ГЛАВА 16

Да, правда — сам виновен,

Бог со мной,

Да, правда — но одно меня тревожит:

Кому сказать спасибо, что — живой!

В.С.Высоцкий

Обмозговывает Лена недолго. На другой день, за обедом, она посвящает нас в свой план:

— Видите ли, эти личности вряд ли будут афишировать себя и свои цели. Выйти на них сами мы, скорее всего, не сможем. Но должны быть люди, которые стоят к этим организаторам достаточно близко, получают от них инструкции, деньги, осуществляют их замыслы.

— Ты предлагаешь выйти на авторов тех статей и книг, о которых вчера говорил Анатолий? — спрашиваю я.

— Нет. Это ничего не даст. Они — рядовые исполнители, и деньги, и инструкции они получают не от генеральных заказчиков. Есть промежуточное звено, и я, кажется, его уже вычислила. На мой взгляд, тот нефтяной мафиози, что заинтересовался мной, или сам является таким посредником, или через него можно на таковых выйти. Во всяком случае, он стоит достаточно близко к центру событий.

— И как ты это мыслишь? Так он тебе все и выложит, что знает.

— Сразу не выложит. Придется с ним поработать.

— Смотри, подруга, это будет игра с огнем.

— Схлопки бояться, хроноагентом не работать. Я тоже не подарок. Где его визитка? Там есть его телефон. Тем более что он настоятельно просил меня о встрече. Просил — значит, встретимся. Только надо будет к этой встрече соответственно подготовиться. Наташа, мы с тобой сейчас пройдемся кое-куда.

Подготовка моей подруги к встрече с нефтяным магнатом заключалась, как выяснилось, в полном обновлении гардероба. Вернувшись ближе к вечеру со свертками, пакетами и коробками, женщины уходят в комнату и довольно долго отсутствуют. Когда они выходят, я при виде своей подруги обалдело качаю головой.

— Ленка! Ты ли это?

— Что, милый, не узнаешь?

— Попробуй, узнай!

На Лене ярко-красное велюровое платье. Не платье даже, а почти майка на узеньких, как шнурки, бретельках. Платьице рельефно обтягивает великолепную фигуру, но от пояса расходится широким колоколом. Длинные ноги в белых колготках в виде крупной сетки. И остроносые красные туфельки на высоченной шпильке и с широким резным ремешком повыше лодыжки.

— Что ты так на меня смотришь? Не впечатляет?

— Впечатляет. Тебе только перчаток не хватает. Длиной до локтя и тоже красного или белого цвета.

— Верно. Я думала об этом. И даже нашла подходящую пару. Но потом решила, что это будет выглядеть слишком уж экстравагантно. Мы, увы, не в Нуль-Фазе.

— Пожалуй, ты и так выглядишь достаточно экстравагантно. Ленка, это же не твой стиль! Ты сейчас больше на Катрин похожа.

— Это точно. Мне пришлось себя изнасиловать. Но Геннадий Харитонович предпочитает женщин, одетых именно так. Это его, видите ли, возбуждает.

— И когда ты успела это узнать? Ты же разговаривала с ним всего-то не более получаса.

— Я же все-таки немного психолог. А разговорить его лучше всего в интимной обстановке, когда он заведется. Вот я и создала такой интерьер, чтобы он завелся сразу, как только меня увидит.

Я только тяжело вздыхаю, а Лена смеется:

— А ты не ревнуешь ли, часом, друг мой? Зря. До крайностей я дело доводить не собираюсь.

— Это ты не собираешься?! А что же ты вырядилась так, что тебя сразу хочется снять минимум на часок?

— Ого, какие мысли! А у тебя, Толя, таких не возникает?

— Если честно, то возникает, — признается Анатолий.

— Так это же и прекрасно! Раз у вас такие мысли возникают, то у Герасимова они тем более появятся. Вот тут-то я и буду его раскручивать.

— А если он от мыслей перейдет к делу? — задает Наташа вопрос, который у всех вертится на языке. — И саму тебя раскрутит?

— Ну, меня, положим, ему раскрутить будет не так-то просто. А если дело все же дойдет до крайности, что ж… На то мы и хроноагенты, чтобы нас при выполнении задания не останавливали такие мелочи.

— Мелочи! — фыркает Наташа.

— Да, подруга моя, — строго говорит Лена, — именно мелочи. Мне однажды пришлось две недели в Древнем Вавилоне в публичном доме работать. Что ж мне, стреляться после этого? Это, Наташенька, еще не самое страшное из того, что порой приходится делать. Вот Стефан Кшестинский полгода работал палачом в одной восточной империи. Практически без выходных. Это я понимаю! Это — не мелочи. Надеюсь, мой друг не будет разыгрывать из себя Отелло?

