Глаза из серебра

Глава 53 Северный Гелансаджар, 5 маджеста 1687

Малачи сдирал корку с апельсина, ощущая его сладкий запах. Золотые кончики его больших пальцев стали твердыми, и пальцы превратились в плоские лопасти, идеально подходящие для очистки фрукта от кожуры. Он без труда чистил апельсин, отбрасывая кусочки кожуры налево, так чтобы не попасть в Наталию и внутрь их самодельного ялика. Он не видел ни ее, ни их транспортного средства, но ощущал свое положение относительно них и старался бросать кожуру за борт.

– Наталия, ты отлично придумала, – он радостно кивал головой. – Ты нам обеспечила и транспорт, и кормежку.

Прерывающимся от радости голосом она сказала:

– Повторяю: это не моя, это, скорее, твоя заслуга. Ты сам сказал, что нам нужен деревянный ящик, к которому можно будет приделать парус. И первое, что мне попалось на глаза утром на улице, – эта крытая повозка продавца фруктов, даже с тентом из парусины. Я ему предложила золотые Крайины, и он согласился.

Малачи забросил в рот дольку апельсина и прожевал. Ему подумалось, что обмен повозки на деньги был не так прост, но в пересказе Наталии это прозвучало как пустяк. Он всегда знал, что у нее сильная воля, но раньше она была просто молодой женщиной, которая за двенадцать лет разлуки стала именно такой личностью, какой и обещала стать с юности.

Улететь из Взорина было совсем не просто. Парусиновый навес превратился во вполне пригодный парус, но ветер не всегда дул в нужном направлении, и тогда приходилось менять тактику полета: Малачи поднимал ялик высоко в воздух и потом снижался, но очень осторожно. Повозка была не более приспособлена для полетов, чем жернов, но Малачи во всех тонкостях знал магию аэромансеров, и Наталия все время таскала парус с места на место, чтобы лететь в нужном направлении, так что Малачи удавалось добиваться успеха.

Их очень утомлял полет, состоявший из непрерывных взлетов и падений, но, к счастью, у них оказались съестные припасы. Им повезло, что в качестве ялика достался фургон с фруктами: груз съедался, и ялик становился все легче. Оба они старались не задумываться, что будет, когда съедят груз. У Малачи просто не хватит сил поднимать ялик, но к тому времени они рассчитывали уже оказаться в Гелоре.

Они летели почти весь первый день, и в сумерках Наталия сообщила, что вдали виднеется гора, очевидно, Джебель-Квирана. Через некоторое время полета она заметила лагерь гусар. Чтобы разминуться с ними, Малачи изменил курс, полетели на юго-восток, к горам Гелан. Они решили, что двигаться будут только ночью, а днем прятаться. Кроме того, лететь днем жарко, а ночами им поможет более прохладный воздух, стекающий с гор на гелансаджарскую равнину. В прошлую ночь бриз дул на юг, и они оказались ближе к цели.

При первой встрече и изумленном взаимном узнавании между ними возобновились откровенные товарищеские приязненные отношения. Но теперь они несколько изменились под влиянием необычных обстоятельств вылета из Взорина и дурных предчувствий. Когда-то они были друзьями, но за последние двенадцать лет оба изменились, они теперь, по сути дела были чужими друг для друга. В полете времени хватало только на обмен разрозненными фразами. Каждый из них не ожидал, что другой настолько изменился, и отсюда возникло некоторое обоюдное разочарование, чуть ли не обида на то, что надежды не оправдались.

«Смешно не понимать, что сам ты с годами изменился, но все же ждешь, что другой-то остался прежним, несмотря на все прошедшие годы. Приятно открывать в другом что-то неожиданное, но зато столько диссонансов!»

Малачи также ощущал ее разочарование, время от времени она не могла сдержаться и не намекнуть на свою обиду. Он очень хотел исцелить нанесенную им рану, но его удерживало ощущение ее боли, глубоко скрытой в душе. Его не удивляла ее осторожность в чувствах, которая держала его на расстоянии, и он понимал, что так, наверное, правильно.

«Я так долго прожил один, я не умею обращаться с сильными чувствами, какие нас когда-то связывали».

Он надеялся, что они сумеют сохранить хотя бы нейтральные отношения, которые снова могут превратиться в дружбу.

Малачи подтянул колени к животу, откусил кусочек апельсина:

– Прости меня, тасота Наталия, что заставил тебя страдать. Действительно, я непростительно поступил.

– Малачи, да все я понимаю. – Но ее ломкий голос выдал ее истинные чувства. – Ведь тебя ослепили.

– Да, ослепили, я слеп ко многому, мне не нужно ничего кроме тебя. Из-за любви к тебе я решил отказаться от тебя, решил, что этим я тебя защищаю. – Малачи опустил веки, боясь испугать ее серебряным блеском глаз. – Двенадцать лет назад я совершил дурной поступок – поверил, что Бог предназначил меня для особой миссии, и отвернулся от тебя и других людей. Я думал, что если я посвящу свою жизнь служению Ему, то мне никто не нужен. Конечно, я был неправ, но не хотел в это верить. И не желал понять, что, отвернувшись от друзей, я причинял им такую же боль, как и себе.

Теперь ее голос послышался со значительно более близкого расстояния:

– Ты ничего мне не должен объяснять.

– Должен, тасота Наталия, потому что я поступил с тобой жестоко, и причина этого – мое самомнение. В Илбирии я жил в Сандвике, учился и преподавал то, что мог, – военное дело и теорию магии. Я приходил на защиту ученических проектов и буквально уничтожал их творения. Они меня так боялись, что проклинали мои серебряные глаза, а я этим гордился. Я принижал достоинства всех лучших учеников Илбирии, убеждая себя, что исполняю Его волю.

Он затолкал в рот последний кусочек апельсина.

– Знаешь, чем я оправдывал свою жестокость к ученикам? От души верил, что в результате моих поучений они станут лучшими солдатами. Даже если я и был прав в своих рассуждениях, все равно моим поступкам нет оправдания.

– Значит, ты поступал так ради их блага.

– Ну да, но надо было требовать больше от себя. – Малачи позволил себе тень улыбки. – Я гордился, что я хоть и слепой, а лучше многих. В глубине души я понимал, что они не станут оспаривать моих упреков – из жалости ко мне, ну, я и расходился вовсю. Через какое-то время, когда они все глотали мои оскорбления, я уже был уверен, что они просто не в состоянии мне ответить. Но этой весной все изменилось.

– Почему?

– Я был на обсуждении проекта, в котором теоретически рассматривалось нападение Крайины на Гелор.

– Случайно, да?

– Да, чистое совпадение, но тема проекта тут не важна. Я изменил параметры проекта, выбранные студентами – его авторами, изменил обстоятельства, предлагаемые ими, и стал им указывать, почему их анализ неверен. И один из этих ребят ответил мне на вызов. Он сказал мне, что я поступаю нечестно. Он сказал мне, что их проект оптимален при заданных ими условиях, при доступных им данных, и я понял, что он прав. Я осознал, что подвожу студентов и себя, я не оправдываю ожиданий Господа. И взял этого студента себе в помощники.

Он покачал головой:

– Мы вместе добрались до Истану, чтобы спасти Доста.

– Но в темнице Взорина его не было.

– Не было. В Дрангиане его забрал Дост. И сейчас я не знаю, где Урия и жив ли он.

– Если он оказался достаточно сильным, чтобы добраться до Истану, почему ты думаешь, что его уже нет в живых?

– Может, и жив, он ведь был наполовину крайинец.

– Ну и хорошо; это служит мне хорошим предзнаменованием в нашей нынешней ситуации. – Наталия это произнесла легким тоном, но Малачи почувствовал, что в душе она неспокойна.

– Несомненно. Поскольку мы будем вместе, я хочу, чтобы ты знала – я совершил невероятную глупость, что не поехал к тебе в Муром, хоть и был слепым.™ Он вздохнул. – Я твой должник не только за это, и надеюсь, мы сможем все же быть друзьями.

– Малачи, я тебя так любила, и так было больно, когда моя любовь умерла! – Она тяжело вздохнула. —

Сейчас я старше, умнее, надеюсь, и способна понять, хотя бы частично, причины твоего поступка. И я тоже хочу быть тебе другом. Иначе невозможен наш марш-бросок.

– Наталия, я уже понял, что ты изменилась. Ты мне нравишься такой, какой стала.

– Ты, Малачи, должен понять одно. – Ее голос немного сел. – Я люблю Григория Кролика, а он – меня.

– Ага, понял, – Малачи высосал дольку апельсина, прожевал ее и выплюнул семечки.

И вздрогнул, осознав юмор ситуации: она объявляет о своей любви к человеку, который его ослепил. На долю секунды ему захотелось раскрыть ей предательство Кролика, но он не стал.

«Чего я этим добьюсь? В прошлом я ее покинул, заставил страдать, а теперь стараюсь оправдать свой поступок, обвинив в моей беде любимого ей человека? Возможно, ее любовь его изменила, спасла. Жестоко было бы все рассказывать, я уже и так ее обидел – на всю жизнь хватит».

Но некоторым образом эмоциональный подтекст ее слов вызывал сомнение в их смысле. Ему показалось, что отчасти она хотела этими словами уязвить его, чего и добилась, но за этими словами скрывалась и ее собственная уязвленность.

«Наталия явно полюбила Кролика, но она больше не уверена, что он отвечает ей тем же. Характерен сам факт: вот мы с ней летим в Гелор, чтобы остановить гусар Кролика при нападении на город. Разве это не говорит о том, что она сомневается в чувствах и намерениях Кролика? – Он встряхнул головой и удержал себя от желания подвинуться к ней и заключить в объятия. – Ничего не могу я сделать. Могу только молиться, чтобы ей хватило сил пройти через все испытания, которые предстоят».

– Я очень хорошо помню Григория Кролика. Ему крупно повезло, что завоевал твою любовь. Желаю вам

1 всего возможного счастья. – Он заставил себя улыбнуться. – Прошу тебя об одной любезности. – Да?

– Вот какой: если я буду поступать в известной тебе манере, и тебе станет неприятно, прошу тебя – прикажи мне перестать. – Он повесил голову. – Не хотелось бы огорчать тебя больше.

– Обещаю, и прошу об ответной любезности.

– Говори.

Ее голос стал озорным:

– После того, как ты уехал из Мурома, я наняла учителей и выучила илбирийский, чтобы говорить с тобой на твоем родном языке. – Она теперь заговорила по-илбирийски. – Уроки стоили целое состояние, платил тасир, и я хотела бы воспользоваться возможностью попрактиковаться.

– Ты потрясающая женщина, Наталия.

– Раз так говорит слепой жрец Волка в пустыне, – громко рассмеялась Наталия, – может быть, в его словах есть крупица правды.

Глава 54 Сады лорда Нордклифа, Дилика, Пьюсаран, Аран, 5 маджеста 1687

Робин Друри заулыбался. Вот и Аманда Гримшо перед статуей лорда Нордклифа, как и обещал сегодня утром отец Райан. Пояс ее платья канареечного цвета был завязан бантом на спине. Желтые перчатки и зонтик по цвету точно соответствовали платью. Ни на одном предмете туалета не было ни кружевных оборок, ни вышивки. Волосы Аманды были собраны высоко на затылке, оставляя открытой шею, а желтая шляпка на длинных завязках свисала до середины спины.

– Простите, что вторгаюсь в ваши мысли, мисс Гримшо, но должен признаться – счастлив видеть вас.

Аманда тоже заулыбалась:

– Как так вышло, брат Робин, что вы оказались тут в это время дня? – Он не успел еще ответить, как она добавила: – Отец Райан клялся, что не будет посредником.

– Он и не собирался, – Робин предложил ей руку, за которую она ухватилась. – Натарадж завел привычку все время торчать возле казарм этирайнов, и ребята теперь считают его своим талисманом. Вы его хорошо обучили илбирийскому в миссии, и теперь он свой язык уснащает таким цветистым лексиконом, каким пользуются этирайны, а отец Райан недоволен.

Аманда притворилась шокированной:

– Не могу себе представить, что же это такое – лексикон этирайнов.

– Отец Райан пришел за Натараджем и увел его в миссию. И упомянул, что вы собираетесь быть в миссии сегодня днем. Он сказал мне, что не хочет быть посредником, но сообщил мне об этом факте, чтобы вы прекратили посылать Натараджа к нам в казармы.

Она лукаво улыбнулась:

– Я предлагала ему, что сама пойду и заберу парнишку.

– Да что вы говорите? – Робин улыбнулся в ответ. – Придется уговорить Натараджа бывать у нас почаще.

Аманда смеялась. Потом повернулась лицом к нему и сделала несколько шагов назад.

– Надеюсь, не сочтете меня слишком навязчивой, ведь я, по сути дела, напросилась встретиться тут с вами. Мне папа запретил с вами видеться, но в этом вопросе я не могу подчиняться его мнениям. Он ведь не знает, что вы спасли мне жизнь.

– Вряд ли это изменило бы его отношение ко мне.

– И даже если бы вы не спасли меня от Веннера, я бы папу не послушалась. – Она остановилась, прижалась к нему и незаметно поднесла его руку к губам. – Я считаю, что вы замечательный человек.

Робин захотел взять ее за руки и поцеловать. Он видел, что она простит ему такую фамильярность, но воздержался. Вокруг толпа, им с Амандой не следует выдавать своих отношений. Ему было наплевать на свою репутацию, хотя, конечно, не стоит своим поведением порочить имя капитана Хассета. Но важнее было другое: их невинная прогулка в саду могла превратиться в скандал, который мог повредить Аманде, а этого он допустить не мог.

– Вы, Аманда, – просто драгоценность. – Он оглянулся по сторонам, потом перевел взгляд на нее. – Нельзя останавливаться, а то начнутся сплетни.

Минутку поразмыслив, она снова поцеловала его руку, как бы в насмешку над условностями, и пошла рядом.

– Вы, конечно, правы.

– Никто не сожалеет больше, чем я. Аманда сдавленно фыркнула:

– Вам никогда не надоедало соблюдать внешние приличия?

– Не уверен, что правильно понял вас.

Аманда взмахнула зонтиком, обведя все окружающие их сады:

– Обернитесь-ка вокруг, Робин. Кусты, фигурная стрижка деревьев, цветы – все из Илбирии. И люди вокруг вас – все из Илбирии, и одеты, как принято в Илбирии. Допустим, Господь поднимет весь этот сад со всем его содержимым и перенесет в Ладстон, ведь никто из присутствующих и разницы не заметит.

– Разве что жары не будет.

– Ну да. – Она темпераментно закивала. – За пределами сада жители Арана одеты в соответствии с климатом. Вам не было бы удобнее в коротких шортах, сандалиях, легкой рубашке или вовсе без рубашки? – Она двумя пальцами приподняла край платья. – На мне три слоя материи, и каждый из них толще газовой ткани, из которой сшиты платья аранок в это время года. Робин почесал выбритую макушку:

– Смешно – мы демонстрируем голый череп как признак мудрости и ходим тут без шляп, рискуя упасть в обморок от солнечного удара.

– И еще пример, – Аманда посерьезнела. – Дело, конечно, не в одежде. Я хочу поцеловать вас и чтобы вы меня поцеловали, но обычай осуждает такое поведение при посторонних, а нам с вами никогда не позволят остаться наедине. И знаете, кто будет нас бичевать за проявление чувств при народе? Жены тех самых людей, которые ходят с моим отцом в его башню. На их дебоши смотрят сквозь пальцы, и знаете почему? Потому что женщины в башне – не илбирийки.

– Это так звучит, как будто они животные.

– О, да, конечно, но мы ведь знаем, что это обман. Если бы у отца в башне была отара овец, дамы не были бы столь терпимы, и общество не было бы таким всепрощающим. Отвратительна мораль такого общества, которое больше заботит благополучие животных, чем жестокость в отношении других человеческих существ.

Некоторое время Робин обдумывал эту мысль, потом согласился:

– Святой Мартин нам заповедовал, что мы должны выступать на защиту тех, кто беззащитен, и мы должны поступать так, чтобы не позволять другим эксплуатировать слабых.

– Я бы мечтала, Робин, чтобы хоть один раз каждый, кто носит маску благовоспитанности, взглянул бы на себя в какое-нибудь Зеркало Правды и увидел, каким является на самом деле.

– Когда они умрут и окажутся на Высшем суде, это и произойдет.

Она вздохнула:

– Это-то я знаю, и в терпении, конечно, добродетель, но хотелось бы, чтобы каждый приложил свои усилия, чтобы мир стал хоть немного похож на рай. На небесах, как я понимаю, все настолько фантастически великолепное, что мы не можем себе представить; но почему бы не вообразить это великолепие тут, на земле, и почему бы не создать все это тут? Тогда небо будет для нас гораздо большей наградой.

Этирайн кивнул, соглашаясь. Она заговорила о личной жертве, необходимой для того, чтобы мир стал лучше. Слишком многие представляют себе жертву в виде благотворительности – предоставление другим людям денег или вещей, а не своего времени и внимания. Конечно, это лучше, чем ничего, но ужасно, что за этой ширмой многие скрывают всякие мерзкие поступки. Вот такой благотворитель перечеркивает все свое добро злом, которое сам же и совершает.

Робин похлопал ее по руке:

– Вы лично много участвуете в изменении мира тем, что преподаете в миссии.

– Но могла бы больше, – мисс Гришмо покачала головой. – То, что делается вокруг моего отца, это… сложно понять.

Аманда произнесла слова «сложно понять» многозначительно. Она могла не только рассердить своего отца, но и подвергала себя риску разрушить свою жизнь, бросая ему вызов. Если Эрвин Гримшо лишит дочь своей материальной поддержки, она останется ни с чем. Вряд ли у нее есть какие-то свои средства, а если и есть, то может быть, все они вложены в акции компании, владельцем которой является ее отец или в доверительные соглашения, а ее отец – доверительный собственник. Есть уйма разнообразных способов лишить женщину богатства. Робину их подробно разъяснил в свое время лорд Лейкворт, предложив ему стипендию для обучения в Сандвике.

Робин вспомнил вчерашнее заседание с принцем Тревелином и принцем Аграшо. Аграшо признал роль Кобба Веннера. Если эти сведения позволят Тревелину возбудить дело против Эрвина Гримшо, у отца Аманды будут серьезные заботы, чем ее поступки.

– Жизнь вообще полна сложностей, Аманда, не исключено, что наступят перемены и вам станет проще жить.

Они шли по дорожке, огибающей угол сада:

– Первый раз слышу от вас, Робин, неточную формулировку.

– Простите, но я не вправе вам рассказывать все, что знаю, по крайней мере, пока, а, возможно, и никогда не смогу. Постараюсь не огорчать вас, насколько это будет зависеть от меня. – Он тяжело вздохнул. – Надеюсь, вы мне верите в глубине сердца.

– Вы очаровательны с вашей строгой моралью и добрым сердцем, и вы спасли мне жизнь, – она остановилась, привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. – В моем сердце столько доверия к вам, Робин.

Глава 55 Дейи Марейир, Гелансаджар, 8 маджеста 1687

Рафиг Хает не верил своим ушам. Одетый в цвета Доста – красный и черный, он стоял по правую руку тигрового трона Доста. Перед ним полукругом расположились вожди и военачальники семнадцати основных племен Гелансаджара. Дост обратился к ним с просьбой о поддержке.

Ни один не согласился.

Рафиг больше не мог молчать:

– Вы что, не слышали, что вам говорят? Вы не знаете, кто он такой? Вы не видите, по его природе и по амулетам, благодаря которым до вас добрались его курьеры, что перед вами – человек большой силы? Вы что, все дураки?

Исмат, вождь племени Шаландат, погладил свою длинную белую бороду:

– Мне кажется, Рафиг Хает, что дурак тот, кто верит тому, что люди постарше его сочли ложным.

– А я отвечу тебе, Исмат, что это признак пророка. Ты видел крошечную долю того, что видел я, но я с первого взгляда понял, кто передо мной.

Другой вождь, возрастом младше Исмата и старше Рафига, прищурил темные глаза:

– Рафиг, ты ведь сам знаешь, что право быть Достом с веками потеряло свою значимость. Твоего прадеда объявили Достом воплотившимся, когда он захватил Гелор.

– Да, Фарадж аль-Фарух, ты говоришь истину. Но вспомни, что он сам никогда не называл себя этим титулом.

– Ага, значит, ты полагаешь, что всякий, кто присвоил себе этот титул, тот и есть Дост?

– Продолжайте свою игру в слова, она вам пригодится, когда сами поймете, как вы неправы. – Рафиг набрал полную грудь воздуха, чтобы разразиться новым залпом упреков в адрес вождей, но тут почувствовал на плече тяжесть теплой руки Доста. – Простите меня, господин, за мои слова.

Дост перетек в стоячую позу, демонстрируя свою мощь и способности:

– Не стоит извинений, Рафиг Хает. Твоя семья всегда была самой преданной и самой зрячей. – Он жестом указал на собрание вождей. – А все эти люди не совсем слепы, только их способности увидеть истину мешает забота о своем племени. Если бы они решили поддержать меня, их племена бы разорились. Вожди не возражают помочь, но им нужны доказательства, что, поддержав меня, они не навлекут катастрофу на свои племена. – Дост развел руками: – Какого знака вы ждете от меня?

Вожди и военачальники зашептались, нервно жестикулируя. Рафигу они напомнили куриц, сбежавшихся к кормушке. Он обратился к Досту.

– Заря прогнала ночь, но им еще нужен знак от солнца, что оно действительно взошло.

– Ты стоишь повыше, ближе к горизонту, чем они, Рафиг. Они еще не видят зарю, для них только небо посветлело. – Дост положил руку на плечо гелансаджарца. – Когда им будет дан этот знак, они слетятся под мое знамя.

– Уже пора бы слететься.

– Они не могут. За твою верность ты благословен, как и все племя Хастов. Остальные после тебя.

Вожди закончили дискуссию, и вперед выступил Фарадж аль-Фарух, чтобы произнести общий вердикт.

– Мы поверим, что ты Дост, если через двадцать дней в полнолуние ты захватишь Гелор.

По спине Рафига пробежал тревожный холодок. Фарадж аль-Фарух и все другие знали, что Рафигу предсказана смерть в полнолуние. Они нарочно выбрали такой день, чтобы удалить его от Доста. Они не рассчитывали, что преданность Рафига Досту такова, что он готов подвергнуть себя опасности.

Рафиг деланно засмеялся, и озноб прошел:

– На нашем языке, Фарадж, твое имя значит «судья», но обо мне ты судишь неверно. Я в своей жизни видел три сотни полных лун, и каждую из них я пережил. Мне, конечно, предсказано, что я умру под полной луной, но кто сказал, что под этой? Воины Хаста будут там рядом с Достом и возьмут Гелор для него.

Дост согласился с вождями:

– Принимаю ваш вызов. Я овладею Гелором в ночь полнолуния, но принимаю ваш вызов не просто так. И от вас кое-что потребуется. Я-то знаю, кто я, но вы не можете лишать ваших людей права присоединиться ко мне. Хасты храбрые воины, но их маловато – меньше сотни. Вы должны сказать своим воинам о моем возвращении, пусть выйдут те, кто желает примкнуть к Рафигу Хасту при взятии Гелора. Из вас, как говорится в Писании, я создам свое войско.

– Годится, – кивнул Исмат из Шаландата.

– Тогда в ближайшие две недели приведите сюда своих воинов. Теперь идите, и мир Доста да будет вашим душам.

Рафиг выждал, пока удалились все вожди, и только тогда обратился к человеку из золота:

– Я буду рядом с тобой какая бы ни была луна.

– В этом у меня нет сомнений, Рафиг, – Дост опустился на свой трон. – Но попрошу тебя еще выполнить два задания.

– Твое желание для меня – священный долг.

– Ты соберешь тут своих воинов и примешь тех, кто придет без злобы. Здесь хватит и еды, и оружия для всех. В сущности, у тебя будет семнадцать отрядов по пятьдесят воинов в каждом. Ты приведешь их на равнину, к северу от Гелора, на восходе солнца в день полнолуния. Начнешь атаку по сигналу – почувствуешь сигнал через мой амулет.

Рафиг рукой прикоснулся к золотому амулету.

– Ясно.

– Хорошо. Через шесть дней я уеду с сестрами, одну оставлю здесь, с тобой. – Дост улыбнулся. – Помнишь Тьюрэйю?

– Которую я привез из Взорина вместе с Валентином Свиликом?

– Именно.

– Хочешь взять ее себе в жены? – Нет.

– Тогда я выдам ее замуж за моего кузена Ахтара?

– Нет. – Дост покачал головой. – Я удочерил Тьюрэйю, она член моей семьи. Она мне теперь сестра. Твой кузен хороший парень, но Тьюрэйя предназначена не для него. Я бы хотел, чтобы ее взял себе в жены именно ты.

– Мне в жены? Дост улыбался:

– Когда Кирана Дост вышел из Дуррании, его брат Вертил был его главным. Я хотел бы, чтобы при взятии Гелора рядом со мной был брат, а мужем Тьюрэйи хотел бы видеть благородного человека, который получит от нее храбрых сыновей.

– Вы оказали мне честь.

– Тебе делает честь твоя храбрость. По моему приказу этот брак заключен. – Дост встал и хлопнул Рафига по обоим плечам. – Твоя жена ждет тебя в твоей палатке, брат мой.

– Спасибо, брат.

– И еще, Рафиг.

– Слушаю.

– В писании сказано, что брат Доста умрет в такое время, которое сам себе выберет. – На лице Доста засияла широкая улыбка. – Вертил умер в окружении своих правнуков. Знаю, что и твой выбор будет не менее мудрым.

Глава 56 Дом правительства, Дилика, Пьюсаран, Арам, 8 маджеста 1687

Принц Тревелин не обращал внимания на сверкающий злобой взгляд Эрвина Гримшо, которым тот так и сверлил принца.

– Ничуть не сочувствую, что вызов ко мне помешал вам отбыть на отдых к Вленгалу. Вам придется ответить на несколько очень серьезных вопросов, мистер Гримшо, и лучше бы ваши ответы меня устроили

Гримшо был в наряде цвета хаки: от брюк галифе и сапог для верховой езды до рубашки и тропического шлема. И ему было неуютно без доспехов или официального костюма.

– Я думаю, ваше высочество, любые ваши вопросы могут подождать до моего возвращения.

– Боюсь, что нет, мистер Гримшо. И поскольку генерал-губернатор Арана – я, то важно то, что думаю я, а не вы. Прошу вас садиться.

Гримшо обеими руками сжимал за спиной рукоять хлыста.

– Не предполагаю задерживаться у вас так долго, что устану стоять.

– Как хотите. – Тревелин уселся за свой стол, перелистал лежащие перед ним бумаги. И заметил, как кончик хлыста вибрирует от плохо скрываемого гнева Гримшо. Он поднял голову: вы понимаете, какие наказания полагаются за государственную измену, мистер Гримшо?

– Не могу себе представить, ваше высочество, что какие-то из моих замечаний вам можно счесть государственной изменой.

– Ваше мнение зафиксировано, но я спрашиваю не об этом. – Принц намеренно сощурил свои зеленые глаза, и в его голосе прозвучала нотка гнева. – Знаете ли вы, какое наказание положено за государственную измену?

– От ношения парика до смертного приговора. Тревелин раскопал в куче бумаг доклад капитана

Хассета о налете на завод и положил его перед собой поверх остальных бумаг.

– Менее недели назад «Сайт-Майкл» обнаружил и уничтожил сталелитейный завод в Дугаре. Есть доказательства того, что там было множество паровых машин. Завод производил сталь, а кузнецы в мелких кузницах выковывали из нее оружие для вооружения гуров, что было запрещено еще двадцать лет назад.

– Это потрясающе, ваше высочество.

– И я так подумал, мистер Гримшо. Из беседы с принцем Аграшо я узнал, что один из ваших людей, Веннер, организовал строительство этого предприятия и ввоз двигателей.

– Я знаю об этом, – кивнул Гримшо.

– Вы осмеливаетесь признать свое участие в этом мероприятии? – Тревелин вскочил на ноги. – Вы еще наглее, чем я себе представлял, мистер Гримшо.

– А вы, ваше высочество, видно, считаете меня не только наглым, но и глупым. – Гримшо щелкнул себя кнутом по сапогу, – Принц Агршо сам рассказал мне об этом разговоре вчера за обедом, я сразу же вернулся в кабинет и начал аудит счетов, в которых отражены операции, проводившиеся мистером Веннером. При первом просмотре счетов я заметил, что скорость поставок в Дугаp заметно уменьшилась. Мистер Веннер пометил, что для ведения бизнеса в Дугаре требуются подношения.

Тревелин зарычал:

– Вы хотите, чтобы я поверил, что мистер Веннер лично создал это предприятие, без вашего соучастия?

Гримшо поднял голову и вызывающе выдвинул вперед подбородок.

– Пожалуйста, можете провести свой аудит, ваше Высочество.

«После того, как ты уничтожил все записи?»

– Веннер мертв, так что мало надежды, что кто-нибудь сможет оспорить или исправить какие-либо ошибки в таком аудите.

– Что верно, то верно, ваше высочество. – Гримшо удалось изобразить на лице обиду. – И я не могу быть уверен на одну сотую процента, что аудиторы не работают вместе с Веннером, так что они могут скрыть или уничтожить доказательства. Я, как и вы, считаю это преступление ужасным, и мысль о коррупции в моей фирме абсолютно отвратительна мне, но я могу гарантировать, уверяю вас, что все виновные будут схвачены. Конечно – он пожал плечами, – мы начали необходимые процедуры по аннулированию пенсии, которая выплачивается семье Веннера в Илбирии.

– Несомненно, – Тревелин с трудом скрыл разочарование.

Он по своей подготовке был воином и к классу торговцев испытывал нездоровое презрение. Следует учесть, что он общался с ними, когда торговцы и более простой народ обращались к нему с какой-либо просьбой. Для него их намерения были очевидными. И поэтому он привык считать их плохими стратегами. Большинство людей этого класса соответствовало его мнению, но Эрвин Гримшо явно к нему не относился.

«Следовало догадаться, что он вывернется. Правильно всегда говорила Рочел: я слишком доверяю силе правосудия, значит, не могу понять глубину зла и его умения все скрыть. – Принцу захотелось стукнуть кулаком по столу. – Вместо того, чтобы сломить Гримшо, как собирался, я показал ему, что он с успехом опередил и победил меня. Вместо страха я вызвал в нем презрение, но из этого тоже можно извлечь пользу, ведь теперь он станет меня недооценивать».

Гримшо облизнул губы кончиком розового языка:

– Надеюсь, мы разрешили вашу проблему на данный момент. Могу ли я идти?

Тревелин изобразил возмущение и стал притворяться мелочным:

– Можете, но не в направлении Вленгала.

– Почему это?

