Голос вождя

Глава 2

7 сентября 1941 года, Белорусская ССР, окрестности Минска

Командирский «Клим Ворошилов» бодро катил по полю, полстатонным утюгом равняя борозды. Первому полку 1-й гвардейской, которой командовал генерал-майор Бат, противник достался серьезный – дивизия СС «Райх».

Но кто сказал, что эсэсовцы годны для службы в танковых войсках? Давить пшеков, которые бросались на танки с шашками наголо – это они могут. Ну так мы поумнее тех «героев» будем…

Экзамен на профпригодность эсэсманы сдавали на троечку – немецкие танки горели и чадили по всему полю, из-за поднятой пыли казавшемуся бескрайним. «Тридцатьчетверки» тоже присутствовали среди пылавших машин, но все же наших было куда меньше – «Т-34» в дивизии генерала Бата играли вторые роли. В главных выступали «КВ» – как стадо мамонтов, огромных и сильно разозленных, «Ворошиловы» перли вперед, не быстро, но и удержать их было невозможно.

Владимир Петрович вздохнул – он хотел лично вести своих ребят в бой. Но час назад, когда войска разворачивались из походной колонны, на командный пункт дивизии внезапно позвонил сам Сталин, требуя «не лезть на рожон» и командовать боем из безопасного тыла. И генерал послушался. Ну, почти послушался – не шел на острие атаки, как тянуло, а аккуратно двигался во второй волне. Здесь было относительно спокойно и обзор получше. Советом «командовать из тыла», конечно же, пришлось пренебречь – невозможно управлять мобильными войсками в режиме реального времени, сидя в нескольких километрах от передовой. Не те сейчас технологии, не те… Никто на широкий экран картинку с беспилотника не выведет, ввиду отсутствия этих самых беспилотников, да и самих экранов.

Самым значимым аргументом в решении слегка поумерить свой пыл послужила фраза Сталина: «Сведения получены от комиссара Дубинина». Услышав ее, Бат радостно улыбнулся, впервые за много дней. Жив, значит, Виталя! Воскрес, как птичка Феникс. И сразу же дал совет «не лезть на рожон». Видать, вычитал на каком-то сайте про неминуемую смерть героического генерала и решил спасти товарища.

Хотя, если уж состоялся у него разговор с вождем, значит, скоро и сам объявится…

– Заряжай бронебойным!

– Есть! Готово! – Сочный лязг закрываемого затвора.

– Матвеич, дорожка!

– Делаю, тащ генерал! – Голос Баранова на удивление спокойный.

Батоныч до рези в глазах вглядывался в перископ, кляня хреноватую оптику.

– Степан! Двадцать влево! «Тройка» подворачивает бортом!

– Короткая! – Баранов нашел подходящее место и плавно затормозил.

– Степа, жги!

– Есть! – выдохнул Гаврилов, вжимая педаль.

Грохнуло орудие. В общем шуме почти неслышно залязгала гильза, напуская вонючего дыму.

– Матвеич! Рви!

– Понял! – откликнулся Баранов.

– Погнали!

Мотор зарокотал громче, и «КВ» стал довольно шустро продвигаться вперед – клинья советских и немецких танков сошлись, как зубья капкана. Теперь оставалось выяснить, чьи зубы окажутся крепче.

Если глянуть вправо, было видно, как работает тяжелая «арта» – 152-мм гаубицы вышедших на прямую наводку «КВ-2». Увесистые снаряды рвались между «панцерами», опрокидывая «двойки» или даже «тройки», а уж когда выходило прямое попадание, «танчики» почти выворачивало наизнанку.

– «Высокий»! Ответь «Лому-два»! – послышался в шлемофоне голос командира второго полка. – Батареи ПТО мы раскатали. Бить дальше по правому флангу?

– «Лом-два», здесь «Высокий». Пройдись по тылам и выходи на левый фланг! Там сейчас жарко… А мы двинем тебе навстречу. Только смотри не перепутай!

– Понял, выполняю.

– Матвеич, вперед на первой. Вон тудой, где развалины. Коровник там был или что… Экипажу – внимание, продолжаем бой! Заряжающий, бронебойный в ствол!

– Есть, бронебойный! – ответствовал Степанович. – Готово!

– Степа! Башню влево, на двадцать. Огонь по готовности.

– Есть! Наблюдаю танк противника… – занудил Гаврилов.

– Короче, Склифосовский! – прикрикнул Владимир Петрович. – Душевно тебя прошу!

– Короткая! – живо сориентировался башнер. – Выстрел!

Грохнуло орудие, почти не толкая многотонную махину. Горячая гильза забрякала, дымясь синим кордитным чадом.

– Попал! – с удовлетворением отметил Бат, наблюдая, как задымил фашистский танк. Из люков полез экипаж в черном. – Ваня, приголубь!

– Есть!

Застучал пулемет, прореживая немецких танкистов.

– Матвеич, рви!

– Делаю, тащ генерал…

«Т-III» и «Т-IV» выходили из-под накрытия гаубичными «подарками», строясь ромбом. За ними катились «Ганомаги» и «Опели» с пехотой.

– Матвеич, ходу! Разворот вправо на сорок пять, и тормози. Заряжай осколочным!

– Есть осколочным! Готово!

– Огонь!

Громыхнуло. Осколочно-фугасного вполне хватило для «Ганомага» – бронетранспортер почти развалило надвое. А тут и «четверочка» подставилась.

– Дорожка! Бронебойным!

– Есть! Готово!

– Короткая!

– Выстрел!

Снаряд вписался в моторный отсек немецкого танка, и синтетический бензин весело полыхнул.

– Газу, Матвеич!

