Сон пятый

— … Ты чего, совсем обнаглел?! Разлёгся тут! Пошёл вон! Вон, тебе говорю!

Под рёбра врезался тупой, но оттого не менее тяжёлый мысок сапога. С добрым утром, называется! Леон отшатнулся, но высокий, похожий на гору мужчина — что за мутант, серьёзно?! — не стал его преследовать, лишь погрозил на всякий случай здоровенным кулаком и удалился.

Итак, он валяется за мусорным баком, и только что его пнул случайный прохожий, больше походящий на великана, сбежавшего из цирка. Прелестно.

Леон попытался встать — и не смог. Отчего-то новое тело оказалось жутко непослушным, и вертикальное положение удерживало с трудом. Пропахав носом заплёванный асфальт в третий раз, бывший детектив выругался. Вернее, попытался, но не услышал собственного голоса — только хрипло тявкнула невидимая псина.

Отлично. Ещё и надрался накануне до такой степени, что и двух слов связать не может. То-то сейчас хихикает азиатская сучка — ищи, ищи графа, и плевать, что в этом воплощении ты — слабоумный полупарализованный бродяга, дрыхнущий в подворотне.

На четырёх конечностях Леон выполз из-за мусорного бака. Сейчас главное — сосредоточиться, и тогда он точно сможет хотя бы попросить о помощи, сказать, к примеру, что где-то в Чайна-тауне обитает его знакомый или очень дальний родственник… Бывший детектив подполз к одной из прохожих — коротко стриженной женщине, ведущей за руку маленького лопоухого мальчика. Отчего-то она почти не встревожилась, не отшатнулась, лишь приобняла ребёнка за плечи и притянула ближе к себе. Выпрямиться, задать вопрос… Леон с трудом принял вертикальное положение, когда мальчишка неожиданно засмеялся и захлопал в ладоши:

— Ма, смотри, какая собачка!

— Не трогай её, Дэнни, — нервно воскликнула женщина. — она грязная, и у неё наверняка блохи.

Мать с сыном стремительно удалились, а Леон, начиная понимать весь идиотизм ситуации, бросился к ближайшей отражающей поверхности — витрине какого-то магазина. Среди застывших в нелепых, вычурных позах манекенов затерялось отражение тощей дворняги с грязной золотистой шерстью и мутными голубыми глазами. Всё разом стало ясным — и сон за мусорными баками, и привкус чего-то тухлого во рту, и бодренькая походка на четвереньках. Приехали.

Гигантские люди не обращали на дворнягу внимания: кто-то шёл по своим делам, а кто-то — стоял и курил, чем вгонял Леона в самое что ни на есть унылое состояние. Одно дело — топтаться, как первоклашка, и жадно вдыхать запах дыма, другое — закурить самому. Чёрт, будь он сейчас человеком — точно попросил бы сигаретку-другую. Интересно, а как этот человек отреагирует, если у него начнёт выпрашивать курево бродячая псина?

Наверное, решит, что спятил. Да даже если бы удалось написать что-то вроде «Помогите! Меня превратили в собаку, и мне срочно нужно попасть в Чайна-таун», все кругом только хлопали бы в ладоши — вау, да он не бродячий, а дрессированный, не иначе как прямиком из цирка!

Но надо поспешить, пока всё не стало ещё хуже. Леону не улыбалось в следующем воплощении очухаться чьим-нибудь комнатным хомяком. Или вообще грёбанной золотой рыбкой, которую в конце дня отправят в увлекательное плавание по канализации. Сейчас он хотя бы не заперт и, теоретически, может добраться до Чайна-тауна. Если постарается.

Увы, у собачьего воплощения тоже имелись свои недостатки. Случайно приоткрывшаяся дверь ресторана вызвала целую бурю эмоций — пахло жаренным мясом, так остро, что хотелось сожрать целую гору. Так же сильно ощущались и неприятные запахи — например, непередаваемый сладковатый аромат помойки, от которого никак не получалось отделаться. При виде кошки тело само собой замирало и готовилось устремиться в погоню. Скольких же усилий стоило просто думать о конечной цели! Наверное, собачий мозг просто для такого не приспособлен, так же, как не приспособлена для членораздельной речи глотка.

И всё — слишком большое. Дома, машины, люди… Для собаки нынешнее воплощение не было особо маленьким — ближе к овчарке, чем к карманным крысам, которых таскают в сумочках. Но Леон всё равно невольно съёживался и пятился каждый раз, когда мимо проезжал автомобиль — казалось, даже случайно задев, эта махина запросто может раздавить в лепёшку.

«Соберись. Прикинь, каково той же крысе, а? Тебе ещё повезло».

Улицы сменяли одна другую, но всё никак не находилось знакомых мест. Отыскать бы хоть автобусную остановку, а оттуда уже прикинуть, куда бежать дальше… В идеале — доехать, вот только кто пустит в салон грязную и явно уличную шавку? Хорошо, если живодёрам не сдадут.

Бывший детектив прижал уши к голове. Ему совсем не нравилось чувствовать себя уязвимым.

«Зато графу я бы сейчас точно понравился. Как же — бедное животное».

Ещё один поворот — и случайный прохожий шарахнулся от залившейся счастливым лаем дворняги. Леон одёрнул себя, не позволяя ликовать раньше времени: да, он узнаёт это место, да, отсюда рукой подать до Чайна-тауна… Но кто сказал, что чёртов китаец сейчас там? С его-то модой закрывать магазин, едва приспичит попить чаю и скупить всё, что найдётся в ближайших кондитерских… Жаль, не спросить, сколько сейчас времени!

