– И всё же, барышня, я не понимаю, как… Как вы умудрились такое придумать? Я! Я более тридцати лет в артефакторике, но у меня не хватило на это ни фантазии, ни умения, а вы… Нет, я не понимаю!
Аристарх метался по лаборатории, обвинительно тыча пальцем то в меня, то в пластину, лежащую на столе, и причитал о своём загубленном профессионализме. Не рассказывать же ему, что не моя это придумка, а наследие прошлой жизни.
Разбила я сердце наставника тем, что «изобрела» мобильный телефон. Ну как изобрела… Всего-то соединила шкатулку магопочты и нечто похожее на диктофон. Больше всего это напоминало переговорное устройство – записанная фраза мгновенно отправляется собеседнику, а от него приходит ответная запись. И оно работало!
Переговорщик – так назвала артефакт Глафира – мог соединять с пятью контактами, у которых были такие же устройства. Исполнение этого замысла стало экзаменационной работой моего ученичества у Аристарха.
Похвалы или восхищения я не ждала – хорошо успела выучить наставника за три года. Но такая неприкрытая зависть всё равно ошеломила. Хотя… кто знает, как бы я себя повела на его месте. Артефактор, во всяком случае, не таил злобу, а говорил о своих чувствах открыто.
– Учитель, это черновой вариант. Предлагаю усовершенствовать его вместе, – протянула наставнику пластину, куда «забила» помимо своего контакта ещё и Николая Ивановича.
Мужчины за это время крепко сдружились. Несмотря на полную противоположность характеров, они находили и о чём поговорить, и о чём помолчать. Было забавно наблюдать за их совместными прогулками. Импульсивный, несдержанный Аристарх, размахивая руками, уходил вперёд, останавливался, понимая, что собеседник отстал, возвращался назад, продолжал разговор, пятясь по дорожке, а граф внимательно слушал и следил, чтобы приятель не упал, запутавшись в собственных ногах.
Моё предложение артефактора заинтересовало. Он покрутил пластинку в руке, поцарапал ногтём кристалл накопителя силы, ткнул пальцем в кнопку включения и спросил:
– На каком расстоянии от собеседника можно вести переговоры?
– Пока на близком. Мы общались с Прасковьей – она живёт в Рыбачьем, с Глебом связь поддерживаю – он в деревне. Когда бабушка ездила в гости к госпоже Романовской, соединиться удалось, но задержка пересылки сообщения была около двадцати секунд.
Аристарх всплеснул руками, забегал вокруг рабочего стола, остановился и ткнул в меня пальцем:
– Нахалка! – зашипел он на меня. – Ты считаешь, что этого недостаточно?!
– Да, считаю. Мне хотелось бы иметь устойчивую связь с Москаградом…
– Так и говори, что с женихом! – ехидно фыркнул наставник.
Моё безмолвное пожатие плечами стало ему ответом. Что скрывать, мне хотелось бы поговорить с Таиром. За три года мы обменялись не одной сотней писем, исписав килограммы бумаги. Помимо текущих торговых дел были в курсе событий, происходящих в жизни друг друга, но ни разу за это время не виделись. Он учился и работал, не имея возможности вернуться на полуостров, я работала и училась без права покинуть Гиримское ханство.
Наверно, я должна была понять Аристарха, возмущённого моим недовольством качеством связи. Чудная диковинка была прорывом в сфере коммуникаций. Но я ещё хорошо помнила, как в прошлой жизни могла практически из любой точки мира позвонить куда угодно. Сколько лет прошло, а я скучаю по этой возможности и хотела бы иметь хоть слабое, но подобие мобильной связи.
Ну и пусть здесь техника ещё до этого не дошла, но магия-то есть. Как там говорили: «За неимением гербовой пишем на простой».
– Учитель, какая разница, что будет мотивацией нашей работы? Главное результат, а с вашими знаниями и опытом, я уверена, он будет ошеломляющим, – завиляла я пушистым лисьим хвостом, уговаривая Аристарха присоединиться к работе над артефактом.
Мэтр, глядя на заходящее солнце, задумался. Потом повернулся ко мне, шлёпнул ладонью по столу:
– Всё, барышня! Экзамен ты сдала. Даю тебе право продавать артефакты. А насчет улучшения вот этой поделки, – указующий жест в сторону пластины, – я согласен. Давай поработаем вместе. Завтра и начнём. – А потом добавил, едва слышно пробормотав себе под нос: – Надеюсь, эта безделица позволит мне вернуться триумфатором.
Наставник ушёл, а я присела к столу, желая перелистать тетради, исписанные за годы ученичества. Три года прошло. Не могу сказать, что пролетели они как один день. Порой было так трудно, что хотелось послать всё лесом, полем, огородом и отречься от собственных мечтаний и планов. Но проходила когда ночь, когда неделя, и я возвращалась на намеченный путь.
