Голубая луна

Глава 1 Герда ди Чента

Оказавшись у разбитого корыта, Герда недолго предавалась отчаянию. Буквально пять или шесть дней. Однако затем, вволю поплакав, от души пожалев себя невезучую и выпив едва ли не бочку кислого лассарского вина, она все-таки вынырнула из глубин своего отчаяния и поняла, что рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом попросту глупо. С какой стати она должна страдать?! Ей, молодой и красивой женщине, следует жить и радоваться, предаваться излишествам, потакать своим слабостям и наслаждаться каждым мгновением быстротекущей жизни. Страдать должны другие, те, кто обижал ее и унижал, преследовал и пытался убить. И они свое получат. Пусть не сразу, не сейчас, а когда-нибудь потом, – в том будущем, которое еще предстоит построить, – но Герда умеет ждать, и она дождется своего звездного часа. Однако для того, чтобы возмездие настигло виновников всех ее несчастий, для начала ей самой следовало проявить твердость духа и взять наконец судьбу в свои руки.

С этими мыслями Герда вышла из гостиницы «Петух и море» и отправилась на Маячную набережную. Дойдя до памятного ей дома, она постучала дверным молотком по бронзовому солнцу. Ждать долго не пришлось. Вскоре дверь отворилась и на пороге возникла та же самая служанка, которая встретила здесь Герду три года назад.

– Здравствуйте, сударыня, чем могу быть вам полезна? – Служанка ее не узнала, и немудрено, глядя в зеркало, себя сегодняшнюю Герда иной раз и сама узнавала с трудом.

– Скажи, милая, – улыбнулась она служанке, – дома ли госпожа дела Скальца?

– Да, она дома, – к облегчению Герды сообщила девушка. – Что прикажете доложить?

– Скажи госпоже, что к ней с визитом Ариана Нат. Она должна меня помнить.

– Прошу вас, – пригласила Герду служанка. – Проходите, госпожа Нат. Садитесь, – указала она на кресла и диваны, расставленные в фойе. – Я тотчас доложу хозяйке.

Герда вошла в дом и села в предложенное ей кресло, но долго ждать не пришлось и на этот раз. Имя, названное посетительницей, заставило тетушку Белону едва ли не бегом бежать.

– Вы назвали имя, – остановилась она перед Гердой. – Откуда вы его знаете?

Белона не изменилась, оставшись все такой же моложавой и красивой, и такой же мелкой.

– Тетушка, – улыбнулась Герда, – неужели не узнаешь?

– Такое возможно, только если у тебя очень сильный дар, – возразила Белона. – А у моей племянницы дар слабый.

– Та колдунья ошиблась, – отмахнулась Герда, не собиравшаяся рассказывать всем и каждому, что с ней произошло на самом деле. – Она ведь даже мою основную стихию определить не смогла.

– Что-нибудь еще? – подозрительно прищурилась Белона, и пошло. Хозяйка дома задавала вопросы, Герда отвечала и, в конце концов, смогла доказать, что она та самая Герда, что пришла просить помощи три года назад.

– Значит, ты закончила Коллегиум? – спросила Белона, когда они уже уселись пить кофе.

– Нет, – криво усмехнулась Герда. – Меня оттуда выгнали.

– Где же ты была все это время?

– Легче сказать, где я не была! – Герда решила не открывать тетке все подробности своих приключений. Зачем ей это? Многие знания, как говорится, многие печали. – Одним словом, путешествовала.

– А теперь?

– Теперь хочу осесть где-нибудь в Ароне и какое-то время пожить в тишине и покое.

– Хочешь остаться в Горанде? – удивилась тетка.

– Да.

– А это не опасно? – Белона задала правильный вопрос, но и ответ на него был более чем очевиден.

– Уже нет, – грустно усмехнулась в ответ Герда. – Во-первых, ту девушку, какой я была когда-то, давно перестали искать, к тому же я нынешняя на нее совсем не похожа. Впрочем, пусть приходят, теперь я вполне могу за себя постоять.

– Это я уже поняла, – не без удивления во взгляде констатировала Белона. – А замуж?

– Пока не хочется, – отмахнулась Герда и наконец задала вопрос о том, ради чего, на самом деле, и пришла сегодня к тетушке Белоне: – Моя шкатулка цела?

– А что ей сделается? – удивилась вопросу тетка. – Мне чужого, деточка, не надо. Своего хватает. Обожди минуту, сейчас принесу.

И вот через пять минут на столе перед Гердой стоял тот самый деревянный ящичек, в котором она оставила свои сокровища. Ну, и сами «сокровища» тоже оказались на месте.

«Четыреста флоринов! Да еще сотня от щедрот графа де Валена и своих россыпью сотни полторы…» – Это были большие деньги для того, кто ставит перед собой «маленькие» цели. А у Герды они и в самом деле были совсем небольшие.

– Скажите, тетушка, вы не знаете случайно, как бы мне снять небольшой домик в тихом спокойном месте?

– С прислугой?

– Одной женщины будет довольно. Мне надо только, чтобы готовила и прибирала, ну и не лезла в мои дела.

– Это можно, – кивнула Белона. – Дай мне пару дней, и я тебе что-нибудь найду. Ты где остановилась? Не хочешь переехать пока ко мне?

– Нет, спасибо! – поблагодарила Герда. – Я живу тут недалеко, в гостинице «Петух и море». Меня там пока все устраивает.

– Ну, как знаешь. Я дам тебе знать, как только найду что-нибудь подходящее.

– Ох! – сказала Белона через мгновение. – Совсем забыла! Мойра вернулась. Уже два года, как снова живет в Ароне. Хочешь с ней познакомиться?

«Мойра де Орфей? Старшая сестра Александры-Валерии? – встрепенулась Герда. – Конечно хочу!»

– Буду рада, – изображая полную безмятежность, сказала она вслух.

– Тогда я, пожалуй, пошлю к ней мальчика, – разумеется, младшая тетка ничего не заметила и продолжила разговор в том же благожелательном ключе, – и, если у Мойры нет других планов, вечером поедем к ней вместе. Карета у меня есть…

Мойра де Орфей была совсем не похожа на свою младшую сестру. На среднюю, впрочем, тоже. Высокая, статная, но уже немного отяжелевшая, она была хороша собой, хотя красавицей Герда ее не назвала бы. И еще она была рыжей и зеленоглазой. Совсем другой тип, чем у обеих ее младших сестер.

– Хм, – сказала она, оглядев Герду с ног до головы, – красавица! В Коллегиуме, верно, тяжко пришлось?

Похоже, в отличие от своей младшей сестры, Мойра знала о Коллегиуме не только хорошее.

– За это меня оттуда и выгнали, – пожала плечами Герда. – Пришлось одного умника кастрировать, остальные сами с ума сошли.

– Говорила я тебе, – обернулась Мойра к сестре, – не подходящее это место для нашей девочки! Ну, куда ты, Бел, торопилась? Дождались бы меня. Ты же не знала, что там и как. Вполне могла девочку погубить.

«Так и есть, – мысленно согласилась с ней Герда. – Все могло кончиться гораздо хуже. Но Белона дура, что с нее возьмешь. А вот где была ты, тетушка Мойра?»

– Я не пропала, – никак не выказывая своих чувств, сказала она вслух.

– Вижу. Вино, кофе, чай?

– Я бы выпила немного вина, – призналась Герда, которой от знакомства со старшей теткой стало муторно на душе. Да и Другая Она, вдруг появившаяся в гостиной, где Мойра принимала их с Белоной, тоже была не в восторге от этой женщины. Белона, конечно, дура, но Мойра не лучше.

– Значит, пьем вино, – решила хозяйка и кивком отправила одну из своих служанок выполнять «заказ».

– Мойра, – воспользовавшись моментом, спросила Герда. – Вы ведь в курсе того, что произошло с моей мамой?

– Про убийство не скажу, – покачала головой женщина, – а вот предысторию я действительно знаю.

– Про убийство я как раз все выяснила, но вот как она попала в Эринор и все остальное… Не могли бы вы мне об этом рассказать?

