Гнев Звёзд (СИ)

=== Глава 10 ===

«Люблю такие ночи, как сегодняшняя: звёздные, красивые, спокойные — прямо как в сказках. Идёшь по безмолвным улицам, смотришь на небо, слушаешь музыку — и невольно улыбаешься. И нет, дело вовсе не в романтике. Ты улыбаешься потому, что тебе хорошо, тебе приятно, безумно приятно, как в самые беззаботные годы, как в детстве.

А звёзды так прекрасны, величественны. Ты невольно вдохновляешься теми красотами, которые они тебе открывают. Ты заворожён. Ты воодушевлён. В твою голову приходит столько мыслей — просто удивительно! И всё равно, что кругом лежит снег, мороз неумолимо крепчает, пробирается по твоей коже, сковывает движения… Ведь радость жизни, упование каждым мгновением, неутомимое стремление к этакому цветению, что затронет не только тебя, но и других. Цветение не в прямом смысле, нет — духовное, великое цветение, рассвет души, подъём творчества и, конечно, стремление к лучшему.

Впрочем, зачем этот ненужный пафос? Не люблю я его. Порой он лишь портит и искажает то, что на самом деле хочешь донести.

А на самом деле, сейчас глубокая ночь — вернее, уже почти утро. Но мне не хочется спать: зачем-то я, уже давно забросивший это неблагодарное дело, снова начал вести дневник. Странно даже. Сам удивляюсь. Хотя, в этом мире много странностей — и порой даже не хочется их раскрывать.

Да, кстати, мои пальцы плохо гнутся, руки ужасно болят, но я все равно пишу, потому что пришло вдохновение, потому что не могу с ним справиться — сколько ни пытаюсь. Понимаю, почерк отвратный, и, может, я его в будущем и сам не разберу, но это не повод, чтобы останавливаться. Не правда ли? Забавно.

В последнее время со мной происходит что-то странное — прямо как после того страшного дня, о котором я даже вспоминать не хочу. Правда, не хочу, хотя мысли и лезут ко мне в голову, не дают покоя.

Да, наверное, эти мысли — главные виновники того, чем меня тянет заниматься. Ну и ладно. Я не хочу останавливаться, потому что, делая это, я чувствую себя приятнее, легче, свободнее. Мне тепло, очень тепло, несмотря ни на что. Как будто все эти „подвиги“ согревают меня — удивительно даже.

Сегодня мне довелось узнать поближе двух разных, совершенно не похожих друг на друга людей, которых мне когда-либо доводилось спасать от смерти. Одной из них я помог этим вечером, второй — несколько недель тому назад.

Эмма и Джоанна — вот имена этих таинственных девушек, впечатлявших меня своими размышлениями. Эмма рассказала немного, но мне уже стало понятно, что она чего-то или кого-то боится. Нет, не меня, как ни странно, — кажется, будто это нечто живёт внутри неё. В общем, у меня в голове сложилась картина, что она боится саму себя. Могу и ошибаться, конечно, ведь это — всего лишь первое впечатление. Впрочем, порой меня посещают аналогичные мысли и насчёт себя.

А Джоанна… Даже не знаю, что о ней написать: разговорчивая, да, увлечённая, но, несмотря на это, словно дарящая какой-то холод. Неприятный холод. В отличие от Эммы, после общения с которой мне стало так тепло, приятно — прямо как после отдыха на летнем солнце. И всё равно, что сейчас зима.

Хотя я люблю холод, люблю зиму, стужу, морозы и тёмное небо, пылающее множеством звездных фейерверков — на фоне снегов они смотрятся особенно прекрасно.

Впрочем, вернусь к событиям, которые произошли днём, а то, кажется, я потом месяц вообще не буду ничего писать.

В общем, возвращаясь после встречи с Эммой, я увидел Джоанну. Она лежала в снегу и извивалась. Она сказала, что ей очень больно, что что-то будто режет её изнутри, причём именно тогда, когда она обнимает саму себя. Но изменить позу она просто была неспособна: какая-то сила словно придавливала её к земле, сжимала руки.

