Глина

Глава 21 ДВУЛИЧИЕ …или как Серый № 1 протестует в среду против несправедливости жизни…

О чем я подумал, когда очнулся? Не о той тесной трубе, в которую меня сунули. Меня столько раз ловили, загоняли, втискивали и укладывали, что я уже не обращаю внимания на такие мелочи. Нет, я подумал о другом — я не должен был спать. В конце концов, я же дитто. И у меня нет времени на слабости и капризы, ведь часики-то тикают.

И тут на меня нахлынуло…

Я торопливо пробирался вдоль забора на территории поселка, созданного для слуг Энея Каолина, переступив через брошенный велосипед. Я задумался над тем, куда мог так спешить двойник Йосила Махарала? Почему последний голем изобретателя сбежал, а не стал помогать в решении загадки смерти своего создателя?

Я обогнул забор и обнаружил…

…ДитМахарала! Серый стоял, улыбаясь и целясь в меня из какого-то оружия…

Неприятное воспоминание. Хуже того, у меня впечатление, что времени с тех пор прошло не так уж мало. Часы. Больше того, что я могу себе позволить.

Хорошо, что я всегда ставлю своим копиям защиту от фобий, иначе меня уже трясло бы от мысли, что я нахожусь в некоем узком цилиндре, погруженный в маслянистую жидкость. Ладно, Альберт… дитАлъберт… перестань колотить в стену. Силой отсюда не вырвешься. Думай!

Я помню, что, обойдя забор, наткнулся на двойника Махарала, который прицелился в меня из пистолета. Надеясь на быстроту своих рефлексов, я сделал нырок…

Должно быть, этот прием не удался.

Сколько же времени я был в отключке? Я посылаю соответствующий запрос на ярлык, но получаю в ответ резкую боль. Итак, кто-то срезал устройство у меня со лба. На лбу — рана, я нащупываю ее рукой.

В странах со строгими законами изъятие ярлыка автоматически ведет к смерти дитто. У нас такая мера не применяется до тех пор, пока остается дешевый транспордер и дата-чип. Без ярлыка я проживу, но моему архи придется попотеть, чтобы вернуть пропавшую собственность. Именно поэтому плохие парни и вырезают ярлыки.

А как с другими моими имплантатами? Работает ли мой авторекордер? Вполне возможно, что это повествование никто не услышит, и оно, как и мои мысли, уйдет в никуда, но я не могу замолчать. Такова моя функция, и так будет продолжаться до тех пор, пока этот жалкий мозг не рассыплется в прах.

Подождите.

Большинство консервационных емкостей снабжены небольшим окошком, с тем чтобы владельцы могли наблюдать за своими сокровищами. Сейчас я вижу перед собой лишь голый металл. Но откуда-то идет свет.

Из-за спины. Уперевшись ладонями в стену, я медленно поворачиваюсь, и… вот оно. За толстым стеклом видна комната, словно перенесенная из фильма о сумасшедшем профессоре. Мой цилиндр не единственный. Еще несколько десятков таких же стоят у грубых каменных стен. За ними я вижу морозильники для хранения заготовок, несколько дубликаторов и большую печь. На всем оборудовании стоит один и то же логотип — «ВП», причем каждая буква заключена в кружок. Вместе они напоминают символ бесконечности. Для всего мира это знак качества. Настоящая вещь. Первоклассный товар. Без изъяна.

Уж не нахожусь ли я в штаб-квартире «Всемирных печей»? Похоже, что нет. Голые каменные стены. Протянутые кое-как сверхпроводящие кабели. Толстый слой пыли на всем. Ясно, что сюда не приходят големы-уборщики.

Можно предположить, что славный доктор Махарал пользовался служебным положением, чтобы таскать с работы все, что плохо лежит.

За обычным и знакомым оборудованием стоят какие-то странные машины, отдаленно напоминающие древние виселицы. Из камер высокого давления вырывается пар, свист нарастает, разноцветный туман затягивает угол лаборатории, но потом неожиданно все стихает, так и не достигнув опасной кульминации.

Горизонтальная панель машины отходит в сторону, и я вижу лежащую на платформе обнаженную фигуру, над которой тают последние клубы пара. Вид у лежащего свежий. Румяный, тестистый, как у любой только появившейся из духовки копии. Судя по чертам лица, это Йосил Махарал, труп которого я видел. Только двойник лишен волосяного покрова и отливает серым металлическим блеском с красноватым оттенком.

Фигура вздрагивает и глубоко втягивает воздух, необходимый для питания клеток-катализаторов. Глаза открываются, темные, без зрачков. И поворачиваются, словно чувствуя мой взгляд. Они смотрят на меня холодно. В них лед и агония. Если, конечно, и глазах дитто вообще можно прочесть что-то.

Махарал садится, опускает ноги на пол, встает и направляется ко мне. Хромая. Та же самая походка, дефект которой я недавно объяснял каким-то повреждением. Но это совсем другая копия. Должна быть другая. Это новый дитто. Даже хромота должна иметь какое-то объяснение. Может быть, привычка?

Новая копия? Но как? Это невозможно. Махарал мертв. Матрицы нет и копировать не с чего. Душа исчезла. Разве что он случайно положил в холодильник несколько импринтированных заготовок. Но машина, из которой вышло это существо, не похожа ни на один из виденных мной холодильников. Как, впрочем, и на печь.

Интересно. Уж не наблюдаю ли я некое технологическое чудо? Прорыв в будущее? Проект «Зоро-астр»?

Все еще обнаженный, дитМахарал всматривается в оконце моего контейнера, словно желает убедиться, что ценное приобретение никуда не исчезло.

— Похоже, у вас все в порядке. — Звук идет через небольшую мембрану, вибрация которой отзывается колыханием грязноватой жидкости. — Надеюсь, вам комфортно, Альберт?

Я не могу ответить и пожимаю плечами.

— Там есть переговорное устройство, — объясняет голем. — Под окошком.

Я опускаю голову, шарю рукой по стене и нахожу гибкий шланг с маской для рта и носа. Прижимаю ее к лицу, делаю вдох, и мое горло наполняется водой, потом воздухом. Меня бьет кашель. И все же так приятно снова дышать. Давно ли это было?

Возобновилось дыхание, а значит, и мои внутренние часы тоже затикали.

— Значит… — новый приступ кашля, — ваш Серый достал из холодильника запасную заготовку и, прежде чем испустить дух, рассказал обо мне. Ловко.

Двойник Махарала усмехается.

— Мне не нужно было ничего рассказывать. Я и есть тот самый Серый. Тот, что разговаривал с вашим архетипом во вторник утром. Тот, который стоял у моего тела в полдень. Тот, который застрелил вас во вторник во второй половине дня.

Как же это? И тут я вспоминаю странного виду машину.

Я присматриваюсь к голему внимательнее — кожа словно новая, но под ней темнеют какие-то пятна… Кажется, я понял.

— Дитто-реювенация. Так вот оно что! — После короткой паузы я добавляю: — А «Всемирные печи» хотят сохранить ваше открытие в секрете. Чтобы поддержать уровень продаж.

Его улыбка становится жесткой.

— Хорошее предположение. Если бы все было так. А социальные потрясения? Экономические трудности? Впрочем, со всем этим общество способно справиться.

Что он хочет этим сказать? Нечто более серьезное, чем социальные потрясения?

— Как… как долго дитто способен функционировать, накапливая свежие впечатления, прежде чем начинаются проблемы с загрузкой?

Махарал кивает:

— Ответ зависит от личности оригинала. Но вы на верном пути. Со временем поле души голема начинает смещаться, трансформируясь в нечто новое.

— В новую личность, — бормочу я. — Многим это не понравится.

Голем пристально смотрит на меня, словно оценивает мою реакцию. Но для чего?

Мне вдруг приходит в голову, что я как-то уж очень спокоен и миролюбив.

— Вы добавляете какое-то седативное средство?

— Расслабляющее. Нас ждут дела, меня и вас. Что толку, если вы расстроитесь. В возбужденном состоянии вы склонны к непредсказуемости.

Ха. То же самое мне всегда говорит Клара. От нее я готов это услышать, но соглашаться с этим клоуном — нет. И что бы он там ни добавил в жидкость, которой я уже успел нахлебаться, «возбуждаться» я буду, когда захочу!

— Вы так говорите, будто мы уже проходили все это.

— О да! Только вы об этом не помните. Мы познакомились довольно давно и не в этой лаборатории. И каждый раз… я избавлялся от воспоминаний.

Как еще можно реагировать на такое заявление, если не ошарашенным взглядом? Значит, я не первый Альберт Моррис, похищенный Махаралом. Он умыкнул несколько моих копий — за последние годы их исчезло не так уж и мало, — а потом избавился от них после того…

…после чего? Махарал не похож на заурядного извращенца.

Рискну угадать.

— Эксперименты. Вы похищали двойников и проводили на них эксперименты. Но почему? Почему вы выбрали меня?

У Махарала стеклянные глаза. В них отражается мое серое лицо.

— Причин много. Одна из них — ваша профессия. Вы регулярно теряете высококлассных големов и не очень беспокоитесь по этому поводу. Если дела идут хорошо — злодей пойман, а клиент платит, — вы списываете пропажу по статье неизбежных потерь, считая, что это входит в издержки работы. Вы даже не всегда обращаетесь за страховкой.

— Но…

— Конечно, есть и другие причины.

Он говорит это таким тоном, словно уже устал от объяснений. Не могу сказать, что мне от этого легче.

Молчание затягивается. Ждет? Испытывает? Предполагается, что я должен что-то вычислить, имея в своем распоряжении только то, что вижу?

Румянец, обычный после «выпечки», уже прошел. Он стоит передо мной — ничего особенного, стандартный Серый, вполне свежий и… нет, не вполне. Пятна под кожей не пропали. Используемый им процесс восстановления несовершенен. Такое происходит со стареющими кинозвездами. Сколько ни делай подтяжек, годы и беды проступают — это необратимо.

— Должен… должен быть какой-то предел. Нельзя же освежать клетки до бесконечности.

Он кивает:

— Ошибочно искать спасение только через сохранение тела. Это знали даже древние во время, когда у человеческой души был лишь один дом. Даже они знали — вечность не в теле, а в душе.

Несмотря на пророческий тон, я чувствую, что Махарал говорит не только о духовном, но и о технологическом аспекте проблемы.

— Вечность в душе… Хотите сказать, душа переходит из одного тела в другое. — Я мигнул. — Из тела в другое тело… не тело оригинала?

Вот как.

— Но тогда вы совершили величайшее открытие. Это даже значительнее, чем продление жизни голема.

— Продолжайте.

— Вы… вы считаете, что сможете продолжить так до бесконечности… без реального себя.

По серо-стальному лицу расплывается улыбка. Мой ответ его порадовал, как радует учителя правильный ответ любимого ученика. Но в этой улыбке есть нечто жутковатое.

— Реальность — это проблема точки зрения. Я — настоящий Йосил Махарал.

Глава 22 МИМ — ВОТ ЧТО НУЖНО …или как вторничный Зеленый приобретает еще один оттенок…

Впервые после того, как мне едва удалось выбраться из передряги во «Всемирных печах», появилась возможность продиктовать отчет.

Наговаривать текст на старомодный самописец, какая трата драгоценного времени. Тем более что я в бегах. У Серых все иначе: субвокальные рекордеры, встроенные для описания всего, что они видят, слышат и думают в реальном настоящем времени! Конечно, это намного удобнее. Но я всего лишь Зеленый, даже если меня перекрасили. Дешевка. И уж если отчет о моем участии во всем этом…

Вот и призовой вопрос.

Отчет для кого?

Не для реального Альберта, моего создателя, который наверняка мертв. Не для копов, которые расчленят меня, как только увидят. Не для моих серых братьев. Черт, мне даже думать о них страшно.

Тогда зачем? Кому все это нужно?

Может быть, я и Франки, но я не могу не представлять себе Клару, воюющую в далекой пустыне и не подозревающую о том, что ее реальный любовник поджарен ракетой. Ей нужно утешение по-современному — услышать рассказ обо всем случившемся от двойника, оставшегося без владельца. От призрака. То есть от меня, потому что я единственный уцелевший дитто. Даже если я и не чувствую себя Альбертом Моррисом.

Вот так, дорогая Клара. Письмо-призрак, чтобы помочь тебе справиться с первым приступом горя. У бедняги Альберта были свои недостатки, но он по крайней мере любил. И у него была работа.

Я находился там, когда это случилось. Я имею в виду «атаку» на «Всемирные печи». Мимо меня промчался Серый № 2, весь какой-то пятнистый, обесцвеченный. Что-то разъедало его изнутри, что-то ужасное, готовое взорваться. И мне ничего не оставалось, как смотреть на него. Он пробежал мимо, едва взглянув на меня и хорька-дитто Пэла, сидевшего на моем плече, хотя мы только что прошли через ад, чтобы проникнуть на территорию комплекса и спасти его!

Не обращая внимания на наши крики, он отчаянно метался, словно искал что-то, а потом нашел — место, где можно умереть, не погубив других.

Если не считать бедняги оператора погрузчика, так и не понявшего, зачем какому-то незнакомцу понадобилось вдруг влезть ему в задницу! Для великана-дитто это стало первым неприятным сюрпризом. Он взревел и стал распухать, увеличившись в несколько раз, как воздушный шарик. Я решил, что бедолага лопнет! И тогда всем нам будет крышка. Без вариантов. Всем на фабрике. Всем «Всемирным печам». Может быть, всем дитто в городе?

Представьте только, всем архи придется все делать самим! Конечно, они знают, как что делать. Но ведь все так привыкли жить во множественном числе. Вести несколько параллельных жизней! Куча народу просто тронется, если у них останется только одно тело.

К счастью для нас, несчастный погрузчик перестал надуваться… в самый последний момент. Он стоял, как удивленная рыба-пузырь, оглядываясь, крутя головой, будто хотел сказать: «Эй, этого мой контракт не предусматривал». Потом он как-то померк, потемнел. Глиняное тело содрогнулось и замерло.

Не позавидуешь. Я бы не хотел так кончить.

После этого все закрутилось в водовороте хаоса. Зазвенели звонки. Оборудование отключилось. Рабочие-големы остановились, а фабрику заполнили спасательные отряды, в задачу которых входило предотвратить распространение опасности. Я видел проявления безрассудной смелости… точнее, это была бы безрассудная смелость, если бы спасатели не являлись дубликатами. Но все равно надо обладать немалым мужеством, чтобы подойти к раздутому телу. Из распухшей массы сочилась какая-то жидкость, и каждый, кто пытался убрать хотя бы каплю, падал, сотрясаясь от боли.

И все же основная часть яда осталась внутри погрузчика. А когда он начал разлагаться, разъедаемый изнутри, пурпурные чистильщики уже развернули шланги, заливая все вокруг антиприоновой пеной.

Потом прибыло начальство. Не реальные люди, а целая толпа серых ученых в белых халатах. За ними явились синие големы — полицейские, а следом и серебристо-золотистый двойник самого шефа «ВП», вика Энея Каолина, который с ходу потребовал объяснений.

— Давай, — сказал хорек-дитто Пэлли, сидевший у меня на плече, — сваливай отсюда. Ты теперь Оранжевый, но босс может узнать твое лицо.

Однако мне хотелось остаться и выяснить, что же все-таки случилось. Может быть, помочь снять подозрения с бедняги Альберта. Не дать опорочить его имя. А что ждало меня там, за оградой «ВП»? Чем мне там заниматься?

Чесать голову оставшиеся десять часов? Слушать причитания и укоры Гадарина и Лума? Ждать, пока часы остановятся и придет время прыгать в рециклер?

Пена, шипя и пузырясь, растекалась по громадному помещению. Инстинкт самосохранения, впечатанный вместе с Постоянной Волной, заставил меня присоединиться к опасливо отступавшим зевакам.

— Ладно, — вздохнул я. — Давай выбираться отсюда.

Я повернулся и чуть не наткнулся на плотных ребят из секьюрити, одетых в бледно-оранжевые костюмы с синими повязками. Они угрожающе поигрывали троекратно увеличенными эрзац-мускулами.

— Пожалуйста, пройдемте с нами, — произнес усиленным для внушительности голосом один из них, стискивая мою руку железными тисками пальцев. Мне это показалось хорошим знаком.

То есть: «пожалуйста».

Мы оказались внутри какого-то запечатанного фургона с простыми металлическими стенами, остававшимися непрозрачными, несмотря на все наши усилия. Пэлли счел это грубостью.

— Могли бы уж хотя бы дать осмотреться, прежде чем резать на кусочки наши мозги, — проворчал хорек с лицом Пэла и тут же в характерной для себя манере попробовал втереться в доверие к охранникам: — Эй, кореша! Как насчет того, чтобы позволить парню проконсультироваться с адвокатом, а? Вы все тут ответите за дитнэппинг. Я же завалю вас штрафами. Слышали о недавнем деле «дитАддисон против Хьюза»? Голем больше не может оправдываться тем, что «выполнял приказ». Вспомните закон «О службе». Если перейдете на нашу сторону, то поможете мне выдвинуть обвинение против вашего босса и не будете знать, что делать с денежками!

Старина Пэл, очаровашка. В любом обличье. Только это не имеет никакого значения. Находимся ли мы под арестом в строгом смысле слова — не важно. Мы всего лишь собственность и возможные соучастники в деле о промышленной диверсии. Никакое красноречие не убедит служащих «ВП» встать на защиту наших попранных прав.

По крайней мере никто не отключил флашер, так что я попросил дать новости. Передо мной тут же появился голографический пузырь с сообщениями о «неудавшемся нападении фанатиков-террористов» на «ВП». Сообщения не несли никакой полезной информации. Однако через какое-то время верхнюю строчку занял вертящийся глобус, оттеснивший прочую мелочь в угол голоскопа.

Сначала я ничего не понял — передо мной был пылающий ад. Но корреляторы уже дополнили картину адресом, и…

— Ух ты, — пробормотал мне на ухо Пэл. — Круто, да?

Дом. Мой дом. Или то место, где меня одушевили, где у меня появились воспоминания о прошлой жизни, откуда я начал этот долгий скорбный день.

Черт, они даже сожгли сад, подумал я, наблюдая за тем, как пламя пожирает строение и все, что было в нем.

В каком-то смысле произошедшее можно было назвать милостью судьбы. В новостях уже звучало имя Альберта Морриса как главного подозреваемого в организации нападения на «Всемирные печи». Оставшись в живых, он попал бы в серьезную передрягу. Бедняга. Впрочем, рано или поздно нечто подобное неизбежно случилось бы. Альберт действовал как романтик-крестоносец, старомодный борец со злом. Когда-нибудь он вызвал бы раздражение какой-то крупной шишки и навлек бы на себя настоящие неприятности. Тот, кто все это задумал, оказался расчетливым и жестоким.

Я еще не в полной мере осознал, во что именно вляпался, когда фургон остановился. Задняя дверца открылась, и хорек-дитто Пэл приготовился выпрыгнуть, но охранники были настороже, и один из них вовремя ухватил Пэллоида за шею.

Другой взял меня за локоть, не грубо, но с достаточной силой, показывая, что сопротивление бесполезно.

Мы вышли около неосвещенного входа в какой-то большой каменный особняк с уходящими вниз ступеньками, скрытыми настоящими хризантемами. Я бы посопротивлялся державшему меня за руку громиле ради того, чтобы понюхать цветочки. Но только если бы творец наделил меня обонянием. Запах, наверное, того стоил.

Спустившись вниз, мы попали в просторный зал, где с полдюжины людей сидели в креслах, покуривая, разговаривая и выпивая. Поначалу мне показалось, что все это реальные люди, потому что их кожа под прочными старомодными костюмами выглядела настоящей. Но, приглядевшись, я распознал искусную имитацию. А уж окончательно их выдавали лица с выражением усталости и скуки. Дитто в конце долгого рабочего дня, терпеливо ожидающие своего часа «Икс».

Двое сидели перед экранами-интерфейсами, разговаривая с компьютерными аватарами, лица которых напоминали их собственные. Один, маленький, похожий на ребенка голем, был одет в потертую джинсу. Я не понял ни слова из того, что он говорил. Зато другая, грудастая женщина в плохо сидящем, бесформенном платье, с рыжеватыми волосами, разговаривала громко.

…с учетом скорого развода можно предвидеть много проблем…

…Моя роль становится куда более сложной, и мне хотелось бы знать всю информацию.

…к счастью, положение настолько сумбурное, что последовательность ни к чему…

Сугубо профессиональный тон. Тема, не имеющая никакого отношения к моим проблемам… Так что Альберт Моррис явно не единственный опытный специалист, работающий по контракту на эксцентричных триллионеров.

Нас провели к двери, ведущей в соседнюю комнату. Луч сканера пробежался по синим лбам охранников, и панель отошла в сторону. Просторное помещение, разделенное рядами внушительных колонн, напоминало каменный лес. У нас не было возможности оглядеться, и я лишь заметил, что это какая-то лаборатория. Слева размещалось оборудование, имевшее отношение к копированию: холодильники, импринтеры, печи и тому подобное, а также несколько непонятного назначения машин. То, что находилось справа, было предназначено для биологических и медицинских исследований и представляло собой больницу для реальных людей в миниатюре, дополненную последними моделями сканеров-анализаторов мозга.

То есть это я решил, что они последней модели. Альберт интересуется психопатологией мозга нарушителей закона и прилежно читает научные статьи по этой теме. Странное увлечение, которое я, как Франки, похоже, не разделяю.

Охранники доставили нас в еще один зал за закрытой дверью. Через узкое окошко я мельком увидел некую личность, нервно расхаживающую по комнате и бросающую резкие короткие вопросы в адрес кого-то, оставшегося вне поля моего зрения. Гладкая, полированная кожа и дорогие синтетические сухожилия делали голема очень похожим на реального человека. Позволить себе такие копии могут лишь немногие. А о том, чтобы использовать их в большом количестве, нечего и мечтать. Это был уже второй высококлассный Каолин-дитто, попавший мне на глаза в течение последнего часа. Расхаживая, он постоянно посматривал на стену с многочисленными голографическими дисплеями, которые, реагируя на его взгляд, тут же надувались, показывая события, происходящие в разных часовых зонах.

Несколько пузырей давали «картинку» с фабрики, где все еще работали отряды спасателей. Судя по отсутствию в их действиях спешки, угроза миновала, и прионового заражения можно было не опасаться. Я мог бы поспорить, что производство возобновится — по крайней мере на части территории фабрики — уже к утру.

На другом дисплее были видны дымящиеся руины маленького домика, ставшего, возможно, крематорием для Альберта. Увы.

— Отойдите, пожалуйста, отсюда, — сказал один из охранников достаточно мягким тоном, давая понять, что второе предупреждение будет выражено в менее любезной форме.

Я отошел от окошка и приблизился к Пэллоиду, лежавшему на тонком матрасе. Хорек-голем зализывал раны, полученные во время короткой схватки при прорыве на территорию «Всемирных печей».

Как и предполагал реальный Пэл, туннели, вырытые фанатиками-протестантами Лума и Гадарина, были кем-то обнаружены. Укрывшиеся в них механические охранники набросились на нас, когда мы только-только пролезли в норы. Но глина на выдумки хитра! Да и эти роботы никогда не противостояли взводу атакующих миниатюрных Пэлов!

К тому времени как я добрался до места сражения, все уже кончилось. Одинокий Пэллоид стоял среди осколков своих собратьев и тающих фрагментов металлических стражей. Его преломляющий лучи мех дымился, а большая часть боевых жучков пала в бою. Но враг был уничтожен, путь очищен, и мы рванули вперед, чтобы найти моего брата, прежде чем он, сам того не сознавая, совершит преступление.

Как оказалось, наше предупреждение запоздало. Но, должно быть, Серый сам понял, что что-то не так. В последний момент он проявил храбрость и находчивость, нырнув в брюхо погрузчику. По крайней мере я надеялся, что власти увидят произошедшее именно в таком свете. Если, конечно, им все покажут.

Устав от ожидания и скуки, голем Пэла не выдержал и запищал:

— Эй! Кто-нибудь замечает, что я ранен? Что еще нужно, чтобы получить медицинскую помощь? Прислали бы какую-нибудь сестричку!

Один из охранников посмотрел на него и сказал что-то в наручный микрофон. Вскоре в комнате появился оранжевый роке без каких-либо половых признаков оригинала и начал поливать раны Пэла разными спреями. Я, кстати, тоже получил свою долю в схватке у туннеля, но разве вы заметили, чтобы я ныл?

Проходили минуты. Я понимал, что, наверное, уже наступила среда. Прекрасно. Может быть, мне и впрямь стоило провести весь вчерашний день на пляже.

Пока мы ожидали, сверху спустился дитто-нарочный на длинных ногах и с маленьким тефлоновым контейнером.

Пэллоид наморщил нос.

— Не знаю, что там у него, но обрызгали эту штуку по меньшей мере пятьюдесятью разными дезинфектантами, — прокомментировал он. — Тут тебе и бензин, и алкоголь, и та пена, которой всё заливали в «ВП».

Голем постучал, и дверь открылась. Я услышал, как платиновый Каолин проскрипел: «Наконец-то», но дверь уже закрывалась. А мы так и остались, никому не нужные, разлагающиеся… Едва «сестричка» заштопала Пэла, как он снова подал голос, требуя еще одной любезности.

— Эй, приятель, как насчет того, чтобы дать нам ридер, а? Надо же использовать время с пользой. Мой риг недавно вступил в читательский клуб. Хочет осилить «Моби Дит» к следующему собранию. Я мог бы просмотреть пару глав, пока мы здесь прохлаждаемся.

Ну и выдержка у этого парня! Предположим, он и впрямь прочитает с десяток страниц. Но неужели он думает, что успеет разгрузиться?

Как будто нас когда-нибудь отпустят отсюда.

К моему удивлению, охранник пожал плечами, подошел к шкафу и, достав ридер из одного из отделений, бросил его Пэллоиду. Вскоре мой пушистый друг уже шевелил губами, отыскивая по индексу последний бестселлер о морском големе, столь огромном, что его энергетических клеток хватало на несколько десятилетий. Наделенный мятущейся душой одного полусбрендившего ученого, монстр-дитто носится по семи морям, круша корабли и успешно ускользая от преследующего его создателя, с ужасом обнаружившего, какое страшилище он выпустил на волю. Погоня растягивается почти на тысячу страниц. После появления «Моби Дита» на рынок хлынули десятки подражаний, в которых дитто вступают и конфликт со своими оригиналами. Я слышал, что роман хорошо написан и полон философских откровений, но Альберт Моррис лишен вкуса к высокой литературе.

Вообще-то для меня стало сюрпризом узнать, что Пэл питает слабость к такой ерунде. Читательский клуб! Поцелуй мою керамическую задницу! Наверняка он что-то задумал.

— Идем, — произнес один из охранников, отвечая на некий сигнал. — Вас ждут.

— Какая честь. Нас еще кто-то ждет, — язвительно добавил Пэл, всегда острый на язык.

Отбросив ридер, он вспрыгнул мне на плечо, и я прошел через открытую дверь в конференц-зал. Нас ожидал торжественный Каолин-голем.

— Садитесь, — приказал он.

Я хлопнулся в кресло, слишком мягкое для моей дешевой тушки.

— Я очень занят, — заявил двойник магната. — У вас десять минут, чтобы объясниться. Будьте кратки и точны.

Ни угроз, ни обещаний. Ни предупреждений не лгать. Наверное, нас будут слушать какие-то сложные нейросетевые программы. Их нельзя назвать разумными в строгом смысле слова, но чтобы их обмануть, требуются немалая концентрация и удача. Альберт это умел, а потому я должен суметь тоже. Но мне почему-то не хотелось и пытаться. Не то место.

Впрочем, правда сама по себе достаточно любопытна.

Пэлли начал сразу.

— Полагаю, все началось в понедельник, когда лидеры двух групп фанатиков явились ко мне, жалуясь на то, что мой друг, — жест в мою сторону, — досаждает им поздними визитами…

Он изложил всю историю, включая наши подозрения о том, что некто изобрел весь этот хитроумный план, чтобы подставить несчастных Гадарина и Лума, а заодно нашего Альберта, возложив на них вину за диверсию против «ВП».

Я не мог винить Пэла за его решение рассказать все как есть. Чем скорее следствие выйдет на правильный путь, тем лучше. Ведь это единственный способ обелить имя Альберта, хотя ему самому толку от этого мало. (Я заметил, что хорек искусно обошел тему участия реального Пэла во всей этой истории.)

И все же мой глиняный мозг не мог избавиться от сомнений и дурных предчувствий. Сам Каолин тоже не вне подозрений. Разумеется, было бы дико предполагать, что триллионер задумал диверсию против собственной компании. Но, повидав такое, нетрудно представить себе все что угодно. Разве не здесь, в «Каолин Мэнор», таинственно исчез Серый № 2? И Каолин один из немногих, обладавших средствами — как техническими, так и финансовыми, — чтобы осуществить столь сложный спектакль.

И еще одна мысль билась в моем мозгу: почему нет копов? Допрос должны вести профессионалы.

Значит, Каолину есть, что скрывать. Даже рискуя при этом попрать закон.

Ему могут грозить серьезные неприятности, размышлял я. Если от диверсии пострадал хоть один реальный человек.

Правда, я видел там только дитто… Мысль осталась не доведенной до конца.

— Ну-ну, — сказал Платиновый, выслушав невероятный рассказ Пэла о ночных визитах, религиозных фанатиках, гражданских правах и тайных подкопах. — Интересная сказка.

— Спасибо, — буркнул Пэл, помахивая хвостом и явно радуясь такой оценке.

Я едва удержался, чтобы не дать ему тумака.

— Конечно, в обычных обстоятельствах я бы счел вашу историю нелепой. — Он помолчал. — Но она вполне соответствует той дополнительной информации, которую я получил совсем недавно.

По его знаку посыльный, терпеливо стоявший в углу, сделал два шага вперед. Желтый голем открыл коробку — на его руках я заметил защитные перчатки — и извлек крохотный цилиндр, представлявший собой простейший звукоархив. Положив прибор на стол, он включил «воспроизведение», То, что мы услышали, не было звуком голоса в том смысле, как это понимали наши дедушки и бабушки, скорее это был набор щелчков и шорохов. Они слились в неразборчивую трель, когда посыльный включил более высокую скорость. Но я-то знал этот язык хорошо, каждое слово звучало отчетливо и ясно.

Я всегда брюзжу, когда поднимаюсь с разогревающегося лотка, напяливаю взятую с вешалки бумажную одежду… зная при этом, что я только копия…

…Ух. Что это на меня нашло? Может быть, причина в новостях от Риту?.. Сегодня ты кузнечик. Завтра — муравей.

Я узнал это еще до того, как услышал знакомые ритмы и фразы. В самих мыслях ощущалось некое жутковатое сходство с… с чем? Тот, кто делал эту запись, повторялся. Эта пародия на жизнь началась за несколько минут до начала моего существования. Каждый из нас вступил в жизнь с одними и теми же мыслями, хотя я не был экипирован теми хитрыми штучками, которые имелись у моего серого собрата. Слепленный из более грубого материала, я быстро пересек некую таинственную грань и вскоре осознал, что превратился во Франки. Первого в многолетнем опыте Альберта Морриса.

Тот, кто сделал эту запись, отличался немалой изобретательностью. Еще один верный Серый. Преданный. Сосредоточенный. Настоящий профи. Достаточно умный, чтобы проникнуть в замыслы жалкого зеленого ренегата.

Но при этом и достаточно предсказуемый, чтобы попасть в западню, устроенную по-настоящему хитроумным злодеем.

Секундочку.

…Я еще успеваю услышать, как Нелл переводит звонок мне-реальному…

Он хочет, чтобы я пришел к нему…

— Видите? — вставил хорек-голем, не покидавший моего плеча. — Я пытался предупредить тебя, Альберт!

— Повторяю, я не Альберт, — пробормотал я.

Мы оба были охвачены нервным раздражением, слушая ускоренное повествование о роковом рандеву.

…ассистентка маэстры…

…я следую за ней…

…разговор затронет весьма чувствительные темы…

Мы внимательно слушаем, как «клиенты» — в том числе якобы сама маэстра — объясняют, для чего им нужен частный сыщик, умеющий заметать следы специалист. Надо всего лишь пробраться во «Всемирные печи» и попытаться выведать, не используются ли там секретные технологии. Разумеется, не переступая при этом черту закона. Как раз то, что могло и должно было воззвать к его тщеславию и разбудить любопытство! Меня особенно поразило то, с каким искусством каждый из новых нанимателей Альберта делал все, чтобы вызвать его раздражение и недовольство. Мой архетип никогда не позволяет себе поддаться личным чувствам, а потому, компенсируя неприязнь к клиенту, способен не отреагировать на сигналы подсознания. Вот и в этом случае он поступил назло себе. Чистое упрямство, называемое «профессионализмом».

Они разыграли его как простака.

Затем последовало приключение в «Салоне Радуги» со случайной встречей с големом-гладиатором. Встречей, после которой Серому понадобилась срочная помощь, очень своевременно предоставленная «пчелками» из улья королевы Ирэн.

Мне хотелось вскочить и крикнуть: «Проснись! Тебя же используют!»

Да, легко распознать дьявольскую уловку, глядя на все со стороны и зная, чем все кончится. А вот понял бы я что к чему, будучи на месте Серого?

Но ошибки совершают обе стороны. Противник — кем бы он ни был — не заметил у Серого спрятанного рекордера. Даже тогда, когда они, пользуясь его бессознательным состоянием, заложили прионовую бомбу. Несомненно, они искали нечто изощренное, суперсовременное. Но не подумали, что в горле Серого может находиться старомодная записывающая система, не имеющая источника питания, которой Альберт снабжал всех своих Серых.

Вот почему посыльный так бережно обращался с крошечным цилиндром! Пусть и дезинфицированный, но он все же был найден в том отравленном прионовом мусоре, который собрали на месте диверсии в «ВП», там, где останки погрузчика соединились с останками обреченного частного детектива. На приборе все еще могли оставаться молекулы, смертельные для таких существ, как мы, которым недостает настоящей иммунной системы.

Однако же это был единственный ключ, обнаруженный в луже грязи. Важнейшая улика. Возможно, единственная. С помощью которой можно оправдать моего покойного создателя.