А ещё было стыдно выказывать слабость перед Глафирой и графом. Какая же я наследница титула, если злословие вредного наставника может вывести из равновесия.
Год назад и вовсе случилось непредвиденное. Чуть ли не в одно время забеременели мои менеджеры: Прасковья решила, что обещания надо выполнять, Карима готовилась осчастливить Феденьку и родителей появлением нового члена семьи, ещё и Амина, внезапно отшившая своего элинского купца и вышедшая замуж за онемевшего брата Глеба, мельника Бориса. Женщина, которой было под пятьдесят, совершенно потерявшая надежду на материнство, вдруг понесла. Муж носился с её беременностью как с величайшим чудом, не давая лишний раз пол подмести, не говоря уже о более серьёзных домашних нагрузках. И пусть округлившиеся дамочки мне едва ли не хором доказывали, что беременность не болезнь, со стороны я видела, как мешают работе токсикоз, гормональные изменения и прочие «радости» непраздного положения.
Вот и носилась я как угорелая кошка из лаборатории, где училась артефакторике, в деревню контролировать цеха, производящие печенье, фруктовые конфеты и меренговые рулеты под заказ, а потом ещё и в мыловарню, где свободные руки никогда не были лишними.
– Госпожа барышня, госпожа барышня! – по ступеням неслась недавно взятая из Рыбачьего в помощь Надие девчонка. Заходить в лабораторию ей было строго-настрого запрещено, поэтому, остановившись на пороге, она звонко известила: – Там до вас сырники пришли!
Дождь лил которые сутки. Дороги развезло так, что мало кто рисковал отправляться в поездку. Жидкая грязь прикрывала колдобины и ямы, и никто не знал, чем может закончиться следующий шаг человека или животного. Хорошо, если просто споткнулся, а можно и ноги переломать.
Я смотрела из окна лаборатории на мутную воду бухты, на низкое серое небо и думала о том, что осень в этом году не только началась слишком рано, но ещё и непривычно дождлива. Хорошо, что успели миндаль собрать – его в этом году уродилось на зависть.
И летний сыр удался, а вот осенний…
– О чем думаете, барышня? – Аристарх остановился рядом и тоже стал всматриваться в мокрую хмарь, словно желал увидеть то, что разглядывала в ней я. – Решаете, как усиливать артефакт будем, чтобы звук на большее расстояние передавать?
Этот вопрос мэтр задавал мне едва ли не каждый день уже неделю. Ответ получал один и тот же:
– Учитель, без сторонней помощи мы вряд ли справимся с этой задачей, – и я в который раз предлагала привлечь к проекту Феденьку.
Магомеханик, переделав и улучшив в поместье, деревне и Рыбачьем всё что возможно, явно скучал. После приложения его золотых рук и светлой головы техника ломалась редко, и мастер не знал, чем ещё себя занять. А мы с Аристархом уперлись в проблему усилителя. Ну не делать же в самом деле гаджет в десять килограммов весом. В прежнем мире эту задачу выполняли вышки сотовой связи. Строить здесь такие? Тогда вопрос придётся решать на государственном уровне, иначе никаких денег не хватит. И так чуть ли не четверть дохода вкладываю в исследовательскую работу. Надеюсь, что траты окупятся, но когда?
Настроение артефактора было лучше вчерашнего, потому он махнул рукой и согласился:
– Делайте, как считаете нужным.
Конечно, я и без его позволения могла решить этот вопрос, но приличия-то соблюсти полагается. Сама в партнёрство пригласила, значит, надо хотя бы в известность поставить о появлении третьего члена команды.
Феденька, одуревший от бессонных ночей – у малыша начали резаться зубки – слушал меня вполуха. Перебирал и перекладывал с места на место инструменты на верстаке, тёр тряпочкой въевшееся намертво пятно, замирал, пытаясь услышать что-то, вздыхал и опять брался за инструменты.
– Фёдор Зиновьевич, вы меня слышите? – не выдержав такого пренебрежения, спросила я.
– Что? – вскинулся мастер на оклик. – Слышу. Конечно слышу. Вы продолжайте, Роксана Петровна.
Понимая, что моя презентация пропадает втуне, решила подойти с другого конца.
– Что вас беспокоит, уважаемый?
Тут Феденьку словно прорвало:
– Всё! Всё меня беспокоит… – он с тревогой посмотрел в сторону дома. – Как они там? Справляется ли Карима с Егорушкой? Мальчик всю ночь плакал, может, за Прасковьей послать надо? А вы тут со своими нелепыми заботами…
Хорошо, стена была близко, и я смогла опереться, иначе так бы и опустилась на пол. Феденька! Наш Феденька, который в упор не замечал людей, и вдруг такой заботливо-трепетный папашка. «Может, подменили мужика, а я и не заметила», – мысленно пошутила я, а вслух предложила.
