18. По дорожке оранжереи, толстому стеклу, за которым простирался с россыпью звезд бесконечный космос, шел Хон - полупрозрачная и, кажется, невесомая тень, силуэт, призрак. Он неестественно прямо держал спину, поворот головы был особенно медленный, а походка - стремительной и плавной необычайно; он будто парил, а сквозь голые ступни был виден пол, которого они едва касались. Потом Алэн увидел его глаза. Хон-призрак в этот момент поравнялся с его укрытием, остановился, повернулся в его сторону и несколько секунд смотрел неотрывно. Они излучали свет ...совершенный черный свет, его глаза. Он видел их перед собой и был уверен, что они видят его, если только были на это способны. Алэн не выстрелил только потому, что не понимал, какая опасность может исходить от этого безтелесого создания. Ответ пришел сам собой, едва Хон-призрак двинулся к нему через заросли, когда каждый его шаг отмечался выжженной травой, черным следом, когда каждое его прикосновение к кустарнику ли, к лианам ли, деревьям ли, их листьям, - все обращало в пепел... Алэн больше не медлил; еще не зная, поможет ли это ему, нажал на курок: смерч невидимого огня прошел через Хона, его силуэт вспыхнул и испарился. "Сколько у меня времени? Не более получаса...", - думал он уже о сыне. Алэн оставил его в пассажирском блоке, в ближней ко входу резервной капсуле, на нем был его корсет "Стелс-Мэйджик". Голубой туман, который казался ему сейчас самым страшным врагом, захватил бы ее последней... "Полчаса форы...", - повторил он, отступил назад и скрылся в высокой траве.
* * * Хон-призрак появился в проходе внезапно. Луи Сантано, заметив его, опешил: экс-Хон был гол и белесо-прозрачен. Командор видел сквозь него соседние капсулы, пол и стены, и лампы освещения, но все словно в предрассветном тумане! Дон Ричи, напротив, словно именно таким его и ждал: встретил молчаливо, тотчас направился к нему, стараясь не смотреть. Потом он вошел в него, как входят в тень. "Где близнец?" "Нас стало трое". "Но он на свободе и жив". "Да. И сейчас он в нижней оранжерее". "Тебе следует находиться около президента. Одно твое присутствие может отпугнуть его". "Я все понял". Но диалога этого Луи не слышал. Уста Дона не разомкнулись, а тень оставалась тенью. Луи Сантано смог что-либо вымолвить не раньше, чем экс-Хон покинул их. "Что все это значит, Дон?" Охранник не удостоил его ответом, лишь знаком приказал следовать за собой.
* * * Алэн долго пил и долго умывался. Бассейн не был глубоким; дно, до которого можно было дотянуться рукой, выстлала крупная галька, и среди камней пряталась королевская форель. Он подумал, что в этом, наверное, и есть главное отличие этого леса от настоящего - здесь не было ощущения жизни, как и не было ее присутствия, кроме, может быть, этой рыбы. Он смотрелся в зеркало чистой, как слеза, воды и точно не узнавал того, кто смотрел на него. Кажется, впервые за последние годы он увидел свое отражение так близко, кажется, впервые он мог разглядеть себя, позабыв о суетности бытия и лицемерии перед самим собой. Он здорово постарел. Конечно, он был моложав, но сколько же собралось этих мелких морщинок у усталых глаз, покрупнее - на высоком лбу или вокруг у рта; его желтая кожа ему же напоминала пергамент, что нашли среди древних раскопок... Горелый запах. Он вновь услышал этот горелый запах. Он лежал у воды, опираясь на руки, на песчаной, цвета яичного желтка, отмели и затылком почувствовал приближение врага. В следующую секунду Алэн исчез. А у бассейна остались два призрака, две тени, два силуэта... Хона-телохранителя.
* * * "Сэр, как ваше самочувствие?" - звенящим голосом спросил робот-официант, склоняя над лежащим в крови человеком свое угловатое, одетое в красную с желтым ливрею туловище. Алэн открыл глаза. Лицо манекена было тупо-вежливо-безучастно: "Разрешите вызвать вам стюардессу для оказания медицинской помощи?" Алэн отказался вполне корректно и в то же время настойчиво. Перспектива, что забота дотошного робота привлечет внимание охраны президента, его совсем не устраивала. Робот предложил виски, содовую и еще какую-то воду Алэн не расслышал; он пытался сориентироваться, где находится. Это был ресторан-клуб, и как того он, телепортируясь, и хотел - самый отдаленный его уголок; к тому же от зала его заслоняла стойка бара. Единственное, что было в поле его зрения, - вход в пассажирский блок. Силы оставили его, кровь проступала даже сквозь кожу капельками пота. Он почти умирал, но знал: если отлежится хотя бы десять минут, то придет в норму. А тут, как нарочно, этот робот. Официант с электронными мозгами продолжал свои попытки ему угодить и, кажется, входил в раж: "...также у нас имеются экзотические блюда Вероны, возможно, вам понравится запеченная чешуя "ихтиона" или легкие гигантской перепелки. Знаете ли, они в собственном соку просто великолепны..." Алэн прервал его и на этот раз довольно грубо: "Ты надоел мне, приятель. Проваливай, и чтоб я тебя не видел". И официант точно обиделся, не задерживаясь ни на секунду, укатился на своих роликовых ногах. Ресторан-клуб заливало солнечным светом. Алэн подумал, что глазам, не находись он в тени стойки, в его теперешнем состоянии было бы нестерпимо больно. Музыка давно смолкла, и только щелкающие удары бильярдных шаров друг о друга иногда прорезали тишину. Неожиданно он вновь услышал робота-официанта, но говорившего с кем-то на некотором отдалении от него. "Сэр, позвольте мне обратиться. В вверенном мне секторе находится раненый пассажир. Не порекомендуете ли вы мне вызвать стюардессу для оказания ему медицинской помощи?" Алэн с трудом поднял голову. У стеклянных дверей пассажирского блока помимо электронного служащего стояли также командор и начальник президентской охраны. Доклад о чрезвычайной, согласно инструкции, ситуации уже грозил вылиться нескончаемым потоком слов, как Дон Ричи перебил робота: "Где он?! Показывай!"
19. Я ненавижу свою память. Я ненавижу ее многократное эхо. Я ненавижу Харон. Алекс почил в славе. Мы простились с его именем, с единственным, что осталось у нас пришедшим за ночью днем. И виски были особенно горьки, а безмолвие - лучшим тостом. До полудня все пребывали в оцепенении. Нет, это не было бездействием, но лишь одна мысль, словно одна, черная, во все небо грозовая туча, заслонившая все мысли другие, руководила нашими глазами и нашими поступками: "Что происходит на этой мистической планете? Какая сила повелевает нами, точно игрушечными героями, с неизменным своеволием вдруг внося в страшный сценарий невозможные редакционные правки?" Мы насиловали электронный мозг, пытаясь с его помощью заглянуть в неведомое, узнать, что предначертано нам, почему Харон... А в полдень Клод, как старший, принял решение переместить лагерь на шестьдесят километров "условно севернее". Мы бежали из этого места, как из проклятого. Спустя час платформа лагеря поднялась в воздух. На высоту двести метров. "Ветер... бывает ли здесь ветер?" - спрашивали мы себя, не находя ответа. - "Бывает", - утвердительно зло, громко, скоро произнес Харон. Клод сидел в дежурном кресле. Арно - от него справа, Мигель - слева. Я - у капсулы Фредерика проводил медицинские тесты. Сначала мы услышали гул. Он возник сразу, монотонный и всепоглощающий, его можно было сравнить с охотничьим рогом, но трубили в него неумело и бесконечно, и нельзя было понять - приближается он или нет. Услышали все одновременно. Заговорил Клод: "Источник звука визуально не наблюдается, находится "условно южнее" в двадцати двух километрах, перемещается со скоростью три тысячи метров в минуту, направление..." Он шел за нами. Мы решили опуститься на поверхность планеты и окружить себя силовым полем; нам достаточно было бы полминуты, чтобы осуществить этот маневр, но Харон и в этот раз спутал наши карты. Мы опять услышали Клода. Как автомат, он стал повторять за электронным мозгом все новые и новые поступавшие данные: "Силовое поле под нами, высота сто метров... Силовое поле над нами, высота - триста... Второй источник звука "условно севернее", дистанция пятнадцать километров, скорость три тысячи метров в минуту... Третий источник... Четвертый источник..." Нас будто посадили в каменный мешок, где стены медленно, но неумолимо надвигались одна на другую.
20. Жирный кровавый след на полу обозначил его путь - за угол соседней стойки, за технологическое оборудование кухни, расположившееся повсюду вдоль стены ресторан-клуба, где находился бар. Алэн дал себе отдых, спрятавшись за вакуумной камерой со стеклянной дверцей; в ней на легковесных полках красовались, наверное, многие из тех экзотических блюд, что так сватал ему робот-официант. В голове бил молот, руки дрожали и не могли найти кольт. Наконец, это ему удалось. Немой залп невидимого огня. И, кажется, вентиляционной решетки не существовало вовсе. "Это он", - донеслись до него чьи-то отдаленные слова. "Он ранен?" - спрашивал кто-то другой. Алэн преодолел себя, разорвал усталость и наброшенную на плечи сонливость, увидел серебристое тело вентиляции и в следующий миг, точно змея, ушел в него с головой. Почти сразу сюда же подошли Дон Ричи и Луи Сантано. "Вы полагаете?.." - не отрывая взгляда от окровавленного металлического края, от отверстия, в которое могла пролезть, в лучшем случае, голова, но никак не плечи мужчины, полный здравого скепсиса спросил астронавт. "Командор, Алэн Лаустас перенес себя сначала в нижнюю оранжерею, а затем в ресторан-клуб. Подобный же трюк для него, надо думать, детская шалость". "Не могу поверить... Итак, он разведчик". "Чем не самое совершенное орудие убийства?" "Готов с вами согласиться. Однако не понятно - ради чего он ввязался в историю с похищением ребенка?" "Мы узнаем это, когда поймаем его. Он нужен мне живым. Что скажете, командор, где теперь может быть Алэн Лаустас?" "Кажется, у меня есть ответ".
* * * Мышцы наливались силой, и мозг обрел ясность мысли. Алэн не знал о Мэри, и бегство пассажиров к капсулам он отнес на счет случайно просочившейся информации о самоубийстве. Но никому ничего не было известно о том, что смерть пришла на "Леонардо да Винчи", - в этом он был уверен. Бороться с голубым туманом, проводником червей Мортакса, человек был пока не в силах. Как вода, находящаяся внутри изолированной сферы, окажись она под давлением, просачивается сквозь металл, так и голубой туман, достигая определенной концентрации, не знал преград. И, так же, как в прошлом, во время эпидемии чумы, теперь трупы уничтожались, а зараженные зоны обносились кордонами. Самым логичным в ситуации, сложившейся на "Леонардо да Винчи", как ее понимал Алэн, было бы переместить всех пассажиров модуля D в модули В, С и либо возвращаться на Землю, либо ожидать спасательного крейсера, который мог бы снять и пассажиров, и экипаж с зараженного звездолета, и в том, и в другом случае уповая на то, что спасение придет раньше, чем смерть настигнет людей. Впрочем, Алэна сейчас больше занимал вопрос, как переправить сына в безопасное место. Его внутренние резервы были исчерпаны, и он едва ли мог телепортировать себя в ближайшие сутки-двое. Идти напролом? Ближайший вентиляционный люк был от него, наверное, в десяти метрах. Он стал змеей. Он двигался быстро - подобно молнии и бесшумно - подобно ветру. И вот решетка над ним. Осталось ее уничтожить и вытолкнуть свое тело из трубы, встать на ноги и оглядеться. Залп. Решетка растаяла в воздухе. "Времени было достаточно. Они должны были уйти". В следующее мгновение он был в ресторан-клубе. Но полный солнцеподобных ламп потолок подпрыгнул, стены зашатались, рухнули, и глаза залила теплая кровь... В этот раз он недооценил своих врагов. "Почему вы решили, что он появиться именно здесь?" - встав над потерявшим сознание противником, спросил Дон Ричи. "Не знаю. Это был ближайший выход. Надеюсь, этим военные действия на моем корабле ограничатся? Я оставляю вас; полагаю, меня ждут в ЦУПе. Кстати, по случаю поимки последнего террориста могу ли я освободить пассажиров?" - не слишком довольный всем происходящим, говорил Луи Сантано. Лицо Дона Ричи, казалось, всегда безучастное, вдруг изобразило искреннее сожаление. "Право, командор, я тоже был рад нашему знакомству. И, поверьте, мне бы не хотелось делать того, что я должен сделать". "Насколько я понял, пассажиры остаются в капсулах?" "Я не о том, командор, - покачал головой Дон Ричи, - хотя пассажиры действительно не смогут теперь покинуть капсул до самого Антарекса... Я о вас. Вы не должны были видеть того, что видели...". "Черт вас возьми, о чем вы?.. Никак об этом призраке одного из ваших охранников?" Луи не договорил. Дон Ричи поднял на него свой кольт и одним выстрелом снес командиру "Леонардо да Винчи" голову.
