Воспряньте. Всех не станет нас.
Я всё же не вернулась домой – спрыгнула с той лодки в озеро, как и написала об этом в своей предсмертной записке. Я пришла к такому выводу, потому что начала отчётливо захлёбываться, пока наконец не поняла, что вода не входит в меня, а, напротив, выходит через моё горло наружу…
Всё происходило в кромешной темноте… Меня рвало и выкручивало, меня ломало и сжимало, меня перемалывало… Я не сомневалась в том, что уже мертва, перед моими глазами даже предстала отчетливая картина, в которой меня похоронили без гроба, в сырой яме, но вдруг я распахнула глаза и поняла, что они видят, и то, что они видят, совсем не походит на могилу.
Не знаю, сколько я находилась без сознания, но “захлёбывающееся” возвращение в реальность как будто продлилось меньше минуты…
…Я никак не могла вспомнить, что именно со мной произошло. Мысли не шли в голову… Каждая клеточка моего тела изнемогала так, будто… Будто меня искололи миллионом тонких игл…
Почему я лежу на полу?..
…Почему я вся мокрая?
…Что это за вонь? Чем я облита?…
Мои ладони липнут к полу, по которому от меня растеклась огромная лужа… Я как пчела, угодившая в сироп… Только пахнет не сиропом… Чем-то зловонным… Слизь на руках напоминает собой смесь разных жиров и крови…
Я попыталась встать, но всё моё тело вдруг начало так сильно дрожать, будто вот-вот рассыпется на части… Удалось только приподняться на предплечьях, после чего я сразу же судорожно поперхнулась чем-то…
Прямо перед моими глазами, в гадкой луже зловонной слизи, лежала моя съемная челюсть… Изо рта начало что-то выпадать… Какие-то твёрдые горошины… Одна, две, три, четыре… Только выплюнув пятую горошину, я наконец осознала, что только что выплюнула свои последние зубы… От ужаса и зловония, исходящего от покрывающей меня с ног до головы склизкой смеси крови с жиром, меня вдруг затошнило так сильно, что я поняла, что от рвоты меня отделяют считаные секунды.
Зажав влажный рот (не только мои руки – всё моё тело, включая лицо, было в этой жиже!) я рванула в сторону уборной, но сразу же поскользнулась на слизи: мои дрожащие голые ноги без носков подвели меня… Рвота едва не обрушилась из меня прямо на пол. Но я, продолжая поскальзываться, всё же в самую последнюю секунду успела оказаться возле открытого унитаза… Я даже не заметила того, с какой неестественной для себя скоростью переместилась из одной комнаты в другую… Всё происходило как в тумане…
Никогда в жизни меня так не выворачивало наружу… Даже во время беременности Шоном мой токсикоз не проделывал со мной ничего подобного… Рвота была страшной – из меня выливалось что-то желчное и бордовое… Казалось, ещё чуть-чуть, и я начну выплевывать из себя органы, и первым станет именно желудок…
Дрожа всем телом от мощности желудочных спазмов, я едва не глохла от звуков собственной рвоты и скрипа, который издавали мои ногти, судорожно царапающие керамическую поверхность бортов унитаза…
…Стоило извержению закончиться, и я сразу же начала стягивать с себя промокшую насквозь, липкую одежду: пуловер, платье, бюстгальтер, трусы – всё было пропитано зловонной слизью кроваво-желтого оттенка. Оставшись совершенно голой на холодной кафельной плитке, я встала сначала на четвереньки, затем, держась за раковину, нашла в себе силы подтянуться и, в конце концов, всё же смогла подняться на непослушные ноги – что стало с моим весом, с моими пропорциями? Почему я чувствую себя такой лёгкой, будто с меня срезали недюжинный процент моего собственного тела? Будто мой скелет перестал иметь серьёзный вес… Что со мной случилось? На меня кто-то напал?.. Это сотрясение мозга? Иначе почему меня стошнило?..
Я хотела зайти в душевой поддон, но слишком сильно дернула шторку, отчего она сразу же наполовину оторвалась… У меня не было даже возможности расстроиться: мне срочно нужно смыть всю эту гадость со своего тела!
Холодная вода увеличила мою дрожь, горячая чуть не обожгла, но дрожащими руками я всё же как-то сумела настроить нужную температуру… Смыла первый слой жира и крови – теперь я не сомневалась в составе этой слизи! – взяла обмылок и начала им натирать всё своё тело… Я всё ещё оставалась не в себе… Иначе бы заметила изменения сразу… Я НАТИРАЛА НЕ СВОЁ ТЕЛО!!! ЧЬЁ-ТО ЧУЖОЕ ТЕЛО!!! КТО ЭТО?!
Вскрикнув, я выронила обмылок, но выронила его не из своих рук – теперь я видела это отчётливо! Вода продолжала чрезмерно сильным напором поливать это тело, я чувствовала, как она стекает по нему, но…
Я замерла…
Что у меня во рту?!
Рванув назад к раковине, я розовой и сильно дрожащей – не своей! – ладонью быстро провела по запотевшему зеркалу и сразу же воскликнула от ужаса: за моей спиной, как в самых страшных хоррор-фильмах, стояла черноволосая незнакомка!
Обернувшись, я никого не увидела!
Сердце продолжило стучаться в горло… В висках запульсировало. Я схватила ручное полотенце и протерла им всё зеркало… И сразу же не поверила своим глазам… Из зеркала на меня смотрела… Канувшая в Лету… Я.
Мои густые седые волосы почернели и как будто стали ещё гуще, в моём рту заново отрасли двумя ровными рядами все зубы, моя грудь стояла колом от упругости, фигура выглядела не просто стройной, но даже спортивной – вверху живота вырисовывались линии никогда не существовавших на моём теле кубиков пресса, – моя кожа стала натянутой и предельно ровной, только неестественно сильно розовой… Белки глаз тоже чрезмерно розовы… Полопались капилляры?..
Что это?..
Я поклацала белоснежными зубами и провела по их гладкой поверхности указательным пальцем… Пощупала свою грудь… Кончиками пальцев коснулась сначала длинных и кажущихся шелковыми волос, затем ещё раз дотронулась своих красных алых губ и… Наконец вспомнила, что именно я натворила.
Дрожащими руками я надела на своё голое тело халат Геральта, который десять лет провисел ни разу не ношенным на крючке этой забытой всеми уборной. Я намеренно избегала даже случайного взгляда в зеркало: слишком непонятным и оттого страшным было то́, что оно мне показывало.
Для начала я решила осмотреть место происшествия. Продолжая дрожать, но уже, правда, чуть меньше, я вышла из уборной в одном халате и босая, стараясь обходить потоки кроваво-жировой слизи, которые я оставила за собой на пути из одной комнаты в другую. Замерев напротив самой большой лужи – той самой, в которой очнулась, и которая, судя по всему, выработалась моим телом, я стала осматривать этот ужас. Залитым слизью лежал мой слуховой аппарат. Стоило моему взгляду зацепиться за него, как я сразу же кончиками пальцев неосознанно коснулась своих ушей. С ними что-то произошло… Не знаю что и как, но, кажется, я стала лучше слышать саму тишину… Где-то наверху тикают часы?..
Следующим, за что зацепился мой взгляд, стали размотанные бинты, лежащие кучей в самом центре слизи. Я резко закатала рукав правой руки и замерла с приоткрытым ртом: от ожога не осталось и следа! Но вместо него появилось что-то другое. Я успела в который раз за прошедшие полчаса испугаться, прежде чем поняла, что внушительный шрам остался на моем предплечье от укола: именно в это место я вколола целых шесть кубиков вакцины Боффорта. Шрам выглядел жутко, словно белый ожог, уходящий внутрь руки, однако надобности в перевязке как будто не было – шрам не кровоточил и, коснувшись его, я поняла, что он и вправду совсем не болит, вот только кожа вокруг него оказалась неестественно холодной.
Оторвав кончики пальцев от шрама, я наконец в полной мере осознала произошедшее. Хотя моя логика и кричала мне о невозможности подобного, однако результат был очевиден: сработало.
Стоя напротив зеркала, я старалась дышать как можно тише и, кажется, постепенно у меня начало получаться – я начала успокаиваться. По крайней мере, руки и ноги с каждой минутой дрожали всё меньше. Успокоению способствовал процесс сушки волос: достав из-под раковины фен и свою старую расческу, я обдувала тёплым потоком воздуха волосы и лицо, и пыталась сосредоточиться хотя бы на одной мысли, но мысли как будто нарочно шли вразброс. И потому я решила помочь своему вниманию тем, что стала фокусироваться на самом простом: “Этого не может быть, но у тебя… Чёрный шелк волос… Смотри… Этого не может быть… Но твои волосы снова полностью почернели – от самых корней до самых кончиков… Так, они уже совсем высохли, хорошо, выключай фен и складывай его… Сложила… Хорошо, Мирабелла… Какой следующий вопрос тебя волнует?.. Почему ты потеряла сознание, почему у тебя остался шрам, почему ты проснулась в луже слизи, если всего этого не произошло с Редьярдом Рэйндом? Потому что… Потому что Рэйнд вколол себе всего лишь один кубик, а не шесть, потому что действие полученной им дозы наверняка направилось на погашение очага его заболевания, а не на омоложение… Омоложение… Да разве такое возможно?!”.
Я сглотнула нервный ком и вдруг поняла, что моё горло саднит, а язык напоминает высушенный наждак… Стоило мне только осознать своё обезвоживание, как я сорвалась: вместо того, чтобы подняться наверх, на кухню, я включила на всю мощность прохладный напор воды и стала пить прямо из-под крана.
Оставаясь в халате, я полчаса драила весь подвальный этаж при помощи швабры, тряпок и хлорированных средств – здесь не должно остаться и следа! Никто не должен даже заподозрить того, что здесь произошло что-то достойное внимания…
Тщательно вымыв пол, я протерла ножки стола, возле которого очнулась, потом протерла под ножками, потом поверхность стола, затем все плинтуса и все стены на пути в уборную, весь пол уборной, унитаз целиком, раковину, зеркало, полки, душевую кабинку – я не пропустила ни миллиметра! Собрав все использованные в этой уборке тряпки, я отправила их в чёрный полиэтиленовый мешок, в котором уже лежала моя пропитанная слизью одежда.
Остановившись только спустя полчаса, я наконец поняла, что́ только что сделала: на скорости двадцатилетней девушки за полчаса справилась с тем объёмом уборочных работ, с которым восьмидесятилетняя я не справилась бы и за полдня! Осознала же я это, когда с полным мешком улик в руках, всего за пять секунд, перепрыгивая ступеньки, поднялась по крутой лестнице на первый этаж. Не веря тем ощущениям, которые испытываю, на следующий этаж я не поднялась, а взбежала! Это было невероятно!!! Теперь всё моё тело колотило не от испуга и не от необоснованного холода, а, кажется, из-за неожиданного всплеска адреналина. Однако наслаждаться ощущениями мне всё ещё некогда – мне необходимо как можно скорее убраться отсюда…
Одежду для своего побега я приготовила заранее. Однако стоило мне надеть своё лучшее повседневное платье длинной чуть ниже колена и поверх него надеть растянутый кардиган, как я сразу же поняла, как серьёзно просчиталась с этим пунктом плана: эта одежда не подходит мне ни по размеру, ни по фасону. Как будто двадцатилетняя девушка сбежала из психушки… В таком виде я, несомненно, буду привлекать к себе лишние взгляды. Но выбора у меня нет: ничего лучшего в моей сумке не припрятано. Что же касается нижнего белья: от бюстгальтера сразу же пришлось отказаться, трусы обвисают… Катастрофа.
…И снова я стою у раковины, на сей раз расположенной в ванной комнате рядом со спальней, и безостановочно глотаю нефильтрованную воду из-под крана.
Исчезнуть, не попрощавшись (предсмертная записка не в счёт) – такой был план на случай, если вакцина Боффорта не убьёт меня. Согласно иному исходу, я просто не пережила бы эксперимента. Не попробовать я не могла, потому что терять мне было нечего – даже моя жизнь уже была на исходе. И вот я теперь имею то, что имею – эксперимент сработал, в чём не осталось никаких сомнений, а в моей затуманенной голове едва имеет общие очертания весьма смутное представление о том, что же мне делать с этим результатом дальше. И всё же кое-какие наметки у меня имеются…
Спустившись на первый этаж, я нашла в своей сумочке черепаховый гребень – ещё один больше не подходящий моей внешности атрибут, – и закрепила им свои неожиданно потяжелевшие волосы. В итоге гребень каждые десять минут приходилось поправлять, потому что он так и норовил соскользнуть…
Взяв в руки мобильный телефон, я узнала время и не поверила своим глазам – всего лишь одиннадцать часов, а по ощущениям, как будто уже глубоко послеобеденное время! Испугавшись сбитого времяощущения, я открыла календарь и с облегчением поняла, что пробыла без сознания не так уж и долго – всего лишь одну ночь. Значит, мою пропажу всё ещё не заметили, потому что накануне я отправляла Закари сообщение… Я проверила историю контактного журнала и убедилась в том, что мне никто не писал и не звонил. Вывод: я так никому и не понадобилась. Отлично.
Засунув телефон в сумку, я поспешно отправилась на кухню, где выпила ещё один бокал воды, на сей раз набранной из бойлера, и наполнила водой пустую полулитровую бутылку, после чего сунула её в сумку вслед за телефоном. Взгляд вдруг зацепился за “предсмертную” записку, оставленную мной накануне на рабочей кухонной зоне. Перед глазами вспыхнули картины того, с каким усердием еще пятнадцать минут назад я драила подвальный этаж… Никаких улик, а значит, никаких поводов думать, что я не исполнила написанное в записке. Пусть так и будет.
Подумав ещё немного, я решила взять с собой только самое необходимое и лишь то, пропажу чего мои дети наверняка не заметят: три зарубежные банковские карты, о существовании которых они никогда не знали, флешку с фото и видео-картотекой, и мусорный пакет, содержимое которого не должно быть изучено каким-нибудь дотошным следователем. Сумочка, обручальное кольцо, мобильный телефон, паспорт и истекшее в прошлом месяце водительское удостоверение, обе открытые в США банковские карты, на которых лежит по сто баксов – в общем, всё, без чего Мирабелла Армитидж не смогла бы скрыться незамеченной, осталось лежать в гостиной на журнальном столе. Положив флешку и две банковские карты в крошечный чемоданчик, в котором всё ещё лежали опустевшие капсулы из-под вакцины Боффорта, одну банковскую карту я положила в нагрудный карман кардигана – на всякий случай. Я всё делала быстро, буквально “на лету”, но мне отчего-то казалось, будто я медлю, из-за чего моё беспокойство возрастало с каждой проведённой мной в этом доме минутой: а вдруг обо мне вспомнят в самый последний момент? – конечно не вспомнят! – а вдруг кто-то из детей решит навестить меня без предупреждения? – конечно никто из них на подобное не сподвигнет себя! – а вдруг они уже подъезжают?..
В итоге я накрутила себя до такой степени, что из дома я не вышла, а скорее вылетела, словно выпущенная из дула пистолета пуля. Я так боялась быть схваченной в самый последний момент, что чуть не решила пробираться через кусты, вместо того, чтобы идти по гравийной дороге, ведущей к основной автомобильной трассе – вдруг мне навстречу выедет автомобиль с кем-то из моих детей или внуков?.. Они так грезят богатым наследством, что, наверное, даже могут собраться приехать ко мне в гости…
Сойдя с крыльца, я прислушалась к округе с целью убедиться в том, что нигде рядом не шумит мотор автомобиля, и замерла от неожиданного открытия: мир звучит миллионами разнообразных нот! Ветер в кронах деревьев, плеск воды, птичьи трели, стрекотание сверчков и ещё бесчисленное количество звуков вдруг ворвались в мои уши и парализовали моё тело. Ни один слуховой аппарат не заменит того слуха, которым мы обладаем в нашей молодости и которое умудряемся совершенно не ценить… Люди мои, как же прекрасно слышать! А видеть: столько разных красок, все вместе, одновременно!.. Я снова видела всю насыщенность окружающего меня мира, каждый оттенок, каждую тень и каждый луч света! Невообразимо! Как давно я утратила отчётливое восприятие этой красоты?!..
Я заставила себя прийти в себя, устроив себе мысленную встряску: “Соберись! Ты всё ещё в опасной близости к дому – уходи, беги прочь!”.
Не услышав никаких звуков автомобильного мотора, я направилась к трассе по проторенной гравийной дороге – до автобусной остановки необходимо преодолеть всего лишь пятьсот метров, а там… Там может не ходить автобусов. До ближайшего города с населением в тридцать пять тысяч человек не меньше семи миль… Далеко. Ну ничего, дойду или, быть может, удастся остановить попутную машину. Буду разбираться с проблемами по мере их поступления. Сейчас главное – не столкнуться лоб в лоб с кем-то из членов семьи Армитидж, так что нужно внимательно прислушиваться – если услышу автомобильное присутствие, нужно будет успеть нырнуть в заросли кустов или спрятаться за деревьями…
Уже стоя на автобусной остановке, я наблюдала за тем, как последние улики моего побега успешно уничтожаются: стоило мне только забросить мешок в мусорный бак, как к остановке подъехал мусоровоз. Он невозмутимо опрокинул в себя один из моих последних страхов, связанных с моей прошлой, то есть ещё вчера существовавшей, но уже сегодня не существующей жизнью. Теперь никакая полицейская собака-ищейка не обнаружит мой след. Если же до того, как меня хватятся, прольётся ещё один дождь – у полиции вообще не останется шансов на успех в деле исчезновения Мирабеллы Армитидж…
Мусоровоз ещё не успел увезти мой мешок, когда рядом с ним остановился общественный автобус. Вытащив из нагрудного кармана кардигана банковскую карту, я оплатила одну поездку, зашла внутрь автобуса и устроилась на одном из передних мест, у окна. Автобус был почти пустым, и всё же на меня обратила внимание разукрашенная в яркую косметику блондиночка лет семнадцати: она с ног до головы обдала меня презрительным взглядом, что меня совсем не смутило. Наверняка девочка осудила мою одежду. Я сама была шокирована тем, как сейчас выгляжу, так еще и мой откровенно неудачный гардероб приукрашивает общую картину: двадцатилетняя девушка в старушечьих обносках – кто бы не счёл подобное представление убожеством и не поморщил бы носом? Наверное, только я. Такое умозаключение заставило меня невольно, но всё равно нервно улыбнуться…
Автобус тронулся с места, я сцепила пальцы своих непривычно крепких рук, положив их поверх металлического чемоданчика, походящего на шкатулку с ручкой. Ещё чуть-чуть, Мирабелла… Ещё чуть-чуть, и твой след простынет. Дыши.
Два самых приоритетных пункта, требующих немедленного решения: одежда и еда. Наверное, никогда в своей жизни я не испытывала столь сильный голод, столь сильную жажду и столь сильное желание переодеться. Однако начать необходимо именно с одежды, ведь я не хочу привлекать к себе внимание, а в таком наряде избежать лишнего внимания просто невозможно. Автобус удобно остановился возле торгового центра – на этой остановке вышли почти все пассажиры, вышла и я. Давай, Мирабелла, переоденься и можно будет поесть…
Зайдя в просторный, безлюдный холл провинциального торгового центра, я не стала долго блуждать по нему – сразу же переступила порог популярного бренда молодежной одежды, который удобно возник на моём пути. Внутри магазина, как и в холле, оказалось на удивление малолюдно – всего пара покупателей, да ещё пара продавцов-консультантов. Остановившись напротив тумбы с женским манекеном, облаченным в синие джинсы, черную футболку и черную кофту на замке, украшенную белыми буквами, я сдвинула брови, задумавшись над тем, сможет ли подойти мне подобная одежда. Никогда ничего подобного я не носила, но ведь это и хорошо, потому что теперь этим можно воспользоваться для маскировки. “Надевай то, что никогда бы не надела, выбирай то, чего никогда бы не выбрала, иди туда, куда не пошла бы, и тебя никто никогда не найдёт, Мирабелла”.
– Кхм… – справа от меня раздался наигранный кашель в кулак. Чуть не дернувшись, я перевела взгляд на женщину, остановившуюся сбоку от заинтересовавшего меня манекена. Это была плотная женщина лет сорока, с короткой серой стрижкой, голубыми глазами, подведенными синим карандашом, в чёрной форме продавца и с бейджем на груди, сообщающим о том, что консультанта зовут Келли. – Хотите приобрести что-то новенькое? – своим оценивающим взглядом она прошлась по мне с головы до пят и, судя по выражению её лица, осталась не то чтобы откровенно недовольна, но точно весьма удивлена.
– Угу, – я неоднозначно кивнула головой, при этом сжав в кулаки висящие вдоль бёдер ладони.
– У нас дорогой бренд одежды, – решила предупредить меня консультант, видимо, по моему внешнему виду решившая, что лучше оповестить меня заранее.
Я протянула руку к ярлыку, висящему на джинсах, и посмотрела на ценник. Столь высокая цена меня, откровенно говоря, сильно удивила, но я не подала вида.
– Ну так что, тебе помочь приодеться?
Я вновь посмотрела на невольную собеседницу и снова сначала неоднозначно, затем уверенно закивала головой.
– Отлично. А то, честно говоря, переодеться тебе очень даже стоит. Такая молодая и такая красивая, и в такой жуткой безвкусице, которая украсила бы лишь приличную, древнюю пенсионерку, но уж точно не подростка… – Подростка? Она считает меня подростком?! На сколько же я теперь выгляжу? Я ещё не успела оценить… – Что тебе нравится? У меня талант – я с первого взгляда на глаз определяю нужный размер, так что выбирай.
– Вот это… – начала я, указав на манекен, но сразу же заглохла. Это что такое??? Это мой голос?!
От шока я чуть за горло не схватилась, но вовремя остановила свою руку… Где мой привычный скрип, где характерная хрипотца – почему я звучу словно сирена, поющая завораживающие ноты?!
– Джинсы, футболка, толстовка… – явно не заметив в моём голосе ничего необычного, Келли с профессиональной ловкостью вытаскивала из ровных кучек одежды нужные размеры и складировала их на своей левой руке. Опустив взгляд на мои ноги, она, поджав губы, вдруг поинтересовалась: – Может, тебе ещё кроссовки будут интересны?
Сама того не осознавая, я стыдливо спрятала правую ногу за икру левой ноги. На ногах у меня были изношенные в прах балетки, которые для моих старых ног казались настоящим спасением, однако теперь обещали обратиться в сущее мучение – у меня уже начинали гореть от потёртости все мои пальцы ног.
– Да, и кроссовки тоже, пожалуйста, – я смотрела на Келли широко распахнутым взглядом, стараясь не дрожать из-за удивления перед мелодичностью собственного голоса.
– Отличная модель, кстати, – она вытащила из полки, находящейся в тумбе манекена, одну белоснежную пару кроссовок, – мы с дочерью только в скетчерсах и ходим. Какой у тебя размер ноги, дорогуша?
Она назвала меня дорогушей? Ничего себе, да она ведь мне в дочери годится… Стоп, а какой у меня размер ноги был в молодости?
– Эти тридцать девятого, – посмотрев на подошву вытащенных кроссовок, проинформировала меня Келли. – Тебе пойдёт или за другим размером сходить?
– Пойдёт, – мой взгляд зацепился за стену позади Келли, на которой висели разномастные носки. Подойдя к этой стене, я взяла три пары носков: черные, синие и оранжевые. Дальше висело нижнее женское белье. Я остановила свой выбор на двух бесшовных лифчиках под спорт и упаковке трусов, в которую входило десять экземпляров. Повернувшись к следующей за мной Келли, я продемонстрировала ей свой выбор:
– Можно переодеться в это сразу?
– Вообще, так не положено, но в будние дни мы скучаем без посетителей, а тебе прям надо, так что да, можешь переодеться сразу. Но только при условии, что оплатишь товар полностью и без возможности возврата.
Замерев в новом нижнем белье напротив зеркала в полный рост, расположенного в примерочной под номером два, я пыталась оценить степень покраснения своей кожи и белков глаз – откровенная краснота сошла, но неестественная розоватость всё ещё продолжает держаться. Я ведь не останусь навсегда такой розовой? Нет? И сколько может продлиться моё персональное “навсегда”? Умру ли я старухой уже этим вечером, или через час скончаюсь молодой, или же мне предстоит ещё одна жизнь длиной в несколько десятилетий?.. Неподходящее место, чтобы размышлять о вселенских вопросах – нужно побыстрее одеваться, в конце концов, Келли ждёт за дверью.
Уже спустя пару минут – феноменальная скорость, которая ещё вчера не была для меня доступной! – я уже с ног до головы была одета во всё новое: белые трусы в серую полоску, однотонные носки, джинсы в облипку, футболка средней длины, свободная толстовка на замке… Я не могла поверить в то, что́ видела в зеркале. В прежней жизни я даже брюк не носила – исключительно платья и юбки, которые мне всегда очень сильно подходили. А здесь вдруг джинсы, да еще и совсем молодежные кроссовки. Я бы так никогда и ни за что не оделась, но мне на удивление отлично подошли эти новые вещи, так что мне сейчас даже не хотелось перепрыгнуть из них в какое-нибудь платье. Отлично. Такой меня точно не узнать: я сама на себя не похожа. Хотя кое-что осталось… Недолго думая, я сняла с головы неспособную удержаться на ней черепаховую заколку и забросила её в пакет, принесенный мне Келли специально для моей старой одежды, в котором уже лежали срезанные с моего нового облачения ценники и ярлыки. Волосы чёрным шелком заструились по плечам и упали вниз, аж до середины талии. Нет, с распущенными ходить не смогу – слишком неудобно, а значит, нужно срочно что-нибудь придумать вместо заколки.
– Дженни, посмотри, у меня глаз-алмаз, снова с первого раза подобрала все размеры, – хвасталась своей коллеге Келли, пробивая все срезанные с меня этикетки.
Дженни – молодая брюнетка с уставшим взглядом, – молча улыбнулась, а я тем временем приглядела вывешенные у кассы наборы резинок для волос: взяла один, состоящий из пяти черных резинок.
– Может быть, ещё что-нибудь? Чем больше купишь – тем лучше у нас будет зарплата, – громко ухмыльнулась Келли, как раз в момент, когда мой взгляд зацепился за висящие за её спиной рюкзаки и кепки. И снова я выбрала чёрные, потому что прошлая Мирабелла остановила бы свой выбор на чём-нибудь нежно-бежевом, белом или вообще в цветочный принт.
В новой одежде было удобно и одновременно непривычно: никогда не носившая штанов и спортивной обуви, я вдруг облачилась в джинсы и кроссовки на высокой подошве, которая даже немного пружинила. Говорят, будто к хорошему привыкаешь быстро, я и сама в своей прошлой жизни неоднократно проверяла это утверждение: собственный дом, любящий муж, ребёнок – ко всему этому я прикипела мгновенно. Моя новая жизнь началась с приятного – я финансово защищена, благодаря чему одета в удобную одежду. Очень хороший старт, но что дальше?
На выходе из торгового центра я удачно наткнулась на банкомат. Вставив в него одну из трех своих карточек, по которым было распределено восемьдесят миллиардов, я, словно не веря в происходящее, провела указательным пальцем по экрану банкомата, чтобы посчитать количество цифр, сложенных в пугающую сумму. И что с такими деньгами делать?.. Упершись руками в бока, я огляделась по сторонам, будто ответ на вопрос о том, как именно мне распорядиться такой пугающей суммой, мог всплыть в пустующем холле провинциального торгового центра. Но вот чудо – ответ действительно всплыл: мой взгляд зацепился за вывеску магазина Apple.
Буду стараться везде расплачиваться картой, но наличные нужно иметь на руках – не зря ведь в придачу к рюкзаку я обзавелась красивым чёрным кошельком? Пожалуй, для приличной страховки пяти с половиной тысяч долларов вполне должно хватить…
Я обзавелась новым мобильным телефоном и зачем-то согласилась на уговоры продавца, и прикупила еще и наушники, которыми никогда не пользовалась. Однако приобрести сим-карту без документов оказалось невозможным, так что, очевидно, следующее, с чем мне предстоит разобраться – это добыча паспорта для моей новой личности. Но перед этим, конечно же, мне срочно необходимо утолить свой дикий голод.
