Гнев

Часть 2. Как Зорн встретил Еву

12 ноября 2028 года. Инспектор иммиграционной службы курил, и Зорн попросил сигарету и себе.

– Итак, вы выехали в Лондон утром 3 ноября.

– В Париж, – поправил Зорн.

– Хорошо, – кивнул инспектор. – Какова была цель вашего путешествия?

1 ноября 2028 года. Зорн сел на поезд в Брюсселе. Город был темен, окна местами заколочены, на улицах попадались редкие прохожие. Тем временем мировой экономический кризис, похоже, был в своей высшей фазе. Альтернативные прогнозы на будущее пользовались на черном рынке большим спросом. Шарлатаны, специализирующиеся на оценках вероятностей, построенных на ворованном софте, процветали. Китайская Московия разорвала дипломатические отношения с несколькими ближайшими соседями и грозила выслать всех западных иностранцев. В Европе были свои проблемы. Париж частично закрыли на карантин после очередной биотеррористической атаки. Чтобы попасть в законсервированную часть, нужно было специальное разрешение.

Зорн только что закончил очередное дело, и у него опять начались старые проблемы со здоровьем. С самого детства он страдал от приступов, которые про себя называл аллергической реакцией на реальность. Внешне это напоминало эпизоды острой депрессии или, как было модно говорить в его юности, панические атаки. В какой-то момент ему пришлось признаться себе, что он не справляется: не помогли ни мозгоправы, ни антидепрессанты. И последние два года почти после каждого выполненного заказа он на несколько дней погружался в состояние, выйти из которого, он это понимал, однажды не получится. Его контора всегда присылала безупречное описание задачи: устранить террориста, плохие олигархи, угроза мирному населению. Но все чаще при внимательном взгляде он обнаруживал очевидные нестыковки. Последнее задание было обставлено как цель, которая работала на террористов, но по факту это был какой-то незадачливый молодой физик, который явно изобрел что-то странное. Зорн работу сделал. Уже вечером начался страшный озноб, ночь и весь следующий день он просидел в темноте, закрыв все шторы, шарахаясь от каждого звука и напрягая слух до звона в ушах. Несколько суток провел без сна, а когда немного пришел в себя, позвонил шефу. Шеф помычал в трубку, сказал, что перезвонит. И действительно, перезвонил и продиктовал номер перуанского шамана, широко известного в узких кругах. Шаман жил в Париже. Свой человек помог с билетом до Брюсселя. Самолеты летали настолько редко, что Зорн особо не надеялся быстро добраться. Тем не менее, ему повезло.

В Париже он надеялся встретить и Еву Монограммисту. Но Ева не выходила на связь. И кто знает, может быть, ее тело уже валялось на какой-нибудь помойке на окраине Парижа. Работа перевозчиком имела свои издержки, несмотря на все подписанные пакты о неприкосновенности.

3 ноября 2028 года, 16:50. Зорн наслаждался путешествием в поезде из Парижа в Амстердам. Надолго или нет, но шаман помог. Зорн чувствовал себя прекрасно, приступы казались неудачным сном, он был как никогда живым, ехал налегке провести пару вечеров в мутных шалманах Амстердама. Гаш, трава или проститутки – как расслабиться, он еще не решил. Его манила и опера, в ней было много рассудочной страсти, которая отзывалась в нем яростной жаждой жить. А перед оперой был план – зайти в кофешоп.

Он купил билет на старый поезд, который ехал древней черепахой, никуда не торопясь. Внутри были обитые велюром деревянные кресла, он с удовольствием поерзал, устраиваясь поудобнее. И смотрел на пейзажи, которые плыли за окном. Редкое для после Заката светило солнце, до Амстердама оставалось несколько часов. Зорн бездельничал и считал, что для этого идеально устроены поезда, когда можно ничего не делать и просто смотреть на картинки, которые реальность разворачивает перед тобой, не требуя никакого участия, даже реакции. Он бы всю жизнь провел в поездах.

И тут все поменялось.

Она вошла в вагон, как будто случайно обернулась – но Зорн хорошо знал этот взгляд. И, конечно, ее он тоже знал.

– Ева! – окликнул он.

И в ту же секунду понял, что она заметила его гораздо раньше и ждала только, чтобы он сам ее увидел. Она направилась прямо к нему, с каким-то ведьминым смешком прильнула к его губам и, через мгновенье отпрянув, непринужденно села в кресло напротив.

– Какой сюрприз.

Улыбнулся Зорн, наблюдая, как она расправляет на своих красивых коленях складки модного новехонького пальто. И вспомнил, как последний раз видел ее в начале лета в обжигающем взгляд шелковом коротком платье, по обыкновению, абсолютно черном. В Еве совсем не было всепоглощающей женской витальности, понятной и легкой, победной, дающей, но и целиком, до костей, забирающей. Ева, напротив, не нуждалась, похоже, ни в ком. В ней не было тепла, но не было и отчужденности. Она напоминала тревожное произведение искусства, которым можно было любоваться, но которым невозможно владеть. Худая, бледная, с копной черных волос, холодными серыми глазами, острыми скулами. На ней было черное пальто, черная же водолазка и узкая юбка, тяжелый гранатовый в золоте браслет на запястье, сапоги до колен с замком в виде головы змеи, какой-то слабо уловимый хищный парфюм, мелкие, неброские детали – вещи, от которых всегда исходил тонкий аромат денег и опасности. Ее внешняя красота и хрупкость в первый раз их встречи ввели его в заблуждение. На самом деле, как он потом не раз убедился, она отлично могла позаботиться о себе. Он поймал себя на мысли, что ему жаль, что между ними никогда ничего не было.

Ева небрежно кинула черный портфель в соседнее кресло и с улыбкой убрала прядь волос со лба.

– Все еще дуешься из-за Парижа?

Зорн пожал плечами.

– Нет, обожаю, когда меня подставляют, кидают на деньги, а потом мне приходится заметать следы и ложиться на дно на месяц-другой. И ты даже не сказала, что тебе нужно уехать, когда вышла на минутку.

– Не люблю долгих прощаний.

Они поулыбались друг другу.

– У меня неприятности. И это не так, как в прошлый раз, – вдруг серьезно сказала она.

– Твои неприятности в этом портфеле? – спросил Зорн и посмотрел на потертый портфель, на котором теперь заметил красную бирку, с неровным отпечатком монограммы.

Ева нервно поправила ворот пальто и покачала головой.

– Нет, это просто посылка.

– Ева, тебе никакой портфель не нужен, ты сама и есть неприятности, – сказал он, закидывая ногу на ногу и любуясь цветом ее глаз.

Глаза Евы от природы были банально серыми, но свет играл отражениями и делал их цвет непредсказуемым: то серым, то голубым, то крыжовнично-зеленым. Сейчас они напоминали талый лед и свинцовое небо перед первым снегом.

– Ну брось, Зорн, по-моему, было весело.

– А теперь?

– А теперь не совсем, – кивнула Ева. – Знаешь, один философ сказал, что людям становится смешно, когда реальность не соответствует их ожиданиям. И вот мне даже интересно, что́ он имел в виду. Потому что реальность, которая не соответствует нашим ожиданиям, особенно, когда она сильно не соответствует – это вообще не смешно.

И тогда в вагон зашли двое. Зорн не успел их толком разглядеть, но в первый момент был уверен, что они близнецы. «Наверное, – вспоминал он потом, – он так решил, потому что оба были примерно одного роста, темноволосые, в одинаковых черных пальто и костюмах. Они улыбнулись Еве – или нет?» Пока Зорн соображал, что́ происходит, Ева издала приглушенное шипение, в котором Зорн смог различить «твою ж мать», схватила портфель и бросилась к противоположному выходу. Один из двоих был как будто неуловимо старше, и он негромко сказал что-то напарнику, который аккуратно полез в карман.

Времени на решение было совсем мало, и Зорн сделал выбор, который, возможно, и был для него не очевидным еще пару секунд назад, но не теперь. Он резко встал, прикрывая Еву, выхватил пистолет и выстрелил пару раз в крышу вагона. Началась обычная в таких случаях паника. Кто-то закричал, пассажиры бросились кто куда. Двойники, или кем там они были, замерли: появление Зорна явно не входило в их планы, и это было хоть каким-то, но преимуществом. Философ Шопенгауэр смеялся на заднем плане. Зорн подмигнул всем троим и быстро вышел в тамбур вслед за Евой. Вот только девушки там уже не было.

Выпрыгнуть на полном ходу было слишком нерационально. С другой стороны, все зависело от степени отчаяния… Повинуясь интуиции, Зорн рванул на второй этаж, вошел в вагон. Здесь было пусто. Впереди хлопнула дверь, и Зорн поспешил дальше на звук.

Ева стояла в тамбуре, окно было открыто. В момент, когда Зорн распахнул дверь, она с сомнением смотрела на портфель.

– Есть другая идея. – Он кивнул. – На крышу, – и показал глазами на люк над ее головой.

Помогая ей забраться наверх, он попробовал взять портфель, но Ева только усмехнулась. На его молчаливый вопрос ответила сквозь зубы:

– Не сейчас, Зорн. Это хуже, чем ящик Пандоры. Поверь мне, самое умное, что ты можешь сделать – это поскорее забыть о том, как выглядит эта посылка.

