Влажное полотенце легло на мое пылающее лицо, принося с собой прохладу и умиротворение. Капельки воды стекали по истрескавшимся губам, но их было слишком мало, чтобы заглушить терзавшую меня жажду.
— В…оды, — язык совершенно отказывался мне повиноваться, и хотя слово больше походило на хрип, меня все же услышали. Я почувствовал, как к моим губам поднесли чашу, и поток живительной влаги стал проникать в мой измученный организм. С каждым глотком туман в голове начал вновь рассеиваться, возвращая воспоминания.
Предав огню сотню разумных и одного полуразумного выродка, что жил за их счет, я еще долго лежал на полу слушая биение собственного сердца и стараясь привести мысли в порядок. Не получалось.
Когда моя рука оборвала жизнь последнего разумного, который, действительно, оставался разумным во всем этом аде, блокировка эмоций была снята. Возможно, это была месть Алин за хладнокровное, по ее мнению, убийство или простой сбой в работе систем скафа, не суть важно, но вихрь сдерживаемых эмоций рванул обратно, разрывая мой разум на части.
Первым пришел страх. Страх за себя, за свою жизнь и жизнь доверившихся мне детей, что сейчас были заперты в контейнере в полном неведении о том, что стало с их близкими. Близкими, что умерли от моей руки.
Ощущение одиночества нахлынуло подобно океанской волне, обдав брызгами сожаления. Состояние человека, что ведут на казнь, и он понимает, что никто не в силах ему помочь. Несчастный, что остался наедине со своей смертью, без права на спасение.
Гнев! Он пришел следующим, от воспоминаний, полученных от паразита и его жертв. В очередной раз мне пришлось увидеть, как безучастные солдаты тащат к стенам сопротивляющихся поселенцев, чья участь уже предрешена.
— Выжечь всю эту мразь, что позволяет себе такое по отношению к людям! Всех до единого! Всякого, кто имел возможность помочь, но все же позволил допустить такое! — по мере того, как огонь затухал на стене, пламя в моей груди разгоралось все сильнее, сжигая все остальные эмоции, превращая обычный гнев в холодную расчетливую ярость.
На экране пронесся ряд картинок, обозначивших, что связь с медстабами детей восстановлена, и эфир тут же взорвался их встревоженными голосами.
— Вик! Алин! Вы живы? Ответьте! Ну пожалуйста! — голос Рэфа был полон безысходности, а Лирэ просто монотонно повторяла наши имена, словно уже не надеясь нас услышать.
— Живые вроде. Подождите пару минут, — успокоив брата с сестрой, вновь заблокировал с ними связь и вызвал на экран Алин.
Глаза девушки светились таким гневом, что я заподозрил, что часть эмоций, вернувшихся ко мне, принадлежали ей. Лицо же ее потеряло ту детскую наивность, что периодически проскальзывала в ее поведении. Теперь же на меня смотрела девушка, которая начала понимать, что обратного пути для нее нет.
Стоило мне только включить звук, как на меня обрушились потоки ругательств, лишь изредка прерывающиеся обещаниями мучительной смерти.
— Видимо, зря я детям сказал про пару минут, — поморщившись от непрекращающейся истерики, подытожил я, слушая все, что она обо мне думает. Подумав, вновь отключил ей звук и, связавшись с Рэфом, сообщил, что скоро до них доберусь.
Пообещать, как обычно, оказалось значительно легче, чем исполнить. При попытке встать на ноги системы костюма протяжно завыли, сообщая об окончательном выходе из строя поврежденной ноги, которая превратилась в неподвижную колодку.
Прикинув, что смогу дохромать до контейнера хотя бы на одной рабочей конечности, используя вторую в качестве опоры, попробовал встать на обе ноги. Встав в полный рост, сделал шаг вперед, затем еще и еще.
Скорость оставляла желать лучшего, и я едва ли успел пройти половину пути, когда поврежденная часть, раскуроченная мелкими «обезьянами», сильно заскрипела, и я почувствовал обжигающую боль в и так раненной ноге.
Извернувшись, мне удалось увидеть сквозь осыпавшийся ремонтный «герметик», что тонкая трубка, неизвестно для чего служащая, вошла в икроножную мышцу, разрывая ее.
