Гиппина

5. ЛЮДИ

В понедельник утром, вешая свои номерки в проходной, сотрудники патентного отдела услышали частую пулеметную дробь из комнаты девять.

«Срочный отчет подкинули бедолаге какой-нибудь», — подумали сердобольные. «Левую работенку подхватила, усердствует шабашница», подумали черство-расчетливые.

Усердствовала Аллочка. Пальцы ее носились по клавишам машинки, словно отрабатывали музыкальные пассажи. Пулеметная дробь раскатывалась горошком, и — «бамм!» — вылетала каретка.

Так часа два с половиной. В двенадцатом часу, сложив последние листы в папку, Алла откинулась на спинку стула.

— Фу-хх, перемолола целую гору. Ну-с, у кого еще есть работа?

— Срочного ничего, — сказала Корсакова.

— Отдохни, трудяга, — посоветовала Марья Федосьевна.

— В овощной бананы завезли, — припомнила Лиза. — Сходи, Аллочка, возьми на всех. Все равно обед скоро. Катерина Григорьевна разрешит.

Но Алла вдруг взорвалась.

— А я вам не курьерша, — заявила она. — Я машинистка первого класса, у меня диплом, похвальная грамота, второе место по области. Где у вас работа? Поищите, пошарьте.

— Нет ничего пока, — сказала Нина, подвигав ящиками.

— Тогда я пойду к технарям, — заявила Алла. — У них всегда работы невпроворот.

— Я запрещаю, — сказала Корсакова. — У них своя машинистка. Хотите, чтобы нам сократили штатную единицу?

Алла промолчала, но не изменила своей вызывающей позы. С минуту думала, вынашивая другую идею.

— Нинка, ты говорила, что у тебя первая глава готова. Давай напечатаю. Да не жмись, я за так отстукаю. Ты же видишь, что меня в простое держат. Название большими печатать? Что там у тебя? «Зарождение патентного дела в дореволюционной России в период становления капитализма». Хм! Два года пишешь… Разве и так не ясно: появились капиталисты, им понадобились патенты. Ну ладно, тебе виднее, ты у нас ученая.

А на следующий день взбунтовалась Лиза. Причем у Аллочки-то воинственность была независимо-веселая, а у Лизы — сварливо-желчная. С утра, как обычно, она пришла молча, повесила пальто. Марья Федосьевна ей заулыбалась навстречу, первая завела беседу, намолчалась за вечер в своем одиноком доме, теперь торопилась поделиться, поведать, что принесла на сегодня пирожки с черносливом и свеклой — для желудка полезно. И тут вдруг Лиза взъелась:

— Маша, пожилой ты человек, пенсия маячит, молодым должна показывать пример, а у тебя на уме в рабочее время: помазки да сковородки. В самом деле, что у нас тут: отдел изобретателей или женский клуб, кружок кулинарии? Работы у тебя нет, что ли? Давай тогда готовить отчет, все равно в двадцатых числах начнется горячка… ночами будем сидеть.

Покладистая Маша не возражала. Она была компанейским человеком, жила под девизом «Как люди, так и я». Главным для нее было — заслужить одобрение окружающих.

И папки, папки, папки, горы папок перекочевали из шкафов на столы. Лиза оказалась дельным организатором, напрактиковалась, распоряжаясь в многолюдном своем семействе. И Марья Федосьевна, и Аллочка охотно признали ее авторитет.

— Как запишем? — спрашивала она. — В какую графу занести?

В прежние времена Лиза решала быстро. Та графа или эта графа, какая разница? Если понадобится, в дальнейшем можно будет перетасовать. Но на этот раз она медлила.

— А почему мы ему отказали? — вопрошала она. — Предложение-то дельное. Нина, почему этот Борисов отвалился?

— Девочки, но разве я помню?

— А ты посмотри, посмотри. Подпись-то твоя.

— Ну, у него заявка не по форме. Ясно же, — говорила Нина обиженным тоном.

— А почему ты ему не подсказала? Между прочим, это наша прямая обязанность — помогать в оформлении заявок.