– Вы сами сказали, что штату аудиторов нельзя доверять полностью. – Тревелин широко улыбнулся Гримшо – улыбкой триумфатора, но с долей садизма. – Вы останетесь в Дилике, пока не закончится аудит, и я сам его буду рассматривать до полного удовлетворения. И только тогда вы сможете уехать.

Серое лицо Гримшо медленно порозовело:

– На вашем месте, ваше высочество, лучше не иметь меня вблизи. Вот на отдыхе у Вленгала я сумел бы забыть, как сердит на вас.

– Может быть, вы и правы, сэр, но я думаю не о себе, а только о том, чтобы вам было некомфортно. – Тревелин сложил руки. – Вам хотелось бы оказаться подальше, а мне хотелось бы получить доказательства вашей вины в государственной измене.

– Тогда я подозреваю, ваше высочество, что мы оба окажемся разочарованными.

– А я подозреваю, мистер Гримшо, что мы наконец-то нашли точку общего согласия, – Тревелин указал на дверь. – Я пожелал бы вам доброго дня, но вы не поверите моей искренности.

Гримшо развернулся на каблуках и зашагал из офиса.

Тревелин вздрогнул, услышав, с каким грохотом захлопнулась за гостем дверь, потом заулыбался.

«Рочел, вот в ком ты почувствовала бы очень плохого человека, – прошептал принц про себя. – И ты могла бы дать мне силы противостоять ему. Глубина зла в его душе неизмерима и источник его неисчерпаем. Мне остается надеяться, что, потеряв рассудок от гнева, он не сумеет сообразить, как ему ловко выкрутиться, и тогда я смогу предать его заслуженному правосудию».

Глава 57 Дворец аланима, Гелор, Гелансаджар, 9 маджеста 1687

Воспитание, полученное Наталией при дворе отца, подсказывало ей, что прилететь в Гелор на фруктовом фургоне в середине ночи вряд ли прилично. Когда Малачи стал приземляться во внутренний дворик дворца цвета слоновой кости, она поняла, что они снижаются слишком быстро, и старалась подкорректировать его действия. С искаженным от боли и усталости лицом Малачи сумел в последнюю секунду замедлить посадку, но все падение было стремительным.

Первый удар пришелся на задние колеса, при этом посыпались их спицы и смялись железные обода, раздался скрежет металла. Следом, слетев с оси, шлепнулись передние колеса. Пока они, подскакивая, катились по углам дворика, фургон подпрыгнул один раз, раскололся посередине и развалился на две части. Апельсины, лимоны и грейпфруты вприпрыжку раскатились во все стороны, подскакивая на мраморных плитах дворика. Передняя стенка фургона зацепилась за что-то и опрокинулась, выбросив Наталию прямо на грядку с цветущим лимоном.

Ударившись оземь, Наталия покатилась, и таким образом погасила энергию полета, обойдясь без травм и ушибов. Вскочив на ноги, она побежала к Малачи, неподвижно сидевшему у стенки фургона, которая служила кормой. Первая мысль была, что он погиб! Но тут в желтом свете факелов, освещавших дворик, она заметила, что его грудь поднимается и опускается – он дышит!

«Жив!»

Она заулыбалась, потом затрясла головой. Да, жив, но, судя по его виду, не так далек от дверей смерти. От изнеможения глаза его запали, сквозь глубоко въевшуюся за время полета грязь видно, как осунулось пожелтевшее лицо. Спутанные волосы собрались клочьями, за время своего путешествия он исхудал, и его скулы, обтянутые кожей, резко выделялись. Он был покрыт многочисленными ранами и болячками от пыток и в целом больше напоминал воплощение смерти, а не живого человека.

Она знала, что и сама выглядит не лучше, и это было отчетливо написано на изумленных, полных ужаса лицах стражников, оцепивших разбитый фургон. Некоторые извлекли было свои шамширы, но большинство глазели на нее, раскрыв рот. Она медленно поднялась, широко улыбаясь.

– Говорит ли кто-нибудь тут по-крайински? Стражники затараторили между собой, потом один убежал. Наталия продолжала улыбаться, потом попробовала простыми знаками объясниться с гелорцами. Указала на Малачи и на себя, пальцем постучала себя по правому глазу и проговорила имя: аланим Шакри Аван.

Итог ее сообщения был таков: стражники отодвинулись от них подальше. Явная неудача ее несколько обескуражила, но, с другой стороны, это даже и неплохо. Такое внушительное расстояние уменьшало риск внезапного нападения. Успокоившись, она уселась и обеими руками схватила Малачи за руку.

Его руки были покрыты золотом, но на ощупь они казались не металлическими, а живыми. Она не могла различить на коже рук пор или линий, но нащупала суставы. Малачи не объяснял – что за металл и откуда у него такие золотые протезы вместо рук. Она не задавала вопросов ни о глазах, ни о руках, хотя временами любопытство одолевало ее и хотелось спросить.

В сопровождении двух солдат прибыл высокий стройный человек в очень красивой одежде. Он поклонился Наталии и заговорил по-илбирийски:

– Я Сузил ибн-Хаким, советник аланима. Кто вы и по какому делу прибыли в Гелор?

Услышав в голосе человека раздраженность и враждебность, Наталия ответила не сразу:

– Я Талия Конева, а это – Мартин Чайлдс, купец из Илбирии. Мы сбежали из плена во Взорине. Мы прибыли, чтобы предупредить вас и илбирийские войска о том, что Крайина готовит вторжение. Вы должны немедленно отвести нас к аланиму.

Сузил отдал приказ двум стражникам, и они тут же помчались во дворец. На крайинском он ей сказал:

– Для вашего удобства я буду говорить на вашем языке. Вы увидите господина, но только после того, как приведете себя в порядок. Я поговорю с аланимом Аваном и объясню ему причину вашего визита. Следуйте за этими стражниками, они отведут вас в вашу комнату. Сейчас принесут носилки для вашего спутника.

Наталия не хотела оставлять Малачи, но твердый тон Сузила не оставлял ей выбора. Будучи тасотой, она могла пренебречь его указаниями. Но раскрывать ему свою настоящую личность было бы опасно. Когда сюда придет армия Крайины, она может стать ценным заложником в руках Шакри Авана. Конечно, возможность иметь ее в заложниках – неплохой способ отправить гусар назад, но она знала, что этот же повод мог стать для Григория достаточным, чтобы напасть и захватить Гелор с благословения ее отца.

«И он захватит этот город».

Осознав это, она вдруг поняла, как сильно изменились ее мысли и чувства к Григорию Кролику всего за две недели. Тогда она верила, что Григория обманывает Василий Арзлов. Она считала своим долгом по отношению к любовнику защищать его и постараться объяснить Григорию, что Арзлов использует его в своих целях. Но убедилась, как необычайно трудно втолковать ему, что происходит, и удивлялась: как он может не понимать очевидного.

«Не понимал, потому что не хотел понимать».

Наталия не сомневалась, что у Арзлова есть свои хитроумные планы, но понятно, что они есть и у Григория. Она настолько сосредоточилась на слежке за Арзловым, что интриги любовника едва не прошли мимо нее. Она задумалась о том, как легко Григорию было ее дурачить; интересно, насколько же давно это началось.

Лицо ее вспыхнуло от смущения.

«Давно, слишком давно. Он, видно, воспринимал меня как путь к власти, а потом представилась возможность взять Гелор, и меня отставили. – Во рту у нее появился кислый привкус. – Можно было сразу понять, что я для него – величина незначительная, по тому, как болезненно он воспринял свое поражение в шахматы. Никому не желает подчиняться».

Стражники провели молчащую Наталию в крыло дворца, в котором были прохладные мраморные полы и кафельные стены. Потолок в коридоре был настолько высоким, что тонул в тени, отбрасываемой лампами стражников. Ничего похожего на дворец ее отца. Ни статуй, ни фресок, просто голубые и белые кафельные плитки, облицовывающие стены, с разными узорами, похожими на паутину.

Главный стражник деликатно постучал в дверь, и Наталия услышала за дверью девичий щебет. Ожидая, что дверь откроет женщина, она сильно удивилась при виде высокого лысого мужчины крепкого сложения.

Но и его она сильно ошарашила своим неухоженным видом. Стражник сказал ему что-то на геланса-джарском и был отослан прочь взмахом пухлой руки евнуха. Уступив ей дорогу, евнух пригласил ее войти и быстро захлопнул за ней дверь.

«Меня запихнули в гарем!»

Наталия сложила руки.

«Нет, нет!»

Евнух заглянул в глубь затемненной комнаты.

– Добрила!

Наталия услышала шелест ткани: миниатюрная женщина с темно-каштановыми волосами поднялась с горы подушек и натянула юбку из прозрачного шелка. На женщине были только шлепанцы, да на правой щиколотке сияла золотая тонкая цепочка. Маленькая грудь женщины и хрупкая фигурка делали ее похожей на мальчика, но ширина бедер и походка сразу прогоняли эту мысль.

Евнух поговорил с Добрилой, и та обратилась к Наталии на ломаном крайинском:

– Это Джабр. Он хранитель любовниц аланима.

– Я здесь не для развлечения аланима. Крайинка поговорила с евнухом и кивнула в ответ на его слова.

– Джабр говорит, что стражник передал слова Сузила: он хочет, чтобы ты была чистой и приличной. – Она сморщила нос. – От тебя воняет гнилыми фруктами, и у тебя такой вид, будто ты месяцами не мылась.

Наталия решила было устроить нагоняй женщине, но вовремя спохватилась и рассмеялась.

«Ну, устрою ей выволочку, а за что? За то, что говорит правду?»

– Тогда прошу вас, покажите мне, где можно вымыться. – Наталия вежливо улыбнулась Добриле, и та кивнула ей.

Идя за Добрилой через всю комнату, Наталия насчитала дюжину спящих женщин. Она не сомневалась, что за прозрачными спускающимися с потолка полотнищами в глубине комнаты их было еще не менее дюжины.

«Сколько же их угнано из нашей Крайины и доведено до такого состояния?»

Добрила ввела Наталию в облицованную кафелем комнату с двумя бассейнами. Из того, который был побольше, поднимался пар.

– Купайся в том, который поменьше. Я принесу тебе какую-нибудь одежду и что-нибудь поесть, хорошо?

– Да, – с благодарностью улыбнулась Наталия. – Прошу тебя – раздобудь хлеба. Только не фрукты, – тасота прижала руки к животу. – Не фрукты, умоляю.

Из небольшой ниши в кафельной стене рабыня-крайинка достала кусок мыла и щетку, вручила их Наталии:

– Мойся поусерднее. Шакри Аван может вызвать тебя в любую минуту. Я принесу поесть.

Наталия содрала с себя одежду и свалила вонючей кучей у стены. Попробовала воду большим пальцем ноги – тепловатая. Погрузилась в воду с головой, вынырнула, запустила пальцы в волосы и с ужасом обнаружила, что они спутаны и висят жирными прядями.

Наталия намылила щетку и принялась яростно тереть себя, так как ее терли только няньки в детстве. Тогда она это ненавидела, сейчас – оценила. Она с дрожью смотрела, какой грязной стала вода. Вымыла голову, сполоснула волосы и снова вымыла.

Смыв все мыло, она села на край маленького бассейна, развернулась и скользнула в бассейн с более горячей водой. По контрасту вода вначале показалась обжигающей. В горячей воде защипало обгоревшие на солнце шея и тыльные стороны ладоней. Пробираясь к краю бассейна, она нащупала более мелкое дно и улеглась на нем, теплая вода переливалась через ее живот, как ручей, протекающий по ровному руслу. Оперевшись головой о край бассейна, она постаралась расслабиться.

И тут же забеспокоилась: что с Малачи? Она представляла его себе в подобном окружении где-то во дворце аланима, но его облик ушел вместе с его изношенными башмаками и драными черными брюками. Ей это показалось странным. Она постаралась представить себе его обнаженным и не смогла – совсем странно!

При их прежнем знакомстве, когда он еще не потерял зрения, она часто фантазировала о нем. И наедине с собой, и с хихикающими сестрами ей никогда не составляло труда представить его без одежды. В сущности, она никогда не видела его раздетым, и ее фантазия придумывала разные анатомические подробности, но никогда не бывало так, как сейчас.

Наталия нахмурилась. За последние полторы недели они стали ближе, чем были когда-либо раньше. Скорчившись, они лежали рядом под фургоном, прячась от солнца. Они спали, обнявшись, и просыпались тоже вместе. Когда она лежала в кольце его рук, даже не думая об интимных отношениях, уходили все беспокойства и обиды, которые не позволили бы ей уснуть в других обстоятельствах.

Малачи был робок и ласков, заботясь о ней и ее потребностях. Он всегда держал себя в руках, стараясь не нарушить хода ее мыслей или случайно не дотронуться до нее. Часто, проснувшись, она видела его рядом: она спиной прислонялась к нему. Григорий при такой позе сразу же ухватил бы ее рукой за живот или за грудь, но Малачи – ни за что. Его свободная рука лежала на ее плече, как эполет, охраняя ее безопасность, но не предполагая интимных отношений, которых не было.

Наталия поражалась его такту и самоконтролю. Сомнение, запинки в его голосе, когда разговор начинал сворачивать на темы чувств, иногда захватывали ее врасплох. В темноте, когда ялик летел сквозь ночь, ей было нетрудно представлять себя моложе на двенадцать лет. Она откровенно и просто разговаривала с Малачи, как раньше, в дни войны с Лескаром. Порой казалось, что эти двенадцать лет были долгим сном, но тут Малачи резко менял тему разговора, и она вспоминала, что оба они уже другие.

Поразительное самообладание, оно ее даже разочаровывало. Она не колеблясь призналась себе в этом, хотя и удивилась. Перед последним поворотом на Гелор она старалась убедить Малачи не спешить, подождать еще один день, позволить себе передышку. Она считала, что нужен отдых, но, честно говоря, хотела еще один день побыть с ним наедине. Когда он отказался, напомнив, что нужно торопиться, если они хотят спасти жизни людей, то она обрадовалась, что он не видит ее обиды.

За все время, проведенное вместе, он обращался с ней бережно, как будто их взаимные чувства были теми же, что и прежде.

Она же наблюдала за возобновлением их отношений. Не все сразу, но очень постепенно вернулись воспоминания, и если сравнивать Малачи с Григорием, то гусару многого не хватало.

Григорий не помог Наталии изжить из памяти игру в шахматы с Малачи, зато у нее не было таких отношений с илбирийцем, которые могли бы вытеснить воспоминания о близости с Григорием. Не раз, лежа без сна рядом с Малачи, она надеялась и мечтала, чтобы его рука соскользнула с плеча и погладила ее по животу. Она хотела, чтобы он помог вызвать в ней чувства, которые легко могли проснуться, но он этого не делал.

Наталия знала, что в какой-то степени эта его бесстрастность объясняется безумной усталостью, но не только. Малачи всегда был человеком ответственным. Вот так сейчас он бросился защищать других илбирийцев от наступающих войск Крайины; так же он охранял ее от самого себя.

Хотя она вовсе не хотела этой охраны.

Она старалась осознать, какие это силы превратили ее из особы сердитой и обиженной, какой она прожила последние двенадцать лет, во влюбленную в него так же, как раньше. Отчасти это объяснялось той эмоциональной дистанцией, которую он сам создал. И из уважения к ней, и потому, что ее благополучие для него было важнее его чувств.

«Он хотел подчинить свои чувства моим, вот чего никогда бы не сделал Григорий».

Она также понимала, что тот Малачи Кидд, на которого она была сердита, было чудовище, созданное ее воображением. А путешествовала она не с бездумным животным, а с человеком, принесшим ей глубокие извинения и признавшим свою ошибку. Она ухитрилась унизить его, а потом не хотела признать даже в глубине сердца, что неправильно понимала его характер.

«По крайней мере, я не приняла это все сразу. Но постепенно за время путешествия сердцем я поняла то, что уже осознала разумом. От этой мысли она заулыбалась».

Пришла Добрила, и Наталия вернулась к реальности.

– Надо спешить. Аланим Аван хочет видеть вас как можно скорее.

Рабыня осушила волосы Наталии полотенцем и расчесала их. Пришел евнух, принес зеленое платье, которое Наталия надела и завязала на талии черным поясом. Добрила накинула на Наталию темно-синий вельветовый плащ, провела ее опять через гарем и вывела в коридор.

– Идите за мной.

Они шли по темным коридорам, углубляясь в лабиринт дворца. Наталия знала, что где-то придется остановиться и свернуть в какой-то из флигелей дворца, так как сам дворец поставлен вплотную к горе Дже-бель-Квирана. Можно удалиться очень далеко на юг, прежде чем найдешь выход из дворца.

И тут Добрила как раз открыла какую-то дверь и начала спускаться по широкой винтовой лестнице. На трех площадках у запертых дверей стояла стража, их впустили. Наконец, опустившись, как подсчитала Наталия, не менее чем на пятьдесят футов, они вошли в большой сводчатый зал высотой в двадцать пять футов. Всюду горели масляные лампы, но дым уходил в потолок, в центре которого имелось зарешеченное отверстие."

Сама по себе комната была поразительна, и в ней царил хаос. В глубине комнаты, на растоянии в 20 ярдов от входа, стоял каменный трон, над ним была арка. Если бы не стена из сияющего лазурного кафеля, которой была заложена арка, то это было бы входом прямо в пещеры Джебель-Квираны. Такого же цвета гигантская арка имелась снаружи, в задней стене дворца, она также преграждала вход в пещеры Джебель-Квираны.

С воздушного корабля наружная арка издалека видна авиаторам.

Подлокотники трона представляли собой изображения двух тигров, спинка была изготовлена из каменной плиты со встроенной в нее золотой паутиной. Резьба выполнена в архаичном стиле, и присутствие животных удивило Наталию. Догматы атараксианства запрещают изображать идолов, и это означает, что верующие для украшения интерьеров могут использовать только геометрические или растительные узоры.

«Может, этот трон остался с прежних времен, когда атараксианство еще не пришло в Истану?»

По всей комнате от двери до трона были свалены грудами и штабелями всевозможные сокровища, какие только Наталия могла себе представить. Правда, в этом развале хоть один принцип был соблюден: подобное с подобным. Груды монет были навалены ближе всего к трону, а ковры ручного производства лежали штабелем у двери, а вокруг – чего только не было!

Шакри Аван поднял взгляд от кучи золотых монет и улыбнулся.

– Спасибо, Добрила, ты все сделала прекрасно. Можешь идти.

Добрила с поклоном удалилась в сторону лестницы. Наталия не пыталась скрыть своего изумления:

– Вы говорите по-крайински?

Шакри Аван был лысым, с черной бородой. Он кивнул, поглаживая бороду:

– У меня есть рабы из Крайины, как ты заметила, они мне служат. Так же и я когда-то служил во Взорине. Там немного освоил ваш язык, но стараюсь его не забывать. Ведь вождь обязан знать язык своих подчиненных?

– Я не знала, что в Гелоре живет много крайинцев.

– Пожалуйста, не надо так скромничать тасота Наталия.

Наталия улыбнулась, скрывая изумление:

– Вы приняли меня за кого-то другого, аланим. Аван подбросил в руке монетку:

– Прошу тебя, не считай меня дураком. Сама видишь, я собираю кое-что, в том числе монеты. Основная коллекция наверху, с радостью покажу тебе попозже. А пока скажу только, что у меня бессчетное количество монет с твоим профилем. Все они, конечно, семилетней давности, но, насколько я заметил, когда ты купалась, что ты вовсе не состарилась.

Наталия вспыхнула:

– Вы следили за мной, когда я мылась? Его синие глаза сверкали от удовольствия:

– Успокойся, тасота. – Он прикоснулся пальцем к синеватой коже в области глаз, указал пальцем на свои слегка заостренные уши. – В тебе хватает дурранской крови, и тебя вполне можно считать пригодной для рождения потомства, но – увы! – меня к тебе не влечет. Даже самая ничтожная из моих гаремных женщин понимает больше в телесных наслаждениях, чем любой десяток крайинских женщин. Такого рода потребности я удовлетворяю тут.

Твое присутствие позволит мне удовлетворить другие мои нужды. Например, отчасти я уже удовлетворен тем, что узнал тебя. Эту монету создавали отличные граверы. Надеюсь, они еще живы? Я заказал бы им создать монету с моим изображением. – Аван указал жестом на свой трон. – На обратной стороне монеты я хотел бы изобразить этот трон, а на лицевой – стороне – себя. Я знаю, что на монетах принято изображать профиль, но еще надо обдумать, каким профилем мне позировать. Правым? Левым? Ты как думаешь?

Аван поворачивался к ней то одним, то другим боком, и Наталия на минуту всерьез задумалась над его вопросом. Но что-то щелкнуло у нее в голове: что за безумный вопрос, разве он заслуживает внимания, особенно в данный момент.

– Где мой спутник?

Аван опомнился, как будто увидел ее впервые, и улыбнулся:

– Твой жрец Волка?

– Откуда…

– Я ведь сказал тебе, что коллекционирую монеты, верно? Его профиль на медали не такой четкий, как твой на твоей монете. Медаль? Ты ее дала тому разведчику, который дрался с ним в Глого. На монете четкость образа важнее – деньга должна быть четкой, согласна? Если жители смотрят на монету и видят на ней уверенного в себе, сильного вождя, они его будут поддерживать, да?

– Он где?

– Сузил приведет его, когда он будет готов. – Аван швырнул монету через плечо, и она звякнула о груду монет. – Я так рад, что ты приехала. Ты моя первая настоящая гостья – я хочу сказать, гостья моего ранга. Ты прибыла в качестве посла?

Наталия отрицательно покачала головой:

– Нет, мы прибыли, чтобы предупредить вас и илбирийцев, которые находятся у вас тут, что сюда движутся вооруженные силы Крайины.

– Да, да, восхитительная сказка, чтобы отвлечь моих стражников. – Он дружески улыбался, как будто они были близкими друзьями. – Я выслал роту кавалерии, как бы с целью разгромить это твое войско, исключительно для того, чтобы другие подумали, будто я поверил вашей хитрости. Ну ладно, этого ведь не может быть.

– Чего не может быть? Аван прикрыл рот ладонью:

– Твой отец решил прислать тебя ко мне, чтобы я не надумал пойти войной на Крайину, так ведь? Тебя послали в качестве взятки, да?

– Нет, конечно! – Болтовня Авана была бессмысленной, Наталия устала и потеряла самоконтроль. – С чего вы решили, что захватите Крайину?

Безумно-веселый смех Авана эхом прокатился по комнате:

– О, ты совершенно права, люди никогда не видят очевидного. Прости меня, тасота Наталия. Позволь мне представиться тебе по полной форме, хоть я тут и один. – Шакри Аван поднялся во весь рост на своем помосте. – Встань передо мной и узнай истинный страх, дочь Крайины. Я, Шакри Аван, есть Дост вновь рожденный. До конца этого года я снова стану владельцем всей Истану.

Малачи рывком проснулся: чья-то рука невежливо хлопнула его по груди.

– Кто тут?

– Друг. У нас мало времени. – Шептали на илбирийском с сильным акцентом, но Малачи понимал каждое слово. – Ты жрец Волка.

– Да, как и все остальные.

– Здесь нет никаких остальных.

– То есть как? – Малачи протянул руку на голос и схватил собеседника за тунику. – Воздушный корабль, «Сант-Майкл», оставил тут войска.

– Ты же ничего не видишь! – Человек обеими руками схватил Малачи за запястье, но не смог одолеть его хватки. – Ты ошибаешься. Здесь нет войск.

«Значит, мне солгали там, в темнице. – Почему? Малачи ослабил хватку, и все встало на свои места. – Арзлов обманул меня и Наталию. Она меня освободила, и я повез ее в Гелор, чтобы спасти своих. И теперь он скажет ее отцу, что я ее похитил, и тасир одобрит все, что потребует от него Арзлов, чтобы вернуть ее назад. Я хотел предотвратить войну, а сам ее развязываю».

– Ты говоришь, что ты друг. Это как понимать?

– Можно передать послание в Аран.

– Каким образом?

– Сигналы, зеркала, саббакрасулин.

Малачи поморщился. Саббакрасулин — это атараксианские демонические бегуны – люди, согласившиеся на рабство у дьявола, чтобы быстро бегать.

«Если я воспользуюсь их помощью, получается, что я поощряю то, за что церковь осудила их на вечные муки. А если не воспользуюсь? Несчастье произойдет более страшное».

– А тебе чего надо?

– Жрецы Волка богаты.

– Могу обещать тебе столько золота, сколько сможешь унести.

– Но я слабоват.

– Обратись к друзьям.

– У меня есть пять очень сильных друзей.

– Всего пять?

– Они могут привести жен. Жен у каждого помногу.

– Ладно, согласен, пусть это будет семейный бизнес. – Малачи приподнялся, опираясь на локти. – Передай от меня принцу Тревелину. Полк имперских гусар на пути к Гелору, цель – осадить город. Помощь нужна немедленно – и как можно скорее. Если он не задействует все возможные силы, на следующее лето Василий Арзлов будет сидеть в резиденции правительства в Дилике, топча сапогами хребет нашей экономики.

Глава 58 Усадьба Гонтлан, Дилика, Пьюсаран, Аран, 15 маджеста 1687

Аманда Гримшо остановилась на пороге отцовского кабинета, и сердце ее сжалось от страха. Отец бегал кругами по комнате, под полуночный перезвон часов на камине ритмически поднимая и опуская руки, откинув голову назад и в том же ритме тихо посапывая и что-то нашептывая. Он не то умирал, не то – не может быть! – смеялся. По его щекам катились слезы, и Аманда подумала: да нет, это он смеется, а это пострашнее. «Он всегда смеется, если у кого-то несчастье».

– Папа, что случилось? Кто у тебя был?

Старик сделал еще два круга и резко остановился, замер на месте, как зверь, готовящийся к прыжку. В его серых глазах блестели слезы, но глаза не были покрасневшими, как бывает после плача.

– Случилось? Абсолютно ничего, дорогая. Был Эдварде, принес из офиса, вот это, и теперь все прекрасно.

Он протянул ей руку с зажатым в ней документом, но не отдал, а тут же поднес к глазам. Пробежал глазами написанное и снова засмеялся.

– Не просто прекрасно, а даже великолепно. Аманда приложила руку к горлу:

– Что это, папа?

Эрвин бросил на нее взгляд через вздернутое плечо и оскалился, как будто собирался зарычать, как дворняга, защищающая кость. Но тут же опустил плечо и улыбнулся:

– Это, Аманда, решение всех наших проблем. Оказывается, мы правы по всем пунктам. Эти дураки там, в Илбирии, сделали фатальную ошибку, что не прислушались к нам. – Его лицо потемнело. – Дугарская катастрофа несколько осложнит ситуацию, но думаю, что пока все у нас под контролем.

– Папа, ты меня просто пугаешь. Лицо Эрвина смягчилось:

– Нет, нет, ни за что не хочу тебя испугать. – Он еще раз просмотрел текст, опять широко улыбнулся и махнул рукой на кресло – садись, мол. – Давай-ка я тебе все объясню. Это я получил из Гелора. Я там договорился кое с кем, чтобы меня извещали о происходящем. Это может оказаться кстати, чтобы увеличить наши доходы. Обычно присылают коммерческие новости – об урожае, о паводках и все такое. Но иногда бывает и что-то посерьезнее. Послушай-ка.

Аманда потянулась взглянуть на документ, но отец развернулся на каблуках и начал шагать по комнате, прежде чем она успела прочесть каракули на листе бумаги. Она догадалась, что полученные новости должны полностью разорить кого-то, ненавистного для ее отца. Она надеялась, что это не имеет отношения к Робину, но ведь он тесно связан с принцем Тревелином. Аманда подумала, что если отец счастлив – значит для Робина это неприятности.

– По-моему, папа, ты мне не доверяешь.

Эрвин минутку помедлил, прежде чем обернуться к ней:

– Тебе не доверяю? Аманда улыбалась:

– Я тебя дразню, папа, как ты меня подразнил новостями в твоем письме. – Опершись локтями о колени, она наклонилась вперед и внимательно вглядывалась в его лицо. – Что-то очень увлекательное?

– Более чем, моя дорогая, – он воздел кверху руку с документом, как будто это было послание от самого Господа Бога. – Это письмо от мартиниста-священника по имени Фиддойан. В нем просьба к принцу о помощи, потому что на Гелор идет полк имперских гусар Крайины. Отправлено около четырех дней назад. Что это за имя такое – Фиддойан? Данорийское? Кулордейнское?

– Не знаю, папа. – Аманда заметила, что у нее задрожали руки, и усилием воли подавила дрожь. – Ты расскажешь принцу об этом письме? Ты ведь давно это предсказывал. Теперь все увидят, что ты был прав.

– Милая моя Аманда, я уже прав. Мне было видение, и я принял меры предосторожности. Видишь ли, крайинцы не смогут доставить снабжение своим войскам через перевалы в горах Гимлан. Значит, у нас есть время до весны на подготовку к их вторжению. Конечно, мы будем готовы, ведь оборону Арана возглавят ополченцы Гримшо.

– Но, папа, если ты скажешь принцу об этом сейчас, он сможет помочь Гелору. И войны можно избежать.

Гримшо едва заметно нахмурился:

– Для чего это нам нужно, доченька?

– Спасти жизнь людей, папа.

– Спасти жизнь кого? Атараксиан? Да мне-то на них наплевать, их смерть будет на совести тех крайинцев, которые их прикончат. – Эрвин решительно взмахнул рукой. – Если я доведу эти новости до сведения принца… да я просто не стану этого делать. Это не мой вопрос. Уехал бы я к Вленгалу, как собирался, – а ведь не уехал только из-за его мелочности и капризов, – вот тогда мои заместители передали бы ему это письмо. У него был шанс, но он сам его упустил.

Эрвин строго взглянул на дочь:

– Допусти на минутку, что я сообщу об этом принцу. Он отправит «Сант-Майкл» на север и сможет что-то сделать. И станет спасителем Арана. Укрепится его власть, правление станет более жестким. Передам я принцу эти сведения, и придет конец фирме «Торговля Гримшо», да и всему, ради чего мы работали в Аране. Ни за что не сделаю этого. Самый большой враг Арана – принц Тревелин, и если я утаю от него эти сведения, у нас будет гарантия, что его отзовут в Ладстон.

И он снова рассмеялся:

– А потом мой брат Филберт выступит с предложением назначить меня новым генерал-губернатором. После того, как мы прогоним крайинцев назад в их пределы, самой логичной кандидатурой буду я. Отлично все получится.

Эрвин вытянул руку и сунул краешек письма в огонь масляной лампы, стоявшей на его рабочем столе. Бумага загорелась мгновенно, стала чернеть и скручиваться. После того, как буквы исчезли бесследно, он бросил горящий листок на пол и погасил пламя, наступив ногой на листок.

– Отличный сегодня денек. Аманда заставила себя улыбнуться:

– Да, папа.