Они выбрались на крышу. Ветер бил наотмашь, рывками, не давал вдохнуть, и волосы Евы взбесившимися змеями плясали над ее головой. За несколько метров до тоннеля они посмотрели друг на друга и одновременно молча легли навзничь.

– Пора выходить, – еще немного погодя одними губами произнесла Ева.

До станции оставалась изрядная пара километров, но поезд сбавил ход, и теперь можно было прыгать.

Они спустились по внешней лестнице, и сперва он, а потом Ева спрыгнули. Ева тихо ругалась, отдирая колючки ежевичного куста от пальто и пытаясь усмирить волосы. Ежевика была мелкая, сохлая. Зорн автоматически положил одну ягоду в рот, почувствовал горечь и выплюнул. Осень была уже повсюду: и в прохладном воздухе, и в желтых листьях, и в небе, которое было набухшим и недобрым.

Они медленно поднимались по насыпи к шоссе. Начинало темнеть.

– Оторвались вроде, – сказала Ева.

– Что это были за люди? – спросил, наконец, Зорн.

– Я не знаю…

– Ева!

– Я не знаю! Правда. Могу только догадываться.

И она помахала портфелем.

– Что в портфеле?

– Зорн, я не скажу. Это вопрос очень больших денег, которые связаны с очень плохими людьми.

– Мы, знаешь ли, тоже не наряжаем елочку на Рождество.

– Нет, но они – гораздо, гораздо хуже.

– Ну и что теперь?

– Ты куда ехал-то? – ответила Ева вопросом на вопрос.

– В Амстердам, – Зорн мрачно вспомнил, как в целом неплохо начинался день и что оперы не будет.

– Амстердам, – задумчиво повторила Ева. – Значит, нам по пути, у меня там встреча.

Они добрались до центральной площади Амстердама чуть за полночь. Их шаги по пустынной мостовой шарахались в темноте эхом, как выстрелы. В каналах мерцала ноябрьская вода, и Зорн не мог отделаться от мысли, что из какого-нибудь темного окна за ними следит через прицел невидимый стрелок.

– Дальше в переулках, прямо за площадью Дам, был такой затертый сетевой отель, «Тюлип», – прозвучал из сырой темноты чуть впереди него голос Евы.

– Как скажешь – ответил Зорн почти беззвучно.

Они уже какое-то время петляли по узким переулкам вокруг площади. Свет фонарей во тьме, отражения, тени, все было древним как время, ненадежным и предательским, как сама жизнь.

Зорн считал Амстердам своей нежной любовью. Были еще снежная, горестная, лучезарная, последняя, неизбежная, затянувшаяся, усталая и торжествующая. Есть города, которые ты любишь, но они – они не любят тебя. Всякий раз, оказавшись в таком городе, ты терпишь неудачу. Там никогда ничего не получается: не встречаются нужные люди, не находятся адреса, ты плутаешь в одних и тех же трех петлях проклятых улиц и долго не хочешь понять, что выход только один – бежать. И до последнего тебе кажется, что, наверное, просто в этот раз что-то пошло не так. Между тем есть города, которые любят тебя больше, чем ты их. И когда входишь в такой город несчастливым, одиноким, жестокосердым, судьба вдруг, как Вий, кажет на тебя пальцем. И ты приободряешься, выбираешь костюм понаряднее… для внезапно случившейся победы. Пусть. На Амстердам Зорн привык полагаться, как на самого себя.

Дождь разошелся уже вовсю. Зорн краем глаза следил за маршрутом, сосредоточившись на звуках вокруг. Один раз он зашел вслед за Евой в подъезд, но они только прошли дом насквозь, пересекли внутренний двор и, пройдя в арку, попали в следующий внутренний двор, где Ева, свернув к одному из домов, спустилась по ступеням к лакированной красной двери цокольного этажа, над которой светил фонарь с разбитой створкой.

В ответ на звонок раздались треск, шипенье, и немолодой женский голос развязно спросил:

– Вам кого?

– Добрый вечер, нам нужна комната – ответила Ева таким вежливо-лилейным голоском, что Зорн с удивлением глянул, нет ли кого-нибудь поблизости.

Через несколько долгих секунд сработал сигнал электронного замка, и Ева с силой толкнула дверь. Они попали в темный коридор, в конце которого в тусклом электрическом свете виднелся ресепшен. Пахло приторно-сладким парфюмом и еще чем-то затхлым, как в комоде со старыми вещами. За стойкой никого не было, и они долго ждали, пока на их звонок не вышла увесистая дама неопределенного возраста с взывающим к отмщению макияжем, одетая в черный бархатный спортивный костюм со стразами. Она посмотрела на них с сомнением и, не здороваясь, попросила карточку идентификатора личности. Потом несколько раз переспросила имя Зорна, рассматривая его фотографию.

– Очень много смотрю сериалов, – наконец сообщила она. – В старости, боюсь, начну подозревать сама себя. Вот ты, – она ткнула наманикюренным пальцем с кристаллом, приклеенном на ногте, в нагрудный карман Зорна, – не ты играл в сериале – не помню уже, как называется – в седьмом сезоне, маньяк убивает всю свою семью, потому что его раскрыли?

– Нет, не думаю, – ответил Зорн.

Она вдруг потеряла к нему интерес, как будто его тут и не было, и обратилась к Еве:

– Вам, может, верхний уровень на этот раз? Или нижний, как обычно, милочка?

– Нижний, пожалуйста, – вежливо улыбнулась Ева.

Толстуха набрала что-то, потыкав в пожелтевшие кнопки клавиатуры. Компьютер зашумел.

– За обстановку по вашему вкусу – доплата двадцать процентов. Берете?

– Да.

Ева кивнула и надела на голову широкий обруч сканера. Такие старые уже и не встречались Зорну. Он с сомнением посмотрел на сканер: интересно, что́ она выберет.

– Вы есть в нашей программе лояльности, поэтому ждать номер после сканирования не нужно: он готов.

Дама нежно улыбнулась Еве. На панели зажглась лампочка, и Ева сняла с головы обруч.

«Престарелая Мерлин Монро», – назвал администраторшу про себя Зорн. Тем временем звезда повернулась к ним спиной и стала смотреть на пустые крючки с номерами, висящие на стене. Некоторое время спустя покачала головой, сказала себе под нос: «Божье наказание», и принялась рыться в ящиках стола. После долгого громыхания, из его недр она выловила что-то, что оказалось железными ключами. Настоящими ключами с брелоком, на котором был написан номер комнаты. Выложив их на стойку перед Зорном и Евой, она повернулась и отправилась в сторону буфета, в глубине которого Зорн различил многочисленные бутылки с мерцающими этикетками.

– Не забудьте свечи, дальше по коридору темно, электричество отключают временами за неуплату, – бросила она им, сделав неопределенный жест.

– Серьезно? – Зорн с недоумением смотрел на ключи в руке. – Я думал, в Европе такого уже не найдешь.

– Пошли. – Ева потянула его за рукав. – По крайней мере, это приятнее, чем кусок пластика.

Они прошли через темный вестибюль. В неверном свете свечей тени тревожно разбегались по углам, под диваны, стоящие как попало, мелькнул огромный камин, и они вышли к лифту.

Лифт был настоящей рухлядью. Чтобы войти, нужно было самим открыть кованые двери, а затем еще одни внутренние, деревянные. Нажимая кнопку, Зорн, стоящий с тяжелым подсвечником в руках, не был уверен, что сейчас вообще что-то произойдет, но машина вдруг ожила и со скрипом начала движение. Весь путь на минус третий этаж лифт дрожал, тросы издавали скрежет, а электрический свет судорожно мигал. Вокруг лампы, за железной сеткой, вился непонятно откуда взявшийся огромный мотылек. Второй такой же, засохший, валялся на полу.

– Да, – Ева кивнула своему отражению в треснутом зеркале лифта, – есть в этом мире места, которые не меняются.

– Мы спускаемся в ад? – спросил Зорн, притворно закатывая глаза.

– Мой ад везде, и я навеки в нем: это давным-давно объяснил еще Мефистофель. Ад – это самое надежное место, чтобы спрятаться. Никто не хочет спускаться туда вслед за тобой.

– Если только те, кто за нами охотится, – люди, а не черти, – проворчал Зорн.

Стены в коридоре были обшиты снизу темным деревом, а дальше, до потолка, красным шелком, потертым и несвежим. Кое-где к стене были прикручены вазоны с выцветшими пластиковыми тюльпанами.

– Брендинг, – пожала Ева плечами в ответ на его молчаливое недоумение.

Она привычным движением отперла дверь, щелкнул затвор и они вошли. Вниз в комнату вела еще пара ступеней. В глубине горел свет.

В целом здесь было лучше, чем Зорн представлял себе, пока они шли. Ева выбрала интерьер из старых европейских домов. В центре комнаты стояла огромная кровать с балдахином, тяжелые бархатные драпировки с золотыми кистями вверху держались на головах котов, которые с открытыми пастями пялились в потолок. Деревянный пол из темного гладкого дуба с широкими половицами вел до самой ванной, куда скрылась Ева почти сразу, как они вошли. Единственное окно было плотно задернуто шторой. Оно было глухим, как и следовало ожидать: подняв тяжелый занавес, Зорн посветил подсвечником в полумрак и, обнаружив кирпичную кладку, задернул штору.