Тогда почему Каолин дает прослушать ее нам — Пэллоиду и мне, — а не полиции?

Мы подошли к тому месту, где Серый описывал свой, самый большой успех дня. Он ловко ускользнул от всевидящего Ока, обманув легион общественных и частных камер, держащих под наблюдением весь город. Ему это нравилось. Потом, спрятав следы, проник на территорию «Всемирных печей».

Из слота выскакивают два предмета: маленький значок гостя и листок бумаги. Это карта…

…спускаюсь по эскалатору вниз, в глубины громадного комплекса-муравейника… нужно найти доказательства того, что вик Эней Каолин незаконно скрывает важные научные открытия.

Хорошо, предположим, что «ВП»… Постоянную Волну на расстояние… может быть, они уже используют ее…

Мы с Пэлом переглянулись.

— Ого, — пробормотал маленький голем. Могло ли это быть прорывом? Дистанционное копирование нанесло бы удар по всему укладу жизни, к которому мы наконец-то стали привыкать после нелегких и бурных лет.

Мы оба повернулись и посмотрели на дитКаолина. Тот ничем не выдал своей реакции. Но какой она была несколько минут назад, при первом прослушивании?

— Наконец, — прошептал я, когда Серый начал задавать правильные вопросы.

Надо отдать должное, он и раньше выражал сомнения. Но от этого слушать рассказ было еще горше.

Может быть, Серый был немного дефективным. Вроде меня — низкокачественная копия с усталого, находящегося не в лучшей форме оригинала. В общем, не тот Альберт, которым он может быть. С другой стороны, им манипулировали эксперты. Возможно, у нас не было ни единого шанса.

Перед глазами вьется какое-то насекомое. Мне некогда отвлекаться — сбиваю его ловким движением руки.

Мини-Пэл впился когтями в псевдокожу.

— Черт возьми, Альберт. Я столько потратил денег на этих ос.

Он бросил на меня сердитый взгляд, как будто это я виноват в упрямстве Серого. Надо было бы сбросить его с плеча, но рассказ уже подходил к кульминационному пункту.

И сразу все становится на свои места… для максимизации разрушений они могли либо поставить таймер, либо запрограммировать взрыв на момент второго сканирования…

— Стоп! — кричу я…

С этого момента слова слились в подобие стона, хриплого и прерывистого: разбирать их стало трудно, как будто мы слушали бегуна или того, кто пытается сконцентрироваться на решении срочной проблемы.

Бедняга Серый пытался спасти не только свою жалкую жизнь.

Я замечаю своего Зеленого… на спине у него похожее на хорька существо… Похоже… он нашел более интересное занятие, чем уборка туалета. Молодец, зеленка!

Мне стало немного стыдно за свое высокомерное отношение к Серому. А смог бы я так же постараться, чтобы спасти его? Не остался бы жив реальный Альберт, если бы мы успели?

Сожалеть о чем-либо бессмысленно, ведь мои внутренние часы ведут обратный отсчет, приближаясь к нулю. Почему Каолин прокручивает запись нам? Посмеяться над нашим провалом?

Бедняга погрузчик извивается… винить его я не смогу, но все же упрямо лезу дальше……меня выедает……Глубоко ли я залез? Выдержит ли глиняное тело?

Все заканчивается пронзительным вскриком.

Пэллоид и я одновременно повернулись к бесстрастному, так похожему на реального Энею Каолину, который еще долго молча смотрел на нас. Одна его рука едва заметно дрожала. Наконец он заговорил низким усталым голосом, что было удивительно — ведь как голем он еще не дожил и до среднего возраста.

— Итак, хотите ли вы двое найти тех, кто осуществил все это?

Мы оба вытаращили глаза.

— Хотите сказать… — Я сбился. — Вы хотите нанять нас?

Интересно, чего именно ожидает от нас Каолин в оставшиеся десять (или меньше) часов?

Глава Глава 23 ГЛАЗИРОВАННЫЕ БУЛОЧКИ …или как Альберт узнает, насколько реальной может быть реальность…

Пустыня намного ярче и светлее, чем ее изображают в голокино. Некоторые утверждают, что этот режущий свет даже способен проникнуть сквозь черепную коробку и повлиять на шишковидную железу, тот самый глубоко упрятанный «третий глаз», который мистики древности называли прямым входом в душу. Говорят, что опаляющий свет открывает скрытые истины. Или же сводит с ума, заставляя находить космическую важность в самой обыденной простоте. Неудивительно, что пустыня — традиционное убежище тронувшихся рассудком аскетов, ищущих там лик Божий.

Вообще-то я был бы не против наткнуться сейчас на какого-нибудь аскета.

Попросил бы одолжить телефон.

Работает ли эта штука? Последние два часа я потратил на то, что возился с крохотным, работающим за счет мускульной силы звуконакопителем. Для проверки я даже рассказал о событиях прошлой ночи. Но сначала мне надо извлечь прибор из серой заготовки, лежавшей в багажнике моего разбитого «вольво». Мерзкая работа, но дитто в любом случае испортился. Вышла из строя и вся электроника. Таков вот грустный итог одного-единственного выстрела, произведенного платиновым Каолином.

Субвокальному накопителю электричество не нужно — это одна из причин, почему я снабжаю им каждого Серого. Устройство простое — микроскопические пишущие спирали в цилиндре из доломита. Мой голем способен наговаривать свои мысли на высокой скорости, мне же самому это не под силу. И все же устройство фиксирует звуки, в том числе и голос, будучи закрепленным под кожей за челюстью. Едва заметные сокращения мышц — вот и весь необходимый источник энергии. После всего, что на нас свалилось, Риту решит, что у меня нервный тик.

Она вылезла из пещеры — точнее, защищенной с обеих сторон расщелины, — чтобы набрать воды из обнаруженного на дне каньона озерца. В этих условиях вода нужна даже дитто, главным образом для охлаждения. Что ж, по крайней мере и у меня есть повод отлучиться. В конце концов, я же реальный. На мне печать Адама, прикрытая одеждой и гримом.

Зачем нужно это притворство? В какой-то степени это любезность. Голем Риту почти не имеет шансов вернуться домой и разгрузиться. Да и зачем ее ригу такие воспоминания. А вот у меня надежда выбраться отсюда небезосновательна. Надо лишь дождаться ночи, затем, ориентируясь по звездам, направиться на запад, выйти к дороге или по крайней мере какой-нибудь камере экологического наблюдения. В общем, найти что-то, чтобы подать сигнал SOS, В наши дни цивилизация столь велика, что ее не обойдешь, а здоровое органическое тело вполне способно преодолеть немалые трудности. Главное — не глупить.

Предположим, я найду телефон. Следует ли мне воспользоваться им? Сейчас мой враг — вик Каолин? — считает меня мертвым. По-настоящему мертвым, погибшим от удара ракеты в мой дом. Все мои дитто тоже. Кто-то сильно постарался, чтобы стереть Альберта Морриса с лица земли. Мое появление снова привлечет внимание.

Сначала нужна информация. План.

И лучше держаться подальше от копов, пока я не смогу доказать, что меня подставили. Немного дополнительных страданий — марш через пустыню, избегая камер — дадут мне определенное преимущество, если я сумею незамеченным проникнуть в город.

Готов ли я к этому? О, я уже вынес такое, чего хватило бы на всех моих предков, — меня сжигали, душили, мне отрубали голову, я умирал столько раз, что и не сосчитать. Но современный человек не проходит этот путь мучений в органической форме. Реальное тело предназначено для упражнений, а не боли.

Мой дедушка, живший в двадцатом веке, однажды прыгнул с моста, привязанный к эластичному канату. Подумать только! Какие муки он испытывал в примитивном кабинете дантиста! Он каждый день ездил по шоссе без всякого гида-луча, вверяя свою жизнь милости чужаков, мчащихся мимо на допотопных машинах, работающих на жидкой взрывчатке. Он мог полагаться только на свои рефлексы.

Возможно, дедуля только пожал бы плечами, столкнувшись с тем вызовом, который брошен мне. Возможно, он не произнес бы ни слова жалобы, пройдя через пустыню из оврага до города. Я же скорее всего захнычу, если в туфлю попадет камешек. И все-таки я твердо настроен испытать себя сегодня вечером, когда голем Риту отправится туда, куда уходят все лишенные надежды големы.

А до тех пор я составлю ей компанию.

Она возвращается, так что я замолкаю. Надеюсь, накопитель запишет наш разговор.

— Альберт, вы вернулись. Принесли что-нибудь из машины?

— Мелочи. Все остальное сгорело: мое оборудование, радиолокаторы… Судя по всему, никто не знает, что мы здесь.

— А как мы оказались здесь?

— Могу лишь предполагать. Оружие, из которого стрелял Каолин, вывело из строя всю электронику и, вероятно, сделало непригодным для использования импринтированную копию.

— Но мы ведь живы!

— У меня старый «вольво», а в его корпусе больше металла, чем у большинства нынешних моделей. Кроме того, я наехал на Каолина и, возможно, помешал ему точно прицелиться. Наверное, поэтому мы только отключились.

— Но потом! Как нас занесло на дно оврага? Посмотрите, вокруг ничего, кроме колючек. Где дорога?

— Хороший вопрос. Я обнаружил нечто, чего мы не заметили вначале: лужицу у дверцы водителя.

— Лужицу?

— Да. Останки нашего потенциального убийцы.

— Я… не могу поверить, что Эней… Зачем ему убивать нас?

— Мне бы тоже хотелось это знать. Но вот что интересно, Риту, лужица была слишком маленькой. В половину обычного размера.

— В половину… должно быть, его разорвало надвое, когда вы врезались в его машину. Но как…

— Еще одно предположение. Хотя его и разорвало пополам, Каолин, должно быть, все же дотащился до машины и добрался до моего полуоткрытого окна. Мы потеряли сознание. Мотор работал. Внутрь ему попасть не удалось, поэтому…

— Он уцепился за дверцу и увел машину с дороги… болтаясь снаружи и держась за руль.

— Ему нужно было спрятать нас где-то, чтобы нас не нашли и не спасли. Где-то в пустыне, которую дитто не сможет пересечь за день. Даже очнувшись, мы не смогли бы выбраться из западни. Потом, исполнив свою миссию, дитКаолин закончил мучения и растаял.

— Но почему бы нам не отправиться в путь после захода солнца? Ах да. Верно. Наше время выйдет. Когда вас одушевили, Альберт?

— Э… думаю, чуть раньше, чем вас. Каолин полагал, что дольше полуночи мы не протянем. Он ведь видел нас обоих у вас дома, помните?

— Вы уверены, что в нас стрелял тот же двойник?

— А это имеет какое-то значение?

— Возможно. Если этого сделали похожим на него.

— Интересно. Но Платиновые слишком дороги, и их трудно производить тайком. Скажите, Риту, если бы у вас был работающий телефон, первым, кому бы вы позвонили, был бы Каолин, да?

— М-м… полагаю, что нет. Если бы знать почему…

— Уверен, это связано со вчерашними событиями. Где-то рядом и «несчастный случай» с вашим отцом. Сюда же можно отнести и исчезновение его призрака в «Каолин Мэнор», и пропажу моего Серого. Может быть, Каолин думал, что призрак Махарала и мой двойник как-то связаны.

— Что?

— Потом последовало нападение на «Всемирные печи». Судя по сообщениям, в него был вовлечен еще один из моих дитто. Все выглядит так, будто меня решили дискредитировать.

— Значит, в центре всех событий вы? Отдает солипсизмом, а?

— А то, что взорвали мой дом? Тоже солипсизм?

— Да, ваш архи. Ваш… я забыла.

— Ничего.

— Что значит ничего? Вы же теперь призрак. Ужасно. И это я вас втянула…

— Вы не могли знать…

— И все же жаль, что я ничем не могу помочь.

— Забудьте. В любом случае загадку не решить, сидя здесь, в пустыне.

— Вас это беспокоит? Даже больше, чем то, что ваша жизнь вот-вот закончится? Я чувствую, вы огорчены тем, что не можете справиться с еще одним делом.

— Ну, я же детектив. Поиски истины…

— Это ваш кайф, да? Даже сейчас?

— Особенно сейчас.

— Тогда… я вам завидую.

— Мне! Ваш риг жив. Ей ничто не угрожает. Похоже, Каолина больше интересует…

— Нет, Альберт. Я завидую вашей страсти. Цели. Я восхищена.

— Ну, не знаю, так ли уж…

— Правда. Наверное, поэтому вам так тяжело умирать… понимая, что вы так и не узнаете, что же случилось.

— Ну, можно надеяться.

— Ах, Альберт! Оптимист даже после смерти. Надеетесь, что со спутника или с какого-нибудь самолета заметят выложенный вами знак SOS. Да, вы по крайней мере могли бы рассказать все другому детективу.

— Что-то вроде этого.

— Но ведь солнце уже садится, а мы не видели ни одного вертолета.

— Такой уж у меня характер. Считайте это моим изъяном.

— Чудесный изъян. Мне бы такой.

— Вы будете жить, Риту.

— Да, придет завтра, и будет Риту Махарал, но не будет Альберта Морриса. Наверное, мне стоило бы проявить больше сочувствия…

— Все в порядке.

— Могу ли я вам сказать кое-что? По секрету?

— Э… Риту, доверять мне секреты не самое…

— Дело в том, что у меня всегда были проблемы с дитто. Они часто ведут себя непредсказуемо. Я не хотела делать этого двойника.

— Жаль.

— И вот теперь… встретить смерть в пустыне… Пусть даже один из нас…

— Может быть, поговорим о чем-то другом?

— Извините, Альберт. Я постоянно возвращаюсь к этой неприятной теме. Мне так неловко. О чем бы вы хотели поговорить?

— Скажите, чем занимался ваш отец перед смертью? Над чем работал?

— Альберт, по контракту вам запрещается интересоваться этим.

— Это было раньше.

— Понимаю. Да и кому вы расскажете? Ладно. Знаете, Каолин много лет подталкивал отца к попытке решения одной из самых трудных проблем трансфера души — негомологического импринтинга.

— Что?

— Речь идет о переносе Постоянной Волны голема, со всеми ее воспоминаниями и опытом в другое вместилище.

— То есть не в мозг оригинала? Во что-то иное?

— Не смейтесь. Опыты уже проводились. Возьмем сотню пар идентичных близнецов. Примерно пять из них могут обменяться — частично — воспоминаниями, поменяв дитто. У большинства отмечается жестокая головная боль и дезориентация, но у некоторых получается! Используя големов как посредников, родственники могут, по сути, стать одной личностью с двумя органическими телами, двумя жизнями и вдобавок всеми параллельными копиями, которые они пожелают иметь.

— Я об этом слышал. Думал, байки.

— К огласке никто не стремится. Слишком велика опасность.

— Ваш отец пытался осуществить такой обмен между не-близнецами? Между людьми, не являющимися родственниками?

— А чему тут удивляться? Об этом думали с тех пор, как началось диттокопирование. Есть уже сотни романов и постановок.

— Я этим не интересуюсь.

— Только потому, что у вас есть работа. Настоящая работа, но у многих людей нет ничего, кроме развлечений.

— Э… Риту? Какое отношение это все имеет к…

— Потерпите. Вы видели «Ловкачей»? Пару лет назад они наделали много шуму.

— Кое-кто заставил меня посмотреть их чуть ли не до конца.

— Помните, там похищали дитто всяких важных ученых и чиновников…

— Потому что они изобрели способ разгружать память в компьютер. Классная идея для шпионского триллера, но нереальная. Транзистор против нейронов. Математика против метафор. Разве уже не доказано, что эти два мира не пересекаются?

— Бевисов и Львов показали, что существуем мы аналоговые. Души можно копировать, как и все прочее.

— Ваш отец учился у Бевисова?

— Их группа первой импринтировала Постоянную Волну в манекен. Да, сюжет в «Ловкачах», конечно, дурацкий. Сама идея неверна. Даже компьютер размером с Флориду не в состоянии абсорбировать человеческую душу.

— Но ведь не везде речь идет о компьютерах.

— Верно. В некоторых романах память похищенных големов скачивают в какого-нибудь добровольца, чтобы выудить тот или иной секрет. Иногда заимствованная личность берет верх! Жуткое дело. Но на публику действует. Ну а если серьезно, то что действительно получится, если мы научимся обмениваться памятью, стирать границы между человеческими душами?

(Примечание. Наблюдая за Риту, я вижу — разговор идет легко, но ритм ее речи указывает на высокую степень стресса. Тема сильно ее беспокоит.)

Какая жалость, что у меня нет моих анализаторов/

— Хм… если бы люди могли меняться памятью, мужчины и женщины перестали бы быть загадкой друг для друга. Мы бы лучше понимали противоположный пол.

— Но что в этом хорошего? Разве сексуальное напряжение не добавляет остроты в… о!

— Что такое?

— Альберт, посмотрите на горизонт!

— Закат… красиво.

— А я уже забыла, как это бывает в пустыне.

— Некоторые считают, что вот такое оранжевое сияние является следствием использования Экотоксичного Зонтика. Похоже, нам скоро придется пить сияющую воду… Эй, да вы замерзли? Можно согреться, если тронуться в путь. Сейчас уже безопасно.

— Зачем? Вас одушевили вчера до заката, помните? Лучше приберегите оставшиеся жизненные силы. Если только у вас нет идеи получше.

— Ну…

— Давайте посидим рядышком и согреемся.

— Ладно. Так лучше. Хм… так вы говорите, что все эти постановки имели какое-то отношение к последнему проекту вашего отца?

— В некотором смысле. В кино всегда акцентируют внимание на каких-то глупостях. Но отцу приходилось рассматривать все сценарии. То, о чем мы говорили, имеет серьезные моральные последствия. И все же…

— Да?

— У меня есть основания считать, что мой отец знал больше, чем признавался.

— Продолжайте.

— Вы этого хотите? Но зачем? Ведь времени все меньше. Мне всегда казалось, что в этих последних минутах есть нечто жуткое. Эти тикающие часы… нет, лучше отвлечься. Заняться чем-то…

— Отвлечься? О'кей. И как бы вы хотели провести оставшееся время?

— Я… м-м… А что вы думаете о том, чтобы «постучать горшками»?

— Извините?

— Где вы живете, Альберт? Вам надо объяснять?

— О… диттосекс. Риту, вы меня удивляете.

— Чем? Тем, что предложила первой? Дамы так себя не ведут? Не надо скромничать, Альберт. Или вы придерживаетесь какой-то новой веры? Неоцелибат, да?

— Нет, но…

— Большинство знакомых мне мужчин и многие женщины выписывают «Плейдит» и каждую неделю получают коробку с импринтированным «экспертом». Даже в зрелом возрасте…

— Риту, у меня есть постоянная подружка.

— Да, я читала ваше досье. Она солдат. Впечатляет. Вы дали друг другу какие-то обещания.

— Мы сохранили реальные отношения для себя.

— Мило. И так благоразумно. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Диттосекс. Да. Многое зависит от того, собираешься ли потом передать этот опыт ригу.

— В нашем случае это исключается.

— Понимаю.

— И?.. Не вижу смысла чего-то опасаться, когда до конца света остался час или чуть больше.

— Хорошо. Согласен. Иди ко мне.

— О!

— Что?

— Альберт, у тебя какие-то особенные Серые!

— У тебя тоже.

— Я пользуюсь скидкой как служащая «ВП» на супертактильные модели…

— Да. Давай…

— Ух, подожди, подо мной камень… Вот. Лучше. Ляг на меня. Дай мне почувствовать твой вес. Хорошо. Забудь обо всем.

— Хорошо, мне… все так…

— …так реально. Как будто…

— …как будто… А-а-пчхи!

— Что такое? Ты… чихнул?

— Нет, ты! Пыль…

— Ты чихнул. Черт, ты реальный!

— Риту, позволь объяснить…

— Слезай, мерзавец…

— Да-да, конечно. Но… У тебя на шее стерлась краска…

— Заткнись.

— И контактные линзы сползли. А я-то думал, почему у тебя такая чудесная кожа. Ты тоже реальная!

— Я думала, что ты мертв. Призрак. Хотела утешить тебя.

— Это я утешал тебя! И к чему все эти разговоры? Отвлечься… Тебе же хотелось отвлечься!

— Я имела в виду тебя, идиот!

— Хм. Мне показалось, что ты говорила о себе.

— Хитро придумано.

— Эй! Думаешь, я бы дотронулся до тебя, если бы знал? Я же сказал, мы с Кларой…

— К черту!

— Послушай, мы оба обманывали друг друга, верно? Я скажу тебе, зачем мне понадобился маскарад, если ты откроешь мне свои причины. Договорились?

— Проваливай!

— Разве ты не рада, что я не погиб, когда в мой дом попала ракета? Предпочитаешь, чтобы я умер?

— Конечно, нет. Просто…

— Я мог бы уйти уж несколько часов назад. Но я остался, чтобы…

— Чтобы попользоваться мной!

— Риту, мы оба… а, что толку!

— Чертовски верно!

— Что?

— Что?

— Ты что-то сказала?

— Нет. Только…

— Да?

— Я сказала… все было прекрасно…

— Да… было. Ты смеешься?

— Представила себе, как бы мы лежали, довольные тем, что «утешили» друг друга… потом ждали, когда же другой начнет распадаться. А потом нам захотелось бы еще…

— Ха. Да, забавно. Жаль, что мы так рано все поняли.

— Да, но, Альберт?

— Да, Риту?

— Я рада, что ты жив.

— Спасибо.

— Итак, что теперь?

— Теперь? Полагаю, пора идти. Возьмем из машины пластиковый контейнер, наберем воды и вперед, на запад.

— В город. Уверен, что не на юго-восток?

— На юго-восток?

— В домик моего отца.

— Уррака Меса. Не знаю, Риту. Дома у меня большие неприятности.

— И тебе надо многое обдумать, прежде чем браться за решение своих проблем. В домике никого нет, а доступ к Сети защищен. Ты сможешь прояснить ситуацию, а уж потом вступать в борьбу с Энеем или кем-то другим, кто стоит за всем этим.

— Понимаю. Мы можем добраться туда пешком?

— Попробуем — узнаем.

— Ну…..

— И мы будем проходить неподалеку от боевой зоны. Ты ведь поэтому отправился лично, а не послал дитто?

— Это настолько очевидно?

— Я завидую тем, кто… кто влюблен.

— Не знаю… Мы с Кларой еще не уверены…

— Все, хватит. Твоя цель — твоя солдатка. Уже темнеет, но луна встала, и у меня в глазу есть светоусилитель.

— У меня тоже.

— Прогуляемся. Наши предки пересекли эту пустыню давным-давно. То, что сделали они, можем сделать и мы, разве не так?

— Как скажешь, Риту. По-моему, люди могут уговорить себя на что угодно.

Глава 24 ПСИХОКЕРАМИКА …или как выживший Серый № 2 производит впечатление…

Никогда не думал, что быть подопытной морской свинкой сумасшедшего ученого может быть интересно.

Прошло около 10 часов с тех пор, как мои протеиновые часы начали обратный отсчет, дав ход рефлексу. Меня потянуло домой. Я был готов плыть, бежать или лететь, преодолевая все препятствия, только бы сбросить память от этой мини-жизни в надежное хранилище реального человеческого мозга. Но это щемящее чувство скоро прошло. Даже голем-рефлекс, впечатанный в мою псевдоплоть на фабрике, заглох под тяжестью физической и эмоциональной усталости.

— Вы привыкнете к процедурам обновления, — объяснил дитМахарал после того, как я прошел испытания паром, горячим душем и пощипывающими лучами, в результате которых мое тело и члены стали похожими на только что вынутое из духовки тесто. — Больно только первые несколько раз.

— И сколько раз можно повторять эту процедуру, прежде чем…

— Прежде чем эффект обновления ослабнет? Глине далеко до живой плоти. На этом аппарате мне удалось повторить процесс 30 раз. Моя группа во «Всемирных печах», возможно, уже подняла планку выше. Если Эней не остановил проект… что представляется вполне вероятным.

Тридцать обновлений.

В 30 раз увеличить срок жизни дитто. Мелочь по сравнению с десятками тысяч дней, прожить которые тебе дает возможность человеческое тело. Но, чувствуя себя посвежевшим и полным сил, я ответил Махаралу откровенно:

— Вы бы заслужили мою благодарность, если бы сделали это не ради того, чтобы продлить срок плена.

— Перестаньте. Где есть время, там есть и надежда. Тридцать дней… у вас столько возможностей разработать план побега.

— Может быть. Но вы сказали, что я бывал здесь и раньше. На мне проводили эксперименты. Кто-то из прежних Альбертов бежал?

— Вообще-то бежать удалось троим. Одного остановили мои собаки. Второй растаял, переходя пустыню. А третий даже добрался до телефона! Но вы уже отменили его кредитный код. Мой робот-охотник настиг беднягу в тот момент, когда ему едва не удалось отправить сообщение по бесплатным сетям.

— В следующий раз я не совершу такой ошибки.

— Оптимист всегда оптимист! — рассмеялся Махарал. — Я рассказал о ваших предшественниках для того, чтобы показать бесполезность попыток бегства. Те недостатки в системе безопасности, которыми вы воспользовались, уже устранены.

— Что ж, придется придумать что-то оригинальное.

— К тому же я знаю, как вы думаете. Я изучал вас годами.

— Да? Так вот почему я здесь, дитЙосил? У меня есть нечто такое, что не дает вам покоя. Что-то необходимое вам, да?

Он остановился посреди своей каменной лаборатории и посмотрел на меня. В его взгляде было что-то, какое-то странное выражение, нечто среднее между страхом и жадностью.

— Я приближаюсь, — сказал Махарал. — Я уже близок.

— Да уж надо постараться. Даже технология восстановления не поможет вечно жить без реального тела. Значит, ключ у меня? Некий секрет, который решит вашу проблему. Но ведь я тоже исчезну через несколько дней.

— Время играет против.

— Есть еще Эней Каолин. Он очень хотел отправить вас в лабораторию и покопаться в вашем мозге. Почему? Подозревает, что вы похитили оборудование и организовали собственную тайную лабораторию, надеясь перехитрить смерть.

Напряжение на лице Махарала уступило место надменности.

— Вы, как всегда, умны, Альберт. Но при всей проницательности вам всегда будет чего-то не хватать. Ведь вы только угадываете. Правда останется незамеченной, даже если я положу ее перед вами.

— Что тут ответишь? Что скажешь тому, кто знает тебя лучше, чем ты сам. Ведь таких эпизодов было уже много, но он помнит их, а ты нет.

Ответить было нечего, и я промолчал. Обновление даст мне немного времени, так что спешить не стоит.

Махарал повернул какую-то ручку, и жидкость из моего контейнера ушла вниз. Открылась дверца. Пока я приходил в себя, он надел на меня наручники с электродами и, пользуясь контроллером, повел, как марионетку, к аппарату, похожему на увеличенный дубликатор. Я успел увидеть пару ног ярко-красного цвета, высовывавшихся из-за угла машины. Заготовка. И довольно маленькая.

— Хотите сделать копию? Позвольте предупредить вас, дитЙосил…

— Просто Йосил. Я же сказал, что сейчас Махарал — я.

— Хорошо, дитЙосил. Ясно, что вы занимаетесь копированием копий. Иначе не протянули бы больше тридцати дней. Но разве это решение проблемы? Копия второго ряда всегда имеет тот или иной дефект. А при последующем копировании дефект усугубляется. Ошибки возрастают. После третьего дубля вы можете считать себя счастливчиком, если она умеет ходить и говорить.

— Так утверждают…

— Так утверждают? Послушайте, я много лет занимаюсь поимкой нарушителей, похищающих големов кинозвезд, куртизанок и тому подобных. Их похищают, с них делают копии и продают на «черном рынке». Такие подделки неплохи для грубого секса, если у клиента невысокий уровень запросов, но ваша проблема не решается так просто.

— Посмотрим. А сейчас расслабьтесь и постарайтесь помочь.

— С какой стати? Сделать хороший импринт с сопротивляющегося образца практически невозможно. Я могу затруднить ваши опыты.

— Верно. Но подумайте сами. Чем лучше копия, тем больше ваших достоинств, способностей, возможностей она приобретает. И главное — унаследует наше невысокое мнение обо мне! — Махарал усмехнулся. — Качественная копия станет вашим союзником в борьбе со мной.

Я задумался.

— Те, другие Альберты, которых вы захватили… они, наверное, испробовали оба пути.

— Да. Только когда копия плоха, я повторяю попытку. Не получались — еще раз. И так до тех пор, пока вы не склонялись к сотрудничеству. Потом мы добивались настоящего прогресса.

— Мы с вами по-разному понимаем прогресс.

— Возможно. Или вы просто не в состоянии осознать все долговременные выгоды моей программы, хотя я несколько раз пытался объяснить вам ее суть. В любом случае, Альберт, ваша проблема сейчас чисто прагматическая. В одиночку ни один из нас ничего не сделает. Вдвоем мы, возможно, чего-то достигнем. Логично?

— Черт бы вас побрал.

Он пожал плечами:

— Подумайте, Альберт. Для экспериментов у меня припасено много заготовок.

Махарал ушел, оставив меня в раздумьях. Настроение было хуже некуда — ведь он, конечно, вел подобные разговоры и с другими моими дитто, а потому отлично знал, какие аргументы сработают.

Проклятие. Мне надо было проявлять побольше интереса к судьбе исчезнувших двойников. А я предположил, что высокий процент потерь неизбежен в этом бизнесе. Дела шли хорошо, так что отдельные случаи необъяснимого исчезновения не вызывали тревоги. Взять хотя бы Клару — ее двойники погибали на полях гладиаторских сражений куда чаще.

И все же в будущем надо быть внимательнее.

Если я когда-нибудь выберусь отсюда.

Если у меня еще будет шанс.

Ну ладно. С логикой Йосила не поспоришь. Если сконцентрироваться как следует во время импринтинга, то мой дитбрат выйдет из печи с такой же ненавистью ко всем сумасшедшим ученым, какая уже кипит во мне.

Только что от этого толку.

Если уж на то пошло, то мне и раньше приходилось иметь дело с копированием копии.

Да что говорить, все этим занимаются. Большинство остается неудовлетворенным качеством продукта, зачастую представляющим собой жалкую карикатуру. Смотреть на эту пародию так же тягостно, как и наблюдать за своим двойником, когда он пьян, избит или изуродован. Когда я учился в колледже, кое-кто из ребят специально делал Франки, чтобы посмеяться. Но я этим не занимался.

Отчасти потому, что мои дитто второго порядка никогда не выказывали явных признаков деградации. Ни тремора, ни очевидных провалов памяти. Ни конического пошатывания, ни невнятного бормотания. Скука! Я мог бы делать копии прямо с себя. Так удобнее. Но зачем нарушать технические требования «ВП»? Так могут и печь забрать.

Я всегда знал, что у меня получаются хорошие копии. Немногие могут похвастать таким даром. Когда был помоложе, меня даже привлекали к участию в работе какой-то экспериментальной группы. И что? На практике никакой разницы. Какой смысл в копировании копий, даже если у вас это неплохо выходит?

Кроме того, при сифтинге чувствуешь себя непривычно. Лежишь на той стороне, где должен быть оригинал. Тебе в ноздри вползают щупальца сканера. Тетраграматрон начинает нащупывать Постоянную Волну, бережно перебирая каждую ноту, чтобы перенести звучание всей симфонии в другое тело. Чтобы оно отозвалось таким же аккордом.

Интересно, на этот раз я действительно ощущаю что-то похожее на эхо. Доносящееся из нового дитто, пока еще безжизненного куска глины на прогревающемся лотке. Меня охватывает чувство дежа-вю, казавшееся столь мистически загадочным нашим предкам: теперь мы называем его «пульсацией Постоянной Волны». Оно касается меня, как холодное дыхание. Дуновение ветерка. Кажется, что ты познаешь самого себя. Интимно.

Мне это не нравится.

Было ли это частью эксперимента? Частью того, что стремился застичь Махарал?

— Два столетия назад Уильям Джеймс изобрел термин «поток сознания», — с довольным видом прокомментировал Махарал, передвигая какие-то рычажки. — Он имел в виду то, как каждый из нас вкладывает ощущение идентичности в иллюзию. В иллюзию непрерывности, продолжения. Это как постижение реки, текущей из одного истока в море.

— Даже появление диттотехнологий не рассеяло это романтическое заблуждение. Только к реке добавилось множество притоков. Всё так же текущих в единую душу. В ту сущность, которую каждый самоуверенно называет «я».

— Но сама по себе река — ничто! Она аморфна. Она — мираж. Вечно меняющаяся мешанина отдельных молекул и моментов. Даже древние мистики знали, что, вступая дважды с одного и того же места и поток, входишь в две совершенно разные реки. В разное время и с разных берегов.

— В вашем изложении философия становится такой ясной и понятной, — пробормотал я, лежа беспомощно в течение всего монолога.

— Спасибо. Вообще-то метафора принадлежит вам. Несколько лет назад ее употребил другой Альберт Моррис. Что доказывает мою точку зрения. Постоянная Волна — нечто много большее, чем простая непрерывность памяти. Так должно быть! Должна существовать некая связь с более высоким — или более низким — уровнем.

Я видел его насквозь. Махарал старался отвлечь меня, чтобы моя злость не помешала процессу импринтинга. Но в его голосе звучала искренность. Вся эта чушь, которую он нес, имела для него значение.

Признаться, жутковатое ощущение, не оставлявшее меня с самого начала сифтинга, вызывало желание отвлечься от мощных резонирующих отголосков. И хотя моя голова была зажата между зондами сифтера, я все же скосил глаза в сторону ученого.

— Вы ведь говорите о Боге, верно?

— Ну… да. В некотором смысле.

— А не странно ли это, профессор? Вы всю жизнь вторгались в ту область, которая принадлежит религии, помогая каждому желающему скопировать поле души словно дешевую фотографию. Приверженцы старой церкви вряд ли ненавидят кого-то больше, чем вас.