– Кончилась одна эпоха, начинается новая, в которой требуется проявить смелость и все силы бросить на выполнение своего долга.

«Не прочел ли ты мои мысли, папа?»

– Да, сэр. Я так и поняла.

– Конечно, поняла. – Эрвин похлопал себя по животу. – По-моему, следует это дело отметить, вы с теткой заслужили по стаканчику портвейна.

– И ты с нами?

– Я буду в башне, ты иди к тетке без меня.

– Хорошо, папа. – Аманда встала, поцеловала отца в лоб. – Я люблю тебя.

Эрвин Гримшо отступил на шаг, удивление на его лице сменилось радостью.

– До чего мне повезло с дочерью, правда, Аманда? Доброй ночи.

– Да, папа, спокойной ночи. – Когда отец удалился, Аманда обхватила себя руками.

«Смелость и долг, папа, это твои слова. Сегодня кончилась эпоха, в которой я была твоей дочерью. Теперь для меня начнется жизнь гражданки Илбирии. Бог дал мне достаточно смелости, чтобы выполнить:вой долг перед своим народом».

Глава 59 Бир-аль-Джамаджим, Гелансаджар, 15 маджеста 1687

Григорий Кролик не имел представления, что в доспехе Вандари можно незаметно перемещаться по пустынной низменной части Гелансаджара, но гелорские стражники, силуэты которых мелькали вокруг вражеского лагеря, тревоги не подняли. Всего тридцать ярдов отделяло элитные войска – Тараны Вандари – от роты гелорской кавалерии, вставшей лагерем возле колодца Бир-аль-Джамаджим, но способность доспехов оставаться невидимыми означала, что их будущие жертвы даже не поймут, кто на них сейчас нападет.

Большинство погибнет во сне.

Три таблички с изображением красного узора на черном фоне плавали в поле зрения Григория. Первая – отпечаток раздвоенного копыта – обозначала магический прием, позволяющий Тарану передвигаться и функционировать. Вторая – силуэт доспеха. Это был знак заклинания, позволяющего окутать доспех тенью, в которой он растворялся в ночи. Последняя, человеческое ухо, разорванное надвое, поглощало звуки, издаваемые доспехом при передвижении. При помощи этих заклинаний, на выполнение которых уходила энергия владельца, Тараны Вандари отделились от основного войска Крайины, намереваясь напасть на кавалерию, которую еще вчера заметили наблюдатели с «Зарницкого».

Согласно общепринятой военной доктрине Крайины, Григорию следовало бы приказать «Зарницкому» снизиться и дать пару бортовых залпов по лагерю гелорцев. Григорий отказался от этого, решив, что уже один звук двигателей воздушного корабля разбудит гелорских всадников. Проснувшись, они разбегутся в разные стороны, и залпы окажутся недостаточно эффективнымии, не сумеют уничтожить их всех. Смысл нападения на гелорских всадников был в том, чтобы до последней минуты скрывать информацию о своем приближении, а если спасшиеся сумеют добраться до города, то эта цель не будет достигнута.

И что важнее, Таранам Вандари требовалось наконец окропиться первой кровью в этой кампании. Они хорошо послужили в войне с Лескаром, но их служба с той поры не требовала агрессивных действий. Один из Таранов настолько уверился в своей неуязвимости, что погиб, попытавшись преследовать бандитов. Доспех номер двадцать семь освободился и попал в руки Григория. Григорий, правда, сумел пустить в ход свой Таран, когда надо было отражать атаку гелансаджарцев и спасать Наталию, а другие годами не участвовали в битвах.

«Пора им вспомнить, что такое оказаться в пекле войны».

Григорий вывел свой доспех из его обычного полусогнутого состояния. Он заставил Таран выпрямиться, поднял его передние лапы, задал направление движения, потом махнул своим людям – мол, следуй за мной. Сгибая и разгибая ноги, заставляя доспех набрать спринтерскую скорость, он быстро перемещался вперед. Когда металлическое копыто натыкалось на полузанесенный песком камень, вылетал сноп искр, но и эти вспышки света не насторожили дозорных, охранявших лагерь у колодца Черепов.

Наконец один стражник обернулся, – видно, сообразил Григорий, почувствовал вибрацию воздуха от движущихся копыт, – на его лице были написаны страх и удивление. Копыто ударило – и человек отлетел с расколотой и сплющенной грудью. Не успел он рухнуть наземь, как тридцать Таранов Вандари выросли по периметру впадины, в центре которой находился колодец, и ринулись на спящих. Стремительным броском металлические чудовища пронеслись по лагерю с севера впадины на юг, и развернулись обратно, уничтожая все, что еще оставалось живого.

Полотнища палаток хлопали, как флаги, а Вандари преследовали и давили своих противников. Григорию казалось совершенно очевидным, что мечи не могут противостоять мощи военных машин, но гелорцы так не считали – они вытащили свои шамширы и нападали на Таранов. Клинки переламывались о поднятые навстречу им передние лапы, и воины погибали: скользящими ударами Вандари дробили им конечности и разрывали внутренности.

В свете костра во впадине раздавались только крики умирающих и звон ударов металла о металл. Гигантские фигуры в доспехах и их тени мелькали в общем разрушающем хаосе. Тараны Вандари взлетали, перепрыгивая через своих коллег, и устремлялись в погоню за спасающимися бегством гелорцами. Лужи крови оставались на том месте, где человек был раздавлен металлическими копытами. Вандари преследовали только бегущих; медленно двигавшихся – нет. Быстрый разворот направо – и проколотый рогом извивающийся гелорец отброшен в темноту, где ему приходил конец.

Стоя на краю впадины, Григорий с восторгом наблюдал, как его рота уничтожала гелорцев. Кавалеристы рассеялись, как крысы, но убежать было невозможно. Все гелансаджарцы – и дерзкие, и съежившиеся от страха, и шустрые – были уничтожены войском Вандари Крайины. Менее чем через пять минут единственным проявлением жизни были бродившие металлические существа, если не считать коней, привезших гелорцев к колодцу.

Григорий не чувствовал угрызений совести из-за уничтожения гелорцев. Они оказались настолько глупы, что противопоставили себя ему. Полковник понимал, что это не был их осознанный выбор, они просто слепо повиновались хозяину, которому следовало бы поостеречься выступать против столь превосходящей силы. В сражении между имперцами и гелорцами всегда победит превосходящая сила. Не имеет значения, что и те, и другие заявляют о своем благородном происхождении, основываясь на наличии в каждом из них дурранской крови; разница определяется тем, в какой расе рождены древние лорды Дуррании.

Григорий смотрел вниз, где в низине собрались Вандари.

– Все действовали отлично. Погасите их костры, чтобы на «Зарницком» знали, что мы тут все закончили. Они тогда нападут на Гелор, ведя огонь на заре и в сумерках, чтобы те должным образом напугались еще до нашего прибытия. Когда мы подойдем к городу, то они нас увидят. Наш внешний вид вызовет страх в их сердцах. Через шесть дней, считая с сегодняшнего, они откроют нам ворота Гелора. А если нет… – Двадцать седьмой Таран широко развел руками, – я уверен, вы выполните то, что положено.

Глава 60 Дом правительства, Дилика, Пьюсаран, Аран, 15 маджеста 1687

Принц Тревелин наклонился вперед над своим рабочим столом и старался внешне сохранять спокойствие ради Аманды Гримшо. Она сидела напротив него по другую сторону стола. Робин Друри руками удерживал ее за плечи, а она дрожала крупной дрожью, как будто у нее был приступ малярии.

– И вы вполне уверены, что ваш отец получил сообщение из Гелора?

– Ваше высочество, простите меня, но я так и не смогла увидеть текст. Я знаю только то, что он мне сам сказал.

– Да, конечно, мисс Гримшо. – Принц ободряюще улыбнулся ей. – Я понимаю, сколько смелости вам понадобилось, чтобы прийти сюда. Думаю, вы уже спасли жизнь того илбирийца, который прислал это известие. Вы смелая женщина.

– Что вы намерены сделать, сэр? – Аманда прикладывала платок к покрасневшим глазам. – С моим отцом?

Принц откинулся на спинку кресла и почесал выбритую макушку.

– В данный момент ваш батюшка – не самая главная наша забота. Я что-нибудь придумаю, но, скорее всего, ему прикажут вернуться в Илбирию. В лучшем случае, его можно обвинить в умышленном небрежении, и я сомневаюсь, что смогу созвать суд здесь или в Лад-стоне и его осудить. Максимум, на что я способен – сослать его. – Он нахмурился. – И я это сделаю.

На лице Аманды появилось облегчение, потом опять ужас. Она схватилась за руку Робина, лежащую у нее на плече. Лицо этирайна оставалось бесстрастным, но он легонько сжал ее плечо. Оба они прекрасно отдавали себе отчет, что ссылка ее отца в Илбирию означала и ее отъезд из Арана. Тревелин на миг вспомнил, как он горевал при смерти жены и как утешал дочь, вот и Робину сейчас приходится так же утешать Аманду.

Любовь к другому человеку и долг своей стране слишком часто не совпадают. Тревелин прикрыл глаза и постарался отстраниться от эмоций. Прежде всего надо думать о Гелоре и о нападении Крайины на него. Если лететь с попутным ветром и в пути не помешают ни бури, ни встречный ветер, «Сант-Майкл» может добраться до Гелора за неделю. Проблема в том, что для этого воздушного корабля такое расстояние – предел. До Гелора, допустим, он долетит, но запасов угля на его борту хватит только для обратного пути в Дилику. Между Диликой и Гелором нет безопасных заправочных станций, и «Сант-Майклу» для заправки придется возвращаться в столицу.

Тревелин обратился к Робину:

– По пути сюда я читал ваш отчет об осаде Гелора, помните?

– Да, сэр.

– Долго ли может продержаться этот город? Робин с сомнением покачал головой:

– Мы с коллегой рассматривали проект с точки зрения крайинцев. У нас было мало исходной информации. Согласно нашему анализу, город должен быстро пасть, но на нашей защите присутствовал полковник Кидд, и он указал нам кое-какие тонкости, которых мы не могли учесть. Скоро в горах Гимлан начнутся грозы, и вряд ли мы сможем доставить достаточно войск, чтобы снять осаду раньше следующей весны.

– А продержатся они до тех пор?

– У крайинцев, вероятно, есть рота Вандари.

– А рота этирайнов может противостоять им?

– По крайней мере, им придется призадуматься, ваше высочество. – Робин уверенно кивнул. – Мы – войско нападающее; конечно, сэр, наши уловки задержат их, но вряд ли мы их сможем удержать. Чтобы снять осаду, требуются другие навыки, чем те, которым я обучен. Нужен кто-то другой для организации обороны. По Божьей воле, этот человек уже там.

– И впрямь, брат Робин, если будет на то Божья воля, аланим прислушается к этому человеку. – Принц и Робин кивнули в унисон. До того, как прийти к принцу, Робин и Аманда спросили отца Райана, что означает имя Фиддойан. Священник перевел им: это истануанское слово означает серебряные глаза. И Робин, и принц поняли это однозначно, но оба не представляли себе, как такое могло произойти.

«Полагаю, по Божьей воле». Принц потер руки:

– Мисс Гримшо, вы мне принесли такие сведения, которые вынуждают меня действовать. Я поговорю с вашим отцом. Буду с вами откровенен: я его обману – скажу, что получил информацию от своего человека, работающего в его фирме. Я не очень хорошо знаю вашего отца, но полагаю, что это заставит его призадуматься и он не заметит вашего отсутствия. Прошу вас оказать мне честь погостить у меня все это время.

– Ваше высочество, не знаю, что мне… – Аманда повернула голову к Робину, тот кивнул. – Я польщена оказанной мне честью.

– Вот и отлично. Я обеспечу вам все, что потребуется. – Он перевел взгляд на Робина. – Соберите своих людей. Произошло восстание гуров, и нам надо срочно отбыть. Я отправляюсь в качестве наблюдателя. Проследите, чтобы ваши люди посетили мессу. Выступаем сегодня вечером.

Аманда опять нащупала руку Робина.

– Так сразу? – Она умоляюще глядела на принца. – Да, я понимаю, извините меня.

Тревелин встал с кресла и подошел к ней:

– Не беспокойтесь, мисс Гримшо. Перед отъездом брат Робин и капитан Хассет пообедают в моем доме. Нам предстоит тяжелая работа, и обед в вашем присутствии будет в будущем приятным воспоминанием и поддержкой для нас.

Глава 61 Дейи Марейир, Геаансаджар, 15 маджеста 1687

Перед отъездом собрались все вместе, и Урия удивился: надо же, сколько у Доста «сестер». Кроме Тьюрэйи – она оставалась с Рафигом, Свиликом и толпой слуг, – он насчитал пятнадцать женщин в полосатых красно-черных ливреях. Турикана, командовавшая группой из восьми женщин и присматривающая за их сборами, сообщила Досту, что к отъезду все готово.

Вскочив в седло предложенной ему лошади, Урия, насупившись, спросил Турикану:

– Почему мы уезжаем? Почему мы не подождем войска Рафига, чтобы ехать вместе?

– Такова воля Доста. – Пожав плечами, она пришпорила лошадь и направилась к выходу из пещеры.

– У тебя уже неплохо получается по-илбирийски, – Урия улыбнулся. – Но мне не понятен смысл отъезда, ведь армия еще не готова к выходу.

Скользя по воздуху, словно по замерзшему ручью, подлетел Дост.

– Кое-что надо сделать до того, как я войду в Гелор.

– Кое-что? – Урия пришпорил коня. Дост летел рядом, не отставая. – Обычно ты выражаешься точнее. Кое-что звучит двусмысленно.

– Согласен, но в данном случае иначе не скажешь. – Они пересекли пещеру, миновали горящие огни и въехали в длинный туннель, выводящий из горы наружу. – Когда меня заключили сюда, все знали, что я вернусь. Мы с братом понимали, что многие попытаются объявить себя моим воплощением. Обстоятельства требовали принятия мер предосторожности против таких претендентов. Теперь, прежде чем я обрету всю свою силу, надо снять эти препоны.

Урия обратил внимание, как высоко над землей парил Дост.

– По-моему, ты и сейчас уже в полной силе.

– Это так. По здешним стандартам.

– Здешним? Ты и в Илбирии, и в Крайние был таким же могущественным.

На металлической маске Доста заиграла улыбка.

– Это я и имел в виду, говоря здесь.

– Как будто можно быть где-то еще. – Урия одернул себя. – То есть, кроме небес, чистилища, ада и преддверия ада.

– А если я скажу тебе, что есть еще дюжины и дюжины других миров?

У Урии мурашки пробежали по коже.

– После нашего недавнего спора о перевоплощении я не стану отрицать, что другие миры, видимо, есть. Признаюсь тебе, иногда, в трудные минуты, мне казалось, что все и вся против меня, и тогда я мечтал, чтобы другие миры где-то существовали. – Илбириец пожал плечами. – Вот теперь ты мне скажи: есть они на самом деле?

Дост серьезно кивнул:

– У Творца полно других миров, совершенно разных, как грани драгоценного камня. Все они – части одной и той же скалы, но каждый уникален. Они одной природы по происхождению, но разные по культуре и социуму. Пересечь границы между ними не так просто, но путешествия возможны. К вам, сюда, я и мои люди пришли из другого мира.

– Каким образом пришли? – Урия понимал, что вся эта гипотеза безумна, но сама мысль о наличии других миров и возможности путешествовать между ними ему пришлась по душе. – И по какой причине?

– Тут одно вытекает из другого. Прибыл я из страны большой магической силы. Для нас трюки, доступные здесь самым способным, – детские игрушки. Родился в семье известных аристократов и очень сильных магов. Отец обвинил меня и брата в заговоре против него.

Он не хотел соглашаться, что предсказание относится не к его, а к нашему поколению. Заточил нас в тюрьму, а затем изгнал. Силой своей магии он пробил дыру между измерениями и оставил нас и наших последователей здесь, в этом мире, где скудны магические возможности, в заброшенной горной долине.

– В Дуррании. – Да.

Урия и его спутник выбрались на открытый воздух и направились на север по извилистой дороге. Золотое тело Доста отражало солнечный свет. Он продолжал:

– Мы казались себе слабыми и беззащитными в своих доспехах, но со временем обнаружилось, что местный народ намного слабее нас! И самым важным оказалось, что при нашем смешении с местными жителями результаты приносили плоды. То есть все, что мы смогли принести с собой, наши наследники сохранили.

– Ты собирался создать империю и с ее помощью вернуться домой, я правильно понял?

Дост отрицательно покачал головой:

– Возвращение невозможно, и мы знали об этом. Для возвращения требуется магическая энергия, а здесь ее слишком мало. Была слабая надежда, что вдруг отыщется какое-то место, какая-то точка на земле, где сфокусирована вся магическая сила здешнего мира. Тогда нам хватило бы энергии, чтобы отправиться домой, в Валаси. Но здесь нет такого места.

Мы создали империю, потому что нам больше не к чему было приложить нашу силу и умения.

– У вас была сила, но не было идеи. Дохлое дело. – Урия выпрямился в седле. – Если то, что рассказывают в Крайние, не сказки, то вы свою силу использовали самым жутким образом.

– Не сомневаюсь, что рассказы преувеличены, хотя, думаю, не слишком. Мы ведь были очень удручены тем, что с нами случилось, ну, и вымещали свою беду на тех, кто оказался под рукой. – Свет заходящего солнца отражался от лба Доста яркими вспышками. – Нелегко держать в узде такие чувства.

– Но ведь необходимо, – нахмурился Урия. – Церковь стоит на том, что надо уметь сдерживать себя.

Дост задумался. Замедлил полет. Урии пришлось придержать коня, чтобы Дост не отставал.

– Воздержание – возможно, именно этот урок я и вынесу из своего теперешнего воплощения.

– Именно от воздержания и отлынивают многие.

– Кроме тебя, конечно?

– Ты что хочешь сказать? – заморгал Урия. Дост сощурил свои металлические глаза.

– Смотри, ты обуздал свое любопытство, не позволил себе выяснить секрет того металического шарика, который я тебе дал. Я-то думал, он тебя заинтригует.

I

– Заинтриговал. – Урия смотрел вперед, через голову своего коня, ощущая тяжесть золотого шарика в сумке на поясе. – Чем-то он мне знаком, но чем – не могу вспомнить. Совсем не могу выхватить из памяти, в чем тут дело.

– Ты усерднее думай, и получится. – Дост был серьезен. – Так же усердно и я стану учиться воздержанию и правильному использованию своих сил. Для меня это очень важно. Восемь веков назад я создал империю и взял на себя ответственность за миллионы людей. До конца этого месяца я верну себе империю, или, в случае неудачи, умру, как многие ваши мартинисты-мученики.

Глава 62 Дом правительства, Дилика, Пьюсаран, Аран, 15 маджеста 1687

Принц Тревелин с удовольствием наблюдал, как у побагровевшего Эрвина Гримшо дергается челюсть. От гнева Гримшо лишился разума, а от страха – дыхания. Принцу нетрудно было представить, какой поток ругательств вылил бы на него этот человек, сейчас издававший неразборчивый хрип, который был красноречивее любого потока слов.

– Да, мистер Гримшо, я изъял страницу из вашей бухгалтерской книги. Ваши клерки научились подкупать моих представителей, значит, и я научился подкупать ваших служащих. Мне кажется, я получил перевод сообщения из Гелора еще до того, как оно попало к вам. Я целый день обдумывал, как мне отреагировать. Теперь я готов обсудить с вами свою точку зрения.

Человек, стоявший перед ним, закрыл рот, только злобным взглядом выдавая кипевшую в нем ярость.

– Вы, Эрвин Гримшо, нежелательное здесь лицо. Я знаю, что вы вооружали гуров, чтобы создать из них частную армию, преданную вам, с помощью которой собирались добиться независимости Арана. Я в курсе ваших попыток найти поддержку у меня и моих подчиненных. Вы осторожны, нет доказательств ваших поступков, кроме личных впечатлений людей, и от всего вы всегда сможете отказаться. Но оба мы с вами знаем, что вы виновны. И еще мы знаем, что у меня есть для вас одно гражданское наказание – ссылка.

– Ваше распоряжение не удержит меня вдали от Арана надолго.

– Подозреваю, что так. – Принц раскрыл ящичек на рабочем столе и надел на палец кольцо. Рубин сверкнул кроваво-красным светом. – У меня есть и другие средства воздействия. Как кардинал – защитник веры я вынужден отлучить вас от церкви.

– Церковь не имеет юрисдикции в данном вопросе.

– Не имеет? – Тень улыбки мелькнула на лице принца.

«Ты даже не имеешь представления, какую огромную ошибку допустил».

– Сообщение, которое вы отказались передать мне, отправлено священником. Вы вмешались в пересылку адресованного мне сообщения от священника моей епархии. Вы попытались нарушить ход церковного процесса и при этом подвергли опасности священнослужителя.

– Ваше обвинение не действует. Я решил, что сообщение – утка.

– Делать заключения – не ваше дело. Если я заключу вас под стражу и отправлю в общество святого Игнатия и они начнут работать с вами, возможно, вы поймете свои ошибки. Они подвергнут вас духовному анализу, и даже если в Илбирии не утвердят мой приказ о вашем отлучении, вы пробудете у них, пока они не убедятся, что вы крепки в вере. На это у вас могут уйти месяцы или годы.

Вся краска сбежала с лица Гримшо, но выражение лица оставалось вызывающим:

– Я смог бы убедить их отпустить меня.

– Вот уж сомневаюсь. Вы известны как человек, поддерживающий внебрачные связи. А также как торговец проститутками и рабовладелец. Вы грешите невоздержанностью плоти, но игнатианцы умеют от этого исцелять. – Принц развел руками. – Пусть вам на это потребуется остаток жизни, но вы не умрете во грехе.

Плечи Гримшо опустились:

– А если вы снимете это кольцо, тогда мое единственное наказание – ссылка?

Тревелин кивнул:

– Да, но я не уверен, что следует снимать кольцо.

– Назовите вашу цену.

– Подкуп? Я знаю, что это ваш обычный прием.

– Не оскорбляйте меня, ваше высочество. Я не буду оспаривать ссылку и никогда не вернусь сюда, это я вам обещаю. – Гримшо прищурился. – Что я должен сделать, чтобы обойтись без церковного осуждения?

Принц Тревелин снял кольцо:

– Ничего особенного. Но если вы этого не сделаете… Коротышка решительно кивнул:

– Вы снова наденете кольцо.

– А вы поймете, что такое ад на земле, еще до того, как получите шанс испытать его на деле. – Тревелин увидел, что Гримшо опять кивнул. – Хорошо, договорились. Тогда слушайте меня внимательно.

Глава 63 Дворец аланима, Гелор, Гелансаджар, 18 маджеста 1687

Наталия проснулась от громкого треска расколовшейся скалы. Первая мысль – гром! – исчезла: в восточном окне розовело ясное небо без единого облачка.

Опять раздался глухой звук, похожий на гром, и через секунду скала с шумом рухнула.

Откинув с лица пряди черных волос, она выскочила из кровати и босиком, спотыкаясь, побежала к окну. Холодный бриз напомнил, что она не одета. Завернуться, что ли, в простыню? И тут же увидела в небе воздушный корабль.

«Зарницкий» летел на север. Он дал третий залп, и вдоль борта корабля сконденсировалось облако пара. Железные пушечные ядра дугой пролетели и упали в той части города, которая была не видна из окна: комната в башне была угловой.

Наталия пересекла комнату, ее распущенные длинные волосы развевались. Из окна, выходящего на запад, было видно, как после залпа рушатся и падают здания. От развалин поднимался дым. Одни люди бегали с ведрами воды, другие – потрясенные, в крови и грязи – сидели вдоль узких улиц и стонали.

Рывком распахнулась дверь. Прикрываясь руками, Наталия обернулась:

– Кто посмел?

– С тобой все в порядке? – В раме двери стоял взъерошенный Малачи Кидд:

Вздохнув, она опустила руки:

– Да, у меня все в порядке. Закрой дверь, пожалуйста.

Малачи выполнил ее просьбу и склонил голову:

– Прости, что я так вторгся. Я… – Он провел рукой по своим густым седым волосам. – Я спал плохо и проснулся от выстрелов. Испугался, что…

– Да не ранена я.

– Слава Богу.

– Я бы еще не так славила его, если бы погода заставила «Зарницкого» приземлиться! – Наталия тяжело вздохнула. – Я насчитала три залпа.

Малачи скрестил руки на груди.

– На заре и в сумерках, и каждый день на один залп больше. Теперь из-за «Зарницкого» Шакри Аван прячется в норе по ночам, а на заре выползает. Никто не чувствует себя в безопасности, никто не может им противостоять. Страх в народе растет на глазах. Если и дальше так пойдет, то крайинцы нападут, а сопротивления практически не будет.

– Григорий всегда был осторожен. – Наталии стало холодно, надо бы завернуться в простыню. – Зачем ему проливать кровь, он своего добьется, запугав всех подряд.

Идя к кровати за простыней, Наталия заметила, что Малачи поворачивает голову вслед за ней. Вспомнила: Григорий, когда она бывала обнажена, старался наблюдать за ней искоса, хотя она его несомненно возбуждала. В этом ей виделась милая привычка – мальчишеская скромность и смущение.

Она понимала, что смешно сравнивать прямого и открытого Малачи с замкнутым Григорием. Малачи слеп, ему недоступны зрительные впечатления, так волнующие Григория. Конечно, это невозможно, но очень хочется узнать, как он отреагировал бы, увидев ее обнаженной. Хочется, чтобы он отреагировал.

– Будь добр, Малачи, передай мне платье – висит там, на крючке возле двери. По утрам ходить раздетой очень уж холодно.

Малачи сразу же повернулся к двери в ответ на ее просьбу, и его золотая правая рука неспешно сняла платье с крючка. Он перекинул платье через руку, повернулся к ней и покраснел.

– Извини, что ворвался, нарушил твое уединение. Вот в такие моменты слепота как раз кстати.

– Боишься, что я за двенадцать лет стала безобразной?

– Я этого не сказал и не подумал. Я тебя, наверное, смутил.

– Меня не смутишь. Разве Господь создал первого мужчину и первую женщину в одежде? Почему я должна смущаться?

Малачи покраснел еще больше:

– Тасота Наталия, я неправильно вел себя, ворвавшись сюда. Мне надо уйти. Прошу, прости меня.

– Нет, подожди. – Ее удивила тревога в его голосе. – Тебе не в чем извиняться, Малачи Кидд. – Тут Наталия почувствовала, что сама краснеет. – Это я должна извиняться.

– Ты? Почему? Это я заставил тебя почувствовать неловкость.

Она покачала головой, но в упрек не ему – он не видел и не слышал ее движения – а себе:

– Я попросила тебя подать мне платье, чтобы посмотреть твою реакцию. Я… Я старалась затащить тебя в постель.

– Почему, Наталия?

– Я тебя и по старым временам помню как самого лучшего человека, Малачи, а после нашего совместного полета – тем более. Я все время вспоминаю эти моменты, дорожу ими и хотела бы, чтобы это продолжалось. Мне нужны новые воспоминания, чтобы забыть мою близость с Григорием Кроликом. – Она отвернулась и почувствовала, как глаза ее наполняются слезами. – Я хотела с твоей помощью вытеснить его из памяти, как когда-то он вытеснил тебя. Я так одинока, и мне страшно. Было время, когда я чувствовала себя ничем, оставшись без тебя. Те времена связаны в моей памяти с Григорием, и мне это хочется забыть.

Она не услышала его шагов через комнату, но почувствовала, что он рядом, и ей стало тепло: он накинул платье ей на плечи.

– Не осуждай себя, Наталия. – Он откинул волосы с ее лица, и она почувствовала легкое прикосновение его пальцев к шее. – Мы в опасном месте, и времена сейчас опасные. А из-за этих обстрелов обстановка еще напряженнее. Мы с тобой в изоляции, неизвестно, что нам грозит. Надо быть таким безумным, как наш хозяин, чтобы не чувствовать необходимости в дружбе и утешении.

– А ты, Малачи Кидд, ты одинок? Тебе страшно?

– Если помнишь, в пути я спать не мог. А тут, от одиночества и страха, я хоть хорошо выспался. – Он ободряюще положил руки ей на плечи. – Мы с тобой друзья и мы тут вдвоем, гелорцы нам чужие. Поэтому должны держаться вместе и не поддаваться страху и отчаянию.

Наталия повернулась к нему и прижалась всем телом. Ее пальцы скользили по его широкой крепкой груди, и он неторопливо обнял ее. Она поцеловала Малачи в подбородок.

– Плохо ли искать убежища друг в друге?

– Если нас объединяют только страх и отчаяние, то – да. Это поступок эгоистичный, и он неправилен. Ты всего лишь потребитель чувства другого человека. – Малачи поцеловал ее в лоб. – Нельзя сказать, что это ужасно плохо, смертельный грех, нет, просто нехорошо.

Она целовала его в шею.

– А если мы будем вместе из любви друг к другу? Жрец Волка покачал головой.

– Если мы любим друг друга, тогда в этом нет ничего плохого.

Наталия всей своей тяжестью приникла к нему и старалась подвинуть его назад.

– Тогда присоединишься ко мне в постели?

– Очень бы хотел, Наталия. – Жрец Волка обнял ее еще нежнее и крепче, но в сторону кровати не двигался. – Я бы хотел, но не могу.

Она с изумлением смотрела на него.

– А раньше ты не говорил мне о своем обете безбрачия!

Малачи громко рассмеялся и опять поцеловал ее в лоб.

– Я не давал такого обета, а если бы и давал, то сейчас бы от него отрекся. Нет, я не могу быть с тобой именно в этом городе. Что-то в Гелоре меня постоянно отвлекает. Это ощущение мелькает иногда, на краю сознания. У меня такое ощущение, что за мной следят или как будто мне надо что-то осознать, но это уплывает из поля зрения, просто уходит в сторону. Не знаю, что это, и не знаю, как избавиться от этого.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

– Когда я буду с тобой, Наталия, я хочу, чтобы меня ничто не отвлекало.

Наталия даже застонала, осознав, что физической близости не будет, но еще крепче прижалась к Малачи из опасения, что он попытается отодвинуться от нее. Засмеявшись, она положила голову ему на плечо:

– Когда мы будем вместе, я ничему не позволю тебя отвлечь.

В эту минуту не было в ее жизни человека ближе Малачи. С Григорием – другое. Поцелуи, объятия, улыбки – все эти мелочи можно сфабриковать. Она позволила своей страсти ослепить ее и действительно не видела в нем того, что он хотел от нее скрыть.

«Я принимала его физическую страсть за любовь ко мне и ошибалась.Больше никогда».

Наталия взглянула в серебряные глаза Малачи.

– Я не вынесу никаких отвлечений, потому что хочу быть единственным объектом внимания мужчины, которого люблю.

