Глаз Паука

Глава первая Тот, кого не ждали

Стремление подшутить над знакомыми и друзьями, пускай и самое безобидное, порой оборачивается совершенно неожиданными и непредсказуемыми последствиями.

Справедливость этих слов могла подтвердить Ильха Нираель, девица двадцати трех лет, уроженка Заморы, сухопарая, не слишком привлекательная, любительница рассуждений на отвлеченные темы и прирожденная неудачница.

В последнее время дела Ильхи, смирившейся с тем, что жизнь всегда будет поворачиваться к ней темной стороной, внезапно пошли в гору. Она нашла себе приятеля – настолько диковинного, что представить трудно. Приятель обладал неоценимым умением любому заговорить зубы и вдобавок осчастливил без того сумбурный Город Воров новым учением о развитии духовной уверенности, как ни странно, приобретшим расширяющийся с каждым днем круг последователей.

Ильха выполняла при нем должность помощницы, жрицы и ученицы – всего понемногу. Она заботилась о получении с адептов надлежащей мзды, распространении слухов, привлекающих новых страждущих, и больше всего беспокоилась, как бы известия об их промысле не достигли ушей жрецов, заправляющих в храмах города. Однако местных настоятелей занимали собственные интриги и хлопоты, и девица Нираель вместе со своим другом и четвероногим любимцем, тощим котом по кличке Тилль, пребывала в относительном благоденствии.

Дружная компания обосновалась на пустыре, тянувшемся вдоль задворок небогатого квартала Нарикано, что полуночном восходе города. Трудами Ильхи и последователей нового верования пустырь слегка облагородили – повыдергали кусты репейника и заросли лопухов, засыпали особенно большие ямы, убрали россыпи козьих катышков и разогнали нищих, повадившихся устраиваться здесь на ночлег. Купленные по дешевке подгнившие бревна стали седалищами для взыскующих ответа, кособокий навес с обложенными камнями кострищем – жильем новоявленной жрицы.

Ее удивительный приятель не нуждался в таких мелочах, как крыша над головой или пусть скудный, но зато ежевечерний ужин. Он вообще не нуждался ни в чем, кроме понимающих собеседников. По очень простой причине – наставник Ильхи Нираель не принадлежал к людскому роду.

Он был строением. Маленьким, не лишенным изящества сооружением высотой в два человеческих роста, из синевато-черного с белесыми прожилками камня. По углам его украшали четыре витые колонны из дымчато-серого горного хрусталя, на крыше лежала темно-красная черепица, из остроконечной макушки торчал серебряный шпиль. В капище также имелась узкая дверь, обрамленная плоскими колоннами, с треугольным портиком, несшим на себе изображение каменного глаза со зрачком – граненым плоским рубином. Глаз обладал способностью поворачиваться и различать окружающие предметы.

Поразительное умение повергало непосвященных в настоящий трепет, усиливавшийся при первых звуках раскатистого и бесконечно утомленного голоса, доносившегося из капища. Каменный знакомец Ильхи мог разговаривать – не имея рта и полагающегося языка. Сомневающимся девица Нираель предлагала лично обыскать молельню: вдруг обнаружат потайной лаз, слуховую трубу или спрятавшегося в полой колонне человека? Поиски ни к чему не приводили. Внутри здания не имелось места для устройства тайников, и никаких хитроумных приспособлений найти тоже не удавалось. Оставалось пожать плечами и нехотя согласиться с тем, что на заброшенном пустыре имеет место самое настоящее чудо.

В первые дни знакомства с Голосом Ильха откровенно его побаивалась. Затем ей удалось разузнать о событиях, предшествовавших возникновению капища из черного мрамора, и девица Нираель стала втихомолку посмеиваться над своим бестелесным приятелем, высокопарным и порой чрезмерно занудливым. Она соглашалась, что Голос умен – как может быть умен философ, живущий на всем готовом и годами не вылезающий из библиотеки – однако при этом совершенно не знает правил жизни в окружающем его мире.

В последнее время Ильха завела привычку невинным тоном расспрашивать Голос о его внешнем облике. Ответом ей служило невнятное бурчание, либо же глаз на фронтоне закрывался каменными веками, намекая на нежелание продолжать беседу.

Сегодня Голос попытался достойно ответить на шпильки своей приятельницы. Причиной, должно быть, послужил успех его недавно закончившейся проповеди: на нее явилось не меньше трех десятков человек, и кое-кто даже оставил пожертвования. Ильха с нескрываемым удовольствием пересчитала медные и серебряные монеты, спрятав их в ямке, вырытой под фундаментом молельни.

Долгий летний день клонился к вечеру. Ильха жарила лепешки под навесом, Тилль бродил по пустырю, охотясь на ящериц, Голос благодушно рассуждал о несовершенствах людского рода.

– Ты у нас зато совершенный, – ехидно поддела его девушка. – Не ешь, не пьешь, только болтаешь целыми днями. Не надоело отсиживаться в своем Нигде? Выбирался бы, хоть гляну, чьей жрицей мне довелось побывать. Может, ты самый обычный демон из Нижней Сферы – чешуйчатый, хвостатый и завтракаешь маленькими детишками?

– Опять ты за свое, – кротко отозвался Голос.

– Сам посуди! – Ильха встала, ткнув одну руку в бок и для пущей убедительности размахивая зажатой в другой ложкой для теста. – Ты сам говорил – здесь, в камнях этой постройки, присутствует только твоя часть. Дух, так сказать. Где же все остальное? Духу без тела никак невозможно. Верно?

– Не то чтоб невозможно… но неприятно, – после долгого размышления согласился Голос, и девушке показалось, будто по серебряному шпилю пробежала цепочка синих огоньков.

– И я что говорю! – обрадовалась Ильха. – Твоя душа сумела перебраться сюда? Сумела! Где душа – там и ее вместилище. Неужели ты хочешь до скончания веков торчать на пустыре в виде молельни?

Рубиновый глаз подернулся еле различимым туманом глубокой задумчивости.

– Зачем тебе это надо? – внезапно осведомился Голос. – Носишься с этой безумной идеей, как твое ручное животное – с новой игрушкой!

– Вовсе она не безумная! – запротестовала девица Нираель.

– А я повторяю, она лишена малейшего намека на разумность, – Голос начинал сердиться.

– Да ты просто боишься попытаться! – в запальчивости выкрикнула Ильха.

Из темного дверного проема мраморного капища донесся нарастающий звук, похожий на звяканье огромных цепей, перемежаемый далеким стоном ветра. Девушка презрительно фыркнула:

– Прибереги свое загробное вытье для более пугливых. Неужели это все, что ты можешь сказать?

Вой и звяканье оборвались. Изрядно раздраженный Голос осведомился:

– Если ты полагаешь себя такой мудрой и знающей, ответь – каким образом мне покинуть место, где я нахожусь?

– Ты к нему что, привязан, как собака к конуре? – огрызнулась Ильха. – Откуда мне знать, как вы, духи, шастаете из мира в мир? Может, тебе достаточно просто захотеть оказаться здесь?

– Личное желание не может быть движущей силой, – возразил Голос, правда, не слишком уверенно. – Этого недостаточно…

– Тогда я захочу! – сердито заявила девушка. – Немедленно иди сюда! Мне надоело говорить с бывшим нужником!

Она топнула ногой, едва не перевернув тарелку с лепешками. Гревшийся на солнце кот поднял голову и, жмурясь, неодобрительно взглянул на хозяйку.

– Ох уж эта мне людская самонадеянность, – снисходительно хмыкнули из недр молельни. – Всегда-то вам кажется, что…

Он не договорил. На кончике шпиля вспыхнула отчетливо различимая искра ярко-зеленого цвета. Мирно вылизывавшийся Тилль поднял шерсть дыбом, пронзительно мяукнул и мохнатым шариком скатился в ближайшее укрытие под уцелевшим кустом репейника. Без того перекошенный навес вздрогнул и начал складываться – Ильха едва успела отпрыгнуть в сторону от целившей ей в голову жерди.

– Эй, прекрати! – испуганно взвизгнула она. – Перестань! Что ты делаешь? Я пошутила!

Поздно. Внутри тонких дымчатых колонн суетливо заметались радужные сполохи, по стенам часовни ползали крохотные синие молнии, трещавшие, как спятившие цикады летней ночью, земля на пять шагов вокруг покрылась сетью расширяющихся трещин, в одну из которых свалилось шаткое жилище Ильхи. Девица Нираель, пытавшаяся сбежать, не устояла на ногах и шлепнулась, вытаращившимся глазами уставившись на узкую дверцу каменного строения.

Внутри крохотного помещения бушевало пламя. Ослепительный, золотисто-оранжевый, совершенно неправильный огонь – устремлявшийся не снизу вверх, а наоборот. Длинные лохматые языки плясали на потолке, тянулись к выложенному черно-белыми плитками полу, шелестели, подобно сухим листьям на ветру, не оставляя следов копоти на камне. Вопреки известной поговорке, это был огонь без дыма: чистый, незамутненный, яростный костер.

Тихо попискивавшая от страха Ильха догадывалась, откуда могло взяться такое диво – из крохотной стаи колдовских светлячков. На пустыре недавно закончил свое существование Пожиратель, круглый летающий пузырь с зубами, почти три седмицы изводивший горожан своими выходками. Прожорливого демона утянули за Грань. После его кончины по округе диковинными бабочками запорхали обрывки разорванной Ткани Миров. Один такой залетел в капище, да так и остался висеть под потолком гроздью светящихся искр. Голос счел незваного жильца безобидным и, как выяснилось, ошибался.

Ильха успела раз десять пожалеть о своих неосторожных словах, клятвенно пообещать никогда в жизни не дразнить Голос и в панике соображала, что делать, ежели из молельни вывалится новый Пожиратель.

Огненные нити соткались в некий вместительный предмет, напоминающий корзину или мешок. Он величественно колыхался под потолком, и девице Нираель вдруг показалось, что внутри него находится нечто живое, яростно бьющееся в попытках выбраться наружу. Моргая, девушка слезящимися глазами всматривалась в переплетения быстро мелькающих языков пламени, сменивших окрас с малинового и оранжевого на пронзительно-голубой. Теперь в молельне висела огромная, светящаяся полупрозрачная капля, чей острый кончик сливался с последними кружащимися искорками призрачной вуали. Ильха видела – не глазами, каким-то иным зрением – как истончается трепещущая нить, удерживающая каплю в подвешенном состоянии…

Спустя еще миг связь между Сферами оборвалась. Капля упала на черно-белые плиты с оглушительным шлепающим звуком, словно из большой бочки выплеснулась вода. Стоявшая на четвереньках Ильха отпрянула в сторону, невольно опасаясь быть увлеченной хлынувшим наружу колдовским потоком. Мимо нее в самом деле пронесся обжигающе-холодный вихрь, точно дуновение далеких Граскаальских гор – и все внезапно закончилось. Прекратилось крохотное землетрясение, потухли огоньки в колоннах и зеленая искра на шпиле. Единственным напоминанием о недавнем происшествии остались только разбегающиеся во все стороны трещины в сухой почве пустыря.

– Голос? – надтреснутым шепотом позвала Ильха. – Ты живой?

Ответа не последовало. Так и не решившаяся встать на ноги девушка подползла к дверному проему, настороженно заглянув внутрь. Совершенно сухие мраморные квадратики пола, ровные гладкие стены без малейших следов бушевавшего здесь пожара…

И свернувшееся посреди молельни нечто человекоподобных очертаний, объятое тающим призрачным светом. Непонятно откуда взявшееся существо судорожно корчилось, а по мере того, как меркло голубое сияние, девица Нираель начала различать испускаемые неведомым созданием звуки: полные отчаяния, неразборчивые и пронзительные крики, словно ввинчивающиеся прямиком ей под череп. Девушка зажала уши руками – не помогло. Истошные вопли продолжали звенеть, становясь все громче. Перепуганная до смерти Ильха поползла прочь, едва не свалившись в оказавшийся у нее на дороге провал в земле. Теперь она хотела только одного – оказаться как можно дальше от молельни и находящегося в ней создания, чем бы оно не было.

Шагов через десять девушка попыталась вскочить на ноги, запуталась в подоле платья и снова упала, разбив колено. Всхлипывая и шатаясь, Ильха добралась до границы пустыря, мешком свалившись прямо посреди узкой пыльной улочки. Крики в ее голове словно отдалились, став немного потише, но, если кто-нибудь из жителей окрестных домов увидел ее сейчас, наверняка счел бы девицу Нираель помешавшейся. Смутно Ильха понимала, что должна обратиться за помощью или хотя бы набраться смелости и возвратиться к капищу, но сил встать у нее не было.

Так она просидела с четверть колокола, раскачиваясь и хныча, пока на нее не наткнулись бодро шагавшие к пустырю знакомцы. Двое из них принадлежали к числу поклонников новой веры, третий увязался следом за приятелями в надежде увидеть объявившееся в Шадизаре диво.

Запинаясь и икая, Ильха Нираель растолковала им, почему торчит здесь в столь неприглядном виде, и что с молельней стряслось нечто необычное. Рассказывая, она несколько успокоилась. Когда ее приятели, поразмыслив, решили пойти и глянуть, что делается в капище, самозваная жрица последовала за ними – в отдалении, чтобы успеть сбежать, если что-то пойдет не так.

Постройка из черного мрамора стояла на прежнем месте. Правда, теперь она оказалась в центре паутины расколовших землю неглубоких трещин и слегка покосилась набок. У порога стоял, настороженно принюхиваясь, взъерошенный черно-рыжий кот. Завидев людей, Тилль на редкость предусмотрительно шмыгнул в заросли, предоставив поле боя более разумным созданиям.

Напугавшие Ильху вопли стихли – как в ее разуме, так и наяву – сменившись вполне отчетливо доносившимися из недр маленького строения протяжными, душераздирающими стонами. Троица так отважно сунувшихся на пустырь молодых людей шла все медленнее, косясь на мелькающие вдалеке спасительные огоньки в окнах домов. Заявись они сюда поодиночке, они вряд ли рискнули лезть проверять слова Ильхи, больше походившие на лихорадочный бред. Увели бы девицу Нираель прочь и вернулись наутро, желательно с подкреплением. Может, даже с двумя-тремя городскими стражниками – будет кого бросить на прокорм чудовищу из иной Сферы, ежели оно и в самом деле обосновалось в капище.

– Похоже, там и в самом деле что-то есть, – вполголоса заметил один из визитеров, носивший имя Уиджи. Несколько дней назад Голос Капища возвратил ему утраченную было удачу игрока и снабдил талисманом для привлечения успеха, так что Уиджи чувствовал себя обязанным как Ильхе, так и ее диковинному наставнику. – Надо бы заглянуть…

– Валяй, заглядывай, если такой смелый, – незамедлительно откликнулся его спутник, Гайраль, промышлявший срезанием кошельков на Каменном Рынке. – В случае чего мы тебя вытащим.

– Тебя или то, что от тебя останется, – уточнил третий, туранец Мейгелен, явившийся сюда исключительно за компанию и уже начинавший жалеть о своем намерении поглазеть на небывалую диковину. Прислушавшись к отражавшимся от стен капища дрожащим звукам, он авторитетно добавил: – Кто бы там не прятался, он вот-вот концы отдаст. Если мы хотим узнать, кто это, надо пошевеливаться.

– А может, там чудище завелось. Навроде того, что недавно мертвяков на виселице у Алронга сожрало. Подманивает нас, как куропаток на манок, – предположил Уиджи. Нехотя, бочком, он преодолел расстояние до молельни, на всякий случай сжимая в отведенной за спину руке стилет с тонким лезвием. Приятели держались шагах в пяти от него. Втянувшая их в эту неприятность девица Нираель, бледная и нервно теребившая в руках пояс своего платья, предусмотрительно замерла шагах в двадцати от капища.

Садившееся за покосившиеся крыши квартала Нарикано солнце отразилось от гладких хрустальных колонн по углам сооружения, бросило луч в узкий проем входа. Поразмыслив, Уиджи подобрал горсть земли и швырнул ее внутрь молельни. Ничего не произошло, разве что невнятное бормотание стало громче.

Игрок перевел дух, оглянулся на друзей, жестами поддержавших его в намерении сунуться в пасть неведомому зверю. Осторожно, стараясь двигаться как можно тише, выглянул из-за края плоской колонны. Ему уже доводилось видеть внутренность мраморного капища – крохотное помещение с узкими окнами под потолком, гладкие стены да пол в черно-белую клетку. На полу и в самом деле кто-то лежал – скорчившись в три погибели, ровно подраненный зверь или младенец в утробе. Непонятный обитатель молельни глухо, надрывно стонал, иногда судорожно дергаясь, но не пытаясь встать на ноги. Уиджи показалось, перед ним человек – хотя трудно составить верное представление, глядя на бесформенную груду тряпья.

– Сидит, то есть лежит, – доложил игрок, обернувшись к приятелям и Ильхе. – Вроде бы безопасное. Вытащим?

Девица подошла ближе, опасливо косясь на выкинувшее столь непонятный трюк капище и вновь нерешительно позвала Голос. Тот не откликнулся. Рубиновый зрачок каменного глаза на фронтоне тоже не дрогнул – а раньше бы непременно завертелся из стороны в сторону, высматривая, что происходит. Осмелевший Уиджи протиснулся сквозь узкую трещину входа и рискнул потыкать непонятное существо носком сапога. Из черных лохмотьев показалась и беспомощно заскребла по полу кисть – пятипалая и вполне человеческая. Уиджи недоуменно захлопал глазами: в запястье руку перехватывал широкий браслет из кованого железа, от которого тянулась, исчезая в лохмотьях, толстая цепь.

…Извлечь неведомо откуда взявшегося в капище гостя удалось с большими трудами. Во-первых, в молельню мог забраться только один человек. Во-вторых, неизвестный оказался довольно рослым и тяжелым, да к тому же пребывал без сознания. Поднять его на ноги не удалось, пришлось выволакивать наружу, как неподъемный мешок с мукой. Трое молодых людей и девушка окружили свою диковинную добычу, рассматривая ее, удивленно переглядываясь и не решаясь заговорить. Никто из них раньше не влипал в подобную историю, хотя слышал невероятные россказни о схожих случаях.

Дар речи первым вернулся к Мейгелену, и тот шепотом спросил:

– Ильха, ты уверена – в твою часовню не забрался тайком какой-нибудь беглый из Алронга?

– Уверена, – отрезала девица. – Сначала там никого не было. Потом замелькали цветные огоньки и появилось оно… он… в общем, вот это.

Сравнение с беглецом из застенка прозвучало вполне оправданно. При первом же беглом взгляде на вывалившееся из молельни создание это определение само просилось на язык. Даже в наступающих сумерках можно было разглядеть, что неизвестный – человек мужского пола, и заключить, что в последнее время ему изрядно досталось. Поначалу незнакомца положили на спину, однако он немедленно забился в приступе судорог, перекатившись набок. Гайраль, наклонившийся посмотреть, в чем дело, протяжно свистнул:

– Да у него вся шкура вдоль и поперек располосована! Тюремщики в Алронге звери еще те, но даже в Мышеловке так не лупцуют, могу подтвердить на собственном опыте. Такую роспись можно заработать разве что на рудниках у Соленых Озер – чтобы помереть через пару дней, не то, что добраться до наших краев. Значит, не каторжник.

– Я же говорю – он возник ниоткуда! – упрямо повторила девица Нираель, отважившись присесть на корточки рядом с неведомым созданием. Внезапно Ильха со сдавленным воплем шарахнулась назад, тыча трясущимся пальцем перед собой:

– Оно… оно… у него лица нет!

– Как это – «лица нет»? – не понял Уиджи. Спустя пару ударов сердца он тоже попятился назад, сам не замечая, что бормочет охранительную молитву.

Ильха немного ошиблась – лицо у незнакомца было. Вернее, только его левая половина, на мгновение мелькнувшая перед ошарашенной компанией. Поперек правой тянулся глубокий след удара тремя раскаленными железными когтями – еще слегка дымившийся и продолжавший обугливаться. Багровые рубцы наискось пересекали глазницу, зрачка, скрытого за исковерканными и превращенными в месиво шрамов веками, наверняка более не существовало. Второй глаз, хоть и уцелел, пребывал плотно закрытым. Неизвестный вновь начал стонать – тихо, но непрерывно, корчась на пыльной земле и неосознанно пытаясь дотронуться до изуродованного лица руками.

– Знаете, я отказываюсь что-либо понимать, – честно признался Гайраль, отступив на пару шагов. – И мне до чрезвычайности хочется отсюда смыться. Что будем делать? Оставим валяться здесь – авось само издохнет?

– Нет, – с решительностью, которой на самом деле он не ощущал, заявил Уиджи. – Вдруг это и есть то самое существо, которое разговаривало из молельни? Тогда мы должны о нем позаботиться.

– Нам его далеко не утащить, – здраво напомнил Мейгелен. – Хотя тут поблизости торчит туранский постоялый двор, а около него всегда околачиваются носильщики. Не знаю, правда, захотят ли они работать на ночь глядя…

– Зови, – решил Уиджи, с сожалением запуская пальцы в болтавшийся на поясе кошель и извлекая пригоршню серебряного «скотного двора» офирской чеканки. – Взвалим его на носилки…

– Да нас ни в одну приличную таверну не пустят! – вскинулся Гайраль. – Решат, что мы в самом деле полудохлого каторжника приволокли! Вы посмотрите на него – такого даже в овечьем загоне не всякий решится поселить! Говорю вам, он через колокол-другой дух испустит!

– Позовем лекаря, – робко заикнулась Ильха. Молодые люди глянули на нее с сомнением, Мейгелен вымученно хихикнул:

– Тут нужен не лекарь, а колдун. Некромант, чтобы умел воскрешать покойников. Или Шанталь Кофиец. Но люди говорят: старый скряга шагу за порог не сделает, пока его не поманят полновесным империалом или двумя. У тебя случайно не завалялось десятка-другого?

– Золота у меня нет, – пожала плечами девица Нираель. – Разве что немножко серебра отыщется.

– Давайте лучше я сбегаю за Ворчуньей, – встрял Гайраль. – Она живет по соседству со мной и вроде бы как раз вернулась в город. Берет она немного, а лечит ничуть не хуже кофийского шарлатана. Правда, Ворчунья сущая ведьма как снаружи, так и в душе, но нам-то какая разница? Где вас искать, в «Змее»? Оставьте весточку, если вас оттуда вышвырнут, ладно?

Целительницу с многозначительным прозвищем Ворчунья на самом деле звали Эсмой Халед, и с первого взгляда на ведьму она никак не смахивала. Обычная женщина, чей возраст перевалил за тридцать зим и подбирался к сорока, начинающая седеть, несколько грузная и закутанная в просторное одеяние светло-лилового оттенка. Она прибыла к задней двери «Змеи и скорпиона» на скрипучей повозке-одноколке (что свидетельствовало о вполне приличных доходах Ворчуньи), запряженной почтенного вида буланым мерином, в сопровождении показывавшего дорогу и украдкой зевавшего Гайраля. К тому времени Уиджи, Ильха и Мейгелен успели получить ключи от одной из приличных комнат на первом этаже и тайком от хозяина втащить через черный ход носилки с явившимся из Капища незнакомцем. Уложить грязное, помирающее существо на относительно чистую постель они не рискнули, устроив его на потрепанном коврике.

Разжившись у служанок тазиком с теплой водой и ветошью, девица Нираель попыталась обтереть лицо и израненную спину незнакомца. Почти сразу девушка и ее спутники поразились необъяснимому обстоятельству: несмотря на множество вроде бы совсем недавних ран, как глубоких, так и поверхностных, кровь из них не хлестала ручьями, как оно бы полагалось, но вытекала медленными, густыми каплями. Жуткие рубцы на лице вовсе не кровоточили – словно разодравшие плоть огненные когти неведомого чудовища сразу прижгли раны. Совместными усилиями троица самозваных лекарей разрезала и стянула с подопечного черные лохмотья – их первоначальный вид восстановить так и не удалось, правда, в одном месте уцелел крохотный кусок вышивки серебром – и тут обнаружилась довольно омерзительная вещь.

При виде эдакого кошмара Ильху едва не стошнило, и она вылетела в коридор, зажимая рот ладонью. Уиджи изрыгнул жуткое длиннющее ругательство, а позеленевший Мейгелен заявил: если это не следы пыток каленым железом, он согласен съесть собственные уши. Можно без соуса.

Молодые люди в очередной раз переглянулись, безмолвно спрашивая друг друга: кого подкинула им судьба? Откуда мог взяться этот человек, замученный до полусмерти и смахивавший на чудом выжившую жертву разъяренных демонов? Может, это незадачливый колдун, не справившийся с собственной магией и по невероятному стечению обстоятельств угодивший в молельню на пустыре? Или перед ними впрямь существо из некоей иной Сферы?

Впрочем, обитателям Шадизара несвойственно долго ломать головы над подобными размышлениями. Они предпочитают думать о чем-нибудь более понятном и доступном. Скажем, Уиджи куда больше занимал вопрос: как избавить незнакомца от оков? Игрок уже осмотрел чудовищные железные браслеты, придя к неутешительному выводу: отковано и запаяно на совесть. Обычным кузнечным молотом заклепки не разбить – кости превратятся в крошево, проще уж сразу отрубить парню запястья. Придется раскошеливаться и обращаться к гномам из Чамгана: говорят, у карликов имеются пилы с адамантовыми зубьями, способные одолеть любую сталь.

Еще Уиджи нашел на средних звеньях цепи блестящие царапины, указывавшие, что изначально цепь крепилась к какому-то крюку. Стало быть, неизвестный болтался в подвешенном виде, наподобие туши в мясной лавке – а тем временем его вовсю обрабатывали плетьми и прочими надежными средствами для развязывания языков… Чего добивались палачи, какого ответа требовали, какую тайну стремились вырвать?

Выскочившая из комнаты девушка вернулась, старательно отводя взгляд в сторону и пропустив вперед почтенную Халед. Следом ввалился недовольно ворчавший Гайраль, тащивший обитый сукном короб с различными снадобьями.

– Вот, – нерешительно заикнулся Уиджи, указывая на съежившуюся на полу фигуру. – Это… э-э… в общем, наш знакомый… Ему не повезло. Можешь что-нибудь для него сделать?

– Прикончить, чтобы зазря не мучился, – вполголоса предложил Гайраль. Ильха строго ткнула его кулачком под ребра, чтобы заткнулся.

Разномастное сообщество врачевателей Шадизара привыкло не задавать вопросов, касающихся имени, происхождения и рода занятий попадающих к ним в руки страдальцев. Ворчунья не составляла исключения. Грузно присев на шаткий раскладной табурет, она занялась делом, почти беззвучно бормоча себе что-то под нос. Четверка таращилась на госпожу Эсму со смешанным чувством искреннего детского любопытства и настороженности – как будто следила за священнодействиями жрецов на церемониях в митрианском или иштарийском храмах.

Действия знахарки во многом смахивали на магический ритуал с использованием загадочных предметов, по мере надобности извлекаемых из недр деревянного короба. Так, на свет явилась серебряная лопатка, которой Халед с задумчивым видом поковыряла некоторые раны, странной формы бутыль дорогого матового стекла (когда из нее вытащили пробку, из горлышка потек едкий дымок), длинный широкий нож и с десяток медных коробочек, до краев наполненных разноцветными порошками. Ворчунья деловито стряпала загадочные снадобья, то смазывая ими кровоточащие раны, то силком заставляя подопечного проглотить некий настой.

Ильха решила, что почтенная Халед знает толк в своем ремесле, однако трудится с каким-то бессердечием, словно перед ней давно остывший труп, а не живой человек. Еще девица Нираель подумала, что, не приведи боги ей самой занедужить, она не хотела бы оказаться в руках достопочтенной Эсмы – Ворчунья внушала ей страх, смешанный с уважением.

Возилась лекарка довольно долго – небо за затянутым бесцветной слюдой окном успело потемнеть. Наконец Халед вытерла руки чистой тряпицей, устало зевнула, прикрыв рот ладонью, и сухо вынесла решение:

– Ежели ваш приятель умудрился не помереть до сих пор – значит, выживет. Насчет лица… быть ему, похоже, кривым отныне и навсегда. Дня через два-три должен очнуться. Не давайте ему много есть, но пусть побольше пьет – разведенное вино с водой и навар с похлебок…

Целительница встала, собирая в короб принадлежности своего ремесла, и деловито закончила:

– Три империала за все. Завтра к вечеру еще загляну – посмотрю, как пойдут дела.

Трех империалов у Уиджи не набралось – только два с четвертью, с клятвенным обещанием рассчитаться с долгом завтра же. Халед неодобрительно фыркнула и скривилась, но здраво рассудила: две золотые монеты и горсть серебра все же лучше, чем вообще ничего.

Исполнив свой долг, Ворчунья с достоинством отбыла – а трое молодых людей, девица и свернувшийся на полу неизвестный (который уже перестал стонать и теперь только тяжело, с хрипом дышал) остались, озабоченные и озадаченные внезапно свалившейся на них непонятной обузой.

От слуг хозяину «Змеи и скорпиона» вскоре стало известно, что под кровом его собственности обосновался некто чрезвычайно болезненного и, что гораздо хуже, весьма подозрительного вида. Содержатель таверны явился лично взглянуть на диковинного постояльца, желая убедиться, что не приютил зачумленного, прокаженного или беглого каторжника. Ильху, внезапно для себя оказавшуюся в роли сиделки, этот неожиданный визит перепугал до смерти. Однако ей удалось убедить трактирщика, что ни о каких смертельно опасных хворобах тут речи идти не может. Просто дальний знакомец ее друзей по случайности оказался в плохое время в ненужном месте – и сами видите, какие досадные последствия из этого проистекли…

Достопочтенный трактирщик ограничился небольшим увеличением мзды за проживание, намеком, что подобные постояльцы ему не по душе и тем, что слегка прихватил девицу Нираель пониже талии – чему Ильха до чрезвычайности поразилась.

Позаботившись об устройстве девушки и незнакомца из капища, Гайраль и Мейгелен улетучились, сочтя свой долг выполненным. Уиджи, впрочем, заглядывал по два раза на дню, утром и вечером, спрашивая, не произошло ли каких изменений. Наведывалась, как обещала, и госпожа Эсма Халед. Знахарка быстро и ловко меняла повязки на ранах, недовольно хмурилась, видя, что ее снадобья не оказывают нужного действия, приносила новые флакончики с зельями. Ильха только вздыхала: подопечный упорно не желал быть живым… хотя помирать вроде тоже не торопился. Кричать более не кричал, в сознание толком не приходил, но, когда девушка пыталась напоить его, приподнимал голову и с жадностью глотал воду с разведенными в ней зельями – проливая большую часть на пол.

Спустя пару дней вместе с Уиджи явился мрачный, недовольный всем сущим гном, приволокший с собой позвякивающий железом мешок. Подгорный карлик возился день, вечер и еще часть ночи, наполнив весь первый этаж скрежетом упрямого железа, и таки добился своего, распилив стальные браслеты.

Окончив работу, дверг долго и озадаченно рассматривал половинки оков, неожиданно заявив, что согласен взять их в качестве частичной платы за труды. Чем соединенные цепью браслеты так заинтересовали обитателя Чамгана, Уиджи и Ильха не поняли. Любознательный игрок на всякий случай спросил еще, нет ли на оковах клейма изготовившего их мастера или каких-нибудь иных знаков.

– Совсем дурак, что ли? Какое тебе клеймо мастера на кандалах? – буркнул дверг, затолкал громыхающие браслеты и цепь в свой мешок и смылся.

Постепенно Ильха привела оказавшегося на ее попечении человека в относительно пристойный вид, невольно восхитившись роскошной шевелюрой незнакомца: длинные, тяжелые пряди смолянистого цвета отливали глубокой синевой, как перья на вороньих крыльях. Девица Нираель сочла, что загадочный пришлец из молельни некогда был весьма хорош собой – если судить по уцелевшей стороне лица и фигуре – но вот определить его возраст не сумела. Иногда девушке казалось, что подопечный немногим старше ее самой, иногда – что прожитые им годы подбираются к полусотне. Ей не терпелось дождаться того мгновения, когда неизвестный очнется, однако тот не торопился покидать страну своих грез, а через седмицу истекал оплаченный Уиджи срок проживания в «Змее».

Вдобавок новоявленная жрица тревожилась о своих сбережениях, оставшихся на пустыре. Подопечный, как всегда, пребывал на грани между глубоким сном и обмороком – и девушка сочла, что не будет большой беды, ежели она ненадолго отлучится. К тому же ей изрядно прискучило сидеть в четырех стенах в обществе еле живого создания. Вдруг Голос сменил гнев на милость и соизволит растолковать своей подружке, что стряслось, кто этот человек с обожженной физиономией и что с ним теперь делать?

У лестницы, ведущей на второй этаж, где располагались комнаты подороже и побольше, Ильха Нираель мельком заметила новых постояльцев. Диковатого вида молодой парень и симпатичная девушка поднимались наверх, за ними слуги тащили несколько вместительных сундуков – наверное, с имуществом красотки. Похоже, парочка собиралась обосноваться здесь надолго.

За время отсутствия служительницы заросшая бурьяном пустошь у пределов квартала Нарикано вернулась к былому запустению. Мраморное строение, еще недавно поблескивавшее темным хрусталем колонн и новехонькой черепицей, теперь казалось простоявшим тут по меньшей мере сотню лет и слившимся с окружающим непритязательным пейзажем. Остатки жалкого жилища девицы Нираель и ее скудного имущества бесследно пропали, также как и бревна, на которых располагались приходившие за ответами к капищу. Зато объявился позабытый в суматохе Тилль – отощавший и чрезвычайно недовольный тем, что хозяйка бросила его в одиночестве.

На ступеньках у порога капища обнаружилось несколько оплывших до основания свечей – значит, поклонники новой веры наведывались сюда. Голос, как Ильха его не упрашивала и не улещивала, отзываться не пожелал, рубиновый зрачок на фронтоне выглядел потускневшим и присыпанным пылью. Возле каменного глаза появились красноречивые царапины: кто-то пытался выковырять драгоценный камешек и не преуспел.

Маленький клад, закопанный под фундаментом, сохранился. Девушка вытащила мешочек с монетами, подхватила на руки мяукнувшего кота и зашагала прочь. У кромки пустыря, где он переходил в улицу, она остановилась и оглянулась.

Костерок новой веры вспыхнул и погас, не успев как следует разгореться. Ей придется из кожи вон лезть, чтобы восстановить утраченное. Беда, если молельня больше не пожелает разговаривать, ведь именно это умение маленькой постройки привлекало сюда любопытных зевак. Она сама, Ильха Нираель, успела чему-то научиться, пока выполняла должность прислужницы, но у нее отродясь не было таланта убеждать людей в своей правоте. Неужели ее начинания опять благополучно провалились? Может, этот свалившийся неведомо откуда незнакомец сумеет ей чем-то помочь? Ведь в противном случае перед ней вновь во всей своей неприглядности открывается долгая и ненавистная дорога на дно шадизарского бытия…

Девушка размышляла об этом всю дорогу до «Змеи и скорпиона» и слишком углубилась в свои мысли, чтобы обращать внимание на окружающих. Войдя в комнатку, она стряхнула на пол кота, немедля отправившегося изучать и обнюхивать новое жилье, раздула почти погасшую лампу и занялась обычными хлопотами. Ильха не сразу заметила, что ее четвероногий любимчик уселся, мурча, по соседству с лежавшим на полу незнакомцем… и что единственный глаз загадочного создания открыт.

Осознав сие обстоятельство, девица Нираель ойкнула, на цыпочках подошла ближе и присела на корточки. Неизвестный сперва пристально рассматривал кота, потом перевел взгляд на девушку. Теперь контраст между живой и сожженной частью лица стал еще более жутким. Слева в распахнувшемся зрачке льдисто-серого оттенка светился разум, а справа не было ничего, кроме обуглившихся по краям сизо-багровых шрамов.

Порождение странного капища неотрывно таращилось на оцепеневшую Ильху еще два или три удара сердца, потом опустило веко и задремало. Только тогда девица Нираель с шумом перевела дыхание, испытывая как облегчение, так и нешуточную тревогу. Очнуться-то ее подопечный очнулся, но как пойдут его дела дальше?

Вопреки мрачным ожиданиям Ильхи, незнакомец с того памятного вечера явно пошел на поправку – медленную, что неудивительно при его состоянии, однако с каждым проходившим днем все более заметную. Единственное, что беспокоило девушку – она так и не услышала от своего загадочного подопечного ни единого слова. То ли ему было трудно разговаривать после пережитого, то ли – при этой мысли по хребту Ильхи пробегал неприятный холодок – он вообще не обладал даром речи. Девица Нираель могла поклясться, что неизвестный понимает и осознает ее слова, однако никакого ответа на ее расспросы пока так и не прозвучало.

Спустя несколько дней подопечный сделал первую неуверенную попытку встать на ноги, закончившуюся безмолвным и болезненным падением. Человек оказался упорным в намерениях, и, невзирая на причитания девицы Нираель, к вечеру последующего дня сумел добиться своего. Передвигался он крайне неторопливо и при ходьбе заметно прихрамывал, а потому от посоха, притащенного Ильхой, не отказался. Послушно натянул купленный по дешевке бесформенный балахон – судя по запаху, раньше принадлежавший какому-то пастуху. Решив не рисковать понапрасну, Ильха с величайшим трудом словами и жестами убедила подопечного закрыть покалеченную сторону лица тряпкой – а иначе каждый прохожий и проезжий начнет пялиться и приставать с расспросами: откуда на улицах достославного Шадизара взялось эдакое чудовище?

Незнакомцу – Ильха и Уиджи без долгих размышлений присвоили ему незамысловатое прозвище Одноглазого – явно не терпелось выбраться из гостиничной комнаты. Его первая прогулка по окрестностям «Змеи и скорпиона» прошла относительно благополучно, если не считать того, что спутник девицы Нираель долго и пристально разглядывал все, что попадалось навстречу. Жгучий интерес вызывало все подряд: разложенные на прилавке товары уличных торговцев, скрипучие пролеты Старой Лестницы, уводившей в квартал Нарикано, бездействующий фонтан на улице Лучников, засохшие из-за летней засухи осокори и кусты поникшей акации… Дольше всего он проторчал перед маленьким капищем Хранителя города, Бела-Обманщика. Оглядел каменную стелу со всех сторон, потрогал видевшие на высоте человеческого роста Отмычки – отлитую из бронзы связку из пяти ключей – и с вопросительным видом обернулся к Ильхе. Та, как могла, растолковала, смысл увиденного, заодно поймав себя на здравой мысли: а что, если сводить Одноглазого на пустырь, где располагалась их капище из черного мрамора? Вдруг при виде молельни в его голове что-то произойдет и он заговорит?

Ильха очень надеялась на успех своего замысла. Но, когда они появились на окраине Плешки, сопутствующее девице Нираель невезение проявило себя во всей красе.

Даже нарочно нельзя было выбрать более худшего времени. Над Плешкой плавало желтое облако пыли, в котором мелькали фигуры сцепившихся не на жизнь, а насмерть поединщиков – пустырь опять стал местом схватки между двумя шайками. Что они там делили, для Ильхи не имело ни малейшего значения. Она немедленно вцепилась в рукав Одноглазого, пытаясь утащить его с пустыря, но ее силенок не хватило. Непонятное создание, вывалившееся из недр молельни, стряхнуло цеплявшуюся за него перепуганную девицу и решительно похромало вперед, яростно сверкая единственным уцелевшим глазом.

Девица Нираель рванулась было следом, но быстро передумала и затаилась в переулке, опасливо выглядывая из-за угла.

У нее едва не случился обморок, когда спустя десять ударов сердца над Плешкой загремел так хорошо знакомый, только многократно усиленный Голос:

– Остановитесь, безумцы! Одумайтесь, говорю вам, пока еще не поздно!..

Глава вторая Городские секреты

– Даже не мечтай, – с этими словами Хисс Змеиный Язык выволок из бурлящей толпы своего непутевого приятеля. – Пусть они катятся своей дорогой, а мы пойдем своей. Мне Диери голову оторвет, ежели с тобой что приключится. И вообще, с меня на сегодня достаточно. Упаси меня Небо отныне встревать в воровские стыки! Пошли отсюда. Пошли, кому говорю! Веселье окончено, балаган закрывается!

Конан с явным сожалением глянул вслед удаляющейся шумной толпе, состоявшей из перемешавшихся шаек Кодо Сиверна и Марди Крохобора.

Резня на Плешке прервалась на самом интересном месте, но боевой дух и стремление помахать кулаками в приятном обществе по-прежнему требовали выхода. Можно только посочувствовать Добряку Гонже – теперь, когда двое его злейших врагов объединились, прекратив взаимную грызню, хозяину квартала Скена придется очень и очень туго. По мнению Хисса, Добряк вполне заслуживал свалившихся на него невзгод – из всех предводителей кварталов Шадизара Гонжа Хват слыл наиболее злобным, хитрым и жадным.

Увлекшийся наведением справедливости Малыш вылезал из потасовки с крайней неохотой, невзирая на то, что уже в первые мгновения схватки успел обзавестись роскошным багровым кровоподтеком на лбу и длинным порезом на предплечье. По варварской самоуверенности он делал вид, что полученные синяки, шишки и царапины не стоят внимания, но Змеиный Язык был уверен – по возвращении домой Малыша ожидает выволочка от подружки, за которой последуют неизбежные хлопоты с чистой ветошью, горячей водой и прочая милая чепуха. Хорошо бы Лиа тоже оказалась в «Змее и скорпионе» – будет кому пожаловаться на тяжелую судьбу…

– А вот и наши победители! – радостно завопили откуда-то сверху. – Бесстрашные герои, одолевшие всех врагов! Хисс, не от тебя ли только что позорно удирал Кодо?

На низком глинобитном заборе восседал, болтая ногами, чрезвычайно довольный собой Ши Шелам.

– С чего ты взял, что он удрал? Он тебя ищет. Я лично слышал, как он кричал: «Поймаю Ши Шелама – оторву его пустую башку!» – огрызнулся Хисс. – И вообще, почему ты до сих пор здесь, трус несчастный? Я думал, ты уже давно несешься по дороге к Аренджуну или запираешь десятый засов на дверях покрепче.

– Живой трус лучше дохлого героя, – беспечно отмахнулся Ши. Теперь, когда опасность миновала, он снова сделался самим собой – неунывающим жизнерадостным болтуном, на которого при всем желании всерьез не рассердишься. – Им теперь не до нас – и Ходячему Кошмару, и Крохобору, и своре их верных псов. Ох, какая заваруха начнется в Скене… А сколько денег оказались напрасно потраченными, вы только представьте! Раз Кодо и Марди вроде как заключили мир…

– То всем сделанным ставкам цена – фальшивый сикль в базарный день, – кивнул Хисс. Вот он, истинно шадизарский дух – извлекать доход из чего угодно, в том числе из приема ставок на исход стычки между двумя шайками. – Ладно, слезай оттуда. Пойдем, выпьем за нашу удачу. Сегодня нам воистину посчастливилось. Откуда только свалился на наши головы этот безумный проповедник?

– Я его недавно видел, – сообщил Ши, спрыгивая с забора. – Прямо перед тем, как вы появились. Он ковылял вверх по переулку, таращась вокруг так, будто только что родился. За ним бежала и причитала какая-то девица – на мой вкус, довольно страшненькая. По замашкам вроде бы митрианец, но как-то не похож… Слушайте, может, это вовсе не проповедник, а помешанный на благочинии чародей? Случаем, не твой земляк, а, Малыш?

– У нас колдуны долго не живут, – мрачно огрызнулся Конан. Подросток был возмущен до глубины души – тем, что не дали как следует подраться и тем, что, к стыду своему, колдовская проповедь заворожила его ровно так же, как и прочих.