Выйдя из торгового центра, я пересекла парковку и выбросила в переполненный мусорный бак последние улики: остатки одежды восьмидесятилетней Мирабеллы Армитидж. Вслед за пакетом с одеждой полетела черепаховая заколка, которую я заменила резинкой: пропущенный через крепление кепки хвост, как и моя новая одежда, был для меня непривычен и удобен одновременно. Никогда прежде я не носила хвостов: в детстве у меня были густые косы, в юности пошли в ход укладки при помощи цветных лент, следующим этапом стали разномастные заколки и гребни. Поймав себя на мысли о том, что с хвостом меня точно никто не узнает, я тяжело вздохнула, признав глупость своего страха быть кем-то узнанной, ведь все, кто действительно мог бы меня узнать такой, уже давно мертвы, а те немногие приближенные ко мне люди, которые знали меня последние годы моей старости, не помнят меня такой молодой. Джерри, Тиффани и Закари появились у нас с Геральтом, когда мне уже было тридцать шесть лет, то есть мой самый молодой образ, который им может быть доступен по их детским воспоминаниям – я в сорокалетнем возрасте. Двадцатилетней они меня не видели, да и если бы видели, запомнили бы девушку в цветастом платье, а не девушку в джинсах и кепке. Нет, они меня теперь не узнают даже если мы столкнёмся лоб в лоб. По крайней мере, я очень сильно надеюсь на это. Больше надеюсь только на то, что никакого столкновения лоб в лоб не случится. Уж я-то сделаю всё возможное, чтобы этого никогда не произошло.
– Теперь тебя зовут не Мирабелла, – ухватившись руками за широкие лямки рюкзака, удобно висящего за моей спиной, вслух заговорила я, таким образом стараясь привыкнуть к новому звучанию собственного голоса. – Теперь ты Рашель. Запомни это… Не так уж и сложно: не Мирабелла Рашель Армитидж, а просто Рашель, – сдвинув брови, я подумала над тем, не стоит ли мне сменить и фамилию тоже, но она всё ещё оставалась для меня слишком дорога – под этой фамилией я родилась и прожила всю свою жизнь, эту фамилию носили самые дорогие мне мужчины: мой отец, мой муж и мой сын. Всё-таки греющую душу фамилию менять не хочется. Мало ли Армитиджей в США? Однофамильцы не редкость в нашей стране. – Ну что ж, поздравляю тебя с твоим первым днём рождения, Рашель Армитидж. Восемьдесят лет минус шесть кубиков вакцины доброго гения Боффорта… Похоже, тебе двадцать лет. – Желудок отозвался на мои слова непрошенным, режущим слух рёвом, от силы которого я даже закусила нижнюю губу. – Главное, новорождённая, не вздумай умереть с голода, имея в своих карманах восемьдесят миллиардов.
Затёртая пиццерия с обшарпанными стенами неопределённого цвета и покосившимся логотипом над стеклянной дверью стояла сбоку от торгового центра и была первым заведением, попавшимся мне на глаза, в котором я могла утолить свой голод. Внутри оказалось всего пять откровенно старых столиков, каждый на четыре персоны, из посетителей была только я и двое небритых мужчин, занявших один из крайних столов. Я заняла дальний от них столик у стены и сразу же озвучила заказ подошедшему ко мне официанту: большая пицца “Микс сыров” и большая порция малинового лимонада. В итоге уже спустя двадцать минут я съела огромную пиццу – всю целиком! – выпила две большие порции малинового лимонада и ещё купила себе три полулитровые бутылки негазированной воды, одну из которых влила в себя сразу же. Сразу после выпитой бутылки пришлось отлучиться в туалет, в котором я мочилась, по ощущениям, целую минуту.
Сидя на толчке, перед этим предусмотрительно облепленным мной слоями туалетной бумаги, я думала о том, что я не только цвета стала ощущать ярче, а звуки чётче, но и на ощупь всё стало как будто чувствительнее, а что касается вкусов – я едва не прослезилась от обыкновенной пиццы и лимонада! Первые куски и глотки я старалась делать сдержанно, но едва ли у меня удавалось… Наелась ли я? Как будто да, но точно не переела. А ведь это была большая сырная пицца – калорий, должно быть, миллион. Прежде я наедалась двумя кусочками…
Вымыв руки при помощи жидкого мыла, которое невообразимо ярко пахло лавандой, я вернулась в зал и увидела парня-официанта стоящим напротив моего столика с растерянным взглядом. Мужчины с устрашающим видом уже ушли…
– Что такое? – сев назад за столик, решила поинтересоваться я.
– Думал, что ты ушла не расплатившись.
– Я ведь еще не допила лимонад, – мой взгляд зацепился за бейдж собеседника, гласящий о том, что я веду диалог с Олдином Флейтвуллом. На первый взгляд парню могло быть около двадцати пяти лет – растрепанные, хотя и не слишком длинные каштановые волосы, лёгкие тени под глазами, указывающие на некоторую усталость, среднего телосложения, однако высоковат. Он начал протирать мой стол, на котором остался только пластмассовый стаканчик с недопитым лимонадом.
– Я-то думал, что находящаяся на седьмом месяце беременности Холли много ест, но, видимо, я ошибался, – ухмыльнулся парень, намекая на то, что я многовато за один присест съела, как для хрупкой девушки. Парень, явно скучающий в пустующей пиццерии, продолжал делиться со мной личной информацией. – Холли – это моя девушка. Она, кстати, примерно твоего возраста.
– Вот как? – я замерла. – И сколько же ей лет?
– Ей восемнадцать, – он выпрямился с тряпкой в руках и окинул меня оценивающим взглядом, после чего, с задумчивым видом, выдал: – Ну ладно, ты, может, на пару лет постарше будешь.
Если бы он знал, что разговаривает со старухой, годной ему в прабабки!..
– И скоро твоя подруга родит?
– Да, – он ухмыльнулся с неожиданной, едва уловимой нежностью, и полез в задний карман джинсов за своим телефоном. – У нас будет дочь, зацени, – протянув к моему лицу телефон, он показал мне заставку на экране – совсем молоденькая девушка с округлившимся животом.
– Ты сказал, что ей всего восемнадцать. Как ваши родители восприняли новость о такой ранней беременности?
– Мои родители сквозь марево марихуаны мало что воспринимают, её же родителям вообще наплевать на её существование, так что никто не устраивал нам головомоек… Залетать так рано, конечно, было необдуманным поступком, ну уже как сложилось. Да и потом, у нас есть всё для счастья: собственный трейлер тут стоит в лесу неподалеку, у меня нормальный начальник, так что я пашу две смены в этой пиццерии за полторы штуки в месяц, и Холли подрабатывает здесь сутки через двое за пятьсот баксов, но самое главное – мы любим друг друга.
– Вы вдвоем живете всего на две тысячи в месяц? – мне с трудом верилось. Ведь их скоро станет трое…
– У меня есть бизнес-план: хочу выкупить эту пиццерию и преобразить её. Но пока что никак… Но однажды – обязательно. Ты не местная, верно?
– Верно, – я немного напряглась от такого вопроса, но сразу же поняла, как воспользоваться им с пользой для себя. – Подскажешь, где в этом городе находится автовокзал?
– Тебе куда нужно? – ещё один вопрос, на который я не хочу отвечать, о чём я уже хотела проинформировать парня, но он продолжил говорить, не дождавшись от меня ответа: – Просто с местной автостанции ты сейчас едва ли сможешь выехать за пределы города, но вот поезд здесь ходит каждые шесть часов, и следующий должен быть… – Парень посмотрел на громко тикающие настенные часы с выцветшим табло. – Как раз через полчаса. Может докатить прямо до Нью-Йорка, но не думаю, что тебе так далеко нужно, – он снова ухмыльнулся.
– Почему нет? – решила поинтересоваться я о том, что именно сподвигло парня ошибиться в его доводах – эта ошибка была мне на руку.
– У тебя всего один рюкзак, – взмахнул влажной тряпкой мой собеседник. – С таким багажом далеко не путешествуют.
Логично.
– Где находится станция, на которую прибывает поезд?
– Да прямо за углом этого здания и находится, так что можешь не спешить. И кстати, для детского преданного вроде колыбели, коляски, шмоток, погремушек, памперсов и прочей белибердени нужны средства, так что можешь позволить себе не скупиться на чаевые, окей?
– Окей.
Обогнув здание пиццерии, я и вправду увидела железнодорожную станцию.
Я уже взошла по ступеням на высокий перрон, когда позади меня раздался крик:
– Эй, ты! Чёрная кепка! Подожди…
Я поспешно оглянулась. Парень из пиццерии бежал за мной, размахивая над головой долларовыми купюрами:
– Слишком много оставила!
Я оставила четыре с половиной тысячи долларов из пяти с половиной, что были у меня наличными. И вправду очень много…
– От чистого сердца! – откликнулась я невозмутимым тоном.
Парень резко затормозил и всё ещё издалека докрикнул:
– Это моя зарплата за три месяца!
– Просто стань хорошим отцом!
– Уверена?!
– Уверена.
– Что ж… Ну спасибо! Как тебя зовут хоть?
Нет, слишком рано называть своё реальное имя. Слишком близко могут подобраться ищейки… В голову почему-то вдруг пришла серия романов, которую я читала несколько лет назад, и в итоге я совершенно неожиданно решила назваться именем главной героини той истории:
– Таша… Меня зовут Таша Палмер.
– Спасибо тебе, Таша Палмер, – парень галантно чуть склонил голову и, развернувшись, взмахнул моими щедрыми чаевыми у себя над головой. – Мы с Холли этого не забудем!
Я поступила глупо – меня в который раз подвела моя эмпатия. Теперь этот парень наверняка запомнил меня, а вдруг память именно этого персонажа в итоге и сыграет главную роль в моём разоблачении? Вдруг полицейские ищейки выйдут на мой след, как это бывает в лучших детективных сериалах? Однако же, я пока ещё не в детективном сериале… Это моя жизнь. Жизнь номер два.
В кассе я приобрела билет до Нью-Йорка и, сев на один из пластмассовых стульев перрона, начала ожидать поезда, который пришел всего лишь спустя двадцать минут. Поезд оказался новеньким, с приятными мягкими сиденьями и большими окнами. Я заняла место в середине вагона, у свободного окна, и сразу же неосознанно начала наслаждаться происходящим: ещё утром я полуголая драила пол подвального этажа, отмывая его от собственных крови и жира, а уже сейчас мне предстоит раскачиваться в чистом вагоне поезда, едущим в сам Нью-Йорк. Я не путешествовала на общественном транспорте, кажется, больше полувека: у нас с Геральтом всегда был собственный автомобиль, так что общественным транспортом мы пользовались только в случаях дальних поездок в отпуск. Какие же замечательные то были времена!.. Поездка в Неваду получилась одной из самых незабываемых. Хм… Она была до того, как Геральт изменил мне с Имоджен Бигелоу, или после?..
Мой взгляд перекочевал со спинки кресла, стоящего напротив, в окно и сразу же зацепился за пёструю семью: пара старше тридцати лет и трое детей младшего школьного возраста провожают двух пенсионеров. Судя по тому, как похожи улыбки молодой женщины и седовласой женщины – они одна семья…
Интересно, моё исчезновение уже заметили?
В девять часов вечера я высадилась на Центральном вокзале Нью-Йорка с таким рёвом в желудке, что, кажется, могла бы перепугать всех спешащих мимо меня прохожих, если бы только мою желудочную революцию не заглушали миллионы механических шумов. Как люди выживают в мегаполисах?..
Последние полтора часа пути есть хотелось так сильно, что сразу после выхода в город я не стала тратить время на поиски приличного кафетерия – стоило мне только выйти из здания вокзала и увидеть передвижную тележку с аппетитно нарисованным на ней хот-догом, как я моментально телепортировалась к ней. Я никогда не позволяла себе питаться чем-то подобным, потому что, как многодетная мать и впоследствии многодетная бабушка, прекрасно понимала вредность фастфуда, но сейчас мне было откровенно наплевать на какую-то там вредность – от этой лавки пахло так мощно, что у меня начали течь слюнки ещё до того, как я определилась с заказом: хот-дог с горчицей и порция чёрного чая в пластмассовом стаканчике – восемь баксов пятьдесят центов. Повезло, что продающая хот-доги девушка смогла найти сдачу к стодолларовой купюре.
Отойдя в сторону от лавки, я не успела и моргнуть, как съела и выпила то, что было у меня в руках. Голод немного приутих, но до конца не утолился. Пришлось возвращаться к тележке за добавкой. Протягивая мне два политых майонезом и кетчупом хот-дога, девушка-продавщица, которой на вид было не больше, чем моему новому телу, мило улыбнулась мне и пожелала приятного аппетита. Я поблагодарила её, а когда она отвернулась, незаметно сунула двести баксов в стеклянную баночку с монетками и кособокой подписью “Коплю на приобретение жилья”. В конце концов, зачем богатство, если не для помощи ближним?
Нью-Йорк всегда поражал меня своим стеклом и бетоном, своими тянущимися размерами и пульсирующими огнями. За всю свою жизнь я побывала в нём от силы пару десятков раз, однако каждый раз оставлял мне одно и то же впечатление: усталость от чрезмерности. Потому как в этом городе чрезмерно всё. Так было до меня и так будет после меня, если только после меня ещё что-то будет, ведь человечество склонно к саморазрушению.
Я знала, куда мне идти, но сегодня уже было слишком поздно, поэтому я решила заселиться в знакомый мне четырехзвездочный отель, однако на его месте внезапно обнаружила незнакомую мне прачечную. Впрочем, здесь же, через дорогу от прачечной, нашлось кое-что интересное и по совместительству способное удовлетворить мою потребность в отдыхе: капсульный отель. Мне бы с моими миллиардами в пятизвездочные апартаменты мчаться, но мне и без того сегодня было беспрерывно не по себе: новое тело, новая одежда, настоящий побег и новый способ передвижения, утоление голода фастфудом – слишком много всего для одного дня, чтобы завершать его шелковыми простынями и золотыми толчками, которыми могут похвастаться лучшие отели этого города-гиганта. Нет, мне нужно что-то маленькое, уютное, уединённое, способное подарить мне спокойствие, да и искать новый отель, не имея доступа к интернету (с которым я никогда не была “на ты”), потому как я всё ещё не разобралась с сим-картой, мне совсем не хотелось.
Никогда прежде я не бывала в капсульных отелях. Более того, я даже не знала о существовании подобных задумок. Мой потолок – четырехзвездочные отели, которые, впрочем, случались в моей жизни не так часто, как мне того хотелось бы, потому что путешествовать мне всегда нравилось, а возможность заниматься этой жизнедеятельностью у меня всё же чаще отсутствовала, чем появлялась.
Мне повезло: двадцать процентов номеров этого отеля сегодня были свободны, а за дополнительную плату молодой человек на ресепшене выдал мне самый крайний номер, рядом с которым всё ещё не было соседей. Впрочем, одни сутки в этом отеле стоят очень даже прилично – без малого сто пять баксов. Однако же и номер оказался приличным: матрас и подушки мягкие, белоснежное белье накрахмалено, пахнет свежестью – всё сияет новизной.
Закрывшись в своем номере-капсуле, представляющем собой изолированную двуспальную кровать, я разделась до трусов, распустила хвост, заплела косу и залезла под хрустящее от чистоты одеяло. Так ловко залезла, словно была энергичной пумой, и ещё вчера вовсе не разваливалась в прах от старости…
Кто я теперь такая?..
Девушка двадцати лет, без семьи, к которой можно вернуться, без истории, которую можно рассказать, без плана на далекое будущее… Впрочем, на ближайшее будущее план у меня есть, а это уже очень даже неплохо.
В желудке снова заурчало. Да сколько можно?! Я ведь столько калорий сегодня умяла, столько жидкости выпила! Видимо, аппетит у меня теперь подростковый, хотя ведь выгляжу я на двадцать, а не на пятнадцать лет.
Перед глазами всплыл образ сочного хот-дога, и я невольно сглотнула слюну. Интересно, всё теперь настолько вкусное, потому что рецепторы моего языка помолодели или тому есть другое объяснение? Это вообще нормально, что я настолько хорошо вижу, что даже летающая в дальнем углу пылинка кажется мне отчётливой? Странный вопрос. Потому что ничто из того, что со мной произошло за прошедшие сутки, нельзя занести в рамки нормы. Ещё вчера ночью я раскачивалась на волнах озера и боролась со шквальным ливнем, ещё сегодня утром приходила в себя в луже слизи, выделенной моим собственным телом, ещё этим обедом была в другом штате, а уже сейчас я засыпаю в капсульном отеле, в молодом, голом теле под хрустящим от накрахмаленности одеялом. Что вообще со мной происходит? Я ведь даже не успеваю понимать…
…Я заснула прежде чем мысли в моей голове успели уняться. Видимо, так сильно перенапряглась за прошедший безумный день, что в итоге погрузилась в глубочайший из всех снов, которые мне приходилось переживать. Когда же очнулась от него, несколько минут не могла понять, где я нахожусь и даже кем являюсь, а когда наконец вспомнила ответ на последний вопрос, ещё долго не могла прийти в себя от непонимания того, что́ именно произошло с моим телом. От испуга я закричала, вжавшись лицом в подушку. Повезло, что в соседние номера до сих пор не заселились постояльцы, в противном случае я наверняка бы перепугала людей… Сердце сорвалось с цепи и побежало галопом, дыхание участилось, прояснение мыслей задерживалось, а когда наконец пришло, я поняла, что сильно вспотела и что только что пережила нечто странное, похожее на удушье от необоснованного испуга. Но сосредотачиваться на произошедшем мне было некогда – мобильный телефон информировал меня о наступлении нового дня: ноль девять ноль пять – время начинать новый день. Пора окончательно стереть Мирабеллу.
У Геральта в Нью-Йорке было немало друзей, из которых в живых сейчас оставалось совсем немного. Одним из таких друзей был Джаспер Боннер. Адрес его скромного офиса, расположенного в жилом квартале, я смогла вспомнить по памяти ещё поедая пиццу в Вермонте – в этот момент я и заметила, что с моей памятью произошло что-то неладное: воспоминания резко прояснились и как будто стали ярче. Я даже смогла вспомнить цвет платья, подаренного мне родителями на мой пятый день рождения: белое в розовый горох.
Шагая от капсульного отеля к офису Боннера, я сосредоточенно прокручивала в своей голове воспоминания, которые до сих пор были как будто частично или даже полностью стёрты в моей памяти: мыльные пузыри, которые мама пускала над моей колыбелью и от которых я хохотала; коричневый пони в парке развлечений, лизнувший меня в лицо; колесо обозрения, на котором я застряла с родителями; день рождения маминой подруги, на котором мой отец подрался с кем-то… С кем же он тогда подрался? Странно, но этого не могу вспомнить… Мне было лет пять, а может даже шесть…
Наконец я остановилась напротив знакомого офиса без вывески. Без помощи Джаспера будет сложно, так что мне остаётся надеяться только на две вещи: на то, что он всё ещё работает, и на то, что он не распознает во мне меня. Произведя глубокий вздох, я коснулась дверной ручки, дернула дверь на себя и сразу же услышала неестественно отчётливый перезвон колокольчиков у себя над головой. Прежде чем стоящий за стойкой, спиной к входу, старик повернулся ко мне лицом, я по одному лишь его седовласому затылку распознала нашего с Геральтом старого знакомого… Раз я его узнала, значит, и он узнает меня. Зря я пришла.
Подумав так, я уже хотела сбежать и даже уже развернулась полубоком к выходу, но не успела сделать и шага – владелец офиса окончательно обернулся и, увидев меня, встретился со мной взглядом.
– Чем я могу вам помочь, юная леди?
Он не узнал меня… Пока ещё. Но обязательно узнает, когда приглядится ко мне получше…
Я растерялась. Сама не понимая, что делаю, решила сымпровизировать:
– Вы… Вы знаете мою бабушку… – моя интонация прозвучала странно. Как вопрос и утверждение одновременно.
– Возможно, – старина Джаспер знакомо выпятил нижнюю губу. – Я знавал многих женщин, которые сейчас непременно бабушки. Как зовут вашу?
– Мою бабушку зовут… Кхм… – от переживания я прокашлялась в кулак. – Мирабелла Армитидж.
– Быть того не может! Ты внучка Геральта и Мирабеллы?! Единственная дочь Шона?! Рокки?!
Я и забыла о том, что Джаспер, несмотря на то, как редко мы общались, досконально знает наше с Геральтом семейное древо. Ну и как с этим быть?
– Да, я Рокки… Рокки Рашель Армитидж.
– Тебе второе имя дали в честь бабушки? Как это мило!
У Рокки не было второго имени… Но откуда Джаспер знает моё второе имя? Я ведь почти никому не называла его.
– У твоей бабушки что-то стряслось? – неожиданно резко проявил крайнюю серьёзность в тоне мой собеседник.
– Нет… Нет, я здесь по её совету.
– Вот как?
– Да. Она сказала, что Вы сможете мне помочь.
– Посмотрим, что я смогу сделать, но ради памяти о твоём деде и ради твоей бабушки я обещаю очень сильно постараться.
– Мне нужен паспорт. И водительское удостоверение.
– Для этих документов необходимо фото.
– Эм… Фото у меня нет.
– Ничего страшного, сейчас же тебя и сфотографируем, в соседней комнате. Проходи, – старик достаточно энергичным шагом двинулся в соседнюю комнату, и я последовала за ним.
– Только можно будет оформить документы не на первое моё имя, а на второе? Рашель Армитидж…
– Как пожелаешь, дорогуша. Присаживайся на табурет напротив белого полотна и сними головной убор – сфотографируем тебя с наилучшего ракурса.
Сняв с плеч рюкзак, я последовала чёткой инструкции старого друга. Но стоило мне только снять кепку, как старик воскликнул:
– Мать честная! Да ты ведь точная копия Мирабеллы! Когда ей было двадцать, она выглядела точь-в-точь так же…
– Да, мне часто говорят, что я похожа…
– Глазам своим не верю… У меня двое сыновей, три внука и две внучки, но ни один из них так не похож ни на меня, ни на мою жену, как ты на свою бабку. Это же… Невероятно! Это чудо!
– Да уж… – я поджала губы, почти услышав, как тонкий лёд начинает трещать под моими ногами.
– Как она? Как Мирабелла, расскажи мне… – он начал настраивать свою камеру, подкручивая штатив.
– У неё всё хорошо, – а вдруг о моей пропаже уже стало известно? А вдруг новость станет громогласной? Вдруг уже есть статья в печатной прессе или передача по тв?! – По крайней мере, у неё всё было хорошо, когда мы в последний раз виделись. Мы нечасто общаемся.
– Да уж, такое с внуками бывает. Я своих раз в месяц вижу, и то если повезёт. Значит, тебе мои услуги порекомендовала Мирабель?
– Да… Она передавала Вам привет.
– Обязательно передавай и ей привет от меня и моей жены. Твоя бабушка – замечательный человек.
– Вы правда так думаете?
– Конечно! Она спасла любимую кошку моей покойной старшей сестры, она тебе рассказывала об этом?
Кошка по имени Матильда застряла в покореженном проволочном заборе, из которого я её вырезала вместе с проволокой. Мне было семнадцать, я ещё не встретилась с Геральтом.
– Нет, она не рассказывала, – ответив так, я непроизвольно сразу же поджала губы. А вдруг он подумает, что я мошенница, прикрывающаяся чужой бабушкой? – Но она рассказывала мне историю о вас…
– Какую из? Мы ведь жили с ней на одной улице и она дружила со всеми тремя моими сёстрами, так что историй у неё должно быть много в запасе.
– Она рассказывала, будто Вы украли свою будущую жену у её родителей посреди ночи, что́ Мирабелла случайно увидела, потому что Ваша будущая жена жила в доме напротив дома, когда-то принадлежавшего бабушке Мирабелле и дедушке Геральту.
– Знаешь, как зовут мою жену?
Селена Уэсли.
– Нет, не знаю.
– Селена. Это имя с древнегреческого переводится как “луна”. Когда же её было красть у несогласных на наш брак её родителей, если не в лунную ночь?
Я невольно заулыбалась:
– У вас счастливый брак получился, да?
– На редкость, – он ответил с придыханием. – Наше поколение, знаешь ли, умеет любить. Спроси у своей бабушки, как сильно её любил Геральт. – Он обожал меня. И он изменил мне. Он носил меня на руках и целовал мои руки. У него был сын от другой женщины, тайно рождённый в период нашего брака. – Мне восемьдесят пять лет, а Селене семьдесят девять, и мы до сих пор счастливы вместе. Скоро старшая внучка родит нам правнука, а уже в конце месяца я с моей дорогой женой уедем жить во Францию.
– Во Францию? – я не поверила своим ушам. В их возрасте такой дальний перелёт… Полноценный переезд?! В Европу?! О чём они думают?..
– Мы с женой всю жизнь мечтали о жизни в этой европейской стране: кругом виноградники, вкусные вина, лучшие сыры, мягкое солнце, красивейшие пейзажи. И потом: когда осуществлять неосуществленные мечты своей жизни, если не в её конце? Сядь-ка ровнее и смотри ровно в объектив…
Я села ровнее. И стала смотреть ровно в объектив. А из головы не шел вопрос: “Когда осуществлять неосуществленные мечты своей жизни… если не сейчас?”.
Джаспер щелкнул затвором фотоаппарата один раз, второй и третий:
– Достаточно, – старик отошел в сторону от штатива и, упершись руками в бока, надел на свой нос квадратные очки, до сих пор висевшие на цепочке, на его груди. – Надо же, как сложилось.
– Как? – я поспешила вновь надеть кепку, желая скрыться от взгляда собеседника, наверняка ставшего более зорким благодаря очкам.
– Твой заказ будет последним в моей практике, а первым был заказ отца твоего деда Геральта.
Подняв свой рюкзак с пола, я замерла:
– Вы знали… – я чуть не осеклась словами “отца Геральта”, но вовремя прикусила нижнюю губу и исправилась. – Вы были знакомы с отцом дедушки Геральта?
– Твой прадед был бойким малым, но знал я его плохо, конечно, ведь он мне в отцы годился. Однако мои родители и родители Геральта дружили… – Он уперся руками в бока и вдруг тяжело выдохнул. – Да что уж там скрывать, уже ведь целое столетие с тех пор миновало! У твоего прадеда был роман с моей матерью, а ведь помимо выпивающего мужа и меня у этой невероятной женщины ещё были три дочери. – Что?.. У моего свёкра был роман с многодетной матерью, матерью того самого Джаспера Боннера, которого Геральт считал своим другом? Мой свёкр изменял Корнелии или это было до, или после их брака? Геральт знал? Геральт пошел по его стопам или… – Но эта история не для таких юных ушей, как твои, так что даже не рассчитывай на подробности. Приходи за готовыми документами завтра.
Я опешила:
– Как… Уже завтра? Но ведь это невозможно…
– Нью-Йорк – это город возможностей, юная леди. И потом, меня тебе не просто так рекомендовала твоя бабушка. Я в этом деле уже больше пятидесяти лет и знаю, как делать своё дело быстро.
– Но это ведь законно, верно?
– Всё законно, что гнётся.
Прошли сутки, которые я потратила на прогулку по Центральному парку и посещение музея Соломона Гуггенхайма, в котором я давно хотела побывать, но поход в который неизменно откладывала на призрачное “потом”. Только покупая билет в кассе, я поняла, что так и не побывала бы здесь никогда, если бы случайно не перевернула свою жизнь с ног на голову.
В музее мне очень сильно понравилось. На этой неделе в нём как раз проходила замечательная выставка талантливого современного скульптора, американки арабского происхождения Джавахир Фархат ар-Рашид, рассказывающей о своём непростом побеге из родных краёв на другой материк. Знакомясь с этой выставкой, я невольно задумывалась о собственном побеге и испытывала отчётливое внутреннее смятение: что теперь будет с моим прошлым и что ожидает меня в будущем? Две вредные вещи, о которых мудрый человек не задумывается надолго, если не хочет испортить своё настоящее, то есть всю свою жизнь.
Завтракала, обедала и ужинала я в кафетериях средних классов – откровенно дорогие рестораны смущали меня одним только своим наружным видом, а усугублять своё внутреннее смятение, резко вводя себя в круг чуждого мне мира чрезмерной роскоши, мне, конечно же, совсем не хотелось. Однако я ела не в забегаловках, а в ресторанчиках с чистыми скатертями и улыбчивыми официантами, так что совсем уж дешевыми и тем более невкусными мои приемы пищи точно не были. Но и новые впечатления, и вкусная еда не смогли снять с моей души гнетущего напряжения. Проснувшись сегодня утром в том же капсульном номере, в котором просыпалась накануне, я снова кричала в подушку от растерянности и непонимания того, что именно со мной происходит. После повтора этой непонятной ситуации я с опаской начала подозревать серьёзную проблему, но, может быть, с течением времени эти приступы прекратятся сами собой? По крайней мере, я хочу рассчитывать на такой исход.
Откровенно говоря, я не верила в то, что настоящие паспорт и водительское удостоверение возможно сделать всего лишь за одни сутки. И в прежние времена Джаспер Боннер проворачивал чудеса на виражах, поставляя подобные документы своим заказчикам в течение считаных недель, но чтобы за сутки – где это видано? Такого не встречается даже в триллерах о гангстерах. Однако уже в десять часов утра я стояла в офисе старого знакомого и наблюдала за тем, как он перебирает плотные запечатанные конверты коричневого цвета.
