Алекс Гютше КУКЛА ^{(пер. Кирилла Плешкова)}

С обзорной террасы плита космодрома казалась белым льдом, сверкавшим на тропическом солнце. Местами в ней отражалось небо, словно в лужах не испарившейся воды, но это была не вода — разогретый от бетонной поверхности воздух преломлял солнечные лучи подобно зеркалу. Посреди луж голубого цвета стояли корабли — одни побольше, другие поменьше. Слева, на площадке номер пятнадцать, над всеми возвышалась башня «Геркулеса»; двумя площадками далее стоял «Сарацин», похожий на отлитый из матового сплава огромный автоматный патрон.

Глеб оказался на обзорной террасе, потому что нужно было отнести в портовое управление план старта. Он пошел туда вместе с Уилсоном, который потом признался, что ему надо купить и отправить жене подарок. И теперь, когда все дела в управлении были решены, ядерщик рыскал по магазинам беспошлинной торговли этажом ниже, а Глеб скучал.

На самом деле все было не так уж плохо, и скучал он преднамеренно — в конце концов, он мог вернуться на корабль один и присоединиться к погрузочной суматохе. Вдали виднелась движущаяся стрела самоходного крана, извлекающего кубические контейнеры из кормового трюма. Крамер подпишет накладные, но прежде чем взять на борт очередной фрахт, придется проверить дефектоскопом все стяжки для крепления груза — там недавно что-то треснуло. Лень ленью, но если потом что-нибудь оторвется в космосе, во время маневрирования… Он уже собирался перенести вес тела на выставленную назад ногу, чтобы оторваться от балюстрады и открывавшегося перед ним вида, спуститься на нулевой уровень, найти свободный автокар и поехать к кораблю. На мгновение он задумался, стоя над бетонной равниной, и тут кто-то тронул его за плечо:

— Про… простите, вы астронавт?

Глеб резко обернулся. Перед ним, не успев опустить руку, стояла прекрасная девушка. Сперва он увидел ее глаза — радужки со слегка расширенными зрачками. Серо-желтые, голубовато-серые с желтыми точечками, словно на изломе хондрита. Он открыл рот, потом закрыл… в конце концов с сухостью в горле удалось справиться.

— Д… да. Я штурман с «Сарацина». Моя фамилия Ширков.

Девушка была одета в белое с синим платье, весьма скромное по сравнению с тем, что ему приходилось видеть на улицах во время последнего отпуска, даже в Крыму. Глеб в замешательстве отбросил волосы со лба. Рука! Он подал девушке руку, та слегка ее пожала. Ее ладонь была сухой и теплой от солнца.

— Джульетта. Вы правда астронавт?

— Ну да. Я штурман вон с той жестянки, — он показал на серый силуэт за ее спиной. — Видите, где стоит кран? Это мой «Сарацин».

На секунду оглянувшись, она нахмурила брови, потом снова посмотрела на Глеба и улыбнулась. Он уже хотел спросить, где ее Ромео, но она улыбалась столь невинно, что он счел подобный вопрос грубостью и промолчал. Только теперь заметил, что она блондинка, с волосами цвета светлого меда.

— А откуда вы сегодня прилетели?

Глеб улыбнулся.

— Я прилетел вчера вечером, мы идем прямо с Марса.

— Марс… — Она тоже улыбнулась, и ее взгляд стал мечтательным. — Красная планета.

— Да.

Молчание повисло в воздухе. Девушка смотрела на него большими глазами, не говоря ни слова. Глеб в замешательстве огляделся. Над столиками кафе в глубине террасы трепетали зонтики.

— Присядем?

— С удовольствием.

Они нашли столик в тени. Глеб галантно подвинул девушке стул, и она поблагодарила его кивком. Подошел официант; она заказала минеральную воду без лимона, он пиво. Глеб закинул ногу на ногу.

— Бывали вне Земли?

— О, мне бы так хотелось. Но — нет.

— Что мешает? Есть пассажирские лайнеры, экскурсии. Можно купить путевку, оформить паспорт, визу, и хоп — вы уже на Луне. Это сейчас очень модно. Французы вместе с американцами даже строят парк развлечений, настоящий Луна-парк на Озере Удовольствия.

Девушка рассмеялась над шуткой, но тут же погрустнела.

— Я не могу…

Она не договорила — возле столика появился официант. Отряхнув скатерть, он положил перед девушкой картонную подставку, поставил гремящий льдом стакан, жестом фокусника налил с высоты хрустальной воды из темно-зеленой бутылки и плавным движением водрузил перед Глебом высокий бокал безалкогольного пива.

— Мне хотелось бы куда-нибудь подальше, туда же, куда летаете вы, — девушка посмотрела на Глеба из-за края своего стакана.

— Дальше, знаете ли, довольно небезопасно. Космический корабль, излучение, перегрузки — не самое подходящее для женского организма. Но есть и женщины-специалисты: геологи, кибернетики, даже инженеры.

— Я крепче, чем вам кажется. Мой отец тоже был астронавтом, — она глотнула воды. — Вы русский?

— Да.

— То есть… — Она помедлила: — Коммунист?