Поставил свечу на пол у кровати, лег, не раздеваясь, и уставился в потолок. Над кроватью висел круглый плафон, украшенный по кругу лепниной. В хитросплетениях орнамента Зорн постепенно разглядел тело змеи, свернутое в кольца. Ее голова с хищной раскрытой пастью нацелилась на невидимого в полумраке противника. Зорн взял подсвечник. При свете он увидел, что вслед за змеей летела птица, похожая на петуха, а за ней следовал разъяренный кабан. Было не вполне ясно, преследовали ли они друг друга, но все трое бежали по кругу.

Когда Ева вышла из ванной в сером гостиничном халате и села на кровать с другой стороны, он предложил:

– Расскажи мне о себе, Ева.

– О себе? – повторила она с сомнением, продолжая расчесывать волосы. – Я сама себе боюсь о себе рассказывать.

Зорн промолчал.

– Ну хорошо. Вот сегодня мой день рождения. Начался сорок минут назад.

– Поздравляю, – сказал Зорн, и в воздухе повисла неловкость.

– Да, звучит как бы не к месту, – согласилась Ева.

– У тебя есть семья? Родители?

– Родителей я не помню. И вот такой у меня день рождения – как вся моя жизнь. Когда я в свое тридцатилетие сижу в нелегальном отеле на кровати с человеком, которого едва знаю, с портфелем, в котором лежит что-то, что может нас обоих убить. Разве это не круто? – расхохоталась она через мгновенье.

– Ну да, – поддержал Зорн. – А у тебя есть план? Кроме того, что нас, возможно, убьют?

– Мой план – лечь спать, пока еще что-нибудь сегодня не случилось. – Она уютно устроилась на своей половине кровати. – И кстати, – пробормотала она, почти засыпая, – спасибо. Не помню уже, когда мне дарили подарки на день рождения.

Зорн проснулся на рассвете. Это не было ни сном, ни кошмаром – будто кто-то слегка толкнул его в плечо. Он глянул на циферблат наручных часов: было почти четыре утра. Зорн включил маленький ночник на своей стороне кровати. Ева спала рядом в том же положении, в каком заснула, и он долго смотрел на ее лицо. Потом не удержался и, едва касаясь, провел большим пальцем по краю ее губ. Она улыбнулась во сне и, что-то пробормотав, свернулась клубочком.

Зорн встал и тихонько поднял портфель, который Ева ночью положила рядом с кроватью на пол. То, что лежало внутри, не было особенно тяжелым. Портфель был бы совсем неприметным, если бы не красная атласная бирка, подшитая с краю, и на ней Зорн раньше заметил отпечаток монограммы. Теперь он взял телефон и сфотографировал картинку. Символ был простым: скрещенные ключи. Один ключ был больше другого, и над ними шла надпись на латыни: omne nimium nocet. «Все излишнее вредит».

Замок с цифровым кодом оказался более хитрым, чем Зорн предполагал. Он зажег лампу, тускло осветившую огромную мраморную ванную в имперском стиле (здесь Ева оторвалась в визуализации по полной) и, изрядно повозившись, наконец осторожно вскрыл портфель. Никаких чертей, дыма, грома и молний из портфеля не появилось. Внутри было что-то завернутое в ткань. Зорн достал сверток и развернул зеленый истертый бархат. Это была всего лишь старая книга, от которой шел тяжелый сырой запах ладана. Он осторожно перевернул несколько страниц, опасаясь, что они попросту рассыплются в его пальцах. Книга была на французском, название на обложке гласило «Красный дракон». Ниже шла надпись мелким шрифтом: «Включает зашифрованную главу о ядах из утерянной книги Войнича».

«Антиквариат, значит, – подумал Зорн. – Что тут может быть особо опасного?» В этот момент ему показалось, что он слышит явственный шорох. Он обернулся, но, ясное дело, никого в ванной комнате по-прежнему не было. И вдруг старый надтреснутый голос заговорил над его левым ухом: «Хочешь избавиться от своего гнева?» Он снова огляделся, пожал плечами. Пожалуй, в последнее время он переборщил с веществами. Закрыл портфель, выключил свет и вернулся в комнату. Ева спала на спине, сложив руки на груди, и только по дыханию можно было понять, что она жива.

Почти час он потратил на поиски в сети. Да, книга могла быть ценной. «Красный дракон» относился к очень редким оккультным гримуарам, первое издание книги датировали XV веком, но ему не удалось найти ни одной сколько-нибудь действительно старой копии в продаже. Были перепечатки издания XVIII века. И возможно, что никакой книги до XVIII века вовсе не существовало. Если бы на титульном листе книги из портфеля не стояло однозначно: 1421 год. Если только это не подделка. Если только… Одни догадки. В антикварных книгах Зорн был не силен.

«Красный дракон» был не просто одним из сильнейших гримуаров, но и книгой, написанной, по слухам, церковниками, а не оккультистами. А это было не просто редкостью – это делало издание невероятно притягательным для чернокнижника любого уровня.

Книга содержала много полезных инструкций: как стать невидимым, болтать с умершими, использовать проклятия на любой случай. «Во что же ты меня втянула, Ева?» – подумал он, закрыл все окна браузера и почистил кэш.

– Твое лицо, тело – разве это ты? Нет. Настоящий ты – это серое желе в черепной коробке. Один мой друг, нейрохирург, сказал мне, что если мозг выложить на стол и немного потрясти – он развалится, как пудинг.

Сообщила ему утром Ева, пока под шум электрочайника насыпала из пакетика в чашку сушеные грибы с красными шляпками в белых точках.

– Тебе когда-нибудь снятся кошмары? – спросил Зорн, рассматривая неприятного вида грибы.

– Мне вообще не снятся сны, никакие, – она залила кипятком до половины кружки пару небольших шляпок.

– Это что же, – спросил Зорн, – в самом деле мухоморы?

Ева накрыла кружку блюдцем и пожала плечами: мухоморный микродозинг положительно влияет на когнитивные функции. Улучшает качество сна и выравнивает эмоциональный фон.

– Ну, что еще пить ведьме, как не чай из мухоморов, – съязвил Зорн.

Ева улыбнулась уголками губ и следом деловито спросила:

– Был в местном Рейксмузеуме? Давно не видела «Ночной дозор» Рембрандта.

– Можно прогуляться.

Они вышли из отеля, когда солнце уже было в зените, и отправились через площадь Дам мимо королевского дворца к улице с магазинами.

– Нужно переодеться, – сообщила Ева. – И тебе тоже. А то мы выглядим как сотрудники элитного похоронного бюро.

Она засмеялась, увидев, как Зорн закатил глаза, и в следующую секунду уже тянула его за рукав внутрь какого-то бутика, сквозь тропические джунгли, где стояла охрана и стелился густой аромат парфюма. Пробежала по магазину, сняв с вешалок спортивные брюки, бейсболку, куртку в стиле милитари оливкового цвета с кучей карманов, футболку с надписью Good girls go to heaven and bad girls go everywhere[6] и солнечные очки.

– «Все хотят попасть в рай, и никто не хочет умирать» – так бы я это перевел, – сказал Зорн самому себе: рай как отложенная жизнь.

Когда через пару минут Ева вышла из примерочной, он ее не сразу узнал. Она убрала волосы наверх под бейсболку, стерла помаду и выглядела почти подростком. И ему вдруг очень захотелось взять ее за руку.

– Тебе тоже, – сказала она тоном, не терпящим возражений, – надо переодеться.

Скоро Зорн стоял перед зеркалом в джинсах, черном свитере с надписью «Not today satan»[7] и черной кожаной куртке и выглядел в целом не старше Евы. Она критически оглядела его и удовлетворенно сказала:

– Очень хорошо, партнер. Теперь мы похожи на обычных прожигателей жизни.

– Партнер?

– Ты же знаешь, что перевозчику нельзя пользоваться оружием: отберут лицензию. А вот нанять телохранителя кажется мне идеальным решением. Рекомендации на тебя я могу дать себе сама: ты отличный стрелок, умный, хладнокровный и опытный. Могу предложить вознаграждение – сорок процентов от оплаты за посылку. Предложение действует ровно пять минут.

– А ты не думала, что мои услуги тебе не по карману?

– Брось, Зорн, ты работаешь не только за деньги. Ты любишь странные истории. Сам подумай, они хотят убить перевозчика. А потом, ты не хочешь спросить, что такое эти сорок процентов в деньгах?

– Ева?

– Сто тысяч долларов.

– Это кто же платит столько денег за доставку?

– Одна фармацевтическая корпорация со штаб-квартирой в Нью-Йорке.

– Торговаться об условиях не получится? Например, я хочу больше информации по доставке?

– Нет. Я не могу обсуждать доставку. Твоя задача – охранять меня и портфель. – Он молчал. – Так ты согласен или нет?

– Да, Ева, да.

Зорн потом со смешанным чувством вспоминал этот разговор. Он знал, что поможет ей. Не только потому, что она попросила, но и потому, что его тяготило предчувствие. Такое холодное ощущение, что выбора у него нет.

