Главред: назад в СССР

Глава 24

О том, чтобы подтянуться на перекладине или отжаться от пола, и речи не могло идти. Я и в прошлой-то жизни не ставил рекордов, а здесь и подавно. И все же был способ не ударить в грязь лицом — поиграть с гантелями!

Разум и руки помнили простые упражнения, но перед этим важно было сделать разминку. Простенькую и вместе с тем эффективную. Я скинул шапку и свитер с олимпийкой, оставшись в одной белой майке и трикотажных штанах. А потом принялся разминаться — сначала крутил головой, потом руками, по очереди от плеч до кистей, следом корпусом и ногами. Качки одобрительно закивали. Что ж, уже не опозорился.

Подойдя к стенду с кустарными гантелями, я выбрал поскромнее, но при этом не самые маленькие. На вид килограмма два, точнее определить нельзя — тут вам не спортклуб двадцать первого века, где все подписано и, более того, прорезинено для комфорта. Руки налились тяжестью, но я не подал вида, отошел и принялся пыхтеть, работая мышцами. Дряблое тело Кашеварова стонало и просило пощады, оно порывалось выронить тяжелые для него гантели, стремилось предательски покачнуться. Поймав самый рискованный момент, я поставил инвентарь на пол и принялся приседать, не теряя темпа.

Голова раскалывалась, пот лился градом, и я вовремя остановился, восстанавливая дыхание. Вдох носом, выдох ртом. Вдох — выдох. Вдох. Выдох.

— Слабовато, — вынес вердикт один из качков.

— Негде тренироваться, — я развел руками, показывая, что сам недоволен результатами. — Эх, в нашем бы доме такой спортзал!..

— Так ходите к нам, Евгений Семенович, — предложил Загораев. — Я вам помогу, подскажу.

— Тренер? — с уважением спросил я.

— КМС[20] по тяжелой атлетике, — скромно ответил Владимир Борисович, и в помещении поднялся одобрительный гул.

— Мое признание, — я вежливо кивнул. — В официальных соревнованиях участвовал?

— А как же! — улыбнулся мой собеседник, а остальные качки, потеряв интерес, вернулись к своим занятиям. — Андроповский район представлял на уровне области, а потом и на всесоюзных.

— И чего ушел? — удивился я.

Загораев жестом пригласил меня в обставленный простенькой мебелью уголок, где на вспучившемся от сырости столе стояла просыпавшаяся пачка чая, граненые стаканы и банка с кипятильником.

— Так я ж до армейки еще занимался, — качок расположился на стуле, я сел напротив. — Потом еще пару лет. Но большой спорт плохо сочетается с работой, так что я немного по другой стезе пошел.

Он хмыкнул и обвел рукой зал, где продолжали самозабвенно пыхтеть такие же качки. Приглядевшись повнимательнее, я заметил, что все они без исключения носили широкие спортивные штаны. В основном клетчатые, как у Загораева. По всей видимости, это у них было что-то вроде клубной одежды.

— Слушай, Владимир Борисович… — начал я, но он меня прервал.

— Просто Вовка.

— Понял. Так вот, слушай, Вовка. А тебе сюда новые люди нужны? Или вход только по пропускам?

— Редакцию загнать хочешь? — понимающе улыбнулся качок.

— И не только, — уклончиво ответил я, снова вспомнив про коллектив Андроповского ЗКЗ.

— Понимаешь, мы с парнями этот подвал… ну, как бы это сказать, выкупили, — Вовка понизил голос. — Неофициально, конечно. Так что рассчитываю на твое понимание.

Все встало на свои места. Вовка Загораев был не только спортсменом, но и одним из первых частных предпринимателей в СССР. Кооператором, как их тогда называли. И пока Верховный Совет страны не принял закон об индивидуальной трудовой деятельности, который заработает в мае следующего года, он и другие такие же «частники» были вне правового поля.

— Как рыба об лед, — подтвердил я, что буду молчать. — Но насчет новых клиентов подумай. Как-нибудь, например, по бартеру…

— Это как? — наморщил лоб Загораев.

— Это когда тебе не деньгами платят, а взаимной услугой, — пояснил я. — Тут, знаешь, ходят слухи… — я понизил голос. — Ходят слухи, что наверху планируют предпринимательство разрешить. Как в двадцатые годы НЭП[21] вводили.