— Я не говорю о религии, — язвительно ответил он. — Все, что мы сделали, дав миру эту технологию, лишь один шаг на долгом пути. Нужно убрать еще немало хлама противоречивых суеверий, чтобы впустить в умы людей свет. Когда-то Галилео Галилей и Коперник вели бой со священниками, заявлявшими, что космос недоступен человеческому пониманию. Потом Ньютон, Больцман и Эйнштейн освободили физику. Некоторое время служители церкви утверждали, что жизнь слишком таинственна, чтобы ее понимал кто-либо, помимо Самого Создателя, но мы проанализировали геном и начали проектировать новых существ в лабораторных условиях. Сегодня большинство детей проходят курс генной терапии до или после зачатия, и никто не возражает.

— А зачем? — спросил я, на мгновение озадаченный его рассуждениями. — Ну да ладно. Попробую угадать. Вы собираетесь продлить эту тенденцию, перенеся ее на сознание и…

— …да, на человеческую душу. Последний бастион религии прошлого века. Пусть наука объясняет законы природы, квазары и кварки! Геологию и биологию! Ну и что? Эти законы всего лишь способы и свойства. Рецепты, сочиненные давным-давно творцом, более озабоченным вопросами духа! Вот что они говорили.

— А потом Джефти Аннонас открыла вибрирующую суть души, взвесила ее, измерила…

— Некоторые и сейчас не согласны с ее терминологией, — указал я. — Они утверждают, что существует настоящая душа, находящаяся за пределами Постоянной Волны. Неуловимая, неосязаемая…

— …и невыразимая, да. То, что смертные никогда не смогут обнаружить, то, что не сводится к взаимодействию законов и сил. — Махарал коротко хохотнул. — Отступление продолжается, но с боями. Каждый раз, когда наука наступает, появляется новый бастион, выстраивается новая линия обороны, а оставшаяся территория объявляется навечно священной, мистической и т. д. Надежно укрытой от посягательств профанов. И так до следующего наступления науки.

— И вы, похоже, готовы его начать. Но тогда к чему разговоры о религии…

— Не о религии. Мы говорим об общении с Богом.

— Ух, разница…

— …достаточно ясна! Хотя мне всегда приходилось потрудиться, чтобы объяснить ее вам.

— Ну… извините.

— Нет, все в порядке. Я привык к вашему упрямству и вашей тупости. Редкие таланты не всегда совместимы с умом.

Я ощутил, как дрогнула Постоянная Волна, уже вибрировавшая во всю мощь между мной и моим големом. Одно ясно. Мой двойник будет ненавидеть Махарала не меньше, чем я сам.

— Продолжайте, — буркнул я. — О себе и Боге.

Но он не стал продолжать.

Крохотный колокольчик звякнул, и я почувствовал, как сифтер ослабил свои невидимые тиски. Щупальца выскользнули из моего носа. Я снова остался один.

Загудела печь — новый голем въехал в духовку и немного погодя поднялся и сделал первые неуверенные шаги.

Темно-красный, как земля Тексарканы. И маленький, как ребенок. К тому же какой-то слабый. Такого Махаралу легче контролировать. Тем не менее профессор, не дожидаясь, пока померкнет сияние, осторожно надел на него наручники с электродами.

Какие меры предосторожности! Должно быть, мои собратья доставили ему в свое время немало хлопот. Мелочь, а приятно.

— Мы скоро вернемся, — сказал мне дитЙосил. — Я проведу с ним серию тестов, а потом посмотрим, как пройдет трансфер памяти.

— Ох, жду не дождусь.

Обычно я избегаю встречаться взглядами с только что одушевленными копиями. Мне от этого некомфортно, да и зачем? Но на этот раз, после всех тех непривычных и малоприятных ощущений, что-то подтолкнуло меня взглянуть в глаза красного собрата. Глаза голема не окна души? Может быть, и нет, но в момент краткого визуального контакта я ощутил его напряжение. И свое родство с ним. Единство. Мне не нужно было ждать загрузки, чтобы понять, какие мысли бродят в его голове.

Ищи шанс, мысленно приказал я.

Другой «я» ответил едва заметным кивком. Затем, подчиняясь команде Махарала, повернулся и последовал за нашим хозяином в соседнюю комнату этого чудовищного логова.

Мне оставалось только ждать. Волнуясь, тревожась и задаваясь вопросом: «Что припас для меня Махарал?»

Я уже начал понимать, что 30 дней — это очень долго. И мне необходимо найти решение проблемы как можно скорее, даже если сам Бог окажется приятелем сумасшедшего ученого.

Но даже если представится возможность, нужно быть осторожным. Например, что делать, если он оставит в пределах досягаемости телефон? Вызвать полицию? В некоторых ситуациях жертве достаточно набрать номер, а потом только ждать прибытия профессиональных синих спасателей. Все просто.

Но не в данном случае.

Как я ни ломал голову, ничего не получалось. Махарал не совершил ни одного уголовного преступления. По крайней мере такого, о котором мне было бы известно. Кража оборудования, дитнэппинг, незаконное копирование, эксперименты без лицензии — в наши дни это можно урегулировать, уплатив штраф. После Дерегуляции полиция не очень-то интересуется такими вещами.

В отличие от меня.

Я бы денежной компенсацией не удовлетворился.

Реальный мир живет по своим правилам, а я по своим. И я заставлю этот свихнувшийся кусок грязи платить по счетам.

Глава 25 ПЫЛКАЯ ГЛИНА …или как Франки заново посещает место, где никогда не бывал…

К моему величайшему удивлению, вик Эней Каолин пожелал нанять нас в качестве детективов!

— Итак, хотели ли бы вы, двое, найти тех, кто осуществил все это?

Сказав это, он махнул рукой в сторону головизоров. Большинство из них показывали место неудавшейся диверсии, где суетились многоцветные дитто-рабочие, спешившие привести фабрику в нормальное состояние, с тем чтобы поскорее возобновить прибыльное производство.

Другие «пузыри» демонстрировали дымящиеся руины скромного дома в пригороде.

Предложение триллионера лишило меня дара речи. А вот хорек-голем Пэла ухватился за него с раздражающей самоуверенностью.

— Конечно. Мы решим для вас эту задачку. Но только гонорар придется увеличить. В четыре раза против обычного. Плюс возмещение расходов и… новый дом взамен его сгоревшего.

«А как насчет нового органического тела бедняги Альберта, если уж на то пошло?» — язвительно добавил я мысленно. Пэл иногда бывает чудным. Пыхтит над мелочами, а всю картину не видит. Вот и сейчас уже забыл, что Альберта Морриса больше нет, и кто в таком случае имеет законное право взяться за это дело? У меня ведь прав не больше, чем у говорящего тостера.

Каолин и глазом не моргнул.

— Условия приемлемые, но с оговоркой — оплата по результату. И мистер Моррис должен быть невиновен. По-настоящему.

— Конечно, он невиновен! — завопил Пэллоид. — Вы же все слышали. Беднягу обдурили! Провели, накололи, обманули, подставили, выставили идиотом…

— Пэл, — попытался вмешаться я.

— …перехитрили, обжулили, на…

— Хватит, Пэл! — сказал я.

— …этого придурка, лопуха, недоделка, лоха, чурбана, тупицу…

— Возможно. — Каолин остановил его, подняв руку. — Но возможно и то, что накопитель был подготовлен заранее. Запись произвели до всех этих событий для обоснования алиби.

— Нетрудно проверить, — указал я. — Даже находясь в горле Серого, накопитель улавливал фоновые звуки. Разговоры людей, шум машин. Они, конечно, приглушены, но при интенсивном анализе будут идентифицированы и соотнесены с реальными событиями, записанными камерами наблюдения.

— Хорошо, — согласился Каолин. — Пусть предварительной записи не было. Но это не гарантия от обмана. Серый мог говорить то, что он говорил, но лишь притворяясь, что ему ничего не известно о заговоре. Он…

— Наивняк, глупец. Доверчивый…

— Заткнись, Пэл! Я не… — Я покачал головой. — Я не думаю, что нас должно интересовать это. И вообще, не следует ли передать запись полиции?

ДитКаолин поджал свои выразительные, реалистично вылепленные губы.

— Мой адвокат говорит, что мы на линии, отделяющей гражданское и уголовное право.

От удивления я даже рассмеялся.

— Диверсионный акт на промышленном объекте…

— Без единой человеческой жертвы…

— Без единой… А как, черт возьми, вы это называете?

Я ткнул пальцем в один из «пузырей», показывающий вид моего сгоревшего дома сверху. Точнее, дома Альберта. В общем, не важно. В ответ на мой взгляд «пузырь» раздулся, отталкивая соседние, и дал крупный план. Мы увидели черных следователей из подразделения Насильственных Преступлений. Они копались в развалинах, отыскивая части тела. И, конечно, части ракеты. Профессионалы.

— Пока нет никаких доказательств связи между этой трагедией и тем, что случилось в «ВП».

Каолин произнес это таким тоном, что несколько секунд я лишь молча пялился на него.

— Какие бы хорошие адвокаты у вас ни были, таким заявлением вам не отделаться. Когда копы обнаружат мое тело… то есть тело Альберта… когда будут получены все показания, вашей страховой компании не останется ничего другого, как сотрудничать с властями. Полиция узнает, что вы нашли нечто небольшое и важное в пене после прионовой атаки. Если сделаете вид, что ничего обнаружено не было, все равно среди ваших служащих найдется хотя бы один…

— …кто выдаст меня в расчете на получение премии. Пожалуйста, я же не дурак. Я не собираюсь скрывать улику от копов. Лишь на некоторое время. Но небольшая задержка может оказаться полезной.

— Каким образом?

— Понял! — чирикнул голем-Пэл, и на его узкой, вытянутой мордочке появилась ухмылка. — Вы хотите, чтобы диверсанты думали, что у них все получилось. Предположим, что они не знают о существовании этого рекордера. Тогда они считают себя в безопасности. И это дает нам время, чтобы найти их!

— Время? — Мне было не до шуток. — Какое время? Вы что, все рехнулись? Мои часы вот-вот остановятся. Почему вы думаете, что я успею провести хоть какое-то расследование, даже если захочу?

Теперь уже Эней Каолин улыбнулся:

— О, полагаю, я смогу перевести ваши часы назад.

Через полчаса я вышел из громадной машины, стоявшей в лаборатории магната. Я вылез из устройства, в котором прошел через самые изощренные пытки. Меня дубасили, рвали, обливали и растирали. Нечто похожее устроила однажды Клара, заставив меня пройти курс армейской физподготовки. Точнее, прошел его Альберт, собственной персоной. Но зато моя псевдоплоть звенела и горела, наполненная жизненной энергией. Я знал, что если в ближайшие минуты не взорвусь или не растаю, то смогу перевернуть мир.

— Этот ваш гизмо наделает шуму, — прокомментировал Пэл, прошедший ту же процедуру.

— У нее свои недостатки, — ответил дитКаолин, — так что коммерческое развитие под вопросом. Слишком высокая стоимость. Да и результаты… не всегда удовлетворительные.

— Надо было предупредить, — проворчал я. — Ладно, не обращайте внимания. Бедняки не выбирают. Спасибо, что продлили эту так называемую жизнь.

Осмотревшись, я заметил, что мне бесплатно поменяли цвет. Удачный денек. Теперь я выглядел как высококачественный Серый. Ну-ну, кто сказал, что в жизни нет продвижения? Прогресс возможен, даже для Франки.

— Куда вы собираетесь отправиться? — спросил платиновый триллионер, явно желая поскорее избавиться от нас.

Не будучи Альбертом Моррисом, я все же попытался представить, что бы сделал на моем месте настоящий профессионал.

— К королеве Ирэн. Идем, Пэл, навестим «Салон Радуги».

Каолин предоставил в наше распоряжение маленький приземистый автомобиль, несомненно, снабженный транспондером и подслушкой. Пэллоид согласился не делиться воспоминаниями с реальным Пэлом и даже не вступать с ним в контакт. Нам вообще приказали ничего никому не говорить о том, что мы узнали в подвале.

Были эти распоряжения законны или нет, не мне судить. Но я не сомневался, что Каолин располагает возможностями добиться их соблюдения. Иначе бы он нас не отпустил. Может быть, теперь пришла моя очередь нести бомбу. В меня вполне могли вставить что-нибудь компактное, пока я находился в «процедурном кабинете». Проверить это было невозможно, да и причин для недоверия я не видел. Ведь цели у нас были одни.

Докопаться до правды, верно? Нас ведь это интересует, да? Меня и Каолина. Только вот откуда мне знать.

Снова и снова передо мной вставал вопрос.

Почему я?

Зачем нанимать мало к чему способного зеленого Франки, поведение которого не вызывало доверия? Даже если Серый и не был одним из заговорщиков, он оказался всего лишь безмозглым тупицей, как выразился Пэл.

Так или иначе, непонятно, какие причины сподвигли всесильного магната поручить расследование мне.

С другой стороны, а кому он мог доверять? Закон поощряет доносительство. Лучший способ уйти пораньше на покой — настучать на своего босса. Премии растут за счет штрафов, и даже самые преданные помощники, сотрудники и компаньоны часто не выдерживают испытания и выдают самые тщательно охраняемые секреты начальства. Мир, напичканный камерами, как ни странно, оказался надежным защитником от мести пострадавших. Немало банд погубили сами себя только тем, что попытались заткнуть рты дезертирам и отступникам. Неумолимая логика спровоцировала волну краха многочисленных заговоров, участники которых порой едва не выстраивались в очередь, чтобы разоблачить своих друзей-конспираторов, превратиться в героев и получить солидный куш. В какой-то момент даже показалось, что предательство прижмет преступность к стене. Любой заговор с участием более трех членов был обречен с самого начала.

Затем появилась диттотехнология.

В наши дни банды безжалостных преступников не такое уж редкое явление, только состоят они из двойников одного и того же человека! Еще лучше, если для выполнения особых заданий, требующих специальных навыков, можно привлечь големов доверенных сообщников. Но при этом важно сохранять число оригинальных, членов на как можно более низком уровне. Самое большее — пять. Выше планки — и шансы на провал резко возрастают. Совесть умолкает, если ее подмазать большим вознаграждением.

Реальных служащих у Каолина было несколько тысяч, а число их двойников, непосредственно занятых на производстве, достигало десятков тысяч. Но мог ли он обратиться к кому-то из них с предложением пройти по лезвию бритвы, как собирались сделать мы с Пэлом? Выбор у вика был невелик. Он мог взяться за дело сам, дав поручение своим двойникам. Или нанять того, кто обладает требуемыми навыками. Лучше того, кто уже доказал свою готовность пройти по узкой грани, отделяющей закон от правонарушения, и кто имеет надежную репутацию. Того, у кого есть веский мотив быстро докопаться до сути дела.

Прослушав запись незадачливого Серого, Каолин, должно быть, посчитал, что именно я соответствую всем этим требованиям. А я не горел желанием осложнять ситуацию признанием в своей неадекватности. Всесильный магнат мог запросто бросить меня в ближайший рециклер!

В ожидании шофера я снова атаковал Каолина вопросами.

— Было бы полезно для дела, если бы я знал, кто и почему может желать зла вам и вашей компании.

— Пусть вас меньше всего заботят «почему» и больше «кто», — резко ответил он.

— Вы не правы, сэр. Знание мотива крайне важно для поимки злоумышленников. Может быть, ваши конкуренты устали платить за ваши патенты? Или они завидуют вашей эффективности? Не могли ли они попытаться сделать «ВП» подножку?

Каолин отрывисто рассмеялся.

— Надзор за деятельностью больших компаний и без того достаточно докучлив. А терроризм — вещь рискованная? Наши конкуренты в лице «Фабрик Хельм» или «Хайакава Шобо» на это не пойдут. Зачем им бомбы, если они могут натравить на нас юристов?

— Тогда кого вы считаете способным прибегнуть к использованию грубых средств? Возможно, какие-то отчаянные ребята…

— Вы же не имеете в виду тех жалких фанатиков, которые шумят у моих ворот? — Каолин пожал плечами. — Я не опускаюсь до того, чтобы считать своих врагов, мистер Моррис. Я бы вообще ушел на покой, удалившись в одно из загородных поместий, если бы не некие крайне важные научные изыскания, требующие моего присутствия. — Он вздохнул. — Если уж вам так нужно мое мнение, то рискну предположить, что проведенная диверсия — дело рук каких-то извращенцев.

— О… извращенцев? — Я удивленно мигнул. — Вы употребили это слово в буквальном смысле?

— Ну да. Меня ненавидят не только религиозные фанатики и эти фетишисты из «Толерантности». Но ведь вы и сами все знаете. Я ведь не только содействовал внедрению диттотехнологий в обыденную жизнь, но и всегда выступал против неправильного их использования. С самого начала мне было глубоко противно то, во что превратили мое открытие некоторые безнравственные члены нашего общества.

— Что ж, изобретатели всегда идеализировали…

Он не дал мне договорить.

— Я произвожу на вас впечатление витающего в облаках идеалиста? — резко бросил Каолин. — Мне ясно, что любое нововведение используется во вред, когда становится достоянием масс. Возьмите книгопечатание, кино или Интернет. Они почти сразу стали проводниками порнографии. Сейчас одинокие чудаки употребляют дитто для секса, стирая все границы между реальностью и фантазией, верностью и изменой, моралью и безнравственностью.

— Вас-то это не удивило.

— В общем, нет. Все поняли, что новая технология снова делает безопасным секс с незнакомцем, чего так боялись предшествующие поколения. Естественный ход маятника, основанный на глубоко укоренившихся животных инстинктах. Черт возьми, тенденция к использованию анимированных кукол прочилась еще до того, как Бевисов и Львов впервые шпринтировали Постоянную Волну. Меня не порадовал тот факт, что повсюду стали открываться клубы по обмену дитто, но в этом хотя бы было что-то человеческое.

— И лишь затем последовало движение «модификации». Волна за волной так называемых инноваций, преувеличений, целенаправленных членовредительств…

— Ах да. Вы боролись против того, что пользователи изменяли продаваемые вами заготовки. Но теперь-то эта тема уже неактуальна.

Каолин пожал плечами:

— Тем не менее я уверен, что эти извращенцы не забыли, как я боролся против них. Кроме того, я ежегодно оказываю финансовую поддержку сторонникам Законопроекта о жестокости.

— Вы имеете в виду законопроект о приличии? — пробормотал устроившийся на балюстраде Пэллоид. — Неужели вы действительно хотите, чтобы все выходящие с фабрики дитто были лишены способности к проявлению и восприятию эмоций?

— Я за запрет чувств, способствующих агрессивному или враждебному поведению.

— Но зачем тогда големы? Кайф как раз в том, чтобы через своих дитто выпустить на волю подавляемые эмоции, освободиться от сидящих в нас демонов.

— Подавление существует не зря, — горячо возразил Каолин. Пэллоид знал, как «завести» собеседника. — С социальной, психологической и эволюционной точек зрения оно играет важную роль. Каждый год антропологи отмечают тревожные тенденции. Люди привыкают к возмутительно высокому уровню жестокости и насилия…

— Но проявление жестокости и насилия ограничены в пространстве и времени. Почему бы не помечтать о том, что ты никогда не совершишь лично.

Убедительных доказательств переноса такого поведения в реальную жизнь не найдено.

— Люди равнодушно воспринимают уродование человеческой формы…

— Но при этом на своей шкуре познают, каково быть не таким, как все, калекой, например. Или лицом противоположного пола.

— Они причиняют страдания…

— …и сами же их испытывают…

— …становятся бесчувственными…

— …и проникаются сопереживанием…

— Хватит, — крикнул я.

Нельзя сказать, что мне было неинтересно наблюдать за жаркой дискуссией между платиновым големом мультимиллионера и похожим на хорька существом из Диттотауна. Но у Пэла совершенно отсутствует чувство самосохранения, а это уже небезопасно, ведь мы во многом зависели от терпеливости нашего клиента.

— Итак, вы считаете диверсию актом мщения за поддержку определенных законопроектов? — спросил я.

ДитКаолин пожал плечами:

— В прошлом году они были приняты в Фарсиа-на-Индус. В следующем месяце голосование пройдет в Аргентине. В случае успеха она станет двадцать седьмой страной, ограничившей сферу использования диттотехнологии. Недоумки могут узреть в этом тревожную тенденцию движения к эпохе, когда наши потомки станут спокойнее и лучше, чем мы…

— То есть сексуально пассивными и безынициативными…

— Такие меры помогут человечеству возвыситься, а не деградировать до примитивного уровня, — закончил Каолин, наградив Пэллоида недовольным взглядом, ставящим точку в их споре. На этот раз даже мой маленький друг понял намек. А может быть, его остановило прибытие автомобиля, за рулем которого сидел безликий Желтый, единственной характерной чертой которого было то, что он тихонько мурлыкал под нос какую-то незатейливую мелодию. Уступив водительское место мне, дитто поспешил к подошедшей маршрутке, чтобы вернуться во «Всемирные печи».

Я приподнял кресло и получил от платинового Каолина портафон с фиксированным номером, звонить по которому разрешалось в случае крайней необходимости. Кроме того, согласно инструкции, мне следовало посылать аудиоотчет через каждые три часа на некий электронный адрес.

Я уже собирался закрыть дверцу, когда хорек-голем перепрыгнул с моего плеча на плечо Каолина. Двойник магната вздрогнул, а Пэллоид поскреб лапкой-рукой по его шее.

— Невероятно, — пропел миниатюрный дитто. — Какое качество! Почти как настоящая.

Мне показалось, что мой друг собирается наградить Каолина поцелуем, вместо этого Пэллоид вдруг вонзил свои острые зубы в поблескивающую шею!

Из двух ранок-близнецов полилось что-то густое.

— Какого черта!

Лицо Каолина перекосилось от боли и злости, а взметнувшийся кулак сбросил наглеца, влетевшего через окно в салон и приземлившегося прямо мне на колени.

Слизнув застывшую на зубах кровь, мой друг с отвращением сплюнул.

— Глина! О'кей, он все-таки подделка. Но проверить же надо было. Может, наш новый босс только притворяется.

В этом весь Пэл. Сильные мира сего пробуждают в нем все самое худшее. Я поспешил успокоить нашего нанимателя.

— Извините, сэр. Ух… Пэл такой дотошный. А тело действительно настолько реалистичное…

ДитКаолин возмущенно фыркнул:

— А если бы это была маскировка! Проклятая тварь могла изувечить меня! Кроме того, не ваше дело, в каком обличье я выступаю! Я мог бы…

Он оборвал себя и сделал глубокий вдох. Рана уже перестала кровоточить, тягучая жидкость превратилась в керамическую корку. Между нами, дитто, говоря, это чистый пустяк.

— Убирайтесь отсюда. И не беспокойте меня, пока не обнаружите что-нибудь интересное.

— Спасибо за все! — бодро ответил Пэл. — Передавайте привет вашему архети…

Я ударил по газам, оборвав его на полуслове. Проезжая через ворота, я бросил на моего спутника неодобрительный взгляд.

— Что? — Хорек-голем ухмыльнулся. — Еще скажи, что тебе не было любопытно. Сейчас столько всего говорят. И ведь этого парня никто не видел живьем уже несколько лет.

— Любопытство — это одно, Пэл…

— Одно? А что еще? Меня только оно и держит. Понимаешь, что я имею в виду?

Увы, я понимал. Все, что мне дал Каолин, это лишь еще один день жизни.

Что можно сделать за это время? Добиться справедливости. Или хоть немного отомстить злодеям, убившим бедного Альберта. Этим можно было бы удовлетвориться. Но никакое удовлетворение не возьмешь с собой дальше, чем до рециклера.

— Ладно, Альберт. Ты видел, какую он скорчил физиономию, когда я запустил в него зубы?

— Черт, да, видел. Ты маленький…

Я покачал головой. Выражение оскорбленного достоинства и изумления было…

Я невольно прыснул со смеху, и в следующую секунду мы оба уже хохотали как сумасшедшие, наш автомобиль проскочил на желтый свет. Четырехбалльное нарушение. И штраф придется заплатить «ВП». Но меня это нисколько не огорчило. Я смеялся, чувствуя силу и энергию обновленном тела. Я смеялся, зная, что проживу еще один день Черт возьми, я уже давно не чувствовал себя таким живым!

— Ну все, — сказал я наконец, стараясь сконцентрироваться.

Мы ехали по Реал-тауну, где могли быть дети. Надо быть повнимательнее.

— Поедем к Ирэн. Посмотрим, что там делается.

То, что там делалось, можно охарактеризовать одним словом: смерть.

У входа в «Салон Радуги» собралась внушительная толпа. Всевозможные пестро раскрашенные дитто — специализированные и модифицированные в домашних условиях для наслаждений или ритуальных поединков, нервно прохаживались и озадаченно переговаривались, получив поворот от ворот их излюбленного клуба, обтянутого предупреждающей лентой. Ее блеск вызывал резь в глазах, посылая сигнал «не подходить» непосредственно к фиброволокнам, пронизывающим глиняные тела големов.

У входа стояла рыжеволосая красотка в черных очках. Когда мы с Пэллоидом подошли ближе, она терпеливо объяснила:

— Повторяю. Извините, но входить нельзя. Клуб переходит под новое управление. А пока ищите другое место для развлечений.

Я пригляделся к рыжей повнимательнее. Роскошные формы придавали ей вид официантки-конфетки, спрятанные под ногтями иголки говорили о том, что девица может выполнить и функции вышибалы, если клиент позволит себе лишнее. Должно быть, это и есть одна из рабочих пчелок улья Ирэн, того самого странного сообщества, описанного в дневнике Серого.

Она вполне соответствовала данной им характеристике, но казалась усталой и несвежей, держась, наверное, на последних запасах энергии.

Некоторые клиенты уходили, надеясь отыскать другое злачное местечко. Лица их были унылы и серьезны. Особенно у тех, кого хозяева снабдили внушительным инструментарием для боев или секс-оргий. Есть немало людей, «подсевших» на секс или насилие, которые не могут жить, не получая ежедневно порцию острых ощущений. Если дитто являются домой без нужного товара, оригиналы могут даже отказаться принять их обратно. Шансы на продолжение, на дальнейшую жизнь зависят у таких големов от того, удалось ли им раздобыть нечто пикантное, острое, мерзкое и гадкое.

И все же клиенты продолжали прибывать, надеясь невесть на что или ругаясь с рыжей. И что, она так и будет стоять, пока не развалится на части? Судя по записи нашего неудачника-Серого, Ирэн относилась к разгрузке големов очень серьезно.

— Попробуем зайти с тыла, — предложил Пэллоид. — Если не ошибаюсь, свою матку-королеву они держат там.

Королева. Конечно, я об этом слышал. Но все равно жутковато. Ульи, королева… Кое-кто утверждает, что в конце концов мы все придем именно к этому, повинуясь неумолимой логике развития диттотехнологии.

Интересные времена.

— О'кей. Давай зайдем с тыла и посмотрим.

Глава 26 ДУШИ НА ЦЕЛЛУЛОИДЕ …или как реальный Альберт находит оазис своего сердца…

После долгой ночи нелегкого перехода через пустыню мы с Риту чувствовали себя усталыми и грязными.

Вы, возможно, предположите, что маскировка вообще довела нас до состояния полного изнеможения и что вид у нас был хуже некуда, но это не так. К счастью, лучшие марки грима отличаются очень высоким качеством и не засоряют поры. Краска не только не препятствует потоотделению, но и способствует испарению, усиливая охлаждающий эффект даже легкого ветерка.

Грязь и соль выходят наружу. В общем, как говорят, эти материалы настолько хороши, что с ними чувствуешь себя свежее и чище, чем с открытой кожей.

Все это хорошо, пока у вас достаточно питьевой воды. За время нашего ночного перехода, начавшегося от места, где остался «вольво», ее отсутствие становилось проблемой дважды. Оба раза, когда контейнер пустел, а вокруг расстилались бескрайние просторы без малейшего намека на цивилизацию, я задавал себе вопрос, а правильное ли мы приняли решение.

И все же, несмотря на кажущееся запустение, сегодняшняя пустыня уже не та, что была во времена наших предков. Когда кончалась вода, обязательно подворачивалось что-то, что не давало впасть в отчаяние. Сначала мы набрели на брошенный домик скваттеров, построенный лет сто назад, стоящий на грубых бетонных плитах и укрытый ржавой металлической крышей. Водопроводные трубы оказались забитыми, но в цистерне скопилось вполне достаточное количество неприятной на вкус, затхлой, но тем не менее пригодной к употреблению дождевой воды. Во втором случае Риту обнаружила лужицу на месте уже несуществующей шахты. Пить эту бурую жидкость мне не хотелось, но современные системы очистки быстро выводят из организма любые токсины. Если, конечно, вовремя добраться до цивилизации.

Так что наш поход оставался пусть и не всегда приятным приключением, не доходящим до той грани, за которой открывается суровая перспектива — жизнь или смерть. Несколько раз мы замечали в отдалении метеостанцию или пункт наблюдения экологов. В крайнем случае всегда можно было обратиться за помощью. Но мы не собирались этого делать по весьма веским причинам. Так что выбор оставался за нами, а посему путешествие получалось сносным.

Нам даже хватало энергии на разговоры. В основном речь шла о последних постановках. Ставший клише классический сюжет не отличается оригинальностью: двойник утверждает, что он «реальный», и обвиняет некоего самозванца в том, что тот украл его нормальную жизнь. Как оказалось, мы оба посмотрели и диттодраму «Красный, как я» о женщине, естественный цвет кожи которой делал ее похожей на голема. Нам всем приходится мириться с тем, что мы большую часть времени являемся «просто собственностью», потому что в итоге все компенсируется, верно? Героиню же никогда не принимали за владельца, реального гражданина. Мне почему-то вспомнился Пэл, прикованный к своему креслу и не имеющий возможности в полной мере познать мир без дитто. В мире не все справедливо.

Постепенно я узнал, почему Риту отправилась в это путешествие лично, а не послала дитто. Оказалось, что у нее с ними проблемы — она не может делать надежные копии. Дитто часто получаются с отклонениями.

Что ж. У миллионов людей вообще нет печей, и они вынуждены вести простую линейную жизнь, унылую и однообразную; Фанатики называют таких людей «бездушными», считая, что подобное происходит с теми, у кого нет настоящей Постоянной Волны, поддающейся копированию. Изъян передается по наследству, затрудняет поиски работы и супруга. Современная версия высшей меры наказания — отсечь открытый Бевисовым нервный узел и тем самым сделать импринтинг невозможным. Пожизненное заключение на нынешний лад.

Многие десятки миллионов способны анимировать только жалкие, грубые, неуклюжие карикатуры, пригодные разве лишь для стрижки газонов или покраски заборов.

У Риту проблема иного свойства. Двойники получаются высококачественные, но многие из них становятся Франки.

— Когда я была тинейджером, они уже из печи выходили злыми, презирающими и ненавидящими меня. Вместо того чтобы помогать мне в достижении целей, некоторые всячески этому препятствовали или ставили меня в неловкое положение.

В последние годы я достигла чего-то вроде равновесия. Примерно половина големов выходят такими, как я хочу. Остальные отклоняются от нормальной линии поведения, но, к счастью, не причиняют никому неприятностей. Тем не менее я обеспечиваю всех мощными транспондерами, чтобы не беспокоиться по поводу их поведения.

Признание далось Риту нелегко, да и то лишь после долгих часов пути, когда усталость ослабила ее настороженную сдержанность. Я пробормотал что-то сочувственное, не решившись сказать, что никогда не делал Франки.

До вчерашнего зеленого, приславшего то странное сообщение. Впрочем, я до сих пор не уверен, что оно меня убедило.

Что касается проблемы Риту, то изучение психопатологии натолкнуло меня на одно заключение: дочь Йосила Махарала страдает от глубоко укоренившихся психологических проблем, которые не проявляются до тех пор, пока она остается в надежной скорлупе собственного тела. Но при копировании они высвобождаются.

Классический случай подавленной ненависти к себе. Подумав, я мысленно раскаялся — нельзя выносить диагноз другому человеку на основании столь хлипких свидетельств.

Вот и объяснение того, что Риту отправилась сопровождать меня лично. Ей нужно было самой осмотреть убежище Йосила Махарала. Чтобы убедиться, что все сделано правильно, она должна была прибегнуть к старомодному способу.

Почти весь наш разговор был записан крошечным транскрайбером, имплантированным под кожу за моим левым ухом. Я чувствовал себя виноватым, но остановить запись не мог. Потом. Если представится случай, сотру кое-какие эпизоды.

Международный полигон Джесса Хелмса.

Издалека он похож на типичную военную базу — зеленый оазис с покачивающимися пальмами, теннисными кортами и бассейнами. Казармы для размещения приезжающих сразиться друг с другом войск выглядят отнюдь не шикарно — укрытые в тени деревьев пляжного типа бунгало, окрашенные в приглушенные тона. Рядом с ними киберсимуляционные пункты, тренировочные арены и сады для медитации. Все, что нужно солдатам, стремящимся поддержать свой боевой дух.

Резким контрастом этим лагерям являются роскошные, устремленные в небо отели, предназначенные для журналистов и официальных лиц, лично посещающих каждое крупное сражение. Надежные проволочные ограждения, смертельно опасные для нарушителей, держат на расстоянии репортеров и любительские камеры, так что воинов ничто не отвлекает от целенаправленной подготовки к сражениям.

Далеко за пределами оазиса, под природным холмом, окруженным кольцевой дорогой, находится подземная начинка базы — комплекс обеспечения, который ни разу не видели миллионы фэнов, с жадностью наблюдающих за мини-войнами. Там производится самое современное вооружение, и там же ежечасно штампуются сотни големов, пополняющих ряды воюющих сторон. В нескольких километрах отсюда расположен еще один подземный комплекс, в котором располагаются приезжающие пять-шесть раз в год армии из других стран.

— Не похоже, чтобы война закончилась, — заметила Риту, когда мы по очереди осмотрели оазис через ручной окуляр, одну из немногих вещей, спасенных из развалившегося «вольво».

Даже с вершины хребта, отстоящего примерно на 5 километров от границы полигона, было отчетливо видно, что боевые действия в самом разгаре. Парковки возле отелей забиты автомобилями. В небе кружили спутники связи и видеозонды.

Да, там что-то происходило. За ограждением, на глазах сотен любопытных вуайеристов. Время от времени оттуда доносились сердитые громыхания, напоминающие раскаты грома. Иногда взрывы мощных бомб так сотрясали воздух, что горячие волны докатывались до нас. Порой им сопутствовали яркие вспышки, от которых по высушенной солнцем равнине пробегали тени.