— Делать мне нечего, что ли?

— Видимо, нечего делать, — напирала неумолимая Лиза. — Видимо, не-че-го де-лать, если ты в служебное время пишешь свое «Становление…», без тебя оно не установилось. Погоди, Ниночка, посмотри еще. Вот этот недавнишний хулиган, Забродин, тоже интересное предлагал. Его почему отфутболила?

— Девочки, да не терзайте вы меня, — взмолилась Нина. — У меня послезавтра зачет. В тот понедельник я сяду вплотную.

Однако на следующий день в комнату девять явилась совсем другая Нина не унылая, как обычно, а скромно оживленная, даже нежно-румяная.

— Катерина Григорьевна, — начала Нина прерывающимся голосом, — Вот пишу диссертацию… Но кому это нужно — еще раз подтверждать документально, что патентное дело зародилось со становлением капитализма? Это же само собой разумеется. А у нас тут под руками богатейший материал — оформленные и неоформленные заявки. Право же, стоит провести анализ — почему изобретатели не доводят дело до конца? Это живое, это всем нужное. Причины неудач в изобретательском деле.

— Девочка, не делай глупости, — прервала ее Корсакова. — У тебя три четверти работы позади. Нелепо менять руководителя и все начинать сначала. К тому же тема должна быть бесспорной. Зарождение в эпоху становления сомнения не вызовет. А причины неудач? Тут у каждого оппонента свое мнение.

— Но, Катерина Григорьевна… — возражала Нина. — Такое исследование и для нас полезно. Причины неудач? Если мы разберемся…

— Нина, делайте свое дело, — отрезала Корсакова. — Когда вас поставят на мое место, тогда и меняйте планы. — И сменив государственный голос на просительный, заговорила по телефону.

Часов в 11, когда Корсакова поднялась, кинув небрежно: «Девочки, если кто будет спрашивать, я вышла из комнаты на полчаса», Нина остановила ее:

— Катерина Григорьевна, вы все же посмотрите дело этого Забродина. Кажется, не такая уж глупость.

— Я помню его заявку, — пожала плечами Корсакова. — У меня хорошая память. Лошади у него заражались усердием необыкновенным. Вы тоже хотите работать, как лошади. Посмотрим, надолго ли вас хватит? Вы что, заразились, что ли?

Полчаса спустя Нина сказала задумчиво:

— Может, и правда заразились. Этого безумца кто выталкивал за дверь? Первая — Аллочка, ты, Лиза, вторая. А я в сторонке была, я уже от вас подхватила.

— Но Катьку ничем не прошибешь, — проворчала Лиза. — Катька у нас невосприимчивая.

Однако еще через день поветрие затронуло и Корсакову.

Сначала никто не заметил необычного. Пришла она, как и в предыдущие дни, в три минуты десятого, поздоровалась суховато-служебным голосом, села за стол, очки надела, начала перелистывать записную книжку… и тут зазвонил телефон.

— Нет, сыночек, — сказала она. И тон был не телефонный, не мягкий, а служебный, начальственный. — Нет, дорогой мой, не звонила и не собираюсь. Пора самому за ум браться. Да-да, давно это думаю и другого не придумаю. Вечером поговорим, а сейчас я на службе. — Стукнула трубкой и уткнулась в записную книжку. Остальные многозначительно переглянулись.

Корсакова между тем набирала номер.

— Техотдел? Сергея Аркадьевича мне. Сережа, это Корсакова беспокоит. Слушай, как у тебя в техническом с квартальным планом? 102? У меня тоже 102 с десятыми. Не в этом суть. Ты анализировал, какую прибыль мы приносим с нашими процентами? Скажем, на 100 наших заявок сколько дает больше миллиона? Редкие? Вот и у меня редкие. Так не стоит ли нам активно и целеустремленно выискивать эти самые миллионные идеи? Искать и поддерживать? Да, я знаю, тебе план обеспечивает твой любимчик Фофанов, каждые две недели авторское свидетельство: облегченная станина для токарного станка, облегченная станина для фрезерного станка, для сверлильного, револьверного, пушечного, пулеметного и так далее по всему каталогу. Но это же ловкость рук!