Они расплатились. Ева оставила старую одежду в магазине, сказав продавцу, что они вернутся позже.

– Ты не собираешься забирать свои вещи, – сказал Зорн утвердительно, когда они вышли на улицу.

– Там, откуда я приехала, имеют старомодную привычку насовывать жучки куда попало. От одежды лучше избавиться.

Погода сменилась, небо заволокло тучами, накрапывал мелкий дождь. Зорн поднял воротник. Прохожие хмурились, торопливо раскрывали зонты, похожие в сгущающихся сумерках на черные дыры. В домах то там, то тут зажигался свет.

Они шли уже добрых двадцать минут. Ева остановилась и попыталась закурить под дождем, снова и снова щелкая зажигалкой. Зорн обхватил ее руки на секунду, поднеся зажигалку; они были очень холодные.

Перед входом в музей очереди не было. Они скользнули в музейные ворота и пошли по мокрой песчаной дорожке под платанами. До закрытия оставалось чуть меньше часа. Купили входные билеты, и Ева, сверившись с навигатором, почти побежала к залу с «Ночным дозором». Когда они вошли, в зале почти никого не было: бродила парочка неприкаянных туристов, в углу на стуле дремал смотритель. Ева прошла вглубь и встала прямо напротив картины. Зорн нагнал ее.

– И что теперь?

– Будем ждать.

Зорн посмотрел на нее с сомнением.

– Он придет: он не изменяет своим привычкам. Если он жив, он придет.

В этот момент в анфиладе появился пожилой джентльмен. Он шел медленно, чуть опираясь на трость. На нем был черный, сияющий сиреневым сполохом костюм из наноткани, желтый шейный платок и черная фетровая шляпа с узкими полями. Он увидел Еву и радостно заторопился ей навстречу.

– Давно же мы не виделись, Ева – сказал с улыбкой. Они обнялись, он слегка отстранил ее, рассматривая, оценивая. – Хороша! – произнес с удовольствием. – Стала еще красивее.

Они сели на скамью перед картиной. Зорн остался стоять у них за спиной, разглядывая полотно.

– Нашел что-нибудь новое за эти годы, Питер? – спросила Ева, знавшая о привычке старика: Питер купил дом поблизости, чтобы каждый день приходить в музей – любоваться «Ночным дозором» Рембрандта.

– Я доволен, что все на своих местах. – А ты какими судьбами в Амстердаме?

Он неопределенно махнул в направлении Зорна.

– У меня срочное дело, и я подумала, ты можешь мне помочь.

– Все бегаешь как угорелая? Думаешь, что можно куда-то опоздать.

Он повернулся и внимательно посмотрел на Зорна.

– Это не то, что тебе кажется, Питер.

– Я слишком давно живу, Ева. А жизни не важно, что́ мне кажется.

Все трое какое-то время помолчали.

– Ну и что вы наделали, ребятки? – спросил старик.

– Он ни при чем, – торопливо ответила Ева. – Это все мои дела. Он просто попутчик.

Питер пожал плечами.

– Да как скажешь, дорогая. Так какое у тебя дело к старику? Рембрандта мы уже обсудили.

– Ну… – запнулась она. – Давай пройдемся. – Она взяла его под руку и повела по галерее, тихо мурлыча почти под нос: – Всем известно, что ты – лучший знаток средневековых книг в Амстердаме и один из лучших в Европе. И ты один из лучших копиистов.

– Мягко стелешь, Ева, – недовольно пробурчал Питер. – Что за манускрипт тебя интересует?

– Это один гримуар, XV век, «Драгон Руж», – произнесла она на французский манер.

– Ева! – В голосе Питера прозвучало изумление и что-то еще, похожее на страх. – Копировать гримуар, один из самых мощных – это крайне плохая затея. Ты даже не понимаешь, насколько. Где ты вообще взяла книгу? Она же в архивах Ватикана. За тобой уже, наверное, дюжину наемников отправили. – Он нервно обернулся. – Я не знаю, что у тебя за… э…обстоятельства, но я очень не рекомендую тебе ввязываться в истории… в такие истории.

– Питер, сейчас это уже поздно обсуждать. Ты можешь сделать копию или нет?

Старик покачал головой.

– Нет.

– Питер! – сказала она с нажимом.

– Ева, ты знаешь, что в моей профессии не бывает не суеверных людей. Скажи мне честно, ты еще можешь бросить это все?

– Нет, – ответила она едва слышно.

– Мне жаль. Но я не могу сделать копию. Гримуар может копировать только тот, кто обучен… черной магии. Это как если обратиться за переводом на японский к переводчику с другого языка. Там на каждой странице скрытые печати. – Он помолчал. – Есть один, кто мог бы сделать копию. Единственный в Европе. А дальше Европы я судить не берусь. Но я не скажу тебе. Это как одолжить мелочи у дьявола. Кажется, что пустяк, а бессмертная душа пропала.

– Питер, я не хотела брать этот заказ, но я оценила вероятности…

– Боже, Ева, как я ненавижу эту твою способность.

– Питер, только подумай! Книга не дает сделать оценку будущего. Слепое пятно. И это заставляет меня нервничать. А то, что говоришь ты, подтверждает: нервничаю я не зря. Много людей может пострадать.

– Вечно ты попадаешь в истории, когда нужно жертвовать собой ради других. Я не хочу, чтобы ты погибла, и тем более этому способствовать.

– Я просто знаю, что́ нужно сделать. Помоги мне с этим разобраться.

Она говорила с жаром, и в ее обычно холодных глазах горели искорки какой-то нездешней силы, от чего старику стало уже совсем не по себе.

Он вздохнул и полез в карман.

– Я бы сказал, что бы он ни говорил, делай наоборот. Хотя он все равно переобуется в воздухе и все повернет к своей выгоде. Поэтому так: что бы он ни говорил, не верь ему. – Питер достал записную книжку с золотым обрезом, надел очки и стал медленно листать страницы. – Вот. Карл, Карл Найтмер, доктор демонологии. Всю жизнь живет в Венеции, до этого там жили его отец, дед и прадед. И тем не менее он не итальянец. Нет. Совсем не итальянец. Держит антикварную лавку. Если пойдешь от Сан-Марко в сторону моста Академии, то после церкви Сан-Видаль возьми правее по мостику Джустиниан и выйдешь прямиком к его антикварной лавке.

Она обняла старика.

– Спасибо!

– Не благодари меня, Ева. Я знал пару человек, которые имели с ним дело, и они мертвы. Сомневаюсь, что это совпадение. Мой тебе совет: обойтись без его услуг будет лучшим решением в твоей жизни.

– Питер. – Ева вздохнула. – У меня есть Зорн. Все будет хорошо.

– Не мне говорить, что свои собственные вероятности ты оценить не можешь.

– В крайнем случае, доеду до профессора, – кивнула она.

Смотритель проснулся и беспокойно заерзал на стуле: старика он знал хорошо (тот приходил каждый день смотреть на «Дозор»), а вот странная парочка, похожая на шпану, ему не понравилась. Молодежь! Что от нее ждать хорошего? С трудом разогнувшись, он встал и пошел на них, размахивая руками.

– Закрываемся, закрываемся…

У самого выхода Ева вытащила из кармана и протянула Питеру скомканный кусочек бумаги, на котором Зорн различил символ с бирки на портфеле.

– Есть еще кое-что.

– Где ты это взяла?

– А что «это», Питер?

– Давненько я не встречал этот символ. Это монограмма таротского клана хранителей-криптоанархистов. Надеюсь, это не они охотятся за тобой, – сказал он недовольно. Знал программиста, который с ними работал. Они не любят устанавливать новые контакты.

Ева вышла на секунду раньше, а Питер вцепился в рукав замешкавшегося Зорна.

– Не знаю, как вас звать, молодой человек, и не уверен, что вы понимаете всю серьезность ситуации.

– Хотите мне что-то сказать? – спросил Зорн.

– Просто, пожалуйста, если она дорога вам, постарайтесь, чтобы она не погибла.

В лице Питера исчезло напряженное ожидание и осталась только тоска. Зорн не выдержал этого взгляда.

– Я обещаю.

Они вышли вслед за Евой. Снаружи дул пронзительный ветер, а дождь хлестал уже совсем немилосердно. Питер без особой надежды спросил: «Не зайдете?» – махнув в сторону особняка через дорогу, но Ева только молча посмотрела на него, и он, вздохнув, надвинул шляпу на самый лоб и попрощался. Тяжело спустился вниз по ступеням и вскоре скрылся за деревьями.

– Ничего не хочешь мне рассказать? – спросил Зорн, до верха застегивая молнию куртки и всматриваясь в темноту.

– Зорн, если тебе сложно работать на моих условиях, то деньги за два дня я переведу и дальше поеду одна.

– Ну да, с двумя обаятельными близнецами в пальто haute couture, стреляющими на поражение. Нет сомнений.

– На самом деле все не так плохо.

– Да-да, когда люди так говорят – обычно они уже по уши в дерьме.

До отеля они шли молча. Зорн досадовал на себя, не понимая до конца, какого рожна он принял ее предложение. Дурацкое благородство? Зачем ему такие проблемы. Ева тоже молчала и только ежилась от ветра и глубже засовывала руки в карманы слишком большой куртки.