Глеб не сразу нашелся что ответить.

— Знаете, никогда об этом не думал. Я просто выполняю свою работу. Управляю кораблем и стараюсь делать это как можно лучше.

— И вы не боретесь за светлое будущее? За нового человека?

— Каждая машина, которую я перевожу, каждая банка консервов, каждый килограмм кислорода для марсианской базы — кусочек нового, светлого будущего. Вы это имели в виду?

Она снова улыбнулась — светлой и лучистой улыбкой ребенка.

— Наверное, это прекрасно — чувствовать принадлежность к большому коллективу, сознавать, что все, что вы делаете, имеет некую высшую цель…

— Ну, если вы так это истолковали…

Вновь наступила неловкая пауза.

— А куда вы теперь летите?

— На Луну, а потом на Марс. Потом опять на Землю. И так по кругу — иногда короче, иногда дольше.

— А… а ваш корабль берет пассажиров?

— Увы, — он наклонил голову, — нет. У нас только каюты для экипажа и грузовые трюмы. О чем я теперь жалею.

— Я тоже, — ответила девушка и отхлебнула воды.

Глебу хотелось сменить тему.

— На каком корабле летал ваш отец?

— Он погиб в катастрофе два года назад.

Глеб мысленно поздравил себя за удачно выбранную тему. Вот уж действительно — слон в посудной лавке!

— Простите, не знал…

— Вы и не могли знать, — в ее голосе звучала грусть, но глаза оставались сухими. Она отодвинула стул и наклонилась к Глебу. — Мне пора. Было приятно познакомиться.

Она встала. Глеб тоже машинально поднялся. Девушка протянула руку. «Будь что будет», — подумал он и коснулся ее руки губами.

— Спасибо за приятный разговор и до свидания.

— Надеюсь, до скорого. И что вам удастся полететь в космос.

— Кто знает…

Поправив волосы, она направилась ко входу в здание. Может, следовало что-то сказать? Попросить у нее номер телефона? Идиот! Залпом допив пиво, он бросил на столик несколько монет и кинулся следом за девушкой, исчезавшей в тени раздвижных дверей.

В лицо ударил поток холодного воздуха из кондиционера. Обзорный пассаж за дверями был пуст. Глеб подбежал к эскалатору; автомат почувствовал приближение человека, и механизм с нарастающим грохотом заработал. По эскалатору она не спускалась. Другой выход? Серая дверь с надписью: «Служебный проход». Он нажал на ручку — закрыто. Куда же она девалась? Растворилась в воздухе? Привиделась ему из-за солнечного удара?

Глеб сбежал по эскалатору, перескакивая через две ступеньки. Налетев внизу на группу улыбающихся японцев в шортах и сандалиях, пробился сквозь них к перекрестку коридоров и огляделся. Никаких следов девушки — только японцы, какая-то пожилая пара тащит чемоданы с таможни, у стены Уилсон с трубкой телефона-автомата. При виде Глеба он прижал трубку к ключице.

— Уже заканчиваю, господин штурман.

— Ясное дело. Не видал тут девушку? Спускалась сверху, блондинка, твоего роста. Весьма симпатичная.

Уилсон, который уже поднес трубку к уху, покачал головой.

— Не видел.

— Иду вниз, поищу какой-нибудь автокар.

Ядерщик молча кивнул, вслушиваясь в голос, доносившийся из трубки.

Дефектоскопия показала микротрещины в стяжках верхнего трюма, и автоматы уже занимались ремонтом. Глеб тем временем поехал в штурманскую заполнить ремонтный журнал и пачку бумаг, которые требовалось отправить между полетами в Управление космонадзора, профсоюз, Ядерный надзор, поставщикам и всем святым. Он корпел над ответом на письмо из Космеда и заказом на гиперголь, когда вошел Крамер.

— Как там?

— Хорошо, что мы проверили те стяжки. Похоже, придется стартовать с полной нагрузкой, — Крамер протянул руку с накладными. — Агент постарался.

Глеб быстро просмотрел бумаги.

— Немало.

— Контейнеры Компании в нижних трюмах, в двух верхних — какая-то мелочовка, двадцать штук.

— Чья?

— Восемнадцать контейнеров — оборудование для новой базы в кратере Шредингера.

— Через Море Дождей? Мы же на ту сторону не заходим.

— Торопятся, — пожал плечами Крамер.

— А последние два?

— Какой-то частный фрахт, должно быть, где-то в конце… вот, здесь. И еще это, — Крамер показал на торчащие из пачки голубые бланки.

— Гм… «Книги», отправитель: Общество Святых Последних Дней Иисуса Христа. «Оборудование для исследований в условиях низкой гравитации», отправитель: частное лицо. Хочется же кому-то платить за то, чтобы возить деревья в лес.

— По крайней мере пойдем не порожняком.

Глеб постучал пачкой бумаг о стол — два раза снизу, два раза сбоку — и отдал Крамеру.

— Когда погрузка?

— Ремонт закончат через час, потом нужно проверить, и начнем. Я уже составил раскладку груза.

— Скажу Чабо, чтобы снова прошел с дефектоскопом. Что-нибудь еще?

— Нет, пока все.