То, что творилось там, напоминало ад. Жестокий водоворот смерти, куда более безжалостный и кровопролитный, чем могли представить себе наши предки. И однако же в нашем тесном мире трудно найти человека, которому становилось бы не по себе от этого зрелища.

— Итак, как мы проберемся туда, чтобы повидать твою подружку? Подойдем к главным воротам и вызовем ее?

— Не думаю, что стоит привлекать к себе внимание.

— Без шуток. Насколько я в курсе, тебя подозревают в крупном преступлении.

— И считают мертвым.

— Ах да, мертвым. Вот будет переполох, когда ты предъявишь свою сетчатку для идентификационного сканирования. Тогда… Хочешь, я это сделаю? Могу снять комнату. Надо же смыть эту краску. — Она провела рукой по щеке. — Я бы приняла ванну, а ты позвонил ей.

Я покачал головой:

— Конечно, решать тебе, Риту. Но не думаю, что ты должна обнаруживать себя. Даже если тобой не интересуется полиция, не стоит забывать о Каолине.

— Если только это действительно был Эней. Не могу поверить, что он хотел убить нас. Нельзя верить всему, что видишь, Альберт.

— Хм. Готова держать пари, что это был не он? Ставка — жизнь. Ясно, что Каолин и твой отец вовлечены во что-то крупное. Что-то рискованное. И все указывает на то, что они разошлись. Возможно, из-за этого погиб твой отец. Кстати, на том же шоссе, где и нам устроили засаду.

Риту подняла руку:

— Ты меня убедил. Нам нужен надежный терминал, чтобы выяснить, что происходит, а уж потом объявлять, что мы живы.

— И это организует Клара. — Я поднял окуляр. — Давай пройдем еще несколько километров и привлечем ее внимание.

— Как это сделать?

Я указал на небольшой лагерь, слева от главных ворот, у самого ограждения. Разноцветные фигурки, суетливо перемещавшиеся между тренировочных площадок, машин и палаток, создавали впечатление проходящего там карнавала анархистов.

— Туда. Сейчас мы пойдем туда.

Глава 27 ОСКОЛКИ НЕБЕС …или как Зеленый узнает, что есть вещи и похуже смерти…

С маленьким дитто-хорьком на плече я отступил от главного входа в «Салон Радуги» и направился к тыльной стороне здания. Там тоже стоял предохранительный барьер, но мне не пришлось раздумывать, как его миновать. Ворота оказались приоткрытыми: вероятно, их не закрыли после большого фургона, въехавшего внутрь. Мы протиснулись в узкую щель и не спеша приблизились к громадной машине.

Именно это возвещал голобаннер с ангельского вида херувимами, приветливо кивающими головами. Большая «тарелка» передатчика на крыше выглядела на первый взгляд какой-то самодельной, довольно мудреной и слишком сложной для связи со спутником. Пробираясь мимо, я почувствовал, как мелко задрожала кожа, словно в нее воткнули сотни иголок. Нечто похожее я испытал совсем недавно, когда проходил обновление.

— Высокое напряжение, — прокомментировал Пэллоид, выгибая спину.

Шерсть у него поднялась.

— Ты о них что-нибудь слышал? — осведомился я, зябко поводя плечами.

— Немного. То да се, — напряженным голосом ответил Пэл.

Из фургона в полутемную глубь помещения, откуда доносились звуки органной музыки, уходили толстые, надежно изолированные криопаром кабели. Я осторожно переступил через них и сделал несколько шагов в напоминающий пещеру зал, где увидел два-три десятка фигур в длинных одеждах. Они нестройно раскачивались в такт похоронно звучащей мелодии.

— Что тут происходит? — прошипел Пэл. — Снимают эпизод «Театра Винсента Прайса»?

Я знал, что произошло здесь всего лишь накануне, когда эти существа обманули одного из лучших Серых Альберта, имплантировав в него прионовую бомбу. Если им удалось перехитрить Серого, то бедняге Зеленому надобно быть вдвойне осторожным.

Привыкнув к полумраку, я заметил, что собравшиеся похожи на стоявшую у главного входа красотку. У всех была отличительная особенность — красноватый оттенок кожи. У всех, кроме центральной фигуры, лежащей на возвышении и такой бледной, что поначалу я принял ее за высококлассную копию.

Но нет, это была реальная женщина с редкими прядями седых волос, торчавшими из-под многочисленных прилепленных к ее голове электродов. В наши дни многие стремятся поддерживать органическое тело в хорошей форме, принимая солнечные ванны, чтобы их не спутали с големами! Но есть и такие, кто использует свое тело с одной-единственной целью — вместить в него впечатления многочисленных двойников. Очевидно, Ирэн принадлежала к их числу. Неудивительно, что она управляла модным заведением, предназначенным для ценителей самых изысканных наслаждений!

И все же, судя по звукам реквиема, наполнявшим все пространство между высокими стенами, жизнь Ирэн — наверное, очень долгая — подходила к концу. Ее грудь под покрывалом вздымалась и опадала в каком-то неровном, судорожном ритме. По тонким трубкам поступали неизвестные мне жидкости, поддерживающие бренную плоть, а на экране монитора подрагивали линии, фиксирующие работу систем.

Печи я не заметил. Не было видно и дитто-заготовок. Значит, Ирэн не собиралась делать призраков, как часто поступают умирающие, рассылая автономных двойников с различными прощальными поручениями — завершать дела, сказать то, что человек не смел сказать при жизни. Большинство из окружавших Ирэн копий выглядели далеко не свежими. Возможно, все они присутствовали при той «операции», которой подвергли накануне Серого Альберта.

Когда Ирэн прекратила копировать себя? Тогда же? Или немного позже? Странное совпадение. Если, конечно, совпадение.

Продолжая оставаться в тени, я увидел, как одна из Ирэн, стоявшая несколько в стороне от других, подошла к пурпурному голему с огромными глазами — и изогнутым клювом.

— Гор, — пробормотал Пэллоид.

— Что?

— Гор! — Он кивнул в сторону гостя, облаченного в яркое длинное одеяние с какими-то непонятными надписями и вышитыми загадочными символами. — Египетский бог смерти и загробной жизни. На мой взгляд, чересчур претенциозно.

Конечно. «Последний выбор». Одна из фирм, предлагающих специализированные услуги мертвым, или умирающим. Если кто-то желает получить нечто особенное, всегда найдется миллион безработных, готовых предоставить вам желаемое.

Я подошел ближе. Голем с птичьей головой объяснял что-то своей собеседнице, тыча пальцем в яркую брошюру.

— …Это один из самых популярных вариантов. Сохранение в низкотемпературной камере. У меня есть все необходимое оборудование для того, чтобы органическое тело вашего архетипа было пропитано нужной комбинацией научно сбалансированных стабилизирующих агентов. После этого его температура будет понижена. Я доставлю тело в наше главное хранилище в Редленде, где находится источник геотермальной энергии. Условия прекрасные. Хранилище надежно защищено от любых катастроф, исключая только прямой удар кометы! Вашему ригу нужно лишь импринтировать документ на право…

— Нас не интересует заморозка, — ответила дитИрэн, представлявшая весь улей. — Существуют неопровержимые доказательства того, что замороженный человеческий мозг не способен сохранить Постоянную Волну. Она исчезает и уже не возвращается.

— Но остаются воспоминания, сохраняемые в квадриллионе синапсов и внутриклеточных…

— Память не гомологична, это не то, чем человек является на самом деле. Кроме того, доступ к памяти может получить только функционирующая копия оригинальной Постоянной Волны.

— Ну, дитто можно заморозить. Допустим, одна из заготовок отправится в хранилище вместе с головой оригинала. Затем, когда-нибудь, когда технология продвинется вперед настолько…

— Пожалуйста, не надо, — прервала его Красная Ирэн. — Нас не интересует научная фантастика. Пусть другие платят за то, чтобы побыть вашими подопытными свинками. Нам нужна простая служба, вот почему мы вам и позвонили. Мы выбираем антенну.

— Антенну. — Пурпурный кивнул. — Закон обязывает меня предупредить вас, что технология не подтверждена, успех не гарантирован, несмотря на то что многие считают резонансное…

— У нас есть основание полагать, что причина ваших недавних неудач заключается в недостатке концентрации, желания, целенаправленности. Мы все это обеспечим, если вы исполните свою работу.

Гор выпрямился.

— Тогда — антенна. И все же мне нужен релиз. Пусть ваш архетип оставит прижизненный импринт здесь.

Он извлек из-под складок накидки тяжелый плоский прямоугольник и сорвал прозрачную пластиковую упаковку. Плотное пароподобное облако поднялось в воздух. Ирэн осторожно взяла пластину двумя руками за края, стараясь не касаться влажной поверхности.

— Я вернусь через несколько минут. Надо кое-что подготовить.

Гор повернулся к фургону, всколыхнув многоцветие своих сверкающих одеяний.

Красная посланница прошла через толпу своих сестер, расступившихся перед ней, словно по какому-то мысленному сигналу. Подойдя к помосту, она остановилась с высоко поднятой пластиной перед лежащей бледной фигурой. Реальная Ирэн отреагировала тем, что подняла сначала одну, а потом и другую руку.

Она в сознании, сообразил я.

С обеих сторон к лежащей придвинулись две копии. Пластинка опустилась… ниже… еще ниже, ближе к болезненно-желтоватому лицу. На поверхности появились конденсированные капельки теплого дыхания. Ирэн глубоко вдохнула, и тут же красная дитто прижала глиняную пластину к ее лицу, быстро и с достаточной силой… подержала несколько секунд, пока не получилась маска — с рефлекторно открытым ртом.

Процедура не заняла много времени. Сырая глина трансформировалась у нас на глазах — по ней пробежала цветовая рябь, включавшая и те оттенки спектра, на поиски которых древние отшельники отправились в самые дальние уголки мира. Область рта полыхнула подобно освещенному разрядом молнии небу.

ДитИрэн отняла уже затвердевшую глину, и мы увидели, как по телу королевы пробежала дрожь.

— Ненавижу такие штуки, — пробормотал Пэллоид. — Проклятые юристы.

— Подпись можно подделать. Отпечатки пальцев тоже, как и криптошифр и ретиноскан. Но печать души уникальна.

Теперь Ирэн заключила договор с «Последним выбором», купив нечто, по-видимому, весьма ценное. Ну-ну. Да здравствует Большая Дерегуляция. Государство не вмешивается в ваши отношения с духовным наставником, особенно в тех случаях, когда речь заходит о том, как вы намерены обставить уход из этого мира.

Жаль, что бедняге Альберту не дали возможности сказать свое последнее слово. Отчасти — благодаря Ирэн.

Пэллоид у меня на плече шевельнулся и напрягся. Обернувшись, я увидел приближающуюся к нам фигуру. Еще одна Красная. Пожалуй, более старая, чем другая, но все еще грозная.

— Мистер Моррис? — Она слегка наклонила го лову. — Это вы? Или другой? Мне представиться?

— Ни то, ни другое, — ответил я, не заботясь о том, насколько ее смутит мой загадочный ответ. — Я вас знаю, Ирэн. Но я не тот, кого вы взорвали вчера.

В ответ она выразительно пожала плечами:

— Я увидела вас и подумала, а что, если…

— Если что?

— Вдруг в новостях наврали. Вдруг вы тот самый дитто, который был здесь вчера.

— Что вы пытаетесь мне внушить? Вам прекрасно известно, что случилось с тем Серым. Вы убили его. Взорвали «Всемирные печи». И только благодаря его героизму никто не погиб, и здание не было разрушено. Ваша бомба…

— Наша бомба, — поправила она. — Так все скажут. Но признаюсь, мы считали, что имплантируем шпионское устройство, которое должно было зафиксировать и оценить экспериментальные анимаполя в Исследовательском отделе «ВП»…

— Какая чушь, — прокомментировал Пэл.

— Нет, правда! Известие о диверсии против «ВП» стало и для нас полным сюрпризом. Мы поняли, что нас использовали. Нас предали.

— Верно. Но только не вам говорить о предательстве.

Она кивнула, не заметив сарказма.

— И все же я расскажу. Мы сразу поняли, что нас подставили, что все делалось для того, чтобы свалить на нас бремя ответственности за эту злодейскую диверсию и одновременно прикрыть истинного виновника, оградить его от мести. Хотя ваш Серый сработал превосходно, замаскировав следы, скрыв связь с теми, кто его нанял, столь масштабное преступление все равно было бы раскрыто. «Всемирные печи» не пожалели бы средств и сил, чтобы установить виновных. После того как маскирующие слои были бы сняты, мы оказались бы в положении крайних. Вы — первый вестник неминуемого наказания, мистер Моррис?

— Я, может быть, и вестник, но не Моррис, — пробормотал я так тихо, что она не услышала.

— Мы немного удивлены, что вы пришли, — призналась Ирэн. — Не служба безопасности «ВП», не полиция. Наверное, они прибудут позже? Впрочем, это не важно. Мы не задержимся здесь надолго. Мы уходим, пока еще есть возможность избрать способ ухода.

На это я покупаться не собирался.

— Вы утверждаете, что ничего не знали о прионовой бомбе. А как насчет атаки на реального Альберта, убитого в собственном доме?

— Разве не ясно? — спросила она. — Руководитель, кукловод, тот, кто стоит за всем этим, наш общий враг, использовал нас, скрыв собственную роль. Для этого он не должен был оставлять свидетелей. Никаких ниточек, которые могли бы привести к нему. Вас он убил немного быстрее, чем меня, но так же безжалостно. Вскоре нас не будет: ни вас, ни меня. По крайней мере в этой реальности.

Я взглянул на помост, который уже подкатили поближе к фургону. К оборудованию, стоящему рядом с реальной Ирэн, подключили шипящие криокабели.

— Вы совершаете какое-то изощренное самоубийство. Из-за этого вы не сможете дать показания в суде. Уверены, что хотите именно этого? Не слишком ли много милости по отношению к бывшему партнеру, предавшему вас? Не стоит ли помочь схватить его и наказать?

— Зачем? Месть не имеет значения. В любом случае мы умирали… вопрос только во времени. Мы стали участниками его заговора, как если бы решились на опасную игру в надежде отвратить судьбу. Мы поверили ему, рискнули и проиграли. Но у нас хотя бы осталась возможность уйти так, как нам хочется.

Пэллоид громко фыркнул.

— Возможно, для вас месть ничего не значит, но Альберт был моим другом. Я хочу добраться до того мерзавца, который сделал это.

— Мы желаем вам удачи. — Красная вздохнула. — Но злодей — признанный мастер уходить от ответственности.

— Это тот вик Коллинс, с которым встречался Серый Альберта?

Она кивнула:

— Вы уже знаете его под другим именем. Мной вдруг овладело гнетущее чувство.

— Бета.

— Да. Его не порадовал налет на Теллер-билдинг. Ему дорого обошлась ваша настырность. Но план использовать Альберта Морриса в этой хитроумной комбинации созрел еще раньше.

— Как и план использовать вас.

— Согласна. Мы считали, что речь идет о промышленном шпионаже. Думали, раздобудем какую-нибудь новейшую технологию и попользуемся ею, пока «ВП» будет проходить лицензирование.

— Новейшую технологию? Дистанционное копирование?

Эту версию преподнесли Серому.

— Нет, конечно. Этим интересовалась маэстра Уэммейкер, но не мы. О дистанционном копировании упомянули, чтобы сбить со следа мистера Морриса. Впрочем, подозреваю, вы уже знаете, что мы ищем.

— Обновление, — предположил Пэл. — Способ продлить существование дитто. Я даже знаю, почему это вас заинтересовало. Хотите, угадаю? Память вашей архи полна или близка к тому.

— Полна? — спросил я.

— Слишком много загрузок. Ирэн сделала огромное количество копий, загружала в себя память каждого двойника и достигла предела, о котором большинство людей не могут даже догадываться. — Пэллоид повернул мордочку к Красной. — Сколько столетий субъективного времени вы прожили? Тысячу лет?

— Разве это имеет значение?

— Может быть. В каком-то смысле. Для науки. Другие могли бы поучиться на ваших ошибках. — Я говорил это, понимая, сколь тщетен любой альтруистический призыв. Эту женщину не тронешь ничем, кроме ее собственной выгоды. — Значит, вы прослышали о процессе обновления и решили, что сможете…

— …отвратить неизбежное, да? — закончил за меня Пэллоид. — Отсюда и согласие работать с Бетой. Выгодный альянс. Он продает дешевые копии любителям поразвлечься. Обновление помогло бы продлить срок службы матриц. Возможно, он даже переключился бы с продажи на более прибыльную аренду!

— Так он нам и объяснил. Бета показался нам естественным союзником, способным помочь украсть эту технологию. Я… мы до сих пор не понимаем, чего он рассчитывал достичь уничтожением «Всемирных печей».

— Ну, ему это не удалось! — бросил Пэллоид. — Благодаря Альберту, который в итоге оказался смышленее.

Я едва сдержался. Смышленее!.. Сомнительная похвала.

— Каковы бы ни были мотивы Беты, уверен, он не успокоится и попытается повторить попытку.

Ирэн кивнула:

— Вероятно. Но нас это уже не коснется.

Действительно, приготовление подходило к концу. Бледно-серые клубы тумана окутывали помост, массивные высокочувствительные сифтеры нацелились на седую голову реальной Ирэн. Ее дыхание затруднилось, но глаза оставались открытыми. Из горла лежащей женщины прорвались тихие булькающие звуки, и я подумал, не хочет ли она сказать что-то, если, конечно, еще не утратила эту способность. Долгое время Ирэн пользовалась другими глазами и ушами, руками и ртами, общаясь с миром.

Вернулся Гор, успевший переодеться в новое платье, синее, с какими-то кругами. Он возился вокруг помоста, образовав нечто вроде цветка, лепестками которого стали они сами. На всех были стандартные шапочки-электроды.

— Похоже, они собираются загрузиться в нее все сразу, — заметил Пэллоид. — У меня, наверное, голова лопнула бы от такого.

— Должно быть, привыкла, — ответил я, поворачиваясь за подтверждением к Красной. Но та ушла! Ничего не сказав, не попрощавшись, присоединилась к другим. Я бросился следом и схватил ее за руку. — Секундочку. У меня есть еще вопросы.

— А у меня дела, — сдержанно ответила она. — Поторопитесь.

— Как насчет Джинин Уэммейкер. Участвовала ли она в этом заговоре? Или там был кто-то, замаскированный под нее?

Красная усмехнулась.

— Разве не удивительная эпоха? Никогда не знаешь наверняка. Тут не обойтись без структурального анализа души. Выглядела и вела себя, как маэстра, но… извините, мне надо идти.

— Подождите. Вы мне немного задолжали! — воскликнул я. — Скажите хотя бы, как найти Бету.

Она рассмеялась.

— Шутите. Прощайте, мистер Моррис.

Я снова схватил Красную за руку и повернул к себе. В ее глазах сверкнула злость. Из-под кроваво-красных ногтей выползли иголки, поблескивающие кое-чем более опасным, чем нокаутирующее масло. По крайней мере так мне показалось. За ее спиной церемония близилась к кульминации. Гор бормотал какие-то заклинания, что-то насчет того, как каждая душа должна в итоге разрядиться в подлинный оригинал, источник всех душ, где-то там, во вселенной.

Меня вдруг озарило.

— Послушайте, Ирэн, вы ведь все еще стремитесь к некоему бессмертию, а? Попытка похитить технологию обновления провалилась, скоро здесь будут копы. Поэтому вы придумали нечто другое. Выстрелить вашу Постоянную Волну в космос. Прямиком в эфир, со всей силой микроядерного взрыва! Использовать нейроэлектрический всплеск умирающего органического мозга для усиления толчка. И все дитто послужат как бы ракетами-носителями, помогающими душе вырваться за земные пределы. Я прав?

— Что-то вроде этого, — ответила она, осторожно отступая к кругу сестер. — Там, в космосе, обнаружены природные ритмы, мистер Моррис. Астрономы отмечают субспектральное сходство с Постоянной Волной Души, только грубой, неоформленной. Нечто вроде свежей диттоглины. Тот, кто первым наложит ритм своего мозга на эти волноформы, может…

— Может получить невероятное их усиление, стать Богом! Да, я об этом слышал. — Пэллоид изумленно покачал головой и соскочил с моего плеча. — Я должен это увидеть!

Я поспешил за Ирэн.

— Но послушайте, разве все древние религии не обещали жизнь после смерти как награду за добродетель? Вы думаете, что ее заменит технология. Отлично, но если вы ошибаетесь? Может быть, древние были хотя бы отчасти правы? Что, если какая-то карма, или грех, или вина цепляются за вас, как грязь за башмак…

— Вы хотите посеять сомнения, — зашипела она.

— Они уже посеяны в том дитто, который стоит передо мной! — сказал я. — Может быть, вам не следует осквернять такими мыслями чистоту улья. Останьтесь и помогите мне. Хоть немного возместите причиненный вами ущерб. Облегчите душу. Помогите остальным, оставшись и искупив вину…

Что-то из сказанного мной вызвало бурный всплеск эмоций.

— Нет!

Она выкрикнула ругательство, взмахнула рукой, целясь в меня когтями, и, повернувшись, устремилась к помосту… но остановилась как вкопанная — в кругу красных стоял маленький, похожий на хорька голем с шапочкой-электродом. Последней. Ее кабель был отключен.

Красная взвыла с таким отчаянием, что мне стало не по себе.

Я думал, что «трудовая пчела» имеет низкое личное эго, как муравей. Но здесь все не так! Каждая часть Ирэн отчаянно жаждет продолжения. Именно это огромное мятущееся эго было силой Ирэн и причиной ее падения.

Шум, похоже, расстроил Гора. Некоторые из стоящих вокруг возвышения Красных открыли глаза.

— Пойдемте, — сказал я, протягивая руку к той, которая в ужасе смотрела на Пэллоида, уже поднесшего электроды к зубам. — Помогите мне найти Бету. Это поможет восстановить баланс кармы…

Она с криком бросилась ко мне, и я едва успел отступить, чтобы не попасть под острые иглы. Но продолжения не последовало — Красная повернулась и устремилась к выходу, перепрыгивая через кабели. Вскоре снаружи донеслись тяжелые глухие удары.

— Что за черт? — заорал Гор. — Эй, что вы делаете? Слезайте с моего фургона!

Преследуя беглянку, Пурпурный оставил работающее оборудование, и в этот миг издаваемый машиной гул сменился воем, резким, пронзительным, грозящим сорваться. Я подступил ближе, чтобы увидеть, что творится снаружи, и посмотреть на реальную Ирэн, органическую женщину, возлежащую на помосте и желающую уйти из жизни так, чтобы ее Постоянная Волна воспарила к небесам.

Ну и ну!

Я подошел к возвышению. Выскочившая наружу дитто в отчаянии карабкалась на крышу фургона! Ее преследовал Гор, довольно неприлично вскидывая голыми ногами, выглядывавшими из-под сбившихся одеяний. Тем временем через сверкающие щупальца, окружавшие голову реальной Ирэн, хлынули потоки энергии.

— Мистер Моррис…

Я едва услышал хриплый голос, почти заглушённый электрическим воем. Стараясь ни к чему не прикасаться, я наклонился к умирающей. Бледную кожу покрывали пятна и прыщики. Впервые я порадовался, что не чувствую запаха.

— Альберт…

Не могу сказать, что мне очень нравилась эта женщина. И все же она страдала по-настоящему и заслуживала жалости. По-моему.

— Могу чем-то вам помочь? — спросил я, прислушиваясь к завыванию машины. Интересно, когда же вся эта энергия вырвется наружу?

— Я… слышала… что вы сказали…

— Что? Насчет кармы и всего прочего? Послушайте, я не священник. Откуда мне знать…

— Нет… вы правы… — Она остановилась, чтобы вздохнуть. — За баром… отвинтите кетоновую крышку… достаньте этого… этого…

Ее веки затрепетали.

— Пора уходить отсюда, — сказал Пэл.

Он уже стоял у двери, спиной к свету. Я поспешно отошел от помоста и направился к нему, но на ходу оглянулся — хлынувший из машины свет становился все ярче. Тело Ирэн содрогнулось. Конвульсии пробежали и по стоявшим вокруг дитто.

Отступив на улицу, мы повернулись в сторону фургона, на крыше которого развернулась схватка между последней Красной, ухватившейся за антенну и довольно реалистично всхлипывающей, и Гором, вцепившимся в ее лодыжку.

— Отпусти! — сердито кричал он. — Ты все сломаешь! Знаешь, сколько я копил, чтобы купить лицензию…

Пэллоид вспрыгнул мне на плечо, и я зашагал к воротам, желая только одного — уйти как можно дальше от всего этого и того, что должно было случиться.

Словно удар грома потряс заднюю комнату «Салона Радуги», раскатившись оглушительной барабанной дробью или… ревом миллиона гигантских лягушек-быков с нарушением щитовидки. Ладно, со сравнениями у меня плохо, но любой родившийся в нынешнем веке узнал бы басовую модуляцию усиленной Постоянной Волны. Возможно, тяжеловесная карикатура, впечатляющая, но лишенная мягкости. Или колоссальных масштабов версия реальности. Кто скажет?

Может быть, Ирэн… через пару секунд.

Ее последняя копия взвыла на крыше фургона, отбрыкнулась от Гора и рванулась вверх, чтобы добраться до антенны.

— Не оставляйте меня! — взмолилась она. — Не оставляйте меня здесь!

— Не думал, что рабочие муравьи так пекутся о самих себе, — сухо прокомментировал Пэл.

— Я только что и сам задавал себе этот вопрос. Может быть, сравнение с ульем не так уж правильно. Личность того, кто наилучшим образом соответствует ее образу жизни, это личность, сфокусированная только на себе. Она ни за что не расстанется даже с малой частичкой себя. Наверное, к этому привыкаешь и…

Пэллоид оборвал меня:

— Вот оно!

Отступив к самому ограждению, мы увидели, как из дверей «Салона Радуги» хлынул яркий, резкий свет.

Свет был настолько резок, что даже сейчас, в солнечную погоду, по асфальту пробежали тени. Я инстинктивно прикрыл глаза ладонью.

Борьба на крыше фургона закончилась тем, что Гор с криком рухнул на землю. В тот же миг словно волна пробежала по сверхпроводящим кабелям. Несчастная Красная завопила и в отчаянии ухватилась за антенну, которая угрожающе заскрипела. Сияющая волна разбежалась по фургону. Нечто подобное северному сиянию окутало и «тарелку», и дитто, повисшую на хрупкой металлической конструкции.

Видимый глазом луч пронзил глиняное тело, которое забилось, быстро отвердевая и рассыпаясь, изогнулся в параболу, срезая крепящие антенну болты. На наших глазах «тарелка» накренилась и… упала с крыши фургона неподалеку от свернувшегося от страха в комок Гора.

Бесшумная, ослепляющая волна распространилась дальше, окатив нас с Пэлом. Я почувствовал, как мое тело сотрясла мелкая дрожь, в ушах громко и болезненно хлопнуло. Вслед за волной что-то затрещало и взорвалось, сорвав двери фургона и выбросив на улицу россыпь какого-то оборудования.

Передача закончилась, только разряд ушел не в небесные выси, а в сухой и грязный асфальт улицы.

Наступила тишина, которую нарушали только душераздирающие стоны Гора.

— Знаешь, Гамби, — пробормотал мой косматый друг, когда мы оба наконец оправились от шока, вызванного этим блистательным спектаклем. — Знаешь, этот город построен на богатых залежах чистой глины. Одна из причин того, что именно здесь Эней Каолин создал свою первую анимационную лабораторию. Так что нетрудно представить…

— Помолчи, Пэл.

Мне не хотелось слушать его измышления. Представить можно что угодно. В любом случае дым уже рассеялся, и ничто не мешало нам вернуться в «Радугу».

— Идем. — Я потер за ухом, где болело. — Посмотрим, что оставила нам Ирэн.

— Хм? О чем это ты?

Я и сам не знал. Она упомянула «кетоновую крышку». Или мне почудилось?

Мне не хотелось думать об Ирэн плохо. Несмотря на все то, что она сделала.

Мы пробрались внутрь, прошли мимо опаленных руин помоста с прожаренными останками тела, мимо обугленных кучек глины…

Никогда не видел, чтобы кто-то умер настолько основательно.

Глава 28 КИТАЙСКИЙ СИНДРОМ …или маленький Красный узнает больше, чем ему хотелось бы…

Йосил Махарал — точнее, его серый призрак, — похоже, очень гордится своей частной коллекцией, в которой имеются клинообразные таблички и цилиндрические печати из древней Месопотамии, той земли, где более четырех тысяч лет назад возникла письменность.

— Это и была самая первая магия, оказавшаяся не только надежной, но и повторяемой, — сказал он мне, показывая некий предмет, формой и цветом напоминающий обеденную булочку и покрытый неглубокими, набегающими одна на другую насечками. — Тот, кто осваивал новый трюк с записью своих мыслей, рассказов и слов на влажной глине, мог рассчитывать на достижение некоего бессмертия. Это бессмертие состояло в том, что человек говорил через пространство и время даже после того, как его тело обращалось в прах.

Я, возможно, не гений, но аллюзию понял сразу. Потому что сам Махарал и являлся таким вот образцом жизни после смерти, сложным новообразованием из отпечатков души, перенесенных в глину. Он говорил, думал и чувствовал уже после того, как оригинальный Йосил Махарал закончил свое органическое существование возле пролегающего через пустыню шоссе. Неудивительно, что с глиняными табличками его объединяло родственное чувство.

Коллекция Махарала включала в себя и образцы древней ручной керамики. Я увидел несколько амфор, поднятых с затонувшей две тысячи лет назад римской галеры, которую исследователи-дитто обнаружили недавно на дне Средиземного моря. Рядом с ними стояла чудесная посуда из редкого голубого фарфора, путешествовавшая некогда в трюме клипера, огибавшего южную оконечность Африки.

Еще более ценными, с точки зрения моего хозяина, были небольшие, размером с кулак, человеческие фигурки, датированные временем, когда не существовало ни Рима, ни Вавилона. Они появились на свет в эпоху, когда мир не знал ни городов, ни письменности, когда наши предки занимались охотой. Одну за другой Йосил продемонстрировал мне около дюжины этих женских фигурок, вылепленных из неолитической речной глины. Все они отличались огромными тяжелыми грудями и широкими, пышными бедрами. Он с энтузиазмом рассказал, где была найдена каждая из статуэток и сколько ей лет. В отсутствие ясно выраженных черт лица они выглядели загадочными. Анонимными. Таинственными. И поразительно женственными.

— В конце XX века вокруг этих фигурок зародился постмодернистский культ, — объяснил он, подтягивая меня за обвивающую мою шею цепь поближе к стеклянному шкафчику.

— Вдохновленные этими крошечными скульптурами, несколько гиперфеминистских мистиков сделали вывод, что культ Матери-Земли предшествовал всем другим духовным верованиям и распространялся на всю планету. Центральной фигурой поклонения неолитических племен должна была быть богиня, обладавшая такими чертами, как плодовитость и доброта. Так продолжалось до тех пор, пока мягкую Гею не сбросили дикие банды мачо, сторонников Иеговы, Зевса и Шивы, вознесенные пришествием новой волны технологий, металлургией, сельским хозяйством, грамотностью. Они нагрянули внезапно, дестабилизировав и пошатнув древние устои, привычный образ жизни, и скинули с пьедестала богиню-мать.

— Отсюда следует, что все преступления и катастрофы периода письменной истории берут начало в том трагическом перевороте.

Призрак Махарала усмехнулся, бережно поглаживая глиняную фигурку.

— Теория богини весьма креативна и дает толчок фантазии. Но есть и другое, более простое объяснение тому, почему на стоянках каменного века находят так много этих статуэток.

В каждой человеческой культуре мы находим доказательства того, сколь много творческих усилий ушло на создание этих акцентированно женских изображений. А ведь их можно рассматривать и как предметы эротического искусства или, если хотите, порнографию. Нетрудно предположить, что и в далекие дни, когда наши предки жили в пещерах, было немало неудовлетворенных мужских особей. Должно быть, они поклонялись этим «венерам» весьма привычным нам способом. Возможно, в этом поклонении недоставало места почтению, которое оказывали Гее. Но это тоже проявление человечности.

В конце концов, если по прошествии столь долгого времени что-то и изменилось, то лишь то, что сегодняшние глиняные секс-идолы куда более реалистичны и способны на большую отдачу.

— Но в этом-то и проблема.

В оковах, в миниатюрном теле, принужденный выслушивать весь этот вздор, я снова и снова задавал себе один и тот же вопрос. Он намеренно ведет себя так агрессивно, чтобы оценить мою реакцию? То есть с какой стати великий профессор Махарал так интересуется моим мнением? Я ведь всего лишь дешевый, в четверть нормального размера красновато-оранжевый голем, импринтированный с Серого, захваченного им в «Каолин Мэнор» во вторник. Разве возможен интеллектуальный разговор с таким, как я?

При этом я не чувствую себя умственно ущербным. Едва выйдя из печи, я все проверил и не обнаружил явных провалов в памяти. Конечно, мне не по силам справляться с дифференциальными уравнениями, но ведь и самому Альберту понадобилось когда-то около восьми недель, чтобы сдать зачет за курс в колледже. Постичь красоту высшей математики смог лишь третий эбеновый голем, а после экзамена Альберт без сожалений выкинул все из головы, освободив среди миллиардов нейронов место для более важных воспоминаний.

Видите? Я даже способен иронизировать.

Очевидно, копирование с копии получается у меня даже лучше, чем я сам предполагал, и, должно быть, Махарал знает об этом уже давно. Может быть, с тех пор как я участвовал в том исследовательском проекте. Неужто у меня получалось что-то особенное? Неужели Махарал уже тогда похищал мои копии для изучения?

От этой мысли мне становится не по себе. Ну и маньяк.

Утверждает, что у него есть на то основания.

— А вот мое величайшее сокровище, — сказал Йосил, подводя меня к очередному экспонату. — Я получил его от Почетного сына Неба три года назад, в благодарность за мою работу в штате.

