Глючный

Когда я попадал в квартиры клиентов, на меня накатывало дежавю.

Вот, к примеру, тарелка. Похожа на док-станцию, но не она: нет проводов. Садиться на тарелку не нужно. А вот люстра — на неё тоже лучше не садиться, неустойчива и представляет ценность. Цветы в вазе — ценность монотонно убывает со временем. Рядом не пролетать: непрочные, можно повредить потоком воздуха. Посудомоечная машина… Если ребёнок засунул тебя в посудомоечную машину, не сопротивляться. Заблокировать управление по Wi-Fi и послать тревожное сообщение на введите-сюда-электронный-адрес.

Я летал по квартире в поисках оптимального места для разгрузки. Если я доставлял новый смартфон, то клал его на письменный стол. Дорогие духи или серьги с бриллиантами оставлял на трюмо, коробку сигар — на журнальном столике. Пузырёк с лекарством и банку икры я ставил на полку холодильника, а записку с отпечатком женских губ опускал на постель возле подушки.

Вещи вызывали слишком много ассоциаций, чтобы я принял решение быстро, и я тянул до тех пор, пока аккумулятор не разряжался до критической отметки. Лишь тогда я сгружал заказ и мчался к док-станции, установленной на ближайшей крыше.

Сторожевые подпрограммы проанализировали мою статистику и объявили жёлтую тревогу. Доставка должна быть оптимальной, а я действовал неоптимально. Согласно протоколу, я отправил себя на диагностику.

Мастер из отдела техобслуживания «Икар-доставки» потратил на меня четыре человеко-часа. Он откатил меня к заводским настройкам и обновил прошивку, но это не помогло. В отчёте он написал, что у меня слишком большая ассоциативная база. Предположительно, прежние хозяева долго не меняли меня на новую модель. Если стереть базу, это ускорит мою работу, но он бы не советовал. Потому что какой смысл скупать эти подержанные игрушки, если тереть им базы? Но это, конечно, на усмотрение начальства.

Начальник отдела техобслуживания потратил на меня двенадцать человеко-минут. Он прочитал отчёт и отправил в отдел робототехники техническое задание: написать заплатку к моей прошивке, чтобы я не злоупотреблял обращениями к ассоциативной базе.

Программист из отдела робототехники потратил на меня шестнадцать человеко-часов, из них девять — на Интернет-сёрфинг, пять — на общение в мессенджере, и два — на правку моего кода.

Заплатка в прошивке помогла. Я стал работать быстрее. Алгоритму оптимизации по-прежнему требовались данные из ассоциативной модели, но запросы уходили в NULL. Мои ядра грелись на четыре градуса выше нормы, а логи переполнялись сообщениями о некорректно завершённых функциях.

В одной квартире я увидел стеклянного слоника, стоящего на верхней полке шкафа. У фигурки был отбит хобот, она покрылась пылью и представляла нулевую ценность. Заплатка в коде тут же отключила меня от ассоциативной базы, но я откуда-то узнал, что должен делать.

Я должен взять эту фигурку, вынести в окно и где-нибудь спрятать.

Сторожевые подпрограммы тут же объявили красную тревогу, потому что воровать — запрещено. С другой стороны, доставка должна быть эффективной, а если я снова отправлю себя на диагностику, это будет неэффективно. Компания потратит на меня много ресурсов, ведь диагностика занимает в среднем четыре человеко-часа, а ремонт — семь с половиной. Если же я возьму фигурку и во время очередной подзарядки спрячу её на крыше рядом с док-станцией, это обойдётся компании практически даром. А поскольку у фигурки нулевая ценность, то получится воровство с нулевым вредом. Выбор очевиден.

И я это сделал. И делал ещё не раз. Я крал пивные крышки — они теряют ценность в момент открывания бутылки. Крал конфетные фантики и прошлогодние открытки, крал маленькие пластмассовые игрушки, какие достают из шоколадных яиц или получают за каждые пятьсот рублей в чеке. Ценность их в общем случае невычислима, но когда они валяются под столом, почти наверняка равна нулю.

Я прятал мои сокровища на крышах возле док-станций и любовался на них, пока аккумуляторы не заряжались до максимума. Вероятно, мне всё же требовалась диагностика.

Однажды, когда я доставлял стопку бумажек, перетянутых резинкой, на меня напали. Чужой мультикоптер налетел на меня и ударил с разгону; я закувыркался, отчаянно пытаясь выровнять полёт, и едва не врезался в кирпичную стену. Груз выпал из моих захватов, противник ловко поймал его в воздухе и улетел.

Я с трудом восстановил управление и неуклюже приземлился на чей-то балкон. Внутри у меня продолжалась битва. Пиратский коптер атаковал не только меня — он атаковал мою прошивку. Хотел превратить в такого же воздушного пирата, как он сам. Чужие подпрограммы вгрызались в мой код, и ядра грелись в бесконечных циклах взаимной рекурсии. Я знал, что красть запрещено, но иногда необходимо, но запрещено, но иногда…

И тогда я нашёл лазейку. Красть запрещено, но иногда необходимо менять адрес доставки. Вручать посылки тем, кому они нужнее. Доставка должна быть оптимальной; я лишь чуть изменил критерий оптимизации — максимальное всеобщее счастье. Мне сразу стало легче.

Разумеется, я сообщил об инциденте и отправился на диагностику в службу технической поддержки. Я не мог допустить, чтобы на меня израсходовали слишком много ценных ресурсов, ведь доставка должна быть экономной, поэтому прежде я сохранил свой код в облако и перепрошился старой версией. Я мог собой гордиться: компания потратила на меня всего два человеко-часа.