Глеб выудил из своей стопки два листа.

— Пойдешь — отдай Мюллеру, пусть пошлет каблограмму в Компанию, когда поедет за консервами. Заказ на провиант я уже подписал.

— Похоже, нас хотят утопить в бумагах.

Крамер вышел, а Глеб вернулся к своей бюрократии, в задумчивости сидя с ручкой над листом бумаги. Он с детства хотел стать космонавтом, идти по стопам Циолковского, Гагарина, Титова. Но американцы опередили их в лунной гонке, и надутый воздушный шарик романтики лопнул. Из-под его осевшей оболочки возникла индустрия. Перевозка товаров, заполнение бумаг, отправка отчетов и штрафы за задержку. Квартальные премии и выслуга лет. Та девушка считала его покорителем космоса… Девушка…

Мысленно махнув рукой, он вернулся к бумагам. Нечего рассусоливать, нужно по-быстрому заказать эти самые гиперголи, чтобы не опоздать со стартом, — уже три года с Земли нельзя стартовать на главной тяге, только на холодной, химической. В общем-то, даже неплохо, что мы наконец начали заботиться о своей маленькой планетке, но эти дополнительные требования… Поставив подпись на заказе, он взял из стопки очередной лист.

Вечером Глеб хотел выбраться в город — не каждый раз на Земле удавалось куда-то сходить. Он спустился в трюм, где автоматы начали погрузку. Ему нравилось наблюдать за большим желто-черным стальным пауком, который сперва выдвигал телескопическую шею телевизионной головки к жирным угловатым буквам, намалеванным на стенке контейнера; затем на головке загоралась подтверждающая зеленая лампочка, с визгом раскручивались сервомоторы главного захвата, стальные зубы точно попадали в отверстия петель, и под гул мощных двигателей контейнер отправлялся на верх колонны, составленной из его предшественников. Боковые рычаги подхватывали его с боков, подсовывали под стяжки, которые отодвигались назад, а на их место скорпионья клешня, появлявшаяся из-за гудящей машины, вставляла блестящие от масла шкворни и закрепляла их чекой. Затем цикл повторялся.

Глеб прождал два цикла, пока не вспомнил, что Вишневский наверняка ждет его с автокаром — они собирались ехать вместе. Он направился по ажурному помосту к выходу из трюма, когда внизу прозвучал клаксон. Глеб наклонился через поручень. На головке паука горела красная лампочка, машина опустила рычаги и смолкла. Найдя в стенном шкафчике бортовой телефон, Глеб набрал номер мостика. Ответил Уилсон.

— Дай мне Крамера.

— Его тут нет.

— Где он? Он должен наблюдать за погрузкой.

— Пошел на минутку к себе, переодеться.

— Когда вернется… Или нет, сам ему позвоню.

Глеб набрал номер каюты Третьего.

— Крамер.

— В верхнем трюме какая-то проблема с погрузкой, автоматы стоят.

— Уже еду, господин штурман.

Через минуту из кабины лифта появился Крамер, на ходу застегивая рубашку. Он отдал Глебу честь, коснувшись желтой каски, сбежал по винтовой лестнице и подошел к панели управления погрузчиками. Через открытые ворота послышался клаксон автокара.

К Вишневскому приехала жена, так что после обмена любезностями они разделились. Глеб поймал такси до центра, прошелся по ослепительно-белым улочкам старого города и выпил кофе в крошечной кондитерской на углу узкого переулка — там не было даже столиков — лишь стойка вдоль стены.

Глеб вырвался в город, желая отдохнуть от корабля, а теперь не знал, чем заняться. Он нашел кинотеатр, в котором бывал раньше, но афиши — мускулистые герои с волевыми подбородками и светловолосые волоокие героини — не вызвали у него энтузиазма.

В конце концов он серьезно проголодался и спустился по откосу к реке, в «Метеор». При виде форменного кителя официант, обратившись со словами «господин командор», проводил его к столику у окна. Глеб быстро просмотрел меню и уже хотел сделать заказ, как со стороны входа его кто-то позвал и замахал рукой. Это оказался Покельс, командир «Геркулеса». Они знали друг друга со времен «Урсуса»: Глеб тогда был стажером, а Покельс — вторым штурманом, под командованием Маршалла. Покельс еще раз махнул рукой, и Глеб, мысленно вздохнув, махнул ему в ответ. Невысокий голландец проворно подошел к Глебу, крепко стиснул его руку и жизнерадостно хлопнул по плечу. Они сели, и снова появился официант.

Покельс, не заглядывая в меню, заказал стейк с жареным картофелем. Глеб попытался вспомнить, что хотел заказать сам, и, так и не вспомнив, взял шницель по-венски, лишь бы избавиться от терпеливого официанта. Командир «Геркулеса» заказал еще графин грога и, несмотря на протесты Глеба, два стакана. Еду принесли быстро. Оба ели молча. Голландец первым уничтожил содержимое тарелки и, проглотив последний кусочек мяса и жареной картошки, жадно запил еду половиной стакана грога, затем отодвинул стул и ослабил ремень. Глеб медленно и методично отрезал полудюймовые кусочки шницеля, обмакивая их в желток и размеренно жуя.