— Постараюсь. Куда уж тут денешься, — вздыхаю я и не упускаю случая вставить шпильку. — Я же не такой, как некоторые из здесь присутствующих. Вы бы видели, какую она мне устроила сцену, когда мне в одной Фазе пришлось переспать с Эвой, феей-воительницей.

— А ты меня с собой не равняй! У тебя на этот счет закалка должна быть прочнее. Как-никак, ты же хроноагент экстра-класса, а я тогда была всего лишь второго.

— У тебя на все есть ответ. Ну, хватит об этом. И когда ты с этим мафиози намерена встретиться?

— Завтра позвоню ему и договорюсь. Надо как следует линию поведения обдумать.

На другой день я с утра ухожу побродить по улицам. Там, на рынках, в магазинах, у киосков и на транспортных остановках, тоже можно услышать и увидеть много интересного. Но мысли мои крутятся вокруг затеи моей подруги. Мне она кажется далеко не такой невинной и безопасной, как хочет нам представить ее Лена. Такие личности, как этот Герасимов, больше привыкли брать сами, чем давать другим. И информацию от него получить будет далеко не просто. Остается только надеяться на незаурядную подготовку Лены и ее способности. Сейчас я ощущаю себя в шкуре нашего Магистра. Много легче действовать самому, чем посылать на опасное задание своих друзей. Я сам пошел бы вместо Лены, если бы это дало хоть какой-то результат.

В одном из небольших магазинов мои мысли прерывает необычный шум. Разъяренное лицо продавщицы, возбужденная толпа. Все размахивают руками и кричат. Среди невнятного гвалта несколько раз отчетливо звучат крики: «Фальшивомонетчик!» К прилавку прижали растерянного мужчину лет тридцати с небольшим, одетого в спортивный костюм устаревшего покроя и расцветки. Он молчит и затравленно озирается. Что-то толкает меня в гущу этой толпы. Я пробиваюсь к мужчине и громко спрашиваю строгим голосом:

— В чем дело, граждане?

— Фальшивомонетчик! Смотрите, какие купюры подсовывает!

Продавщица протягивает мне банкноту красного цвета с портретом Ленина, достоинством десять рублей. Ничего себе! Я внимательно смотрю на мужчину. На сумасшедшего он не похож. Тут что-то другое. У меня появляется предчувствие чего-то необычного. Надо выручить мужика из беды и поговорить с ним.

— Спокойно, граждане! Какой же это фальшивомонетчик? Это же просто больной человек. Его не в тюрьму сажать надо, а в лечебницу. Пройдемте, гражданин, разберемся.

— Стой! Это же, наверное, одна шайка! Один фальшивые купюры всучивает, а другой его, в случае чего, выручает. Ты сам-то кто такой?

— Сотрудник налоговой полиции, — отвечаю я, глядя прямо в глаза продавщице.

Та сразу тушуется, а я поясняю:

— Да если бы он был фальшивомонетчиком, он бы вам такие купюры подсунул, что вы бы их сами никогда от подлинных не отличили. Разве не так?

В толпе раздается смех. Агрессивность окружающих быстро затухает. Я пользуюсь этим моментом, беру мужчину под локоть и строго говорю:

— Пройдемте.

Толпа расступается, и мы выходим из магазина. Мужчина идет за мной безропотно, даже охотно. Он явно рад оказаться подальше от агрессивной толпы и злобной продавщицы, бросившей ему такое страшное обвинение. Постепенно он приходит в себя, и я отпускаю его локоть. Он останавливается и спрашивает:

— Куда вы меня ведете?

— Здесь, недалеко.

— В отделение?

— Нет. Нам туда ни к чему. Впрочем, мы уже пришли. Я приглашаю его в небольшое кафе, расположенное в полуподвале рядом с продовольственным магазином. В этот час в нем почти никого нет. Только за одним столиком сидят за стаканчиками с водкой и немудреной закуской двое мужчин неопределенного возраста. Это кафе понравилось мне тем, что в нем, в отличие от многих других заведений, пиво наливают в классические стеклянные кружки, а не в пластиковые одноразовые стаканы. Я беру две кружки пива и два пакетика соленой соломки из кальмара, и мы усаживаемся за столик в углу.

— Ну, рассказывайте, — предлагаю я.

— А почему я вам должен что-либо рассказывать? — спрашивает мужчина настороженно.