На ресепшене их встретила та же дама. Сегодня вместо спортивного костюма на ней было красное платье с глубоким декольте, на котором, как в витрине, лежало колье из фальшивых или нет бриллиантов.

– Вас спрашивали, – сообщила она.

– Кто? – спросила Ева как можно равнодушнее.

– Два джентльмена. Выглядели они… – Дама выдержала паузу и выразительно посмотрела на Еву. – …ооочень достойно. Одеты с иголочки, – кивнула она для убедительности и снова замолчала.

– И что они хотели? – спросила, не выдержав затянувшегося ожидания, Ева.

– Интересовались, в каком номере вы остановились и когда будете. А я сказала, что была не моя смена, записей мы не ведем, сами понимаете, бизнес-то не ахти как идет в наши времена, клиентов мало и какой смысл их вообще записывать: отель, скорее всего, закроют со дня на день… Но они вернутся, милочка моя. Поэтому вы мне должны двести баксов. И еще двести я взяла с них, сказав, что вы придете утром. Так что времени, чтобы съехать, у вас не очень много.

Зорн протянул было кредитку, но она покачала головой: «Здесь, красавчик, платят только кэшем». Ева молча выложила на стойку две скомканные купюры.

– Вашему бизнесу ничего не угрожает, – добавила она.

– Я знаю, ты оценщица, и у тебя хорошая репутация. Но откуда мне знать, что ты сейчас не врешь? На территории моего отеля никаких разборок не будет. А вы засветились. Поэтому, пока не решите свои проблемы, вам тут не рады.

Она гордо подняла все свои подбородки и с возмущением удалилась, шаркая тапочками.

Ева писала сообщения в мессенджере, сидя в куртке на краю ванны. Потом она вытащила из телефона симку и спустила в унитаз. Сказала в открытую дверь:

– Я еду в Венецию, мне нужно там встретиться с одним человеком.

Потом вздохнула: значит, все-таки в шмотках был маячок. Чертовы таротцы. Настолько отсталые, что в их методы не веришь и на этом же попадаешься.

Зорн смотрел телевизор, который он вытребовал у Евы в номер. Она создала такую музейную рухлядь, что он уже полчаса наслаждался маленьким компактным ящичком, в котором, как в аквариуме, плавали черно-белые пятна. Но диктор был бодр, компенсируя изображение голосом:

– И о погоде. В этом году летняя температура не превысила средней отметки в пятнадцать градусов. Похолодание в центральной части Европы сопровождается многодневными осадками, в десять раз превышающими последнюю норму. Как мы видим, с начала осени почти повсеместно в Европе идут дожди. Оценщики вероятностей пока не готовы с полной уверенностью сказать, изменится ли ситуация с наступлением зимы. В ближайшую неделю тенденция сохранится: умеренные осадки будут повсеместно во Франции, сильные грозы – в Восточной Европе, проливные дожди в Германии, Великобритании и Скандинавии. Кратковременные солнечные периоды можно ожидать в Лиссабоне, Венеции, Милане и Риме.

Ева быстро собирала по номеру немногие вещи в большую бесформенную сумку. Зорн выключил телевизор.

– Учитывая обстоятельства, за истекшие сутки ситуация усложнилась. Я не смогу тебя защитить, если буду действовать вслепую. Расскажи мне, что в посылке.

– Нет, Зорн. Я предпочла бы не знать, что́ находится в портфеле, но сейчас у меня уже нет выбора. А вот тебе я выбор оставляю.

– Мой выбор понимать, что́ происходит.

– Не в этом случае.

– Ты не доверяешь мне?

– Я доверила тебе свою жизнь. Здесь есть черный ход. Вернее, черный лифт. Нам пора.

Она закинула сумку на плечо и посмотрела на часы. Время аренды истекло, стены на глазах расплывались, и под ними проявлялись белые пластиковые панели. Зорн посмотрел под ноги: вместо винтажного ковра он стоял на белой аккуратной плитке, как в больнице.

– Я провожу тебя на вокзал. Но дальше наши пути расходятся. Я не могу работать, если не владею всей информацией.

Ева посмотрела ему в глаза.

– Понимаю.

Из номера они свернули направо, в конце коридора Ева остановилась у ржавой металлической двери, за которой оказался современный лифт с несколькими маршрутами и системой навигации. Она нажала на кнопку и продиктовала лифту адрес. Ничего не произошло, и Ева спохватилась:

– Заказ для Евы Монограммисты.

Лифт моргнул зеленой лампочкой и открылся. Зорн отметил, что они движутся вбок, засек время и не ошибся: они остановились в квартале от гостиницы, двери открылись в холле современного бизнес-центра. На шум лифта поднялся пожилой охранник с явными следами бессонницы на лице и кружкой кофе в руках. Сдержанно кивнув, выпустил их через стеклянную дверь.

– Попробуйте не пить кофе, – посоветовала ему Ева, закрывая дверь.

Дождь кончился. Ева с закинутой на плечо холщовой сумкой, в бейсболке была похожа на студентку, которая сбежала из дома. Зорн вдыхал сырой осенний воздух и думал о том, что еще только несколько дней назад его жизнь была все же как-то проще.

Они вошли в здание вокзала. Ева заметно нервничала. Она молчала всю дорогу, и Зорн спросил:

– У тебя все будет в порядке?

Немного подумав, она кивнула. Потом добавила:

– Но могут взяться за тебя.

– Я взрослый мальчик. Залягу на дно на несколько дней, а может, и дольше. Я в любом случае собирался немного побездельничать.

Он улыбнулся примирительно.

Они сворачивали в тоннель к поездам, когда заметили своих преследователей, входящих через центральные двери вокзала. Зорн быстро взглянул на Еву и впервые за все время, что знал ее, увидел неподдельную панику в ее глазах. Он взял ее за руку и сказал:

– Бежим!.. В поезд! Надеюсь, ты не покупала билет в сети?

Ева отрицательно помотала головой.

Они вбежали в тоннель и попали в вязкую толпу людей, которые везли, несли, тащили поклажу, двигаться было почти невозможно. В какой-то момент Еву снесло людским потоком, и она выпустила руку Зорна, он обернулся и увидел ее в толпе, в метрах в пяти за собой. Рванул против людского потока, его медленно, но пропускали, еще несколько мгновений – и он снова был рядом с ней. Ева сама взяла его за руку.

У поезда тоже было много людей. Они петляли среди толпы по платформе, вошли в вагон и двинулись вперед по составу. Зорн пару раз обернулся: похоже, оторвались.

Они прошли поезд почти до последнего вагона, нашли место у окна и стали ждать отправления. Зорн вглядывался в темноту платформы. Но поезд тронулся – двойники не появились. Полил дождь, сперва понемногу, потом усилился, скоро по окну текли уже потоки воды.

Ночь они провели почти без сна. В вагоне было сыро, из щелей в окнах завывал ветер. Ева молчала и смотрела в дождь, в темноту, а Зорн то проваливался в дремоту, то просыпался от резких, скрежещущих остановок. Он пытался прочесть непроизносимое название полустанка на электронном табло, светящемся в темноте, а Ева по-прежнему сидела прямо и смотрела в окно. В какое-то мгновение ему пришла в голову безумная мысль, что она выглядит почти умиротворенно.

Последний раз перед рассветом Зорн, проснувшись, увидел, что они в вагоне одни.

Менее чем через час поезд прибыл на вокзал Санта-Лучия в Венеции. В недавнем прошлом город был в два раза больше: во время Заката за два часа половина зданий ушла под воду. Каждый год в поиске новой судьбы из города уезжали несколько тысяч венецианцев. В вагоне висел выцветший рекламный плакат, на котором красовался портрет мэра с семьей, на кухне. Жена в костюме Шанель держала в руках сковороду с яичницей, а над ее головой шла надпись: «Покупайте понтонные виллы на воде! Фантастически удобные!». К последнему слову от руки было приписано «не».

Вокзал Санта-Лучия был залит солнцем. Как и везде в Европе, упадок царил повсюду: мусор, пустые банки из-под пива и колы, бутылки, мятые картонные коробки, в которых меланхолично рылись бродяги… Но под ярким солнечным светом все было не так уж плохо.

Они сошли с поезда и смешались с толпой. Ева шла уверенно и быстро, явно хорошо знакомым маршрутом.

– Куда мы идем? – спросил Зорн.

– Есть одно место, где можно остановиться.

Она повела Зорна узкими кривыми улочками, которые казались тупиками, но выводили к другим таким же, похожим на лабиринт. Они почти бежали, сворачивая все в новые и новые коридоры между домами. Минут через сорок миновали небольшую площадь и пошли вдоль глухой каменной стены по переулку и тут Ева вдруг остановилась и толкнула неприметную деревянную дверь в стене.

Они попали во внутренний двор когда-то роскошного палаццо. По периметру шла галерея, а в центре двора расположился каменный колодец с горгульей, которая уныло нависала над водой, всматриваясь в темную глубину. Справа наверх в дом вела лестница, на ступенях которой сидела старуха и перебирала лук. Старуха брала луковицу из большой корзины, стоящей у ног, подслеповато рассматривала, потом несколькими движениями снимала шелуху узловатыми темными пальцами и отбрасывала луковицу обратно в корзину. Зорн проверил пистолет в кармане куртки.