– Установите голосовую связь с домом и будете постоянно в курсе происходящего.
– Как это? – магомеханик, получивший конкретное техническое задание, перестаёт быть растерянным и рассеянным и мгновенно становится собранным, заточенным на результат профессионалом.
Пришлось вспоминать всё, что я знала об устройстве под названием радионяня.
– … таким образом вы всегда сможете отследить состояние малыша. А сделать этот прибор можно на основе переговорщика, о котором я вам только что рассказывала.
В этот раз слушал меня Феденька не в пример внимательнее, делая какие-то пометки у себя на столе. Сколько наблюдаю за этой забавной привычкой мастера, столько диву даюсь. Все заметки и памятки, касаемые текущего проекта, магомеханик записывал с краю стола прямо на столешнице. Когда же работа заканчивалась, записи стирались.
– А вдруг понадобятся в другой раз? – как-то спросила я.
Ответом было пожатие плеч и недоумение от моей непонятливости:
– Следующая работа – это другие идеи, другие принципы и другие технологии. А что обыденное, так я на запись того и времени не трачу.
Судя по тому, сколько в этот раз писал Феденька, идея его заинтересовала. Он ещё раз перечитал заметки, задал несколько уточняющих вопросов, попросил образец переговорщика и закончил общение своей классической фразой:
– Ступайте, Роксана Петровна. Буду думать.
«Чапаев, блин!» – проворчала я и пошла к своим псам.
Собаками этих лохматых чудовищ назвать можно было с трудом. Головой они легко доставали мне до плеча. Ох, как же я каждый раз благодарила Тауфика и вслух, и мысленно за жёсткую дрессуру. Не будь отработанного многочасовыми тренировками послушания, я бы со своими питомцами не смогла справиться. Одного боялась – что «улучшат» кобели породу деревенских и рыбачьих дворняг и будут гонять по окрестностям неуправляемые потомки моих монстровидных собачек.
– Этого можешь не бояться, – успокоил кинолог. – Такими большими рождаются только чистокровки. Метисы, рождённые от твоих, будут чуть больше матери. Ну и умнее, конечно же. Хотя лучше бы отследить, где мальчики наследят, и ублюдков притопить. От греха подальше.
Мне такой расклад совершенно не нравился, и я предложила другой вариант. Ох как взвился наш тренер! Как орал по поводу того, что лишать кабеля естественной радости – это бесчеловечно, только баба может такое придумать. При этом он явно морщился от боли и прятал руки за спину. Похоже, что очень хотелось дрессировщику отвесить мне пару-тройку оплеух, да клятва магическая не только не позволяла сделать этого, но ещё и наказывала ранами на руках.
– То есть утопить ни в чём не повинных щенков ты считаешь нормой, а стерилизовать кобелей, при этом никак не повлияв на их жизнь и здоровье, – это едва ли не преступление? – взъярилась я.
– Роксана, когда ты уже соизволишь выбрать себе платье из каталога мадам Полли? – со всей строгостью, на какую была способна по отношению ко мне, спросила Глафира.
Мадам Полли – та самая модная ялдинская портниха, одевавшая нас с бабушкой на приём цесаревича. Модели нарядов, представленные на выбор, нам понравились. Одно не устраивало – далеко ездить за покупками. И когда в очередной раз понадобилось новое платье, я написала модистке письмо с предложением выслать нам нечто типа каталога моделей, имеющихся в наличии.
Похоже, у мастерицы помимо профессиональных навыков была и деловая хватка. Очень скоро мы получили образец первого журнала мод Гиримского полуострова. В книжице помимо нарядов была представлена реклама обувщика, шляпника, куафера, а также парфюмерии и – ну надо же! – нашего мыла и кремов. Пролистав каталог, я села за новое письмо. Посоветовала рядом с рекламой печатать рекомендации по применению того или иного средства или способы ухода за предложенным товаром. Неплохо было бы выделить страничку для писем читательниц и, может быть, литературную колонку и колонку рецептов. С тех пор раз в два месяца мы стали получать плотный конверт от мадам Полли.
В благодарность за мои советы журнал присылали нам с бабушкой бесплатно, но, судя по шумихе в газете, стоило издание не так уж и дёшево, да ещё и небольшой тираж не покрывал полностью потребность в журнале. Счастливые обладательницы альманаха давали его почитать близким подругам, хвастались тем, что чьё-то письмо со стихами напечатали на литературной странице, мечтали собрать все экземпляры, начиная с самого редкого – первого, который был отпечатан всего-то в пяти экземплярах.
