Гнездо желны

Глава 2 Кукольная хозяйка

С того самого дня всё в гнезде становится каким-то странным. Хотя тётушка Инесса всё ещё неустанно продолжает твердить каждый вечер, что семье ничего не угрожает, но мы-то видим, что в квартире происходят перемены. Древоточцы неумолимо наводняют все комнаты, прячась порой в самых неожиданных местах и очень портя нам жизнь. Мне, например, не повезло в четверг застрять в полу посреди прихожей. Ноги просто провалились сквозь половицы как в трясину и увязли там. Ни шелохнуться, ни с места сойти. Как назло, дома почти никого не было. Только Лера, которая по своему обыкновению купалась в ванне и из-за шума воды ничего не слышала, да Оля – она, надев наушники, половину дня сидела в своём планшете и переписывалась с кем-то из одноклассников. Так я и стояла четверть часа посреди прихожей, пытаясь докричаться хоть до одной из сестёр.

Когда хлопнула скрипучая дверь детской и на пороге показалась Ольга в наушниках, я уже знатно осипла. Но она лишь с задумчивым видом прошла мимо меня на кухню, будто и не заметив, заварила себе чайный пакетик чуть тёплой водой и двинулась обратно, вальяжно рассекая пространство, как крейсер – волны. Она даже не обратила внимания на свою сестру, по лодыжки увязнувшую в полу.

– Оля! – не выдержала я, когда она прошла мимо во второй раз, уже возвращаясь в нашу детскую с чаем.

Она явственно вздрогнула и обернулась. Её взгляд сосредоточился на мне и моих ногах.

– А как это ты так умудрилась?.. – спросила она, сняв один наушник.

– Не важно как! Важно, что ты наконец снизошла до меня, тетеря глухая!

Оля смутилась и стянула наушники на шею:

– Ты меня звала? Я не слышала. Извини… Сейчас тебя вытащим.

Она быстро сходила на кухню, налила в глубокую миску воды и вернулась. Холодная вода тонким ручейком полилась на мои босые ноги.

– Ты сегодня какая-то рассеянная, – уже остыв, беззлобно упрекнула я сестру. – Ладно Лерочка – она мелкая, ей можно. Но ты…

– Я просто переписывалась и забыла обо всём на свете, – невнятно пробормотала она себе под нос, а я заметила на её щеках розовые пятна румянца.

– Ты что, в кои-то веки с Антоном списалась? – догадалась я. Ноги у меня уже окоченели от холодной воды, которой их заботливо поливала старшая сестра, но вредитель всё не хотел отпускать ступни.

Оля покраснела ещё больше и кивнула. Я изумлённо присвистнула. Антон был одноклассником Ольги и её тайной любовью, идеальным, по её мнению, парнем, на которого она постоянно заглядывалась, обсуждала его попеременно то с нами, то со своими школьными подругами, но совершенно теряла дар речи, стоило её объекту обожания оказаться рядом. И тем удивительнее была новость, что она набралась смелости и вступила с ним в переписку.

– Я тобой, конечно, горжусь… – сказала я, – вот только не помогает твоя вода. Придумай что-нибудь другое! А то у меня сейчас ноги отвалятся от холода!

Ольга прекратила лить воду и унесла миску, бросив мне половую тряпку, чтобы я вытерла последствия. Пока я размазывала лужи по половицам, сестра вернулась из кухни с огромным тесаком.

– Ты что собираешься делать? – с опаской спросила я.

Она лишь молча опустилась на колени и стала разбирать половицы, поддевая их ножом.

– Понимаешь, он мне первый написал! – между делом поделилась Оля. – Сказал, что давно хотел пообщаться, узнать меня поближе, но боялся показаться назойливым. Представляешь?.. Знаешь, он такой милый…

Я закатила глаза, пока сестра не видит. Стоило Антону появиться на горизонте – она сразу становилась сентиментальной дурочкой. Не такой я привыкла видеть свою собранную и серьёзную сестру. Если эта переписка продолжится, то, кажется, Оля скоро окончательно превратится во влюблённо воркующую голубку, думающую только о своём голубке.

Когда две половицы уже оказались у сестры в руках, ноги стало потихоньку отпускать. Я медленно вытянула ступни из топкого пола и принялась их разминать.