– Да, нечего рассказывать на самом деле, – вздохнула Мойра. – Брак был договорной. Наш отец сосватал Александру-Валерию за Корнелиуса Гемму, когда она была еще ребенком. Договор заключался с отцом Корнелиуса, а не с ним самим. Потом Сандрин подросла и поехала в Эринор. А в Эриноре… В общем, ты, Герда, девочка уже взрослая и кое-что в жизни видела, так что скажу без обиняков. Корнелиус хотел выслужиться перед королем и подложил под него собственную жену. Дело, на самом деле, нередкое. Многие через это сделали карьеру, и мнение женщины в этом случае никто не спрашивает, тем более если речь идет о короле. Так Сандрин стала любовницей Георга, а ее муженек за это получил баронский титул. Возможно, будь эта связь короткой, на том бы все и закончилось. Но король увлекся Сандрин по-настоящему и отпускать ее от себя не желал. История затянулась, и Корнелиус оказался в неприятном положении официального рогоносца. А Сандрин ему, естественно, мстила, открыто появлялась с королем на балах и охотах и вела себя соответственно. Одним словом, фаворитка. Ни прибавить, ни убавить. И, в конце концов, Корнелиус возмутился. Он, сукин кот, уже забыл, что сам продал королю молодую жену. Ненавидел ее, шпынял, хотя и втихую, – боялся королевского гнева, – завел себе другую, которая родила ему дочь, а тут ко всем делам ты объявилась. Корнелиус рассвирепел. Королева тоже испугалась. Она как раз была на сносях, и вдруг ты. Но король отказываться от Александры-Валерии не стал. Продолжал блудить. Однако позже, когда ты уже родилась, что-то между ними произошло, я имею в виду между Георгом и Сандрин. Что-то скверное, в чем твоя мать упрекала саму себя. Написала мне письмо, но ничего в нем толком не объяснила.

– О! – воскликнула Мойра, немного помолчав, словно припоминая что-то позабытое за суетой. – Точно! Как я могла забыть! Подождите-ка меня, дамы, я мигом!

Оказалось, что эта «милая женщина» забыла не только о письме, полученном от Александры-Валерии семнадцать лет назад, она умудрилась забыть и о том, что после смерти сестры у нее появились некие родственные обязательства перед оставшейся в Эриноре Гердой. На самом деле, этой женщине – сейчас Герда видела это отчетливо – ни до кого не было дела. Она жила для себя, занималась исключительно своими делами и предпочитала быть «хорошей сестрой» только на расстоянии. Поэтому, зная предысторию и получив из Эринора с оказией шкатулку, запечатанную сургучными печатями, и письмо, ставшее для Александры-Валерии прощальным, она быстро забыла и о посылке, и о том, что писала ей сестра в своем последнем письме.

«Кажется, я совершила самую большую глупость в своей жизни, – писала она Мойре. – Но, возможно, это было лучшее, что я сделала для своей дочери. Бог рассудит.

Мойра, я применила колдовство. Не удивляйся, не знаю даже, как у меня получилось. Как могло получиться. Но я точно знаю, что применила колдовство, потому что без вмешательства магии такое не объяснить. Оно само как-то случилось… Впрочем, жалеть теперь поздно: дело сделано, и ничего уже не изменить. Сбереги шкатулку и передай ее Герде, когда подрастет… Если со мной что-то случится, позаботься о ней…»

«Позаботилась, – грустно вздохнула Герда, представив, какой могла стать ее жизнь, если бы эта сука Мойра забрала ее тогда из Эринора. – Я могла вырасти нормальным человеком, в нормальном доме…»

Впрочем, дом эгоцентричной и холодноватой Мойры вряд ли можно было назвать подходящим местом для маленькой девочки. Однако даже такое детство было бы во сто крат лучше того, что произошло на самом деле. Тем не менее и это альтернативное прошлое – третье, четвертое или даже пятое из возможных – так и осталось нереализованным. И все случилось в жизни Герды так, как случилось.

– Спасибо, – сказала она вслух, принимая от Мойры завернутую в белый платок шкатулку.

– Не за что! – лучезарно улыбнулась тетушка. – Проверь! Все печати на месте. Я ее не открывала.

Что ж, она была по-своему хорошим человеком. Во всяком случае, так о себе думала. Чужого ей не надо, и она не тронула шкатулку, которая предназначалась не ей, а племяннице. То, что Мойра палец о палец не ударила, чтобы помочь сироте, это уже совсем другая история, и, судя по всему, никакого раскаяния по этому поводу женщина не испытывала.

Герда развернула платок, взглянула на по-прежнему запечатанную сургучными печатями шкатулку и обомлела. Эту шкатулку не раз и не два она видела в своих «странных» снах. Не в тех, где появлялась ее мать, Другая Герда или Неистовая богиня. В других. Но зато так часто, что считала это своим «личным» повторяющимся сном. Поэтому сейчас она не стала открывать ларец в присутствии своих тетушек. Если Мойра ее не открывала, пусть все так и остается. То, что лежит внутри, предназначено одной ей. Так тому и быть…

Итак, это была уже вторая шкатулка, приснившаяся Герде. В первой лежали дневник, письма и миниатюра, на которой был изображен молодой король Георг. Все эти вещи уже снова вернулись к своей хозяйке, дождавшись ее в доме тетушки Белоны. Теперь Герде предстояло открыть вторую шкатулку, и один бог знает, каким окажется ее содержимое. Открывать ларец было страшно, но однажды это все равно пришлось бы сделать! Герда глубоко вздохнула, выдохнула и, уже не колеблясь, сорвала печати и открыла небольшую шкатулку из слоновой кости. Внутри лежали тонкое золотое кольцо, завернутое в шелковый платок с монограммой ее матери, сердоликовый кулон со знакомой уже Герде монограммой короля Георга Эринорского и два свернутых в трубку пергамента. Один был обвит расшитой золотом лентой пунцового шелка, второй – перевязан ажурной золотой цепочкой, на которой был подвешен кулон. Странное чувство нерешительности охватило Герду, когда она увидела эти документы. Наверное, с минуту или около того она не решалась взять их в руки и развернуть, а потом еще столько же времени потребовалось ей, чтобы решить, с какого свитка начать.

В результате начала она с того пергамента, который был перевязан шелковой лентой. К удивлению Герды, это оказалось написанное и заверенное городским нотариусом Эринора Николаем Цвиргом свидетельство о рождении у баронессы Александры-Валерии Геммы дочери «Герардины Аделаиды ди Чента, так же известной как Герда Гемма». В этом документе была указана дата рождения, согласно Индикту[1] и Григорианскому календарю, перечислены свидетели – их было трое, и все они подтвердили истинность документа своими подписями, – приведена копия записи, сделанной в день крещения в церковной книге, акт крещения подтверждался подписью настоятеля собора Всех Святых, и наконец подробно описаны особые приметы девочки, а именно две родинки: звездообразная на левом плече и идеально круглая под правой лопаткой. Сказать по правде, это было самое странное свидетельство о рождении, какое только можно вообразить. И поскольку Герда уже знала, чья она дочь, от тщательности, с которой было задокументировано ее рождение, бросало в холодную дрожь. Но это были всего лишь цветочки, ягодки начались позже, потому что пергамент, перевязанный ажурной золотой цепочкой, оказался и вовсе документом страшной разрушительной силы. В своем ордонансе[2], заверенном личной подписью и печатью монарха, король Георг Эринорский объявлял Герардину (Герду) Аделаиду ди Чента, дочь баронессы Александры-Валерии Гемма, урожденной ди Чента, своей признанной и узаконенной[3] внебрачной дочерью. Документ также включал описание особых примет девочки и был заверен подписями и печатями городского нотариуса и королевского духовника.

«Значит, я все-таки принцесса! И совсем даже не ублюдок! Признанная принцесса! Узаконенная! Ой!..»

Радость как поднялась, так и исчезла. Этот пергамент многое объяснял, но одновременно представлял собой нешуточную угрозу. Именно его, как теперь понимала Герда, искали в вещах ее матери, а позже в ее собственных вещах. Как вообще смогла ее мать добиться от короля признания и узаконивания внебрачного ребенка? Вероятнее всего, именно так, как и написала в письме к своей сестре, с помощью магии.