Батоныч прижался к нарамнику перископа. Окружающий мир трясся и колыхался, кромка горизонта плясала, но разглядеть атаку можно было. «КВ» ломили уступом, почти не маневрируя, изредка принимая меткие снаряды на броню – вон как раз один такой ударил о башню «Ворошилова» слева, выбив сноп искр, и ушел рикошетом в небо. А вот юркие «тридцатьчетверки» крутились и вертелись, сводя с ума немецких наводчиков.

Кто-то из наших зарядил «троечке» бронебойным под башню, да так ловко, что ту сорвало и швырнуло на землю. Боекомплект рванул в погон, как из жерла.

– Степа, не спи!

– Матвеич, поворот направо и остановка!

– Есть!

– Клади бронебойный!

– Готово!

– Матвеич, немного левее дай! Короткая! Выстрел!

Болванка ушелестела и вошла «тройке» в борт. Та стала колом, а через секунду башня приподнялась на облаке огня и дыма и тяжело опустилась обратно, прикрывая подорванный танк, как кастрюлю крышкой.

А вот и следующий в очереди… Наглая «четверка», стреляя на ходу, шла командирскому танку наперерез. Гаврилов всадил «панцеркампфвагену» бронебойный в двигатель – болванка выкрошила цилиндры и переломала шатуны. Лопнули баки, разливаясь, разбрызгиваясь жидким огнем, и немцы полезли из люков, как черные тараканы-прусаки.

Бат хотел было дать команду Глебову, но наступающая пехота и сама справилась, перестреляв «панцерманов». Но нашлось дело и для радиотелефониста.

– Иван! Включай третий канал!

– Есть! Готово!

– «Очкарик»! Здесь «Высокий»! Куда ты пропал?

– Занят, «Высокий». Пытаюсь одновременно немцев заглушить и наши каналы держать открытыми. Пока вы там лихачите, мы здесь за вас отдуваемся!

– Боря, поерничай мне еще… Где «горбатые»?

– Петрович, летуны говорят, что все в разгоне! Немцы не только на нашем участке прут…

– Боря, дорогой, найди хоть эскадрилью!

– Ладно, ладно… Сейчас постучусь в одну дверку… Есть! Говорят, что заправляют одну группу.

– Группа – это сколько?

– Десять штурмовиков, Петрович!

– Боря, а двадцать найти слабо?

– Петрович…

– Жду!

Вскоре над полем боя показались штурмовики «Ил-2». Было их мало, и еще эскадрилья «МиГ-3» прикрывала «горбатых». «Ильюшины» пролетали на бреющем, как ангелы смерти, швыряясь бомбами, пуская эрэсы, паля из пушек.

Звено забредших «Юнкерсов» стало разворачиваться, от греха подальше, но пилоты «мигарей» не утерпели, набросились на бомбовозы. Вышло эффектно – немецкие летчики, стремясь поскорей облегчить свои «Юнкерсы», стали сбрасывать бомбы не глядя, и парочка фугасок раскурочила-таки «тройку» и «четверку».

Налет краснозвездной авиации не остановил накат танков Гудериана, но 1-й гвардейской помог.

Снова подключилась артиллерия, перепахивая поле, засевая его разящей сталью. А вот и «катюши» заработали – с ревущим воем уходили по косой в небо реактивные снаряды, падая на арьергард 46-го моторизованного корпуса, где двигалось «нежное мясо» бронированной орды – грузовики с пехотой, артиллерия, саперы. На них «хвостатые кометы» произвели «неизгладимое впечатление» – Бату померещилось, что он чувствует запах горелой человеческой плоти.

На мгновение показалось, что вражеский натиск ослабел – насколько мог видеть со своего места генерал, пространство перед ним было усеяно горелой техникой. Десятки немецких и наших танков дымились, застыв в разных положениях, один даже перевернулся, свалившись в глубокую воронку. Редко где просматривалась трава – земля была перелопачена и выжжена. Огонь и дым продолжали бушевать, разрывая сталь на куски, превращая живых и мертвых в бессмысленную копоть. Да уж: встречный танковый бой – вещь страшная, почти инфернальная… Но вот среди черных остовов что-то мелькнуло…

– Степан, видишь? Сука какая-то там рыщет, недобитая…

– Вижу, командир, «тройка» там! Прямо на нас прет!

– А вот хрен им на рыло. Бронебойным!

– Есть! Заряжающий!

– Уже!

– Выстрел!

С двухсот метров болванка пробила лобовую броню и, словно кол, втесала в «тройку». Тут прилетел бронебойный от соседа – в упор под башню, наполовину выдирая ту из погона. Готов.

– Жрите, твари, не обляпайтесь!

Бат мельком глянул на «трофейные», принесенные из «того» мира, швейцарские часы. Ух ты, всего одиннадцать утра! А показалось, что полдня прошло!

И в этот момент «Ворошилову» прилетела «ответка» – болванка вонзилась в башню, и экипаж танка словно оказался под Царь-колоколом в момент удара «языка». Звон оглушил всех, у Сереги Степановича даже кровь из уха пошла, а кусок окалины, выбитый снарядом из башенной брони, чиркнул Батонычу по левой руке.

– Т-твою мать!

Кое-как замотав рану, генерал-майор сунулся к нарамнику. Где эти суки?!

– Матвеич! Метров десять-пятнадцать вперед, и замри!

– Ага…

– Степа!

– Вижу его, тащ командир, самоходка за горелыми фрицами прячется!

– Так бей!

– Выстрел!

Степа поспешил – снаряд, нацеленный немецкой «штуге» в корму, пролетел чуток выше, пробороздив корпус и сбивая запасную канистру. Сноп выбитых искр походил на фейерверк – бензин вспыхнул тут же, растекаясь, проливаясь на мотор.

– Мимо! Но горит!

– Матвеич, газу!

– А то ж…