– Так ясное дело, не живут. Я вообще удивляюсь, как в ваших краях хоть кто-то умудряется до старости дожить. Вот и он, наверное, пожил немного, потом плюнул и пошел в благословенный Шадизар разнимать дерущихся бандитов…

Троица успела сделать едва ли два десятка шагов и повернуть за угол, как прямиком столкнулась с предметом своих обсуждений. Загадочный проповедник – или кто он там был на самом деле? – сидел на обочине, подпирая спиной забор и пребывая в мире грез и видений. Рядом суетилась смутно знакомая Змеиному Языку особа женского пола. Ее скромных сил явно недоставало для того, чтобы вернуть недавнего громогласного оратора в прямостоячее положение.

– Ильха! – приглядевшись получше, окликнул девицу Хисс. Ну конечно, это Ильха Нираель, самозваная жрица говорящего капища на Плешке! А признав девушку, Змеиный Язык разрешил для себя еще одну загадку, беспокоившую его с момента появления проповедника. Ведь он уже слышал недавно такой же или очень похожий голос – низкий, раскатывающий согласные, наполненный высокомерной умудренностью. Только никак не мог сообразить, где и при каких обстоятельствах. Точно, подобным высокопарным образом изъяснялась молельня черного мрамора! Это что же получается, капище теперь еще и человеческим обликом обзавелось?

Услышав свое имя, девица Нираель обернулась. Пару ударов сердца оторопело глядела на Хисса, явно воспоминая, знаком ли ей этот рыжий парень. Потом узнала и вымученно улыбнулась:

– Ой, а я… мы тут… Мы с пустыря домой шли и вдруг…

– Хисс, так это твои приятели? – незамедлительно влез Ши. – Тогда чего ты разорялся, будто ничего про них не знаешь? Кстати, я – Ши Шелам. Вон то мрачное чудовище кличут Малышом.

– Ну, если у кого излишек зубов, могут и Малышом, а вообще-то Конаном, – поправил Хисс. – И я отчасти знаком только с дамой, но не с ее спутником. Ильха, в самом деле, кто это?

– Кто бы знал, да мне сказал, – дернула плечом девица Нираель и осторожно поинтересовалась: – Вы мне не поможете? Он, кажется, опять впал в помрачение, а мне самой его не дотащить…

– Куда волочь-то? – деловито осведомился Ши.

– В таверну «Змея и скорпион»…

– Да ты что?! – не поверил услышанному Змеиный Язык. – И давно ты там живешь? А почему мы ни разу ни сталкивались?

– Потому что я безвылазно сидела вот при нем, ожидая, пока он придет в сознание, – растолковала Ильха. Обеспамятевший проповедник мешковато обвис между Хиссом и Конаном. Увильнувший от перетаскивания тяжестей Ши вышагал впереди, приставая к Ильхе с расспросами. Хотя девица Нираель изо всех сил пыталась отвечать уклончиво или отмалчиваться, ее ответы рисовали достаточно отчетливую и подробную картину злоключений порождения капища на Плешке.

– …До того молчал, как немой, а на пустыре вдруг разговорился? – недоверчиво переспрашивал Ши. Ильха кивала. – А потом ни с того, ни с сего хлопнулся на ровном месте? – новый кивок. – Ну, дела… Слушайте, а ведь я, пожалуй, прав! Это наверняка какой-то магик, перемудривший с заклинаниями! Неудивительно, что у него теперь и рожа перекошенная, и память так отшибло, что он двух слов связать не может. Ильха, что ты теперь собираешься делать, если не секрет?

– Ждать, – коротко отозвалась девица Нираель. – Заговорил один раз, заговорит и другой. Вместе чего-нибудь да надумаем. Может, вернемся на пустырь…

– Если он каждый день станет читать по такой проповеди, как сегодня, – пропыхтел Хисс, – то на Плешке скоро будет не протолкнуться от жаждущих просветления.

– Хорошо бы, – согласилась Ильха, но особой бодрости в ее голосе не слышалось.

По давней традиции в летние дни содержатели трактиров и таверн расставляли часть столов прямо на улицах, рядом во входом в заведение. «Змея и скорпион» не составляла исключения, а за одним из столов под полосатым тентом со всеми удобствами расположились две на редкость привлекательные девицы. Заметив приближающуюся компанию, Диери и Лиа восторженно заголосили и кинулись навстречу.

…Столько усилий – и все напрасно.

Никто из компании пока еще не произнес этого вслух, но необязательно иметь семь пядей во лбу, чтобы распознать витающее в воздухе разочарование. Словно заключив некий молчаливый договор, все – даже Конан, до коего намеки порой доходили с трудом – старались не заводить разговоров об «Уютной норе».

Окрестные кварталы притихли под гнетом удушающей жары, выжидая, чем завершится война объединившихся старшин Нарикано и Сахиля против Скены. Госпожа Клелия Кассиана, выслушав рассказ Хисса о событиях на Плешке, нахмурилась, в задумчивости покусала губку, но своими выводами делиться не стала. Поручений для Змеиного Языка у нее не нашлось, и Хисс уже второй день околачивался в «Змее и скорпионе», бездельничая и предаваясь унынию. Нить поисков оборвалась. Ибо как, скажите на милость, отыскать в огромном караван-сарае (коим, несомненно, является Шадизар) некоего здоровенного туранца, о котором более ничего не известно?

Вот и сегодня он с самого полудня засел за одним из столов на улице в компании Ши и Конана. Воришка безуспешно старался обучить приятеля-варвара тонкостям игры в «Замки и дороги». Между делом вяло обсуждались сплетни касательно Ильхи Нираель и ее странного подопечного. Надежды Ильхи рассыпались в прах – после того дня на Плешке Одноглазый больше не разговаривал. Зато приобрел привычку по вечерам торчать в темном углу общего зала таверны, внимательно слушая разговоры. При желании к загадочному Одноглазому теперь можно было даже обратиться с вопросом – хотя отвечал он только «да» или «нет», кивая либо отрицательно мотая головой. Ши незамедлительно бросился расспрашивать Одноглазого, откуда тот взялся, не преуспел и теперь громко страдал от неутоленного любопытства.

– Смотрите-ка, кто сюда идет, – Ши Шелам, оторвавшись от хитроумных комбинаций игры, бросил взгляд на улицу и озадаченно присвистнул. Хисс и Конан оглянулись.

К «Змее и скорпиону» приближалась маленькая процессия из четырех человек. Возглавляла идущих Лиа Релатио под ручку с некоей девицей, выглядевшей небогатой горожанкой. Знающие люди, присмотревшись, с удивлением признали бы в ее спутнице Юнру Тавилау, что непреложно означало: стряслось нечто поразительное, заставившее Юнру выбраться из отеческого дома и ступить на опасные улицы родного города. За девушками вышагивал знакомый Хиссу телохранитель госпожи Кассианы, Гилл, легонько подталкивая перед собой некоего типа весьма преклонных лет.

Постояльцы «Змеи и скорпиона» воззрились на последнего с изрядным недоумением. То был древний старец в потрепанной и пыльной хламиде. Скорбной невозмутимостью физиономии, горделивой осанкой и неторопливой величавостью поступи гость смахивал на дряхлого караванного верблюда. Ремесло старца со всей непреложностью свидетельствовали неразлучные спутники любого нищего – ветхий коврик, который тот волок под мышкой, и привешенная на цепочке к поясу тусклая медная миска.

– Ее светлость велела доставить это вам, – сообщил Гилл, поравнявшись с компанией и утирая пот со лба, словно бы сопровождение старца стоило ему немалых трудов.

– Нижайшая благодарность ее светлости за ценный подарок, – заунывно продекламировал Хисс. – Только, боюсь, у нас не сыщется ничего столь же полезного в хозяйстве, дабы достойно отблагодарить госпожу Клелию за ее доброту.

– Это свидетель, дурачок, – пропела Лиа, немедленно пристраиваясь по соседству с Хиссом. Удивленно косившуюся по сторонам Юнру взял под опеку Ши Шелам – та, обескураженная излившимся на нее словесным потоком, не имела ничего против. – Вы же хотели отыскать кого-нибудь, знающего… ну, про вашу таверну? К чтецам, нанятым Юнрой, сегодня утром подошел этот добрый человек…

– Цуль Брюхошлеп, с вашего позволения, – проскрипел нищий, успевший под шумок подтянуть к себе тарелку с обедом Ши и теперь с поистине ошеломительной скоростью сметавший содержимое. – Цулем меня кличут, извольте видеть… А обретаюсь я обычно на Старой Лестнице, на второй площадке, по соседству с Рихой-Щербатым, что торгует амулетами от сглаза, и девицей Касси по прозвищу…

– Заклинаю тебя, о мудрейший из живущих, сохранить в тайне прозвище девицы Касси, ибо негоже употреблять такие слова в обществе благородных дам, – поспешно прервал Хисс словоизлияния старца. – А вы, госпожа Юнра, поведайте: зачем все-таки госпожа Клелия прислала к нам… это?

– Она велела передать: этот человек говорит правду, – пожала плечами Тавилау-младшая. – Когда он пришел и начал свой рассказ, графиня и двух слов толком не выслушала. Обрадовалась и приказала срочно отвести его сюда. А я как раз была у нее в гостях и подумала – может, вы будете не против, если я тоже послушаю его историю?

– Еще бы мы были против, – вполголоса поделился с Конаном Ши, быстро уразумевший, что сухопарая глазастая девица – наследница торговой империи Аземы Тавилау, и потому заслуживает самого пристального внимания.

«Ну что такого способен поведать старый нищеброд?» – уныло подумал Змеиный Язык. Вслух он, однако, произнес:

– Ну что ж, госпоже Клелии виднее. Досточтимый Цуль, ныне все мы, затаив дыхание, с подлинным трепетом внимаем твоим речам. Говори же, но помни, что время наше стоит дорого…

– А мои слова еще дороже, ибо время есть у каждого, а мои знания принадлежат лишь мне, – демонстрируя недюжинную мудрость, отрезал почтенный Брюхошлеп, достойный представитель Гильдии нищих и побирающихся. – Тот чтец на площади говорил о награде…

– Награду ты только что получил, – мстительно заметил Ши, лишившийся обеда. – И сожрал.

– Что я слышу?! – возопил старец, воздевая к раскаленному небу худые руки в жесте праведного негодования. – За золото слов, ценимое владыками великих империй превыше золота купцов, сей юноша хочет заплатить миской похлебки ценою в два медных сикля?! Так знай же, о несмышленое и надменное воплощение скупости, что ты должен быть благодарен старому Цулю уже за то, что он из милосердия избавил тебя от необходимости есть сие варево, приготовляемое здешним хозяином из чечевицы, гнилой капусты и собачьей требухи…

Диери, нацелившаяся перекусить, поспешно отодвинула миску. Хисс, глядевший на старца сперва со скукой, потом с нарастающим изумлением, затрясся от безмолвного хохота.

– …но если гордыня мешает тебе принять эту жертву, то как благородный человек я готов немедленно вернуть тебе съеденное, в этой же посудине или в любой иной! – с видом оскорбленного достоинства заключил почтенный Цуль, картинным жестом протягивая Ши начисто вылизанную тарелку.

Ши, утратив дар речи, молча таращился то на злосчастную посудину, то на болтливого нищеброда.

Змеиный Язык заржал в голос и задрыгал под столом ногами. Девицы, все трое, залились дружным смехом. Лишь Гилл и Конан сохранили серьезное выражение на лицах, хотя первому это удалось не без труда.

Почтенный Цуль взирал на веселящихся юнцов скорбным взглядом старой мудрой черепахи.

– Воистину, – сказал Хисс, утирая слезы, – сегодня хороший день, ибо не всякую трапезу удается совместить с доброй беседой! Говорят, Килибор Чашник платил по дюжине золотых монет любому, кому удавалось его рассмешить…

– Однако времена Килибора Чашника давно прошли, мир изменился, и золота в монете стало вдвое меньше, – проскрипел Брюхошлеп. – Может быть, два десятка туранских империалов и скрасили бы ненадолго мою старость…

– Двадцать империалов! – задохнулся от возмущения Ши. – Да зачем тебе, старому пню, такие деньжищи?!

– …а может быть, и нет, ибо лучше в бедности хранить достоинство, чем, пребывая в достатке, выслушивать поношения, – невозмутимо закончил старец. – К тому же юные девы в «Алмазном водопаде» берут теперь не меньше трех монет за «тропу двенадцати наслаждений».

– «Тропа двенадцати наслаждений»? Да ты, как я погляжу, весьма бодр для своих лет, – хмыкнул Змеиный Язык. – Ладно же, уважаемый, будь по-твоему. Только должно тебе знать, почтенный Брюхошлеп, что тем собеседникам, чьи речи казались ему пустыми, Килибор Чашник обычно отрубал голову. А?

– Я же говорю, многое с тех благословенных пор изменилось к худшему, – равнодушно пожал костлявыми плечами нищеброд. – Теперь не сыскать среди живущих никого, подобного достославному Килибору.

Хисс, сдаваясь, тряхнул рыжими лохмами:

– С этим жутким старцем невозможно спорить. Держи, пиявица ненасытная! – кожаный мешочек перекочевал за пазуху к почтенному Цулю. – Ну, теперь ты отверзнешь наконец сокровищницу своего тайного знания пред щедрыми дарителями?!

– Благодарствую, юноша, да озарит твой путь свет милосердного Митры. У меня, понимаете ли, завалялась одна вещица… – неспешно начал нищий, извлекая из лохмотьев тонкий пакет, стянутый разлохмаченной синей нитью и запечатанный кляксой дешевого зеленого сургуча. – Вещь эту передал мне ваш покойный дружок, Джай Проныра, за день до того, как сгорела таверна Бритунийки. Джая-то я давно знаю, еще с тех пор, как он мальцом на Блошином рынке промышлял. Раз он на меня наткнулся на Лестнице да и говорит: «Дядюшка Цуль, будь другом – отнеси весточку, куда скажу. Ежели будет ответ – принеси мне. Только в „Нору“ не тащи, отдай где-нибудь в уголке, а я тебе десяток кафаров подкину на бедность». Десять кафаров, они на дороге не валяются, я сходил, с тех пор так и повелось…

– Что значит – «так и повелось»? – насторожился Ши. – Ну-ка, почтенный… Сколько, говоришь, ты уже эти письма туда-сюда таскаешь?

– Так, почитай, почти что с начала года. Вот как раз в канун того дня, в который митрианцы домашних тварей благословляют, Джай ко мне впервые и подошел, – подумав, обстоятельно пояснил Цуль Брюхошлеп.

Ши Шелам и Хисс недоуменно уставились друг на друга. Конан, появившийся в «Уютной норе» позже всех, ничего толком не понял – о чем и сообщил, потребовав разъяснений.

– Честно говоря, первый раз слышу, чтобы Джай вел с кем-то столь затяжную переписку, – признался Хисс. – Он и писать-то умел, как курица лапой… Дядюшка Цуль, часто ли Джай поручал тебе доставлять письма?

– Частенько. Считай, каждую вторую седмицу, – бодро откликнулся нищий, вызвав новый всплеск недоумения. – Но ответ давали не на каждое.

– А куда именно ты их относил? – из всех возможных вопросов Конан безошибочно выбрал наиболее существенный.

Брюхошлеп замялся:

– Вот не знаю я, как тамошние улицы прозываются. Я туда всегда совался с большой опаской, потому как это за Ламламом, в Асмаке, где самые наибогатейшие богатеи проживают, а такому, как я, делать там нечего. Стражники у них злые, как псы голодные, заметят – непременно по шее накостыляют. Разве что описать дом могу. Пятый по правую руку, если идти по той улице, что ведет на закат от большого каменного колодца с изразцами. Перед входом бронзовые ворота в узорах, над ними резная страшенная морда вроде драконьей. Только я с главного входа не ходил, заглядывал сбоку в калитку, где слуги ходят.

– Так, – Хисс ожесточенно потряс головой. – Ага. Ну да. Вот это новость, покусай меня ишак… Какие у Джая Проныры, мир его праху, вожака захудалой шайки из Нарикано, могли быть дела в Асмаке, а? Есть идеи?

– Есть, и очень свежая. Давайте посмотрим, что в письме, – ехидно предложила Диери.

– Читать чужие письма неприлично, – возразила Юнра Тавилау и, подумав, добавила: – Но очень занимательно.

– Кстати, уважаемый, – влез Ши Шелам, – что ж ты письмо не отнес, себе оставил?

– Было так, – зашамкал беззубым ртом Брюхошлеп. – Письмецо это Джай вручил мне ровнехонько накануне того дня, как у вас собирались свадьбу играть. Я еще нанялся к хозяйке, Лорне, столы расставлять и тарелки разносить. Тут меня Джай и заметил, сунул горсть медяшек и вот это письмецо, велел отнести тем же вечером. Я и отнес, но его не взяли. Слуга, что обычно письма забирал и ответы приносил, зарычал на меня, мол, более ничего принимать не велено, катись, мол, отсюда, так тебя и разэтак. Я понес обратно, хотел Джаю вернуть, да поздно пришел – от вашей таверны одни угольки остались.

– Так, – решительно повторил Змеиный Язык, взял квадратный сверток и разломил зеленый сургуч.

Изнутри выпорхнул листок дорогой кхитайской бумаги, золотистой, с нарисованным по краю узором из цветов и листьев. Ровные строчки были выведены старательной, хотя и не слишком умелой рукой.

«Драгоценная Ней!»

Хисс вполголоса читал, а все остальные, включая Юнру и не принимавшего участия в беседе Гилла, невольно придвинулись ближе. Один Цуль Брюхошлеп не проявил к чтению никакого интереса, найдя занятие поважнее – почти нетронутый обед Диери на время остался без присмотра.

«Драгоценная Ней! Надеюсь, теперь ты мне веришь? Мне по-прежнему не очень нравится твоя идея, но раз другого пути нет, пусть будет по-твоему. Я же понимаю, что от Нарикано до Асмака куда дальше, чем от нас до Закатного океана. Но теперь-то ты понимаешь, что ради тебя я готов на все? Думаю, что и эти твои Искатели Истины останутся довольны – только напомни им, чтобы вели себя потише, и чтоб никакой крови, ясно? Потом я непременно расскажу тебе, откуда взялись эти загадочные вещи – а ты, как всегда, не поверишь. Но услышать историю наверняка захочешь, и потому я буду ждать тебя – на прежнем месте, с шестого вечернего колокола и сколько понадобится. Я давно собирался сказать это тебе, но решился только сегодня. Ней, ты единственное, что есть у меня в этой жизни. Приходи. Приходи, иначе все, что я натворил по твоему слову, не имеет смысла. Приходи. Ты ведь придешь, да? Напиши мне. Ты уже так давно ничего не отвечаешь. Приходи хотя бы затем, чтобы сказать, что у нас разные дороги».

Подписи не было.

Над столом повисло обескураженное молчание.

Неизвестно, о чем думали былые компаньоны по «Уютной норе», но Хисс пребывал в полном недоумении. У Джейвара Проныры имелась знакомая в Асмаке?! Причем давняя и близкая знакомая, раз он обращается к ней по имени и назначает встречу «на прежнем месте». И Джай ни разу не обмолвился об этой связи, а тем паче – не слазил в этот явно зажиточный дом как-нибудь ночной порой вместе со своими подельниками? Ну, тогда это точно любовь… а ведь какой вор был…

Хисс тщетно попытался вспомнить, не замечалось ли в поведении Джая каких странностей. Конечно, порой предводитель маленькой шайки исчезал на два-три дня, чему никто не удивлялся. Джай – свободный человек, волен уходить и приходить, когда вздумается. Понадобится – расскажет, где был и чем занимался. Да ведь он и сам, Хисс Змеиный Язык, вместе с Кэрли тоже частенько пропадал на день-два, а то и на седмицу, особенно если требовалось выследить будущую жертву или провернуть какое дельце…

Однако что же это получается, если поразмыслить?

Предположим, Джай и вправду связался с какой-то богатой девицей. Выполнил для нее и ее приятелей какое-то поручение… поручение, связанное с «загадочными вещами»… Девица по имени Ней, похоже, относилась к Джаю довольно прохладно и отвечала на его письма от случая к случаю. Вообще, имеет ли это любовное письмецо хоть какое-то касательство к погрому в «Норе»? Может, они отвалили двадцать золотых, чтобы только узнать про тайную интрижку покойного Джая? И почему, кстати, слова «Искатели Истины» написаны с большой буквы, как название какого-нибудь тайного общества?..

Тут Хисс наконец сообразил, и понимание на миг оглушило его.

«…напомни им, чтобы вели себя потише, и чтобы никакой крови, ясно?..»

– Он же нас сдал, – выдавил Хисс сквозь пересохшие губы. – Джай нас сдал, понимаете? Продал с потрохами своей девке и ее приятелям. Просил, чтоб, мол, без крови. А те на его просьбы, видно, плевать хотели, прикончили и его заодно. Вот он, предатель. Нашелся. Тварь. Шакал. А мы-то гадали…

Диери прикусила кулак. У Конана был такой вид, словно ему очень хочется кого-нибудь убить. Прямо сейчас.

Гилл прокашлялся.

– У меня есть предложение, – сдавленным голосом сказал Ши. – Хисс, Лиа, раскошеливайтесь. Сейчас я встаю и отправляюсь на прогулку. В Асмак. Вместе с почтенным Цулем. К дому с драконьей мордой, где проживает таинственная дама Ней. Кручусь там, разузнаю все, что можно узнать в таверне за пригоршню серебра. Потом возвращаюсь, а Хисс, как самый умный, начинает соображать. Дядюшка Цуль, кончай жрать. Пошли, время дорого.

Прогулка Ши в квартал Асмак затянулась почти до полуночи. Да и выйти сразу, как он намеревался, тоже не получилось.

Сначала дотошно расспрашивали старого Цуля, уточняя, по каким улицам нужно идти и где сворачивать. Прожив в Шадизаре девятнадцать лет, Ши Шелам навещал Асмак считанные разы и не слишком хорошо знал, где там что искать, а сам Брюхошлеп служить проводником отказался наотрез.

– Хоть зарежьте, не пойду, – упирался он, мотая плешивой башкой. – Об этом не было уговора. Рассказать расскажу, куда идти, а самому – ни за что. Селезенкой чую, не на пользу мне пойдет та прогулка.

Потом увлекшаяся Юнра, которую уже отчасти сочли «своей в доску», спохватилась и с видимым сожалением засобиралась домой. Ши незамедлительно увязался следом, хотя в качестве охранника у девицы Тавилау имелся Гилл, а Пергаментная Аллея, где располагалась твердыня Дома Тавилау, находилась вовсе не по дороге в Асмак. Юнра против попутчика не возражала, а предупреждающее шипение Хисса:

– Тавилау тебя живьем в землю закопают, если увидят поблизости от своей принцессы! – Ши пропустил мимо ушей.

Он давно смирился с тем обстоятельством, что родственники его подружек почему-то терпеть не могут, когда некий Ши Шелам околачивается поблизости от их дочерей и сестер. Ши только кротко недоумевал – чем он умудрился вызвать подобную неприязнь? Он всегда старался волочиться не более чем за тремя девицами одновременно, следил, чтобы до их прелестных ушек не доходили слухи о соперницах и, как правило, расставался с ними по-хорошему – без скандалов и воплей на все окрестные улицы. Ну, порой скандалы все-таки случались, так ведь с кем не бывает!

Проводив Юнру до неприметной ниши в высоком каменном заборе (и тщательно запомнив, на какой именно стук мрачный привратник распахнул толстую дверцу, а также вид врезанного в створку замка – так, на всякий случай), Ши свернул к границам Ламлама. По дороге он размышлял (каковое занятие было для него довольно непривычным) и чем дальше, тем больше мысли приводили его в уныние. Как ни пытался карманник убедить себя в том, что его давний знакомец Джейвар Сиггдим никак не мог пойти на поводу у какой-то юбки, многое говорило об обратном.

Да что там многое – почитай, все сходилось, если припомнить.

Во-первых, Джай с самого детства до умопомрачения хотел разбогатеть и вырваться из Нарикано, но понимал, что его мечта недостижима. Во-вторых, как это ни печально признавать, имелась в характере Джая такая пакостная черта, как завистливость. Обычно это не бросалось в глаза, но с появлением в «Уютной норе» Аластора дела стали совсем плохи. Джай до зубовного скрежета завидовал Альсу Кайлиени – его неизменной удачливости, легкому нраву, его отношениям с гадалкой Ферузой. Самому Джаю обзавестись подружкой, постоянной или временной, никак не удавалось. Не складывались у него отношения с девицами, точно заговор какой наслали на человека!

Да еще тот кошель с монетами, найденный подле зарезанного Проныры. Да письмо. Как ни крути, приходилось признать, что предателем оказался именно Джай.

В таком вот удрученном состоянии духа воришка добрел до купеческого квартала Ламлам, окольными переулками и задворками просочился в Асмак, а там тосковать стало некогда – только успевай поглядывать по сторонам и увертываться от патрулей. Местная стража не шла ни в какое сравнение с городской: обитатели Асмака содержали собственную небольшую армию, бдительно оберегавшую спокойствие улиц.

Ближе к вечеру Ши с изрядными трудами отыскал требующийся дом, выглядевший маленькой неприступной крепостью. Трижды обойдя его кругом и убедившись, что разглядывание острых шипов на ограде ничего не даст, Ши отправился на поиски ближайшей таверны. В том, что таковая непременно должна отыскаться, воришка не сомневался – ведь в квартале живут не только обладатели дворцов за высокими оградами, но и люд попроще, которому нужно где-то потрещать языками под кружечку-другую красного шемского. Да и стражники где-то проводят время, свободное от расхаживания по улицам и полировки лат?

К таверне он вышел безошибочно, как гончая, вставшая на след зайца. Приткнувшееся в глубине тенистого дворика заведение именовалось «Погребок», и цены в нем оказались таковы, что воришка похвалил себя за предусмотрительно позаимствованные у Лиа Релатио денежки прекрасной госпожи Клелии. Ее светлость, правда, выдавала деньги для ведения дознания, а не оплаты ужинов Ши Шелама, но ведь он совмещает приятное с полезным: жует и одновременно расследует! Слушает во все уши, влезает с невинными наводящими вопросами и всячески пополняет свой мешок познаний.

Работая челюстями и глазея по сторонам, Ши подметил удивившую его вещь. На стене за стойкой висел белый диск кхитайского фарфора, около двух ладоней в поперечнике. На диске была весьма искусно изображена ажурная паутина, в центре коей восседал светившийся золотой каплей паучок. Под диском была приколочена полочка, на ней в специальной подставке курилась душистая ароматическая палочка и теплилась свеча. Алтарь домашнего духа-хранителя, как он есть. Но почему паук?

Насколько знал Ши, обитатели Шадизара давным-давно утратили интерес к этому загадочному и зловещему божеству, бывшему когда-то покровителем Заморы, предпочтя более понятного и доступного Обманщика. Поразмыслив еще, воришка удивленно вспомнил, что уже не раз натыкался в городе на подобные алтари, просто не обращал на них внимания. Изображение Паука этим летом появилось во многих тавернах и лавках, на стене игорного дома «Улыбка удачи» и даже у входа в дешевые бордели… Странно. С чего бы это вдруг такое внимание к давно издохшей восьминогой твари, обожавшей закусывать молоденькими девственницами и вечно толкавшей своих последователей на всякие глупости?

…Спустя колокол Ши уже знал, что таинственную девицу Ней на самом деле зовут Нейрзой Сейдан. Ее семейство считалось весьма богатым и вдобавок несколько поколений назад обзавелось дворянскими грамотами аж из самой Немедии. Заглянувший на огонек десятник уличной стражи назвал молодую Сейдан «взбалмошной девчонкой». Еще кто-то по секрету сообщил, будто Нейрзу частенько замечали в обществе не обремененных умом юнцов из числа тех, что вечно суют свой нос, куда не надо. Прошлой луной они, скажем, забрались в пустующий особняк, где, по слухам, обитают призраки, зарезали там ягненка и пытались над ним читать заклятья. А под весеннее равноденствие Сыскная Когорта прихватила развеселую компанию в заброшенном храме Шеблы-Исторгателя Душ – они рисовали на полу пентакли, жгли черные свечи и занимались тому подобной колдовской чепухой. Скандал был – страшно вспомнить! Едва замяли, только виновных это, похоже, ничему не научило. Доиграются они когда-нибудь, вызовут и в самом деле какое чудовище. Этих-то глупцов не жаль, пускай их демоны на кусочки разорвут за глупость их немереную, но прочие-то горожане за что должны страдать?

Ши с готовностью согласился с рассказчиком в том, что по таким доморощенным чародеям давно Алронг плачет, и приготовился слушать дальше. Однако хозяин заведения многозначительно заметил, что всяким проходимцам, хоть они честно платят за выпитое и съеденное, тут не рады. Околачивался здесь на днях один, все разглагольствовал, какие у него важные знакомцы, а у самого вид такой, будто из помойной ямы недавно вылез. Не зайди он однажды в «Погребок» вместе с барышней Сейдан, вышвырнули бы за дверь без всякой жалости. А так – мало ли что… С Сейданами ссориться себе дороже. Охота молодой Нейрзе якшаться со всякими проходимцами – ее дело. Вот прознает ее папаша про дочкины похождения, выйдет ей тогда боком и ворожба в старом капище, и знакомства, какие не следует…

Уловив намек, Ши поскучнел и незаметно шмыгнул за дверь негостеприимной таверны. Последнее, что ему удалось вызнать – что компания колдунов-неудачников почти каждую седмицу собирается на вилле «Альнера», каковая находится на Серебряной аллее, третий дом по левую руку.

Про богатеньких юнцов, самоуверенно воображающих себя колдунами, Ши доводилось слышать уже не раз. Подобные компании возникали, как поганки в сыром погребе. Их адепты были завсегдатаями в лавках Ишлаза, за большие деньги без разбора скупая все, что подсовывали продавцы – и состряпанную в Ночной Пустоши подделку, и подлинный магический амулет времен Кхарийской империи. Их разгоняли, они собирались вновь. Но какая, спрашивается, связь между сообществом неумелых магиков, шайкой из квартала «Нарикано» и похождениями Джая Проныры? Или он и в самом деле купился на посулы этой девицы Ней, напрочь забыв своих верных приятелей по «Уютной норе»? Ладно, пусть Хисс ломает голову над тем, что к чему привешено – он в таких штуках разбирается.

Впрочем, Ши и сам теперь прекрасно понимал, что произошло в «Норе». Проныра, скорее всего, разболтал своей симпатии о хранившихся в «Норе» сокровищах, та, в свою очередь, навела приятелей, и кто-то из приятелей – эх, не догадался спросить в «Погребке» про огромного туранца! – нанял убийц… Однако воришка старательно прогонял прочь мрачные мысли. А то, думал он, придется признать, что мы представления не имеем, с кем ходим рядом. И те, кого мы называем друзьями – никакие не друзья, но распоследние шакалы, выгадывающие только миг, когда бы вцепиться в горло.

И жить тогда как-то не очень хочется.

В небе мерцала тонкая полоска стареющего месяца, когда Ши добрался до незримой границы кварталов Ламлам и Сахиль, и приостановился, соображая – какой дороги придерживаться, чтобы побыстрее добраться до «Змеи и скорпиона». Хисс и остальные, наверное, уже все ногти сгрызли от нетерпения, ожидая, когда он вернется с новостями. Пожалуй, придется идти через паутину Кривоколенных переулков – они, конечно, темные и извилистые, но уж в этом-то лабиринте юный шемит чувствовал себя как дома, куда лучше, чем на широких прямых улицах негостеприимного Асмака.

Воришка одолел уже полпути, когда ему поневоле пришлось остановиться. Впереди, в пропахшем отбросами и бродячими кошками сумраке, топтались сбившиеся в плотную кучку фигуры. Как назло, в этом месте сплошь тянулись глухие глинобитные заборы, на которые так неудобно карабкаться.

«Именно в таких случаях, – уныло подумал Ши, прикидывая, как бы половчее миновать свару, чтобы не привязались и не втянули в драку, – позарез необходимо иметь рядом кого-нибудь наподобие Малыша. Одного вида его мрачной физиономии хватает, чтобы вокруг сразу воцарилось сущее благочиние».

До возившихся под забором оставалось шагов десять. Ши точно знал, что там происходит. Шайка юнцов потрошит неудачливого прохожего. Бедолаге можно только посочувствовать: зря он сунулся в этот квартал. И он, Ши Шелам, тоже напрасно рассчитывал быстренько просквозить по Кривоколенной улице. Сегодня точно не его день, вернее, не его ночь. Хотя… Ночные стригуны так увлечены своим делом, что вполне могут не обратить на него внимания.

Может, Ши и пошел бы дальше, нимало не задержавшись, если бы не долетевший до его ушей обрывок фразы, произнесенной заплетающимся языком:

– …м-меня – пинать? Жив-вую легенду – прямо н-ногами? Да я вас с-сейчас…

«Стригуны» – четверка подростков, года на два-три помладше Ши, но уже опасных, как голодные крысы – приглушенно хихикали, лениво уворачиваясь от кулаков пьяной в доску жертвы. Ребята явно развлекались. Тот, что был повыше ростом и покрепче, с замашками вожака, наставительно заметил:

– Живых легенд не бывает. Но это ничего, это поправимо. Ножичком чик – и ты уже того… Слышь, ползучая легенда! Хочешь к Нергалу на постой?

– К Нерг-галу? – пьяно икнули из темноты. – З… зачем? Был нед-давно… скукотища у него… и сам зануда, и вино др-рянь… иди ты сам к нему, и Сет тебе в попутчики…

Компания заржала так, что слышно было, наверное, аж за высокими стенами Чамгана.

– Веселая легенда попалась!

– Прям даже резать жалко, клянусь Белом!

– Ладно, Лис, чего мы возимся? Кончай его, и всего делов…

– И верно, уважаемый, заболтались мы с тобой, – в пальцах вожака по кличке Лис блеснуло узкое лезвие. – Прими же предначертанную тебе кончину со всем смирением и не держи на меня зла, ибо…

В этот волнующий момент Ши почел за благо вмешаться.

– А ну-ка спрячь железку, ишак! – рявкнул он как можно грознее. – Оставьте в покое этого почтенного человека и проваливайте по своим норам, живо!

«Стригуны» обернулись. Их добыча заерзала и с пьяной радостью завопила во весь голос:

– Ши, дружище! К-как ты вов-время! В-вытащи меня отсюда, а т-то я п-постоянно п-падаю… Да еще эти н-недомерки п-пристали…

– Ши? – настороженно переспросил вожак «стригунов», на всякий случай делая крошечный шажок назад. – Ши Ловкач из Нарикано?

– Он самый, – подтвердил Ши, убеждаясь, что его имя все-таки обладает в Городе Воров определенной известностью. Только отпугнет ли эта известность стайку нахальных малолеток, уверенных в своем превосходстве? – А теперь быстро сгиньте с глаз моих. Ну? Я кому сказал, шакалята?

Юнцы переглянулись.

– Лис, да он же один, – сипло сказал один из «стригунов». – И вообще, это наш «барашек».

– Верно, Рахим, – оскалился вожак. – Ловкач, ты вроде мимо шел? Вот и иди себе. А то положим рядом, ясно?

Ши молча пригнулся и сунул руку под рубаху. Конечно, противников четверо против него одного, но какие это бойцы – так, мелюзга. Чтобы он, Ши Ловкач из квартала Нарикано, ходивший вместе с Кодо на «кровавый стык», отступил перед этаким отребьем?! Да ни в жизни!

Бел-Хранитель, успел он подумать, прежде чем двое ближайших прыгнули к нему, – что за молодежь нынче пошла, никакого уважения к старшим! Малыш прав, мир точно клонится к упадку!

Первый же сунувшийся поближе схлопотал кастетом между глаз, отлетел в сторону и как-то сразу потерял интерес к схватке. Другому, купившемуся на обманный выпад, Ши на редкость удачно заехал коленом промеж ног, а когда противник, скорбно завывая, сложился пополам, от души добавил свинчаткой по затылку. Тот рухнул и предпочел больше не подниматься. Третий – видимо, самый младший – шарахнулся в густую тень да так и исчез из виду, будто провалился.

Все произошло настолько стремительно, что вожак «стригунов» не сразу сообразил: его шайка наголову разгромлена еще до начала собственно драки. Осознав же сие печальное обстоятельство, юнец метнулся к добыче, в очередной раз потерпевшей поражение в борьбе с собственными подгибающимися ногами – и сгреб пьяного за волосы, закидывая ему голову назад.

– Уйди, не то прирежу его! – визгливо завопил он, размахивая коротким зазубренным клинком в опасной близости от горла жертвы. – Прирежу, слышишь?

– Слышу, Лис, – буркнул в ответ Ши, не двигаясь с места. – А ты хорошо подумал? Смотри, мы с тобой одними дорожками ходим, как бы еще не повстречаться…

Юнец в ответ только крепче стиснул нож и тряхнул едва держащуюся на ногах «жертву».

Неизвестно, чем бы разрешилась драма в темном переулке, если бы не вмешательство некоей третьей стороны. Нечто живое, длинное, темное и проворное, как капля ртути, выскользнуло из-за пазухи «живой легенды» и, яростно вереща, вцепилось Лису в физиономию. Лис завопил, завертелся, бросил нож и принялся обеими руками отдирать намертво впившуюся загадочную тварь – однако тварь, кем бы она ни была, похоже, отдиралась только вместе с кожей.

Чудом избежавший смерти заложник без сил повалился наземь, притом пьяно хохоча. Ши остолбенело таращился на вопящего и приплясывающего от боли «стригуна» – и конец безобразиям положила внезапно наполнившая проулок жуткая, тошнотворная вонь с отчетливым привкусом мускуса, ибо боевитая зверюшка оказалась самым натуральным, донельзя раздраженным хорьком.

Кашляя, чихая и проклиная все на свете, облитый с ног до головы смердящей жидкостью предводитель «стригунов» наконец оторвал от себя четверолапого противника, швырнул его подальше и бросился наутек. За ним хромал один из малолетних грабителей, второй, всеми забытый, так и остался валяться под забором. Судя доносящимся оттуда звукам, его обильно тошнило. Ши вовремя успел закрыть нос и рот рукавом, но глаза все равно щипало.

Хорек-победитель, немного поскакав с гордо задранным хвостом по переулку и возмущенно стрекоча, вперевалочку подбежал к Ши Шеламу, терпеливо ожидавшему, когда же гнусный запах хоть немного развеется. Обнюхав штаны и сапоги человека, зверек счел его дружественно настроенным – подпрыгнул, вцепился в штанину, и не успел Ши опомниться, как животное уже топталось у него на плече, царапаясь и фыркая прямо в ухо.

– Вздумаешь пустить вонь – утоплю в ближайшем колодце, – честно предупредил воришка. – Куда там подевался твой хозяин? Эй, легендарный! Где ты есть?

– Да тут я, никуда не делся, – недовольно проворчали из озерца теней под забором. Голос теперь звучал более внятно и разборчиво, хотя по-прежнему выговаривал слова с изрядным затруднением.

Ши подошел ближе, сверху вниз глядя на спасенную им жертву грабителей и про себя благодаря милосердную ночную тьму. Не очень-то хотелось ему видеть во всех подробностях это душераздирающее зрелище – сидевшую на корточках красу и гордость Шадизара, Аластора Кайлиени, неотличимого от сорвавшегося в многодневный загул пропойцы. Даже сумерки не могли скрыть всей неприглядности нынешнего облика былого красавчика Альса, пьяного, порядком избитого, безоружного и обряженного в какие-то жалкие остатки некогда дорогой одежды. Роскошная смоляная шевелюра свалялась от грязи в неопрятные колтуны.

– Пошли уж, горе мое, – Ши вздохнул и протянул Альсу руку, помогая встать на ноги и прикидывая, сможет ли тот доковылять до порога «Змеи и скорпиона». Сил ломать голову над загадкой, почему Дурной Глаз вовсе не на Полуденном Побережье и как он всего за пару седмиц скатился в самые низы шадизарской жизни, у Ши Шелама не было. Очухается – сам расскажет. И хорек этот паршивый еще мечется под ногами…

– Хвост отдавлю! Уйди с дороги, поганец!

– Это Диззи, – невнятно булькнул Аластор.

– Да хоть Великий Дракон Познания! А ну, брысь!..

Глава третья Хорошо быть деревом…

– А вот и мы! – влетевший с залитой солнечным светом улицы в сумеречный и прохладный зал таверны Хисс приостановился, выжидая, пока исчезнут плававшие перед глазами радужные разводы. – Как дела, красавица?

– Лучше некуда, – в голосе Диери отчетливо звучало раздражение. – «Меня убьют на войне» уже было, «Падение Аграбы» и «Шестой легион» – тоже. Могу поспорить, сейчас он затянет «Серый ветер» и пойдет по второму кругу. У меня уже в голове звенит.

Вошедший следом за Хиссом Малыш, безошибочно уловив дурное настроение своей подружки, проскочил между столами и отправился утешать дувшуюся на весь белый свет девицу. Причина недовольства у Диери имелась, и весьма серьезная. Ей совершенно не хотелось быть нянькой при Альсе Кайлиени, а покидать того в одиночестве, как уже убедилась компания, никак не следовало.

В первый же день оставшийся без надзора Аластор напился – причем в долг на средства своих приятелей – и затеял ссору с зашедшими в «Змею и скорпион» гуртовщиками. Ссора быстро перешла во всеобщую драку и завершилась только с появлением вызванного патруля городской стражи. Альса, виновника случившегося, не забрали по единственной уважительной причине: он валялся в углу без сознания.

От стражников с трудом удалось откупиться. К вечеру Альс оклемался, единым духом осушил кружку забористого двергского эля – и безобразие немедленно повторилось: он прицепился к местному «смотрящему» с дружками.

Без смертоубийств обошлось только потому, что кто-то признал Дурного Глаза и остановил грозившую вот-вот начаться свару. Общими усилиями ругавшегося на чем свет стоит Альса утащили наверх, в жилые комнаты. Мрачный «смотрящий» заявил пришедшему извиняться Хиссу, что он, конечно, все понимает и даже отчасти сочувствует, но подобную выходку терпит первый и последний раз.

К нему присоединился и почтенный Ионте, хозяин «Змеи»: мол, еще одна драка в его заведении, и катитесь-ка вы, господа хорошие, искать себе другое жилье. Либо отведите своего невменяемого дружка туда, где ему самое место – в Приют скорбных рассудком.

Попытка убедить Аластора вести себя потише ни к чему не привела: он желал пить и драться, все остальное его не касалось. У Хисса появилось подозрение, что Альс не очень-то твердо осознает, кто с ним разговаривает и где он находится.

Выход нашла Лиа, предложив чем-нибудь отвлечь Аластора. Например, добыть для него виолу взамен прежней, сгоревшей вместе с «Норой». Хисс лично пробежался по лавкам Ишлаза, отыскав вполне пристойный по качеству работы инструмент и всучив его Альсу, как ребенку – новую игрушку.

Уловка подействовала. Количество опустошенных Альсом бутылей и кувшинов несколько уменьшилось. Зато теперь он впал в черную меланхолию. День и ночь напролет сидел где-нибудь в углу и бренчал на виоле, подпевая вполголоса. Сперва эта идея казалась даже выгодной, благо Аластор Кайлиени обладал прекрасным слухом и приятным голосом, и послушать его собирались посетители; однако вскоре выяснилось, что Дурной Глаз исполняет исключительно мрачные песни, воспевающие кабаки, тоску и уныние, причем раз за разом один и тот же набор. От этих песен даже у много на своем веку повидавшего кабатчика разболелся зуб.

…Новости, принесенные Ши из Асмака, не стали для компании совершенным потрясением, хотя надолго повергли всех в удрученное молчание, прерываемое скорбными восклицаниями: «Как он мог так поступить?». Наконец Хисс стукнул кулаком по столу и постановил: Джая Сиггдима считать подлой канавной крысой и имя его более не упоминать.