– Обычно я беру по пятьдесят тысяч долларов за каждый отдельный заказ, – двигал губами старина Боннер, пока моё сердце заходилось переживанием: у него получилось или нет? – Если заказ со срочным статусом, как у тебя, и требует выполнения всего за сутки, я беру двести тысяч за каждый экземпляр документа.
Старина Джаспер не просто так смог купить сначала себе, а затем и своим сыновьям, и всем своим внукам, роскошные квартиры в самом Нью-Йорке, и даже загородную недвижимость, и роскошные автомобили… Как он проворачивал такое быстрое оформление документов – я могла только догадываться: однажды Геральт обмолвился, будто кузен Джаспера является “крупной рыбой” в правительстве США. Больше об этом мне ничего не известно.
– Тебе, как единственной кровной внучке Мирабеллы и Геральта, я сделаю дружескую скидку: возьму с тебя пятьдесят тысяч. В конце концов, ты так похожа на свою бабушку, надо же…
Очень щедрая скидка. Согласиться или отказаться от этого жеста? Если откажусь – это может быть подозрительным, однако же, и не заплатить полную сумму за такую, в буквальном смысле, жизненно важную работу, я не могу себе позволить…
– Сто пятьдесят тысяч – слишком щедрая скидка. Давайте я заплачу вам сто из двухсот, – сдвинула брови я, и Джаспер мгновенно врезался в меня взглядом. – Бабушка Мирабелла не позволила бы мне злоупотреблять Вашей добротой.
– У меня весьма обеспеченная старость. Так что я настаиваю на пятидесяти тысячах, в честь моей дружбы с твоим дедом…
– Но я уже перевела на счет вашей компании сто тысяч долларов. И потом, Вы ведь со своей женой скоро уезжаете во Францию, где Вы наверняка захотите побаловать свою супругу дорогими подарками.
Прежде чем ответить мне, мой собеседник немного подумал, а затем протянул мне пухленький конверт размером с любимый планшет моего внука Бена:
– Благодарю за полноценную оплату. Ты добра и щедра, как твоя бабушка.
Сжато улыбнувшись, я ничего не ответила и, приняв в руки конверт, вышла с ним на улицу, чтобы больше не мозолить своей внешностью старые глаза своего подслеповатого знакомого – вдруг он внезапно каким-то невыгодным для меня образом осознает, что я и есть та самая Мирабелла, которую он, оказывается, считал щедрой да еще и доброй?
Завернув за угол дома, я села на лавочку пустующей автобусной остановки и дрожащими руками вскрыла конверт. В конверте оказалось два заветных документа: паспорт и водительские права с моей фотографией – белый фон, черная кофта, белое лицо, черный хвост через плечо. Дату рождения я не изменила, только поменяла год – минус ровно шестьдесят лет. Итак, мне двадцать… И теперь меня зовут Рашель Рокки Армитидж… РОККИ?! Он записал моим вторым именем Рокки?!
Я чуть не выронила паспорт из своих рук! Уж лучше бы он записал меня Мирабеллой! Рокки – совсем неподходящее имя для меня… Для девочки. Точнее, для девушки. Женщины или бабушки… Кем я там теперь являюсь?.. Однако именно это имя Шон с Барбарой выбрали для моей внучки, и именно это имя я в итоге полюбила даже больше, чем собственное. Красота. Теперь и меня тоже будут звать Рокки. Конечно же я сохраню своё второе имя втайне ото всех, но всё же – Рокки… Увидел бы мой новый паспорт Шон – громко бы посмеялся со своей матери, которая двадцать пять лет назад, узнав о том, каким именем нарекли её внучку, чуть не выпала в осадок. Что ж, Рашель Рокки Армитидж, по крайней мере, теперь уж совсем очевидно, что у твоей судьбы всё в полном порядке с чувством юмора.
Получив на руки действующие документы на свою новую личность, в первую очередь я обзавелась сим-картой и подключила себе мобильный интернет. Понимание того, как именно пользоваться интернетом, да ещё и мобильным, у меня было весьма смутным, однако в противовес было выставлено трезвое осознание того, что без этой современной технологии мне в моей новой жизни не обойтись, так что я подключила себе какой-то непонятный безлимит, который порекомендовал мне молодой продавец-консультант с забавным синим ирокезом на голове.
Водительские права я делала себе с пониманием того, что в своей новой жизни хочу вновь стать водителем. И я понимала, что хочу купить себе хороший автомобиль, но в Нью-Йорке было слишком плотное движение, да и мне понравилось путешествовать на поезде, так что с автомобилем я решила немного повременить.
Итак, мобильный телефон с действующей сим-картой и интернетом, зарегистрированными на имя Рашель, у меня есть, а автомобиль мне пока что не к спеху… Куда двигаться дальше?
Я решила начать с железнодорожного вокзала, сочтя это место идеальным на роль отправной точки. Добраться до Центрального вокзала было предсказуемо просто: такси – разговорчивый темнокожий таксист – щедрые чаевые и – вуаля! – мне остается определиться только с тем, билет до какого города мне покупать.
Просидев в зале ожидания два часа за изучением работы своего мобильного браузера, что оказалось для меня неожиданно простым занятием – и почему еще десятилетие назад я так и не смогла понять, как эта система работает?! – я решила, что мне необходима передышка – время, чтобы привести свои беспокойные мысли в порядок и успокоить свою трепещущую душу, наконец выдохнуть и перестать просыпаться от собственного крика… Мегаполис для такой цели точно не подойдёт, а так как мне необходим некоторый городской комфорт, значит и глухая деревня мне не сгодится. Получается, меня интересует провинциальный городок, где-нибудь не очень далеко, в штате, в котором у меня не найдётся старых знакомых.
Так отсеивая категории по своим достаточно скромным запросам, мой выбор в итоге пал на Нью-Гэмпшир, из которого в мои руки выпал Хамптон: небольшой городок с населением в шестнадцать тысяч человек, расположен на побережье Атлантического океана, благодаря Хэмптон-Бич является популярным летним туристическим направлением. Но главное, что зацепило мой взгляд: город располагается в о́круге под названием РОКИнгем. Это ли не знак?
До Хамптона я добралась за пять часов – чуть более получаса пришлось ожидать прибытие необходимого мне поезда. Чтобы избежать соседства с незнакомцами, я купила два билета – за прошедшие два дня я подустала оттого, что в непосредственной от меня близости постоянно трутся чужаки. Не знаю, сколько раз за сутки моего пребывания в этом городе меня случайно толкнули в плечо или коснулись меня своей сумкой, шарфом и просто шлейфом ярко пахнущих духов. Так что затрата на покупку второго билета показалась мне оправданной.
Наконец заняв одно из двух своих мест, то, которое было расположено у окна, я обняла свой рюкзак, потому что ничего большего мне не было доступно для объятий, и не заметила, как уже спустя полчаса с момента, как поезд тронулся, задремала.
Мне снилось красивое побережье, к которому я внезапно направила свою жизнь… Кажется, в детстве, когда я ещё не ходила в школу, мы с родителями бывали в Хамптоне – вместе гуляли по побережью Атлантического океана? – но это смутное воспоминание поглощалось теми фотографиями, которые сегодня я рассматривала в интернете, так что открыв глаза на конечной остановке, я так и не смогла припомнить: действительно ли в детстве родители возили меня в Хамптон или моя память смешала правду с иллюзией?
Поела я в неплохом кафетерии – куриный бульон и жареный картофель со свежим салатом, – ночь провела в лучшем номере зачуханного мотеля, с двуспальной кроватью, сносным душем и ограниченным TV. Направляясь в этот небольшой городок, я планировала найти здесь приемлемое для себя жильё при помощи того же интернета, при содействии которого я в итоге оказалась здесь, но мой план подкорректировало объявление, которое я заметила на специальной рекламной доске перед входом на территорию мотеля: кто-то сдавал однокомнатную квартиру в непосредственной близости к пляжу. Объявление выглядело совсем свежим: белоснежная бумага, ни одного оторванного номера телефона… Я оторвала один номерок и положила его в карман своей удобной толстовки. Кто вообще в этом веке клеит такие объявления? Ответ прост: люди из прошлого века.
Вечером, после душа забравшись голой под одеяло – нужно будет купить себе пижаму, – и убавив громкость телевизора, по которому шло популярное кулинарное шоу, я набрала номер телефона с объявления. Мне ответил голос пожилой женщины, мы договорились встретиться на следующий день в полдень, на Ocean Boulevard, по тому адресу, что был указан в объявлении.
На первый взгляд, Мейре Горовиц я дала бы пятьдесят семь лет. Низкорослая, с пышными, кудрящимися до лопаток черными волосами, пронизанными первыми прядями седины, на вид очень ухоженная и провинциально-деловая, обладающая заметно жестковатым, но не грубым характером. Не только имя этой женщины, но и вся её внешность выдавала в ней чистокровную еврейку.
Дом, возле которого мы встретились, был двухэтажным и представлял собой многоквартирник – вместо подъезда квартиры были объединены общей террасой на первом этаже и общим балконом длиной в весь дом на втором этаже. Всего в доме было двадцать квартир: пять двухкомнатных на первом этаже и десять однокомнатных на втором этаже. Мейра Горовиц сдавала однокомнатную квартиру на втором этаже, номер квартиры – пять, потому что нумерация квартир здесь отчего-то начиналась со второго этажа и заканчивалась первым.
Квартира оказалась небольшой и мало обставленной, однако весьма чистой: в ванной комнате тёмно-зеленый кафель на стенах и светло-бежевый на полу, хорошо вычищенный, но всё равно заметно старый и местами даже с трещинами; раковина тоже с трещиной у основания крана; открывающееся зеркало над раковиной, за которым спрятаны полочки для гигиенических принадлежностей, целое; самое главное – унитаз и небольшая стиральная машина совсем новые, ещё даже с неснятыми этикетками. В коридоре на стене у выхода из квартиры три крючка для верхней одежды и лавочка, под которую можно спрятать три пары обуви. Главная комната небольшая и совмещена с кухней, состоящей из четырех напольных и четырех верхних тумбочек, плюс электрическая плита на три конфорки, миниатюрная посудомоечная машинка, полноценный холодильник с морозильной камерой внизу – холодильник, как и стиральная машина, и унитаз, совсем новый. Помимо кухни в этой комнате ещё находились квадратный стол и два стула – и больше ничего, не считая широкое окно, слегка прикрытое прозрачным тюлем и полузакрытыми жалюзи. Я как раз хотела поинтересоваться, где же спальное место, когда хозяйка квартиры, перехватив мой взгляд, заговорила первой:
– Ты первая, кто позвонил, и первая, кто смотрит эту квартиру, – решила начать издалека она. Её голос чеканил слова, словно жестяные монеты: – Квартира находится в хорошем местоположении: минимаркет, аптека, пара кафетериев, банкоматы, автобусная остановка – всё в пешей доступности. Хотя окна и выходят на парковку, а не на океан, всё равно это первая береговая линия – пляж через дорогу. Квартира сдаётся второй раз: на прошлой неделе отсюда съехала молодая мать-одиночка с дочерью четырех лет. Они прожили здесь без малого два года, однако недавно женщина решилась во второй раз выйти замуж, так что сразу после помолвки перебралась жить к жениху. Сказала, что у него во владении неплохой дом в Солсбери… Что касается спального места, – женщина подошла к стене и, коснувшись одной из трех её панелей, начала её двигать, – пол в этой квартире утепленный, потому что мы изначально планировали обустроить всё здесь в японском стиле. Поэтому вместо кровати в шкафу найдёшь два футона. Футон – это традиционная японская постельная принадлежность в виде толстого хлопчатобумажного матраса. Расстилаешь его на ночь, а утром убираешь назад в шкаф. Не переживай, футон достаточно плотный, а пол утепленный, так что спать будет не холодно. Предыдущие жильцы не жаловались, да и от жильцов из других квартир на футоны жалоб тоже не поступало. Кстати, футон совершенно новый – пришлось заменить предыдущий из-за того, что девочка некоторое время мочилась во сне. И еще: если испортишь что-нибудь из предметов обстановки, тебе придется оплатить полную стоимость пострадавшей вещи – поношенность мебели, конечно же, не в счёт. Меня интересует сдача на длительный срок – туристы и еженедельные оплаты меня не интересуют. Оплата помесячно с момента подписания договора, сдача на длительный срок, внесение средств за первый месяц и предоплата за последний. Кстати, коммунальные платежи здесь совсем небольшие. Если всё устраивает – можем подписать договор прямо сейчас.
– Здесь тихие соседи?
– В четвёртой квартире живёт молодая пара без детей, в шестой один парень, под тобой пожилая дама с внучкой подросткового возраста вроде бы. Шумных соседей здесь нет, но и чтобы ты понимала, обеспеченных здесь тоже не водится. Дом старый, жилье из недорогих, из владельцев здесь никто не обитает – все квартиры сдаются в аренду. Так что нет, не шумно, но и не богато. Усреднённо с экономным уклоном. Если ты студентка с ограниченным бюджетом, тогда считай, что это один из лучших вариантов в Хамптоне для тебя. Так что, снимаешь? Если согласна, можем подписать договор прямо сейчас.
– Я студентка с ограниченным бюджетом, так что мне подходит, – уверенно кивнула я.
Я ненавидела врать, поэтому почти никогда в своей жизни и не врала, но сейчас всё было по-другому: я нахожусь в неофициальных бегах, в моём рюкзаке лежат восемьдесят миллиардов долларов и документы с обновлённой датой рождения, и новым именем. Пусть эта женщина кому хочет, тому и рассказывает о том, что сдала свою квартиру некой студентке по имени Рашель – никто не заподозрит в этой информации ничего неладного.
– В таком случае держи ключи, – хозяйка квартиры протянула мне связку из трех ключей: два от входной двери и один от почтового ящика. – Сейчас подпишем договор, и квартира в твоём полном распоряжении, милочка. Так что можешь привозить сюда свои вещи уже сегодня.
Она назвала меня милочкой? Это вызвало у меня сначала непроизвольную хмурость, а затем неожиданную ухмылку: она годится мне в дочери, а думает, будто ей в дочери гожусь я. На слова же о том, что я могу привозить свои вещи уже сегодня, я отреагировала молчаливым осознанием того, что у меня, по сути, совсем нет вещей: только то, что лежит в рюкзаке у меня за спиной, и больше ничего. Нужно бы это исправить и обзавестись самым необходимым: зубная паста и щетка, шампунь и мыло, расческа, пижама, минимальный комплект сменной одежды…
– Подпись поставь здесь, – стоило мне ознакомиться с незамысловатым контрактом, как миссис Горовиц указала своим коротким пальцем на пустующую ячейку, отведенную специально для подписи арендатора. Я на мгновение замерла: прежде моя подпись содержала инициалы имени Мирабелла. Для паспорта и водительских прав я придумала новую роспись, которую ещё не выучила настолько, чтобы воспроизводить её мгновенно, и всё же я припомнила её достаточно быстро, и сразу же пометила на полях своей памяти необходимость поупражняться в выведении своей новой росписи:
Я снова проснулась от собственного крика и снова некоторое время после пробуждения была дезориентирована: не понимала, где я нахожусь, и даже кем являюсь, а после того как ко мне резко вернулось понимание собственной личности, несколько страшных минут потратились на попытки вспомнить, что же произошло с моим телом. Не хотелось бы, чтобы мои утренние пробуждения начали ассоциироваться у меня с зашкаливающим сердцебиением, обильным потоотделением и, что самое страшное, с кратковременной амнезией и сопутствующим ей удушьем, однако подобным образом я проживала уже третье из трех своих пробуждений в новом теле – нервный знак, требующий от меня присмотреться к собственному психологическому состоянию.
Покинув прогревшийся от моего тела футон, я сходила в туалет, после чего, с целью освежиться, вымыла руки до локтей и сполоснула лицо прохладной водой, как вдруг в мою входную дверь раздался негромкий стук. Это была моя первая ночь в съемной квартире, так что знакомыми я здесь ещё не обзавелась и гостей точно не ждала. Неудивительно, что в ответ на неожиданный звук моё тело непроизвольно замерло.
Сначала я решила, что кто-то из моей прошлой жизни каким-то чудом смог выйти на мой след, и сразу же немного испугалась собственных мыслей, но вовремя одернула свою паранойю, приказав ей забиться в дальний угол моего сознания и совсем не высовываться оттуда. Сделав глубокий выдох, я вытерла влажные руки о льняное полотенце, купленное мной накануне в минимаркете вместе с предметами личной гигиены первой необходимости, и с невозмутимым выражением лица подошла к двери. Глазка в двери не было, зато имелась предохранительная цепочка, которую я решила не снимать.
Не знаю, кого именно я ожидала увидеть – может быть хозяйку квартиры? – однако я удивилась, встретившись взглядом с молодой девушкой. Белокожая, с большими тёмными глазами, с острыми скулами и с мелко завитыми, густыми чёрными волосами длинной чуть ли не до пояса, на веках длинные стрелки, нарисованные чёрным карандашом, больно тоненькая и оттого по-особенному красивая фигура облачена в спортивные хлопковые штаны и короткую вылинявшую футболку, когда-то явно имевшую розовый цвет.
– Привет, – широко и откровенно дружелюбно заулыбалась незнакомка, начав выкручивать свои гибкие пальцы. – Меня зовут Летисия Уитман и я твоя соседка справа – живу в четвёртой квартире вместе со своим парнем Купером Чайлдом.
С облегчением выдохнув – это не мои дети, не мои внуки и даже не невестки с правнуками на руках, – я сняла с двери цепочку и распахнула дверь. На улице было по-летнему тепло, но солнце пряталось за низкими перистыми облаками. Едва уловимо поморщившись от яркого дневного света – или утреннего? ещё ведь нет и одиннадцати часов, – я только сейчас заметила, что в моей квартире, оказывается, маловато света. Получается, окна квартир второго этажа выходят на запад, и вечером моё убежище будет залито красивыми оранжево-алыми лучами закатного солнца.
– Я слышала, как ты кричала, – соседка прервала мои мечты о красивом закате. – У тебя всё в порядке?
– Оу… Да. Да, просто… Кошмар приснился, – я свободно взмахнула рукой.
– Ой, у меня тоже случаются кошмары, – по моему примеру в ответ взмахнула рукой собеседница и, сразу же сцепив ладони, продолжила мне улыбаться. Я продолжила просто смотреть на неё, не зная, что же ещё сказать. Как только молчание стало неловким, девушка спохватилась. – Послушай, я тут подумала… Раз мы теперь соседи, может быть, ты хочешь, ну не знаю… Познакомиться поближе?
– Познакомиться поближе?
– Да, понимаешь, я просто решила преодолевать барьер стеснительности во время знакомства с новыми людьми, который у нашего поколения вызывают социальные сети, ну ты понимаешь…
– Ага… – я не очень это понимала, потому что никогда лично не сталкивалась с подобным, но я замечала за своими внуками проблему социализации, связанную с их погружением в интернет.
– В общем, мы с Купером достаточно общительные, так что, если хочешь, можешь приходить к нам сегодня вечером, скажем, часов в семь. Ну, знаешь – выпьем пиво, поболтаем, – девушка снова смущённо заулыбалась.
Прежде соседи приходили с пирогами или на пироги звали, а теперь, значит, молодые люди налаживают контакт через пиво. Интересно.
Я не заметила, как задумалась над этим открытием, отчего Летисия вдруг начала стремительно терять остатки уверенности и решила нервно переспросить:
– Ну так что… Ты придешь сегодня?
– Да… Да, приду, – я уверенно закивала головой.
– Хорошо, – девушка вновь просияла. – Тогда будем ждать тебя. Соседняя квартира, – она указала большими пальцами через своё левое плечо и задорно захихикала, – в семь часов, окей?
– Окей.
– Пиво с нас.
– Замётано.
Девушка направилась в сторону своей квартиры, а я закрыла дверь и закусила губу. “Замётано” – отлично подобранное слово для моего нового возраста, пару раз услышанное мной от моей внучки Валери. Общение со своими сверстниками – именно со сверстниками Рашель, а не Мирабеллы – должно пойти мне на пользу. Общаясь с молодёжью, я начну лучше понимать их мысли, перенимать новые слова, чувствовать ритм текущего века… И всё же – неужели она пригласила меня на голое пиво? Худоба этой девочки красноречиво подсказывает о том, что ей стоит начать поплотнее питаться и даже не помешало бы набрать пару-тройку, а может и все пять килограмм. Как будто ни мать, ни бабушки не кормили её сытными пирогами, а теперь она питается соответственно своему легкомысленному возрасту – то есть как придется.
Сразу после ухода Летисии я открыла нараспашку единственное окно в квартире и проветрила помещение, впустив в него свежий воздух и немного тепла летнего утра. Выпив чашку чая, я переоделась из пижамы в одежду, в которой приехала в этот город, и пошла в минимаркет, в котором была накануне. Немного погуляв вчера по городу, я смогла приобрести себе не только пижаму и тапочки, но и предметы гигиены, и немного незначительных продуктов вроде чая, печенья и сухариков. Сегодня наступила пора прибарахлиться получше: одежда не к спеху, а вот забить продуктами холодильник необходимо. И ещё нужно купить себе посуду – та, что нашлась в одном из шкафчиков, выглядела слишком уж старой, а сковороды, кастрюли и формы для выпекания и вовсе не было.
Минимаркет был недалеко – всего сто метров вглубь соседней улицы, – так что я сходила за продуктами дважды. Купила себе хлеб и масло, муку и яйца, разрыхлитель и приправы, крупы, каши, макароны и спагетти, филе индейки и куриное филе, сыр и сметану, молоко и ветчину, овощи и фрукты, соль и сахар – всего по чуть-чуть, на одного человека, и всё же ходить пришлось дважды, и оба раза я выходила из маркета с двумя тяжелыми пакетами, которые несла в своих неожиданно крепких руках с такой лёгкостью, что не могла в это поверить, ведь еще на прошлой неделе подобный вес мог бы всерьёз подорвать моё здоровье.
Посуду я купила в магазине напротив маркета, всё средних размеров: кастрюля, сковорода, противень, набор столовых приборов – по четыре предмета, – красиво разукрашенный набор из четырех кружек.
Занеся всё это в свою новую обитель, я с великим удовольствием распаковала всё, что могла распаковать, и расставила всё ровно по полочкам. Пока занималась этим, впервые за последние дни чувствовала себя в своей тарелке – вести домашние дела я полюбила ещё до того, как у нас с Геральтом появился Шон, и с тех пор так втянулась в это занятие, что, кажется, уже никогда не разлюблю сортировать продуктовые запасы и расставлять посуду по местам.
Готовить себе обед в новом месте и в новой посуде оказалось неожиданно очень приятным занятием. На обед у меня был сытный суп, который мне пришлось доедать и в шесть часов на ужин – мне уже давно следовало научиться готовить на одну персону, но я всегда так сильно увлекаюсь готовкой, будто у меня есть счастливая возможность покормить кого-то кроме себя. Впрочем, сегодня – впервые за долгое время, – я решила дерзнуть и предоставить себе такое удовольствие.
Для того чтобы приготовить песочный пирог-плетёнку, я обзавелась всеми необходимыми для выпечки кухонными принадлежностями, а также мукой, сахаром, сливочным маслом, яйцами, молотыми орехами, молотой гвоздикой, молотой корицей и двумя баночками моего любимого вишнёвого джема. Готовится такой пирог всего пару часов, а вкус у него незабываемый, так что я не смогла устоять – пусть меня угощают пивом, взамен я хочу накормить кого-нибудь собственноручно приготовленным пирогом. Будь я более развязной, намесила бы три таких пирога или сотворила бы ещё чего-нибудь вкусненького, но я пока ещё не знаю, что у меня за соседи, и как они могут отнестись к домашней готовке постороннего человека, так что сегодня решительно ограничилась всего лишь одним пирогом.
На протяжении всего дня я внимательно следила за временем, высвечивающимся на экране моего телефона, поэтому у деревянной двери, выкрашенной в зеленый цвет и с прибитой на ней жестяной четвёркой, я стояла ровно в семь ноль-ноль. Стоило мне коротко трижды постучать костяшками пальцев чуть ниже скособоченного номера квартиры, как дверь мгновенно открылась и передо мной возникла уже знакомая мне Летисия, улыбающаяся ещё шире, чем утром.
– Ты пришла!
– Конечно, ты ведь приглашала, – невозмутимым тоном отозвалась я, невольно наслаждаясь молодостью собственного голоса.
Летисия отошла в сторону, пропуская меня внутрь квартиры. Переступив порог, я протянула ей тяжелый и закутанный в полотенце круглый противень с ещё горячим пирогом.
– Ой, а что это? – приняв подношение, девушка слегка пригнулась вниз от его тяжести. Откормить такого ребёнка – мечта любой бабушки.
– Мой презент в честь знакомства.
– Вкусно пахнет, – она понюхала поверхность полотенца.
– Там пирог…
– Кто-то сказал волшебное слово “пирог”? – из комнаты в коридор вышел молодой парень, на вид ненамного старше Летисии. Чуть выше нее, поджарый, то есть худоватый, с уложенными назад при помощи крема каштановыми волосами, с весёлой улыбкой и весёлыми искорками в улыбающихся глазах. Весь вид этого парня выдавал в нём весельчака и заядлого оптимиста.
– Я Купер, можно просто Куп, парень Лети, – наше рукопожатие получилось уверенным. Но стоило нашим рукам разомкнуться, как желудок парня предательски громко заурчал. – Вы раскроете это полотенце или мне его сорвать, как танцевальный костюм в моей порно-фантазии с тобой? – парень вцепился влюблённым взглядом в свою девушку.
– Купер! – мгновенно и очень сильно засмущалась Летисия, что было очень мило. Развязность современной молодёжи такая интересная.
Я решила помочь и убрала полотенце с поверхности красиво подрумянившегося пирога, из-за тестовой сетки которого аппетитно проступал джем.
– Это что такое?! – парень вскрикнул так громко, что я чуть не вздрогнула и сразу же заулыбалась вместе с Летисией.
За спиной Купера внезапно возник ещё один парень, очень сильно отличающийся от моего первого знакомого: выше на полголовы, светлоглазый блондин с длинноватой стрижкой, широкоплечий, короткие рукава футболки оголяют приличные бицепсы – весьма симпатичный молодой человек, представляющий собой тот предсказуемый типаж, который никогда не вызывал у меня серьёзного интереса.
– Марк, познакомься, это наша новая соседка, – улыбнулась Летисия.
Марк протянул вперед, прямо над пирогом, свою раскаченную руку, тем самым разрезав пространство между Купером и Летисией.
– Это Марк Скайуокер, наш не то чтобы закадычный, но всё-таки друг из шестой квартиры, – ухмыльнулся Купер.
Рукопожатие этого парня было заметно сильнее, чем аккуратное рукопожатие Купера.
– Так а как тебя зовут? – вдруг поинтересовался Купер, коснувшись пальцами мочки своего правого уха.
– Оу… Я Рашель.
– Отлично, Рашель! Теперь будем знать, а то с утра моя красавица не выяснила твоего имени…
Так, эти двое безумно сильно влюблены, понятно…
– Давайте пройдём в комнату, – наконец предложила Летисия, – этот пирог такой тяжелый, что я боюсь уронить его.
– Дорогая, тебе нельзя носить тяжести, отдай-ка это дело мужчине, – с этими словами Купер забрал из рук Летисии форму с пирогом и направился в основную комнату. Марк и Летисия сразу же зашагали вслед за ним, и я, поспешно сбросив со своих ног обувь, стала замыкающей этого шествия.
– Если честно, я немного в шоке от такой красоты, – вдруг выдал Марк. – У нас в городе открылась достойная пекарня?
– Хреновая для тебя новость, да, супер-тренер спортивного недо-клуба “Аполлон”? – хихикнул Купер. – Приличная выпечка мигом выбьет из тебя всю дурь протеиновых коктейлей, – с этими словами он остановился у стоящего посреди комнаты низкого и квадратного журнального столика, выполненного в японском стиле. Обстановка этой квартиры как будто была скопирована с обстановки моей квартиры, только комплектация кухни немного отличалась, ковёр из короткого и давно вытоптанного ворса был не серым, а зеленым, и еще помимо большого стола здесь присутствовал маленький столик.
– Нет, правда, где ты раздобыла такой пирог? – Марк вновь посмотрел на меня заинтересованным взглядом.
– Вообще-то, я купила только форму и ингредиенты, а пирог приготовила сама, – совершенно без желания похвастаться, призналась я.
– Ты приготовила такую красоту сама?! – Летисия переспросила с восторженно-ошеломлённым придыханием.