Колдовские способности имелись у всех трех сестер ди Чента, но Александра-Валерия, по словам Мойры, никогда этим всерьез не интересовалась и дар свой не развивала. Тем не менее он у нее был. Теперь Герда понимала, как случилось, что платья и белье ее матери не трогали ни насекомые, ни мыши. Моль на него не садилась, и даже пыль ложилась тонким, легко сдуваемым слоем. Магия. Все вещи матери были буквально пронизаны токами довольно сильной магии, которую Александра-Валерия попросту не замечала, колдуя, не задумываясь, интуитивно, не ведая, что творит. Однако потенциал у нее, по всей видимости, был немалый. И однажды, испугавшись за будущее своей дочери, она, по-видимому, дала волю чувствам и силой своего колдовства заставила Георга подписать документ, о чем он, очнувшись от чар, скорее всего, сразу же пожалел. Однако случившаяся вскоре гибель Александры-Валерии не позволила ему договориться с ней миром или заставить уничтожить «акт признания» угрозами или даже грубой силой. Вот он и разыскивал потом утраченный с ее смертью документ.

Приказ убить Герду тоже получал теперь свое непротиворечивое объяснение. Согласно королевскому ордонансу при определенных обстоятельствах «принцесса крови Герда ди Чента» могла бы претендовать на корону Эринора по праву старшинства, а это чревато не только семейным скандалом, но и серьезными политическими рисками, чего король Георг не мог не понимать. Но этот же факт превращал Герду из никому не известной и неинтересной персоны сомнительного происхождения в серьезную политическую фигуру на мировой шахматной доске.

«А ведь это та самая игра, которая стоит свеч!» – вдруг поняла Герда, и, более того, сейчас она уже знала, что и как будет делать в дебюте этой игры, окончание которой терялось в дымке отдаленного будущего.

Следующие ходы этой захватывающей дух шахматной партии носили весьма драматичный, но в то же время вполне предсказуемый характер.

Первым делом Герда съездила в Рону – столицу княжества Горанд. Четыре дня пути в карете в одну сторону стоили того, потому что в Роне, в одной из старейших и наиболее уважаемых адвокатских контор цивилизованного мира – «Бодольё и Ренци» – на основе представленных Гердой документов и освидетельствования ее двумя вызванными по такому случаю медикусами, были составлены два документа. Первый подтверждал, что дама Герда ди Чента является дочерью Александры-Валерии ди Чента баронессы Гемма, дочери славного горандского негоцианта Уно ди Чента из Ароны. Ее происхождение подтверждали свидетельские показания двух ее родных теток – Белоны дела Скальца и Мойры де Орфей. Этот документ был нужен для того, чтобы получить в столичной ратуше подорожную на имя дамы Герды ди Чента. Но этот же документ вместе с другими свидетельствами, включая не только официальные бумаги, но и личные письма ее матери, дневниковые записи Александры-Валерии, кулон с монограммой и масляную миниатюру на слоновой кости, изображающую короля Георга Эринорского в молодости и надписанную на обороте «Любимой А-В», лег в основу другого документа, в котором Герда ди Чента признавалась родной (должным образом признанной и узаконенной) дочерью короля Георга Эринорского, то есть ее светлостью принцессой Эринора Герардиной.

Но и это еще не все. Уважаемые правоведы от лица своей нанимательницы обратились в гербовое управление герцогства Горанд и лично к герцогу Горанда Константину с «нижайшей просьбой даровать принцессе, находящейся в данный момент в эмиграции, право именоваться эдле Герда ди Чента».

Вся эта операция стоила Герде ста золотых империалов при условии, что герцог Константин дарует ей право именоваться «эдле». Все-таки иногда титул играет весьма важную роль, а называться во всеуслышание принцессой Герда побаивалась. Поэтому только эдле. Однако результат обращения превзошел все ее ожидания. Исходя из собственных никак не озвученных соображений, герцог даровал Герде ненаследственное право именоваться виконтессой ди Чента. Но в гости, что характерно, не пригласил. «Дистанцировался», так сказать. Однако Герде от него нужно было другое. И она это другое – получила. Соответствующие поправки были внесены и в выданную ей ранее подорожную.

Вторым ходом Герды стало нахождение надежного хранилища для всех исходных документов и материалов. Таковое нашлось в банкирском доме «Объединенный капитал» в Ароне. За десять золотых в год банк принял на хранение опечатанную шкатулку со всем, что Герда сочла нужным спрятать там до времени. На всякий случай она оплатила хранилище на десять лет вперед, чтобы иметь возможность свободно путешествовать по миру, а она этим собиралась заняться, хотя и несколько позже.

Теперь настало время по-новому организовать свою уже в третий раз не задавшуюся жизнь. Герда сняла небольшой чистенький домик, прячущийся в разросшемся фруктовом саду. Наняла служанку «за все» и притворилась, что ее нигде не было и нет. Это была неприметная жизнь никому не известной молодой женщины, проводящей свои дни в занятиях и прогулках. А занималась Герда среди прочего изучением украденных у герцога Сагана книг. И вот там – в одной из них – она нашла первые ответы на интересующие ее вопросы.

Оказывается, среди природных колдунов время от времени появляются носители совсем другого Дара. Принято считать, что все они являются потомками исчезнувших в истории древних родов, так называемых первородных колдунов. Другими словами, речь шла о совершенно иной, давно забытой магической традиции, берущей свое начало в магии перволюдей, которым, судя по смутному преданию, это искусство передали сами боги. Письменная составляющая этой традиции – книги, описания, техники – практически полностью утрачена, но сам дар – способность творить колдовство «силой разума» и «страстью сердца» – сохранился.

Кроме того, в одном из отрывков, сохранившихся от более древних рукописей, говорилось о том, что к носителям древнего дара неравнодушны даже боги «малого пантеона», которых христиане почитают ангелами и демонами, а в другом отрывке указывалось на то, что кое-где в мире сохранились «места власти», созданные в незапамятные времена могучими колдунами перволюдей, и что носители древнего дара получают в таких местах особый приток сил. Правда, в чем заключается эта «особость», написано не было, но зато имелось указание на то, что именно там, в «местах власти», носители Дара раскрывают обычно свои способности.

Впрочем, все это было одной лишь историей и теорией, тогда как формулы колдовства и техники применения этих арканов и гримуаров, описанные, по крайней мере, в двух из трех доставшихся Герде книг, имели практическую ценность. Овладением этими техниками и разучиванием формул Герда как раз и занималась. Что же касается прогулок, то сначала она гуляла пешком, проходя в иные дни по три-четыре мили. Но затем приобрела симпатичную лошадку палевой масти, которую держала в находящейся поблизости частной конюшне, и тогда начала совершать уже верхом дальние «экспедиции» в окружающие город с севера и запада леса и горы. Там – вдали от посторонних глаз – она тренировалась с мечом и кинжалами, метала ножи и практиковалась в новых магических приемах, почерпнутых из книг. И дела у нее в этом смысле шли совсем неплохо. Во всяком случае, Герда видела в своих попытках колдовать очевидный прогресс.

Так продолжалось несколько месяцев подряд, пока однажды, заглянув в очередной раз в гостиницу «Петух и море», Герда не получила весточку от княгини де Ла Тремуй. Письмо пришло с оказией всего за два дня до того, как Герда выбралась «проверить почту». Шарлотта писала, что скучает по «своей дорогой Аниз», но деспотичный брат не позволяет ей даже с кем-либо переписываться без того, чтобы читать ее письма. А поскольку общение с Гердой ей строжайше запрещено, как способное запятнать ее репутацию, то возможность послать письмо возникла только теперь, когда образовалась удачная, но, главное, надежная оказия.

Далее она сообщала все свои новости, которые сводились к тому, что, по-видимому, император приблизил ее лишь с одной целью. Ему нужна была подходящая невеста для кого-то из своих союзников. Так что, скорее всего, вскоре ей предстоит новое долгое путешествие в одну из далеких стран. Но нет худа без добра. Перебравшись на новое место, Шарлотта станет королевой или женой наследного принца и, скорее всего, обретет определенную свободу действий. Во всяком случае, будущий супруг вряд ли станет возражать, если она захочет забрать к себе свою названую сестру.

