Главное открытие Рейнбёрда

* * *

В один июньский полдень 1779 года Хиггстон Рейнбёрд развлекался соколиной охотой на самой верхушке Чертовой Головы. Проследив взглядом, как сокол исчез в белой облачной дымке, юноша почувствовал что в этом его увлечении определенно что-то есть. А когда птица вернулась и бросила к его ногам мертвого голубя, молодой человек испытал…

– Да, это счастье, — произнес неведомо откуда взявшийся старик, о мясо будет жестким, и ты с ним намучаешься. Сядь, Хиггстон, и слушай меня.

– Почему вы так уверены насчет мяса? Кто вы такой и как вообще сюда забрались — в столь преклонном возрасте, да еще и незаметно? И откуда вы знаете, как меня зовут?

– Я сам когда-то съел этого голубя и до сих пор помню, до чего же он оказался жестким. Кто я? Всего лишь старик, которому есть от чего предостеречь тебя; попал же я сюда с помощью машины, которую изобрел сам. А то, что тебя зовут Хиггстоном, так кому же это знать, как не мне — ведь я и есть Хиггстон. Тебя ли назвали в мою честь, или меня в твою, сейчас уже и не вспомню… Да, кстати, а кто из нас старше?

– Полагаю, что вы, почтеннейший. Я, кстати, тоже немного мастерю по вечерам. Как работает та машина, что доставила вас сюда?

– Все началось… да, все началось с того искромета, которым заняты сейчас твои мысли, Хиггстон. Пройдет немало лет, а ты будешь что-то добавлять, переделывать, совершенствовать. Ты еще провозишься с проклятым силовым полем, пока научишься понемножечку изгибать его!.. Однако сейчас я вижу перед собой лишь лопоухого дуралея с горшком вместо головы, весьма далекого от того прекрасного образа, который сохранился в моей памяти. Она же, впрочем, подсказывает, что у тебя все впереди. Слушай меня внимательно, так внимательно, как никого в жизни. Сомневаюсь, что у меня будет возможность повторить сказанное. Я сохраню тебе годы и десятилетия, которые ты потратил бы впустую, я выведу тебя на самую лучшую из всех дорог, относительно коих существует превратное мнение, что каждому дано пройти по ним только единожды. Парень, я подстрахую тебя от каждого неверного шага и укажу, куда идти, чтобы не пропасть.

– Давай, старый фокусник, говори! Обещаю, что никто еще не слушал тебя так внимательно, как я.

И он действительно слушал, не проронив ни слова, пока старик рассказывал. Добрых пять часов, но не произнес ни одного лишнего слова, потому что оба относились к породе людей, не привыкших праздно чесать языками. Старик объяснял юноше, что пар — это еще не все (хотя сам когда-то считал именно так), что его мощь огромна, но не безгранична, в отличие от иных источников энергии. Он советовал обратить внимание на возможности, открываемые усилителями и обратной связью, а также изыскивать максимально легкие среды для передачи энергии: провод — вместо угольной тележки, для перемещения которой нужен мул; воздух — вместо проводов; космический эфир — вместо воздуха. Предостерегал от бессмысленной траты времени на поддержку явно устаревшего, пытался уберечь от бездонной топи стереотипов — в словах и мыслях.

Он убеждал не тратить драгоценные месяцы на создание идеального удалителя яблочной сердцевины: идеального не создаст никто и никогда. И заклинал не «зацикливаться» на самоходных санях, питаемых от батареек, ибо возможны транспортные средства побыстрее санок.

Пусть другие изобретают новые щетки для чистки замши и кремы для загара. И пользуются, как раньше, услугами возниц, формовщиков свечей и бондарей. Нужда в улучшении жилищ, конюшен, лестниц-стремянок, точильных камней будет сохраняться всегда — значит, кто-то будет постоянно их усовершенствовать. И ладно! Если застежки на башмаках, решетки для дров в камине, прессы для приготовления сыра и прочие столь же необходимые предметы так непрактичны и внешне не смотрятся», оставим «доводку» другим. «Холодных сапожников» хватит во все времена, а Хиггстону по плечу высший класс, то, с чем никто больше не справится.

Конечно, наступят времена, когда исчезнет само слово «кузнец», как уже почти случилось с «лучником» или «бондарем». Но для ищущего ума, открытого всему новому, рынок также всегда будет широко распахнут.

Затем старик перешел к конкретным советам. Он продемонстрировал юному Хиггстону чертеж одного хитроумного крючка на токарном станке, который сэкономит время и силы. Научил, как вытягивать проволоку (вместо того чтобы получать ее с помощью ковки). Предложил использовать в качестве изолятора слюду, пока не станут доступны другие материалы с теми же свойствами.

– А вот еще некоторые заковыристые штучки, которые тебе придется, принять на веру, — добавил старик. — Это о них говорят: сперва узнай «что» и лишь потом погружайся в глубины «почему».

И он рассказал о многофункциональных крепежных блоках, о самоинициирующем поле, о коммутации, о возможностях, которые открывает альтерация, если использовать ее на всю катушку. Словом, он открыл ему глаза на великое множество вещей, относящихся к широкой сфере применений.

– Кстати, практику не повредит и кое-какая математика, — заключил свой рассказ старик. — Я-то был самоучкой, и это мне часто мешало.

И прямо в пыли, покрывавшей вершину горы, старик пальцем нацарапал необходимые математические символы. Он обучил юного Хиггстона натуральным логарифмам, векторной алгебре, математическому анализу и подобным вещам, стараясь не слишком углубляться в дебри, ибо даже для столь смышленого паренька освоить все это в течение нескольких минут оказалось задачкой на пределе умственных возможностей.

Под конец юноше был дан еще ряд практичных советов, как строить будущие отношения с Одри. Впрочем, относительно последней; старый Хиггстон заблуждался: искусству жить со сварливой женой научить нельзя…

– А теперь сажай на цепь своего сокола и отправляйся вниз. За работу! — заключил старик.

И юный Хиггстон Рейнбёрд так и поступил.