— Ну, хотя бы потому, что я помог вам выбраться без особых осложнений из весьма неприятной ситуации. И я имею право знать, кому я помог. И потом — меня не покидает ощущение, что с вами произошло нечто необычайное, странное и необъяснимое, я бы сказал. Вполне возможно, что я могу вам в этой ситуации или помочь, или, по крайней мере, разъяснить ее для вас.

— А кто вы такой? Сотрудник этой, как ее, налоговой полиции?

— Нет. Я так назвался, чтобы остудить пыл продавщицы. Они только налоговых органов и боятся. А кто я на самом деле? Хм! Как бы вам это объяснить, чтобы вы поняли? Ладно, оставим это, пока. Скажем так: относительно недавно я был капитаном ВВС, летчиком-истребителем. Фамилия моя Коршунов, зовут Андрей Николаевич. Судя по выправке и манере держаться, вы тоже военный. Так?

— Угадали. Я — танкист, командир батальона. Майор Демидов, Петр Иванович.

— Что ж, будем считать, познакомились. Расскажите мне, Петр Иванович, что с вами произошло. Почему вы вдруг оказались в этом магазине, где пытались расплатиться деньгами, вышедшими из обращения?

— Я и сам ничего не могу понять. Только вчера эти деньги принимали, а сегодня уже нет. Кстати, а какие деньги я должен был предложить?

Я достаю из кармана несколько монет и две купюры. Демидов с изумлением разглядывает двуглавых орлов на монетах и рисунки купюр и недоуменно пожимает плечами. А я продолжаю:

— Вы говорили, что еще вчера расплачивались советскими банкнотами. Значит, между вчерашним днем и сегодняшним что-то произошло. Расскажите мне все, и я постараюсь найти этому объяснение.

— Да я даже не знаю, о чем говорить, с чего начать. Это все так странно.

— Начните сначала. Как вы оказались здесь? Что и когда делали? А я буду задавать вам уточняющие вопросы. Постарайтесь не упускать мелочей. Ну?

— Хорошо, — Демидов задумывается на пару минут, отхлебывает пиво, еще раз пожимает плечами и начинает: — Живу здесь я давно. Неделю назад мы вернулись с больших учений, и я ушел в отпуск. Мы с Верой, это моя жена, сделали в квартире ремонт и собирались завтра уехать на три недели, сначала к ее родителям, потом к моим. Ничего особенного не происходило до сегодняшнего утра.

— А что произошло сегодня утром? Я имею в виду, что особенное произошло?

— А вот это и произошло, что вы видели.

— Так вот сразу и произошло? Вы проснулись утром и увидели себя в этом магазине? Или этому что-то предшествовало?

— Я вас не понимаю.

— Хорошо. Опишите сегодняшний день по порядку. С того момента, как вы проснулись.

— Ну, проснулся как обычно, в шесть часов. Сделал пробежку, принял душ, позавтракал. Когда завтракал, слушал новости по радио…

— Ничего вам в этих новостях странным не показалось?

— Нет. Все как обычно, ничего экстренного. Потом стали с сыном вещи в дорогу собирать. Затем сын попросил включить телевизор, какая-то детская передача должна была начаться…

— Подробнее.

— Что именно?

— Что за передача?

— Не знаю. Он эту передачу уже полгода смотрит. Там какой-то детский конкурс проводят. Так он всегда меня от телевизора гонит, чтобы я ему ответы на вопросы не подсказывал.

— А может быть, что-то другое заметили? Ну, к примеру, передача была другая? Ведущий сменился?

— Нет. Все было как обычно. Да я и не присматривался, меня Вера в магазин спровадила, продукты в дорогу купить. Вот тут все и началось.

— Что именно?

— Ну, прежде всего, магазин, куда мы обычно ходим, стал какой-то не такой. Я еще подумал, когда они успели все так изменить? Потом товаров стало больше, я некоторые из них и не видел никогда.

— А цены вас не смутили?

— Честно говоря, я на них и внимания не обратил. Только когда продавщица сумму назвала, мне показалось, что она или шутит так, или обсчиталась раз эдак в пятьдесят. Я просто достал деньги, и тут начался скандал.

— Так. А вы далеко от этого магазина живете?

— Нет. В соседнем доме.

— Понятно. Значит, пока шли, могли никаких перемен и не заметить. А когда выходили из дома, ничего необычного не заметили?

— А что я должен был такого заметить?

— Ну, к примеру, какую-нибудь дымку необычную. Или свечение. Ничего такого не было?