Это письмо растрогало Герду до слез. В последнее время она редко плакала, если плакала вообще. Ее глаза оставались сухими даже тогда, когда обида выжигала душу, но сейчас, читая эти написанные в спешке строки, Герда заплакала. Каро оказалась едва ли не единственным человеком в мире, кому она была небезразлична. Единственной, кому было дело до Аниз даже при том, что княгиня давно уже знала, что никакой Агнессы де Фиен в природе не существует. Но ей, – как, возможно, и князю Ивану, – было неважно, как Герду зовут на самом деле, дворянка ли она или простолюдинка, и как прожила предшествующие знакомству годы. Ей важен был сам человек, та молодая женщина, с которой Шарлотта сблизилась так стремительно и так бесповоротно.

Герда перечитала письмо подруги несколько раз и тут же написала ответ. Рассказала, впрочем, без подробностей, о том, как теперь живет. Успокоила относительно того, что ей, возможно, не хватает денег. Поблагодарила за то, что Каро ее не забывает, искренно уверила в своей любви и дружбе и обещала обязательно приехать к Шарлотте, когда и если это станет возможным. И по дороге в порт, куда она направилась на следующий день прямо с утра, Герда все время думала о Шарлотте. Но не только. Мысли о Каро неожиданным образом оживили воспоминания о князе Иване, и Герда вдруг подумала, что теперь, когда по большому счету у нее ни перед кем не осталось невыполненных обязательств, она вполне может ответить на сделанное ей предложение и поехать в Гардарику.

«Теперь не стыдно», – улыбнулась она мечтательно.

Справедливое замечание, ведь у Герды снова появилось настоящее имя, и при том не лишь бы какое!

«Как он сказал? – вспомнила она их последний разговор. – Принцессой быть весело? Возможно, так и есть, так отчего бы не проверить?»

Возможно, судьба услышала ее мысли. Передав имперскому купцу письмо для Шарлотты, Герда пошла прогуляться вдоль портовых причалов и неожиданно обнаружила стоящий у Старого мола торговый корабль из той самой Гардарики, о которой ей рассказывал князь. Герда подошла к сходням, окликнула какого-то матроса, драившего по случаю палубу, но он, увы, не говорил ни на одном из известных ей языков. Однако на горанде, как вскоре выяснилось, неплохо изъяснялся корабельный навигатор, которого матрос вызвал к трапу. Герда спросила, куда направится это судно из Ароны, и получила в ответ длинную роспись портов, в которые будут заходить московиты по дороге домой – в порт Петров, что в Варяжском море.

– Когда вы выходите? – спросила тогда Герда, почувствовав приход настоящего вдохновения.

– Да завтра и отплываем.

– Сколько времени занимает дорога до Петрова? – полюбопытствовала Герда, начиная просчитывать свои следующие шаги.

– Как получится, – пожал плечами корабельщик. – Если не будет штилей и противных ветров, месяца за два дойдем. А если заштормит, может взять и все три.

«Что ж, это судьба, – решила Герда, возвращаясь домой. – И я буду дурой, если не прислушаюсь к ее голосу».

– Не хочешь дождаться де Валена? – поинтересовалась, возникнув рядом с Гердой, приставучая Другая Она.

– Зачем? – нахмурилась Герда. – Если бы я была ему дорога, взял бы меня в империю или приехал сюда ко мне, а он мне, между прочим, даже письма не прислал. Каро написала, а он – нет!

– Но у него могут быть обстоятельства! – попробовала возразить Другая Герда. – Когда он совершал помолвку, он же не мог знать, что встретит тебя. И потом император…

– Вот пусть и спит со своим императором! – возмутилась Герда. Она была зла на Эмиля и не собиралась ничего ему прощать.

Вопрос был лишь в том, кем ей хочется быть больше: княгиней Полоцкой или королевой Эринора?

«Но, с другой стороны, – рассудила Герда, обдумав возникшую дилемму, – кто сказал, что я не могу совместить оба титула?»

Придя домой, Герда взяла четвертушку пергаментного листа и написала черной тушью короткую записку:

«Здравствуйте, Иван! – написала Герда. – Вы спрашивали, как мое имя, и почти угадали. Я Герда ди Чента. Дворянка, если это все-таки имеет для вас значение. Я обдумала ваше предложение и, если оно все еще остается в силе, готова приехать к вам в Новгород. Прошу вас, не рассматривайте то свое приглашение в качестве обязательства. Точно так же мое письмо к вам не крик отчаяния и ни в коем случае не просьба о помощи. Если надумаете ответить, посылайте письмо в герцогство Горанд, в город Арона, в гостиницу ”Петух и море”. С непременной симпатией, Герда ди Чента».

Запечатав письмо перстнем-печаткой, который она заказала в свое время вместе с сапфировым гарнитуром, а заодно и перстнем самого князя Ивана, она снова отправилась в порт и, вызвав капитана московитов, показала ему княжеский перстень и передала письмо с просьбой доставить его адресату в Новгород.

На следующий день корабль ушел в плавание, а Герда вернулась к своим неспешным делам.

Ах, какое это было прекрасное время! Герда жила безмятежной жизнью человека, которому никуда не надо спешить. Но медленное течение жизни не убаюкивало ее. Напротив, оно позволяло перевести дыхание, оглядеться по сторонам, разобраться в себе и принять важные решения. Этим она и занималась, а еще она наняла себе учителя, принадлежащего к местной школе так называемого морского фехтования[4]. Он учил ее драться мечом и палашом особой конструкции, а также, что естественно, ножевому бою. Кроме того, она наконец научилась плавать и, поскольку на дворе стояло жаркое лето, уезжала в погожие дни в уединенную бухту на побережье вблизи Ароны и плавала там в свое удовольствие в естественном наряде Евы, лишь опоясавшись ремешком с закрепленным на нем кинжалом. Без оружия она теперь никуда не ходила и ничего не делала. В остальное время она гуляла или выезжала на конные прогулки, читала книги, учила – на всякий случай – новгородский говор, именовавшийся русской речью, и упражнялась в магии. Колдовство давалось ей все проще, а арканы получались все сложнее. По ее субъективным прикидкам, сейчас Герда была уже искуснее выпускников трижды проклятого Коллегиума, но на достигнутом не остановилась, а продолжала упорно трудиться, медленно, но верно продвигаясь вперед.

Примерно через месяц после первого до Герды добралось второе письмо Шарлотты, а еще через полтора – третье. Пришло наконец письмо и от Эмиля. Граф де Вален «искренно печалился», что по-прежнему не может приехать в Арону, но обещал со следующей оказией прислать Герде денег.

«Жмот!» – констатировала она и отвечать на это письмо не стала, тем более что у нее неожиданно появилась чудесная идея, как скоротать время в ожидании ответа от князя Ивана и при том не потерять его впустую.

Арона – город старый. Пожалуй, даже древний. Поэтому в нем сохранилось довольно много материальных свидетельств прошедших веков, в том числе и таких, которые напоминали о временах, когда и в помине не было еще никакого Великого герцогства Горанд или королевства Эринор, а существовали совсем другие империи, царства и княжества. И вот однажды – дело было как раз за несколько дней до того, как пришли письма от Шарлотты и Эмиля – Герда зашла на вечернюю службу в маленькую церквушку совсем недалеко от своего нового дома. А вот когда выходила на улицу, увидела неподалеку от церкви большой старый дом и неожиданно для себя самой поняла, что построен он на руинах языческого храма из камней, взятых из того же древнего сооружения.

Однако храмы, как было известно Герде еще со времен обучения в Коллегиуме, – если, разумеется, это настоящие святилища, – будучи однажды построены, никуда уже не исчезают, даже если лежат в руинах. Пока камни, из которых были сложены его стены, остаются на месте, храм продолжает оставаться тем, что он есть – местом, где голос человека возносится к ушам бога. Памятуя об этом, ночью Герда вернулась к замеченному ею дому, подобралась к нему с той стороны, где, согласно ее расчетам, находился алтарь, и приступила к делу.