Его поддержал Конан, и на том деяния покойного Джейвара по кличке Проныра не обсуждались. Сделанного не воротишь, Нергал ему судья.

Хисс, кроме того, предлагал вот что. Предположим, Джай в самом деле разболтал своей приятельнице Ней о собрании таинственных вещиц в «Норе». То ли впечатление произвести хотел, то ли еще по какой причине – Сет его ведает, однако Нейрза Сейдан и ее странные дружки, именующие себя Ищущими Истину, до крайности этими вещами заинтересовались. Должно быть, предположения Ши верны и «Искатели Истины» – очередная компания безмозглых юнцов, вообразивших себя колдунами.

– Мозгов у них, может, и нет, зато денег – завались, – продолжал рассуждать Хисс. Остальные, исключая Альса, но включая хорька по кличке Диззи, ставшего любимчиком девиц, внимали. – Об этом мы точно знаем от Зуада Шептуна, чтоб ему на том свете демоны все кости переломали. Зуад и его шайка пошли в услужение к типу, которого они назвали Туранским Верзилой. Этот Верзила забрал добычу – нашу добычу! – после чего превратился в дым и растворился в воздухе. Но теперь я более чем уверен: он удалился в направлении Асмака и скрылся за воротами поместья… Как бишь оно называется, Ши?

– «Альнера», – подсказал воришка. – Я сходил, поглядел, что оно из себя представляет. Большой дом в два этажа в глубине сада, за ним – куча служб. Высокий забор с шипами поверху, зато охрана туповатая – торчит у главного въезда и даже, кажется, обходов не совершает. Собак вроде нету. Если б мне предложили рискнуть и пошарить по тамошним кладовым, я бы согласился. Хотя кто его знает, что там в самом особняке. Может, у них ручные пардусы по лестницам разгуливают. Альса бы туда пустить, перед ним двери и замки сами распахиваются… Да толку от него сейчас – что с козла молока.

– Угу, – промычал Змеиный Язык, покосившись на скорбную фигуру Кайлиени. – И даже меньше.

– Значит, придется самим, – подвел итог Конан и задумчиво добавил: – Вот бы заодно изловить этого туранца с его прихвостнями…

– Спятил? – постучал себя по голове Хисс. – Вспомни, что в «Норе» творилось. Уж на что покойный Ар-Гийяд был умельцем с мечом вытанцовывать… Не-ет, я бы предпочел вернуть украденное и проучить задавак из Асмака, которые думают, будто с их деньгами им все позволено.

– И в чем-то они совершенно правы, – вполголоса буркнула Диери.

Осуществлению плана мешало одно важное обстоятельство. Сборища «Искателей Истины» на вилле «Альнера», если верить сплетням обывателей Асмака, происходили довольно редко – раз в две-три седмицы. В последнее же время колдуны – а в Обществе их насчитывалось около двух десятков, мужского и женского полу – безвылазно засели в своем убежище, почти каждую ночь проводя какие-то ритуалы. Потерявшие страх горе-чародеи разошлись до того, что последствия их магических забав были видны невооруженным глазом – над крышей поместья вставало колеблющееся радужное зарево, из недр коего высовывались страшенные хари, звучали потусторонние голоса, а кое-кто из слуг, работавших в «Альнере», собирался на днях просить расчета.

В общем, не самое подходящее время для налета – как считали Хисс, Ши и Диери. Конан, напротив, полагал, что действовать в подобной суматохе как раз лучше всего. К общему мнению компания пока не пришла, а спрашивать совета у Аластора, как уже говорилось, не имело смысла. Решение же требовалось принять поскорее.

Если бы хоть каплю определенности! Хоть какое-то подтверждение тому, что пропавшие из «Уютной норы» сокровища там, в поместье «Альнера»! Тогда можно было бы рискнуть и обратиться с просьбой о помощи Кодо, пообещав отдать вожаку Нарикано ту же алмазную корону. Все равно она стоит больше всего Шадизара, вместе взятого, и продать ее невозможно. Разве что выковырять камни и отвезти в Туран, где наверняка отыщутся люди, готовые дать хорошую цену за пригоршню алмазов и рубинов…

В размышления ворвался раскатистый струнный аккорд. Головы посетителей, как по команде, повернулись в угол, где сидел Аластор Кайлиени в обнимку со свежекупленной виолой.

– Великие Небеса! – обреченно закатил глаза Ши, прислушавшись. – Опять «Посмертная деревянная»! Может, не надо было мне его спасать? Право слово, наша нынешняя жизнь была бы куда веселее…

Удивительное дело, но никакое количество выпитого было не в силах заставить Альса сбиться в словах своих или чужих баллад, или запутаться в шести струнах виолы. Разве что голос изменился к худшему, словно на звонком серебряном колокольце пролегла трещина.

– Если он родится деревом на вольном ветру, то-то будет работенки моему топору, – довольно громко пробурчал Ши, удостоившись укоризненного взгляда Конана.

– У человека горе, между прочим, – сказал киммериец. – А мы глумимся. Вот в наших краях есть легенда про скальда, чью возлюбленную убил ревнивый муж. Двенадцать дней провел безутешный бард на ее могиле, сочиняя скелы, одна печальнее другой…

– …И путники с тех пор обходят стороной то место, называя его Ущельем Воющих Скал, – в тон ему закончил Ши.

Конан сплюнул и потянулся за новым кувшином.

– Ученые мужи составили описания трехсот сорока восьми разновидностей деревьев, произрастающих на просторах Закатных и Восходных земель, – ясным голосом поведал Хисс, стеклянно уставясь перед собой. – Он как, собирается спеть обо всех?!

К счастью для присутствующих, Альс ограничился несколькими куплетами, всякий раз находя убедительные доказательства тому, что растительная жизнь гораздо лучше человеческой, и завершил песню выводом:

– Еще пару дней такого завывания, и я тоже захочу стать деревом, – пробормотал Ши. – Слушайте, надо срочно что-то делать! Он так допоется до того, что свихнется прямо у нас на глазах!

– с готовностью подтвердил Аластор, неведомо как за общим шумом расслышав слова Ши. Воришка только руками развел:

– Видите? Вот оно, начинается.

…Может, при ином сочетании звезд события покатились бы по другой колее, и многое из того, что случилось впоследствии, не произошло. Людям редко удается понять, отчего их жизнь складывается именно так, как она сложилась, и какие крохотные мелочи порой разрушают самые тщательно составленные планы.

Возможно, будь у Аластора более скверное настроение или пой он чуть потише, горбившийся в дальнем углу человек остался бы сидеть на своем месте. И, не отлучись Ильха Нираель по неотложной надобности, история мира развивалась бы совсем в ином направлении.

Но Ильхи не оказалось рядом, ее загадочный подопечный невозбранно встал, пересек таверну, присел на скамью напротив Аластора и нерешительным жестом попросил: «Дай сыграть».

С десяток ударов сердца Альс, вопросительно склонив голову набок, разглядывал возникшее перед ним явление. Хисс уже хотел вмешаться и ради его же блага отогнать молчаливого Одноглазого, но тут Аластор решился. Погладил изогнутый бок виолы, отсвечивающий красноватым лаком, и протянул инструмент незнакомцу. Тот вцепился обеими руками, как умирающий с голоду – в случайно перепавший кусок мяса.

– Он же немой, зачем ему виола? – недоуменно поинтересовалась Диери.

– Да нет, говорить он умеет. Еще как умеет. Мы своими ушами слышали, – вполголоса растолковал подружке Малыш. – Только почему-то не хочет. Или не может. Но вот петь…

Тем временем Одноглазый покрутил инструмент так и эдак, подергал за свитые из воловьих жил струны, прислушиваясь к извлекаемым звукам. Поерзал на скамье, устраиваясь поудобнее.

И, к безмерному удивлению таращившейся компании и редких в этот полуденный час посетителей таверны, уверенно вывел мелодию – сперва дополняя ее неразборчивым мычанием, а затем и членораздельными словами. По сравнению с громоподобными раскатами, что остановили драку на Плешке, голос его теперь звучал довольно тихо, но внятно и, пожалуй, завораживающе. Спетой им баллады Хиссу – да и не только ему – слышать прежде не доводилось. Вдобавок у рыжего мошенника возникло стойкое ощущение, что певец не слишком уверенно владеет собственным языком – как человек, вынужденный долгое время хранить молчание. Иногда он запинался, сбиваясь с такта и пропуская слова, словно забыв их и не в силах теперь вспомнить разом.

Аластор недоверчиво уставился на странного певца.

– А если вот так? – пробурчал он себе под нос и отобрал у Одноглазого виолу.

В зрачке единственного глаза сидевшего напротив Аластора человека на миг вспыхнула и погасла яркая искорка. Теперь уже он нетерпеливо потянул к себе инструмент, когда песня закончилась – и слушатели невольно поежились от мрачной силы, влитой в простые слова незнакомой песни.

Сложенную невесть когда и кем «Мельницу» в Шадизаре знали многие, и потому с удовольствием подтягивали. Но едва закончил Аластор – вступил Одноглазый, и снова в обеденной зале ощутимо повеяло холодом.

Хисс поймал себя на том, что стучит по столешнице кружкой в такт мерному, словно удары сердца, увлекающему за собой ритму очередной баллады, и обнаружил, что не одинок в этом. Еще недавно уныло пустовавшую таверну заполняли неизвестно откуда взявшиеся посетители, столы, скамьи и табуреты жались к стенам, освобождая круг, заключивший в себе двух человек. Доброхоты снабдили Одноглазого другой виолой, так что теперь ему и Аластору не требовалось обмениваться инструментом.

Мелодии непрерывно следовали одна за другой, сплетаясь нитями в основе драгоценного ковра или слоями стали в лезвии будущего меча. Песни спорили между собой, спрашивали и отвечали, возражали и соглашались…

– Эге, да это ж муалатт, чтоб мне провалиться, – врезался в крохотную паузу голос Ши. – Как их разобрало, однако… Теперь ведь не остановятся, пока один другого не перепоет.

– А, знаю. По-нашему это зовется айстефорд, – понимающе кивнул сидевший рядом Конан. – Состязание бардов.

– У вас что, тоже такое бывает? – не поверил услышанному воришка. – Вы как, тягаетесь, кто зарычит громче медведя?

– Много ты понимаешь, – оскорбился за свою далекую родину Малыш. – И вообще, заткнись. Не мешай.

Ши не сразу нашелся с ответом, вдобавок его ткнули кулаком в спину, настойчиво посоветовав держать язык за зубами. Большой обеденный зал «Змеи и скорпиона» уже не вмещал всех желающих послушать, люди стояли в открытых настежь дверях и у распахнутых маленьких узких окон. Хиссу еще никогда не доводилось видеть, чтобы выступление певцов собирало столько зрителей – ни в Шадизаре, ни дома, в Бельверусе. Должно быть, сюда сбежалось население всех окрестных домов – и шумная, голосистая орава опасается вздохнуть лишний раз, чтобы не упустить ни единого словечка.

Змеиный Язык всегда считал, что не отличается особенно богатым воображением, но на какое-то мгновение ритм очередной песни подхватил его, закачал и вышвырнул из привычной реальности. Всего на миг, не больше – этого хватило, чтобы увидеть с поразительной ясностью…

…стол – или алтарь? – накрытый отрезом дорогого темного бархата; длинный меч голубоватой стали, перечеркнувший наискосок бархатную черноту; и падающие невесть откуда золотые монеты. Тяжелые, отливающие масляным блеском золота высшей пробы. Иногда монеты ударяются о широкое лезвие. Тогда раздается тихий звон.

Потом удивительное наваждение развеялось, и Хисс понял, что слышит не звон – скрип. Еле различимый такой скрип медленно ломающегося дерева.

По какому-то наитию Хисс поднял глаза вверх – и не поверил увиденному.

По толстенной закопченной балке, поддерживающей потолок таверны как раз над головами увлеченных поединком певцов, змеилась дюжина трещин. Балка уже выгнулась по меньшей мере на два пальца, и из разлома выпархивали крохотные светящиеся огоньки вроде светляков или последних искр гаснущего костра. Парящих в воздухе искорок становилось все больше, они сбивались в разноцветное облачко, и никто не обращал внимания на творившиеся под потолком непонятные чудеса.

«Музыка – тоже магия, – всплыло прочитанное когда-то, – только как бы эта балка со всей дури не рухнула нам на головы…»

Хисс протолкался ближе к Малышу – подросток-варвар уже не раз показывал себя на редкость здравомыслящим созданием – затеребил его за рукав, а когда Конан удивленно повернулся, настойчиво ткнул пальцем в потолок. Малыш рассеянно глянул вверх – и недоумение на его лице сменилось сначала пониманием, а потом отчаянием. Они не могли ничего поделать – ни остановить поединок, ни выгнать из таверны собравшихся людей. Музыка заворожила сбежавшихся поглазеть и послушать, и теперь никакая сила не сдвинула бы их с места. Даже когда Малыш попытался толчками направить ближайших соседей к двери, те только отмахивались.

А пел теперь один Одноглазый Хасти, и голос его удивительным образом звучал гораздо мощнее, чем положено звучать обычному человеческому голосу – вряд ли, конечно, песню слышали в соседнем квартале, но далеко за пределами таверны наверняка. И какая это была песня!

Аластор Кайлиени, отложив в сторонку виолу, лишь изумленно взирал на соперника.

Светящиеся искры разбегались по соседним балкам и потолку, оставляя за собой веер растущих угловатых трещин, сочащихся деревянным крошевом и известковой пылью. Часть огоньков зависла в воздухе, обратившись сверкающей паутиной в каплях недавнего дождя и просторным шатром окутывая стол и двоих певцов, не замечавших ничего вокруг себя. Вот теперь паутинный купол, похоже, увидел не только Хисс – среди зрителей послышались удивленные возгласы. Кто-то ткнул пальцем в творящееся диво, кто-то выругался и, сумев избавиться от таинственного оцепенения, начал пропихиваться к выходу. Одновременно некая сила, похожая на порыв холодного ветра, мягко и настойчиво толкнула стоявших ближе всех, вынудив отступить на шаг назад и тем самым потеснить прочих слушателей, заполнивших таверну.

Пустое пространство вокруг стола сделалось шире… еще немного шире… достигло уже шагов пяти или шести в поперечнике… и тут окончательно переломившаяся балка с грохотом ухнула вниз, а за ней последовала часть потолочных перекрытий.

В образовавшуюся дыру пролился дождь ломающихся черепиц вперемешку с расколотыми досками и давно прогнившей дранкой. На десяток ударов сердца все заволокло густым облаком медленно садящейся белесой пыли, из глубины которого продолжала звучать музыка – обломки благополучно соскользнули по выпуклым бокам мерцающего купола и разлетелись по полу, задев оказавшихся поблизости. Из обширного отверстия с рваными краями хлынул столб ослепительно яркого солнечного света, затопившего таверну и оборвавшего мелодию на пронзительно-высокой ноте.

В полной тишине Аластор Кайлиени, известный доброй половине Шадизара как Дурной Глаз, отложил виолу, поглядел наверх, ослепленно сморгнул и вдруг начал хохотать, раскачиваясь взад и вперед.

– Сдаюсь! – с огромным трудом выдавил между волнами накатывавшего веселья. – Эй, люди! Будьте свидетелями и расскажите соседям – сегодня… кстати, а какой сегодня день? – сегодня Альс Кайлиени признал себя побежденным в искусстве песнопения! И по этому поводу он желает…

Что желал сказать или сделать Аластор, осталось неизвестным. К окаменевшему за стойкой почтенному Ионте, владельцу «Змеи и скорпиона», вернулся дар речи, прорвавшийся скорбным воплем:

– Мерзавцы! Погубители! Колдуны клятые! Чтоб у вас руки отсохли, чтоб языки у вас отнялись на веки вечные! Смерти вы моей желаете, разорители!

– Чем недоволен этот добрый человек? – Одноглазый так и не расстался с одолженной виолой, прижимая ее к себе, как величайшую драгоценность мира. Выражение лица у него было растерянное и счастливо-обалдевшее, чего не могла скрыть даже искалеченная и неподвижная правая половина физиономии. Сейчас можно было поручиться, что Одноглазый немногим старше Аластора, выглядевшего лет на двадцать пять.

– Тем, что мы слегка и совершенно неумышленно повредили его собственность, – охотно растолковал Дурной Глаз, напрочь игнорируя вопли возмущенного трактирщика. – Ничего, обойдется. Дружище, как к тебе обращаться? Хотелось бы знать, кто в кои веки умудрился взять надо мной верх. У тебя имя-то есть, человече? Я, к примеру, буду Аластор. Альс Кайлиени. А ты кто?

Одноглазый зажмурился, издав ряд мучительных звуков и обеими руками стиснув голову, будто намереваясь выжать из нее ответ, как некогда безвестный митрианский пророк извлек воду из камня. Ему удалось выдавить несколько нечленораздельных слогов, которые Аластор понял по-своему:

– Как-как? Астэр? Или… Хасти? Что ж, имечко ничуть не хуже других. А теперь, если у тебя нет иных планов, пойдем-ка из этого негостеприимного местечка туда, где нам будут рады. Куда подевались мои приятели? – он обернулся к залу. – Хисс! Малыш! Ши! Вы тут? Вылезайте, я вас кое с кем познакомлю!

– Никуда вы не пойдете! – обширное чрево почтенного Ионте загораживало дверь и путь к отступлению. – Шагу за порог не сделаете, пока не возместите все, что натворили! Да тут одного ремонта на полсотни империалов! Расплатитесь по-хорошему, а не то… не то… – трактирщик замялся, изобретая угрозу пострашнее, и таки додумался: – Не то пожалуюсь досточтимому Кодо, и вот тогда вам точно руки-ноги повыдергают! Обоим!

Из начавшей потихоньку рассеиваться толпы слушателей донеслись возгласы, смысл коих заключался в том, что скопидому Ионте стоило бы самому раскошелиться и заплатить певцам. Кто-то неуверенно предложил скинуться и возместить утраты владельца трактира, после чего скопище людей начало таять с удвоенной быстротой. Альс с разочарованным видом похлопал себя по карманам, скорбно оповестив, что сегодня у него не самый лучший из дней. Наконец-то получивший имя Одноглазый недоуменно косился туда-сюда, не очень понимая, в чем смысл спора. На нем повисла возникшая невесть откуда Ильха Нираель, яростно шепча что-то в ухо и пытаясь увести из зала.

– О волшебная сила искусства! Я даже об заклад биться не стану – Альс очухался, – бодро заявил Ши. – Слушай, Хисс, я не понял – с какого перепугу потолок вдруг начал рушиться? Опять какое-то колдовство? Так Альс вроде не магик…

– Зато его новый приятель, похоже, горазд ворожить, – решил Хисс, соображая, хватит ли в его кошеле золотых, чтобы утихомирить разбушевавшегося месьора Ионте. Полсотни империалов – это трактирщик, конечно, загнул лишку. Хватит с него и двух десятков.

Благое намерение осталось невыполненным. Кто-то опередил Хисса – некий моложавый тип, перемещавшийся с поразительной быстротой, несмотря на выпиравшее брюшко. Тип был облачен в некогда роскошные, а теперь слегка потрепанные одеяния лилового бархата с золотой канителью, сверкал начинающейся лысиной в обрамлении каштановых кудряшек, и мог похвалиться аристократически правильным профилем, свойственным уроженцам Офира. Речь его отличалась такой напористостью и быстротой, что собеседнику было проще уступить и согласиться, нежели возразить. Под градом обрушившихся на него слов почтенный Ионте только открывал и закрывал рот, как вытащенная на берег рыба. Вскоре трактирщик очень тихо удалился обратно за стойку, унося с собой увесистый кожаный мешочек и свои жалобы на судьбу.

Толстяк в лиловом пустынным смерчем двинулся к столу, откуда еще не успели вылезти Аластор и Хасти, оглушая присутствующих новым потоком красноречия. Речь его, украшенная многочисленными и разнообразными восхвалениями, сводилась к тому, что невместно подобным талантам прозябать по завшивленным кабакам, развлекая простецов, не способных по достоинству оценить высокое искусство, в то время как он, Амиль дие Кьеза, в состоянии предложить…

– Почтеннейший Амиль, а покороче можно? – взмолился Альс, ерзавший так, будто под ним разводили костер.

– Можно, – покладисто кивнул дие Кьеза. – Вы мне нужны. Оба. Для устроения представления. Любые хлопоты я беру на себя. Вы только поете и получаете свои честно заработанные золотые. Идет?

– Нет, – Ши Шелам вылез из-за плеча Одноглазого и наградил Амиля дие Кьезу, владельца лицедейской труппы, широченной улыбкой – так, по слухам, улыбаются своей жертве огромные водяные ящеры Черных Королевств. – Они не согласны. Но, может быть, эти одаренные господа передумают – когда мы услышим ваши предложения, обсудим их, увидим заключенный у стряпчего договор и узнаем, где именно им предстоит озарять мир блеском своих способностей. Если на тех давно прогнивших подмостках, что вы гордо именуете «амфитеатром», то говорю сразу – дело не сладится. Чем ваш кособокий шатер лучше этого прекрасного питейного заведения? Ровным счетом ничем. А вот если речь идет… – Ши сделал точно выдержанную паузу.

Все, включая Одноглазого и Аластора, уставились на воришку.

– Скажем, о небольшом выступлении перед цветом здешнего высшего сословия? – подхватил дие Кьеза, мгновенно уловив ход мыслей Ши. – Ограниченное количество мест, круглая сумма в качестве платы за вход и справедливая доля с общей выручки? Треть, согласны?

Ши состроил презрительную гримасу.

– Половина! – воззвал глава лицедеев, поднаторевший в искусстве торговли не меньше, чем в умении поражать воображение зрителей. – Никто не предложит больше!

– Дело не в деньгах, – отмахнулся вошедший во вкус Ши Шелам. – Настали времена мыслить шире! Много ли народу вместится в гостиную? Или на площадь перед вашим балаганом? Алмаз не оправляют в дешевую медяшку, и подлинный талант заслуживает большего! Гораздо большего!

– Ши, – придушенно зашипел Хисс, – уймись. Не зарывайся. Пусть Альс сам договаривается с этим брюханом, если захочет.

– Он договорится, держи карман шире! – на Ши Шелама снизошло вдохновение, его было не остановить. – Это небесноталантливый умник согласится петь за доброе слово, которое, как известно, в карман не положишь и на хлеб не намажешь!

«Небесноталантливый умник» рухнул на стол, закрыл голову руками и начал безостановочно хихикать, напомнив Хиссу известного городского сумасшедшего по прозвищу Улыба. Одноглазый Хасти покосился на веселившегося Альса со снисходительной благосклонностью, как на непутевого, но любимого младшего братца.

– Какое же вместилище вы сочтете подобающим? – оторопел дие Кьеза.

– Н-ну… – отступать было некуда, терять – нечего, и Ши выпалил: – Признаться, я думал о чем-то вроде Конного Поля…

– Спятил, – горестно охнул Хисс.

Его не поддержали. Амиль дие Кьеза в глубочайшей задумчивости теребил золотой позумент на рукаве. Переставший хихикать Аластор озадаченно прикусил ноготь, а Диери Эйтола, прятавшаяся за широкой спиной Малыша, вдруг заявила:

– Ши прав, замечательно может получиться! Скачек этой луной все равно нет, Ристалище пустует, стало быть, дохода не приносит. Пообещайте месьору Рабилю часть будущих барышей, и он с удовольствием предоставит вам Поле в найм денька на два-три.

И, к вящему ужасу Змеиного Языка, компания начала увлеченно прикидывать, каким образом из шадизарского поля для конных бегов можно сделать место выступления певцов и где раздобыть средства, достаточные для первоначальной оплаты найма Ристалища.

Третью седмицу Шевди иль'Харсун, младший помощник домоправителя в имении магика Рилеранса Кофийского, жил в непрекращающемся страхе за свою шкуру. Полученные за наводку сорок восемь империалов обошлись ему слишком дорого, лишив сна, аппетита и уверенности в завтрашнем дне. Шевди уже начинал подумывать о том, чтобы сменить работу, хотя одна мысль о расставании со столь выгодным местом приводила его в глубочайшее уныние. Три седмицы подряд он призывал все известные ему проклятия на головы неудачливых грабителей, поднявших среди ночи такой тарарам в библиотеке – хотя им было настрого велено вести себя тише мыши.

И теперь днем и ночью Шевди трясся в ожидании – вдруг хозяин, его зловредная и проницательная магичность Рилеранс, узнает, кто именно из его прислуги обеспечил ворам беспрепятственный вход в поместье? На что, спрашивается, он надеялся, польстившись на звонкие монетки? Ведь своими глазами видел, как магик безошибочно вычислил повинного в приписках к счетам или того недоумка, украдкой прибравшего со стола хозяина драгоценный пенал из мореной черешни.

Бежать, бежать отсюда! Прихватить накопленные сбережения и что-нибудь эдакое в качестве прощального подарка – и бежать! Раствориться среди городских переулков, навсегда заречься иметь дело с колдунами!

Колебания гибельны. Это иль'Харсун осознал в тот миг, когда на кухню, где он рьяно торговался с поставщиком мяса, ввалился долговязый желчный Цефат, старшина охранников и громогласно рявкнул:

– К хозяину, бегом!

Как показалось Шевди, рожа у охранника была более злорадной, чем обычно. В прискорбную ночь ограбления Цефат был среди тех, кто отправился узнавать причину загадочного шума в книжном собрании. Воры подкараулили его среди полок и натянули на голову мешок, наполненный «отрыжкой демона» – смесью желтого лотоса, толченого перца и благовоний, мгновенно погружающей человека в царство снов. На следующий день Цефат маялся головной болью, оглушительно чихал и сулился изловить взломщиков, а потом устроить им такую взбучку, что весь Шадизар содрогнется от ужаса. Про себя Шевди посмеивался над угрозами – вряд ли Цефату удастся отыскать пронырливую девицу Линни и ее рыжего дружка. Ищи, как говорится, ветра в поле.

«Да я наверняка я понадобился Рилерансу заради какого-нибудь пустяка, – тщетно успокаивал себя иль'Харсун, торопясь следом за охранником. – К нему на завтра гости званы, может, он пожелает распорядиться, что на стол подавать будем. Или опять кого на воровстве поймали, а с меня спросят за недосмотр…»

Тщетно. Поселившийся в глубине души страх завывал на все лады: «Попался, попался! Он знает! Все знает! Шкуру сдерет, на обложку для своих книг пустит! В душу залезет, имена вынет, заставит за каждый империал ответ давать! В мертвяка ходячего превратит, живьем на Серые Равнины отправит!»

К тому моменту, когда помощник домоправителя и его сопровождающий дошли до Синей залы, Шевди уже запугал себя картинами предстоящих кар до такой степени, что отчасти перестал бояться. Любое наказание казалось ему лучше тягостной неопределенности.

С такими мыслями он и шагнул в комнату с низким синим потолком, украшенным золотыми каплями звезд и вращающимися на тонких нитях чучелами небывалых зверей. Топтавшийся в клетке черно-зеленый вурх заорал дурным голосом, и Шевди невольно скривился. Пернатого любимца хозяина он ненавидел – после того случая, когда птичка удрала из клетки, пробралась в кухни и сожрала четыре вяленых оленьих окорока. Как вурх после такого обжорства не лопнул, оставалось загадкой.

Его милость Рилеранс, закутанный в просторный туранский халат в красно-зеленых полосах, горбился за столом, мрачно созерцая стоявшее точно посреди столешницы медное блюдо. На блюде красовались два тронутых огнем черепа и россыпь мелких обуглившихся костей. Поверх останков лежала тонкая серебряная сетка, а к макушкам черепов колдун зачем-то приляпал две тоненьких свечки.

Вопль и трепыхание вурха вывели магика из задумчивости, он поднял голову и мельком глянул на вошедшего Шевди, боровшегося с желанием своих зубов начать выстукивать похоронный гимн.

– Иль'Харсун? Ты-то мне и нужен, – небрежно бросил Рилеранс. – Ты ведь местный уроженец? – онемевший Шевди молча кивнул. – Хорошо знаешь город? Прекрасно. У меня есть для тебя одно поручение. Успешно справишься – получишь вознаграждение.

– Да, господин! Как прикажете, господин! Что я должен сделать, господин! – охватившее Шевди несказанное облегчение вырвалось наружу воплями, по громкости вполне сравнимых с криками вурха. Поручение! Милостивые Небеса, Рилеранс всего лишь желает дать ему поручение!

– Мне нужно, чтобы ты кое-что отыскал, – магик щелкнул пальцами, и свечки на изжелта-коричневых маковках черепов послушно затлели розовыми огоньками. – Вернее, кое-кого.

– А? – непонимающе переспросил иль'Харсун и невольно сделал шаг назад.

Поздно. Кофийский колдун совершил некий быстрый, едва уловимый жест, и в тот же миг Шевди ощутил себя мокрой тряпкой, выкручиваемой сильными и безжалостными руками. Как вода покидает влажную ткань, так и Шевди расставался с чем-то, не имеющим названия, но без чего дальнейшее существование было просто невозможным.

Кошмар длился считанные удары сердца, после чего кружившиеся пол и потолок вернулись на свои места, и многострадальный помощник домоправителя с всхлипом перевел дух. Он все еще был жив… кажется. Если не считать странного ощущения легкости во всем теле… и того непостижимого обстоятельства, что на полу вытянулся ничком некто, со спины весьма напоминавший самого Шевди.

– К тому, что меня постоянно обкрадывают, я уже привык, – поделился Рилеранс и, мгновенно перейдя от спокойствия к гневу, рявкнул: – Но вот предателя в своем доме я терпеть не собираюсь! Твое счастье, что тебе представилась возможность делом искупить свою вину.

Шевди хотелось заорать, но язык куда-то делся. Не онемел, а просто исчез. И на мир он смотрел теперь не привычными глазами, но как-то иначе. Цветов вокруг стало гораздо больше, очертания предметов расплывались, окутываясь призрачной дымкой. Вокруг сидевшего напротив Рилеранса плавало целое облако – алое с золотыми и черными проблесками. Это выглядело очень красиво, только Шевди был слишком перепуган, чтобы по достоинству оценить увиденное.

– Так вот, – колдун соединил кончики пальцев перед собой и посмотрел на провинившегося слугу. Вернее, не «на», а «сквозь», словно Шевди превратился в туманное облако или привидение. – Полагаю, теперь у тебя не возникнет желания опять слегка нажиться за мой счет. Если ты еще не понял, ты – призрак. Извлеченный из тела дух. Твоя оболочка останется здесь и будет с нетерпением ожидать твоего возвращения. Ты же отправишься прогуляться по городу. В компании. Кстати, оглянись.

Шевди – или дух Шевди – послушно обернулся. У дальней стены маячили два призрачных, еле различимых силуэта, сотканных из обрывков пепельно-серого дыма.

– Отправляйтесь, – приказал Рилеранс. – Эти двое знают, что нужно искать, но не знают, где. Следуй за ними, запоминай все, что увидишь. Вернешься и в подробностях поведаешь мне. От того, насколько мне понравится твой рассказ, напрямую зависит, станешь ли ты опять человеком или будешь болтаться между жизнью и смертью. Все понял?

«Понял», – уныло откликнулся Шевди иль'Харсун, в очередной раз повторяя себе: никакие сорок восемь империалов не стоили выпавших на его долю неприятностей.

Призраки повернулись и растаяли. Шевди последовал за ними, испытав удивительное ощущение – словно он распадается на части и по капле просачивается сквозь дерево и камень стены.

Глава четвертая Вход по приглашениям

– …«Альнера»? Поместье «Альнера»? А что вам там нужно?

Юнра Тавилау появилась на редкость вовремя – чтобы стать свидетельницей изгнания развеселой компании из «Змеи и скорпиона».

Стихийно возникший между двумя бардами муалатт, или айстефорд, или, по– простому, песенный поединок, послужил одновременно и к добру, и к худу. Безусловно хорошей новостью стала разительная перемена, происшедшая с обоими участниками. Аластор перестал наконец наливаться крепким вином и сделался похож на человека; что же до одноглазого Хасти, то сознание его словно бы пробудилось от спячки. Не то чтобы загадочный пришелец стал болтлив, однако теперь с ним, по крайности, можно было вполне связно беседовать – с надеждой на разумный ответ и даже на приемлемую шутку.

К скверным последствиям, естественно, относилась здоровенная дыра, украсившая после «дуэли» черепичную крышу таверны, и целый вал разнообразных слухов, прокатившихся по городу. Горожане единодушно сошлись на том, что в «Змее и скорпионе» поспорили два магика. Слух этот в кои веки был недалек от истины; теперь как Альсу, так и Одноглазому приходилось пореже вылезать на публику, ибо вокруг немедленно собиралась небольшая толпа зевак, взирающая на предполагаемых колдунов с опасливым восхищением. Еще того хуже были постоянные просьбы «спеть что-нибудь». И наконец, несмотря на то, что диковинное происшествие прославило таверну на весь Шадизар, почтенный Ионте напрочь не желал более видеть в своем заведении личностей, от которых не сегодня-завтра жди новой беды. Даже изрядная сумма золотом, врученная в порядке возмещения убытков, отнюдь не смягчила сердце трактирщика.

Заодно с былыми обитателями сгоревшей «Уютной норы» выставили Ильху Нираель вместе с Хасти Одноглазым. Девица ужасно расстроилась, ее спутник-подопечный отнесся к случившемуся философично: выгнали и выгнали. Мир полон добрых людей. Наверняка хотя бы парочка из них содержит постоялый двор, так что без крыши над головой не останемся.

Изгнанники как раз выясняли, куда бы им податься. Хисс в очередной раз предлагал пойти в «Рубиновую лозу», поближе к госпоже Клелии Кассиане, его поддерживали Лиа и Диери, мечтавшая пожить с удобствами. Конан и Аластор возражали – каждый по своим причинам. У Ши своего особого мнения не имелось, зато, глазея по сторонам, он первым заметил приближение Юнры. Воришке пришло на ум, что это неспроста: Юнра, почти всю жизнь просидевшая за надежными стенами родительского дома, теперь повадилась разгуливать по городу, сводить знакомства с явно неподходящими ей людьми и скоро сделается по повадкам весьма похожей на Диери. А может, у нее имеется некая причина для частых визитов в город?

Так ничего толком и не решив, Ши поинтересовался у Юнры – не знает ли она чего-нибудь занимательного про поместье «Альнера», что в квартале Асмак? Ну, скажем, что представляют из себя ее владельцы – самому Ши этого так разузнать толком не удалось.

…Из задней двери «Змеи и скорпиона» тем временем принялись вытаскивать сундуки с барахлом Диери. Малыш отправился искать подводу для имущества подружки, остальные засели за уличным столом – ждать и спорить. Теперь, когда Конана не было поблизости, Хисс уже почти убедил остальных, что лучше «Рубиновой лозы» им все равно ничего не найти. К тому же госпожа Лаурин наверняка согласится оплатить их жилье.

– «Альнера» с самого начала была странным местечком, – вполголоса рассказывала Юнра. – Роскошный дом, прекрасный сад, но… Поговаривали даже, будто над поместьем тяготеет некое проклятье. Вилла сменила нескольких владельцев, со всеми случалось что-нибудь неприятное и неожиданное, как правило, с печальным исходом, потом она долго пустовала, и совсем недавно ее снова купили… Ой! – она внезапно прервалась, растерянно захлопав ресницами.

Как привычно отметил Ши, ресницы были длинные и слегка загибающиеся на кончиках. Не то, чтобы девица ему безумно нравилась, однако есть в ней что-то эдакое… свести близкое знакомство с подобной особой будет весьма и весьма полезно… Дом Тавилау, опять же. Сундуки, набитые золотом, в подвалах…

Мысль ограбить особняк Тавилау пришла, постояла, заманчиво строя глазки, и исчезла.

– Что – «ой»? – воришка пихнул под столом ногой разошедшегося Хисса, чтобы тот заткнулся и послушал.

– Мне как-то сразу не пришло в голову, – извиняющимся тоном сказала Младшая Тавилау, – что тут есть прямая связь…

– Какая связь? – сунулся поближе Аластор, которому уже успели по новой поведать историю двух минувших седмиц. Где это время шлялся он сам – Дурной Глаз так и не признался, заявив, что уезжать на Побережье раздумал, а за все доставленные неприятности ужасно извиняется.

– Вот какая. Переписка между вашим покойным другом и Нейрзой Сейдан, – перечисляя, Юнра загибала пальцы, – и упомянутые в последнем письме Искатели Истины. Я узнала у братца, такое общество действительно есть. Адриеш давно вынашивает мысль об их публичном разоблачении… Пустовавшая «Альнера» зимой минувшего года приобретена неким Теймуразом иль'Ваххаби, пожаловавшим к нам из Аренджуна якобы по торговым делам. Никаких торговых дел сей иль'Ваххаби не ведет, иначе мы бы об этом знали. Зато по его поручению на Ишлазе за любые деньги скупаются старинные диковинки, желательно обладающие магическими свойствами. С начала года в «Альнере» стали охотно привечать Искателей Истины, которые до того собирались где попало и были заурядным сборищем скучающих аристократов, а тут вдруг их дела резко пошли в гору…

– Госпожа Юнра, а тебе случайно не доводилось сталкиваться с этим любителем древностей, иль'Ваххаби? – Хисс без труда сложил два и два, сделав надлежащие выводы.

– Нет, к сожалению. Говоря по правде, о нем вообще ничего не известно, кроме разве официальных бумаг городской Управы, а в них прочтешь только то, что сам человек считает нужным рассказать. Зато… – Юнра хитро прищурилась, – зато мне известен способ, как попасть в поместье «Альнера».

– Этот способ и нам известен, – буркнул Ши. – Всего-то и делов, забор перескочить. То есть, если госпоже Тавилау известно количество охраны, время обходов или там потайной ход, дело другое…

– Да я не о том говорю! – вскинулась Тавилау-младшая. – Можно придти туда честно и открыто! Сегодня вечером. В гости. На празднование Последнего новолуния этого лета. Нас приглашали – меня и Адриеша. Я-то идти не собиралась, но теперь…

– Погоди, погоди, – остановил разошедшуюся девицу Хисс. – Ежели мне не изменяет память, твой братец уже не раз сочинял про наши мутные сливки общества всякую порочащую всячину. За что недавно огреб увесистого нагоняя от его неподкупности, месьора Рекифеса. В числе прочего звучали обвинения в занятиях черной магией. И что, после таких поклепов твоего братца все равно зовут в гости? Те самые люди, которых он ославил чернокнижниками?

– Ага, – весело подтвердила Юнра. – Это вроде игры. Сумеет он их уличить, или нет?

Змеиный Язык возвел глаза к небу, словно ожидая разъяснения: как мир еще не сошел с ума? Или уже давно сошел, просто никто этого не заметил?

– Приглашают только тебя с братцем или с вами может придти еще кто-нибудь? – нехорошо оживился Ши Шелам.

– Можно привести с собой кого угодно. Есть только одно непременное условие – придти парой, – растолковала Юнра и, несколько смутившись, добавила: – Я потому и не хожу, что Адриеш постоянно таскает своих приятельниц, а я… – она окончательно сбилась и замолчала.

– Какое замечательное предложение, госпожа Юнра, – без малейшего признака насмешки произнес Аластор. – Ну, кто желает пойти в гости? Нам нужно составить хотя бы две парочки – одна будет отвлекать внимание, другая шнырять по углам и высматривать. Барышня Юнра, вы очень оскорбитесь, если я предложу себя в качестве…

– С какой это радости? – не дал ему договорить Ши. – Чуть что – сразу ты! Сначала хлопает дверями, мол, мне до вас дела нет, сами выкручивайтесь, а теперь опять вперед лезет!

Альс смерил Ши непонятно-удивленным взглядом, точно в первый раз увидел, но спорить, вопреки ожиданиям воришки, не стал, кротко согласившись:

– Хорошо, иди ты. Если дама не возражает, конечно.

– И я! – взмолилась Диери. – Можно, я тоже пойду? Альс, давай я буду твоей парой, а? Я сумею! Правда, сумею!

– Я-то охотно верю, что ты справишься, – подтвердил Дурной Глаз. – Но что скажет Малыш?

– При чем тут Конан? – запальчиво выкрикнула девица. – Я не его собственность! Как к жуткому колдуну, так сразу: «Диери, сходи пожалуйста», а как в Асмак на вечеринку – так обойдешься, да? Вас там под замком не держали! Я так напугалась!

– На какую вечеринку? – за общими разговорами появление подростка-варвара осталось незамеченным. – Диери, куда ты опять собралась?

– В Асмак! – отрезала девица Эйтола, столь надменно задрав подбородок, точно и впрямь была прирожденной аристократкой. – Выяснять, какая сволочь прибрала к рукам наши сокровища! С Альсом и… и с Ши!

– Хорошее дело, – рассеянно одобрил Малыш. Настроившаяся на долгое выяснение отношений Диери аж опешила. – Вы в эту самую… в «Альнеру» пойдете, что ли? И когда?

– Сегодня, после шестого вечернего колокола, – объяснила Тавилау-младшая и в задумчивости добавила: – Хорошо, две пары гостей у нас есть. Костюмы найдутся. Паланкин я возьму свой. Адриешу лучше с нами не ехать. Язык у него без костей, разболтает первому встречному и все испортит. Осталась еще одна мелочь – сопровождение. Понадобятся такие люди, которые, ожидая нашего возвращения, смогут высмотреть или вызнать что-нибудь полезное. Охранники ведь обычно сидят в пристройке и сплетничают про хозяев или нанимателей…

– Юнра, ты умница, – подольстился Ши Шелам. И тут же внес предложение:

– Пускай Малыш поедет! Чем не охранник! Или этот… новый приятель Альса, который с одним глазом. От его вида все разбегутся!

– Неплохая мысль, – кивнул Аластор. – Причем не потому, что все разбегутся от одного его вида, а потому, что это… существо наделено магической Силой, и немалой. Возможно, он учует в «Альнере» нечто, чего не заметим мы. Что ж, Хасти наверняка согласится. И вид у него, не в обиду тебе, Конан, куда представительнее. Особенно если нам удастся напялить на него какой-нибудь доспех.

– Одолжим запасной у Рейфа, – подсказала Лиа. – У него есть, я точно знаю.

– Берите обоих, – подвел итог Хисс. – Не один, так другой что-нибудь да разнюхает. Опять же, вам будет спокойнее возвращаться. Остается только узнать, этот Одноглазый способен удержать меч в руках или нет?

Предложение Аластора пойти на прогулку и заодно поучаствовать в небольшой авантюре Хасти принял без долгих раздумий и с явной охотой. Ильха сунулась было его отговаривать, потом скривилась и махнула рукой – делай, мол, что хочешь. За компанию кликнули переселиться и девицу Нираель.

Так они и явились всей оравой в «Рубиновую лозу», лучшую из гостиниц квартала Сахиль и не без оснований претендующую на звание лучшей в городе – сопровождаемые телегой со скарбом Диери, переполошив гостиничную прислугу и удостоившись мимолетного взгляда знатной постоялицы с третьего этажа. Во двор, где шумели новоприбывшие, немедля выпорхнула Эгле, служанка ее милости диа Лаурин – с настоятельной просьбой своей хозяйки, обращенной к одному из пришедших. Альс Кайлиени скривился, но ушел следом за девицей, представив остальным устраиваться.

О чем он толковал с госпожой диа Лаурин, осталось неизвестным. Но беседовали они долго – почти до самого вечера.