Передо мной в запечатанном стеклянном футляре стояла фигура мужчины с осанкой солдата, с устремленным вперед взглядом, готового к действию. Работа была настолько тонкая, что я видел даже заклепки, скреплявшие полоски кожаных доспехов. Усы, бородка, скулы, глаза с азиатским разрезом — во всем намек на изощренность. Материалом для скульптуры, выполненной в полный рост, послужила коричневая терракота.

Естественно, я знал о Сиане, одной из художественных жемчужин мира. Было бы невозможно представить, что такая статуя окажется в частной коллекции — если бы их не было так много. На протяжении столетия их обнаружили в дюжине погребений, и количество находок уже давно исчислялось тысячами. Каждая статуя представляла собой копию конкретного солдата, служившего Циню, первому императору, завоевавшему и объединившему все земли Востока. Именно Цинь построил Великую Китайскую стену и дал свое имя Китаю.

— Вы знаете, что я работал там.

Махарал не спросил — он констатировал факт. Естественно. Он ведь разговаривал с другими Альбертами, устраивая им такую же экскурсию. С какой целью? Зачем объяснять все это, зная, что память будет утрачена и все придется повторять заново, когда он похитит очередную копию?

Если только это не часть того, что он пытается проверить.

— Я читал о вашей работе в Сиане, — настороженно сказал я. — Вы утверждаете, что обнаружили в глиняных статуях следы души.

— Что-то вроде этого. — ДитЙосил довольно улыбнулся, очевидно, вспомнив, какую сенсацию произвело его открытие. — Кое-кто говорит, что доказательства неоднозначны, хотя, на мой взгляд, они ясно указывают на имевший место процесс примитивного импринтинга. Какими средствами? Ответа пока нет. Возможно, счастливая случайность. Возможно, появление великой личности, что объясняет поразительные политические события той эпохи и то чувство священного ужаса, которое внушал современникам Цинь.

Прямым результатом моих изысканий стало то, что нынешний Сын Неба наконец-то согласился открыть колоссальную гробницу Циня уже в следующем году! Не исключено, что мир познакомится с тайнами, дремавшими сотни лет.

— Хм, — несколько неосторожно ответил я. — Жаль, что вы не сможете стать свидетелем этого события.

— Может быть, нет. А может быть, да. Всего одно ваше предложение, а сколько в нем тонких противоречий.

— Какое предложение?

— «Жаль» подразумевает оценочное отношение. «Вы» направлено на меня, как на мыслящее существо, того, кто в данный момент держит вас в плену, верно?

— Э… верно.

— Дальше такие фразы, как «не сможете стать» и «свидетелем». О, вы сказали намного больше, чем хотели.

— Не понимаю…

— Мы живем в особенное время, — взялся за объяснения дитМахарал. — Религия и философия стали экспериментальными науками, предметом манипуляций инженеров. Чудеса — фирменный продукт, разливаемый и продающийся со скидкой. Непосредственные потомки тех, кто изготавливал каменные наконечники для копий, не только создают жизнь, но и по-новому определяют само значение этого слова. И все же…

Он остановился. У меня наконец-то появилась возможность ввернуть слово.

— И все же?

Серое лицо Махарала исказилось.

— И все же есть препятствия! Множество проблем, похоже, так и не будут решены из-за невероятной сложности Постоянной Волны. Ее не может смоделировать ни один компьютер. Лишь самые короткие и толстые сверхпроводящие кабели способны перенести ее хрупкое величие, чтобы импринтировать его на находящееся рядом, специально подготовленное глиняное тело. С математической точки зрения это ужас! Признаться, я поражен, что у нас вообще что-то получается.

— Многие мыслители нашего времени предлагают просто принять это как дар, с благодарностью и не стремясь к пониманию. Как принимают интеллект, музыку, смех.

Он покачал головой и презрительно хмыкнул.

— Разумеется, люди на улице ничего об этом не знают. Они никогда не удовлетворяются чудом, им нужно больше и больше, им мало одной огромной жизни. Дар принимается ими как нечто само собой разумеющееся. Им подавай еще!

— Сделайте так, чтобы мы могли импринтировать големов на расстоянии. Чтобы мы телепортировали себя по всей Солнечной системе! Дайте нам телепатию, чтобы абсорбировать впечатления друг друга! Наплевать на то, что говорят математические уравнения. Мы хотим еще! Мы хотим большего!

— И, конечно, люди правы. Они ощущают истину.

— Какую истину вы имеете в виду, доктор?

— Человеческие существа вот-вот станут чем-то гораздо большим! Только не в том смысле, как они себе это представляют.

Сделав это загадочное заявление, Махарал убрал на место свои драгоценные экспонаты — клинописные таблички, фарфоровые тарелки, римские амфоры и глиняные статуэтки. Положил под стекло древние тексты на иврите и санскрите, таинственные, зашифрованные схемы средневековых алхимиков. Привычно кивнул терракотовому солдату, несущему стражу в высоком деревянном футляре. Все эти вещи давали ему, по-видимому, ощущение комфорта, доказывали, что и его работа является продолжением почетной традиции.

Затем, натянув цепь, Махарал потащил меня за собой, как провинившегося ребенка, в лабораторию, где шипели и стрекотали машины, наполняя воздух невидимыми, но ощутимыми волнами. У меня появилось предчувствие, что он хочет произвести на меня впечатление. У Йосила была склонность к драматизму. В отличие от некоторых «сумасшедших ученых» он знал, что собой представляет, и наслаждался этой ролью.

Комнату разделяла прозрачная звукопоглощающая перегородка. За ней я увидел стол, на котором около часа назад обрел сознание. Рядом с ним платформа с привязанным к ней Серым. Тем, кем я был на протяжении нескольких дней. Тем, кто стал матрицей для меня.

Бедняга Серый. У меня по крайней мере есть противник. Он же предоставлен самому себе. Своим тревогам, сомнениям, надеждам.

— Как вам удалось собрать все это здесь так, что никто ничего не узнал? — спросил я, делая широкий жест рукой.

Доставить такое количество материалов, оборудования, дорогих заготовок в потаенное убежище (где бы оно ни находилось) было бы нелегко даже в те времена, когда, если верить кино и книгам, ЦРУ плело заговоры, а пришельцы похищали людей для изучения. То, что сделал один человек в эпоху повального наблюдения за всеми и каждым, доказывало, что я попал в руки гения. Впрочем, это мне было известно и раньше.

Проблема заключалась в том, что гений по каким-то причинам ненавидел меня! Питая отнюдь не самые нежные чувства к моему физическому телу, он постоянно колебался между сумрачным молчанием и всплесками внезапной разговорчивости, словно понуждаемый некоей внутренней потребностью произвести на меня впечатление. Я распознал явные признаки комплекса неполноценности Смерша-Фокслейтнера и попробовал прикинуть, какая польза может быть от такого диагноза.

Я продолжал изыскивать возможности для побега, понимая, что все мои более ранние инкарнации занимались, должно быть, тем же самым. Но единственным результатом их усилий стало то, что Махарал демонстрировал гиперосторожность, импринтируя лишь те мои экспериментальные копии, которые не могли оказать ему сопротивление.

Подтолкнув меня к стулу, стоявшему у машины, напоминающей гигантский микроскоп, он направил огромные линзы на мою маленькую красновато-оранжевую голову.

— У меня есть доступ к обширным ресурсам, находящимся неподалеку, — ответил Махарал, так и не удовлетворив мое любопытство.

Возясь с приборами и что-то бормоча, он, казалось, почти забыл обо мне. Но я-то уже знал, что это не так.

Махарал беспокоился из-за меня, и это беспокойство коренилось очень глубоко. Все, что я говорил, могло вызвать его раздражение.

— Хорошо, мы исключили телепортацию и телепатию. Но все равно ваши достижения впечатляют. Это настоящий прорыв, доктор. Например, процесс продления псевдожизни дитто. Представить только, если все големы будут способны служить не день, а целую неделю. Акции «Всемирных печей» наверняка пошли бы вниз. Вы из-за этого разошлись с Энеем Каолином?

Он вскинул голову. Серые губы сжались.

— Перестаньте, док. Признайтесь. Я почувствовал холодок между вами еще в «Каолин Мэнор», когда ваш призрак пришел взглянуть на ваше тело. Вику, похоже, не терпелось заглянуть в ваш череп, разрезать его на кусочки. Почему? Чтобы узнать побольше обо всем этом? — Я обвел взглядом лабораторию с таинственным похищенным оборудованием. — Или он хотел заткнуть вам рот?

Выражение лица Махарала показало, что я попал в точку.

— Да? Эней Каолин убил вас реального?

Полиция не обнаружила на месте аварии никаких следов того, что дело нечисто. Но в поиске этих следов копы принимали во внимание сегодняшнюю технологию. Эней Каолин владел завтрашней.

— Как всегда, вам не хватает глубины, мистер Моррис. Как и бедняге Энею.

— Да? Тогда попробуйте объяснить, профессор. Начните с того, зачем я здесь. Хорошо, у меня получаются неплохие копии. Но каким образом это поможет вам решить великие проблемы души?

Он закатил глаза и пожал плечами — выражение усталого презрения, если верить модели Смерша-Фокслейтнера. Махарал не просто завидует способностям. Он по-настоящему ненавидит меня! Поэтому ему нужно подчеркнуть разделяющую нас интеллектуальную пропасть и минимизировать мою человечность.

Заметили ли это мои другие «я»? Должны были.

— Вам не понять, — пробормотал он, возобновляя свои приготовления.

— Не сомневаюсь, что вы говорили это и другим захваченным вами Альбертам. Но почему бы хоть раз не попробовать объяснить? Почему не предложить мне сотрудничество вместо того, чтобы превращать меня в подневольного участника мучительных экспериментов? Науку не делают одиночки. Каковы бы ни были причины вашей изоляции…

— Это мои причины, Альберт. И они вполне основательны, чтобы оправдать любые средства. — Махарал повернулся и устало посмотрел на меня. — Сейчас вы засыплете меня моральными аргументами, доказывая, как это плохо, обращаться подобным образом с другими мыслящими существами. Но ведь вы не проявили такого же отношения к вашим собственным дитто! Ни разу не потрудились расследовать случаи исчезновения, которых было немало за последние годы.

— Но… Я же детектив. Мне приходится отправлять двойников в опасные предприятия. Рисковать. Я привык думать…

— Вы привыкли считать их расходным материалом. Их потеря для вас не более горька, чем потеря одного неприятного дня жизни для наших предков. Что ж, это ваша привилегия. Но только не называйте меня чудовищем, если я пользуюсь этим.

— Я называл вас чудовищем?

— Несколько раз, — с каменным лицом ответил он.

Я задумался.

— Хм, значит… процедура будет болезненная. Очень.

— В общем, да. Извините, мне жаль. Но есть и хорошая новость. У меня появилось основание надеяться, что на этот раз все пройдет гладко.

— Вы улучшили метод?

— Частично. И обстоятельства изменились. Ваша Постоянная Волна, как я полагаю, будет более податливой… более мобильной. Ведь теперь она уже не прикована к органической реальности.

Мне это не понравилось.

— Как это «не прикована»? Что вы имеете в виду?

Махарал нахмурился, но я видел, что он испытывает удовольствие. Возможно, он и сам не вполне сознавал, какую радость ему доставляет то, чем он спешил со мной поделиться.

— Я имею в виду, мистер Моррис, что вы мертвы. Во вторник ночью ваше органическое тело испарилось в результате ракетной атаки на ваш дом.

— Атаки? Что…

— Да, мой бедный артефакт. Как и я, вы теперь — как это? — да, призрак.

Глава 29 ИМИТАЦИЯ ФАЛЬШИВОЙ ЖИЗНИ …или как Гамби и Пэл разнюхивают…

Внутри «Салона Радуги» царило непривычное запустение. Оставленные включенными голофлэшеры освещали танцзал и гладиаторскую арену, превращая ее в подобие мультимерной картины Дали, пейзаж с эротическими фигурами, наделенными извращенной фантазией автора явным избытком половых органов. Сейчас эти фигуры казались какими-то жалкими, им явно не хватало фона, жаркого ритма керамопанка. Заведение увяло без толпы, без сотен спрессованных в один шевелящийся ком дергающихся разноцветных тел, настроенных на ультрачувственность, как захваченные гормональным взрывом тинейджеры.

— Интересно, кому достанется «Радуга»? — задумчиво пробормотал Пэллоид. — Как ты думаешь, у Ирэн есть наследники или она оставила завещание? А может, все пойдет с аукциона?

— А что? Хочешь стать хозяином таверны?

— Соблазнительно. — Он спрыгнул с моего плеча на барную стойку, широкую, сделанную из покрытого толстым слоем лака тика. — Но, по-моему, я не тот тип, который здесь нужен.

— Хочешь сказать, тебе недостает терпения, концентрации или такта? — уточнил я, оглядываясь по сторонам.

Чего здесь только не было — тюбики, пузырьки, бутылки, краны, раздаточные автоматы. Здесь посетитель мог получить все, что угодно, — интоксиканты, эйфорики, стимулянты, миопики, стигматики, зилотропики, истерикогены…

— Туше. Хотя у Ирэн было довольно специфичное понимание такта. Я замечал нечто подобное у копов, вышибал и сводников. Чтоб им всем…

— Нигилист, — проворчал я, проверяя этикетки на экспонатах этой потрясающей выставки.

Похоже, работа предстояла нелегкая. Разнообразие гадости, которую можно залить в глиняное тело, всегда поражало меня и, вероятно, вызвало бы шок у изобретателей диттотехнологии, живших в ту эпоху, когда люди только-только начали пользоваться первыми домашними моделями. Голема можно настроить так, что он будет очень эффектно и своеобразно реагировать на алкоголь или ацетон, электрическое или магнитное поле, соническую или радарную стимуляцию, образы или ароматы, не говоря уже о тысяче специально разработанных псевдопаразитов.

Другими словами, ты можешь обращаться со своей Постоянной Волной как со струнами гитары. Ослабляя или усиливая звук, перебирая их, поглаживая и ударяя по ним со всей силы. Реальное тело не перенесло бы и десятой части этих экспериментов, а глиняное все выдержит. А если и не выдержит, то по крайней мере сохранит яркие впечатления, которыми поделится с тобой после тяжелого дня.

Неудивительно, что появилось так много аддиктов, которым ежедневно требуется порция свежих вливаний. По сравнению с этими субъектами наркоманы и пьяницы прошлых веков представляются невинными детьми. А их опиато-алколоидные коктейли дозой витаминов.

— Нигилист? Ты посмел обозвать меня нигилистом? А кто тратит свою жизнь, помогая тебе, друг?

— И это ты называешь помощью? Расселся и водишь носом… помоги-ка за баром.

Пэллоид хмыкнул, но соскочил на пол и приблизился к стойке. Обнюхивая этикетки, он проворчал, что теперь должок уже за мной. Ну, меня-то ему не провести. У Пэла тоже слабость, сродни пристрастию — ему только дай поучаствовать в чем-то необычном. Думаю, события последнего часа стали для него настоящим счастьем.

Надеюсь, он разгрузится сегодня дома, подумал я, вспоминая реального Пэла, прикованного к креслу системой жизнеобеспечения. Вот повеселится, прокручивая сцену на крыше фургона, когда старина Гор плюхнулся на задницу. Возможно, Пэл поможет и Кларе в первые дни, рассказав о моих последних часах.

Нет, о Кларе лучше не думать. В любом случае Альберта она будет вспоминать с нежностью и благодарностью. Это и есть самое настоящее бессмертие. Совсем не то, что рассчитывает обрести какой-то зеленый Франки.

Да и вообще, кто хочет жить вечно?

Я все еще удивлялся разнообразию имеющихся в баре субстанций. Не иначе как у Ирэн имелось хорошее политическое прикрытие. Токсичного пойла здесь больше, чем в покойном штате Делавер.

— Есть! — объявил Пэллоид, отметив свой триумф ловким кувырком. Я поспешил к нему, туда, где стояло несколько больших бутылей с металлическими наконечниками и надписью «Кетоновый коктейль».

— Хм, может быть. Она сказала «кетоновая крышка».

— Уверен?

— Да.

Я потряс бутылку, вовсе не торопясь попробовать то, что находилось внутри. Мое дешевое зеленое тело могло не выдержать продававшихся здесь экзотических смесей.

— Крышка…

— Знаю. И проверяю.

Я покрутил наконечник. Сначала в одну сторону. Потом в другую. Он немного поддался, но не более того.

Я уже собирался плюнуть на все, но потом подумал, что, возможно, здесь сработает принцип китайской головоломки — несколько последовательных направлений.

После нескольких попыток, чередуя повороты с нажимами, мне удалось сдвинуться с мертвой точки. Моя догадка подтвердилась. Колпачок начал поддаваться. Хитрая штука, вроде тех пьезомеханических рекордеров, которые Альберт вставлял в Серых. Надежнее, чем электроника. По-видимому, Ирэн поняла, что мир цифровой информации слишком изменчив и капризен, чтобы доверять ему настоящие секреты. Любой код в наши дни можно взломать за пару часов. Хочешь уберечь что-то от чужих глаз, запиши на пленку. Потом спрячь единственный экземпляр в коробочку.

Надеюсь, здесь не потребуется ни идентификационная проверка, ни пароль. Хорошо, если я не приведу в действие какую-нибудь бомбу. Когда Ирэн сообщила мне о тайнике, я предположил, что она сделала это из добрых побуждений. Иногда такое бывает — акт раскаяния… стремление немного почисть «карму». Но нельзя упускать из виду и другое объяснение. Ловушка. Маленькая месть.

Я бы вспотел, если бы мог.

— Отойди-ка, Пэл.

— Уже отошел, приятель, — отозвался он из-за дальнего угла бара. — А вообще я с тобой, не сомневайся.

— Спасибо за поддержку, — усмехнулся я и, затаив дыхание, приступил к последней стадии операции.

Наконец латунный наконечник соскочил, в его полости что-то лежало. Я постучал крышкой о бар.

Из тайника выскользнула пластиковая трубочка. На приклеенном к ней клочке бумаги было написано «Бета».

— Ловко! — воскликнул Пэллоид, вскакивая на стойку. — Держу пари, у нее здесь много чего припрятано. А что, если она шантажировала политиков? Знала-то наверняка немало. Кое-кому их мелкие слабости могли стоить тысяч голосов.

— Размечтался. — Пэлли нет никакого дела до политиков. — Будь осторожнее. Приду в кабинет Ирэн.

Я оставил приятеля с несметными сокровищами, зная, что сейчас его отсюда не увести. Пэл проверит все и, возможно, кое-что отведает. А почему бы и не рискнуть короткой жизнью ради неслыханных ощущений?

Офис Ирэн располагался неподалеку и представлял собой настоящий центр слежения. При желании прежняя хозяйка заведения могла заглянуть в любой его уголок.

Я усмехнулся, увидев, как Пэллоид в испуге отскочил от вырвавшегося из какого-то контейнера клуба дыма. Ну-ну, удачи тебе, старина. Имелись здесь и упомянутые Серым терминалы для прямого подключения к компьютерам. Судя по тому, что мне удалось прочитать, преимущества такого симбиоза весьма сомнительны. Лично я предпочел бы чадру.

К счастью, в кабинете были и обычные компьютерные терминалы. Некоторые остались включенными, что указывало на поспешное бегство хозяев. Иначе мне пришлось бы повозиться с паролями и прочим. Хакерство давно стало занятием любителей ретро.

Я остановился у простого аналогового стрип-ридера — с кассетой не возникло никаких проблем. Что же там? Обнаружу ли я какие-либо доказательства наличия заговора? Узнаю, кто спланировал атаку на «Всемирные печи»? Раскрою личность убийцы Альберта Морриса?

Едва я активизировал стрип-ридер, как передо мной повисло голофото. Так вот как выглядит «вик Коллинс». Серый № 2 был прав. Клетчатая одежда поверх клетчатой кожи. Ух ты!

И все же в этом был какой-то дьявольский смысл. Одни прячут внешность за неприметностью. Другие достигают того же эффекта, придав себе неприятный вид. Кому хочется смотреть на отвратительное лицо? Однако каким бы ни был портрет, найти ответ на мучившие меня вопросы он не помогал.

Была ли права Ирэн в том, что вик Коллинс являлся прикрытием Беты, печально известного дитнэппера?

Мне вспомнилась последняя встреча с желтым дитто Беты, разлагавшимся в трубе рециклера неподалеку от Теллер-билдинг. Что он там бормотал? Насчет предательства… и еще… «Эммет»… Кто это? Альберту было тогда не до загадок. Бета — мастер головоломок.

Сидя в кабинете Ирэн, я находил очень мало сходства между тем желтым и голографическим образом передо мной: квадратное лицо, довольно подловатое и перечерченное горизонтальными и вертикальными полосами. В секретном архиве Ирэн нашлось еще несколько десятков снимков, сделанных на заднем сиденье лимузина во время встреч в каких-то неизвестных местах. Обычно на них присутствовала и третья сторона, весьма похожая на дешевую копию Джинин Уэммейкер. В примечании указывалось, что Коллинс пользовался статическим дезинтегратором, блокировавшим сложные фотооптические рекордеры. Все, что удалось Ирэн, это сделать обычные старомодные фотографии своих не вызывающих доверия союзников.

И все же осторожности ей не хватило. Пыталась ли Ирэн хоть раз проследить за Коллинсом через сеть общественных камер?

Первый шаг очевиден — последовать за ним от бюро проката лимузинов.

Альберту бы это понравилось. Он бы зафиксировал все сомнительные остановки. Все места, где могла происходить замена. Отследил бы путь каждого дитто, разгадал все его трюки и отметил все упущения.

Наверное, можно было бы попробовать проделать то же самое, сидя в кабинете Ирэн. Но хотел ли я этим заниматься? Да, я унаследовал его навыки и способности, его память, но не стал им! Кроме того, ракета уничтожила не просто дом Альберта. Не стало Нелл, со всеми ее специализированными программами, помогавшими Моррису отыскивать людей и дитто в громадном городе.

Временами я жалею о том, что граждане Тихоокеанской экозоны такие свободолюбивые. В других странах люди мирятся с более высокой степенью регуляции и контроля. В Европе каждый голем снабжен настоящим транспондером, а не жалким ярлыком. Каждая покупка фиксируется, и спутники отслеживают дитто от момента активации до распада. Конечно, обмануть можно всех и каждого, но там детектив хотя бы знает с чего начать.

С другой стороны, я живу здесь, потому что хочу жить здесь. Тирания, возможно, всего лишь взяла отпуск. Она может вернуться, сначала в какой-то уголок мира. Потом в другой. Демократия не является абсолютной гарантией. Но в ТЭЗ само слово «власти» всегда вызывало подозрения. Сначала им придется убить всех до единого, а потом начинать с нуля.

Поворачивая цилиндр, я просматривал одно голофото за другим. Ирэн не раз встречалась со своими сообщниками для обсуждения, как она думала, стратегии промышленного шпионажа. Но у ее союзников были другие планы: манипулируя Ирэн и Альбертом, использовать ресурсы первой и навыки второго. Что касается фанатиков Гадарина и Лума, то они должны были стать первыми козлами отпущения.

Будучи знаком с этими двумя, я понимал, что любой первоклассный следователь сразу же заподозрит неладное. Они просто недостаточно компетентны, чтобы устроить диверсию против «Всемирных печей», и если у Гадарина мог быть какой-то мотив, чтобы уничтожить «ВП», то Лум стремился только к «освобождению рабов». Умный коп увидит, что они всего лишь подставные фигуры, первая линия прикрытия. После падения этой первой линии Бета перевел стрелку на Ирэн.

Она обо всем догадалась после вечерних новостей. В дверь могли постучать в любую минуту. Ирэн могла бы остаться и помочь следствию. Но Бета хорошо ее знал. Месть не имела для королевы никакого значения — время требовалось ей только для организации ухода, последней попытки получить бессмертие.

Итак, остался только я. Мне выпала роль чистильщика — прибрать за Ирэн, да и за Альбертом, раз уж на то пошло. И…

Похоже, жизнь так и пролетит в уборке сортиров.

Вообще-то Ирэн поработала неплохо — снимков Беты, если только это был он, хватало. Возможно, мой мозг зеленого Франки работал как-то не так, но меня больше интересовало лицо Беты, чем слежение за его перемещениями по городу.

Итак, вопрос номер один: являлся ли «вик Коллинс» тем самым Бетой, дитнэппером? Красная дитто Ирэн, похоже, была в этом уверена. Не исключено, что их связывали давние и взаимовыгодные отношения. А почему бы не предположить, что прагматичная Джинин Уэммейкер, устав бороться с похитителем копий, решила объединиться с ним? Ведь сфера их бизнеса почти одна и та же.

Подсоединившись к компьютеру, я попросил дать увеличение изображения.

— А вот это уже интересно.

Очевидно, посылая своих дитто на встречи с Ирэн, Бета каждый раз выбирал иной узор клетки. Но в последние три свидания узор не менялся. Что здесь важнее: прежние вариации? Или тот факт, что он перестал беспокоиться по поводу маскировки?

У меня не было возможности провести математический конфигурационный анализ пересекающихся полос для определения заключенного в них некоего кода. Носить зашифрованные ключи на собственной коже, как бы бросая врагам вызов — а ну-ка разгадай! — это в стиле Беты. Возможностями располагал вик Каолин. И в данный момент я работал вроде бы на него. Переправить полученные материалы магнату можно было прямо сейчас — стоит только подать голосовую команду.

— Увеличить, — сказал я, фокусируя взгляд на заинтересовавшем меня участке — левой щеке последнего снимка вика Коллинса.

Как мне не хватало Нелл. Особенно всех тех удивительных автоматических инструментов, хранившихся в ее ледяном ядре и всегда готовых помочь Альберту. И все же, прибегнув к их более дешевым заменителям, предоставленным Интернетом, мне удалось получить весьма неплохое изображение глиняной поверхности. Прекрасное качество, отличная текстура. Почти как настоящее. Бета мог позволить себе самое лучшее.

Черт, я и так это знал. Ничего особенного или нового. И что? Я не Альберт Моррис. И почему я решил, что смогу сыграть роль честного сыщика?

Прежде чём признать поражение, я решил таким же способом исследовать более ранние снимки Беты, сделанные Ирэн в лимузине. Меня словно подтолкнуло какое-то предчувствие.

— Что за…

Я удивленно уставился на экран.

Текстура совсем другая! Более грубая. И на этот раз на коже были заметны мелкие бугорки, вроде тех, которые бывают при «гусиной коже». Сколько же их? Да по меньшей мере тысяча на квадратный сантиметр.

Как те, что вплетают в дорогие ткани для мгновенного изменения цвета. Только эти были положены на обычную с виду псевдокожу серого дитто. Именно они, эти мельчайшие элементы, образовывали клетчатый узор, одни темнели, другие бледнели, создавая иллюзию пересекающихся полос.

Итак. Даже если бы я использовал старые записи систем наблюдения, чтобы проследить Коллинса, например, от бюро проката лимузинов, я бы все равно его потерял. В какой-то «мертвой» точке, тщательно выбранной заранее, Бета смешался бы с толпой и исчез. И я бы уже не нашел дитто с точно таким же клетчатым узором, потому что он сменил бы его в одно мгновение. Теперь я уже почти не сомневался, что под кожей имелись специальные протезы для изменения контуров лица. И не нужны ни краски, ни маски, которыми так любил пользоваться Альберт.

Ах, Альберт, бедный Альберт. Он так гордился своей способностью заметать следы. Но Коллинс — или Бета — оставил его далеко позади. Я мог бы посмеяться или расплакаться. Альберт Моррис, считавший себя современным Шерлоком Холмсом и Бету — Мориарти. Нет, мой риг играл в младшей лиге.

Впечатляет. Но почему Бета перестал использовать этот трюк, переключившись на более дорогих, но менее изощренных големов? И почему он решил привлечь к диверсии против «ВП» Серого Альберта вместо того, чтобы сделать все самому?

Я еще раз проверил все снимки. Да, последующие три были другими. Иным стало даже выражение лица — самодовольная ухмылка, казавшаяся вполне естественной, поразила меня своей фальшью на последних изображениях.

Вот если бы встречи проводились здесь, в «Радуге»! Ирэн могла бы сделать полное голорадарное сканирование, записала бы голосовые модели, речевые ритмы, жесты… все то, что становится привычкой и передается при копировании глиняным куклам.

Манеры почти столь же индивидуальны, как и постоянная Волна. Интересно, заметили ли разницу Ирэн или Уэммейкер? Или они даже не обратили внимание, что что-то изменилось?

Тот желтый дитто, растворявшийся в трубе рециклера возле Теллер-билдинг… не сказал ли он, что на Бету обрушилось какое-то несчастье?

Я взглянул на монитор, показывавший главный зал «Салона Радуги». Мини-голем Пэла веселился вовсю, распевая в такт гремящей музыке, влезая во все потайные уголки и собирая коллекцию металлических крышек со всех обнаруженных пузырьков и тюбиков. Пока что ничего страшного не случилось, но, продолжая в том же духе, он мог натворить глупостей, а то и взорвать это чертово заведение.

Постукивая очередным декоративным цилиндром по стойке бара, мой друг подхватил заводной гимн, почитаемый нигилистами, еще когда нас не было на свете.

— Жизнь — лимон, верните мои денежки!

С этим я, пожалуй, согласился бы. Последние двадцать четыре часа моя жизнь была кислой, как этот желтый фрукт. Но даже если бы мне удалось добиться возврата «денежек», на чей счет их отсылать?

— Пэл! — крикнул я. — Ты в порядке?

Грохот автоматически стих, когда он повернулся и усмехнулся мне.

— Все отлично, Гамби, старина! Нашел еще кое-что! — Пэл помахал цилиндром, похожим на тот, который обнаружил я. — Интуиция не подвела! Похоже, Ирэн прижала парочку чиновников местного совета.

— Что-нибудь пикантное?

— Нет. Так, на местном уровне. Надеюсь найти что-нибудь на президента или хотя бы главного протектора, а пока в основном снимки детей. Нет, не порно. Семейные карточки. — Пэллоид пожал плечами. — А что у тебя? Обнаружил что-то полезное?

Полезное? Я уже собирался ответить «нет», когда меня снова остановило странное ощущение какого-то диссонанса в Постоянной Волне. Быстро поморгав, я дал компьютеру сигнал вернуть два изображения Беты, одно раннее и одно из последних.

— Не уверен, подумаю…

Снимок слева показывал Бету-хамелеона, его псевдокожу покрывали миллионы микроскопических точек-пикселей, составлявших тот самый режущий глаза клетчатый узор, но способных мгновенно изменить этот мотив на совершенно другой. Лицо справа выглядело вроде бы так же, но при приближении становилось заметно, что клетки просто нарисованы на псевдокоже.

Минуточку.

На последнем снимке мое внимание привлекла потертость на левой щеке Коллинса. Ничего необычного. Глину легко поцарапать, а сама она не восстанавливается. Иногда к концу дня твоя физиономия исщерблена не меньше, чем луна кратерами. Но только в данном случае царапины блестели. Оттенок был тот же, металлический, но более яркий. Не сказать, что серебристый. Более напоминающий белое золото.

Или… платиновый.

— Да? — прокричал Пэллоид. — Что там?

Я не хотел ничего говорить. Кто знает, какие подслушивающие устройства имплантировал в меня вик Эней Каолин. Черт возьми, я до сих пор не имел ясного представления о том, какими мотивами руководствовался магнат, отправляя меня «на поиски истины».

Осторожно подбирая слова, я сказал:

— Не пора ли нам убираться отсюда, Пэл?

— Да? И куда?

Об этом я уже подумал. Нам требовалась особая помощь. Помощь, о существовании которой я ничего не знал до вчерашнего дня.

Глава 30 ОБЕЗЬЯНЬЯ СУЩНОСТЬ …или как реальный Альберт находит симпатию у обезьяноподобного…

К счастью, движение в районе полигона было очень большое: громадные грузовики и трехэтажные туристические автобусы, маршрутки и спортциклы.

Воздушное сообщение здесь ограничено, а посылать голема нерационально — он едва ли успеет вернуться в город.

Чиновники и репортеры предпочитают прибывать лично, и это объясняет наличие нескольких десятков отелей для реальных людей, увеселительных центров и казино. Здесь же, у главных ворот, высятся наблюдательные башни, с которых видно поле боя. По ночам музыканты пытаются выстроить мелодии для аккомпанемента взрывам и вспышкам, которые невозможно ограничить пределами полигона.

В общем, как я уже сказал, типично военная база. Приезжайте с семьей!

Последние километры нам удалось подъехать на громадном и едва не разваливающемся мобильном доме с двенадцатью колесами и хрипящим каталитическим двигателем. Водитель, крупный парень с густыми темными локонами, при виде нас приветливо хмыкнул.

— До отелей не поеду. Сворачиваю к Лагерю кандидатов.

— Нам тоже туда, сэр, — объяснил я с легким поклоном.

Как-никак он был реальный, а я притворялся дитто. Шофер осмотрел нас с ног до головы.

— На солдат-аспирантов вы не похожи. Стратеги? Я кивнул.

— Значит, будущие генералы. — Парень фыркнул. — И заблудились в пустыне!

У меня между тем появилась еще одна проблема: в левом глазу замигал свет. Впервые за почти два дня мой имплантат принимал сигнал вызова и просил разрешения ответить. Стоит трижды постучать зубом, и получу доступ ко всей информационной сети мира. Смогу узнать, как идет расследование атаки на мой дом, почему меня связали с попыткой диверсии на «Всемирные печи». Я смогу даже поговорить с Кларой!

Но вспышка сигнализировала также и об опасности. Оставаясь в пассивном режиме, имплантат не мог меня выдать. Но если я отвечу, все на свете узнают, что я жив, и без труда вычислят мое местонахождение.

Мы с Риту устроились на заднем сиденье, а водитель переключился на военную тему. Матч, проходивший сейчас на полигоне, складывался на редкость драматично, сюжет изобиловал обескураживающими поворотами, и за происходящим наблюдали миллиарды жителей планеты.

Вскоре мы свернули с шоссе и покатили к тому хаотичному поселению, которое я заметил раньше.

