Проснувшись, я понял, что еще слишком рано. Ночи и дни для меня словно постепенно менялись местами. Единственным источником света в комнате был телевизор с приглушенным звуком. Часы на экране показывали начало третьего ночи. Я услышал тихие голоса, говорящие слишком быстро, и решил, что это они меня разбудили. Минуту-другую я неподвижно лежал на диване, ожидая, пока придут в порядок слух и зрение.
Потом осознал странность того, что разговаривают достаточно громко, чтобы разбудить меня, и сел.
Арчи снова рисовал, склонившись к столу, а Джесамина стояла за ним, положив руку ему на спину.
Я встал и подошел к ним. Увлеченные тем, что делал Арчи, они даже не посмотрели в мою сторону.
Я пристроился с другой стороны, чтобы разглядеть рисунок.
— Он увидел кое-что еще, — тихо сказал я Джесамине.
— Что-то заставило ищейку вернуться в помещение с видеомагнитофоном, но теперь там светло, — ответила она.
Я смотрел, как Арчи рисует квадратную комнату с темными балками на низком потолке. Стены отделаны деревянными панелями — мрачноватыми, немодными. На полу неяркое узорчатое ковровое покрытие. В южной стене большое окно, а в западной — дверной проем, ведущий в гостиную. Сбоку от него большой камин, сложенный из коричневого камня и открывающийся в обе стороны. Если смотреть отсюда, в центре внимания оказывалась юго-западная часть комнаты, где на слишком маленькой деревянной тумбочке ютились телевизор и кассетный видеомагнитофон. Их огибал старый угловой диван, перед которым стоял круглый журнальный столик.
— Сюда телефон, — прошептал я, показывая нужное место.
Они оба уставились на меня.
— Это дом моей мамы.
Арчи уже стоял у противоположной стены с мобильником в руке и набирал номер. Я пристально смотрел на точное изображение знакомой с детства комнаты. Вопреки обыкновению, Джесамина плавно приблизилась ко мне. Она легко коснулась моего плеча, и физический контакт, похоже, усилил ее успокаивающее воздействие. Страх оставался притупленным, размытым.
Очертания рта Арчи потеряли четкость, он говорил слишком быстро… его речь казалась просто тихим гудением, которое невозможно было понять.
— Бо, — сказал он. Я посмотрел на него, не в состоянии ответить. — Бо, Эдит уже в пути. Они с Элинор и Карин отвезут тебя куда-нибудь, спрячут на время.
— Эдит прилетает?
— Да, первым же рейсом из Сиэтла. Мы встретим ее в аэропорту, и ты уедешь с ней.
— Но… моя мама! Ищейка приехала сюда за ней, Арчи! — несмотря на прикосновение Джесамины, я почувствовал в груди тяжелый ком страха.
— Мы с Джесс останемся до тех пор, пока она снова не будет в безопасности.
— Мы не можем победить, Арчи! Вы не в состоянии вечно защищать всех, кого я знаю. Разве ты не видишь, что делает ищейка? Она уже даже не выслеживает меня. Просто найдет кого-нибудь… причинит боль кому-то из тех, кого я люблю! Арчи, я не могу…
— Мы поймаем ее, Бо.
— А что если пострадаете вы, Арчи? Думаешь, меня это устроит? Думаешь, мне будет больно, только если под удар попадет кто-то из моей человеческой семьи?
Приподняв брови, Арчи взглянул на Джесамину. Меня окутал плотный туман изнеможения, веки опустились помимо моей воли. Я боролся с этим туманом, понимая, что происходит. Через силу заставил себя открыть глаза и отодвинулся от руки Джесамины.
— Не хочу спать, — резко сказал я.
И, захлопнув за собой дверь, ушел в спальню. Против ожиданий, Арчи не последовал за мной. Вероятно, предвидел, как я к этому отнесусь.
Почти четыре часа я сидел на полу, уставившись в стену, со сжатыми кулаками. Мысли кружились в бесконечных попытках найти какой-нибудь выход из этого кошмара. Я не видел никакой лазейки — только единственно возможный исход. Оставалось неясным лишь одно: сколько еще людей пострадает, прежде чем я до него доберусь.
У меня сохранилась последняя надежда — я знал, что скоро встречусь с Эдит. Возможно, если я смогу снова увидеть ее лицо, то сумею и найти решение. Когда мы вместе, всё проясняется.
Зазвонил телефон, и я вернулся в гостиную, немного смущенный своим поведением. Я надеялся, что никого не обидел. Что они понимают: я безмерно благодарен за то, чем они жертвуют для меня.