На ее счастье, эта часть дома выходила в запущенный сад, огороженный полуразвалившейся каменной оградой. Перебравшись через нее, Герда оказалась в таком месте, где ее было не видно ни из дома, ни с улицы. Вот это была удача так удача. Она засветила «колдовской фонарь» – это была новая магия, освоенная ею совсем недавно, – и при его свете нарисовала на земле пентаграмму, вписанную в круг. Насыпала вдоль линий геометремы «выпаренную соль», тонко промолотый белый кварцевый песок и угольную пыль. Поставила в вершины пентаграммы и зажгла свечи красного воска и, наконец, установила в центр фигуры алтарь – широкую керамическую плошку. Затем она положила на жертвенник три золотые и три серебряные монеты, красный алмаз, рубин и сапфир, безжалостно вынутые из ее же украшений, голубя, которому свернула шею прямо над алтарем, кусок белого хлеба, маленькую головку сыра и, завершая ритуал, разрезала навахой ладонь и окропила подношение своей кровью. После этого она закрыла глаза и представила, как по невидимой лестнице сходит к ней с неба Неистовая богиня.

– Недурно, – сказала великая Темная богиня, приблизившись к Герде. – Давно меня не вызывали к таким вот разрушенным храмам. Кстати, можешь открыть глаза.

Герда открыла глаза и посмотрела на величественную красавицу, облаченную в белоснежное платье.

– Спасибо тебе, Неистовая, что снизошла на мой зов!

– Не прибедняйся, – улыбнулась богиня. – Мой ответ – да.

– Что «да»? – не поняла Герда.

– Я разрешаю тебе сходить к тому ручью, – поморщилась богиня. – Нечего тебе побираться! Только глупостей не наделай и не забудь посетить храм Черной луны…

Идея сходить на «золотую речку» пришла Герде в голову совершенно случайно. То есть не то чтобы раньше она об этом ни разу не подумала, но вероятность того, что ей удастся с этим справиться, представлялась настолько ничтожной, что и начинать не стоило. Однако недаром говорится, что охота пуще неволи. Принцесса – это, конечно, звучит гордо. Громкий титул и все такое… Но ей вдруг отчаянно захотелось разбогатеть, чтобы не ехать в Гардарику бедной родственницей. Поэтому добраться до золота и сапфиров, которые однажды открыла ей Темная богиня, показалось Герде самым верным способом решить разом все свои финансовые проблемы. Ну, а теперь, когда она получила благословение самой Неистовой, предприятие уже не казалось ей ни безнадежным, ни бессмысленным. И кроме того, все оказалось не так страшно, как думалось прежде.

Во-первых, тщательно изучив все доступные карты, – а их в Ароне нашлось довольно много, – Герда обнаружила, что, если двигаться по прямой, то добраться до долины Белогривой можно максимум за три недели. Конечно, идти придется по бездорожью и горным тропам, но все про все должно было занять от полутора до двух месяцев, и это по всем признакам была игра, которая стоила свеч. Но, разумеется, даже колдуны не путешествуют в одиночку, так что имелось в этой затее и некое немаловажное «во-вторых».

Герда все еще не привыкла к тому, что Дар открывает перед ней совсем другие перспективы по сравнению с тем, что может себе позволить обычный, пусть даже наделенный большой властью, человек. Это было похоже на ее бой с ассасинами во владении Каркарон. Вместо того, чтобы применить магию, она воспользовалась тогда сталью и чуть было не протянула ноги, за что ее совершенно справедливо отругала Темная богиня.

Зато сейчас Герда посмотрела на ситуацию под несколько иным углом зрения и сразу же увидела решение возникшей проблемы. Через своего учителя фехтования она нашла шесть крепких бойцов, немало в своей жизни попутешествовавших и хорошо знакомых именно с теми территориями, через которые предстояло идти. Двое из них к тому же сами были горцами и говорили на нескольких диалектах мхара, во всяком случае на его северном и южном наречиях. То есть это были именно те люди, какие ей сейчас требовались. Возникала, правда, проблема доверия. Отправляться в горы с незнакомыми мужчинами было бы более чем опрометчиво. Однако Герда теперь была сильной колдуньей, а способ получить контроль над малознакомыми ей людьми она не так давно уже опробовала на служанках, которых предоставила ей Шарлотта. Клятва на крови – это такая вещь, от которой так просто не отмахнешься. Поставленные в ситуацию выбора «жизнь или смерть», – а Герда на этот раз действительно отравила вино, которым угостила своих спутников, – наемники согласились принести ей клятву верности. И, разумеется, принесли, поскольку деваться им все равно было некуда.

А еще через три дня они вышли в дорогу, и, следует признать, это был тот еще квест. Погода стояла отличная, лето – оно и в высокогорном Хаарнахе теплая пора. В долинах было жарко, у кромки льдов – терпимо, но главное, небо было прозрачно, а ночи – коротки. Герда гнала свой отряд без передышки только вперед, впервые в жизни сама задавая темп во всех отношениях безумного похода.

Откуда взялось это лихорадочное желание сходить «туда и обратно» за какие-то жалкие шесть недель, – что-то вроде пресловутого «Veni, vidi, vici[5]», – Герда не знала, но чувствовала, что все делает правильно. Поэтому двигались они все светлое время суток, а дни стояли длинные, и даже на самых трудных участках пути ее отряд продвигался на удивление быстро. Где не получалось ехать верхом, вели лошадей в поводу. Ели горячее только ранним утром и поздним вечером: кулеш из муки крупного помола и копченого сала, крутая гороховая каша и ячменная загуста с наструганной в варево вяленой кониной, в крайнем случае ржаные сухари с местной сырокопченой колбасой и горячим чаем. Если получалось добыть дичь, не задерживаясь для этого на месте специально, жарили мясо и варили похлебку, но на границе ледников, куда приходилось забираться, чтобы сократить путь, охотиться было не на кого. Впрочем, один раз крайне удачно поохотилась сама Герда. Перебираясь через ледниковый язык, она «почувствовала» плавное движение где-то впереди слева по ходу движения и, не глядя, швырнула туда «сгусток гнева». С тех пор как в Эриноре Другая Герда сожгла таким манером арбалетчика, покушавшегося на жизнь Шарлотты, у нее этот фокус – сколько ни пробовала – не получился ни разу. А в тот день, даже не задумавшись, бросила огонь метров на двести и, что любопытно, попала с первого раза. Оказалось, под «горячую руку» подвернулся снежный барс. Передняя часть тела и голова зверя сильно обгорели, но мяса все равно осталось достаточно. Другое дело, что варить его пришлось едва ли не всю ночь, и даже после этого оно плохо жевалось и скверно пахло. Тем не менее снежный барс в тот день разнообразил им меню. А уже через сутки они встали биваком у горной реки и наловили форели, так что и ужин, и завтрак получились отменные: уха и печенная на углях рыба были всяко разно лучше жесткого и жилистого мяса хищника.

На двенадцатый день пути им повстречался реликтовый скальный медведь. Герда о таких огромных зверях – здесь, в горах, их называли просто «хозяевами» – нигде не читала и не слышала. Кажется, Линней описывал пещерных медведей, но те были не выше десяти футов, а этот монстр – на глаз – достигал пятнадцати-шестнадцати[6].

«Не дай бог!» – Герда попробовала вызвать гнев, но не тут-то было, волшба не выходила, а драться с таким гигантом без помощи магии…

Было страшно подумать, чем может закончиться схватка с этим монстром, у которого в горах Хаарнаха – за невозможностью боя на равных – попросту не было естественных врагов. Даже снежные барсы старались не попадаться этим медведям на глаза.

К счастью, стояло лето, и медведям хватало еды, – чем бы он там ни питался на самом деле, – поэтому, наверное, «хозяин» их не тронул. Рыкнул так, что уши заложило, и ушел восвояси.

Вообще, если не считать трудностей пути, которые, если честно, по большей части оставались на совести Герды, путешествие через высокогорные плато, долины и перевалы Центрального Хаарнаха проходило без серьезных осложнений. И это, в первую очередь, касалось местного населения, с которым худо-бедно удавалось найти общий язык. Но Герде и тут повезло. Война племен, бушевавшая в этих краях лет пять-шесть назад, отголоски которой до сих пор чувствовались по ту сторону Великого Водораздела – например, в переполненном беженцами Керуане, – здесь уже почти не ощущалась, тем более когда речь шла о подданных сильных приграничных государств, вроде Горанда или Роана. Поэтому горцы принимали команду Герды пусть и без хваленого хаарнахского гостеприимства, но зато и без вражды. Продавали за деньги необходимые путешественникам припасы – козий сыр, вяленое мясо и местное вино из не слишком хорошо одомашненных сортов винограда, – и не пытались убить, ограбить или захватить их в плен. Впрочем, давало себя знать и то, что Герда совсем неплохо говорила и на северном и на южном диалектах мхара. Горцы относились к ее знаниям с уважением, а уважение в этих местах порой дороже денег.

