. Каждый своей дорогой, каждая в свой дом. И тогда я их возненавидела. А на того из юношей, с кем мне больше всего хотелось быть, я наслала болезнь. Нарыв в горле. Нарыв распространялся, я могла легко задушить его на расстоянии, но я так устала от всего. Человек устает от ненависти, вам это известно?

И ей довелось услышать, что многим в зале знакомо такое чувство.

В крайнем отчаянии она, зарыдав, сделала глубокий вдох.

— Даже во мне крылся избыток любви. Впрочем, любви ли? Сомневаюсь, что другие могли бы назвать этим словом мою страсть. Но мне никогда и никому не доводилось отдавать свою искаженную любовь.

Тува воскликнула:

— О, Халькатла, ты веришь, что мне это тоже знакомо?

— Спасибо, — улыбнулась та и снова погрустнела.

— Они поймали меня. Нашли и схватили в темном месте недалеко от деревни. Мне было тогда двадцать лет. Поставили к стене одного из домов и проткнули насквозь острым деревянным колом… Мне было все равно. Для чего мне такая жизнь?

В зале надолго воцарилась тишина. Но вот встал Марко. Его мягкий голос словно ватой окутывал раненую душу Халькатлы:

— Скажи нам, Халькатла… Почему ты здесь? Говоря по правде, ты не наша, но мы не будем никого гнать от себя, было бы только у человека желание быть с нами!

— Я хочу оставаться здесь, — воскликнула Халькатла, и глаза у нее заблестели. — До сих пор моя история не была особо примечательной. Но сейчас вы услышите… — Она гордо подняла голову. — Шесть столетий я жила в злобе. Но вот… внезапно, что-то иное появилось в моем мире.

Все замолкли в ожидании, пока она подыскивает слова.

— Я снова оказалась в долине Людей Льда. В синеющем под лунным светом лесу, у костра, который не мог согреть меня. И вдруг кто-то другой, но похожий на меня, оказался в этом небольшом освещенном пространстве.

Халькатла начала говорить, запинаясь, глубокие рыдания разрывали ее грудь.

— И я увидела саму себя, какой я должна была бы быть — добрым обычным человеком, если бы этот дьявол, прародитель, не наложил на меня своей лапы.

В зале послышались отчаянные рыдания, и Тува взбежала на подиум. Халькатла протянула к ней руки.

Пока эти две девушки держали друг друга в объятиях, Тула, ведущая собрание этой ночи, взволнованно произнесла:

— Ты не обычный добрый человек, Халькатла, но мы сердечно рады твоему приходу к нам.

Все в зале встали и долго аплодировали Халькатле, а она рыдала так, что сердце ее готово было разорваться. Сам Марко поднялся на подиум и легко положил руки на плечи Тувы и Халькатлы.

— Сейчас случилось самое замечательное из всего того, что мне довелось видеть, — произнес Марко. — Живущий ныне потомок Людей Льда приходит на помощь одной из самых первых заблудших. Благодарю тебя, Тува, за то, что ты решилась на такую крайне рискованную авантюру! Ты спасла сейчас душу.

С места поднялся Тенгель Добрый.

— Одну минуту! Неужели вы не понимаете? Сейчас у нас появилась возможность решить одну из самых сложных наших задач. Халькатла может раскрыть эту загадку!

Все в удивлении замолкли.

Тенгель энергично продолжал:

— Халькатла… Ты сказала, что «жила в злобе!» в течение шести веков. Мы всегда думали и гадали над тем, где пребывают злобные люди, отмеченные проклятием. Может быть, ты расскажешь нам!

Она какое-то мгновение стояла, глубоко задумавшись.

— Да, — произнесла она наконец. — Думаю, что смогу ответить на этот вопрос. Там нет такой объединенной силы, как у вас. Я не знаю, где находятся другие, никогда с ними не встречалась. Однако думаю, что с ними происходит то же самое, что было и со мной.

Теплая рука Марко, лежавшая на ее плече, придавала ей мужества.

— Да, — продолжала она после небольшой паузы, — я жила в злобе. В радостном ожидании чего-то интересного, что должно случиться. Ждала власти, богатства и славы — того дня, когда мой господин овладеет миром. И как я буду служить ему, убивая людей или выполняя иные зловещие задания. «Жди-и-и», — говорил мне тягучий, скользкий голос. — «Жди-и-и! Будь готова!» Вот как это было. Уверена, что и другие живут в таком же ожидании, слушая тот же самый льстивый голос. И я слушалась его! Тьфу!

— Да, — произнес Ветле. — Этого ждал и Эрлинг Скогсруд. Панциреносец. Но он был живым, и в этом разница между вами.

— Думаю, небольшая, — воскликнул Марко. — Итак, мы теперь и это знаем. Пока их силы не объединены, но они существуют. Реальная опасность, с которой мы обязаны считаться. Благодарим тебя за помощь, Халькатла! Мы очень тебе рады! Знай, что мы полностью тебе доверяем!

— Да, — включился в разговор Тенгель Добрый. — И ты тоже можешь полагаться на нас, если тебе потребуется наша поддержка. Думаю, что Тенгель Злой будет охотиться за тобой, перебежчиком! Его, видимо, будет разъедать злость! Но не бойся, мы с тобой!

— В этом ты должна быть полностью уверена, — успокаивающе улыбнулся ей Марко.

Она попыталась вытереть слезы радости, но они текли, не переставая.

— Спасибо! Спасибо вам всем! О, не могу ли я в этой борьбе быть вместе с вами двумя? Тувой и Марко? С Тувой, потому что она является частью меня и прекрасно меня понимает, а с Марко потому, что он такой… такой…

Она не находила слов.

— Тебе больше ничего не надо говорить, — лаконично заключила Тува. — Я точно знаю, чего ты не можешь высказать.

Марко удрученно вздохнул.

— Мы подыщем для тебя задание, Халькатла, — успокаивающе произнес он и крепко обнял этих двух девушек за плечи; обе они готовы были умереть от счастья.

— Думаю, что твоя помощь будет очень ценной.

Халькатлу занесли в протокол как одного из самых сильных противников Тенгеля Злого. Она была горда этим неимоверно. Тува тоже гордилась за ту помощь, которую оказала в этом деле. В синюю ночь в долине Людей Льда она сделала доброе дело. Немного было их в ее жизни.

Загрузка...