21. Ресторан-клуб заливало ослепительным солнечным светом. Было слышно, как играет в бильярд президент, иногда редкие его замечания самому себе. "Я бы рекомендовал вам сообщить экипажу о гибели командора", - раздался позади Дона Ричи голос робота-официанта. "Прибери здесь", - ответил он. Как охотники, завалив какое-нибудь крупное животное, берут его за ноги и, волоча по земле, перетаскивают к своей стоянке, так и Дон Ричи взялся за Алэна Лаустаса; он тянул его за собой, шел очень быстро - на неровностях пола, на ступеньках перед бассейном голова его добычи подлетала и билась, иногда в кровь, - он не оглядывался. При его приближении Ля Кросс оставил свое добровольно-вынужденное занятие - изрядно надоевший ему бильярд - и, опершись на кий, встречал его, мрачнея с каждой секундой. "Где командор, Дон Ричи?" - прежде всего, спросил он. "Его убил этот человек, сэр". Ля Кросс в бессильной ярости заскрипел зубами, с легким наклоном головы глянул на прозрачный силуэт Хона и вновь на Дона Ричи. "Мне могли бы не лгать". "Покорно прошу простить меня, сэр. Я лишь исполнял свой долг". "Хорошо, Дон, - кажется, смирился президент. - Но я хочу лично сообщить экипажу о смерти его командира и принести мои соболезнования. Как я понимаю, опасность миновала?" "Можете быть в этом уверены, сэр. Скажу больше, я надеюсь, что эта голова стоит наших усилий; полагаю, мы обезопасим не только ваше настоящее, но и будущее. Не хотите узнать, что на уме у этого террориста?" "Без меня...". Ля Кросс решительно положил кий на бильярдный стол, направился было к переходному отсеку, но, видя, что его собрались сопровождать два телохранителя, брюзжа слюной, разразился бурной и длинной тирадой, решительно настаивая, чтобы его оставили в покое. Последние его слова были: "Меня скоро стошнит, господа, от вашего присутствия". После чего Дон Ричи негромко молвив: "Как вам будет угодно, сэр", - скрепя сердце, знаком вернул Корна и Роса. О строптивом и капризном своем подопечном Дон Ричи забыл сразу, как только тот ушел. Он склонился над Лаустасом, взял его под руки, приподнял и поставил на ноги еще бесчувственное тело. Хон-призрак понял его без слов, приблизился - и с этим телом слился в единое целое. Дон Ричи отступил от Алэна и встал, в ожидании. Подобный в первые минуты, быть может, зомби, почти бездыханный, бледный, голова в крови, с полузакрытыми и закатившимися глазами, белки пугали, через минуту Алэн ожил. Взгляд стал осмысленным. И только потом в его глазах промелькнуло недоумение. Алэн сейчас был беспомощен, как дитя - он осознал это... "..И смирился", - подумал Дон. Что произойдет затем - Дон тоже знал: его жизненные силы восстановятся, и мозг станет той губкой, которую Хон выжмет до последней капли. А после Алэна Лаустаса уже не будет, останется только животное, способное лишь есть, пить, спать и оправлять естественные надобности, - существо без разума... Хона выбросило из чужого тела вслед за яркой вспышкой. На мгновенье свет в ресторан-клубе погас, а когда зажегся, Алэна не было. Едва различимый силуэт Хона-призрака таял на глазах. Дон не медлил. Вошел в него. "Что случилось?" "Ты все видел. Он оказался сильнее". "Что ты успел прочесть?" "Он не принадлежит к "лиге". И еще... "голубая смерть" на "Леонардо да Винчи". Экипажу об этом ничего неизвестно". "Куда он телепортировался?" "...Я ухожу...". "Прощай...". Когда Хон-призрак исчез, в нижней оранжерее исчезли оба его двойника, теперь навсегда.
22. Ник, словно впервые, рассмотрел Кэтти. Она была миловидна. Ее зеленые раскосые глаза излучали искренность, но полуоткрытый чувственный рот пленял порочностью. Он подумал, что она почти одного с ним роста, что у нее отличные ноги, и - с сожалением - о плоской груди. - Что бы ты ни говорил, а это мой пятый рейс. А у тебя - второй..., смеясь, говорила она, обнажая ровный ряд белоснежных зубов. - Я буду рад, если ты поделишься со мной кое-каким жизненным опытом, сказал он, понимая, что выражается двусмысленно. Она сделала вид, что не поняла его: - ...я была на Шорте, Рабле, Вольтере, ...была на Трэпе. - Трэп? - Вот видишь, ты даже не знаешь, что Трэп - это древнее название Новой Австралии. Ник отпил глоток ликера и глубже уселся в кресле, краем глаза увидел, как Рэг показал ему, что за него болеет и поднимает бокал, правда, нисколько не изменив своей, сегодня особенно мрачной, физиономии. И подумал: "Кэтти, конечно, прелесть, но щебечет без умолку". - Кажется, припоминаю. С этим именем связана некая любопытная история? - Легенда. Ты знаешь ее? - Отрывочно. - Тогда слушай. Его уколола другая мысль: "Через полчаса мне садиться в кресло у пульта. Лучше бы пошли к ней. Хотя, так или иначе, а полчаса для первого раза маловато...". - Это было время первых экспедиций к звездам. Планеты были безымянны и имели лишь индекс звездной системы да порядковый номер. Имена давали колонисты. Эту планету назвали Тропик-80. Без прикрас, зато, как казалось поселенцам, очень точно. Здесь было влажно, и все очень бурно росло, а 80 - это было число колонистов, которые прилетели сюда с первым кораблем. В те далекие времена еще не было разведчиков, кто ставил бы диагноз стоит ли осваивать ту или иную планету. Но первопроходцы были мужественными людьми. Они пришли на пустое место с верой, что построят города. С надеждой на будущее. И, если потребуется, готовы были за это сражаться. Автохтоны не были многочисленны, и, главное, были разрозненны. Их никто не видел воочию днем, но узнавали ночью, когда их тела светились. Светящийся силуэт напоминал человеческий. Они жили парами и были бездетны. Никто не знал, как они размножаются и чем питаются. Они были безголосы и, кажется, дики, и потому не могли найти с пришельцами общего языка. Одни говорили на языке силы и Высшего разума, Высшего разума и силы, другие - на языке инстинктов. Автохтоны не были многочисленны. О войне колонисты не говорили. Только об охоте, которую и вели по всем правилам. И всегда ночью. В плен никого никогда не брали, поскольку никогда не находили тел, хотя видели, как после смерча огня из всевозможного оружия светящиеся силуэты осыпаются, будто разбитые зеркала. Так очищали территории. Так шло время. А победы все не было. Те, кому Тропик-80 принадлежал изначально, словно вырастали из земли. С каждым днем их становилось все больше. Никто уже не говорил об охоте, все боялись слова "война" и остерегались выходить за пределы крепости. Никто не говорил об охоте, об облавах забыли. Покидали крепость, чтобы добыть пищу или по другой надобности, с эскортом вооруженных до зубов колонистов, специально для этой цели отряженных. Из 80 осталась половина. Но, когда в космопорте, что находился в нескольких километрах от крепости, сели один за другим три десятка кораблей с новыми колонистами, все с облегчением вздохнули. А когда узнали, что с ними пришла настоящая, хорошо обученная армия, поверили в войну. "На этой благодатной планете останемся только мы", - как один твердили все три тысячи колонистов. И через три дня Великое Сражение началось. Ночью... Кэтти немного устала и остановилась, чтобы перевести дыхание. - Я знаю концовку, - в тон ее рассказа тихо с чувством произнес Ник. - Той же ночью в космос ушел сигнал: "Их сотни тысяч. Мы бессильны. Это ловушка...". - Ловушка по-английски - Трэп. - Да. Отсюда вроде бы и пошло ее название... - А что же там произошло? - Не знаю... В конце концов, это только легенда. Но, согласно ей, никто из тех трех тысяч первых колонистов не выжил... "Президент Новой Австралии, г-н Ля Кросс", - услышали находящиеся в ЦУПе астронавты. Электронный сторож, озвучивший представление посетителя, ждал дальнейших указаний. Кэтти и Ник невольно переглянулись друг с другом. Рэг Гамильтон пружинисто встал. - Мы же не будем держать его у порога, - с сарказмом заметил Ник. - Сиди. Я узнаю, что ему надо. Ля Кросс, увидев вышедшего к нему из переходного отсека астронавта, натянуто улыбнулся и проговорил слова приветствия. Лицо Рэга Гамильтона было непроницаемо. - Чем обязан, г-н президент? Было видно, что Ля Кросса несколько смутил холодный прием, но он быстро овладел собой и, стараясь сохранять официальность, попросил провести его к первому помощнику командора. - Добро пожаловать..., - все так же сухо приглашал Рэг. Кэтти и Ник Крашпи, увидев президента, напротив, казалось, были расположены к более радушному приему незваного гостя и тотчас вышли из бара ему навстречу. Однако лицо Ля Кросса и тон, каким он заговорил, отнюдь не предполагали общения в непринужденной атмосфере: - Господа, прежде чем сообщить о цели моего визита, я хотел бы быть уверен, что среди вас находится тот, кто по должности и званию может замещать командора "Леонардо да Винчи". Ник Крашпи выступил вперед и с поклоном представился: - ...К вашим услугам. Ля Кросс выдержал паузу и произнес: - Мне очень жаль, сэр, но несколько минут назад ваш командор был убит террористом "лиги", - затем прибавил, окинув взглядом остальных, - Мне очень жаль, господа... Примите мои искренние соболезнования. Астронавты будто окаменели. - Господа, если позволите, после того, как вы объявите о гибели командира всему экипажу, я хотел бы лично принести своё сожаление по этому поводу вашим коллегам. - Располагайтесь, г-н президент, в баре. Кэтти к вашим услугам, - согласно кивнул ему Ник Крашпи и обратился ко второму пилоту: - Рэг, я хочу всех видеть в ЦУПе через пять минут. - Есть, сэр... Рэг Гамильтон отправился к своему креслу и ввел команду "Общий сбор". Ник Крашпи занял у пульта рабочее место командора. - Что будете пить, сэр? - в это время спрашивала Катрин у президента. Он видел, что ее глаза полны слез, и спросил, как можно мягче: - Как вас зовут? - Катрин. - У меня к вам просьба, Катрин. Посидите со мной. - Хорошо, сэр. - Я не слишком утомлю вас, если задам несколько вопросов? - Нисколько, сэр. - Давно летали с командором? - С первого рейса. Третий год. - Он был женат? Были дети? - Да. И у него остались три сына. - Скверно. Как это скверно. - Его поймали? Его убийцу... - Да, Катрин. У меня хорошая охрана. Даже слишком. Красное сияние переходного отсека не успевало сменяться белым светом. Один за другим в ЦУПе появлялись пилоты, стюардессы, инженеры, врачи. Через пять минут Рэг Гамильтон рапортовал Нику Крашпи, что все четыре смены экипажа "Леонардо да Винчи" собрались в ЦУПе. - ...с вами, сэр, двадцать семь человек. Отсутствует врач первой смены Александр Короб. - Почему? - жестко спросил Ник Крашпи. - Я пытаюсь это выяснить. - Рэг, лично приведите его сюда. Если понадобятся стимуляторы, чтобы поставить его на ноги, хоть лошадиную дозу ему вводите. - Слушаюсь, сэр... Рэг уже подходил к переходнику, когда электронный сторож сообщил, что перед входом в ЦУП находится начальник президентской охраны и что он желает говорить с новым командиром корабля. Ник Крашпи вместо ответа подошел к V.I.P. - Г-н президент, так ли необходимо присутствие вашего охранника здесь в эту минуту? - Готов с вами согласиться, командор. Передайте ему мое требование отправляться назад, в ресторан-клуб. - Спасибо, сэр. Рэг, словно в нерешительности, все еще стоял перед сияющей сферой, будто бы позабыв об отданном ему приказе, когда рядом встал Ник Крашпи. Вместе они вошли в переходный отсек и вместе, уже в модуле "В", встретили Дона Ричи. "Первый помощник командора Сантано, Ник Крашпи..." "Мы должны переговорить с вами в конфиденциальной обстановке" "Вы можете говорить при втором пилоте...". Дон окинул Рэга Гамильтона пытливым взглядом, потом посмотрел Нику прямо в глаза и произнес: "У меня очень плохие новости, сэр...".
23. Вы видели, как в полуденный зной поднимается над барханами в пустыне расплавленный воздух?.. С четырех сторон, словно вылитые из того же расплавленного воздуха, надвигались на нас колонны, каждая из которых своим основанием скользила по зеленой пыли Харона, а верхним краем подпирала небо. Надвигались подобно смерчу. Неся звук, который казался все тише, но при этом сводил с ума. Первым опомнился Клод, он скомандовал всем надеть скафандры и шлемы. Я был ближе всех к снаряжению, но, схватившись за один из комплектов, почувствовал, что теряю под ногами почву. Рухнул на пол. Пытаясь встать, но барахтаясь, точно перевернутая на спину черепаха, я видел, как взорвался монитор, стоящий перед Клодом. Осколками ему поранило лицо. Мигель упал на колени, обхватив голову руками. Он что-то кричал, но слов я не слышал. Я чувствовал, что мозг мой, словно поставленное на огонь сырое молоко, вскипает и грозит перелиться через край. У Арно из глаз катились слезы. Я никогда не поверил бы, что слезы - все равно, у мужчины ли, женщины ли, - могут быть столь частыми и столь крупными. Четыре колонны готовы были слиться в единое целое. Казалось, можно было протянуть руку, и она коснулась бы их. Платформа затрещала, как сбитый из досок и бревен утлый плот, налетевший на рифы. Наше электронное оборудование вспыхнуло малиновым светом, что-то исчезло, что-то превратилось в бесполезное железо. Наконец тот самый риф вспорол днище, платформу разорвало надвое, закружило, точно в водовороте, Клод сорвался и упал вниз. Мигель вдруг затих. Арно я не видел. Меня захватил воздушный вихрь. Перед глазами стало черно...
24. Алекс возник перед крайней резервной капсулой пассажирского блока, где спал его сын. Граница тумана была не дальше, чем в десяти-двенадцати шагах. Он расстилался повсюду; во всех, кроме последнего между первым и вторым рядами проходах. У пола он был особенно плотный, наливался густым голубым цветом, а выше, над капсулами, стоял пока легкой дымкой. Он видел перед собой ползущую на него смерть, позади себя - стеклянные двери, которые нельзя было открыть без оружия или кода, и подумал о сыне... Некоторое время он бездеятельно стоял, оценивая свои шансы, но затем пришел к выводу, что иного пути у него нет. Он бросился вдоль второго ряда, затем вдоль первого, переводя каждую капсулу в автономный режим и отключая от анабиоза. Когда он закончил с последней и метнулся за сыном, из первых капсул уже выбирались люди. Выбирались, оглядывались. Кто-то один увидел голубую смерть, и уже всех охватил страх, кто-то утратил дар речи, кто-то залился истерикой, кто-то владел собой, но тогда лоб покрывался испариной, а сердце сковывал стальной обруч, но все так или иначе, как животные, спасаясь от лесного пожара, бегут в едином порыве к свободному от леса пространству, кинулись к стеклянным дверям, прижались к ним, взывая о помощи криками, стонами, рыданиями, мольбой, о стекло сбивая в кровь руки...
* * * "У меня очень плохие новости, сэр", - тягуче сказал Дон Ричи. Его слова были прерваны появлением первого пилота второй смены, Оуэна. Он был явно чем-то взволнован. "Ник, в пассажирском блоке что-то происходит", - Он произнес это на выдохе, скороговоркой. "Что там?" - повернулся в его сторону Ник Крашпи. "Кто-то отключил два ряда капсул от анабиоза... и... там паника" "В пассажирском зале черви Мортакса, сэр", - вмешался Дон Ричи. Ник попятился, недоуменно посмотрел на Оуэна, на Рэга, и кинулся в ЦУП. Через две или три секунды он уже находился перед обзорными экранами модуля "D". "Полный свет в пассажирском блоке" "Есть полный свет", - эхом отозвался Рэг. Весь зал с двумястами капсул предстал на экранах, залитый одним клубящимся облаком тумана, при ярком свете, казалось, ставшем во сто крат гуще. "Боже...", - шепотом вырвалось у Ника. Кто-то из стюардесс вскрикнул... Стеклянные двери поползли вверх, и все сорок пассажиров, а с ними и Алэн Лаустас с сыном на руках, ринулись в спасительный ресторан-клуб. Президентская охрана в те первые секунды в каком-то замешательстве наблюдала бегущую на нее толпу. Затем раздались окрики, приказывающие людям лечь на пол. Несколько предупредительных залпов сожгли какую-то мебель.