– Куп, давай я помогу тебе с пирогом, а то ты его всё из рук выпустить не можешь, – Марк потянулся к пирогу, всё ещё удерживаемому Купером.
– Знаешь что, хитрец десятого левела, я и сам с этим пирогом прекрасно справлюсь! Мы вообще тебя сегодня в гости не приглашали, так что нам должно было достаться больше…
– Должно было, но теперь не достанется.
– Парни, не будьте такими голодными, види́те себя прилично, этого пирога на всех нас хватит, – Летисия метнулась к кухонному гарнитуру, и уже через несколько секунд на низком столике появился дешевый комплект посуды из крепкого пластика, каким обычно предпочитают пользоваться студенты.
Пирог был съеден подчистую меньше чем за двадцать минут: ребята оказались голодными и оттого не стесняясь разговаривали с набитыми ртами. Слушая их бойкую болтовню, я съела совсем скромный кусочек, чтобы убедиться в том, что пирог у меня действительно получился хорошим, так что девяносто пять процентов пирога умяли мои новые, брызжущие весельем знакомые. Обещанного пива в угощениях так и не появилось, зато меня угостили дешевым вином, а в качестве закусок было предложено два вида сыра, ветчина и нарезка фруктов – я всё попробовала по чуть-чуть, всё оказалось специфическим, однако всё же приятным на вкус. Особенно специфическим было низкоградусное вино.
В течение первого получаса этого вечера я узнала о своих соседях больше, чем рассчитывала. Куперу двадцать пять лет, он совсем недавно окончил медицинский колледж, но пока что работает всего лишь водителем кареты скорой помощи, свою работу он любит, но всё равно хочет большего и не прекращает к этому большему стремиться. Летисии двадцать три, она танцовщица, вернее, хореограф, и она обожает свою работу, которая между тем ещё менее оплачиваемая, чем работа Купера. Марк – тренер в новом местном тренажерном зале, работа его, вроде как, устраивает, по крайней мере, его заработной платы “вполне хватает на одного человека”, так что увольняться с насиженного места он не собирается.
На протяжении всего вечера Купер называл Летисию исключительно Лети, а Летисия и Марк обращались к Куперу используя только сокращенную форму его имени – Куп. Они очень бойко общались друг с другом, а я с удовольствием слушала их, что продолжалось до тех пор, пока весь пирог, вся второстепенная закуска и всё вино не было уничтожено подчистую. Стоило Куперу признать, что бутылка с вином бесповоротно осушена, как Марк сосредоточился на мне. Врезавшись в меня цепким взглядом, парень вдруг спросил:
– Так кто же ты такая?
– В смысле? – я едва уловимо сжала кулаки под столом, за которым мы все сидели в позе лотоса.
– В этом доме только проблемные бедняки живут. К примеру, Купер с Летисией – вчерашние выпускники колледжей без семейной поддержки и материального благосостояния, потому и делят эти квадратные метры с тараканами.
– Неправда, тараканов мы вывели, их уже два месяца как нет, – с протестом в голосе улыбнулась Летисия.
Марк продолжал:
– Я здесь потому, что крайне невезуч в сердечных делах. Но в этом доме есть и другие квартиранты. К примеру: мужик из седьмой квартиры с семилетним сыном – растерянный вдовец; дальше по коридору в девятой квартире обитает беженец с четырехлетним сыном, тайно встречающийся с проституткой из четырнадцатой квартиры. Но это далеко не полный список местных жильцов, здесь нашли пристанище и другие интересные личности: мать-одиночка с двумя детьми, бывший наркоман, бабушка с внучкой, подвыпивающий затворник, студент, наподобие Купа и Лети, только ещё не выпустившийся из колледжа. А ты кто такая и каким ветром тебя занесло в нашу обитель?
Как же я не придумала до сих пор свою легенду?! Просто я никогда не врала – покрывалась гусиной кожей всякий раз, как приходилось опускаться до лжи, вот и не подумала…
– Я просто в поисках себя, – выдала я и поджала губы, но увидев в глазах своих новых знакомых негаснущий огонь любопытства, поняла, что так просто не отделаюсь, и решила добавить, чтобы меня не начали допрашивать с пристрастием: – Ищу самостоятельности от родителей, вот и сняла квартиру в этом доме… Дешево, но, вроде как, не так уж и плохо, да и воодушевляет, что мне по карману.
– Да, с родителями здесь, как с финансами – у всех свои проблемы, – вдруг ухмыльнулся Марк, и я поняла, что попала в цель своей легендой, а значит, теперь главное – зазубрить и придерживаться её. И поменьше деталей – больше полёта фантазии для тех, кто о ней думает и её обсуждает. Пусть строят догадки, главное, чтобы они строились на правдоподобном, но не правдивом фундаменте.
– Ты танцуешь? – вдруг разрезала тему напополам Летисия.
– Кто? Я? Нет, – я часто заморгала. Когда-то я танцевала с Геральтом, но это были уединенные танцы, и они были так давно, что, кажется, будто это мне когда-то лишь снилось.
– А я очень красиво танцую, – Летисия вдруг вскочила на ноги и, встав сбоку от меня, начала плавно вилять бёдрами и делать волны руками напротив своих красивых тёмных глаз. – Я преподаю восточный танец живота, – она резко встряхнула руками и остановила только начавшийся танец. – Давай я запишу тебя на урок. Не переживай, пробное занятие бесплатно. Только в этом году собрала свою первую группу. Если придешь – будешь самой молоденькой, но не переживай, мои ученицы все разновозрастные. Пока что самой младшей ученице тридцать лет, а самой старшей пятьдесят.
Танец живота? Занятие, о котором я вообще никогда не задумывалась и потому не представляла себя в нём…
– Что ж, можно попробовать, – попыталась улыбнуться я.
– Замечательно! – мгновенно и радостно захлопала в ладоши Летисия.
– Ты ведь понимаешь, что чем больше у неё учеников – тем больше её заработная плата? – ухмыльнулся мне Марк.
– Ну и что с того? – почти возмущенным тоном откликнулась Лети. – Я ведь не собираюсь обирать Рашель – я научу её танцевать так, как танцуют самые лучшие танцовщицы мира, и это совсем недорого, особенно по сравнению с ценами в том же Манчестере. И потом, ещё не факт, что Рашель захочет продолжить после пробного занятия. Вдруг это не её?
– Ты ведь неискренне…
– Да, на самом деле я считаю, что смогу втянуть в это дело даже волнистого попугайчика, не то что Рашель, – Летисия со смехом уселась впритык к Куперу.
– Слыхала? – Марк снова заглянул мне в глаза. – Волнистых попугайчиков поставили на ступеньку выше тебя. Что на это скажешь? – Летисия продолжила хихикать, а я решила ничего не отвечать. Лети – душка, а Марк очень любопытен. Так и не дождавшись от меня ответа, Марк решил выдвинуть своё предложение: – Раз уж ты согласилась на восточные танцы нашей Лети, может быть тебя заинтересует и тренажерный зал? Для начала я могу предложить тебе целых пять бесплатных занятий с личным тренером в моём лице.
Никогда не любила заниматься спортом в людном месте – в нашем с Геральтом доме была отдельная комнатка с парой тренажеров, набором гантелей, ковриками и резинками.
– Нет, спасибо, с меня для начала и танцев хватит, – вновь попробовала улыбнуться я.
– Понял? Она моя! – Летисия со смехом шлепнула Марка по его оголенному бицепсу, на что блондин среагировал мимолетной ухмылкой, но своего внимания с меня не снял:
– А кем ты работаешь?
Я совсем ничего не продумала… Как же так?!.. Кем я могу работать? Они ведь увидят, что я целыми днями буду торчать в своей квартире или болтаться по городу… Ненормированный или максимально гибкий график – это кто?.. В голову вдруг пришло слово из сленга моего старшего внука Йена:
– Я айтишница.
– Программист значит, – помог Куппер, на что я отреагировала энергичным покачиванием головы.
Теперь нужно будет купить ноутбук для прикрытия.
– Я могу сбросить тебе программу нашего танцевального клуба, – вдруг предложила Летисия, всё ещё не слезая с волнующей её темы. – Назови свою электронную почту, и я сброшу.
У меня никогда не было электронной почты. По крайней мере той, которую я помнила бы наизусть и от которой помнила бы пароль. Мне определённо точно нужно обзавестись ноутбуком. Срочно.
– Давай я назову тебе почту чуть позже, а то наизусть я помню только рабочую…
Это сработало:
– Да, конечно, пойдёт! Давай договоримся о первом занятии завтра, ты выберешь удобную для себя дату. Кстати, ты завтра в семь часов вечера свободна?
– Думаю да…
– Тогда жди меня в гости. Я приду к тебе завтра в семь, чтобы показать тебе мой новый костюм для танцев, который мне подарил Купер. Он такой красивый, украшенный монетами и золотыми нитями, ты просто глаз отвести не сможешь!..
Они втроём вновь разболтались, перестав терзать меня вопросами, и я вновь начала наслаждаться вечером, насколько могла позволить себе это – на протяжении всего вечера напряжение внутри меня не исчезало до конца ни на минуту. Молодые люди не понимают, как хороша молодость: им даже не нужно сильно стараться, чтобы обзавестись приятной компанией или хотя бы собеседником, в то время как в старости человек теряет даже эту прерогативу. Они молоды, веселы, их окружение процветает, они есть друг у друга – что еще нужно человеку для настоящего счастья? Может быть, общество этих молодых людей поможет мне разобраться со своим психологическим состоянием и более мягко пережить акклиматизацию в новом теле?
Вернувшись этим вечером в свою квартиру, я расстелила футон, переоделась в пижаму, залезла под одеяло и долго смотрела в потолок, пытаясь помириться с самой собой: не дряхлая никому не нужная и обедневшая старушка, а молодая и способная быть интересной богатая девушка – вот кто я теперь. А в грудной клетке абсолютный раздрай: несостыковка, невосприятие, непонимание – всё бьёт по душе, как током по телу. Точно что-то не так…
Днём я посетила местный торговый центр, не отличающийся изобилием товаров, однако всё же я смогла приобрести себе в нём приличную сменную одежду: пара футболок, пара штанов, пара шорт, пара бюстгальтеров, обувь – домашние тапочки и удобные сандалии, – пара носков и пара трусов – всего по паре. После отдела одежды зашла в точку Apple и приобрела серебристый макбук средних размеров – плюс одно недешевое денежное вложение после покупки нового телефона и новых документов. Очевидно, я всё ещё пребываю в серьёзном ступоре – совсем не понимаю, что собой представляет состояние в восемьдесят миллиардов долларов и какие горизонты открывает мне владение этой суммой. Мирабеллой я прожила достаточно скромную жизнь, не приукрашенную бездушными бриллиантами и пустым блеском золота, так что факт открытия для меня новых горизонтов всё ещё оставался закрытым для моего обновлённого взора. Может быть, поэтому я и кричу, просыпаясь по утрам? Потому что не воспринимаю себя новую? Если это так, значит, это плохо, а быть может, и ужасно…
Автобусная остановка была рядом с домом, в котором я снимала квартиру, так что доставить покупки в своё временное пристанище получилось просто. И всё же мне стоит подумать о покупке автомобиля. Наверное… Когда определюсь, что делать со своей новообретённой жизнью дальше.
Подходя к дому, я увидела сразу двух своих соседей: проститутка из четырнадцатой квартиры выпроваживала мужчину, при этом целуясь с ним взасос; бабушка с внучкой шагали от одиннадцатой квартиры в сторону пляжа – внучке было на вид лет шестнадцать, она вела под руку старуху, которой на вид было примерно как мне, то есть около восьмидесяти. Я задумалась об этих людях: что сподвигло молодую женщину заняться проституцией? почему девочка шестнадцати лет живет с древней бабушкой, а не со своими родителями?
Закрывшись в своей уютной квартирке, я включила кондиционер – на улице было точно больше двадцати пяти градусов – и с удовольствием приступила к распаковке покупок: разложила и развесила свои обновки в шкафу, отметив, что не зря приобрела комплект из десяти вешалок-плечиков. Неплохо было бы ещё и хорошим гелем для стирки обзавестись, но возвращаться на жару сегодня совсем не хочется, тем более с учётом того, что у меня отчего-то вдруг начал ныть живот… В общем, я выбрала остаться дома и сделать себе освежающий лимонад, а заодно и домашнее мороженое, после чего запланировала начать разбираться со своим главным прикрытием – с макбуком.
К девяти часам вечера я выучила функции макбука наизусть и изучила самые популярные информационные ресурсы вроде Youtube и одной социальной сети, в которой когда-то видела зарегистрированными своих внуков. Я тоже создала аккаунт и только начала разбираться с тем, как отказаться от подписки на страницы современных суперзвезд, имена которых я слышала впервые, как вдруг меня отвлек трехсекундный трезвон, резво известивший меня о том, что духовка закончила своё дело и благополучно отключилась. Отпрянув от макбука, я поспешно вскочила со стула и непроизвольно прищурилась одним глазом – кольнуло внизу живота так, что я наконец обратила внимание и на ноюще-тянущую поясницу. Причина точно не желудок, но тогда что это?
Я не успела задуматься на эту тему и накрутить себя до серьёзного волнения – мне не терпелось узнать, получился ли у меня пирог. В моей практике пироги портились крайне редко, и-то по причине того, что Геральт мог забыть выключить духовку. И дети, и внуки обожали мои пироги: шоколадные, ванильные, кремовые, слоеные, ореховые, с вареньем и с фруктами – я наизусть знаю десятки рецептов пирогов. Сегодня я решила сделать шоколадный, потому что шоколад, кажется, любят все, а значит, риск промахнуться с угощением в этом случае минимизирован.
Стоило мне только переместить еще горячий пирог с формы на тарелку, как в мою дверь постучались – и как при заселении сюда я не обратила внимания на то, что в квартире нет дверного звонка? Очевидно, и в соседних квартирах его тоже нет, потому что люди здесь для оповещения о своем приходе пользуются исключительно костяшками пальцев.
Не успела Летисия переступить порог моей квартиры и поздороваться, как сразу же выдала фразу, заставившую меня улыбнуться:
– Как у тебя вкусно пахнет! Как на шоколадной фабрике.
– Ты любишь шоколадные пироги с крепким чёрным чаем?
– Никогда не пробовала такого сочетания, но уже люблю! – с решительным задором утвердила девушка, что заставило меня улыбнуться ещё шире и даже уверовать в то, что сегодня будет замечательный вечер. – Смотри, что я тебе принесла, – зайдя в основную комнату, Летисия начала распаковывать большой бумажный пакет.
– Это что, танцевальный костюм?
– У меня их два. Один новый, огненно-красный, год назад мне подарил его Купер, а второму костюму уже больше трех лет, он зелёный, как весна… Вот, смотри какой чудесный! – она развернула передо мной зелёную юбку, украшенную блестящими монетами. – Костюм совсем чистый, только вчера забрала из прачечной, можешь примерить…
– Погоди. Ты что, хочешь отдать его мне?
Девушка замялась:
– Таких костюмов в Хамптоне не купишь, здесь вообще нет специализирующихся на танцах магазинов…
Это было слишком щедро.
– Но ведь у тебя всего два костюма. Ты сама сказала.
– Да, но у тебя ведь вообще нет ни одного… Прости, если не хочешь пользоваться секонд-хендом – всё нормально, я пойму… – она начала поспешно запихивать костюм обратно в пакет. – Дурацкая была идея, слишком навязчиво…
– Нет, – я остановила её руку. – Нет, я приму. Спасибо большое.
– Если не хочешь, я пойму, тебе не обязательно соглашаться на ношенное…
– Но он ведь после химчистки.
– Да.
– Это красивый костюм. И я не найду другого в этом городе. Так что это очень ценное предложение. Спасибо тебе. Я приму.
– Правда? – девушка резко просияла. – А я уже боялась, что переборщила… С детства боюсь быть слишком навязчивой.
– Ты совсем не навязчивая. Просто общительная, а это положительная черта человеческого характера.
Моя собеседница заулыбалась ещё более смущённо.
– Помнишь, ты обещала дать мне свою электронную почту?
– Да, – я приблизилась к столу и, взяв небольшой блокнот с ручкой, купленные мной сегодня на выходе из торгового центра, вырвала из него лист с записанной на нем электронной почтой, созданной мной всего три часа назад: rachelle.number.two-год-моего-второго-рождения@******. Летисия приняла лист и сразу же выдала мне следующую высоту для преодоления:
– А не хочешь обменяться телефонами? Можем общаться при помощи мессенджера – вдруг тебе что-то понадобится, сможешь мне сразу же написать, я всегда на связи.
– Оу… – Мессенджеры. Это такие штуки, в которых мои внуки бросались друг в друга картинками, которые называли эмоджи. – У меня нет мессенджеров.
– Как нет? – глаза Летисии округлились, и я сразу же поняла, что немного промахнулась, и что нужно слёту исправить промах.
– Я только недавно купила себе телефон… В смысле, старый разбился, ну знаешь, как это бывает…
– Да, Купер раз в год свой бьёт, что ощутимо бьёт по нашему карману, но что поделаешь, такое бывает.
– Именно. Такое бывает. Так вот, я еще не установила себе мессенджеров… А ты каким пользуешься? Можешь установить мне, будем на связи, – я попыталась улыбнуться как можно более естественно, на что Летисия совсем не обратила внимание – уже была занята тем, что приняла мой телефон в руки и начала что-то нажимать в нём.
– Кстати, ты заметила, как на тебя вчера Марк смотрел? – не отрывая глаз от экрана мобильного, хмыкнула девушка.
– В смысле? Как? – я совсем не поняла, о чём она.
– Нуу… Так… Как будто ты ему понравилась.
– Оу… Нет. Нет, я не заинтересована, знаешь ли…
Внизу живота снова начало тянуть, нытьё мышц вдруг начало стремительно перерастать в настоящую боль.
– Он тебе не понравился?
Как мне может понравиться ребёнок, годный мне в правнуки?
– Просто у меня сейчас тайм-аут на тему парней, – я не нашла ничего лучшего, чем процитировать свою внучку Валери.
– У Марка тоже разбито сердце: расстался с девушкой, с которой встречался целых три года. Они, вроде как, часто ссорились… Если припомнить, то в последнее время они настолько не ладили, что как будто даже дрались – однажды мы видели Марка с расцарапанной щекой, это было сразу после их финального расставания. Его бывшая девушка работала гоу-гоу танцовщицей в местном клубе, вела ночной образ жизни, видимо, на этой почве они в итоге и расстались. Мы с Марком знакомы уже почти два года, за которые он зарекомендовал себя как неплохой парень и хороший сосед, способный выручить посреди ночи, если у тебя заводятся тараканы или тебе срочно необходимо добраться до другого конца города. Так что учитывай, что на тебя засматриваются красавчики, – с этими словами соседка протянула мне мой телефон. – Всё установилось, только не забудь ввести свой номер телефона.
– Хорошо, – поджав губы, я стала вводить свой номер телефона в необходимое поле.
– Как тебе спится на футоне?
– Если честно, думала, что будет хуже, но оказалось очень даже нормально.
– Нам с Купером было сначала непривычно, но потом, вроде как, втянулись. Мне теперь даже хорошо, хотя Купер даже по истечении двух лет всё ещё мечтает о просторной и мягкой кровати на высоких ножках. Кстати, знаешь, почему эти квартиры обыграны в японском стиле?
– Нет, – сдвинула брови я, начав вводить цифры кода, присланного мне мессенджером по sms.
– Во-первых, обустроить всё в японском стиле дешевле, чем тратиться на крупногабаритную меблировку, а во-вторых, Мейра Горовиц, владеющая сразу несколькими квартирами в этом доме, замужем за японцем. Кстати, я его видела пару раз. Приятный мужчина, зовут Горо, что с японского переводится как “пятый сын” – представляешь, он был пятым ребёнком в семье из семи детей, – Летиссия разболталась, отчего мне стало немного не по себе, потому что я никогда особенно не любила слушать пересуды о каких-то неизвестных, да и известных мне людях. – У него с Мейрой две дочери: Рика и Наоми. Старшую назвали в честь матери Горо, а младшую в честь матери Мейры.
– Ты обо всех всё знаешь, да? – улыбнулась я, чувствуя неладное в области паха – да что же это такое?
– Это маленький город, здесь все друг о друге всё знают, – пожала плечами моя собеседница, и в этот момент я поняла, что у меня… У меня что-то прорвалось! Внизу… У меня намокли трусы!
– Поставишь чайник? – возможно чрезмерно эмоционально попросила я, слишком резко рванув в сторону туалета. – Я сейчас вернусь.
Прежде чем Летисия успела отреагировать, я уже забежала в ванную комнату. Запершись изнутри на замок, я резкими движениями расстегнула свои джинсы, спустила их вместе с трусами и… От шока замерла с повисшими в воздухе руками. Мои трусы насквозь промокли от крови, которая продолжала вытекать из меня и бордовой струйкой течь вниз по моим ляжкам!
Что это?!..
Что это?! Что это такое?! Что это?!
Я пыталась остановить кровотечение при помощи туалетной бумаги, но оно не останавливалось – я уже половину рулона израсходовала! Что со мной происходит? Почему я истекаю кровью? Организм не справился с перемоткой времени – мне конец?! Не будет никакого второго шанса, никакой второй жизни – всё, на что я посмела надеяться, оказалось ложью?! Страшной… Страшной ложью?!..
– Рашель, у тебя там всё в порядке? – за дверью ванной комнаты послышался робкий голос Летисии.
– Да… – оказывается, у меня начали течь слёзы.
– Тебе нужна помощь?
– Нет-нет… Я… Просто…
Что это такое?! Может быть, мне действительно нужна помощь?!
– У тебя там что, месячные?
Меня словно обухом по голове ударили. Я замерла с окровавленной туалетной бумагой в руках…
МЕСЯЧНЫЕ?! ЭТО МЕНСТРУАЦИЯ?!
– У тебя есть тампоны или прокладки? – вновь послышался спасительный голосок из-за глухой двери.
– Нет… У меня нет… Закончились…
– Я сейчас принесу тебе свои! Подожди, я мигом схожу к себе и вернусь…
Летисия вернулась с упаковкой прокладок и упаковкой тампонов. Аккуратно просунув их через дверь, она сказала, что не знает, чем именно я предпочитаю пользоваться, так что принесла оба варианта.
Забросив трусы вместе с джинсами в стиральную машинку, я включила их на полчаса – ничего, что без порошка, главное, чтобы кровь не успела засохнуть. По-быстрому ополоснувшись, я вышла из ванной комнаты в пижамных штанах, которые по утрам оставляла сложенными на стиральной машине.
– Ну как, всё в порядке? – Летисия поджидала меня на пороге между коридором и гостиной. – Ты очень побледнела…
– Всё в полном порядке. Просто начались неожиданно… На пару дней раньше положенного.
– У меня тоже иногда начинаются раньше или позже…
– Спасибо, что принесла средства.
– Оставь обе упаковки себе. Хотя у нас с Купером каждый цент на счету, всё равно не возвращай, в конце концов, это было бы неправильно.
– Спасибо, Летисия. Прости, ты не против, если на сегодня мы закончим? Живот побаливает, я хотела бы отдохнуть…
– Оу, да-да, конечно! – соседка мгновенно метнулась к выходу и начала обуваться в свои поношенные шлепки.
Мой взгляд зацепился за пирог, оставшийся стоять на столе нетронутым. От меня не укрылся взгляд девушки, которым на протяжении всего пребывания в этой комнате она цеплялась за него: как ребёнок, впервые за долгое время диеты увидевший конфету.
– Подожди. – Я сходила за пирогом и вскоре протянула его гостье. – Возьми.
– Ого. Целый пирог? Ты уверена?
– Прокладки с тампонами стоят подороже. Так что с меня ещё один пирог.
– Не стоит! – она уже вцепилась в моё подношение так, что, кажется, не отдала бы мне его, даже если бы я сию же секунду решила бы вернуть его себе.
– Только тарелку не забудь вернуть.
– Обязательно! Спасибо! Спокойной ночи!
– И тебе, – только и успела улыбнуться я, уже закрывая дверь за выбегающей из моей квартиры девушкой. Неужели она и вправду опасалась того, что я передумаю?
Я никак не могла заснуть. Расстелив футон, зарылась под одеяло в надежде поскорее заснуть, но сон не шел, поэтому я рассматривала трещину на потолке в попытках понять, что́ со мной происходит… Это ведь месячные? Точно? Не что-то другое? К утру я не истеку кровью полностью? Не проснусь умирающим от старости, скрюченным существом? Почему так ноет поясница?..
Я начала припоминать. В молодости… Точнее, в прошлой молодости, у меня всегда тянуло спину в первый день месячных. Кажется, точь-в-точь вот так вот, как сейчас…
Мои первые месячные начались в возрасте двенадцати лет. Я в красивом белом платье качалась на качелях, а когда встала с них, моя подруга детства, умершая ещё до пенсии, вскрикнула, сообщив мне о том, что я поранилась – юбка сзади окрасилась в красный цвет. Пока я добралась до дома, мои ноги совсем промокли от крови, я плакала. Мама заранее не подготовила меня к этому этапу моей жизни, и отчасти из-за этого я переживала своё созревание проблематично. Когда я узнала, каким образом на свет появляются дети – выталкиваются из утробы женщины, – я совсем испугалась быть девушкой.
О нет… Значит ли это кровотечение, что моё тело снова способно родить?!
Просыпаться от собственного крика стало привычно. Спрятав лицо в дрожащие молодые руки, я с силой потерла глаза и как будто бы сегодня быстрее пришла в себя – не пришлось тратить время на то, чтобы вспоминать собственное имя, и воспоминания о возвратившейся молодости не задержались… На улице загремел небесный гром. Подняв взгляд вверх, я увидела серый утренний свет, проникающий в комнату из-за приоткрытых жалюзи. В комнате неожиданно заметно похолодало, под теплым одеялом стало по-особенному уютно.
Взяв в руки телефон, ночевавший на полу возле футона, я увидела время – 09:15 – и почтовое оповещение. Открыв оповещение, я поняла, что это сброшенная мне Летисией ещё ночью программа занятий танцев живота. Стоило мне вспомнить о животе, как внизу моего приятно гибкого тела сразу же ощутилась ноющая тяжесть. Заставив себя подняться с постели, я написала Летисии короткое сообщение по установленному накануне мессенджеру, о том, что во время месячных не хочу заниматься никакими танцами, после чего отправилась в ванную. Сполоснувшись под тёплой водой, я переоделась в хлопковые штаны, футболку и рубашку в синюю клеточку – вся одежда была на мне мешковатой, но мне неожиданно нравилось это. В моей прежней молодости я не вылезала из платьев, а здесь вдруг совсем не хотела влезать в них обратно – не купила себе совсем ни одного платья и даже юбки теперь не рассматриваю. Странная смена вкуса.
Почистив зубы, я уже вышла из ванной, когда в мою дверь постучались. Я была уверена в том, что это Летисия, поэтому распахнула дверь нараспашку, но это оказалась не она. Девочка-подросток с первого этажа, живущая с бабушкой. Волосы цвета темной пшеницы длинной до плеч завязаны в хвост, глаза подведены чёрным карандашом, взгляд то ли уставший, то ли просто сонный.
– Полчаса назад ты снова кричала, – даже не поздоровавшись, с ходу начала она. – В этом доме стены тонкие.
– Мешаю спать?
– Бабушка глуховата, а мне так пофиг.
– Тогда зачем ты здесь?
– Бабушка спрашивает, чего ты кричишь по утрам.
– Кошмары.
– Вот, – она вдруг протянула мне маленькую баночку с чем-то прозрачно-оранжевым внутри и картонную коробочку, похожую на чайную. Я приняла. – Бабушка передала от кошмаров: варенье и сбор трав.
– Спасибо.
– Да не за что, – девушка пожала плечами и с безразличным взглядом направилась дальше по балконному коридору. Мой взгляд продолжил смотреть прямо – прямо на берег и волнующийся, шумящий, ставший вдруг оловянным океан. Температура воздуха упала очень заметно, дождь уже начинает накрапывать, гром приближается и ветер усиливается. Низ живота всё ещё поднывает… Отличный день, чтобы никуда не выходить и отлеживаться в постели.
Закрыв дверь, я отнесла презенты от незнакомой ровесницы на кухню, по пути понюхав их – персиковое варенье и знакомый сбор трав, который на самом деле не помогает от кошмаров, скорее от несварения желудка. После уличной прохлады в квартире как будто ещё сильнее похолодало – с третьей попытки у меня наконец получилось включить кондиционер на тёплый воздух. Перекусывая песочным печеньем с крепким чаем и парой ложечек персикового варенья, я то и дело поглядывала в сторону футона, который не собиралась убирать в шкаф: сегодня разрешу себе поваляться и даже поспать – может быть медитирующий отдых поможет мне избавиться от этого нервного напряжения, из-за которого я даже спать нормально не могу? Но в чём заключается источник моего напряжения?..