Малачи погладил ее по щеке своей золотой рукой:

– Обещаю тебе это, Наталия, на веки вечные.

– Ну и хорошо. – Она чмокнула его в шею. – Теперь давай решим, как мы будем выполнять тут свою миссию, и пусть это будет началом той другой жизни, в которой мы никогда не расстанемся.

Глава 64 Дворец аланима, Гелор, Гелансаджар, 21 маджеста 1687

Нараставший грохот двигателей «Зарницкого» вырвал Наталию из беспокойной дремоты. От этого звука вибрировало все ее тело. Воздушный корабль настойчиво атаковал город. С каждым днем число обстрелов увеличивалось на один.

«Сегодня утром их будет шесть».

Быстро одевшись и накинув плащ на плечи, она выскочила из комнаты и рванула вниз по лестнице. Поперечным коридором пересекла главное здание дворца и выбежала на другую лестницу, по которой поднялась на плоскую крышу.

Малачи уже был там. Его силуэт выделялся на фоне голубой кафельной арки, встроенной в гору, и он казался статуей из оникса и слоновой кости. Темные круги под глазами говорили о том, как он устал. Когда она вышла на деревянную смотровую площадку, он повернулся к ней лицом:

– Лучше тебе сюда не ходить, любовь моя. Наталия замотала головой и заулыбалась.

– С «Зарницкого» нас не расстреляют. Григорию дворец нужен целым, чтобы забраться на трон Гелора.

– Его желания не помешают пушкарям плохо прицелиться. Не буду хулить воздушный флот тасира, – Малачи вытащил руку из-под черного шерстяного плаща и указал на небо. – Смотри, атака начинается.

«Зарницкий» медленно снизился. От первого залпа корабль окутался дымом. Внизу двадцать пушечных ядер взорвались в бедном квартале города, круша мазанки. От развалин поднималось огромное облако пыли и дыма, не позволяя Наталии увидеть подробности разрушении, хотя пронзительные крики говорили больше, чем ей хотелось бы знать.

Из города в сторону воздушного корабля летела туча стрел и камней, но ни одна стрела или камень не достигали цели. Защитники города на стенах и крышах других домов выкрикивали ругательства в адрес корабля, но корабль неторопливо проплывал мимо, неприступный как для их слов, так и для бесплодных попыток отомстить.

Но эта иллюзия исчезла, когда «Зарницкий» дал второй залп. Оказалось, что попытки горожан отомстить не прошли незамеченными. Двадцать пушек изрыгнули шрапнель, осыпавшую крыши и стены домов смертоносным градом. На глазах Наталии несколько человек просто исчезли в красном пламени взрыва, а другие упали, корчась и крича от боли. Но еще больше людей были убиты мгновенно, они застыли в неуклюжих позах, многие тела были разорваны на куски. В холодном свете раннего утра казались ярче потоки крови, стекающей со стен и скапливающейся в канавах, но этот свет не мог согреть лежащие на улицах тела.

«Зарницкий» заходил с севера, намереваясь дать залп из пушек левого борта.

– Такое впечатление, что капитан «Зарницкого» хочет устроить тренировку всем своим пушкарям.

Малачи медленно кивнул и вдруг насторожился:

– Постой, в небе происходит что-то странное. Наталия вытянула голову, чтобы услышать, что там слышит Малачи, но ничего необычного не заметила. Воздушный корабль разворачивался носом к северу, шум его двигателей возрастал и отдавался громким эхом от склона Джебель-Квираны.

«Так бывало каждое утро. Но сегодня… Что это? Другой шум? Другой двигатель?»

Изогнув шею, она увидела такой большой воздушный корабль, какого никогда до сих пор не встречала.

Он пролетал над вершиной Джебель-Квираны, как орел, парящий в воздушном потоке. Корабль казался бесконечным – она все ждала, когда же появится его корма. Когда видимая часть корабля по размеру сравнялась с габаритами «Зарницкого», еще только появился его грузовой люк. Несмотря на размеры, корабль летел быстро, и не успел еще «Зарницкий» закончить свой маневр, как гигант уже миновал вершину горы.

Изрыгнув тучу черного дыма, «Зарницкий» прекратил разворот на середине и попытался на полной скорости улепетнуть от гиганта. Но «Сант-Майкл» – Наталия прочла его имя, написанное золотыми буквами на корме – слегка изменил курс и оказался под прямым углом к корме «Зарницкого». Когда корма «Зарницкого» поравнялась с центром илбирийского корабля, «Сант-Майкл» дал бортовой залп.

«Сант-Майкл» скрылся в дыму, но ничто не могло скрыть повреждений, нанесенных «Зарницкому». Корма имперского воздушного корабля вдавилась внутрь, как у хрупкой игрушки, смятой рукой ребенка; кормовое крыло правого борта оторвалось и, медленно крутясь, полетело вниз; обломки расколотых пропеллеров взлетели в воздух, а за ними закувыркались части дымовых труб. В сопровождении шлейфа черного дыма корабль начал сильно клониться на левый борт и медленно снижаться.

И тут взорвались котлы.

Из кормы «Зарницкого» вылетел сгусток пара, подтолкнув корабль вперед и вверх. Второй взрыв – и от корабля полетели горящие обломки. На равнину перед городом посыпались разломанные деревянные части и изуродованные взрывом тела экипажа. Еще один взрыв потряс корабль, и из него посыпались еще трупы и оборудование. Когда дым рассеялся, Наталия увидела, что вся корма, от киля вверх до палубы под крылом, разрушена.

Когда корма воздушного корабля опустилась и ударилась о землю, «Зарницкий» развалился надвое, ощетинившись вдоль места разлома расщепленными палубами. На секунду носовая оконечность взмыла вверх, как бы в попытке избежать разрушения, но тут же начала падать. Кормовая часть корабля двигалась по земле, оставляя за собой прорытую борозду, распадаясь и раскидывая по сторонам обломки и тела людей. Вслед за кормовой частью носовое крыло правого борта ударилось оземь, ускорив снижение корабля. Оставшаяся часть носа описала дугу и, рухнув на землю, исчезла в облаке пыли, превратившись за долю секунды в кучу горящей древесины.

В сердце Наталии боролись радость и печаль, она с трудом удерживалась на ногах. Да, она была счастлива, что прекратились налеты, но она понимала: каждый на борту «Зарницкого» искренне верил, что его миссия – наказать Шакри Авана за покушение на ее жизнь.

«Все они – преданные солдаты. Они оказались тут из-за меня. Триста, четыреста человек – их смерть на моей совести».

Малачи наклонился над ней:

– Ты не в ответе за их смерть. Эти люди выполняли приказы, аморальные сами по себе. Они стреляли в невиновных. Они и тот, кто им отдавал приказы, ответственны за смерть многих.

Она подняла голову:

– Но у них остались вдовы и дети.

– А в городе они не оставили вдов и детей? – Малачи прикрыл глаза. – Не думай, что я не способен к сочувствию, Наталия, но большую ответственность берет на себя тот, кто решает – завязать войну или воздержаться от нее. Эти люди погибли не из-за тебя, а из-за своего собственного выбора. Посеешь ветер – пожнешь бурю. Нам теперь осталось только одно: позаботиться о тех, кто стал жертвой их действий и тут, и в

Крайние. И приложить все силы, чтобы предотвратить дальнейшие смерти.

Позади себя на крыше Наталия услышала удар, потом – металлическое звяканье. Обернувшись, она увидела высокого парня в серебряном комбинезоне, на лице которого была надета простая маска. Он отстегнул последние лямки, и с его спины на крышу упал металлический прибор в виде коробки с присоединенными к нему крыльями. Он взял свою маску за углы на челюсти и сбросил шлем. И сразу же встал по стойке «смирно».

– Полковник Кидд, докладывает брат Робин Друри. Наталия увидела, что Малачи медленно оборачивается, на его лице появилось удивленное выражение:

– Брат Робин Друри… Робин… далековато от дома вы забрались.

– Да, сэр, – улыбнулся длинный. – Как и вы, сэр. Малачи кивнул:

– Да. Как вы оказались тут, брат Робин?

Темные глаза этирайна от смеха превратились в щелки:

– Ваше письмо дошло до принца Тревелина. И мы сразу прилетели. Сожгли уйму угля. Повезло еще, что «Зарницкий» сразу рухнул, у нас и было-то запасов на один залп.

Как-то сразу Малачи стал другим – далеким и сдержанным:

– У «Сайт-Майкла» хватит топлива на обратный путь в Дилику?

– Только-только. Капитан Хассет сбросил всех этирайнов и два ялика с припасами, чтобы облегчить корабль. Он сейчас улетает.

Наталия посмотрела на небо, но илбирийского корабля там не было.

– Он говорит, Малачи; «Сант-Майкл» улетел. Она надеялась, напомнив Малачи о своем присутствии, что ее представят, но Малачи, казалось, погрузился в свои мысли. Рассеянность, на которую он ссылался в недавнем разговоре, возросла со времени их прибытия в Гелор, он терял способность спать или сосредоточиться.

«Этот город отнимает что-то у него, и это страшно».

Малачи сосредоточенно нахмурился:

– Вы долго сюда добирались?

– Пять с половиной дней при боковом ветре.

– Значит, корабль сможет вернуться только через одиннадцать дней, и то сделает только один выстрел.

– Да, сэр.

Наталия дотронулась до правого плеча Малачи. Он резко дернулся, и она почувствовала, в каком он напряжении.

– Малачи, здесь твои союзники. «Зарницкого» больше нет. Может, Григорий был на нем, следил за разрушениями.

– Ни в коем случае. Он там, со своими Вандари. Робин согласился с ним:

– Мы видели костры лагеря, до них верхом скакать два дня.

– В Бир-аль-Вахаше.

– Да, сэр, примерно в пятидесяти милях к северу.

– Два дня скачки. – Малачи встряхнул головой, еще раз вздрогнул и тяжело вздохнул. – Прости, я отвлекся. Брат Робин, позвольте представить вам ее имперское высочество тасоту Наталию Оганскую. Тасота Наталия, это брат Робин Друри, командир этирайнов « Сант-Майкла».

Робин почтительно поцеловал Протянутую ему руку.

– Приветствуем вас здесь, брат Робин.

– Весьма польщен. – Выпрямившись, высокий парень качал головой. – Очень бы хотелось узнать, как вы оба оказались здесь, но, как говорит принц Тревелин, если в чем замешан полковник Кидд, то возможны самые невероятные объяснения.

Малачи взял Наталию под руку:

– Принц Тревелин любит преувеличить. Робин засмеялся:

– И эти ваши слова он тоже предугадал. И еще он велел передать вам: он рад, что не погиб тогда в Лескаре. Он уверен, что если вы организуете оборону Гелора, город сможет продержаться до возвращения «Сант-Майкла».

Малачи выпустил ее руку, и Наталия поняла: он снова погрузился в свои размышления.

– Одиннадцать дней. Город должен продержаться. – Сказала Наталия.

Малачи снова хмурился:

– С помощью пятидесяти этирайнов и привезенных ими припасов? Трудно будет, очень дорогая цена.

Этирайн удивился:

– А войска Гелора?

– Они уже понесли потери при обороне Бир-аль-Джамаджима.

– Шакри Аван оборонял колодец?

– И потерял своих людей, как предсказывали вы с Урией.

– И это предсказание вы так невысоко оценили. – Робин встряхнул головой. – Но теперь нам придется выдержать осаду. Шакри Аван наверняка проявит благоразумие в защите города?

– Вы его сначала должны увидеть, брат Робин.

Из двери, ведущей в покои замка, послышался громкий голос, который прокатился по всей крыше. Наталия обернулась: из двери на крышу вступал Шакри Аван. Он нес два обнаженных шамшира, и лицо его выражало восторг. Одежда его гармонировала с голубым кафелем арки, ведущей в Джебель-Квирану.

J~ Единый истинный Бог предопределил сегодняшний день, чтобы провозгласить Свою милость ко мне, – вопил он по-крайински.

Не снижая громкости тона, он отвернулся от Наталии и указал обоими кривыми мечами на горящие обломки воздушного корабля:

– Да, прекрасное было зрелище. С этого ясного неба Атаракс послал целый веер молний и уничтожил нашего противника! А теперь Он дал нам серебряных ангелов для противостояния врагам! Нужно ли еще доказательство, что мы – Дост?

– Он что говорит?

Малачи повернулся к Робину:

– Понимать его выступление надо так, что он совершенно сумасшедший, и при защите его государства от завоевателей ждать от него помощи не приходится.

Глава 65 Долина к северу от Гелора, Гелансаджар, 24 маджеста 1687

Обугленное дерево хрустело под ногами Григория Кролика, притаившегося среди обломков «Зарницко-го». Он не видел падения корабля, но дым от крушения стоял высоко в небе и был виден от Бир-аль-Вахаше. Его разведчики при помощи зеркал передали ему сведения о том, как илбирийский воздушный корабль стал причиной гибели «Зарницкого». По описанию он определил, что это был один из их самых больших кораблей, скорее всего, «Сант-Майкл».

Вмешательство илбирийцев в дела Гелора подтвердило, что у князь Арзлов не такой уж параноик, как казалось Григорию.

«В войне с Фернанди у него проявился дар предвидения, и вот он проявился снова в том, что он решил поддержать мое возвышение. Тасир все-таки дурак, что оставил Василия гнить там, во Взорине. За прошедшие двенадцать лет мы с ним уже бы сделали то, что сделаем на следующий год, – поужинаем в Ладстоне среди развалин Вулфсгейта».

Разведчики Григория передали, что в последние три дня в Гелоре отстраиваются разрушенные стены. Григорий сам пробрался сюда, до подхода своих войск, чтобы посмотреть, что делается в Гелоре, и решил, что эти новые строения – тоже доказательство вмешательства илбирийцев. На стенах возвышались шестиугольные конструкции, передние три грани которых были обшиты стальными броневыми плитами. В центральной плите обшивки был вырезан крест, и, несмотря на ненадежные вечерние тени, Григорию показалось, что когда поднялась внутренняя плита брони, он увидел бритую голову возле баллисты.

«Гарпуны Вандари».

Он понимал, что любое оружие, разработанное специально для поражения доспеха Вандари, сможет так же пронзить передвижные котлы, которые приводят в действие поршни гусарских паровых пушек. А без пушек не пробьешь стены города. Конечно, Вандари без труда поднимутся на стены, но наличие таких гарпунов – это потеря людей при прямой атаке.

Он ожидал, что придется подкатить пушки и стрелять по воротам, пока они не рухнут, и не более того. Наличие постов с гарпунами показало ему, что к стенам надо будет приближаться очень осторожно. Это все обойдется ему в лишнее время осады, но если он точно подсчитал время для дозаправки «Сант-Майкла», то до появления корабля у него есть более недели.

Собственно, его возвращение корабля не пугало. Должным образом рассредоточившиеся гусары – а это все равно необходимо, чтобы отсечь все подходы к ГелО РУ, – могут не опасаться залпов с илбирийского корабля. А теперь им потребуется окопаться, и сама земля защитит их от гнева илбирийцев. Они переждут, пока корабль улетит, и возобновят осаду.

Решением проблемы были окопы. Как можно скорее нужны военные инженеры, пусть копают траншеи параллельно стенам города. Установить пушки так, чтобы прикрыть любое движение вперед, тогда инженеры начнут копать окопы по диагонали к стенам в точку на двадцать-тридцать ярдов впереди. А оттуда они начнут копать следующую параллельную траншею, а пушки переместятся вперед. С близких расстояний они смогут стрелять шрапнелью и разрывными снарядами, этого вполне хватит, чтобы согнать защитников со стен. С ближних расстояний пушечные ядра снесут стены города.

А если помогать копать будут Вандари, то процесс пойдет быстрее и завершится до возвращения илбирийского корабля.

Его кавалеристы будут патрулировать по периметру, не давая никому ускользнуть из города. Ему не нужны в тылу нерегулярные войска гелорийцев. Кавалерия гусар кого угодно победит на равнине, так что в их успехе нет сомнений. Здесь военная хитрость заключается в том, чтобы патрулирование было переменным, так, чтобы никто не смог догадаться, где они окажутся в любой момент времени, хоть днем, хоть ночью.

Григорий Кролик смотрел на город, расположенный у подножия Джебель-Квираны, и знал, что добьется успеха.

«Возможно, наш танец будет дольше, чем я хочу, но ты будешь моим, и достаточно скоро».

Глава 66 Ворота Принцев, Гелор, Гелансаджар, 24 маджеста 1687

Робин гордо заулыбался, когда рабочие установили гигантский арбалет на лафете, построенном в центре второй платформы для гарпунов. Когда они воткнули на место деревянные шпунты, удерживающие его в центре платформы, Робин поставил на место взводные крючки на витой металлической тетиве лука и с помощью рычага и шкивов оттянул ее назад. Тросы, привязанные к крючкам, застонали, дерево затрещало, но стальной лук безропотно гнулся. Максимально оттянув его назад, Робин поставил на место спусковой рычаг и вытащил взводные крючки из-под тетивы лука. Он посмотрел на Наталию:

– Можете сообщить его милости, что и этот готов. Если его кузнецы поработают, мы завтра поставим здесь еще два.

Тасота перевела его слова, и Шакри Аван закивал головой.

– Он счастлив. Он говорит, что тут будет гарпунная станция Доста. Отсюда он будет защищать город.

– Надеюсь, он сумеет прицелиться и выстрелить в то, что появится вон там, а не будет сидеть и ждать, пока божество вмешается и поразит Вандари. – Робин поклонился Шакри Авану, а лидер города со звоном скрестил мечи, салютуя ему, и быстрым шагом направился вниз, во дворец, в сопровождении своих телохранителей. Этирайн, широко раскрыв глаза, смотрел ему вслед.

– У этого типа слишком длинные и темные волосы.

– Не уверена, что поняла это выражение, – нахмурилась Наталия.

– Простите, я забыл, ведь вы учились классическому илбирийскому. – Робин в качестве демонстрации подергал себя за свои короткие волосы. – В Илбирии считается, что чем у тебя меньше волос и чем они светлее, тем ты считаешься умнее. Если это соответствует истине, то у аланима наверняка под этим его тюрбаном километры волос.

– Поняла шутку, – помрачнела Наталия. – А у Малачи волосы длинные. Что, у вас в Илбирии его считают дураком?

– Полковника Кидда? – Робин замотал головой. – Ему ранг позволяет вообще обрить всю голову. Если захочет. Но он этого не делает, у него свои причины. Но даже если бы он и не был седым, в его уме никто не усомнится. Когда мне будет столько лет, сколько ему сейчас, если, конечно, доживу, то я не достигну его уровня и вполовину.

– Но ведь вы не глупы. Вы придумали эти гигантские арбалеты со стальными пружинами. До такого дурак не додумается.

Робин погладил листовую рессору, представлявшую собой лук.

~ Тут ума не надо. Я после войны работал на каретном заводе. Они – кареты – мягко катятся благодаря листовым рессорам. А как-то в Сандвике, при споре с полковником Киддом, кто-то бросил намек на эту тему, и я задумался: ведь можно изготовить арбалет, который сможет продырявить доспех Вандари. Вот и все.

– По-моему, вы слишком скромны.

– Скромность – достоинство. – Говоря это, он поймал себя на том, что близок к греху гордости. Центральное кольцо платформы, на которое опирался арбалет, было так сконструировано, что линия наводки могла подниматься, опускаться или сдвигаться в стороны. Таким же образом с помощью системы тросов и шкивов несколько человек могли передвигать всю платформу направо или налево вдоль парапета. Ножным рычагом поднимали броневую плиту, закрывающую крестообразное отверстие для ведения стрельбы и защищающую стрелков от снарядов, посланных из пушек гусар.

Конечно, он бы предпочел дать отпор страничам крайинцам из батареи паровых пушек, но как профессиональный стрелок гордился убийственным потенциалом своих арбалетов.

– Думаю, они нас не подведут. Повысим их рабочие характеристики кое-какими заклинаниями, вот уж тогда удивится ваш полковник Кролик.

– Думаете, мы сумеем победить гусар?

– Не могу знать, ваше высочество. – Робин оглянулся на дворец аланима. – Шакри Аран так думает, а это чего-то стоит.

Наталия пожала плечами:

– Ему в молодости было предсказано, что он станет великим. Говорится, что его уход будет отмечен падающей звездой. Если удастся победить Крайину, это станет частью его легенды.

– Наверное, если веришь в такие знаки, то в этом есть какой-то смысл. – Робин опустил ножной рычаг, поднял броневую плиту, выглянул через крестообразное отверстие в лобовой части платформы. Вдали он различил огни костров. – А почему это он считает себя воплощением Доста?

– При его рождении было предсказано, что он будет отцом Доста, так, по крайней мере, говорит сам Шакри Аван, – с брезгливостью сказала тасота. – Он рассказал мне, что долго думал над этими словами и, поскольку никто не родил ему сына, то решил, что предсказание следует понимать как пересказ цитаты из Китабны Иттикаль: «Ребенок есть отец мужчины».

Робин присвистнул:

– И он, значит, решил, что он и есть свой отец?

– Да. И тогда он отнял Гелор у Хастов, ведь они сохраняли город для Доста до его возвращения.

– У меня такое впечатление, что он совершенно искренне верит, что «Зарницкого» уничтожили молнии, а не «Сант-Майкл».

– Он уверен в этом крепче, чем в существовании горы Джебель-Квирана.

У Робина холодок пробежал по спине. Он видел армию Гелора, она была готова сражаться и оборонять свой город, но они во многом черпали свою смелость и решимость у Шакри Авана. Хоть он был слаб головой, зато обладал харизмой, и Робин знал, что она подкрепляется тем, что он говорил свои речи на истануанском языке, без переводчика. Внутренняя нестабильность Шакри Авана беспокоила Робина именно из-за его большого авторитета в войсках. Если крайинцы решат напасть на город на заре или на закате, или в любое время, не совместимое с прихотью аланима, защита города может оказаться в руках только этирайнов, и тогда город падет.

Наталия как будто прочитала его мысли. Она обхватила себя руками:

– Малачи считает, что Григорий начнет атаку в такое время, как сейчас, – в сумерки.

– Как раз, когда аланим уйдет прятаться от падающих звезд? – Робин призадумался, потом кивнул. – Скорее всего, полковник Кидд прав. А что мы можем сделать?

Она печально улыбнулась:

– Малачи как раз работает над этим вопросом.

– Он стал просто отшельником, – Робин поднял глаза на башню, в которой работал Малачи. – Он уже внес ценные предложения: запасать песок для тушения пожаров и организовать патрули. Каждый день, который нам остался до генеральной атаки, дает ему еще одну возможность подготовить город к сопротивлению.

– Для него это еще один день без сна и еды.

Робин услышал по ее голосу, что она очень обеспокоена, да и сам знал, что она права. Кидд почти не ел и не отдыхал, он изучал, измерял и составлял планы на основе сведений, которые тщательно выискивал на макете города, созданного на поддоне с песком. Как ни странно, но когда Робин заходил к нему за советом, самые полезные предложения Кидд высказывал экспромтом, или ценные мысли приходили ему в голову позже.

– По-моему, ваше высочество, нам надо пойти к полковнику Кидду и убедить его поесть и поспать. Надо ему объяснить, что нам не будет от него толку, если он не сможет мыслить.

– Согласна с вами, брат Робин.

– И отлично. Мне надо еще кое-что проверить, и пойдем. – Робин взял одну железную стрелу, клиновидную, длиной в четыре фута, приложил ее к арбалету. – Коннор, разверни эту платформу точно на запад.

– Есть, сэр.

Робин удержал Наталию на ногах, так как платформа толчком дернулась и стала разворачиваться направо.

– Вот так. – Он поднял броневую плиту и прицелился в первую платформу, установленную с запада от городских ворот.

– Вы что задумали? Робин улыбнулся:

– Алании сказал, что будет на этой платформе при защите города, так ведь?

– Да.

– Ну а я буду на той платформе делать то же самое. Эти броневые плиты прочные, но я хочу убедиться, что они достаточно прочны. – Робин опустил спусковой рычаг, и арбалет выпустил басовито загудевшую стрелу по другой платформе, находящейся на расстоянии сорока футов. Железная стрела со звоном вонзилась в броневую плиту, отскочила, упала вниз и с грохотом покатилась по улице.

– Вы довольны? – Наталия смотрела на него.

– Да, но нужна страховка от дураков. Нужно поставить стопоры, чтобы мы не попали друг в друга.

– А если Вандари доберутся до той платформы? Робин покачал головой:

– Если такое произойдет, мне некогда будет сожалеть об ошибке, и меньше всего меня будет беспокоить положение Шакри Авана.

Глава 67 Дворец аланима, Гелор, Гелансаджар, 24 иаджеста 1687

Деревянные края поддона с песком больно врезались в ладони Малачи Кидда, несмотря на то, что его ладони были покрыты тонкой золотой пленкой. Но он заставлял себя игнорировать боль. Если он разожмет ладони и сразу упадет, то больше не сможет встать. Ему очень хотелось поесть и поспать, но отходить от макета он не мог.

«Если я отойду, нарушится контакт с ним».

Он знал, с того момента, как прикоснулся к краям поддона, что этот поддон – особый. Никогда до сих пор ему не приходилось работать с макетом местности, находясь в пределах той самой местности, макет которой был представлен перед ним на поддоне. Теоретически это называется сквозной связью: в Гелоре, изображенном на этом макете, находится комната, в которой сейчас стоит он со своим поддоном; а в том Гелоре, макетном, на его поддоне с песком, – опять-таки находится комната, где… И так далее. Похоже на отражение в двух зеркалах, поставленных друг напротив друга.

Эта обратимость придавала особую магическую силу поддону с песком, и в ней таилась суть самого города. Малачи знал, что неодушевленные предметы не имеют души в религиозном смысле, но никто никогда не сомневался в связи между изображением предмета и реальным предметом. Вот почему многие айлифайэнисты носили медальоны с изображением святых или самого Айлифа. Малачи казалось, что обладай он достаточно сильными магическими способностями, он мог бы изменить город на песке, и эти изменения произошли бы в городе.

Хоть он был измучен усталостью, но помнил, что это фантазия, которую неплохо бы расследовать теоретикам магии в Ладстоне или где-нибудь еще. Его заставляла парить над поддоном с песком не надежда, что есть возможность сделать что-то в этом роде. Ощущение рекурсивности еще больше сбивало его с толку. Прикасаясь к поддону с песком, он сосредотачивался, и к нему приходили непонятные ему ощущения. Совсем рядом был какой-то знак или ключ, который позволит решить их проблему, но он как бы скромно манил его, дразнил. Он его чувствовал, ощущал, но как ни сосредотачивался, поймать не получалось.

Его это ощущение и сердило, и пугало. Невозможность поймать мысль доводила его до безумия. Она мелькала в голове, как забытое слово или насекомое, жужжащее вне пределов досягаемости. В создавшейся серьезной ситуации его выводила из себя невозможность осознать решение, мелькающее на периферии сознания,

И пугала. Иногда ему казалось, что он слышит с макета шаги людей, идущих по улицам города из песка. Он знал, что этого не может быть, иначе это значило бы, что чувственная информация приходит к нему магическим путем. Ему, священнику, магия была запрещена, – разве только поддаться искушению и вызвать демонов, предоставляющих такую информацию. Но он к демонам не обращался – по крайней мере, на сознательном уровне, – однако, когда оказался вблизи Доста, то снова обрел зрение!

Не так просто было совместить полученные за время учебы знания о магии с собственным опытом, приобретенным при выполнении божественной миссии. Проще всего было бы успокоиться на том, что Господь не поручал ему никакой миссии, а все его видения были продиктованы демонами. Вот Господь и отнял у него глаза, чтобы он не видел больше никаких видений. Но тут па одна закавыка: предполагается, что демоны иску-ют человека и уводят его с пути, определенного Господом. Но Малачи не сбился с пути. Он все еще придерживается своей веры.

«Конечно, не исключено, что все то, что случилось со мной до сих пор, внушает мне чувство безопасности, в ощущении которого я могу нечаянно споткнуться и уснуть».

Конфликт догмы с действием, которого требует любая реальная ситуация, всегда предвещает опасность, но если он пренебрежет заимствованными доктринами, которые вдалбливаются веками, и заявит, что знает свой путь к Божественной мудрости, он будет осужден как еретик.

«Немало мужчин и женщин пали жертвами таких ложных представлений».

Он знал, что надо разжать ладони, отпустить поддон и попытаться выбросить из памяти все следы своих ощущении. Поскольку он не мог найти им объяснения в рамках того, чему его обучали, проще всего было отбросить их как козни демонов.

«Изыди, Малачи, и тогда душа твоя не подвергнется тлену».

Такой выход напрашивался сам собой, но тут возник другой аргумент, удержавший его у поддона. «Известно, что Господь проявляет свою мудрость путем откровений. А что, если ему дана эта чувственная способность как проявление еще одного дара Господа?» И тогда, отказываясь принять эту чувственную способность, Малачи отвернется от посланного ему дара, смысл которого – усилить его способность бороться со злом мира. Традиционная реакция будет злом сама по себе. Если он отступит и не примет вызов, не захочет понять, что происходит, получится, что он с легкостью отбросит доверенную ему Господом миссию. Когда его осенила информация в чувственной форме, у него не было ощущения, что она несет что-то дурное.

Да, нечто необычное, но со времени потери зрения он вроде бы бессознательно получал информацию таким же путем. Она передавалась ему через воздух и была благоприятна, но почему возникло ощущение чего-то недоброго, когда он попытался что-то узнать через поддон с песком? Тут уж не до разграничений, или в обоих случаях зло, или в обоих – добро. Если допустить, что Господь посылает его с миссией много времени спустя после того, как он разработал магические приемы для замены зрения другими органами чувств, значит, его магия не может быть злом.

«Но допустим, что моя магия была злом. Тогда второе видение, очевидно, было наслано Шайтаном, чтобы сбить меня с истинного пути».

Дьявол легко может принять облик Господа, так он поступил в Глого, чтобы заставить Малачи работать на себя.

«Но если это все устроил дьявол, почему тогда поручена миссия – спасать жизни, а не развязать войну?»

Он даже зарычал от чувства безысходности, но рычание перешло в смех.

«Боже милостивый, Ты не облегчал задачу Своему сыну, но Он был человеком, сотворенным Господом. Я весьма далек от этого уровня, так что мне трудно. Я выполню все, чего от меня потребуешь, но кстати была бы подсказка, в каком направлении действовать. Очень бы кстати».

Он не слышал, как позади него открылась дверь. Через поддон ему передался щелчок щеколды. Он улыбнулся, но всю радость испортила неспособность понять это ощущение.

– Кто там?

– Малачи, мы пришли за тобой – тебе надо поесть и отдохнуть.