– Ба, а может быть, я и в этот раз не пойду на приём? Что мне там делать? Стоять и улыбаться как дурочка, слушая щебет девиц о настоящих и предполагаемых женихах? В деловых разговорах мне участие принимать нельзя, ибо неженское это дело. В шахматы с ханом и то не сыграешь. Кстати! – я повернулась к задумавшемуся о чем-то своём Николаю Ивановичу. – Любезный моему сердцу дедушка Коля, не подскажешь, кого приблизил к себе Кирим недавно?
– Ты, помнится, никогда не увлекалась придворными сплетнями, с чего сейчас подобный вопрос? – приподнял брови, показывая удивление, граф.
– Наша последняя шахматная партия с ханом. Явно чьё-то влияние заметно в стратегии игры. Кирим играет не так, – ответила я, невольно бросая взгляд на доску и расставленные по ней фигуры. – Третий день думаю над ходом, чувствуя приготовленную ловушку моему коню, которого я никак не желаю терять.
– Милость Триединого! – вздохнула Глафира, прислушиваясь к нашему разговору. – Девушке твоего возраста приличествует самой о женихах с подружками щебетать, а не осуждать их за это. А ты? Одни дела на уме, да ещё шахматы. Кажется, скорее от Сашеньки правнуков дождусь, чем от тебя.
Подросший братик Саша, сын Петра и Марфы, которое лето гостил в поместье с весны до осени – купался в море, объедался фруктами и ягодами, ловил рыбу, забрасывая удочку с утёсов, нависавших над водой, бегал в деревню то играть, то драться с мальчишками. Бабушка, с радостью принимавшая внука погостить, тем не менее от его проделок ежедневно хваталась за сердце, а я временами за розги. Сорванец он и есть сорванец, и как ему без проказ вырасти, но здоровье бабушки для меня куда важнее покрасневших от воспитательных мероприятий ягодиц шкодливого братца. Так я приговаривала каждый раз, когда пыталась наставить мальчишку на путь истинный. Но хватало ненадолго. И вновь приходилось, отвлекаясь от работы и занятий, ловить проказника, чтобы в очередной раз внушить, что к родным необходимо относиться бережно, а его ныряние со скалы с последующей задержкой дыхания под водой таковым по отношению к бабушке не является.
Иногда на несколько дней заглядывал Тимофей, с которым мы остались не только друзьями, но и стали партнёрами. Парень таки закончил коммерческое училище – правда, не на деньги щедрого калининского лавочника, а на наши с Глафирой, – и открыл небольшую лавку в Волажде. Статус лавочки быстро вырос до престижного магазина, в котором продавались те же товары, что и в нашем столичном.
То ли оттого, что жителям уездного города льстила возможность купить москаградские диковинки у себя дома, то ли дело было в оборотистом таланте сводного брата, но торговля шла едва ли хуже, чем у Таира.
Вспомнив Таира, я улыбнулась. В последнем письме он обещал мне какой-то сюрприз, и я с нетерпением ожидала, что же ещё придумал мой жених.
Же-ни-х… «х», как выдох. Обозначен третий гиримский принц в моей жизни этим словом, но чувства у меня по отношению к нему непонятные. Никакой страсти или томности романтической, только задумчивость, как мысли о давно отсутствующем друге. И воспоминания о нём не ускоряют сердцебиение, а рождают лёгкую тревожность – как он там? – и непонятную грусть.
– Роксана? Роксана, ты меня слышишь? – Глафира повысила голос, дабы привлечь мое внимание. – Неприлично отказывать хану два раза подряд. В этот раз на приём пойти следует. Так что заканчивай строить планы и займись выбором платья. Я там тебе страницы заложила, на которые внимание стоит обратить.
Вкус у бабушки отменный, и можно было бы просто согласиться с её выбором, но не мешает и самой взглянуть. Из трёх платьев выбираю самое скромное – и так излишнее внимание привлеку к себе сиреневой орденской лентой. Хорошо было бы не надевать её, но положение о наградах обязывает «…носить с гордостью, дабы примером своим воспитывать сограждан». Вот оно мне надо? Братца младшего воспитывать и то не получается, а тут на меня вся знать Гиримского полуострова пялиться станет. Спасибо, Дмитрий Васильевич, удружил.
Цвет платья тоже приходится соответствующий выбирать – «пепел розы», светло-лиловый, мягкий и нежный. Такой как раз пристало носить барышням на выданье.
– Ба, я определилась с выбором. Можно сообщить мадам Полли. Аксессуары пусть она сама подберёт, я её вкусу доверяю, – отложила было я журнал, но повернулась неловко и чуть не выронила его из рук.
Сколько раз в прошлой жизни бывала в Крыму, но знать не знала, что на полуострове с давних времён было развито шелководство.