Новое тело, а мысли о старом. Если к первому просто нужно привыкнуть, то от второго нужно избавляться…
Руки сами потянулись к макбуку. Пальцы сами вбили в поисковую строку браузера имя некой старушки Мирабеллы Армитидж. Наверное, я надеялась найти хоть что-то, но я никак не ожидала увидеть того, что на меня обрушилось, стоило мне только отправить запрос в свободный полёт.
Оказывается, о Мирабелле Армитидж сейчас говорит весь штат Вермонт.
Моё сердцебиение начало заметно возрастать… Фотографии знакомой старушки – мои фотографии! – смотрели на меня с десятков страниц сайтов, на которые я переходила по популярным ссылкам… Столько слов, столько фото, столько комментариев посторонних людей, репортажи, оградительные ленты, фотографии домика Шона и лодок, которые должны были утопить мой след…
Оказывается, дети спохватились даже не на следующие сутки после моей пропажи – они заметили моё исчезновение спустя целых три дня! Они не заметили того, что я не писала им sms по вечерам, они не писали мне сами и не звонили мне… Они прозевали моё “утопление” на целых три дня!
Статьи СМИ пестрели гипотезами и предположениями. Многие заявляли о том, что Мирабеллу Армитидж со дня на день признают покойницей: хотя её тело до сих пор не обнаружено, аквалангисты каким-то чудом нашли на дне озера один её ботинок, а также её платье и тряпичную сумку. На отнесенной течением в сторону лодке нашли след ДНК – пару седых волос. Аквалангисты продолжают поиски, безутешные родственники продолжают надеяться… Кто-то взял короткое интервью у Тиффани – дочь не выглядела безутешной, скорее злой на то, что ей мешают выехать с парковки.
…Текст предсмертной записки не обнародовали, но о её существовании рассказали общественности. Просочилась информация и о миллиардном состоянии, растворенном сумасшедшей старухой в водах озера – в комментариях многие посторонние люди называли меня чокнутой, тронутой, свихнувшейся, незнакомцы говорили, будто “туда мне и дорога”, поливали грязью не только меня, но и мою семью за то, что они, возможно, утратили бесценный для человечества рецепт вечной молодости, и всё из-за малодушия одной эгоистичной семейки. Были и адекватные комментарии, поддерживающие, и даже сочувствующие, но большинство – грязь и помои о том, как безобразно Мирабелла распустила по ветру – “профигачила” – наследие целого человечества. Все эти люди – несчастные дураки, на которых мне было плевать, но вот моя внучка Керри с правнучкой Дейзи заявляют о том, что не прекратят попытки отыскать свою любимую бабушку – они даже не помнили точную дату моего рождения! – и мне становится дурно.
Резко вскочив со стула, я захлопнула макбук и зачем-то метнулась в ванную комнату. С полным непониманием того, что́ и с какой целью делаю, я заперлась и, задыхаясь, уперлась лбом в зеленый настенный кафель, от холода которого по телу начала расползаться резкая дрожь… С каждой секундой мне становилось только хуже. Я начала задыхаться. Схватилась за полотенце для лица, висящее на вешалке, прибитой к двери, и, соскользнув с ним на пол, я вгрызлась в него зубами и вдруг… Начала кричать в него… Пальцы стали неразгибаемыми, удушье стало отчетливее, перед глазами внезапно начали мерцать черные точки…
Не помню, как меня отпустило. Я не теряла сознание, но очнулась уже сидя на заднице, на коврике возле стиральной машины, прислоняясь спиной к холодной стене.
Пришла пора здраво оценить своё психологическое состояние.
У меня панические атаки – это очевидно. Посттравматический стресс от собственного тела – отсюда тяжелые пробуждения ото сна, включающие в себя панику и реальное удушье. Куда ни шел страх проснуться рассыпающейся в прах старухой, но страх быть найденной… Вдруг они выставят в интернет не мои последние фотографии, а фото из моей молодости? Подумав так, я неожиданно резко одернула себя строгими мыслями: “Что за чушь, Рашель?! Они ищут Мирабеллу, а не тебя! Той женщины больше нет, значит, они никогда не найдут того, кого ищут сейчас. Но даже если бы нашли тебя – что с того? Пошлёшь их всех нахрен. Да. Вот именно нахрен. Это твоя жизнь, хватит им тянуть из неё – из тебя! – соки! Они тебе… Они мне больше не дети. Давно. Чужие люди. Даже не кровные родственники. Ты вырастила чужих птенцов, отобравших у тебя всё, даже само гнездо, в котором ты их взращивала, но твои крылья не отобрать никому… Ты улетела прочь! Прочь пусть летят и они! Пусть только попробуют вылететь на твой маршрут – сразу пошлешь их куда подальше! Они тебе не семья – у тебя больше нет семьи! Пусть живут как хотят, и отныне тебе никто не помешает жить так, как того будешь желать ты сама! Ясно тебе, Рашель?!”
На дрожащих ногах, упираясь ладонями в холодную напольную плитку, я встала на колени, и мой взгляд вдруг зацепился за страшный шрам на правом предплечье, оставленный вакциной Боффорта, как напоминание о том, что ничто в этой жизни не бывает бесплатным – за всё нужно платить. Моя рука навсегда изуродована. На теле Мирабеллы не было никаких особенных опознавательных примет, а на теле Рашель будет. Но не этот шрам, нет. У меня будет татуировка. Мирабелла бы скорее вены себе перерезала, чем нанесла бы на своё тело тату, но я – не она. Татуировка у меня будет. Прекрасно. Чего ещё Мирабелла никогда не делала и никогда бы не сделала? Встав на ноги, я посмотрелась в зеркало и, оценив бледность собственного лица, будто высвечивающуюся на фоне болотного цвета кафеля, сразу же получила новый ответ: я ни разу в жизни не красила свои волосы.
Прошли все летние месяцы, наступил сентябрь, чередующий золотистые дни с серебристыми: солнце и тучи, лёгкий бриз с океана и тихий ночной дождь.
Уже в течение трех месяцев, регулярно три раза в неделю – по понедельникам, средам и пятницам, – я посещаю уроки восточного танца Летисии. Пятьдесят долларов в месяц – совсем недорого для меня, зато ощутимо для заработной платы Лети. Переодеваясь в женской раздевалке после очередного шестидесятиминутного урока, я невольно слушала разговоры женщин, ходящих со мной в одну группу: нас всего двенадцать, и я, якобы, самая младшая. У всех стандартные для их возрастов заботы: работы, дети, мужья, друзья, отпуска. Для них я – молодая девчонка, не обремененная тяготами “настоящей”, то есть взрослой жизни, а значит, я счастливица, которой для того, чтобы понять суть их тревог, ещё предстоит дорасти до планки среднего возраста. Они даже представить себе не могут, как крупно во мне ошибаются: по возрастным меркам все они годятся мне в дети и даже во внуки, однако я позволяю им смело считать, будто всё совсем наоборот.
Выслушав тираду Оливии относительно четырёх её мальчиков – мужа и трёх сыновей, – пачкающих свою футбольную форму чаще, чем она успевает её стирать, я, улыбаясь, попрощалась со всеми и вышла из раздевалки. Все с улыбками попрощались со мной, а я тем временем, спускаясь на лифте с третьего на первый этаж, думала о том, что Оливия, как и все женщины её наивного возраста в тридцать пять лет, наверняка не до конца осознает, какая она счастливая сейчас, именно в этот промежуток времени, когда у неё есть партнёр, когда их дети ещё маленькие… А ведь этот период продлится не так уж и долго: вот-вот повзрослеет её пятнадцатилетний сын, а за ним и одиннадцатилетний, и пятилетний – и останется она одна с мужем, а потом появятся внуки, а потом будет важно уйти первым, но есть шансы задержаться, чтобы уйти вторым, а это тяжелее… В этот момент своей жизни Оливия очень счастлива. И она наверняка это понимает. Но не до конца. Не до самой глубины. Как и большинство людей, не осознающих своего счастья в текущем моменте… Почему?
По средам после занятий я хожу домой в компании Летисии, но по понедельникам и пятницам я сама по себе: в эти дни Лети обучает танцам детскую группу от шести до двенадцати лет, и отдельно занимается с талантливой девочкой, в возрасте пятнадцати лет танцующей так, словно она родилась на востоке, хотя не только её акцент, но и белизна её кожи, и светлый оттенок её волос выдают в ней чистую европейку – её семья несколько лет назад переехала в США из Нидерландов, её мать сама в прошлом хореограф, и две её сестры тоже занимаются танцами.
Выйдя из душного здания на улицу, пропитанную осенним дыханием, я подставила лицо почти не греющим осенним лучам солнца и, взявшись за лямки рюкзака, в котором ношу свой костюм для танцев, вдруг задумалась над тем, как сейчас могут выглядеть Нидерланды. Мы с Геральтом бывали в Европе, но ни разу не бывали в этой стране, хотя, безусловно, слышали о ней: тюльпаны, водные каналы, ветряные мельницы – ассоциации, полученные мной из какого-то настенного календаря, бывшего у меня много лет назад. Почему бы не побывать в Нидерландах теперь? Ведь я могу…
Я резко распахнула глаза и вновь очутилась в Хамптоне. Вспомнила о том, что мне стоит ещё немного поработать над диафрагмальным дыханием, чтобы научиться во время танца пускать по животу не просто волны, а настоящие “цунами”, которым нас пытается обучить Летисия. По весьма лестным отзывам моей наставницы, я являюсь одной из лучших её учениц, так что “цунами” у меня уже очень даже внушительное. И это так интересно – управлять молодым телом, жительницей которого я так внезапно стала и теперь являюсь… И всё же, даже по истечении трех месяцев, у меня до сих пор странное ощущение, которое я обозначаю, как “непривычность”. Непривычность к себе самой…
От клуба до дома идти совсем недалеко, так что я не спешу, стараюсь насладиться прогулкой…
После окончания первой менструации я решилась сделать полное медицинское обследование, которое, по меркам моего прошлого кошелька, нельзя было назвать дешевым. Я сдала все анализы, которые только возможно сдать, просканировала себя с ног до головы и прошла десятки кабинетов с одним-единственным чувством на душе – неподдельным страхом. Я боялась всего и сразу: того, что у молодой девушки выявятся признаки организма восьмидесятилетней старухи – а вдруг мои кости всё такие же старые?; того, что во мне найдут что-то аномальное и это привлечёт ко мне лишнее внимание; того, что мне предрекут короткую вторую жизнь, потому что на самом деле, как бы молодо я ни выглядела, внутри я всё равно древний динозавр, до сих пор не вымерший только потому, что метеориты на землю перестали падать. Однако всё прошло хорошо. Согласно заключению полного медицинского обследования, полученному мной на руки уже спустя неделю после старта обследований, я являюсь человеком, здоровее которого в Хамптоне ни один доктор не видывал. Однако один дефект всё же выявился – яичники пообещали мне бесплодие. Я не расстроилась, потому что даже не надеялась на иной результат – одно дело повернуть свою старость вспять, и совсем другое дать новую жизнь телом, которое, по всем законам природы, уже должно быть прахом.
Месячные пришли и во второй, и в третий раз точно по сроку, однако заново привыкать к этому процессу оказалось неприятно – я уже отвыкла от тампонов и прокладок, от нытья внизу живота и от ежемесячно ноющей поясницы. Впрочем, я не жалуюсь – любая менструация лучше старческого усыхания.
По пути из клуба домой есть небольшой, но очень уютный книжный магазинчик. Я стала заходить в него в начале июля, и в итоге сама не заметила, как за лето обросла новой домашней мини-библиотекой. Я покупала по книге в неделю, а иногда и по две-три книги, которые прочитывала залпом, так что теперь в углу комнаты у меня стоит три пирамиды из книг, в каждой по четырнадцать книг. Летисия, часто заходящая ко мне в гости, призналась в том, что тоже любит читать, так что я стала давать ей на прочтение книги из своей библиотеки, которые она с удовольствием брала, чтобы вернуть через пару дней с восторженным отзывом о новом мире. Я не боялась обрастать новой библиотекой, потому как знала, кому в конце концов, когда наступит моё время двигаться дальше, передам всё это богатство. Сегодня моя рука потянулась за собранием книг Толкиена. Коснувшись пальцами золотых букв, украшающих бархатные корешки коллекционного издания, я замерла из-за того, что зацепилась взглядом за собственное предплечье, на котором уже месяц, как красуется замысловатый феникс, выбитый на моей коже чёрными чернилами. Мне повезло с профессиональным тату-мастером, но работа была сложной, так что пришлось выбивать её за три раза, однако это того стоило – птица получилась роскошной, по-настоящему мастерски исполненной. Почему птица? Синоним свободного полёта. Почему феникс? Синоним перерождения. Отличная аллегория как нельзя более удачно подходящая моей новой личности. Из плюсов помимо красивого исполнения татуировки – шрам теперь совсем незаметен, потому что татуировка занимает всю внутреннюю часть предплечья.
Ещё до того, как я протянула выбранные мной сегодня книги продавцу – мужчине лет тридцати, с бородкой и тотемным животным котом, неизменно дремлющим возле кассы, – он одарил меня приятельской улыбкой:
– Что, детективы и романы все перечитала, на фэнтези потянуло?
– Вообще-то, я уже пять книг в этом жанре у тебя купила.
– Но остальные-то три десятка исторические романы и детективы.
– А как насчет современной литературы? Я немало и её у тебя скупила.
– Ладно-ладно, я понял, я невнимательный продавец.
Вообще-то, очень внимательный. Мне хотелось бы, чтобы за мной не наблюдали исподтишка, когда я выбираю очередную книгу для своего вечернего времяпровождения.
Из книжного я вышла как обычно: с бумажным пакетом, имеющим греющий душу вес.
За оставшееся позади лето изменилось вовсе не многое – изменилось совсем всё. Я наконец начала воспринимать себя Рашель и с каждым прожитым днём образ Мирабеллы отделяется от меня всё более отчётливо. Я, Летисия, Купер и Марк почти каждый летний вечер и каждые выходные проводили на пляже. В результате я быстро и очень сильно загорела, мои чёрные волосы впервые слегка посветлели от прямых лучей солнца – немного выгорели. К новому цвету я добавила несколько оранжевых прядей, которым теперь усиливаю цвет один раз в месяц. Оранжевый – неожиданный цвет для волос, должно быть, поэтому я его и выбрала. Потому что хотела видеть себя совсем другой, совсем не похожей на Мирабеллу, уникальной Рашель, с электронными, а не классическими часами на руке, в майке и футболке, а не в блузке и юбке, спокойно обедающей в кафетерии, а не всецело привязанной к собственной кухне.
Каждый день я всё больше расширяю круг своих интересов и знаний – становлюсь всё более современной и свободной: вот-вот, и оторвусь от ветви древнего дерева, которое, отпуская меня, непременно рухнет, и полечу в свой первый свободный полёт, и улечу совсем далеко, и даже не испугаюсь разверзшейся передо мной да́ли.
В квартире я сразу же переодеваюсь в удобный хлопковый комбинезон, уже немного заляпанный красками. В таком наряде я чувствую себя совсем уверенно: прежние времена, с обворожительными платьями и элегантными туфлями, и с чувством дискомфорта при ношении брюк, остались позади. В моей новой молодости я не вылезаю из штанов, джинсов и даже могу себе позволить короткие шорты – и как я прежде обходилась без них? Наверное так же, как без ноутбука и нормального мобильного телефона – бестолково. Очевидно, старость немного затупила всегда смышленую Мирабеллу, и всё же не покрыло черствостью её сердце, а значит, всё было совсем не плохо.
Каждый раз берясь за кисточку, я думаю обо всём этом – о свободной одежде, о доступности информации, о возможности пойти куда угодно, – и замираю перед холстом. Я занялась написанием картин. Снова. Так что Мирабеллу прогнать из меня у меня всё-таки не получится. И хорошо. Она хороший человек и недурной художник, так что пусть она и мертва для всех, кроме меня самой, мне всё равно, лишь бы только мне не предать память о ней.
Акварельные краски, альбом для рисования, карандаши и предметы первой важности для художника я купила давно, ещё до окончания моей первой менструации. Художественный магазин нашелся в центре города и оказался весьма неплох: большой ассортимент красок и инструментов. Мольберт и первый крупный холст я купила только в конце прошлой недели, но до сих пор не решаюсь начать серьёзную работу. В голове одновременно роится слишком много идей – вид из окна, океан, натюрморт, цветочный букет, – нужно определиться с чем-то одним, а я всё никак не могу… И это немного нервирует. Словно моё собственное подсознание подсказывает мне, что я всё ещё не совсем привела себя в порядок, что не просто так мои утренние пробуждения продолжают оглашаться криками, хотя кричать я стала не так продолжительно – всего лишь один короткий вскрик, – и уже даже смогла пару раз проснуться без этого нервного ритуала.
Отложив кисточку, я села за стол и открыла блокнот, пустых листов в котором осталось всего лишь пятнадцать. Рисование – моя личная терапия. Это занятие как будто вытаскивает меня из глубокого колодца, который я уже изобразила в нескольких своих работах: колодец всегда стоит посреди дремучего, но волшебного леса, в зарослях которого сияет что-то притягательное… Рисовать для меня, как дышать – понятия не имею, как Мирабелла могла выживать без этого кислорода, но Рашель отказываться от чистого воздуха не будет, а значит, у меня ещё будет много блокнотов, и каждый из них будет переполнен историями… Если бы кто-то случайно увидел, с каким трепетом я подхожу к своим карандашам, кисточкам, чистым листам и наброскам, может быть, меня сочли бы чокнутой, ведь я отношусь к своим инструментам так, словно они являются продолжением меня самой, а значит, они так же живы, как жива я сама. Так и сегодня, прежде чем приступить к рисованию, я погладила корешок блокнота, а он будто ответил мне вздохом – сегодня он запечатлит новую историю…
Уроки танцев, книги, чернила под кожей и краска на волосах, переодевание, прогулки с друзьями, плавание в океане, рисование – далеко не полный список того, чем я занималась первые три месяца своей новой жизни, стараясь найти если не опору, тогда баланс в процессе свободного падения в бесконечность. В попытке принять себя в чуждой мне роли владелицы многомиллиардного состояния, я ударилась в филантропию. Для начала я нашла благотворительный сайт, при помощи которого пять лет назад моя соседка смогла спасти жизнь своей нуждающейся в срочной операции внучки. На этом сайте размещались карточки детей и взрослых, ищущих финансовой помощи для лечения, переводы средств были анонимными и одновременно прозрачными – я могла делать анонимные взносы и в режиме реального времени отслеживать поступление средств на счета нуждающихся, а также видеть процентную ставку закрытости заявок. Моей целью было закрывать карточки нуждающихся людей зелёной надписью “Собрано 100% средств”. За лето я потратила полтора миллиона долларов и закрыла сто четырнадцать заявок. Помимо этого я покупаю онлайн корма для приютов бездомных животных и рассылаю их по всем штатам при помощи анонимной доставки почты – минус двести тысяч долларов за лето, двадцать из которых ушло только на местный собачий приют. Но бездомными бывают не только животные. При церкви, в которой венчались мои родители – мы с Геральтом так и не обвенчались, только расписались, – есть приют для бездомных людей. Теперь каждую неделю по пятницам туда приезжает фургон со стандартным набором продуктов: крупы, каши, мука, хлеб, мясо и свежие овощи. Я оплатила доставку стандартного пакета на год вперед. В приют для жертв домашнего насилия оформила такой же фургон. В оба приюта уже трижды отправляла посылки с одеждой: на сайтах обоих приютов вывешены списки вещей, в которых нуждаются пострадавшие. В основном в таких списках значилась верхняя одежда и обувь, но можно было добавить что-нибудь и вне списков. К примеру, в приют для бездомных я отправляла не входящие в срочный список пледы, дождевики, зимние перчатки, шарфы и шапки, а также книги. В приют для жертв домашнего насилия помимо верхней одежды и разноразмерной спортивной обуви отсылала гигиенические средства вроде шампуней и прокладок, обыкновенные зонты, детские игрушки, также книги и постельное белье. Все товары – мужские, женские, детские, хозяйственные – покупала на одном сайте, известном своими низкими ценами и приемлемым качеством товаров. На сайте приюта для жертв домашнего насилия в середине лета появилась статья, в которой основатель приюта благодарила неизвестного благотворителя за одежду, с которой у них до сих пор было очень туго, и за продукты с хорошими сроками годности. Все эти расходы – определённо точно лучшее, на что я придумала тратить внезапно свалившиеся на мою голову деньги.
Основную статью моих затрат, расходуемых на себя лично, занимают продукты питания, что, впрочем, в статусе миллиардера кажется каплей в океане возможностей. Я покупаю только лучшие продукты из всех доступных, так что питаюсь я отлично, а заодно и подпитываю своих всегда согласных “подпитаться” соседей. Мука, молоко, ванилин и черешня – первое, что исчезает из моего холодильника, пока я учу Летисию готовить пироги. Она попросила меня научить её управляться с тестом, о чём меня никогда не просили ни мои дети, ни внуки, так что я с радостью делилась с ней известными мне рецептами. К концу лета я стала приходить в гости к Лети и Куперу не только с пирогами и рулетами, но даже с супами и оладьями. В прежние времена женщина, в чей дом пришли бы с такими подарками, оскорбилась бы в лучшем случае, а в худшем решила бы, что у нее пытаются отбить её мужчину. Современные женщины более демократичны. Они научили своих мужей любить их не за умелую готовку, и тем самым оставили в покое те самые желудки, через которые женщины прошлого века находили пути к сердцам прошловековых мужчин.
Пока Летисия училась у меня поварским навыкам, я с удовольствием угощала её шоколадом, печеньем, фруктами и ягодами, лимонадом и йогуртами – отчасти я забивала свой холодильник наполовину ради худенькой подруги, которая всегда была не прочь подкрепиться чем-нибудь вкусненьким. Не хочу особенно гордиться, но к концу лета, кажется, я отвела Летисию от состояния костлявости к состоянию более скруглённых форм.
У Купера с Летисией, насколько я могу судить, достаточно туго с финансовым положением, так что угощать их приходится пользуясь невинной хитростью. Чтобы они не воспринимали мои съедобные подарки в качестве благотворительности, я говорю, что моё хобби – готовка, поэтому я всегда готовлю больше, чем могу съесть. Таким образом не я им, а они мне помогают – спасают мои продукты от выбрасывания мимо их ртов. Хорошие дети, Купер с Летисией. Весёлые и влюблённые, такие, у которых всё должно сложиться хорошо. Марк – парень посложнее, с тараканами в голове, явно мешающими ему наслаждаться спокойной жизнью: ему хочется громкости и бури, а не умиротворения и штиля. Такие парни не могут быть простыми, хотя наверняка часто мечтают именно о простоте, к которой никогда не стремятся. Его уже два вечера, как нет с нами, но Купер пророчит, будто сегодня вечером он точно появится, потому что после занятий в тренажерном зале Марк бывает даже голоднее, чем Купер с Летисией вместе взятые, а он прекрасно знает, что я почти каждый вечер хожу к Купу с Лети со своей “сносящей крышу”, как они все выражаются, выпечкой. Интересно, объявится сегодня или совсем уж пропал?
Сегодня вечером у меня сломалась духовка. Стоило мне только вынуть из нее вовремя приготовившийся тыквенный пирог, как она погасла и отказалась включаться заново. Такое уже было в начале августа, приходилось вызывать электрика, потому что современные парни – в моём случае Купер и Марк – не являются мастерами на все руки, каким был мой Геральт, и какими были мужья моих старых подруг. Прошла эпоха таких мужчин, которые могли построить и строили дома собственными руками, и могли решить, и решали любую проблему в собственном доме. Как прошла и эпоха женщин, занятых готовкой, глажкой и мытьём посуды. Всё меняется, всё бежит, всё проходит. Так что нужно будет вызвать электрика – мужчину возраста Джерри, знающего толк в проводах и с удовольствием угощающегося печеньем домашнего приготовления. Вторая молодость открыла мне секрет: молодости проще выйти из состояния одиночества, чем старости – такова природа времени. Я думала об этом, совсем позабыв о том, что нахожусь в гостях, когда в мои мысли вдруг вторгся непонятный вопрос Марка – он всё-таки объявился на третий вечер своего внезапного отсутствия:
– Скучала по мне?
Я посмотрела на парня непонимающим взглядом, пытаясь пробиться через пелену своих далёких от этого вечера размышлений, в которые погрузилась с головой. Мы вчетвером – я, Летисия, Купер и Марк – собрались в четвёртой квартире и, сидя на полу вокруг японского столика в позе лотоса, допивали чай с остатками пирога.
– Что? – повела бровью я, не поняв сути вопроса своего собеседника.
– Так вот ты чего добивался своим отсутствием, – ухмыльнулась Летисия, облокотившаяся на Купера. – Хочешь, чтобы Рашель скучала по тебе…
– Тебе бы помолчать, Лети, а то несёшь всякую пургу, – обиженно нахмурился Марк, на что Лети тоже отреагировала обиженным взглядом. Марк делает мне комплименты, которые Летисия всякий раз подчеркивает своими замечаниями, за что я ей благодарна – её вмешательство помогает мне избегать неловкости.
– Так где ты был? – поинтересовался у парня Куп. – Пока тебя не было, мы с Летисией здорово отъелись твоими порциями пирогов, – весельчак продолжал ухмыляться. – Честное слово, Рашель, с тех пор как ты стала нашей соседкой, мы стали лучше питаться.
– Я научилась готовить вкуснейшие супы, – похвасталась Летисия.
– Особенно грибной, – заигрывающе повел бровями Купер, наверное, намекая на то, что это блюдо ассоциируется у него с чем-то бо́льшим, чем просто с пищей.
– В тренажерный зал завезли новое оборудование, помогал с установкой. А у тебя как дела на работе?
– Сегодня был сложный день. Вскрыли квартиру одной старушки и обнаружили её мёртвой. Согласно отчёту патологоанатома, её не стало больше недели назад. Бедняжка умерла в одиночестве, а её дети заметили её молчание только спустя неделю. Жуткая история.
Я замерла от жутковатого ощущения дежавю. Как будто мне только что пересказали одну из вариаций концовки моей собственной жизни. По коже разбежались неприятные мурашки…
– Жалко, Рашель, что ты пропустишь наши дни рождения, – Летисия произнесла вслух слова, которые последние годы не произносили ни мои дети, ни дети моих детей.
У Марка и Летисии дни рождения рядом – десятого и двенадцатого сентября – и они планировали праздновать вместе.
– Да, но когда я покупала билеты и бронировала номер в отеле, я не знала о датах ваших дней рождения, – отозвалась на замечание подруги я.
– Да, стоило тебя предупредить заранее… Ну ничего, зато в следующем году отпразднуем вместе.
На это замечание я ничего не ответила. Загадывать наперёд – всё равно что писать фантастический роман, сюжет которого не зависит от твоего видения на все сто процентов. Может быть, будет так, а может быть, почти так, но, скорее всего, всё будет совсем не так, хотя, может быть, и будут определённые сходства… Зато не теряется интерес к будущему.
От Хамптона до национального парка легко добраться на прямом автобусе, совершающего всего пять остановок на своём длинном пути. Сегодня этот рейс наполовину пуст, благодаря чему я смогла занять удобное место напротив задней двери, и теперь сижу одна у окна, за которым проносится красивый пейзаж, однако на него я не обращаю внимания, потому что занята изучением рекламного буклета. Наверное, никто, кроме стариков, на буклетную рекламу, размещаемую на стойках у касс маркетов, уже давно не обращает своего драгоценного внимания. Когда две недели назад я вытащила этот буклет из нетронутых десятков ему подобных, молодой продавец-кассир покосился на меня странным взглядом, как будто он вправду мог заподозрить во мне древнюю старуху. Буклет обещал мне не только завораживающие природные виды, но и пеший маршрут протяженностью в шесть с лишним миль в одну сторону, в конце которого можно увидеть величественный водопад, однако перед этим взор туристов порадуют три озера и пара рек. Помимо дикой природы, рекламодатели обещали мне прекрасный отель и ресторанное питание, плюс песни у ночного костра под звёздным небом – по сути своей, предложение, от которого невозможно устоять, особенно когда ты молод и готов размять свои жаждущие движения ноги. Жаль, конечно, что так получилось с днями рождения Летисии и Марка – я смогла бы поехать в парк и в другие дни, – но раз уж так сложилось, пусть так и будет. Тем более отмена брони в отеле невозможна, а возврат билета в кассу отобрал бы у меня половину его стоимости, а так как миллиардер внутри меня всё ещё настойчиво отказывается просыпаться, для меня эти факторы сыграли важную роль – я даже не подумала отменять поездку на природу ради барной выпивки пусть и в компании добрых знакомых.