– Наталия, большое тебе спасибо, но сейчас мне нельзя уходить. – Он указал на поддон с песком: – Решение близко…

– Близко ваше падение в обморок от усталости, Полковник, – Малачи почувствовал на плече сильную мужскую руку. Надо же, как Робин ухитрился подойти к незаметно. – Я готов нарушить субординацию и увести вас, если сами не пойдете.

– Робин, я не могу уйти. Я близок к решению…

– Полковник, не слишком ли вы близко? Когда за чайником следишь, он никогда не закипит. Вам надо поспать и отдохнуть.

«Может быть, вот она – подсказка от Господа?» Малачи согласно кивнул, он знал, что они правы. Еще раз напоследок крепко сжал ладонями борта поддона, и вспыхнуло интуитивное ощущение: его решение лежит не здесь. И разжал ладони:

– Вы победили. Робин тихо смеялся:

– Мы победим, если у вас хватит сообразительности, чтобы давать нам указания.

– Зачем возлагать на меня все надежды, Робин?

– Робин не возлагает, Малачи. – Жрец Волка почувствовал, что Наталия подхватила его под руку и помогла ему удержаться на ногах. – Он построил у ворот арбалеты, из которых можно расстрелять Вандари, этирайны сейчас учат других обращаться с этими устройствами. Итак, оружие есть, дело за мастером, который бы сумел с ним управиться.

– Как-нибудь постараюсь, – Малачи отпустил рая поддона и повис на руках друзей. – С Божьей омощью, постараюсь.

Глава 68 Лагерь Доста, юго-восток Гелора, Гелансаджар, 27 маджеста 1687

Урия откинул клапан палатки и увидел, что Туриана точит шамшир. Она водила точильным камнем по клинку шамшира легко и непринужденно; такую же непроизвольную легкость движений он наблюдал у своей матери, когда она вязала. Урия почувствовал – что-то не так.

– Что ты здесь делаешь? Ты всегда вызываешься в первую стражу.

– Такова воля Доста, – Турикана беспокойно передернула плечами.

– Почему у тебя на все вопросы один ответ?

Она начала было отвечать в своей стандартной манере, но прервала себя:

– Видишь ли, многое мы делаем согласно его воле. Вот и это, например.

Урия выудил из кармана на поясе свой золотой шарик:

– И этот шарик – тоже? Я все время его изучаю. Научился кое-каким манипуляциям с его помощью, но секрета все равно не разгадал. Что с ним делать?

Турикана подняла меч и смотрела, как свет масляной лампы отражается от острого, как бритва, клинка золотым сиянием.

– Не знаю, Урия. Мой брат окутал себя тайной, потому что так надо. События разворачиваются по плану, предписанному Священной Книгой Китабна Иттикаль. Мне кажется, он знает о каких-то событиях или боится их, но не предупредит, будет ждать естественного хода событий.

Ее фраза напомнила Урии разговоры с Достом.

– Твой брат вроде фаталист.

– Мне кажется, он считает себя практичным человеком.

В ее голосе Урии послышалось сомнение. Потерев руки, он скатал из шарика короткий цилиндр и сконцентрировал все душевные силы, чтобы эта форма не менялась.

– В детстве Дост наверняка был другим.

– Не знаю, – она отрицательно замотала головой. – Я с ним знакома всего десять лет. Однажды заблудилась во время самума. Напилась и ушла прочь от своего каравана. Поднялся ветер. Он нес песок и камни, и меня бы убило, если бы не Нимчин Дост. Он превратился в большую черепаху и накрыл меня. Вот тогда он принял меня в сестры и с тех пор обучает вместе с другими.

– Я видел, как ты управляешься с мечом. У тебя здорово получается.

– Долго тренировалась. – Она указала на золотой цилиндрик в его руках. – Мне бы твой быстрый ум или тебе мое упорство, оба мы достигли бы многого.

Урия пожал плечами и вернул шарику его исходную форму.

– Манипуляции с металлом – еще одно бесполезное умение.

– Оно не бесполезно, просто ты еще пока его не реализовал. – Турикана тряхнула головой. – Мы все должны уметь многое. Буря придет с севера.

– Это как понимать? – Илбириец знал, что именно эти слова она произнесла не случайно. – Крайина нападает на Гелансаджар?

– Ну, пока эти слова ничего не значат, позже посмотрим. – Она положила меч на подушки рядом с собой и подтянула колени к груди, обхватив их руками. – В вашем Писании говорится о конце света, да?

– В Откровениях. – Урия старался превратить шарик в весы, но отказался от замысла: очень трудно оказалось сделать цепочку. – Аи лиф вернется, и в большой войне добро будет отделено от зла.

– Для нас наступит конец света, когда буря придет с севера. У этой бури нет такого ума, как у вашего Айлифа. Она выбирает сильных и отбрасывает слабых.

– Ты описываешь то, что произойдет при нападении Крайины. – Вдали Урия услышал грохот. Звук этот надвигался с севера, и у Урии волосы встали дыбом. – Дост считает эту бурю еще одним знаком его возвращения?

– Да. И не исключено, что он рассматривает вторжение Крайины как бурю. – Она опустила руку на эфес меча. – Поэтому он мне не велел выставлять пикетов.

– Мы сегодня без охраны? – Грохот стал ближе, и у Урии все внутри похолодело. – Боже пресвятой, да это не гром, это топот копыт! Всадники! На нас напали.

Турикана вскочила, угрожающе взмахнула мечом:

– Иди к Досту, быстро. Помоги ему.

Урия не стал бы выполнять ее требование, но безжизненный золотой шарик в его руке каким-то образом заставил его почувствовать, что дело не терпит отлагательств. Он выскочил за ней из палатки в тот момент, когда в дальнем конце долины показался первый всадник эскадрона кавалерии крайинцев. Турикана кричала какие-то приказы сестрам, а Урия быстро побежал к палатке Доста и ворвался в нее.

– Имперская кавалерия!

У него отвисла челюсть, когда он увидел Доста, старающегося сбросить с себя одеяло. За ложем Нимчина, возвышаясь над ним, стоял жесткий и безжизненный золотой доспех, без лица, с темным отверстием на груди У ног доспеха в подушках, как младенец, лежал сам Нимчин Дост. Голубой цвет кожи, типичный для большинства дурранцев, особенно темный у них в области глаз, окрашивал также щеки и лоб Доста. Острые кончики его ушей доставали почти до макушки. Лицо с энергичными чертами было очень красиво, правда, не совсем узнаваемо. Пронизывающие глаза цвета меди усиливали впечатление его величия.

Но тело было пародией на величие. О руках и ногах просто нечего сказать, у него были только кисти и ступни, прикрепленные соответственно к плечам и бедрам. Такой Дост, какой лежал тут, обнаженный и беспомощный, не успевший отойти ото сна, не мог ничего сделать для своего спасения. Пришла буря с севера, и она его унесет так же легко, как самум уносит с собой песчинки.

«Нет!»

Урия поднял Доста на руки и выбежал с ним из палатки. На северном краю долины Турикана организовала оборону, но всадники окружили крошечную группу защитников и мчались на них. Кавалеристы саблями перерезали оттяжки палаток, палатки рушились, и люди в них оказывались в ловушке. Два всадника увидели Урию и Доста и развернули своих коней, стремясь напасть на них.

– Беги, Урия, – у Доста был усталый голос, куда-то девался его обычный металлический отзвук. – Предоставь меня моей судьбе. Беги. Спасайся.

– Нет! – Перехватив Доста левой рукой, Урия правую заложил за спину. – Надо что-то делать, спасать остальных.

Он резким жестом выбросил руку вперед и швырнул золотой шарик. Казалось, шарик полетел к цели – в противника справа, но вдруг резко сменил траекторию полета. При этом он распластался и вытянулся, превратившись в тонкую золотую нить. Урия видел, как лошади проскочили сквозь нее, как будто ее не было, хотя должны были бы почувствовать сильный шлепок по мордам. Лошади проскочили через то место, где в воздухе протянулась нить, приблизились, всадники размахнулись мечами, чтобы поразить своих жертв.

Урия понял: они с Достом обречены.

И вдруг всадники и кони начали распадаться на части. Там, где нить прошла через них, они оказались разрезанными. Кровь хлынула ручьями из места разреза. Животные, спотыкаясь, по инерции пронеслись вперед, в седлах на них прочно сидели нижние части всадников. А их торсы отлетели назад, на крупы лошадей, потом пролетели по воздуху и мокро шлепнулись, позади Урии. Урия отодвинулся, чтобы его не задевали падающие обрубки тел.

– Это сделал я?

– Это сделали мы, – Дост кистью ухватился за плечо Урии. – Подними меня. Повыше над головой. Ты прав. Надо спасать людей.

Илбириец поднял Нимчина над головой. Он держал его за ступни и поднял его в воздух так высоко, как только смог. Хоть у Доста не было конечностей, но весил он достаточно, и руки Урии запротестовали. В ответ Урия стиснул локти и превозмог боль.

Дост, возвышаясь над ним, запел что-то на языке, которого Урия никогда не слышал до сих пор. Слова звучали шипяще, как змеи, в них слышались раскаты грома, они были мелодичны, но при этом звучали жестко. Что-то в звучании этого языка было восхитительно знакомым. Уже с первого звука Урия почувствовал, что этот язык создан для повелевания другими.

И этот язык придавал силы. Урии показалось, будто он врастает корнями, связывая Доста с землей. Мощь земли шла вверх, через него. Волосы у него встали дыбом и сопротивлялись порывам поднявшегося ветра. Над ними, в свете еще не полной луны, с неестественной скоростью собирались темные тучи. Скалы долины и мечи сражающихся засветились пурпурным светом.

Далеко в горах вспыхнула молния. Урия заметил, что из туч темными полосами идет дождь. С – каждым ударом пульса молния вспыхивала снова и снова, каждый раз все ближе к ним. Гроза приближалась со скоростью десятков милей в секунду и разразилась во всю мощь над лагерем Доста еще до того, как сражающиеся успели укрыться от нее.

Град размером с орех забарабанил по Урии, как шрапнель. Кони становились на дыбы, всадники вылетали из седел. В долине запахло озоном. Дождь лил потоками. Первый ледяной шквал промочил Урию насквозь, второй остудил до мозга костей. Молния неслась через долину к нему и Досту, Урию почти ослепило и обожгло ему тело.

Находясь в центре урагана, Урия мало что видел. До него доносились крики и время от времени звон ударов мечей, но нельзя было сказать, кто жив, а кто погиб. Серебряными тенями вспыхивали силуэты сражавшихся, промокших насквозь, но свой это или враг – понять было невозможно. Он мог только надеяться, что Турикана еще жива.

Холод проник ему в душу от страха за родственников Доста.

Совсем близко полыхнула над полем боя очередная вспышка молнии, воспламенила палатки и взорвала скалы.

«Она уже слишком близко!»

Урия понял, что она летит прямо на них, и хотел убежать. Но ноги не повиновались. Руки словно окостенели. Над его головой Дост поднял руки к небу.

И тут грянул удар. От боли Урию чуть не вывернуло наизнанку. Он чувствовал, что охвачен огнем, но огонь этот был холодный. Молния, казалось, все расщепляется и расщепляется, и ее луч пронизывает каждый квадратный дюйм его тела. Перед его глазами вспыхнул невероятно яркий свет, а потом погас, и Урия ослеп.

Он еще успел почувствовать, что падает, но удара оземь уже не ощутил.

Глава 69 Дворец аланима, Гелор, Гелансаджар, 27 маджеста 1687

Робин Друри уступил Малачи Кидду свое место у поддона с песком.

– Видите ли, полковник, крайинцы начали копать третью траншею. Они наспех собрали щиты из дерева, которое собрали в обломках «Зарницкого». И под прикрытием щитов Вандари смогут подобраться ближе к стенам и тоже будут копать.

Кидд взялся своими покрытыми золотом руками за два вытертые пятна на обоих сторонах поддона. Закрыл глаза, сосредоточился и утвердительно кивнул:

– Именно так, – выдохнул он, подтверждая свои мысли. – Завтра к обеду они будут готовы к нападению.

Робин перешел на другую сторону стола.

– Все же считаете, что они нападут в сумерки? Думаете, Кролик прикажет своим действовать в темноте?

– А вы так не считаете? – Кидд открыл глаза и уставился на Робина.

– Вам лучше знать, вы с Кроликом знакомы, – пробормотал Робин, чувствуя себя неловко под взглядом серебряных глаз Кидда. – Не думал, что он настолько умный командир. Не так-то просто заставить людей сражаться ночью.

– И обороняться в темноте никто не хочет, – согласился Кидд и прислонился к столу с поддоном. – Григорий пойдет на все, чтобы его войскам было легче. Плохое освещение осложнит арбалетам прицеливание, а Вандари оно нипочем. Гелансаджарцы, в принципе, не привыкли вести бой в темноте. А если Шакри Аван удалится на ночь, нам придется туго. Его войска, конечно, доблестные, но без своего лидера они тоже не захотят продолжать бой.

Этирайн кивнул. И тут вдали прогремел гром.

– Странно, – Робин выглядывал в окно. – Мне казалось, сегодня ночь будет ясной.

Слепой смотрел на миниатюрную копию города, сделанную из песка.

– Грохочет на севере? Робин снова выглянул в окно.

– Да, сэр. И быстро приближается. Я сказал бы, слишком быстро.

– «Буря, которая придет с севера».

– Не понял?

– Атараксиане верят, что конец мира наступит во время бури, которая придет с севера. Похоже на наш Апокалипсис, но проще и не так круто. – Непроизвольно Кидд вздрогнул всем телом. – Не скажу, что это хорошее предзнаменование.

– Местные войска разбегутся в ужасе. – Гром грохотал на равнине, молнии освещали траншеи крайинцев. Робин повернулся к Кидду, собираясь сказать про неожиданную удачу – ведь страничам крайинцам придется перенести бурю, но не успел сказать ни слова, как отчетливо услышал отзвук грома, раздавшийся со стола, на котором стоял поддон с песком. Весь макет засиял зеленым, потом осветил всего Кидда багровым светом.

За окном сверкали молнии одна за другой. На поддоне от невидимых ударов взметались клубы дыма, оставляя за собой почерневшие капли спекшегося песка.

– Полковник! Что это?

– Он приближается, все уже близко.

– Что близко?

Перед лицом Кидда дым, извиваясь лентой, поднимался вверх.

– Дост приближается, а это конец всему, – бормотал Кидд, перемежая илбирийские слова с непонятными Робину звуками. – Конец наступил!

– Отойдите от поддона! – Здания Гелора на макете взлетели, как будто в них ударила невидимая молния. Вспышки за окном стали ярче, гром просто оглушал. – Бросьте поддон!

– Нет! – От серебряных глаз Малачи исходил зеленый свет. – Я почти нашел разгадку. Она тут, я теперь точно знаю!

– Отойдите!

– Ни за что!

У Робина встали дыбом волосы на затылке, он схватился за край стола и накрыл стол своим телом. Обеими руками обхватил Кидда поперек груди, потом ослабил хватку и упал сверху, прикрывая собой рухнувшее тело Кидда. По инерции Робин пролетел через всю комнату, опрокидывая стулья и переворачивая столы, пока не ткнулся спиной в стену комнаты, и тут только огляделся.

Как ослепительная лента, молния влетела, крутясь, в открытое окно и ударила в макет из песка, прямо в песочную копию башни, в которой они находились. По всей комнате разлетелись пылающие обломки деревянного стола, на котором стоял поддон. Песок полетел вслед за обломками, стал сыпаться на горящие щепки. В том месте на полу, куда ударила молния, дымился и пузырился почерневший стекляный шарик.

У Робина звенело в ушах. Он прополз туда, где лицом вниз лежал Кидд. Этирайн перевернул его на спину и сбил с него дымящиеся лохмотья, в которые превратилась одежда. У Кидда не было внешних повреждений, только из носу капала кровь. Он легко дышал, но был без сознания. Робин ощупал затылок Кидда – нет ли там шишки от падения, но шишки не оказалось.

Робин снова опустил его на пол и затоптал последние догорающие обломки. Потер затылок:

– Да уж, если такая молния разрушит Гелор, предзнаменование и впрямь хуже некуда. Местные жители решат, что природа на стороне крайинцев. Войска теперь оробеют, а лучший стратег этого полушария Лежит без сознания.

«Не последовать ли и мне его примеру – поспать»

– Робин поднял Малачи, вскинул его на плечо и выпрямился.

«Если нас не спасет чудо и завтра нагрянут кранинцы, то в следующий раз я буду спать уже на том свете, а меня такая перспектива не устраивает».

Глава 70 Внутри пещер Джебель-Квираны, Гелансаджар, 25 маджеста 1687

Урия проснулся в сухом и темном месте с ощущением, что наконец-то он понял, каково быть соломинкой под молотилкой. Каждая его мышца болела сильнее, чем после драки в Дилике. Боль была не острой, а ноющей, тупой. Такое ощущение, как будто каждую косточку в его теле раскололи на кусочки, и они все начинают тереться один о другой, стоит ему только подумать о том, чтобы встать.

– Боль пройдет, Урия.

Он не сразу узнал голос Доста. В помещении, где они находились, голос Доста сопровождало негромкое эхо, но без металлического звона все равно это был не совсем его голос. Урия попытался опереться на локоть, но тут же почувствовал такую боль, что оставил эту попытку. Он только вздохнул:

– Лучше бы я умер.

– Я уже умирал, друг мой; поверь мне, тебе бы не понравилось.

– Еще шутишь!

Дост тихонько засмеялся:

– У тебя тело больше, потому тебе больнее.

Урия собрал все силы и ухитрился переместиться хоть на дюйм и посмотреть в ту сторону, откуда слышался голос Доста.

– Как это нас не убило молнией?

– Мы с помощью дурранского заклинания вызвали бурю. Молния, конечно, могла нас убить, ведь попала прямо в нас, но я вовремя сумел переключить ее на другое магическое действие. Я перенес нас сюда, в пещеры Джебель-Квираны.

– Где же мы?

– Мы в пещере глубоко в горе, это уже в Гелоре. Я вообще-то рассчитывал явиться сюда по-другому, но раз уж представилась возможность…

Урия, морщась, перекатился на бок:

– Ты оставил там свой доспех?

– Он нас разыщет.

– Как это?

– Откуда я знаю, как. Просто найдет, и все.

– Не понял.

– Про что не понял? Про доспех или про меня?

– Про то и другое. Давай про тебя, – покраснел Урия.

В темноте тишина была какой-то давящей. Потом тихо зазвучал голос Доста:

– Я таким и родился – без рук, без ног. Когда я пришел к вам впервые, давным-давно, я был, как ты, с нормальным телом. А на этот раз что-то не сработало. Возможно, мать пила галхоллу, когда вынашивала меня, или совершила какой-то грех, или как-то еще пострадала. Мой отец знал, что ему суждено родить Доста, и он заранее упрятал мать сюда, в Джебель-Квирану.

– Но вход сюда запрещен.

– Не исключено, что именно за этот грех я заплатил отсутствием рук и ног. Не знаю. – Дост помолчал. – Я родился в Джебель-Квиране. Отец сам принимал роды и увидел, что за чудовище у него родилось. Он в ту же ночь увез меня и оставил где-то в пустыне, чтобы я умер. Он знал, что Достом может стать только совершенное существо – так написано в Священной Книге Китабна Иттикаль. Он хотел, чтобы я погиб в одиночестве, и оставил меня там, а сам вернулся в Гелор.

– Ты называешь себя Достом, но ты несовершенен, разве такое возможно?

– Откуда мне знать, что Господь задумал в отношении меня? А ты знаешь планы Господа на свой счет?

– Нет. – Урия заставил себя сесть, было очень больно, но пусть это будет ему наказанием за глупость. – И как же ты выжил?

– Меня нашел доспех. С ним такая же связь, как между душой и телом. Мой старый доспех отыскал меня. Он почуял мое присутствие и то, что мне нужно. Он пожертвовал какой-то частью себя и пришел за мной в пустыню. И там забрал меня в свою оболочку. Он поддержал меня и снабдил памятью о том, кто я есть. Воспоминания Кираны Доста дали мне способ выжить и обучили магии. Я стал отцом самим себе и узнал, что такое быть Достом.

– А сестры…

– Не по крови, все удочеренные. Все они, как и я, оказались в пустыне, где должны были умереть, я спас их от смерти. Иногда я просто отключал свой ум и интуитивно искал. Их приводил ко мне мой доспех, я отводил их в Дейи Марейир и там обучал. Им суждено в доспехах Осдари помочь нам защитить город от крайинцев.

– Но они же все остались там.

– Они нас отыщут.

– Точно знаешь?

– Те, кому суждено пережить бурю, те будут здесь. Урия с сомнением тряхнул головой:

– Хотел бы я быть уверен во всем, как ты.

– Да что ты, Урия, я ни в чем не уверен.

– Но ты ведь точно знаешь, что будет.

– Вовсе нет… – Дост на минуту замолчал, потом вздохнул. – Сегодня ночью в своей палатке я был готов умереть. Я несовершенен. Я сомневался в своей идентичности с Достом и ждал знака, который показал бы мне, что мне суждено наследовать титул, на который я претендую. Ты и оказался этим знаком.

– Почему ты сомневался? Ты такой могущественный. Ты сам призвал бурю.

– С твоей помощью.

– Да я ничего не делал.

– Конечно, только спас меня. – Дост, помолчав, опять вздохнул. – Когда я был Кираной, я ничем не отличался от тебя. Упрямый был и нахальный. У меня все получалось легко, и я не понимал, каких усилий стоит другим достижение тех же результатов. Мне легко было разрушать, я ведь не понимал, что такое строить.

Урия похолодел. «Прямо меня описывает!»

– Я думаю теперь, что таким телом меня снабдил ваш Господь, или Атаракс, или слепая судьба, чтобы я научился понимать, как трудно другим, как они мучаются. И для меня это знак, указание направления, в котором я должен прилагать данные мне таланты и власть, которую возьму на себя.

– Неплохо.

«А для меня урок на будущее».

– Что теперь будем делать?

– Пока отдыхать. Раньше, пока на мне был мой доспех, я всегда знал, где Рафиг и его люди. Их не больше тысячи, но этого достаточно. Когда прибудут сестры, мы углубимся в гору. И в конце нашего путешествия истинное испытание-то и начнется.

– А что будет?

– Точно сказать не могу, но скажу одно: жизнь никогда не повторяется.

Глава 71 Гелор, Гелансаджар, 28 маджеста 1687

Стоя в тени своего Тарана, Григорий Кролик ответил на приветствие лейтенанта Воробиги:

– Ты с сообщением, Анатолий?

– Да. Наш патруль до основания разрушил тот лагерь. Они вернулись на то место после бури и нашли там одни трупы. Да это, впрочем, неважно.

– Однако хорошо, что мы не даем никому убежать из Гелора. Должен же быть хоть какой-то порядок при нашем режиме. – Григорий был очень серьезен. – Пушки готовы к следующему этапу операции?

– Да. Пушки все смонтированы на местах для обстрела ворот и стен. Мы подняли боевые котлы, все подготовили, загородили их щитами и уже затопили. Скоро будем готовы к бою. Если прикажете попробовать, то пушкари говорят, что без труда выведут из строя их арбалеты – их.там целая батарея на стене.

– Нет. Щиты достаточно защищают от стрел. Пусть шесть пушек стреляют шрапнелью и разрывными снарядами, надо, чтобы обороняющиеся прятались за своими сооружениями. А остальные пушки сосредоточь у ворот.

– Да, сэр, – кивнул младший офицер. – Когда начинаем?

Григорий посмотрел вниз, на тень своего Тарана:

– Терпение, Анатолий. – Он вошел в тень доспеха и пяткой провел черту по грязи. – Когда эта тень дойдет досюда, там и время наше наступит. Шакри Авана хватит на час или два, а потом город станет наш.

– Принцесса, я не хочу с вами спорить, но вам здесь не место. – Робин Друри был непреклонен. – Их пушечные котлы уже набрали достаточно давления – вижу по дыму. Дневной свет исчезнет через пару часов. Скоро они начнут атаку.

Наталия в гневе раздувала ноздри:

– А Малачи позволишь быть тут? – Да, но…

– Он же слепой. – Она схватила одну железную стрелу со штабеля, в который они были сложены под защитой брони батареи. – А я зрячая. Вполне в состоянии помогать.

– Это разные вещи.

– Брат Робин, если вы примете помощь от Малачи, можете считать, что я тут вместо него.

– Он еще спит? – нахмурился Робин. Наталия кивнула:

– Пыталась разбудить, но не вышло.

– Ему, видно, больше досталось от молнии, чем мне. – Робин провел рукой по лицу. – Если будете заряжать мой арбалет, тогда будьте готовы отскочить по моей команде, как только я скажу. Иначе останетесь без руки.

– Понятно.

– Вы должны понимать, что стреляете по своим. Наталия подняла голову, глаза ее горели:

– С «Зарницкого» убили много жителей этого города. Гусары и Вандари убьют еще больше. Я приехала сюда с Малачи, чтобы рассказать о готовящемся нападении, и ничего мы не смогли сделать. Теперь я просто обязана помочь в обороне.

Ее голос был твердым и решительным, и Робин обрадовался, что она на его стороне, а не наоборот. Он перевел взгляд на другого этирайна, скорчившегося в тени орудия.

– Нагент, что там у них с котлами?

– Первый и четвертый еще загружают топливом. Второй и третий уже подключены к пушкам. – Отлично. – Робин посмотрел вниз, там Коннор с четырьмя этирайнами стояли вместе с гелорцем у древнего требушета. – Готовься к наводке на цель.

– Есть, сэр.

Робин взглянул на Наталию:

– Заряжай. – Да.

– Готов.

– Да. – Наталия подняла обе руки.

– Поднять щит.

Нагент нажал ногой на педаль:

– Готов.

Робин навел стрелу на щит, закрывающий один из котлов. Нижней частью ладони он нажал на спусковой рычаг. С громким лязгом арбалет выбросил железную стрелу. Стрела полетела по прямой, но не долетела до цели на треть расстояния.

Робин повернулся и присел на краю платформы.

– Наводи на четыреста ярдов.

Коннор перевел гелорцу приказ, и тот осмотрел рычаг требушета. Поднял руку и начал ее опускать, не переставая кричать: «Ниже, ниже, ниже!» Этирайны потянули за ворот, все ниже и ниже пригибая рычаг требушета. Когда рычаг почти коснулся земли, гелорец хлопнул в ладоши.

Коннор привязал спусковой рычаг к концу рычага требушета. Его люди разложили ремень, потом закатили в него камень весом в триста фунтов. Ремень охватил поверхность камня и закрепился на рычаге требушета. Этирайны отошли от камня подальше и прокричали:

– Готов.

Коннор рванул рычаг за вытяжной шнур.

Требушет состоял из контрвеса весом в шесть тонн, прикрепленного на более коротком плече рычага, и рамы для поднятия стержня, на котором вращался рычаг. Камень весом в триста фунтов, извлеченный из фундамента разрушенного здания, приобрел ускорение, когда противовес нырнул к земле, а длинное плечо рычага взмыло к небу. При прохождении через верхнюю точку один конец ремня соскользнул со своего крюка, и начался долгий неуклюжий полет камня по воздуху.

Простые механические осадные машины, как известно, не позволяют достичь нужной точности по ряду причин. И первая из них – та, что снаряды, имеющие разную форму, размер и вес, летят к цели по выгнутой арочной траектории. Поэтому снаряд вполне может не попасть в цель, независимо от того, далеко она или близко, так что практически невозможно попасть в одно и то же место дважды.

К своему несчастью, гусары находились слишком близко к стенам города, и для попадания в них не требовалось дальних выстрелов из установленных на стенах арбалетов. Считая, что им не грозят выстрелы из арбалетов, гусары защитили свои паровые котлы только сборными щитами. Благодаря тому, что были вырыты траншеи, гусары смогли устроить очень основательные огневые позиции для пушек и котлов, вполне узнаваемые сверху, и у этирайнов оказалась уйма времени, чтобы обнаружить эти гнезда и навести на них свои орудия.

Камень не долетел до цели на двадцать футов, но для илбирийцев это оказалось удачей. Камень попал сверху прямо на центральную пушку в огневом гнезде третьего парового котла. Он вбил пушку в землю, раздавил лафет, и оторвавшиеся колеса покатились по равнине. Но массивное дуло пушки не позволило камню уйти в глубь земли, он отскочил от дула, вращаясь; при вращении разбросал щиты, как игральные карты, и врубился в переднюю стенку третьего котла.

Назначение котла таково: он создает давление, которое оттуда передается пушкам при помощи поршней и приводных ремней, и тогда пушки стреляют. От удара камня уменьшился объем самого котла, и тут же возросло в нем давление, оно стало выше, чем позволяют технические допуски. Сразу сорвались заклепки, скрепляющие стальные листы, из которых изготовлен котел, вызвав гибель половины орудийного расчета.

Котел взорвался, поскольку ничто не сдерживало листы, из которого он был склепан. Листы металла взлетели в воздух и разрезали стоящих рядом людей, и в небо поднялось грибообразное облако пара. Вырвавшийся на свободу пар разметал оставшиеся щиты, разбил их и усеял щепками всю позицию крайинцев. Кипящая вода вырвалась наружу, заливая огневую позицию и заставляя команду с криками разбежаться.

Не успели Робин и этирайны порадоваться своей победе, как остальные три батареи начали обстрел. Шрапнель так и сыпалась на броневые плиты арбалетов и рикошетом отлетала от зубцов стены. Ворота Принцессы затрещали и застонали под напором полудюжины пушечных ядер, но выдержали.

Нагент выглянул за край стены и снова пригнулся:

– Прямо на нас идет Таран.

Робин зацепил растяжки за тетиву лука и согнул ее в прежнее положение. Настроил спусковой рычаг.

– Заряжай. – Да.

Робин освободил крючки.

– Готов. – Да.

– Прячься.

Нагент опять нажал ногой по педали, поднимая щит.

– Готов.

– Теперь покажем им штуку. – Робин произнес заклинание. Голубое сияние охватило арбалет. Робин следил, как движется доспех Вандари, – то направо, то налево. Когда Таран замедлил ход, Робин ударил по спусковому рычагу.

Эта железная стрела вылетела со значительно большей скоростью, чем первая. Траектория полета оставалась плоской. Робину стрела казалась черной точкой, нацеленной в бок Тарана. В последнюю секунду человек в доспехе, видно, краем глаза что-то заметил и повернулся боком, но цель от этого стала только больше.

Стрела ударила доспех в нижнюю часть спины, немного справа от центра. Гигантская бронированная фигура вздрогнула, потом ее конечности замерли на ходу. Он упал лицом вперед, слегка приподняв правый бок, его удерживала над землей торчащая головка стрелы.

Грохоча, дождем посыпалась шрапнель на броневые плиты арбалетов. Шакри Аван, из своего арбалета по другую сторону ворот, сделал выстрел по линиям крайинцев, но не попал ни в кого.

Робин опустился на колени, все поплыло вокруг него.