После долгих споров и криков компании отвели в пользование флигель в шесть комнат. Обалдевший от подобной роскоши Ши начал прикидывать, какую пирушку тут можно закатить и сколько друзей пригласить, пока ему не напомнили о необходимости готовиться к грядущему вечеру. Выклянчив у Хисса десяток серебряных талеров, Шелам удрал в набег по лавкам, торговавшим готовой одеждой. Диери с головой скрылась в недрах сундуков, перерывая вороха разноцветных тканей и громко сожалея о скудости своего гардероба. Войти в занятую ей комнату было невозможно – разбросанные наряды занимали кровать, кресла и отчасти пол.

Лиа потащила Хасти и Конана к телохранителям своей госпожи: подбирать доспехи и приводить себя в приличный вид. Хисс отправился с ними, предвкушая любопытное зрелище.

Старший телохранитель Клелии, Рейф – хмурый блондин-немедиец средних лет и плотного сложения – выслушал переданное Лиа повеление ее светлости оказать любую потребную помощь, угрюмо оглядел с ног до головы двух предъявленных типов и буркнул:

– Счас сообразим чего-нибудь. Идите за мной.

Три комнаты, где обитали телохранители офирки, за луну превратились в маленькие казармы, вмещавшие в себя оружейный склад, помещение для разминок и тренировок, а также мастерскую по починке и изготовлению снаряжения. Рейф принялся перебирать содержимое шкафов и сундуков, отбрасывая не приглянувшиеся вещи в сторону и недовольно ворча себе под нос.

С Малышом управились быстро, снабдив подходящим по размеру кожаным доспехом ярко-синего цвета в золотых узорах. Затем Рейф отнял у донельзя возмущенного подростка его ненаглядную реликвию – спасенный из горящей «Уютной норы» длинный меч в щербинах и зарубках – настоятельно посоветовав продать сей ржавый хлам старьевщику. Вместо него Конану вручили неплохой клинок зингарской работы. Пропустив мимо ушей заверения Хисса в том, что никаких драк не предвидится, Рейф потребовал от мальчишки показать, как тот умеет обращаться с мечом.

Конан показал.

Немедиец скривился, со всей легионерской прямотой заявив:

– До первого настоящего боя. Хотя толк выйдет. Лет так через десять. Если доживет.

– Толк выйдет, бестолочь останется, – жизнерадостно предположил Змеиный Язык.

Конан глянул на него с выражением, обычно приберегаемым для злейших врагов.

С Хасти дело обстояло труднее. Сначала долго подбирали доспех. Потом Рейф скорбно поинтересовался: владеет ли сей муж хоть каким-нибудь видом оружия, и если да, то каким?

– Он не знает, – дружным хором откликнулись Хисс и Малыш.

– Да ты дай ему что-нибудь, – посоветовал Змеиный Язык. – Тогда и увидим.

Физиономия Хасти опять сделалась виноватой – уж слишком на многие вопросы ему приходилось отвечать растерянным: «Я не знаю». Забвение, плотным серым туманом окутавшее его жизнь до мига появления в молельне на Плешке, до сей поры скрывало кой-какие довольно существенные области его сознания. Хасти не разучился ходить, говорить, соображать, однако о иных своих способностях узнавал по случайности. Змеиный Язык подметил, что успешнее всего Одноглазый постигает секреты своего прошлого, сталкиваясь с предметами или явлениями, с коими когда-то имел дело. Так, угодившая к нему в руки лютня помогла вспомнить умение слагать баллады, а вид бушующей на Плешке драки пробудил искусство сложения и произнесения проповедей…

Рейф вздохнул, прикинул что-то в уме, выбрал на оружейной стойке тяжелый и длинный полуторный клинок и бросил Одноглазому:

– Валяй, попробуй.

Врожденная предусмотрительность заставила Хисса попятиться и укрыться за сложенными в горку седлами, утащив за собой Лиа.

Хасти сцапал небрежно брошенный меч на лету, за рукоять, выхватил прямо в воздухе мгновенным броском ладони. Судя по почти детской растерянности, расплывшейся на лице Одноглазого, его рука и на этот раз сработала куда быстрее разума.

А потом по комнате прошелся стальной вихрь.

Рейф едва успел присесть, так что клинок свистнул над самой его макушкой. Одноглазый прокрутил молниеносную «мельницу», попутно разрубив надвое дубовый табурет, на три стороны света соткал сверкающую паутину диковинных выпадов, свалил в развороте загремевшую оружейную стойку и только тогда опомнился – с крайне сконфуженным выражением на лице. Единственный его глаз, однако, сиял.

– Я помню! – торжествующе воскликнул Хасти. – Я уже держал такое в руках! Когда-то… давно…

– …едят тебя демоны! Дай сюда, во имя Всемилостивой Иштар! – рявкнул немедиец, отбирая у Одноглазого меч. Из распахнутых дверей потрясенно таращились двое подчиненных Рейфа, привлеченные шумом и грохотом.

– Но ведь умеет же, – завистливо сказал Конан.

– Умеет, умеет, – буркнул Рейф. – С умением таким по городу лучше не ходить… Потом еще раз покажешь, как ты это сделал. А пока погодите с мечами… сейчас…

Он поразмыслил, скребя подбородок, и наставительно поднял палец:

– Ага. Вот мы что ему дадим. Не столь опасно, но внушает…

Рейф вышел в соседнюю комнату и чем-то погремел там. Вернулся он с боевым посохом из темно-коричневого дерева, длиной около трех локтей, с утолщением на одном конце и начищенной бронзовой штуковиной на другом. За время его отсутствия Малыш успел вернуть в прямостоячее положение уроненную стойку, а помогавший ему Хасти прямо-таки с жадностью разглядывал блестящие клинки.

Наученный горьким опытом Одноглазый с посохом был куда осторожнее, да и Рейф на сей раз держался настороже. Посему обошлось без разрушений. Почти.

– Не человек, а ходячее бедствие, – покачал головой Рейф. Хисс и Лиа, рискнувшие вернуться в помещение, оторопело рассматривали произведенный разгром и в особенности – аккуратную круглую дыру в стене, куда под конец пришелся удар окованным торцом посоха. – Где вы его откопали? Может, лучше мне поехать с вами, вместо этого… берсерка-разрушителя?

– Мы подумаем, – вежливо отозвался Хисс. – Спасибо за предложение.

– Ну, дело ваше. Клинок и шест можете оставить себе, но доспехи потом верните. Вам еще что-нибудь нужно?

– Нет, благодарим, – давясь хохотом, откликнулся Хисс, утаскивая наладившегося потолковать об искусстве мечного боя Малыша и осчастливленного неожиданным подарком Хасти.

…К вечеру, когда у ворот «Рубиновой лозы» остановился паланкин Юнры Тавилау, все было готово.

Конан, чрезвычайно гордый важностью доверенной ему миссии, занял место в голове маленькой процессии. Ему и Хасти одолжили лошадей телохранителей ее светлости – не самых лучших, но выглядевших вполне пристойно. Нарочито мрачный Одноглазый ехал сзади, пристроив страховидный посох поперек седла. Ильха раздобыла для него шелковую черную повязку, расшитую серебряной нитью, отчего Хасти неожиданно для всех – и самого себя – приобрел весьма торжественный и угрожающий вид.

Прочие забрались в тесноту паланкина, сладко пахнувшую настойкой лаванды. Альс прихватил четверолапого любимца, подобием мехового украшения разлегшегося на затянутых в алое сукно плечах хозяина. Диери украдкой изучала наряд Тавилау-младшей – шелк бледно-зеленых и песчаных оттенков, золотая шнуровка по рукавам и лифу, вставки из офирских кружев, браслеты из янтаря и такое же ожерелье в три нитки – убеждая себя, что выглядит ничуть не хуже. А может, даже лучше. В конце концов, ее синее бархатное платье с длиннющими узкими рукавами и широкой юбкой скроено по наипоследней аквилонской моде! И аметисты с сапфирами в ее украшениях самые настоящие… пусть не знаменитой шемской, а местной работы. Наследнице богатств Тавилау хорошо – она в состоянии купить себе любое платье и драгоценную безделушку. А каково бедной девушке, живущей только за счет щедрости ее покровителей?

– Кто мы, собственно, будем? – задал вполне здравый вопрос Ши, когда все расселись и паланкин закачался по выбоинам улиц. – Нужно же как-то представиться прочим гостям… Или нет?

– Нужно, – подтвердила Юнра. – Я скажу, что вы – мои знакомые, но у вас должны быть какие-то имена… Наверное, не стоит пользоваться вашими собственными.

– Меня и так узнают, – фыркнула Диери. – Покойный Намир раза два или три приводил меня на подобные сборища. Но там меня называли Деянирой. Деянира Эйтола. Альс, а как называть тебя?

– Эльраим Бар-Ракат, – хмыкнул каким-то своим мыслям Аластор. – Торговля драгоценностями и доля в выручке с четырех процветающих лавок Асгалуна и Мессантии. Что, не верите? Между прочим, чистейшей воды правда. Ши, пойдешь ко мне компаньоном? Кстати, давно хотел спросить, да случая не подворачивалось. Открой тайну, «Ши» – это твое полное имя или сокращение?

– Сокращение, – буркнул воришка. Произносить вслух свое полное имя ему не хотелось – Ши верил, что это отпугнет удачу. – Я буду…

– Шелла, – нежнейшим голоском пропела Диери и захихикала.

В конце концов Ши сделался Теламом ар'Брери, младшим компаньоном достопочтенного Бар-Раката, а поравнявшийся с паланкином Малыш свесился с коня и сообщил, что они прибыли.

Похоже было на то, что досточтимый Эльраим Бар-Ракат с компаньоном и спутницами явились на званый ужин в числе последних. Ухоженный сад и просторный двор «Альнеры» сияли огнями, то и дело в разных концах сада взлетали трескучие шутихи, повсюду слышались музыка, смех и возбужденные голоса. Замотанный распорядитель проводил новых гостей во двор, уставленный длинными столами, полными самых изысканных деликатесов. Здесь пары разделились согласно плану: Ши сгинул в недрах огромного дома, унося с собой хорька по имени Диззи, а Аластор Кайлиени вместе с Диери влились в пеструю гостевую толпу.

– …Я его больше не вижу, – сообщила Диери, поправляя кружева на воротнике и украдкой оглядываясь. – И Юнра тоже пропала. Она что, за ним улизнула?

– Так ведь вдвоем веселее, – хмыкнул Аластор. Девица Эйтола неодобрительно поджала губы: по ее мнению, было трудно найти столь неподходящего знакомца для девушки из богатого семейства, как Ши Шелам. Во-первых, у Ши ветер в голове; во-вторых, его может осенить грандиозная идея наладить через Юнру подходы к Дому Тавилау, но, пытаясь выполнить свой план, он непременно попадется.

Впрочем, какой-то частью своего разума она понимала Ши. Как любой шадизарский вор мечтает украсть сфинкса, то есть увести у законного владельца предмет стоимостью не меньше тысячи офирских талантов, так и всякая уличная девица Шадизара вынашивает замысел разбогатеть и попасть в благородное общество. Примеров таких событий в истории Заморы встречается немало, и Диери не видела причин, отчего бы ей тоже не вписать свое имя на страницы летописей. Она ведь не только мечтала впустую, но и приложила немало сил: обучилась красиво и правильно говорить, причем на всех принятых в Заморе языках, постигла искусство чтения и письма, овладела умением вести себя в приличном обществе, одеваться, как подобает благородной девице – и даже носить эту одежду столь изящно, словно разгуливала в ней с самого рождения. Оставалась самая малость: не упустить подходящий случай и вырваться наконец из этого мерзкого городишки.

Определенные (хотя вряд ли осуществимые) надежды девицы Эйтолы касались ее нынешнего спутника. Разумеется, пока была жива Феруза, ни о чем подобном не могло быть и речи – у Диери хватало ума не тянуть руки к чужому добру. Теперь гадалка Феруза умерла. Это очень печально, но не собирается же Аластор всю оставшуюся жизнь оплакивать потерянную любовь?

Однако время шло, вечеринка была в разгаре, и, к величайшему разочарованию Диери, все ее старания пока не имели успеха: Альс Кайлиени относился к ней лишь как к хорошей приятельнице. Ну и ладно. Вода, как известно, камень точит. Она прикладывала все усилия, чтобы вечер не пропал задаром – улыбалась столь старательно и ослепительно, что скулы сводило, подслушивала чужие разговоры, строила глазки, встревала в куртуазные беседы, заводила знакомства… пока у нее голова не пошла кругом от множества блестящих и пустых фраз, перемежаемых недвусмысленными скабрезными намеками. О магии и колдовстве речи пока не шло, хотя Диери сумела расслышать краем уха упоминания об Искателях Истины.

Она только отошла к столам с угощениями, нацелившись на вычурный пирог с диковинными фруктами, как с террасы долетел переливчатый звон серебряного гонга. Гости устремились на призывный звук, а рядом с девицей Эйтолой возник ее спутник, заскучавший и разочарованный.

– Они меня утомили, – пожаловался Дурной Глаз, бесцеремонно заимствуя из тарелки Диери кусок пирога, украшенный взбитыми сливками и ягодами винограда. – То расспросы о ценах на звездчатые сапфиры и пикантные сплетни аграпурского двора, то жалобы на одиночество и предложения совершить прогулку в лунном свете. Что самое досадное, цены на драгоценности интересуют женщин, а в миндальные сады зазывают мужчины! К чему катится мир, а, Диери?

– К упадку, как утверждает Конан, – сочувственно хихикнула девица Эйтола.

– Кабы не дело, тут можно было бы неплохо поживиться, – Аластор показал Диери пустую ладонь, сжал пальцы в кулак, разжал – на ладони появилась тяжелая золотая брошь с топазом и россыпью крошечных опалов.

– Ну зачем она тебе? – упрекнула девушка. – Верни обратно. Хозяйка расстроится.

– И не подумаю, – фыркнул Дурной Глаз. – К тому же я увел ее не у дамы, а у типа якобы мужеского пола, который настойчиво прихватывал меня за задницу и шептал на ухо всякую похабень. Пусть теперь рыдает над утратой. Кстати, что там был за звон?

– Созывали на очередное развлечение, – Диери прикончила свою долю пирога, оглянулась и невоспитанно облизала с пальцев остатки сладкого крема. – Пошли, взглянем? Вдруг будет забавно?

…Загадочное увеселение привлекло внимание всех без исключения гостей усадьбы – Аластор и Диери с трудом пробрались ближе. На террасу вытащили большую ширму белого атласа и водрузили перед ней пару столиков. Между ними стояла облаченная в алый полупрозрачный плащ Нейрза Сейдан, медленно и торжественно совершая руками некие сложные пассы.

Завершающим движением стал быстрый всплеск обеими кистями, и на пустовавших доселе столах возникли полные яств тарелки, кувшины, бокалы, а в качестве украшения – узкогорлая кхитайская ваза с редчайшими черными лотосами. От неожиданности Диери ойкнула – впрочем, вскрикнула не только она одна. Раздались смешки, одобрительные хлопки и щелчки пальцев.

– …И любой желающий может лично убедиться, что сии предметы не иллюзорны, но материальны, вещественны и вполне употребимы по назначению, – из-за ширмы появился смазливый юнец в зеленом камзоле с золотой вышивкой. Диери внезапно пришло в голову, что это и есть владелец давешней топазовой броши. – Прошу, почтеннейшие! Найдется ли тот смельчак, что пригубит бокал этого замечательного муската, которого всего мгновение тому не существовало в природе? Ну же, смелее!

– Эй, красавчик, – позвал вдруг Аластор. – Мой кубок как раз пуст. Не наполнишь ли его своим удивительным мускатом?

Жеманно улыбаясь, женовидный юноша наполнил чашу золотым мускатным вином и поднес Альсу. Под любопытными взглядами собравшихся Кайлиени отпил глоток и покатал его во рту, дабы лучше распробовать вкус. Брови его поползли вверх.

– Поистине волшебное вино, – совершенно искренне сообщил он. – И по качеству, и по происхождению.

Незамедлительно вспыхнул спор о достоинствах той или иной лозы, только что сотворенный напиток пошел нарасхват. Мило улыбавшаяся Нейрза и ее приятель извлекли из воздуха еще несколько хрустальных кувшинов, содержимое которых менялось в зависимости от пожеланий гостей. Жидкость, только что бывшая янтарной, становилась прозрачно-зеленой, розовой, густо-алой и под конец даже голубоватой – когда некий искушенный знаток заявил, якобы ничто в мире не может сравниться со стигийской «Спящей змеей» урожая 7685 года со дня Большого Откровения. Получив требуемое, гурман изобразил на физиономии высшую степень экстаза, заявив, что теперь можно и умереть – смысл жизни достигнут.

– И что в нем такого особенного? – спросила Диери. Она таки отважилась отхлебнуть глоток стигийской редкости и едва удержалась, чтобы не сплюнуть. – Ну и кислятина!

– Да в общем-то ничего, – достаточно громко, чтобы услышали стоявшие по соседству, объяснил Аластор. – За исключением единственной малости: его не существует. В указанном году виноградники Стигии в тех немногих областях, где производят сей редкий сорт, были почти полностью уничтожены чудовищной засухой.

– Откуда вы знаете?! – оскорбленно возопил гурман.

– Совершенно случайно нашел в кордовском Морском Архиве подробную запись об этом прискорбном событии, – любезным тоном ответил Альс.

Знаток вин предпочел внезапно заинтересоваться накрытым столом. За его спиной зафыркали и захихикали, передавая рассказ дальше.

– Но все эти полезные и приятные мелочи не идут ни в какое сравнение с тем, что открывается сумевшему постичь самые сокровенные тайны Искусства! – оповестил гостей «Альнеры» молодой человек в зеленом, явно готовя следующий фокус. Диери украдкой поинтересовалась у стоявшей рядом и восхищенно глазевшей на представление парочки именем юнца.

– Киннамон Кадоре, – с презрительной гримасой сказал мужчина.

– Широко известный в узких кругах, – добавила притом девица, а ее спутник злорадно хмыкнул.

Столики убрали, Нейрза Сейдан принесла серебряный поднос, где горкой лежал всяческий мусор: кусочки угля, орехи, пригоршня виноградных косточек, дешевые медные колечки, сломанный бронзовый ключ и даже огрызки яблок.

– Ни к чему не пригодная ерунда, не правда ли? – риторически вопросил женоподобный месьор Кадоре. – Но последователь Искусства сумеет извлечь пользу даже из такого хлама! Достаточно обратиться к памяти вещи, хранящей воспоминания о том, как она выглядела целой… или же к искусству преобразования, если мы желаем изменить прежние свойства вещи, обратив ее в нечто иное!

Слова немедля подкрепились делом. В руках Киннамона сломанные предметы обретали целостность, яблочный огрызок превратился в спелый плод, а горсть косточек – в кисть пурпурного винограда. Медные колечки, что дверги Чамгана продают по десяток кафаров за связку, обратились тяжелыми золотыми перстнями, а кусочки угля – вставленными в кольца самоцветами. Получившиеся драгоценности тут же раздарили присутствующим дамам. Орехи закопали в доставленный прислугой фарфоровый горшок. Спустя десяток ударов сердца из земли проклюнулись тонкие веточки. Они начали расти и ветвиться, образовав густой зеленый кустик, подернувшийся белой россыпью цветов. Цветы опали, на ветвях заблестели сперва зеленой, а затем и темно-коричневой скорлупой созревшие плоды. Зрители бурно аплодировали.

– Слушай, а оно настоящее? – Диери озадаченно разглядывала доставшееся ей кольцо – широкое, с ярким аметистом чистой воды. Она уже и ногтем его поскребла, и на зуб попробовала, и посмотрела сквозь камень на пламя свечи.

– Настоящее, – заверил Дурной Глаз, также осмотрев перстень. – Если захочешь продать, выручишь не меньше дюжины империалов. И камень хороший, из Шема.

Он вернул кольцо владелице и задумчиво пощелкал в воздухе пальцами:

– Кольцо настоящее. Магия, его сотворившая – нет.

– Это как? – озадачилась Диери. – Сделай одолжение, растолкуй для неразумных!

– Девица и парень – никакие не колдуны, – Альс понизил голос. – Не Посвященные, не ученики волшебников. Они никто. Обычные люди. Как ты, Юнра или Ши Шелам.

– Но ты же сам сказал, что кольцо настоящее! – напомнила девица Эйтола, испытав настоящее разочарование. Она-то понадеялась, что наконец узрела действие подлинной магии. Раз – и уголь превратился в бриллиант! Два – и огрызок снова стал яблоком! – Или ты хочешь сказать, они пробавляются ярмарочными фокусами? Показывают медяшку, а потом подменяют ее золотом? Как же тогда они вырастили деревце из ореха?

– Это меня и настораживает, – протянул Аластор. – Заумные рассуждения и загадочные помавания руками – всего лишь пустое сотрясение воздуха. Но в нужный момент у них появляется Сила… вливается откуда-то со стороны… и у тебя в руках оказывается золотое колечко.

– А мне казалось, маги именно так и колдуют, – растерялась Диери.

– Не тебе одной. Все так думают, – Кайлиени широким жестом обвел двор и очарованных гостей.

На террасе произошли некоторые изменения. Около ширмы поставили несколько низких светильников, и по туго натянутой ткани побежали причудливые тени.

– Ведом ли предел полету взыскующей мысли? – таинственным, подвывающим голосом пропела Нейрза Сейдан. – Ученые мужи вопрошают прошлое, ворошат истлевшие пергаменты в поисках разгадок тайн давно минувших лет, не ведая, что есть гораздо более надежный и верный способ! Взглянем же своими глазами на то, что происходило за сотни веков до нашего рождения!

Киннамон Кадоре с размаху выплеснул на белую материю содержимое большого серебряного кубка.

Розовое вино расплылось причудливым пятном, становившимся все шире и шире, засияло по краям тусклыми переливами синего и изумрудного. Переплетения нитей внезапно исчезли, словно разошлись в стороны полосы тумана, и зрителям предстал вид на лесную опушку ранним утром. Из-за правой нижней кромки окна в неведомое вынырнули четыре всадника, понеслись наискосок, стремясь достигнуть леса. Почти сразу за ними объявилась погоня – два больших отряда, выгибавшихся полукружьями и отсекавших преследуемым путь назад. Беглецы прибавили ходу, безжалостно нахлестывая коней. Они почти добрались до спасительного леса, когда между деревьями замелькали силуэты, поднимавшие непривычно длинные луки с двойным изгибом. Пропели стрелы – Диери отчетливо слышала их тонкий, пронзительный свист. Скакавший первым кубарем полетел со спины лошади, трое уцелевших попытались повернуть, но прожили немногим дольше. Картина начала таять под сухие пояснения Нейрзы:

– Шестьдесят пятый год по основанию королевства Аквилонского. Окрестности Руазельского леса. Гибель Мориоты, внука короля Олайета Великого, пытавшегося в обход законного наследника завладеть Троном Льва. Как вы могли убедиться, бегство узурпатора было предотвращено благодаря засаде альбов – хотя во всех коронных летописях факт участия Бессмертных яростно отрицается по сей день.

Затаившие дыхание зрители зашумели, требуя показать еще что-нибудь. Похоже, из всего увиденного в «Альнере» колдовские картины произвели на собравшихся наибольшее впечатление. Киннамон Кадоре и молодая госпожа Сейдан переглянулись, и около ширмы теперь встала Нейрза. Она не стала плескать на ткань вином, но вычертила на ней пальцем какой-то диковинный знак, пару ударов сердца мерцавший голубым.

…Сначала появились очертания колонн – огромных, не меньше трех обхватов, покрытых с макушки до подножия красочными рисунками. Следом за колоннами возник огромный сумрачный зал, рассеченный напополам высокой и узкой дверью. Дверь выходила на расположенный высоко над землей балкон, а внизу угадывался огромный город. Зал наполняли люди – вернее, безликие призраки в ярких одеждах, выдающих придворных какого-то трона. Отчетливо выделялась только одна фигура – высокая женщина в облегающем алом платье и тонком золотом обруче на смолянисто-черных волосах. Женщина была столь прекрасна, что Диери тоненько заскулила от зависти. Ну хорошо, боги. Пускай легендарные альбы – в конце концов, они первыми явились в этот мир и могли выглядеть, как воплощенное совершенство. Но почему обычной, ходившей когда-то по земле смертной дали так много?

Судя по жестам, придворные настойчиво в чем-то убеждали свою черноволосую госпожу. Та рассеянно слушала, не отрывая взгляда от распахнутых балконных дверей. Внезапно узкий проем озарился ослепительной багровой вспышкой, заставившей отшатнуться и призраков былого, и нынешних свидетелей событий давнего прошлого. Женщина величественным жестом отмахнулась от услуг бросившихся к ней подданных, шагнула к балкону… застыла на мгновение черным тонким силуэтом на фоне яростных языков пламени – и сделала шаг в пустоту.

– Самоубийство Гесионы, царицы Офирской, в триста сорок восьмом году до основания Аквилонии, – сообщил в тишине Киннамон. – Как утверждают легенды, она покончила с собой, увидев ворвавшуюся в Ианту кхарийскую армию и получив весть о гибели супруга, защищавшего город… Сегодняшняя ночь особенно благоприятна для раскрытия тайн истории. Что еще желают узреть наши почтенные гости? Мы с удовольствием…

Конца фразы Диери не расслышала, потому что Альс ехидно прошипел ей на ухо:

– Врет он все, от первого слова до последнего. Гесиона Офирская, рьяная последовательница Ашореми, никогда не обременяла себя законным браком, живя с тем, кого считала нужным для государства и приятным для себя. Во-вторых, ей никогда не пришло бы в голову сигать с Золотой Башни. Офирцы сдали Ианту, это верно. Но в следующем же году собранная Гесионой армия вышибла кхарийцев из столицы и весело гнала аж до самого Стикса. Военачальника, приказавшего сжечь город, изловили и по приказу милейшей Гесионы бросили в змеиный ров. Веселые были времена, что да, то да.

– Ты все это придумал! – не поверила Диери.

– Чтоб мне лопнуть, если вру. Просто я слушал иные легенды, чем самоуверенный юнец, воображающий себя магиком, – с самым серьезным видом растолковал Дурной Глаз. – Знаешь что? Мне ужасно хочется проучить эту компанию. Чтобы раз и навсегда поняли отличие настоящей магии от их жалких попыток подражать таковой.

– Но ты ведь тоже не чародей, – заикнулась девица Эйтола.

– Если ты меня не выдашь, никто и не догадается о моих скромных талантах, – Альс скорчил физиономию шкодливого мальчишки.

– Пришел незваным в гости, сожрал угощение и напоследок напакостил хозяевам, – вздохнула Диери. – Ты уверен, что тебя не обнаружат?

– Эти горе-колдуны навозной кучи у себя под ногами не заметят, пока в нее не вляпаются, – фыркнул Кайлиени.

Расшумевшиеся гости выкрикивали свои пожелания касательно тех исторических тайн и казусов, которые они желали лицезреть. Уверенно побеждали взятие Пифона и подробности кончины святого Эпимитриуса. Кто-то поинтересовался, нельзя ли увидеть не прошлое, а будущее, и Киннамон начал долго и путано объяснять, якобы будущего еще не существует, отчего заглянуть в него не представляется возможным.

И тут тени на белой ширме задвигались, напоминая меняющиеся при сильном ветре облака. Стоявшая рядом Нейрза вздрогнула, изумленно заморгав – она и ее приятель еще не начали своего колдовства, а что-то уже начало происходить. Забеспокоившись, она перебралась ближе к месьору Кадоре, пытаясь жестами привлечь его внимание.

Диери украдкой посмотрела на Альса Кайлиени. Он не делал ничего особенного, рассеянно глазея поверх голов гостей и еле слышно насвистывая. Девушка прислушалась… и хмыкнула тихонько, опознав по мелодии не слишком-то пристойную уличную песенку.

Смутные тени на белом полотне постепенно обретали четкие очертания, а действо на ширме становилось все драматичнее. Некий представительного вида господин, несомненный уроженец Полуденного Побережья, бодро расправлялся с десятком нападающих в одинаковых доспехах с изображением летящей птицы. Отбивался он не обычным оружием, а светящейся штуковиной, напоминавшей длиннющую плеть. Вырвавшись из окружения, тип вскочил на поджидавшую его колесницу и умчался в облаке пыли.

Картина замутилась, сменившись новой. Тот же самый господин, но уже не в черном балахоне, а в роскошной мантии малинового бархата, хлопотал над свертком пестрой ткани. Сверток развернулся, явив небольшую, в два пальца высотой, статуэтку из прозрачного синего камня, изображавшую скачущую лошадку. Колдун – а в роде занятий незнакомца сомневаться не приходилось – старательно выводил вокруг статуэтки пентакль, украшая его замысловатыми знаками. Завершив труды, он повелительно ткнул в каменную лошадку указательным пальцем… и застыл, выпучив глаза.

Маленькая статуэтка в мгновение ока вымахала до размеров настоящей лошади. Невиданный в мире синий конь взвился на дыбы, беззвучно визжа и размахивая передними ногами. Копыто угодило прямиком в лоб заклинателю, раскроив ему череп. Магик рухнул навзничь. Конь огляделся по сторонам и устремился к огромному распахнутому окну, на скаку превращаясь из животного в неудержимый водный поток. Могучий водяной столб вылетел наружу, картинка стала быстро меркнуть, а исходящий непонятно откуда скрипучий голос размеренно вещал:

– Девятьсот восемьдесят второй год со дня основания Аквилонии. Трагическая кончина магика Круга Черной Руки, Аззорета из Луксура, похитившего и пытавшегося использовать в своих целях талисман, принадлежавший мессантийскому храму Морской Девы. Вот что бывает с теми, кто самонадеянно протягивает руки к заемной Силе…

Глава пятая Увлекательная жизнь

Торжество в честь последнего летнего новолуния проводилось под ночным небом – во внутреннем дворе поместья, обрамленном открытыми галереями, где расставили столы. Между колоннами покачивались на ветерке фонарики из разноцветного стекла, в центре двора бил фонтан с мраморной скульптурой, изображавшей небольшого дракона с раззявленной пастью. На низком помосте около фонтана присутствующих развлекала нанятая на вечер труппа лицедеев – фокусник, две девицы-акробатки, похожие в своих блестящих костюмах на гибких пустынных змеек, и сменявшие друг друга певцы. Гости, числом около трех десятков, живописными группками рассеялись по двору и галереям.

Новоприбывшие удостоились нескольких вежливых кивков и любопытных взглядов, после чего Юнра утащила компанию в дальний конец двора, где висело поменьше фонарей.

– Похоже, еще не все пожаловали, – сообщила она, окинув пестрое сборище быстрым изучающим взглядом. – Когда гости соберутся, выйдет хозяин, произнесет речь о том, как он счастлив всех видеть… а дальше вечеринка покатится по известному пути – приглашенные будут пить и есть за чужой счет, глазеть на фигляров, сплетничать и волочиться друг за другом.

– Был бы с нами покойный Зуад, он бы точно ответил, не продавался ли он кому из здешних гостей, – вздохнул Ши. – Может, даже самому хозяину, как его… иль'Ваххаби.

– Ваххаби – владелец виллы, но рассылал приглашения и устраивал праздник не он, – огорошила спутников Юнра. – Этот загадочный Теймураз вообще редко показывается на людях. Я же говорю, он лишь купил «Альнеру» и предоставил ее во владение Искателей Истины, но живет ли он здесь или еще где – неизвестно. Так что приветствовать гостей, скорее всего, будет Кари Сегеван.

– Это еще кто? Старший у Алчущих Истины? Кстати, что за «истина» такая, которой они взыскуют с упорством, достойным лучшего применения?

– Не знаю я ни про «истину», ни кто у них за старшего, – дернула плечом Юнра Тавилау. – Просто Кари всегда на виду и трещит больше всех. Кстати, вон идет Нейрза.

Троица немедля высунулась из укрытия, уставившись вслед пухленькой блондинке с высокомерно задранным носиком, закутанной в развевающееся платье голубых и оранжевых тонов.

– Ну и ничего особенного, – высказал общее мнение Ши. – Что в ней Джай мог найти, не понимаю? Может, отловить ее после увеселений, затащить в темный угол и вежливо расспросить – на кой ляд она морочила голову такому хорошему парню, как наш Проныра?

– Понадобится – изловим и затащим, – отрезал Аластор. – Госпожа Юнра, тебе случайно не известно, кто из присутствующих состоит в этом самом Обществе, а кто – просто гость?

Юнра задумалась и разочарованно покачала головой:

– Я точно знаю про Сегевана… Про младшую Сейдан – от вас. Адриеш называл два-три имени, но я пока не вижу здесь этих людей. То ли они еще не приехали, то ли находятся где-то в доме.

– Значит, поступим так, – Альс стряхнул с плеча своего мохнатого любимца, столь неподвижного, что тот и вправду мог сойди за диковинное украшение костюма, и пересадил его на стол.

Диззи тут же встал столбиком и пристально уставился искрящимися бусинками глаз на хозяина. С десяток ударов сердца человек и зверек таращились друг на друга, и у Ши возникла твердая уверенность: Дурной Глаз и его странная животинка о чем-то договариваются. Когда безмолвная «беседа» завершилась, Диззи встряхнулся и коричневой молнией взвился на плечо Ши.

– Ну, спасибо, – возмутился воришка. – На кой мне сдалась твоя тварюшка?

– Диззи будет искать нашу пропажу, – преспокойно заявил Аластор. – А ты пойдешь вместе с ним. Ради чего, думаю, объяснять не надо?

– Да уж соображу как-нибудь, – Ши понимающе хмыкнул и даже погладил острую мордочку хорька. – Не поделишься, где раздобыл такого полезного дружка? Там еще других нету? А то я бы купил парочку. На развод.

– Места надо знать, – буркнул Альс. – Выжди подходящий момент и исчезни. Думаю, на это вряд ли обратят внимание. Только не пропадай слишком надолго, а то у меня начнет глаз дергаться – не угодил ли ты в лапы к злобным колдунам.

– Спасибо за беспокойство, – расшаркался Ши. – Век не забуду.

Однако совет он все-таки решил принять к сведению. Там, где околачиваются чернокнижники, лучше держаться настороже.

Момент для исчезновения выдался довольно скоро – распахнулись высокие резные двери, выпустив процессию слуг с факелами и какого-то долговязого типа, затянутого в черное с лиловым. Гости потянулись ближе, говорливым ручейком обтекая фонтан с двух сторон, Аластор, подхватив под ручку Диери, смешался с проходившей мимо группкой. Ши, напротив, попятился назад, к давно примеченной укромной дверце, скрытой за выступом плоской настенной колонны. Дверца, правда, оказалась запертой изнутри, что на краткое время задержало воришку, пока он расправлялся с хлипкой задвижкой. Наконец Ши спиной вперед провалился в распахнувшийся проем. Диззи, пискнув, спрыгнул на пол, а следом за ними юркнул кто-то незваный.

Чрезвычайно довольная собой Юнра Тавилау.

– А ты-то куда? – растерялся Ши.

– С тобой! – бодро заявила Тавилау-младшая.

– Зачем?

– Интересно, – девица потупилась. – Со мной еще никогда не происходило ничего подобного. У вас такая увлекательная жизнь, а я… у меня… – она запуталась в словах и замолчала.

«Жизнь у нас увлекательная, – едко подумал Ши. – Как же. Вечно озираешься через плечо, вечно в бегах, никогда не знаешь, что ждет завтра – подвалы Алронга или кутеж в „Золотом павлине“. А эта богатая глупышка вообразила себе невесть что…»

– Между прочим, мы собираемся ограбить этот дом, – как можно проникновеннее напомнил он. – Пойдешь со мной, станешь соучастницей. Что скажет твой грозный папаша, если ты попадешься?

– Будет уж-жасно недоволен, что попалась, – пожала острыми плечами Юнра. – Знаешь, мне не нравится то, что делают эти люди, громко называющие себя Искателями Истины. Мне вообще не по душе те, кто полагает, будто им открыто какое-то тайное знание и потому они стоят превыше всех человеческих законов. Так мы идем?

– Пошли, – сдался Ши. Симпатичным девицам вообще с легкостью удавалось добиваться от него желаемого.

Сделав всего несколько десятков шагов по залам и коридорам поместья, незваные гости поразились царящему повсюду запустению. Юнра высказала свое удивление вслух, Ши промолчал, строя догадки. Повсюду мебель, задернутая пыльными чехлами, обвисшие пожухлые шторы на окнах, паутина и характерный запах покинутого людьми жилища. Выходило, что за полтора года новый владелец так и не удосужился нанять прислугу, вышвырнуть или распродать скопившийся хлам и привести свой дом в подобающий вид. Почему? Денег нет или по какой-то иной причине?

О чем искренне сожалел воришка – так об отсутствии времени, чтобы тщательно покопаться в этом хранилище старины. Не может быть, чтобы не отыскалось чего-нибудь небольшого и достаточно ценного.

Диззи семенил впереди, иногда останавливаясь и принюхиваясь. В мелких оконных стеклах мелькали отблески горящих во дворе разноцветных огней, долетала музыка и голоса. Они переходили из комнаты в комнату, поднимаясь и спускаясь по лестницам, в помещениях стало темнее – значит, они удалились от двора и забрели в дальнюю часть дома. Ши уже начало казаться, будто они целое столетие странствуют по безмолвному царству тишины, пыли и паутины, пробираясь к неведомой цели. Юнра помалкивала, хотя ей наверняка было жутковато. Воришка в очередной раз выругал себя за то, что не догадался захватить лампу – сейчас бы не пришлось стукаться о плохо различимые в сумраке углы кресел и высматривать, куда подевался Диззи. Хорек изредка давал о себе знать негромким верещанием, но чаще забывал о том, что люди видят в темноте гораздо хуже, чем он.

Наконец Диззи свернул из бесконечной пыльной анфилады на узкую винтовую лестницу, выкованную из чугуна, и запрыгал вниз по ступенькам. Лестница вывела к двери, запертой, но сопротивлявшейся лишь для видимости, и свету – осторожно выглянув наружу, Ши и Юнра увидели самый обычный коридор со сводчатыми потолками и висящими на стенах плоскими светильниками. Четвероногий проводник суетливо вертелся на месте, то ли стараясь укусить себя за хвост, то ли не в силах определить дорогу.

– Мы угодили в подвал, – предположил Ши. – Диззи, а дальше-то куда?

Зверек повернул к нему острую морду и зло рявкнул, что наверняка означало: «Не мешай, я думаю!»

Повертевшись еще немного, Диззи сделал выбор в пользу той части коридора, что уходила направо. Незваные гости миновали с десяток запертых дверей, склад винных бочек (посещаемый, поскольку тут имелись явственные следы человеческого присутствия), вновь свернули направо, и, пройдя с два десятка шагов, остановились перед непреодолимой преградой. Хорек аж завизжал от ярости, осознав, что путешествие окончено.

Сначала Ши подумал, что Диззи завел их в тупик, но, приглядевшись, понял свою ошибку. Впереди красовалась дверь. Здоровенная створка, скругленная наверху, занимавшая пространство от стены до стены и от пола до потолка. Не то обшитая надраенными бронзовыми листами, не то целиком отлитая из бронзы. Посредине двери располагался выпуклый диск не меньше двух локтей в поперечнике, похожий на щит, с отчеканенными на нем изображениями диковинных животных – впрочем, с равным успехом это могли быть и растения. По ободу диска расположились головой к хвосту десяток змеек толщиной с два пальца, удивительно похожие на настоящих. Глаза змейкам заменяли цветные камешки, из приоткрытых пастей торчали поблескивающие язычки – не медные, как отметил Ши, но выкованные из железа. Понизу и поверх диска огромную створку перечеркивали два засова: брусья шириной с ладонь, наглухо утопленные в каменных стенах. Дверь и засовы столь плотно прилегали к камню, что казались с ним единым целым.

– Зуб даю, тут наверняка какой-то хитроумный замок, – глубокомысленно изрек после удивленного молчания и вдумчивого разглядывания могучей двери Ши. – Все эти змейки неспроста… Диззи, нам обязательно нужно попасть внутрь?

Хорек поднялся на задние лапы и закивал, высоко поднимая и быстро опуская мордочку. Усы у него стояли веером, а вид был до чрезвычайности недовольный.

– Ты что же, думаешь, наши… э-э… то, что мы искали – заперто там?

В иное время Ши в голову бы не пришло вести разговор с неразумной тварью. Однако странный приятель Аластора заслуживал какого угодно наименования – вонючего, скандального, прожорливого – только не неразумного.

Диззи, вереща, запрыгал на месте.

– Тогда вот что… Стойте и смотрите по сторонам – вдруг кого принесет нелегкая, – распорядился воришка. – А я буду соображать, как отпереть эту штуку.

– Только побыстрее, – жалобно попросила Юнра. – Мы уже и так пропали больше, чем на колокол. Что я скажу, если кто-нибудь заметит мое отсутствие и начнет интересоваться, куда я подевалась?

– Скажи, что у тебя были важные дела, требующие уединения в укромном месте, – хрюкнул Ши. Тавилау-младшая растерянно захлопала глазами, потом сообразила и смутилась.

В единоборстве с коварной дверью Ши Шелам, к своему величайшему огорчению, потерпел сокрушительное поражение. Все-таки он был карманником, а не взломщиком. Он вполне мог справиться с обычным нехитрым замком, но одолеть медное чудовище ему оказалось не по силам. Ши заметил, что на хвосте каждой медной змейки имеются небольшие отверстия, подходящие для изогнутого языка и маленьких клыков последующей рептилии. Оставалось понять, каким образом заставить их вцепиться друг другу в хвосты? Может, перед ним воочию явилась одна из шадизарских легенд – оживающий замок, приводимый в действие заклинанием? В таком случае здесь не поможет и наилучший из наборов по взломному делу. Проще притащить сюда Аластора – пусть посмотрит, авось догадается…

Юнра, на пару с Диззи послушно караулившая у пересечения коридоров, вдруг заполошно пискнула. Ши дернулся, оборачиваясь, но никого не увидел.

– Мне померещилось… или нет? – озадаченно склонила голову набок девица. – Я стояла, смотрела, и вдруг мне показалось… показалось, будто по стене передвигается тень. Только тень, без отбрасывающего ее человека. Она шла сама по себе… и вроде как слегка светилась по краю.

– И куда же она делась? – Ши с беспокойством уставился на шероховатую каменную стену, где метались их собственные тени.

– Уплыла туда, – Юнра махнула рукой в сторону медной створки.

– Пойдем-ка мы наверх, – Ши Шеламу внезапно сделалось крайне неуютно. Тени какие-то бродят сами по себе… Может, оно и к лучшему, что он не смог справиться с замком? Демон его знает, что – или кто? – может скрываться за эдакой дверцей… – Диззи, ты не мог бы поскорее вытащить нас отсюда? Не через этот пыльный лабиринт, а каким-нибудь другим путем?

Хорек поразмыслил, распушился и несколько раз подпрыгнул. Настойчиво дернул Юнру за край подола, зовя за собой.

Обратная дорога и в самом деле получилась куда короче, хотя пришлось пробираться каким-то темными извилистыми проходами, постоянно спотыкаясь и рискуя переломать ноги. Но, как и все в этом мире, опасная прогулка завершилась, и троица лазутчиков выскользнула в просторную, хорошо освещенную галерею, с окнами по одной стороне. Здесь все пребывало в образцовом порядке – новые ковры на полу и на стенах, расписанный арабесками потолок, блестящие чистотой стекла и яркие алебастровые лампы. Выглянув в приоткрытое окно, Ши увидел с высоты второго этажа двор в ожерелье разноцветных фонариков, фонтан и собравшихся около террасы гостей.