Арчи снова с огромной скоростью говорил что-то в трубку. Я огляделся, но Джесамины в комнате не оказалось. На часах было полшестого утра.
— Они только что сели в самолет, — сказал мне Арчи. — Приземлятся без четверти десять.
Осталось удержать себя в руках всего несколько часов, пока Эдит не окажется здесь.
— А где Джесамина?
— Пошла платить за номер.
— Вы здесь не останетесь?
— Нет, переедем поближе к дому твоей мамы.
Я почувствовал подступающую тошноту, но тут снова раздался звонок телефона. Арчи посмотрел на номер, а потом протянул трубку мне. Я выхватил ее у него из рук.
— Мама?
— Бо? Бо? — это был мамин голос — с теми знакомыми интонациями, которые в детстве я слышал тысячу раз, стоило мне опасно приблизиться к краю тротуара или исчезнуть у нее из виду в людном месте. В голосе звучала паника.
— Успокойся, мам, — сказал я самым умиротворяющим тоном, медленно отходя от Арчи обратно в спальню. Я не был уверен, что смогу убедительно врать у него на глазах. — Всё в порядке, хорошо? Просто дай мне минутку, и я обещаю объяснить тебе всё.
Я приостановился, удивленный тем, что она меня еще не перебила.
— Мам?
— Тщательно следи за тем, чтобы ничего не говорить без моего приказа, — голос, который я слышал теперь, был настолько же незнакомым мне, насколько и неожиданным. Он принадлежал женщине, но не моей маме. Весьма приятный, ничем не примечательный мягкий альт — из тех голосов, что можно услышать на заднем плане рекламы какого-нибудь роскошного авто. Она быстро продолжила: — Так вот, я не хочу причинять боль твоей матери, поэтому, пожалуйста, делай всё в точности как я скажу, и с ней всё будет в порядке. — Я слушал в немом ужасе, а ищейка с минуту молчала. — Очень хорошо, — похвалила она. — А теперь повторяй за мной и постарайся говорить естественно. Скажи, пожалуйста: «Нет, мама, оставайся там, где ты есть».
— Нет, мама, оставайся там, где ты есть, — мой голос едва ли был громче шепота.
— Вижу, это будет трудно, — ищейка говорила весело, по-прежнему дружелюбным и легким тоном. — Почему бы тебе не уйти в другую комнату, чтобы не испортить всё своим выражением лица? Твоей матери незачем страдать. А пока идешь, скажи: «Мам, пожалуйста, выслушай меня». Сейчас же.
— Мам, пожалуйста, выслушай меня, — умоляюще произнес я. И медленно вошёл в спальню, чувствуя спиной обеспокоенный взгляд Арчи. Я закрыл за собой дверь, пытаясь мыслить ясно сквозь ужас, который сковывал мозг.
— Ну, теперь ты один? Отвечай только «да» или «нет».
— Да.
— Но они наверняка всё еще слышат тебя.
— Да.
— Ну ладно. Тогда, — продолжил приятный голос, — скажи: «Мама, поверь мне».
— Мама, поверь мне.
— Получилось даже лучше, чем я рассчитывала. Я была готова к ожиданию, но твоя мать приехала раньше положенного срока. Так ведь легче, правда? Меньше неизвестности, меньше беспокойства для тебя.
Я ждал.
— А теперь я хочу, чтобы ты слушал очень внимательно. Мне понадобится, чтобы ты ушел от своих друзей — как по-твоему, ты сумеешь это сделать? Отвечай «да» или «нет».
— Нет.
— Жаль такое слышать. Я надеялась, что ты проявишь чуть больше изобретательности. Как ты считаешь, удастся тебе уйти от них, если от этого будет зависеть жизнь твоей матери? Отвечай «да» или «нет».
Должен же быть какой-то способ.
— Да, — выдавил я сквозь зубы.
— Очень хорошо, Бо. Вот что тебе придется сделать. Я хочу, чтобы ты пришел в дом своей матери. Рядом с телефоном найдешь номер. Позвони по нему, и я скажу тебе, куда двигаться дальше. — Я уже знал, куда пойду оттуда и где это закончится. Но собирался точно следовать ее инструкциям. — Сможешь? Отвечай «да» или «нет».
— Да.
— До полудня, пожалуйста, Бо. У меня в распоряжении не весь день.
— Где Фил? — прошипел я.
— Ах, Бо, будь внимательнее. Пожалуйста, жди, пока я не попрошу тебя говорить.
Я ждал.