В эти дни не занятая никаким другим делом, кроме упорного движения через горы, Герда много думала о себе, своей странной жизни и о тех решениях, которые она принимала в тех или иных обстоятельствах. Многие из этих решений не казались ей теперь бесспорными, не говоря уже об этической стороне вопроса. Но вот какое дело. Герда легко признавала ошибочность, импульсивность или даже порочность многих совершенных ею поступков, однако не чувствовала при этом ни сожаления, ни разочарования, ни, тем более, вины. Сделано, потому что в тот момент и в тех обстоятельствах по-другому не получалось. Жалеет ли об этом? Иногда, но не очень сильно. Ощущает ли чувство вины? Нет, и еще раз нет. Ей не за что извиняться. Она никому специально не навредила. Она даже убивала только тех, кто собирался навредить ей самой. Единственной безвинной жертвой в ее одиссее оказался случайно подвернувшийся ей под руку королевский гвардеец в Эриноре. Но и тогда не она ведь вынесла ему смертный приговор. Это сделал ее «дорогой папочка» – король Георг. Так с чего бы ей испытывать угрызения совести еще и по этому поводу? Не она предавала. Предавали ее. Отец, тетки, Коллегиум, генерал-адмирал Мунк, граф де Вален… И ведь это только главные виновники ее бед. Поэтому нет, она ни в чем не раскаивалась и ни о чем не жалела. Даже о том, что, как какой-нибудь сумасброд или алчный стяжатель, отправилась сейчас на поиски сокровищ.

Сокровища нужны были Герде не сами по себе, а как гарантия независимости, как способ доказать любому мужчине, что ее интерес к нему – если таковой действительно возникнет, – ни в коем случае не денежный, не корыстный, не меркантильный. Теперь, когда ей принадлежал громкий титул принцессы крови, финансовая состоятельность являлась тем последним штрихом, которого ей не хватало для того, чтобы стать той, кто может выбирать сам. Не то чтобы она не делала этого раньше, но там и тогда она решала подобного рода вопросы на свой страх и риск. Так она отказала князю Ивану, предпочтя верность Шарлотте и свою симпатию к де Валену. Но Каро была несостоятельна в силу своих непростых жизненных обстоятельств, а Эмиль Герду попросту разочаровал. Возможно, – и даже скорее всего, – граф поступал так, как стал бы действовать на его месте любой мужчина. У него имелись обязательства, и он не мог их нарушить. А женщина, которую он просил, хотя просьба его имела все признаки приказа, ждать его в Ароне, не казалась Эмилю той, кто не сможет продержаться полгода или год на сто золотых. Сто золотых для простой наемницы, которой он даже не соизволил объясниться в любви, большие деньги. Так что он наверняка считал себя щедрым кавалером. Вот только в глазах самой этой женщины, – о чем де Вален, разумеется, ни разу не подумал, – его поступки не выглядели ни благородными, ни уместными.

И более того, сейчас Герда уже не была уверена, что его «робость и нерешительность» являлись исключительно проявлением духа рыцарственного отношения к даме сердца. Скорее всего, это было следствием слабости его характера и неспособности посмотреть на возникшую ситуацию ее глазами. В этом смысле он проигрывал даже принцу Максимилиану. Тот четко знал, чего хочет, и ясно формулировал границы возможного. Эмиль был другим. Судя по всему, он тоже не собирался на ней жениться, но не хотел, чтобы она об этом знала. Полагал, вероятно, что это не ее ума дело. И это было крайне обидно. Де Вален так и не понял то, что поняли и принц Максимилиан, и князь Иван. Зная о ней гораздо больше, чем оба его соперника, он так и не смог принять того факта, что Герда не похожа на других женщин и что с ней следует вести «диалог» на равных или не вести его вовсе.

Иван в этом смысле проявил себя не только как настоящий мужчина, но и как настоящий любовник. Он объяснился, не оставив открытым ни одного важного вопроса, и сделал предложение, на которое оказались неспособны другие. Поэтому и решение ответить ему согласием, скорее всего, являлось абсолютно верным, в особенности теперь, когда она стала ему ровней. Впрочем, если ехать в далекую Гардарику, чтобы выйти замуж за князя Полоцкого, то не бесприданницей. Нынешняя Герда не собиралась побираться, а значит, ей нужны были деньги. Очень много денег…

Герде казалось, что она хорошо помнит карту Хаарнаха, не говоря уже о том, что еще с прошлого раза верно запомнила все необходимые ориентиры: вершины наиболее высоких гор и характерные особенности рельефа – горные склоны, долины и ущелья, распадки и направления течения основных рек региона, но каково же было ее удивление, когда, выйдя наконец к Белогривой, она обнаружила, что это не то место, куда она вела свой отряд. То есть место было тоже хорошо знакомое, но другое. Сюда, к подножию горы, на склоне которой лежали руины древнего языческого храма, Герда предполагала прийти на обратном пути, но, похоже, Неистовая решила иначе и вывела их группу прямиком к храму Черной луны. Это меняло планы и заставляло задуматься. Во-первых, о намерениях Темной богини и, во-вторых, о том, что принести ей в жертву сейчас, до того, как она наберет золота и сапфиров в мелкой заводи на безымянном ручье.

Герда приказала встать лагерем примерно там же, где встал год назад на бивак караван, с которым она шла из Конгара в Керуан. Наемники сразу же занялись делом: пока одни из них расседлывали коней, снимали с них вьюки и вели на водопой, другие собирали хворост, рубили росшие поблизости молодые деревья, разжигали костры и обустраивали лагерь.

Пронаблюдав несколько минут за слаженной работой мужчин, Герда стала перебирать свои вещи, чтобы собрать достойное богини подношение. Она сняла с пальцев все золотые кольца, числом три, присовокупила к ним купленный у горцев кривой кинжал с рукоятью и ножнами, украшенными самоцветами, добавила купленный там же браслет из черненого серебра, ни разу не надеванную в походе шелковую сорочку, золотую заколку для волос с большой голубой жемчужиной и немного денег: две золотые марки и три серебряных гульдена. Подумала минуту, рассматривая собранные вместе сокровища, и решила, что в этот раз никак не обойтись без жертвенной крови. Но если так, то ни арбалет, ни метательные ножи ей в этом не помогут.

– Остается приманить кого-нибудь, – подсказала Другая Она, присаживаясь рядом с Гердой, – и устроить этому кому-то ловушку из подручных средств.

– Веревка есть, – кивнула Герда, – топорик и нож тоже… Я, правда, никогда этого не делала, но принципиальную схему помню. Юэль при мне ставил…

– Тогда, вперед! – улыбнулась Другая Она. – Удачной охоты, дорогая!

– Гуго! – вставая с земли, окликнула Герда командира наемников. – Я ухожу. Ходить за мной не надо. Располагайтесь, ужинайте. Можно поохотиться или наловить рыбы. Но вот туда, – указала она на склон, – вам ходу нет. Если не вернусь до утра, начинайте поиски, но не раньше, чем рассветет. Все понятно?

– По вашему слову, госпожа, – вежливо поклонился наемник. – Мы будем ждать вас здесь.

– Отлично! – Герда подняла с земли свой дорожный мешок и топорик и, не оглядываясь, пошла в сторону леса, густо покрывавшего склон горы.

Как ни странно, соорудить ловушку оказалось несложно. У Герды даже хватило ума поставить ее почти у самых руин храма. Ловить она собиралась кого-нибудь вроде косули или горного козла, а эти животные, хоть формально и некрупные, но вряд ли Герда смогла бы отволочь к алтарю такую тушу на своих девичьих плечах. А между тем на этот раз жертвоприношение должно было быть настоящим, с живой кровью, слишком уж много задолжала Герда Темной богине. И не важно, что та у нее ничего не требовала взамен, быть неблагодарной свиньей совершенно не хотелось, тем более что речь шла о Неистовой, назначившей саму себя божественной покровительницей «бедной сиротки».