* * * - Вы не смеете так поступать. Это же люди. Вы обрекаете их на смерть, повысил голос Ник Крашпи, поднимаясь из кресла и наступая на начальника президентской охраны. - Все пассажиры останутся в ресторан-клубе, - повторил Дон Ричи. Вероятность их заражения достаточно велика, чтобы рисковать жизнью президента, как, впрочем и всего экипажа. А у меня есть твердые намерения исполнить свою миссию. Пассажиры останутся в ресторан-клубе. ...И да поможет им Бог... Тем более, что это лишь третья часть от общего числа. Не моя вина, что вы потеряли остальных. Смею, сэр. Как могло получиться, что на вооруженном до зубов электроникой звездолете спустя почти час узнают об эпидемии, когда она, не таясь, идет в полный рост... С чего все началось? Почему свел счеты с жизнью пассажир из 142 капсулы. Вы ведь обследовали его труп? Какие результаты это дало? Кто, почему и зачем их скрыл? Кто, наконец, столь тщательно позаботился о мониторах, следящих за каждой капсулой в отдельности? - и Дон Ричи бросил красноречивый взгляд на стену мониторов, на которых с трудом можно было разглядеть лишь тусклые силуэты. Для всех эти последние слова стали откровением. Но когда все смотрели на мониторы, с непониманием и в смятении - как такое могло случиться - Рэг Гамильтон и Ник Крашпи встретились глаза в глаза. - Если ты, Ник, хочешь спросить о доке, то он мертв..., - сказал Рэг. К Дону Ричи он повернулся стремительно, с кольтом на вытянутой руке. И тут же выстрелил. Невидимый смерч снес охраннику все, что было у него выше пояса. Нижняя половина его тела покачнулась, теряя равновесие, и рухнула на пол, как мешок с песком. Все вздрогнули. Расступились. Это был шок. Рэг Гамильтон нашел глазами Ля Кросса и двинулся к нему. Но именно президент отреагировал на поступок астронавта спокойнее, чем кто-либо: - Мне кажется, вы погорячились, сэр...
* * * Он успел спрятаться за стойкой и, пригибаясь, прижимая к груди сына, пробежал до уничтоженной им самим же решетки вентиляции. Здесь он положил сына, долго осматривался. Кольта нигде не было. Он выглянул из своего укрытия, увидел, как трое охранников, приблизившись к лежащим лицом вниз пассажирам, ищут его среди мужчин, заставляя каждого поднять голову; вернулся к сыну и аккуратно опустил его, спящего, в вентиляцию. Прощание не было долгим. Алэн знал, что скоро вернется за ним. Затем застегнул на себе корсет и растворился в воздухе.
* * * - Рэг, ты убил Александра? - произнес Ник Крашпи. - Он был уже мертв, когда я пришел к нему... голубая смерть. Они убили Мэри, Ник. У меня не было выбора. - Ты болен, Рэг. Тебе нужно успокоиться... Отдай мне оружие, - Ник Крашпи старался говорить как можно мягче. - Перестань, Ник. Все кончено. Голубая смерть теперь повсюду... Я не хотел никому зла. Кто знал, что Ля Кросс окажется в моих руках. Единственное, чего я хотел, - его смерти... Вы же видите, видите, что это не люди; видите, как мало значит для них человеческая жизнь... Они убили Мэри. Они ненавидят нас. И за это должны платить. Рэг говорил с надрывом, но в то же время оставаясь спокойным. Он стоял рядом с Ля Кроссом, но его кольт был направлен на экипаж. Он говорил не только с Ником - он видел перед собой каждого из тех, с кем летал на "Леонардо да Винчи", и, казалось, искал на их лицах прощение. И не находил. С внезапной решимостью Рэг навел ствол на президента, посмотрел в его глаза. Они отчасти смутили его. - Значит, ты не боишься смерти... Я упакую тебя в пакет для пищевых отходов и отправлю в космос... - Рэг!... - окликнул его Ник Крашпи. - Молчи, Ник. Он мой... - Рэг, оглянись. Что-то в голосе Ника все же заставило его обернуться. На какие-то секунды, зачарованный увиденным, он замер... А потом, сотканные точно из дыма над буро-черной лужей, два силуэта, два Дона Ричи метнулись к Рэгу Гамильтону, словно две молнии.
* * * - Поднимите голову, сэр... - потребовал Рос у бритого наголо мужчины, чья кожа была сплошь покрыта черными гноящимися ранами; тот подчинился и, от страха заикаясь, сказал: - Вы, вероятно, кого-то ищете... Но, поверьте, вы ошиблись. Я не тот, за кого вы меня принимаете... - Подойдите к стойке, - никак не отреагировав на этот лепет, повелительно произнес голос. Мужчина, не сопротивляясь, вытер со лба пот рукой, сглатывая слюну, при этом, тяжело задышав, переступая через лежащих на полу пассажиров, неуверенной походкой двинулся к стойке бара, где спиной к нему уже стояли четверо человек, тех, кто ростом, сложением или отсутствием волос на голове был схож с Алэном Лаустасом. Из пассажирского блока вернулся Рос. "Сорок, и кто-то находился в дежурной капсуле". Корн спросил о тумане, Рос вновь был краток: "Почти у входа". Всхлипнула женщина; другая подняла на Корна взгляд и вымолвила только одно слово: "Пощадите...", ее тоже душили рыдания; за ней третья женщина попыталась встать, но Корн, повернувшись в ее сторону, заставил ее лечь под дулом кольта. Когда этот нерешительный сиюминутный бунт был подавлен, Корн огляделся вокруг, затем жестом указал Росу на правую сторону зала, Сину - на левую. Только после этого он подошел к первому в шеренге круглоголовых и долго всматривался в маленькие и часто замигавшие глазки; следующим двум он никакого внимания не уделил; четвертый выглядел старше всех, лет на пятьдесят - у него было одутловатое лицо, а смотрел он особенно спокойно и даже нагло. Около него Корн задержался. И вдруг, заподозрив муляж, рукой провел по его лицу. Пассажир ответил на это мгновенно - правым хуком снизу, словно на крюк его надел. Удар был настолько силен, что Корн оторвался от земли, пролетел в воздухе, наверное, два метра и завалился на спину. Однако он тотчас вскочил на ноги и схватился за кольт. Мужчина же с одутловатым лицом продолжал стоять в той злополучной шеренге, как будто ничего не произошло. Корн снова приблизился к нему, теперь держа оружие наготове, снова всмотрелся в непроницаемо-невозмутимую физиономию боксера, но потом подошел к пассажиру, чья кожа на всех открытых частях тела отнюдь не отличалась здоровьем и благополучием, ставшим в шеренгу последним. - Если вы больны, сэр, то каким образом миновали эпидемиологическую службу? - Право, я не причем здесь. Это, вероятно, какая-то ошибка. Я не тот, за кого вы меня принимаете, - опять заикаясь, забормотал тот. - Я жду ответа, сэр... - Мне пришлось заплатить кое-какие деньги. Поверьте, это возможно. Поверьте мне... Справа, пройдя за стойками через весь зал, появился Рос. Кон, увидев его, по лицу понял, что поиски ничего не дали, и вновь принялся за свою жертву. Несчастный господин исходил потом: пот заливал глаза и капал с носа, стекал по толстой белокожей шее ручьями. Дрожь в голосе становилась все более явной. - Поверьте. Это недоразумение. - Чем вы больны? Диагноз! - жестко спрашивал Корн. Пассажир проговорил что-то невнятное. - Повторите! Неожиданно в их разговор вмешался "боксер": - Да будет вам известно, сэр, - это "лихорадка Верна". Занесена на землю в 2680-х годах. Совершенно не опасна для жизни человека. Не лечится. При определенных условиях заразна. Корн как-то очень заметно вздрогнул при последних словах и всем телом подался назад, мельком глянул на говорившего и, может быть, самому себе, в первую очередь задался вопросом вслух: "Где Син?" А затем обратился ко всем, и лежащим, и стоящим пассажирам: "Никто не двигается. Это в ваших интересах". Вдвоем с Росом они по прямой пересекли ресторан-клуб и одним прыжком перемахнули через стойку бара. Потом разделились: Корн направился к пассажирскому блоку, Рос - к модулю "С". Вентиляционный люк с взорванной решеткой Корна почти не интересовал. Но какое-то внутреннее чутье остановило его у большой вакуумной камеры. Он вгляделся в ее глубину, включил на ее пульте свет и увидел внутри Сина. Глаза его товарища выкатились из орбит, кожа чернела и бугрилась, ног по ягодицы не было совсем. - Рос, - негромко, лишь для того, чтобы быть услышанным, позвал Корн. И снова что-то заставило его обернуться. В пятидесяти шагах от него Рос с обрубленными залпом из кольта ногами падал на пол, а Алэн Лаустас, став всего на секунду видимым, исчез вновь. Корн выстрелил наугад. В пустоту. Но жидкое зеркало вспыхнуло - и предало Алэна. Корн выстрелил во второй раз. Выстрелил нарочно в правую руку, сжимавшую оружие. Ее не стало, а кольт глухо ударился о пол.. Какое-то время они смотрели друг на друга. А потом Алэн понял: сейчас будет третий выстрел.
* * * Рэг лишь защищал себя. Но его оружием был кольт образца 2750 года, а нервы были на пределе. И, когда инстинкт самосохранения положил палец на гашетку, его съеденный отчаянием и жаждой мести, словно ржавчиной, мозг взорвался одним желанием - "уничтожить", желанием, что могло бы сравниться с цунами, что стирает с тела океана коралловый остров. Этот залп уничтожил на своем пути и Дона Ричи в двух экземплярах, и несколько кресел, и, мгновенно, пятерых астронавтов и треть пульта управления. А затем, когда казалось, что поставлена последняя точка, раздался еще один взрыв. Звездолет содрогнулся. И погрузился во тьму. Внезапная слепота пришла и к тем, кто был в ресторан-клубе. Корн остановил себя. Риск, что он может сейчас попасть в переходный отсек соседнего модуля, был слишком велик. Когда загорелось аварийное освещение - тусклый красный ряд ламп в потолке, - Алэна уже не было. Корн вынул из вакуумной камеры Сина. Одним залпом разорвал его на части и, убедившись, что из мертвой плоти стала сочиться буровато-черная жидкость, пошел к раненому. Рос был в сознании. Но абсолютно беспомощен. Корн склонился над ним, коснулся лицом его лица и вновь поднял кольт... Когда все было кончено, он выпрямился над разрушенным телом, что скоро должно было обрести новую суть, оглянулся на пассажиров и в одно мгновение превратил их в атомарную пыль.
25. В красноватом полусумраке узкий коридор по дуге уводил его от центрального прохода бесшумными шагами. Вскоре коридор свернул, вытянулся по прямой на тридцать метров, по внутренней стороне возникли герметически закрытые, с кажущейся массивностью, люки кают. Их было пять или шесть. Он подошел к первой каюте, глянул в затемненное стекло на уровне глаз. И отшатнулся, увидев искаженное болью лицо человека. Отшатнулся, прижался спиной к противоположной стене, но, только всмотревшись в незнакомца, узнал в нем себя. Потом взглянул на сына, с болью и любовью. Подумал, что слишком крепко сжимает его своей единственной рукой, и ослабил хватку. Затем словно в нерешительности, чувствуя, что теряет сознание, положил сына и кольтом проложил в каюту дорогу. Вошел внутрь, упал на койку, подумал, что выдает себя с головой, что, появись они сейчас, ему - конец, что правая рука к нему вернулась и лишь оттого нестерпимо ноет, что сын... сын спит...