«Что ж, кое-что мы узнали, – похвалил сам себя воришка. – В подвале есть какая-то загадочная дверь, а за ней – наши сокровища. У-у, колдуны клятые – сперли чужое имущество да еще на замок заперли! Дорогу в этот подвал мне по второму разу самому не найти, но это неважно – Диззи проведет. Трудность только в одном: как взломать эту жуткую дверь? Если Альс не сумеет с ней справиться, вся наша задумка рухнет с большим грохотом. Будем стоять у порога и грызть локти…»

Убежавший далеко вперед Диззи вдруг остановился, выгнув спину горбом, испуганно зашипел и со всех лап кинулся обратно. Поравнявшись с людьми, зверек, ни мгновения не раздумывая, юркнул под многочисленные шуршащие юбки Юнры Тавилау, затаившись там. Девица от неожиданности пискнула, тут же зажав себе рот ладонью, и оторопело уставилась на Ши, шепотом спросив:

– Что это с ним?

– Кто-то идет навстречу, – прошипел Ши, краем уха уловив приближающийся мягкий топот сапог по коврам. Шло несколько человек – прислуга поместья или кто-то из гостей. В любом случае, их с Юнрой присутствие вызовет подозрительные взгляды или даже расспросы: как они сюда попали и что тут делают. Может, удастся соврать в ответ что-нибудь правдоподобное, а может, и нет. Пожалуй, стоит убраться с дороги…

– Сюда! – Ши сгреб Младшую Тавилау за локоть и втянул в узкое пространство между стеной и роскошной оконной занавесью малинового бархата, перехваченного витым золотым шнуром. Им пришлось тесно прижаться друг к другу и затаиться, чтобы не выдать себя колыханием ткани. Врожденное и неистребимое любопытство заставило Ши Шелама извернуться и отыскать щелку, в которую был виден коридор. В ухо воришке тихонечко сопела Юнра – ей тоже позарез хотелось знать, что происходит.

Пять человек, появившихся в дальнем конце коридора, на гостей не походили. Скорее, на хозяев – уж больно уверенно и целеустремленно они вышагивали. Троих, державшихся позади, Ши уверенно отнес к телохранителям – и железом увешаны, что твоя оружейная лавка, и по сторонам зыркают, как подобает бдительной охране. Только бы не заметили, иначе бед не оберешься…

Двое впереди – мужчина и женщина. Невысокая, грузная, похоже, немолодая, однако шагает быстро и при этом успевает сердито выговаривать спутнику. Лицо незнакомки на туранский манер наполовину закрыто цветастым платком, вышитые туфли без задников хлопают при каждом шаге. Человек рядом – не человек, живая гора четырех локтей ростом, окутанная разлетающимся вихрем просторной кабы из овечьей шерсти, какие носят кочевники. Капюшон плаща откинут, и Ши с Юнрой отчетливо разглядели лицо – крупные, несколько смазанные черты, глубоко посаженные смолянисто-черные глаза с яростным блеском и длинные темные волосы, стянутые на затылке в конский хвост. Гигант молча внимал нападкам пожилой женщины и только один раз свирепо рыкнул в ответ:

– И что ты предлагаешь, Эсма? Я сделаю, что смогу, если это поможет делу. Проклятье, скорее бы твое колдовство…

Окончания фразы разобрать не удалось – вся группа свернула к той самой дверце, откуда недавно выбрались Диззи, Ши и Юнра.

– Хочешь, поспорим? – Юнра барахталась, выпутываясь из скользкой ткани. – Как думаешь, кого мы лицезрели?

– Ставлю золотой империал против… – «Какой момент, надо пользоваться!» – ехидно хихикнула промелькнувшая мысль, – против твоего поцелуя, что мимо нас промчался загадочный Теймураз иль'Ваххаби, покровитель чернокнижников и собиратель древностей, – и, прежде чем девушка успела опомниться и заверещать, Ши беспрепятственно чмокнул ее в краешек губ. – А также его преданные сообщники, чтоб их вспучило, – второй поцелуй вышел гораздо удачнее и продлился дольше.

– Пусти, – нетвердо потребовала Юнра, не стремясь, впрочем, обрести свободу.

– А разве ж я тебя держу? – удивился Ши, обнимая девицу.

– Отцу пожалуюсь… – жалобно пригрозила Тавилау-младшая.

– И старый Азема наймет мордоворотов, чтобы повыдергали мне руки-ноги, – поддакнул воришка.

– Увидят ведь! Нахал!.. Откуда ты только взялся на мою голову…

Сидевший посреди коридора Диззи поглядел на обнимающуюся парочку и презрительно фыркнул. Почему люди всегда выбирают для своих игрищ такое неподходящее время и место?

Неудивительно, что во двор Ши и Юнра выбрались несколько взъерошенными. Их появление прошло незамеченным – гости с нескрываемым изумлением таращились на террасу. Там стояла развернутая белая ширма, а по ней двигались какие-то фигуры. Приглядевшись, воришка решил, что разыгрывается некая историческая сцена, вот только он никак не мог понять, каким образом это сделано. Искатели Истины наворожили, не иначе.

– Ну вот, Альс, ты своего добился, – грустно констатировала Диери. – Вечеринка испорчена, хозяевам теперь хлопот хватит до утра, а гости дружно разъезжаются по домам. Не последовать ли и нам их примеру?

– Да, пожалуй, – признал Кайлиени. – За себя могу сказать наверняка – увидел все, что хотел, и даже больше. Интересно, что удалось разведать странному союзу карманника и благородной девицы… Ба, а вот и они! Ты только посмотри на них! Готов спорить на что угодно, эти двое занимались не только полезным, но и приятным…

Паланкин Юнры с мулами, возницами и «охраной» поджидал их на прежнем месте, и отбытие еще одной компании гостей в общей толчее у ворот прошло незамеченным. Носилки по общему решению предоставили девицам, остальные шли пешком, обмениваясь впечатлениями и добытыми сведениями.

– Твой дружок привел нас к запертой двери, – с жаром повествовал Ши, – с удивительным замком, мне такого встречать не доводилось. На обратном пути мы столкнулись с типом, до чрезвычайности похожим на описанного Шептуном – туранец, здоровенный, что твой буйвол. Юнра думает, это Теймураз иль'Ваххаби, владелец «Альнеры» и содержатель Искателей Истины. С ним еще была какая-то старуха по имени Эсма…

– И мне показалось, что всем заправляет как раз эта женщина, а иль'Ваххаби ей подчиняется, – добавила Младшая Тавилау. – Кто она такая – понятия не имею. Кстати, Ши ошибается – эта особа вовсе не так дряхла. Ей, самое большее, немного за сорок.

– Вот я и говорю – старуха, – упрямо стоял на своем Ши.

– Разберемся, – положил конец спору Аластор. – Хасти, Малыш, вы разузнали чего-нибудь полезное?

– Кормят там хорошо, – с чрезвычайно серьезным видом изрек подросток-варвар. – А еще хозяйские друзья, которые Истинные-Просветленные, вторую седмицу безвылазно сидят в поместье да грызутся между собой. Они и праздник затеяли только ради того, чтобы передохнуть от ссор. Из-за чего споры – никто толком не знает. Вроде как делят что-то. Или в колдовстве своем запутались и каждый винит соседа: мол, тот глупец, все перепутал, а я делал правильно. Пока мы сидели и ждали вас, пару раз подкатывался старший над стражей поместья. Намекал, не желаем ли мы перейти под руку его хозяина. Мне он не понравился – болтает много, да все не по делу. И глаза у него бегают туда-сюда. Но мы на всякий случай сказали, что подумаем. Правильно мы поступили?

– Да, пожалуй, – согласился Аластор Кайлиени.

– Это плохое место, – внезапно подал голос одноглазый Хасти.

– Почему ты так считаешь? – мгновенно вскинулся Альс.

Хасти помолчал, собираясь с мыслями, прежде чем ответить.

– Я чувствую, – наконец сказал он. – Не знаю, как еще объяснить. В этом доме обитает пустота. Холодная. Очень древняя. Не живущая, но желающая быть.

– Нельзя объяснять непонятное через непонятное, – съязвил Ши, привычно уворачиваясь от подзатыльника, которым собирался наградить его Конан.

– В кои веки Ши прав. Наш новый друг Хасти сделался разговорчив, но не стал от этого более доступен для понимания… – пробормотал Аластор. – Вот что, по моему разумению, надо сделать. Я снова поговорю с Клелией – пустота там или нет, но мы, кажется, близки к разгадке. «Альнера» – здоровенное осиное гнездо, разворошить его хоть и небезопасно, но необходимо… Если Клелия согласится, что пора действовать – пусть науськает на этих паршивых чернокнижников своего нового поклонника, месьора Рекифеса. Ну а пока стражи закона будут собираться в бой, мы нанесем визит в «Альнеру». Поглядим, какие сокровища укрыты за этой странной дверью…

…Исчезновение Конана и Ши было замечено только во дворе «Рубиновой лозы».

– Куда они подевались? – изумленно вопросил Аластор, но ответа не дождался. Воришка и варвар с Полуночи словно растворились в сумраке шадизарской ночи. – Ладно, в конце концов, они уже не дети малые. Надеюсь, знают, во что ввязываются.

Больше всего почему-то огорчилась Юнра Тавилау. Похоже, неким планам, построенным ею на этот вечер и на одного смазливого юного шемита, не суждено было сбыться. Должно быть, от огорчения либо же движимая своим неистребимым любопытством Тавилау-младшая тут же напросилась сопровождать Клелию в ее утренней поездке.

А утром, стоило паланкину Клелии скрыться за воротами «Рубиновой лозы», объявились чрезвычайно довольные собой Конан и Ши Шелам. Не на шутку обеспокоенный Аластор перехватил их в дверях, грозно вопросив:

– Ну, и где вы изволили шляться?

– Занимались наведением справедливости и причинением добра! – жизнерадостно отбарабанил Ши. – Слушай, я спать хочу, просто помираю!

– Малыш, признавайся, – Дурной Глаз развернулся к подростку. – Во что тебя втянуло это порождение шадизарских клоак и помоек? Я же нюхом чую – вы опять что-то нашкодили!

– Всего лишь немного подзаработали, – в искренности Конана не усомнился бы самый прожженный служитель Сыскной Когорты. – И отчасти восстановили попранную справедливость.

– А с тобой делиться не будем, – Ши все-таки протиснулся мимо Альса и уже из-за спасительных дверей комнаты проорал:– Потому что ты мне еще должен за спасение своей драгоценной шкуры! И отстань от Малыша!

– Стоило ненадолго отлучиться, и меня уже напрочь перестали уважать, – сокрушенно вздохнул Кайлиени. – Ладно, скажите хотя бы – там, где вы пропадали, вы никаких следов не оставили? Физиономиями своими не светили направо и налево?

– Кхгм, – сказал Конан, стремительно мрачнея.

Ши Шелам был чуть более красноречив:

– Да какая теперь разница? Все равно она никому ничего не расскажет!

Как-то само собой получилось, что Ши Шелам и подросток-варвар, ведущий в поводу одолженную на конюшне Клелии лошадь, оказались в самом хвосте процессии.

– Ведь она так и останется безнаказанной, – гнул свое воришка. – Ну да, не спорю, Джай вел себя, как шакал позорный. А вдруг он не очень-то и виноват? Ведьмочка Ней ему напрочь голову заморочила. Наколдовала, чтобы он только ее слушал и не думал о том, что творит. Малыш, как в твоих дальних краях поступают с уличенными ведьмами?

– Стригут наголо, смолой обмазывают и выгоняют в горы, а по поселениям рассылают вестников – чтобы такой никто более крова не давал и на порог не пускал, – с готовностью откликнулся Конан, уразумевший, к чему клонит приятель.

– Остричь и смолой выкрасить… – оценивающе протянул Ши и разочарованно вздохнул: – Не пойдет. Ей, конечно, такое обращение придется не по вкусу, но Шадизар – не Граскааль, а аристократка – не ведьма. Спрячется на время в своем поместье, да и только. Плешь можно спрятать под накладными волосами, а смолу оттереть – говорят, есть такой хитрый настой… Может, все-таки подкараулить в темном уголке и растянуть на четырех колышках? И нам удовольствие, и ей урок…

– Я тебе в этом не помощник, – мгновенно посуровел Малыш. – Знаешь, что делали с насильниками в нашем клане?!

– Догадываюсь, но подробности опустим – а то я заснуть не смогу. Ну тогда в бордель продать! – не унимался Ши. – В самый дешевый, для караванщиков!

– У содержателя дешевого борделя денег не хватит, чтобы эдакую красотку купить, – вполне разумно возразил подросток.

– Даром отдать! – разошелся шемит.

– Ага, а назавтра сводник, узнав, кто она такая, со всем почетом за большие деньги доставляет ее домой. А за дополнительную плату подсказывает, где искать похитителей. Ну и кому тогда будет урок?

Воришка аж зубами скрипнул, не в силах измыслить для Нейрзы Сейдан достойное наказание, и тут его осенило:

– Не в бордель! Малыш, я придумал, что надо сделать! Продадим ее работорговцам! Пусть увезут куда-нибудь на край земли, в Черные Королевства! Там ее быстро отучат ворожбой заниматься!

– Размечтался, – буркнул Конан. – Посуди сам, как ты это сделаешь? Она же в поместье. Ты не знаешь, где она там живет. Станешь бегать по коридорам, колотясь во все двери и разыскивая ее комнату? И как потом вытащить ее из дома, не привлекая внимания охраны?

– Ерунда! – пренебрежительно отмахнулся Ши. – Ней сама к нам выскочит! У меня и приманка есть – письмецо Джая. Нет, а ведь это идея! Слушай, помоги мне! Ее надо проучить – так, чтобы на всю жизнь запомнила! Из-за какой-то чародейки недоделанной столько хороших людей полегло… Ну, Малыш! Конан!..

– Ладно, убедил, – после довольно длительной паузы неохотно согласился подросток. – Но госпожа Клелия и Альс, если прознают, будут жутко недовольны…

– А нам-то что с их недовольства?..

Пользуясь темнотой, двое заговорщиков все больше отставали от своих приятелей. Улучив момент, они шмыгнули в проулок, волоча за собой лошадь – в планах Ши ездовой коняге отводилась весьма важная роль.

Карманник с сожалением проводил взглядом раскачивающиеся на перекладинах паланкина цветные фонарики, пробормотав:

– Сплошное благочиние и никакой личной жизни. Ладно, не последний день на свете живем.

– Зря надеешься, – хмыкнул Конан, мгновенно уловив, откуда ветер дует. – Сам посуди: кто ты, а кто госпожа Юнра?

– Юнра? Да такая же девица, как и все прочие, – самоуверенно заявил Ши. – Вдобавок девица одинокая, замкнутая и до неприличия богатая, за которой еще никто не пытался ухаживать. А со мной ей весело. Вот увидишь, мы прекрасно поладим.

– Смотри, еще угодишь на ту же кривую дорожку, что и Джай, – предостерег Малыш.

Воришка в ответ только смешливо фыркнул.

План Ши осуществился даже легче, чем предполагали заговорщики. В той части ограды поместья «Альнера», что огибала разросшийся и запущенный сад, отыскалась забытая всеми калитка. Легко одолев простенький замок, дружная парочка привязала лошадь по соседству с приметной статуей, пошарила возле служб, разжившись большим холщовым мешком и мотком веревки, и отправилась на поиски невольного соучастника. Требовалось отыскать кого-нибудь из слуг поместья – и таковой без труда сыскался во дворе, где шла уборка столов и посуды после завершившейся вечеринки. Выступавший в качестве туповатого посланца Конан накинулся на первого попавшегося служителя с требованием немедленно разыскать и привести госпожу Сейдан – мол, для нее имеется срочное послание. Из Нарикано, от Джая Сиггдима. Она знает, что к чему. И чтобы шла тихо, никому не глаза не показывалась, а ждать ее будут у большой мраморной лестницы в сад.

Приманка на внимательный взгляд была не ахти какая. Разумный и бывалый человек немедленно заподозрил бы подвох, однако Нейрза Сейдан не отличалась ни особым умом, ни жизненным опытом. Прошло не так уж много времени, и злая, как кошка, девица примчалась в назначенное место – одна, как и было велено, – молча выхватила помятое письмо и уткнулась взглядом в неровные строчки.

Закончив, недоуменно подняла глаза:

– Разве Джай не умер?.. И почему письмо распечатано? Ты кто вообще тако..

Ничего больше она сказать не успела: подкравшийся сзади Ши ловко, будто всю жизнь этим занимался, набросил на нее мешок. Получившийся куль перехватили поверх веревкой и потащили в глубину сада. Немного опомнившись, Нейрза принялась дрыгать ногами и орать. Ши, опять-таки со сноровкой опытного похитителя, туго перетянул куль своим широким кушаком там, где под грубой мешковиной должен был находиться рот девицы Сейдан. Вопли превратились в еле слышное мычание. Тюк взвалили на лошадиную спину, выбрались из «Альнеры» и как можно быстрее укромными переулками направились к хорошо знакомым кварталам Нижнего Города.

– Ты хоть знаешь, куда ее везти? – поинтересовался варвар. – Я слышал, немедийцы не жалуют торговцев живым товаром, и месьор Рекифес кого сослал, кого повесил…

– Скорпион сейчас в городе, – пропыхтел бодро трусивший рядом с кобылой Ши. – Его уже который год ловят, а схватить никак не могут. Он на Каменном Рынке затаился.

– Сволочь он, твой Скорпион, – Малыш припомнил гнусные слухи касательно упомянутого туранского торговца живым товаром, чье имя на самом деле было Дихан иль'Орма.

– Конечно, сволочь, – ухмыльнулся воришка. – Еще какая! А значит, для нашей крошки, – он покровительственно похлопал упакованную в мешок Нейрзу пониже спины, – будет в самый раз.

Логово иль'Ормы, обитавшего со своими помощниками и добычей в лабиринте построек по соседству с караван-сараями, приятелям пришлось разыскивать чуть ли не до самого рассвета. Наконец, выслушав положенные слова, их впустили в заднюю дверь захудалого трактира, откуда они в сопровождении неразговорчивого громилы ссыпались вниз по лестнице, поднялись наверх, поплутали по коридорам и узким проходам между зданиями – и неожиданно очутились во вполне уютной и чистенькой комнате, богато обставленной в помпезном туранском духе.

Человек, неподвижно восседавший на подушках посреди роскошного ковра в окружении трех могучих телохранителей, внешне никак не соответствовал своей зловещей славе охотника за рабами – неприметная сутулая личность с длинной унылой физиономией. Однако маленькие темные глазки Скорпиона впились в пришедших, как два острых буравчика, а голос был похож на скрежет ножа по стеклу:

– Поздорову вам, почтенные не-знаю-как-звать. С чем пожаловали?

– И тебе удачи, досточтимый иль'Орма, – поклонился Ши. – Имена наши тебе ни к чему, а вот товарец кое-какой твоим купцам, может, и пригодится. Дева сия дивно хороша собой, юна, учтива, из хорошей семьи, обучена как семи добродетелям, так и шестнадцати способам возлежания… Да ты взгляни сам, какова красавица!

Мрачный молчаливый Конан распустил завязки на мешке и вытряхнул «красавицу» на ковер.

Едва очутившись на свободе, девица Сейдан мигом раскрыла рот и выдала фонтан отборнейшей брани, какой позавидовала бы опытная шлюха с Лестницы Грез. Досталось на орехи и похитителям, и самому Скорпиону, коего Нейрза ничтоже сумняшеся обласкала «старым козлом» и «пометом шелудивой ослицы».

– Это ничего, это бывает, – философически изрек почтенный Дихан иль'Орма, делая знак одному из своих охранников. Словесный поток иссяк, прерванный добротным кляпом. – Однако ты мне соврал про учтивость. И про юность тоже. Десять империалов.

Похищенная девица, которой в этот миг деловито вязали руки кушаком – чтоб не царапалась – отчаянно замычала и затрепыхалась так, что едва не свалила охранника с ног.

– Не соврал, а приукрасил, ибо прекрасная собою дева в любые лета выглядит юной! – горячо возразил Ши. – Десять империалов за красавицу-аристократку в самом расцвете лет?! Да, она дика и необуздана, как молодая кобылица, но тем интереснее будет объезжать ее опытному наезднику! Двести, и это только из уважения к твоей репутации!

– Выездка дикой лошади обходится порой дороже самой лошади, особенно если кобылка из чужого табуна, – пожал плечами Скорпион. – Я вижу на ней дорогие шелка, и руки ее не огрубели от работы – значит, она и впрямь из благородной семьи, но тем тщательнее будут ее искать. Может быть, вернуть ее родителям за хороший выкуп?

– О нет, только не это! – Ши аж подскочил. – Ятаганом Эрлика и грудью Дэркето заклинаю тебя, почтенный иль'Орма, увези ее подальше! Гарем в Черных Королевствах в самый раз подойдет. Говорят, тамошние правители без ума от нежных девиц с белой кожей и платят за них золотом по весу…

– Оставь груди Дэркето себе, я чту Затха Вездесущего, – отмахнулся работорговец. – Вожди из Черных Королевств действительно хорошо платят за белокожих рабынь… За девственниц. Эта твоя красотка, надеюсь, невинна?.. Если да, то двадцать. И ни сиклем больше.

– Бел-Покровитель, дай мне терпения, ибо велика несправедливость мира сего! – вскричал воспламененный воришка. – Что проку в безответной, неумелой и покорной девственнице?! Такая годится только согревать постель немощным старцам! И наоборот, муж сильный и искусный в любви ищет не послушную овечку, но тигрицу, равную себе, дабы огнь страсти пылал, а не тлел! Сто восемьдесят!

– Почем мне знать, какова она на ложе? Может, она холодна, как снулая рыба, и неповоротлива, как полено? Не пытайся всучить мне драную кошку за ручного пардуса, юноша. Возьми лучше эти тридцать империалов и знай, что сегодня иль'Орма был исключительно щедр.

– Да ты только взгляни, как сверкают ее глаза! Как вздымается ее грудь! Тебе ли не знать, досточтимый иль'Орма: какова женщина в ярости, такова она и в постели! Это же воплощенная страсть! А этот тонкий стан, эта горделивая осанка! Сто шестьдесят блестящих туранских империалов, и мы ударим по рукам, досточтимый иль'Орма!..

…По рукам ударили на восьмидесяти. Торги затянулись – когда двое покинули тайное логово Дихана иль'Ормы, на улицах Столицы Воров уже начинало светать.

– Лё-ёгкие деньги, – пропел Ши, подбросив на ладони толстый кожаный мешочек. Воришку распирало от самодовольства и в то же время бил легкий озноб, причем не только от зябкого утреннего тумана – как всегда, осознание счастливо миновавших неприятностей пришло к Ши Шеламу «задним числом».

Надобно сказать, что в ту ночь удача шла прямо рядом с Ши, держа его за руку и напевая беззаботную песенку. Девять из десяти торговцев живым товаром, заполучив в лапы наследницу одного из богатейших семейств Заморы, за выкуп тут же вернули бы ее в семью; и семеро из дюжины не погнушались бы силой отобрать у юнцов их добычу, заодно перерезав глотки незадачливым «продавцам». Посещала подобная мысль и почтенного иль'Орму – и если приятелям удалось покинуть обиталище Скорпиона живыми, то лишь оттого, что вдохновенно торговавшийся Ши попросту изрядно насмешил угрюмого работорговца. Ну а к спесивым и глупым аристократкам из квартала Асмак Дихан иль'Орма по кличке Скорпион всегда питал самую искреннюю ненависть. По личным причинам.

Так и вышло, что двое друзей ушли с Каменного Рынка целыми, невредимыми и с туго набитым кошельком. А вздорная девица Сейдан, двадцати трех лет от роду, следующей же ночью не по своей воле покинула родной Шадизар – в ящике с двойным дном, одурманенная настойкой желтого лотоса. Спустя три с половиной седмицы ее купил на рынке в Дарфаре чернокожий гигант, с головы до ног увешанный как сверкающим золотом, так и смертоносной сталью. Дальнейшая судьба Нейрзы в точности неизвестна. Одна из городских легенд утверждает, будто спустя двадцать лет Нейрза Сейдан все же вернулась в Столицу Воров, но лишь для того, чтобы прожить остаток дней смиренной послушницей при митрианской обители. Скорпион же заработал на этой сделке пять сотен полновесных туранских империалов – в самом приблизительном пересчете, ибо дарфарский вождь платил самородками. Два года спустя во время очередной облавы, учиненной Сыскной Когортой на Каменном Рынке, работорговец был схвачен и при большом стечении народа четвертован на Воловьей площади.

Ши еще долго восторгался своей находчивостью, сметливостью, красноречием и прочими незаменимыми для мелкого жулика качествами, а доход, полученный от «восстановления справедливости», с блеском прокутил в «Алмазном водопаде». Что касается Конана, то киммериец из всей этой истории сделал для себя два вывода на будущее. Во-первых, справедливость все-таки бывает, если только добиваться ее собственными силами; во-вторых же – что нет занятия отвратительнее работорговли.

Глава шестая О пользе насекомых

Надо отдать должное выдержке Клелии Кассианы диа Лаурин: она не возмутилась, когда посреди ночи в ее покои с шумом ввалились искатели приключений, горевшие желанием немедленно поделиться своими открытиями. Ее светлость терпеливо выслушала всех – погрустневшую Юнру Тавилау с историей про медную дверь и загадочного владельца имения; Аластора и Диери, изложивших свои похождения и наблюдения; внезапно ставшего косноязычным Хасти с его туманными предположениями… На Хасти, как заметили многие из присутствующих, госпожа Кассиана поглядывала весьма озадаченно – так, будто уже встречала его когда-то, но никак не могла вспомнить, где именно и при каких обстоятельствах.

Для полноты картины явился срочно разбуженный Хисс. Описание событий минувшей ночи прозвучало сызнова, с дополнениями и украшениями. Выслушав, рыжий мошенник подергал себя за челку и едва ли не слово в слово повторил давешнее предложение Аластора:

– Если это не доказательства, то уж и не знаю, какого демона им нужно… Самое время натравить на них Когорту – пусть попрыгают!

– Стало быть, завтра – то есть уже сегодня – мне придется навестить господина Рекифеса, – подвела итог Клелия и сдержанно зевнула, благовоспитанно прикрыв рот ладонью. – Думаю, мне удастся убедить его в том, что в поместье «Альнера» творятся противозаконные дела. А долг человекоохранителей, как я понимаю, состоит именно в предотвращении еще не совершенных преступлений…

– Я тоже могу поехать, – робко встряла Юнра. – Как свидетель. Месьор Рендер наверняка ко мне прислушается.

– Прислушается, прислушается, куда он денется, – заверил Младшую Тавилау Хисс, и с тем компаньоны, чрезвычайно довольные собой, наконец-то оставили Клелию Кассиану в покое до утра.

Дамы отбыли около десятого утреннего колокола, сопровождаемые тремя мрачными телохранителями Клелии и напутствованные уймой полезных советов и добрых пожеланий. По всем расчетам, вернуться они должны были не раньше середины дня, так что оставалось набраться терпения и ждать.

…Время текло медленно и неторопливо, как всегда бывает при затянувшемся ожидании.

Альс, Хасти и Ильха Нираель от нечего делать затеяли долгий спор о могуществе колдовства и силе убеждения, изничтожив под заумную болтовню четыре кувшина белого шемского урожая нынешнего года. Хисс торчал во дворе, лениво метая кинжал в бревенчатую стену, когда с улицы донесся частый конский топот. В просторный двор «Рубиновой лозы» рысью влетела гнедая лошадь. Спрыгнувший со спины животного привлекательный, но несколько встрепанный молодой человек оглянулся по сторонам. Зацепился взглядом за скучающего Хисса и решительно направился к нему. Брошенная на произвол судьбы гнедая немедленно принялась общипывать без того скудный цветник, торчавший около парадного крыльца гостиницы.

– Вы, случаем, не знакомец моей сестры? – с ходу поинтересовался новоприбывший.

– Может, и знакомец… Смотря кто она, твоя сестра, – осторожно откликнулся Хисс.

– Да Юнра, кто ж еще! – удивился молодой человек и, подумав, решил представиться: – Я Адриеш Тавилау. Юн говорила, что пропадет на целую ночь. Мы условились: днем я заеду и доставлю ее домой. Она должна была ждать меня здесь, в «Рубиновой лозе». Ты, надо полагать, Хисс из Немедии – она про тебя рассказывала… Так где Юн? И, кстати, что она затеяла? Который день ходит вся такая загадочная, ни в чем не признается и только твердит, мол, скоро наш городок вздрогнет до основания.

– Уехала она, – честно признался Змеиный Язык. – В Дознавательную Управу. Вместе с ее милостью диа Лаурин. Слышал про такую? Обещала вернуться к середине дня. Вот сидим, ждем. Хочешь – присоединяйся. Пошли, выпьем что-нибудь.

– В Дознавательную Управу? – оторопело повторил Адриеш. – Когда?

– Еще утром, – откликнулся Хисс. – А что?

– Да то, что не было ее там, – наследник Тавилау с досадой нахмурился. – Ни ее, ни Кассианы диа Лаурин. Я недавно проезжал через Ратай, там как раз во дворе Немедийская Чума околачивался, подчиненных разносил… Остановил меня и давай расспрашивать: где, мол, твоя высокоумная сестрица, как у нее дела? Разузнала что-нибудь любопытное, как намеревалась?

– Юнра и Клелия не показывались в Управе?! – из дверей высунулся разбуженный голосами Ши, на чьей подвижной физиономии отражалось глубочайшее изумление, быстро перешедшее в нешуточную обеспокоенность. – Куда же они тогда делись?

– Ты меня спрашиваешь? – огрызнулся Адриеш. – Я представления не имею, чем она занималась в последнее время! Что ей понадобилось от Рекифеса?

– Госпожа Клелия собиралась напустить Когорту на общество доморощенных колдунов, которое мы выследили, а Юнра поехала с ней свидетельницей, – в полной растерянности объяснил Хисс. – Слушайте, давайте сядем и прикинем, что такое могло произойти… Они ж не одни поехали, с телохранителями диа Лаурин, а это сущие звери – за косой взгляд на их госпожу зарубят и не поморщатся…

Окончательно выбитый из колеи Адриеш Тавилау позволил утащить себя с солнцепека в относительную прохладу флигеля. Почуявший неладное Аластор вскинулся над столом, прервав долгую и слегка маловразумительную речь о тайнах магии.

– Что такое? Клелия вернулась?

– Да нет… – развел руками Змеиный Язык. – Наоборот, пропала. Вот это – Адриеш, брат Юнры. Он говорит, что был в Управе, и Рендер заверил его, что сегодня не видел ни Юнры, ни госпожи Клелии.

Адриеш дотянулся до ближайшего кувшина и торопливо опустошил его, точно в сосуде было не вино, а обычная вода.

Мысль, одновременно вспыхнувшую в головах компании, никто не успел высказать – второй раз за нынешний день во дворе гостиницы затопотала лошадь и чей-то голос нетерпеливо выкрикнул:

– Эй! Есть тут кто из прислуги дамы Клелии?

До конца своей долгой и бурной жизни Хисс Змеиный Язык пребывал в непоколебимой уверенности: в тот злосчастный летний день 1264 года ему и его приятелям удалось совершить то, что ранее было доступно только магам. Хисс точно помнил: вот они в непритязательной гостиной, оцепенело таращатся на Адриеша, вот доносится оклик… а спустя миг они все уже стоят во дворе, и Хисс может поклясться чем угодно – через дверь они не проходили. Рейф, старшина телохранителей госпожи Кассианы, вообще сиганул из распахнутого окна второго этажа, совершенно не заметив своего кратковременного полета.

Кричавшим оказался стражник Сыскной Когорты, что удостоверяла пришпиленная к его доспеху латунная бляха, изображавшая крылатого дракончика. Принесенная им новость, похоже, была настолько срочной и важной, что гонца даже снабдили приличной лошадью, не в пример стареющим одрам, жившим в конюшне Управы. Глянув сверху вниз на окружившее его пестрое сборище, наперебой выкрикивавшее вопросы, вестник решил избрать в качестве достойных собеседников Рейфа и Хасти – как самых старших и выглядевших наиболее разумными.

– Быстро все заткнулись! – единственный грозный приказ Рейфа сразу же навел тишину, и мрачный немедиец повернулся к человекоохранителю: – Прислуга и… и друзья дамы Клелии – это мы. Я – Рейф, командую охраной ее светлости. Говори, я слушаю.

– Э-э… – лихая скачка по улицам, похоже, слегка отшибла гонцу память. Он затряс головой, соображая и вспоминая порученное: – А! Я к вам от месьора Рекифеса. Тут такое дело… К нам в Управу с колокол назад привезли с Нижнего Боенского проезда шибко порезанного парня. Думали – помрет, а он живучий оказался. Наш лекарь его напичкал какой-то дрянью, парень очнулся и сказал…. сказал… – страж Когорты зажмурился, стараясь как можно точнее передать услышанное: – Ага, сказал, что зовут его Гилл, и он служит даме Клелии Кассиане. Они сегодня утром ехали к нам, в Управу. Около перекрестка Ратая и Пристенной на них напали. Шесть человек. Командовал верзила-туранец в серой кабе. Охрана держалась, сколько могла, но не справилась. Двоих прикончили, его тоже сочли мертвым и бросили. Эту самую Кассиану и девицу, что с ней была, затолкали в паланкин и увезли. Господин Рендер велел передать это все вам и добавил: ежели имеете что сказать, немедля дуйте в Управу. Он, мол, готов вас выслушать… ну и, это самое, принять меры…

Лиа Релатио и Эгле, до того стоявшие молча, переглянулись и дружно зарыдали на весь двор, причитая не хуже наемных плакальщиц. Диери понятливо вздохнула и уволокла заливающихся слезами девиц во флигель. Гонец покосился им вслед и повторил:

– Так чего, поедете в Управу? Мне возвращаться надо.

– Возвращайся, уважаемый, – ответил Хисс, поскольку все остальные молчали. – Мы сейчас сообразим, кого отправить, – и сразу за тобой.

– Вот что вы втянули мою сестру?! – в ярости завизжал Адриеш, стоило стражнику Когорты исчезнуть за воротами. – Кто ее похитил?! Я вас всех со свету сживу, если с Юнрой что-нибудь случится! Где она?

– Вот это уже настоящий вызов, – Альс говорил тихо, но бесновавшийся и сыпавший невнятными угрозами наследник Тавилау почему-то сразу примолк. – Они нас опередили. Выследили и опередили. А нам даже в голову не пришло, какие у нас быстро соображающие враги.

– И теперь, если мы сделаем хоть шаг, они… они поднимут руку на Юнру и госпожу Лаурин? – в ужасе спросил Ши. – Или потребуют выкупа?

– Единственный выкуп, которым им подойдет – наше молчание и бездействие, – сухо откликнулся Дурной Глаз. – Но как раз этого мы не можем себе позволить.

– Не может быть и речи, – отрезал Рейф. – Где бы ни находилась госпожа, мой долг – спасти ее.

– Ты всерьез намерен в одиночку штурмовать имение, где обитают колдуны? – бросил Хисс. – Вдвойне опасные оттого, что от страха кидаются на любое шевеление? Рейф, у тебя в голове как, окончательно помутилось?

– Но мы же не можем просто стоять здесь и ждать неизвестно чего! – взвыл Ши Шелам. Седмицу назад он с места бы не сдвинулся, но сегодня… Эти недоумки, эти порождения вшивых шакалов и облезлых гиен похитили Юнру! – Рейф, если ты полезешь туда, я… в общем, я с тобой! Я знаю, кто это сделал и где их прячут – в Асмаке, в поместье под названием «Альнера»! И знаю, как туда пробраться незамеченным! И…

– Ну ты даешь, – уважительно сказали рядом. Малыш присоединился к бурлящей компании, но не вмешивался, пока не разобрался, что к чему. – Прямо могучий Эйрик, Убийца Медведей. Почтенный Рейф, а меня с собой возьмете?

– И меня, – внезапно заявил Хасти.

Хисс схватился за голову и повернулся к Альсу:

– А ты тоже с ними?

– Безусловно, – отрезал Дурной Глаз. – Игра в прятки кончилась. Начинаются воинские ристалища. Хочешь сказать, что ты не с нами?

– Я бы сначала все-таки наведался к Сыскной Когорте, – осторожно начал Змеиный Язык. – Все-таки они защищают закон, а мы – пострадавшие. Похищена моя госпожа и невинная девица, и можно с уверенностью указать, чьих рук это дело. Может, Рекифес отправит с нами с десяток своих подчиненных. Я чего опасаюсь – вдруг в «Альнере» околачиваются те загадочные умельцы, которых не брала ни сталь, ни огонь… Ну, которых называли серыми и пыльными. Что мы сможем против них? А еще… Еще я бы навестил Кодо.

– Этого-то зачем? – удивился Аластор.

– Там же корона, – оглянувшись на Адриеша, понизил голос Хисс. – Приманка – лучше некуда. За такую побрякушку головорезы Ночного Кошмара кого угодно растерзают. А нам сейчас каждый лишний меч сгодится.

– Это мысль… – задумчиво протянул Альс. – А я, похоже, стал как-то медленно соображать… Распоряжайся лучше ты, у тебя ловчее выходит.

В иное время Хисс ужасно возгордился бы таким признанием, но сейчас ему было не до того. Требовалось побыстрее сообразить, кто и где принесет больше пользы, кому дать какое поручение и куда отправить.

– Конан, Ши – бегом на Лодел, к Кодо, – подросток-варвар и карманник понятливо кивали. – После всего, что мы натворили, вас наверняка сразу пропустят. Альс, почему бы тебе не составить им компанию? В твоем присутствии Кодо вряд ли сразу пошлет их подальше, сперва выслушает. Расскажете про сборища колдунов, намекнете на утаенные сокровища… В общем, как хотите, но убедите Ночного Кошмара поддержать нас. Адриеш! – наследник Тавилау во все глаза уставился на рыжего мошенника. – Лови свою кобылу, сейчас поскачем к Рекифесу. Ставь всех на уши, кричи про украденную сестру, грози местью Дома Тавилау, упрашивай – но Когорта должна встать за нами.

– Если никого не убедим – пойдем сами, – хмуро заявил Ши.

Никакого предчувствия близкой опасности или неизвестно откуда взявшейся тревоги Юнра Тавилау не испытывала. Она даже за дорогой особо не следила, увлекшись беседой с госпожой Кассианой. Только краем глаза отметила, что паланкин сворачивает на улицу Ратай, а вокруг на удивление пустынно.

Спустя еще миг возникший рядом с паланкином неприметный человек коротким движением швырнул в лицо Юнре пригоршню серебристо переливающейся пыли.

Девица Тавилау еще успела разглядеть, как через глухую стену перемахивают какие-то серые тени, а телохранители диа Лаурин бросаются им навстречу – но тут мир подернулся рябью и начал таять. Юнра уронила ставшую ужасно тяжелой голову и неуклюже свернулась под сидением паланкина.

…Очнулась она внезапно, рывком: только что вокруг были темнота и тишина, и вот она уже тупо таращится на выбеленную известкой каменную стену. Поблизости успокоительно звучал голос госпожи Кассианы:

– Девочка, с тобой все в порядке?

На пробу пошевелив руками и ногами, Юнра села. Прислушалась к своим ощущениям и нерешительно заключила:

– Вроде бы да… Госпожа Клелия, нас что, похитили?

– Совершенно верно, – возмущенно подтвердила офирка. – И, раз уж мы обе в равно дурацком положении, можно обойтись без «госпожи» и «ее светлости». М-да, меня не раз предупреждали – в вашем Шадизаре совершенно не имеют представления о правилах хорошего тона! Это же надо – посреди бела дня похитить приличную женщину!

– Такие уж у нас нравы, – вздохнула Юнра и огляделась.

Место заточения на первый (и любой иной) взгляд не представляло из себя ничего ужасного. Всего лишь сводчатый подвал без окон, освещенный парой висящих на стенах масляных ламп. Сухо и холодно, в дальнем углу громоздятся смутные очертания винных бочек, в стене справа темнеет дверь. Единственная непонятная вещь: подвал чисто выметен, зато потолок густо затянут запыленной сетью паутины, давно заброшенной и провисшей. Сама Юнра сидит на набитом соломой тюфяке, а госпожа графиня устроилась на опрокинутом бочонке (судя по запаху, из-под «Старой винодельни») и вид у нее до чрезвычайности недовольный. Еще бы – ее, такую утонченную и неприступную, похитили, как крадут девиц из веселых заведений!

Интересно, что сталось с охраной Клелии? Перебили, наверное…

Клелия Кассиана недолго предавалась унынию. Убедившись, что подруга по несчастью очнулась и вполне благополучна, офирка деловито сообщила:

– В таких случаях, как меня уверяли, нужно полагаться либо на себя, либо на союзников, оставшихся на свободе. Ты не знаешь, как вскрыть замок с помощью гнутой шпильки?

– Нет, – с сожалением призналась Юнра. – Меня обещали научить, да не успели.

– Жаль. Стало быть, остаемся в узилище, – Клелия уселась поудобнее и завернулась в оставшееся с ней шелковое покрывало. – Рассмотрим второй путь к спасению – помощь извне. Как полагаешь, у наших друзей достанет желания и возможностей вытащить нас отсюда?

– Желание-то у них хоть отбавляй, а вот возможности… – протянула девица Тавилау. Ей весьма нравился подход госпожи графини к случившемуся: вести себя так, словно не произошло ничего из ряда вон выходящего. Подумаешь, похитили и заперли в каком-то подвале. Досадная мелочь, не стоящая упоминания в беседе за ужином. Будь Юнра в одиночестве, она немедля ударилась бы в панику и колотилась бы в запертую дверь, вопя, чтобы ее выпустили и суля пленителям все сокровища Дома Тавилау. Сейчас же у нее откуда-то взялись силы спокойно беседовать. – Вдобавок сколько времени пройдет, пока они узнают о нашем исчезновении! Клелия, как полагаете – по какой причине мы тут оказались?

– Из-за старой, как мир, ошибки – утратили бдительность и недооценили врагов, – сердито заявила диа Лаурин, сопровождая слова назидательным покачиванием указательного пальца. – И мне весьма удивительно, что подобную глупость допустил мой старый друг Аластор. Открыто явились в дом своих противников, а оттуда не менее открыто направились домой! Кто угодно мог вас выследить!

– Значит, нас перехватили, чтобы мы не встретились с месьором Рендером и ничего ему не рассказали? – догадалась Юнра.

– Возможно, – кивнула офирка. – Меня беспокоит иное… Похитителей весьма устрашила возможность того, что мы наведаемся в Управу. А ведь мы, говоря по правде, располагаем только кучей слухов, предположений и косвенных улик! В чем мы могли бы обвинить обитателей «Альнеры»? В нападении на эту несчастную таверну, как бишь ее? В убийстве Ферузы Кайлиени? Нет и еще раз нет…

– Если строго следовать букве закона – обвинить их вообще не в чем, – как следует поразмыслив, уныло признала Младшая Тавилау. – Демонов они вроде не вызывают, Шебле-Исторгателю Душ публично не поклоняются, похищенных девственниц в жертву не приносят… Тогда чего же они перепугались? Зачем напали? Вдруг господин Рекифес вообще не захотел бы нас слушать? Отмахнулся бы и сказал: «Измышления и чушь от первого до последнего слова!»

– Они боялись обращенного на них внимания, – рассудила Клелия. – И не могли рисковать. А что если господин Дознаватель все-таки пожелал бы лично проверить наветы двух вздорных особ? Явился бы в «Альнеру» вкупе с десятком своих подчиненных и данной ему властью потребовал учинить досмотр? И по случайности углядел нечто, чему полагается сохраняться в глубочайшей тайне? Ой!..

Последнее восклицание госпожи графини было вызвано внезапно появившейся на подоле ее светлого одеяния крупной черной точкой, обернувшейся самым обыкновенным пауком – наверное, свалившимся из пыльного лабиринта на потолке. Клелия брезгливо скривилась, стряхнула насекомое и подняла ступню в позолоченной сандалии, намереваясь раздавить насекомое.

– Не надо, – вмешалась Юнра. – Плохая примета. Пусть себе ползет.