Итак, ловушка была готова. Оставалось лишь приманить подходящую для заклания жертву. Тут, собственно, и начиналось самое интересное. Технику «приваживания» Герда изучила пока чисто теоретически, а на практике во время тренировок сумела приманить всего лишь пару мышей, голубя и белку. Результаты были нестабильны. Иногда получалось, в другой раз – нет. А сейчас она намеревалась «захватить» довольно крупное животное. Однако с живыми существами ей всегда было непросто. С некоторых пор она научилась их чувствовать на расстоянии, но относилось это исключительно к крупному зверью, на близкой дистанции и в «тихое» время суток, то есть ночью. Сейчас же Герде предстояло «услышать», захватить и привести жертву в ловушку.

Она села неподалеку от построенной ею западни, закрыла глаза и прислушалась. Ночь была полна разнообразных звуков, движения и запахов, однако стоило ей произнести мысленно формулу «открытия», Герда «услышала» ритмы жизни. Сначала это был слитный бессмысленный шум, но затем, после того как она произнесла формулу «упорядочения», в какофонии живых голосов стал возникать порядок, которым Герда могла манипулировать. Она добавила к тем ментальным инструментам, которые уже имелись в ее распоряжении, еще одно орудие и начала «срезать» тональности слой за слоем.

Первыми «замолкли» растения, затем замолчали все мелкие твари – жучки и паучки, и на авансцену вышли «тени» животных, а еще через несколько ударов сердца «тени» начали обретать «плоть». Сегодня все эти ментальные «пасы» давались Герде с необычайной легкостью. Возможно, все дело было в близости храма Черной луны, но так четко она животных не ощущала еще никогда. Выделить среди них одну-единственную сущность – беспорно, это была лань, пасшаяся совсем неподалеку, – оказалось проще простого. Оставалось лишь накинуть «аркан» и повести жертву на заклание. Не прошло и нескольких минут, как лань уже билась в силках, а Герда лихорадочно наводила на нее «тяжкий сон». Наконец ей это удалось, и лань рухнула на землю как подкошенная. Она все еще была жива, но ее связь с внешним миром уже прервалась.

«Ну, вот и все!»

Животное было среднего размера. На глаз фунтов пятьдесят – пятьдесят пять[7], никак не больше. Тяжело вздохнув, Герда подошла к лани и, ухватив ее за переднюю и заднюю ноги, взвалила себе на плечи. Поправила, устраивая груз поудобнее, и пошла к храму Черной луны. Идти было вроде бы недалеко, но вот перебираться через завалы, держа лань на плечах, было совсем непросто, но в конечном счете Герда все-таки добралась до алтарного зала, зажгла «солнце» и, пройдя в глубину зала-пещеры, сбросила свою ношу около жертвенника. Постояла, выравнивая дыхание, и приступила к делу. Уложила спящую лань на алтарный камень, сложила рядом с ней все остальные свои подношения и только тогда, встав на колени, начала петь языческую литанию.

К сожалению, она так и не смогла найти где-нибудь древний текст призыва и придумывала сейчас песню буквально на ходу. Но богиня, которая слышала ее призывы и без того, чтобы приносить жертвы в ее главном храме, не чинясь, пришла сейчас к Герде сама. Едва кинжал рассек горло животного и кровь лани полилась на жертвенник, перед Гердой возникла величественная и прекрасная фигура женщины в белом. Неистовая была великолепна и буквально ослепляла своей нечеловеческой красотой. Казалось, она пришла к Герде во плоти, но, возможно, так все, на самом деле, и обстояло, вот только плоть эта была физической эманацией[8] трансцендентной[9] сущности божества.

– Здравствуй, Герда, – сказала богиня. – Рада видеть тебя живой и здоровой. И спасибо за подарки.

– Я думала принести тебе больше…

– Я знаю. Не грусти. Твои дары гораздо ценнее того, что ты могла принести из золотой речки.

– Я рада, если так, – Герда склонилась в поклоне, но, выпрямившись, снова посмотрела богине в глаза. Сияние этих глаз заставляло отвести взгляд, но Герда была упорна.

– Скажи, Неистовая, правилен ли мой выбор? – спросила о главном.

– Не знаю, – богиня чуть скривила губы в подобии улыбки. – Это дела смертных, я в них ничего не понимаю. Спроси о другом.

– Я действительно стала сильнее?

– Хороший вопрос, – похвалила ее Неистовая. – Да, ты стала сильнее. Твой Дар раскрывается. Сейчас ты уже сильнее многих из тех, кого в Ордене и в Коллегиуме почитают за их мощь и называют великими колдунами.

– Так я великая колдунья? – удивилась Герда услышанному от Темной богини.

– Да, если хочешь мерить свою силу их мерками. Нет, потому что ты еще не достигла своей вершины.

– Я понимаю, – поклонилась Герда. – Но ведь должен же быть предел и у моего Дара.

– Трудно сказать, – покачала головой богиня. – И кроме того, твои способности похожи на неогранённый алмаз. Ты многого не умеешь и еще меньше понимаешь.

– Что же делать? – прямо спросила Герда, знавшая, что Неистовая не стала бы об этом говорить, если бы не знала, как ей помочь.

– Там, – указала богиня рукой, – под фреской, у самого пола есть тайник. Один камень выдвигается, если приложить к нему силу. Омой его огнем и откроешь тайник. В нем книга. Очень древняя книга на языке, которого сейчас почти никто не знает. Иди!

– Но как же я прочту книгу, если я не знаю этого языка?

– Не знаю, – снова покачала головой богиню. – Знаю только, что книга должна принадлежать тебе. Остальное станет понятно тогда, когда придет время. Прощай!

Богиня исчезла. Исчезли и подношения, приготовленные для нее Гердой. Алтарный камень был пуст. На нем не осталось ничего, даже следов крови принесенной в жертву косули…

Герда добралась до лагеря только на рассвете. Шла, покачиваясь от усталости, спотыкаясь, едва не падая от охватившей ее слабости. Но книгу не потеряла, донесла, сунула в седельную суму и только тогда повернулась к наемнику, находившемуся в этот час на страже:

– Скажешь всем, я объявила дневку. Разбудите только, когда будет горячая еда. В остальное время не мешать!

Такое с ней уже бывало: слабость, апатия, отрешенность. Но на этот раз, как ни странно, аппетит не пропал, а долгий глубокий сон пошел ей на пользу. Казалось, она только ест и спит, но так только казалось. Силы возвращались, и к вечеру того дня в голове прояснилось достаточно, чтобы услышать «зов» и принять правильное решение.

– Завтра с утра выходим в дорогу, – сказала она своим людям. – Мы возвращаемся к двуглавой горе. Помните ее?

– Так точно, госпожа! – отрапортовал Гуго.

– Но мы будем возвращаться не по своим следам, а по той долине, которая начинается от красной скалы. Это ниже по течению Белогривой. Где-то в сутках пути отсюда. Я сейчас не в лучшем состоянии, но это пройдет. Главное, не пропустите скалу. Она похожа на язык пламени. Там нам надо свернуть. Долина выведет нас к Двуглавой. Все ясно?

– Так точно, госпожа!

– Тогда я пошла спать.

Новый маршрут она увидела во сне так ясно, словно уже прошла те места не раз и не два. Увидела, рассмотрела, запомнила, но не поняла смысла увиденного до тех пор, пока не «услышала призыв». Однако, проснувшись и «почувствовав» сердцем знакомый зов, догадалась, что скала, похожая на язык пламени, приснилась ей неслучайно. Это Темная богиня указывала новый маршрут, и значит, надо было идти туда, куда сказано.

– Неистовая плохого не пожелает! – усмехнулась, глядя на нее Другая Она.