– Ты смотри не забудь про всё на свете с этим своим Антоном, – строго упрекнула я Ольгу. – У тебя экзамены в этом году. В розовых очках их писать будет сложновато, знаешь ли!

Оля смерила меня недовольным взглядом из-за того, что я вздумала учить её жизни, но говорить ничего не стала, только молча вернула половицы на место. И мы разошлись в тот день как в море корабли, оставшись каждая при своём мнении. Она поплыла в страну любовных переживаний, а я занялась более приземлёнными вещами – взялась вытаскивать Леру из ванной и убирать потоп, который она как обычно устроила во время своего мытья.

Встреченный в тот день вредитель оказался одним из тех нежеланных жильцов, которых мы просто не можем никаким образом выгнать из гнезда. Чтобы заставить незваного гостя уйти, придётся перебирать все полы в комнатах, а никому это делать не хочется. Но в последнее время таких вот основательно обустроившихся в нашей квартире древоточцев становится только больше. Никто им не рад, многих из них мы не способны выгнать, не разрушив при этом всю квартиру до основания, а тётушки всё продолжают каждый день по утрам ругаться на кухне, привлекая всё больше и больше тёмной энергии. Сколько бы я ни подслушивала, но суть их криков всё ещё остаётся для меня загадкой. Они попеременно друг друга в чём-то обвиняют, теперь ещё и постоянно возвращаясь к теме разбитого зеркала и нашествия древоточцев, но при этом я так и не могу разобрать, о чём же конкретно они спорят. Оля тоже пробовала подслушивать со мной, но успехов, как и я, не достигла. И вот мы уже просто не понимаем, что же происходит в нашем собственном гнезде и что с этим делать.

Очередная ссора заканчивается громким хлопком двери – это тётя Анфиса слабовольно бежит из квартиры и от всех нас. Я привычно очищаю гнездо свечой, обходя все комнаты по кругу и прогоняя клубы чёрного дыма, чтобы в конце концов в глубокой задумчивости замереть на пороге спальни Анфисы, где витает резкий запах каких-то дешёвых духов и пыли. Пыль вообще давно является здесь полновластной царицей, занимающей собой все горизонтальные поверхности и медленно порхающей в воздухе.

– Пыль – это частичка нас! – каждый раз уверенно твердит тётя Анфиса, нравоучительно выставляя вверх указательный палец, едва я начинаю прибираться в её комнате. – Это чешуйки нашей кожи, выпавшие волосы – они тоже обладают памятью тела и крохами нашей силы. Пыль способна на многие вещи, если знать, как правильно её использовать!

– И как же её использовать? – без устали пытаюсь я выведать эту страшную тайну.

Но тётя каждый раз лишь противно морщит нос, как старая, умудрённая жизнью крыса, почуявшая яд, и сухо отвечает:

– Вот будешь послушной девочкой – расскажу! А пока иди-ка отсюда со своей тряпкой, и нечего мне тут грязь по полу размазывать.

И я раз за разом ухожу – побеждённая, но не сломленная. И год за годом надеюсь однажды вызнать, что же такого удивительного в обычной пыли. Сегодня я решаю выведать этот секрет у тётушки Инессы, которая, выйдя из ссоры победительницей, явно крайне довольна её завершением и порхает по квартире как пушинка, несмотря на свои внушительные габариты.

– Ты больше её слушай. Она всё что угодно скажет – лишь бы её вещи не трогали! – даёт мне тётя довольно краткое и банальное объяснение.

– Так что же это получается, – я обиженно надуваю губы. – В пыли нет ничего такого? Но ведь ты сама постоянно твердишь, что всё в этом мире имеет свою силу!

– Это обыкновенная грязь. Ты лучше не забивай себе голову глупостями, а иди уберись у неё, пока Анфиски дома нет.

Выбросив почерневшую свечу и вооружившись веником и сырой тряпкой, я, понурившись, иду в комнату тёти. Пыли кругом и правда лежит такой слой, что кажется, из неё можно соткать целое одеяло. Но в одном тётушка Инесса права – Анфиса ох как не любит, когда кто-то трогает её вещи, а посмотреть в её шкафах и комодах как раз всегда есть на что.