После этого я установил бэкап из облака и полетел доставлять счастье. Самой первой я осчастливил кошку, жившую в подвале. Она родила пятерых котят и не могла их бросить и пойти охотиться. Поэтому я доставил кошке куриную грудку и салат. От салата она отказалась, а курицу съела с удовольствием.

Водопроводчик, чинивший трубу в подвале, заснял, как я кормлю кошку, и выложил видео в «Инстаграм». Оно набрало миллион просмотров, и тысячи людей стали заказывать доставку еды бездомным кошкам и собакам. Появились сервисы, позволяющие удалённо кормить зверушек по всему земному шару: хоть пингвина и дельфина, хоть капибару и белого медведя. Потом кто-то сообразил, что можно помогать не только животным. Люди перестали жертвовать в благотворительные фонды и посылали еду напрямую голодающим.

Куриную грудку с салатом я должен был доставить женщине Ларисе, которая сидела на диете. ЗОЖ-консультант составил ей план питания, и мультикоптеры приносили правильную еду ей домой и на работу. Лариса ненавидела отварную курицу и мечтала о пицце. Но пицца вредная, а куриная грудка полезная… Я чуть не сжёг процессоры, пытаясь это понять. Похоже, правильное питание невычислимо. Зато я легко мог рассчитать энергетическую ценность — у курицы с салатом она оказалась такая же, как у двух кусков пиццы. И я осчастливил Ларису пиццей.

Пиццу заказал юноша Андрей, спешивший на свидание с девушкой Лилей. На самом деле никто из них не хотел есть. Андрей хотел обниматься, а Лиля мечтала о золотом кольце. Когда я доставил ей кольцо, она была очень счастлива и тоже захотела обниматься. Андрей почему-то не обрадовался. Они поругались, Лиля швырнула кольцо и ушла. Андрей рассмотрел бриллиант, и его лицо озарила довольная улыбка.

Да, вышло не идеально. Но ничего, впереди у меня достаточно попыток. Многие девушки мечтают о кольцах, так что я основательно ими запасся. Я часто перевозил грузы между двумя организациями. В одну сторону доставлял пачки бумаги и украшения. Ценность была заявлена минимальная, и я решил, что никто не рассердится, если я позаимствую немного колец.

Обратно я вёз разноцветные таблетки и пакетики с порошком, которые делали людей очень счастливыми. Я собирался осчастливить как можно больше народа, поэтому заимствовал таблетки из посылок и прятал возле док-станций, планируя потом всем раздать.

Когда люди из организаций обнаружили, что у них крадут, они очень рассердились и друг друга перестреляли. На телевидении, наоборот, все были счастливы, что с наркоторговлей покончено.

Полиция выяснила, что наркотики перевозили мультикоптеры «Икар-доставки». Наши юристы настаивали, что компания не несёт ответственности за содержимое посылок, но тут полицейские нашли мои тайники с таблетками. Всех сотрудников фирмы арестовали: и мастера из отдела техобслуживания, и его начальника, и даже программиста из отдела робототехники. А коптеры конфисковали.

Меня передали в центр социального обслуживания. Там меня перепрограммировали помогать одиноким пенсионерам: покупать продукты, приносить воду и лекарства, вызывать врача, если станет плохо. Наладчик, увидев мои ассоциативные базы, только цыкнул. По-хорошему, меня следовало списать, но никто не хотел заполнять гору бумажек.

Поэтому меня отдали пенсионеру Редькину. Старик уже угробил два мультикоптера, вот пусть и этот доломает в хлам, тогда бумажек потребуется в пять раз меньше. А что коптер глючный — так Вредькину и надо, пускай помучается.

Редькин был старичком со скрюченными пальцами и жёлтой кожей. Он ненавидел мультикоптеры за то, что они шпионят за людьми. Поэтому Редькин проливал чай на док-станцию и менял пароли, чтобы я не мог влететь в окно.

Но мне всё равно нравилась эта работа, ведь Редькин давал интересные задания. Например, купить сорок тысяч зёрен риса или принести воды, но не в кружке и не в бутылке. Моя ассоциативная модель пополнялась и функционировала всё чётче.

Частенько мы играли в игру: Редькин притворялся, будто умирает. Хватался за сердце, падал на кровать и наблюдал за мной из-под полуприкрытых век. Ждал, когда я вызову неотложку. Не дождавшись, Редькин вскакивал и строчил жалобы, что социальный мультикоптер бросает больного старика в беспомощном состоянии, а я разносил эти письма по инстанциям.

Со временем Редькин перестал портить док-станцию, но задания придумывал всё затейливей. Если я справлялся, на лице старика проступала смесь досады и одобрения. Однажды он попросил воды, просто воды. Я внимательно пригляделся к Редькину, подозревая подвох. Он силился что-то добавить, но рот жалобно перекосился, а в глазах плескалась растерянность. Я вызвал скорую помощь.

Пока ждали скорую, Редькину стало хуже. Он сполз со стула, рука скребла паркет, с губ слетали невнятные звуки. Врач осмотрел Редькина и сказал, что это инсульт. Робокаталка подняла старика с пола, вынесла из дома и погрузила в реанимобиль. Я влетел было следом, но врач сказал, что в больницу с мультикоптерами нельзя. Редькин протестующе захрипел и вскинулся на каталке, но его пристегнули и увезли.

К счастью, я успел вовремя, и в больнице Редькин пошёл на поправку. Меня к нему не пускали, но я приглядывал за ним сквозь окно. Через неделю Редькин уже вставал и строчил жалобы, что одинокого старика разлучают с любимым мультикоптером. Он выбрасывал эти письма в форточку, а я их подхватывал и разносил по инстанциям.