Избежавший безвременной гибели паук боком заковылял в сторону бочек и скрылся.

– Они тебе нравятся? – с гримасой отвращения спросила Клелия. – Терпеть их не могу! Мохнатые, с этими их челюстями и липкой дрянью, которая повсюду болтается – фу!

– Мне нравятся кошки, – хихикнула Младшая Тавилау. – К паукам и прочим скорпионам с мокрицами я равнодушна. Живут – и пусть себе живут. От них иногда даже польза бывает. Когда я была маленькой, няня мне рассказывала, будто у пауков есть то ли король, то ли королева, который знает все на свете – и что было, и что будет. Если сумеешь с ним договориться и уплатишь его цену, он научит слушать Великую Паутину…

– Это что еще такое? – невольно заинтересовалась офирка.

– Точно не знаю, – развела руками Юнра. – Сказки про Паутину и королеву пауков относятся к тем далеким временам, когда в наших краях процветало поклонение Затху. Мрачная была религия, если верить летописям. Сплошные церемониальные жертвоприношения, фанатичные жрецы, войны во имя божества да сокровища грудами. Около пятнадцати сотен лет назад в Замору докатилась волна переселенцев с Шемского Побережья. Шемиты принесли с собой культ Бела-Обманщика, тот прижился и расцвел пышным цветом. Поклонение Затху, соответственно, пришло в упадок. Сейчас в городе остались всего два храма Паука Всеведающего, да еще крупное святилище за городом – но все они перебиваются случайными пожертвованиями. Правда, сохранилось много домашних алтарей Паука: старые семьи полагают, что вреда от поклонения былому хранителю страны не будет. У нас дома тоже есть один такой, мы туда кладем кусочки мяса, а по торжественным дням сжигаем пару ароматических свечек. Дешево и необременительно. Кстати… – она задумалась, сопоставляя в уме что-то, – в последний год Паук опять пользуется известностью. Такое порой случается: его извлекают из небытия, носятся какое-то время, а потом снова забывают.

– Вот что случается с символом веры, когда его время приходит к концу, – с непонятной печалью в голосе изрекла Клелия Кассиана и добавила уже бодрее: – Но пауков я все равно терпеть не могу!

В особняке розового камня, что стоит на улице Лодел, царило всеобщее ликование. Для полноты картины разгульного празднества недоставало только развешанных повсюду пестрых вымпелов и цветных кхитайских фонариков. Стража на воротах пребывала в состоянии легкого опьянения, впуская всех без разбора. Посреди обширного двора полыхал костер, над которым исходил дымом и жиром откормленный баран, вдоль стен громоздились пустые бочки, а из подвалов выкатывали все новые и новые. Вперемешку с верными соратниками Кодо Ночного Кошмара разгуливали разряженные в пух и прах девицы, наверняка прибывшие сюда прямиком из «Алмазного водопада». Троице незваных гостей никак не удавалось отыскать кого-нибудь достаточно трезвого и способного внятно ответить на вопрос – где Кодо?

Задача осложнялась еще и тем, что многие, узнав Аластора, настойчиво зазывали выпить с ними, расспрашивали, где он шлялся две с лишним седмицы, или рвались в бессчетный раз поведать захватывающую историю о заключении вечного мира между старшинами Нарикано и Сахиля. Дурной Глаз мрачно отвергал все предложения, упрямо прорываясь к распахнутым дверям в глубины дома.

Наконец им посчастливилось: в нижней приемной они лицом к лицу столкнулись с Кодо Ночным Кошмаром, намеревавшимся украсить своей персоной буйное торжество своих сторонников. Месьор Сиверн, что с ним случалось крайне редко, пребывал в настроении благодушном и снисходительном. Оно не исчезло даже после встречи с компанией из «Уютной норы», уже доставившей вожаку квартала множество неприятностей.

– А заливали – на Побережье уехал, на Побережье уехал! – хмыкнул Кодо, углядев Кайлиени и его спутников. По его незаметному жесту парочка неотлучно сопровождавших старшину Нарикано громил слегка отступила назад, дозволяя гостям приблизиться для разговора. – Какое, к демонам свинячьим, Побережье, когда дома такие чудеса творятся! Альс, где тебя носило, в самом-то деле? Чего раньше не показывались, я ж распорядился всю вашу шайку кликнуть? Шелам, ты с какой радости прикидываешься ходячим покойником, я тебя и не признал поначалу?

– Я сидел у митрианцев, размышлял о тяготах жизни и собирался податься в монахи, – огрызнулся Дурной Глаз. Вокруг немедля заржали: еще бы, лучший взломщик Шадизара – и вдруг принимает монашество! Расскажи кому – не поверят! – Кодо, ты не мог бы уделить мне… нам толику твоего драгоценного времени?

– Тебе что, позарез приспичило? – недовольно скривился Ночной Кошмар. В отношениях между «смотрящими» квартала – что нынешним, что прежним, покойным уль-Вади – и Аластором Кайлиени всегда существовала некая натянутость. Дурной Глаз вроде бы не спорил с установленными в городе порядками, однако и подчиняться им не торопился. Призвать его к ответу также было весьма затруднительно: плюнет, развернется и уйдет к соседям. Терять за пару поспешных слов такое украшение квартала никому не охота, вот и приходится делать вид, будто ничего не замечаешь. На откровенные ссоры Дурной Глаз вроде не напрашивался, гадостей против «смотрящих» не затевал… Жил сам по себе, однако с таким видом, словно Шадизар – его личное владение.

Вот и теперь Кодо предпочел скрыть раздражение, махнул ожидавшим его во дворе, мол, приду попозже, и завел так некстати свалившихся визитеров в примыкавшую к нижнему залу небольшую комнатку. Отвел душу единственно тем, что занял имевшуюся в помещении скамью, гостям же сесть не предложил. Альс, впрочем, тут же взгромоздился на подоконник, а мальчишка-варвар и Шелам сочли, что так оно и должно быть.

– Теперь-то что у вас стряслось? – хорошее настроение Ночного Кошмара постепенно улетучивалось. – Давайте, излагайте, только побыстрее. Сами видите – празднуем.

– Ши, расскажи ему, – к удивлению карманника, эта то ли просьба, то ли вежливый приказ не прозвучали для него неожиданностью. Он подозревал, что так будет, хотя никаких предварительных уговоров не было, и по дороге к Лоделю успел заранее приготовить свою маленькую речь.

– Мы его нашли, – заявил Ши, рассудив: начинать надо с самого главного, а второстепенные подробности могут и обождать. – Туранца, который нанимал десяток Шептуна и разгромил нашу таверну. Его зовут Теймураз иль'Ваххаби, он живет в Асмаке и якшается с тамошними чернокнижниками из богатых да придурковатых…

Изложение событий двух предыдущих дней заняло у Ши Шелама около четверти колокола. Кодо не перебивал, только хмурился и под конец спросил:

– Кого, говоришь, они взяли заложницами? Графиню из Ианты и Юнру Тавилау? А старый Азема об этом знает?

– Еще нет, – перевел дух Ши. – Зато знает его сынок, Адриеш. Он только что отправился в Дознавательную Управу, требовать защиты и справедливости.

– Все, о чем говорит этот болтун, правда? – Кодо через голову воришки обратился к сидевшему на окне Аластору. Ши покосился назад и увидел, как Дурной Глаз кивает.

Ночной Кошмар помолчал, размышляя, и свирепо рявкнул:

– Пусть даже так! Альс, на что ты рассчитывал, приходя сюда? Что я сломя голову помчусь за компанию с вами громить каких-то паршивых колдунов? Причем обожающих разводить всяких ядовитых тварей? Причем в Асмак, где шагу нельзя ступить, чтобы не налететь на стражников? Рука об руку с Когортой Рекифеса?!

– Велика важность – Асмак, – встрял окончательно осмелевший Ши. – Я туда приходил и уходил, когда хотел. Тамошняя стража только с виду грозна, а на деле – обычные раззявы.

– Вот именно, – согласился Аластор, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – Там, в Асмаке, хранится предмет, который может по праву принадлежать тебе. Неужели ты сможешь от него отказаться? Не говоря уж о благодарности старого Аземы, которая наверняка выльется в довольно кругленькую сумму. Или о признательности ее светлости диа Лаурин, весьма обеспеченной дамы…

– А Рекифес со своей Когортой? – въедливо напомнил предводитель Нарикано.

– Что – Рекифес? – с наигранным недоумением пожал плечами Дурной Глаз. – Он всего лишь выполняет свой долг: проверяет истинность слов Адриеша Тавилау касательно похищения и насильственного удерживания его сестры. Не думаю, что он добьется каких-нибудь успехов. Зато все обитатели поместья сбегутся уверять месьора Дознавателя в том, что в глаза не видели никакой девицы Тавилау.

– Да ты же меня без ножа режешь! – взвыл Кодо. – Оглянись вокруг! Половина ребят валяется в лежку, а вторая половина еле стоит на ногах! Отчего вам было не явиться завтра… или вчера?

– Не преувеличивай, – отмахнулся Аластор. – Можно подумать, ты не хозяин своей своре. Ручаюсь, они протрезвеют по твоему первому слову – особенно если пройдет слух, за какой добычей предстоит идти.

– И все-таки… – Ночному Кошмару не очень хотелось ссориться с Альсом, но замысел сунуться в неизвестность был ему по душе еще меньше.

– Кодо, Кодо! Я ведь могу и приказать. Ты же знаешь – у меня есть Право, – с легким нажимом в голосе произнес Дурной Глаз, складывая пальцы в хитроумную фигуру для щелчка, который так и не прозвучал. Месьор Сиверн едва заметно вздрогнул. – Но я не хочу им злоупотреблять. Просто окажи мне услугу, и я буду тебе очень, очень обязан. Согласен?

– А, провались совсем! Повешенный! – вместо ответа рявкнул хозяин Нарикано. Дверь приоткрылась, между створок сунулась жуткого вида физиономия, казавшаяся вдвойне страшнее из-за сиявшего на ней широченного жизнерадостного оскала. – Собирай свой десяток и гони сюда, живо! Имей в виду, кто будет шататься, заикаться или вонять козлом – лично удавлю! И отыщи Эвара – пусть тащит весь свой инструмент.

– Это излишне, – махнул рукой Дурной Глаз. – Я ведь пойду с вами.

Расспрашивать старшину физиономия не решилась, но всем своим видом выразила столь озадаченное недоумение, что месьор Сиверн соизволил разъяснить сквозь зубы:

– Вечером отправляемся прогуляться. Надо навестить кое-кого.

Головорез по прозвищу Повешенный понимающе закивал и втянул голову обратно.

Скандал, начавшийся во дворе Дознавательной Управы и перекочевавший в кабинет месьора Верховного Дознавателя, вполне заслуживал того, чтобы войти в летописи славного города Шадизара. Присутствовавший в роли молчаливого свидетеля Хисс Змеиный Язык получал от разворачивающегося перед ним поучительного зрелища истинное удовольствие, чего никак нельзя сказать о его светлости Рекифесе Рендере, укрывшемся за массивным столом черного дерева. Время от времени господин Дознаватель пытался вставить слово в свою защиту, но терпел поражение. Бушевавший Адриеш Тавилау получил возможность сполна отыграться за давешнюю выволочку и никому не позволял перебить себя.

– …Я говорил! Я сколько раз предупреждал, но вам нет никакого дела! Пустые сплетни и злопыхательство – так ваша светлость изволила выразиться? – по сравнению с первоначальной яростной вспышкой вопли Адриеша несколько утратили живости, он уже начинал повторяться в обвинениях. – Любуйтесь теперь, к чему привела ваша глухота и тупоумие! Довольны небось, да?! Втянули невинную девушку, искренне радевшую о благе родного города, в свои темные делишки – и где она теперь? Я вас спрашиваю, вы, прогнившая опора законности – где моя сестра?!

«Насчет прогнившей опоры Адриеш перестарался», – решил Хисс, отметив любопытное изменение в цвете физиономии месьора Дознавателя, сперва побледневшей, а теперь окрасившейся пурпурными пятнами – предвестниками нарастающего гнева. Тем не менее, Рекифес Рендер молча проглотил и это оскорбление.

– Я даже не сомневаюсь – вы пальцем не шевельнете ради ее спасения! – продолжал вопить Младший Тавилау. Голос у него был громкий, усилившийся от сознания своей правоты, и за полуприкрытой дверью то и дело мелькали вытянувшиеся лица служащих Когорты, внимавших разразившейся грозе. – А может, случившаяся трагедия – для вас совсем не новость?! Может, вы уже получили положенную мзду, заставившую вас временно ослепнуть?! Иначе чем объяснить, что моя сестра и ее подруга исчезают буквально в двух шагах от вашей псарни, и никто, ни единая живая душа этого не замечает!..

– Довольно, – единственное негромко произнесенное слово Верховного Дознавателя положило конец наполнявшим Управу крикам. Хиссу показалось, что Адриеш Тавилау даже украдкой с облегчением вздохнул: тяжело, наверное, столь долго и оглушительно добиваться справедливости. – Я все прекрасно понял. Госпожа Тавилау и леди Клелия оказались по уши в неприятностях исключительно по моей вине. Это я уговорил их сунуться не в свое дело, подверг немалым опасностям и, наконец, устроил их похищение. Так?

– Н-ну… – замешкался Адриеш. – Я хотел сказать…

– Мы отлично расслышали, что именно ты хотел сказать, – месьор Рендер со страдальческим видом потер виски, словно у него внезапно разболелась голова. – Добрая четверть сказанного позволяет обвинить тебя в злых умыслах против Трона и Империи, в клевете на власть предержащих и… А, чего тут говорить – ты сам все отлично понимаешь!

Младший Тавилау сглотнул и как-то съежился. В его памяти еще было свежо воспоминание о пятом и шестом разделах грозного «Уложения о вышестоящих», и штрафе в сотню империалов, возможности выплатить который у него пока не имелось.

– Но я готов признать прозвучавшее тут прямым следствием умопомрачения, вызванного известием о пропаже твоей сестры. После чего к этому досадному вопросу мы более не возвращаемся, – сухо предложил Рекифес. – Что не избавляет тебя от необходимости впредь следить за своими высказываниями. Устраивает?

– У… устраивает, – икнул наследник дома Тавилау. Дознаватель, словно потеряв к нему интерес, обратился к подпиравшему стену Хиссу:

– Насколько я понимаю, ваша компания все-таки добилась своего и выследила виновников погрома в «Уютной норе»? Кстати, недавние волнения на этой, как ее… Плешке и в квартале Скена – ваших рук дело?

– Право, месьор Рекифес, вы переоцениваете наши скромные способности, – со всей отпущенной ему учтивостью отозвался Змеиный Язык.

– Ну и молчи, пес с тобой, – не стал настаивать месьор Рекифес. – Я и без тебя знаю, что там стряслось. Одного не понимаю: какая сила могла заставить объединиться Ночного Кошмара и Крохобора?.. Кстати, не поделишься секретом – отчего Юнра Тавилау и Клелия диа Лаурин воспылали такой привязанностью к вашей шайке? Если верить слухам, госпожа Юнра днюет и ночует в вашей теплой компании…

– Это кто такое говорит? – мгновенно насторожился Адриеш.

– Какой только ерунды не болтают люди, – успокоил его Хисс. – Что до госпожи Тавилау – ей просто интереснее с нами, чем день за днем сидеть в четырех стенах да возиться с пыльными пергаментами.

– Может быть, может быть… – протянул месьор Верховный Дознаватель. – Сами видите, чем обернулось ее любопытство. Где, говоришь, ее могут держать?

– В квартале Асмак, на вилле «Альнера», собственность некоего Теймураза иль'Ваххаби, – фраза начинала отскакивать у Хисса от зубов.

– Обитатели сего дома уже не раз обвинялись соседями в нарушении общественного спокойствия, подозревались в черном колдовстве и бывали замечены в совершенно неподходящих местах за исполнением непотребных ритуалов, – продолжил Рекифес, и в голосе его звучало нескрываемое удовлетворение. – Отчего ваша жалоба меня совершенно не удивляет, – его тон сменился на вкрадчиво-вопросительный: – Но чего я никак не пойму, так это причин столь яростной ненависти Асмака к шайке мелкого ворья… Ты и теперь представления не имеешь, о чем я говорю?

– Ну, завалялось у нас кое-что, – нехотя буркнул Хисс, поняв, что отмолчаться не удастся. Верховный Дознаватель продолжал выжидающе глядеть на рыжего мошенника, и под этим взглядом хотелось или спрятаться получше, или признаться во всем: что совершал и в чем был невиновен. – Пара-тройка колдовских вещиц. Пошли слухи, долетели до Асмака. Тамошним недоумкам даже в голову не пришло попытаться договориться. Предложи они достойную цену, мы бы со спокойной душой продали все, что их интересовало. А эти полоумные не нашли ничего лучшего, как натравить на нас наемных головорезов!

– Врешь ведь, – не вопросительно, но утвердительно заявил месьор Рендер. – Нюхом чую, врешь! Твое счастье, некогда мне сейчас вызнавать в подробностях, какие редкости вы держали в своей «Норе» и где ими разжились. Будем считать, вы меня убедили. Поехали, наведаемся в Асмак!

В подвале, куда не проникал дневной свет, было довольно затруднительно определить, сколько уже времени миновало. Уровень масла в лампах если и понизился, то ненамного, а вот желудок Юнры требовательно намекал на необходимость перекусить. Самообладание Клелии Кассианы тоже начало давать трещины: ее светлость мерила шагами (восемь в длину, пять в ширину) опостылевшее узилище, с негодованием косясь на дверь. Тавилау-младшая затруднялась определить, чего ей больше хочется – чтобы пленниц навестили или чтобы все оставалось по-прежнему. Пожалуй, она бы выбрала определенность, чем тянущееся ожидание. Может, про них забыли? Так и оставят здесь, пока не погаснут лампы и подвал не окутает темнота. Или решают, что с ними сделать?

На всякий случай Юнра осмотрела дверь – дубовые доски, бронзовые гвозди с широкими шляпками и полосы меди для крепости. Врезной замок отсутствовал, из чего Младшая Тавилау сделала вывод – дверь заперта снаружи на обыкновенный засов. Створка плотно прилегает к косяку, но, будь у нее кинжал с тонким лезвием, можно было бы попытаться сдвинуть задвижку. Ее новые знакомцы наверняка так бы и поступили – и уже давно удрали за пределы поместья, не забыв прихватить с собой мешок, набитый имуществом хозяев.

С раздумий о запертых замках мысли Юнры по накатанной дорожке свернули к воспоминаниям о Ши Шеламе и его приятелях. Знают ли они о том, что офирская графиня и ее спутница не доехали до Охранительной Управы? А если уже узнали, то предпринимают ли что-нибудь для их спасения? Вдруг они решат предоставить офирку ее собственной участи? Сочтут, что визит в «Альнеру» слишком опасен? Или просто отмахнутся – мол, какое нам дело? Клелия и Юнра богаты – наверняка смогут откупиться от похитителей!

Переживания Младшей Тавилау столь явственно отражались у нее на лице, что госпожа Кассиана перестала расхаживать туда-сюда, остановилась рядом и мягко сказала:

– Твои друзья, конечно, не являют собой пример добродетели. Но надо отдать им должное: у них есть множество хороших качеств. Скажем, они никогда не бросают своих товарищей в беде.

– Так то товарищей, – шмыгнула носом Юнра. – А я… то есть мы – кто мы для них? Две взбалмошные особы, не более того!

– Одна из этих особ имела сомнительное удовольствие какое-то время быть дамой сердца Альса Кайлиени, – добродушно усмехнулась Клелия, – а вторая, насколько я понимаю, весьма благосклонна к милейшему воришке по имени Ши Шелам… Уверяю тебя, девочка: они в лепешку разобьются, но вытащат нас отсюда. Живыми и невредимыми.

– Хорошо бы, – вздохнула Тавилау-младшая… и вздрогнула, случайно бросив взгляд в сторону. – Клелия, там!..

Створка беззвучно распахнулась, в подвале стало на одного человека больше. К величайшему разочарованию Юнры, ожидавшей появления спасителей, ввалился безошибочно узнаваемый с любого расстояния владелец имения «Альнера». Вошел, прикрыл дверь и встал у стены, исподлобья рассматривая пленниц: госпожу диа Лаурин, усевшуюся на облюбованный бочонок с таким видом, будто она занимает походный трон Офирского королевства, и вставшую у нее за спиной Юнру.

Младшая Тавилау приготовилась к долгому молчанию, которое первым нарушит тот, у кого слабее выдержка. Однако госпожа Кассиана не собиралась играть в подобные игрища, высокомерно и капризно осведомившись:

– Как это прикажете понимать? Кстати, вас не затруднит назваться? Хотелось бы знать, кому я обязана столь неожиданным приключением? Ну же, говорите, не заставляйте даму ждать!

Угодившим в застенок благородным особам полагается стенать и исходить слезами, а не приказывать тюремщику изложить причины, по которым таковые особы оказались запертыми в подвале – но Юнре показалось, что Теймураз иль'Ваххаби ожидал подобной встречи.

– Вы слишком любопытны, госпожа Клелия Кассиана диа Лаурин из Офира, – с отчетливой ноткой угрозы произнес туранец. – Вы и ваша подруга… Если не ошибаюсь, девица Юнерия Линна Джудита Тавилау, предпочитающая именовать себя Юнрой.

Названная девица в изумлении открыла рот… и закрыла. Мало кто за пределами Дома Тавилау знал ее полное имя, да и домочадцы редко о нем вспоминали – разве что приходилось составлять какой-нибудь важный документ. Как же так получилось, что на вилле «Альнера» прекрасно осведомлены о том, как ее зовут на самом деле?

– А вы, надо полагать, Теймураз иль'Ваххаби, загадочный торговец из Аренджуна, который ничем не торгует, зато охотно привечает подозрительных магиков-недоучек, – взяв себя в руки, рассерженно выпалила Юнра.

– Когда-то я был этим человеком, – равнодушно согласился иль'Ваххаби. – Теперь я перестал им быть, но прежнее имя осталось. Можете для удобства называть меня так.

– Благодарим за любезное разрешение, – съязвила Клелия. – И что дальше? Вы же не собираетесь держать нас здесь до скончания веков? В таком случае перейдем к условиям нашего освобождения. Что вас устроит больше: империалы, драгоценные камни, заемное письмо для Торговой Гильдии в Ианте?

– К сожалению, отпустить вас мы не можем, – столь же равнодушно сообщил туранец. – Вы нам понадобитесь. Одна из вас или обе.

– Зачем? – на редкость дружным хором пожелали знать госпожа Кассиана и все-таки запаниковавшая Юнра.

– Скоро узнаете, – складки серой кабы Теймураза иль'Ваххаби внезапно зашевелились и наружу выбралось здоровенное мохнатое существо с восемью лапами и россыпью крошечных блестящих глазок. Увидев паука, Клелия обморочно побелела и съежилась.

– Это всего лишь птицеед, – попыталась успокоить ее Юнра. – Обычный птицеед из Черных королевств. Он не ядовитый, просто очень большой.

– Он омерзительный! – взвизгнула Кассиана диа Лаурин. – Немедленно уберите эту дрянь!

Паук-птицеед, бодро шевеля лапками, спустился вниз по рукаву иль'Ваххаби и устроился на подставленной ладони, заняв ее почти целиком. Передняя часть туловища насекомого приподнялась, отчего создавалось впечатление, будто оно прислушивается к разговорам людей. Юнра, впрочем, этому ничуть бы не удивилась – в этом местечке можно и не такого ожидать. Но, если Теймураз иль'Ваххаби таскает с собой вместо любимого ручного ястреба или гончей-тарзы это маленькое страшилище, какие выводы напрашиваются?..

– Не любите пауков, госпожа Клелия? – до отвращения вежливо осведомился туранец.

– Ненавижу! – отрубила офирка. – Пауков, сколопендр и любую ползающую гадость!

– Напрасно, – покачал головой иль'Ваххаби. – Кичитесь своим обширным умом, самоуверенно лезете в чужие дела, а наверняка не знаете самых простейших вещей о тех, кто обитает с вами рядом. Вы ведь представления не имеете о том, насколько сообразительны эти существа, – согнутым пальцем он ласково погладил паука по шерстистой спинке. – Насколько они сильны. Представляете, если бы паук был размером с человека, он был бы сильнее человека в десять раз! Прочность исторгаемой ими нити такова, что могла бы при соответствующей толщине удержать дракона на привязи…

– Вот и повесьтесь на такой веревочке, – уже без всякой вежливости посоветовала Клелия. – И вообще, раз вы не собираетесь требовать выкуп и не намерены нас отпускать, можете более не обременять нас своим обществом. Забирайте своего любимца и проваливайте!

– Вы совершенно напрасно повышаете голос, – по-прежнему бесстрастно произнес туранец. – Видите ли, пауки слышат не так, как люди. Уши им заменяют маленькие волоски на сгибах передних лапок, а потому пауки не выносят громких криков. Они становятся раздражительными, – словно в подтверждение слов хозяина черный птицеед быстро задвигал передними лапами, – и могут напасть на источник беспокоящих звуков…

– Пусть только попробует! – сквозь зубы прошипела Кассиана диа Лаурин. – Лапы поотрываю!

– Храбро, но бессмысленно, – иль'Ваххаби бережно пересадил паука на плечо и кивнул, точно придя к какому-то выводу. – В чем вы скоро сами убедитесь. Эй! – окликнул он кого-то, выглянув в коридор. – Быстро сюда! Забирайте их и ведите за мной. Да осторожно, они нужны нам живыми. По крайней мере пока.

Блистательная офирская графиня и наследница торгового дома в Шадизаре невольно подались ближе друг к другу и схватились за руки.

– Ничего они нам не сделают, – хотя голос Клелии не дрожал, ему изрядно недоставало уверенности. – Не посмеют. Побоятся.

У Юнры Тавилау сложилось совсем иное впечатление, но спорить она не стала. Маленькая надежда лучше, чем совсем никакой.

– Люди одолеваемы страстями, слабы и глупы, – вдруг негромко и нараспев произнес Теймураз иль'Ваххаби, невидяще уставясь прямо перед собой. Огромный птицеед диковинным черно-желтым украшением замер у него на плече. – Хозяин Паутины мудр и всемогущ, и в сердце его – пустота. Он нигде и в то же время он всюду. Он не жаждет власти, но владеет миром. Он – центр мироздания и средоточие миллионов сверкающих нитей Судьбы. Жизнь и смерть для него – ничто, ибо не может умереть то, в чем никогда не было жизни… Очень скоро, – туранец вздрогнул, словно очнувшись от грез, и окинул перепуганных женщин тяжелым взглядом, – вы познаете великую Благодать Пустоты. И тогда, может быть, вы поймете, как мало смысла в этом суетном мире слабых и беспомощных людей.

Глава седьмая Особняк на Серебряной аллее

Ажурные решетки ворот поместья «Альнера» пребывали накрепко закрытыми, и явившийся на настойчивый звон колокольчика привратник не торопился их открывать. Мерзавец долго выспрашивал через запертую створку, кто да по какому делу, потом «ходил за ключами» – причем, по задержке судя, ключи он хранил не иначе как на другом конце города – потом принялся неспешно перебирать связку в поисках нужного, уронил и начал сызнова… Стоя просителем под закрытой дверью, наместник Трона Дракона сохранял благородное спокойствие единственно усилием воли. Кое-кто из его гвардейцев – Рекифес счел нужным взять с собой не первых попавшихся вояк, но два десятка отборных немедийских мечников из личной охраны – вполголоса обсуждал возможность захватить «Альнеру» штурмом, со всеми вытекающими последствиями вроде погрома, поджога и разграбления неправедно нажитого имущества.

Когда кованые створки наконец дрогнули и открылись, пропуская грозную кавалькаду внутрь имения иль'Ваххаби, Хисс от нетерпения весь извертелся в седле, а Адриеш Тавилау сорвал голос возмущенными воплями. Выражение лица Верховного Дознавателя, и без того не слишком приветливое, к этому времени напоминало лицедейскую маску божественной ярости.

Следов вчерашнего веселья в имении не осталось и в помине. Да и сам особняк казался вымершим – никто не вышел навстречу незваным гостям, высокие двери парадного входа надежно отгораживали от внешнего мира тайны «Альнеры», и даже в окнах не мелькнуло ни одной любопытствующей физиономии.

– Чума у них стряслась, что ли? – пробормотал себе под нос Рекифес Рендер, подумав притом, что такой поворот событий лично его устраивает как нельзя больше. Он с чистой совестью прикажет спалить чумное поместье со всеми уцелевшими обитателями, и одним источником неприятностей в Шадизаре станет меньше.

Резная, черного дерева дверь деликатно скрипнула, выпустив на обширную террасу прислужника с приглашением войти в дом.

Приглашение относилось только к месьору Дознавателю, но его спутники потянулись следом. Адриеш так вовсе ворвался едва ли не первым, оттеснив месьора Рекифеса в сторону. Хисс предпочел держаться позади, присматриваясь и прислушиваясь. Если бы имелась возможность, он бы вообще улизнул и со всех ног кинулся на Лодел выяснять, чего добились Аластор и Ши. Но Рекифес, как нарочно, все время хоть углом глаза, да следил за рыжим мошенником.

Теперь Змеиный Язык маялся от неизвестности: согласился ли Кодо на сделанное ему предложение? Если согласился, то когда бойцы Ночного Кошмара наведаются в «Альнеру»? Может, они уже здесь? Или еще нет? В царившей вокруг спокойной тишине ничто не указывало, что где-то в доме орудуют посторонние.

За дверями, как и полагалось, скрывался небольшой приемный зал с уходившей наверх широкой мраморной лестницей. Стоило Рекифесу и его спутникам переступить порог, как из неприметной боковой двери вынырнул Кари Сегеван, а с лестницы спорхнули трое разряженных в пух и прах девиц, испуганно вытаращившихся на затянутого в форму Дознавательной Управы хмурого месьора Рендера. С ними явился и Киннамон Кадоре, существо неопределенного пола, жеманный и надушенный, как дорогая куртизанка. Этот презрительно глянул на Рекифеса, оценивающе на Хисса и состроил глазки Адриешу. Отпрыск Дома Тавилау покраснел.

Тощий и долговязый Сегеван в своих нарядах отдавал предпочтение темным цветам, которые ему совершенно не шли, придавая его облику сходство то ли с печальным пугалом, то ли с аллегорической фигурой Скорби. Едва представившись и назвав своих спутников, он незамедлительно разразился долгой приветственной речью. Речь была столь же великолепна, сколь утомительна – Рекифес со свойственной ему прямотой оборвал оратора на середине цветистой фразы.

– Прекратите стучать языком о зубы, почтеннейший Сегеван, – ледяным тоном сказал Кари немедиец. – Ответьте мне на два вопроса, да покороче. Первый: какого демона меня и моих спутников без малого колокол продержали у ворот, как последнего нищеброда? Второй: где находится владелец поместья, туранский подданный Теймураз иль'Ваххаби, коего я хотел бы увидеть как можно быстрее?

Огорчение Кари, его женовидного приятеля и поддакивавших девиц не ведало пределов. Что вы говорите? битый колокол продержали у ворот? Нерадивый слуга будет примерно наказан, уверяем вас… Что же до почтенного иль'Ваххаби, он, увы, три дня назад отбыл по торговым делам в Керкиру, столицу соседней Коринфии, доверив содержание дома своим друзьям и обещав вернуться не ранее начала осени. Не могут ли они по мере своих скромных сил чем-то заменить его? Скажем, ответить на еще какие-нибудь вопросы его светлости Рендера?

– Можете и ответите, – сказал, как отрезал, Верховный Дознаватель. – Причем в ваших интересах отвечать правдиво. Имена Юнры Тавилау и Клелии Кассианы диа Лаурин вам ни о чем не говорят?

– Душечка Юнра? – наперебой защебетали девицы. Конечно, они прекрасно знают Юнру Тавилау и ее милейшего брата Адриеша! (Упомянутый Адриеш, получивший строжайший приказ месьора Рендера, держался в тени и из последних сил хранил молчание, а вконец распоясавшийся Киннамон Кадоре старательно смущал его призывными взглядами.)

– Кто же ее не знает! Прекрасная душа, острый ум, хотя особо общительной ее не назовешь. Должно быть, последствия своеобразного воспитания. Когда последний раз ее видели? Да не далее, как вчера! Здесь, в «Альнере», на празднестве последнего летнего новолуния. Она пришла с друзьями – несколько странноватыми для девицы ее положения, но симпатичными. С кем именно? С девушкой из Обители Куртизанок… как же ее зовут? Динона или Денира? С ними были двое молодых людей, наверное, из числа компаньонов Старого Аземы. Тот, что постарше, Эльраим Бар-Ракат – ну такой красавчик, такой душка, просто прелесть и загляденье!

– Светлые Боги, – пробормотал немедиец, у которого от девичьей трескотни уже звенело в ушах. – Помолчите, все трое! Ставлю вопрос иначе: где сейчас могут находиться Юнра Тавилау и графиня Клелия Кассиана диа Лаурин, подданная королевства Офир?

Девицы озадаченно посмотрели на Кари. Кари переглянулся с Киннамоном Кадоре.

– Диа Лаурин, диа Лаурин, – озадаченно повторил месьор Сегеван, припоминая.

– Клелия Кассиана, Звезда Офира, – вполголоса подсказал Киннамон. Кари изящнейшим жестом взмахнул кистью:

– Ну конечно же! Я как-то сразу и не понял, о чем вы. Да, мне доводилось слышать про эту даму. Изумительно прекрасна, баснословно богата, входит в ближайшее окружение офирского трона. Обожает путешествовать и имеет широчайший круг друзей и знакомых – от королей и верховных жрецов до нищих и разбойников с большой дороги. Поразительная женщина, настоящая живая легенда наших времен. Жаль, что никому из нас не довелось лицезреть ее воочию. Не имею ни малейшего понятия, где ее можно найти. Юнру, впрочем, тоже. А что такое?

– У меня есть сведения, что эти две женщины насильно удерживаются в пределах поместья «Альнера», – железным голосом отчеканил Рекифес. – Кроме того, есть свидетели незаконной и опасной волшбы, творимой в этих стенах. Если это так, в ваших интересах немедленно и добровольно во всем сознаться, а пленниц отпустить на свободу. В противном случае властью, данной мне Троном Дракона, я буду вынужден самым тщательным образом обыскать имение.

– Клелия? Пленница здесь, в «Альнере»?! – изумился (по мнению Хисса, весьма правдоподобно) месьор Сегеван. – Незаконная волшба… что за вздор?! Должно быть, новый донос какого-нибудь полуграмотного «доброжелателя»? Разумеется, мы не прячем у себя никаких похищенных аристократок, не держим в доме камеру пыток и не пьем кровь невинных жертв за обедом! Стыдно вам, разумному человеку, дворянину, верить в подобную чушь!

Его приятель, однако, повел себя иначе. Если долговязый Кари Сегеван явственно нервничал и постоянно озирался через плечо, то непотребный юнец с каждым мгновением становился все более развязен и преисполнялся какой-то странной нахальной уверенности. Хисс отметил эту уверенность и решил, что она не к добру.

– Вы так уверены в этих своих сведениях, господин Верховный Дознаватель? – насмешливо протянул Киннамон Кадоре. – Настолько, что рискнете силой вломиться в частные владения в квартале Асмак? А если мы вам не позволим?

– Я всегда добиваюсь своего, месьор Кадоре, – ответил немедиец. – В том числе и силой, если меня к этому вынуждают. Там за дверью – два десятка моих мечников. Попробуйте мне помешать, и увидите, на что они способны. Так что, если вам и впрямь нечего скрывать, дайте моим людям провести положенный досмотр, а уж потом можете жаловаться куда угодно, хоть лично королю Нимеду. Пока что ваше поведение лишь укрепляет меня в моих подозрениях.

Сегеван и Кадоре вновь переглянулись, и женоподобный красавчик ухмыльнулся. Ухмылка была исключительно скверная.

– Мы ни в чем не виновны, и не желаем, чтобы собственность нашего друга подвергалась каким-либо досмотрам. Тем более в его отсутствие, – сухо заявил Кари Сегеван. – Если вы, месьор Рендер, и ваши люди сейчас же не покинете дом, куда вас не приглашали, мне, как это ни жаль, придется прибегнуть к более веским методам убеждения. Барренса, не сочти за труд, кликни стражу, – одна из девиц послушно сорвалась с места и умчалась вверх по лестнице, звонко молотя каблучками по мрамору.

– Не хотелось бы превращать обывательские сплетни в войну между Асмаком и Сыскной Когортой, – поддержал Киннамон. – Если поводом для вашего визита послужило чье-то подметное письмо, то в нем нет ни слова правды. Теймураз иль'Ваххаби сейчас едет по дороге на Керкиру, а местонахождение ее светлости диа Лаурин и госпожи Тавилау-младшей нам неизвестно. Здесь их нет. Либо доверьтесь нашему слову, либо привозите заверенное всеми печатями и подписями разрешение Городского Совета на обыск. Кстати, если вы собираетесь перетряхивать город в поисках пропавших женщин, поищите заодно еще одну неведомо куда сгинувшую особу – Нейрзу Сейдан. Вчера вечером она удалилась в свои покои, а сегодня утром ее уже никто не видал…

– Может быть, побежала совершать очередное жертвоприношение в храме Шеблы? – с наисерьезнейшим видом предположил господин Рекифес, припомнив вздорную белокурую девицу, пойманную вкупе с приятелями во время проведения колдовского ритуала.

Сегеван и Кадоре, также задержанные минувшей весной в злосчастных руинах, намек поняли. Кари скривился, будто раскусил лимон. Его приятель только пожал плечами.

Наверху слаженно затопало не менее дюжины обутых в тяжелые сапоги ног – прибыло вызванное подкрепление.

Верховный Дознаватель отчетливо скрипнул зубами. Такой оборот событий он, в общем-то, предвидел, но полагал, что у жильцов «Альнеры» не хватит духу отважиться на серьезную ссору с Когортой. Поупрямятся для виду, скажут пару гадостей – и откроют двери, смотрите, мол, нам скрывать нечего! Однако месьор Кари и его дружок уперлись рогом всерьез. Конечно, два десятка немедийских гвардейцев раскатают здешнюю стражу на пергамент, но…

Не устраивать же побоище средь бела дня прямо посреди квартала Асмак! Хотя – почему бы и нет? В конце концов, он в этом городе верховная власть или как?!

Хозяева «Альнеры» расценили его колебания по-своему.

– Правильно сомневаетесь, месьор Рендер, – снова заговорил Киннамон Кадоре. – Позволю себе еще усугубить ваши сомнения. Да, Замора – немедийский протекторат, но земля, на которой стоит «Альнера», является собственностью туранского подданного, приближенного императора Илдиза, да продлятся вечно дни его. Причем сей человек действовал от имени и по поручению туранской короны. Следовательно, здесь владения Турана… что подтверждается фирманом, выданным в коронной канцелярии Аграпура и заверенным в шадизарской городской Управе. Вы не знали? Ай-яй-яй…

С последними словами месьор Кадоре жестом фокусника извлек из-за пазухи свернутый в трубку свиток, украшенный здоровенной печатью золотистого воска.

Свиток перешел из рук в руки, и изрядно удивленный таким неожиданным поворотом событий Рекифес Рендер с раздражением понял: обитатели «Альнеры» взяли над ним верх. Подлинный фирман императора Илдиза Туранского, на редком и ценном белом пергаменте, с витиеватыми строчками туранской вязи и всеми положенными росписями. Каким образом, во имя Митры, иль'Ваххаби сумел заполучить такое сокровище? Неужели придется отступить? Вот чего ему еще не хватало, так это вызванной его действиями грызни между немедийским и туранским посольствами, отголоски которой непременно дойдут до обеих столиц! Слишком много для одного человека, пусть даже и Верховного Дознавателя…

Мельком Рекифес уловил полный нескрываемого презрения взгляд Младшего Тавилау: вот оно, ваше хваленое правосудие! Испугались, доблестный хранитель закона! Поражены собственным оружием – сводами уложений и предписаний!

Единственное, за что мог уцепиться месьор Рендер – беззастенчивая ложь Кари Сегевана касательно отъезда Теймураза иль'Ваххаби. Караванов в Коринфию в ближайшую седмицу не уходило, и Таможенная Управа не выдавала подорожного листа на имя иль'Ваххаби. Разве что тот отправился в дорогу не через ворота, как добропорядочный подданный, а выскользнул тайком. Слабая зацепка, но все же…

Немедиец уже приготовил достойную фразу, и тут в приемной зале особняка на Серебряной аллее произошло нечто из ряда вон выходящее.

Огромный дом содрогнулся. С жалобным звоном пролился водопад бьющихся разноцветных стекол. Лестничные ступеньки наискось пересекла длинная и глубокая трещина, с потолка посыпалась каменная крошка. Дверной проем перекосился, левая створка сорвалась с петель и вывалилась наружу, искусная резьба брызнула щепками. Одна из девиц вцепилась в раскачивающиеся перила и истошно завизжала, вторая, не удержавшись на ногах, упала на четвереньки.

Во дворе яростно загалдели, но все звуки с легкостью перекрыл чудовищный рев, исторгнутый кем угодно, только не человеческим существом. Рев исходил откуда-то снизу, из-под фундамента – а может, со всех сторон, облекая людей, как густая смола. Он длился и длился, забираясь под череп, сводя с ума и лишая малейшей способности здраво соображать. Оборвался чудовищный звук столь же внезапно, как и начался – его, точно острейшим ножом, перерезал короткий пронзительный свист.

Кари Сегеван с неузнаваемо исказившимся лицом устремился к боковой двери. Незваные гости и друзья более не имели для него никакого значения. Киннамон Кадоре, мигом отбросивший всю свою манерность, устремился было следом, но на плечах у него повис Адриеш. Тавилау-младший одним прыжком настиг удирающего Кадоре, схватил за глотку и принялся равномерно встряхивать, приговаривая:

– Где сестра, паскудник? Куда дели Юнру? Отвечай, пока я тебя не придушил!..

Красавчик изо всех сил брыкался и вертелся ужом, но хватка у взбешенного Адриеша оказалась железная. «Птенчик» уже начинал задыхаться.

Хисс, выставив перед собой короткий нож, растерянно озирался по сторонам.

Здание продолжало сотрясаться, мозаичный мраморный пол дрожал под ногами, разбегаясь трещинами. Тяжелые, мягкие толчки шли откуда-то из-под земли, словно под «Альнерой» собиралось раскрыться жерло огнедышащего вулкана или как если бы нечто огромное пробивало себе путь на поверхность сквозь толщи земли и камня. Одновременно на пороге появился один из немедийцев, обнаженный меч плясал в его руке:

– Ваша милость, уходите! Дом рушится, чернокнижники бегут, как крысы с дырявой посудины! С полдюжины мы уже повязали!

Странно, но именно в этот момент Верховный Дознаватель почувствовал какое-то особенное, ни с чем не сравнимое облегчение. Вот теперь все было правильно, все встало на свои места. Проклятый безумный городишко наконец показал во всей красе свою безумную сущность.

В кои веки заверения Ши Шелама оказались чистейшей воды правдой. Незваные гости из Нарикано без особых затруднений просочились сперва в Ламлам, а оттуда в Асмак – по задворкам роскошных дворцов и особняков. Владельцы сих великолепных зданий вряд ли догадывались, каковы на вид тылы их собственности, и уж точно никогда в жизни не удостаивали их личным присутствием.

Сборище получилось довольно пестрое. Собственно старшина Нарикано, Кодо Ходячий Кошмар, и призванный им десяток «пастуха» с многозначительным прозвищем Трижды Повешенный. Аластор Кайлиени, Ши и подросток-варвар, и вдобавок – неотлучный спутник Дурного Глаза, хорек Диззи. На границе Ламлама к отряду присоединились Хасти Одноглазый и сумрачный Рейф, старшина телохранителей пропавшей дамы диа Лаурин, вкупе с пятеркой своих подчиненных – доведя численность разношерстной армии до двух десятков. Рейф немедля облил молчаливым презрением всех без исключения спутников Кодо Сиверна и его самого.