Ева направилась к лестнице и, поравнявшись со старухой, сказала ей что-то по-итальянски. Та молча, не глядя, кивнула в ответ. Зорн посмотрел на старуху повнимательнее и понял, что перед ним страж. Виртуальный камуфляж был настолько хорош, что даже он распознал маскировку не сразу. Он пошел вслед за Евой по лестнице, на верхних ступенях обернулся: двор палаццо, несмотря на упадок и запустение, выглядел почти уютным. Играющее на ветвях солнце, бодро проросшая сквозь плитку зеленая трава и древняя старуха, мирно перебирающая лук. «Почти как до Заката», – подумал Зорн.

Они поднялись на второй этаж к входным дверям. Ева нажала на ручку, и двери распахнулись со скрипом. Палаццо есть палаццо: перед ними открылся большой зал с высоченными потолками, лепниной, парой пыльных люстр и подернутыми патиной чуть не до потолка зеркалами. Краска на стенах местами облупилась, но общее впечатление серо-голубого цвета все еще оставалось. В углу лежали матрасы, а прямо на них – спальники. Мебели не было, за исключением пары деревянных лежаков на балконе.

– Что это за место? Страж чей? – спрашивал Зорн, энергично открывая двери и проверяя соседние комнаты.

– Место принадлежит Хранителям. – Ева пожала плечами. Она сидела на матрасе и снимала ботинки. – Но сами они об этом забыли, или те, кто помнил, умерли. Теперь убежищем пользуются все, кто знает пароль.

– Хранители? И откуда у тебя пароль?

– Я перевозчик, Зорн, ты забыл? Я дружу со всеми. Ну, кроме нетопырей, конечно. У них вся коммуникация односторонняя, и доставка тут не исключение. Съели, как говорится, и забыли. А Хранители – это избранные Ватикана. Им после Заката передали то, что нужно спрятать. И лично я никогда ни с одним не встречалась. Как бы там ни было, место – отличное. – Она потянулась с наслаждением и добавила: – Не знаю как ты, а я жутко хочу спать.

– Я подежурю, – сказал Зорн, глядя через витражное окно в высокое небо Венеции, и в ответ услышал глубокую тишину.

Он обернулся и увидел, что Ева безмятежно спит, положив руку под щеку. Подошел, развернул спальник и накрыл им девушку, аккуратно, как ребенку, подоткнув по краям.

Ему спать не хотелось, и он пошел в даркнет, выяснить про Хранителей. Выходило, что на темном рынке продавалось много артефактов, в том числе принадлежащих этому католическому ордену до Заката. Довольно быстро стало понятно: почти все, что предлагалось в даркнете, – поздние подделки, а кое-что, похожее на оригинальные вещи, явно не такое уж ценное.

Официально до Заката некоторые артефакты Хранителей можно было увидеть в музее Ватикана, но о существовании многих других было принято молчать. «Дракона» в даркнете не было в наличии, даже в виде захудалой подделки. В описании значилось, что он относится к особо опасным гримуарам, переданным незадолго до Заката на хранение в достойные земли, что бы это ни значило. После долгих поисков в сети он наткнулся на библиотеку, где в продаже была выставлена сканированная копия.

Из любопытства он оформил онлайн-заказ. Копия стоила пятьдесят баксов, что вызывало недоумение, но найти в сети текст бесплатно Зорн при всех стараниях так и не смог. После оплаты ему пообещали выслать копию при первой возможности. Что окончательно не вызывало доверия и Зорн решил, что его скорее всего просто обманули.

В коридоре послышались шаги, и Зорн резко сел, напряженно прислушиваясь. В проеме появилась старуха, обвела комнату глазами, в которых сейчас горел красноватый свет. «Черт бы тебя побрал», – пробормотал под нос Зорн, проверил пистолет под подушкой и лег на спину. На другой стороне матраса у стены, свернувшись в комочек, как котенок, спала Ева.

– Да, это здесь – сказала Ева.

Они стояли напротив входа в лавку с невзрачной пыльной витриной. Дешевая дверь на примитивной сигнализации была заперта. А в витрине лежали аляповатые перстни: с бриллиантами, рубинами, изумрудами; перстни в виде черепов, уложенных в ложе цветов из разноцветной эмали, объемные иллюзии хрустальных черепов, бог знает как врезанные в сердцевину фиолетовых рубинов; розоватые, цвета мороженого мяса холодные камеи, смотрящие с достоинством сквозь стекло, тающие на солнце сапфиры, россыпи топазов и стекающая бликами под вечерним солнцем всех цветов эмаль.

Ева нажала на кнопку, в ответ электронный замок щелкнул, и они вошли. Внутри был полумрак. Через мгновенье глаза привыкли и Зорн вздрогнул: прямо перед ними стоял долговязый старик. Что-то бормоча, старик пошарил в темноте, зажег лампу на маленьком столике у завешенного окна и в неверном свете уставился на них. Несмотря на теплый день, на его сутулых плечах был плед в шотландскую клетку, и его пальцы продолжали подбирать шерстяную ткань за края.

– Мы к господину Найтмеру, по деловому вопросу.

Старикан хмыкнул.

– Карл вышел на минутку. Чаю? Или, может, портвешку? – прошепелявил он, подмигнув Зорну. – Не желаете пока посмотреть старинные украшения? Вы кажетесь людьми, которых интересуют необычные вещи. – Он повернулся к Еве. – Есть чем удивить, bella.

Ева моргнула, но неожиданно для Зорна села в кресло у столика. Каморка была на редкость унылая. В глаза бросались грязные стены и шкаф с давно немытыми стеклянными дверцами. Комнатка была и сама по себе маленькая, а с мебелью – совсем не развернуться. Зорн остался стоять, облокотившись о стену напротив двери.

Немного трясущимися руками старик тем временем медленно вынул из витрины лоток с перстнями. Вытащил золотое с рубином цвета фуксии, поднес чуть не к лицу Евы, под лампу. Рубин был большой, в обрамлении двух переплетенных змей, головы которых с открытыми пастями слегка соприкасались над камнем. Старик начал издалека:

– Мы имеем дело, господа, с перстнем семьи Кверини, организовавшей путч в 1310. Их изгнали из страны, главу, владельца кольца, казнили, его портрет в Галерее Дожей замазали черной краской. – Он задумчиво пожевал губами, затем продолжил: – Потом весь клан вымер. Но Карл вот унаследовал кое-что из их коллекции. Уникальная, как мы убеждаемся, вещь. Сколько стоит!.. – прибавил он с уважением.

– И сколько? – вежливо спросила Ева.

– Десять тысяч, – воодушевился старик, – возможен торг. Или вот этот. – Он с нежностью, как ребенка, взял лежащий рядом перстень-печатку. Перстень был украшен небольшой камеей с профилем молодой женщины. – Обратите внимание на оборот, – пришепетывал он. – Видите эту надпись: «Cor Cordium», «сердце сердец». Этот перстень Мэри Шелли подарила своему мужу, поэту Шелли, буквально за несколько дней до его трагической гибели. В море. – Старик умолк, склонив голову вбок, рассматривая камею в мигающем свете керосиновой лампы. – «Как он попал в коллекцию Карла?» – спросите вы. Это Венеция, господа, здесь всему есть своя цена, в том числе жизни, любви и смерти.

На этом гимне торговле дверь распахнулась. В проеме, в ореоле сияющего солнечного света, стоял мужчина. Он улыбнулся гостям, вошел в лавку и зажег свет.

На вид господину Найтмеру – а это был он – казалось не больше сорока. Его лицо было загорелым, но не здоровым загаром, а потемневшим и тусклым. Упрямая линия рта, как зарубка на камне, в холодном взгляде средневековая жестокость. Высокие скулы, белесые северные волосы и пронзительно-голубые глаза беспощадного викинга.

– Джузеппе, любишь же ты нагнать мраку. – Он опять улыбнулся, преимущественно Еве. – Вы ко мне?

– Есть небольшое дело, – сдержанно кивнула Ева. – Мне вас рекомендовал профессор Гринвуд из Амстердама.

– Прошу.

Он шагнул к стене и слегка толкнул шкаф, тот дрогнул и медленно отъехал в сторону, открыв узкий проход.

Туда-то и ступил Карл, галантно подав Еве руку. Тремя ступенями ниже оказался просторный, в английском стиле, кабинет. Был здесь и письменный стол темного дерева с явно антикварным креслом. Карл заметил взгляд Зорна и, подмигнув, сказал:

– Диккенс еще сиживал.

В кабинете было светло, и Зорн рассмотрел Карла получше. Превосходный костюм графитного цвета, в нагрудном кармане – полыхающий фиолетово-красный платок, а из-под ворота рубашки по шее к уху ползла татуировка. Это были фрагменты насекомых, вписанные в геометрические фигуры. Орнамент напоминал древнеегипетские иероглифы.

Карл пересек комнату, подошел, заметно хромая, к консоли у стены, взял графин с виски, плеснул в стакан себе и, не спрашивая, Зорну. Ева отрицательно покачала головой и заговорила на французском, несколько раз повторив «драгон руж». Зорн французского не знал. На лице Карла появилось напряженное внимание, он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, пил виски и задавал вопросы. Ева негромко отвечала. Карл откровенно заигрывал с ней, его глаза подернуло туманом, он смеялся, закатывая голову, манерно клал руку с перстнем на подлокотник кресла. И с каждой минутой все больше раздражал Зорна.