— Важно, чтобы, вернувшись к друзьям, ты не вызвал у них подозрений. Скажи им, что звонила твоя мать и что ты убедил ее повременить с возвращением домой. А теперь повторяй за мной: «Спасибо, мама». Говори.
— Спасибо, мама, — мои слова трудно было разобрать. В горле стоял комок.
— Скажи: «Я люблю тебя, мама. Скоро увидимся». Сейчас же.
— Я люблю тебя, мама. Скоро увидимся, — пообещал я.
— До свидания, Бо. С нетерпением жду новой встречи с тобой, — и ищейка разъединилась.
Окоченев от ужаса, я держал трубку возле уха — просто не мог разогнуть пальцы, чтобы отпустить ее.
Я знал, что должен думать, но в голове лишь звучал испуганный голос мамы. Шли секунды, а я всё еще пытался взять себя в руки.
Наконец мои мысли начали медленно-медленно прорываться сквозь кирпичную стену боли. Чтобы придумать план. Потому что у меня не было иного выбора — только отправиться в зеркальную комнату и умереть. И не было гарантий, что, выполнив желание ищейки, я сохраню жизнь мамы. Я мог лишь надеяться, что победа в этой игре удовлетворит Джосс, что ей достаточно будет взять верх над Эдит. Отчаяние было похоже на петлю, туго затянувшуюся вокруг моей шеи: не существовало никакого способа поторговаться, я не имел возможности предложить что-нибудь ищейке или отказать ей в чем-то. Но выбора у меня всё равно не было. Я должен был попытаться.
Я задвинул свой страх как можно дальше. Решение было принято. Не стоило тратить время на мучительные переживания по этому поводу. Нужно было ясно мыслить, потому что меня ждали Арчи и Джесамина, и обмануть их было абсолютно необходимо и абсолютно невозможно.
Внезапно я обрадовался, что Джесамина ушла. Если бы она была здесь и ощутила, как я мучился в последние пять минут, то как мне удалось бы скрыть всё от нее и Арчи? Я подавил свой страх, этот ужас, пытаясь замуровать его понадежнее. Сейчас я не мог разрешить себе чувствовать. Я не знал, когда вернется Джесамина.
Я постарался сосредоточиться на своем побеге и тут же понял, что нельзя ничего планировать. Необходимо быть нерешительным. Нет никаких сомнений, что Арчи скоро увидит изменение, если это уже не произошло. Я не мог позволить ему увидеть, как это случится. Если это случится. Как мне ускользнуть? Особенно в условиях, когда нельзя даже думать об этом.
Я хотел пойти и узнать, что понял из всего этого Арчи — увидел ли он уже какие-то изменения, — но мне нужно было до возвращения Джесамины самому справиться еще кое с чем. Смириться с тем, что я никогда больше не увижу Эдит. Не брошу последний взгляд на ее лицо, чтобы взять ее образ с собой в зеркальный зал. Я собирался причинить ей боль и не имел возможности даже попрощаться. Это было похоже на пытку. Я сжигал себя минуту-другую, позволив ей сокрушить меня. А потом вынужден был закрыться в своей скорлупе, чтобы встретиться с Арчи.
Мое лицо было равнодушным и безжизненным — единственное выражение, которого мне удалось добиться, но оно, казалось, было объяснимо. Я вошел в гостиную, готовый осуществить свой сценарий.
Арчи склонился над письменным столом, сжимая его край обеими руками. Его лицо…
Вначале страх прорвался сквозь мое напускное равнодушие. Прыжком обогнув диван, я кинулся к Арчи, но уже на ходу понял, что именно он, вероятно, видит, и резко остановился в нескольких футах от него.
— Арчи, — глухо сказал я.
Он не отреагировал на свое имя. Его голова медленно покачивалась из стороны в сторону. Выражение его лица снова заставило меня испугаться — потому что увиденное им могло иметь отношение не ко мне, а к маме.
Сделав еще шаг вперед, я потянулся, чтобы коснуться его руки.
— Арчи! — неожиданно донесся от входа голос Джесамины, и, раньше, чем за ней с тихим щелчком закрылась дверь, девушка оказалась у него за спиной и обхватила его руки своими, ослабляя его хватку на краю столешницы.
— Что случилось? — требовательно спросила Джесамина. — Что ты видел?
Арчи отвернул от меня ничего не выражающее лицо и слепо посмотрел в глаза Джесамины.
— Бо, — сказал он.
— Я здесь.
Его голова дернулась, он встретился со мной взглядом — всё еще бессмысленным. И я понял, что он не обращался ко мне… это был ответ на вопрос Джесамины.