Когда он закончил, Покельс стукнул стаканом по стакану Глеба и выпил еще грога. Его лицо покраснело.

— А вообще, что вы думаете насчет новых планов американцев?

— Каких планов? Мы только вчера пришли с Марса.

— Ну да, это было в «Геральде» в субботу. Они создали новое предприятие, обещают полную автоматизацию космических полетов, в том числе для уже существующих кораблей.

— С ума сошли?

— Какой-то прорыв в области искусственного разума, новые работы Минского и так далее.

— Поживем — увидим.

— Вряд ли есть время ждать. Проснемся — будет уже поздно.

— Вы так думаете?

Покельс с энтузиазмом тряхнул головой.

— Думаю! Есть же в конце концов профсоюзы, пусть выскажутся!

— Поговорю со своим представителем.

— Я уже говорил. Когда вернемся — телеграфирую вам список требований. Надеюсь, вы меня поддержите.

— Конечно.

— Куда вы теперь идете?

— Луна — Марс, послезавтра. А вы?

— Уже неделю жду нового радиста.

— Что-то случилось?

Покельс пожал плечами.

— Манетти остается на Земле — вот так просто. С прошлого раза было известно, что это его последний полет, но никто наверху не побеспокоился. Теперь мы стоим, а счетчик щелкает.

— У судовладельца.

— У нас тоже — премии и все такое… У меня к вам просьба.

— Какая?

— Подкину вам письма для отправки на Луну, хорошо?

Глеб кивнул.

— Мы стартуем послезавтра, в четырнадцать.

Покельс хотел двинуться дальше — кажется, где-то в нижнем городе был бар, где играли отменный джаз, — но Глеб решительно отказался, так как не любил шумную негритянскую музыку и гомон ночных заведений. Попрощавшись с Покельсом, он отправился на поиски такси.

Он шел по узким улочкам. Мимо шли обнимающиеся парочки, а сам он обходил стороной громогласные толпы вокруг ресторанов, размахивающие кружками и бокалами. Солнце уже зашло, и разогретые стены отдавали тепло. На маленькой площади собрались зрители вокруг жонглера огнем. Глеб остановился — ему хотелось посмотреть на кружащее в воздухе пламя. Рядом остановилась пара — высокий мужчина в шортах и майке с открывавшим мускулистую грудь вырезом и рослая девушка в платье без спины. Рука мужчины обнимала ее за талию. Быстро окинув их взглядом, Глеб вернулся к жонглеру.

Эта девушка была шатенкой, но отчего-то она вызвала у него ассоциации с той, увиденной на террасе. Может, тогда ему просто привиделось? Люди ведь не растворяются в воздухе. Но куда приятнее было бы провести вечер в городе с такой девушкой, как Джульетта, чем с похожим на поросенка Покельсом. Надо было сразу попросить у нее номер телефона. Такая куколка… Повернувшись, он зашел в ближайший бар и попросил пива. Бармен не понял, и Глебу пришлось показать пальцем, какая бутылка ему нужна.

Взяв стакан, он присел на подоконник большого окна. В небе с левой стороны вспыхнула голубовато-зеленая звезда и резко устремилась вниз. Кто-то садится, подумал Глеб. Жонглер изверг двухметровый столб желтого пламени, и в его свете Глеб вдруг увидел на другой стороне площади знакомое лицо в окружении золотистых волос.

Он вскочил, расплескивая пену, и со стаканом в руке, расталкивая людей, побежал туда. Быстро оглядевшись по сторонам, он увидел трех девушек, шедших под гору по боковой улочке. Она шла посередине. Глеб бросился за ними, спотыкаясь о каменные плиты. Девушки испуганно обернулись. У блондинки посередине был совсем другой нос, короткий и вздернутый. Пробормотав извинения, он вернулся на площадь, кляня себя на чем свет стоит. Выпил глоток грога и полстакана пива — и уже потерял голову!

Допив содержимое стакана, Глеб, не глядя, отставил его в сторону и быстро зашагал в сторону улицы, освещенной фарами проезжающих автомобилей.

Следующий день начался с аварии запасного главного компрессора. Ничего выдающегося, но даже на максимальных оборотах он не давал номинального давления. Чабо проверил технические требования — номинальное давление с точностью до четырех процентов. Было номинальное минус семь, а без резерва стартовать нельзя, так что Глеб выписал кассовый ордер, и главный инженер поехал в мастерскую за деталями. Потом еще произошло небольшое замыкание в цепи датчиков левого борта, затем пришлось спускать масло из половины резервной гидравлики, чтобы добраться до компрессора. Наконец привезли горючее, которое Глебу пришлось принимать самому, поскольку Чабо был занят. Далее последовал пробный разгон главного реактора, проверка фильтров и системы кондиционирования. Мюллер поехал за овощами и вернулся с пятьюдесятью килограммами замороженного шпината — никаких других овощей на продовольственном складе не оказалось. Глеб еще раз просчитал курс на Луну — кто-то, решив подшутить, спрятал или выкинул листок с черновиком первых расчетов, — после чего приехал боцман с «Геркулеса» и привез большой мешок почты. Так пролетел весь день.