* * * Я был похоронен заживо. Я понял это, как только открыл глаза. Меня окружал мрак, я не мог ни встать, ни сесть, мне трудно было дышать. А потом понял, что нахожусь внутри какой-то яйцеобразной сферы с тонкими и, как мне казалось, прозрачными стенками. Я не знал, сколько времени был без сознания и где ныне пребываю, не знал, кто или что виновник моего пленения, но верил, что смогу перенести себя куда-нибудь на поверхность, где был ранее, лишь попытаюсь. Так оно и вышло. Увидев над собой небо, я дал себе отлежаться. Я вновь был один и вновь должен был спорить с пустыней. Но я чувствовал себя более подготовленным к грядущим испытаниям - на мне был полностью снаряженный пояс, и это давало хорошие шансы, чтобы выжить. Не теряя надежды найти друзей, я включил радиомаяк. Затем достал дальнозоркие линзы, вооружил ими глаза и осмотрелся - даже горизонт был мне доступен. Нигде не было ни следов нашей платформы, ни того грозного явления - природы ли, высшего ли разума, что ее погубил. ...Я шел зеленой пустыней. Под ногами пыль прессовалась и становилась крепкой, как кирпич. Нереальные здесь следы... Спустя, может быть, несколько часов, я наткнулся на следы иные, человеческие, мне не принадлежавшие. Словно сумасшедший, я кинулся вдогонку за одним из моих друзей. Я был уверен, что за одним из моих друзей. Я снова и снова доставал линзы, снова и снова поглядывал на свой датчик, что должен был поймать ЕГО маяк. И оставался один. День подходил к концу. Измученный погоней я умерил и пыл, и шаг. И, наконец, решил дать себе отдых на ночь. После единственного за день глотка воды из "НЗ" я уснул мгновенно и проспал до утра как сурок. А утром... утром не было уже ни зеленой пыли, ни пустыни. Вокруг было нагромождение огромных валунов, так похожих на оплавленные глыбы стекла, грязного и полупрозрачного. Я приподнялся на локте и увидел свое отражение, точно в зеркале; оно было подо мной, удивительное каменистое плато Харона. Отложив на время завтрак, я выбрался на разведку, оседлав одну из глыб. Я находился в гигантской воронке глубиной, наверное, до 100 метров; я видел непреодолимый крутой склон зеленой пыли, вздымающейся над дном котловины одним колоссальным зеркалом, диаметром не меньше пяти километров, с разбросанными там и тут островами валунов, с единственным озером, как синим оком, в самом центре. Я наблюдал странную фауну и однообразную флору. У этого мира был особенный почерк, и впечатление, что все живое на Хароне создано аматором-авангардистом, не оставляло меня. Растительность здесь была сплошь коричнево-бурого цвета и напоминала кустарник. Около воды он был гуще, без труда пробивался сквозь зеркало-камень, но порою, точно вьюнок, стелился по воде, но лишь по самому краю. У озера же - а оно было от меня в ста шагах - паслось стадо животных, сравнимых, может быть, со свернутыми в клубок гусеницами или морскими ежами, с той поправкой, что некоторые были значительно больших размеров. Вокруг ядра, прозрачно-белого, с переливающейся и игравшей светом жидкостью, словно волосы Медузы-Горгоны, вились светло-водянистые, достаточно длинные и крайне многочисленные тонкие щупальца. На них оно опиралось; в них растворялись молодые побеги кустарника, рта просто не было. Они были разные: от трех-четырех метров в диаметре до совсем крохотных - со страусиное яйцо. Их были сотни. Но держались они вместе, и, если перекатывались, подобно "перекати поле", то словно подчиняясь одной команде. Зрелище было невероятно красивым. Для себя я назвал их "белым жемчугом". Затем мое внимание привлекли "стеклянные черви" и, будто жидкое стекло, бесформенные лепешки, проявлявшие особенную прыть в погоне за вдруг зависавшими невысоко над Хароном малиновыми облаками, и, наконец, огромный, сверкающий серебром, валун. Я удивился, когда он ожил, очевидно, охоты ради на показавшегося недалеко от него "червя", он ударил в него струей бесцветной жидкости, потом наполз на обездвиженное создание и снова стал камнем. Я инстинктивно огляделся. Казалось, любой из валунов, что был рядом, мог сойти за этого хищника. После некоторых раздумий я спрыгнул вниз с высоты, наверное, не больше двух метров; зеркало на поверку оказалось очень некрепким, даже мягким и пластичным - мои ноги вошли в него ровно на глубину ступни, оставив впечатляющий след, как мог бы я оставить в еще не застывшем бетоне, желая донести его до потомков. "Харон, очевидно, привык к более трепетному отношению, либо время как-то зализывает подобные шрамы", - поразмыслив, сказал себе я, окидывая взглядом горизонт и отутюженное дно котловины. Мое "приземление" было отмечено не только этим. На "белый жемчуг" будто налетел ветер - все стадо, прекратив на время свою пищеварительную деятельность, в едином порыве откатилось на добрую сотню метров, замерло. Я мог поклясться, что они наблюдают за мной. Потом они, верно, решили выяснить уже мою пищепригодность. Стадо - вся эта огромная масса соплей стало вытягиваться крутой дугой, уверен, с намерением в конце концов взять меня в кольцо. Похоже, они уважали во мне врага, коль ополчились всем миром. Какого-то желания экспериментировать над собой не было. Я сейчас же проверил их на прочность, нажав на гашетку почти до упора, отрезая ломоть с левого края. Мгновенная вспышка света - мгновенная моя победа - привела их в смятение. Но лишь на какой-то очень короткий промежуток времени они разорвались на островки - лишь тогда они утратили единую суть - как, снова объединившись, покатились вокруг озера на противоположный его берег. Сто метров отделяли меня от воды, и я прошел это расстояние с величием победителя, жалким, надо сказать, величием... я понял это, когда у самой кромки перед живительной влагой поскользнулся и, падая, пытался встать, что называется, "на четыре лапы", когда руки и ноги разъехались в стороны, словно меня бросили на лед. Я нервно засмеялся. Я лежал среди жирного, липкого, резиноподобного кустарника и был беспомощен, медленно по наклонной плоскости сползая к водоему. Все, что мне удалось, - перевернуться на спину. Вода была совсем близко, прозрачная с синеватым оттенком; однако дна я не видел. В какой-то момент мне показалось, что мое самопроизвольное движение прекратилось: то ли кустарник вцепился в меня, то ли склон стал ровно-пологим - не знаю. Но нестерпимый зной и нелепость моего положения, и жажда, и появившийся внезапно зуд во всем теле, и решимость встретить любую опасность, что может таиться в глубине, и, конечно, та огромная притягательная сила, какая только может исходить от возникающего среди пустыни бассейна, - все в совокупности толкнуло меня в озеро. Я окунулся с головой. Вынырнул, отфыркиваясь и взбрасывая волосы, а потом и вовсе позабыл о времени и своем местонахождении. О, это была вода! - На вкус дистиллированная, на ощупь совсем земная - парное молоко. Только насладившись сверх меры подарком Харона (о, как я тогда верил в его искренность), я предпринял попытку достигнуть дна. Я мог позволить себе находиться без воздуха тридцать минут. На двадцатой минуте я повернул назад. Казалось, подо мной остается бездна. За все это время я не встретил ничего, что могло бы походить на животный или растительный мир. Я не встретил ничего. Наверх я возвращался, старясь держаться как можно ближе к стене, идеально гладкой, стеклоподобной, внутри которой я наблюдал пробивающийся наверх кустарник, словно кровеносную систему некого огромного организма. До поверхности оставалось не больше пяти метров, когда я обнаружил "замурованное" в породу тело млекопитающего... Я почувствовал, что мне нехватает воздуха, набрал скорость и вынырнул. "Отдышаться и вернуться", - раздались в голове два щелчка. Но следом пришла усталость. В долю секунды мышцы мне уже не принадлежали: они онемели или как будто налились свинцом. Я лег на спину в надежде, что все быстро нормализуется. "Это не могло быть вызвано декомпрессией, размышлял я. - на Земле я опускался и глубже, и быстрее... Но это Харон... А что, если вода содержит в себе ядовитые вещества, вирусы или бактерии?" Я подумал, что могу поплатиться за собственную преступную беспечность и слабость. А озеро будто втягивало меня в себя. Я понял это вдруг, когда вода ополоснула лицо. Я сделал движение, предполагавшее... Нет, нет... то мой мозг, мои нервы, все мое существо послало моему телу сигнал SOS-требование выбираться из воды прочь. А тело осталось глухим. Оно безмолвствовало. Я чувствовал, что не в силах совершить еще одну телепортацию, я был опустошен... "Как глупо! Как неестественно глупо!" третировал я себя. Вода была надо мной. Пока не больше ладони. Небо Харона сквозь стекло воды стало похожим на земное. На меня это подействовало благотворно. Я сумел сосредоточиться. Найти свое внутреннее "Я". Тело обрело невесомость. Мир сузился до атома. Яркое солнце разорвалось на мириады звезд, падение в пропасть, тысячи игл, пронзившие и легкие, и сердце. И раскаленный металл, вытеснивший мозг... Когда я открыл глаза, то понял, что лежу среди кустарника на спине и медленно сползаю к водоему... На большее меня не хватило... Ко мне вернулась власть над моим телом, но я оказался пленником. Внешне безобидное растение, с кем столь хладнокровно расправлялся "белый жемчуг", держало меня в заложниках. Как просто можно от него избавиться показалось мне в первую минуту. Я снял с пояса кольт и несколькими выстрелами расчистил себе тропинку - путь к свободе. Я посчитал дело сделанным: мне надо было только протянуть руки, подтянуться на них, опираясь на обнажившееся зеркало, потом встать и уйти. Сколько бы времени мне понадобилось? - Максимум пятнадцать секунд, чтобы выбраться куда-нибудь подальше от водоема туда, где кустарник был не настолько густым. Харон не дал мне и двух секунд. Он стал истекать кровью. И кровь его, застывая, становилась кустарником. Он стал гуще, агрессивнее, его ветви потянулись ко мне, словно к желанной добыче. Вторая попытка прорваться боем показалась мне небезопасной. Оставалась лишь призрачная надежда, что Харон забудет обо мне, даст отлежаться и набраться сил для следующей телепортации. Так, смирившись со своей участью, я принялся созерцать окрестности. Моя жалкая борьба не привлекла ничьего внимания. "Белый жемчуг" держался от меня подальше, остальные представители животного мира предпочитали обходить озеро стороной... Очевидное лежало на поверхности. Только я по наивности попался в расставленные сети - озеро! Оно, несомненно, таило в себе опасность. В полудреме, полубодрствовании я провел время почти до ночи. И предчувствие, плохое предчувствие, становилось все сильнее.
* * * Ощущение опасности заставило его открыть глаза. - Успокойтесь, я друг..., - определил его движение схватиться за кольт тот, кто склонился над ним. - Кто вы? - спросил Алэн. - Я Сам-Си, врач. Со мной еще один пассажир. Вы серьезно ранены. Было бы неплохо найти здешний медицинский центр. - Вы знаете, что со звездолетом? - Увы... - А что здесь делаете вы? - Они убили всех... Мы уцелели только потому, что до залпа успели спрятаться. - Освещение все еще отсутствует... Значит, дела скверные. - Вы полагаете? - раздался из-за спины врача другой голос. - Так вы врач, - протянул Алэн. - Тогда это кстати. Одному мне не справиться.
* * * К тому времени, когда волна хаоса, захватившая ЦУП в черный водоворот, отступила, когда смолкла сирена и загорелись аварийные огни, когда раненые нашли помощь, а мертвые - успокоение, живые обнаружили, что Рэга Гамильтона среди них нет. Но были четыре невесомых силуэта Дона Ричи, взявших в круг президента Новой Австралии. Ник Крашпи подошел к Ля Кроссу, полный решимости. - Сэр, я полагаю, вам лучше покинуть ЦУП. Мы предоставим вам служебные помещения в модуле "В". - Увы, мой друг. С этой минуты расстановка сил уже иная. Это я, напротив, хотел бы, чтобы здесь осталось не больше одного-двух человек. К тому же, я думаю, вам необходимо заняться ранеными, - приказным тоном заговорил Ля Кросс. - Это первое. Второе: с этой минуты вход в пассажирский блок и ресторан-клуб без сопровождения одного из моих телохранителей для членов экипажа, ...без исключения, запрещен. Третье: я жду всеобъемлющего доклада о ситуации на звездолете через 15 минут... Пожалуйста, постарайтесь.
* * * Оуэн говорил совсем тихо - никто из астронавтов, кроме Ника Крашпи, его не слышал: -Я видел четыре тени. И это, похоже, все, что осталось от двух телохранителей. Пара находится в модуле "С", думаю, они кого-то ищут. Другая - в модуле "В", караулят нас. - Если они за кем-то охотятся, то, вероятнее всего, за Алэном Лаустасом. - Или за кем-то из пассажиров... - Может быть, и так, но тогда это кто-то очень зубастый, раз уж и они понесли потери. - Еще неизвестно, считать ли это потерями. С каждой смертью их число, похоже, удваивается. - Что с пассажирами? - Мне не удалось пройти в ресторан-клуб. Тень пошла прямо на меня, взяла, словно в облако, и устроила мне настоящий электрический стул. -О'кей! Ступай к нашим. Этот разговор состоялся в модуле "В", в резервном медицинском блоке, где вместе с ранеными собрался весь экипаж "Леонардо да Винчи". После него у Ника Крашпи не оставалось никаких сомнений, что корабль находится под полным контролем охраны президента, а они и пассажиры фактически были их заложниками. Ник Крашпи не склонен был торопиться с докладом Ля Кроссу, но люк в медицинский блок открылся - и на пороге возник Корн. -Сэр, пятнадцать минут прошли. Господин президент ждет вас, - сказал он, жестом приглашая следовать за ним. Ля Кросс встречал астронавта, сидя в кресле; держа в руке толстую полуистлевшую сигару, он что-то пил из неприлично замасленного жирными пальцами бокала; выглядел полупьяным, при этом его правая щека дергалась от нервного тика. Над ним, почти невидимый, в темноте стоял один призрак Дона Ричи. - Сэр, я готов доложить вам обстановку на "Леонардо да Винчи", однако я настаиваю на праве получить доступ к пассажирам, тем более, что не работает ни один экран внешнего обзора. - Разве я запрещал вам? Я говорил лишь о сопровождении... - Ваш... охранник не позволил нам проникнуть дальше "С"-модуля. - Я подумаю... Однако я жду доклада... - Сначала позвольте напомнить вам о людских потерях. Во время взрыва в ЦУПе погибли четверо астронавтов, несколько минут назад у нас умер еще один человек, с командором и врачом первой смены, который остался в лаборатории, - это уже семеро. Двое членов экипажа находятся в крайне тяжелом состоянии. У пяти астронавтов состояние средней тяжести... Не достаточно ли, сэр?! - Меня интересуют повреждения звездолета и зона заражения голубым туманом.
-Я повторяю, что из-за выхода из строя экранов внутреннего обзора я не располагаю информацией о зоне заражения... Что до повреждений... Повреждения центрального пульта составляют 37%. Как следствие, повреждения электронного мозга "Леонардо да Винчи" достигли 63%. Полностью утрачена система электропитания, частично - регенерации воздуха, частично управления протоновыми двигателями... - Что это значит? Мы не можем продолжить полет? - Мы не сможем развить даже крейсерской скорости, не говоря уж о той скорости, которая необходима для перехода в гиперпространство. Впрочем, в нашей ситуации скорость - это то, что нам меньше всего нужно. "Черви Мортакса" в пассажирском модуле, а сейчас, вероятно, уже и в ресторан-клубе. Заражен и "С"-модуль... У нас еще, возможно, есть время спасти пассажиров, те сорок человек, что оказались вне капсул в ресторан-клубе. - Где гарантии, что хотя бы один из них не окажется вирусоносителем... - Не предполагаете же вы кинуть их на произвол судьбы... Это хладнокровное убийство, сэр. - Перестаньте. Я не принадлежу себе. За мной целая планета... У тех пассажиров, что остались в капсулах, есть шансы? - Да, и они равны нашим. Мы должны лечь в дрейф и разделить модули, при этом разгерметизировав зараженные "С" и "D". - Так приступайте. - Я не могу убить сорок пассажиров... - Хорошо, если вы настаиваете. Ля Кросс проговорил последние слова крайне тихо, отвел глаза и, наконец, решился: - Вы не можете убить тех, кого уже нет. - Простите, не понял, сэр. - Они все мертвы, Ник Крашпи! - почти рявкнул Ля Кросс; потом он шумно выдохнул, сверкнул очами, но, когда заговорил вновь, было видно, что он овладел собой: в его голосе слышались гипертрофированно-драматические нотки: - ...И если забота о живых вас беспокоит больше, чем о мертвых, подумайте о том, что время, как я понимаю, работает против нас. Ник Крашпи все еще не мог прийти в себя: ни одно из событий последних часов не произвело на него такого ошеломляющего действия, как известие о гибели сорока пассажиров... - Вы убили их? - он полуспрашивал, полупроизнес лишь для себя эту страшную фразу. - У вас двадцать человек экипажа и полторы сотни пассажиров, ничего не ведающих о крадущейся к ним страшной смерти, а вы рассуждаете об этике и плюете на их право на жизнь..., - вдруг изменившись, устало-насмешливо сказал президент. - Мне нужны гарантии, что членам моего экипажа ничего не угрожает. - Гарантии? Право, я ведь не монстр, сэр. Произошла трагическая случайность... - Убийство. Случайность произошла здесь, когда погибли четверо астронавтов; случайность, я надеюсь, - гибель командора; случайность - и съеденный червями врач в своей лаборатории... Там произошло убийство. - Они объективно несли опасность для всех нас... - Гарантии, сэр! - повысил голос Ник. - Наивно думать, что я сейчас в чем-то могу вам отказать. - Вы безусловно правы. И поэтому вам придется положиться на мое слово и принять мои условия. В противном случае я готов пожертвовать каждым из двухсот человек на борту "Леонардо да Винчи". У меня просто нет выбора. - Похоже, у меня тоже. Итак? - Мне возвращается полный контроль над кораблем. Вы со своими людьми... вернее сказать, охраной добровольно позволяете себя изолировать в одном из вспомогательных блоков "В"-модуля. После этого мы отрабатываем уже предложенную схему. Сигнал "SOS" передан автоматически электронным мозгом пятнадцать минут назад. Так или иначе, а направлявшийся к "Леонардо да Винчи" военный крейсер будет рядом с нами через две недели. - Мы сможем поддерживать с вами связь? Где будет находиться экипаж звездолета? - неожиданно вмешался Корн. Ник проигнорировал было и вопрос, и телохранителя, но Ля Кросс недовольно крякнул и заворчал: - Ответьте, ответьте, любезный... - Очевидно, мы будем находиться в ЦУПе...