Хасти же относился ко всему происходящему с живейшим интересом, не гаснувшим даже перед необходимостью пробираться помойками и закоулками. Для чего он сам напросился в этот опасный поход, большей части собравшихся было неясно – то ли чтоб извести под корень загадочную «пустоту», угнездившуюся в «Альнере», то ли заради возможности испытать в бою подаренный Рейфом боевой посох. Однако отговаривать такого великолепного бойца никому и в голову не пришло. Пусть будет.

Ограду «Альнеры» миновали через уже знакомую Малышу и Ши Шеламу укромную калитку.

– Хисса с немедийцами не ждем, – сумрачно буркнул Альс, хотя с ним и так никто не спорил. Половина отряда горела жаждой мести, другая половина – жаждой наживы. – Каждый миг на счету. Неизвестно еще, что там сейчас делают с Клелией.

– И с Юнрой, – поддакнул Ши.

Добравшись до особняка, вскрыли первое подвернувшееся окно и по очереди забрались внутрь, в пыльный полумрак, вскоре рассеченный тонкими лучами зажженных потайных ламп. Из-за пазухи Аластора вынырнул сидевший всю дорогу тише мыши Диззи, повертелся туда-сюда, определил направление и потрусил вперед.

– Ты бы еще целый зверинец с собой притащил, – высказал свое мнение Повешенный. На него дружно зашикали, а обернувшийся хорек оскалил мелкие зубки и свирепо фыркнул. Боец Кодо незамедлительно примолк.

На сей раз шли короткой дорогой, без плутания по заброшенным пустым комнатам. Дважды наткнулись на запертые двери, распахивавшиеся после короткой возни Аластора с замками. Спустились по громыхающей винтовой лестнице кованого чугуна и угодили в памятный коридор. Еще с полсотни шагов, поворот направо, двадцать шагов – и нахально поблескивающая в свете потайных фонарей медная дверь.

Кто-то восхищенно присвистнул. Хасти сунулся поглядеть на невиданное чудо поближе, зачем-то поскреб в некоторых местах выпуклость диска, украшенного диковинными цветами либо зверями, и отступил назад.

– Альс, давай, покажи мастерство! – забормотали спутники Ночного Кошмара, изрядно наслышанные о подвигах Дурного Глаза в деле взлома всяческого рода замков и запоров. – Спорю, справится за квадранс! Ставлю пять талеров – кто принимает? Десятка, что уложится быстрее! Шелам, отсчитывай! Да смотри, не мухлюй!

– Молчать всем! – жутким голосом рявкнул Аластор. – Отойдите шагов на пять. Кто не слышал, пеняйте на себя…

Повторять дважды не потребовалось: все знали о существовании хитроумных ловушек, встроенных в двери, а некоторые воочию видели просивших подаяние неудачников, забывших об осторожности и слишком рано бросившихся к добыче.

Ши ждал, что Альс сейчас полезет в болтавшуюся на поясе кожаную сумку, битком набитую полезными приспособлениями: разнообразными по виду и форме отмычками, причудливо изогнутыми крючками и тонкими шильями. Однако Дурной Глаз не притронулся к своей снасти, а просто встал перед бронзовой дверью, упрямо наклонив голову и уперев руки в бока.

– Открываться будем? – вопросил он с той усталой интонацией, с какой хозяин успокаивает разыгравшуюся собаку или мать беседует с капризным ребенком. – Или начнем упрямиться? Давай-давай, освобождай дорогу. Недосуг мне с тобой возиться.

Ши оторопел. За его спиной кто-то хихикнул. У Рейфа отвисла челюсть.

– Мама, мама, иди скорей, наш папа с дверью разговаривает, – детским голосом пропищал бандит по прозвищу Гиря. Сгрудившаяся в тесном коридоре компания дружно захрюкала… и потрясенно смолкла.

Медные змейки шевельнулись.

Они двигались не так, как живые создания – плавно перетекая из одного состояния в другое – но дергаными рывками, точно разрывая удерживающие их незримые нити. Разноцветные камни в глазницах засветились холодными огоньками, головки раскачивались, стальные язычки метались в открытых пастях. Позади Ши кто-то от души выругался, кто-то помянул богов и лично Покровителя Обманщиков, прося немедленно вступиться.

Тусклые взгляды медных змеек сошлись на Аласторе.

– Я жду, – взломщик нетерпеливо притопнул ногой. – Договоримся по-хорошему? Я ведь и по-плохому могу, но что тогда от тебя останется, представляешь? Разве что старьевщику в Ржавом проезде снести. Ну?

Змейки дружно зашипели – словно вдалеке осторожно ударили войлочным молотком по звонкому гонгу. Туловища их вновь плотно прилегли к широкому ободу диска. Одновременным стремительным движением десять головок метнулись вперед и десять челюстей с жестяным клацанием сомкнулись на десяти бронзовых хвостах.

Диск слегка вздрогнул, приподнялся вверх и начал медленно поворачиваться, издавая чуть слышный скрип.

– Готовсь, – прошипел Ночной Кошмар, но и без его приказания толпившаяся в коридоре шайка ощетинилась ножами, дубинками, кастетами и даже одним самострелом.

Протянувшиеся поверху и понизу диска могучие засовы плавно разъехались в стороны и исчезли в стенах. Медные пластины, покрывавшие громадную створку и слегка потемневшие от времени, внезапно засияли, как в первый день своего создания.

Спустя миг дверь исчезла. Просто сгинула, будто ее никогда и не было, оставив зияющий прямоугольник коридора, шагов через десять плавно расширявшийся и переходивший в полукруглую лестницу с широкими ступенями.

Лестница спускалась в зал с низким потолком и двумя рядами толстых квадратных колонн. Зал был огромен – разум не сразу соглашался с существованием под землей такого большого помещения: самое малое сотня шагов до дальней стены, да столько же в поперечнике. Судя по грубой, примитивной кладке стен и колонн, зал был древним – едва ли не ровесником Шадизара, много старше самой «Альнеры». Большая часть зала тонула в полумраке, лишь центральный проход освещали закрепленные на колоннах трескучие факелы да в конце этого прохода на возвышении горело множество масляных ламп, очерчивая яркий световой круг.

По низкому потолку метались жуткие причудливые тени. Мерцал холодный зеленый огонь. Десяток неподвижных фигур в черных балахонах, стоящих через равные промежутки по границе круга, выпевали что-то медленным речитативом. Эти черные фигуры особенно четко выделялись на фоне дальней стены, белой, украшенной то ли мозаикой, то ли фреской: ажурно сплетенная паутина с черно-золотым пауком в центре. Увлеченные творящимся колдовским действом, заклинатели даже не обратили внимания на внезапно появившихся у входа в зал незваных гостей.

А еще дальнозоркий Ши Шелам разглядел странный каменный алтарь, некие смутно знакомые предметы, лежащие у ног каждого из творящих заклинание чернокнижников и тонкую женскую фигуру, прижавшуюся к одной из неуклюжих колонн. Прижавшуюся – или привязанную? Ну да, на девице цепи… а сама она…

– Юнра! – завопил Ши и первым бросился вперед.

– Началось, – выдохнул Аластор Кайлиени. – За Ферузу!

– За Клелию! – рявкнул Рейф, выхватывая меч.

– За «Уютную нору»! – вскричал Конан, скатываясь по ступенькам следом за Аластором, Рейфом и Ши. – За Райгарха! За…

Дальнейшие его слова потонули в дружном реве головорезов Кодо Сиверна:

– Алмазы и золото! Бей колдунов!

Первому же из вошедших в винный погреб людей, кто осмелился протянуть к ней руку, благородная госпожа Клелия Кассиана на удивление ловко и умело отвесила пинка в то уязвимое место, коим не дорожат только евнухи. Обычный человек тут же согнулся бы в три погибели, извещая мир о своей беде громкими стонами.

Удар получился на славу – во всяком случае, ногу себе Клелия отбила. Однако подручный Теймураза иль'Ваххаби не обратил на пинок никакого внимания. Бесцеремонно стащил женщину с облюбованного ею бочонка, без труда скрутил руки, чтобы не вырывалась, и поволок наружу. Утонченная офирская графиня ругалась на чем свет стоит – некоторых ее высказываний Юнра просто не поняла.

Именно сейчас до девицы Тавилау-младшей дошел весь ужас положения, в котором они оказались. Не будет никакой помощи. Они угодили в руки к безумцам и просто сгинут без следа.

Еще более, чем сам факт похищения и заточения, ее пугали безмолвные спутники иль'Ваххаби. В последние дни она не раз слышала загадочные слова, описывающие разгромивших трактир «Уютная нора» людей – их почему-то именовали «пыльными, безликими и пустыми». Теперь Юнра поняла, почему. Трое помощников иль'Ваххаби для жителей солнечного Шадизара были какими-то болезненно бледными, с сероватым оттенком кожи, не разговаривали, смотрели тусклым взглядом прямо перед собой, и даже запах от них шел не человеческий, а хорошо знакомый девице Тавилау пряный и сухой аромат слежавшегося старого пергамента. Зато силы в диковинных воинах было вдвое против обычного – когда Клелия намертво уперлась в дверях подвала, не желая выходить, «серый» попросту одной рукой поднял, как котенка, рослую офирку и без особого труда пронес подмышкой с десяток шагов.

Вскоре Клелия осознала, что ее проклятия не достигают цели, и удрученно замолчала. Тишину нарушало лишь размеренное шарканье подошв, и Юнра рискнула подать голос:

– Скажите, куда мы идем? Зачем мы вам нужны?

Гробовое молчание в ответ. Шагавший впереди Теймураз свернул в темный коридорчик, загремел ключами, и женщин поочередно втолкнули в низкий проем. Клелия, бросив взгляд по сторонам, удивленно охнула. Младшая Тавилау вполне разделяла ее удивление: ей в голову не приходило, что под «Альнерой» скрывается такой огромный зал. Медная дверь, которую они с Ши обнаружили, наверняка ведет именно сюда – вон вдалеке виднеется уходящая наверх лестница.

Пленниц провели между толстых, приземистых колонн к ярко освещенной площадке и написанной на светлой штукатурке фреске – паутина с восседающим в центре золотым пауком.

– Вот они, твои ненаглядные любимцы-пауки, – злорадно бросила диа Лаурин. – Во всей красе. Просветленные искатели истины среди паучьих тенет. Тьфу! Смотреть на вас противно. Века идут, а такие, как вы, не переводятся. Но все же, в чем их сила?..

На короткое время женщин почти предоставили самим себе, лишь приставив к каждой по «серому» охраннику. Иль'Ваххаби с подручными куда-то удалились, «серые» стражи не двигались и, кажется, даже не дышали, и Юнра дала полную волю своему любопытству. А посмотреть было на что. Впервые в жизни девица Тавилау очутилась в самом настоящем капище – капище Затха Всеведущего.

В центре круглой, слегка вдавленной, как тарелка, площадки гладкий каменный пол вздымался двумя горбами из черного мрамора – один побольше и слегка вытянутый, другой поменьше, а от них к краям «тарелки» разбегались десять тонких лучей-желобков. Что-то это сооружение ужасно напоминало… Юнра наморщила лоб, пытаясь вспомнить, и сдавленно охнула, узнав. Собственно, догадаться сразу мешал размер: туловище огромного паука-крестовика, высеченное в камне, было величиной с лошадь, лапы-желобки в размахе достигали едва не дюжины шагов. А этот заглубленный, до блеска отполированный крест на спине мраморного тарантула – что это, попытка неведомых строителей капища придать своему идолу сходство с оригиналом? Но зачем тогда эти бронзовые кольца, вделанные в камень на концах креста размером как раз в рост человека?..

Жертвенный алтарь, вот что это такое, сказала себе Юнра, чувствуя, как внутри нее все заледенело.

Паучьи лапы-желобки оканчивались круглыми углублениями размером с суповую миску. Вновь появился Теймураз иль'Ваххаби, но на сей раз его сопровождали не только безликие воины, но и десяток фигур, задрапированных в черные балахоны. Новоприбывшие двигались с торжественной медлительностью, неся на вытянутых руках разнообразные предметы – иные из этих предметов полностью умещались в ладонях, но Юнра увидела изогнутый туранский ятаган из драгоценной дымчатой стали, толстый фолиант в потертом черном переплете, изумительной красоты алмазную тиару, отлитый из чистого золота солнечный диск… Процессия двинулась кругом алтаря, обходя его посолонь, каждый из идущих бережно клал свой талисман в чашу на конце паучьей лапы и сам вставал рядом. Еще кто-то суетился у светильников, что-то добавляя в масло, отчего пламя вспыхнуло ярче, а в воздухе разлился сладковатый прозрачный дым.

Связка украшенных самоцветами ключей на одном кольце. Маленькое серебряное зеркальце в резной оправе. Пузатый флакончик с оранжевой жидкостью. Клелия, гневно сдвинув брови, беззвучно шевелила губами. Она явно узнавала каждый из принесенных участниками ритуала амулетов. В три оставшихся чаши легли тяжелый, грубоватого литья перстень с рубином, тонкий жезл с великолепным огненным опалом в навершии и пожелтевший от времени лошадиный череп с вставленными в глазницы сапфирами.

Клелия Кассиана смотрела на талисманы божественных Сил, и в глазах офирки разгорался незнакомый доселе огонь.

Юнра, для которой все эти предметы ровным счетом ничего не значили, смотрела на полускрытые капюшонами лица Искателей Истины, знакомые ей в той же мере, что Клелии – амулеты богов. Не в силах более сдерживаться, девица Тавилау жалобно воззвала:

– Гиллем! Минсла! Вельбор! Это же я, Юнра, Юнра Тавилау! Что вы делаете?! Нейджел, посмотри на меня! Мы ведь сколько лет знакомы! Нельзя же так запросто хватать человека и…

– В самом деле, Совершенный, – нерешительно заикнулся один из безошибочно узнанных Юнрой чернокнижников, в миру Гиллем Лариан, единственный наследник торгового дома Лариан, поворачиваясь к молчаливому иль'Ваххаби. – Это же Юнра, то есть я хотел сказать… Возможно, она будет нам полезна? Может, сохранить ей… предложить ей место среди нас?

– Среди нас нет свободных мест, – резко откликнулся гигант. – Она многое знает, и она была с нашими врагами. Ей нельзя доверять.

– Да ничего я не знаю! – заверещала Юнра. – Ровным счетом ничего! Ни я, ни она! А если вы тут затеяли поклонение Всезнающему, так это ваше личное дело! Только не надо этих… кровавых приношений!

Возможно, девице Тавилау и удалось бы убедить кое-кого из присутствующих – скажем, Гиллем Лариан был готов пойти навстречу давней приятельнице, но тут из-за колонн вынырнула еще одна фигура в длинном балахоне, только не черного, а неопределенно-серого цвета. Откинув с лица капюшон, безликая фигура обернулась невысокой полноватой женщиной средних лет – совершенно домашней и безобидной с виду, однако даже огромный туранец при ее появлении будто бы сделался ниже ростом и усох в плечах.

– Что происходит, Теймураз? – холодно обронила она. – Я смотрю, у вас с этой девчонкой намечается приятная беседа? Все готово к ритуалу Пустоты. Нас ничто более не держит, так начнем же, во имя Всесущего!

– Это Юнра Тавилау, – торопливо и заискивающе проговорил Гиллем. – Наследница одного из богатейших семейств Заморы. Может, дадим ей хотя бы возможность выбора? Она наверняка сама пожелает приобщиться к Великой Сети, и…

– Ты сказал, и я тебя услышала, – нетерпеливо отмахнулась госпожа Эсма (в коей многие из жителей Шадизара без труда узнали бы знахарку Эсму Халед по прозвищу Ворчунья). – Уберите ее… пока. Потом посмотрим, что с ней сделать.

Безмолвные стражники оттащили Юнру в сторону. На одной из колонн обнаружились вделанные на высоте человеческого роста тяжелые железные кольца с прикованной к ним цепью – не успела Тавилау-младшая и слова сказать, как уже с недоумением таращилась на свои намертво скованные запястья. Боли ей не причинили, но беспомощно топтаться у колонны, уподобившись козе на веревке, было ужасно неприятно и неловко.

К тому же она боялась за Кассиану диа Лаурин, отнюдь не искавшую путей к примирению.

– Эй, ведьма, – негромким и каким-то чужим голосом окликнула Клелия. – Погляди на меня. Знаешь ли ты, кто я такая?

Та, кого назвали ведьмой, не спеша повернула голову. С десяток ударов сердца они мерялись взглядами – приземистая, расплывшаяся с годами Эсма и великолепная, несмотря на пребывание под замком, Клелия. Сообщество Ищущих Истину с затаенным трепетом выжидало, чем окончится этот безмолвный поединок.

– Да, я знаю, кто ты на самом деле, – спокойно сказала наконец Эсма Халед. – И что с того?

– Только попробуй хоть пальцем меня тронуть, – тем же ровным и властным тоном произнесла Клелия Кассиана. – У тебя и в самом деле есть Дар, но ты не ровня мне. Подумай о последствиях, ведьма. Предлагаю первый и последний раз: прекратим этот балаган. Отпусти меня и девочку, верни то, что украдено тобой, и даю слово – ни я, ни мои сородичи не станут мстить.

– Ох, напугала. Мстить она не будет, поди-ка, – презрительно фыркнула Эсма. – И прекрати называть меня ведьмой. Я – высшая жрица Затха Всеведущего, Хозяина Паутины, одна из немногих, владеющих тайным знанием. А вот тебе известен ли предел наших возможностей? Теймураз, покажи ей…

Молчаливый иль'Ваххаби отступил назад, повозился с сундуком, приткнувшимся у основания одной из колонн, и предъявил Клелии, а также всем собравшимся матово блестящий металлический шар величиной с небольшую дыню.

Эсма легко коснулась ладонью шара, и загадочный предмет вдруг ожил. Шар неярко переливался оттенками багрового и вишневого, точно внутри него горела небольшая свеча. Изготовлен он был, как теперь казалось, из хрусталя или стекла, но весил явно куда больше, чем полагалось обычному хрустальному шару – не обделенный силой иль'Ваххаби с трудом удерживал его на вытянутой руке и быстро переложил на каменное возвышение возле «головы» паучьего жертвенника.

Странный шар, словно и впрямь был живым, на месте не улежал. Едва коснувшись пыльного постамента, он вдруг окутался ядовито-зеленым сиянием и легко, бесшумно поднялся на ладонь в воздух, разбрасывая вокруг резкие блики.

– Знакома ли тебе эта вещь, о пресветлая? – насмешливо спросила Ворчунья.

На лице Клелии ярким румянцем проступила мгновенная растерянность.

– Так вот что у вас было… – севшим голосом пробормотала офирка. – Но это же… оно создавалось не для того, чтобы служить Пауку…

– Все в мире служит Повелителю Сети, – отрезала жрица. – Теперь ты понимаешь, сколь смешны твои угрозы? Нынешний ритуал придаст Оку Бездны полную силу, забрав ее из амулетов ложных богов, и тогда мои возможности станут поистине безграничными. А ты мне в этом поможешь. Не по доброй воле, так по принуждению, но ты придешь к нам, и твои силы приумножат могущество Повелителя…

Клелия Кассиана умела быстро справляться со своими чувствами. В ответ на угрозы офирка лишь с показным равнодушием пожала плечами:

– Деревенский дурень может отыскать волшебный меч, но легендарным героем ему все равно не стать. Вы не сумеете воспользоваться случайно доставшейся мощью. Рано или поздно она вас погубит, как некогда погубила кхарийцев.

– Сумеем! – запальчиво выкрикнул один из черных балахонов. Судя по срывающемуся голоску, внутри бесформенного одеяния скрывалась молоденькая девица. – Мы многое умеем, а скоро сможем еще больше!

– Не льстите себе, дорогая, – холодно посоветовала госпожа диа Лаурин.

– Довольно болтовни, – приказала Эсма Халед. – Начинаем.

И внезапно взмахнула в сторону Клелии раскрытой ладонью.

Похоже, то был незримый колдовской удар. Офирскую графиню швырнуло спиной вперед, и она зацепилась подошвой сандалии за выщербленную плитку пола. Ее тут же подхватили давешние угрюмые спутники иль'Ваххаби, сбили с ног, и вокруг упавшей Клелии сомкнулись одинаковые черные спины Искателей Истины. Когда поклонники Затха Всезнающего и Вездесущего расступились, изрядно растрепанная и лишившаяся большей части своих одежд Клелия Кассиана лежала в крестообразном углублении на спине каменного паука, притянутая за запястья и лодыжки какими-то блестящими шнурами. Она не кричала, как непременно бы поступила на ее месте девица Тавилау, но сдавленно рычала сквозь зубы и яростно дергалась, вопреки доводам рассудка пытаясь освободиться.

Эсма Халед мимоходом пнула ее носком туфли в бок, буркнув:

– Лежи смирно. Чему быть – того не миновать.

Тавилау-младшая проклинала свое любопытство, но ничего не могла поделать: ей позарез хотелось не только видеть происходящее, но и знать его смысл.

Церемония, должно быть, проводилась уже не раз и каждый знал отведенную ему обязанность. Теймураз со своими подручными отступил в тень, за границу освещенного круга; Эсма Халед встала за постаментом и погрузила пальцы в окружавшее загадочный шар зеленое сияние, не касаясь, однако, гладких боков. Перешептывания смолкли, как отрезанные ножом, в подвале зазвучала перекличка голосов – сперва один, потом к нему присоединился другой, третий… Язык служения Юнре распознать не удалось: медленный, тягучий, он тек, подобно струйкам дыма, сплетаясь в причудливые кольца и завитки. В подвале стало холоднее – сперва девица Тавилау сочла, что ей мерещится с перепугу, потом сообразила, что личные ощущения тут не при чем. На колоннах выступили белесые пятна изморози, и пару раз она даже заметила облачко собственного дыхания.

Должно быть, рассудок Юнры переступил через ту черту, до которой она еще была способна испытывать страх. Не то, чтобы она полностью перестала бояться, но теперь к ней вернулась способность соображать. Ей позарез требовалось отыскать способ выбраться отсюда. Желательно целой, невредимой и в обществе госпожи диа Лаурин. Приглядывая краем глаза за действиями внутри колдовского круга, она принялась изучать звенья цепи, удерживавшей ее возле колонны. Может, удастся открыть замок? Шпилька-то у нее есть, только как до нее дотянуться? Она уже примерилась, как бы половчее извлечь из прически чудом сохранившийся длинный кусочек бронзы, когда мерный речитатив Искателей Истины заглушил пронзительный, прямо-таки свинячий визг.

Тавилау-младшая в жизни бы не поверила, что человек способен испускать подобные звуки, и тем более – что надрываться станет живое воплощение сдержанности и хладнокровия, Клелия Кассиана диа Лаурин. У офирки имелась веская причина для криков: с низкого потолка на десятках нитей спускались крупные пауки. Размах суставчатых лап у некоторых вполне достигал большой тарелки, и Юнра передернулась, представив, каково сейчас Клелии – ведь та ненавидит пауков больше всего на свете.

Достигнув пола, насекомые устремились к распятой на алтаре женщине. Вопли диа Лаурин достигли такой высоты и громкости, что могли, наверное, без труда крошить гранит или расколоть на мелкие кусочки кристалл. Бешено изгибаясь, насколько позволяли путы, Клелии удалось отбросить или раздавить нескольких наиболее проворных созданий, но спустя еще мгновение она исчезла под нахлынувшей на нее темной волной. Пауки метались туда-сюда, стремительно опутывая свою добычу множеством тонких, липких нитей, превращая ее в плотный кокон. Когда они добрались до лица женщины, крики стали глуше, сменившись невнятным мычанием.

Не опутанными паутиной оставались только руки Кассианы, и тут Эсма Халед, сделав три быстрых шага, ловко и умело чиркнула по запястьям пленницы коротким широким ножом.

Юнра приготовилась к зрелищу заливающего пол кровавого фонтана, однако густая жидкость потекла по бокам каменного тарантула медленно и неохотно. Вот она заполнила кольцевой желобок вокруг алтаря… вот закапала в канавки, ведущие к амулетам… Голоса выпевающих заклятие Искателей Истины зазвучали торжествующим гимном, исходящее от Ока Бездны зеленое свечение стало ярче. Эсме охватила колдовской шар ладонями и, склонившись над ним, что-то настойчиво нашептывала. Сейчас она уже не казалась склочной, но в общем-то безобидной тетушкой Ворчуньей, знакомой всему кварталу Нарикано – на возвышении стояла настоящая ведьма, опасная и жестокая, занятая своим таинственным ремеслом.

Искатели Истины плели голосами паутину словесных кружев. Повинуясь их заклятиям, шнырявшие по полу пауки выстраивались в причудливые фигуры, возникавшие и пропадавшие спустя миг. Лапки-желобки темнели, заполняясь кровью обращенной в серебристый неподвижный кокон Клелии Кассианы, скапливающееся напряжение росло, как густеет воздух перед близящейся грозой.

Сверкнула зеленая молния, и разложенные в каменных чашах предметы окутало бледное сияние. Каждая вещь обладала ореолом своего цвета: от медово-золотистого у отмычек и серебряно-пепельного у меча до багряно-черного облака, окружившего книгу. Светящийся туман отрывался от своего предмета, создавая в воздухе его слегка увеличенное подобие. Эсма Халед удовлетворенно кивнула и повысила голос. Мерцающие призраки поплыли к колдунье. Стайкой диковинных рыбок они закружились подле шара, заволокли его и растворились каплями упавшей на раскаленный песок воды. Темный хрусталь вдруг полыхнул алым, и, словно отвечая ему, еле различимыми глазом искрами замерцала на камне кровь Клелии.

Вещи на столиках вновь окутались радужным туманом, и все повторилось заново.

И еще раз. И еще.

Если сведения Юнры Тавилау о магических ритуалах соответствовали истине, то сейчас она стала свидетельницей вытягивания колдовской силы из доставшихся Искателям Истины могущественных талисманов. Похищенная сила устремлялась в хрустальный шар, а тот, объединив в себе мощь всех десяти, будет способен… на что? Да, пожалуй, на все, что прикажет управляющий им магик. Теперь все объясняется – и нападение на «Уютную нору», и странный набор предметов, и даже возродившийся в последний год интерес к культу Всезнающего Паука!

Вопрос только в том, проживет ли она, Юнра Тавилау, достаточно долго, чтобы поделиться своими знаниями?

Шар поглотил уже четвертую или пятую порцию Силы, когда в плавном течении обряда что-то нарушилось. Из сумрака между колоннами выскочил человек. Пригибаясь, украдкой приблизился к Теймуразу иль'Ваххаби, выделявшемуся среди прочих балахонов огромным ростом, и что-то зашептал. Последовал быстрый обмен фразами, и человек вновь через весь зал помчался к выходу. Иль'Ваххаби выглядел встревоженным. Он сказал несколько слов своим бесстрастным спутникам, и один из «серых» протянул туранцу тяжелый тесак.

«Что-то случилось! – догадалась Юнра. – Наши друзья обнаружили, что мы пропали, и штурмуют „Альнеру“? Нас разыскивает месьор Рекифес со своей Когортой? Боги, только бы они успели! Только бы вытащили нас отсюда прежде, чем Клелия истечет кровью!»

…Они все-таки успели – в самый последний момент, но все же вовремя – совсем как герои сказочных преданий, до которых была весьма охоча младшая Тавилау.

Над спускавшейся в зал лестницей коротко вспыхнуло медное сияние, и в подземный зал ворвались люди. Люди с фонарями и оружием. Много людей – возликовавшей и отчаянно завопившей «На помощь!» Тавилау-младшей показалось, что не меньше полусотни. Ворвавшиеся на несколько ударов сердца замерли на ступеньках, оценивая ситуацию, и, подбадривая себя неслаженным боевым кличем, ринулись вниз. Юнра отчетливо расслышала собственное имя – кто-то истошно звал ее.

Растерявшиеся Искатели Истины сломали круг и сбились в потрепанную воронью стаю, жмущуюся к Эсме Халед. Почтенная дама единственная сохраняла полнейшее спокойствие. Прикрикнула на Теймураза иль'Ваххаби, мгновенно ринувшегося куда-то в глубины левого предела залы, и размашисто перечеркнула воздух перед собой растопыренными пальцами. Шар ответил на ее действия синей вспышкой, а между четырех колонн, окружавших алтарное возвышение, вдруг возникла стена из призрачно мерцающих нитей. Юнра взвизгнула, когда магическая преграда пролегла прямо рядом с ней – за мгновение до того, как в эту стену со всего размаху врезался Ши Шелам. Магическая паутина не подалась ни на волосок, зато Ши неведомой силой отшвырнуло на десяток шагов.

Кто-то заревел, отдавая приказания – и тоже запоздал. Сумрак выпустил в зал бесстрастных подручных иль'Ваххаби, а от входа в подземелье спешили обыкновенные, но вооруженные до зубов охранники поместья «Альнера». Спасители и стража сцепились в круговерти смертоубийственной стали, и Юнра больше не понимала, кто одерживает верх, а кто проигрывает.

Ши успел крикнуть ей:

– Держись, я сейчас что-нибудь придумаю! – и скрылся из виду.

Глава восьмая И пришел паук

Дарованное внезапностью нападения преимущество недолго оставалось на стороне Кодо Ночного Кошмара и его бойцов. Успей они за эти краткие мгновения пересечь зал, разогнать опешивших Искателей Истины и захватить их предводительницу, все бы повернулось иначе. Но толпившиеся в дальнем конце «черные балахоны» отгородились непроницаемой колдовской стеной, а незваным гостям приходилось несладко. Отчасти выручал простор подземелья и царивший в нем полумрак, а толстые колонны как нельзя лучше подходили для укрытий в игре в смертельные прятки. Общее побоище превратилось в множество мелких схваток один на один – число сражающихся с обеих сторон было примерно равно.

Самого Ночного Кошмара теснили к лестнице в компании с Рейфом, телохранителем госпожи Кассианы, и мальчишкой-варваром, наверняка воображавшим себя героем древних сказаний Полуночи. Толку от подростка и его клинка было чуть, разве что прикрывал спину. Гораздо большую благодарность судьбе Кодо испытывал за общество Рейфа, знавшего толк в хорошей драке. Кайлиени и Ши Шелам в суматохе куда-то сгинули. Одноглазый Хасти… кстати, а этот куда подевался?!

Хасти, словно демон из поговорки, явился немедленно, стоило о нем вспомнить.

– Остановитесь, безумцы, и подумайте о вечном! – проревел он свою излюбленную фразу, возникая из сумрака за спинами противников с тяжелым посохом наперевес. Громогласный призыв возымел действие лишь отчасти. Но двое ближайших стражников «Альнеры» остановились как вкопанные, и Хасти налетел на них коршуном, приговаривая:

– Да снизойдет на вас благодать Изначального!

Под благодатью Одноглазый понимал полное избавление от невзгод суетного мира, поскольку окованным торцом своего посоха немедленно проломил обоим черепа. Воспрявшие духом Кодо, Рейф и Конан с новыми силами ударили на оставшихся и преуспели. Широкий меч Рейфа вышел из спины одного врага, палица Кодо обрушилась на темя второму, загнав ему голову в плечи.

И вот тут у месьора Сиверна отвисла челюсть.

Ходячий Кошмар по прежнему немалому опыту как-то привык к тому, что человек с напрочь размозженной башкой молча падает и смирно лежит, дожидаясь труповозов. Охранник «Альнеры», у которого практически исчезла верхняя треть черепа, тоже упал было, выронив кривую туранскую симитарру. И тут же принялся вставать, медленно и неуклюже, слепо шаря вокруг себя выпавшее оружие. Ни капли крови притом не вытекло из жуткой раны, словно удар Сиверна проломил не человеческий череп, а трухлявое бревно.

Рейфу пришлось еще тяжелее. Лезвие меча застряло меж ребер его врага, на что враг попросту не обратил внимания. Его ответный удар отсек бы немедийцу руку по локоть, если б не Малыш, вовремя подставивший свой клинок. Брызнули искры, симитарра убитого, но чересчур прыткого для мертвеца стражника со звоном переломилась у рукояти, отлетевший осколок полоснул Рейфа по щеке. Телохранитель Клелии, еще не успевший осознать всю странность происходящего, яростно взревел. Немедиец отпрыгнул, вырывая оружие из тела противника, и его полуторный клинок по широкой плоской дуге рассек воздух.

Обезглавленный стражник постоял немного и аккуратно завалился навзничь. Обрубок шеи не кровоточил, будто не живого человека отправили на Серые Равнины, а срубили давно засохшее дерево, оставив гладкий пенек. Но и этот тоже не спешил честно умереть, пытаясь привстать и помавая конечностями явно в поисках собственной усеченной главы.

Конан не нашел ничего лучше, как пинком послать искомый череп через весь зал.

…Большой дом на улице Кисиндо, отделенный от Серебряной аллеи тремя десятками домов и дюжиной перекрестков. Подвал, где стены в постоянной изморози, на полу разложены горсточки костей и вычерчен огромный пентакль. Рослый, нескладный человек в роскошной ало-золотой мантии сидит, скрестив ноги, в середине магического круга и вглядывается в некое действо, происходящее в глубинах хрустального шара. Видимо, действо разворачивается наилучшим для него образом, поскольку маг довольно потирает ладони и торжествующе улыбается.

– Очень хорошо, просто чудесно, – бурчит Рилеранс из Хоршемиша. – Живые истребят живых, оставшихся добьют воины Пустоты, а для меня самое время заняться хозяевами.

Он откладывает в сторону видящий кристалл и тянется за зловещего вида черной книгой с бронзовыми застежками в виде прыгнувших леопардов. Под сводами подвала начинают звучать слова древнего заклятия, именуемого «Тропой Мертвецов», свечи в шандалах меркнут, по стенам ползут чудовищные тени. Костлявая ладонь некроманта покоится на обложке дневника Рюцциля. Заклятье вступает в силу, и по владениям Нергала проносится волна магических возмущений, возвращая тем, кто давно упокоился в земле, некоторое подобие жизни.

Любой город стоит на костях многих поколений его жителей. Шадизар не является исключением. У того, кто умеет говорить с мертвыми, всегда под рукой неисчислимая рать.

Теперь осталось одно, последнее и самое сложное заклинание. Снова звучит древний язык, снова падают тяжелые, как кузнечные молоты, слова, должные отделить дух мага от его смертной плоти. Очертания тела мага, неподвижно сидящего на подушках в центре пентакля, расплываются, колеблются, двоятся, словно отражение в водной глади под легким ветерком. Короткий крик боли. Судорога и порыв холодного ветра, задувший свечи. Мгновение полного сумрака.

Потом свечи сами по себе вспыхивают вновь. Теперь в заклинательном чертоге два Рилеранса. Один, словно окостенев, застыл над дневником Рюцциля, черты его лица искажены мукой. Второй, почти неотличимый внешне от настоящего, делает шаг и бросает изумленный взгляд на собственное бренное тело.

– Получилось в лучшем виде, – довольно произносит Рилеранс-второй. «Произносит» – определение из мира живых: у духов нет легких, гортани и языка, и в мрачном подвале не раздается ни звука. Однако, если бы кто-то из слуг по скудоумию заглянул в этот миг в подвал, слова эти возникли бы прямо у него в мозгу. – Что ж, пора добывать себе всемогущество.

Двойник Рилеранса решительно шагает прямо в стену. И стена пропускает его.

Надежды Юнры Тавилау на освобождение таяли, шипя и исходя зловонным дымом, как залитые водой угли. Ворвавшихся в подземное капище людей охранники «Альнеры» быстро разделили и принялись гонять по залу, не позволяя объединиться для достойного отпора. Порой кто-нибудь врезался в призрачную сеть, и тогда по ней пробегали расходящиеся круги бледно-голубого огня. Госпожа Халед, убедившись, что люди и нелюди Теймураза иль'Ваххаби уверенно теснят противника, отчитывала перепуганных Искателей Истины. Хрустальный шар переливался волнами малиновых и розовых огней.

Вдруг подземный чертог содрогнулся, затрепетало тусклое пламя факелов, а с низко нависшего потолка посыпалась пыль. Стены зала треснули в сотне мест, и даже в каменном полу кое-где образовались зияющие провалы, а из дыр полезло наружу такое, что способно присниться только в кошмарном сне, от которого поседеешь к утру.

Тут были высохшие мумии в истлевших саванах, сжимающие остатками пальцев ржавые ножи – среди них выделялись четверо в истлевших доспехах, вооруженные шипастыми булавами; не иначе где-то поблизости вскрылось древнее захоронение или фамильный склеп. Ковыляли скелеты, чьи желтые кости за долгие годы до блеска отполировали ветер и песок. Было несколько смердящих трупов в обрывках одежды, явно захороненные не более седмицы назад. Наконец, зашевелились и начали вставать только что убитые охранники «Альнеры», поднимая оброненные мечи. В подземелье воцарился сущий кошмар, причем для обеих сражающихся сторон – похоже, покойникам было все равно на кого нападать, а телесную слабость они компенсировали численностью.

Явление восставших обитателей Серых Равнин таки заставило госпожу Эсму растеряться. Кинувшись к магическому кристаллу, чародейка принялась выписывать над ним сложные пассы, точно плетя невидимую паутину или играя сама с собой в детскую игру «Кошачья колыбелька».

За этим увлекательным занятием она упустила из виду загадочное шевеление, происходившее прямо у нее за спиной, где косо падавшая на фреску тень перемещалась сама собой, словно пытаясь оторваться от камня. Зато странное явление заметили адепты Паука, у которых достало ума завопить, предупреждая покровительницу.

Оставив шар, Эсма Халед круто развернулась навстречу новой опасности. Выгнувшись куском непроглядно-черного бархата, тень отделилась от стены и подалась ей навстречу.

Из стены в зал шагнул человек. Он выглядел бы совершенно живым, когда б не странная манера ходить сквозь стены да еще тот факт, что подошвы его сандалий при ходьбе не касались пола.

Человек, отлично знакомый Юнре Тавилау – рьяный собиратель древних книг, частый посетитель антикварных лавок Тавилау, член колдовского круга Кофа, магик Рилеранс из Хоршемиша. Даже в царившей вокруг суматохе Юнра без труда признала долговязую фигуру, облаченную в жесткий от золотого шитья багряный халат, и устало поразилась: а этому-то что здесь понадобилось?

Почтенная Эсма Халед на посторонние рассуждения не отвлекалась. Всякий, проникший в потаенное святилище, был врагом – и немедля удостаивался соответствующей встречи.

В голову Рилерансу полетел светящийся оранжевым комок, развернувшийся в полете куском трепещущей огненной ткани.

Колдун испепелил его небрежным щелчком пальцев и атаковал в свою очередь – невидимый мягкий кулак отшвырнул жрицу прочь от магического шара. Эсма с трудом устояла на ногах. Поклонники Всеведущего Паука, почуяв, что их силенок недостанет для достойного сражения, предпочли брызнуть в стороны и затаиться за колоннами.

«Неплохо, ведьма, неплохо.»

Призрак мага был настолько реален, что даже губы его шевелились в полном соответствии произносимым словам, вот только сами слова воспринимались не слухом, но возникали непосредственно в сознании каждого из присутствующих – сохраняя даже интонации, с которыми мог бы говорить живой Рилеранс. А интонации были издевательские.

«Для самоучек – очень даже неплохо. Призрачная Паутина вообще выше всяких похвал, такую не всякий Посвященный сумеет создать. Кстати, госпожа, не поделишься секретом: где ты умудрилась раскопать Заклятье Пустоты? Оно считается давно утраченным, а я знаю уйму правителей, готовых раскошелиться на сотворение хотя бы десятка столь безупречных воителей, какие служат тебе. Вот досада – они все поголовно увлеклись поединком с моими подопечными и не в силах придти тебе на помощь.»

Жрица сочла ниже своего достоинства отвечать духу. Воспользовавшись речью Рилеранса для создания нового заклятия, Эсма запустила в кофийца пригоршней серебристой пыли. Колдун даже отбиваться не стал, позволив мерцающему облаку окутать его с ног до головы, и пыль бессильно стекла со складок его мантии.

«А вот это было так себе. Кто ты вообще такая, а?»

Призрак совсем по-человечески склонил голову набок и пару ударов сердца изучающе смотрел на Эсму Халед.

«Гм. Интересно. Прирожденный Дар и такое яростное стремление добиться своего… В любом Рунном Круге тебя бы приняли с распростертыми объятиями.»

– Чихала я на ваши Круги купно и раздельно, – отрезала предводительница Ищущих Истину, наконец снизойдя до разговора. – И на тебя тоже, некромант поганый.

«Как знаешь. Я забираю вашу Силу. Строго говоря, она вам никогда и не принадлежала.»

– Только попробуй! – с вызовом крикнула госпожа Халед. Рилеранс удостоил ее недоуменного взгляда, каким волк мог бы глянуть на грозно топочущего копытцами ягненка. – Это мое!

– Сколь горестно разрушать чужие надежды, – издевательски «сказал» призрак и, прежде чем Эсма успела что-либо предпринять, кофиец обеими руками толкнул в сторону ведьмы нечто невидимое. «Нечто», как тараном, сбило женщину с ног, проволочило по полу и с размаху приложило о бок мраморного паука. Госпожа Халед осталась лежать, даже не пытаясь подняться.

Утратив интерес к побежденной противнице, Рилеранс приблизился к жертвеннику с растянутой на нем Клелией, зачем-то нагнулся и окунул в медленно текущую кровь кончики пальцев.

«Даже так? Любопытно… Игра тут шла всерьез. Впрочем, это тело я вам оставляю.»

Магик остановился напротив возвышения, где Око Бездны пылало ядовитым зеленым огнем. Обычно бесстрастное выражение физиономии кофийца сделалось похожим на морду голодного кота, узревшего полную миску мясных обрезков. Осторожным, точно рассчитанным движением Рилеранс протянул руки к кристаллу, выпевая едва шевелящимися губами нечто беззвучное… погрузил ладони в сияние… И обеими руками взялся за талисман.

Ослепительная вспышка. Короткий гром, прогремевший под каменными сводами.

Призрачный двойник Рилеранса беззвучно завизжал и бешено задергался, пытаясь отбросить злосчастный шар, однако ладони его намертво прикипели к гладкой поверхности. Юнра замерла от ужаса – но смотрела, не в силах оторвать глаз, за тем, как чудовищная сила медленно скручивает мага, будто мокрую тряпку, комкает, выжимает… втягивает в себя.

…Большой дом на улице Кисиндо, отделенный от Серебряной аллеи тремя десятками домов и дюжиной перекрестков. Подвал, где стены в постоянной изморози, на полу разложены горсточки костей и вычерчен огромный пентакль. Недвижимо застывшее посреди колдовского круга тело мага вздрагивает – и начинает стремительно сереть, ссыхаться, кожа на лице превращается в бурый пергамент и обтягивает мертвый костяк. Наконец под тяжестью роскошной мантии кучка древних костей рассыпается в прах, накрывая собой частные дневники Рюцциля Шилале по прозвищу Людоед.

Только к концу следующего дня слуги рискнули заглянуть в подвал. Они нашли там пустую мантию, еще хранящую очертания тела, множество непонятных и жутких колдовских принадлежностей и книгу в черном переплете, между страниц которой густо набился могильный прах. Похоже, решили они, один из рискованных опытов хозяина все же завершился его безвременной кончиной – и пришли к единодушному мнению, что туда ему и дорога. Книгу и мантию тут же сожгли, все, что было ценного в доме, растащили, даже вурха продали чучельнику за полсотни серебряных талеров. Хозяева приходят и уходят, рассуждали слуги. А нам еще жить и жить.