Я не мог смотреть на неё с равнодушием: в подобных случаях перед моими глазами сразу встаёт страшная картина, от которой меня до сих пор передёргивает, хоть и прошло уже восемь лет.

Да, эта девушка чужая, незнакомая, но я помню лицо, слова, рассказы самого близкого человека о цветении — и я хочу быть частью этого цветения, хочу двигаться к победам, хочу доказать, что с тем, что якобы предначертано судьбой, можно справиться. Нелегко, с болью, но справиться.

Я держал руки Джоанны, пока сила не перестала действовать на неё: она извивалась, причиняла мне дикую боль, но я не собирался сдаваться. И моё стремление увенчалось успехом.

Она выжила и даже не поехала в больницу — лишь поблагодарила меня, назвала своё имя, сказала, что прибыла в деревню из города совсем ненадолго, произнесла несколько слов о себе и ушла во мрак.

Её короткая речь впечатлила меня, вдохновила, но, честно говоря, продолжать с ней общение я не желаю. И дело не в физической боли, которую она мне случайно причинила, нет — холод, тот самый холод, неприятный, пробирающий…

Я и сам с точностью не понимаю, зачем вообще всё это пишу, как ни забавно. Нет, не ради хвастовства, не ради стремления произвести на кого-то впечатление своими „геройствами“ — исключительно для себя. Какой-то моей части даже кажется, что всё это — наивный бред человека, практически не спавшего несколько ночей. Но нет, я знаю, что, если я желаю это, значит, в этом есть какой-то смысл, может, туманный, размытый, но он есть.

Вряд ли это кто-то, кроме меня, вообще прочитает: это слишком личное.

Но в последнее время в моей голове крутится столько мыслей, что я даже не знаю, как с ними справиться, куда их выплеснуть. Это как тогда, в детстве, во времена маминых сказок про цветение и фантастических историй о настоящем котёнке с тремя лапами, которого мы вместе спасли от жестоких детей и приютили у себя.

Вернуть бы эти времена… Впрочем, зачем придавать им столь печальный оттенок? Да, это были замечательные времена, но нынешние не хуже.

И пусть крадётся ночь, пусть танцуют звезды — ты спи, спокойно спи… Я скучаю, да, и уже повторяю это n-нный раз, наверное, но… спи».

Разумеется, Мартин Сантер бы ещё написал немало нежных, тёплых, наполняющих его разум и душу слов, но после «встречи» с таинственной Джоанной его руки ужасно болели, мешая ему работать.

Поняв, что ничего уже не выйдет, Мартин закрыл дневник, тихо подобрался к окну и, взглянув на небо, усеянное холодными искорками звёзд, мечтательно улыбнулся.

И пусть он уже не ребёнок, совсем не ребёнок, он не отрицал многое, самое чудесное, фантастическое, невероятное.

Страшный день, на время перевернувший его жизнь, исчез далеко позади — и теперь осталась лишь грусть, светлая, как те звёздочки, нежная, как голос самого близкого человека… Волны её мягко играли в душе юноши, заставляя того искренне улыбаться.

После самого ужасного дня он вообще часто улыбался, даже в невзгоды, в трудные моменты, в неприятности — он старался брать вдохновение от всего, что с ним происходило в жизни. Вдохновение жить дальше. Вдохновение стремиться к «цветению», о котором она ему постоянно рассказывала, о котором напевала ласковые колыбельные.

Несмотря на то, что в детстве Мартин с огромным удовольствием помогал людям и животным, совершал добрые поступки, избегал грязной лжи, тот день многое изменил в его жизни, мышлении. «Ангел» стал другим. Совсем другим. Хотя чистота, искренность, мягкость в нем осталась и жила с ним до сих пор, и погружала его в мечты, и строила замки в его богатом воображении.

Широко улыбаясь, Мартин отошёл от окна, достал с полки один из старых дневников и, раскрыв его, приступил к чтению. Что-то терпкое, нежное, лучистое наполняло его душу. И несмотря на грусть, юноша был счастлив, действительно счастлив.