— Свечение, говорите? — Демидов задумывается. — Свечения не было, а вот освещение в подъезде, на первом этаже было какое-то необычное. Я еще подумал, где это они такую лампочку нашли?

— А какого оно было цвета? Желтое, розовое?

— Нет. Не желтое и не розовое. Скорее лиловое.

— А не сиреневое?

— Точно! Сиреневое. А вы откуда про это узнали? И что это означает? Что с этим освещением связано?

Ну, как ему это объяснить? Он и так выбит из колеи, а я ему сейчас про межфазовые переходы буду мозги кочкать.

Да он подумает, что либо я чокнутый, либо у него крыша поехала. Я сразу предположил, что он, как и Наташа в свое время, угодил в переход. Сейчас же я убежден в этом бесповоротно. Вопрос только в том: угодил он в этот переход один или с кем-то за компанию? И второе, нет ли там поблизости обратного перехода?

— Петр Иванович, вы можете назвать свой адрес?

— Улица Блюхера, дом шестнадцать, квартира тридцать два. А в чем дело?

— Понимаете, положение, в котором вы оказались, весьма сложное. Мне надо сходить туда и выяснить на месте, смогу ли я вам помочь.

— Так пойдемте вместе.

— Лучше я пойду один. Я вам возьму еще кружечку пивка, и вы подождете меня здесь. Да, на всякий случай, как зовут вашу половину?

— Вера Павловна.

— И еще вопрос. Это сиреневое освещение было только на площадке первого этажа или еще где-то?

— Я бы сказал, что оно скорее было на лестнице при выходе из подъезда.

— Понятно. Вот вам пиво и ждите меня. Я вернусь минут через десять, пятнадцать.

Как я и ожидал, никакого свечения в подъезде уже нет. Значит, обратный переход в этом месте исключен. Тем не менее я решаю расставить все точки над i, и поднимаюсь на третий этаж. Дверь открывает пожилая женщина. Сразу выясняется, что майор Демидов здесь не проживает. Точнее, он проживал здесь лет пятнадцать назад, до того времени как погиб в Афганистане. Его жена, Вера Павловна, продала эту квартиру ее нынешним владельцам и уехала к родителям. Все понятно.

Демидов ждет меня в кафе с плохо скрываемым нетерпением. Увидев меня, он вскакивает.

— Ну? Что вы там выяснили?

— Выяснил все, что нужно.

— И вы можете объяснить мне, что произошло?

— Могу. Только не здесь. Нам придется пройти к моим товарищам. Это тоже недалеко. Не скрою, Петр Иванович, положение, в котором вы оказались, мягко говоря, гуановое. Чтобы в нем разобраться и попробовать вам помочь, если такая возможность еще существует, мне надо посоветоваться с друзьями. Так что, пойдемте.

— Но вы мне можете толком сказать, что все-таки произошло? Мне домой идти надо, жена беспокоиться будет. Куда пропал? Пошел в магазин и исчез.

— Повторяю: могу, но не здесь. Не та здесь обстановка. А у нас это прозвучит убедительнее. Нагляднее, так скажем. А по поводу супруги не переживайте. Я же не случайно спрашивал у вас, как ее зовут. Поверьте, она уже не беспокоится.

Демидов вздыхает, но подчиняется. По пути я захожу в магазин и беру три бутылки коньяка.

— А это зачем? — удивляется Демидов.

— А затем, что вам, Петр Иванович, в той ситуации, в какой вы оказались, без пол-литра разобраться будет тяжело. По себе знаю.

Вся наша команда оказывается на месте. Даже Анатолий не успел еще уйти в библиотеку. Он возится со своей установкой переходов. Это очень кстати. Я знакомлю своих друзей с Демидовым, но пока не объясняю, кто он такой и как сюда попал. Все, кроме Вира, смотрят на него с интересом и не могут понять, с какой целью я привел сюда постороннего человека.

— Толя, — спрашиваю я, — твоя установка сейчас в рабочем режиме?

— Да.

— Тогда посмотри, нет ли сейчас где-нибудь, в радиусе до двух километров, открытого перехода?

— Сейчас нет.

— Плохо дело. А что значит «сейчас»?

— Да как только ты ушел, открылся переход совсем рядом. Километра полтора, не больше. Просуществовал он не более двух минут.

— Он был односторонним? Не заметил?

— Успел заметить, двусторонний.

— А может быть, и характеристики той Фазы успел запомнить?

— А вот чего не успел, того не успел. Я же говорю, переход существовал не более двух минут.