– Ну а как же… – подливая мне в пиалку чаю на два глотка, вещала битай Суфия. – Ещё дед моего деда выращивал коконы шелкопряда и обучал этому своих детей. Он по юности много лет в Османии жил, там и научился. Когда надумал в родительский дом вернуться, запасся лучшими личинками и не с пустыми руками возвратился. Посмеивались над ним поначалу: другие-то из дальних краёв барашков тонкорунных привозят, коней красоты невиданной, а этот недоумок горшок червячков привёз, да пол-участка тутовником засадил. Только когда года через три семья начала богатеть, присматриваться стали и с поклонами просили научить премудрости непростой. Прапрадед учил, да только не у всех получалось. Шелкопряд не живёт у тех, кто с ним абы как обращается. Предок мой и сам постоянно за новыми гусеницами ездил и сыновей-внуков на это наставлял. И вывели они такой вид, что наши коконы одно время на вес золота покупали. А потом эта… – старушка мотнула головой в неведомо каком направлении, – похерила всё. Велела только через неё коконы продавать, иначе… Эх! – взмах сухонькой ручки обозначил безнадёжность ситуации. – Тайно для себя нити делали. Ткань какую-никакую ткали да вещи вязали, ковры опять же… Чуть ли не по ночам занимались, таясь от ведьмы. Когда вы хозяйствовать стали, дай, думаю, попробую коконы разводить. Глядишь, внука полезному научу. Да только он неслух! – битай погрозила сложенной верёвкой куда-то в сторону кустов. – То свежие листья рвать ленится, то кур закрыть забудет.
– Склевали? – охнула я, представив, как прожорливые птицы напали на беззащитных гусениц.
– А? Не-е-е… не успели. Он же их и прогнал, но могли, – ещё один гневный взгляд в сторону притаившегося сорванца, а потом тяжкий вздох. – Только не тот сейчас шелкопряд, ох, не тот. Нить короткая. Раньше-то бывало… а сейчас.
Старушка затуманившимся взглядом смотрела куда-то поверх крыш и верхушек деревьев. Должно быть, погрузилась в прошлое, не желая печалиться о настоящем. Задумалась и я о том, что коконы шелкопряда – это натуральные протеины и неплохо бы их каким-то образом добавить в состав нашей косметики. «Мне срочно нужна Прасковья!» – решила я, но прежде чем тревожить подругу, надо прояснить вопросы с поставкой материала.
– Уважаемая битай Суфия, я вряд ли смогу покупать у вас коконы, по весу ровняя с золотом, но если у меня получится задуманное, то ваши шелкопряды не останутся без работы. В какую цену продадите мне для начала три пригоршни коконов?
– Если для дела, то так бери. Сейчас в мешочек насыплю, – кряхтя поднялась с лавки старушка. – Расплатишься, когда из шёлка моего пользу получишь. Люди о тебе, молодая госпожа, хорошо говорят. Потому и я тебе верю.
Прасковья сначала мою идею приняла с сомнением. Да и не до экспериментов пока ей было – третьи роды дались подруге нелегко.
– Давай не сейчас? – устало попросила она меня, пеленая маленького Марка, названного в честь французского деда. – Пока я могу думать только о кормлении, купании и о том, как бы самой выспаться.
– Так я тебя и не тороплю, – улыбнулась я пускающему пузыри малышу. – Одного понять не могу – тебе Константин Васильевич нагнал полный дом нянек и горничных, а ты всё сама норовишь сделать.
– Не всё, – упрямо качнула головой Прасковья. – За Машенькой и Васильком больше няньки смотрят, а маленькому ещё моё тепло необходимо. Это такое время, подружка… Даже не знаю, как сказать правильно. Вот он уже не во мне, но ещё часть меня. И я понимаю, как нужна ему сейчас. Пока-то к новым условиям жизненным приспособится.
– Не помню, чтобы ты раньше такое говорила, – задумалась я, вспоминая прошлые роды подруги.
– Да так же было. Может, не говорила об этом, но тоже полтора-два месяца с рук не могла отпустить деточку, – улыбка женщины при этих словах была такой светлой и благостной, что куда там мадоннам, написанным художниками моего мира. Главное, чувство это не было придумано или как-то там приукрашено. Реальная материнская любовь к реальным детям. К детям, которые не всегда дают выспаться, капризничают, шалят, ссорятся между собой. Но когда Прасковья о них думает, её лицо озаряет вот такая улыбка.
«Надеюсь, когда Триединый одарит меня возможностью стать матерью, я буду любить своих детей не меньше», – подумала я тогда, сменила тему разговора и убрала мешочек с коконами шелкопряда назад в сумку.
Но через три месяца подруга, уставшая от пелёнок, сбежала в лабораторию. Ещё через месяц мне был вручен горшочек с пастообразной субстанцией и наказом испытать средство при первом же мытье головы.