Лагерь кандидатов — это как раз то, чего и следует ожидать в век, когда война превратилась в спорт и миллионы людей хотят как-то выделиться из толпы. За облаками поднятой колесами пыли вскоре ощущаешь едкий запах нагревающейся глины, исходящий из десятков портативных печей. Отовсюду доносятся громкие голоса глашатаев, спорящих о том, чьи модификации лучше. Каждый раз перед открывающейся печью собираются толпы зевак, желающих поглазеть на новоявленного монстра, экипированного таким образом, что в городе вас арестовали бы или по крайней мере оштрафовали.

Горгульи, великаны, левиафаны… утыканные шипами, вооруженные жуткими клыками и когтями… с безумными глазами, ядовитой слюной, стекающей из полураскрытых пастей. Но все они наделены человеческим эго, обуреваемы желанием прославиться и попасть в выпуски новостей. Пока эти чудища делают первые шаги, их хозяева — скучающие домохозяйки или непоседливые бездельники — тоже кривляются и позируют в надежде привлечь внимание профессионалов и проникнуть за ограждение.

Наш водитель сворачивает к стоянке в конце лагеря.

— Я и не собирался приезжать, особенно к стоянке после того, как ТЭЗовцы так облажались в понедельник. Как ни глянь, выходило, что долго им не продержаться. Прощай, айсберг, и да здравствует рационирование воды! Я даже хотел поставить на индонезийцев. Какие у них проворные эти мини-дитто-убийцы! В первый день их было не остановить. Но потом наши перешли в контратаку на высоте Моэста! Вы видели когда-нибудь что-то подобное?

— Bay, — сказал я, едва удерживаясь, чтобы не спрыгнуть на ходу.

— Да, вау. В общем, я прикинул что к чему и понял, как тут можно сыграть против инди. Если повезет, то завтра к вечеру у меня будет одна проблема — куда тратить денежки.

— Желаю удачи, — промямлил я, крутя ручку дверцы.

Похоже, моя пассивность его разочаровала.

— Решил, что вы, ребята, разведчики, но, наверное, ошибся, да?

— Разведчики? — удивилась Риту. — А что делать разведчикам за пределами полигона?

— Ну вот, вам выходить.

Водитель дернул ручку, и дверца открылась. Нас обдало волной горячего воздуха.

— Спасибо.

Я спрыгнул на землю и быстро зашагал на юг мимо устроившихся перед огромным голоэкраном зрителей. Несколько семей, укрывшись от палящего солнца полосатыми зонтиками и неспешно поглощая захваченные с собой припасы, наблюдали за ходом боевых действий. Будь я настоящим фаном, обязательно остановился бы узнать, какой счет и какие предполагаются ставки. Но меня интересовало другое — когда все это закончится, независимо от результата. Трансляции с ТВД я смотрю только тогда, когда в сражении участвует Клара.

По-моему, ей это нравится.

Вдоль дороги тянулась вереница трейлеров, превращенных во временные торговые точки. Здесь можно купить все: от плетеных ковриков-лумния и чудесных чистящих средств до ароматных кексов. За обычным в таких случаях Святилищем Элвиса стояли чудовищные грузовики, вокруг которых крутились потные афисионадос, готовившиеся к ралли. Как всегда, по лагерю разгуливали всякие чудики — клиппи, стикки, нуди, — но все они были лишь пеной, мусором, без чего не обходится ни один фестиваль.

Мне нужно было главное.

Едва поспевавшая за мной Риту схватила меня за руку.

— Разведчики? Какие разведчики?

— Разведчики талантов, мисс Махарал. В этом главная причина.

Я махнул рукой для того, чтобы продемонстрировать своих домашних боевых дитто. Для них устраиваются показательные схватки в самодельном Колизее. Если разведчик заметит что-то любопытное, то пригласит конструктора за ограждение. Возможно, они даже заключат сделку.

— Хм. И часто такое случается?

— Официально — никогда. Если помните, любительское дитнасилие считается нежелательным общественным пороком. За это вас оштрафуют и публично осудят, как и наркомана. Наверное, еще не забыли, как об этом постоянно твердили в школе.

— Похоже, с тех пор ничего не изменилось, — пробормотала она.

— Разумеется. Мы живем в свободной стране. Люди делают, что хотят. Однако нельзя, чтобы военные официально поощряли нарушение закона.

— А неофициально?

Мы проходили мимо пассажа, отведенного для всевозможных развлечений. Рассчитанные на реальных людей игры и аттракционы, в основном механические и ретро, могут попугать, но не более того. Здесь же можно поглазеть на уродцев, выращенных в домашних условиях. Из-за ширмы доносились хрюканье, сопение и брань. Веселенькое место, вполне вписывающееся в общую живую и красочную атмосферу. Даже вонь здесь была какая-то домашняя.

— Неофициально? Конечно, военные присматриваются. В наше время на долю любителей приходится половина появляющихся на рынке новинок. Открытый источник и свежая глина — все, что нужно людям. Армия поступила бы глупо, игнорируя такой потенциал.

— Я все думала, как вы собираетесь попасть отсюда на базу. — Она кивнула в сторону ограждения. — Теперь поняла, вам нужен разведчик, да?

Мы находились вблизи ограждения и уже ощущали исходящие от него волны. Смертельно опасные, они за несколько секунд способны исказить Постоянную Волну и вызвать смерть. Оно — центр всего этого анархического карнавала. Оно — причина его существования.

И тут я увидел то, что искал, за большой грязной палаткой, из которой слышались влажные, хлюпающие звуки. Длинная Очередь терпеливо ожидающих архи. Но меня не интересовало происходящее внутри — будь то насилие или эротика, — и Риту пришлось смириться, чтобы не отстать. Мы миновали павильон, так и не узнав, что означали громкое сопение и чавканье.

По другую сторону шатра высилась веретенообразная конструкция из горизонтально расположенных планок и кабелей, поддерживаемых одним-единственным шпилем. Несколько сотен зрителей заполняли напоминающие паутину трибуны, и все сооружение опасно покачивалось, когда публика вскаки вала и опускалась на места со вздохом разочарования. Судя по широким задницам, обтянутым дорогими тканями, все это были реальные люди с загорелыми под солнцем пустыни руками и шеями.

Помимо ахов и охов, мы услышали и другие звуки — вой, рык, стоны, — доносившиеся с самой арены. Дерзкие оскорбления, вылетающие из ртов, рассчитанных не на человеческую речь, а на более простые действия: укусить, располосовать, оторвать.

Кое-кто считает, что мы движемся к упадку. Драки на улицах Диттотауна. Эротические оргии и псевдовойны указывают на то, что наше общество становится похожим на императорский Рим с его кровавыми гладиаторскими забавами. Мы аморальны, неуравновешенны и обречены.

Но в отличие от Рима никто не навязывает нам это сверху. Слабое правительство умоляет проявить умеренность. Нет, все идет снизу, как всплеск человеческого энтузиазма, освобожденного от прежних ограничений.

Итак, что это? Движение к декадансу? Или прохождение некоей обязательной фазы?

Можно ли считать варварством добровольное участие «жертв» в схватках, которые никому не причиняют настоящего вреда?

Честно говоря, у меня нет ответа. А у кого он есть?

Главный вход на арену с ограничительным знаком «Только для архи» охраняла обезьяна, усаженная на высокий стул и вооруженная бутылкой спрея с растворителем, безвредным для настоящей человеческой плоти. Если бы не маскарад, мы с Риту могли бы без труда пробиться поближе к арене. Но потребность в маскировке еще не миновала. Поэтому мы подошли к толпе неграждан, которые, сбившись в кучу, пытались рассмотреть что-то из-за ног сидящих вверху архи.

Многие из присутствующих здесь дитто были боевыми моделями с тяжелыми копытами, когтями и надежной защитой. Их очередь появиться на гладиаторском ристалище еще не подошла.

Воняло. Ожидающие своей очереди бойцы то и дело сплевывали, сопели, пускали газы, а заодно обменивались грубоватыми шуточками. Подталкивали друг друга и заключали пари под восторженный рев собравшихся. Но не все. Один парень читал, водрузив огромные очки на свой тираннозаврий нос. Когда труба возвестила его выход на арену, этот эрзац-динозавр бросил ридер на землю, а вот очки аккуратно просунул между двумя планками, и какой-то архи без возражений положил их в карман.

Есть люди, дорожащие своим временем. Независимо от того, какое тело они носят.

Клара рассказывала мне об этом месте, хотя я ни разу не бывал здесь в прежние посещения, когда приезжал посмотреть на ее взвод. Клара скептически относилась к «инновациям», создаваемым жаждущими признания любителями.

— Большинство слишком вычурные, сделаны по образцу сказочных чудовищ или порождений собственных фантазий, — говорила она. — Они, может быть, хороши для ужастиков, но не для войны. Устрашающий оскал не поможет, если у противника лучевое оружие между рогами.

Такая она, моя девушка. Всегда у нее наготове какая-нибудь мудрость. Меня уже охватило предвкушение встречи. И я не просто скучал по ней, но и знал, что Клара поможет разобраться с навалившимися проблемами. Кроме того, хотелось увидеть ее до того, как она получит известие о моей гибели. Может быть, ей некогда смотреть новости. Только бы Клара не беспокоилась, не впала в депрессию — ведь у нее работа.

— Ну и ну. — Риту покачала головой, наблюдая за кровавой бойней на арене. — Никогда не думала, что все может быть так…

Она замолчала, не найдя подходящих слов.

Меня побоище не интересовало, и я искал другое. У него не должно быть клыков. Он не может быть архи. У профессионалов много других дел, им не до любительских спектаклей.

— Не может быть… как? — рассеянно спросил я. По другую сторону зрительского круга я увидел несколько крупных парней, в обязанности которых входило оттаскивать тела проигравшихся, пока они не превратились в лужу слизи. Но нет, слишком много псевдоплоти. Надо искать что-то более экономичное.

— Так возбуждающе! Я всегда свысока относилась к таким вещам. Но знаешь, если бы я импринтировала одного из этих боевых дитто, то, наверное, было бы интересно…

— Хм, отлично. Главное, чтобы зверь в тебе не перекусил тебя надвое, — заметил я.

Риту побледнела. Тот, кого я искал, должен бросаться в глаза всем столпившимся здесь. А если никого нет? Если никого не прислали? Может быть, профи пользуются какими-то скрытыми камерами?

И тут я его засек. Точно. Невысокий, у края арены, рядом с упавшим бойцом. Вот он проверил его ярлык. Похож на шимпанзе или гиббона. Таких много в городе, они примелькались, стали частью пейзажа.

Конечно, налоговик.

— Идем.

Мне пришлось подтолкнуть Риту, которой хотелось остаться и досмотреть зрелище до конца. Наверное, я бы даже смог ее оставить — таково было мое нетерпение. К счастью, в этот момент один боец нанес другому решающий удар, и крупное тело шмякнулось всем весом на пол под рев вскочивших на ноги зрителей.

— Идем! — крикнул я. Она уступила.

Обезьяна заворчала и сплюнула, когда я окликнул ее сзади. Потом шимп опустился на деревянную ступеньку в ожидании следующего поединка.

— Убирайся.

Голос у него был более чистым, чем у настоящего шимпанзе.

Разумеется, я был не первым, кто раскусил его маскировку. Должно быть, парню уже надоели приставания любителей, подходивших не с пустыми руками.

— Мне надо поговорить с номером 422-м.

— Ну да. Тебе и всем остальным, после штурма Моэста всем хочется получить автограф. Придется подождать, пока война закончится, приятель…

— Я не фан. Дело личное и срочное. Поверь. Она будет благодарна.

Шимп снова сплюнул.

— А почему я должен тебе верить?

Во мне уже закипала злость. Но я сдержался.

— Потому что если сержант Клара Гонсалес узнает о том, что ты не дал мне связаться с ней, она задаст тебе такого трепака, что твой архи не скоро избавится от этого воспоминания.

Обезьяна мигнула.

— Похоже, ты знаешь Клару. Кто ты?

Опасный момент. Но был ли у меня выбор?

Я сказал… и темные глаза уставились на меня.

— Значит, ты призрак того детектива, бедняги Альберта. Пришел попрощаться? Да, парень, то, что с тобой случилось… сгореть в собственном доме! Не могу даже представить, каково почувствовать такое на собственной шкуре.

— Да уж. Я вроде как надеялся, что увижу Клару до того, как она узнает.

Шимпанзе цыкнул и покачал головой:

— Жаль, приятель, но время ты потратил зря. Клара как услышала, так сразу и уехала.

Теперь уже настала моя очередь удивляться.

— Клара… в самоволке? А война?

— Дело не только в этом. Она захватила правительственный вертолет и на нем полетела в город. Наш командир, скажу тебе, просто вне себя!

— Даже не верится.

У меня вдруг подкосились ноги, а в висках застучало.

— Да, ирония судьбы. Она все бросила здесь и помчалась туда, а ты явился сюда утешать ее.

Разведчик-наблюдатель соскочил со ступеньки и встал передо мной.

— Гордон Чен, капрал 117-й роты поддержки. По-моему, мы встречались, когда вы приезжали сюда в прошлом году.

Я вспомнил — довольно высокий, с восточным лицом, отличной осанкой и мягкой улыбкой.

— Да, — растерянно сказал я. — На вечеринке после полуфинала с узбеками. Мы говорили о садоводстве.

— Ага. Так это и впрямь вы. — Его губы могли напугать тигра. — Гаутама! И каково это быть призраком? Чудно. — Он покачал головой. — Забудьте. Что я могу для вас сделать, Альберт? Только попросите.

Кое-что он сделать способен. Но с просьбой можно и подождать. Несколько секунд. Или минут. Я еще не опомнился. Огорчение от разминки с Кларой было слишком велико. Да и ее импульсивность стала для меня сюрпризом. Но главное заключалось и другом.

Я всегда знал, что она неравнодушна ко мне. Мы хорошие друзья. У нас все нормально в постели. Нам весело вдвоем. Но чтобы поступить вот так! Бросить все и помчаться к руинам моего дома в надежде, что во время взрыва меня там не было… Да она же любит меня!

За последние два дня я успел попасть в список подозреваемых в совершении диверсии и стать мишенью для убийц. Меня подставили, зачислили в мертвецы, я перешел пустыню и испытал величайшее разочарование. И несмотря на все это, я вдруг обнаружил, что чувствую себя… хм, счастливым.

Если только я выживу. Если не попаду в тюрьму, то обязательно поговорю с ней. Надо принять какое-то решение…

От мыслей о Кларе меня отвлек шум толпы и громкое шипение, за которым последовал тяжелый шлепок. Толпа восторженных архи в едином порыве вскочила с мест. Шаткая конструкция заходила ходуном, а над ареной взлетел какой-то утыканный шипами круглый предмет, ронявший капли крови…

— Черт! — воскликнул капрал Чен, с проворством обезьяны отскакивая в сторону.

Риту и я последовали его примеру, и вовремя! Жуткая сияющая голова с хищными клыками ударилась о землю в паре метров от нас и подкатилась к моим ногам.

Распад уже начался и шел быстро: из ушей потянулся дым, и хлынула слизь, застывая на песке. Если хозяин голема хотел сохранить память своего бойца, ему надо было спешить. Возможно, какому-то бездельнику нравились все эти клыки, шипы и рога, но я не собирался прикасаться к жуткой мерзости!

И все же даже после всех испытаний голова цеплялась за ускользающее сознание. В мигающих крокодильих глазах мелькнуло скорее разочарование, чем ужас. Челюсть шевельнулась, пытаясь что-то сказать. Я невольно наклонился.

— Bay, — прошептала голова. — Какой… бой!

Шимпанзе фыркнул и почтительно качнул головой.

Сделав шаг назад, я повернулся к боевому товарищу Клары.

— Так вы готовы помочь нам?

— Конечно, а почему нет? — Шимп-дитто пожал плечами. — Приятель Клары и мой приятель.

Глава 31 СУМАСШЕДШИЙ ГОЛЕМ …или как малыш Красный готов отметиться…

Я тупо уставился на серого призрака Махарала, постепенно усваивая услышанное.

— Атаки?.. Что?..

— Да. От вашего дома и вашего архи не осталось почти ничего — дымящийся кратер. Так что вам можно лишь надеяться на то, на что надеюсь я. На удачное завершение моего эксперимента.

Моя реакция была вполне естественной — страх и отчаяние. Дешевое красное тело, доставшееся мне в этот раз, могло испытывать весь спектр эмоций. И все же я столько раз смотрел в лицо смерти и при этом всегда уходил от решающего поражения. Так почему сейчас должно было быть иначе? Может, Махарал блефует. Проверяет мои реакции?

Я попытался сохранить безучастное выражение. Проверим-ка его.

— Продолжение, профессор. Все дело в этом. Даже при том, что новая технология поможет подзарядить клетки энергией, глиняное тело не продержится долго. Вам придется бесконечно долго делать мои копии, чтобы не потерять присущую мне способность. Без органического мозга это ваш единственный вариант. Он кивнул:

— Дальше.

— Но вы кое-что упустили. Как бы я ни старался, дублировать дар не так-то легко.

— Вы правы, Моррис. Полагаю, здесь есть какая-то связь с вашим легкомысленным отношением к пропавшим за последние годы дитто. Даже сейчас вы демонстрируете это отношение. Ваше реальное тело уничтожено, а вы расслаблены. Другой бы на вашем месте сходил с ума.

Расслаблен? Знал бы он! Да я готов был… Но есть вещи поважнее. Да и что толку махать руками и орать. Все мои двойники-пленники к этому моменту уже наверняка обнаруживали синдром Смерша-Фокслейтнера. Что бы они предприняли? Изобразили апатию, равнодушие?

Веди себя так, словно тебе все равно. Пусть Махарал раскроет карты.

Я был потрясен и воспользоваться преимуществом новой тактики не мог. Лучше приберечь ее на потом.

— Видите ли, — продолжал Махарал, ухватившись за излюбленную тему, — мы, люди, никак не можем освободиться от животных реакций, от отчаянной потребности продолжать органическое существование. Врожденный инстинкт выживания сыграл большую роль в эволюции, но он также может быть грузом, якорем, стопорящим нашу Постоянную Волну. В этом одна из причин того, почему лишь у немногих получаются первоклассные двойники, без провалов в памяти и прочего. Большинство тормозят, не выпускают свою полную суть в глину.

— Хм. Ловкая метафора, — ответил я. — Но есть миллионы исключений. Очень многие относятся к своим дитто куда невнимательнее, чем я. Бойцы-гладиаторы. Любители запретных ощущений. Полицейские. Я сам видел, как один Синий прыгнул на рельсы перед поездом, чтобы спасти кошку. Есть еще нигилисты…

Последнее заставило Йосила Махарала моргнуть, словно от боли.

Что-то личное. Собрав воедино разрозненные намеки, я получил ключ.

— Ваша дочь, — рискнул я, делая выстрел наугад. Он кивнул. Скорее даже дернулся.

— Риту можно назвать нигилисткой… в некотором смысле. Ее дитто… непредсказуемы. Нелояльны. Им на все наплевать. С другой стороны… не думаю, что ей не наплевать.

Он чувствовал себя виноватым — это было очевидно. Вот и направление действий. Новая возможность, ведь мои собратья не были знакомы с ней. Но как использовать эту линию? Если бы заставить Йосила видеть во мне личность…

Но Махарал только покачал головой. Выражение лица стало жестче.

— Давайте просто скажем, Моррис, что простого объяснения вашим способностям нет. Я полагаю, что все дело тут в наличии некоей редкой комбинации, возможно, не поддающейся репликации в другой личности. Местечковая точка зрения — ограниченная, но привычная — уже давно признана неразрывной цепью. Якорем, не дающим душе попасть в западню.

— Не понимаю…

— Конечно, не понимаете. Если бы понимали, ваш разум содрогнулся бы от величественной красоты и ужаса увиденного.

— Я

— О, в этом нет вашей вины. — Вскипев, его эмоции так же быстро остыли. — Каждый из нас убежден в том, что его точка зрения более важна, чем мнение других… даже ценнее, чем та объективная матрица, которая и лежит в основе так называемой реальности. В конце концов, субъективный взгляд — это великий театр. Каждый из нас становится героем разворачивающейся драмы. Вот почему идеологии и фанатизм существуют вопреки всякой логике.

— О, субъективное упрямство имело преимущества, Моррис, когда мы превращались в эгоистов природы. Оно привело к тому, что человечество стало хозяином планеты и… несколько раз едва не уничтожило себя.

Я вдруг вспомнил встречу с серым призраком Махарала в «ВП» незадолго до того, как его оригинал был обнаружен в разбившейся машине. В то утро дитЙосил говорил о своем архи как-то странно, описывая реального Йосила как едва ли не параноика, живущего в мире собственных фантазий. Потом он вспоминал об ужасах «сошедшей с ума технологии», о страхе Ферми и Оппенгеймера, увидевших ядерный гриб…

Тогда я не обратил внимания на это. Интригующе, но и мелодраматично. Теперь — другое дело. Может ли быть так, что отец и дочь по-разному воспринимали базовую тенденцию? А неспособность делать надежные копии?

Ирония в том, что один из основателей современной диттотехнологии не может произвести големов, на которых мог бы положиться!

Я начал прикидывать, когда же именно Махарал совершил свой великий концептуальный прорыв. На прошлой неделе? В понедельник? В последние часы перед смертью, когда почувствовал себя в безопасности? Подозрение крепло, а мне становилось все хуже и хуже.

Тем временем серый голем продолжал говорить.

— Нет, ценность эгоистического самомнения нельзя отрицать. Оно сыграло большую роль в те времена, когда люди соревновались друг с другом и с природой за выживание. Сейчас оно в значительной степени содействует социальному отчуждению. На более фундаментальном уровне оно ограничивает сферу действия волновых функций, которые мы хотим принять или…

Я моргнул.

Махарал остановился.

— Вижу, это не для вас.

— Полагаю, вы правы, док. — Я задумался. — И все-таки… некоторое время назад я прочитал одну популярную статью… Вы ведь говорите об «эффекте наблюдателя», верно?

— Да! — Он шагнул вперед, на мгновение энтузиазм взял верх над потребностью выразить презрение. — Много лет назад мы с Бевисовым спорили о том, является ли только что обнаруженная Постоянная Волна проявлением квантовой механики или это совершенно отдельный феномен, случайно использующий динамику, похожую на трансформационную. Как и большинство ученых своего поколения, Бевисов негативно воспринимал употребление слова «душа» в отношении того, что можно измерить или что ощутимо проявляется в физическом мире. Он предпочитал вариант квантовой интерпретации, согласно которому каждое явление во Вселенной вырастает из громадного моря взаимодействующих вероятностных амплитуд, нематериализовавшихся потенциалов, дающих реальный эффект только в присутствии наблюдателя.

— Другими словами, это и есть «субъективная точка зрения», о которой вы говорите.

— Вы снова правы. Кто-то должен осознанно заметить эффект эксперимента или события, чтобы волновые функции ослабли. И оно стало реальным.

— Хм. — Понять все это было нелегко, но я старался не отставать. — Что-то вроде кошки в ящике. Она и жива, и мертва в одно и то же время, пока мы не откроем крышку.

— Хорошо, Альберт! Да. Как и в случае с кошкой Шредингера, каждое состояние во Вселенной остается неопределенным, пока не материализуется через наблюдение мыслящего существа. Даже если это существо находится за много световых лет от явления, взглянув на небо, случайно замечает рождение новой звезды. В этом смысле наблюдатель, можно сказать, помог создать звезду. Естественно, в сотрудничестве со всеми другими наблюдателями. Субъективное и объективное завязаны в сложный клубок отношений. Очень сложный.

— Понятно. То есть я так думаю. И все же… какое это имеет отношение к Постоянной Волне?

Махарал так разошелся, что даже не стал досадовать на мою тупость.

— Давным-давно один известный физик, Роджер Пенроуз, выдвинул предположение, что сознание вырастает из определенного квантового феномена, проявляющегося на уровне крошечных организмов, обитающих внутри клеток человеческого мозга. Некоторые полагают, что именно в этом заключается причина того, что ученым так и не удалось воплотить в жизнь старую мечту о создании искусственного интеллекта в компьютере. Детерминистская логика самой сложной цифровой системы остается фундаментально ограниченной, не способной моделировать, не говоря уже реплицировать, глубоко вмонтированные контуры обратной связи и стохастические тональности гиперсложной системы, называемой нами «полем души».

Я начал быстро отставать. Но мне нужно было, чтобы Махарал говорил. Во-первых, потому что он мог бы проболтаться о чем-то полезном, во-вторых, чтобы оттянуть то, что он задумал. Я не знал планов доктора, но не сомневался, что будет больно.

Очень больно. Настолько, что я мог бы выйти из себя.

Мне не нравится, когда это происходит.

— …каждый раз, когда Постоянная Волна копируется, сохраняется еще и глубокий уровень связи между копией и оригиналом. В обычных условиях эта связь незаметна. Пока голем исполняет поручения рига, никакого обмена информацией не происходит. Но тем не менее единство сохраняется, передаваясь дубликату вместе с Постоянной Волной.

— Вы это имели в виду, когда говорили о якоре? — спросил я, узрев наконец связь.

— Да. Те организмы, о которых говорил Пенроуз, действительно существуют в клетках мозга. Только связаны они не с квантовыми структурами, а с совершенно отдельным спектром душевных модуляций. При копировании мы усиливаем миллиарды этих структур, впрессовывая комбинированную волновую форму в находящуюся рядом матрицу. Но даже когда новая матрица — свежий голем — встает и уходит, ее статус наблюдателя остается связанным с оригиналом.

— Даже если голем не вернется для разгрузки?

— Разгрузка — это возвращение памяти, Моррис. Я же говорю о том, что глубже памяти. Я говорю об ощущениях, в которых каждая личность является суверенным наблюдателем, изменяющим вселенную… создающим вселенную одним лишь актом наблюдения.

Я снова не поспел за его рассуждениями.

— Вы хотите сказать, что каждый из нас…

— …некоторые явно в большей степени, чем другие, — бросил Махарал, и я понял, что он опять злится. Им владела ненависть, рожденная завистью, и я лишь теперь начал это понимать. — На некоем глубоком уровне ваша личность, похоже, более готова воспринимать экспериментальную природу мира, наделять ваши суб «я» собственным, независимым статусом наблюдателя…

— …а следовательно, и полными Постоянными Волнами, — закончил я за него, стараясь внести свою лепту в разговор.

— Верно. По сути, это не имеет отношения к эгоизму, нигилизму или интеллекту. Возможно, вы просто в большей степени готовы доверять себе, чем остальные люди.

Он пожал плечами:

— Но все равно ваши таланты ограничены. Сдержаны. Их единственное явное проявление — способность делать хорошие копии. Когда нужно идти дальше, на новую территорию, вас, как и всех нас, держит якорь.

Менее недели назад я наткнулся на то, что должно было стать ответом. Простой, хотя и грубый подход к достижению цели. По иронии судьбы это то же трансформирующее явление, которое наши предки связывали с высвобождением души.

Он сделал паузу.

И я угадал. Не так уж это было трудно.

— Вы говорите о смерти.

Махарал улыбнулся — широко, с удовольствием, покровительственно и презрительно.

— Очень хорошо, Альберт. Действительно, древние были правы в своей дуалистической вере в то, что после смерти душа может оторваться от естественного тела. Только все здесь не так просто, как они представляли…

Пока он продолжал разглагольствовать и умничать, мой курс поведения представлялся вполне ясным. Сдерживаться, сохранять самоконтроль, подталкивать его к продолжению разговора. Задавать вопросы. Уяснять что-то для себя. Но… Я ничего не мог с собой поделать. Гнев вскипел, овладев моим тельцем с удивительной силой.

— Это ты выпустил ту ракету! Это ты, сукин сын, убил меня ради доказательства своих проклятых теорий. Ты, больной садист! Чудовище! Когда я выберусь отсюда…

Йосил рассмеялся:

— Ну вот. Все по расписанию. Та же брань. Вы очень предсказуемы, Моррис. С вами скучно. Но именно вашей предсказуемости я планирую найти хорошее применение.

И с этим Махарал вернулся к прерванным делам, отдавая команды вотроллеру и переключая режимы. А я лежал на своем ложе, испытывая животное удовлетворение от ненависти и понимая, что именно этой реакции он и хотел добиться.

И, конечно, меня разбирало любопытство — куда же он теперь меня отправит.

Глава 32 ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ …или как Франки переступает через радугу и обнаруживает…

Мы выбрались из машины, предоставленной Энеем Каолином, решив, что она «на прослушке».

Что еще мог сделать магнат? Раздумывая об этом, я остановил рикшу, пробегавшего мимо «Салона Радуги». Усевшись в коляску, я приказал возчику прокатить нас по Четвертой улице.

— И побыстрее! — бросил мой пушистый спутник, горевший желанием как можно скорее убраться куда подальше.

Я заметил у него маленькую сумку, в которую Пэллоид сложил сокровища, обнаруженные за баром, в тайнике королевы Ирэн. Наверное, он уже строил планы, как повыгоднее продать обнаруженные материалы «законным владельцам» за «достойное вознаграждение» и избежать при этом обвинения в шантаже.

Наш извозчик пожал плечами и опустил со лба глянцевый визор. На голове у него обнаружились щегольские дьявольские рожки — вероятно, имплантированный компас-локатор, достаточно дешевый, чтобы снабдить им даже однодневок-дитто.

— Держитесь! — крикнул он и, ухватившись обеими руками за ручки, выкатил коляску на дорогу.

Я обратил внимание на его крепкие, как у горного козла, ноги. Разогнавшись до 30 километров в час, рикша включил электрический моторчик и оторвал сверкающие керамические копыта от земли.

— Вам нужен определенный адрес? — спросил козлоногий, обернувшись через плечо. — А может, вы у нас с визитом? Катаетесь, чтобы набраться впечатлений? Если хотите, я устрою вам экскурсию по нашему чудесному городу.

Я не сразу вспомнил, что в лаборатории Каолина меня покрасили в тот оттенок серого, который получил название «посольский». Очевидно, Рикша принял меня за приезжего, путешествующего с дитто — домашним любимцем.

— В этом городе мне знакомы все исторические места и кое-что еще. Есть рынок, где можно купить вещи, которых не найти на востоке. Есть улочки, куда не суется полиция и где нет камер. Небольшой налог и отказ от претензий — все, что надо. А уж там настоящий рай анархизма!

— Вези по Четвертой, — ответил я. — Когда надо, я скажу.

Я, конечно, знал, куда мы направляемся, но предпочитал не говорить вслух. Не исключено, что мы под двойным наблюдением, как наружным, так и внутренним.

Извозчик хмыкнул и поправил визор, ловко управляя румпелем одной рукой. Я же достал флип-фон, полученный от Каолина.

— Куда звонишь? — поинтересовался Пэллоид.

— А как ты думаешь? Нашему клиенту, конечно. На автонаборе был только один номер.

— Но я… а зачем тогда мы вылезли из машины, если…

Темные глазки блеснули. Пэллоид зашевелил мозгами.

— А, да. Не забудь передать Энею привет.

Будучи дешевой «зеленкой», я не мог выразительно закатить глаза, поэтому оставил реплику приятеля без ответа. Сигнал прошел, оставалось только ждать, кто ответит. Один из сияющих големов или… вдруг сам отшельник — триллионер, укрывшийся за толстым, надежно защищающим от бактерий стеклом в башне своего отполированного особняка. А может, я услышу голос компьютерного аватара, вполне способного отправить сообщение или принять несложное решение.

Я ждал. Глиняным приходится ждать. И хотя наша жизнь коротка, нетерпение — привилегия тех, кто проживает настоящую жизнь.

Между тем мимо нас пролетел Диттотаун с его экстравагантным сплавом грязи и блеска. На некоторых старых зданиях, уже не инспектируемых и не обслуживаемых, имелись предупредительные надписи. И все равно вокруг нас шумела толпа, казалось, не замечавшая ни мусора, ни шатких строений и состоявшая из существ, созданных для одного дня тяжелой работы, но при этом выглядевших куда причудливее и веселее, чем их тусклые и скучные создатели. Рабочие муравьи, благодаря которым цивилизация стоит на ногах, выходили из фабрик и мастерских и либо спешили на конфиденциальные встречи, либо устремлялись выполнять срочные поручения.

Движение впереди застопорилось, и нам пришлось объезжать котлован, отмеченным голознаком:

Тут же висел анимационный дисплей, демонстрировавший ход работ, в результате которых сеть вакуумных труб должна была охватить весь город. Доставка почты будет осуществляться автоматически, как по Интернету, и за весьма умеренную плату. Разумеется, у проекта были и оппоненты, прежде всего водители маршруток и бронтогрузовиков, жаловавшихся на то, что трубопроводы проходят по самым прибыльным их маршрутам. Время от времени вспышки саботажа задерживали рабочих, напоминая горожанам о давних временах луддитов, когда профсоюзы организовывали настоящие уличные бои, протестуя против диттотехнологий. Дело дошло до того, что обрушившийся от взрыва дом раздавил более четырехсот големов и разметал осколки стекла на десятки метров, в результате чего реальный гражданин, проходивший в трех кварталах от места происшествия, получил порезы, потребовавшие наложения дюжины швов. Вот был скандал!

Однако несмотря на общественное недовольство, «Всемирные печи» и другие диттопроизводители пролоббировали принятие решения во всех городах. Нельзя же упускать такую прекрасную возможность обеспечивать миллионы клиентов свежими заготовками ежедневно, быстро и дешево. Чем меньше времени уходит на доставку и хранение в холодильниках, тем довольнее покупатель. Тем больше заготовок он закажет в будущем.

Под жизнерадостным голознаком сновали рабочие, перетаскивая на спинах корзины с мусором, укладывая керамические трубы, способные выдержать высокое давление. На таких производствах используются модели «эпсилон» — самые простые, не сознающие своей личности дитто. У них нет ни душевных переживаний, ни «рефлекса лосося», ими движет лишь стремление к труду: работать, работать и работать, пока внутренние часы не остановятся и трудяг не потянет к рециклеру.

Прищурившись, я смотрел на разворачивающуюся перед нами картину и вспоминал сцену из научно-фантастического опуса Фрица Ланга «Метрополия» — рабы, гнущие спины на неких невидимых хозяев, рабы, испускающие дух с наступлением ночи, рабы, подчиненные неведомому закону, никем не оплаканные и никому не нужные.