— Что ж, Петр Иванович, — говорю я Демидову, — шанс у вас был, но он, к сожалению, упущен, и упущен, увы, безвозвратно. Теперь вам придется с этим смириться и привыкать к новой жизни. Итак, друзья, позвольте представить вам нового члена нашего коллектива, Демидова Петра Ивановича, выходца из Фазы, отстоящей от этой более чем на пятнадцать лет. Он попал сюда как раз по тому переходу, который ты, Толя, имел возможность наблюдать.

Демидов обалдело переводит взгляд с меня на Анатолия и обратно. Он, разумеется, почти ничего не понял из нашего диалога и моих слов. Оно и понятно. В такие вещи сразу врубаться сложновато, мягко говоря.

— Петр Иванович, — обращаюсь я к нему, — сейчас мы вам, как я и обещал, все объясним. Но удобнее это будет сделать за столом. Время уже обеденное. Да и вам, по своему опыту знаю, по ходу разговора, не раз приложиться к стакану захочется. Вир, накрывай на стол.

Разговор получился долгий и сложный. Пришлось изложить Демидову основы хронофизики, рассказать о бесконечном множестве параллельных Миров-Фаз. Пришлось подробно рассказать о том, кто мы такие, чем занимаемся и как сюда попали. Труднее всего было объяснить Демидову, что сегодня утром он перешагнул невидимый рубеж, напрочь отсекающий его от прошлой жизни, и что возврат назад теперь невозможен. Как я и предвидел, к концу этого разговора третья бутылка расходуется почти до конца. Правда, к принесенному мной коньяку прикладывался не один Демидов, но ему мы наливали чаще и больше. По мере необходимости. Я посылаю Вира еще за одной бутылкой, а Демидов молчит и думает. Переваривает все услышанное.

Переваривает он долго. Но мы его не торопим. Все мы, кроме Анатолия и Вира, прошли через это: и я, и Лена, и Наташа. Трудно вот так, сразу, принять такие резкие и необратимые перемены. Про себя я отмечаю, что выдержка у танкиста железная, под стать броне его машин. Я, помнится, крыл Магистра матом так, что Время краснело. Впрочем, Демидову крыть некого. Ему еще крупно повезло, что он сразу наткнулся на меня. Точнее, я случайно оказался рядом с ним. При ином раскладе это могло кончиться психушкой, в лучшем случае. Судя по всему, Демидов приходит к такому же выводу. Сделав очередной глоток коньяка, он, глядя в окно, медленно произносит:

— Да. Крупно мне повезло. Пошел в магазин за продуктами и оказался в другом Мире. И что же мне теперь дальше делать? Стреляться? У вас, Андрей Николаевич, пистолета случайно нет?

— Случайно есть. Но это всегда успеется, я на вашем месте не стал бы торопиться. Нажать на спуск проще всего. Это вариант крайний. Есть два других.

— Это какие же?

— Первый. Попробовать адаптироваться в этом Мире. Думаю, что танкисты и здесь нужны, пока. Второй вариант — стать одним из нас. То есть я предлагаю идти дальше с нами. Ну, как Вир, к примеру.

— Да я же ни хрена не понял из того, что вы мне толковали о своих делах! Или почти ни хрена.

— Ну, это потому, что с первого раза это всегда звучит необычно, и сразу врубиться трудно. По себе знаю. Объясним, все подробно расскажем и даже покажем. Ну а если это вас не устроит, остается первый вариант.

Демидов морщится. Видимо, ему вспоминается орущая толпа и деньги с двуглавым орлом. Он качает головой.

— Этот вариант меня еще меньше устраивает.

— Значит, будете одним из нас. О варианте с пистолетом я забыл и вам советую то же сделать. Судя по вашей выдержке и вашим данным, вы нам подойдете. Как, Лена?

— Завтра я с Петром Ивановичем побеседую, и мы сделаем окончательные выводы. А сейчас ему не мешало бы отдохнуть. Слишком сильный стресс и слишком много впечатлений. Согласны, Петр Иванович?

Демидов кивает, а Лена улыбается и продолжает:

— Да и мне пора идти. У меня через сорок минут деловая встреча.

— С Герасимовым? — интересуюсь я.

— Да. Пойду переодеваться.

Через несколько минут она появляется в своей «рабочей одежде». При виде ее Демидов изумленно качает головой. А Лена дарит нам чарующую улыбку.

— Вернусь я, скорее всего, поздно. Ужинайте без меня.

Проводя Лену, мы допиваем коньяк, и я устраиваю Демидова на отдых. Он действительно начинает клевать носом. Сказывается солидная нервная перегрузка последних часов, да и немалая доза коньяка делает свое дело.

Загрузка...