«Я израсходовал больше энергии, чем рассчитывал, а может, просто очень устал?»

– Что с тобой? – Наталия присела рядом с ним.

– Все в порядке. Благодаря этому заклинанию возросла эффективность стрелы, увеличился ее диапазон полета. Вообще оно предназначено для этирайнов с нормальными луками. Но тут арбалет, да и стрела потяжелее, и вот результат: я почти спекся.

«Еще один такой выстрел, и я готов». Наталия положила руки ему на плечи:

– Ты придешь в себя?

– Должен. Это просто очень сильное заклинание, – улыбнулся он. – Если бы полковник Кидд мог видеть, он его уже, наверное, применил бы раз пять.

– Позвать его?

– Нет смысла, – отказался Робин. – Кролику уже пора понять, что ему надо убираться. Мы ему показали, что он не так могуч, как о себе думал. Уничтожен один его котел и пушки, убит один Вандари. Утомить его – в наших интересах. Мы уничтожим пять-шесть Вандари до того, как они поднимутся на стены, а потом они войдут в город. Но у них не будет пушек, а в городе вести бои не так-то просто. Жаль, что нет с нами полковника, но слепой нам вряд ли поможет. Он, что мог, уже сделал при планировании обороны.

– Но он не считал, что этого достаточно.

– Лучше будем надеяться, что он ошибся.

Отдаленный звук взрыва привел Малачи Кидда в чувство. Отбросив одеяло, он спустил ноги на пол. В одной ночной рубашке проковылял к окну в северной стене комнаты в башне. И потерял равновесие, начал падать на каменную стену замка, удержался ладонями.

Как только его ладони коснулись стены, в нем снова возникло то самое ощущение, которое всплывало при прикосновении к поддону с песком, но сильнее.

«Чувствую я, что решение тут».

За спиной послышался шум. Он обернулся, и в полной тьме перед ним мелькнул мимолетный образ золотого волка с серебряными глазами, вылетающего из комнаты в том месте, где должна находиться дверь. Это видение напомнило ему тогдашнее, в Глого, когда волк вел его против лескарских красных гвардейцев.

«Знак святого Мартина!»

Не раздумывая, не сомневаясь, он оттолкнулся от стены и помчался через всю комнату к двери. Больно ударился о закрытую дверь, рикошетом отскочил и приземлился на собственный зад. Он встряхнул головой, засмеялся и рывком открыл дверь.

«Чудо может показать мне, где я должен быть, но не отведет меня туда. Это уже мое дело».

Все еще посмеиваясь, вытянув вперед левую руку, а правой ведя вдоль стены, Малачи пробежал по всему дворцу, перескакивая через целые лестничные пролеты с одной лестничной площадки на другую.

Он давно не чувствовал себя таким странно оживленным. Кончиками пальцев он определял свое местонаждение. Перепрыгивая с одного места на другое, он знал, что применяет магический прием аэромансеров, но у него никогда этот прием не получался настолько точно. Призмелившись в какой-то точке, он приседал и прикладывал ладони к каменному полу, потом снова подпрыгивал и продолжал бежать по новым коридорам. По мере продвижения в нем крепло чувство близости цели.

Кидд уже оказался на первом этаже, а перед ним лежал еще один коридор, ведущий вниз, ниже уровня города. В дальнем конце одной площадки он наткнулся на обитую железом дверь. Он нажал рукой на замок, и в замочную скважину протек золотой металл с его ладони, и замок уступил заклинанию на отмычку, которому он когда-то научился перед тем, как отправиться в Лескар со своим заданием. Еще дважды ему встретились подобные двери на лестничных площадках, и оказалось, что ему даже не надо ждать, пока золото втечет в скважину, самого заклинания было достаточно, замки открывались от одного прикосновения.

И наконец он оказался на пороге большой комнаты.

Малачи знал, что комната большая, так как ощущал, что цель его близка, но не рядом. Он пошел вперед, чувствуя, что дорога чем-то загромождена. Он осторожно выбирал дорогу среди лабиринта вещей, которых было набито как сельдей в бочке. Обходя каждый угол и закоулок, он чувствовал, что цель все ближе и ближе, пока у него не зачесались руки под золотой кожей.

Ощущение в руках было таким тревожным, что он почти вприпрыжку полетел вверх по ступеням в дальнем конце комнаты. Протянув руки, он прикоснулся к кафелю, ощутил кончиками пальцев его прохладу.

«Даже цвет ощущаю. Голубой».

Двигая руками вокруг себя, ощупывая края арки в стене, облицованной внутри кафелем, он почувствовал, что рукам стало горячо. Особенно горячей, почти до боли, была стена у краев арки, но к середине кафель был прохладным, что для него было утешительно. В центре арки его рукам было комфортно, и здесь большие и указательные пальцы обеих рук сами сложились вместе так, что составили треугольник.

Малачи толкнул в стену, и ничего не произошло. Он знал свою цель, способ спасения Гелора находился по ту сторону стены, но он не мог туда пройти.

«Если бы тут была дверь, а не стена…»

Он наклонил голову и постучал ею по стене.

«Нет ощущения, что эта кафельная стена несет на себе тяжесть здания, значит, она не под нагрузкой. Она предназначена для смещения».

Он опять произнес заклинание на отмычку и услышал щелчок. Он толкнул, еще толкнул, и дверь, замаскированная под стену, откатилась примерно на два фута. Послышался еще один щелчок, и стена больше не двигалась. Он протиснулся в отверстие и оказался вроде бы в узком коридоре.

Он двинулся вдоль коридора, чувствуя легкое движение пластины пола. Позади него дверь плотно закрылась со стуком. На секунду в голове у него пронеслось, что он может оказаться навечно замурованным под городом Гелором, но эта мысль тут же исчезла. Тоги сами несли его в глубь коридора. Пол был ровным и в коридоре, и в комнате, в которую он вошел, но все равно казалось, что он идет куда-то вниз, и ему приходилось ударживаться, чтобы не побежать.

Вдали он вдруг увидел – именно увидел – золотое пятнышко. У него сильно забилось сердце. По мере приближения пятнышко росло и приняло форму знака святого Мартина, золотого волка, которого он видел навepxy, в своей комнате. Но тут волк увеличился в размерах и превратился в гигантского золотого Волка с серебряными глазами, в которых Малачи увидел свое отражение.

Малачи остановился в метре от торчащей вперед морды привидения. При этом золотые оболочки с его рук слупились и осыпались на пол. Он не видел двух одинаковых золотых шаров, но ступнями ощущал, как они откатываются дальше, в глубь пещеры. Он протянул голую руку и дотронулся до носа Волка.

С шипением голова поднялась, и обнажились внутренности металлического зверя.

Малачи отскочил назад и засунул пальцы в рот. На ощупь Волк оказался холодным, как труп, но нельзя было сказать о нем – мертвый или живой. Малачи ощущал чье-то присутствие, чего не мог объяснить ни он, ни его теология. Проще всего было бы сказать, что тут ощущается присутствие призрака. Но он привык, согласно своим взглядам, считать призраков явлением отрицательным. Тем не менее присутствующее здесь нечто он не ощущал как отрицательное явление.

«Похоже, что я ощущаю потенциал, скрытые возможности этой штуки».

– Правильно сообразил, жрец Волка, – эти слова эхом отдались в пещере. – Вот теперь и решай: это потенциал добра или зла.

Глава 72 Гелор, Гелансаджар, 28 маджеста 1687

По мере того, как день постепенно окрашивал небо алым закатом, Рафиг Хает вел своих всадников все ближе к равнинам с запада от Гелора. Поднявшись на возвышенность, он с удивлением увидел довольно близко от себя войска крайинцев. Подняв руку, он приказал остановиться.

Перед ним на расстоянии двух тысяч ярдов крайинцы полукольцом осадили Гелор. Слабо дымились останки того, что когда-то было деревянными щитами. Кавалерийские роты располагались в центре осадной линии, позади двух десятков гигантских металлических доспехов. Рафиг никогда не видел ничего подобного, но слышал достаточно рассказов и сразу распознал, что это – Вандари.

Амджад Насра, военачальник из племени Томри, подскакал к Рафигу.

– Вай! Мы не можем воевать с металлическими демонами. Сражаться с ними – самоубийство.

– Будем сражаться с ними и с их союзниками. И победим, – кивнул головой Рафиг.

– Не слишком ли ты самоуверен? Я бы на твоем месте воздержался, ведь луна вот-вот взойдет.

Рафиг обернулся и взглянул на Амджада:

– Не понимаешь совсем, что ли? Мы воюем за Доста. Он дал мне жену. Он мне сказал, что я рожу сына, чтобы продолжить свой род. Я его брат и я его не покину.

– И все это не спасет тебя от смерти.

– Смерть ничего не значит, раз вернулся Дост. – Рафиг объехал своих людей и приказал распределиться на роты по сто человек. В центр поставил роту Хастов. Остальные шесть рот равномерно распределил так, чтобы они составили два крыла его войска. И извлек из ножен свой шамшир. Гелансаджарцы сделали то же самое.

Вернувшись на прежнее место на возвышенности и стоя лицом к противнику, он улыбнулся Амджаду:

– Дост сказал, что я умру, когда сам надумаю. Сегодня я не намерен умирать.

– Благословен ты, Рафиг, – Амджад нервно засмеялся. – Когда начинаем?

Рафиг потрогал амулет у горла:

– Думаю, скоро. Надо дождаться сигнала.

Урия подсчитал, что всего тринадцать человек, выехавших с ними из Дейи Марейира, пережили нападение и бурю и сумели пробраться в глубь горы, считая его и Доста. Он не учитывал золотого доспеха в этом раскладе, потому что, появившись, тот сразу заключил в себя Доста. Турикана тоже появилась, и Урия на радостях обнял ее.

Дост повел собравшихся в глубь Джебель-Квираны. Шли молча, ориентируясь по светящейся золотой ауре, исходившей от доспеха Доста. Хотя предполагалось, что в горе находится гробница Доста, и все молчали из уважения к этому обстоятельству, но Урии страшно тут не было. Он не знал, что ему предстоит увидеть в Джебель-Квиране, но почему-то верилось, что сумеет преодолеть любую встречную опасность.

Ему показалось странным и то, что Дост и его группа состояла из такого же числа людей, как Айлиф и его последователи.

«А вдруг один из нас предатель, как Немикус».

Дост обернулся к нему:

– Мой Немикус впереди меня, а не сзади. Он один раз пытался убить меня, и снова попробует.

– Ты читаешь мои мысли?

– Если они касаются меня.

Дост опять повернулся вперед и вывел их в квадратную пещеру. В стене напротив входа Урия увидел встроенную на одном уровне со стеной стальную панель. По ее периметру шли заклепки, и Урия понял, что это не просто стальной лист, за ним скрыт какой-то механизм. Его поразило, что панель явно изготовлена искусными мастерами, но в Истану не было людей, знакомых с такой технологией обработки металла.

– Это в Дуррании изготовлено?

– Мой брат сделал, он был хорошим мастером. – Дост не спеша улыбнулся. – В пол этой комнаты встроена пластина, действующая под давлением: если на нее наступишь, дверь закроется. Когда мой доспех вышел отсюда в поисках меня, он запер дверь за собой.

– Любопытно, – Урия скрестил руки на груди. – Ну так открой.

– Не могу.

– Как же так?

– Дверь изготовил мой брат Вертил. В ней есть механизм запирания. – Дост пожал плечами. – Ее можно срыть магическим заклинанием, но я с ним не знал.

– Как же мы войдем?

– Ты не веришь, что твой Бог движется мистически-путями?

Урия кивнул.

– Хочешь, чтобы я помолился о заступничестве? «По крайней мере, будет понятно, зачем я тут нужен».

– Метод эффективный, но пока воздержись. – Дост срыл глаза, и со стороны панели послышался тихий щелчок. Дверь втянулась наверх в каменную нишу. В дверном проеме лежали две золотые рукавицы, они оплавились и скатались в один шар, потом подскочили вверх и растеклись по груди Доста. Урия смотрел на него с изумлением:

– Это был мой шарик?

– Нет, твой шарик уплыл на свое место, когда искал меня после бури.

– И теперь амулет есть только у Рафига.

Дост мимо Урии устремился в открывшуюся за дверью комнату, похожую на пещеру, и у Урии отпала челюсть:

– Это не значит ли…

Дост утвердительно кивнул и повернулся направо:

– Правильно сообразил, жрец Волка. Вот теперь и пойми, это потенциал добра или зла.

Григорий Кролик смотрел на стоявшего перед ним всадника:

– Да, лейтенант, я заметил всадников на нашем анге. Это кочевники, бандиты, выслеживают нас. Если бы я придавал им значение, я бы что-нибудь предпринял. Они для нас ничего не значат.

Еще один залп пушечных ядер простучал по ослабленным воротам Гелора. Уже разлетелась башня над воротами. Сами ворота были покрыты трещинами и расщеплены. Пушечные ядра согнули и порвали металлические скрепы. Одна из створок западных ворот повисла на одной петле, остальные ее опоры были выбиты выстрелами. Еще один залп, ну, в крайнем случае, два, и ворота рухнут. Тогда Вандари ворвутся в город, а за ними кавалерия.

Отвлекшись от своих мечтаний о славе, Кролик вдруг ощутил ужас:

– Анатолий, какое знамя у этих всадников?

– Там несколько полков. У каждого свое знамя, сверху золотой вымпел, а внизу традиционный флаг. Там есть несколько знамен Хастов, остальные – разные племена.

«Может, Рафиг Хает решил, что он-то и есть Дост, и убедил в этом остальных».

– Это меняет дело. Возьми свой батальон и займи такую позицию, чтобы дать им отпор. Второй батальон пойдет за нами, как запланировали.

– Да, полковник, – откозырял Воробига.

Когда младший офицер ускакал, Григорий взглянул на запад: солнечный диск коснулся горизонта. На востоке начинала всходить полная луна. Он улыбнулся:

– Примечательно, что на нас сегодня смотрят и солнце, и луна. Никогда еще не было в истории такой важной битвы. Никогда в будущем не увидят эти светила такой битвы, которая принесет смертному славу, равную их собственной.

Глава 73 Гелор, Гелансаджар, 28 маджеста 1687

Малачи Кидд повернулся на каблуках на звук голоса. Он увидел на черном фоне идущую к нему золотую фигуру Доста.

– Послушайте, я вас вижу.

– Именно это я и подозревал. – Дост поднес руку к глазам. – Я ведь тоже смотрю металлическими глазами. Мы изобрели свое собственное заклинание для усиления своих чувств, но у вас нет зрительного восприятия. Ваше заклинание сливается с тем, какое применяю я, и благодаря этому вы можете видеть. Это очень хорошо.

В пещеру за Достом вошли другие. Малачи увидел их как призрачные образы, нарисованные золотом на серном камне. Одного Малачи узнал: в тот краткий миг, на который ему в горах возвращалось зрение, он видел этого парнишку. Гелансаджарцы уводили его с собой.

– Урия?

Призрак ринулся вперед, мимо Доста, и целиком казался в поле зрения Малачи:

– Полковник Кидд, вы живы! – Урия широко распахнул руки, как бы собираясь обнять Малачи, но покраснел, встал по стойке «смирно» и ловко откозырял. – Рад видеть вас снова, сэр!

Ответив на приветствие, Малачи обнял юношу:

– И я рад узнать, что вы остались в живых. – Через плечо Урии он взглянул на Доста. – Я не совсем верен, что мы все долго останемся в живых. На Гелор напали крайинцы.

– Вот почему мы здесь – чтобы остановить нападение. – Дост развел руки в стороны, и одиннадцать стальных его спутников ушли в тень. На миг они исчезли с глаз Малачи, потом в комнате засветились металлические статуи. Десять Тигров размером не меньше Волка, перед которым стоял Малачи, окружили Доста и двух илбирийцев. – Мы вместе с вами окажемся преобладающей силой, когда вы наденете доспех Волка.

Малачи выпустил из рук Урию:

– Это что, доспехи Вандари?

– Нет. Это снаряжение первоначально было имуществом роты Осдари.

– Но принцип его действия такой же, как у доспехов Вандари?

Дост отрицательно покачал головой:

– Это снаряжение работает так же, как могли бы работать доспехи Вандари. Но Вандари – уже инвалиды, потому что они не используются на полную мощность.

– Никогда не слышал, чтобы крайинцы что-то делали наполовину, – нахмурился Малачи.

– Не слышали? Они пользуются только малой толикой свойств Вандари, для крайинцев Вандари – просто доспехи, и не более того. – Дост пожал плечами. – Сами поставили себе ограничения, вот и страдают. Совсем как вы.

– Вы что хотите сказать?

– Вы видите глазами из серебра, но ваша церковь учит, что это невозможно, так ведь?

Жрец Волка вовремя прикусил язык, а то чуть было автоматически не согласился. Дост прав, он, Малачи, действительно видит серебряными глазами. Более того, он уже твердо определил, что давно уже ощущает окружающий мир при помощи магии, хотя и бессознательно.

«То, что я могу неосознанно, то я могу и намеренно, произнеся магическое заклинание».

Конечно, ученые-маги никогда такого не делали, и поэтому объявили это невозможным, но это не значит, что это на самом деле невозможно.

– Да, крайинцы – айлифайэнисты, – Малачи хмурился. – Вы предполагаете, что они могли бы заставить своих Вандари работать на полную мощность, но они не могут.

– У них и ключ есть, но они им не пользуются, потому что давно нашли другое применение своим Вандари. Они считают себя могучими, но на самом деле они оказались в ловушке, вы сами увидите.

Дост жестом указал Малачи на фигуру Волка:

– Только самые лучшие представители моего войска могут воспользоваться доспехами Осдари. Для меня большая честь, что я могу считать вас в их числе, ему доказательство – то, что вы оказались тут, и ваша способность овладеть теми фрагментами снаряжения, которое я вам оставлял. Еще восемь веков назад этот Волк был предназначен для вас. И преданно ждал вас все это время. Дополните его собой.

Внутренне дрожа, Малачи забрался в доспех Осдари. Оказавшись внутри, он понял, что обрел зрение — не полностью, но достаточно, чтобы различать цвета и мелкие детали, которых не видел уже двенадцать лет. Он засунул ноги в отверстия, имевшиеся наверху. Руки и кисти точно подошли к черным трубам, прикрепленным над отверстиями для плечей. Прижавшись спиной к металлическому корпусу доспеха-Волка, Малачи кивнул, и снаряжение герметично захлопнулось, заперев его изнутри.

Его глаза сразу ощутили физическое давление от слепящей вспышки света. Ему показалось, что вспышка прожгла ему голову насквозь, но боли не чувствовалось. Свет – откуда бы он ни пришел – пронзил его мозг и отсеял воспоминания, задерживая некоторые. Он быстро погас, унося часть воспоминаний, но у Малачи не было ощущения, что он чего-то лишился.

«Видимо, ушло заимствованное».

Для него окружающий мир стал уже не черным, а серым. Он заметил, что на периферии зрения плавают треугольные черные таблички с изображенными на них разными символами. Сосредоточившись, он сумел одну ввести в центр поля зрения, и тут понял, что каждый символ соответствует заклинанию, уже известному ему из учебного курса. Изысканно изображенный воздушный корабль означал его навигационное умение – его учили быть аэромансером. Множество табличек с изображением мечей обозначало различные заклинания, пригодные для битвы, а изображение простого ключа означало способность открывать замки.

Но одно было непонятным – изображение младенца. Малачи подогнал его в середину поля зрения. Если на других изображены известные магии, то это – магия неизвестная, должно быть.

«Но она есть часть Волка, значит, надо ее разгадать, чтобы ознакомиться со свойствами этого доспеха».

Закрыв глаза, но мысленно видя изображение, Малачи произнес это заклинание.

Его затрясло, и он тут же покрылся холодным потом. В голове опять вспыхнул яркий свет, да с такой силой, как волна, ударяющая в волнорез. Перед его мысленным взором одно за другим пронеслись изображения на табличках. Из всех шестиугольных табличек сложился гармоничный узор сот, но Малачи не узнавал рисунков на них.

«Наверное, пиктограммы, как тот шрифт, каким пользовались в древнем Цее».

Свет замигал, потом снова затопил его. Шестиугольники один за другим трансформировались и превращались в треугольники, при этом изображения на них изменялись и оказывались интуитивно знакомыми. Семь табличек – по одной на каждый орган чувств – выстроились в ряд справа, и изображения на них попеременно становились то черными на красном фоне, то наоборот. В процессе этого Малачи получал способность видеть, слышать, обонять и осязать вместе со своим доспехом-Волком.

Изменилась окраска таблички с изображением бегущего волка, и Малачи понял, что может контролировать движения доспеха. Он произнес заклинание на когти, и из правой лапы Волка вылезли когти длиной с палаш. Выбрав одну табличку, которую он отбросил вначале, Малачи сотворил голубое пламя на когтях, этот магический прием усиливал их действенность.

Жрец Волка поражался способностям своего доспеха, но его бросала в дрожь мысль о том, к чему это может привести. В юровианской традиции, магия должна воздействовать только на предметы. В традициях Истану – только на людей, а те, кто пользовался ею иначе, считались одержимыми злым духом. Дурранская магия являла собой синтез двух этих школ и была применима или отвергнута и в той, и в другой. Малачи в глубине души знал, что в ней нет зла, но он подозревал, что его начальство не будет радо, что он этим воспользовался.

«Дурак тот, кто ставит рамки для интерпретации действий Господа или объявляет свое эксклюзивное право на эту интерпретацию. Если Господь создал эту магию и дал ее людям, видимо, она нам требуется. Осветился новый путь достижения цели, поставленной мне Господом. Возможно, осознание этого и есть истинный смысл всего, что мне пришлось перенести».

Малачи придал своему доспеху вертикальное положение, поставил его на задние лапы и посмотрел из него вниз, на Урию:

– Послушай, я тебя вижу. На самом деле вижу. У тебя рыжие волосы, зеленые глаза, правда? Всего тебя вижу. Невероятно! Столько возможностей открывается!

– Но тебе некогда будет осваивать многие из них, – Дост отошел от Урии и поднял руки кверху. Воспарил над полом пещеры на четыре фута и опустил руки по швам. Из скрытой наверху, за сталактитами, расселины на Доста хлынула золотая река. Малачи ждал, что она сейчас растечется по всей комнате и образует большую лужу, но этого не произошло. Зато контуры человека, стоявшего перед Малачи, увеличились, заполнившись этой золотой массой, до размера Волка.

Контуры медленно затвердели и приобрели отчетливые очертания, такие же, как у Волка и одиннадцати окружающих их Тигров. Доспех Доста остался прежним, но увеличился в размерах, у него появились мощные мускулы и резко очерченные благородные черты лица. Уши у него были заостренные, как у всех дурранцев, он прижимал руку к груди благородным жестом, присущим правителю.

Доспех Доста улыбался, и Волк Малачи раскрыл челюсти, по-волчьи имитируя улыбку.

– Враги подошли к стенам города Доста и намерены превратить в рабов народ Доста. Вас всего дюжина, но вы обладаете храбростью дюжины дюжин. За мной, и они не одержат победу над нами.

Последний залп снес городские ворота. Робин схватил Наталию в охапку и оттащил за броневые плиты:

– Они уже в городе, тасота. Вам лучше уйти. Она огрызнулась, глаза ее вызывающе сверкали:

– Давай стреляй, я буду заряжать.

– Готов, – кивнул Робин. – Да.

– Щит вверх.

– Готов, – Нагент нажал на педаль.

Щит пополз вверх. Жрец Волка направил стрелу вниз и повернул арбалет чуть-чуть налево:

– Навел на одного. – Он произнес заклинание, и лук засиял синим светом, потом Робин нажал на спусковой рычаг.

Таран Вандари, в которого он прицелился, чуть отошел направо. Стрела попала в его левое бедро, проткнула его насквозь и вылетела с противоположной стороны. Таран начал спотыкаться, упал на колени, но не застыл, как другие. Поколебавшись минуту, он поднялся и продолжал свое движение, несмотря на заметное прихрамывание.

– Мы успеваем сделать еще три выстрела, – Робин настроил взводные крючки и согнул тетиву лука для зарядки стрелой:

– Заряжай. – Да.

– Готов. – Да.

– Щит вверх.

Нагент ступил на педаль:

– Готов.

Робин опять выстрелил, на этот раз без всякой магии. Тараны Вандари набирали скорость и рвались вперед. Они быстро оказались в зоне поражения под выстрелами. Их пушки замолчали, боясь попасть по своим, и у Робина появилось время на прицеливание. Да ему этого и не требовалось, при такой скорости приближения противника. С каждым шагом они становились уязвимее. Он выстрелил в шевелящуюся массу золотых гигантов и молил Бога об успехе.

Один Таран споткнулся и рухнул, но его было не видно из-за пыли, поднятой идущими рядом коллегами. Другие арбалеты тоже стреляли по толпе, не целясь, но одна стрела рикошетом взмыла в воздух, не попав в цель. Было не видно, не упал ли еще какой Таран.

«Проклятье. Этот выстрел мог бы поразить кого-то внутри города, если бы я не поставил запорный блок».

Взведя курок баллисты, Робин почувствовал, что пот течет со лба и ест глаза.

– Заряжай. А после этого, принцесса, самое время помолиться.

Урия переводил взгляд с Волка на Доста:

– А мой доспех где?

Дост покачал своей огромной головой:

– А тебе не будет.

У юноши все сжалось внутри:

– А как же я без доспеха?

– Сражение не для тебя, Урия. – Дост нагнулся пониже и протянул руку, как бы намереваясь похлопать илбирийца по плечу, но не стал. – Освоил бы шарик, смог бы получить доспех.

– Что же ты не сказал?

– Я тебе говорил: важно узнать все, что сможешь, об этом шарике. – В словах Доста звучало разочарование, эхом отразившееся от стен пещеры. – Надо было изучать шарик. Полковник Кидд и я смогли сделать для тебя только одно – доставить тебя так далеко. А уж ты сам должен был завершить свое путешествие.

Урия похлопал себя по груди:

– Постой, меня же готовили к боевым действиям. Ты ведь знаешь, я легко обучаюсь. Я смог бы.

– Даже твоего курса обучения в Сандвике недостаточно. И не поможет тебе твой ум и легкость в обучении. – Дост протянул руку к огромному арочному проходу, закрытому каменной стеной. – То, что нам предстоит там, не всем обходится легко.

– Не понял.

– Вот именно, – кивнул Дост. – А должен бы понять. Помнишь, я предположил, что попал в ловушку в своем истинном облике для того, чтобы понять, что это такое – быть простым смертным? – Урия кивнул. – Я правильно предположил. И тебя оторвали от семьи и учителей в надежде, что ты тоже научиться на своих уроках.

Урия смотрел под ноги и чувствовал, что весь дрожит.

«Я как доспех, имею столько возможностей, но сам себя ограничил, не старался достичь совершенства. Это все мой эгоизм. Сам грешен».

– Нимчин, я понимаю, то, что ты сказал, – это мудро. Прошу тебя, позволь мне быть рядом с тобой.

Доспех Доста отрицательно покачал головой: – Недостаточно осознать умом, надо понять сердцем. «И полковник Кидд то же самое говорил, ты должен познать свое сердце, а у меня его нет».

Урия почувствовал комок в горле, когда осознал, как он далек от того бескорыстия, с которым Дост защищает свой народ от крайинцев.

«Я всегда хотел стать великим, и я безрассудно утратил свой шанс еще до того, как понял, что он у меня был».

Пока в голове Урии мелькало все это, двое Тигров побрели к каменной глыбе, блокировавшей гигантский арочный пролет. Они снизу зацепили камень золотыми когтями и подняли его. Заскрежетали петли по обе стороны арки, и каменный занавес медленно пополз вверх. Тигры подпирали его, держа над головой, затем передали другим, а сами проскользнули в открывшийся темный коридор.

Урия поднял глаза на Доста:

– А мне что делать?

– Откуда мне знать, – покачал головой доспех Доста. – Я знаю только, что делать мне.

– И я никак не могу тебе помочь?

Ногтем Дост провел по своей груди и соскреб некоторое количество золота, которое сразу приобрело форму того шарика, с которым так часто играл Урия. Шарик упал в его протянутые руки.

– Если ты действительно можешь помочь, тебе придется найти способ самому. – Дост повернулся к коридору, открывшемуся за аркой. – Этот путь не для тебя.

– Мне ждать здесь?

– Если ты считаешь, что должен ждать, значит, жди.

– Значит, это и есть причина? По этой причине я столько прошел?

– Не причина, друг мой, а результат. Урия смотрел на Волка:

– Полковник? Волк качал головой:

– Я и своей-то роли не понимаю. Дост заулыбался.

– Вы тут, чтобы начать свое исцеление. Когда вы лишились зрения, вы позволили другому украсть вашу способность видеть. Пора вам восстановить свое. – На миг золотой колосс замер, потом вместе с Волком стал поддерживать каменный занавес. – Я послал сигнал нашим союзникам. Нам пора. Прощай, Урия.

У Урии подкосились ноги, и он опустился на пол. Каменный занавес с лязгом упал за последними Осдари, в пещере какое-то время еще звучало эхо, но и оно смолкло. И илбириец остался один в полной тьме и тишине, так и сидел, катая между ладонями золотой шарик.

Рафиг Хает почувствовал, как вздрогнул медальон, вплавленный в его горло. Он улыбнулся и вытащил меч:

– Дост дал приказ выступать! Вперед, братья! Сегодня мы угодим Господу и впишем в историю страницу, о которой будут слагать песни.

Глава 74 Геяор, Гелансаджар, 28 маджеста 1687

Робин сделал последний выстрел из арбалета прямой наводкой. Железная стрела отскочила от поднятого в воздух копыта одного Тарана, попала в лоб другому как раз между рогами и глазами. Вандари зашатался, но не остановился, хотя зрелище было забавное: огромное страшилище движется вперед, а изо лба у него торчит стрела.

Тараны потоком вливались в отверстие в стене, где раньше были ворота. Металлические копыта превратили бывшие ворота в массу щепок. Двое перевернули требушет, еще один копытами разбил его на части. Трещало дерево, взлетали в воздух обрубленные канаты, куски дерева разлетались по узким улочкам города.

Урия почувствовал комок в горле, когда осознал, как он далек от того бескорыстия, с которым Дост защищает свой народ от крайинцев.

«Я всегда хотел стать великим, и я безрассудно утратил свой шанс еще до того, как понял, что он у меня был».

Пока в голове Урии мелькало все это, двое Тигров побрели к каменной глыбе, блокировавшей гигантский арочный пролет. Они снизу зацепили камень золотыми когтями и подняли его. Заскрежетали петли по обе стороны арки, и каменный занавес медленно пополз вверх. Тигры подпирали его, держа над головой, затем передали другим, а сами проскользнули в открывшийся темный коридор.

Урия поднял глаза на Доста:

– А мне что делать?