Какие контрасты! Слева — грязь, тяжкий рабский труд и никем не замеченная смерть. Справа — свободные граждане, жертвующие крохотными долями себя для выполнения необходимой и скучной работы, чтобы посвящать органическую жизнь играм или науке.

Какой из этих миров настоящий?

Или оба одновременно?

А какое мне дело?

Меня удивили мои собственные мысли.

Неужели такое происходит с мозгом каждого дитто, пережившего отведенный ему срок? Или это процесс обновления настраивает его на такой мечтательно-философский лад? А может, эти размышления — результат увиденного у Ирэн?

Или все дело в том, что я Франки?

Ну же, Каолин. Отвечай на звонок!

Вообще-то эта задержка зародила во мне надежду. Может, Энею просто нет дела до меня и Пэллоида. Он слишком занят, чтобы контролировать наше расследование.

Но в наше время «занят» означает совсем не то, что раньше. Богатый человек может импринтировать столько копий, сколько необходимо для решения всех вопросов. Значит, задержка объяснялась другими причинами.

Мы проезжали мимо траншеи, когда наш извозчик резко свернул в сторону и замысловато выругался. Я ухватился за сиденье, ожидая столкновения, но, как оказалось, опасный маневр имел другое объяснение. Внимание рикши привлекли события, происходившие далеко от города.

— Идиоты! — заорал он. — Разве нельзя было догадаться, что за холмом-то они вас и поджидают! Накрыли этих недоумков с пяти точек! ТЭЗу надо сдаться, признать поражение и… пусть воюют риги! Нам нужен настоящий талант, а не эти…

Только теперь я заметил слабое сияние у краев визора. Ну конечно, видео. Сейчас и очков-то без него не найдешь.

Однако я заплатил деньги не за то, чтобы меня опрокинул в грязь помешанный на спорте кули. Еще один такой поворот, и парня придется оштрафовать. Но от чьего имени? И кому пойдут деньги? У бедняги Альберта сестра в Джорджии. Но, владея пятью патентами, она не нуждается в наличных. Потом я вспомнил, что все оставшееся от состояния Альберта перейдет Кларе. То есть то, что не приберут к рукам копы. Или Каолин. Многое зависит от того, на кого возложат вину за диверсию против «Всемирных печей».

Насчет этого у меня были кое-какие подозрения. Но сначала надо раздобыть улики.

— Эй, приятель! — обрушился на рикшу Пэллоид. — Забудь счет и смотри на дорогу!

Предупреждение было нелишним, потому что мы едва не врезались в почтовый фургон.

Возчик пробормотал что-то в адрес моего друга, а тот в ответ оскалился, выгнул спину и выпустил когти, готовясь к прыжку. Я уже собирался закрыть флип-фон и вмешаться, когда в ухе прозвучал резкий голос.

— Наконец-то. Я уже беспокоился, — недовольно пробормотал магнат. Определить, какой именно Каолин вышел на связь, было трудно. Но мне показалось, что голос принадлежит тому самому платиновому, который и давал мне поручение. — Что узнали в «Салоне Радуги»?

Вот так, без извинений, без привета. Таковы триллионеры.

— Ирэн мертва, — ответил я. — Воспользовалась услугами агентства и отправилась вместе со всеми дитто то ли в Нирваносферу, то ли в пояса Валгаллы, то ли еще куда.

— Я уже знаю. Туда только что прибыли копы. Невероятно. Какая психопатка! Вы понимаете, что я имею в виду, Моррис? Мир полон извращенцев и сумасшедших, а диттотехнологии делают его еще хуже. Иногда я думаю, что лучше было бы никогда…

Он остановился. Потом продолжил:

— Ладно, не обращайте внимания. Думаете, Ирэн специально устроила все так, потому что ее заговор провалился? Потому что они не смогли уничтожить мою фабрику?

Как он старается изобразить простака! Я решил подыграть.

— Ирэн тоже была обманута, сэр. Она искренне верила, что наняла Серого Альберта для промышленного шпионажа.

— Вы говорите о той ерунде с попытками найти секрет телепортации?

Я взглянул на туннель для пневмотрубы — какие инвестиции пошли бы — ха, каламбур! — в трубу, если бы телепортация оказалась реальностью.

— История выглядела вполне достоверной. В нее поверил даже Серый Альберта Морриса. Вот и Ирэн тоже. В общем, сегодня утром она поняла, что ее подставили, чтобы возложить на нее ответственность за прионовую атаку. Поэтому решила уйти по-своему.

— Еще одна фанатичка. Как Лум и Гадарин. — Каолин фыркнул. — Нашли какие-нибудь указания на то, кто стоит за всем этим?

— Двумя ее партнерами были клетчатый дитто, называющий себя виком Коллинсом, и якобы копия маэстры Джинин Уэммейкер.

— Это все? Ничего нового.

Больше мне сообщать не хотелось, однако Каолин был моим клиентом… по крайней мере до тех пор, пока я не проверил кое-какие предположения. Ни закон, ни этика не позволяли мне лгать ему.

— Вик Коллинс, конечно, всего лишь фасад. Прикрытие. Ирэн считала, что в действительности это Бета.

— Вы говорите о големнэппере? Есть доказательства! — В голосе Каолина послышалось легкое возбуждение. — Если так, то придется кое на кого надавить. Полиция должна наконец отнестись серьезно к нему, как к реальной угрозе обществу. Если получится, мы уберем его из бизнеса навсегда!

Я ответил осторожно:

— Согласен. Я охочусь за Бетой уже три года. У нас было несколько жестких стычек.

— Да, припоминаю. Вы оторвались от его бандитов в понедельник. А потом устроили налет утром во вторник на Теллер-билдинг. Между вами давнее соперничество.

— Да, вообще-то…

Впереди показалась цель нашей поездки. Мне нужно было успокоить Каолина, чтобы он не очень пристально следил за нашими перемещениями в следующие несколько минут. Время — все.

— Поэтому я сейчас возвращаюсь к Теллер-билдинг.

По крайней мере мы двигались в указанном направлении, так что если я и солгал, то не совсем. Траектория совпадала.

— Собираетесь поискать еще какие-то улики, да? Отлично! — сказал Каолин. Я услышал чьи-то приглушенные голоса. — Позвоните, когда узнаете что-то еще.

Связь оборвалась без лишних формальностей. Вовремя, с облегчением подумал я.

— Остановитесь здесь! — крикнул я рикше, чье внимание опасно разделялось между дорогой, новостями с фронта и Пэллоидом.

И как это таким роботам удается не потерять лицензию? Я сунул ему серебряную монету и соскочил на землю. К счастью, Пэллоид остался у меня на плече и не полез в драку.

«Храм Преходящих», извещал тускло светящийся знак. Я быстро поднялся по гранитным ступенькам мимо болтающихся, никому не нужных дитто-раненых, искореженных, без надежды вернуться домой и разгрузить свои невеселые впечатления в мозг рига. Большинство выглядели так, словно их время уже истекло. И при этом я прожил дольше любого из них! Только я сохранил воспоминания о вторичной службе. Правда, сейчас меня привело сюда не желание слушать ее еще раз.

Экстренной помощи ожидали всего пять-шесть усталого вида копий. А первым в этой короткой очереди стоял сухощавый Пурпурный с оторванной рукой. Мне повезло — дежурила все та же темноволосая женщина-волонтер. Не знаю, какая психологическая причина побудила ее тратить драгоценное реальное время на помощь тем, чья жизнь уже не стоила ее усилий. Я обрадовался, увидев ее.

— Ого! — пискнул Пэллоид, увидев медсестру. — Это же Алекси.

— Что? Ты ее знаешь?

Он ответил мне шепотом:

— М-м… мы встречались одно время. Как ты думаешь, она меня не узнает?

Я невольно сравнил два образа. Реальный Пэл — красивый, мужественный, широкоплечий, но лишенный нижней половины и прикованный к креслу. Второй — живой, проворный, ухмыляющийся хорек у меня на плече. Что у них общего? Память, характер, душа. То, что и имеет значение.

— Может быть, и нет, — ответил я, проходя в голову очереди, — если будешь держать рот на замке.

Кое-кто из раненых големов недовольно заворчал, когда я направился к антисанитарного вида столу. Алекси взглянула на меня, и я лишь теперь заметил, что она хорошенькая. Она завела свое обычное «подождите в очереди», но замолчала, когда я поднял рубашку и показал длинный шрам на спине.

— Помните свою работу, док? Вы отлично справились с тем пожирателем, который выедал меня изнутри. Помню, один из ваших коллег предрек, что я не протяну и до конца дня. Считайте, что вы выиграли пари.

Она мигнула.

— Я вас помню. Но… это же было во втор… Глаза у нее расширились, когда до нее дошло все значение этого факта.

Сообразительная. Но тогда зачем было встречаться с Пэлом?

Опустив рубашку, я спросил:

— Мы можем поговорить наедине?

Она кивнула и направилась к лестнице, которая вела наверх.

Пока Алекси проводила сканирование, Пэллоид держался на удивление скромно и молчал. Она быстро обнаружила установленные Каолином «жучки»-маячки.

И также нашла бомбы.

Может быть, как раз вовремя, подумал я. Наш клиент ждет отчета из Теллер-билдинг. Вот огорчится, обнаружив, что мы сорвались с поводка.

— Какая ж свинья сотворила такое? — возмутилась Алекси, осторожно положив бомбы в контейнер-канистру.

Иногда возникают обстоятельства, когда закон требует, чтобы големы снабжались средствами самоуничтожения, приводящимися в действие радиосигналом. Но в ТЭЗ такое случается редко. Естественно, группа Алекси принципиально против такой практики. Я не стал говорить, кто имплантировал в нас бомбы. Если она узнает, что это дело рук великого рабопроизводителя, вика Каолина, то тут же сообщит всем своим единомышленникам.

Этого я допустить не мог. Пока.

Пэллоиду тоже потребовался кое-какой ремонт. Пока Алекси занималась им, я смотрел на грязное оконное стекло главной церкви. Старые христианские символы уступили место круглой розетке, похожей на цветок с развернутыми лепестками. Поначалу лепестки напомнили мне рыб с хвостами наружу. Потом я понял, что это кашалоты, спермацетовые киты, собравшиеся на встречу для обсуждения какой-то важной проблемы.

Символ? Чего? Киты — существа долгоживущие, хотя и находящиеся под угрозой уничтожения, — казались полной противоположностью дитто, ежедневно умирающим и ежедневно рождающимся в огромных количествах по желанию людей и благодаря их изобретательности.

Мне вспомнился бедолага Гор, техник-священник из «Последнего выбора», занимавшийся реализацией трансцендентного путешествия королевы Ирэн. На его одежде была эмблема в виде мандалы. Явно различающиеся в деталях, обе группы столкнулись с одной и той же проблемой: как примирить импринтинг души с религиозным импульсом. Но кто я такой, чтобы судить?

Мне нравились эти ребята из церкви Преходящих. Может быть, за мной должок. И все же играть надо осторожно.

Алекси закончила и объявила, что мы чисты. Я вдруг почувствовал себя свободным, впервые с… с тех пор, как встретился с Пэлом, Лумом и Гадарином в старом парке и оказался втянутым в это грязное дело.

— Теперь я могу позвонить домой! — возрадовался Пэллоид, забыв о данном им обете молчания. — Подожди, я сам расскажу, что видел! Вот это будет разгрузочка!

Алекси, наклонив голову и прищурившись, вслушивалась в показавшуюся знакомой речь. Но я не дал ей времени прийти к логическому выводу.

— Мой… маленький друг… В общем, нам нужен надежный терминал с выходом в Сеть. У вас не найдется чадры?

Она помолчала, потом неуверенно кивнула в сторону вешалки.

— Их недавно «почистили». «Жучков» нет.

— Отлично, спасибо.

— Только… знаете, — добавила Алекси, — я подписываюсь на журнал «Служба безопасности», так что не вздумайте провернуть через наш терминал что-нибудь незаконное. Ладно?

— Да, мэм.

Она нахмурилась.

— Могу я надеяться, что вы не станете трогать там что-нибудь, пока я буду работать с пациентами?

Пэллоид энергично закивал головой.

— Не сомневайтесь, — уверил я.

— Хм. Может быть, вы когда-нибудь объясните мне, как получилось, что вы разгуливаете после того, как должны были раствориться?

— Когда-нибудь. Обязательно.

Алекси ушла, еще раз окинув нас недоверчивым взглядом. Когда ее шаги стихли внизу, я вопросительно посмотрел на Пэла.

— Хорошо! — ответил он, пожав плечами, что получилось не очень убедительно. — Может быть, она лучше, чем я заслужил. А теперь давай займемся делом, а? Долго дурачить Каолина не получится.

Мой маленький друг вспрыгнул на стол, и я помог ему пролезть под чадру. Капюшон накрыл его полностью, приспосабливаясь к очертаниям странного тела. Второй я набросил на себя, и черная вуаль мягко сползла на плечи и опустилась еще ниже, до пояса. Наверное, со стороны я напоминал одну из тех закутанных в паранджу женщин, которые еще совсем недавно, всего полстолетия назад, составляли едва ли не четверть населения планеты. Прошло совсем немного времени, и чадра стала символом освобождения. Такая вот любопытная трансформация.

И вдруг я оказался в другой вселенной. В чудесном мире виртуальной реальности, где факты и иллюзии смешивались в совершенно невероятные цвета и синтетические глубины, сенсоры отреагировали на положение рук, пальцев, настроились на мое дыхание, на каждый звук гортани. Несколько почти не слышных команд, и передо мной возникли три глобуса.

На первом меня интересовали дымящиеся руины моего… нет, дома Альберта. Несколько корреляторов тут же набросились на меня, вынырнув из джунглей Сети, с предложением предоставить информацию по трагическому событию. Пара агентов имели надежную репутацию, и я, дав требуемые параметры, спустил их с цепи. На первом уровне любопытства это не стоит ни пенни, а проследить мое местонахождение невозможно. Ракетный обстрел занимал одно из первых мест в рейтинге новостей, так что я ничем не отличался от миллионов других пользователей. Внимание на меня могли обратить лишь в том случае, если бы я постарался подобраться поближе.

Вторая цель — сообщения о попытке диверсии на «Всемирных печах». Я хотел получить официальный отчет полиции и прежде всего узнать, значится ли Альберт в числе подозреваемых. Такие события всегда вызывают массу слухов. Если вас не устраивает их направленность, то можно подкинуть парочку идеек, запустив собственную версию. Для таких измышлений, считающихся весьма почетным видом озорства, даже отведено особое место.

Реальный Альберт справился бы с этим намного лучше. А Эбеновый еще лучше.

А что я? Зеленый. К тому же Франки. Но это все, что осталось.

Третья сфера моего интереса самая опасная.

Каше. Названное Альбертом «На всякий случай», куда он убирает запасные файлы на случай, если что-то произойдет с домашним компьютером.

Предположим, Нелл засекла выпущенную ракету за пару секунд до удара. В соответствии с программой, она должна была перебросить как можно больше информации в это самое каше. Если ей это удалось, то я смог бы узнать, что делал и, возможно, что думал мой создатель в последние минуты перед смертью.

Большой куш, но дело рискованное. Тот, кто направил ракету, должно быть, вел наблюдение за домом, чтобы быть уверенным в благоприятном для себя исходе операции и достижении результата. Но насколько пристальным было наблюдение? Ограничились ли они тем, что установили камеры, фиксируя приходы-уходы Альберта? Или сумели проникнуть за защитный экран, запустив в дом микрошпиона, замаскированного под безобразного жучка? Такое случается сплошь и рядом. Технологии совершенствуются, камеры становятся меньше… только дураки рассчитывают уберечь свои секреты навечно.

Возможно, кто-то уже знает все, включая местонахождение каше. Возможно, затаившийся в дебрях сети охотник только и ждет того, кто придет к тайнику. Заимствованная чадра не спасет…

Но был ли у меня выбор? Единственная альтернатива — отправиться домой к Пэлу, напиться и ждать, пока искусственно продленная жизнь покинет меня уже навсегда. Ну уж нет, фиг вам! Пошевелив пальцами, я пробормотал несколько кодовых фраз, надеясь, что Альберт не поменял мой пароль, узнав о постигшем меня несчастье.

И почти сразу передо мной возникло милое личико Нелл. Эксперты утверждают, что такой вещи, как цифровой интеллект, не существует и быть не может. Им виднее. В XX веке родилось немало иллюзий. Не стали явью, например, летающие тарелки. А вот симуляция превратилась в настоящее искусство, и теперь говорящая голова, созданная хорошей анимационной программой, способна одурачить многих.

Лицо Нелл я списал с личика одной профессорши, с которой у меня был короткий роман в колледже. Сексуальная, но не настолько, чтобы отвлечь отдел. Персонифицированная эффективность без излишнего воображения. Затребовав и проверив пароли для следующего уровня, аватар просканировал мою физиономию и прозондировал ярлык у меня на лбу.

Обычно этого вполне хватало. Но не теперь.

— Несоответствие. Вы должны быть вторичным зеленым, но сейчас вы в окраске серого. Кроме того, ваше время уже истекло. В доступе к каше отказано до получения убедительного объяснения.

Я кивнул:

— Справедливо, объясняю. Коротко. Специалисты «ВП» открыли способ продлять жизнь дитто. Вот почему я говорю с тобой. Похоже, это открытие спровоцировало конфликт между виком Каолином и доктором Йосилом Махаралом. Возможно, это привело к убийству Махарала. И уничтожению Альберта Морриса.

Анимированное лицо исказилось — карикатура сомнения. Мне пришлось напомнить себе, что передо мной не та Нелл, которую я помнил, а только фантом, реплика, репродукция, упрятанная в уголок огромной инфосферы и оперирующая только заимствованной памятью.

— Ваше объяснение представляется убедительным и подтверждается другой информацией, отправленной в каше вторичным Эбеновым перед взрывом. Но есть еще одно несоответствие.

— Новое?

Нелл-фантом довольно убедительно нахмурилась — запрограммированный нюанс, на который я не обращал внимания. Обычно таким образом она реагировала на мою несообразительность.

— Убедительные доказательства того, что Альберт Моррис убит, отсутствуют.

Будь я реальным, наверняка бы запнулся или закашлялся.

— Отсутствуют? А что тебе надо? Дымящийся пистолет? Разве попадание ракеты в дом не убийство?

Мне пришлось напомнить себе, что передо мной не реальный или глиняный человек и даже не первоклассный аватар. Конечно, для фантома Нелл выглядела вполне сносно. Но, судя по всему, она пострадала от взрыва либо же попала в какую-то семантическую ловушку.

— Ракетная атака не имеет отношения к рассматриваемому несовпадению — предполагаемому убийству Альберта Морриса.

Я тупо смотрел на знакомое лицо.

— Как это…

Да, семантический узел, должно быть, серьезно поврежден. Черт. Так я могу и совсем не получить доступ.

— Как это не имеет отношения?

— Органический гражданин Альберт Моррис считается пропавшим. За минувший день никакой информации о его местонахождении…

— Ну конечно…

— Но его исчезновение было запланировано. Более того, оно не имеет прямого отношения к уничтожению его дома.

Я повернулся к «пузырю», показывающему руины на Сикамор-авеню. Вид сверху — обгоревшие черные балки и обрушившиеся кирпичные стены. Труба дымохода торчала над руинами, как указующий перст.

Кованая балюстрада, скрученная жаром… какие-то обугленные комки…

Полицейские оцепили место отпугивающей лентой — у нас немало любителей сувениров. Я заметил на развалинах несколько эбеновых специалистов со сканерами и сэмплерами. По грудам мусора бродили и еще какие-то фигуры.

Пока я разговаривал с Нелл, нанятые мной агенты спешно собирали информацию о ракетной атаке, сразу же отправляли мне все полученные сведения в виде резюме и таблиц. Я указал пальцем на рапорт, содержащий данные по использованному оружию.

Точный тип модели оставался неизвестен, но уже было ясно, что речь идет о высокоточной ракете небольшого размера и огромной мощности. Этим и объяснялась та легкость, с которой оружие доставили в Диттотаун и установили в невыясненном пока месте. Впечатлял и тот факт, что ракету запустили под прикрытием плотного облака дыма над пятью полузаброшенными зданиями. Дым стер все следы. Работу полицейских затрудняло и то, что район был плохо оснащен камерами наблюдения. Если бы копам удалось установить траекторию полета ракеты, многое могло бы проясниться.

Но кто мог иметь доступ к такому оружию? И какой смысл использовать его против жалкого частного детектива?

На первый вопрос за меня уже ответили. Пока копы пожимали плечами и бормотали что-то себе под нос, отставные специалисты и аналитики-любители выдвинули свою версию. Они тщательно процедили все данные и пришли к согласию.

Оружие было военного назначения. Причем не обычная модель, используемая в ритуальных сражениях на глазах миллионов зрителей. Естественно, каждая страна держит самое лучшее в тайниках.

Вот почему на руинах столько эбеновых специалистов. Их интересовал не столько бедняга Альберт, сколько то, чем его убили.

Имелись и другие мнения.

…Этот Моррис, по-видимому, имел какое-то отношение к диверсии против «ВП» во вторник. Вот ему и отомстили… Через пару часов? Смешно! На то, чтобы установить ракету и позаботиться о ее тщательной маскировке, нужны дни…

… Точно! Морриса подставили! Ракетой ему заткнули рот.

…Возможно. И все же во всем этом есть что-то странное. Гнилью воняет. И почему не нашли его тело?

…Какое тело? Оно испарилось…

…Да? Органические остатки?

…Обнаружены следы ДНК, идентичные профилю Морриса…

…Верно, следы! Взорвите дом, когда меня там не будет, и вы найдете клетки кожи, волосы, перхоть. Возьмите подушку со своей кровати — десятую часть ее веса составляет то, что отшелушилось от вашей головы за тысячу ночей!

…Фу, гадость!

…поэтому бессмысленно указывать на это как на доказательство смерти Морриса. Хотите убедить меня в том, что он погиб, — покажите кости, кровь, кишечные клетки.

Черт возьми! Мне самому следовало подумать об этом! Пусть я и зеленый Франки, но мозги-то у меня есть и есть память Альберта. Его профессионализм.

Что бы это могло значить?

Возможно, я пришел бы к очередному выводу уже через пару секунд, но мой взгляд упал вдруг на одиноко бродившую по пепелищу фигурку, разгребавшую палкой угли. Что-то в ее изящном спортивном сложении показалось знакомым.

В ответ на мой взгляд «пузырь» увеличил объект.

Поначалу я принял ее за дитто — в нейтрального цвета брюках, с убранными под кепочку волосами, серым от пепла лицом. Но потом, когда какой-то Эбеновый уступил ей дорогу, мне стало ясно, что она реальная.

Камера наехала еще ближе, и рядом с фигурой появился идентификационный значок:

Вот уж не думал, что так расчувствуюсь.

— Клара, — пробормотал я, вглядываясь в ее строгое лицо с выражением печали, злости и недоумения.

— Последний пароль принят, — сказала Нелл, реагируя на единственное произнесенное мной слово. — Доступ к каше разрешен.

Я взглянул вправо. Лицо Нелл исчезло, а вместо него появился каталог содержания. Голос Нелл продолжал:

— Первое: ваш запрос относительно голема, вторник, 13.45. Вы просили об официанте, уволенном с работы из ресторана «Ванадиевая башня». Сведения о нем прилагаются. Он подал протест в АТС…

Официант? Ресторан? О, я уже забыл об этой мелочи.

— Непосредственно от Малахая Монмориллина, инспектора Блейна, Джинин Уэммейкер, Томаса Факса…

Черт. Если бы только Альберт принял звонок от Пэла, пытавшегося предупредить его о заговоре с участием вторничного Серого… если бы… — то меня не было бы сейчас здесь. Я бы провел день, как свободный Франки, показывая фокусы детишкам или отыскивая того неуклюжего официанта. Пока не развалился бы на части.

— Я могу воспроизвести запись последнего звонка вашего оригинала, сделанного Риту Махарал. Речь шла о совместной поездке в дом ее отца в пустыне. Что такое? Поездка вдвоем? Я вдруг задрожал. С Риту Махарал… в пустыню? И тут передо мной что-то забрезжило. Я начал понимать. Альберт мог отправиться лично, замаскировавшись под Серого.

Если так, то подозревал ли он о том, что дом под наблюдением? Если да, то уловка удалась. Он всех одурачил, заставив поверить, что находился в доме в момент взрыва. Поразительно! Конечно, возможно, что-то пошло не так, но… не исключено, что Альберт жив!

Хорошая новость, да? Я мог сбросить с себя тяжкое бремя — необходимость в одиночку докапываться до правды. Может быть, сам Альберт и дюжина его верных двойников в этот самый момент уже идут по следам злодеев, смыкая круг в твердой решимости отомстить за сожженный сад. И все же… меня охватило такое чувство, словно что-то ушло. Какое-то время я ощущал свою незаменимость, я играл важную роль. Моя недолгая, жалкая жизнь обрела смысл, значение. Правосудие зависело от того, добьюсь ли я успеха. Мой выбор мог повлиять на судьбу человечества. И что теперь?

Что ж. Мои обязанности просты. Послать отчет. Описать все, что я узнал, и предложить свои услуги тем, кто лучше меня.

Но это совсем не так романтично, как сражаться в одиночку.

Решение пришло, пока я смотрел, как Клара бродит по руинам. Озабоченная судьбой Альберта, а не тем, как идет ее война. Если Альберт жив, он даже не потрудился связаться с ней. Даже не сообщил, что с ним все в порядке!

Может, он предпочел общество прекрасной наследницы Риту Махарал?

Ублюдок.

Иногда надо отойти в сторону, чтобы увидеть себя таким, какой ты есть. Или, еще лучше, стать кем-то новым.

Что ж, возвращаюсь к настоящему. Моя история рассказана. Одну копию отправлю в каше… на случай, если какой-то Альберт пожелает выслушать.

Краткий отчет отошлю мисс Риту Махарал. Она последний наниматель Альберта и, полагаю, должна узнать мое мнение: Эней Каолин — опасный безумец.

Но вообще-то я делаю это для Клары. Это из-за нее я остался под чадрой на десять лишних минут, записывая краткое изложение всего, что видел и слышал за последние два дня. Я делаю это, не обращая внимания на мольбы малыша Пэла, предупреждающего, что каждая лишняя секунда грозит нам опасностью. Нас может обнаружить Каолин или некто неизвестный, некто похуже Каолина.

Ну и пусть. Возможно, мой рапорт не имеет никакого значения. Я разгадал лишь несколько фрагментов головоломки. Дело не завершено.

Может быть, я только продублировал работу кого-то другого, какой-то версии «меня».

Черт, я даже не знаю, куда идти… хотя кое-какие мыслишки у меня есть.

И все же я скажу тебе одну вещь, Клара.

Пока эта душонка живет, я буду помнить тебя. До того момента, пока не попаду в рециклер, у меня есть нечто… и некто, ради чего и ради кого стоит жить.

Глава 33 ЗАТЯНУВШИЕСЯ ВПЕЧАТЛЕНИЯ …или как реальный Альберт наблюдает парад застывшей жизни…

Ух ты!

Изумительное место.

Чтобы описать то, что я сейчас вижу, надо перейти на настоящее время.

Но все равно… могу ли я воздать должное ему? Тем более что приходится бормотать в крошечный рекордер-имплантат, позаимствованный у мертвого голема. Имплантат, который, может быть, и не функционирует.

Но надо попробовать. Это единственное, что остается. Не так-то много людей имеют возможность наблюдать такой спектакль. Причем вам потом не промоют мозги, чтобы стереть всю память о нем.

Передо мной замерла по стойке «смирно» вся армия, разделенная на отделения. Взводы, роты и полки. Отбрасывая длинные тени, ряд за рядом, эти приземистые крепкие фигуры занимают немалую площадь. Не живые и не совсем безжизненные. Молчаливые, запечатанные в тонкий слой оберточного геля для сохранения свежести в сухом воздухе глубокой подземной пещеры, тянущейся, возможно, на километры. Они ждут приказа, который никогда не поступит, команды включить свет и растопить печи, пробудить легион от сна.

Капрал Чен говорит, что у этого корпуса есть свой девиз:

«Открыть, испечь, служить… и защищать». Нотка юмора, звучащая в девизе, придает мне уверенности. Немного.

Ну, не такой уж это и сюрприз. Слухи о секретной армии, настоящей военной мощи страны, дремлющей, но готовой к бою, ходили всегда. Конечно, генералы и стратеги из Додекаэдрона знают, что двадцати резервных батальонов недостаточно для реальной войны. Все предполагают, что эти гладиаторы представляют лишь верхушку айсберга.

Да, но увидеть такое своими глазами…

— Пошли, — говорит дитто Чен, приглашая нас следовать за ним. — Сюда. Там то, что я обещал.

С тех пор как мы вошли в туннель, идущий куда-то вглубь, под военный комплекс, Риту Махарал только и делает, что стирает с лица краску. Но сейчас ее рука с полотенцем застывает в воздухе, а взгляд прилипает к бесконечным рядам застывших в прозрачных коконах солдат-големов.

— Изумительно. Я понимаю, почему здесь, под базой, создан такой комплекс. Чтобы тренирующиеся солдаты могли быстро импринтировать всю эту силу. Но не понимаю… — Она машет рукой в направлении словно окаменевших бригад. — Зачем так много?

Чен пожимает плечами, принимая на себя роль гида.

— Затем, что у другой стороны может быть еще больше. — Он идет впереди на своих кривых обезьяньих ногах. — Подумайте, мисс. Создать такую армию легко. Не надо тратиться на продовольствие и обучение. Не нужны страховки и пенсии. Обслуживание — мелочи. У нас есть разведывательная информация о состоянии дел в этой области в других странах, не только дружественных. Инди держат свои силы в большой пещере под Явой. Орды Южного Хана тоже упрятаны под землей. Соблазн велик. Представьте только — иметь в своем распоряжении военную силу, превосходящую прусскую армию на Марне. Мобилизовать и перебросить ее в любую точку планеты — дело нескольких часов. И при этом каждый солдат полностью подготовлен, обучен и имеет боевой опыт закаленного в сражениях ветерана.

— Жуть, — ответил я. Чен согласно кивает:

— Так что нам ничего другого не остается, кроме как иметь под рукой таких вот защитников. В общем-то на первом уровне все решает численное превосходство.

— Я хочу сказать… То, о чем вы говорите, — жуть. Безумная гонка… кто больше…

— А что делать? Ребята за океаном должны знать, что если они нанесут первый удар, им же будет больно. Логика та же, что и у наших предков, живших в эпоху ядерных бомб.

— И все равно мне это не нравится, — замечает Риту.

— Аминь, мисс. Но пока политики не договорились, что еще остается?

Теперь я уже задаю вопрос:

— Как насчет секретности? Ведь в наше время утаить что-то невозможно. Законы…

— Законы, Альберт, направлены на поощрение борьбы с криминальной деятельностью. А тузы в Додекаэдроне следят за этим очень тщательно. Они и на полшага не переступят границы легальности. Они никогда не отрицали наличие таких резервных военных сил. Они не причиняют никакого вреда реальным людям. А раз так, то и доносчик не получит награды. А вот на штраф нарвется. Представьте, что кто-то разгласил местонахождение, а вы оплачиваете расходы. Как думаете, успеет он рассчитаться?

Чен смотрит на меня и Риту.

— И еще одно. Мы не препятствуем распространению слухов. Валяйте — рассказывайте о том, что видели, друзьям и знакомым. Можете приврать и приукрасить. Но никаких ссылок на местонахождение, никакой конкретной информации для пользователей Сети. Иначе — пожизненные выплаты Додекаэдрону.

Он еще не закончил говорить, а я уже запечатлел всю сцену с помощью имплантата в моем левом глазу.

Для внутреннего использования.

Может, придется стереть.

— А теперь пойдемте к тому порталу, о котором я говорил.

Все еще пребывая под впечатлением предупреждения, мы с Риту молча следуем за ним мимо шеренг современных янычар, неподвижных и бессловесных, как статуи. Вблизи осознаешь, какие же они большие! В полтора раза крупнее средних людей. Все дело в дополнительных энергетических клетках, обеспечивающих силу, выносливость и более широкий спектр сенсорного восприятия.

Большинство из них широкоплечие, с крепкими руками и ногами, но я всматриваюсь в лица, ища сходства с Кларой. Наверняка она тоже служила матрицей, передавая свои навыки и боевой дух десяткам, а то и сотням воинов. И надо же, даже не сказала мне!

Риту продолжает донимать Чена вопросами.

— Я думаю, что опасность, намного большая внешней, исходит от тех, кто сидит наверху. Что, если Додекаэдрон, или президент, или даже Главный протектор… что, если кто-то из них решит, что демократия слишком неудобная штука. И вот миллион боевых големов рассеиваются по стране, захватывая города… переворот…

— Несколько лет назад был триллер с похожим сценарием, помните? Отличные эффекты, сплошной экшн… Орды керамических монстров, сокрушающих все и всех… кроме, разумеется, героя. Его они как-то не заметили!

Чен смеется и указывает на окружающие нас роты.

— Честно говоря, все это притянуто за уши. Не забывайте, что они скопированы с вполне благопристойных граждан в полном соответствии с инструкциями. У них наша память и наши ценности. Трудно представить, что переворот осуществят ребята вроде меня и Клары, считающие демократию как раз тем, что надо.

— А как насчет закодированных программ самоуничтожения?

Чен качает головой:

— Нет, забудьте обо всех этих так называемых «предохранителях». Если не верите в военные уставы и профессионализм, то поверьте в логику.

— В какую логику?

Чен похлопывает по плечу ближайшего боевого голема. Возможно, импринтированного его собственной душой.

— В логику неизбежного конца, мисс. Даже при всех своих дополнительных энергоклетках боевой дитто не продержится более пяти дней. Самое большее — недели. Как после этого удержать захваченный город? Маленькая группа заговорщиков физически не в состоянии импринтировать такое количество копий. А большая в наши дни вряд ли сможет подготовить столь масштабное предприятие втайне от властей.