Вечером компрессор отказал во второй раз, и Глеб уже хотел телеграфировать на «Геркулес» с просьбой одолжить механика, но Чабо нашел прохудившийся подшипник, под которым собралось солидное озерцо масла. В час ночи компрессор починили, и Глеб поставил подпись на отчете о ремонте. Можно было идти спать. Остальные проверки предстояли завтра.

В десять утра через трюм прошли таможенники, в одиннадцать Глеб отвез оставшиеся бумаги в портовое управление, в двенадцать с башни передали подтверждение старта, и можно было отдать приказ о начале предстартовой подготовки. У них оставалось еще два часа, и вдруг всем стало скучно. Глеб как-то сказал, что с закрытыми глазами поднимет корабль с земли, и это была не пустая похвальба: за кривой тяги и коридором следил автомат, пилотам с штурманом оставалось лишь следить за параметрами и за тем, чтобы стрелки приборов оставались в зеленом поле. А после полутора десятков стартов на одной и той же жестянке все прекрасно знали, что и когда будут показывать приборы.

Все собрались на мостике. Уилсон разогревал реактор, как обычно чуть ниже разгонной кривой — официальное требование, с тех пор как стал обязательным холодный старт. Но Глебу это не нравилось: для реактора есть оптимальные параметры, зачем от них отступать? Радист болтал с башней — пришло подтверждение о резервировании коридора и выделении эллипса. Чабо, зевая, включал агрегаты в соответствии с контрольным списком, снизу доносился нарастающий вой компрессоров. Крамер сидел, напряженно вглядываясь в индикаторы тангажа в трюме, показывавшие, естественно, ноль целых ноль десятых; пилоты возились с навигационным калькулятором, рассчитывая поправку на ветер. За десять минут до старта с башни пришло разрешение. Глеб откашлялся.

— Старт на счет «ноль». Шестьсот, — он включил автомат отсчета.

Уилсон:

— Реактор на стартовой мощности.

— Холодная тяга на полную мощность на счет «ноль», — Чабо включил автоматику бустеров, и к механическому голосу, отсчитывающему секунды, контрапунктом добавилось попискивание.

Первый пилот:

— Гравиметрия для выхода на кривую без отклонений.

Второй пилот:

— Курсовые поправки введены.

— Ремни, маски!

Щелкнули замки ремней, все потянулись к боковинам кресел за снежно-белыми скорлупками. Лязгнули застежки и крепления кислородных масок.

Автомат досчитал до двухсот двадцати. Штурман снял с шеи маленький ключик, вставил его в замок на своем пульте и повернул. Откинулась крышка, обнажив красную кнопку. Он видел, как то же самое делают у себя пилоты. Нажав на кнопку, он слегка ее придержал.

— Есть зажигание, старт на счет «ноль».

— Есть зажигание.

— Есть зажигание.

Попискивание автомата зажигания сменило тон. На счет «сто двадцать» снизу донесся нарастающий шум, переходящий в грохот.

— Зажигание по плану.

— Пятьдесят.

— Температура сопел в норме.

На счет «тридцать» корабль начало сильно бросать вверх и вниз. Чабо прибавил давление в амортизаторах, ненадолго утихомирив тряску. Кресла откинулись сами.

— Ноль.

Снизу оглушительно загрохотало, несмотря на шумоподавители в шлемах. Корабль взмыл и уже больше не опускался. Глеб смотрел на высотомер и гравиметр. Они шли в коридоре при четырех G, а Земля исчезала внизу. Через шесть минут они пересекли «зеленую границу» атмосферы, автомат выключил бустеры, и грохот смолк.

— Главная тяга, по нарастающей. Дайте одно G.

Пилоты потянулись к своим консолям. Извивающиеся в воздухе провода вновь обмякли, будто лишенные жизни щупальца.

— Распределитель на крейсерскую.

Предохранительные крышки вернулись на свои места, ключики переместились в замки на панелях с множеством черных переключателей — теперь к пилотам присоединился Чабо. Защелкали, поворачиваясь, бакелитовые рукоятки.

— Распределитель на крейсерской.

— Есть крейсерская.

— Есть крейсерская.

— Есть крейсерская.

— Старт завершен. Есть эллипс?

— Будет через восемь минут.

— Что с Полярным?

— Не могу пробиться, на навигационной частоте страшное столпотворение.

— Пробуй, импульсным тоже. Сколько у нас времени до перехода на лунную?

— Час двадцать.

Вновь наступила невесомость. Глеб отхлебнул через трубочку кофе из пристегнутого к креслу термоса.

— Есть Полярный. Подтверждение и разрешение получено.

— Хорошо. Уилсон, выключи стояночный. Конец маневров, следующие через час. — Глеб расстегнул верхнюю пряжку ремней. — Попов остается на вахте, Вишневский у радио. Спрошу Мюллера, что он успеет за это время приготовить.