Договорилась, простилась, положила трубку.

— Вы слышали, девочки? Значит, задача такая: составляя отчет, выискиваете перспективные предложения. Перспективных будем вести за ручку с самого начала и до победы.

С того дня болезнь Забродина, как назвала ее Корсакова, широко распространилась в городе. Инфекция оказалась заразительной и даже очень заразительной. Вслед за сотрудницами комнаты номер девять заболели почти все их родственники. Пресловутый сын самой Корсаковой, уверявший, что он не может удержаться ни на какой работе, потому что его организм настоятельно требует глубокого сна до 11 утра ежедневно, неожиданно объявил, что ему — взрослому человеку — стыдно есть материнский хлеб, и срочно поступил грузчиком на товарную станцию. Муж Лизы, страстный любитель телевизионного спорта, затеял ремонт в квартире, побелил потолки, оклеил стены обоями и даже перестелил паркет. На паркет не каждый муж решается. У Аллы родственников не было, но именно она установила, что инфекция передается поцелуями, и, вопреки всем правилам гигиены, принялась распространять заразу таким способом. Поцелованная уборщица по своей инициативе вымыла полы во всем отделении, поцелованная продавщица в гастрономе ни единому человеку не сказала: «Станьте на мое место» или «Вас много, а я одна».

Алла первая заболела и первая начала выздоравливать.

Проснулась поутру, как бы трезвая, — рассказывала она. — Все так ясно, четко… и скучно. И вставать скучно, и на работу идти скучно… Лежу и думаю, как бы отпроситься. Вспомнила, что тетя больная в деревне, седьмой год уже больная, давно полагалось бы навестить. Отрепетировала встревоженную интонацию:

— Катерина Григорьевна, такое несчастье у меня…

— Придумай что-нибудь новое, — сказала Корсакова жестко. — Твоя тетя умирает ежемесячно и каждый раз в четверг к вечеру.

Алла посидела за столом с возмущенным видом, затем со скорбным видом, наконец, с безразличием на лице… и вдруг повеселела:

— Девочки, вы о чем там шепчетесь? Я в простое.

По-видимому, у лошадей болезнь Забродина проходила бесследно, а у людей — не совсем, какие-то остаточные явления сохранялись. Ведь люди — не лошади.

Вот такое невероятное происшествие произошло в областном городе С… Нарочно называю только первую букву, потому что я лично свидетелем не был и доказательств у меня нет. Я эту историю знаю со слов Гали. К нам в редакцию она пришла со стихами о любви. Галя — поэтесса по натуре и поэтому пишет стихи (чаще бывает наоборот: пишет стихи, значит поэтесса). В общем, Галя задела мое сердце, и я решил выразить все поцелуем.

— Не трогайте меня, — закричала она истерически. — Не смейте! Отойдите подальше!

Я был подавлен, пристыжен, смущен… и возмущен.

— Но вы же явный гиппинист, — сказала Галя. — Вы восемь часов сидите в своей редакции, как приклеенный к стулу. А потом еще на дом берете работу. Я не хочу заразиться.

Тогда и всплыла вся история с гиппиной Забродина.

Я проявил журналистскую добросовестность, съездил в город С…, поговорил с Аллой, с хозяйкой дома, с конюхами. Попробовал разыскать следы Забродина по областным газетам. Что-то похожее на вспышки гиппинизма отмечалось в Николаеве, Ереване, Мурманске, Новосибирске и Душанбе. Я побывал во всех этих городах, можете проверить в бухгалтерии, однако безрезультатно. Буду еще искать… и если разыщу Забродина, думаю, мы поможем ему через нашу редакцию, пусть налаживает производство своей вакцины. Что особенного? Есть же у нас обязательная прививка против оспы и против полиомиелита… будет прививка и против полинедостатков.

Одно меня смущает: в ушах стоит панический крик Гали:

— Отойдите! Не смейте! Я не хочу заразиться!