А может, в этой реальности изменился не только он. Не думать, не думать — и так кипят собачьи мозги. И всё равно лезет в голову — что, если в конце знакомого пути вовсе не окажется зоомагазина? Что, если Ди вычеркнут не только из памяти, но и в принципе из реальности? Например, его вообще никогда не существовало, как и всей его странной семейки. Что, если проклятая азиатка просто забавляется, наблюдая за тем, как Леон стремится отыскать того, о ком сам хотел навсегда забыть?

Не думать. Пошло оно всё. Проверить стоит.

На пути выросла человеческая фигура — и бывший детектив недоумённо уставился на щурящегося немолодого китайца, сверкающего не особо чистыми зубами.

— Хорошая собачка, иди-ка сюда, иди…

Ага. Собачка хорошая, а вот его английский — не очень. Да и какая псина в здравом уме подойдёт к подозрительно ласковому азиату, топчущемуся неподалёку от дверей китайского ресторана?! Сожрут и не заметят. Долбанные китайцы вообще в еде не особо разборчивы.

— Не бойся, подойди, — продолжал сладенько улыбаться старикашка, протягивая руку. Леон с трудом поборол совершенно собачье желание проверить — что там, в протянутой ладони? — и отшатнулся, на всякий случай угрожающе рыкнув. Не хватало только окончить эту жизнь на кухне в качестве чьего-то главного блюда.

Слишком поздно бывший детектив услышал шаги за спиной, а когда попытался извернуться, сверху навалился кто-то крупный и довольно сильный. Леон попытался вывернуться, и как-то сама собой оказалась перед мордой не особо чистая рука. Конечно, не самый лучший способ самозащиты, но табельного оружия собаке не положено — и он вцепился в запястье зубами. От привкуса чужой крови незамедлительно затошнило. Может, тело и собачье, но вот ощущения остались человеческими — и не сказать, чтобы нравились.

Противник что-то крикнул на китайском — судя по интонации, выругался. Хватка немного ослабла, и Леон, воспользовавшись случаем, бросился бежать. Добраться только до знакомого зоомагазина, а там граф уж точно не даст в обиду… Дожили! Он уже и на помощь проклятого китайца надеется! Ещё пара дней в собачьем теле — и запах помойки явно превратится в райское благоухание. А там останется только навсегда поселиться в зоомагазине — пока Ди с хорошо знакомой фальшивой ухмылкой не загонит какой-нибудь очередной несчастной жертве.

— Чёртова псина! — очередной пинок под рёбра оказался сильнее, и на мгновение лапы оторвались от земли, после чего на пути встретилась стена. Очень твёрдая стена. Что-то оглушающе хрустнуло, и Леон сполз на землю. Проклятье! Нет. Он не позволит каким-то порождениям сна себе помешать. Ведь до магазина совсем недалеко, он должен дойти, должен…

Тяжёлый ботинок щадить не собирался — снова встала во рту кровь, но уже не чужая. Бывший детектив казался сам себе слишком лёгким, раздавленным и измельчённым в пыль. Слишком неравны силы: это как драться с великаном, по привычке пытаясь отбиваться руками и ногами — пардон, лапами. Острые же зубы можно считать преимуществом лишь тогда, когда привык ими пользоваться.

Это в глазах Леона — драться. На деле — слабо дрыгать подламывающимися лапами, как дохлая лягушка, через которую пропустили разряд тока. Кажется, опять не вышло. Да что за хрень?! Почему даже во сне всё не может быть по-другому, хотя бы раз, хотя бы один чёртов раз…

Уже даже не больно — не может болеть там, где не осталось ни единого живого места. Кажется, незнакомец уже забыл о своих первоначальных намерениях — и просто бил, со всей злобой, какую только мог вложить. Оставалось считать удары. Раз. Два. Сколько? Сколько их ещё, прежде чем опять захлебнёшься собственной кровью?! Темнота — спасение. Да, после придётся начать заново, но сейчас хотелось в ней укрыться. Пять. Шесть.

Нового удара не последовало, и во тьме не спешил звучать голос азиатки. Леон с трудом открыл глаза, пытаясь понять, куда делся противник. Может, ушёл за достаточно большим мешком, чтобы оттащить «добычу» на кухню?.. Морду заливала кровь. На животе шерсть стала багровой и слиплась. Наружу торчал обломок кости.

Темнота. Она должна прийти сейчас. Потому что умирать долго — это слишком.

Гудящей головы коснулась рука — и Леон, не задумываясь, клацнул зубами. Наверное, прикидывает, как бы получше отрезать башку, ублюдок! Но вместо ругани послышался знакомый, так и не забытый за много лет голос:

— Варвары. Так обращаться с теми, кто слабее…

Едва слышными шагами подкрадывалась смерть, а Леон смотрел в разноцветные глаза и, извиняясь за ошибку, слабо утыкался мордой в тонкие пальцы. Столько лет искать… и сейчас не иметь ни сил, ни возможности заговорить. Просто задать вопрос — всего один…

Темнота, как всегда, явилась слишком не вовремя. Но со странной тоской прозвучал теперь голос азиатки в синем, даже не думающей снова насмехаться.

Вы хотите отказаться от новой жизни? Тогда назовите ему своё имя…

Всего один вопрос, ради которого стоило столько лет бежать по следу…

… Вы уже близко, мистер Оркотт. Уже близко.

Загрузка...