От нечего делать Зорн рассматривал кабинет и внезапно понял, что дело не в раздражении, а в том, что он очень близок к очередному приступу. В предыдущий раз после шамана он целый год не имел проблем. А теперь пульс ускорился, боль в солнечном сплетении заставила его поморщиться, он ощутил удушливую волну злости, и в горле пересохло. Несколько раз сжал кулаки на коленях под столом, потом дотянулся до стакана и залпом выпил виски. Краем глаза увидел, что Карл с интересом наблюдает за ним. Карл, дело было в Карле. Зорн все еще держал пустой стакан от виски в руке и испытал бешеное желание затолкать его в рот этому мажору.

Ева взяла лист чистой бумаги на столе и написала несколько цифр. Карл моргнул, как-то нервно дернув щекой, быстро, без энтузиазма кивнул. Потом поспешно встал с кресла, резким жестом одернул пиджак, показывая, что разговор окончен.

Ева перешла на английский:

– Так я зайду в субботу?

– Нет, я сам найду вас.

Найтмер был уже у двери, распахнул ее, чуть не выпроваживая гостей вон.

– Буду ждать. – ответила Ева.

Зорн был рад выйти на свежий воздух, под яркий солнечный свет Они шли вдоль канала, и с каждой минутой ему становилось легче.

– Он похож на черта, Ева, на падшего ангела.

– Ты сейчас напоминаешь мне гея, который говорит, что феминизм – это уж слишком, – ответила она.

– О чем шла речь? – спросил Зорн.

– Я собираю кое-какую информацию, а он хороший специалист по гримуарам.

– И сколько мы планируем здесь пробыть?

– Мы?

– Да. Я передумал. Работаем, как договорились. Я ничего не спрашиваю, ты платишь двадцать процентов сразу и восемьдесят после доставки.

– По рукам. Как только я решу вопрос с Карлом, отсюда лучше поскорее убраться, да и посылку ждут в Стокгольме: заказчик начал нервничать.

Ева надела шляпу.

– Глупо пренебрегать оружием. Я подниму свои контакты и завтра найду что-нибудь не очень тяжелое для тебя.

– Нет, Зорн. Возьму пистолет – и прощай лицензия перевозчика.

– Ева, я рад, что ты так щепетильно придерживаешься кодекса перевозчиков, но те парни его, похоже, не читали.

Ева вздохнула.

– Я не могу потерять свой статус из-за двух преследователей. Если доставка будет скомпрометирована, мне не заплатят. Кроме того, смысл нашей сделки в том, что ты и есть мой пистолет.

– А если тебя подставили? Заказчик?

– Нет, Зорн, я толком не знаю, кто заказчик. Общаюсь через посредника.

– Ты сказала заказчику через посредника, что за тобой погоня?

– Да. Ответили, все под контролем. Просили ускорить доставку.

Зорн глянул на небо.

– Класс. Все, значит, под контролем. Обожаю. Тогда давай хотя бы поедим. Мы в последний раз ели больше суток назад.

– Во время доставки я обычно не трачу время на еду, но сейчас немного другая ситуация, – кивнула Ева. – Зайдем в супермаркет, тут рядом.

Зорн закатил глаза.

– Супермаркет?

Зорн проснулся рано. И увидел в неверном рассветном свете стоявшую над ним Еву. На ней были темно-синее короткое платье-футляр, высокие сапоги и бежевый плащ. А в руках она держала песочного цвета шляпу с длинными полями, которую и надела, почти скрыв лицо.

– Ты завтракаешь с королевой?

– Почти. С доктором демонологии.

Зорн потянулся и начал вылезать из спальника.

– Сейчас шесть утра. Очень не демоническое время.

– Как сказать. Зовут же Люцифера утренней звездой.

– И где проходит встреча с наместником утренней звезды?

– Где и положено: в церкви.

– Я иду с тобой?

Сегодня старуха-страж дремала перед корзиной. Зорн едва удержался, чтобы не помахать перед ее лицом рукой.

Они шли по набережной. Ева говорила отрывисто – то ли от быстрой ходьбы, то ли она все-таки нервничала, хоть и не подавала виду.

– Да. Ты меня подстрахуешь. Мы дойдем вместе до Кампо Санти Апостоли, дальше я пойду одна, а ты подождешь меня в кафе напротив. Если через 30 минут я не вернусь, позвони Питеру. Он будет ждать звонка. От меня или от тебя.

– Так просто?

– На крайний случай. Думаю, что не понадобится.

– Ева, он мне не нравится. Я навел справки, темный след, с ним лучше не вести дела.

– Я не веду с ним дел, просто покупаю кое-что. И давай поторопимся, я не хочу опоздать.

Утро снова было солнечным, и блики света, отражаясь от воды канала, были повсюду: на обшарпанных стенах домов, на перилах канала, на ступенях мостков, на лице Евы. Они прошли по мосту Риальто и направились к площади Санта-Мария-Формоза.

– Здесь, – сказала Ева, входя в маленькое невзрачное кафе.

Зорн мельком осмотрелся, кинул куртку на спинку стула у столика возле окна, обернулся к Еве. Она посмотрела ему в глаза и быстро вышла. Из окна Зорн видел, как она почти бежит вперед по переулку.

Через пару минут он отправился вслед за ней. Она вышла к церкви Санта-Мария-деи-Мираколи и встала в тени напротив. Прохожих было мало. Если где-то сидит снайпер, то…

В этот момент у причала показался катер. В лодке Зорн узнал старикана Джузеппе. Он медленно, не особенно ловко накинул веревку на палину, пришвартовался, закашлялся, долго кашлял, в перерывах что-то бормоча себе под нос. Из пассажирской каюты через низкий проем, пригнувшись, вышел Карл. Распрямился и раскинул в стороны руки, с наслаждением потягиваясь. Потом кивнул старику и ступил на пристань. Прихрамывая, поднялся к церкви, на ступенях несколько раз огляделся, но Еву как будто не приметил. И вошел внутрь.

Ева подождала пару минут, потом отделилась от стены и, быстро перейдя улицу, тоже вошла в церковь. Зорн пытался оценить, насколько встреча с доктором демонологии – а именно это было написано на визитной карточке г-на Найтмера – безопаснее, чем два киллера, от которых они пытались оторваться. Ответа на этот вопрос у него не было. Зорн посмотрел на часы. Попасть в церковь незаметно не получится: слева она приперта каналом, а основной вход на самом виду у Джузеппе, со стороны переулка двери наглухо заперты, церковные окна довольно высоко от земли. Он выбрал ожидание. Все-таки встреча в церкви имела пусть призрачные по нынешним временам, но все же гарантии. «Должен же быть у доктора демонологии страх божий», – подумал Зорн.

Найтмер сидел один, почти у алтаря, и не обернулся, пока Ева не подошла.

– Считайте, самая красивая церковь в Венеции. Люблю тут бывать. Этакая эротическая нежность в камне, – сказал он. – Вы, простите, в Бога верите?

– Знаете, за такой вопрос ведь можно и по лицу получить, – сказала Ева спокойно.

Он развеселился.

– И тогда во что же вы верите? Если не верите в добро и зло. Это я работаю с изнанкой жизни, но ведь я знаю, что у ткани две стороны…

Голос у него был низкий, бархатный. Его английский был с французским акцентом, и Еве слышалась насмешка во всем, что он говорил. Он подождал немного. Ева молчала.

– Так оно даже выходит и лучше. Потому что книженция наша – не самый лучший способ добиться Его расположения. – Карл кивнул в сторону распятия. – Я бы предложил вам сделку. Могу удвоить цену за оригинал в сравнении с тем, что вам сейчас предложили.

– Я не продавец, – покачала головой Ева, – у меня другой бизнес.

– Ну разумеется. Древний ведьмовской бизнес: просчитывать ходы. – Карл опять рассмеялся и перебил сам себя: – Вы принесли? – Ева кивнула и вытащила зеленый сверток. Карл взял его в руки нежно, любовно, затем развернул ткань и долго рассматривал обложку, касаясь ее рукой, как слепой – трогая каждый сантиметр, золотой оттиск названия, красную истертую печать, что-то шепча книге. Слов Ева не могла разобрать. Наконец он вставил в глаз линзу с лупой и надолго умолк, время от времени листая страницы. – Ну что ж, – сказал он, наконец. – Осталось немного, до завтра успею. Или нет, – со смешком добавил он. – Оставите мне книгу?

– Нет, – сказала Ева, – мы так не договаривались.

– Вы мне не доверяете?

– Я даже думать не хочу, доверяю я вам или нет.

Он помолчал немного, глядя на распятие над алтарем.

– Вы поняли, что́ в книге?

– Я не думаю, что это так важно сейчас обсуждать.

– Но вы читали?

– Да.

– А пробовали использовать?

Ева скептически подняла бровь.

– Нет. Это же просто книга.

– А вы, между тем, могли бы. Вы мне нравитесь, Ева: в вас есть агонизм, древний огонь самой первой в истории человечества революции. А это единственное, что я ценю в людях. Ну, кроме красоты. – Он опять улыбнулся. – Поэтому хочу предостеречь: книга не то, чем кажется, совсем не то.