– В кремы шёлк добавить пока не получается, а вот маска для волос получилась чудесная. Ты не бойся, мы её уже и на себе, и на работницах испытали – никто не облысел. Глафиру Александровну тоже порадуй, знаю, что ей понравится.
Понравилась маска не только нам, но и клиенткам. В журнале мадам Полли читательницы писали такие восхищённые отзывы, что мы с Прасковьей задумались о расширении производства. Уважаемая битай Суфия только руки вскидывала:
– О Алла́! Да куда же вам столько, государыни? – но при этом тут же гнала внука на тутовник, рвать листья для прожорливых гусениц.
Деревня моя за последние годы разрослась и разбогатела. Народ уже не пользовался услугами купеческого баркаса для того, чтобы обменять продукты на вещи, которые не производили селяне. На центральной площади построили просторный магазин, и ассортимент в нём был настолько разнообразен, что у непривычных людей глаза разбегались.
Конечно, здесь не продавали дорогие предметы обихода, но соль, чай, крупы, простую посуду, швейные принадлежности и многое-многое другое, что ежедневно необходимо человеку в быту, найти на полках и прилавках было возможно.
Отчего-то местные брать на себя торговлю не захотели. Зато Тимофей, едва я с ним заговорила об этом, ухватился за идею и предложил свои услуги.
Приятное это дело – уход за телом. Медитативное, я бы сказала. Пока отдыхаешь с маской на волосах, да руки, густо намазанные кремом, в тёплых чехлах держишь, в голове и воспоминания перебрать успеешь, и планы на будущее продумать.
Задел меня Тимофей словами о собственном торговом доме. Если честно, то сама бы я этим делом заниматься не стала, но когда такой ресурс в виде добровольного помощника, да ещё и сам напрашивается, почему бы и нет? Готова принять участие в прибыльном и интересном деле. А то, что будет оно доходным, моё ведовство подтверждает.
Под запросы покупателей, которые через торговлю изучать проще, чем соцопросы устраивать, можно и производство какое-то новое организовать. Или, к примеру, тот же кирпичный заводик расширить, что Влас в деревне устроил. Изделия у мастера получаются отменные. Он не только кирпич, но и черепицу делает. Почти все дома в деревне теперь красуются новыми крышами. Даже старикам одиноким где вскладчину, где с моей помощью дома перекрыли.
Взаимовыручка в деревне была на зависть соседним поселениям. Ни стариков забытых, ни сирот брошенных. Только лентяев у нас не любили. Сколько раз отказывали таким в помощи, а они ко мне жаловаться бежали: приехали, жить хотим, а местные принижают. Начнёшь разбираться – тьма беспросветная. Люди скитаются по краям и весям не от обездоленности, а оттого, что ужиться нигде не могут. И там им не так, и здесь не этак.
– Роксана Петровна, вы же знаете, что мы завсегда новым людям рады. Особливо тем, что и головой, и руками работать могут, – рассказывал мне про одно такое семейство Глеб. – Дом всем миром поставим, советами поможем. А тут срамота сплошная. Приехали, покрутились, посмотрели, что люди справно живут, и давай к нам проситься. Мужик говорит, якобы он плотник умелый. Хорошо, вживайтесь в общество… Неделю живут под навесом из травы и веток, как цыгане бродячие, вторая пошла. Чего, спрашиваю, дом не строите? Так не умеем по-вашему. Хорошо, поможем. Ваша задача всё для работы подготовить: место расчистить, жердин в лесу нарубить, у реки камыша старого нарезать, в земле углубление под глину выкопать. И что вы думаете?
– Думаю я, Глеб, что воз и ныне там... – с грустной усмешкой сказала я.
– Нет, отбыл возок ихний, – нахмурился староста. – Велел я им собираться и ехать на все четыре стороны. Нам такие соседи не нужны. Ведь палец о палец не ударили для себя. Отчего же мы на них должны горбатиться?
Было видно, что трудно далось ответственному человеку такое непростое решение. Всё же выгнать людей, пусть пришлых и неугодных, из деревни – это не по доброму как-то.
– Не кори себя, Глеб, всё ты правильно сделал. Думаю, ещё и оставили эти бездельники о себе память нелестную.
Бывший артельщик вздохнул и головой кивнул.
– Ночью уезжали. Никто не подумал к ним в возок заглянуть или до околицы проводить. Будто саранча прошла. Всё, до чего руки дотянулись, сгребли. У кого лавочку от ворот стянули, у кого ведро унесли, половик на заборе сушился – и тот прихватили.
Даже слушать о таком противно было. Выгнали мерзавцев – и славно. Потёрла лоб, раздумывая над ситуацией.