* * * Казалось, света стало больше. Или у людей привыкли к нему глаза. Красная пунктирная линия наверху оставалась не более, чем путеводителем, застывшие, но, по чьей-то злой воле, фосфоресцирующие капли крови летучей мыши. Сан-Си выглянул из-за угла: в центральном коридоре никого не было. "Свободно...", - прошептал он, обращаясь к своему компаньону по несчастью Люку Ласло. Две тени их метнулись к ближайшей нише, замерли в ее черной пасти, затем оказались в пяти метрах правее и исчезли уже в другом боковом коридоре на противоположной стороне. "Если судить по той карте, что мы нашли в каюте, медлаборатория должна быть где-то здесь, - вслух размышлял Сан-Си. - Что скажете, Люк?..." "Все это очень опасно... Вы взяли у него оружие..., - волновался Люк, и тут же схватил товарища за плечо. - Смотрите!" Навстречу, тем же коридором, которым намеревались идти они, двигалась тень человека. Движения ее были плавными и медлительными. Ласло сорвался с места и скрылся за поворотом. Сан-Си, напротив, не отрывая взгляда от призрака, словно опасаясь его спугнуть, отступал очень осторожно. В центральном коридоре, увидев бегущего со всех ног к переходному отсеку модуля "В" товарища, он на мгновение замешкался, видимо раздумывая, последовать ли за ним или воспользоваться, как укрытием, следующим боковым коридором справа, и выбрал последнее. Это его спасло. Через мгновение он увидел, как призрак появился у Люка за спиной, стремительно преодолел разделяющие их метры, одел его в то облако, из которого был соткан; как человек вспыхнул феерическим пламенем и испарился. Сан-Си выругался и стал отходить в глубь коридора. Первая же каюта, которую он нашел, оказалась медлабораторией, той самой, что они искали. Люк был заперт изнутри. Сан-Си поднял кольт и нажал на гашетку. Однако по неопытности, вместо того, чтобы проложить себе дорогу, он лишь сделал в люке дыру размером со здоровый кулак. Он заглянул в нее и отшатнулся. Наполнявший лабораторию туман, словно выпущенный на свободу из клетки зверь, сначала нерешительно ощупал этот неожиданно образовавшийся лаз, а затем стал выползать из него быстро и бесконечно. Сан-Си снова бежал, но теперь от другого врага, не менее безжалостного и коварного. Но, встав на обратный путь, он опять едва не столкнулся с призраками. Их стало двое, и оба они направлялись к модулю "В". Он переждал, пока они исчезнут из виду, и направился следом. С Ником Крашпи и Катрин он встретился сразу, как только вышел из переходного отсека. Они вполголоса о чем-то спорили, и появление Сан-Си для них стало полной неожиданностью. - Бог мой! Вы живы! - обрадовалась ему, как будто они были знакомы, Катрин. - Кто-нибудь уцелел еще, кроме вас?- сдержаннее спросил Ник. - Похоже, вы в курсе событий? Это отрадно... - с горькой усмешкой заметил пассажир. - Нам сообщили, что все сорок пассажиров погибли. - Вернее будет сказать, всех убили...В одной из кают, 64-ой, остался мужчина с ребенком. Мужчине необходима медицинская помощь. - Он в твоей каюте, Катрин, - посмотрел на девушку Ник. - И это еще один повод, в мою пользу. - Ты не пойдешь...В этом нет надобности. За пассажиром я могу послать кого-нибудь другого... Сан-Си понял, что они снова спорили о чем-то своем и не стал им мешать. - Можешь назвать меня сентиментальной, но эта вещь принадлежала моей маме. Я не могу ее вот так просто забыть и бросить. - Хорошо,- наконец сдался Ник, - Заберешь пассажира, заберешь свою реликвию, и тотчас назад - времени у тебя немного. - Может быть, мне помочь мисс? - Вам лучше пойти со мной. Надеюсь, мое общество будет вам стоящей защитой. Вы ведь, как я понимаю, наш единственный свидетель. - Я видел недавно, как призраки прошли через этот переходный отсек... - Да, они были здесь. Но у нас с ними установлено что-то вроде перемирия. Очень хочется верить, что они его не нарушат.
Так уж повелось, что в каютах астронавтов (не только на "Леонардо да Винчи") господствовал строгий пуританский стиль. Каюта Катрин была исключением из правил. Обычный набор - широкая, задвигающаяся в стену кровать, в углу душевая, и у входа рабочий стол, - был приправлен, словно хорошим соусом, расставленными по периметру голографическими панно. Катрин жила то в тропическом влажном лесу, засыпая, когда свисающая со стволов и ветвей лиана едва не касалась ее лица, а папоротники закрывали пол, то в средней полосе, отдыхая у березы на крутом берегу растянувшейся по равнине реки, когда в небе пели жаворонки, то в сумрачной пещере придаваясь раздумьям, когда вырастали здесь сталагмиты и сталактиты, а дальний угол каюты становился карстовым колодцем. Открыв глаза, Алэн увидел над собой вспорхнувшего огромного попугая какаду. Затем почувствовал запах цветов... и чье-то присутствие. Он схватился за кольт и не нашел его, а, повернув голову, встретился со взглядом молодой женщины. На ней была форма стюардессы. Алэн попытался встать - ему помешало сильное головокружение, и все, что ему удалось, так это сесть на кровати. Папоротники распадались в его глазах на кишащих "червей Мортакса"; стоявшая в недосягаемой дали секвойя показалась гидрой, каждая ветвь которой превращалась в голову охранника. - Где мой сын, - едва шевельнулись его губы. Стюардесса не услышала его. - Меня зовут Катрин, сэр. Нам надо спешить. Здесь оставаться небезопасно. К тому же через 10-15 минут звездолет будет расстыкован на модули. Что до президентской охраны - она изолирована. - Мой сын у вас? - повторил он уже громче. - Простите..., - не поняла она вопроса. - Где мой сын?! Альберта нигде не было.
Рокировка была сделана быстро и без нарушения правил. Президент, Корн и те, кому не было дано точное имя, но кого остерегались и с опаской обходили, лишь увидев ожившие тени, - переместились в модуль "В". Экипаж "Леонардо да Винчи" вернулся в ЦУП, модуль "А". Звездолет готовился к расстыковке.
"Протоновые двигатели переведены в нулевой режим", - доложил электронный мозг. "Проверить состояние переходных отсеков", - скомандовал Ник. "Проверка состояния переходных отсеков", - отозвался эхом бортинженер. "Определить систему координат", - Ник скосил глаза вправо, по привычке ожидая найти там Рэга Гамильтона, но на месте второго пилота был Шон Кински, он и отвечал: "Система координат определена". "Начать отсчет времени до процесса расстыковки модулей". На таймере загорелись цифры: 600, 599, 598... Шон, почему-то откашлявшись, произнес: "Их все еще нет. Может быть, подождем?" Ник вместо ответа подошел к работающему в аварийном режиме экрану обзора модуля "С"; он отслеживал только центральный проход, и сейчас людей в нем видно не было, лишь на пол будто накатывались волны, и он то терялся в их глубине, то светлел, обнажая пол, точно красноватый илисто-гладкий песок. "Еще немного - и туман окончательно отрежет им путь к отступлению", подумал Ник Крашпи. "Остается надеяться, что Катрин успеет до наступления разгерметизации найти скафандр или капсулу", - заметил бортинженер. Счет убывал: 485, 484, 483...
Он поставил себя на ноги тройной дозой стимуляторов. Катрин пыталась его переубедить, настаивала, на том, что Алэн должен присоединиться к ее товарищам, говорила о его состоянии, что ему необходима врачебная помощь, что найдет малыша сама. А он даже не спорил с ней, словно не замечал ее присутствия. И это ее разозлило: "В конце концов, это будет быстрее, а время для нас и для него сейчас все!" Во время спора они успели пройти и осмотреть с двух сторон коридор, который вел к ее каюте; когда остановились в его конце, Алэн вдруг сказал:
- Разделимся. Я возьму на себя ресторан-клуб, вы - этот модуль. Однако малыша нигде не было. Катрин обыскала все потаенные уголки модуля "С", куда только смогла проникнуть, - ей все больше мешал "туман", но все было напрасно. Не возвращался и Алэн. Когда в какой-то момент она вспомнила о времени, ее охватило отчаяние. Затем захлестнула паника. Это было выше ее. Она было кинулась к переходному отсеку модуля "В", но враг уже преградил дорогу. И только это отрезвило. Немного успокоившись, она повернула к модулю "Д". Голубой туман в ресторан-клубе занимал по меньшей мере две трети зала. Она увидела издали Алэна, взобравшегося на стойку бара и оказавшегося таким образом пока вне досягаемости смертоносного облака, и позвала его. Он откликнулся не сразу и неохотно. "Вы не нашли его...", - понял Алэн. "Нет... Нас отрезало от соседнего модуля. Мы в ловушке", - сдавленным голосом произнесла она. "Сейчас это не имеет значения", - хладнокровно сказал он. "Но я не хочу умирать...", - у нее навернулись на глаза слезы. Он недоуменно пожал плечами, потом заметил: "Меньше всего смерти заслуживает мой сын. Я должен найти его... Спасайтесь. Ваши друзья не бросят вас. До того, как они разгерметизируют зараженные модули, вам следует надеть скафандр". Его спокойный, уверенный голос вернул ей силы. Она вернулась в каюту. Захотелось принять душ. Она даже вошла в его капсулу, но на пороге обо что-то споткнулась, и это остановило ее. "Нашла время. Распустила нюни, как дура. Что с тобой, девочка?" - она ругала себя, но чувствовала, что не может унять дрожь во всем теле. "Вот уж не знала, что ты такая трусиха Катрин", - вслух произнесла она, поворачивая назад и снова спотыкаясь у входа на ровном месте. Кэтти глянула под ноги, ничего не увидела, и внезапно поняла: "Боже... ребенок!" Поврежденный корсет "Стелс-Мейджик", наброшенный на спящего ребенка, сыграл с ними злую шутку.
27. Прошло еще полчаса, и звездолет "Леонардо да Винчи" как единое целое перестал существовать. Теперь это был созданный человеческим разумом архипелаг, по воле обстоятельств затерявшийся в безбрежном океане вселенной. Его острова имели причудливую форму и еще более причудливое содержание. Сначала их движение было хаотичным, потом космический порядок внес в него строгую закономерность. Они избрали своим солнцем сопряженный с протоновыми двигателями модуль "Е" (к слову, на порядок превышавший в размерах следующий за ним по величине модуль "D"). Они закружили вокруг него, став его заложниками. Звездолет больше не был инородцем, чуждым вселенной телом, он стал ее ребенком, детищем, подданным - он принадлежал ей всецело.
Дежурили у пульта Шон Кински и бортинженер Лозан. Потерявший возможность маневра осколок корабля был по сути беспомощным перед серьезной опасностью, какой, например, могло быть скопление астероидов или метеоритный дождь. Сохранение вахты, таким образом, превращалось лишь в дань дисциплине и традиции. К тому же, никто не хотел уподобляться тому страусу, что зарывается головой в песок. В мини-баре и вокруг него расположились раненые, стюардессы и те астронавты, которые готовились заступить на дежурство во вторую и третью смены. Полумрак убаюкивал. Здесь многие забылись сном. Кто говорил говорил тихо. Все остальные собрались у виртуального планшета, обозначившего все пять модулей звездолета в их новом, "островном" качестве. Вел совещание Ник Крашпи. - Очевидно, у Катрин возникли какие-то форс-мажорные обстоятельства, и этого нельзя не учитывать. Я не исключаю того, что мы ограничены во времени. Вероятнее всего, что Катрин осталась в своей каюте, с ребенком и его отцом. Но мы не можем полностью исключать и того, что она находится в "Д"- модуле. Поэтому сформируем две группы. Первая группа - я и Горский, вторая - Хуан и Уэй До. Старший - Хуан. К первой группе присоединится и Сан-Си. Он врач, и его услуги не будут лишними. К тому же он сам выразил это желание. Обе пойдут вот этим маршрутом, - Ник лучом-указкой обозначил на планшете путь из переходного отсека через открытый космос мимо модуля "В" к центральному в "архипелаге" модулю "Е". - ...По его поверхности переберемся на его обратную сторону, и здесь группы разделятся. Пассажирский блок находится ближе, первая группа войдет в него через переходный отсек со стороны ресторан-клуба. Второй группе предстоит преодолеть около ста метров в открытом космосе. Будьте осторожны при подходе к модулю, Его вращение не стабилизировалось. Что касается пассажиров, находящихся в анабиозе, полагаю, у нас не должно возникнуть проблем до прихода крейсера. - Ник, - вступил в разговор штурман Полански - как мне кажется, повод к беспокойству все же есть. К нам приближается газовое облако. Его скорость 320 км/сек. Мы войдем в него через две-три недели. - Что оно из себя представляет? - Я смогу сказать что-то определенное не раньше, чем будут устранены неполадки электронного мозга. - Кто над этим работает? Моно? - Да, Ник. - Возьмите в помощь Лозан... Займитесь этим немедленно. Полански, как долго мы будем находиться внутри облака? - Не больше часа. Но меня тревожит его температура. - Сколько? - На поверхности около тысячи градусов по Фаренгейту. Неполадки электронного мозга были устранены в течение получаса. Когда Моно докладывал об этом дежурному, тот странно задышал носом, будто к чему принюхиваясь, потом спросил невпопад: - Не пойму, что это за запах... - Не знаю... Что наши? Где они? - Первая группа уже в ресторан-клубе. Вторая - на полпути до модуля "С". Но теперь и Лозан повторил следом за Кински: "Как будто горелым пахнет...". Шон встревожился, но, принюхавшись сам, сказал, что ничего не слышит. - Пора выяснить, что несет с собой это газовое облако, - и рассмеялся. ты не его учуял?