Закрыв глаза и прислонившись затылком к подголовнику своего кресла, я начала сосредотачиваться на своём дыхании – медитативные практики меня заинтересовали совсем недавно, в самом конце лета. Однако в этот раз отстраниться от своих мыслей получилось не сразу. Сначала я вспомнила о том, как решилась повернуть для себя время вспять. Кажется, я неосознанно планировала это с того самого момента, как фонтанирующий счастьем от одной только мысли о многомиллиардном состоянии Джерри ушел из моей квартиры, той самой, из которой перед этим собирался выкурить меня. Он ушел вслед за сообщившим о наследстве Арми Боффорта Джимом Пибоди, а я осталась. Мне было безумно страшно. И страшнее всего было даже не умереть от вакцины, а быть пойманной и остановленной близкими людьми. Я планировала, собиралась, день за днем взвешивала все “за” и “против”, и до самого последнего момента не верила в то, что у меня вообще что-то получится. Но получилось. И теперь я свободно, то есть без каких-либо отчетностей перед кем бы то ни было, иду и еду туда, куда хочу, и делаю исключительно то, что сама хочу, и не делаю то, что мне навязывают, и никто из моего окружения даже не смеет пытаться контролировать меня. Я у всех отобрала право на контроль над моей жизнью. Adios.
За ресепшеном трехэтажного и очень длинного деревянного отеля находилась молодая, и неприкрыто миловидная на лицо брюнетка лет тридцати. Бейдж на её груди гласил о том, что я имею дело с Дайан. На безымянном пальце у Дайан блестело безукоризненно гладкое кольцо. Счастлива ли она в браке, есть ли у неё ребенок, кто её родители?..
Дайан поинтересовалась у меня именем, на которое была совершена бронь номера в их отеле, и я представилась – Рашель Армитидж. Она быстро нашла мой тридцать восьмой номер: второй, по уровню люксовости. Я решилась забронировать самый люксовый из всех люксовых, которые знавала в своей прошлой жизни, но он уже был забронирован кем-то более быстрым и смелым, так что я взяла второй по степени люксовости, что во время бронирования вызвало у меня лёгкую улыбку – всё-то у меня второе, что не значит “худшее”. Второй шанс на молодую жизнь, знаете ли, в моём случае оказался лучше, чем у многих первый-единственный.
Дайан кратко рассказала мне об основных местных мероприятиях: в какие часы в ресторане включенные в стоимость брони завтраки, обеды и ужины, где находится старт пешей тропы и где располагается её финиш, в каком часу зажигается костёр у водопада и раскладывается шведский стол, за который я сразу же заплатила тридцать пять баксов (шведский стол из походной еды – звучит странно, и уже только поэтому очень любопытно).
Мой тридцать восьмой номер располагался на третьем этаже. Панорамные окна здесь оказались даже в ванной комнате, и виды из них открывались живописные: пешая тропа, выложенная в виде широкого деревянного моста, начиналась чуть правее от отеля, неподалеку виднелись невысокие и покрытые лесом горы, сентябрьское солнце творило чудеса, проникая сквозь кроны готовящихся к холодам деревьев. Стоя возле установленной на деревянном постаменте ванны, я загляделась представшей моему взору природой. Бурная река, текущая мимо отеля, гипнотизировала…
С пятнадцать минут полежав на роскошной двухместной постели и понаслаждавшись хрустом накрахмаленных наволочек, я немного передохнула, но мой желудок в который раз начал урчать. С тех пор как я помолодела и стала раз в десять более энергичной, есть хочется постоянно, однако – не знаю, связано ли это с вакциной Боффорта, – в весе я не изменяюсь, хотя из спортивных мероприятий я по привычке продолжаю практически каждое утро делать получасовую зарядку, ну и еще летом было частое плавание в океане.
Ресторан располагался на первом этаже отеля и имел высокую, открытую террасу, возвышающуюся над землей на сваях. Каждый стол был накрыт белоснежной скатертью и на каждом столе стояло по маленькой стеклянной вазочке с живым цветком – на столике, который заняла я, была установлена вазочка с прекрасной розовой хризантемой.
Я ела приготовленный на гриле стейк из лосося, булгур с обжаренными овощами и салат из свежих овощей. На десерт у меня был фруктовый салат – яблоко, груша, виноград, клубника, голубика и банан. Когда я приступила к нему, я заметила, что за мной наблюдает незнакомый парень – широкоплечий брюнет спортивного телосложения с квадратным подбородком и улыбающимся взглядом. Он явно флиртующе подмигнул мне. Поджав губы в незаинтересованной, а внутренне ещё и разочарованной улыбке, я отвела взгляд в сторону шумящей реки. Парень мне в правнуки годится, как и Купер с Марком, так что по моим внутренним ощущениям принимать флирт от молодых людей такого возраста, всё равно что развращать невинные жизни. Но такие ли они невинные? Им всем больше двадцати, все они давно не дети – взрослые мужчины и… И всё равно в этой моей жизни не будет такого мужчины, которого я не сочла бы ребёнком. Скорее всего. А значит, я, видимо, вторую свою жизнь проживу сама по себе. Одиночество? Не на сей раз. На сей раз – свобода.
Моими соседями, забронировавшими самый люксовый номер, оказались пенсионеры – пара лет семидесяти, в которой мужчина называл свою женщину “свет моей жизни”, а женщина называла своего мужчину “мой дорогой”. Они держались за руки и во время обеда, и на ужине. Такие счастливые, но также старые. Кто из них уйдёт первым? Кому из них достанется роль уходящего с облегчением вслед за вторым?
На пешую тропу я вышла в девять часов утра, сразу после раннего завтрака, с лёгким рюкзачком за плечами, в котором лежало только самое необходимое вроде воды, яблока, солнечных очков. С погодой мне повезло: солнце светило мягко, ветерок если и появлялся, тогда совсем лёгкий. В джинсах, тонкой кофте на замке и мягких кроссовках моему телу было очень комфортно. Я шла не торопясь, разглядывая растущие впритык к тропе, а порой и посреди тропы деревья, покрытые густым мхом; протекающие под мостом ручейки; наслаждалась пением птиц и угощала встречающихся на пути белок, ради которых специально заранее запаслась орехами, продающимися при входе на тропу.
На третьей миле, у второго по счету привала, был разбит птичий заповедник – здесь выхаживали пострадавших и нуждающихся в помощи диких птиц. Я случайно попала на шоу: школьникам показывали пустельгу и белоголового орлана. Инструктор – мужчина немногим старше тридцати с щетиной недельной давности, – одарив меня белозубой улыбкой, подобной той, которой одаривал меня накануне парень в ресторане, предложил мне подержать птицу на руке. Школьники – дети лет десяти – сразу же восторженно захлопали в ладони, да и я сама внезапно захотела попробовать. На руку мне надели специальную защитную штуку, чтобы хищная птица не проткнула своими острыми когтями моё хрупкое предплечье, и без того украшенное шрамом. Птица оказалась тяжелее, чем я могла себе представить, и держать её было откровенно страшновато – вдруг клюнет? В итоге орел меня не клюнул, но тяжелым крылом по затылку хлопнул – очередной повод поулыбаться вместе с красивым инструктором, который, кажется, хотел мне ещё что-то сказать, но прежде чем он успел, я скрылась за детской толпой и пошла дальше по тропе.
До финиша я добралась поздно вечером, хотя могла бы добраться и быстрее, если бы не останавливалась, чтобы накормить каждую белку, встречающуюся мне на пути. Водопад оказался невероятным: грохочущий, неистовый, стремящийся вперёд – как сама жизнь. Я наблюдала за падающей водой не меньше получаса, пока боковым зрением не заметила, как работающий в парке персонал начинает собирать костёр.
Когда вечерние сумерки сгустились до состояния плотной темноты, костёр стал совсем большим и ярким, и казалось, что искры стремятся соприкоснуться с самими звёздами. Приехали музыканты с ручными барабанами, губными гармошками, но особенно хорош был гитарист – пожилой мужчина в ковбойской шляпе. Открылся шведский стол, предлагающий воду, соки трех видов и, кажется, все виды пива, сэндвичи, пиццы, гамбургеры и хот-доги, а также немного фруктов. Я как раз брала красное яблоко, когда сзади ко мне кто-то подошел и неожиданно нарушил моё личное пространство, свойски положив свою ладонь на низ моей поясницы. Обернувшись с ошарашенным взглядом, я увидела того самого парня, который вчера днём наблюдал за мной в ресторане.
– Здравствуй. Я заметил, что ты одна. Может быть тебя заинтересует предложение уединиться?
Я сделала резкий шаг в сторону и, уже не глядя на собеседника, отчеканила короткое: “Не интересует”. Парень понял меня правильно, потому что сразу же ретировался. Позже, доедая второй кусок пиццы у костра, я заметила, как этот парень уходит в лес с зеленоволосой девушкой. Может быть дело в том, что я родом из другого века, но мне кажется, что я никогда не пойму, как так можно: отдаваться незнакомцам ради минутного забвения, способного оставить в лучшем случае лишь осадок, в худшем – серьёзные проблемы не только с физическим, но и с психологическим здоровьем. Секс без обязательств – пилюля-пустышка, антидепрессант, дающий не исцеление, но помутнение, притупляющий и уничижающий, не дающий ничего из того, что связано с духовностью. Всё равно что вырванные часы здорового дыхания из самой жизни. Осознанный обмен здоровых свободой вдохов и выдохов на рваный кашель зависимостей. И люди делают этот выбор, и продолжают раз за разом выбирать кашель, чтобы позже жаловаться на усталость своих лёгких. Нет, ну зачем? Зачем самоуничтожаться таким образом, если можно выйти замуж за любимого человека и с его участием обзавестись кучей детей, которые в итоге позабудут о вашем существовании, чтобы в конце концов вспомнить о вас либо с целью отдать вас в богадельню, либо с целью обобрать вас до нитки?
От костра до отеля всех не снаряженных на ночевку в палатках туристов довезли на многоместных электромобилях. На следующий день у меня в планах было пройтись по двум маленьким тропкам – одна и две мили, – не оснащенным покрытием в виде деревянного моста, а также заглянуть в расположенный в лесу приют для нуждающихся в помощи диких зверей, но с утра пораньше зарядил первый для этой осени проливной и холодный ливень, так что пришлось поменять планы. Прогноз погоды внезапно пообещал дождь на три следующих дня, так что большинство туристов сразу же разъехалось и в отеле остались, кажется, только стоики да пенсионеры. Зато стало заметно тише: дождь как будто прибил вместе с пылью всю суету.
Взяв свой макбук, я разместилась в общественной гостиной третьего этажа, красиво украшенной панорамной крышей: здесь стояли небольшие круглые столики, у дальней от входа стены располагался функционирующий бар, в крупногабаритных фарфоровых горшках росло много зелени, даже полноценные деревца, в пространстве еле слышно играла классическая музыка, в центре комнаты журчал небольшой фонтанчик, панорамные окна и крыша во всей красе демонстрировали прелесть осеннего дождя, на мягких стульях были разложены пледы, и услужливый официант мгновенно материализовал чашечку некрепкого кофе с молоком и сахаром… Идеальное место, чтобы аккуратно переживать стресс.
С самого начала своего побега у меня вёлся список имён. Я могла бы выбросить его – попросту стереть из своей памяти, но всё же решила сначала узнать хоть что-то, прежде чем позабыть об этих именах так же успешно, как они позабыли обо мне. Я решила начать с самой лёгкого. Открыв макбук, в поисковую строку вбила имя “Редьярд Рэйнд”. Это было несложно. Поисковик моментально выдал десятки ссылок на свежие статьи об этом человеке. Я перешла по первой и сразу же прочитала о чудесном исцелении миллиардера, о том, что слухи о его неизлечимой болезни на самом деле были очень сильно преувеличены его недоброжелателями, о том, что он не просто выздоровел, но как будто даже немного помолодел, а также о том, что его жена родила мальчика, которого в итоге назвали Редьярдом Рэйндом-младшим. Исцеленный переустроил свой бизнес, занялся чем-то совершенно новым и продолжил заниматься благотворительностью, при этом не забывая уделять время своей семье – семейство Рэйнд последние два месяца не покидало Бали. Эта новость принесла облегчение. Вакцина спасла чьего-то сына, отца и мужа, человека, который занимается спасением тех, кто в этом нуждается. Мне хотелось верить в то, что это хорошо, и поводов накладывать запрет на эту веру у меня не было, так что я закрывала статью о Редьярде Рэйнде с ощущением снятой с души тяжести. Восемьдесят миллиардов – он предлагал больше, я взяла меньше, я поступила бы благородно, не взяв ни цента, но также я могла вообще не расставаться с этой вакциной или отдать её кому-нибудь другому, ведь в мире полно нуждающихся… Это не благородство – это коммерческая сделка в чистом виде, в результате заключения которой выиграли обе стороны: он жив и не обнищал, он присутствовал при рождении своего сына и увидит его взросление – я же просто разбогатела. Тема закрыта. Но есть и другие темы…
Джим Пибоди должен был передать моим наследникам деньги, которые я оставила в цифровой банковской ячейке. Нет лучшего способа проверить, справился ли юрист со своей задачей, чем проверить социальные сети тех, на кого закрытие этого вопроса должно иметь прямое влияние. Чтобы не бить себя сразу битой по яйцам, как любил выражаться Джерри, я решила начать обзор с его бывшей жены. Найти Хильду оказалось несложно – после развода она вернула себе девичью фамилию Макгуайр. Итак, что изменилось в жизни Хильды Макгуайр за прошедшее лето? Она купила себе новую квартиру, а старую, судя по публикации двухмесячной давности, стала сдавать в аренду. Сменила место работы и публикацией с букетом флоксов намекает на новые отношения с мужчиной, который одновременно может являться её новым коллегой. У моей бывшей невестки всё, вроде как, хорошо. Как и у большинства людей в социальных сетях… Отлично, кто дальше по списку? По старшинству – Джерри. Побывал с Лукрецией на Шри-Ланке, на время отпуска оставлял восьмимесячную дочь с родителями жены, обновил жене гардероб и украсил её загоревшее тело ювелирными изделиями. На всех фотографиях Лукреция позирует в новых нарядах и с новыми украшениями. Мой старший сын спускает, а может быть уже и спустил, все оставленные мной ему деньги на женщину, которая всё время заглядывается на других мужчин… Растратят ли они и наследство Лауры до того, как Лукреция запрыгнет на кого-нибудь побогаче, или моему сыну хватит ума не тронуть детское приданое? Надеюсь, что то завещание, которое я оставила, всё же убережет наследство Лауры от рук её родителей – я позаботилась и прописала отдельным пунктом, что её долей может владеть только она сама и только по достижению двадцать второго года жизни.
Йен, Шанталь и Фэй переехали – купили красивый двухэтажный дом.
Керри с Дейзи удивили больше всех: Керри приобрела новую машину, как и обещала, а дальше совершенно неожиданно сообщила публике о том, что в конце июля на острове Боракай состоялась её тайная свадьба с уроженцем Филиппин, о котором её семья совсем ничего не знала, хотя все мы и были в курсе того, что у Керри уже год как есть тайный бойфренд. Новоиспеченная пара со стороны выглядела немного странно: высокая и выкрашенная в блонд Керри, и низкорослый, зато в два раза сильнее невесты улыбающийся филиппинец, приблизительно её ровесник. Надеюсь, она сообщила ему о своём наследстве после того, как он предложил ей руку и сердце. Керри хотя и забеременела в двадцать два года в ночь бурной студенческой вечеринки, и родила без поддержки отца своего ребёнка, всё же, вроде как, умела пользоваться своей головой по назначению. Надеюсь, что в этот раз у неё всё сложится положительным образом.
Тиффани. Не уволилась. Не сменила квартиру. Не купила себе новую машину. Открыла небольшой ресторанчик – всего на дюжину столиков – в самом центре Бостона. Она больше всех общалась с прессой по поводу “утопления” своей матери и буквально отбила общественные нападки на всю семью – вроде как, её словам о том, что никакой вакциной Боффорта её престарелая мать вовсе не владела, поверили. На фотографиях недельной давности она выглядит неожиданно уставшей. Рядом с ней постоянно засвечивается какой-то рыжий мужчина, выглядящий немногим моложе нее – новый непродолжительный роман? Или на сей раз всё будет иначе? Случайно, через аккаунт Тиффани, я вышла на аккаунт этого мужчины – Стивен Джейкобс – и узнала, что он уже пять лет как находится в статусе отца-одиночки: воспитывает рыжеволосую красавицу двенадцати лет по имени Лия. Хм… Моя дочь в роли мачехи? Я попыталась представить и, как ни странно, смогла. В роли матери Тиффани никак не представляется, зато в образе мачехи двенадцатилетнего подростка, которому не нужно менять памперсы и слюнявчики – очень даже.
Закари и Присцилла: обновили всю мебель в доме, полностью обновили задний двор, две недели августа провели с детьми на Багамах. У Бена появилась барабанная установка, у Валери появился роскошный красный кабриолет и впридачу парень, весь торс и руки которого украшены черными татуировками. Я почти сразу узнала в этом юноше одного из сыновей Фила Дрю, человека, когда-то жившего по соседству с нами: пять сыновей от женщины, которую он избивал и с которой развелся, приводы за хулиганство, выпивка… Надеюсь, его сын не такой же, как он. Надеюсь, Валери хватит ума. Если же мои надежды не оправдаются – я ничего с этим не поделаю. Это их жизни, их судьбы – не мои. Хотят выкладывать в сеть полуголые фотографии с поцелуями на заднем сиденье кабриолета – их право. Надеюсь, дух настоящей бабушки Валери – Бетани – присмотрит за этой девочкой и отведет её от опасности. Впрочем, Валери как и Керри – не из глупышек. Пережить бы ей подростковый возраст без переломов, и всё у неё будет “чётко”, как она любит выражаться.
Закрываем страницы этих людей. Открываем новую.
Серафину Бигелоу было несложно найти – первая в списке друзей Валери Лерой, хотя непонятно почему: девочки отличаются, как земля и небо. У Серафины никаких полуобнаженных фотографий, да и вообще информации о личной жизни немного. За лето всего три фотографии: встреча рассвета на открытом балконе собственной спальни, объятия с любимой бабушкой Имоджен и радостное сообщение о том, что девушка поступила в желаемый университет. Серьезная, с книгами, с планами, с заботой о бабушке – женщине, с которой изменил мне мой муж, чтобы в итоге на свет появилась эта красивая девочка… Я резко закрыла её страницу. Потомок Геральта порадовал меня больше, чем те дети, которых мы вырастили вместе… Но эти дети не наши. Нашего ребёнка больше нет, как нет и того ребёнка, которого родила Имоджен. Но есть Серафина. И есть… Ещё кое-кто.
Я слишком долго не решалась. Всё обдумывала те скорбящие посты, которые увидела на страницах своих детей и внуков, датированные началом лета: “Потеряли самого близкого нам человека”, “Наши сердца навсегда опустели”, “Она была для нас целым миром”, – и другие фразы, никак не состыковывающиеся с реальностью. Поэтому мои пальцы теперь дрожали сильнее, чем могли бы: я начала вбивать в поисковую строку имя своей единственной настоящей внучки – Рокки Армитидж.
Отлично, ввела заветное имя… Подтвердила необходимость поиска и… Не нашла.
Я не нашла её!
Искала и так, и эдак, меняла имя с фамилией местами, выкручивалась сама и выкручивала поисковую строку – ничего! Даже девичья фамилия её матери не помогла. И вдруг пришла идея: поискать её в друзьях своих детей, невесток, внуков… Как итог, результатам этого метода поиска я удивилась еще больше. В друзьях она не числилась совсем ни у кого: ни у Джерри, ни у Тиффани, ни у Зака, ни у их детей… Как так?! Может быть, она не зарегистрирована в этой социальной сети?..
Йен был последним внуком, список друзей которого я просматривала с пристальным вниманием, когда вдруг увидела знакомое имя – просто Рокки, без фамилии – и знакомый силуэт. Я так быстро нажала на искомую иконку, что страницы загрузилась лишь со второй попытки. Это была она! Точно она! Хотя и сфотографирована в профиль и со спины, но это точно профиль моей внучки: длинные черные локоны, курносый нос моего Шона! В друзьях у нее закрытый профиль Барбары Круз – её мать взяла фамилию нового мужа. Также в списке ее друзей есть профиль Рилана Круза, тоже с ограниченным доступом, но с открытым статусом: “Моё счастливое трио: Барбара, Шак, Габи”. Шак – семилетняя Шакира, Габи – шестилетняя Габриэлла – дети, которых Барбара родила во втором браке, когда Рокки уже являлась совершеннолетней. Сначала я посчитала странным, что аккаунт Рокки открыт, но потом поняла, что он попросту заброшен: фотография двухлетней давности, в друзьях всего тридцать три человека, на стене ни единой публикации и только статус: “В моменте”.
“В моменте”, – как много в этой фразе, и всё непонятно. Что она имела в виду? Наверняка что-то прекрасное, чарующее и глубокое. Рокки была из таких детей, которые одним словом попадают в самое сердце. “В моменте” – и больше ничего. Что же это значит? Где фотографии с курорта, фото новой машины или квартиры, или парня, или одежды – как она распорядилась своим наследством? Ведь её не могли обделить её дяди и тёти, её кузены, нет, они не такие – какими бы они ни были по отношению ко мне, они одна семья и всегда поддерживали друг друга. Но Рокки отделилась от нашей семьи так давно, что о ней начали подзабывать. Все, кроме меня. Всегда о ней помнила. Забыла только в самом важном моменте – при составлении завещания. Но в итоге я ведь добавила её имя к завещанию, я вспомнила. Я не оставила её без наследства. Так где же результат? Где её материальное счастье? Почему на фотографии она не показывает своего лица, почему этой фотографии больше двух лет, почему она не зарегистрирована ни в одной другой социальной сети – к концу этого дня я проверила их все – почему она не поделилась со всеми своей печалью, связанной с потерей позабытой бабушки, и почему не поделилась радостью, связанной с неожиданным обогащением? Где история её жизни? Вообще кто она такая? Нет, правда. Кем выросла моя внучка? Что она за человек?..
На протяжении нескольких часов я думала о Рокки так страстно, что в итоге пришлось одернуть себя: “Семья Мирабеллы – не твоя семья, Рашель. Остановись”.
Чтобы унять зуд, вызванный зовом родной крови в лице Рокки, я решила вбить в поиск ещё чьё-нибудь имя… Хоть чьё-нибудь, чтобы отвлечься! Но в мои мысли никто больше не приходил. Все мои прежние друзья были либо настолько стары, что не знали, как включается компьютер, либо уже давно как мертвы. В итоге в голову пришел совсем неожиданный образ: официант из пиццерии, поделившийся со мной непрошенной историей собственной жизни. Перед глазами запрыгал бейдж, кособоко приколотый к фартуку парня. Как же его звали? Олдин… Олдин… Флейтвулл. Точно.
В отличие от Рокки, Олдина Флейтвулла удалось найти за считаные секунды – седьмой в списке и единственный молодой. И сразу поток новостей из чужой жизни: в конце лета стал отцом – раз; выселяют из собственного трейлера и грозят отнять родительские права – два. Я перешла на страницу его девушки и здесь прочитала закрепленную статью её авторства, рассказывающую о том, как сильно она любит своего парня и их совместную дочь, о том, что их незаконно выселяют с какой-то там земли, принадлежащей государству, о том, как они борются с местными бюрократами, как вместе работают, чтобы обеспечивать ребёнка, как несправедливо то, что у любящих родителей хотят отнять дочь потому, что отбирающие же люди лишают их крыши над головой. Под публикацией нашлась закрепленная ссылка, подписанная как “Помоги, если можешь”. Я перешла по ней и оказалась на сайте строительной компании, реализующей в их городе новый проект – застройка пяти жилых кварталов из пятиэтажных домов. Первый квартал уже достроен, владелец строительной компании оказался бывшим одноклассником отца Олдина и, в счет старой памяти, согласился помочь парню – открыл на сайте своей компании старт сбора средств на покупку квартиры для молодой нуждающейся семьи. Здесь была даже шкала, отображающая, сколько денег уже собрано и на какую именно квартиру: однокомнатная без мебели, однокомнатная с мебелью – и так до трехкомнатной. Сборы начались четыре недели назад. Увы, за это время удалось собрать всего лишь пятьсот шесть баксов и двадцать центов. Я изучила сайт и предложение компании, всё имело юридическую силу, все пожертвования были анонимными, поступления средств отображались онлайн в режиме реального времени. Для начала я перевела пять тысяч долларов. Средства отобразились уже спустя десять секунд после поступления на счет получателя. Сработало. Я изучила, какие именно варианты квартир предлагает компания. Трехкомнатная квартира, полностью укомплектованная самой необходимой мебелью и техникой – детская комната в нейтральных бежевых тонах… Это был самый лучший вариант, и мне он понравился. Я его оплатила. Средства отобразились на сайте сразу же – шкала сборов засветилась зеленым цветом и оповестила о ста процентах собранных средств из ста возможных. Я откинулась назад на кресло и вздохнула… Уже сегодня, или может быть завтра, одна молодая семья узнает о том, что она не останется бездомной и сможет начать новую жизнь в хорошем районе, с доступом к детскому саду и школе. Поможет ли им это? Если продолжат усердно трудиться и любить друг друга – тогда вероятность велика. По крайней мере, я сделала это вложение с чистым сердцем и с добрыми намерениями, а значит, это уже хорошо. Помощь от чистого сердца – это всегда хорошо, и не важно, что вы не можете быть уверенными в том, оказываете ли вы помощь не злой душе. В незнании часто заключается суть лучших действий. Как и худших.
Помощь незнакомой семье меня действительно отвлекла и в итоге помогла мне расслабиться. Занеся макбук в свой номер, я спустилась в ресторан и плотно пообедала, после чего решила побродить по сувенирным магазинчикам, размещенным на первом этаже. Так я сделала неожиданную находку: в самом дальнем углу самого дальнего магазинчика нашлись ярчайшие из всех, что мне до сих пор доводилось видеть, костюмы для восточных танцев. Всего три: красный с желтым – как огонь костра, синий с голубым – как бегущая вода, и белый с золотым – как подсвечиваемые солнцем облака. Лучшего подарка на день рождения Летисии я бы не придумала.
Арабскую лавку держала женщина с цыганской внешностью. Доброжелательная и улыбчивая, она хотела сделать мне скидку за покупку двух костюмов, но я предпочла заплатить их полную стоимость – всегда предпочитала платить по счетам честно. В итоге женщина одарила меня не только хорошим настроением, но ещё и фразой:
– Наряд будет служить тебе долго и порадует глаз твоего мужчины! Это тебе говорю я, Басма, гадалка в десятом поколении! Верь мне девочка, за мои пятьдесят лет ещё ни одно моё предсказание не оказалось ложным!
– Может быть, предскажете, будут ли у меня дети? – в ответ ухмыльнулась я.
– Будут, будут дорогая! Многодетной будешь. Больше мальчиков, чем девочек.
Я вернулась в номер с улыбкой на лице, думая, что гадалка, даже не взглянувшая на линии моих ладоней, ошиблась в своём предсказании на все сто процентов, ведь медицинское обследование подтвердило моё стопроцентное бесплодие. А потом, сев на кровать и начав рассматривать тот костюм, который приобрела для себя, вдруг поняла, что она вовсе не предсказывала моё будущее – она рассказала мне моё прошлое. Выходит ли, что у меня есть только оно?
Я замерла… И отмерла.
Никогда не верила гадалкам. И не собираюсь верить теперь. Я – не моё прошлое и не моё будущее. Я – настоящее.
В Хамптон я вернулась в половину восьмого, но у своего дома оказалась ровно в восемь часов вечера – по пути зашла в магазин и прикупила пару литровых бутылок негазированной воды, одну из которых удалось запихнуть в рюкзак. На подходе к дому решила проверить почту – вдруг пришли какие-нибудь бланки по коммунальным платежам или нужно почистить ящик от назойливой рекламы? – и так столкнулась со своими соседками, живущими в квартирах на первом этаже. Столкновение это было немного необычным, потому что эти девушки были из разных миров – одна из них была шестнадцатилетним подростком, а вторая проституткой лет двадцати семи-восьми: первая сидела на корточках рядом со своей квартирой, расположенной напротив почтовых ящиков, а вторая стояла рядом и курила.
– Кричащая айтишница вернулась, – заметила представительница древнейшей профессии. – Как там национальный парк? Красив?
Забрав из своего почтового ящика рекламный буклет, который обязательно выкину дома, я обернулась и посмотрела на этих двух неожиданных собеседниц. Никогда не видела, чтобы они контактировали, и сама еще ни разу с ними не общалась, за исключением того момента, когда девчонка выступала посыльной от своей бабушки, передавшей мне варенье в награду за мои утренние крики.