– Вот что я тебе, Глеб, скажу. Слишком открыто мы живём. Замечательно, что сельчане наши богатеют, но ведь не просто так, а по трудам своим. Значит, наша задача ещё и сохранить заработанное. Давай вот как сделаем… Подумайте с уважаемым Хайдаром, кого из людей в дружину деревенскую пригласить можно. Если кто в солдатах служил или охотник, что следы читать умеет. Пусть не только сами навыки свои проявляют, но и молодых парней обучают. У дороги, на въезде, шлагбаум поставить надобно. Пусть проверяют кто, куда, к кому едет. Праздношатающихся гнать в шею. У нас здесь не театр и не ярмарка. Производства опять же не для широкой публики.
– Полностью согласен с вами, Роксана Петровна. Давно пора было…
– Если давно пора, почему молчали? – нахмурилась я.
– Дык… то одно, то другое, – почесал затылок Глеб.
– Вот то-то и оно, – согласилась я. – Не тяните с этим вопросом.
Так обзавелись мы собственной дружиной. Охраняли парни не только деревню, но усадьбу и Рыбачий. По дороге, соединяющей наши селения, несколько раз в день проезжал разъезд из троих вооружённых всадников. Также пикеты дружинников дежурили и в самих посёлках. Только в усадьбу охрана не требовалась. Нас от лихих людей оберегали Зиг и Заг.
– Вы это хорошо придумали, Роксана, – одобрил как-то работу дружинников Константин Васильевич. – Понимаю, что содержание такого отряда дело недешёвое, потому хочу сам и деньгами поучаствовать, и ещё кое-какую помощь оказать.
Через непродолжительное время на адрес хозяйки поместья из канцелярии хана пришло письмо с разрешением организовать народную дружину самообороны. В письме прописывалось разрешённое количество человек – не более двадцати, вид вооружения – холодное оружие: пика или сабля, и не более двух пистолей на человека. Также мне полагалось раз в три месяца предоставлять отчет о деятельности отряда: кто, где и как обучает мою охрану, какие рейды были проведены, и случались ли задержания правонарушителей.
– Вот спасибо вам, дражайший Константин Васильевич, – отвесила я мужу подруги шутовской поклон до земли. – Мне же заняться больше нечем, как только отчёты строчить.
– Напрасно вы так, Роксана Петровна, – не принял шутку собеседник. – По законам наместничества вы, хоть и из самых благих соображений, но закон нарушили. Нельзя без дозволения Великолепнейшего частным лицам иметь вооружённую охрану. Если бы донёс кто, хорошо штрафом крупным отделаться сумели бы, а то и строгое дознание учинить могли. Не забывайте, барышня, в приграничных землях живём. Османы никак не могут принять потерю полуострова и вредят изо всех сил.
Тут меня словно током стукнуло.
– В Ялде это они ужас учинили?
Константин вздохнул, покосился на Прасковью, что-то строго выговаривающую старшей дочери, и коротко кивнул. А потом, понизив голос, чтобы жену не волновать, добавил:
– Что ещё можно попробовать? – нахмурил лоб Аристарх, вопросительно глядя на Феденьку.
Мужчины, работая над моей идеей, потихоньку вытеснили меня из центра проекта на периферию. Мне казалось, что ещё немного, и моё участие сведётся к роли «подай–убери–не путайся под ногами». Но я пока терпела. Иногда, заглядывая в записи лабораторного журнала или наблюдая за опытами с высокого табурета между мужскими плечами, я только фыркала. Партнёры избрали вариант «дорого-богато». Должно быть, надеются на то, что работоспособность артефакта улучшится от количества вложенных в него орланов. Благо что лимит средств для экспериментов подходил к концу, и скоро изобретатели потерпят финансовый крах.
– Какие ещё драгоценные камни имеют высокую проводимость? Может, алмазную пыль включить в сплав? – задумчиво разглядывая последний нерабочий образец, ответил мэтру магомеханик.
– Можно попробовать, – вскинулся тот, но, вспомнив, что деньги почти закончились, перевёл взгляд на меня. – Барышня, вы же профинансируете покупку бриллиантов?
Я молча покачала головой.
Мои первые образцы стоили не более трёх рысек. И были рабочими. Пусть не такими, как настоящие мобильники из моего прежнего мира, но передавать голосовые сообщения было возможно. Мы и сейчас с Прасковьей пользуемся ими, когда нам необходимо срочно связаться или просто хочется услышать голос подруги.
Тот же образец, что сейчас безмолвствует под взглядами создателей, стоит порядка десяти орланов, и мои партнёры хотят его сделать ещё дороже. Интересно, кто такую безделицу купит?
– Господа изобретатели, скажите, вы когда хотите получить результат, думаете о цене? – я склонила голову к плечу, ожидая ответа.