Не отключился я, наверное, благодаря только очередной порции обезболивающих, что ввел мне искин, своевременно реагируя на мои повреждения.
Волна холода пробежала по всему телу от головы до кончиков пальцев, вымораживая меня изнутри. Но костер, на котором какой-то садист жарил мою бедную ногу, всего лишь немного поутих.
Из-за холода мысли в голове стали путаться, и я, еще не до конца осознавая, начал падать на пол лицом вперед. Очередной удар тупой болью отозвался во всем теле, заставляя вскрикнуть.
Искин вопил, не взирая на мои попытки его отключить, о возможности интоксикации из-за превышения допустимой концентрации лекарств организме и возможном повреждении внутренних органов.
Из всей этой медицинской терминологии, периодически доходящей до меня, понял, лишь то, что больше болеутоляющих не получу. Это меня так расстроило, что я бы даже заплакал, не будь мой организм настолько сильно обезвожен.
Сквозь туман в голове пробились чьи-то голоса. Точно, Лирэ и Рэф. Я же должен был освободить их. Не дать умереть. Я же обещал!
Вытянув вперед руку, подтянулся на ней, помогая непострадавшей ногой. Двигаясь вперед, словно на половину парализованная гусеница, я в полузабытье твердил про себя, что нельзя терять сознание. Каждое движение отдавалось болью в ноге, но именно благодаря ей я окончательно не потерял сознание.
Проползая мимо туш поверженных врагов, поймал себя на мысли, что даже немного завидую им. Лежат такие тихие, никуда не торопятся. Вот бы мне так. Мертвые? Ну да, это небольшая плата за спокойствие. Может, все-таки стоит немного отдохнуть? Совсем чуть-чуть.
С трудом отвесив себе воображаемую пощечину, отвел взгляд от этих «счастливчиков» и пополз дальше. Чертовы цифры, отмеряющие расстояние до контейнера, едва менялись, вызывая дикое раздражение. Казалось, что каждый пройденный метр превращался для меня во все сто.
До цели я все же дополз. Упорность мне в этом помогла или упоротость, это дело десятое, но, когда моя рука коснулась стенок контейнера, чуть было не потерял сознание от радости. Вот обидно-то было бы.
Моя нога горела таким адским пламенем, что казалось, будто я засунул ее в лаву, да еще пару поленьев подбросил, дабы ярче горело. Терпеть не было сил, и я, не доставая до затвора, просто пробил рукой угол створки и выгнул ее наружу, предварительно сообщив детям, чтобы они отошли подальше.
После этого, наплевав на предупреждения искина и молчаливые возмущения Алин, чей коммуникатор я до сих пор не активировал, в обход правил безопасности, воспользовавшись аварийными протоколами, ввел себе очередную дозу анестетика.
Спохватившись, до того, как отойти в страну розовых «обезьян», что уже как пол часа весело кружились вокруг меня, дал команду на разгерметизацию брони и включил разговорное устройство Алин.
Следующий период жизни почти выпал у меня из памяти. Как меня выковыривали из покорёженного «голема», я не помнил. Лишь изредка приходя в себя, понимал, что еще жив.
Какой был по счету день после нашего прибытия в этот ангар, точно сказать не мог. Может быть, пятый, а может, двадцать пятый. Приходил в сознание лишь только для того, чтобы опять впасть в забытье.
Встать с постели у меня не получалось, да что там встать, я даже глаза открывал с трудом. Со зрением творилась какая-то ерунда. Все вокруг было расплывчато, как бы я не напрягал зрение.
Со слухом тоже творилась какая-то ерунда. Громкость окружающего меня мира постоянно скакала. То я не мог разобрать, что мне говорит стоящая предо мной Лирэ, то слышал, как тихо бормочет во сне Рэф. Но самое плохое: я вновь перестал понимать их речь.
Этот период бездействия превратился для меня в сущий кошмар. Когда я бодрствовал, меня беспокоило, что Алин могла рассказать детям, кто убил их семью. Из-за отключения лингвиста опасения лишь усиливались, ухудшая и без того плохой аппетит.