– Очень даже неплохо, – я переместила конверт из одной руки во вторую. – А у вас тут как дела?
Подросток вздохнула, а курящая девушка поправила свои короткие, выкрашенные в белый цвет пряди волос, нарочно уложенные беспорядочно.
– Да у нас тут свои траблы. Я вот докуриваю последнюю сигарету на следующие пару лет как минимум, а она, – она указала дымящей сигаретой в сторону подростка, – устроилась на свою первую работу.
– Поздравляю, – посмотрев на подростка, я снова переместила конверт из руки в руку. Интересный у нас разговор получается, необычный: сумерки, фонарь, мы в тени, между нами как будто нет совсем ничего общего, кроме нашего пола и этого дома.
– Спасибо, – ухмыльнулась девочка, спрятав руки в карманах толстовки. – На подхвате в KFC теперь шестнадцать часов в неделю. Может быть, к концу года и накоплю пять штук, чтобы выкупить у Фрэда старый пикап.
– Зачем тебе пикап?
– У бабушки ноги больные, так что с пикапом было бы проще перемещать её на дальние расстояния.
Ненатуральная блондинка выпустила изо рта дым сигареты:
– Не парься, ты ещё малолетка и, что главное, не залетевшая, так что пусть ты и одна на белом свете со своей бабкой, зато полна энергии и всё у тебя впереди.
– Как и у тебя, – заметила я. – Ты тоже молода и энергична…
– Но не моложе вас обеих, пупсики. Да еще и залетела.
– Ты что, куришь беременной?
– Без осуждения, леди. Я последние десять лет курю – бросать сложно, ломка жуткая. Эта, – она стряхнула пепел себе под ноги, – последняя сигарета, так что не порти мне кайф.
– И какой у тебя план? – подросток посмотрела на курящую. – Аборт делать будешь? Отец ребенка в курсе?
– Я не в курсе, кто отец, хотя есть у меня три варианта, – горько ухмыльнулась молодая женщина, и в её голосе я смогла распознать горечь такой глубины, что мне самой вдруг стало не по себе. – Никакого аборта – буду рожать. Ребёнок только мой. Сто процентов будет девочка, я это чувствую. Больше никакого курева, алкоголя и мужиков. Завязываю с проституцией.
– И чем будешь заниматься? – продолжала интересоваться девушка помладше.
– Перееду на Аляску. Хочу успеть до наступления зимы. Мне там в наследство от двоюродного деда халабудка типа дома досталась, нужно будет успеть привести её в порядок прежде, чем её завалит снегом.
– Кто такой двоюродный дед? – сдвинула брови подросток.
– Брат родного деда, – с лёгкостью смогла разъяснить я.
– Да, только в моём случае брат бабки по материнской линии. Письмо с Аляски пришло неделю назад, на следующий день после того, как я узнала о беременности, представляете? Бывают же в жизни совпадения… Двоюродная тётка пишет, будто халабудка там хотя и не новая, всё равно отличная – с целыми четырьмя комнатами. Она даже работу мне предлагает: продавщицей в её барахольной лавке. На Аляске, видимо, действительно плохо без общения с людьми, вот одинокая тётка и пытается заманить меня к себе. Она, вроде как, неплохая, и наследство, вроде как, тоже полезное, а я беременна, без собственной крыши и родных, а там, вроде как, и крыша, и работа, и даже какая-то благожелательная тётка.
– Так чего же не едешь прямо сейчас? – снова решила поинтересоваться подросток.
– Бабла нет. Мне даже на бензин не хватит, а проституцией я больше не занимаюсь. Может быть, подработаю где-нибудь уборщицей или еще кем… Ладно, пошла я думать. Бывайте, молодые и счастливые, – потушив сигарету, молодая женщина сделала глубокий вдох, подняла теплый воротник своей потертой куртки и отправилась в сторону своей квартиры.
Вздохнув, я пожелала хорошего вечера оставшемуся сидеть на корточках подростку, и тоже направилась к своей квартире. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, я думала об этих двух детях: они обе годятся мне в правнучки. Они молоды, но они на грани старческого одиночества – у них нет никого, кроме себя самих. Бывает и такое. Однако у них есть кое-что, чего нет у стариков – время. А значит, у них ещё есть шансы: шанс найти “своего” человека, шанс родить своих детей, шанс найти свой путь, а на нём своих людей, своё счастье в себе и в других людях. Надеюсь, они это понимают, хотя, конечно, молодость в принципе мало что понимает с первого раза, а второго ей не дано. Я просто исключение из правил. А значит, я не в счёт.
– Это самый красивый костюм для танцев из всех, что у меня были! – держа в руках разделенный верх и низ костюма, Летисия закружилась с ним вокруг своей оси.
– Вот ведь неприятность, – поджав губы, Купер посмотрел на меня наигранно-претенциозным взглядом, – до сих пор подаренный мной костюм был лучшим.
– На моём варианте больше блёсток, – ухмыльнулась в ответ я и снова обратилась к Летисии. – И да, я купила костюм и себе тоже, так что вот, держи, возвращаю тебе твой зелёный, – я отдала счастливо улыбающейся Летисии бумажный пакет с зеленым костюмом, который как раз перед поездкой в парк пропустила через профессиональную химчистку – как предчувствовала. – И да, Марк, про твой день рождения я тоже не забыла, так что держи, – я протянула парню абонемент в суши-бар.
– Обожаю суши, – заулыбался парень.
– Я знаю, – в ответ улыбнулась я.
– Здесь на четыре похода. А нас как раз четверо…
– Но я же дарю конкретно тебе. Можешь четыре раза сходить сам.
– Я выбираю сходить один раз вчетвером. Идёт?
– Очень даже идёт, с учётом того, что до моего дня рождения ещё как до луны, – ухмыльнулся Купер, вырвав из рук Марка абонемент.
Летисия прекратила кружится со своим костюмом:
– Так не пойдёт. Это ведь твой подарок, Марк. Мне Рашель костюм подарила, но я не могу ведь подарить тебе его половину.
– Не беда. Можешь просто станцевать для меня.
– Даже не рассчитывай! – Купер толкнул Марка в плечо вполне серьёзно, но уже спустя секунду они, словно пятилетние мальчишки, пустились драться подушками, на которых мы обычно сидели за японским столиком.
– Пойдём сегодня! – схватив Марка за шею и потерев его голову кулаком, утвердил Куп.
Марк вывернулся и с силой повалил его на пол.
– Сегодня? – я посмотрела на свои наручные часы. Уже была половина девятого.
– Суши-бар работает до одиннадцати часов, так что мы успеваем, – заметила Лети.
После десятиминутного дождя, поспешно убежавшего в сторону Мэна, в воздухе осталась повышенная влажность и настоящая осенняя прохлада. Перед походом в суши-бар я переоделась в чёрную кофту, но даже в ней сейчас, как и в кроссовках, и в кепке, было прохладно. Видимо, наступает пора обзавестись более утепленным гардеробом. Мне нужна куртка, шапка, шарф, пару кофт, перчатки и утепленная обувь – это как минимум. В молодежной одежде мне уже привычно и теперь я чувствую себя в ней совсем хорошо. Даже интересно, в какую новую одежду я облачу своё тело на сей раз. Снова будет что-нибудь такое, чего не купила бы себе Мирабелла, но на сей раз не потому, что я хочу контрастировать с её вкусами, а потому, что за прошедшие три месяца у Рашель начали формироваться собственные, порой даже совершенно неожиданные вкусы: мне начали нравиться штаны не только свободного кроя, но и в облипку, и даже с дырявыми коленками, а еще я начала жевать жвачку и интересоваться новыми технологиями. Так что у меня не просто получается справляться со своей новой жизнью, но и наслаждаться ею. Я так считаю.
Осень в этом году ранняя – её дыхание по-настоящему начало ощущаться еще в конце лета. В ожидании своих друзей (скорее знакомых) стоя на парковке напротив дома, в котором все эти месяцы перерождалась и скрывалась, я рассматривала горящие окна квартир и почти что медитировала… Вспоминала, как мерно капает вода из сломанного крана в ванной, прислушивалась к ветру, гуляющему в верхушках высоких деревьев, принюхивалась к солоноватому воздуху, прислушивалась к океану, шумящему где-то в бескрайней темноте за моей спиной. Я была почти в трансе, когда резкий голос Мейры Горовиц, появившийся справа от меня, чуть не оглушил меня и даже заставил подпрыгнуть на месте:
– Девочка моя, ты так легко одета для такой прохладной ночи!
– Фух!.. – я почти схватилась за сердце. – Мейра, что вы тут делаете?
– У меня пять квартир в этом доме, сдаю одну тебе, еще две твоим дружкам, еще одну матери-одиночке и еще одну подвыпивающему мужику. Пришла забрать двухмесячный долг у матери-одиночки, она, вроде как, нашла-таки деньги, с которыми у меня теперь туго… Муж ногу сломал, а это не страховой случай у нас, оказывается. Вот ведь беда. Деньги нужны позарез. Повезло, что мать-одиночка из первой квартиры подоспела. Жду наступления следующего месяца, как дня рождения – жильцы заплатят, будет чем рассчитаться по долгам.
– Хотите, я могу заплатить за октябрь сейчас?
– А ты можешь?
– Мне премию в этом месяце выдали, – я достала кошелек из кармана и вытащила из него пять купюр.
– Вот ведь выручаешь, девочка! Очень сильно выручаешь! Спасибо, не забуду… – она приняла деньги. – Своим приятелям привет передавай. Марк исправно платит по счетам, а вот Купер с Летисией задержали платеж за прошлый месяц. Не знаешь почему?
– Понятия не имею, – я лишь пожала плечами.
– Ну ладно, я пойду, а то еще нужно успеть за внучкой заехать. Хорошего вечера, Рашель.
– Хорошего вечера, Мейра.
Не знаю, каким в итоге вышел вечер у этой заваленной заботами почти пенсионерки, но у меня он был действительно хорошим. Пока всё не подпортило недопонимание со стороны одного из моих новых друзей.
Старый мерседес Купера – ровесник моего старшего внука – завелся с третьей попытки. На протяжении вечера это было главной нашей темой за поеданием огромного суши-сета, пока сидящая напротив меня Летисия зачем-то не протянула в моём направлении свою тонкую руку. Я не сразу поняла, что она демонстрирует мне вовсе не руку, а свои загадочно шевелящиеся пальцы, а еще вернее – безымянный палец, украшенный тоненьким колечком с малюсеньким белым камушком, утопленным в его центр.
– О… Вы что… – я растерянно уставилась сначала на светящуюся от счастья Летисию, а затем на явно гордого Купера. – Вы что, решили пожениться?
– Два дня назад сделал этой красавице предложение, – широко заулыбался Куп, обняв Лети правой рукой.
– Свадьбы как таковой не будет, – скромно начала Летисия, – родных у нас мало, друзей и подавно, а денег тем более, так что мы просто распишемся…
– И дело с концом! – засмеялся Куп.
– Поздравляю, – в один голос отозвалась я с сидящим справа от меня Марком, на что Марк отреагировал широкой улыбкой.
– Вы уже три года вместе, так что пора, да, Куп? – поднял свой бокал с водой Марк.
– Приглашаем вас двоих отпраздновать это радостное событие с нами. Первого октября мы с Лети распишемся, после чего можем все вместе сходить в ресторан, который недавно открылся в новом отеле. Ну так что, единственные приглашенные, вы придете?
– Ты шутишь? Обязательно придем! – сразу за нас двоих высказался Марк и вдруг совершенно неожиданно положил свою руку поверх моей.
От неожиданности и лёгкого шока, моей реакцией стало резкое замирание, далее – недовольный взгляд, сразу же открывший всем присутствующим моё неудовлетворение нарушением моего личного пространства. Марк резко отдернул руку, словно я не посмотрела на него, а ужалила… Ситуацию немного спасло громкое смс-оповещение, в этот момент пришедшее на мой телефон. Потянувшись за телефоном, я в итоге на весь вечер с головой ушла в него, чего прежде никогда не делала, считая невежливым уходить в интернет во время общения с живыми собеседниками. Оставшиеся пятнадцать минут продержались на общении Купера и Летисии между собой – Марк только поддакивал, а я молчала, внутренне хмурясь всё сильнее и сильнее: давно ли этот парень лелеет нереалистичные взгляды на мой счёт? А ведь давно. Возможно даже с нашей первой встречи. Нужно было сразу одернуть мальчишку, и тогда он не пробовал бы переступать границу, или он должен был сам понять по моему отстранению от него, что он, как мужчина, мне совсем не интересен?
Вечер был подпорчен. До дома мы ехали под спасительный лепет Летисии, который касался её с Купером помолвки: она рассказывала о том, как она с детства мечтала стать невестой, потом женой, а затем матерью, как она мечтает о большом доме с просторным двором для детей, как к концу года она устроится на вторую работу, чтобы начать копить на собственную жилплощадь…
Полночи Марк колотил боксерскую грушу за стеной моей квартиры. Знал, что я всё слышу. Зато я разобралась, как устроены беспроводные наушники, и начала открывать для себя прелесть музыкальных ресурсов. Но чувства вины этот парень у меня не вызвал и не выбил. Может быть, ему и больно сейчас, зато будет легко потом. Никакого недопонимания, а значит никакой траты времени впустую. Он обязательно найдёт себе достойную девушку: зачем огорчаться из-за того, что я – не она?
На следующий вечер, объевшись свежими круассанами, которые я купила в недавно открывшейся в центре города пекарне, мы с Летисией лежали на полу, засунув ноги под согревающий котацу* (*Котацу – традиционный японский предмет мебели, низкий деревянный каркас стола, накрытый футоном или тяжёлым одеялом, на который сверху положена столешница. Под одеялом располагается источник тепла, часто встроенный в стол). Купер сидел за письменным столом и был занят изучением чего-то важного в своём ноутбуке, а Марк этим вечером не пришел – очевидно, всё ещё переживает из-за моей невзаимности. С Летисией было легко и интересно: она любила поговорить, а я из слушателей, так что мы отлично подходили друг другу и составляли собой гармоничную компанию. Только что она рассказала о том, что совместное чтение со мной её вдохновило начать собирать собственную библиотеку, начало которой уже положено: двенадцать книг на подоконнике, пять из которых подарены мной. Обсудив это, мы уже минуту, как лежали молча, так что я решила спросить:
– Почему вы пригласили на празднование вашей свадьбы только меня и Марка? Как же ваши родственники и традиционное празднество?
– У Купера с родственниками всё сложно: бедная и многодетная семья – сложные родители, семеро сыновей и все в разброс друг от друга. С родителями Купер совсем не ладит, да и с братьями тоже не особенно. У него нормальные отношения только с двумя братьями, которые младше него. Старшие – семейники с кучей детей и меняющимися женами, алиментами, да еще и проблемами с законом. У всех свои сложные жизни, все пытаются сводить концы с концами. Откровенно говоря, четыре старших брата неблагополучны и с двумя из них вообще лучше не связываться.
– Но двое братьев, младшие, нормальные, да?
– Да. Спайк младше Купа на три года, а Коди младше Спайка на год. Кстати, Спайк через три дня приезжает в Хамптон на поиски работы – он выучился на электрика, так что нам, видимо, пару недель придется потесниться. В следующем году, вроде как, сюда собирается подтянуться и самый младший – Коди. Ведь этим ребятам больше и не к кому тянуться, кроме как к Куперу. У Марка, кстати, тоже проблемы в семье: родители в разводе, есть младшая сестра, с которой он не общается с тех пор, как мать во второй раз вышла замуж. Сестра, вроде бы, уже достаточно взрослая, старшую школу оканчивает, и с отчимом ладит.
Рассказчица замолчала. И это показалось мне странным. Потому что вместо того, чтобы закончить рассказ своей историей, она вдруг перескочила на историю стороннего человека – Марка. Но хотя она и лежала на расстоянии вытянутой руки от меня, и смотрела в потолок, я видела, как она кусает губы – она кусала их так только тогда, когда ей хотелось сказать что-то ещё, но её одолевали сомнения. Если спрошу – она обязательно ответит, если промолчу – может не решиться сказать ещё хоть что-то по этой теме.
– А что твои родственники? – сделала выбор я.
– А я сирота.
– Оу, мне жаль…
– Нет, ты не подумай, будто я из тех несчастных, родители которых погибли. У меня другое. Мать отказалась от меня в роддоме. В итоге я всё детство кочевала по фостерным семьям. К восемнадцатилетию чувствовала себя подержанной игрушкой, перебрасываемой из коробки в коробку: вроде бы и ненужная, и уже потёртая, но всё равно яркая и блестящая, так что выбрасывать жаль, – Лети вдруг вздохнула так, будто попыталась стряхнуть невидимую тяжесть со своих лёгких, но эта попытка явно не увенчалась успехом. Мне вдруг стало её жаль. – Четыре года назад я нашла её. Свою мать. Дурочка, я надеялась, что она или обрадуется, или хотя бы выразит сожаление о том, что бросила меня. А еще я думала, что она будет какой-нибудь уставшей пьянчужкой, которая будет нуждаться в дочерней заботе. Всё оказалось совсем не так. Она оказалась здоровой сорокалетней женщиной, пышущей ухоженностью и благосостоянием человека среднего класса. Её жизнь была налажена: хорошо зарабатывающий муж, взрослый пасынок, работа секретарем в престижной фирме по производству строительных красок в Бостоне. И я ей не была нужна. Никогда. Она не жалела о том, что оставила меня сразу после родов. Благодаря этому выбору, как она выразилась, её жизнь в итоге сложилась очень даже неплохо – она выбралась из бедности, обзавелась благонадежным мужчиной, приличной квартирой и стабильной работой. Наша встреча закончилась тем, что она попыталась подкупить меня: совала мне деньги, чтобы я никому не болтала о нашей родственной связи, ведь это могло бы не только испортить её репутацию, но и разрушить её брак – её муж не знает о том, что у нее была дочь, и вообще думает, будто она бесплодна, в то время как на самом деле она сразу после моего рождения перевязала себе маточные трубы, чтобы больше никогда не забеременеть. Из полезного, что я узнала от неё: мой отец был каким-то проезжим байкером, с которым она, как она выразилась, “кувыркалась” одну неделю, после чего он укатил дальше на юг, а она заметила свою беременность слишком поздно для безопасного аборта. То есть она предпочла бы убить меня ещё в своей утробе, но шанс упустила… Сказала, что мой биологический отец был такой же черноволосый и кудрявый, как и я. Она, знаешь, оказалась шатенкой, и её волос совсем не крутился…
Лети резко замолчала, как будто невидимый ком придавил её горло.
– Мне жаль, – я положила руку на её плечо. Лети резко замотала головой:
– Пустяки. Я уже пережила это. Но вот мне интересно, будут ли кудриться волосы у наших с Купером детей, – с этими словами она резко перевернулась на живот и достала из-под пледа котацу глянцевый журнал. Положив его между нами, она открыла его на заложенной странице и ткнула указательным пальцем в центр страницы. – Смотри какой чудесный, даже не верится, что этот дом продается здесь, в Хамптоне, на окраине города. Я видела его один раз, когда мы с Купом ездили в аквапарк. Правда ведь чудесный?
Я посмотрела на фотографию дома, который и вправду выглядел прекрасно: двухэтажный, но не огромный, обит белоснежной вагонкой, с панорамными окнами, кажущийся просторным и полным света.
– Да, он хороший, – согласилась я.
– Я всю жизнь кочевала по домам с тесными комнатами, наверное поэтому всегда мечтала о большом и просторном доме, в котором у каждого моего ребёнка будет личное пространство. Смотри, какое у него роскошное крыльцо, и задний двор в цветах, а вот тут можно было бы поставить детские качели. Наверное, долго будет продаваться в нашем-то городе.
– Почему же? – непонимающе посмотрела на собеседницу я.
– Смотри какая цена. Двести пятьдесят тысяч долларов. Кто же его купит? Да, пусть он сделан из самых лучших материалов во всём штате, но такая цена!
– Моя мечта подешевле и пореальнее, – ухмыльнулся Купер, вдруг отлипнув от своего компьютера.
– И о чем же ты мечтаешь? – ухмыльнулась я.
– Я не просто мечтаю – я каждый день иду к поставленной цели. Я открою свою клинику. Я уже всё посчитал: пятидесяти тысяч для стартового капитала хватит с запасом. Я уже накопил немного, так что если следующие пять лет экономика США будет такой же стабильной, как в последние годы, что не факт, тогда вы, дамы, сейчас смотрите на будущего доктора Купера Чайлда, который станет местной знаменитостью за счет своих профессиональных талантов и доступных цен на лечение.
Молодость – пора амбиций.
– Представьте, что ваши материальные мечты – дом и клиника – уже сегодня сбылись. Что дальше? – ухмыльнулась я.
– Если сбылись уже сегодня, тогда уже завтра я стану замечательной матерью! – подняв руку вверх, усмехнулась Летисия.
– Ты по-любому станешь замечательной матерью, – в ответ отозвался с усмешкой Купер. – Но годам к тридцати, когда мы встанем на ноги.
– Мы хотим себе большую и дружную семью, – заглянула мне прямо в глаза подруга. – Пятеро детей – минимум, на который я согласна, – её усмешка стала совсем мечтательной. – Но для старта начнём с пары котят. Я всегда мечтала о домашних животных. Купер любит котов, так что у нас будет двое: возьмём из кошачьего приюта, в котором волонтёрит Мэгги – ты её знаешь, она ходит на танцы по средам и пятницам, стоит прямо за тобой.
Я вспомнила Мэгги. И улыбнулась Летисии: человеческие мечты бывают холодными и даже колючими, но её с Купером мечты тёплые, словно солнечные дни в середине мая.
– Ладно, красавица, поднимайся с пола, нам пора, – с этими словами Купер оторвал свой взгляд от своих наручных часов. Они собирались на день рождения стажера, недавно поступившего на службу в отделение скорой помощи, в котором работает Купер. – Рашель, как думаешь, что может стать отличным подарком для двадцатипятилетнего парня?
– Пятьдесят тысяч долларов на открытие его личного бизнеса? – ухмыльнулась я, сев за столик, пока Летисия отправилась прихорашиваться в ванную комнату.
– Поздно. Мы уже купили ему какую-то фигню вроде двухнедельного запаса корма для его щенка. Кстати, мой день рождения в конце ноября, так можешь уже начинать копить на батарейки для наручных часов – потому что мне всегда нужны батарейки для часов, – многозначительно повел бровями парень с неизменной веселостью во взгляде.
Я ответила ему шуткой, он бросил в меня ещё более острую шутку, мы ещё некоторое время перекидывались шутками и смешками, после чего я решила не дожидаться выхода Летисии из ванной и попрощалась с Купером на веселой волне, однако не смывшей с моей души горького осадка с примесью печали.
Прежде чем переступить порог своей квартиры, я немного постояла на балконном коридоре: прислушалась к ночному ветру, вгляделась в близкую темноту океана, почти пощупала сырость, оставшуюся после продолжительного дождя. Нужно не затягивать с утеплением гардероба – осень уже пришла. А значит, уже прошло девяносто дней с момента моего побега из прошлой жизни. Пора утепляться, чтобы не замерзнуть.
Зайдя в квартиру, я не стала включать свет в коридоре. Под свет мобильного фонарика помыла руки и переоделась в ванной, после чего прошла в основную комнату. Подошла к торшеру, стоящему в углу возле холодильника, и включила его – тусклый тёплый свет едва осветил пустую комнату, за окном вдруг загудел ветер… Закрыла жалюзи, включила старый обогреватель, который нагреет комнату в лучшем случае только через час – нужно бы сказать Мейре о том, что этот агрегат совсем плох.
Достав из шкафа футон, привычно разложила спальное место чуть правее от центра комнаты, залезла под одеяло, прикрытое пледом, и с удовольствием соприкоснулась головой с мягкой подушкой. И всё равно успокоение не соглашалось приходить – палка в осиное гнездо уже засунута, и этого не отменить: нужно дождаться, пока осы успокоятся, или попытаться убежать от них – нырнуть в лесное озеро с головой и не высовываться, пока осерчавшие насекомые не улетят прочь.
Я не знаю, кто мои родители. В смысле, биологические. Райан и Опра Армитидж не мои родные отец и мать. Однако они были со мной с первой недели моей жизни и благодаря им у меня было замечательное детство. Благодаря их любви и заботе я даже представить себе не могу, каково это – чувствовать себя “подержанной игрушкой, перебрасываемой из коробки в коробку”.
Сначала я сбросила с себя одеяло и резко села. Потом, не до конца понимая зачем, встала на ноги, подошла к столу, отодвинула стул, села, открыла макбук, открыла браузер и замерла с повисшими над клавиатурой пальцами. Что именно я собираюсь искать? Правильно. Не кого – а что. Мой поисковый запрос был записан и отправлен во Всемирную паутину словами, собранными в одно вопросительное предложение: “Как ищутся пропавшие родственники?”.
До сих пор я ни разу не предпринимала ни единой попытки найти их. Своих биологических родителей. Потому что у меня не было повода. Так я считала. Я осознавала себя частью замечательной семьи: отец, мать, муж, наш ребёнок, кузина и её дети, общие внуки. Но. Родители и муж, и кузина давно покинули меня. По-разному, но меня покинули и дети, и дети детей. Я осталась одна, и вот я вдруг как никогда отчётливо осознаю́, что не знаю о своём истинном происхождении ровным счётом ничего. Прежде, когда я была окружена любящими людьми, меня это как-то не волновало, но теперь всё как будто совсем иначе…
Мне было восемнадцать, когда я узнала о том, что мои родители мне не родные. Но рассказали мне об этом не они. Геральт влюбился в меня и стал за мной красиво ухаживать, я тоже скоро начала думать только о нём одном, но тайно мою душу смущал один серьёзный факт – Геральт являлся племянником моего отца. Когда он в первый раз поцеловал меня, я расплакалась оттого, что он мне безумно нравился, но я считала, что мы не можем быть вместе, ведь мы кузены. Он открыл мне правду, которую узнал от своей матери – я не родная дочь Райана и Опры. Мой шок был невероятной силы. В тот же день я пришла к родителям с вопросом, и они признали факт отсутствующего между нами кровного родства. С тех пор я больше не ломала голову относительно того, почему мы внешне так сильно разнимся…
Первое время я была потрясена, но даже не потому, что эту правду знал Геральт, но не я, а потому, что оказалось, что мои родители даже не планировали рассказывать мне правду о моём происхождении. Тогда я не поняла их. Впервые в жизни по-настоящему обиделась сразу на них обоих – мы неделю прожили без нормального общения, пока в итоге мать не высказала мне признание, ставшее для наших отношений спасительным: они боялись “потерять” меня. Она не лгала и не преувеличивала. Они действительно боялись потерять меня – я собственными глазами рассмотрела этот страх в глазах обоих моих родителей. Однако ничего было не отменить: они и только они были моими родителями, и других я бы уже не признала родными, а их не смогла бы признать чужими. Но прежде чем наверняка отказаться от идеи разыскать своих биологических родителей, я не могла не задать вопрос родным о том, как именно я появилась в их жизни. Они сказали, что забрали меня из приюта новорождённой – мне было всего несколько дней от роду. Кто-то оставил меня у двери приюта в картонной коробке с тряпками. Райан и Опра приехали в приют и забрали меня уже на следующий день после моего попадания в то место: бездетные, они мечтали о новорождённом младенце, а я была самой маленькой – всем остальным детям было от двух до пяти лет. Вот и вся история. До сих пор я думала, что здесь и копаться-то не в чем – ни тех тряпок, ни той коробки, в которых меня выбросили, уже давно не осталось, – но вдруг я ошибалась? Вдруг копаться всё же есть в чём, а с учётом того, в век каких технологий мне посчастливилось переродиться, вдруг у меня есть шанс что-то откопать?..
Я вбила в поисковую строку второй запрос: “Приют духовных сестёр в Вермонте”, – так называлось то место, в которое меня подбросили. Первая ссылка и сразу же категоричный ответ: “Учреждение сгорело дотла (пометка: два десятилетия назад). Во время пожара никто не пострадал, однако все документы, включая те, что содержали в себе информацию о воспитанниках, находившихся в этом учреждении за всё время его существования, полностью уничтожены… Подозрение на умышленный поджог подтвердилось. Виновных не нашли”.
Как так?.. Это что… Всё? Точка?..