28. Арно показался мне выше, чем когда бы то ни было. Он ступал широко, рука не выпускала кольт, взгляд был устремлен на меня. Издали он показался мне прежним, вблизи - чужим. Его лицо было белым, как может быть белым свет; глаза лихорадочно сверкали, играли желваки на скулах, и губы были плотно, до синевы, сжаты. Он остановился на безопасном для него расстоянии, метрах в пяти, где ноги еще находили опору. "Мне бы выбраться отсюда, Арно", - облегченно вздохнув, произнес я. Арно обнадеживающе улыбнулся, но было в этой улыбке что-то непонятное, скованное, нарочитое, и это смущало меня. Он метнул мне шнур, я поймал его и подцепил карабин к поясу. "Ты найдешь наших наверху, в пустыне, держись условно севернее. Они выступят тебе навстречу". Он говорил это торопливо, будто боялся, что ему могут помешать, и тянул меня из кустарника к себе, затравленно оглядываясь. Когда Арно протянул мне руку, я было хотел за нее схватиться, но он тут же, словно спохватившись, ее одернул... "Это бег по кругу. Я спасаю тебя в третий раз", - на одном дыхании проговорил он. Я не успел ни что-либо осознать, ни что-либо ответить. Какая-то чудовищная сила захватила нас. Я не сразу понял, что это вода. Арно я не видел, меня закружило, легкие не нашли воздуха, меня переворачивало, и сердце было готово остановиться... Но кончилось все так же внезапно. Я очнулся, лежа на зеленой пыли, среди бесконечной пустыни Харона. Ни Арно, ни котловины нигде не было. Я был невредим. Я мог бы подумать, что все происшедшее со мной - плод моей разыгравшейся фантазии, если бы не обрывок шнура на поясе. Я инстинктивно взял севернее, и спустя пять часов нашел Клода, Фредерика, Мигеля...
29. Лес вставал на его пути сплошной стеной, обступал справа и слева и всегда настигал. Покрытые пузырящимся, точно водянка, розоватым лишаем, бурым мхом, похожие на стальные, стволы деревьев у основания, едва выглянув из-за кустарника и травы, множились, точно многоголовая гидра; лианы творили неописуемый хаос; бурелом строил замки; густой пар поднимался с земли, и капли влаги зависали в воздухе; полусумрак, без неба над головой, играл тенями... А ветки вновь и вновь хлестали по лицу, в икры впивались и колючки, и иглы, ноги вязли в рыхлой подстилке, но, когда казалось, что он не бежит, а ползет, смрадное дыхание врагов за спиной ощущалось все явственнее. Чаща расступалась, он вдруг оказывался на какой-то прогалине, солнце слепило глаза, он вбегал в ручей и шел по колено в воде, и рыбу можно было ловить руками, потом - стремительная смена пейзажа - карабкался по скалам, чувствовал, как все труднее дышать, преодолевал крутой склон и внезапно вспоминал о вырванных из черепа глазах, ждал встречи с ними, но на вершине находил альпийский луг - аромат цветов сводил с ума, он падал в траву, ложился на спину и видел над собой весь огромный мир, точно в зеркале, прекрасную планету. Он засыпал, веки его смыкались, но затем чья-то тень заслоняла свет, грозовая туча... "Они рядом!" - ужалила мысль.
Рука скользнула вдоль пояса, но ни пояса, ни кольта, ни какой-либо одежды на нем не оказалось. Он был совершенно голым, и только теперь это понял. Мягкое ласковое прикосновение чьей-то руки, пальцев, к его груди заставили сердце забиться чаще. Он услышал ее запах, почувствовал теплоту тела и губы ее на своем лбу. "Саша", - произнес он, но, открыв глаза, увидел Катрин. - У вас все нормально? Я подумала, что у вас жар, - вы бредили... Он вперил в нее взгляд и ничего не ответил. - Саша, кто она? - Его мать, - посмотрел он на сына. - Мы были... Впрочем, это долгая история. - Разве нам есть куда торопиться? - грустно улыбнулась Катрин. Ему нравится ее улыбка, - решил он. "Она права, нам некуда торопиться впереди вечность...". - Нам все труднее дышать. - Я обещал вам, что воздуха нам хватит на неделю, а мы протянули в два раза больше. Здешний фильтр не предназначен для подобных случаев. Его задача гораздо скромнее..., - он оборвал свою разговорчивость, ему не свойственную. - Зато еды нам хватит на месяц... За нами ведь придут? - Вы о ваших коллегах или о космодесантниках? Я очень на это надеюсь... Крейсер, о котором вы упоминали, с какой целью он пришел к "Леонардо да Винчи"? - Не знаю. Я всего лишь стюардесса. - Ему трудно дышать, - глядя на сына, с тревогой повторил Алэн. - Нет, вам это кажется, - после некоторого раздумья, прислушиваясь к ровному дыханию спящего малыша, сказала Катрин. - К тому же, он спит и, насколько я понимаю, находится под действием наркотиков. Нет, не переживайте, он в более выгодном положении, чем его отец... Вы любите его?
- Он - все, что у меня есть... "Она славная: вернула мне сына и, по сути, спасла мне жизнь, когда вернулась за мной в ресторан-клуб...", - чувствуя, как накатывается дремота, думал он. Обычно они говорили мало. А в последние дни спали все чаще и все больше. И даже в редкие часы бодрствования пребывали в каком-то полусонном состоянии. - Это вы тот человек, который похитил ребенка? - неожиданно спросила Катрин. Алэн сделал вид, что спит сном глубоким и спокойным.
Харон будто норовистый жеребец, не покорности ради, а лишь скрывая коварство, явил смирение. На какое-то время мы вообще забыли о его характере... Впрочем, разве забыли, если перед глазами каждую ночь стояли Крис, Арно, Алекс? Через день после того, как я нашел Клода, Мигеля и Фредерика, в десяти километрах условно севернее, с поправкой 10о на запад, мы обнаружили несколько основных модулей платформы. Уцелевшие ее остатки покоились на краю горного плато, вознесшегося над зеленой пустыней на высоту около тысячи метров. И, по сути, весь день мы карабкались по этой отвесной стене. Следуя лишь интуиции. Но удача улыбнулась нам (как хотелось в это верить), и мы снова обрели надежду, что наша миссия не окончится так бесславно. Шли двенадцатые сутки нашего пребывания на Хароне. Над зеленой пустыней, над плоским, как стол, плато, простиравшемся на несколько километров до следующей стены, высотой в те же тысячу метров, служившей точкой отсчета для следующего плато, за которым где-то была другая, и третья, и десятая стена, и десятое плато, над всей этой странной архитектурой ландшафта вставала ночь, как обычно, в неподвижной своей мертвой тишине, теплая и слепая. Лагерь спал. Фредерик - в медицинской капсуле; ему вживили глаза и пытались нарастить хрусталик; Мигель - в кресле, забывшись за бутылкой виски (я знал, что утром он будет глотать стимуляторы, а вечером опять возьмет тюбик с концентрированным виски, стакан воды, смеситель, опять наполнит порожнюю бутылку огненной водой и пошлет все в чертям). Спал и Клод. Беспокойно. Я догадывался, уже тогда догадывался, что с ним не все в порядке. Мы вернули себе лагерь, но стали столь же беззащитными, как древний человек в диком, жестоком, первозданном мире. Может быть, я преувеличиваю... У нас ведь было оружие. Но я говорю о силовом поле, потому что ощущение безопасности у человека давно стало неразрывно связанным с его присутствием. Я думал о нем в то мгновенье, когда увидел приближающийся к нам свет в дали пустыни. Я схватился за фонарь. Луч метнулся в ночь, пробежался по белой, в его рукаве, пыли и скрестился с лучом другим, словно шпага со шпагой... Вспышка была яркой, резануло глаза. Я открыл их - и тотчас зажмурился. Потом понял, что уснул на вахте, и мне стало не по себе. "Что это был за свет?" - сразу вспомнил я. Фонарь лежал рядом. Вокруг простиралась черная бездна. Но, бог мой! В той бесконечности я увидел луч света. Через мгновенье его уже не было...
30. Десантник, в чьем лице было что-то от грифа-стервятника, подошел к койке, взял лежавшую на ней книгу и прочел вслух: - Вильям Шекспир. "Гамлет", "Король Лир", "Ромео и Джульетта". Будешь читать, Марк? - Нет, нет, Борислав, я уже передумал, - с деланным испугом откликнулся похожий на крепыша-бультерьера его товарищ. - Марк, ну, ты идешь?! - недовольно позвал его кто-то из двух собравшихся играть в покер космодесантников. Марк тотчас подошел к их столу, поудобнее за ним уселся и, уже взяв колоду, тасуя карты, продолжил начатый с Бориславом разговор, не обращая внимания на то, что их теперь разделяло два ряда коек в два этажа. - На самом деле, меня забавляет это твое чтение, Борис. Ну, сразился бы с Джо или Бобом в "Армагеддон", ну, спустил бы сотню-другую с нами, куда тебе столько денег; поверишь ли, я даже уступил бы тебе на вечер Лиззи... если бы, понятно, она согласилась, но все свободное время пыхтеть за книгой... Вообще-то, я думал, их и не издают уже... - Ты неправ, Марк, - заметил отличавшийся весьма длинным носом на плоском лице его напарник справа. - Мы за месяц не прогоняем в покер столько, сколько стоит настоящая книга. - Если бы у Бориса не было богатого папаши, черта с два он тратился бы на эти реликвии, - скривив рот, проворчал третий игрок - в возрасте, большеголовый, с высокими залысинами и искусственным левым глазом, неморгающе вперившемся в карты. - ...Не везет мне, черт побери... - У меня отличный слух, Гейдер, - отозвался на "богатого папашу" Борислав, забираясь на верхнюю койку и беря в руки Шекспира. - А у меня крепкие кулаки, - гаркнул в ответ игрок, - ...щенок. - Кончай, Лео, - усмехнулся Марк, похлопывая взорвавшегося десантника по плечу. - Отвали, - вдруг оттолкнул его Лео Гейдер, - думаешь, ты лучше его?! Ты думаешь, если дуришь меня в карты, то это дает тебе право снисходительно бить меня по плечу?! Лео сорвался с места с очевидным намерением схватить Марка за грудки, но его соперник увернулся, сам, в свою очередь, оказался на ногах, а позади него падал стул... Когда двое космодесантников встали друг против друга, молодой - с ухмылкой, старый - с перекошенным от злобы лицом, люк к кубрике ушел в стену, и на пороге возник офицер службы безопасности. - Что здесь происходит, господа? - спросил он, вонзая взгляд попеременно то в одного, то в другого своего подчиненного. Лейтенант Мо Лау был китайцем, но марсианского происхождения, и только поэтому, вопреки родовому древу, при типичной внешности азиата он был почти трехметрового роста. Лау боялись; но отнюдь не его ставшая "притчей во языцах" молниеносная реакция в какой-нибудь схватке была тому причиной, нет, он расправлялся с солдатами рапортами, и их вышибали из космического десанта на веки вечные. Солдаты вытянулись по стойке "смирно". - Я вижу, лень, господа, не лучший союзник в ратном деле. Лау прошел к столу, взял карты Марка, посмотрел их и бросил открытыми. - Кажется, вы выиграли, Марк... - Он шулер, сэр, - процедил сквозь зубы Лео. - Ай-яй-яй, - иронично ответил на это Лау, опускаясь на стул. - Борислав, подойдите к нам, будьте так любезны. Борислав не заставил себя ждать. Офицер, видя, как он встал рядом с Марком, едва заметно ему кивнул, но затем со скучающим видом взял в руки карты и, кажется, принялся забавлять себя тем, что угадывал вытянутую из колоды дамы пик. Угадывал. Тасовал колоду. И снова вытягивал именно даму пик, где бы она ни пряталась. - Я бы сыграл с вами, сэр, - заметил Марк... - Вы проиграете, мой друг... Лау держал паузу. Он ждал кого-то еще. Наконец люк вновь ушел в стену кубрика, впуская двух близнецов - два черных одинаковых портрета. Они были самыми низкорослыми из всех, кто здесь собрался, и самыми широкими, и у каждого в ухе болталась золотая серьга. Один из них выдвинулся вперед и, отдав честь, отрапортовал: "Господин лейтенант, сержант Боб Санитто прибыл по вашему приказанию". - Так вот, господа, - выпрямившись, заговорил Мо Лау. - дабы избавить вас от мук раздумий - чем бы занять ваше бренное тело и неуемный дух в свободное время - я решил предложить вам экскурсию... через двадцать семь минут мы будем находиться в непосредственной близости от звездолета "Леонардо да Винчи". Вашему отделению, сержант, - Мо Лау посмотрел на Боба Санитто, - надлежит провести разведку. - Какие-то особые условия или наши особые заслуги? - вставил Марк. - Когда вернетесь, тогда и посмотрим, - осклабился Лау. - Звездолет расстыкован на модули и находится в дрейфе уже две недели. Мы даже не знаем, почему это произошло. Ко всему прочему, наше время ограничено. Мы должны покинуть этот район: через шесть часов здесь будет газовое облако с температурой до трех тысяч градусов по Фаренгейту... Следовательно, на разведку ровно шестьдесят минут. - Они живы, сэр? - спросил Борислав. - Не уверен...
Лада Корнуэлл проснулась в паническом страхе, что проспала самое интересное - момент приближения крейсера к терпящему бедствие пассажирскому звездолету. Приводить себя в порядок времени не было. Она на скорую руку прыснула в лицо "мгновенной красотой", застегнула комбинезон и помчалась по переходам крейсера к Центральному пульту. За те три или четыре минуты, пока она миновала все лестницы и лифты на пути к головной части космического корабля, "мгновенная красота" нарисовала премиленькое личико с румяными щечками, черными нитками бровей, длинными ресницами, подведенными глазами и пурпурно-красным ртом. Проскочив мимо козырнувшего ей у входа охранника, Лада влетела, будто вихрь, в командный пункт, взглядом успела найти зеркало, глянула в него, в сотый раз зареклась пользоваться моментальной косметикой и закончила движение в кресле справа от командира крейсера Карла Ханке. Командор был немолод, жилист и среднего роста; ни шириной плеч, ни объемом бицепса или трицепса он не отличался - для космодесантника в какой-то мере это было редкостью. У него были европейского типа серые и большие глаза; щеки впали двумя оврагами; хрящеватый и немного искривленный нос хранил черную отметину глубокого шрама в верхней части - десятки раз он мог заделать у врача-косметолога эту дыру на переносице, но всегда полагал, что это не иначе как пустая трата времени. К Ладе Корнуэлл он относился спокойно, как к неизбежному злу, с которым лучше мириться и которому стоит ради собственного благополучия во всем ему потакать. На ее счет у него были вполне четкие инструкции вышестоящего начальства: "обеспечить работу прессы" - фраза, сказанная с сильным чувством и некоторым нажимом на первом слове. Ханке, надо заметить, обеспечивал. - Вы опоздали, мисс, - хмуро посмотрел он на нее. - Надеюсь, вы не начали без меня? Ханке, слыша такое, только хмыкнул. "Пошли зонды", - скомандовал он. Лада обернулась, нашла глазами занятого аппаратурой оператора. - Хэлло, Стив! Как у нас дела? - О'кей, Лада. Наши зонды уже внутри нескольких модулей звездолета. - А мы раньше! - снова обращаясь к командору, совсем по-детски обрадовавшись, рассмеялась Лада. Ханке стерпел и это. "Сканируем". "Минутная готовность! Отсчет!" "Пошли разведчики!" "Минутная готовность! Отсчет!" Лада оставила на время свое кресло и устроилась около Стива. На миниатюрном голографическом панно перед ними появлялись первые картинки. - Ты записываешь? - С первой секунды. - Какой это модуль? - Пассажирский. Ресторан-клуб. - Боже, какие виды! Это сенсация!.. Направь зонд поглубже... - Посмотри, вход в пассажирский блок открыт. - Вижу. Вот они, капсулы! Отлично. Веди зонды, а я к Ханке - сейчас разведчики должны выйти на связь. Шестеро космодесантников тем временем приблизились к модулю "А". Ханке, следивший за ними и по экрану внешнего обзора, и по скорректированному зондами голографическому изображению с фигурками людей в масштабе 1х43, словно живыми, неожиданно очень громко, на весь командный пункт, позвал лейтенанта Мо Лау. Тот встал перед ним навытяжку через секунду. - Почему они? Почему именно это отделение? - Они - лучшие, сэр! - Лейтенант, я ведь предупреждал вас! Не так ли? ...Молите бога, Мо Лау, чтобы со Стравинским ничего не случилось.