– Откуда мне знать, – покачал головой доспех Доста. – Я знаю только, что делать мне.

– И я никак не могу тебе помочь?

Ногтем Дост провел по своей груди и соскреб некоторое количество золота, которое сразу приобрело форму того шарика, с которым так часто играл Урия. Шарик упал в его протянутые руки.

– Если ты действительно можешь помочь, тебе придется найти способ самому. — Дост повернулся к коридору, открывшемуся за аркой. – Этот путь не для тебя.

– Мне ждать здесь?

– Если ты считаешь, что должен ждать, значит, жди.

– Значит, это и есть причина? По этой причине я столько прошел?

– Не причина, друг мой, а результат. Урия смотрел на Волка:

– Полковник? Волк качал головой:

– Я и своей-то роли не понимаю. Дост заулыбался.

– Вы тут, чтобы начать свое исцеление. Когда вы лишились зрения, вы позволили другому украсть вашу способность видеть. Пора вам восстановить свое. – На миг золотой колосс замер, потом вместе с Волком стал поддерживать каменный занавес. – Я послал сигнал нашим союзникам. Нам пора. Прощай, Урия.

У Урии подкосились ноги, и он опустился на пол. Каменный занавес с лязгом упал за последними Осдари, в пещере какое-то время еще звучало эхо, но и оно смолкло. И илбириец остался один в полной тьме и тишине, так и сидел, катая между ладонями золотой шарик.

Рафиг Хает почувствовал, как вздрогнул медальон, вплавленный в его горло. Он улыбнулся и вытащил меч:

– Дост дал приказ выступать! Вперед, братья! Сегодня мы угодим Господу и впишем в историю страницу, о которой будут слагать песни.

Глава 74 Геяор, Гелансаджар, 28 маджеста 1687

Робин сделал последний выстрел из арбалета прямой наводкой. Железная стрела отскочила от поднятого в воздух копыта одного Тарана, попала в лоб другому как раз между рогами и глазами. Вандари зашатался, но не остановился, хотя зрелище было забавное: огромное страшилище движется вперед, а изо лба у него торчит стрела.

Тараны потоком вливались в отверстие в стене, где раньше были ворота. Металлические копыта превратили бывшие ворота в массу щепок. Двое перевернули требушет, еще один копытами разбил его на части. Трещало дерево, взлетали в воздух обрубленные канаты, куски дерева разлетались по узким улочкам города.

Робин натянул шлем и приладил маску на лицо, пробормотав молитву святому Майклу, он произнес заклинание на свое снаряжение. Вытащил меч, произнес ещe одну молитву, и меч засверкал красным светом.

– Нет, Робин, ты не можешь сражаться с ними. Жрец Волка взглянул на Наталию:

– А у меня есть выбор?

Внизу под ними Вандари замедлили темп продвижения. В первом порыве они влетели в небольшой дворик сразу за воротами, но дальше начинались дебри узких запутанных улочек, и движение неизбежно должно было замедлиться. С крыш зданий, окружавших дворик, защитники сбрасывали на противника камни кирпичи. Особого вреда они не наносили, но Вандари остановились, поразившись ярости сопротивления.

Робин взял в руки эфес меча и спрыгнул с крыши из – прямо на спину одного Вандари. Коленями он вдарился о широкие плечи, но удар приземления был смягчен его доспехами. Взявшись обеими руками за перекрестье эфеса, он вонзил клинок в шею Тарана и резко подергал его в разные стороны, чтобы он достал глубже, проник в грудь.

Таран под ним согнулся, потом судорожно забился, спрямившись, он сбросил Робина, и тот отлетел. Пекувырнувшись в воздухе, он пролетел над авангардом Вандари. Один из Таранов стукнул его раздвоенным копытом. Удар пришелся по бедру, и всю ногу пронзила боль. Толчок был так силен, что его забросило крышу, и он рухнул среди гелорцев, сбрасывавших камни на Вандари.

Робин сильно ударился спиной и откатился по плоской крыше к дальнему парапету.

«Летать неплохо, но над такими приземлениями до еще поработать».

Он потряс головой, чтобы она прояснилась, и попытался вскочить. И у него почти получилось, но тут все здание задрожало, и Робин снова упал.

«Что за черт»?

Послышался крик: дальний край здания начал оседать под людьми. Крыша согнулась, затрещали перекрытия, открылась глубокая трещина. Она становилась все больше, тянулась к Робину и угрожала поглотить его, а на нижнем этаже здания спрятались Вандари. Из пыли послышался крик Наталии: «Робин, нет!», и он начал падать.

Григорий Кролик видел, как тринадцатый Таран упал, когда на него сверху накинулся жрец Волка. Он бросился вперед, нацелясь раздавить того, но умиравший тринадцатый в предсмертных судорогах подбросил человека в серебряном снаряжении высоко в воздух. Затем восьмой Таран прихлопнул его, как насекомое, и заодно сбил еще нескольких защитников с крыши двухэтажного здания.

Кролика удивило, почему Вандари собрались толпой, как только вошли в ворота. Его план нападения не предусматривал их скопления в городе. Его люди привыкли пользоваться своей скоростью и мощью, чтобы разбивать строй противника и давить их войска. А тут в городе, где враг прятался в зданиях или находился на стенах и крышах домов, Вандари оказались беспомощными.

– Нападайте на здания. Крушите их!

Защитники прекрасно могут противостоять Вандари, но их тактика будет неподходящей в сражении с кавалерией или пехотой. Обернувшись к своим людям, он увидел, что половина его кавалерии отвлеклась, отражая нападение Хаста. Опытным взглядом он оценил свои шансы на успех и махнул рукой, призывая остальную кавалерию и пехоту в Гелор.

«Они смогут закончить то, что начали Вандари».

Проходя под воротами, Григорий услышал, как напряженный женский голос что-то с ужасом кричит по-илбирийски. Не раздумывая, он повернулся направо и поднял копыто своего двадцать седьмого, чтобы нанести ей удар, инстинкт подсказал ему, что она – враг. Подняв копыто, он оценил расстояние до кричавшей и – опустил копыто.

В последнюю секунду он изменил направление удара, и копыто попало мимо нее, раздробив при этом деревянный магазин со стрелами для арбалета.

– Наталия?

– Григорий?

– Что ты здесь делаешь?

– Хочу остановить тебя и прекратить твое предательство.

За одну долю секунды наступило крушение мечты Григория.

«Если она донесет отцу о моих действиях, мне конец». Он снова поднял копыто:

– Не тебе остановить судьбу, Наталия. Я буду оплакивать твою смерть.

Урия оказался один в темноте. Он опустился на колени и так и стоял. От неровностей каменного пола было больно коленям и голеням, но он был так удручен, что не замечал боли.

«Как они могли меня тут бросить? – Он сжал кулак, и между пальцами хлынуло жидкое золото. – Надо выбираться».

Он начал скатывать из шарика цилиндр, чтобы сделать рычаг, но прекратил: понял, что никакой злости не хватит, чтобы осилить каменную дверь.

«А если идти назад через туннель, и двух дней не хватит, чтобы добраться до ворот Гелора. Как они могли меня оставить?»

В глубине души он знал, что спрашивать надо не об этом.

«Как они могли взять меня с собой? Там, наверху, они сражаются за народ Гелора. Они рискуют жизнью, а я недостаточно знаю, чтобы суметь им помочь. Там, рядом с ними, я был бы помехой. Они мне не доверили бы никакого нужного дела, не хватает им еще приглядывать за мной среди битвы»

«Тебе хочется считать себя самым умным, Урия Смит, но ты оказался слишком глуп и не понял сразу, что смысл участия в каком-то деле – не немедленное воздаяние, а просто постоянная готовность оказать помощь, когда она необходима. Надеюсь, еще не слишком поздно и можно загладить вину и принести пользу».

– Да будет на то Твоя воля, Атаракс, реализуй через меня военные заклинания, которые ты мне дал. – Рафиг галопом летел на своем коне к линиям крайинцев и произносил свои боевые заклинания. Он весь пылал и ощущал прилив сил. Учащенный пульс придавал ему мощи. Он видел, как крайинцы приподнялись в седлах и занесли клинки для первого удара. Он заметил их страх и выбрал своего первого противника.

Рафиг пригнулся и ускользнул от меча крайинца, и ударил сам. Удар пришелся гусару в верхнюю часть бедра, ниже широкого кожаного пояса. Разрубив бедро, меч глубоко вошел в тело крайинца.

Уклонившись от высоко поднятой шашки, Рафиг пронесся мимо противника. Он не мог больше напасть на этого человека, потому что конь унес его дальше в гущу гусар. Он пронесся через группу солдат и кому-то рассек лицо, и вдруг оказался в тылу линии крайинцев.

Развернув коня, он увидел, что все его люди яростно сражаются. Удары и уклонения от ударов, прямые выпады и парирования звучали вокруг. Крайинцы, не привыкшие действовать без поддержки своих пушек, сражались отчаянно, но их окружили и разбили на группки.

Он поглядел через плечо туда, где восходила полная луна. «Если ты здесь, чтобы видеть мою смерть, радуйся, тому что это славная битва и подходящее место для любого воина, если пришла пора сделать последний вдох. Многим предстоит покрыть себя славой под твоим бледным светом. Но сегодня – не мне».

Наталия отступила перед опускающимся копытом шдари.

– Как ты можешь? – Она упала коленями на платформу, умоляюще протягивая руки к нему. – Остановись.

– Ты мешаешь осуществлению моей мечты, Наталия, тебя надо устранить, как и многих до тебя.

Копыто упало.

Но не на нее. Наталия увидела блеск серебра внизу, между ног Вандари. Это Робин подобрал упавшую стрелу и вонзил ее в незащищенное место на бедре Тарана, зверь в доспехах испустил крик и опрокинулся на спину. В ворота входили другие Тараны, и Наталия потеряла Григория из виду.

Прямо перед ней Робин взлетел в воздух и упал на арбалетную платформу. Глубоко дыша, он схватился за ногу, застонал и опрокинулся на спину.

– Робин, что с тобой? Как ты…

Наталия услышала из-под бесстрастной маски болезненный смех:

– Полет – это контролируемое падение. Когда зданиe стало рушиться, я оттолкнулся и взлетел в сторону нашей установки. Приземлился у ноги этого Тарана и воткнул ее.

– Это был Григорий.

– Надо было ухитриться попасть в промежность.

– Для этого я бы с радостью зарядила арбалет. Робин в досаде застучал кулаком по платформе:

– Глупо было ставить запорные блоки. Надо было сообразить, что они войдут в город.

Послышался грохот копыт приближающейся кавалерии крайинцев, отдающийся эхом под сводом арки. Наталия покачала головой:

– Теперь это уже не важно. Григория ничто не остановило бы. Его подлым амбициям ничто не помешает. Умер тот Григорий, которого я знала, а тот, который появился вместо него, этого я ненавижу.

Глава 75 Гелор, Гелансаджар, 28 маджеста 1687

Малачи в доспехе Волка вслед за Тиграми шагал вверх по туннелю к северному склону Джебель-Квираны. Каждый шаг его человекообразного доспеха заставлял Кидда работать мышцами. Малачи не надо было прилагать усилий для передвижения, его роль заключалась только в том, что направлять свои движения. Под металлической обувью он чувствовал почву и без труда сохранял равновесие. У него было такое ощущение, что он и сам по себе, и в то же время как будто стал частью доспеха.

«Или доспех стал частью меня».

Туннель пошел вверх, потом на каком-то участке шел горизонтально. В конце туннеля оказалась арка, заложенная кирпичом. Из стены торчала небрежно вставленная мортира. Малачи догадался, что ее вставляли снаружи. Умение ориентироваться подсказало Малачи, что арка выходит на склон горы над дворцом аланима.

Группа в доспехах Осдари расступилась, и Дост прошел между ними к арке. В своем человеческом облике он оказался меньше всех ростом и решительно не таким грозным, как его спутники, имеющие вид животных. Но грация движений не скрывала его невероятной силы.

– Приблизился час нашего самого большого испытания. Вперед, к победе над врагом.

Дост забарабанил пальцами по стене. Стена развалилась, как будто была из стекла. Малачи вместе с остальными вырвался наружу из пролома и увидел разрушенные северные ворота города. На западе солнце садилось, а на востоке всходила луна. Его удивило, что не успевает замечать еще что-то, кроме битвы, но потом понял, что битва – только один фрагмент апокалиптического события, участником которого он оказался.

Уверенно перемещаясь, Малачи направился к разбитым городским воротам. Его снаряжение было тяжеловато, однако не стесняло движений. Пробегая по улицам, он задевал плечами стены зданий, и эти толчки отдавались болезненно во всем теле, но он старался этого не замечать. Его удивило, что вообще он ощущает боль: ведь что стоило доспеху обеспечить ему неуязвимость. Если бы доспех был создан шайтаном, то он бы непременно раскрепостил своего владельца, и тогда, к радости дьявола, заставил бы его ощутить себя всемогущим.

«Дост сказал, что именно так мне надо начать свое исцеление. Оказавшись в этом Волке, я снова стал видеть. Никогда я не чувствовал себя столь энергичным во времен Глого. Малачи улыбнулся. Кролик где-то здесь. Он украл мои глаза, и все же я вернулся, чтобы одержать победу над ним. Господь провел меня через весь цикл перемен, и теперь я могу зачеркнуть то, что делал со мной Кролик много лет назад».

Когда Малачи спешил по главной улице, ему на глаза попался один из ведущих Вандари. Он видел их и раньше – правда, не «Таранов», а роты «Слонов» и «Россомах», и считал их чудесным изобретением. Теперь, сам оказавшись в доспехе-Волке, которому не пришлось переменить целый ряд плохо обученных хозяев, он сумел понять, что Тараны теперь не такие, как раньше. Раньше они обладали подвижными конечностями, теперь же их ступни и предплечья были заменены I-образными балками. По мере того как в Крайние шло развитие механизации и идустриализации, Вандари помаленьку претерпевали необходимую, по мнению их хозяев, модернизацию.

В душе Малачи понимал, что Вандари обладали только десятой долей возможностей его «Волка», а если говорить о доступных им операциях, то он сам умел добиться от «Волка» гораздо большего. В своем «Волке» Осдари он был для противника тем, чем будет вооруженный и снаряженный жрец Волка для драчунов в школьной ссоре. Ему было не нужно убивать врагов Доста, их надо было только победить. Крайинцев надо выгнать из города, заставить уйти на свою территорию. Победа над ними предупредит будущие вторжения, а уничтожение их только вызовет у них желание мстить в будущем.

Правой лапой Волк Малачи блокировал взметнувшееся в воздух копыто первого встреченного им Тарана, другой лапой врезал ему по спине. От удара Вандари завертелся и, пошатываясь, отскочил назад, в свои ряды. Потянувшись налево, Малачи выхватил еще одного Тарана из рушащегося здания и, пнув, заставил отлететь к беспорядочно толпящимся Вандари. Вокруг с ними так же расправлялись Тигры, тесня их все дальше к разбитым воротам, за ворота и дальше на равнину.

У стен города царил хаос. Навстречу убегающим Вандари к городу скакали гусары, и Вандари вломились в ряды своей кавалерии.

Опомнившись, всадники развернулись и поскакали обратно, туда, где Хасты уничтожали вторую половину гусар. Продвижение пеших ополченцев Третьего полка оказалось блокированным на открытой территории. Они остановились и побежали, надеясь спастись в своих окопах, и в этот момент гусары поскакали назад, на них. На глаза Малачи попался лежащий на земле Таран, правого бедра которого торчала железная стрела. Он клонился к упавшему и помог ему подняться. И, несмотря на доспех, узнал того, кто был внутри. Выталкивая упирающегося Тарана за ворота, он зарычал, как мог, по-крайински:

– Уползай, Григорий Кролик.

Таран споткнулся и упал, потом медленно поднялся ноги:

– Кидд? Ты здесь?

Малачи утвердительно кивнул и пошел назад к воротам:

– Я здесь. Мы с тобой опять в противоположных лагерях, но на этот раз у меня нет иллюзии, что ты мой союзник.

Через золотой шарик Урия чувствовал, как в него вливается спокойствие, однако ощущал неясные опасения и страх. Илбириец знал, что ему передается настроение Доста. Когда он это понял, он взбодрился, но и опечалился.

«Какая польза от меня Досту, пока я сижу тут?» Он был очень разочарован. Он не мог поднять каменный занавес, державший его в пустой пещере, как в ловушке.

«Никому я тут не могу помочь. А там на что-нибудь он бы пригодиться! Чем-нибудь бы помог. – У него начало покалывать пальцы, совсем так, как при поражении молнией, и он почувствовал прилив энергии. Интересно. Соберись, Урия. Сконцентрируй все силы, если ты так способен к учению, вот самое время проявить эти способности».

Он сконцентрировал все внимание на золотом шарике, стараясь обрести хоть часть душевного спокойствия Доста, и обнаружил, что видит сам город Гелор. Он увидел Доста в гигантском доспехе, медленно шагающего к разбитым воротам. Люди на стенах прятались за щитами, загораживающими арбалеты, а крайинцы бежали к своим траншеям. Тигры выгнали Вандари из города, а Волк Малачи угрожал раненому Тарану.

«Я должен быть там, с ними».

В голове у него всплыл тот же вопрос, который он бросил в лицо Кидду на зачете по тактике.

«Зачем? – Урия медленно улыбнулся. – Я должен быть там ради них, не ради себя».

Громко засмеявшись, он начал превращать шарик в плоскую пластинку.

«Да, способности к учебе – не лишнее. Я помню, как был сделан медальон, который он дал Рафигу, и помню, что он при этом говорил: „исса ханак“. Надеюсь, что сделаю все, как надо».

Уже начав создавать рельефные звездочки на поверхности металла и проводить линии сетки, он знал, что медальон получится идеальный.

«Он сработает. – В глубине души он чувствовал, что нащупал путь. – И теперь знаю, зачем мне понадобилось пройти весь этот путь».

В нем возрастала целеустремленность, какой он никогда раньше не чувствовал, и его движения становились все увереннее, действия более четкими.

«Только прошу Господа помочь мне преодолеть трудности, которые встретятся».

Чувствуя во рту горький привкус страха, Григорий Кролик широко раскрытыми глазами смотрел на могучего Волка в доспехе Осдари. Его сила и мощь были как насмешка над всеми Вандари.

«Но ведь это невозможно. Могущественнее Вандари никого не бывает».

Он медленно, хромая, поволок свой двадцать седьмой назад.

– Я рад, что ты больше не заблуждаешься насчет меня. Я всегда знал, что ты никакой не союзник для Крайины. Вот ты это и доказал, и ты, и твоя нация.

– Это ведь ты сюда вторгся, – Волк Кидда отошел в сторону. – Я здесь из-за Доста.

Григорий не мог отвести глаз от фигуры позади Волка: пропорционально сложенный золотой человек, переступив через тринадцатого Тарана, вышел из разбитых ворот города.

«Значит, слухи были все-таки верными».

Поскольку эти сведения были получены под пыткой, то он им никогда особенно не доверял. А по мере наступления на Гелор совсем перестал верить. Уверенность в том, что Дост не вернулся, вселяла покой в душу Григория, и тем сильнее взволновал его вид золотого человека.

«Вот он – Дост. Он должен умереть».

Мысль эта пришла сама по себе, из подсознания. Ведь Дост унесет все, ради чего он работал. Боль вспомнившихся детских страхов и обида от того, что не осуществится мечта, подсказали ему ход действий.

«Ради моей Крайины Дост должен умереть».

Григорий бросился на Доста, но между ними метнулся Волк. От удара по голове Григорий рухнул на землю. Стрела, торчавшая в бедре, вошла чуть глубже, и его снова пронзила острая физическая боль. Крайинец оттолкнулся левым копытом, пытаясь снова подняться, но не мог сдвинуться с места. Разбитый и ослабевший, он лежал на земле, представляя собой легкую добычу для Волка.

«Как такое могло получиться?»

Стоящий перед ним Дост поднял руку, как бы давая ему знак остановиться. Изо всех сил сопротивляясь, Григорий не мог ему помешать. Все внутри него сжалось, и как волна, нахлынуло действие магии. Затем он увидел, что и остальные Тараны Вандари замерли на своих местах.

«Вот так мы и умрем? В ловушке? Беспомощные? И наша Крайина так же погибнет?»

– Хватит воевать уже. И вас, полковник Кидд, прошу немного отойти назад. – Дост грациозно вышел вперед, как отец, разводящий ссорящихся детей. – И вы, полковник Кролик, хватит враждовать. Ваши страхи абсолютно беспочвенны.

Григорий огляделся по сторонам и засмеялся:

– Беспочвенны? Мы все оказались пленниками своих доспехов. Вполне основательная причина для страхов.

Дост небрежно кивнул:

– Мы частично вывели из строя ваше снаряжение, чтобы не произошло беды. – Дост махнул рукой, и боль в ноге Григория ослабла.. Опустив глаза, он увидел, что железная стрела уже лежит на земле. – Я вам вреда не желаю.

– Но ведь вы вернулись, чтобы завоевать нас.

– Я вернулся, чтобы спасти свой народ и составить планы на будущее. – Снова Дост сделал жест рукой, и в центр поля зрения Григория вплыла квадратная табличка с изображением младенца. – Прошу вас произнести это заклинание.

– Нет. Если желаете мне смерти, убейте меня, не заставляйте делать это самому.

Дост улыбнулся:

– Я хотел предложить вам верить мне, но вижу, что не стоит. Пусть будет по-вашему.

Табличка перевернулась, поле зрения Григория стало белым, как будто он оказался в центре яростного урагана. По краям поля зрения он увидел свои квадратные таблички, потом вплыли другие, шестиугольные, похожие на снежинки. В голове у него вспыхнуло сияние, затем, один за другим, шестиугольники превратились в квадраты со знакомыми ему изображениями. Он издавна считал, что они относятся к заклинаниям, которые придавали Вандари мистические способности.

Но, кроме всего этого, он ощущал, как сила вливается в его конечности. Предплечья его «Тарана» стали толще и мышцы круче. Григорий без труда смог подняться, причем уже понял, что конечности «Тарана» теперь придадут ему истинную и невероятную силу, какой обладают Тигры и Волки. Дост приравнял их ко всем остальным доспехам Дари.

Дост сделал его таким мощным Вандари, какого веками не было в Крайние.

– Почему ты это сделал?

– Теперь, Григорий Кролик, ты сам сможешь выбрать свое будущее. – Дост развел руками. – Будешь сейчас сражаться – значит погибнешь. А если сейчас уйдешь, тогда через пять лет станешь участником войны, которая принесет тебе больше власти и славы, чем ты можешь себе представить. Выбор…

Голос Доста замер, раздался скрежет металла. Слева из его груди вышел черный наконечник железной стрелы. Золотую маску гиганта страшно исказила агония, шатаясь, он сделал один шаг, упал лицом вниз и замер на равнине перед Гелором.

Рафиг почувствовал, как ему пронзило грудь, как огнем.

«Дост умирает!»

Он смотрел в сторону города и видел распростертого на земле Доста, из спины у него торчала железная стрела. Сзади, на городской стене, Рафиг заметил несколько арбалетов, стрела прилетела оттуда.

«Они снова выстрелят. Я должен спасти Доста».

Он вынул ноги из стремян и соскочил с седла. Глядя неотрывно на крепостной вал рядом с батареей, Гелансаджарец прикоснулся к медальону.

«Исса ханак».

В мгновение ока он перенесся с поля боя на стены Гелора. На него волной накатило головокружение, потом из-под его ноги покатился камень. Он поскользнулся, ушибся коленями о крепостную стену. Терпя сильную боль, он в отчаянии хватался за камни, чтобы удержаться на стене.

«Я должен спасти Доста!»

Подняв голову, он увидел на фоне луны силуэт Шакри Авана.

– Ты заявляешь, что дал слово служить Досту, а теперь ты пришел, чтобы его убить? Дурак ты, Рафиг, ведь Дост-то – я!

Сверкнул кривой меч в руке Авана, и живот Рафига охватило огнем.

Тело Рафига обмякло и наклонилось вперед.

«Я не умру, я не могу умереть. – Схватившись одной рукой за живот, чтобы не выпали внутренности, гелансаджарец другой рукой цеплялся за камни. – Я служу Досту. Я не могу позволить себе умереть».

Глава 76 Гелор, Гелансаджар, 28 маджеста 1687

– Какого черта? Почему он стреляет? – Робин не знал, кто этот золотой человек, но ему не требовалось формального представления, достаточно знать, что этот человек со своей командой выгнал крайинцев из Гелора. – Он на нашей стороне.

Наталия смотрела на Шакри Авана, суетившегося у своего арбалета.

– Он снова заряжает! Надо что-то делать.

Робин вскочил на ноги и тяжело оперся об арбалет:

– Заряжай! Тасота удивилась:

– В него не выстрелишь. Ты сам поставил запорный блок.

– Да знаю я. – Робин набросил взводные крючки на тетиву лука и оттянул их назад. – И не могу побежать туда, а лететь тоже не могу – очень устал. – Он опустил тетиву лука, нажав на спусковой рычаг. – Заряжай.

– Да.

Он нажал на педаль, поднимая щит, и кровь запульсировала в его левой ноге. Робин посмотрел через крестообразное отверстие: перед разбитыми воротами стояла группа этирайнов.

– Коннор. – Сэр.

– Пусть кто-нибудь поднимется и прикончит Шакри Авана!

– Мак-Брайд, Хоскинс, за мной! Наталия высунулась посмотреть:

– Алании послал свою охрану, чтобы они остановили твоих ребят.

– Удачи им. – Робин заскрипел зубами и сорвал крючки с тетивы лука. – Готов.

– Да.

– Наталия, наклонись ниже. Я должен видеть Авана. – Робин отклонился, держась за арбалет левой рукой, а правой придерживая спусковой рычаг. Левая нога так болела, будто ее жгло. – Наталия, можешь прижать педаль щита?

– Да. Ты что задумал?

– Трюк пушкаря – выстрел наудачу. – Он пробормотал молитву, и арбалет засветился зеленым, как весенняя листва. Робин чувствовал, как убывают его силы, а боль побеждает его. – Поспеши, ты, глупый осел. В моем распоряжении не целый день.

Он видел только руку Шакри Авана на спусковом рычаге, но ему этого было достаточно. Когда гелорец опустил рычаг, Робин сделал то же самое. Арбалет басовито загудел и под рукой Робина сместился влево.

Стрела полетела по прямой и попала точно в железную стрелу, посланную Шакри Аваном.

Робин наклонился вперед, потом в изнеможении соскользнул вниз, на платформу.

– Поймал его. – Как?

Он буркнул:

– Это заклинание позволяет прицелиться из лука, а мое дело – подстеречь момент. – Лежа на платформе, он смотрел на пурпурные и розовые облака, потом закричал, глядя в небо: – Давай, Коннор! Со мной все.

Малачи уголком глаза заметил, что по Досту сделан второй выстрел. Он повернулся лицом к Гелору, собираясь встать между городом и Достом, но к упавшему гиганту метнулся Таран Кролика. Произнеся заклинание, Малачи выпустил когти на правой передней лапе и ударил доспех. Кролик парировал удар щитом, раскрывшимся, как веер, на его правом переднем копыте, но все же ему пришлось остановиться.

Щит на копыте Тарана раскрылся и превратился в изогнутое, острое, как бритва, продолжение копыта. Кролик оперся на левое заднее копыто и опять накинулся на Волка. Малачи уклонился и избежал режущего удара в живот, затем использовал левую переднюю лапу. Магия преобразовала ее в круглый щит, краем которого Малачи зацепил Таран Кролика сзади за правый локоть. Полетели искры, зазвенел металл. Кролик, спотыкаясь, отступал, придерживая руку, но держался прямо и ничем не давал понять, что готов сдаться.

Малачи была отчетливо видна суета на городской стене, и он понял, что арбалет готов сделать еще один выстрел по Досту. Жрец Волка поискал в своем запасе заклинание, которым было бы можно поразить арбалет, но ничего пригодного не всплыло. Не зная, какая угроза для Доста опаснее, Малачи был вынужден замедлить движения.

Таран Кролика ринулся вперед и ударил Волка головой прямо в грудь. Удар был таким сильным, что у него в груди загудело, и боль от ребер пронзила все тело. Он почувствовал, что сбит с ног и падает, но не успел произнести никакого заклинания, как рухнул наземь. Волк приземлился на спину и перевернулся через голову. Искры посыпались из глаз Малачи, мир вихрем закружился вокруг него. Мельком он заметил, что Кролик снова наклоняется над ним, и тут голова Волка врезалась в землю. У Малачи Кидда потемнело в глазах.

Шакри Аван слышал, как его охрана внизу, под ним, сражается со жрецами Волка, но не обращал внимания: он пристраивал на арбалет вторую железную стрелу. На равнине дрались Волк и Таран, да и все вокруг него дрались, но он был выше этого. Он – Дост. Его предназначение – править империей. У его ног под стеной умирал Рафиг Хает, а его собственный сын, это отвратительное существо, умирал там, на равнине. «Прикончи его, и все начнется снова!» Шакри Аван смотрел сквозь сгущающиеся сумерки на золотую спину лежащего человека.

– Все точно по предсказанию!

Вдруг на своей спине он почувствовал тяжесть. Из-за левого плеча высунулась скользкая от крови рука и схватила его за горло. Рука повернула его лицо направо, к его щеке прижимался щекой Рафиг Хает.

– Луну видишь, Шакри Аван?

Шакри Аван засмеялся, услышав, какая боль звучит в голосе противника. Он двинул назад локтем правой руки, попал Рафигу по ребрам и почувствовал, что хватка умирающего слабеет.

– Конечно, это полная луна, под которой ты умрешь.

– Это луна, под которой я решил умереть, – дыхание со свистом вырвалось через сжатые зубы Рафига.

– Исса ханак.

Из-за луны вылетела звезда и полетела к земле, оставляя на сумеречном небе огненный след. Наталия увидела, как по небу движется какое-то темное тело, но подумала, что это ей мерещится. Однако, когда пятно ненадолго заслонило луну и полетело дальше, она поняла, что это и закричала:

– Робин, «Сант-Майкл» прилетел!

Оповещая о своем прибытии, воздушный корабль дал залп по батареям крайинцев. Взорвались еще оставшиеся целыми котлы, выбросив в воздух пар и пламя. Щиты – металлические и деревянные, – защищавшие пушки, были разбиты вдребезги. На том месте, где были пушки, теперь остались тлеющие угли, которые освещали красным светом сражавшихся на равнине Вандари и Осдари.

Малачи потряс головой и подтянул к подбородку ноги своего доспеха. В поле его зрения медленно возник Таран Кролика. Изо всей силы Малачи наносил удары обеими лапами вверх и в стороны и наконец отбросил Таран в сторону. Земля задрожала, когда Кролик всей своей тяжестью рухнул и покатился по земле. И эта дрожь передалась Малачи. Он перекатился на правый бок и поднялся, повернувшись лицом к Тарану.