Стоило мне впасть в забытье, как меня настигали кошмары, еще больше изматывающие, чем бодрствование. Постоянные видения о событиях, творившихся в этом ангаре, перемежались с моими собственными злоключениями, причудливо перемешиваясь и создавая совершенно безумные комбинации.
На каком по счету пробуждении ощутил укол в плече, я вряд ли когда-либо смогу сказать, но в теле появилась легкость, а мысли, наконец-то, стали четкими, позволяя адекватно воспринимать окружающий мир.
— С пробуждением, Виктор, — фраза, прозвучавшая на русском, пусть и с каким-то странным акцентом, сработала похлеще самого мощного энергетика, заставляя вскочить с постели. Ну как вскочить, лишь дернул одеревеневшим телом, но, по крайней мере, я его ощущал полностью.
Прекратив попытки встать, смахнул с лица влажное полотенце и, прищурившись, завертел головой, пытаясь разглядеть говорящего. Возле изголовья кровати стоял Рэф, держа в руке пустой инъектор. Больше в комнате никого не оказалось, и я с непониманием откинул голову назад.
— Я здесь. Справа от Рэфа, — вновь раздался голос, и только сейчас я увидел возле парня тумбочку с небольшим плоским экраном, с которого на меня серьезно смотрела Алин.
Все еще ничего не понимая, ощупал место за ухом, куда когда-то Форх с Дереком вживили мне бионта. Ни малейшего следа, лишь ощущение небольшого шрама, словно от неудачного пореза.
— Что случилось? — с каждым мгновением мне становилось все лучше, и голос уже звучал крепче, хотя до прежнего состояния было еще ой как далеко.
— Рэф, можешь пойти помочь сестре с готовкой? Там вроде все было подготовлено, но все же, — Алин, проигнорировав мой вопрос, обратилась к парню. Мальчик молча кивнул и, бросив на меня задумчивый взгляд, вышел из комнаты.
С его уходом в комнате повисло тягостное молчание. Я гадал, как же будут дальше развиваться отношения в нашем маленьком отряде. Девушка, судя по всему, что-то хотела сказать, но все никак не решалась.
— Они знают? Ты им рассказала? — наконец, я решился разорвать тишину.
— А? Нет, я не смогла решиться, — встрепенулась Алин. — Только запретила им ходить к стене, пока ты не очнешься. Рэф пару раз порывался, но сестра убедила его туда не ходить. Но им стоит узнать правду.
— Я им расскажу обязательно, — ощущение было двояким. С одной стороны, это я убывал их родных и знакомых, и мне им рассказывать. С другой стороны, пусть это и звучит трусливо, но было бы легче, если бы она им сама все рассказала, избавив меня от тяжелого разговора.
— Говори уже прямо, Алин, — вновь прекращая возникшую паузу, обратился я к ней.
— Вик, я прокрутила все твои ощущения, что ты пережил, пока был у стены. Я хотела бы извиниться за свои крики и обвинения, просто это было чересчур для меня, — девушка выглядела взволнованно, но где-то глубоко внутри я ощущал, что она что-то не договаривает.
— Если тебя беспокоит именно это, то не переживай, мне понятны твои чувства. Я сам ощущал то же самое, и мне не в чем тебя обвинять, — попытался придать лицу уверенное выражение, но на душе все больше скреблись кошки.
— Дело не только в этом, Вик. Состояние твоего организма уже не внушает опасения, — она опять замялась.
— Но?
— Но твоя нога сильно пострадала, и мы не можем вылечить ее. Бионт, доставшийся тебе от Форха, вступил в реакцию с какой-то дрянью, что была на когтях «обезьян». Плюс ударная доза лекарств вкупе с регенераторами из аптечки сыграли с тобой злую шутку, — Алин не успела закончить предложение, а я уже, не взирая на протесты собственного тела, села и скинул какое-то тряпьё, служившее в качестве одеяла.
Пострадавшая нога была обмотана толстым слоем бинтов, но даже сквозь них проступали темные пятна. На открытом участке была видна кожа синеватого цвета, на которой выступали вздувшиеся вены. Даже на мой непрофессиональный взгляд было понятно, что дело плохо.