Не помню как, но я неожиданно для себя перебросилась на страницу в социальной сети, принадлежащую Рокки, осознанно закрепленную в моих горячих закладках. Ничего на этой заветной странице не менялось, но я никак не могла заставить себя прекратить гипнотизировать её, как будто силой своей мысли могла заставить точку онлайна над фотографией этой девушки, упёрто смотрящей в другую сторону, засиять зеленым светом. Может быть, я должна выяснить, какие у неё корни? Кто её прабабка, кто её прадед? Но… Зачем? Она ведь всё равно не узнает – даже если бы я что-то узнала, ей ведь некому рассказать. Да и могло бы быть подобное интересным для нее? Правда в том, что я не знаю. А чтобы что-то узнать, нужно что-то сделать. Я же ничего не могу сделать, потому что бабушки Мирабеллы для Рокки, как и для всех других людей, больше нет. Есть Рашель, а она для Рокки просто-напросто никто. Так и должно быть. Я так решила три месяца назад, после чего прожила девяносто дней.
Несколько глубоких вдохов и выдохов…
Всё хорошо. Я справлюсь.
Статус “в моменте” никак не шел у меня из головы. Рокки написала именно эту фразу из миллиарда возможных – что же эта фраза может мне рассказать о ней? Что же – что же…
Логика подсказывала мне о необходимости перестать думать о Рокки. Около пятнадцати минут я игнорировала эту подсказку. Затем обратила внимание на красный маячок нервной системы, кричащий мне о надобности остановиться – я стала бесконтрольно отстукивать пальцами по столу. Поймав себя на этом телодвижении, я резко остановилась и решила кардинально переключиться – слишком рано, чтобы ложиться спать, слишком темно, чтобы не улечься в постель, но ведь по-любому не засну. Сначала раздумывала, не организовать ли себе чай, но потом пальцы коснулись клавиатуры и вбили в поисковую строку имя официанта из пиццерии, которому я случайно помогла. По крайней мере, я надеялась на то, что именно помогла, а не навредила своей помощью, потому и решила посмотреть.
У Олдина, Холли и малышки Грейс Флейтвулл всё в шоколаде. И Олдин, и Холли опубликовали на своих страницах в социальной сети объемные статьи со словами благодарности неизвестному благожелателю, одарившему их обустроенной жилплощадью. Строка: “Мы будем стремиться к счастью и будем стараться делать счастливыми окружающих нас людей”, – самая яркая фраза из статьи Олдина. У Холли появилось много фотографий – все из новой квартиры, почти все с Грейс на руках или с Олдином в обнимку. Одна, на которой они сфотографированы втроем, подписана словами: “Решили, что через лет десять у Грейс будет братик Брэд”.
Я смогла потратить какую-то часть данных мне свыше денег правильно – я подарила кому-то счастье и веру в будущее. Надеюсь, я успею ещё кому-нибудь помочь, кого-то спасти. И не нужно ждать. Нужно делать прямо сейчас.
Я уже навела курсор на вторую горячую закладку, следующую сразу за страницей Рокки – благотворительный фонд, – как вдруг в дверь квартиры громко постучали. Оторвав взгляд от монитора, я бросила взгляд в темный коридор, заканчивающийся входной дверью, и замерла – может быть, выпивающий сосед снова ошибся квартирой? Такое уже было три недели тому назад.
Стук повторился. Я посмотрела на часы: начало десятого часа – слишком поздно, как для незваных гостей.
Встав из-за стола и закрыв крышку макбука, я направилась к двери и по пути включила в комнате нормальный свет.
– Кто там? – остановившись у двери, уверенно-громким тоном поинтересовалась я.
– Марк.
Марк, так поздно? Что-то случилось? Я открыла дверь.
– Привет, – первым произнес он и, не дожидаясь приглашения, вдруг сам переступил порог моей квартиры и прошел в коридор. Такое поведение могло бы показаться мне нетактичным, но, кажется, он был чем-то обеспокоен. – Летисия и Купер не реагируют на стуки в дверь.
– Они ушли на день рождения коллеги Купера. Куп говорил, что предупреждал тебя…
– Да, точно, предупреждал… Я забыл, – парень уперся руками в бока и поджал губы, своей позой уведомляя меня о том, что он здесь вовсе не за ответом на этот вопрос, а значит, уходить не собирается.
– У тебя что-то случилось?
– Да нет… Просто.
Он замолчал. Уходить так и не собирался.
– Чай? – убедившись в том, что он не сдвигается с места, без особенной охоты предложила я.
– Да, было бы замечательно, если честно.
Я закрыла входную дверь, в которую он назад так и не выпорхнул – только комната зря остудилась на ночь глядя.
Мы прошли в основную комнату. Я начала набирать воду в чайник, а Марк остановился у кухонного гарнитура в метре правее меня и наконец снова заговорил:
– Я всё думаю о тебе…
– Не стоит.
– И всё же я думаю. И в голове у меня неизменно крутится один вопрос: кто же ты такая? – внутри меня вдруг что-то едва уловимо шевельнулось. – Сама посуди, как ты выглядишь со стороны: абсолютная загадка. Очень симпатичная, но при этом отчего-то одинокая. Путешественница, которая сама по себе во всём: ни семьи, ни старых знакомых, ни коллег – как будто никого у тебя в жизни и не было до самого твоего заселения в этот дом. Айтишница, а значит, можешь позволить себе значительно лучшее жилье и даже более интересный город. У тебя точно нет проблем с деньгами: Летисии ты подарила явно недешевый костюм, да и твой подарок мне не из дешевых. При этом ты регулярно одариваешь нас за свой счёт: пироги, печенья, круассаны, лимонады, шоколадки, мороженое – только начало совсем не короткого списка недешевых продуктов, которыми ты щедро угощаешь Летисию с Купером, а заодно и меня, когда я вклиниваюсь в вашу компанию. На тебе исключительно новая одежда, у тебя дорогой телефон и макбук последнего поколения, вся твоя посуда сияет новизной, твой холодильник всегда забит продуктами, причем весьма дорогостоящими…
– Я айтишница, как ты сам успел заметить, – я вдавила кнопку на чайнике недрогнувшим пальцем.
– Правда? Ни разу не видел тебя за работой.
– Как и я тебя. Ты работаешь в тренажерном зале, а я у себя в квартире за закрытой дверью – в чём твоя проблема? – для убедительности я одной рукой оперлась о кухонную столешницу, а второй подперла свой бок.
– У меня нет никаких проблем, – прищурился парень. – А у тебя, случайно, проблем нет? С законом, например?
Он вёл себя агрессивно. И с самого его прихода его агрессия лишь возрастала. Терпеть подобное в своей квартире я не собираюсь – пусть уходит, раз ему ничего от меня не надо, кроме как излить на меня свою уязвлённую моей незаинтересованностью гордость.
Я уже собиралась просить незваного гостя удалиться, но вдруг, совершенно неожиданно, он резким выпадом метнулся не просто ко мне, а прямо на меня. Схватив меня сначала за плечи, он сразу же перебросил одну свою правую руку на мою талию, а левую положил на мою шею, таким образом пытаясь зафиксировать мою голову – он попытался насильно поцеловать меня в губы! От первой попытки я смогла отвертеться и даже взвизгнула, но он не собирался останавливаться – его пальцы впивались в мою шею сзади с такой безжалостной силой, что я не сомневалась в том, что у меня останутся синяки. В одну секунду моё сознание пронзило сразу две ужасные истины: “Купера и Летисии нет за стеной – никто не услышит моих криков!” и “Он не остановится – он намерен совершить насилие!”.
Поняв, что у него не получается коснуться моих губ, он резко повернул меня и врезал моё тело поясницей в кухонный гарнитур… Моя левая рука резко вырвалась в бок, я неосознанно схватилась за что-то – этим спасительным чем-то оказалась невымытая после жареного картофеля сковорода. Я размахнулась и врезала ею изо всей силы. Если бы это была чугунная сковорода, какой в прошлом веке владела моя мать, этот парень как минимум завалился бы с сотрясением мозга, как максимум – лишился бы своей дурной башки напрочь. Но это была обычная тонкая сковорода с антипригарным покрытием двадцать первого века. Её хватило только на то, чтобы до крови разбить парню скулу – скорее всего, я порезала её острым краем, не знаю… Одного удара хватило, чтобы он отпрянул от меня с шокированным выражением лица. Не прошло и пяти секунд, как, проведя пальцами по разбитой скуле и увидев на них кровь, парень наконец понял, что напал не на того человека.
– Прости… Прости, Рашель. Я зашел слишком далеко, – он растирал кровь на своих пальцах, глядя мне в глаза, струйка крови уже скатилась к его подбородку.
– Уходи, – моё дыхание сбилось, я всё ещё опасалась его, хотя уже видела, что смогла отстоять себя. – Немедленно. Пошел прочь… – я махнула сковородой в сторону выхода, и вдруг увидела на щеке парня не только кровь, но и остатки жареного лука с маслом.
Он не собирался просить у меня прощения повторно. Потому что он совсем не раскаивался – он скорее сожалел, что у него не вышло, и немного опасался последствий, которые я могла ему устроить, попробуй он сорвать с меня одежду – теперь он не сомневался в том, что последствия для него могли бы стать губительными. Он метнулся в коридор. Не выпуская из рук сковороды с погнувшейся ручкой, я быстрым шагом последовала за ним. Стоило ему только выйти через порог, как я захлопнула за ним дверь и закрыла её на цепочку. Я уже вернулась в комнату, когда в дверь раздался тройной стук. Снова он – тройной стук исполняет только Марк. Купер стучит много раз, а Летисия только дважды.
Замерев на пороге между коридором и комнатой, я прислушалась. Повторного стука не последовало. Шестьдесят секунд молчания – он ушел. Но главным уходящим он не станет.
Мне пора двигаться дальше. Я слишком задержалась здесь. Здесь мне больше нечего делать, это не моё место и не та жизнь, которую я хотела бы проживать. Необходимо искать дальше. После ошеломляющего перерождения и нервного побега я хотела отдохнуть, дать себе время, чтобы собраться с мыслями. Три месяца – более чем достаточно для сборов. Я пришла в себя. В себя настоящую, в Рашель. А значит, пора двигаться дальше. В противном случае так вся жизнь пройдёт. Знаю, уже проходила.
В девять часов утра я позвонила в банк и забронировала сумму наличными, но сумма была внушительной, так что мне пришлось смириться с тем, что получить её на руки я смогу только после обеда. Однако у меня и без снятия наличных было много дел. Позавтракав сэндвичами, сделанными на скорую руку, я отправилась в главный торговый центр и проторчала в нём без малого три часа. Я купила себе куртку средней длины и с опцией водонепроницаемости, обувь потеплее, перчатки с открытыми пальцами, еще одну черную толстовку и джинсы поплотнее. Больше всего времени ушло на покупку чемодана: двадцать минут пришлось ожидать возвращения кассира на его рабочее место, потому что второго павильона с чемоданами в этом торговом центре не было, да и в целом городе, подозреваю, тоже не существовало. В итоге я приобрела весьма вместительный чемодан средних размеров и на колесиках, выполненный из высококачественного поликарбоната неопределенного сизого цвета. Погрузив в него все свои покупки, я направилась в банк, в котором пробыла час и по итогу смогла получить на руки большой бумажный пакет, который также успешно поглотил мой новый помощник – чемодан.
Дома я оказалась после обеда, съела разогретые в микроволновке остатки вчерашнего супа и домашней пиццы, вымыла посуду и начала собираться. Вещей у меня за три месяца накопилось всего ничего. Из крупного только макбук, пара зарядных устройств, фен, немного косметических средств (шампунь, кондиционер, черный карандаш для глаз и гигиеническая помада, дезодорант, расческа), немного одежды (некоторую я решила оставить в шкафу, но прекрасный и при этом ни разу не надетый костюм для танцев не задумываясь положила поверх уже укомплектованных в чемодан вещей). Я никогда не была барахольщицей, всегда с лёгкостью расставалась с материальными вещами, особенно в случаях, когда жертвовала их кому-то. Так что неудивительно, что в чемодане в итоге всё равно осталось немного свободного места.
Зайдя в ванную комнату, я аккуратно коснулась пальцами кафельной плитки сбоку от раковины и умело вынула её из стены. Данный тайник я нашла в конце первой недели проживания в этой квартире. Прежде здесь хранился маленький зеленый солдатик и пластмассовая ромашка, свидетельствующие о том, что когда-то в этом помещении обитал ребёнок. Игрушки были маленькими, так что вынимать их не пришлось, чтобы положить рядом с ними две плотно замотанные в водостойкие пакеты упаковки долларов – в каждой по пятнадцать тысяч. Забрав деньги, пластмассовые фигурки я установила назад и закрыла тайник.
Все деньги – из банка и из тайника – я засунула в чемодан и закрыла его на кодированный замок. После всех этих манипуляций приняла горячий душ, после которого перекусила йогуртом и, постелив полотенце поверх подушки, улеглась на футон с невысушенными волосами. Я не собиралась спать – было только начало вечера, – просто прилегла, чтобы немного передохнуть и заодно через мобильный телефон купить билет на автобус. В итоге билет я успешно купила, но силы свои всё равно не рассчитала: нервное напряжение последних суток в сумме с горячим душем отключили меня прежде, чем я успела понять, что начинаю проваливаться в сон.
В итоге я проспала беспробудным сном вплоть до пяти часов утра – меня разбудил будильник, благоразумно установленный мной сразу после покупки билета. Увидев точное время на экране, я сначала не поверила в то, что проспала так долго, а когда наконец поняла, что это правда, перестала верить в то, что я действительно решаюсь двигаться дальше.
Выглянув в окно, я увидела лужи на тёмном асфальте, подсвечиваемые оранжевым светом фонарей. До рассвета ещё час, и это хорошо – лучше всего растворяться под покровом ночи.
Я хорошо позаботилась о своей одежде: тёплая толстовка, джинсы с высокой талией, привычная кепка, куртка с глубоким капюшоном, ботинки на высокой шнуровке. В таком одеянии я точно не замёрзну.
Перед выходом проверила каждую комнату – немного вещей осталось, но ничего не забыто. Мусора как такового за собой не оставила. Можно уходить.
Свет на проходе включился только после того, как я выкатила из квартиры чемодан – как будто для меня одной ему было лень просыпаться. С закрытием входного замка понадобилось привычно повозиться несколько секунд, из-за чего пришлось на время поставить два бумажных пакета на чемодан. Если бы кто-то знал, что в эти пакеты укомплектовано триста тысяч долларов, я бы не смогла уйти незаметно, а может быть даже живой.
Подойдя к двери четвертой квартиры, я дважды постучалась в нее костяшками пальцев, незакрытыми перчатками. Прислушиваясь к тому, как где-то высоко в кронах растущих за моей спиной деревьев шумит солёный ветер, я невольно различила шаги в коридоре квартиры, в которую стучалась. Шли двое – естественно Летисия не отпустила Купера одного открывать дверь среди ночи: мало ли это какая-нибудь соседка, которая попытается напасть на её возлюбленного с целью изнасиловать? Перед тем как дверь распахнулась, я успела поежиться из-за ощущения прохлады, навеянной резким дуновением ветра.
– Рашель? Что-то случилось? – в теплом свете коридора Купер выглядел совсем сонным.
– Нельзя открывать просто так! – сразу же вознегодовала Лети. – Ты хотя бы спросил, кто там, хотя бы дверную цепочку навесил…
– Да кому мы нужны, красавица?
– В данный момент мне, – слегка ухмыльнулась я.
– Ой, Рашель, проходи же, проходи… – Летисия схватила меня за локоть и буквально заволокла в коридор. Купер закрыл за моей спиной тонкую деревянную дверь, однако в их квартире всегда было теплее, чем в моей: исправный обогреватель – на вес золота. – Что случилось? – глаза Лети округлились до предела. – Ты с чемоданом?
– Ты уезжаешь?
– Да, я уезжаю.
– Но куда? – снова Лети. – Зачем? Почему ты нас заранее не предупредила? И к чему такая спешка – еще далеко до шести часов…
– У меня скончалась бабушка. Она оставила мне богатое наследство…
– Но позавчера ты ни о чём подобном нам не говорила.
– Лети, – вздохнул Куп, – такое ведь случается мгновенно.
– Ну да…
– Соболезную тебе, Рашель.
– Я тоже. Мне очень жаль твою бабушку, – Летисия привычно коснулась моего плеча и через куртку погладила его.
– Я думала, что вы скажете другое.
– Что именно? – Куппер положил руки в карманы хлопковых спортивных штанов.
– Поздравите с богатым наследством, – криво ухмыльнулась я, подумав о своих детях: они бы сначала сосредоточились именно на наследстве, а потом уже на том, от кого оно досталось и что с тем человеком сталось.
– Ну это же бабушка, – в глазах Летисии плескалась неподдельная жалость. – Я бы очень сильно переживала, если бы у меня была бабушка, которая… Ох, прости, тебе, наверное, и без моей гипотетической скорби тяжко.
– Да уж, – поджала губы я, мысленно установив над могилой Мирабеллы ещё один памятник. – Я уезжаю. А это, – я протянула каждому из них по бумажному пакету, – вам.
– Пирожки? – ухмыльнулась Летисия. – Не стоило о нас заботиться…
– Обещаем, они не пропадут, – ухмыльнулся Купер и, в отличие от Лети, решил вскрыть свой пакет сразу. – Что за… Что это? – его взгляд резко переметнулся с содержимого пакета на меня.
– Наследство моей бабушки составляет без малого один миллион долларов. В ваших пакетах по сто пятьдесят тысяч.
– Нет, мы не возьмём, – Купер резко вырвал из рук ничего не понимающей Летисии её пакет и вместе со своим попытался вернуть его мне.
– Всё в порядке. Это только триста тысяч…
– Целых триста тысяч?! – до Летисии наконец начало доходить.
– Мы не можем принять…
– Купер, успокойся. У меня остаётся ещё семьсот штук.
– Но триста тысяч – это тридцать процентов наследства! – вновь воскликнула окончательно проснувшаяся Летисия. – Так нельзя, Рашель!
– Очень даже можно. Это ведь моё наследство – что хочу, то с ним и делаю, – я видела, что эти слова их не убеждают, и тогда решила действовать убедительней. – Последней волей моей бабушки была просьба отдать часть суммы от своего наследства на доброе дело. Я считаю, что ваше счастье – доброе дело. Этой суммы как раз хватит вам на то, чтобы купить заветный дом и открыть желанную клинику.
Купер замер с протянутыми в мою сторону пакетами. На глазах Летисии проступила внезапная влага.
– Вы можете… Можете передать Мейре Горовиц ключи от моей квартиры? – вытащив ключ из глубокого кармана куртки, я протянула его Лети.
– Да, конечно, – она ответила совершенно шокированным тоном, быстрым движением одной руки смахнула влагу с глаз, а второй рукой приняла ключ.
– Перед тем как отдавать ей ключ, сделайте вот что: в холодильнике и в кухонных шкафчиках осталось много хороших продуктов – заберите их себе, чтобы они не стухли; в шкафу я оставила ненужную, но практически новую одежду – комбинезон и шляпа тебе, Лети, особенно нравились, – всё, что найдешь и захочешь оставить себе, оставляй; можете забрать и посуду, хватит вам уже есть из пластмассовой; все книги тоже себе забери…
– Но, Рашель, это уж слишком щедро…
Да. Я специально забила холодильник и кухонные шкафчики продуктами, умышленно оставила нравящуюся Летисии одежду, предусмотрительно вымыла всю посуду и собрала большую коллекцию книг – как знала, что всё кончится тем, что я уйду, оставив все эти материальные ценности этим двум молодым несмышленышам.
– Только не забудьте передать ключи Мейре. Я внесла плату за квартиру на месяц вперед, скажите ей, что она может оставить её себе в счет сломанной духовки и трещины на напольной плитке в ванной – я неудачно уронила фен. Ах да, еще за сломанную сушилку – ножка у основания треснула. Погодите-ка, у меня только что появилась идея получше…
– Давай, добей нас, – опустив пакеты на пол, с вызовом и непонятной интонацией выдал Купер.
– Твой младший брат Спайк, который приезжает в Хамптон в поиске работы, ведь завтра здесь будет? – молодёжь уставилась на меня непонимающим взглядом. – Просто вы можете не тесниться, можете поселить его в моей квартире, до конца октября за нее платить не нужно – только коммунальные платежи. Но только починка духовки будет за его счет.
– Спайк ведь электрик, – нервно моргнула Летисия. – Может, он даже сам починит? – она посмотрела на своего жениха, который тем временем неотрывно смотрел на меня.
– Всё в порядке, Купер, – ухмыльнулась я. – Я не торгую наркотой и ничем противозаконным не занимаюсь. У меня действительно богатое наследство, и я действительно решила поделиться им с вами.
– Это ведь не испортит нашу дружбу? – Купер взмахнул одним из пакетов.
– Боюсь, мы больше не увидимся.
– Как так?! – Лети едва не подпрыгнула на месте.
– Я уезжаю далеко.
– На другую планету, что ли? – сдвинул брови Куп.
– На другой континент. Моя бабушка из Европы.
Почтовые ящики у этого дома были удобные. По крайней мере, конверт с тридцатью пятьсотдолларовыми купюрами хотя и со скрипом, но пролезал в щель и падал на самое дно – достать сможет только владелец ключа от ящика. Сначала я хотела положить в оба конверта по пять тысяч долларов – подросток, опекающая свою бабушку, говорила, что ей нужно всего пять тысяч на покупку пикапа, а бывшей проститутке пяти тысяч более чем хватило бы, чтобы благополучно добраться до Аляски. Но разложив деньги из своего тайника по двум конвертам, и подписав каждый из них короткой фразой “От кричащей айтишницы”, замерла над оставшимися у меня двадцатью тысячами. В кошельке у меня лежало ещё пять тысяч, от которых мне было ни холодно ни жарко, с миллиардами-то на счетах… Эти деньги мне не столь важны, как наверняка важны этим девушкам: пятнадцать тысяч для нищенствующего подростка могут стать отличным стартом, как и для готовящейся стать матерью женщины. Недолго думая, я доложила в каждый конверт по десять тысяч, запечатала их и теперь опустила в почтовые ящики. Дождь их не намочит, взломщиков почтовых ящиков здесь не водится, оба адресата проверяют свою почту с завидной регулярностью – даже я не так часто заглядывала в свой ящик, как эти два совершенно разных персонажа. Не подписаться я не могла – чтобы не допустить недоразумений, способных навредить получателям: вдруг беременная женщина решит, что её пытается подкупить один из её клиентов, а подросток испугается подклада и обратится в полицию? Так что узнав, кто оставил им деньги, они, скорее всего, попробуют меня найти, но я уже буду далеко… Думаю, им предстоит разговор с Купером и Летисией. Если так, тогда они всё объяснят: уход бабушки в лучший мир – богатое наследство – последняя воля старушки, касающаяся пожертвования части суммы. Вроде бы очень даже неплохая легенда. По крайней мере, Купер с Летисией, как мне кажется, в неё поверили. Хотя, может быть, они поверили мне только потому, что прежде я им никогда не врала. Недоговаривала – да, но врать не врала.
Я уже шла по парковке в сторону автобусной остановки, когда услышала позади себя шаги, эхо которых едва донеслось до моего слуха через шуршание колесиков моего среднего по весу чемодана. Обернувшись, я увидела бегущего вслед за мной Купера. Прежде чем я успела напрячься, он поднял руку с ключами от своего автомобиля и громко выпалил:
– Подожди! Подожди, я тебя подвезу.
– А ты знаешь куда?
– Вариантов не много: автовокзал, железная дорога или причал?
– Автовокзал, – ухмыльнулась я, после чего сделала пять шагов вперед, прямо к машине друга. Позволив ему погрузить мой чемодан в багажник, я заняла переднее пассажирское сиденье, пристегнулась и спрятала открытые пальцы рук в перчатках, с волшебной лёгкостью превратившихся в варежки. Как же быстро в этом году наступила осень! Всегда любила эту пору года, но сейчас не отказалась бы от летнего тепла.
Словно прочтя мои мысли, севший за руль Купер включил барахлящую печку, и мы наконец выдвинулись в сторону автовокзала. Весь путь проехали молча: Купер собирал свои мысли в одну кучку, чтобы в итоге выдать их мне стройным абзацем, а я ожидала, когда он наконец соберет необходимый ему материал. У него всё получилось к моменту, когда мы остановились на парковке напротив автовокзала.
– Послушай, Рашель… – он смотрел в лобовое стекло. – Спасибо тебе… Ты не должна была…
– Брось.
– Ты уверена? Не передумаешь?
– Уверена на все сто процентов.
Мой собеседник неоднозначно ухмыльнулся, немного помолчал. Я решила помочь ему:
– Такой большой дом и серьёзный личный бизнес понадобится не просто купить и открыть, но ещё и содержать.
– У меня есть финансовая подушка – страховочные накопления. Всё будет в порядке, я смогу всё организовать, потому что не остановлюсь. Как клинику открою, начнется стабильный заработок, тем более конкуренция в этом городе практически отсутствует, а это отличная база для роста. Может даже для моих Спайка и Коди найду работу при себе. Я уже и место приглядел для аренды – сегодня же узнаю об этом помещении. Я мужик, я справлюсь, я сделаю Летисию счастливой…
– Я даже не сомневаюсь в этом, – в ответ на столь страстное высказывание улыбнулась я, но этим перебила его, и наши взгляды встретились.
– И я всё верну тебе. Со временем.
– Даже не вздумай. Я не приму.
– Почему?
– Потому что это мой свадебный подарок вам. Ведь на вашей свадьбе я не побываю.
Куп поджал губы, я же тяжело, но одновременно с каким-то облегчением – как будто сказала и сделала всё, что было нужно, – покинула машину.
Куп достал мой чемодан из багажника:
– Я провожу тебя до касс.
– Не стоит. Я дальше сама, – отклонила любезное предложение я, забрав из его руки ручку своего чемодана.
– Будь счастлива, Рашель.
– Вы с Летисией тоже будьте счастливы.
Я уже уходила, когда он ещё раз окликнул меня:
– Ты с Марком не попрощалась?
Обернувшись, я посмотрела на парня:
– Нет.
– Он тебя обидел? Поэтому, а не только из-за наследства, ты уезжаешь?
– С чего ты взял?
– Сегодня ночью я видел его с разбитой скулой. Его девушка ушла от него из-за того, что они дрались. Парню драться с девушкой – это что-то ненормальное. После суши-бара он был немного не в себе, всё говорил о тебе, и вот он вчера с фингалом, а сегодня ты поспешно уезжаешь, попрощалась с нами и одарила нас, но про Марка ни слова.
– Он ничего мне не сделал.
– Если сделал – я могу начистить ему морду.
Я ухмыльнулась: Купер был не таким крупным, каким был Марк.
– Нет, Купер, он мне ничего не сделал. Но приложила я его крепко.
– Понятно, – в ответ он сдвинул брови. – Прости, в последний раз уточню: не пожалеешь, что отдала нам целых тридцать процентов всего своего наследства? Мы ведь для тебя совсем чужие люди, даже не дальние родственники.
– И хорошо, – еще раз улыбнулась я, действительно посчитав, что то, что они мне не родственники – это очень-очень хорошо.
Зайдя в здание автовокзала, я подошла к терминалу и распечатала заранее купленный электронный билет. Я не рассчитывала на то, что Купер меня подвезет, думала, что придется добираться сюда на городском автобусе, так что до отправления моего рейса оставалось ещё целых сорок пять минут. Достав из кошелька десять баксов, я подошла к аппарату, продающему собачий и кошачий корм для путешествующих владельцев домашних питомцев. Купила две упаковки сухого корма и бутылочку воды, и огляделась. На автостанции не было никого, кроме меня. Как в постапокалиптических фильмах – ни души, люминесцентная лампочка моргает, ещё чуть-чуть и изо рта вырвется пар, и повезет, если не вместе с моей душой, оставшейся последней живой в рухнувшем в тартарары мире.
Выйдя на улицу, я снова увидела двух небольших собак, похожих на помесь дворняжки с гладкошерстным терьером – они проводили меня от парковки до самой двери здания автовокзала и теперь с любопытством смотрели на меня. В паре метрах влево, у самой стены, я увидела пустующую баночку, стоящую на земле. Подошла к ней и вылила в нее чистую воду, а рядом рассыпала в две равные кучки корм, для начала из одного пакета. Явно голодные, с проступающими на боках ребрами, собаки набросились на корм, поначалу игнорируя воду, но вскоре начали и пить тоже.
– Ничего… – я слегка погладила каждого из них по очереди. – Всё у вас будет в порядке… Вы братья, должно быть: вон, какие у вас одинаковые пятнышки… Вы есть друг у друга. А это самое главное. Это значит, что вы не одиноки. Только не теряйте друг друга. Не нужно терять… А если потеряетесь – ищите. Чтобы найти. Друг друга или кого-нибудь ещё, кого-нибудь, кого вы сможете отбить у одиночества, и кто сможет отстоять вас у него. Вы чьё-то счастье. Но в первую очередь, вы своё собственное счастье. Понимаете?