Борислав был первым у переходного отсека модуля "А". За ним в жерло стыковочного аппарата проплыли Марк и Боб Санитто. Трое других космодесантников остались на поверхности модуля. Сиявший оком циклопа матово-белый защитный экран аварийного пульта поддался без труда и исчез в теле люка. Борислав нашел красную клавишу, вдавил ее до упора, но люк, разорвавшись посередине надвое, открылся только наполовину. Зажглось утробно-белое освещение шлюза. Борислав перенес себя внутрь двумя гигантскими шагами, Марк - включив на секунду реверс, точно завидевшая легкую добычу акула-убийца, Боб - не торопясь, сначала внимательно исследовав стенки камеры ("привязанный" к нему зонд - светящийся с тонкими иглами шар размером с добрый увесистый кулак), юркнул следом. "База, подтвердите данные сканирования", - обратился к крейсеру сержант. "Подтверждаю. Сканер людей не обнаружил. Вероятность ошибки 2%", - ответил оператор. Разведчики вскрыли второй защитный экран аварийной системы управления: через три минуты в камере стабилизировалось давление. Они вручную отвинтили следующий люк, проникли в рукав пятиметровой длины и в конце его тем же способом открыли последний люк. "Мы в ЦУПе, база". Рваные раны на экране внешнего обзора и глубокие шрамы пульта в нескольких местах с вывернутыми наружу внутренностями: бионачинкой, стекловолокном и микропроцессорами, и разбросанные повсюду, поломанные, обрезанные, оплавленные кресла, и, в самом центре, - огромная дыра в полу, в которую был виден серебристый наполнитель электронного мозга, - все свидетельствовало здесь о жестоком бое, когда стреляли из кольтов и лазерного оружия, беспорядочно, наугад, в панике или страхе, или в последней надежде, или в отчаянии. Не было только трупов. "Здесь был настоящий ад!" - вырвалось у Борислава. "А потом кто-то занялся каннибализмом. Похоронил в своем чреве весь экипаж с потрохами и отвалил куда подальше...", - зло-иронично заметил, в свою очередь, Марк. "Не засорять эфир, - вмешался сержант, но затем сам не удержался от комментариев. - ...может быть, они друг друга постреляли?" "Или один всех, а потом сам себя. В общем, чудесно...", - подхватил Марк. "Не засоряйте эфир, сержант! - услышали все голос лейтенанта. - Оставьте в ЦУПе двоих. Пусть займутся черным ящиком и попытаются войти в электронный мозг - в нем могла остаться часть информации... - и проверьте тщательнее левое крыло ЦУПа". В левом крыле аварийное освещение отсутствовало вовсе. Сюда, по знаку Санитто, двинулся Борислав, скрылся в тени и пропал. Его исчезновение вряд ли заметили бы так скоро, если бы Боб Санитто, собравшись уходить и посмотрев на часы, не сказал: " За старшего Борис!". Но Борислав молчал. Марк, только что находившийся у пульта, приблизился к Бобу с немым вопросом в глазах, рука потянулась к нейтронному ружью. Сержант остановил его: "Нет". "База, как меня слышишь?! База!!! "Борис!" Ни база, ни десантник не отвечали. Марк вдруг коснулся плеча Боба, стараясь привлечь его внимание. - Что со связью, Лау? - спросил командор. - Пытаюсь выяснить, сэр. На огромном голографическом панно перед командором было четыре зоны наблюдения: общий план разделенного на модули "Леонардо да Винчи" - в верхнем правом углу; из него же вырастающий, более крупным планом, попеременно тот или иной модуль - в верхнем левом углу; в нижнем правом был виден модуль "А" снаружи; и в центре крупным планом разворачивался зал ЦУПа, где десантники в скафандрах все ближе подбирались к серому расплывчатому пятну сумерек левого крыла. Две минуты назад они словно онемели. Лада Корнуэлл, широко раскрытыми глазами наблюдавшая за всем, что происходило внутри и снаружи модуля "А", кошачьей походкой попятилась к оператору и тихо с ним заговорила. "Где наши игрушки?" "У каждого на поясе, - зашептал Стив. - Но если я настрою зонд на прием изображения с них, то придется надолго пожертвовать видом снаружи...". "Плевать. Потом перепишем картинку с крейсерских зондов. Там что-то происходит. Мне нужен тот десантник, что скрылся в тени". "Уже...", - кивнул Стив. Оба "прилипли" к своему монитору, оба почти одновременно произнесли: "Что это?! Черт возьми!" Они видели только яркое серебристое свечение.
31. - На что вы надеялись? - Катрин говорила вполголоса или почти шепотом, смотря не на Алэна, а в сторону люка. Он проследил этот взгляд и ответил: - А вы сейчас? - Нет, правда... У вас не было шансов уйти незамеченным, и если бы вас не взял летевший к нам крейсер, вас взяли бы при высадке в порту Антарекса. Может быть, вы собирались захватить "Леонардо да Винчи"? Но что дальше? Харон? Да вас арестовало и выдало бы любое правительство... - Итак, крейсер шел за мной... - Я вам говорила - не знаю. Но думаю, что да. - Харон - молодая планета, а, следовательно, в течение еще как минимум одного поколения ее эмиграционная служба будет оставаться благосклонной ко всем, кто намерен связать с ней свою жизнь. Так или иначе, а это осмысленная необходимость - дать приют всем, кто бежит от зажравшегося мира в неизведанное. Отверженные, авантюристы, преступники - чем не источник людских ресурсов для молодых колоний. Вероятно, правительство Харона дало бы санкцию на мой арест или, уж по крайней мере, разрешило бы ищейкам из межгалактической службы безопасности самолично надеть на меня наручники. Но в первом случае никто на практике не пошевелил бы и пальцем, чтобы исполнить приговор, а во втором... Я знаю Харон, как никто другой. Меня бы не достали. - Наверное, это очень небезопасно - жить в молодой колонии среди вседозволенности и беззакония? - Ошибаетесь, мисс. Человеческая жизнь и закон там стоят намного дороже, чем на Земле или на Антарексе. Если хотите, это своего рода исправительная колония, без шансов на то, что вы останетесь "плохим". Уничтожьте вы где угодно хоть целый город, но покайтесь - и вам простят. Но не дай вам бог вернуться к прежнему здесь. - Делайте что хотите, но не у себя дома? - До определенной степени. Пока это не несет угрозу интересам колонии. Кто, например, будет торговать с теми, кто дает прибежище пиратам или покушается на святое - сбывает генофонд? - То есть, похитить с другой планеты ребенка - это, по вашим меркам, и не преступление? - Я лишь возвращаю его домой. - Почему я слышала, что вы ему не отец? - Потому что его отец скончался... и я отправился за ним на Землю, потому что я его отец...
Харон точно затаился. Опасность стала стерегущей тенью, как миг неуловимой, как смерть - неосязаемой, как страх - слишком явной, чтоб ею пренебрегать. Харон позволил заглянуть ему в лицо. Он вышел на солнечный свет, на открытое пространство, словно бросая нам вызов. Он казался неискренним, а выбора не было. Его зеленая пыль меня уже не пугала. Я сроднился с ней. И порой завороженно глядел, как ночью маленькая воронка, будто капкан муравьиного льва, за считанные минуты превращается в огромную котловину, где все оживает с приходом дня, где всегда зловеще сияет одинокий голубой глаз водоема, бездонного колодца, где я не мог не искать, хотя бы глазами Арно, зная, что напрасно, зная, что себя обманываю. Котловина исчезала через трое суток, и пыль оставалась надгробной плитой. Зеленая пустыня, похороненные в ней оазисы, зеркальные скалы и горное плато... Харон до какого-то дня мог показаться удивительно однообразным, как лунный пейзаж... До того дня, пока... А началось все ночью... - Я убил его..., - глухо произнес Клод, и я не сразу понял - бредит он, говорит ли во сне или пытается, будучи в здравом уме, в чем-то признаться мне. - Клод..., - позвал я. Платформа тонула в сумерках, и только белый свет широкой полосой по периметру отделял нас от всего Харона. Капсулы Мигеля, Клода и Фредерика чернели силуэтами и казались со стороны древнеегипетскими саркофагами, что обнаружила при раскопках археологическая экспедиция. И, казалось, призраки оживали. Клод медленно поднялся, но замер, оставаясь в капсуле. Я снова окликнул его. "Я убил его...", - повторил он отчетливее. Я не спал, я стоял на вахте, вернее будет сказано, полулежал, полусидел в кресле дежурного у единственного уцелевшего монитора... Он не слышал меня или слышать не хотел. Я подошел к нему, увидел, что глаза его открыты. ...Я путаюсь. Его глаза распахнулись, едва я оказался рядом. Он вдруг глянул на меня и совершенно дико улыбнулся. От неожиданности я скривил рот в ответной улыбке. - Знаешь, я нашел здесь лес... Вернувшись предыдущим вечером из разведывательного полета, он не сделал доклада на этот счет - он тогда вообще ушел от разговора, сказав коротко: "Все, как обычно: зеленая пыль и еще раз пыль...". - Где? - спросил я. Его сообщение мало походило на правду. У нас были десятки тысяч минут слежения на этой планете, мы налетали сотни часов на запад, восток, север и юг, и никогда мы не видели ничего похожего на то, о чем он сейчас свидетельствовал... "Где?" - спросил я. Он не ответил. Я повторил вопрос. Он промолчал. И вдруг я понял, что Клод спит. Спит с открытыми глазами. Спит и говорит со мной во сне. "Он хитрит... Хитрит...", - ужом пробралась в мозг странная холодно-скользкая мысль. А Клода будто прорвало: он говорил сначала шепотом, потом голос его набрал силу, потом слился в единоутробный непередаваемо-тяжелый монотонный гул часто бьющегося о наковальню молота. Но это были лишь обрывки фраз его несостоявшихся мыслей или давних воспоминаний и боль, троекратная, через все слова. Я отступил к медицинской капсуле. Я старался не делать резких движений, будто бы Клод мог что-нибудь увидеть и заподозрить. На ощупь нашел боковой пенал, в нем сверху лежал шприц с успокоительным. Через минуту я уже коснулся иголкой его тела. Клод, кажется, на миг проснулся, глянул на меня недоуменно, и медленно опустился на ложе. Еще через минуту он крепко спал.
Не знаю почему, но я никому ничего не рассказал о событиях этой ночи: ни о скрестившихся в ночной дали двух лучах, ни о том, как повел себя во сне Клод, лишь отметив для себя его утреннюю бледность и некоторую рассеянность, если не сказать больше. После завтрака мы, по обыкновению, провели рекогносцировку. Фредерик уже приходил в норму. Мы отчасти теперь могли положиться на него, оставляя в лагере. К тому же недалеко был Мигель, на его плечи в этот раз легла муторная, всеми нелюбимая работа: он должен был заняться бурением. Я отправлялся в пустыню, Клод - в сторону плато. И он, и я должны были покрыть до 1000 км, прежде чем вернуться на базу. "Но почему он был столь неуступчив, когда определялись маршруты?" - спрашивал я себя, и тотчас после нашего непродолжительного совещания и много позже, когда, набрав высоту, уносился от платформы со скоростью 200 км/час". "Алэн, ты сегодня работаешь на северном и южном направлениях", - говорил он. "По чести сказать, меня стала утомлять пустыня, Клод...", - посетовал я, без тени мысли что-либо менять. Он должен был либо свести мои слова к шутке, либо, если он воспринял их всерьез, попытаться объяснить целесообразность своего решения. "Тебе надо углубиться в эти крайние сектора", - проигнорировав мое шутливое, но, по сути, не лишенное смысла недовольство, произнес Клод, показывая мне на зависшей в воздухе виртуальной карте два темных пятна. "Клод, у Алэна это десятый полет в пустыню, - вмешался Мигель. - Плюс твои четыре и мои восемь. Данных вполне достаточно. Есть невыясненные моменты, но в целом мы обследовали 80% допустимой зоны. С плато дело обстоит иначе...". Он не дослушал Мигеля - почти оборвал его: "Тебе следует пройти отметку десять тысяч...". "Я вчера прошел десять тысяч...", - ответил Мигель. "Разве?" - сказал он. Возникла пауза. Клод был страшим в команде. И ошибался. Грубо. Непозволительно. Это было первым звонком. У разведчиков главенствовал закон волчьей стаи, с той лишь разницей, что оступившегося вожака не убивали, а понижали в ранге. "Разве?" - сказал он и произнес очень твердо: "Более не углубляться. Наметь три-четыре новых точки на расстоянии двух-трех километров друг от друга". "Первое: у нас охвачено на плато только 20%, - совершенно жестко сказал Мигель. - Второе: мы не можем останавливаться на отметке 10 тысяч - этого просто недостаточно". "Добьем пустыню, бурение около платформы, потом переключимся на плато...", - поставил точку в споре Клод, никого не услышав. Тогда это сошло ему с рук. Мы поднимались с мест, налаживали ранцы и зонды, Фредерик пытался острить, его поддержал Мигель, оба они рассмеялись; я улыбался, а в ушах стоял особенно глухой голос Клода. Я вспомнил ночь. Его монолог. И его признание... Ранец едва не соскользнул со спины, так стремительно я повернул назад, через голову, в мертвом пике, потом вышел из него и, не обращая внимания на голос Фредерика, спрашивавшего меня, не потерял ли я ориентацию, выверил курс на радиомаяк Клода, погасив при этом свой... Теперь Фредерик мог только наблюдать за мной через зонд. Меня это устраивало. Я набрал прежнюю высоту и увеличил скорость до трехсот...