– А чем она кажется?

– Это вы мне скажите.

– Антиквариатом?

– Да. Самое неправильное думать, что это антиквариат.

– И тем не менее, коллекционеры оценивают ее в полмиллиона долларов. В том числе благодаря автографу.

– Ценность книги не в автографе Парацельса, дорогая. Не будем уподобляться любителям старья. Ценность в том, что впервые в истории заклятия были переведены с древних языков на латынь и записаны церковниками, а не ведьмами. До сих пор мы не знаем до конца все секреты книги. Вы вообще думали, насколько эта книга может быть опасна? Хтонические силы дремлют в ней, и если их освободить, это будет поистине непредсказуемо. А чтобы изготовить полноценно такую книгу, – Карл вздохнул, – нужно сделать рисунок каждого демона, все его печати, повадки. Нужно пропитать страницы кровью изменивших веру, чтобы она обрела жизнь. Нужно, наконец, пожертвовать чем-то своим, чтобы книга стала служить тебе. Я всего-то лишь копиист. Да, я знаю арамейский, латынь, древнегреческий и египетский: древние языки – часть моей натуры. Но есть шифры, которые никто не смог разгадать до сей поры, и я не заглянул. Потому что на это нет разрешения: двери закрыты, если вы понимаете, о чем я. Например, вот эта последняя часть книги с рецептами, травник. Какие-то заклинания будут действовать – те, что мне знакомы, но не все, нет.

Ева барабанила пальцами по подлокотнику церковной скамьи, ожидая, пока он закончит.

– Мне не нужна действующая копия, – ответила она. – То, что вы говорите, идеально подходит.

– Обманку, значит, делаете, – сказал Карл удовлетворенно.

Ева поняла: все, что он говорил до этого, он сказал, чтобы понять, зачем ей книга. Она разозлилась на себя, но было поздно.

– Мне нужно будет еще раз свериться с оригиналом. – сказал Карл и закрыл книгу.

– Как вам будет угодно, но поторопитесь.

– Подумайте над моим предложением. Все-таки мой заказчик предлагает очень хорошую сделку.

Ева промолчала. Найтмер поднялся, старомодно поклонился.

– До скорого, ма шери. Я напишу.

Он медленно пошел к выходу, на ходу надевая перчатки. На ступенях задержался на секунду, обернулся, посмотрел вверх, на фигурку мадонны с младенцем над входом, и захромал к лодке. Джузеппе подал ему руку, помог сойти и суетливо начал отвязывать веревку.

Карл сел на обитую потертым велюром скамью, облокотился о перила и, глядя на воды канала, промурлыкал: «житейское море…». Чуть погодя, обратился к Джузеппе:

– Я та сила, что вечно хочет зла, но вечно совершает благо. Так говорят, Джузи. Что, думаешь, это значит?

Джузеппе поправил шарф, затем обстоятельно начал:

– В любом случае согласен с вами, сир. Еще думаю, сир, что, возможно, эта сила могла бы творить более качественное зло, но рынок (он сделал паузу) перенасыщен качественным, и надо уходить в другой сегмент.

– Не подлизывайся, старик, – кивнул Найтмер. – Я думаю вот что: дьявол хотел бы творить зло, но бог, который сильнее, использует дьявола в рамках своего божественного плана. Тут как раз понятно: современный человек не понимает, о чем речь. В его голове дьявол всегда так же силен, как и Бог. Равен по силе Богу. Пока людишки верят, что тьма может быть равнозначна свету, тьма сильнее. Есть потенциал. В церкви, конечно, книгу не заберешь. Merde.[9] Знает, где встречаться. Я сделал ей предложение, от которого невозможно отказаться. Но она отказалась. У нее есть немного времени, чтобы передумать. Хотелось бы избежать лишних хлопот.

Ева осталась сидеть на скамье. Если Найтмер знает, о чем говорит (а он знает, в этом Ева не сомневалась), какие планы на книгу у Сэ? Лично Сэ Ева не знала. Никаких громких преступлений, кровавых денег – ничего такого. Просто известный олигарх с амбициями, инвестирующий в стартапы. В каком-то смысле прогрессивный. Наверное, что-то в прошлом было, но на репутации не сказалось. Единственная темная история, косвенно с ним связанная, – история с аватарами: он инвестировал в стартап, который модулировал образы фиктивной идентичности. Иллюзия была такой полной на всех уровнях, что «Мара Энтерпрайзис» – а именно так назывался стартап – стал за одну ночь самым инвестируемым бизнесом в Штатах. А еще через несколько дней проект прикрыли на государственном уровне. Вернее, «Мара Энтерпрайзис» вошла в состав отдела особых обстоятельств при военном ведомстве. Это тот след, который еще был виден. Работа, понятное дело, нелегально продолжалась. Вот, например, стражи относятся к системе безопасности, построенной на искусственной идентичности. В мире бизнеса они, правда, встречались крайне редко. А для широкой общественности и вовсе было сделано официальное заявление, что искусственная идентичность противоречит нормам морали и конституции, это законодательно и зафиксировали. С чем, разумеется, не поспоришь. Но, во-первых, стражи – откровенно туповатые модули, во-вторых, шила-то в мешке не утаишь. Рано или поздно этот джинн вырвется из бутылки, хотя, возможно, еще несколько лет военным удастся держать его на сомнительной привязи.

Сэ вел на удивление закрытый образ жизни. Никаких фото в светской хронике, никакого участия в политике, что для бизнеса его масштаба было странным. От его лица компанией управлял заместитель президента, Майки Майк. Время от времени Ева возила для Сэ какие-то посылки, всегда по заказу главы службы безопасности Сэ, Амико Фуджихары. Последняя доставка ничем особо не отличалась от остальных. Смущали, правда, деньги, довольно значительная сумма, но доставка была из Тарота, где больше, чем везде, послезакатных аномалий, и перевозчики ездить туда не любили. Так или иначе, средневековые артефакты никогда не были в зоне интереса Сэ, человека сугубо современного. И уж точно не для антикварной коллекции он купил «Красного дракона». Да и покупка ли это вообще?

Ева провела ладонью по обложке. Зачем тебе «Красный дракон», господин Сэ? Будить мертвых? Обманывать живых?

Автоматически она раскрыла книгу на коленях. Еще раз перечитала предупреждение Парацельса на первой странице: «Каждый человек должен сам спасать свое тело и душу. Те, кто надеется, что их спасут другие, будут разочарованы». Следом из книги вдруг выпал тонкий листок с текстом, а этого листка, Ева могла поклясться, раньше не было. Она стала читать: «Как любой уважающий себя человек, я не буду тут кого-то убеждать или разубеждать в том, как устроена реальность. Да и кого она вообще интересует? Наши настроения меняются ежесекундно. То гормоны, то слишком много сахара в чае. Мы не можем ничем по-настоящему поделиться друг с другом. Я никогда не увижу то же, что и ты, разве что могу предположить, что ты видишь то же самое. Но это уж совсем абстрактное допущение. Поэтому тебе, читатель, скорее всего, ничего от книги не нужно. Или я ошибаюсь? Со мной для тебя не будет ничего невозможного, Ева».

Она перевернула страницу. Дальше было содержание. В который раз: эта книга об искусстве управления духами, инфернальными силами, черная магия Агриппы. Состоит из трех разделов: «Иллюзионизм», «Психологическая магия» и «Гадательная магия». С приложениями «Как вызывать мертвых?» и ботанической главой из зашифрованной книги Войнича.

Попробовать использовать заклинания, на что намекал Карл? Книга, которая может дать каждому, что ему нужно? Желания, обещания… Под этими небесами нет исполнившихся желаний, есть только… нескончаемая жажда.

Она закрыла книгу и убрала ее в портфель. Сквозняком по церкви прошелся какой-то унылый не то стон, не то вой.

Осталось пять минут до получаса, когда Ева вышла из церкви и ровно за минуту до срока вошла в кафе.

– Рад тебя видеть, – сказал Зорн. Он вернулся в кафе на несколько минут раньше Евы и поднял чашку кофе в знак приветствия.

– Я тоже, – ответила она.

– Удачно?

– В каком-то смысле да, но пока рано говорить.

– Что теперь?

– Вернемся в палаццо до утра. Когда все выходит из-под контроля, какое-то время остается только смотреть на это, – уклончиво добавила она.

С утра на почту пришла копия книги, и Зорн тайком от Евы принялся изучать файл с гримуаром. Сначала он прочел вступление от издателя, в первой же строчке вопрошающего: «Что есть самые опасные книги в мире? Некоторые магические книги вообще не содержат ни капли магии. Их используют как талисманы. Вспомним хотя бы Библию. Чем не магическая книга, защищающая своего владельца от темных сил?» Зорн перелистнул страницу: «Как отравить во сне, взглядом или словом. Что написать на сыре, чтобы вылечить от болотной лихорадки» и так далее и так далее. После Заката, конечно, люди чем только не были заняты. Верили почти всему, и отчасти это было оправдано: чего только не являл этот новый мир. Но здесь была настоящая древность. Кому и зачем нужно делать лекарство из сыра?