— Такая себе шутка выходит. Но думаю, скаф поможет мне передвигаться с приемлемой скоростью. Немного подлатаем его, и будет нормально, — при взгляде на нее мой голос звучал все менее уверенно.
— Опорно-двигательная система вышла из строя. Резервные контуры перегорели из-за нагрузок и не подлежат восстановлению. Теперь это обычный памятник с едва работающим искином, — слова Алин звучали подобно приговору. Инвалид, не то, что не способный сражаться, а даже просто убежать — это обуза для всех них.
Теперь мне стали понятны все эти взгляды, бросаемые Рэфом. Парень ощущал себя виноватым, ведь именно из-за них мы зашли в этот зал, хотя я был против этого. Теперь же они могут спокойно, на сколько это возможно в таких местах, идти дальше, а мне…
— А что же мне делать? — эти слова я произнес уже вслух, прекрасно осознавая, что же мне предстоит услышать.
— Пока ты лежал, дети принесли в этот модуль много вещей из других домов. Еды, если ее экономить, должно хватить на несколько недель. К тому времени мы должны достигнуть судна и вызвать помощь.
— Нет, нет, нет!!! Мы сюда-то еле добрались! — я застонал от отчаянья, лишь диким усилием не завыв от безысходности. — Рэф не сможет пройти весь оставшийся путь.
Внезапно меня пронзила догадка:
— Ты сказала: «мы»? Вы все уходите?
— Рэф не хочет оставлять сестру здесь одну, а без меня им не попасть на борт «Осьминога», — девушка отвела в сторону глаза.
— Это потому, что я появился в этой чертовой тряпке? Поэтому вы меня оставляете, да⁉ — не удержавшись, закричал на Алин. — Я не виноват, что меня сюда призвали Медным! Не виноват!!!
— Извини, — тихо ответила она, и экран с ее изображением потух. Я же, откинув голову на подушку, едва слышно заплакал, ощущая, как слезы стекают по щекам.
Чуть слышно скрипнула дверь, и раздалась лёгкая поступь шагов. Повернув голову на бок, я увидел, как в комнату вошла Лирэ. Девочка оказалась одета в легкое платье, так не вязавшееся с нынешней обстановкой. Сверху на ней по-прежнему была куртка, сейчас просто накинутая на плечи.
В руке она несла тарелку с ароматно пахнущей кашей. Подойдя к кровати, она поставила еду на стол и подтащила небольшой стул к кровати. Отрегулировав по высоте, при этом мило хмурясь, когда это не получилось с первой попытки. Наконец, справившись с этой задачей, она взгромоздилась на него, и зачерпнув полную ложку варева, протянула ее мне.
— Лирэ, я, наверное, сам смогу поесть, — сказал я ей, но она лишь нахмурилась и отрицательно замотала головой.
Решив не огорчать малышку, послушно открыл рот и проглотил первую порцию. Поглощая пищу, я смотрел на нее и гадал, как же она воспримет новость о причине смерти ее близких. Эта мысль меня не покидала, в очередной раз испортив аппетит и последнюю ложку я съел через силу.
Покончив с едой, поблагодарил девочку и попросил ее пригласить брата. Та, кивнув, спрыгнула со стула и, прихватив посуду, вышла из комнаты. Отсутствовала она минут десять, за которые я после сытного обеда, едва не уснул.
Когда мои глаза почти закрылись, в комнату вошли брат с сестрой, а на экране вновь возникла Алин. Девочка вновь залезла на стул и взяла меня за руку, парень же встал перед кроватью и внимательно смотрел на меня.
— Рэф, Лирэ, мне нужно кое о чем вам рассказать, — глядя на притихших детей, я поведал о том, что произошло у стены. Стараясь опустить особо страшные моменты, тем не менее, максимально подробно рассказал обо всем, что видел и чувствовал.
На моменте убийства поселенцев Рэф едва не бросился на меня с голыми руками, но на его пути встала сестра, с трудом успокоив брата и заставив его встать рядом с собой. После описания контакта с их матерью, они просто уселись на край кровати и расплакались.
Рассказав все, что пережил и испытал в тот момент, я ощутил чувство облегчения, словно отдал один из долгов, что висят тяжким грузом. Но это ощущение очень быстро прошло, пропав под давлением грядущего расстования.