— Ну? — неопределенно сказал Вовка, показывая одновременно и скепсис, и заинтересованность.

— От авторитетных людей знаю, — уверенно сказал я. — По своим газетным связям. Всего сказать не могу, сам понимаешь…

Не говорить же ему, в самом деле, о том, что я из будущего в это тело попал. И в предсказательницу Вангу играть не хочу. Лучше использовать свою должность, напустив небольшого туману. А журналистам, тем более редакторам, народ тогда верил безоговорочно. Вот и на Вовке это сработало.

— Хорошо, если так, — сказал он одобрительно и внимательно посмотрел на меня, явно ожидая какого-то продолжения.

— В общем, пока я могу предложить взять твой спортклуб под крыло газеты, — я словно бы размышлял вслух, чтобы это не выглядело пустой болтовней с громкими обещаниями. — С меня информационная поддержка… ну, то есть рассказывать о тебе будем и постараемся как-то решить вопрос с официальным признанием. Откроем у тебя секцию или кружок. А ты мне за это людей будешь пускать тренироваться.

— Интересная мысль, — после небольшой паузы ответил Загораев. — Надо подумать. Но ты ко мне в любом случае приходить можешь.

— По рукам, — сказал я, и мы пожали друг другу ладони.

После «качалки» я решил зайти в парикмахерскую, чтобы сменить имидж. С учетом того, что у Кашеварова раннее облысение, гонять расческой три волосинки я считаю излишним. А потому мой дальнейший путь проходил в сторону парикмахерской номер четыре. Той самой, к слову, куда я отправил стажироваться Анфису Николаеву.

И каково же было мое удивление, когда я, припарковав своего железного коня ко входу, увидел растерянную девушку, наблюдавшую за работой мастера. Та оказалась высокой молодой женщиной с безупречно уложенными белокурыми локонами, которая так ловко орудовала ножницами и расческой, что производила впечатление машины. В кресле перед зеркалом сидела другая женщина, чуть постарше, которая недовольно морщила нос при каждом движении парикмахерши.

— Евгений Семенович? — обрадованно воскликнула моя сотрудница. — Здравствуйте!

— Доброго дня! — поприветствовал я всех присутствующих, но ответила мне только белокурая мастерица. Да и то без отрыва, как говорится, от производства. — Мне бы постричься.

— Придется подождать, свободных мастеров больше нет, — по-прежнему не глядя в мою сторону, ответила блондинка.

— А вот же, — я бодро кивнул в сторону Анфисы.

— Это ученица, — сказала парикмахерша.

— Вот и отлично, — нарочито улыбнулся я. — Надо же ей опыта набираться. Меня, пожалуйста, под Котовского.

Чуть было не сказал «под Брюса Уиллиса», но вовремя вспомнил, что бритая под ноль голова в Советском Союзе ассоциировалась с легендарным военачальником.

— Хорошо, — и вновь блондинка ответила не глядя. — Анфиса, займись товарищем.

— Пожалуйста, Евгений Семенович, вот сюда, — девушка была счастлива, что ей наконец-то доверили стрижку. — Присаживайтесь. А вы в веселых стартах участвовали?

Я сначала не понял, что она имеет в виду, но потом догадался: дело было в моем спортивном наряде и особенно в шапочке-«петушке». Отметив, что в парикмахерской довольно тепло, я решил раздеться.

— Спортом занимался, если ты об этом, — сказал я Анфисе, сложив одежду на подоконник и развалившись в кресле. — Бритвой меня не зарежешь?

— Нет, конечно! — возмущенно воскликнула девушка и покраснела, а мастер-блондинка хихикнула.

Моя сотрудница смотрелась в этом уголке красоты как чужак, заглянувший на огонек. Если парикмахерша блистала эффектным цветастым платьем с белоснежным передником, то на Анфисе с ее джинсами он эта деталь смотрелась как фартук сталевара. Но надо отметить, что девушка старалась держаться достойно.

Она намылила мне голову и взялась за опасную бритву. Я мысленно похолодел, но виду не подал. Если доверился, надо идти до конца. В конце концов, поеду в случае чего в травмпункт. Пока я размышлял о бренности бытия, Анфиса уверенным и быстрым движением сняла мне целую прядь.