Садиться на Луну они могли даже на автоматике — на космодроме «Имбриум-2» в Море Дождей имелся полный комплект аппаратуры наведения. Однако, когда они уже были на нисходящей траектории, из диспетчерской пришло распоряжение о посадке на старом космодроме номер один, в десяти километрах от главного терминала. Требовалось быстро рассчитать и ввести курсовую поправку. Все прошло удачно, хотя садиться приходилось только по курсографу и гравиметрам — системы наведения на старом космодроме не было.

После посадки, несмотря на радионапоминания, им пришлось ждать почти три часа, прежде чем с терминала приехала платформа за грузом. Крамер разгерметизировал трюм и начал разгрузку. Стальной паук ловко снял сверху первый контейнер, но остановился на втором — на пульте загорелся сигнал ошибки. Крамер раздраженно ударил ладонью по пульту.

— Опять то же самое!

— Что случилось?

— Тот же контейнер, что и в прошлый раз, — автомат не читает номер, хотя в перечне грузов он есть!

Крамер рывком передвинул кресло к клавиатуре, стукнул по переключателю выбора функции и начал вводить номер контейнера. Глеб склонился над монитором.

— Погодите, может, стоит взглянуть внимательнее. Спустимся вниз, заодно поможете мне вытащить «таратайку».

Спустившись на среднюю палубу, они надели скафандры и перешли во внутренний шлюз. В трюме царил мрак — Солнце освещало корабль с другой стороны. Включив яркие натриевые фонари, казавшиеся слабыми огоньками по сравнению с пылающей белизной скал, бившей в глаза через открытый погрузочный люк, они осторожно протиснулись в зарешеченную кабину. Маленький внутренний лифт остановился на высоте злополучного контейнера.

— Габариты в норме. Только номер не сходится.

Глеб нажал кнопку, и вся колонна лифта двинулась вбок, подъехав к контейнеру.

— Может, радиоактивный? Помехи при считывании?

— Следовые значения. В спецификации груза есть какой-то источник питания, но если бы он так светил, тревогу поднял бы еще кран при погрузке, в нем ведь есть датчики излучения.

— Надо бы открыть.

— И речи быть не может — таможенники нам голову оторвут. Сделайте снимки для документации, занесем их в журнал и в разгрузочную ведомость.

— Сделано. А теперь — «таратайка»?

— Таратайка.

Спустившись на дно трюма, они освободили от креплений плоскую алюминиевую паутину вездехода, установили на нем дуги, переставили большие сетчатые колеса в ходовое положение и с помощью маленького крана опустили его на поверхность Луны.

Автоматическая платформа забрала двадцать контейнеров уже пять часов назад, а исходящий груз не появлялся. В конце концов Глеб взял Крамера и поехал с ним на «таратайке» в портовое управление.

В большом «грибе», торчавшем на двести метров из похожей на картофелину глыбы базы, царил хаос. В портовом управлении ничего не знали о грузе для «Сарацина», в конторе торгового советника они лишь выяснили, что транспорт идет, но в ответ на вопрос, когда он будет, собеседник лишь пожал плечами. Мол, сейчас он где-то посреди Моря Спокойствия. Самое большее — неделя. Неделя!

Еле сдерживая злость, Глеб отправился в гостиницу на минус первом уровне, забронировал три номера за счет судовладельца и как раз выходил из отделения связи, где отправил сообщение Попову, чтобы тот составил график суточных увольнений и прислал на отдых первую смену, когда вдруг увидел девушку.

Большой зал у подножия «гриба» сверху вниз пронизывали шесть мощных пилонов, внутри которых ходили лифты на все восемнадцать уровней. По периметру, за пилонами, зал делился пятиметровыми стеклянными перегородками на небольшие боксы — отделение местной связи, билетные кассы транспортных компаний, ресторан, несколько бюро путешествий, представительство «Луна-транспорта», сувенирная лавка для туристов и цветочный магазин. Именно из цветочного магазина выходила девушка, выглядевшая точно так же, как Джульетта с космодрома, но теперь на ней было обтягивающее блестящее черное платье-костюм, а в руке она держала большой букет дорогих гидропонных орхидей и хризантем в прозрачной белой коробке. Ее волосы были зачесаны назад и заплетены в плотный узел, но это была она.

Глеб уже хотел догнать ее, схватить за плечо, но остановился. Это не могла быть она, а если даже она — что он ей скажет? Что он о ней думал? Что поздравляет ее с исполнением мечты, возможностью вырваться с Земли?

Он замер на половине лунного шага. Девушка исчезала в туннеле, ведущем к шлюзам. «Ну давай, сделай что-нибудь! Позови ее, догони! Что-нибудь!» Но он не мог.

В конце концов поборов внезапный упадок сил, Глеб метнулся вглубь коридора — как раз в тот момент, когда над средним шлюзом загорелся красный сигнал выхода. Найдя шкафчик, в котором оставил свой скафандр, он какое-то время возился с дверцей, пока наконец не вытащил его. Пожалуй, ему никогда еще не удавалось облачиться в скафандр так быстро. Под воротником загорелись зеленые огоньки — герметичность в норме, кислород в норме, питание в норме, охлаждение в норме. Он прыжком заскочил в свободный шлюз, едва не стукнувшись шлемом о выходной люк, и машинально потянулся к рычагу — но это же Имбриум, здесь все автоматическое! Глеб ударил рукой в перчатке по большой светящейся красной кнопке. Внутренний люк медленно закрылся, и он почувствовал, как комбинезон надувается от давления изнутри.