— Нет, назначение глиняной армии состоит в том, чтобы погасить первый шок внезапного нападения противника, а защищать себя и цивилизацию придется уже людям: Только они могут бросить в затяжной конфликт достаточно свежих душ и настоящей отваги.

Чен пожимает плечами:

— Но ведь так было всегда.

Риту нечем ответить, а я молчу. Чен поворачивается и идет дальше, мимо все новых и новых полков, выстроившихся друг за другом, и мы в конце концов теряем им счет, пораженные бесконечной вереницей немых стражей.

Риту чувствует себя здесь неуютно. В пустыне она была покладистым и приятным спутником, но сейчас кажется отстраненной и заметно нервничает. Возможно, из-за того, что у нее с дитто часто возникают неприятности. Ее двойники непредсказуемы, Иногда все проходит хорошо, и тогда големы помогают ей, исполняют все поручения и вечером возвращаются домой для разгрузки. Другие же таинственным образом исчезают, посылая ей загадочные и дерзкие сообщения.

— Можешь представить, каково стать объектом насмешек того, кто знает самые интимные твои мысли?

— Тогда зачем вообще делать копии? — спросил я, когда мы шли через пустыню.

— Разве непонятно? Я же работаю на «Всемирные печи»! Я выросла на этом. Другим я не занималась. А без двойников никакой бизнес в наше время невозможен. Так что каждое утро я отправляю по делам пару големов и надеюсь на лучшее.

Но при этом, когда предстоит важная встреча или когда нужно сделать что-то без ошибок, я предпочитаю заниматься этим лично.

Значит, и путешествие к домику отца для расследования обстоятельств его смерти тоже важное дело. Когда я пригласил Риту, она решила пожертвовать на это одним днем своей настоящей жизни. Но одним днем все не ограничилось. После того как Каолин устроил нам засаду на дороге, мы отклонились в сторону и движемся к цели обходными путями. Ее это, должно быть, ужасно огорчает.

Как и меня. Забраться в такую даль и обнаружить, что Клара в самоволке, умчалась рыться в руинах моего дома! Черт! Надеюсь, мы доберемся до того надежного терминала, о котором говорил Чен. Мне необходимо каким-то образом связаться… Наконец-то!

Шеренги глиняных солдат заканчиваются. Теперь мы идем мимо громадных автопечей, готовых в любой момент включиться в работу и приступить к выпечке румяных воинов, активизировать их энергетические клетки с тем, чтобы все эти дивизии отправились маршем на поле боя. Навстречу смерти и славе.

Металлические чудовища помечены знакомым логотипом — заключенными в кружки буквами «ВП». Но Риту, похоже, это не радует, она нервничает все больше, потирает руки и плечи, ее взгляд мечется по сторонам. Лицо напряжено, как будто она держится на одной лишь силе воли.

Вслед за Ченом мы проходим в следующее помещение, где на свисающих с потолка крюках подвешены бесчисленные костюмы. Целый лес дюралитовых шлемов и щитков. Мы пробираемся между металлических нагрудников и леггинсов, цепляя их, вызывая жутковатые движения в этом мертвом царстве.

Я чувствую себя карликом, ребенком, залезшим в раздевалку великанов. Здесь еще страшнее, чем в зале големов-солдат. Может быть, оттого, что здесь нет души. Та армия была по крайней мере человеческой. Здесь же веет безжизненностью и холодом металла и силикона. Бронированные одежды напоминают роботов, не наделенных сознанием, а потому пугающе беспощадных и безответственных.

К счастью, мы идем очень быстро. Еще несколько минут, и я вздыхаю с облегчением — мрачный склад позади.

И тут же Чен призывает нас подняться на балкон.

— Альберт, вам надо посмотреть на это!

Я подхожу к перилам и вижу перед собой третью галерею, заполненную всевозможными видами оружия. Здесь есть все, начиная от небольших огнеметов до персональных геликораптеров — настоящая выставка разрушения.

Чен с сожалением качает головой:

— Начальство настаивает на том, чтобы держать самое лучшее в резерве. Как говорится, на всякий случай. Уверен, мы могли бы применить кое-что наверху прямо сейчас. Например, против инди. Упрямые гады. Было бы отлично, если бы…

Он вдруг замолкает и словно прислушивается к чему-то.

— Вы ничего не слышали?

Мне почему-то кажется, что Чен шутит. Хочет меня напугать. Что ж, местечко подходящее.

И вдруг… Да, едва слышные голоса.

Наклонившись, я смотрю вниз и замечаю идущие вдоль стеллажей с оружием фигуры. Черные, стальные, с какими-то инструментами. Проверяют наличие?

Чен тихонько ругается.

— Должно быть, проверка! Но почему сейчас? Думаю, догадаться можно.

Он смотрит на меня своими темными глазами и наконец медленно кивает.

— Ракета! Та, что уничтожила вашего архи и ваш дом. Я думал, это дело рук каких-то уголовников, городской шпаны, склепавшей что-то в подвале. Но, видно, начальство решило, что ее похитили отсюда. Черт, нетрудно было догадаться!

Что я могу сказать? Я и сам додумался до этого только что. Мне просто не хотелось расстраивать Чена.

— Но кому из военных я мог помешать? Признаюсь, пару раз Клара угрожала сломать мне руку…

Шутка проходит мимо. Чен хмурится.

— Нам надо убираться отсюда. Немедленно.

— Но вы же обещали…

— Я думал, что здесь никого нет! И тогда я не знал о краже военного имущества. Не хочу, чтобы вас схватили эти ребята, с ними не пошутишь. — Чен кивает. — Позовите мисс Махарал и…

Мы оба поворачиваемся и застываем на месте.

Риту шла за нами.

Теперь ее нет, и только легкий шорох, как дуновение ветерка, тронувшего сухие листья, проносится между свисающими с потолка шлемами и кирасами.

Глава 34 СКРЕПЛЯЯ РЕАЛЬНОСТЬ …или малыш Красный в роли подопытного…

Трудно проникнуть в мозг гения.

Обычно подобный мозг не является поводом для беспокойства, так как подлинная гениальность, как всем хорошо известно, чаще всего сочетается с порядочностью и благородством. Мы, сами того не сознавая, привыкли полагаться на это. В отличие от драматических произведений реальный мир отнюдь не кишит сумасшедшими художниками, психопатами-генералами, маньяками-врачами, сдвинувшимися политиками, шизофрениками-писателями и безумными учеными.

И все же исключения существуют, и именно они создали публичный образ гения как человека, в котором смешалось множество разных ингредиентов, а потому довольно опасного. Среди необразованной части населения бытует мнение, что талант неотделим от буйства. Чтобы тебя запомнили, надо быть несносным. Чтобы к тебе относились серьезно, следует быть надменным.

Должно быть, в детстве Йосил Махарал смотрел слишком много плохих кинодрам, потому что он заглотил это клише целиком. Убедившись в своем тайном убежище, без обязательств перед кем-либо — даже перед самим собой, — он сыграл роль сумасшедшего так, словно ее написали специально для него.

Еще хуже то, что во мне он видит ключ к интересующей его загадке, свой единственный шанс на вечную жизнь.

Запертый в лаборатории, скованный по рукам и ногам, я начинаю ощущать хорошо знакомое влечение — «рефлекс лосося». Это чувство испытывают в конце дня все высокоуровневые големы. Сейчас оно многократно усилено изобретенной Махаралом аппаратурой.

Раньше мне всегда удавалось при необходимости избавляться от «рефлекса лосося». Но на этот раз рефлекс слишком силен. Не в силах преодолеть мучительную потребность, я снова и снова пытаюсь освободиться от цепей, не обращая внимания на возможные повреждения конечностей.

Древний инстинкт требует, чтобы я берег свое тело, но рефлекс берет верх. Он говорит, что это тело не важнее дешевой бумажной одежды. Воспоминания, вот что имеет значение.

Нет. Не память. Что-то другое. Что-то большее. Я не владею научной терминологией. И сейчас мне ни до чего нет дела.

Вернуться в свой реальный мозг. Мозг, который, если верить Махаралу, больше не существует. Это он информировал меня о том, что реальное тело Альберта Морриса — тело, рожденное моей матерью более двенадцати тысяч дней назад — уничтожено вечером во вторник. Вместе с моим домом и садом. Вместе со спортивными наградами и так и не законченной дипломной работой.

Вместе с сувенирами, каждый из которых так или иначе связан с расследованным мною делом. Сколько их было? Пожалуй, более сотни. Сотни дел… сотни злодеев, худшие из которых отправлены на принудительную терапию и в тюрьму.

Вместе со шрамом от пули, который поглаживала Клара, когда мы лежали с ней в постели…

Моей плоти больше нет. Так мне сказали.

Я лишен возможности проверить утверждение Махарала. Но зачем ему лгать беспомощному пленнику?

Проклятие! Этот сад стоил мне таких трудов. На следующей неделе в нем созрели бы абрикосы.

Хорошо. Размышления о саде помогают отвлечься. Хоть какой-то способ сопротивляться рефлексу. Но долго ли мне удастся продержаться?

Положение усугубляет беспрерывная болтовня Махарала.

Может, он специально действует мне на нервы? Или это часть некоего хитроумного плана вывести меня из равновесия?

— …Так что, как видите, все началось задолго до того, как Джефти Аннонас открыла Постоянную Волну. Двое ученых, Ньюберг и Д'Акили, обнаружили вариации в нервной функции, используя примитивную аппаратуру начала века. Особенно их заинтересовали различия, появлявшиеся в ориентационной зоне, в верхней части мозга, во время молитвы и медитации.

Они выяснили, что духовные адепты — от буддийских монахов до исступленных протестантов — умеют подавлять активность в этой особой нервной зоне, функция которой заключается в совмещении всей сенсорной информации и разграничении человека и окружающего мира.

Религиозные фанатики умели уничтожать восприятие границы между собой и миром. Один из эффектов ощущения единства со вселенной — высвобождение эндорфинов и других вызывающих удовольствие веществ, что усиливает желание снова и снова возвращаться в то же состояние.

Другими словами: молитва и медитация индуцировали психохимическое пристрастие, сродни наркотическому, к святости и единству с Богом!

Тем временем другие исследователи стремились найти то место, где находится сознание, тот воображаемый локус, где обитает наша сущность, наше «Я». Ученые Запада помещали его за глазами, считая, что это «Я» смотрит через них, подобно мифическому гомункулусу. Другие полагали, что место обитания «Я» — грудь человека, там, где бьется сердце. Эксперименты доказали, что людей можно заставить поверить в перемещение «Я» или души.

Человека можно научить наблюдать душу вне тела. Она способна вселиться в какой-нибудь находящийся рядом объект… например, в глиняную куклу!

Иногда профессор останавливается и улыбается мне.

— Только подумайте, Альберт! Поначалу между этими открытиями не было видимой связи. Но затем отважные исследователи начали понимать, к чему они подступили. В их распоряжении оказались элементы, отдельные кусочки великой тайны. Перед ними ворота в новую реальность, в новую вселенную, предлагающую невероятные возможности.

Я беспомощно наблюдаю за тем, как Махарал переводит переключатель еще на одно деление. Машина надо мной издает стон и наносит очередной удар в мою оранжево-красную голову. Удается удержаться от крика, чтобы не доставить моему мучителю удовольствия. Чтобы отвлечься, я продолжаю диктовать комментарий, хотя у меня нет рекордера, и слова бесследно исчезают в забвении.

Впрочем, это к делу не относится. Снова и снова я повторяю себе, что должен определить линию поведения и строго придерживаться ее. Проверенный временем совет для беспомощного пленника, предложенный давным-давно человеком, пережившим куда более худшие муки, чем те, что уготовил мне Махарал. Совет, нужный мне, как…

Стрела боли пронзает голову! Спина выгибается в спазмах. Но еще сильнее потребность вернуться.

Но куда? Как? И зачем он делает это со мной?

Вдруг я замечаю кое-что за стеклянной панелью, разделяющей лабораторию Йосила. Это Серый Альберта. Дитто, захваченный на территории поместья Каолина в понедельник, тот, которого доставили сюда и использовали в качестве матрицы для изготовления меня.

Каждый раз, когда корчится мое тело, то же происходит и с Серым!

Неужели Махарал делает одно и то же с нами обоими?

Одновременно? Но возле Серого нет такой машины, какая нацелена на меня.

Значит, происходит что-то другое. Тот дитто каким-то образом чувствует то же, что чувствую я! Должно быть, мы… Ох!

Сильно. Будь я реальным, наверное, поломал бы себе зубы. Надо разговаривать. До следующего удара.

— Дис… дис… тан…

— В чем дело, Альберт? Пытаетесь что-то сказать? — Мой мучитель усмехается. — Ну же, вы можете!

— Диета… дистанционный… Вы хотите…

— Дистанционный импринтинг? Всегда одно и то же. Нет, друг мой. Ничего подобного. Та мечта устарела. У меня более амбициозная цель. Фазосинхронизация псевдоквантума душевных состояний двух сходных, но пространственно разделенных Постоянных Волн, Я исследую ваш общий локус наблюдателя. Вам это что-то говорит?

Дрожу. Не могу удержать дрожи.

— Общий… ло… локус…

— Мы уже обсуждали это. Каждый, кто наблюдает явление, помогает его творению… впрочем, ладно. Скажем проще, все копии Постоянной Волны связаны с органической версией. Даже ваши, Альберт, хотя вы предоставляете своим големам большую свободу действий.

Я хочу использовать эту связь! Для этого нужно оборвать оригинальное связующее звено. А единственный способ — уничтожить матрицу-прототип.

— В-вы уб… убили…

— Альберта Морриса с помощью похищенной ракеты? Конечно. Мы ведь уже обсуждали это.

— Себя. Вы убили себя?

На этот раз серый голем вздрагивает.

— Да… да. Поверьте мне, это было нелегко. Но на то были основания.

— Основания?

— Действовать пришлось быстро. Пока я не в полной мере осознал, что задумал.

Говорить становится все труднее… даже выдавить из себя хоть одно слово. Спазмы следуют один за другим. Машина словно дергает струны моей Постоянной Волны, и с каждым рывком во мне вскипает острая потребность поспешить домой… разгрузиться… отдать свои воспоминания мозгу, которого больше нет.

Ух! Плохо, хуже некуда!

Все, думай! Предположим, меня реального нет. А как же Серый за стеклянной перегородкой? Могу ли я слить свои впечатления ему? Но нас ничто не соединяет. Нет никаких кабелей.

Ох!

А если…

…если Махарал чего-то ждет. Должно произойти что-то… о-о-о!.. необычное.

Может быть, я пошлю что-то… какую-то сущность себя… туда, в другую комнату, через стеклянную стену… тому Серому? Перемещу свою душу без криокабелей и прочего оборудования?

Я не успеваю ничего спросить, чувствуя, как накатывает еще одна волна боли. Не волна… вал…

Черт. Как больно…

Глава 35 ПОЛНАЯ ПУТАНИЦА …или как Серый № 2 испытывает тягу…

Черт, что же это?

Или я сам вообразил, что через меня прошла какая-то волна, как горячий ветер?

Наверное, показалось. Что еще остается тому, кто привязан к столу, не способен двигаться, приговорен к наихудшей из возможных судеб.

Думаю.

С того самого момента, как Махарал заставил меня импринтировать ту оранжево-красную копию, я стараюсь выработать какой-то план побега. Нечто хитроумное, что не приходило в голову другим пленным Альбертам. Если же с планом побега ничего не выйдет, то хотя бы отправить сообщение мне-реальному. Предупреждение. Пусть я/он знает о техноужасе Йосила.

Да. Знаю. Но напряженная работа ума, пусть даже бесполезная, помогает скоротать время.

Меня почему-то начинают одолевать приступы необъяснимого беспокойства. Какие-то образы вспыхивают в мозгу и гаснут, как фрагменты сна, я не успеваю их запомнить, а когда пытаюсь воспроизвести методом свободных ассоциаций, то в памяти возникает лишь длинный ряд молчаливых фигур… как статуи Истер Файленд. Или фигурки на громадной шахматной доске.

Каждые несколько минут на меня наплывает безумная клаустрофобическая жажда. Выбраться из тюрьмы. Вернуться домой. Покинуть это удушающе тесное тело и обрести то, из почти бессмертной плоти.

И вот… словно кто-то нашептывает мерзкий слушок…

Нет никакого «я»… возвращаться некуда…

Глава 36 БЛЮЗ ПЕЧНОЙ УЛИЦЫ …или как Зеленый вновь открывает для себя Диттотаун…

Выйдя из Храма Преходящих, мы с Пэллоидом поспешили по Четвертой авеню мимо стонущих динобусов, круглосуточно развозящих дешевых фабричных рабочих. Рядом сопели бронегрузовики, доставлявшие срочные грузы, бежали рассыльные на длинных ногах, переступая через склоненные головы коренастых Эпсилонов, бездумно марширующих к подземным цехам.

Там и тут мелькали ловкие мусорщики, благодаря стараниям которых улицы оставались безукоризненно чистыми. И явно выделялись из всей этой толпы с важным видом выступавшие Серые, Эбеновые, Белые, доставлявшие самый ценный груз — воспоминания, необходимые реальным людям.

Диттотаун — часть современной жизни, но в этот раз он показался мне каким-то незнакомым. Возможно, из-за всего того, что я узнал за долгую двухдневную жизнь Франки?

Проскочив мимо Теллер-билдинг, вторичный налет на который вовлек беднягу Альберта в неприятности, из которых он уже не сумел выпутаться, я свернул за угол по совету моего маленького друга, знающего, где тут можно «срезать». Вскоре мы покинули промышленный район, с его фабриками и офисами, и оказались в другом мире — мире стареющих строений, безумных капризов и недалеких перспектив.

Дитто, которых встречаешь в этом районе, являются сюда по делам, далеким от бизнеса.

Со всех сторон нас окружали призывно мигающие вывески. Раскрашенные в кричащие цвета зазывалы заманивали редких прохожих заглянуть в их заведение, совершить «путешествие всей жизни». Я заметил двадцатиэтажное здание, превращенное в гигантские американские горки. Только катались здесь без пристяжных ремней и защелок, а каждый желающий мог купить пистолет, чтобы обменяться выстрелами с пассажирами проносящихся мимо других поездов.

Милое развлечение.

Дальше шла целая улочка дитто-борделей, предназначенных для тех, кому не по средствам заказать доставку объекта своих эротических фантазий на дом. Из ярко освещенных комнат выглядывали, кокетливо улыбаясь, всевозможные красотки и красавцы.

Мы миновали несколько грязных улочек, отведенных для любителей повоевать, и я обратил внимание, что здесь мало что изменилось со времен моего детства: те же предостерегающие знаки, те же дешевые киоски, продающие оружие случайным посетителям. Флэшеры объявляли о снижении цен и распродажах.

— Мы устроим вам ограбление! — кричал один.

— Скидки для именинников! — предлагал другой. В общем, все, как всегда. Вспоминаешь юность, и становится неловко.

А тут со мной приключилась еще одна беда. Кожа начала отшелушиваться. Серое покрытие, казавшееся таким роскошным и первоклассным в «Каолин Мэнор», когда я только прошел обновление, оказалось на поверку низкопробным спреем.

Краска сползала с меня, словно кожура с банана, длинными полосами, сдирая заодно и нижний красно-оранжевый слой. Хотелось чесаться. Но самое главное, я быстро становился тем, кем и был на самом деле — Зеленым. Предназначенным для стрижки газонов и чистки сортиров. Но не для игры в детектива.

— Здесь налево, а на следующем перекрестке направо, — скомандовал Пэллоид, запуская в мое плечо когти. — Берегись капулетов.

— Чего?

Смысл его предостережения стал ясен через пару минут, когда, обогнув угол дома, я застыл, изумленно глядя на улицу, претерпевшую кардинальную трансформацию со времени моего последнего визита сюда. Весь квартал был самым тщательным образом перестроен по образцу Италии периода Возрождения, начиная от мостовых и заканчивая пышным фонтаном в стиле Брунеллески, расположенных в центре обширной пьяцца, напротив церкви.

На противоположных сторонах площади высились особняки-крепости, балконы которых украшали развевающиеся знамена соперничающих благородных семейств. Живописно одетые молодчики, лениво прохаживающиеся по террасам, задирали проходящих внизу, выставляя напоказ плотно облегавшие ноги чулки и бугрящиеся гульфики. Грудастые матроны отчаянно бранились с уличными торговцами, роясь в грудах шелковых тканей и других архаичных товаров.

Наверняка столь шикарное воспроизведение давней эпохи обошлось недешево. Не слишком ли рискованно для Диттотауна, где в любой момент может вспыхнуть голем-война, после которой от этого игрушечного мирка остались бы одни руины. Но, подумав, я понял, что риск и есть главное оправдание существования этой идиллии.

От фонтана донеслись громкие крики. Одни паренек в красно-белом костюме явно старался задеть другого, разряженного в пестрое одеяние соперничающего дома. Мелькнули шпаги, звякнули клинки, собравшаяся толпа отозвалась ободряющими криками.

Должно быть, один из них Ромео, — догадался я, услышав цитату из Шекспира. Интересно, эта роль достается членам клуба по очереди или же все решает старшинство? А может, устраивают аукцион, ведь затраты на содержание этого заповедника немалы.

Безработные и уставшие от безжизненных постановок, эти афисионадос, должно быть, встают с первыми лучами солнца и рассылают дитто на поиски приключений, после чего с нетерпением ждут вечера, сулящего свежие, острые впечатления. Реальная жизнь никогда не даст им того, что дают псевдожизни, эта искусственная яркая имитация.

А я-то считал странной Ирэн!

— Успокойся, Альберт! — шепнул внутренний голос. — У тебя есть работа и много чего еще. Для тебя реальный мир имеет значение, а другим не так повезло.

Заткнись, я не Альберт.

Несколько расфуфыренных павлинов, лениво наблюдавших за дуэлью, повернулись и посмотрели в нашу сторону. Сердитые взгляды не обещали ничего хорошего, а их руки уже потянулись к оружию.

Капулеты, понял я и, отведя глаза, быстро поклонился и шмыгнул за ближайшую колонну.

Спасибо, Пэл. Срезали!

Как оказалось, целый район Диттотауна был отдан в распоряжение ловкачей, превративших его в имитацию. Следующий квартал представлял тему Дикого Запада. Еще дальше начинался стеклянно-металлический пейзаж из какого-то научно-фантастического сценария. Общим у всех было присутствие опасности.

Конечно, виртуальная реальность может предложить более широкий спектр самых причудливых местечек. Но она не дает ощущения, что все это настоящее. Неудивительно, что киберпространство осталось уделом киберфанов.

Самой большой и страшной оказалась последняя зона. Она занимала целых шесть кварталов, с гигантскими голографическими экранами, создававшими видимость бесконечного городского пейзажа. Сурового пейзажа с полуразвалившимися зданиями и неприятным холодком узнаваемости. Это был мир, знакомый по описаниям родителей. Транзитный ад. Эпоха страха, войн и карточного распределения, которая подходила к концу, когда я появился на свет. Уже начинался диттобум, уже заработал рог изобилия, уже все получали «фиолетовую» зарплату, но психологические шрамы транзитного ада не зажили до сих пор.

Зачем? — думал я, в недоумении таращась на эту грандиозную модель. Зачем понадобилось вкладывать огромные средства в воссоздание ужаса, через который мы прошли? Даже воздух здесь был особенный — от него щипало в глазах. Как же это называлось? Да, «смог». Такое вот правдоподобие.

— Почти пришли, — сказал Пэллоид. — Третий слева. И наверх.

Следуя его указаниям, я свернул к ветхому кирпичному строению. В фойе весьма реалистично капала с потолка воды в пластмассовое ведро, а на стенах клочьями висели старомодные обои. Будь у меня обоняние, наверное, почувствовал бы и запах мочи.

Поднявшись на три пролета, мы никого не встретили. Но за закрытыми дверьми слышались резкие, злые голоса, какие-то хрусткие звуки и детский плач. Компьютерный шумовой фон, подумал я. Для реализма. Пусть посетители думают, что в комнатах нет свободного места от ютящихся там бедолаг. Только зачем сюда кто-то придет? Кому нужны такие впечатления?

Мой спутник указал на замызганный коридор.

— Я снял тут комнатку несколько месяцев назад. Специально для таких встреч. Не дома же собираться. Да и близко.

Я постучал в дверь с осыпавшимися цифрами.

— Войдите! — ответил знакомый голос.

Ручка повернулась — дорогая, металлическая. С искусно нанесенной ржавчиной. Скрипнули петли — изысканный нюанс.

Несколько человек поднялись мне навстречу, и лишь один, к которому мы и пришли, остался сидеть.

Кресло Пэла развернулось и подкатилось ко мне, современная теплоаномалия посреди всей этой эрзац-бедности.

— Гамби! Я уж не надеялся, а тут твой отчет! Вот это приключение! Прорваться во «Всемирные печи»! Прионовая бомба! Ты сам видел, как Серый влез в задницу погрузчика? — Он фыркнул. — А стычка с Энеем Каолином! Так хочется посмотреть на всю эту заварушку у Ирэн!

Пэл протянул руки к дитто, но Пэллоид попятился и даже перебрался на другое мое плечо.

— С этим можно и подождать, — резко оборвал он своего хозяина. — Во-первых, почему здесь Гадарин? И кто эти другие?

Я тоже узнал фундаменталиста-големоненавистника. Его присутствие здесь можно было бы сравнить с посещением Чистилища Папой Римским. Должно быть, бедняга пребывал в полном отчаянии, что и отражалось на его лице.

В Зеленом, стоявшем напротив Гадарина, я узнал фанатика эмансипации Лума. С широкоскулым оригиналом сходства было немного, но он кивнул мне, как знакомому.

— Значит, вы все же выбрались из «ВП», дитМоррис! Когда мистер Монмориллин пригласил нас сюда, я воспринял его обещание не без скептицизма. Хотелось бы узнать, как вам удалось продлить жизнь. Для угнетенных это настоящий подарок!

— Приятно встретиться, — ответил я. — Объяснения вы услышите. Но сначала скажите, кто он?

Я указал на третьего гостя. Выглядел он весьма неординарно — розовато-лиловый с широкой полоской, спускающейся от макушки до самого низа. Лицо не было мне знакомо, но улыбка…

— Вот мы и встретились снова, Моррис. — Ритм речи пробудил во мне неясные воспоминания. — Если наши дорожки и дальше будут пересекаться, я начну думать, что вы за мной следите.

— Верно. Привет и тебе, Бета.

При всем том, что я ненавидел этого парня, мне нужно было задать ему несколько вопросов.

— Полагаю, пора поговорить об Энее Каолине.

Глава 37 ПРЕДАТЕЛЬСТВО …или как реальный Альберт делает больно другу…

В конце концов вести запись в режиме реального времени мне надоело. Слишком утомительно. Да и тело мое не приспособлено работать с этим механическим рекордером. Кроме того, после исчезновения Риту мне стало не до диктовки.

В первый момент мы только смотрели друг на друга, ничего не понимая. Куда она ушла? Зачем? Тем более что пещера-склад не лучшее место для прогулок в одиночку.

Чен не знал, что делать. Ему хотелось поскорее вытащить меня отсюда, чтобы не попасться на глаза проверяющим, вероятно, намеревавшимся узнать, кто похитил «убившую» меня ракету. С другой стороны, он не мог оставить гражданское лицо на подземной базе без всякого сопровождения.

— У вас здесь есть приборы, регистрирующие остаточное тепло тела? — шепотом спросил я, кивая в сторону стеллажей, уставленных всевозможным оборудованием. — Или что-то для обнаружения побочных продуктов метаболизма?

Мой спутник сердито взглянул на меня.

— Я скажу, а вы донесете.

Голем-армия по идее защищает нас от других голем-армий. Но как оправдать хранение приборов слежения за реальными людьми? Считается, что такие вещи есть только у полиции. Под замком.

Я пожал плечами:

— Что ж, тогда пусть Риту погуляет. Если заблудится, то всегда может воспользоваться одной из этих печей, чтобы разбудить какого-нибудь солдата и спросить, где выход. Я не упомянул, что она работает на «Всемирные печи»? Чен зарычал:

— Черт! Ладно, идите за мной. Повернувшись, он вразвалку направился к дальней стене «раздевалки».

Большая часть экипировки была рассчитана на крупные тела солдат, которых мы видели в зале Стражей. Интересно, как Чен собирался приспособиться к большому размеру?

Ответ не заставил себя ждать. В самом конце помещения нашлось несколько полок с приборами и обмундированием на любой рост и размер. Очевидно, некоторых разновидностей дитто мы еще не видели.

— Те, что с зелеными лямками, это разведмодели, — объяснил капрал. — У них адаптирующийся камуфляж и полное сенсорное обеспечение, включая то, что поможет нам… хм… найти мисс Махарал.

Чен заметно нервничал. Глаза его блестели, и я понимал, о чем он думает. Было бы проще, если бы Риту сохранила свою маскировку, но у нее началось раздражение, и краску она стерла.

— Реальный человек может этим пользоваться? — спросил я, указывая на болтающуюся униформу.

— Может ли… а, понял. Если Риту наденет такую штуковину, то никаких органических следов мы уже не обнаружим. Да, сначала надо проверить, не прошла ли она здесь.

Чен снял с полки костюм, ловко напялил его на себя и начал застегивать молнии. Я встал рядом, как бы собираясь помочь…

…а потом, улучив момент, обхватил его за плечи левой рукой. А правой резко надавил на затылок.

У меня было кое-какое преимущество — настоящие человеческие мускулы и элемент внезапности. На стороне моего противника — отличная подготовка. Я знал, что в моем распоряжении доли секунды.

— Какого…

Он схватил меня за руку и попытался вывернуться.

Чен, конечно, был профи, но я знал пару приемчиков. Да и тело сборщика налогов не отличалось быстротой реакции. Шея треснула… Как раз вовремя, потому что капрал больно вывернул мне палец.

— О! — вскрикнул я, ослабляя захват и тряся кистью.

Голем выскользнул из моих объятий и сполз на пол. Парализованный, он лишь мог наблюдать, как я пританцовываю от боли, ругаясь и дуя на посиневший палец.

Наконец до него дошло.

Чен знает, что я реальный. И что он сделал мне больно.

Сознание уже покидало дитто, но губы его шевельнулись.

— Простите.

Все. Постоянная Волна замерла. Мне показалось, что я почувствовал, как душа покинула глиняное тело.

Я знал, что надо делать. Добраться до того терминала, о котором говорил Чен. Теперь в моем распоряжении был костюм разведчика, так что проверяющие меня не заметили бы. А вот Риту я мог бы и обнаружить.

Откровенно говоря, ее исчезновение меня не очень-то беспокоило. Я влез в костюм, проверил подачу воздуха и наклонился к лежащему на полу дитто. Бедняга. Хотелось бы сказать, что я собирался дотащить его до холодильника. Но нет, мне нужен был рециклер.

Зачем реальному Чену эти воспоминания? Для него же лучше, если я уничтожу все следы его причастности к тому, что здесь произошло.

Ладно, скажу откровенно. Я прикончил дитто прежде всего потому, что, начав сканирование, он обнаружил бы реального человека рядом с собой. Чертовски неудобно для меня. Этого я допустить не мог.

Думаю, он и сам все понял.

Рециклера поблизости не оказалось, поэтому я просто сунул Чена в мусорный бак.

Вот выберусь из этой передряги и отблагодарю Чена. Приглашу его пообедать. То-то он удивится.

На освоение костюма со всем его разведывательным снаряжением ушло несколько минут. Ткань легко принимала окраску окружающего пейзажа. Невидимым я, конечно, не стал, но в глаза не бросался. В такой экипировке нетрудно обмануть почти любую опознавательную систему — органическую, цифровую или глиняную.

Похоже, даже после Большой Дерегуляции наше правительство еще ухитряется тратить наши доллары с пользой.

Включив сенсоры на полную мощность, я направился к тому месту, где Чен обнаружил проверяющих. Неплохо бы узнать, почему эти ребята считают, что ракету похитили именно отсюда. А главное, необходимо найти надежный терминал для выхода в Сеть.

И еще я надеялся отыскать автомат с закусками. Заходят же сюда реальные люди! Приятно, конечно, быть органическим, но в этом есть и недостатки. Я так проголодался, что даже самогипноз не мог побороть ощущение пустоты в желудке.

Хорошо еще, что костюм снабжен поглотителем шума. Иначе мой рычащий живот разбудил бы всю спящую армию!

Да здравствует высокая технология!

Глава 38 АМФОРЫ …или как Красный, Зеленый и другие встречаются вне времени и пространства…

Подобно сосуду — или нескольким, — золотому с краев, я переполнен.

Мое единственное желание? Опустошиться!

Желание воссоединиться все сильнее.

Но с кем? С каким «мной»?

С которым?

И где этот я?

Мы идентичны, но и различны. Потому что один-я знает то, чего не знает другой-я.

Один видел посуду с корабля, затонувшего две тысячи лет назад. Женские фигурки, слепленные из речной глины два миллиона лет назад. Черточки-символы, нацарапанные рукой во времена, когда руки только-только научились запечатлевать мысли.

Один видел все это. Другой корчится от боли, не зная, откуда взялись эти образы. Не воспоминания, а свежие, еще сырые впечатления.

Я знаю, что делает Махарал. Как я могу не знать?

И все же цель этих попыток остается неясной. Уж не сошел ли он с ума? И не такова ли судьба всех дитто, когда они становятся призраками, — плыть по течению без якоря дома-души?

Или Махарал исследует новый способ заставить вибрировать Постоянную Волну?

Я не чувствую себя отдельным артистом. Скорее всей труппой. Ареной.

Я — форум.

Все совсем не так, как обычно, когда мы пассивно абсорбируем воспоминания двойника, когда один поток вливается в другой. Здесь же две волны словно идут параллельно, красная и серая. Они равноценны, они перемешиваются и усиливаются, они катятся к взаимному поглощению…

И на этом фоне надоевший, как голос скучного гида или ненавистного лектора, щебет Махарала. Он снова и снова повторяет, что наблюдатель создает вселенную. Он дразнит и мучит меня, усиливая «рефлекс лосося», требующий, чтобы я «вернулся домой», на свою базу, которой больше не существует.

— Отгадайте загадку, Моррис. Как можно быть одновременно в двух местах, когда вас нет нигде?