— Ловко ты, — одобрительно сказал я.

— Не беспокойтесь, Евгений Семенович, — улыбнулась Анфиса. — Я так дедушку брею уже лет десять, дело привычки.

Я успокоился и хотел было прикрыть глаза, но удержался — здесь, в этом времени, даже парикмахерскую можно считать интерактивным музеем. Мастер-блондинка тем временем закончила с привередливой дамой, поправила ей массивные кудри, попрыскала лаком и стряхнула с плеч лишние волосинки. Та еле слышно поблагодарила, оставила в специальном блюдечке несколько купюр и, не попрощавшись, удалилась, накинув дорогое манто с меховым воротом.

— Ф-фуу! — выдохнула парикмахерша. — Я уж думала, что-то не так сейчас будет. Пронесло!

— Вредная клиентка? — поинтересовался я.

— А вы не знаете? — блондинка впервые повернулась ко мне и захлопала ресницами. — Это же Раиса Ивановна Краюхина, жена первого секретаря!

— Ого! — искренне воскликнул я, осознав, что имел счастье лицезреть супругу Анатолия Петровича.

— Да! — продолжала распаляться парикмахерша, пока Анфиса точными выверенными движениями превращала меня в Брюса Котовского. Или Григория Уиллиса. — Ей ведь не угодишь! Она за своей знаменитой тезкой теперь все повторяет, чтобы быть не хуже!

— Это вы про Раису Максимовну[22]? — на всякий случай уточнил я.

— Ну, конечно! — блондинка закатила глаза, ужасаясь моей пещерности. — Анфиса, закончи с товарищем, а я пока отдохну. Мне надо прийти в себя.

И парикмахерша, достав из сумочки сигарету со спичками, накинула бежевый плащ и вышла на крыльцо — покурить. Я тут же почувствовал предательское желание присоединиться, но твердо отогнал мысли о табаке. Врешь, не возьмешь, Евгений Семенович. Я отучу твое тело требовать никотина.

— И как тут тебе? — я обратился к Анфисе, которая аккуратно стирала с моей головы остатки пены. — Получится материал?

— Вы знаете… — девушка на секунду замерла. — А мне тут даже нравится!

— Надеюсь, ты не собираешься бросить газету ради карьеры стилиста? — пошутил я.

— Кого? — удивилась Анфиса, услышав незнакомое слово.

Да что ж такое, никак не могу отвыкнуть от лексики двадцать первого века.

— Парикмахера, — поправился я. — «Андроповские известия» много потеряют с твоим уходом.

— Скажете тоже, — смущенно забормотала Анфиса. — Нет, журналистику я не брошу. Я к тому, что вы очень интересную тему нам предложили. Вот вроде бы все так просто — испытано на себе. А я вот даже прониклась. Младшей сестре теперь буду рассказывать.

— Это хорошо, — кивнул я. — Только свое мнение ей не навязывай. Пусть вырастет и сама выбирает, кем ей работать.

Анфиса закончила наводить марафет и отступила на шаг. А я воззрился на свое отражение и через мгновение понял, что Евгений Семенович Кашеваров прямо сейчас скинул лет эдак пять или шесть. Вот что значит правильно подобранный образ. Теперь еще и фигурку подтянуть — и вообще, буду прям женихом на выданье. Набиваться в зятья родителям Аглаи Ямпольской.

— Нравится? — между тем, осторожно поинтересовалась Анфиса.

— Вылитый Котовский! — похвалил я ее старания. — И помни, жду от тебя материал. А потом еще кое-что интересное будет. К тяжелой атлетике как относишься?

— Положительно, — ответила девушка.

— Вот и отлично, — улыбнулся я. — Все подробности — после выхода номера, когда будем готовить следующий. А пока занимайся парикмахерским искусством и пиши про Чеботарева. С интервью справилась?

— Уже почти готово! — выпалила Анфиса. — В понедельник принесу машинописный текст!

В этот момент в помещение вернулась накурившаяся и успокоившаяся парикмахерша, которая была для меня уже не столь красивой — сказалась ее пагубная привычка.

Ничего, мы и с этим как-нибудь справимся.