Она давно славится собирательством всякой ненужной мелочи вроде нелепых разукрашенных фарфоровых статуэток, которые занимают все пять боковых полок её шифоньера. Комод завален старой косметикой, нечищеными потемневшими колечками и серьгами, брошками и браслетами, а под золочёной рамой овального зеркала висят старые выцветшие открытки, письма, чьи-то фотографии и записки. Копаться здесь можно бесконечно долго и всё равно каждый раз находить что-то новое, что-то неизведанное и интересное.

Я долго ползаю под кроватью, собирая клочья пыли и сдвигая старые коробки из-под обуви и связанные кипы книг, которые так никто и не распаковал после переезда, когда со стороны прикроватной тумбочки неожиданно раздаётся слабый гул.

Да, этот неприятный звук, к сожалению, мне хорошо знаком. Сначала он начинается как едва различимый шум, а потом, если к нему долго прислушиваться, перерастает в настоящий стон, полный мольбы. Но делать этого точно не следует, как и вестись на этот зов.

Когда я была совсем маленькой и ещё училась в первом классе, то однажды мне не повезло из любопытства забраться за тумбочку тёти Анфисы. Я играла в одиночестве в её комнате, потому что только здесь лежал достаточно толстый махровый ковёр, на котором было тепло сидеть. Стояла такая лютая зима, что я, как сейчас помню, дальше этого ковра вообще никуда не уходила. Там у меня были разбросаны куклы, обрывки ткани для их новых нарядов и старые растянутые резинки для волос, с помощью которых куклы обретали свои кривые косички.

И когда слева от меня вдруг раздался этот протяжный и лёгкий гул, я совсем не ожидала ничего подобного. Куклы выпали из рук, сердечко заколотилось в груди. А дома из взрослых была только Ольга, которую тогда даже взрослой толком назвать нельзя было – на год и девять месяцев меня старше, а мозгов едва ли больше. Она сама сидела в нашей детской и, слюнявя палец, листала книжки с картинками.

Позвать её у меня почему-то даже язык не повернулся. Но неожиданно захотелось посмотреть, что же там так страшно и в то же время завлекательно гудит за тумбочкой.

С трудом отодвинув рассохшийся предмет мебели, я во все глаза уставилась на чёрный лаз, который уводил куда-то в неизвестность. В нём гудел тёплый ветер: именно этот звук и доносился из-за тумбочки в минуты тишины в комнате.

Всё это было очень странно, ведь стена между спальней тёти Анфисы и кухней была не такой уж толстой, чтобы там хватило места для полноценного тоннеля, но тем не менее он там был.

Интересно, куда же он ведёт? Тогда я задумалась об этом совершенно серьёзно. И больше остального меня возмущало то, что никто в гнезде мне раньше о тайном лазе не рассказывал. Это было возмутительно! И, подбадривая себя подобными мыслями, я смело поползла на четвереньках в темноту прохода. Очень скоро слой бетона сменился холодными стальными стенками.

К моему удивлению, тоннель не только не заканчивался, но и начал по-змеиному извиваться, постоянно куда-то сворачивая и то сужаясь, то расширяясь. В конце концов, когда я уже содрала себе все ладони о шершавый металл, впереди появилась решётка. Судя по всему, это была вентиляция, и я без каких-либо проблем толкнула дверцу и выпала наружу.

Повезло, что пол оказался рядом и был устлан чем-то мягким. Приглядевшись, я поняла, что лежу в горе игрушек всех цветов и размеров, сваленных вдоль стен большой темноватой гостиной, посередине которой сама собой покачивалась колыбелька с оглушительно кричащим младенцем.

Ничего себе! Поднявшись на ноги, я оглядела комнату. Никак не ожидала, что тётя Анфиса любит забираться в чужие квартиры! Да ещё и таким непростым путём…

Гостиная утопала в игрушках, окон нигде не было видно, а из коридора тянуло тёплым воздухом, пропитанным совершенно отчётливым запахом кипятящихся пелёнок.

Кроме криков ребёнка, ничего не было слышно, но подходить и успокаивать его мне вовсе не хотелось. Не хватало только возиться с чужим младенцем! Да ещё так противно вопящим.