Рилеранс не оставил наследников. Обширную библиотеку мага целиком выкупил на торгах некий стигиец, пожелавший остаться неизвестным, и спустя пару седмиц увез в Кеми. Дом долго стоял пустым, даже равнодушные ко всему шадизарские нищеброды остерегались в него заходить – ходили слухи, будто там водятся весьма недружелюбные привидения. Так что никто не был особенно опечален, когда однажды ночью какая-то добрая душа закинула в окошко горящий факел.

«Бел-Покровитель, что я здесь делаю! Ну, попадись мне этот сладкоречивый гад Кайлиени!..» – только и успел подумать Кодо Сиверн, когда под треск и грохот рушащейся кладки отовсюду полезли ожившие мертвецы.

К тому моменту Кодо и Рейф почти управились с двумя бессмертными воинами иль'Ваххаби – как выяснилось, если обезглавить «серого», он все равно живет и даже может размахивать саблей, но, как всякий слепец, становится бестолков. Особенного облегчения эта победа не принесла. Телохранители госпожи Клелии еще держались, но десяток Трижды Повешенного полег почти весь, сам Повешенный с трудом пробился к своему «смотрящему». Теперь сильнейшие бойцы отражали натиск противника спина к спине, сбившись в тесную кучку. Ходячий Кошмар еще поразился мельком, что в число этих сильнейших, оказывается, входит и Конан – мальчишка дрался куда лучше, чем можно было предположить. Они с Рейфом, подбадривая друг друга нечленораздельными, но чрезвычайно воинственными кличами, составили отличную пару.

Одноглазый Хасти бился наравне с Кодо и Трижды Повешенным. Впрочем, наравне – сказано слабо. Он успел раздобыть себе хороший меч, а с мечом этот тип один стоил троих. Однако оставшиеся в живых охранники «Альнеры» в воинском умении ничуть им не уступали, а «серые», пожалуй, даже превосходили. К тому же были еще поднятые неведомым колдовством из могил мертвецы, которые, за редким исключением, сражаться не умели, зато их было много. Мечи и палицы косили их десятками – древние скелеты, получив удар, рассыпались грудой костей, более «свежих» умрунов приходилось разрубать на части, но на место одного неупокоенного тут же вставала парочка новых. Отражая очередной выпад, Конан увидел, как бешено вращающего клинком «серого» погребла под собой толпа умертвий – от того только клочья полетели.

Хорошего в этом нашествии покойников было разве лишь то, что умруны оттянули на себя большую часть бессмертных воинов иль'Ваххаби. Самое же скверное, что черное волшебство Рилеранса подняло из земли не только человеческие тела. Отбиться мечом от неуклюжего человеческого подобия – еще куда ни шло. Но как, скажите на милость, воевать со стаей мертвых собак, сохранивших острые клыки, изрядную долю былого проворства и норовящих вцепиться тебе в ногу или в глотку?! Ну, а если вас не пытался поднять на рога бычий скелет, считайте, что вы ничего не видели в жизни…

И что-то еще творилось у мраморного алтаря-жертвенника, нечто непонятное и неправильное. Ход обряда явно нарушился, черные балахоны сбились в кучу, как перепуганные овцы, пронзительно визжала прикованная Юнра. Выворачивая шею в попытках рассмотреть происходящее, Конан заметил, как отлетает в сторону «серая» жрица и как некто в ало-золотой мантии, явившийся невесть откуда, протягивает руки к сияющему талисману… Полыхнула белая молния, на миг ослепив Конана, в уши ударил раскатистый грохот. Два удара сердца полуоглохший киммериец отмахивался наугад, отчаянно взывая о помощи к покровителю воинов Крому и Белу, заступнику воров.

Должно быть, его страстные молитвы достигли ушей божества. Когда киммериец вновь обрел способность воспринимать окружающее, в треске и лязге битвы он услышал яростный крик Аластора:

– Пробивайтесь к алтарю! Скорее, пока они не опомнились!

– Клином! Стройся клином! – взревел Рейф, единственный из всей компании имевший навык правильной битвы в воинском строю. – Вперед, и да поможет нам Светоносный!

Что удивительно, эта команда была не только услышана всеми, но исполнена со слаженностью и быстротой, сделавшей бы честь седым ветеранам. На острие клина как-то сам собой оказался Одноглазый, похожий на разъяренное воплощение какого-нибудь воинственного божества. Следом встали Рейф и Кодо Сиверн, спину им прикрывали Повешенный, Конан и трое телохранителей Клелии.

Под потолком что-то хлопнуло с неяркой вспышкой, пролив на неуклюжих умертвий поток радужных лучей, отчего десятка полтора умрунов осыпались горками черного праха.

– Давайте, ребята. Помогу, чем смогу, – пробормотал Аластор, вновь поднимая руку с пляшущими на кончиках пальцев желтыми искорками.

Битва в подземелье превратилась во всеобщую драку всех со всеми. Ритуал самым безнадежным образом прервался на середине. Верховная жрица простерлась у подножия алтаря, не подавая признаков жизни, возле нее бестолково суетились двое Искателей Истины, пытаясь помочь. Прочие сгрудились как можно дальше от переливающегося всеми цветами радуги магического шара. Возможно, они были бы рады броситься врассыпную, но сделать это им мешала установленная Эсмой Халед магическая завеса.

Кровь перестала вытекать из надрезанных запястий Клелии Кассианы, и неясно было, жива ли еще прекрасная офирка или уже обратилась в хладный труп.

– Клелия! Проклятье, мы не успели!

По другую сторону призрачной завесы стоял Аластор Кайлиени – злой, как голодный демон, с короткими кривыми ножами в обеих руках. Может, эта странность была вызвана игрой света в колдовской паутине, но перепуганной и плохо соображавшей Юнре показалось, что взломщик по прозвищу Дурной Глаз превратился в какого-то другого человека. Облик прежний, да сущность иная.

Аластор оглянулся, убедившись, что присутствующие заняты либо спасением собственной жизни, либо стремятся эту самую жизнь отнять, упрямо тряхнул головой и провел раскрытой ладонью вдоль одного из своих кинжалов. По лезвию побежала россыпь искр, окрашивая синеватый металл в цвет расплавленного золота. Подняв руку, Альс с размаху вонзил клинок в переплетение зеленых нитей чуть выше своей головы, с усилием потянул его вниз, и призрачная стена распахнулась враз, открыв широкий, окаймленный бледным огнем проход.

Кайлиени первым делом бросился к распростертой на алтаре Клелии, топча на ходу заметавшихся пауков. Припав рядом с ней на одно колено, он медленно провел над телом тщательно запеленутой в паутину офирки сложенными щепотью пальцами, и гнусные тенета распались с тихим треском. А рядом с Юнрой внезапно объявился Ши Шелам, коего по неведомым причинам разбирал истерический смех.

– Там Кодо дохлые псы покусали, – невнятно объяснил он и ринулся к замку на оковах Тавилау-младшей.

Ключа от оков у воришки, естественно, не было. Была связка отмычек. И первая же отмычка по неписаному, но исключительно подлому закону сломалась в замке.

– Ох, – только и сказала девица Тавилау. Ей отчетливо представилась удручающая картина: спустя сотню лет люди натыкаются на подземелье и обнаруживают прикованный к колонне жалкий девичий скелетик. А по соседству еще один – если Ши не бросит ее на произвол судьбы и опять куда-нибудь не смоется.

Не говоря ни слова, Ши кинулся к разложенным вокруг алтаря амулетам. Схватив кольцо со злополучными Отмычками Бела, он метнулся обратно и принялся тыкать первой попавшейся в сломанный замок, бормоча:

– Да открывайся, открывайся же, зараза ржавая!

У Юнры вертелись на языке уверения в том, что занятие Ши напрочь лишено смысла. Куда проще разбить звено цепи, скажем, мечом… но тут замок внезапно щелкнул, цепь распалась, и Тавилау-младшая, как положено спасенной благородной девице, рухнула на руки спасителю. Вот только зарыдать в три ручья никак не получилось – отпрыски Аземы Тавилау не умели проливать слезы по пустякам.

– Самое время сматываться, – проворчал Ши, убедившись, что подруга изрядно потрепана, но цела и невредима. Юнра молча закивала и мертвой хваткой вцепилась в Ши – сейчас он казался ей единственной надежной опорой в мире.

…Даже побывавшему во множестве кровавых драк Кодо Сиверну и Рейфу, бывшему легионеру, начало казаться, что этот кошмар длится целую вечность и не закончится никогда – ну разве что с их бесславной гибелью. На самом же деле прошло не более четверти колокола с того мига, как они вторглись в подземелье, и, хотя во мраке огромного зала кое-где еще продолжалась битва, становилось ясно, что дело сделано. Боевой клин под водительством Рейфа и одноглазого Хасти, потеряв двоих, таки прорвался к заветному алтарю.

Конан свалил очередного неупокоенного – и внезапно понял, что сражаться более не с кем.

Бессмертные бойцы иль'Ваххаби и рилерансовы умертвия взаимно истребили друг друга, движения тех, что еще остались, становились все более вялыми – заклятие Рилеранса постепенно утрачивало силу. Зловещие «черные балахоны», лишившись своей предводительницы, превратились в горстку перепуганных юнцов; в непроницаемой призрачной завесе зияла широкая дыра с тлеющими рваными краями.

А рядом с каменным паучищем уже вовсю хозяйничал Ши на пару с Юнрой Тавилау, спешно швыряя в объемистый мешок разложенные по чашам амулеты.

Аластор, ничего вокруг себя не замечая, пытался вернуть к жизни прекрасную Клелию. Стоя на коленях над бездыханным телом офирки и прикрыв глаза, Альс делал ладонями плавные пассы в воздухе – со стороны это выглядело так, словно он слой за слоем сметает с неудавшейся жертвы нечто незримое, но весомое, вроде плотно слежавшегося песка. Похоже, эти попытки требовали от Дурного Глаза немалых усилий. Жилы на шее вздулись, на лбу, несмотря на царящий в подземелье холод, проступила испарина – зато раны на запястьях Клелии быстро затягивались, превращаясь в тонкие розовые шрамики, а на обескровленном лице проступил слабый, еле различимый румянец.

– Великие Небеса! – выдохнул Рейф, опуская меч и ошалело мотая головой. – Неужели все?!

– Куда там, – рыкнул в ответ Кодо. – Во-первых, надо еще суметь унести ноги, а я не представляю, как мы в таком виде выберемся из треклятого Асмака. Во-вторых, я уверен, что запас пакостей у судьбы на сегодня не исчерпан. Верно говорю, Одноглазый? Э? Хасти?.. Куда он опять… О, нет!

Оставшийся без присмотра магический шар вращался в воздухе, то и дело выбрасывая в стороны острые лучи пронзительно-чистой зелени. Впервые за время сражения у Одноглазого выдалась возможность рассмотреть сей предмет поближе. Он бросил в сторону колдовского талисмана любопытный взгляд… вздрогнул, всмотрелся пристальнее… и вдруг, выронив меч, двинулся к нему походкой сомнамбулы.

– Проклятье, остановите его! – рявкнул Рейф.

Конан и Трижды Повешенный повисли у Хасти на плечах. Кодо, не долго думая, с размаху заехал ему кулачищем под ребра. Одноглазый стряхнул обоих, даже не замедлив шага, а Кодо отбил руку – как об каменную стену. Ши отважно заступил дорогу Хасти, но лишь затем, чтобы отлететь в сторону от мощного толчка. Даже Альс отвлекся от своего занятия, но опоздал – Хасти уже воздвигся за постаментом и погрузил ладони в колдовское свечение.

В следующий миг он исчез.

…Сплетение Сил, безграничная мощь, Тьма и Свет, слепой полет среди холодных звезд. Рождение мира.

…Ревущее пламя, не обжигая, льнет к рукам, ледяные иглы не ранят, камень податлив, как глина, тысячи сказочно прекрасных существ обретают бытие. Счастье творения.

…Плеск воды, теплый песок, шелест ветра, аромат трав, нежность кожи, легкость движений. Гордость Творца.

…Долгая беседа, оплывшая свеча, внимательный взгляд, чистый лист. Восторг познания.

…Морозный день, горящий камин, крепкий эль, перебор струн, золото волос. Радость встречи.

…Черные крылья, черные вести, одинокий всадник в бескрайней ночи. Горечь утраты.

…Три и Семь, Радуга и Венец. Благие намерения, завистливые взгляды, злые речи, лживые слова. Мерзость предательства.

…Ветер рвет багряный стяг на серебряной башне. Восьмиконечная крылатая звезда на темном багрянце, гранит бастионов, белая молния меча. Упоение битвы.

…Тяжесть оков, каленое железо, ярость палачей. Позор поражения.

…Одиночество. Боль. Безумие. Пустота. Ужас изгнания.

…Восемь тысяч лет. Восемь тысяч!..

Теперь – он знал. Вспомнил. Вспомнил себя.

…Странный человек с изуродованным лицом – лишенный Силы маг или забывший себя воин, безумец, дерзнувший потревожить Око Бездны – исчез, сгинул неведомо куда вместе с талисманом. А там, где он только что стоял, распахнулось окно в Вечную Ночь, и в этом окне грузно ворочалось Нечто. Непостижимо огромное, черно-багровое, мигающее искрами далеких звезд.

Это длилось два-три удара сердца. Никто не издал ни звука – настолько неожиданно все произошло и настолько сильным было изумление – но этих пары мгновений загадочной Тьме хватило, чтобы развеять бесследно все проявления магии в подземном чертоге. Не стало призрачной вуали вокруг алтаря, обратились в прах последние неупокоенные, зашевелилась и вздохнула Клелия, погасло лезвие кинжала Кайлиени. (И Эсма Халед приоткрыла глаза, чего никто не заметил.) Потом дохнул ледяной ветер, принеся из невообразимой дали (миров? времен?) тяжелый железный лязг (цепи? ворота?), рванул, едва не погасив, пламя светильников, и на прежнем месте появился Хасти, белый как полотно и еле держащийся на ногах. Да еще Око Бездны по-прежнему парило над каменным кубом, сверкая, как маленькое зеленое солнце.

– Я вспомнил, – прохрипел Одноглазый. – Я все вспомнил! Я…

В следующее мгновение произошли сразу три вещи.

Раздался чудовищный рев, пронизавший весь громадный дом до самой крыши и слышный, должно быть, далеко за пределами поместья. Даже наверху этот жуткий звук весьма впечатлил месьора Рекифеса и его спутников, в подземелье же он был подобен грому. Вслед за тем от сильного удара вздрогнул каменный пол под ногами. Освещающие зал факелы погасли, опрокинулась половина масляных ламп. Кое-где в зале начал рушиться свод. Искатели Истины, вопя, бросились врассыпную. Их бегству ничего более не препятствовало, и, похоже, юноши и девушки из богатых семей были сыты запрещенным волшебством по горло. Все, чего им сейчас хотелось – побыстрее и подальше убраться с «Альнеры».

И никто не стал их задерживать – потому что гигантский паук из черного мрамора зашевелился, пытаясь выбраться на свободу из каменного плена. А из мрака вылетел здоровенный, как буйвол, туранец в серой кабе и с тяжелым ятаганом в руке.

– Что происходит? Хасти, какого демона ты творишь?!

– Помогите! Уберите от меня это!

– Проклятье, сматываемся отсюда! Где выход?

Орали все, кто во что горазд, и не слыша притом друг друга. Рейф кричал, что надо взяться за руки и всем пробираться к выходу; Аластор требовал, чтобы ему помогли вынести беспомощную Клелию; Кодо требовал, чтобы ему отдали на растерзание Аластора, а там будь что будет; Трижды Повешенный ничего не требовал, а просто ругался последними словами. Толчки продолжались. Дальний конец зала утонул во тьме, и неясно было, есть ли еще выход или он уже завален наглухо грудами камня, рухнувшего с потолка. В режущем глаз свете Ока было видно, что огромный паук уже выпростал две передние лапы размером с лошадиную ногу и пытается приподнять чудовищное туловище.

Во всей этой суматохе лишь два человека сохранили относительное хладнокровие. Одним из них был, как ни странно, Ши – одной рукой он крепко держал визжащую Юнру, другой что-то лихорадочно делал на одной из колонн; другой же была Эсма Халед, про которую все забыли. Поднявшись на ноги, она вычертила в воздухе сложный знак, и на белой стене фреска с изображением паутины стала разгораться синим огнем. Золотой паучок выполз из ее середины и проворно побежал по расширяющейся спирали, оставляя за собой яркий оранжевый след.

Маг высшей степени посвящения, посмотрев на шустрого паучка, понял бы, что имеет дело с редкой и сложной разновидностью магии, так называемым постоянным порталом. Эсма Халед собиралась воспользоваться им, прихватив с собой магический шар – при всем ее фанатизме приятная перспектива стать добычей для нарождающегося воплощения Великого Паука жрицу отнюдь не прельщала. Но сейчас между ней и Оком Бездны стоял Хасти, совершенно, правда, обалдевший – то ли от внезапно вернувшейся к нему памяти, то ли от случайно учиненной им катастрофы.

– Великие Небеса, да сделайте же что-нибудь! – отчаянно выкрикнул Рейф.

Навряд ли Хасти услышал его слова во все усиливающемся шуме, но «что-нибудь» он сделал. Увы, толку от этого «что-нибудь» вышло чуть-чуть. Око сверкнуло алой вспышкой, раздался короткий оглушительный свист, и жуткий, сводящий с ума рев обрезало, как ножом. Гигантский паук по-прежнему упорно выдирался на поверхность, только теперь делал это лишь под хруст взламываемого камня и вопли испуганных людей. И оставалось ему совсем немного.

Эсма метнула в Одноглазого трескучую синюю молнию. Хасти молча сложился пополам и рухнул навзничь. Бегом, насколько позволял вздрагивающий пол, жрица бросилась к драгоценному талисману.

Наперерез ей метнулись сочащиеся смертельным ядом клыки и рубиновые глазки Хозяина Великой Паутины – а навстречу им взлетел кривой туранский ятаган.

…Теймураз иль'Ваххаби потерял всю свою «гвардию». Большинство полегло под мечами живых и ржавыми ножами неупокоенных, а несколько уцелевших пустотников-Обращенных попадали замертво, стоило только Хасти коснуться магии Ока. Иль'Ваххаби остался один – слишком хороший воин, чтобы пасть в обычной схватке, он носил в себе недостаточно Пустоты, чтобы разделить печальную участь «серых». С самого начала, когда все пошло наперекосяк, он так и не смог пробиться на помощь Эсме: неупокоенные отчего-то кидались на него втрое злее, чем на прочих стражей. Теперь вот пробился, но поздно.

Со дня частично пройденного им ритуала Пустоты иль'Ваххаби почти не испытывал обычных человеческих чувств – по крайней мере, сколько-нибудь сильных чувств, затмевающих разум. Ему уже начинало казаться, что он превыше пагубных страстей. Превыше боли. Боли он и впрямь не ощущал, однако сейчас бесстрастный воин испытывал сильнейшее раздражение пополам с досадой. Все пошло прахом. Кто бы мог подумать, что слепая случайность да обычные люди, этакий вот сброд – воры да наемники – способны разрушить планы Вездесущего?!

Или, возможно, именно таков и был Его план, ибо кто может понять помыслы божества?

Так или иначе, теперь единственное, что осталось, это достойно умереть.

Ну не злая ли насмешка судьбы – быть сожранным тем, кому верно служил?!..

Неистовый туранец отвлек на себя чудовищное воплощение Хозяина – несомненно, ценой собственной жизни. Эсма вновь потянулась к талисману. И вновь неудачно. Чья-то сильная рука грубо отшвырнула жрицу прочь.

Перед ней стоял Аластор Кайлиени, зло сверкая глазами. За его спиной Одноглазый потихоньку поднимался на ноги.

– Живучая тварь, – процедил Альс, доставая нож. – Вредная, кусачая сколопендра. Может быть, мы все здесь умрем, но ты будешь первой. По твоему приказу убили моих друзей и мою жену. Ты убила множество людей, своими руками или чужими, а сама до сих пор жива – так не пора ли исправить эту несправедливость?

Он занес клинок для удара. Эсма, настороженная, как пантера, чуть отступила назад, понимая, впрочем, что этого недостаточно – вот если бы еще пару шагов… и демон с ним, с Оком.

– Нет, – вдруг сказал Хасти, хватая Аластора за руку.

– Что?! Какого…

– Это Эсма Ворчунья, знахарка.

– Ты рехнулся?! Она опасна, как стигийская кобра!

– Она спасла мне жизнь, – упрямо возразил Одноглазый.

– А сколько жизней погубила?! – вскричал Аластор, вырывая руку и нанося удар.

Но Эсме Халед хватило этой маленькой заминки как раз на пару шагов. Удар Альса запоздал – жрица с удивительной для своего сложения ловкостью нырнула в портал, который тут же сомкнулся за ней, не оставив на гладкой стене ни малейшего следа.

– Зачем ты это сделал? – яростно выкрикнул Аластор. – Она…

– …выйдет из магических врат на крохотном островке посреди Закатного Океана. Я позаботился. Уверяю тебя, выберется она оттуда нескоро. Если вообще выберется.

Стены и потолок подземного капища содрогались все сильнее. Неподалеку с тяжким грохотом осела колонна, за ней еще одна. В темноте Теймураз иль'Ваххаби насмерть сцепился с гигантским пауком – судя по звукам, и тому, и другому приходилось несладко.

– Альс! Хасти! – завопили сразу несколько голосов. – Скорее сюда! Скорей же!

Ши стоял, пригнувшись, возле низкой дверцы, из которой лился неясный свет. Дверца была прорезана прямо в колонне. Аластор на миг оторопел. Потом до него дошло.

– Помнишь городскую казну? Я еще тогда задумался: а что, если отмычки, – воришка многозначительно побренчал связкой чрезвычайно знакомых отмычек, и по физиономии его расползлось в точности такое выражение, какое бывает у кота, догадавшегося, как безнаказанно добраться до миски со сметаной, – открывают не дверь, а место? Так я был прав. Прошу.

Предпоследним в странную дверцу прошел Рейф. Последним – Хасти. Зачем-то Одноглазому позарез понадобилось задержаться.

Как незамедлительно обнаружилось, с другой стороны дверца открывалась прямо в спальню некоего розового особняка на улице Лодел.

…Слуги покинули «Альнеру» сразу, как только поняли, что дело нечисто; «черные балахоны», перепуганные до потери сознания, выскакивали изо всех дверей еще довольно долго и сразу попадали в руки месьора Рекифеса с его немедийцами. Никто даже и не думал сопротивляться. Напротив, большинство были просто до неприличия счастливы, некоторые изъявляли желание немедленно и чистосердечно раскаяться.

Рекифес мог их понять. Спустя десять ударов сердца после того, как стремглав выбежал последний Искатель Истины, рухнула крыша, и стены дома начали заваливаться внутрь. Огромная куча мусора, в которую превратилось большое и роскошное имение, неведомой силой сминалась и проваливалась сама в себя. Под конец из руин ударил в небо ядовито-зеленый луч и послышался жуткий, замогильный стон…

Хасти не зря, рискуя жизнью, старался подольше задержаться рядом с Оком. Одноглазый маг – а после всего происшедшего ни у кого из участников не оставалось и тени сомнения в магических способностях Хасти – уходя, сделал все, чтобы печальная история «Альнеры» не повторилась никогда.

Глава девятая Представление продолжается!

Слитный шум голосов напоминал рокот океанского прибоя – налетал, на мгновение оглушая, волок за собой и разбивался о камни дождем сверкающих брызг. Конное Ристалище славного города Шадизара, вмешавшее до пяти тысяч зрителей, сегодня было переполнено едва ли не вдвое – люди стояли и сидели в проходах, на каменной ограде, вскарабкались даже на каменную квадригу, украшавшую главные ворота Поля. Гулявшие последние две седмицы по Шадизару слухи обещали горожанам нечто невиданное и потрясающее. Сегодня с утра любой, сумевший наскрести денег для оплаты самого дешевого места, устремился к Конному Полю, по пути прихватывая с собой любопытствующих родственников, друзей, подружек и корзинку с едой – поскольку основная часть зрелища должна была разворачиваться после наступления сумерек. Месьор Аддах Рабиль, владелец Ристалища, весьма удивился этому требованию нанимателей – они пожелали взять Поле в найм на две ночи.

– Только без колдовства и чародейства, – наполовину в шутку, наполовину всерьез предупредил месьор Рабиль, ставя свою подпись внизу пергаментного листа с договором. – Девственниц в жертву не приносить, демонов не вызывать, оргий не устраивать и Затху извращенным образом не поклоняться. Иначе договор расторгается, заклад не возвращается, а вы имеете кучу неприятностей.

– Никакой волшбы, исключительно высокое искусство и ничего, кроме искусства, – в тон господину Аддаху откликнулся один из троицы нанимателей – смазливый парень шемитских кровей, старательно выписывавший в положенном месте свое имя, «Ши Шелам». Его компаньонами выступали небезызвестный Амиль дие Кьеза, глава лицедейской труппы из Офира, и Адриеш Тавилау, наследник Дома Тавилау. Собственно, если бы не участие Адриеша, месьор Рабиль еще трижды подумал, прежде чем соглашаться на предложение неизвестного парня и такой сомнительной в денежном отношении личности, как дие Кьеза. Но за Адриешем стояли золотые сундуки его папаши, договор был заключен и заверен всеми сторонами, обусловленный залог в звонких империалах и офирском серебре принесен и вручен, и Аддаху Рабилю оставалось лишь надеяться, что на месте Поля не останутся дымящиеся развалины.

Задуманный дие Кьезой и Ши Шеламом план по устроению грандиозного песенного представления втягивал в себя все больше и больше самых неожиданных личностей. Адриешу, увлекшемуся затеей, пришло в голову, что для пущей зрелищности надо выпустить на сцену с десяток хорошеньких танцовщиц – мол, красивые девушки никогда не помешают. Ши незамедлительно кликнул своих подружек из «Золотого павлина». Те за компанию притащили тощую рыжую девицу по имени Алефи, обладательницу голоса столь потрясающей силы, что Альс безоговорочно согласился взять ее в качестве подпевающей.

Диери Эйтола привела парочку молодых живописцев, пробавлявшихся рисованием фресок в небогатых храмах. У торговцев тканями выдался доходный день – бегавшие по лавкам порученцы дие Кьезы скупили весь запас полотна, превращенного в отменные декорации.

Из-за нарядов для танцовщиц случилась небольшая размолвка между покровительствовавшей затее Клелией Кассианой и Хиссом. Глянув на предложенные Змеиным Языком образцы, Клелия язвительно поинтересовалась: он старается таким образом уменьшить расходы? Или у нее внезапно ухудшилось зрение? Во что, собственно, облачены девицы, кроме парочки золотых шнуров и обрывков ничего не скрывающего шифона? Спор завершился тем, что ее светлость взялась за дело сама, ворча, что ей поздновато уже начинать карьеру белошвейки.

Совершенно неожиданный вклад в общее дело внесла Ильха Нираель. В один прекрасный день она явилась в «Рубиновую лозу» в обществе хмурого дверга по имени Нунри. Девица Нираель – иногда одна, иногда с помощью Хасти – вновь начала проводить служения в капище на Плешке, и сей подгорный житель явился к ней со своей трудностью. У Нунри имелось диковинное увлечение, совершенно неприемлемое для его сородичей. Он обожал музыку – причем исполняемую на любых ударных инструментах, и даже выучился играть сам. В Чамгане его за это безжалостно высмеивали, а Ильха незамедлительно потащила к устроителям зрелища на Конном Поле. Дверг сразу же вусмерть переругался с Аластором – причину их спора мало кто понял – плюнул и согласился принять участие.

Теперь барабаны Нунри, от маленьких до огромного, в два человеческих роста, туранского военного чудовища, купленного по случаю на Блошином рынке диковин и издававшего звук навроде рычания голодного демона, занимали добрую треть задней части амфитеатра, в кратчайшие сроки возведенного на Конном Ристалище. Дверг блаженствовал. Он наконец нашел свое место в жизни и, когда б его не отрывали силком, мог молотить по своим рокочущим игрушкам с утра до ночи и с ночи до утра.

Деньги Тавилау, преприимчивость Ши и Амиля дие Кьезы, талант собственно главных участников представления, Альса Кайлиени и Хасти – и казавшаяся совершенно невыполнимой идея обрела зримое воплощение.

Ложа для почтенных гостей постепенно заполнялась. Одной из первых пожаловала Клелия Кассиана диа Лаурин, вкупе с новыми задушевными подругами, Юнрой Тавилау и Диери Эйтолой. Ее светлость уже вполне оправилась от последствий случившегося с ней в подземелье виллы «Альнера», если не считать некоторой интересной бледности и двух широких браслетов из жемчуга, украшавших ее запястья и прикрывавших шрамы, оставленные ножом Эсмы Халед. Расположившись в огромном кресле с позолоченными завитушками, Клелия благосклонно обозрела погружающееся в сумерки Поле, десятки трепещущих факелов и разноцветных ламп, темную колышущуюся массу на трибунах и повернулась к Юнре:

– Ума не приложу, дорогая, как тебе удалось уговорить своего почтенного отца выделить средства на эту безумную затею…

– Я посчитала расходы, потом – возможные доходы, и он не устоял, – хихикнула Юнра. В последние дни знакомые и родня отказывались узнавать в этой цветущей и жизнерадостной девице прежнюю замкнутую, постоянно хмурящуюся Юнру Тавилау, какой она была предыдущие восемнадцать лет своей жизни. Братец Адриеш хватался за голову, утверждая, что в капище поклонников Затха на любимую сестрицу наверняка напустили порчу, компания из «Рубиновой лозы» понимающе хмыкала, а Юнре было наплевать на все и вся. Она даже подумывала о том, чтобы сбежать из дома и поселиться вместе с Шеламом где-нибудь в городе, но потом рассудила – к такому подвигу она еще не готова. Да и зачем? Им и так неплохо. А то, что по Ламламу вовсю гуляют сплетни о ее похождениях, так ведь людям необходимо перемывать чьи-нибудь косточки.

На огромную сцену под обрадованный гул выпорхнули танцовщицы, закружившиеся под ритмичный стук барабанов Нунри. Лохматая макушка дверга едва виднелась за расставленными инструментами, и казалось, что барабаны грохочут сами по себе. Отдернулся сшитый из множества разноцветных кусков занавес, открыв задник сцены – размашисто выписанное на огромном полотне легко узнаваемое изображение Шадизара, каким он открывается путнику, одолевшему перевал в Карпашских горах. Вилась изрядно нуждавшаяся в починке крепостная стена, пестрыми заплатами разбегались кварталы, устремлялись к небу шпили Городской Ратуши, и все это разноцветное скопище домов, улиц и людей освещали одновременно солнце и луна.

– Очень мило, не правда ли? – госпожа диа Лаурин обратилась к человеку, только что со всеми удобствами устроившемуся во втором ряду кресел. Собеседник ее светлости отозвался растерянным «э-э…».

Светские беседы никогда не были сильной стороной Кодо Сиверна.

Месьор Сиверн совершенно не хотел идти на Конное Поле. Его смущала столь явно выказываемая благосклонность офирской графини, приславшей вожаку Нарикано личное приглашение (ну да, он выволок эту красотку из-под обломков рушащейся «Альнеры», и что с того?), но еще больше Кодо Ходячий Кошмар терялся из-за своей спутницы – скромно одетой девицы, носившей на шее загадочный золотой треугольник с рубиновым глазом посредине. Традиции обязывали любого предводителя квартала показываться в обществе непременно под ручку с роскошной красоткой, самой дорогой из девиц Ак-Сорельяны, но не с такой серой мышкой, пусть она даже и самозваная жрица.

Ходячий Кошмар влип, и сам понимал это. Из всего многообразия женщин Шадизара только случайно встретившаяся на пути нескладеха Ильха Нираель терпеливо выслушивала все, что он не мог сказать никому иному, и каким-то чудесным образом могла посоветовать, что с этим делать. Помаявшись еще немного, Кодо махнул рукой, рассудив: пришло время менять обычаи!

А тому, кто посмеет хихикать за его спиной, головорезы из Нарикано быстро растолкуют, что к чему в этой жизни.

В ложу рысью влетел разряженный в пух и прах Адриеш Тавилау, тут же остановленный бдительными телохранителями Клелии. Следом за ним чинно, как подобает недавно объявившей о своей помолвке парочке, вошли Хисс Змеиный Язык и Лиа Релатио.

– Сейчас начинаем! – оповестил Адриеш, хотя это было ясно и без него. – Держи, едва раздобыл несколько оставшихся! Расходится лучше, чем пирожки на ярмарке! – он сунул сестре ворох скомканных листов. – Ши и Амиль носятся за кулисами, проверяют, все ли готово. Диери, твой варвар просил передать, что придет, как только закончат подсчитывать выручку – мол, он никому не доверяет и должен собственными глазами видеть: ничего не прикарманено. Я убегаю, дел невпроворот! – и Младший Тавилау покинул ложу с той же стремительностью, как и появился.

– Что это он притащил? – заинтересовалась Диери, отбирая у Юнры лист и аккуратно расправляя его.

– Юнра, господин Рекифес настрого запретил вам этим заниматься! – укоризненно напомнила Клелия, также завладевшая одним из принесенных Адриешем листов.

– Он запретил нам делать «Вестник Шадизара», – невозмутимости Тавилау-младшей не было предела. – Убедитесь сами, эта называется совсе по-другому!

В верхней части листа и в самом деле красовались тщательно выведенные слова – «Всевидящее око». Ниже шло с полдюжины весьма живо и талантливо нарисованных картинок с пространными подписями, повествовавших ни много ни мало как о разгроме доблестной Сыскной Когоротой ужасной секты поклонников Великой Пустоты. Здесь нашлось место всему: и похищению невинных девиц, и коварным адептам, и даже жертвоприношению вкупе с явлением Великого Паука и изгнанием оного за грань миров. Изображенные герои истории в основном имели мало общего с настоящими участниками событий в поместье «Альнера», но, скажем, госпожу диа Лаурин можно было узнать без труда. Также как и Рекифеса Рендера – при известной доле воображения.

– Все было совсем не так! – запротестовала Клелия Кассиана, пристально разглядывая рисунки. – И Хасти не размахивал пылающим мечом, и госпожа Эсма раза в два моложе, чем ее тут изобразили…

– Зато людям нравится, – хмыкнул Змеиный Язык. – И они платят, чтобы в свое удовольствие любоваться на злых волшебников, красавиц и жутких чудищ. Помяните мое слово, чангиры на рынках еще сложат об этом кучу песен, а лет через десять никто и не вспомнит, как оно там было на самом деле. Получится еще одна замечательная шадизарская байка.

Вдоль сцены, пригибаясь, пробежал мальчишка с факелом, поджигая фитили множества кхитайских хлопушек. Диковинная забава зашипела, плююясь во все стороны фонтанчиками радужных искр. Толпа завыла и заголосила, предвкушая доселе невиданное и неслыханное. У выстроившихся в два ряда танцовщиц в руках затрепетали длинные атласные ленты, образовавшие круглую арку.

Холстина с нарисованным городом с неслышным в общем шуме треском разорвалась в двух местах снизу доверху. Под оглушительную раскатистую дробь Нунри на сцену через прорехи стремительно ворвались две фигуры – белая, сверкаюшая сотнями нашитых на ткань хрусталиков, и затянутая в черное, в разлетающемся алом плаще.

Черноволосый человек в белом шагнул вперед, вскидывая обе руки навстречу клокочущему Конному Полю. Звонкий голос, усиленный выгнутым в виде ракушки огромным навесом над сценой, прокричал:

– Привет, Шадизар!

Отголоски бушующего над Конным Ристалищем буйства звуков и красок долетали и сюда, в казармы Человекоохранительной Управы на улице Ратай. Месьор Рекифес Рендер, уже третий колокол сидевший за столом черного дерева, оторвался от разложенных перед ним листов и мельком взглянул в окно, где в мелких стеклах дробились цветные сполохи фейерверков. Припомнилось, что его тоже зазывали на это безобразие. Да, вот и доставленное от ее светлости диа Лаурин личное приглашение – не откажите, присоединитесь, будем очень рады… и прочая вежливая чепуха.

Может, и в самом деле сходить? Что они там творят, полгорода содрогается от грохота?

Взгляд месьора Рекифеса снова вернулся к пергаментным листам, заполненным безликим уставным почерком. Записанное на этих листах звучало для него слаще музыки гармонии Сфер, подвтерждая, что в этом мире еще есть справедливость. Верховному Дознавателю и его людям даже не пришлось прикладывать особых усилий, чтобы выпотрошить изловленную в рушащейся «Альнере» и насмерть перепуганную шайку горе-чародеев. С десяток человек, к сожалению, остались под развалинами и тем избежали ответственности, но те, кто угодил в руки к Когорте…

Каков успех! Полный, безоговорочный успех! Разгром тайного общества чернокнижников, с обличающими признаниями участников! Месьор Дознаватель наслаждался воспоминаниями о том, как эта кучка растленных юнцов и девиц две с лишним седмицы торчала под замком в Алронге и под конец была стерта в порошок его речью в суде. Родные, конечно, не допустят, чтобы их драгоценные полоумные чада сполна отбыли назначенное им наказание, начнут рьяно хлопотать о смягчении приговоров. Однако многие получат свое сполна. Он снова и снова перечитывал допросные листы, смакуя в уме каждое слово.

«Я, Карион Рамси Сегеван, по существу предъявленных мне обвинений имею сказать следующее. С туранским подданным Теймуразом иль'Ваххаби я впервые встретился осенью прошлого, 1263 года, в книжной лавке „Обитель мудрости“. Разговор зашел о разногласиях в некоторых аспектах мировоззрения поклонников Эрлика Меченосного, и меня поразила глубина его замечаний и обширность познаний. Наши встречи встали происходить чаще, и на них присутствовали мои друзья. В начале зимы 1264 года мы рассказали иль'Ваххаби о созданном нами обществе „Искатели Истины“, а также о том, что лишены достойного места для осуществления ритуалов и церемоний. Он сообщил, что недавно стал владельцем виллы „Альнера“, каковую с глубочайшим удовольствием предоставит в наше распоряжение. Поразившись такой щедрости, мы в ту же седмицу перебрались в поместье.

…О подземелье я впервые услышал о иль'Ваххаби в первую весеннюю луну. Он уверил меня, что не знал о нем, покупая имение, а вход в него случайно обнаружили при работах по обустройству винного погреба. Мне показалось, он лжет, но расспрашивать подробнее я не стал. Меня очень обрадовала мысль о возможности иметь свое потаенное капище. Мы спустились туда, обнаружив фреску с изображением Паука и магический шар в тайнике. Мы не знали, что это такое, и не рисковали к нему прикасаться до тех пор, пока…»

«Я, Барренса Вираль, по существу предъявленных мне обвинений имею сказать следующее…

…Эсму Халед я знала давно, с детства. Ее всегда приглашали к моей матери, когда той начинало казаться, будто из стен лезут демоны. Слуги говорили, Эсма – ведьма. Меня очень интересовали составы и зелья, которые она готовила, и я стала расспрашивать ее, как она это делает. Она научила меня составлять эликсиры, помогающие видеть иные Сферы. Когда я вошла в Общество Искателей Истины, я подумала, что Эсма может быть нам полезна и привела ее… Халед умела видеть сильные и слабые стороны каждого, умела подчинять себе… Вскоре она стала руководить нашими изысканиями. В отличие от нас, Эсма точно знала, что ищет. У нее получались чудеса.

Когда мы перебрались в «Альнеру» и обрели капище, Эсма Халед разгадала тайну магического шара. Она называла его «Оком Бездны», говорила, что эта вещь сделана еще в кхарийские времена. Эсма научилась с ним разговаривать и утверждала, будто способна слушать Великую Паутину. Она показывала нам картины – прошлое и настоящее, чем заняты интересующие нас люди, о чем они думают и что затевают. Спустя некоторое время она стала использовать более сложное колдовство, а затем обучила магическому умению и нас.

Нет, поклонницей Всезнающего она была с детства. Она как-то обмолвилась, что ее семья уже которое поколение входит в число Ткущих Паутину. Но после прихода Обманщика и войны культов храмы Вездесущего захирели, и мечты Эсмы о власти развеялись. Будучи лекаркой, она частенько намекала страждущим: они выздоровеют, если начнут следовать ее учению. Многие соглашались – все-таки память о временах, когда Затх правил нашей страной, еще сильна. На самом деле таких последователей Эсма презирала, говорила – они, как бездомные псы, побегут за любым, кто поманит косточкой. Нас Халед тоже недолюбливала, все время твердила: мы – богатые бездельники и слишком ленивы, чтобы стать настоящими магами.

Однако с иль'Ваххаби она быстро нашла общий язык. Он подчинялся ей с каким-то удовольствием, словно наконец обрел человека, которому можно служить. У иль'Ваххаби была своя навязчивая идея – он хотел найти способ стать непобедимым воителем. Стать самому или обратить кого-нибудь. Эсма Халед сказала: «Надо вынуть из человека суетную душу и впустить Пустоту». Она это сделала – с воинами из Турана, сопровождавшими иль'Ваххаби, и с некоторыми нашими телохранителями. У нее все получилось, только они больше не были людьми, а стали чем-то иным. Их нельзя было убить. Да-да, я собственными глазами это видела – они были очень сильны, выносливы, не умирали, даже если их пронзить мечом, и не чувствовали боли. Теймураз не решился полностью пройти через ритуал, но какую-то часть души Око Бездны у него забрало…

Чего мы добивались?.. Не знаю. Нам не требовалась власть или золото, просто все это было так захватывающе и интересно, а потом Нейрза…»

«Я, Киннамон Кадоре, по существу предъявленных мне обвинений имею сказать следующее…

…Нейрза Сейдан вечно шаталась по Сахилю и Нарикано в поисках приключений. Мы не раз ее предупреждали: добром это не кончится. Она познакомилась там с каким-то уличным вором. Пыталась изображать простушку, но парень ее быстро раскусил. Пару раз я видел их вместе. Он мне не понравился – не в моем вкусе.

Нейрзе взбрело в голову попробовать на нем свое умение ворожить, и он ходил за ней, как собака. По-моему, он убедил себя, что Нейрза когда-нибудь уйдет к нему. Иногда Нейрза поручала ему достать что-нибудь для нашего Общества… Где-то в середине лета ее приятель рассказал ей, что знает, где можно запросто добыть целую кучу настоящих магических талисманов большой силы. Мол, и делать ничего не придется. Придти и взять потихоньку. Сам он брать не хотел, говорил, могут заподозрить. Пусть лучше кто-то со стороны.

Как раз и случай выдался подходящий – его дружки что-то праздновали. Теймураз иль'Ваххаби нанял в Нарикано какую-то шайку и еще прихватил Обращенных, мы их называли «Дети Пустоты», вы называете «серыми»… Вернулся весьма раздраженным: в таверне, откуда они забирали вещи, вспыхнула драка. Пришлось кого-то убить, да еще дом загорелся. Правда, вещи он принес. Эсма утащила их в подземелье и принялась ворожить. Насколько я понял из ее объяснений, она хотела напитать Око Бездны могуществом этих вещиц и сделать что-то… что-то невероятное.

Насчет фирмана государя Илдиза? Я сам его сотворил, прямо перед вашим визитом. Это было несложно. Наша магия может и не такое… в смысле, раньше могла…»

«Я, Вельбор ит'Фехдари, по существу предъявленных мне обвинений имею сказать следующее…»

«Я, Минсла диа Тарквиль, по существу предъявленных мне обвинений…»

«Я, Гиллем Лариан, по существу предъявленных мне…»

«Я, Нейджел Виллиа…»

Впервые в бытностью свою Верховным Дознавателем Шадизарского протектората Рекифес Рендер был почти счастлив.