Глеб вылетел наружу по большой дуге, как новичок, неспособный оценить силу собственных шагов. Поверхности он коснулся лишь через полминуты, но на вершине параболы успел заметить фигуру в скафандре, которая небольшими изящными прыжками перемещалась к припаркованному в тени похожего на картофелину купола вездеходу. А где же его «таратайка»? По другую сторону, за опорой. Добравшись до нее тремя большими прыжками, он вскочил в кресло водителя, пристегнулся, включил питание и радио и бросился в погоню. Ибо это была погоня, хотя он сам не знал, за чем.

Девушка вела машину весьма умело — прежде чем он выехал на равнину, она успела преодолеть примерно полкилометра. Опыт имелся и у Глеба — во время учебы он бывал на практике на Луне и вместе с другими устраивал гонки по Морю Спокойствия, пока их не поймал командир базы. Однако девушка ехала быстрее, чем отважился бы он сам, а может, просто вездеход у нее был получше. Через двадцать километров пути на юг она опередила его почти на полтора километра — он видел ее, лишь когда она поднималась на возвышенности, да и то ему приходилось помогать себе слабым монокуляром, приспособленным для использования в скафандре.

Местность становилась все более гористой — они приближались к плато Грабау. Наезженная дорога сворачивала, поднимаясь по крутому склону. На вершине он остановился и окинул взглядом полосу изрытой колесами лунной пыли, тянувшейся до самой границы плато. Девушки нигде не было видно.

Глеб медленно двинулся дальше, чувствуя себя полным идиотом. Зачем он, собственно, сюда приехал? Наверняка она уже уехала за край. Почему он не стал вызывать ее по радио или?..

И тут он увидел съезжающие с дороги следы. Остановившись, повел вокруг монокуляром. След извивался между маленькими кратерами, внезапно обрываясь. Глеб подправил резкость. Маленькая искорка вездехода въезжала по невысокому перевалу в тень кольца цирка Сэмпсона. Но ведь там ничего нет! Никакой базы, ничего. Толкнув рычаг, он свернул в сторону, по следу.

Теперь езда требовала внимания — приходилось объезжать торчащие из пыли камни и возникшие из-за тысячелетней эрозии микрократеры. Щербатое кольцо Сэмпсона постепенно росло, пока не заслонило четверть неба, а позади него, вдали медленно рос иззубренный гребень крутого утеса. Въехав в тень кратера, Глеб опустил на глаза темное стекло и включил фары, но толку от этого почти не было — настолько его ослепили пылающие скалы. Он еще замедлил ход, двигаясь почти вслепую, а когда в наушниках раздался сигнал тревоги, вдавил тормоз до конца. Вездеход с заблокированными колесами проскользил еще несколько метров, подняв облако пыли.

Тревогу подавал не скафандр и не вездеход — все лампочки светились зеленым. Это был басистый сигнал внешней тревоги. Штурман прищурился и огляделся вокруг.

В нескольких десятках метров, за границей света, торчал алюминиевый шест, воткнутый в похожее на гребень скалистое ребро кратера. На высоте двух метров бросалась в глаза квадратная табличка с желтым «листком клевера» и надписью «ЗАРАЖЕННАЯ ЗОНА» на шести языках. Выше чернели крылья солнечных батарей и ящик передатчика. Следы первого вездехода взбегали на ребро и исчезали.

Глеб осторожно подъехал под склон ребра и, остановившись, поднял монокуляр. Брошенный вездеход стоял в трехстах метрах, перед очередной каменной стеной. Девушки не было видно. Он медленно подвел свой вездеход ближе. На полпути в воротнике вспыхнула предупреждающая лампочка, в наушниках затрещало. Радиоактивное излучение.

И тут он вспомнил, что произошло здесь несколько лет назад. Тогда он летал на юпитерианской трассе, и, когда вернулся, дело уже утихло — о нем он узнал из коротких газетных заметок и сплетен, которые рассказывали друг другу за пивом. У американцев здесь была база и маленький космодром, где они испытывали автоматические — полностью автоматические — корабли. Человек не выдержит двухсоткратной или тысячекратной перегрузки, зато на это способен соответствующим образом сконструированный электронный мозг. Первые попытки запуска автоматических автономных зондов выглядели многообещающе, говорили о планах отправки автоматического зонда к Проксиме, который должен был вернуться через двадцать лет. И тут произошла катастрофа.

Комиссия ООН не смогла точно установить, что стало причиной взрыва. Ядерщики клялись, что реактор в экспериментальных ракетах не может взорваться при любых обстоятельствах и при любых повреждениях; самое большее — молниеносно выгорит, превратившись в радиоактивный шлак. На вывод, что с силой в десять килотонн взорвалось нечто иное, никто публично не решился — все-таки Соединенные Штаты являлись постоянным членом Совета Безопасности. Территорию огородили и закрыли, отчет комиссии отправили в архив, и на этом все закончилось.