32. Боб, повернувшись к Марку, увидел сквозь стекло скафандра его беззвучно шевелящиеся губы, прочел по ним: "Связи нет". Кивнул в ответ. Значит, все дело было в связи. Быть может, только поэтому они потеряли Борислава и базу. Жестом показал Марку: "Следуй за мной". Они вступили в затаившийся в левом крыле ЦУПа мрак, в скафандрах автоматически сработал прибор ночного видения - тьма вывернулась наизнанку - силуэт человека в двух шагах развалился надвое и тут же остался в одиночестве... В следующую секунду Боб столкнулся с Бориславом, схватил его за руку и потащил назад. Связь возобновилась так же внезапно как и пропала. "Черт возьми, что это было?" - воскликнул Боб. "Мне показалось, вы не слышали меня", - сказал Борислав. "Марк, ты видел это?" "Что?" "Отходим, мне это не нравится...". "Сержант, там ничего и никого нет. Правда, мрак кромешный", - успокаивающе произнес Борислав. Послышался голос Мо Лау: "Сержант, мы не исключаем, что потеря связи - техническая проблема. Далее действуйте по плану. Не теряйте понапрасну времени". На крейсере же, но несколько позже, Ханке спрашивал лейтенанта: "Как это могло произойти?" "Возможно, связь экранировал разрушенный наполнитель электронного мозга "Леонардо да Винчи". Его защитные экраны частично разрушены, и он реагирует на любые электромагнитные волны. Отсюда и сбои". Обнаружить "черный ящик" и "войти" в электронный мозг было поручено Марку и Бориславу. Сопроводив прощание напутствием держаться вместе, Боб Санитто покинул ЦУП. Космодесантники снаружи знали о временной потере связи, а также о том, что все благополучно разрешилось. Никто не тратил слов впустую и, тем не менее, сержанта встречали, окружив плотным кольцом. Он развел руками: "все нормально", "работаем", - заговорил: "Действуем, как на учениях: направление на модуль "D", ориентир сигнальные огни стыковочного аппарата, реверс - 200, дистанция - до пяти метров, дальше - свободное плавание...". Все три люка, камера и рукав переходного отсека пассажирского модуля были открыты настежь. Они проникли в ресторан-клуб - в центре его зависли два зонда, опередившие их на четверть часа, два светящихся ежа - службы безопасности и телекомпании "Си-Эн-Си", - потом разделились на пары. Красноватый свет был призрачным, и такими же были тени: Боба и Андрея, ушедших влево; Ливерпуля и Лео - у правой стены. В какой-то момент Бобу даже показалось, что теней больше, чем могло бы быть. Он двинулся к ближайшей из них - своей ли, чужой - она не шевельнулась; вручную переключился на "ночное видение" - и тотчас запросил базу: "...вижу человека в скафандре. Рядом второй". Справа эхом отозвался Лео: "Еще один... в коматозном состоянии". Почти сразу Боб нашел индикаторы на обоих скафандрах, сверился с их показаниями и лишь повторил диагноз. На связь вышел Ханке. "Не ждем! Спасательные капсулы к ним, и четверых десантников". Разведка продолжала движение. "Мы внутри пассажирского блока", - докладывал Боб. - Доступ свободный". "Поторапливайтесь, поторапливайтесь, господа", - подгонял лейтенант. "Что с пассажирами?" - спрашивал командор. "Ближайшие два ряда капсул пустые, - отвечал Боб Санитто. - В следующих... Думаю, они все здесь. Около ста пятидесяти человек. Глубокий анабиоз". Командор обратился к Мо Лау: "Сколько времени понадобиться нам на эвакуацию всех пассажиров?" "Возможно, больше, чем у нас есть, сэр". "Просчитайте, все варианты...".
Видимый в широких и узких трещинах пола серебристый наполнитель был, по сути, активной массой электронного мозга "Леонардо да Винчи": в ней копилась информация и отслеживались логические цепочки, в ней вершилось чудо осмысления выбора, и лишь благодаря ей мозг был... почти живым, неподвластным, быть может, только чувствам. Но, как и любой другой созданный человеком биотехнологический продукт, серебристый наполнитель требовал определенного обхождения. Функционировавший при температуре абсолютный нуль градусов, при обязательной подпитке газово-активной средой, и имевший трехсотлетний запас прочности, он, получив самую незначительную "рану", разрушался полностью или частично без шансов на реабилитацию. В случае же с "Леонардо да Винчи" речь шла о нарушении герметичности зоны электронного мозга - для него это было сродни клинической смерти. Чтобы считать с его "живых" участков сохранившуюся на уровне памяти информацию, их требовалось сначала найти. Работа эта была ювелирная и муторная. Зонд, внешне очень напоминавший человеческий волос, входил в наполнитель, в его резиноподобную снаружи и рыхлую внутри массу и, ведомый оператором, пускался в бесконечно-извилистый и небезопасный путь. Зонд мог сгореть сам, а мог по связи передать отрицательный заряд человеку; оператор с помощью системы слежения (без труда подключавшейся непосредственно к шлему скафандра), управлявший им в виртуальной действительности, рисковал, таким образом, не меньше, чем окажись он под перекрестным огнем из бластеров, но уже в реальном мире. Поиск "черного ящика" (своего рода опухоли в том же наполнителе) осуществлялся аналогично, с той разницей, что в случае положительного результата находку удаляли оперативным путем. Разведчики работали по очереди, сменяясь через каждые две-три минуты, так велико было психотропное напряжение. "Пройди глубже и просмотри крайние в секторе "D-S" каналы, похоже, там что-то есть", - передавая во время очередной вахты систему слежения, предложил Борислав. Марк только спросил с кривой улыбкой: "Как там, весело?". Датчики припали к шлему, плоский монитор опустился занавесом на стекло скафандра, затем модуль, заблокировав на внешнее восприятие человеческий мозг, активировал электромагнитное поле... Борислав поднялся из кресла. У него было время размяться. Но, сделав всего несколько шагов, он вдруг понял, что движется к левому крылу, где не было аварийного освещения и по-прежнему черным лесом стояли непроглядные сумерки. Ему даже почудилось, что лес стал ближе, и, лишь представив себя снова в нем, он почувствовал странный дискомфорт. "Что же все-таки тогда произошло?" - вдруг спросил он себя. И пришедший ответ его смутил: он ясно помнил, как исчезли красноватые блики и сгустилась ночь... и затем, как, столкнувшись с Бобом, он повернул назад. "Но сколько времени прошло между этими двумя событиями?" Очень смутно он помнил и то, как звал Боба и Марка. "Я звал их на помощь?" Его окликнул Марк: "Смени меня... Ты был прав. Мне удалось кое-что вытащить. Но будь осторожен. Мне не нравится плотность. Она увеличилась... "На этой глубине? - удивился Борислав, - каверна?" "Готов поспорить, что да. И, судя по восходящим связям, в этом месте был "черный ящик". Если это так, то его удалили до нас". Система слежения опять перешла из рук в руки. Борислав вошел в электронный мозг... Мрак, вспоротый тысячами молний, мгновенно преобразившийся в синеву неба, внезапно возникшие перистые облака, за ними замелькавшие люди, звезды, интерьеры... - несколько секунд. Потом мрак и разившие его молнии вернулись. Из тысячи огненных стрел в зонд ударила одна. Борислав на мгновенье ослеп, но какой-то тумблер в его голове щелкнул, какая-то стена ушла в сторону, какой-то темный уголок ...его собственного мозга осветило солнце. Он увидел себя в ЦУПе, в левом крыле, пятнадцать минут назад. Марк, сменившись, так и остался в кресле, только закрыл глаза. - Нет, ты не понимаешь, дорогой мой Борислав, сколько очарования можно найти в пустом времяпрепровождении. Нельзя жить в постоянном напряжении. Типичный пример - то, чем мы сейчас занимаемся. Сколько выдержит твой или мой мозг за один заход? Пять минут - и можно отправлять тебя или меня... Нет, нет, меня от подобного казуса увольте... Так вот, можно отправлять тебя в реабилитационный центр. Но, как известно, тяжелые психические расстройства да два-три десятка экзотических болезней типа "червей Мортакса" - это то, что пока не лечится... Марк говорил с Бориславом смеясь, зная, что тот его не слышит, и потому с тайным, каким-то мстительным чувством; не слышала его и база, так как он перешел на ближнюю связь, и это тоже доставляло ему удовольствие. - ...но умение расслабиться, дорогой мой друг, это тоже своего рода талант. Ты не представляешь, сколько наслаждения доставляет мне выигрыш в сотню-другую у этого мастодонта Лео. Он, несомненно, догадывается о том, с чем имеет дело, но ни сном, ни духом - в каких масштабах... Это даже не игра, это - феерия! Кстати, если не ошибаюсь, я не отдал ему ни одной партии и не отдам, принципиально. При этом он ни разу не поймал меня на "горячем". Заметь, ни разу... Вот, где отдых, вот, когда я веселюсь и живу всеми фибрами моей неуемной души... Богатой, жутко богатой внутренне, Борислав. И, поверишь, я чувствую себя филантропом. И Лео, и Ливерпуль мои товарищи, так почему не доставить им толику счастья от игры? В конце концов не ради же денег они садятся со мной играть... Или Лиззи, можно сказать, звезда моего сердца... Марк оборвал себя на полуслове, когда его уколола мысль, что пауза затянулась. Его глаза открылись. Рискуя причинить напарнику вред, он сорвал с него систему слежения. "Борислав! Борислав!" - кричал он в эфир. Черный лес слева, непроницаемая стена - вдруг шагнули к ним, лампы аварийного освещения погасли одна за другой. ЦУП поглотила тьма.
Когда лейтенант Мо Лау подошел к командору с докладом, тот разговаривал с Ладой Корнуэлл, впервые за время полета позволив себе менторский тон: - Миледи, а по какому праву, спрашиваю я вас, вы предприняли этот шаг? Это, по меньшей мере, незаконно! Журналистка не смутилась: - Бросьте, командор, вся моя вина в том, что я не спросила вашего разрешения, и только. Но неужто вы отказали бы мне... - Я не исключаю, что это по вашей вине у нас перебои со связью. - Микрозонды, которые мы приладили к поясам ваших десантников, к вашему сведению, не могут создавать подобных помех... Мо Лау негромко сказал в этот момент: - Сэр, прошу прощения... - Слушаю вас, лейтенант. - Я готов предложить вам план транспортировки капсул с пассажирами на крейсер... - Одну минуту, - кивнул Ханке и нетерпеливо посмотрел на Корнуэлл. Что-нибудь еще? - Я же говорю вам: мои микрозонды не передают изображения, а если они не работают, там что-то происходит... - Довольно, миледи, займитесь своим делом и не путайтесь под ногами, срываясь на грубость, сказал Ханке. В их разговор вмешался Мо Лау: - Если госпожа Корнуэлл обратит внимание на панель перед центральным экраном, то увидит на белом круге шесть датчиков. Они светятся. А это значит, что все шестеро десантников живы и здоровы. Но ради вашего спокойствия... попросите оператора вывести на один из вспомогательных экранов и Марка, и Борислава, находящихся в ЦУПе, сошлитесь на меня... - О'кей! - согласилась Лада и, обаятельно улыбнувшись лейтенанту и бросив уничижительный взгляд на командора, с видом победителя направилась к оператору. - Благодарю вас, лейтенант, - с облегчением вздохнул Карл Ханке. - Она меня доконает. К тому же я, кажется, нахамил ей, а это скверно... Ну, рассказывайте, что вы надумали... - Нам предстоит переправить на крейсер сто пятьдесят восемь капсул. При это мы потратим в среднем по минуте на то, чтобы снять каждую капсулу с "постамента", около пяти минут - чтобы вывести из модуля "D", и те же пять минут понадобятся, чтобы доставить ее в наш багажный отсек. Повторяю, это усредненные данные. Однако, принимая их во внимание, даже мобилизовав всех наших людей, мы не укладываемся в отведенные пять часов. Почему: во-первых, в этом случае мы сталкиваемся с невозможностью перемещения капсул пакетами; во-вторых, теряем слишком много времени на участке он пассажирского блока до переходного отсека включительно. Предлагаемое решение - нейтронной пушкой вспороть корпус модуля "D" в районе анабиозного зала и вывести капсулы через образовавшуюся брешь. - Возможные осложнения? - Я не думаю, что у нас будут проблемы. - Тогда действуйте. Лейтенант козырнул, не медля, вышел на связь с "канонирами", дал вводную, предупредив, что на всю операцию он выделяет не более получаса, и уже собирался выйти на связь с Санитто, чтобы предупредить его о предстоящих действиях, как услышал в ушах резкий голос оператора: - Семнадцатый запрашивает второго. - Что за срочность, второй? - Я вывел на вспомогательный экран ЦУП... То есть я не могу его вывести. У нас нет изображения. И они не отвечают. Ни Марк, ни Борислав...
33. - На сколько времени нам осталось воздуха? - Не знаю... - Мне кажется, я не могу дышать... Я делаю вдох и не набираю воздуха. Боже мой, Алэн, я задыхаюсь... - Катрин! Лицо молодой женщины как-то очень быстро приобрело синюшный оттенок, удушье обвило ее шею невидимым шарфом, затянуло узел, ее легкие пытались найти последний глоток кислорода, а черпали из грязного колодца томный яд... Потом она потеряла сознание. Ей казалось, что ее тело растворилось в морской воде; она видела, как солнечные лучи нанизывают на многометровую голубую сверкающую толщу океана, и чувствовала, как легко и свободно ей плыть; она была рыбой, ее жабры вздувались и опадали, и ей было бесстрашно и чудно, она уходила все глубже, пока не исчез последний солнечный шрам, и тогда ее охватила внутренняя дрожь, ее жабры захлопнулись, склеились, вросли в чешую, и со всех сторон ее обступила черная ночь. В это мгновенье она остро поняла одно, самое главное: " Я умерла!" Но глоток воздуха или яркого света, или колкие брызги разбившейся о мол воды - ее оживили, и Алэн Лаустас, отнимая от женского лица простертые к нему ладони, сказал: "Вот и хорошо...". - Что со мной случилось? - Ты внушила себе, что тебе не хватает воздуха. Только внушила. - Но мне действительно тяжело дышать. - Но ты ведь дышишь. Потерпи еще немного. Я думаю, за нами скоро придут. Я чувствую это... Сумей дождаться. Очень тебя прошу. Катрин лежала на ложе, он стоял над ней на коленях, и, неожиданно для него, как, наверное, и для себя самой, она, приподнявшись, потянулась к нему губами. Он безотчетно для себя сделал движение ей навстречу, но раньше, чем они поцеловались, отпрянул, словно испугавшись, что обожжётся.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