– Цель оправдывает средства! – вспыхнул Аристарх. – Невозможно, думая о приземлённом, создавать высокое.
Феденька, хлебнувший во время болезни Ульяны нужды полной ложкой, молчал и, кажется, впервые задумался о том, сколько они с артефактором уже потратили. Потом почесал затылок и признался:
– М-да… увлеклись. Что же вы, Роксана Петровна, нас не остановили?
– Надеялась, что сами поймёте, но вы как дети, ворвавшиеся в кондитерскую. Контроль потеряли, часто делали эксперименты ради экспериментов и мало думали о результате.
– Вот тут вы, барышня, ошибаетесь! – парировал мои слова Аристарх.
– Правда? – я изобразила преувеличенное удивление. – Давайте представим, что вот этот образец оказался рабочим. Вопрос: сколько человек у нас купят артефакт стоимостью в двадцать пять орланов?
– Почему так дорого? – нахмурился Феденька. – Мне казалось, что стоимость материалов, потраченных на него, раза в четыре ниже.
– Вы забыли сюда включить амортизацию оборудования, расходники типа горючего камня, светильники, что сутками работают в лаборатории. И ещё я добавила процент на дальнейшее развитие и нашу с вами прибыль. Или вы за «спасибо» работать будете?
Партнёры переглянулись.
– Барышня, я не понимаю, почему вы нам это сразу не объяснили? – возмутился наставник.
– Я пыталась, – ответила я с самой доброжелательной улыбкой. – Но если вы вспомните, то от моих слов вы поначалу только отмахивались, а потом и вовсе попросили не говорить глупости под руку. Вспомнили? Отлично! Тогда, может быть, заодно припомните и материал, из которого я предлагала делать основу артефакта?
Мужчины переглянулись, их лица исказили ироничные ухмылки.
– Песок? Да вы, барышня, продолжаете над нами издеваться, – Аристарх не сдерживал гнева. Опыт не удался, финансирование дальнейших разработок закрыто, ещё и материал для основы самый идиотский предлагаю.
– Не песок, а кремний. Да, в доступном варианте его больше всего в песке. Самая большая трудность в изготовлении – это высокая температура плавления, но я попросила нашего печника сделать мне небольшую печь для обжига, и вот…
Я достала из кармана завёрнутую в платок пластину. Через полупрозрачный массив были видны изящные лабиринты из меди, застывшей внутри. Как я до такого додумалась? Лучше не спрашивать. Медитировала я на решение много дней и не по одному часу. Из каких глубин подсознания всплывали обрывочные знания об электронных устройствах прошлой жизни, каким образом они миксовались с чародейскими силами этого мира, разумом я так и не смогла уследить.
Получилось нечто похожее на инструкцию: сделай это и это, потом дополни вот этим и получишь то, что хотела. Я сделала. Получилось раза с двадцать седьмого. Трудно было подобрать нужную температуру плавления песка, ещё сложнее оказалось заливать в полые каналы внутри пластины обжигающий сплав на основе меди. Но моя магия плюс помощь духов воздуха и огня, которым страсть как понравилось заниматься чем-то полезным, и – вуаля! – основа готова. Теперь её можно хоть в платину вставить, если будет такое желание у клиента. Для себя же я придумала кожаный корпус. Захотелось мне так.
– И это работает? – недоверчиво спросил Аристарх.
– Учитель, когда же вы научитесь мне доверять? – грустно улыбнулась я ему и нажала кнопку.
– Слушаю, – раздался тихий голос из трубки. – Роксаночка, это ты?
– Да, Николай Иванович, я. Как слышите меня?
– Очень тихо, – пожаловался граф.
Ну да, громкую связь я ещё не придумала. Но это уже от лукавого. Главное, слышно. Пришлось брать трубку в руки и подносить к лицу привычным жестом.
– А так хорошо слышите?
– Отлично, Роксаночка! Глафира Александровна и тётушка Жени́ тебе привет передают.
– Скажите им, что я их крепко обнимаю и целую. Конец связи.
Я нажала кнопку отбоя и посмотрела на округлившиеся глаза и отвисшие челюсти партнёров. «А приятно-то как гордыню потешить», – отметила про себя и достала подробную, опробованную, с уточняющими пометками и разъяснениями инструкцию для изготовления основы переговорщика.
– Фёдор Зиновьевич, вам надо корпус разработать. Желательно из тонкого металла – сама пластина хрупкая почти как стекло. Вы же, мэтр, придумайте сменный накопитель. Того, что есть, хватает всего лишь на полчаса непрерывного разговора, – раздала я технические задания своим партнёрам и направилась было к двери, но вспомнила, о чём не успела предупредить: – Пожалуйста, помните о конечной цене артефакта. Драгметаллы, самоцветы и бриллианты только по индивидуальному заказу.