Наемники приняли приказ Герды к исполнению, чем, собственно, и хороша клятва на крови, что голос крови ничем не заглушить, и следующим утром маленький отряд вышел в дорогу. Долина Белогривой проходима по обоим берегам реки, но левый, представлявший собой луг, плавно поднимающийся к подошвам высоких скалистых сопок, был наиболее удобен. Редкие камни и одинокие деревья, пятна кустарника, мелкие ручьи, сбегающие к реке. Здесь можно было двигаться верхом, а это и быстрее, и удобнее. В особенности для Герды, которой сейчас идти пешком было бы не с руки. А так она сидела в седле, вялая и, казалось, отрешенная от всего, что происходит вокруг, иногда задремывала на ходу, в другое время бодрствовала, едва ли не грезя наяву. Но как бы ни была она захвачена «откатом», который, судя по ее собственному опыту, всегда наступает после общения с божеством, увидев красную скалу, она встрепенулась и первой указала на нее своим спутникам.

Вообще, скалы в долине Белогривой поражали своей красотой и необычными сочетаниями цветов. Встречались зеленые, желтые и оранжевые породы, но такого сочного цвета, как здесь, путешественники еще ни разу не видели. Скала и в самом деле формой напоминала взметнувшийся к небу язык пламени и была окрашена едва ли не во все оттенки красного. Герде она настолько понравилась, что даже в голове вроде бы прояснилось.

– Отлично! – сказала она. – До темноты как раз успеем добраться до устья ущелья. Там есть ручей. Около него встанем на бивак.

И все. Сил хватило только на то, чтобы отдать приказ. Однако утром, съев миску густой ухи из форели и несколько кусков испеченного на углях речного угря, Герда почувствовала прилив сил и продержалась в тонусе почти до полудня. Потом ей, правда, снова стало плохо, но она по-прежнему держалась в седле и не задерживала свой отряд, поднимающийся вдоль довольно бурного ручья. К вечеру распадок между скалистыми сопками, по которому они шли, окончательно превратился в темное горное ущелье с высокими крутыми стенами. Идти стало труднее, но пока Герда все еще могла сидеть на лошади. Тем не менее темнело здесь гораздо быстрее, чем в долине Белогривой, и вскоре Гуго объявил привал.

Так они двигались через систему горных ущелий еще два дня, пока не вышли туда, куда, собственно, Герда и вела свой отряд. Место было совершенно дикое. Каменные осыпи, обломки скал, колючий кустарник… Двигаться здесь с лошадьми было нелегко, но они все-таки прошли, тем более что к Герде наконец окончательно вернулись силы. Сознание очистилось, чутье обострилось, кровь быстрее побежала по жилам.

– Туда! – скомандовала она, узнав виденный во сне пейзаж.

И вскоре отряд оказался на берегу небольшого озерца, образовавшегося в узкой котловине, куда стекала вода из многочисленных довольно активных ключей. Ручей, вдоль которого Герда с наемниками шла все эти дни, вытекал как раз из этого озера. Но ее интересовали сейчас не ручей и не озеро, а многочисленные пещеры, которыми оказался усеян крутой склон горы. Накануне Герда видела эти скалы во сне, и сейчас в свете угасающего вечера она ясно рассмотрела вход в ту пещеру, которую показала ей Неистовая богиня.

«Здесь!»

У Герды не было и капли сомнения, что Темная богиня привела ее сюда не случайно, а с определенной целью, и даже догадывалась, какова может быть эта цель. И это окончательно разрешило ее сомнения относительно того, что и как ей теперь делать. Приказав встать лагерем, Герда взяла свою дорожную сумку и, отойдя чуть в сторону, за камни, закрывавшие ее от взглядов устраивавшихся на ночлег наемников, развела костер. Сухих веток вокруг было полно, а огонь она вызывала теперь с необыкновенной легкостью, словно он только того и ждал, чтобы Герда поманила его пальцем.

В следующие полчаса она приготовила все необходимые ингредиенты и провела ритуал «Полного подчинения». Поскольку наемники уже принесли ей клятву на крови и в распоряжении Герды находилась копия договора, на которой каждый участник экспедиции оставил кровавый отпечаток своего пальца, концовкой колдовского ритуала стало сожжение пергамента. Как только догорел последний фрагмент договора, заклинание, построенное Гердой, обрело силу. Поэтому, выйдя из-за камней к общему костру, Герда первым делом попросила общего внимания, а затем озвучила новые правила игры.

– Мы на месте, – сказала она. – Теперь вы беспрекословно выполните все мои приказы. Подчинение будет полным, и у вас не возникнет даже мысли ослушаться меня или ограбить. Когда мы вернемся в Арону, вы поможете доставить груз туда, куда я укажу, получите расчет, уйдете и сразу же забудете и обо мне, и о том грузе, который вы доставили. Клянитесь!

– Клянусь! – ни на мгновение не усомнившись в праве Герды отдавать подобного рода приказы, ответил Гуго, и вслед за ним слово, запирающее замок заклинания, произнесли и все остальные наемники.

Дело было сделано. Теперь, правда, Герде придется расплачиваться за это древнее запретное заклинание болью во всех костях, но оно того стоило, а терпеть боль Герда научилась еще в Коллегиуме.

Следующим утром в сопровождении нескольких наемников Герда отправилась осматривать «ту самую» пещеру. Зажгли факелы, протиснулись через заваленный камнями вход и оказались в небольшом зале, из которого дальше в глубь горы вел узкий проход. Узость его была, впрочем, относительной. На поверку, через него даже протискиваться не пришлось: ширины для человека нормальной комплекции вполне хватало. А за этим коротким тоннелем обнаружилась новая пещера, чуть более просторный зал, чем тот, который они уже прошли. Даже беглый осмотр показывал, что в пещере этой давным-давно не ступала нога человека. Неистовая, пришедшая к Герде прошлой ночью, сказала совершенно определенно:

– Больше трехсот лет, – сказала Темная богиня. – Столько времени прошло с тех пор, как здесь в последний раз побывали люди. Слишком далеко от караванных путей, от торных дорог и пастушьих троп, от любого жилья и уж тем более от городов. Так что можешь не сомневаться, все это твое. Те, кто оставил здесь сокровища, к тебе за ними не придут.

По-видимому, так и обстояли дела. Ничего не указывало на присутствие здесь человека, но за теми камнями, которые показала ей Неистовая, действительно нашелся клад. Древние, обветшавшие и полуразвалившиеся сундуки, наполненные золотыми монетами и драгоценностями. Монеты были старинные, что подтверждало предположение о древности клада. Это были старые тилурские империалы. Таких уже давным-давно не было в хождении. Но уроки в школе Неофелис не пропали даром. Герда помнила, что империалы, которые чеканили в то время, были сопоставимы с современными золотыми флоринами, то есть имели вес в два золотника[10], и монет этих здесь было столько, что ими удалось набить все десять бочонков для масла, которые Герда приказала взять с собой именно на такой случай. Впрочем, тогда она думала не о золотых империалах, а о самородках, но принцип тот же. Бочонок вмещал около ста пятидесяти фунтов золота, уплотненного ветошью. Так что на вьючную лошадь приходилось по два таких бочонка или триста фунтов веса, что примерно соответствовало четверти от веса самой лошади и означало, что для нее это более чем щадящий груз[11]. По самым скромным прикидкам, речь, таким образом, шла о сумме в двести тысяч золотых флоринов. Весьма прилично для «бедной сиротки». Но помимо денег в сундуках нашлись и разнообразные драгоценности. Работа, разумеется, несовременная, на любителя, но зато камни просто потрясающие, как по размеру, так и по чистоте: рубины, алмазы, изумруды и сапфиры, а еще кроваво-красные гранаты и шпинель, густо окрашенные аметисты и невероятной красоты золотистые топазы. Герда набрала их в свои седельные сумы, выдала каждому из наемников по пятьсот золотых сверх оговоренной суммы найма, и на этом разграбление древнего клада пришлось прекратить.

Жадность – порок, а им еще предстоял долгий путь через горы. Впрочем, с момента начала путешествия прошло чуть больше трех недель, так что Герда планировала уложиться в отведенные на этот квест полтора месяца.

Так, собственно, и получилось. Обратная дорога заняла четыре недели, – вьючные лошади тормозили движение, – но зато прошла без эксцессов. Трудно и долго. Временами голодно и холодно. И кости у Герды зверски ломило не меньше десяти дней, но все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и это долгое путешествие.