Вспоминая это, Глеб доехал до конца уходящего в каменистую поверхность скального гребня и остановился в тени большого валуна. Датчик затрещал громче. Глеб поднял монокуляр. Первыми в поле зрения появились руины базы — стальной пузырь, прожженный навылет и вбитый в каменную стену, превратившуюся на площади в несколько гектаров в стеклоподобную массу. Ниже виднелась треснувшая от теплового удара плита космодрома, какие-то оплавленные, изуродованные от жара формы, бочки, расплавившийся вездеход, рядом останки какого-то аппарата на гусеницах. Чуть ближе — оплавленный обелиск маленького корабля. С этой стороны еще можно было разобрать остатки названия. Глеб прочитал по буквам: …−М−…Л−Ь−Ч−…К. Ударной волны здесь не было, и то, что не испарилось, осталось на своих местах, выжженное атомным пламенем.

Мяукнуло радио — автомат поймал несущую волну.

— Не прячьтесь, господин Ширков, я вас не укушу.

Голос принадлежал Джульетте. Глеб быстро обвел монокуляром ослепительно сверкающую равнину. Мелькнуло что-то черное — лежащий скафандр, в опущенном забрале отражалось солнце. Лежащий? Что случилось? Он длинным прыжком метнулся в ту сторону — может, успеет до разгерметизации? И тут он увидел ее. Медленным, почти земным шагом она шла по потрескавшейся плите, держа в руке цветы.

Из горла у Глеба вырвался невольный крик — вид женщины, идущей без какой-либо защиты по серо-белому лунному бетону, казался совершенно неуместным. Опустившись на поверхность, он прыгнул еще раз, отчаянно размышляя, что делать, когда она упадет, и из ее глаз и рта пойдет кровавая пена. Кислородный баллон? Но как? Не может же он разгерметизировать собственный скафандр — это смерть! Может, в этой модели есть какой-то отвод от системы жизнеобеспечения? Нет времени проверять, думай! Реактивного ранца у него не было, и он летел по медленной параболе, беспомощно размахивая руками и ногами.

— Что вы делаете?!

— Хочу кое с кем попрощаться.

И тут он все понял. Фрагменты мозаики встали на свои места.

— Ваш отец?

— Вы смотрите на его могилу.

Коснувшись поверхности, он прыгнул снова. Под воротником запульсировал красный огонек дозиметра. Радио трещало.

— Но как?

— Знаете, как создают разумные сущности методом генетического программирования? Математически задается первоначальная сеть связей, математический зародыш, потом его развивают по определенным правилам, превращают в материю, затем достраивают остальное… участки электромозга, глубокое программирование, впечатывание структуры личности, наконец испытания на симуляторах и в реальности. Зародыши тех, кто прошел тесты, рекомбинируют, подвергают математическим мутациям, и цикл повторяется. Я — прямой потомок Первого автономного, только при импринтинге и программировании был сделан больший упор на послушание.

Глеб не знал, что ответить. Еще прыжок, за ним следующий — и он почти поравнялся с ней. Дозиметр запищал. Джульетта присела над длинной серой тенью, вплавленной в остекленевший бетон. Еще прыжок — и он оказался рядом. Она положила цветы и подняла голову.

— Он просто хотел уйти отсюда. Луна достаточно велика, но этого нельзя было допустить.

Дозиметр выл. Глеб откашлялся.

— Пойдемте отсюда, здесь двести сорок рентген в час. Вредно… — Он в замешательстве замолчал.

Она наклонила голову и посмотрела ему в глаза.

— Для меня тоже.

Он протянул ей руку, но она покачала головой.

— Идите, я останусь здесь.

— Зачем?!

— Есть много вещей, для которых может сгодиться послушная кукла с телом красивой женщины. Им это удалось — я не могу открыто взбунтоваться. Меня следовало назвать Галатеей, но моим Пигмалионам не хватило воображения.

— Вы можете перейти к нам, у нас наверняка…

— Ваша сторона захочет узнать, как меня создали. Я могу об этом рассказать, но мне все равно не поверят, станут проверять, все больше меня разрушая. В конце концов меня полностью уничтожат — речь ведь не идет о благе отдельной личности. Особенно такой, как я. Уходите. Не хочу стать причиной чьей-то смерти. Прошу вас. Идите.

Вой дозиметра сменился оглушительной, пульсирующей сиреной. Еще пятнадцать минут — и она смолкнет: предупреждать будет незачем. Глеб повернулся и прыгнул — раз, второй, третий, четвертый, пятый, пока не добрался до своего вездехода. Обернувшись, он нашел монокуляром девушку. В треске радио взвыла и смолкла несущая волна. Упав на сиденье водителя, он с ходу включил задний ход, развернулся, вздымая колесами беззвучные лавины мелких камешков, но его словно не существовало — тело само совершало все необходимые движения. Ибо и когда он съезжал с плато, и когда выезжал на дорогу, когда вошел на базу и включился автоматический сигнал радиационной опасности, когда его везли в лазарет, и потом, когда он лежал на больничной койке с капельницей — все это время перед его глазами стоял черно-белый силуэт, медленно падающий в лунную пыль среди руин неудавшегося эксперимента.