Он ориентировался по движению воздуха от перемещений Вандари. Таран поднялся в вертикальное положение, и Малачи увидел Григория в виде трехмерной матрицы, которая показала Малачи сведения о скорости, направлении и размерах противника. Он услышал, как свистит ветер в рогах Тарана, и почувствовал, как изменилось давление от того, что левое переднее копыто Тарана выпустило такой же набор лезвий, как на правом.

В сознании Малачи мелькнули эти и тысячи других сведений, но они его не удивили. На подсознательном уровне он годами наблюдал подобные ситуации.

Я последние двенадцать лет готовился именно к этому моменту. – Малачи улыбнулся. – Ты направил меня по этому пути, Григорий Кролик. Ты сам создал детище своего уничтожения».

Долк присел, уклоняясь от удара в шею, и пропустил Тарана мимо себя. Он развернулся быстрее, чем можно ожидать от такой огромной махины, и обеими передними лапами врезал Тарану по спине. От толчка Григорий пролетел вперед. Своими рогами он пропахал две параллельные борозды в каменистой земле. Зацепившись одним рогом, Таран опрокинулся на спину. Калачи улыбнулся. «Дост ведь говорил, что пришло время моего исцеления и неплохо начать его с мести Кролику». Кролик перекувырнулся и вскочил на ноги. Он снова вернулся лицом к Волку, один рог его был согнут, и он стал заметно осторожнее. При приближении Кролика у Малачи затуманилось зрение. Инстинктивно он переместился вправо, но не сумел уклониться от нападения Тарана. Лезвия наискось рассекли грудь Волка. Малачи вскипел от боли и выбросил вперед левый кулак, сильно ударил Тарана и заставив его отступить на шаг. Григорий взмахнул копытом, и попал по правому колену Волка, и теперь уже илбириец захромал назад. Малачи оказался как бы за темным пологом, полностью отсекающим от него врага. «Что происходит?»

Неожиданный удар Тарана отшвырнул его назад, попытался снова перекатиться и вскочить на ноги, после третьего удара по голове Кидд упал на спину, ары сыпались попеременно то на спину, то на грудь Волка, и Малачи почувствовал на губах привкус собственной крови.

«Ничего не понимаю! Почему доспех не срабатывает?» Таран навис над ним:

– Никогда ты не мог со мной сравниться. Ты разбит, как в Глого. Сейчас Дост умрет, потом умрет Гелор.

– Ты не можешь так поступить, Григорий. Крайинец рассмеялся:

– А тебе не остановить меня, Малачи.

Жрец Волка зарычал и попытался заставить свой доспех подняться, но не сработало даже заклинание передвижения.

«Неудача. Столько добирался, столько времени потратил, и впустую. Дост умрет. Разве Ты предназначил мне это, Господи?»

Издали послышалось резкий лязгающий металлический звук. Малачи понял – еще одна стрела летит с городской стены. Со стены что-то прокричала женщина, и Малачи понял, что она целились в Таран Кролика.

«Это Наталия!»

– И ты умрешь, ведьма, предательница!..

«Ну уж нет, Григорий, этого-то я тебе не позволю. – Малачи сконцентрировался, мысленно представив себе местоположение Кролика, Доста и города позади себя. – Кролик был моим врагом в первом видении, Дост – во втором видении моя забота, в третьем видении я – Волк. Что ж, я раньше этого не понимал.

Я – Волк. – Малачи торжественно кивнул. – Мщение – не моя задача, я – Волк, и моя задача – защищать тех, кто не может защитить себя!»

Малачи поразила простота этого постулата. Сделав это открытие, он почувствовал прилив бодрости. Мир открылся ему в своих цветных образах, зазвенели треугольные таблички, при активизации обозначаемых ими действий фон табличек и изображения на них снова поменялись окраской. Он увидел, как Таран Кролика не спеша подходит к Досту, ощущал, как с каждым шагом Тарана вздрагивает земля.

Подобрав лапы, Малачи с трудом поднял Волка на ноги и прыгнул вслед Тарану. Широко размахнувшись рукой с когтями, Волк раскроил правую ногу Тарана и опрокинул Григория на бок. Таран развернулся кругом и оттолкнулся от земли:

– Так спешишь помереть?

– Отнюдь, но спешу не дать тебе совершить убийство. – Медленно поднимаясь, Малачи растопырил пальцы, прыгнул вбок и оказался между Тараном и Достом. – И убивать тебя тоже не желаю.

– Да и не сможешь.

– Смогу. Какой у меня выбор?

– Нет! Умереть должен Дост! – Таран Вандари сделал движение вперед, подняв левое переднее копыто.

«Ну что ж, вынуждаешь меня быть Волком, Григорий!»

В центр видения Малачи вплыла новая табличка, а ней был изображен рычащий волк, и Малачи, не задумываясь, обратился к заклинанию.

Волк сделал прыжок вперед, его тело ярко засветилось, и человекоподобный сменился, стал истинно волком. Челюсти сомкнулись на левой передней конечности Тарана. Волк яростно рванул головой налево и вправо. Из Тарана раздался крик, и левое плечо Кролика вытянулось, треснуло и отвалилось.

Волк отпустил руку Тарана, и она беспомощно повела на боку. Таран прижал к себе сломанную конечность, отвернулся и побежал. Волк сделал прыжок за им, его золотые зубы клацнули у самых пяток Тарана, лапы и копыта высекали искры из каменистой земли, Волк преследовал Тарана, уводя его от Доста.

Григорий вломился в толпу застывших Вандари, разбросав их, как кегли. В своей дикой панике копыта Тарана Кролика превратили пехотинцев в кровавое месиво. Кони пятились, сбрасывая всадников, и разбегались по всей равнине, подальше от убегающего Тарана. В сумерках не было видно ужаса, написанного на лицах, но крики и стоны солдат-крайинцев слышались со всех сторон.

Кролик выигрывал полшага, и Малачи собрался уже сделать прыжок и схватить его, но тут Таран правым копытом попал в траншею, выкопанную крайинцами. Заело механизм сгибания коленей доспеха, и тело начало разворот, при этом громко затрещало правое бедро. Кролик закричал от боли и упал. Малачи знал: повреждения, полученные доспехом, отражаются на находящемся внутри него человеке.

Волк прыгнул в траншею и напал на Тарана. Он вонзил длинные клыки в горло Вандари, проверяя качество металла. Малачи физически ощущал агонию Кролика, находившегося внутри доспеха, и смятение в душе врага.

Да, мечты Кролика разлетелись в прах.

– На многое замахивался, Григорий.

– Да и сейчас хочу.

– Знаю. И желания твои плохие.

Волк стиснул зубы, и двадцать седьмому Тарану Вандари пришел конец.

Глава 77 Гелор, Геаансаджар, 28 маджеста 1687

Малачи поднял морду Волка над телом двадцать седьмого Тарана и произнес заклинание, по которому его Волк снова обрел человеческий облик. Посмотрев в сторону города, он увидел, что Дост все еще лежит на спине. Дост был слишком далеко от него. «Мертв? Мне не удалось спасти его?» Стрела, торчавшая из спины Доста, задрожала. Она дрожала все сильнее, и наконец вылетела из тела Доста и исчезла в сумерках. Рана затянулась сама по себе, не оставив следа на ровной поверхности. Доспех Осдари, надетый на Доста, подтянул под себя руки и поднялся на колени.

«Он жив!»

Малачи, дрожа, остановился перед Достом:

– Ты был неправ, Нимчин. Мне еще не пришло время излечиться, не время для меня понять, что я вылечен.

Доспех Доста покачал головой:

– Правильно и то, и другое, а также ни то, ни другое. Вопрос ставился так: кто ты есть на самом деле; ты должен был снова научиться понимать себя самого. Таков был твой путь, и… – Дост минуту подумал, – и для меня это был путь.

Малачи опустил своего Волка на колени и произнес заклинание, по которому его доспех открылся. Ночной ветерок охладил его разгоряченное тело, облепленное рваной, пропотевшей и окровавленной сорочкой. Жрец Волка выбрался из доспеха и упал на колени, упираясь ладонями в землю. Он устал, был измучен, но все же улыбнулся и даже засмеялся.

– Малачи, ты весь в крови.

Он кивнул, глядя, как с него на землю падают капли крови.

– Да пустяки, просто резаная рана. Волку досталось покрепче.

– Но я вижу!

Малачи поднял голову и увидел над собой Наталию.

– Я даже не представлял себе, что ты такая красивая.

Она покраснела и вдруг от изумления раскрыла рот:

– Ты видишь?

Он утвердительно кивнул.

– Вот чудо!

Малачи помотал головой, неуверенно вставая на ноги:

– Не чудо, просто откровение. – Он протянул к ней руку, и она подошла. Они крепко обнялись, и, хоть ребра у него ужасно болели, он ни за что не ослабил бы объятия. – Мне многое стало ясно. – Он перевел взгляд на Доста. – Мне, конечно, досталось, но тебе еще хуже.

– И да, и нет.

Малачи в изумлении поднял брови при этих словах золотого человека:

– Надо быть Достом, чтобы говорить загадками?

– И да, и нет. – Золотые черты лица стали неподвижными, шлем откинулся назад, и доспех открылся спереди. Из него вышел высокий грациозный юноша. Его заостренные уши поднимались среди густой копны рыжих волос. У него сияли глаза, которые, как ни странно, были разного цвета – один янтарный, другой зеленый. Дост с удивлением вытянул перед собой руки, осмотрел их, потом так же осмотрел ноги. Кожа вокруг глаз Доста была синей, как будто он был в маске. И от этого он казался каким-то чужим, хотя его лицо было знакомо Малачи:

– Никак Урия?

Дост взглянул на жреца Волка:

– Да, я, то есть мы, Урия и Нимчин. – Он сгибал и разгибал руки, потом присел на корточки и снова подскочил вверх. – Просто невероятно.

– Как это можно – быть одновременно двумя?

– А как можно видеть глазами из серебра? – Дост встряхнул головой. – Меня пронзила стрела, я умирал. Прямо здесь, в своем доспехе. А Урия в это время находился в одиночестве и в темноте. Его единственной связью с внешним миром стала моя боль и близкая смерть. Он изготовил талисман, с помощью которого сумел телепортироваться в то единственное место, которое увидел, – в меня. Он вошел в меня, и мы слились. Мы дополнили друг друга и стали единым существом. В своем самопожертвовании он нашел то, что всю жизнь искал, – духовную близость. Он понял, что сила человека в том, чтобы приносить пользу другим.

– Да и мне бы следовало вспомнить об этом, – согласился Малачи, медленно опуская голову. – Я был слепым, потому что сам для себя это выбрал.

– Как тебя понимать, Малачи? Он улыбнулся Наталии:

– Когда меня ослепили в Глого, я замкнулся в себе и пытался понять, достоин ли я своего места в планах Господа. Ответ мне не давался потому, что его нет. В поисках ответа я поднялся на более высокий уровень, чем заслуживал. Предмет поисков уводил меня все дальше от клятв, которые я принес. Становясь жрецом Волка, я торжественно обещал служить людям, защищать их, а, обратившись внутрь себя, я нарушил это обязательство. – Малачи постучал себя по левой стороне груди. – И сейчас, в этом сражении, я вдруг осознал, что я Волк, и моя обязанность – помогать Господу нашему защищать его стадо. Пока я защищаю стадо, мое личное благополучие роли не играет. Когда я решил отомстить Григорию, мое зрение потускнело. Когда он начал угрожать тебе, я вернулся к своим обетам и вспомнил о своей роли в жизни. И снова стал Волком, и вот тогда обрел силу и смог победить его.

– Может, по этой же причине Господь позволил Досту воплощение? – К ним, хромая, подходил Робин Друри, опираясь на другого этирайна. Он обратил их внимание, что войска гелансаджарцев и крайинцев прибежали вместе на место действия, чтобы увидеть зрелище возрождения Доста. – Сражение прекратилось, когда он появился на поле боя. Я думаю, что он мог с такой же легкостью уничтожить Таранов, с какой он их лишил движения. На мой взгляд, хоть он стал победителем, но спас больше жизней, чем погибло из-за него.

Дост кивнул, потом пожал плечами и наконец улыбнулся Малачи:

– Сильное государство Гелансаджар будет прекрасным буфером между Араном и Крайиной. Оно предотвратит войны, но не без потерь с обеих сторон. Мы рады, что наше возвращение спасло много жизней. Мы знаем, что мир не устраивает тех, кто жаждал войны ради собственных амбиций.

Дост повернул голову к северо-западу:

– Через три дня здесь будет герцог князь Василий Арзлов с войском в три полка. Он представляет собой угрозу, но не очень опасную для нас. И «Сант-Майкл» представляет собой угрозу, но на его борту находится принц Тревелин – вполне разумный человек. Может быть, в ближайшие дни мы достигнем соглашения, выгодного для Гелансаджара, Крайины и Илбирии.

Дост обратился к Наталии:

– Тасота Наталия, окажите нам честь, будьте гостьей Гелора. Мы приглашаем гусар и Вандари на роль вашей Почетной Охраны. Не меньшая честь для нас – присутствие виконта Уоркроса. Я уверен: оба ваши народа поймут, что благодаря вашей тайной дипломатической миссии в Гелор заложена прочная основа будущей сердечной дружбы с двором Уричина Доста.

Дост жестом указал присутствующим на город:

– Милости просим всех вас в Гелор. Прошу простить беспорядок, но меня тут долго не было, и за это время порядок несколько расшатался.

Глава 78 Дворец Уричина Доста, Гелор, Гелансаджар, 2 отумбря 1687

Четыре дня после возвращения Доста для всех были очень напряженными, хотя Малачи Кидд подозревал, что самым занятым был именно он. Кроме обязательного посещения всех церемоний, встреч и переговоров между всеми договаривающимися сторонами, ему надо было еще и привыкать снова видеть. Временами зрелища и яркие краски были для него утомительны, тогда он закрывал глаза и отдыхал в темноте, которую когда-то так ненавидел.

Досрочное прибытие «Сант-Майкла» в Гелор объяснялосъ тем, что он летел на север в сопровождении небольшой эскадры воздушных кораблей. Принц Тревелин реквизировал воздушные корабли, принадлежащие Тримшо и независимым владельцам, в том числе и «Горностай». Пока «Сант-Майкл» спешил на север в Гелор, грузовые корабли вылетели в долину Куланг и сгрузились углем из запасов разрушенного сталелитейного завода принца Аграшо. С помощью яликов этирайков, шлангов и брезентовых желобов небольшие корабли смогли дозагрузить корабль прямо в полете, и поэтому он смог очень быстро вернуться в Гелор.

Когда Василий Арзлов прибыл со своим войском к Гелору, у «Сант-Майкла» был такой запас угля, что он мог неделями летать над полем битвы. Количество пушек на флагмане Арзлова «Леший» не составляло и одной десятой вооружения «Сант-Майкла», так что говорить о сражении было бы просто смешно. Арзлов приказал своему флагману совершить посадку вблизи города и согласился стать гостем Доста. Его армия – 1-й и 2-й полки взоринских улан и взоринские драгуны – встали лагерем вне города. По приказу тасоты они помогли гусарам и этирайнам расчистить завалы и реставрировать разрушенные здания.

Тасота Наталия и принц Тревелин быстро нашли друг в друге союзников. Хоть о взаимном доверии говорить еще было рано, но Василию Арзлову оба не доверяли еще больше. Это объединило их и подтвердило взаимную оценку ума и прозорливости. Оба согласились, что должны уговорить свои правительства забыть враждебность. Под конец переговоров Тревелин преддожил отдать Крайние один илбирийский корабль для компенсации утраты «Зарницкого», а Наталия предложила пенсии от Крайины тем этирайнам, кто остался в живых после защиты Гелора.

Арзлов не был в восторге от соглашений, которые заключили оба высочества до его прибытия. Наталия не сомневалась, что Арзлов был в заговоре с Кроликом, и считала его прибытие с войсками доказательством его намерений поддержать завоевание Гелора Кроликом. Она жаждала суда над Арзловым по прибытии в Муром, ему грозило обвинение в государственной измене.

Однако Арзлов вынашивал другие планы. Он произнес пылкую речь в свою защиту. Он заявил, что прибыл в Гелансаджар со своими войсками, расквартированными во Взорине, чтобы остановить Кролика и спасти тасоту. И он был прав: Наталия не могла подтвердить его измены, не имея доказательств; она не могла процитировать ни одного его слова, которое указывало бы на то, что он с Кроликом действовал заодно, или хотя бы намекало, что вторжение в Гелор инспирировал он. Арзлов заявил, что исчезновение Наталии привело его в ужас. Он решил, что она отправилась остановить Кролика, и ему пришлось срочно выступить с той же целью: остановить Кролика и гарантировать ей безопасное возвращение в Крайину.

Наталии пришлось принять его версию, но она поклялась, что добьется снятия его с должности губернатора Взорина. При всей своей дальновидности, Арзлов забыл, что после войны с Лескаром тасир наградил Малачи титулом Героя. Так что подвергать Малачи пыткам было правонарушением. Правда, не самым серьезным, но вполне достаточным основанием, чтобы убедить тасира, что самое место для Арзлова – управлять снежными бурями на Мурамищине. Его ссылка из Взорина вполне аналогична ссылке илбирийскнх изменников из Арана, которую им обещал принц.

Стоя у входа в зал аудиенций Доста, Малачи, в серой униформе гелорского производства, улыбнулся при виде Робина Друри:

– Добрый день, брат Друри. Почему лицо такое вытянутое? Когда после обеда закончится это мероприятие, вы отправитесь назад в Дилику. Там зимой будет приятнее, чем мне зимой в Муроме.

Высокий этирайн согласился:

– Думаю, что вы правы, сэр. Однако после того, как вы получите свою награду от тасира, вы, очевидно, будете пользоваться большой популярностью в обществе. Там не до погоды будет.

Малачи покачал головой:

– Это тасота будет популярна после ее приключеий, а не я.

– Но вы-то будете при ней, и я подозреваю, что она найдет способ не дать вам замерзнуть зимой.

– Это верно, но вы не ответили на мой вопрос.

– Нет, сэр, не ответил. – Робин смотрел в сторонy. – Принц Тревелин высылает в Илбирию группу людей. Там есть одна женщина, Аманда Гримшо…

– Это та, которая передала мое послание принцу?

– Да, сэр. Высылают ее отца в том числе. Мы вернемся в Дилику как раз после их отъезда.

Малачи поморщился:

– Да, не повезло. Конечно, вы ведь офицер. Вы могли бы сделать ей предложение. Если она примет, то останется.

Робин грустно улыбнулся:

– Мне кажется, что эта женщина – то, что мне нужно, но не уверен, что она согласится жить на тот доход, который я получаю в нашем ведомстве. А если учесть, что ее отец меня ненавидит, вряд ли он предоставит ей приданое.

– Брат Робин, я обычно выплачиваю грант моим помощникам, и это место сейчас вакантно. Мы бы могли…

Робин воздел руки кверху:

– Спасибо, сэр, но нет. Я не люблю быть объектом благотворительности.

– Понял вас. Может, Дост…

– Он уже предложил компенсацию этирайнам за их службу. Мы проголосовали отдать половину из полученных денег в пользу семей погибших, а остальное – в доннистскую миссию отца Райана. – Робин нахмурился. – Это не вопрос денег, поймите меня правильно, сэр, это вопрос характера и времени. Я считаю, что Аманда была бы мне прекрасной женой, но чтобы в этом убедиться, понадобится время. А если она уедет из Арана…

– Время – самое дорогое, брат Робин. – Малачи медленно улыбнулся. – К счастью, если вы предназначены друг для друга, любовь со временем не заржавеет. Через пару лет вернетесь в Илбирию, и она вас дождется.

– Надеюсь, сэр.

Из открывшихся дверей зала аудиенции вышел новый камергер Доста – Сузил ибн-Хаким.

– Прошу пройти со мной.

Старший жрец Волка кивнул и предложил Робину пройти вперед. Они вошли в громадный зал, длина которого была в четыре раза больше его ширины. Невероятно высокий кафельный потолок опирался на лес колонн. Напротив двери, позади трона Доста, стоял золотой доспех Осдари, десять золотых Тигров выстроились по обе стороны ковра ручной работы, занимающего все пространство между дверью и помостом для трона.

На самом помосте стояли три кресла. На центральном троне сидел Дост. Слева от него – молодая девушка, которую, как помнил Малачи, представили как вдову Рафига Хаста. По правую руку от Доста сидела поразительно красивая женщина по имени Турикана. На Досте была вышитая туника и брюки, вытканные из золота. Туника была расшита черными полосками, как у тигра, на грудь спускались края воротника, такого, какой бывает на церковном облачении, и с них смотрели два бледно-зеленых глаза – единственное украшение туники. Вдова Рафига Хаста была в черном. На Турикане было длинное платье из золота с такой же вышивкой, как на наряде Доста.

Слева у стены стояли принц Тревелин и капитан Хассет. Напротив них – тасота Наталия, князь Арзлов и крайинец по имени Валентин Свилик. Оба жреца Волка остановились в пяти-шести ярдах от трона и поклонились, когда Сузил представил их двору:

– Виконт Уоркрос и брат Робин Друри по вашему вызову, милорд.

Дост встал.

– Друзья, простите мне эту официальность, но сейчас время церемоний. Из всех, кто собрался здесь, кроме моих сестер, ближе всего я знаком с вами. Я уважаю вашу мудрость и все, что вы для меня сделали. Я хочу вас отблагодарить.

Малачи поглядел на Робина, потом покачал головой:

– Мы действовали бескорыстно, милорд.

– Знаю, но прошу вас, – Уричин посмотрел на принца Тревелина и тасоту Наталию. – Я сейчас в обществе царственных персон, и мне хотелось бы, чтобы они считали меня равным себе. Они должны понять, что я как цивилизованный человек хочу выразить свою благодарность тем, кто помог мне вернуть мой трон. Согласны?

Малачи и Робин пожали плечами, взглянув друг на друга.

– Брат Робин, как думаешь, откуда это «прошу вас», – от Урии?

Робин покачал головой:

– Сомневаюсь, но именно он захотел бы выразиться таким образом.

Дост, подняв брови, глядел на них:

– Ни один из вас не хотел облегчить мне задачу, да? Ну ладно, тогда о наградах: вы, Малачи Кидд, и так уже владеете доспехом Осдари – Волком. Я вручаю вам две дюжины Волков Осдари, которые спрятаны в Джебель-Квиране. После того, как вы съездите в Муром и объясните крайинцам, как восстановить исходные свойства их доспехов Вандари, я хочу, чтобы вы вернулись сюда за своими Волками. Отвезете их в Сандвик. Будете обучать последующие поколения жрецов Волка по методике, принятой у Осдари.

Малачи улыбнулся:

– Польщен вашим даром, милорд. С удовольствием выполню ваше распоряжение.

– Ну и отлично. – Теперь Дост смотрел на Робина. – Как бывший Урия Смит, я знаю, что вы не примете награды. Вас награждает бывший Нимчин.

Робин покачал головой:

– Прошу прощения, милорд, но это я изготовил арбалет, которым вас чуть не убили.

– Вы сделали то, что сделали, и остановили жестокого человека с огромными, непомерными амбициями. А другой злоупотребил вашей помощью, и в этом нет вашей вины. Вы не несете ответственности за поступки Шакри Авана. – Дост жестом подозвал его: – Прошу вас приблизиться.

Деревянным военным шагом Робин промаршировал вперед. Остановился на расстоянии фута от помоста и поклонился.

– Робин Друри, вы судите о людях по их истинному достоинству, а не по их имуществу или положению в обществе. Вы умеете от каждого получить максимум, на что он способен. А самое важное, что вы проявили здесь, – это ваша готовность вмешаться и защитить слабых. Для такого человека, как вы, может быть только одна награда.

Дост наклонился вперед и дотронулся до лба Робина. Жрец Волка, шатаясь, отступил на несколько шагов, потом замигал и широко заулыбался.

– Спасибо вам за ваш дар и доверие ко мне.

– Всегда рад видеть вас, друг мой, – улыбался Дост.

Робин развернулся на каблуках и занял свое место рядом с Малачи.

Бровь над серебряным глазом поползла вверх:

– И что это?

– Помните, как Вандари не могли двигаться, после того как вы выгнали их из города?

– Ну естественно.

Робин постучал себя по лбу:

– Он дал мне такой же дар заклинания.

Малачи кивнул. Доспех Дари обладает большими возможностями, чем можно себе представить, и поэтому им могут злоупотребить. Дар, полученный Робином от Доста, – средство останавливать все доспехи Дари, в том числе и доспех Доста. Он сделал Робина судьей и исполнителем приговора над любым, кто рискнет воспользоваться этими доспехами в своих интересах.

– Он знал, кого выбрать.

– Спасибо, сэр.

Дост широко развел руками:

– Принц Тревелин, тасота Наталия, прошу вас о любезности. Надеюсь, тогда мы ускорим заключение мира и завяжем наше общее сотрудничество. – Он обратился к Наталии. – Тасота Наталия, вам необходимо найти замену на пост губернатора протектората округа Взорин.

Наталия пристально посмотрела на князя Арзлова:

– Вы правы, милорд. Дост улыбнулся:

– Я хотел бы порекомендовать моего друга Валентина Свилика. Вы знаете, что он много лет прожил во

Взорине и отлично его знает. Он говорит по-гелансаджарски и помог мне понять ваш народ и его образ жизни. Если он будет стоять во главе Взорина, мне не придется думать о безопасности моих границ, и я знаю, что мы скоро начнем обоюдовыгодную торговлю. Тасота кивнула:

– Ваша рекомендация много значит для моего отца, милорд.

– Отлично, – Уричин обратился к князю Арзлову по-крайински. – Милорд, я понимаю, что вы в свое время организовали поражение Фернанди, но ваши достоинства не были признаны. Из-за того, что ваш подчиненный проявил инициативу – ворвался в Гелансаджар, вы, очевидно, обречены провести остаток жизни в таком холодном и пустынном регионе, от которого я сам отказался восемь веков назад. Предлагаю вам тот же выбор, который предлагал Григорию Кролику: или погибнуть в Крайние, или присоединяйтесь ко мне, займите должность моего военачальника.

– Простите, не понял? – захлопал глазами Арзлов.

– Вы станете командовать войском Осдари от моего имени. Ваша репутация достаточно известна, чтобы запугать тех, кто надумает захватить мое государство. – Дост хлопнул в ладоши. – Если поступите на службу ко мне, ваша слава переживет все народы, которые сейчас существуют.

– Что это он говорит? – Робин обернулся к Малачи.

– Да просто подтверждает, что не ошибся, одарив своей наградой именно вас.

Арзлов кивнул, соглашаясь:

– Принимаю ваше предложение, милорд. Малачи покачал головой:

– Дост принял исключительно верное решение, кому дать такую награду, Робин.

Наталия поклонилась Досту:

– Желаю вам, чтобы князь Арзлов оказался более сговорчивым на службе у вас, чем он был у нас, милорд.

– Крайние не нужен военачальник для обороны. А Гелансаджару нужен. Выполняя наши задачи, я думаю, князь Арзлов найдет должное применение своим талантам.

– Надеюсь, так и будет, милорд.

Уричин кивнул Наталии, потом обратился к принцу Тревелину:

– С того момента, как князь Арзлов поступил ко мне на службу, вас будут беспокоить проблемы сохранения мира. Прошу вас принять от меня дар, который вам докажет, что я не питаю злобы к Илбирии.

Тревелин покачал головой:

– Я наслышан об Урии Смите. Полковник Кидд отзывался о нем в самых лестных выражениях. Ни за что не могу представить себе, что он будет желать зла Илбирии.

– Нет, он не желает. В сущности, мой дар вам основан на отношении к вам вашего народа. – Дост вытянул вперед правую руку, и Турикана встала рядом с ним. – Я предлагаю вам жениться на моей сестре, чтобы связать наши государства и обеспечить мир вашему государству. Благодаря Урии она знает все о вас и об Илбирии. Она согласилась на этот брак, если вы не возражаете.

Только легкий прищур глаз выдал, насколько принца удивило это предложение.

– Не слишком ли ценный дар – сестра, чтобы им скреплять союзничество, милорд?

– Я согласился бы с вами, если бы в мои намерения входило только связать наши правительства. – Улыбка Доста стала озабоченной. – Мне подумалось, что она сможет исцелить ваше сердце. Этим она завоюет любовь вашего народа и укрепит связь между нашими странами. Я илбириец и крайинец, гелансаджарец и дурранец. Я хочу, чтобы всем народам в мире стало так же уютно от такого смешения языков, как мне. А это возможно, только если познаешь народ моего государства.

Тревелин взглянул на Турикану:

– Не так просто быть моей женой. Она ответила ему улыбкой:

– Урия рассказывал мне, какие трудности преодолела ваша Рочел. Я не рассчитываю заменить ее вам ни в уме, ни в сердце, но если ваши враги попытаются нанести вам вред, для них я стану ее двойником.

Принц кивнул:

– Вы сделали хороший выбор для меня, милорд. Вы заставили меня пожалеть, что я не был знаком с Урией Смитом лично, а только заочно, через его друзей.

– Не страшно, что вы его не знали. Главное, что он вас знал. И знал, как вас любит народ. Благополучие вашего народа – священный долг, который всегда должен быть для вас первостепенным, ради вас и ради них.

– Так и будет, – принц Тревелин взял Турикану за руку, она подошла и встала рядом с ним.

Наталия и Малачи, улыбаясь, обменялись взглядами.

«Да, красивая пара».

Дост улыбался и хлопал в ладоши с удовольствием, в котором Малачи почувствовал известное ему самодовольство Урии.

– Отлично, официальная часть закончена. Я знаю, что завтра все вы покинете мою землю, поэтому сегодня вечером устраиваю банкет в вашу честь. Пусть сегодняшний вечер будет концом старых распрей. Я хочу, чтобы сегодня мы праздновали рождение нового мира. Пусть сегодняшний вечер объединит нас против всех возможных грядущих неприятностей.

Малачи взял за руку Наталию:

– За будущее, Наталия?

– И за восстановление нашего прошлого, полковник Кидд?

Он посмотрел на Робина Друри, потом заглянул в ее глаза цвета морской волны:

– Сможем ли мы наверстать пропущенные двенадцать лет?

– «Леший» – не такой быстрый корабль, любовь моя. – Наталия сжала его руку. – Ушедшее минуло. Попусту потраченное время – это трагедия, так что оставшееся время надо использовать на всю катушку. Верно?

Малачи кивнул, улыбались даже его глаза из серебра.

– Как и тогда, Наталия, преклоняюсь перед твоей мудростью.

– Это пока я не побила тебя на шахматной доске? – Радостный смех Наталии разнесся по всей комнате. – Для нас наступает светлое будущее.