Жесткие вещи

Наши переводы выполнены в ознакомительных целях. Переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью. Любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Также можете корректировать, если переведено неправильно.

Просьба, сохраняйте имя переводчика, уважайте чужой труд...

Бесплатные переводы в нашей библиотеке:

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ЭКСТРЕМАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ. НЕ ДЛЯ ТЕХ, КТО ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНЫЙ.

Здесь присутствуют шокирующие истории, элементы жестокости и садизма, которые должен читать только опытный читатель экстремальных ужасов. Это не какой-то фальшивый отказ от ответственности, чтобы привлечь читателей. Если вас легко шокировать или оскорбить, пожалуйста, выберите другую книгу для чтения.

"ЖЕСТКИЕ ВЕЩИ" сплаттер-порно антология

Недалеко от бесконечного участка пустыни и моря мигающих огней вдоль Вегас-Стрип, вишнево-красный "Рэйндж Ровер" подъехал к парку возле захудалого дайв-бара, где бурлила активность. Сидевший за рулем Цезарь повернулся вправо и указал на тускло освещенный вход, подняв крепкую квадратную челюсть. Сегодня вечером на нем была выцветшая черная майка, настолько большая, что ее тонкая ткань никак не скрывала его массивное телосложение бодибилдера. Прохладный ветер врывался в открытое окно, скользя по его грудным мышцам и напрягая розовые соски.

- Как насчет там? - сказал он глубоким и властным голосом, как у нетерпимого сержанта по строевой подготовке.

Пока двигатель работал на холостом ходу, он ухватился за возможность поправить пульсирующую, раскаленную эрекцию на верхней части бедра.

Платиновые светлые волосы падали ей на левое плечо. Куки повернулась к захудалой таверне, наморщив накрашенные губы. Она казалась усталой, утомленной: более трех часов скитаний по одним и тем же улицам брали свое. Однако это не помешало ей приподнять свой подол, чтобы подразнить свою - ох, такую ​​голодную - дырочку. Она прищурилась, моргнула.

- Разве мы не пробовали это место в начале лета? - спросила она, свободной рукой оттягивая бретельку в сторону, чтобы обнажить увеличенную грудь.

Отвлекшись, Цезарь наблюдал, как одна рука теребит сосок, размером с серебряный доллар. Смотрел, как другая исчезает все глубже и глубже в ее увлажненном отверстии. Куки рвалась вперед задолго до того, как они начали ночное приключение, ее непреклонный голод достигал все больших высот с каждой пройденной милей. Он задавался вопросом, почему она так чертовски разборчива, когда было ясно, что ее желания нужно удовлетворять прямо сейчас.

Он расстегнул молнию, оставив достаточно места, чтобы просунуть внутрь палец и коснуться твердой плоти под ней.

- Какое это имеет значение? - сказал он, наблюдая, как два пиздюка средних лет в узких джинсах вошли внутрь. - Никогда не знаешь, что мы найдем. Давай хотя бы взглянем.

На самом деле, ему не терпелось пойти туда так же сильно, как и ей, поскольку воздерживался от любой сексуальной активности, готовясь к этой ночи. Целых семь дней, ни разу не сорвавшись. Легче точно не стало. Но Куки настояла на том, чтобы сохранить это для камер. И, пресвятая Богородица, камеры увидят взрыв, достойный "Книги рекордов Гиннесса", особенно, если она продолжит его так дразнить.

Прекрасно зная, как внимательно он наблюдал и как безумно ее поведение сводило его с ума, она раздвинула бедра и полностью подняла подол, обнажая свое сочащееся отверстие и четыре пальца, погруженные внутрь. Она приспосабливалась, давая ему полный обзор растущей лужи вдоль кожаной обивки.

- Блядь, - простонала она и закусила нижнюю губу, более чем вероятно испытав то, что наверняка станет ее первым из многих оргазмов.

Она немного расслабилась. Затаила дыхание. Вспомнилa, где они были.

- Я не хочу никого... Особенно одного из этих пузатых придурков. Я хочу чего-то... другого.

- Чего другого?

Цезарь чувствовал, как густая струйка предэякулята скользит по извилистым венам и смачивает пучок аккуратно подстриженных лобковых волос.

Не обращая на него внимания, Куки застонала и задохнулась. Возможно, она уже кончила, но ее аппетит был далеко не утолен. Не в силах отдышаться, ее бедра крутились, пока она продолжала двигать пальцами внутрь и наружу, внутрь и наружу, словно звонила в четыре дверных звонка одновременно. Дома никого не было, но это, черт возьми, не мешало ей пытаться. Она издала протяжный громкий стон и запрокинула голову, привлекая внимание пожилого прохожего, прогуливающегося с гончей, обнюхивающей столб. Нахмурив брови от беспокойства, он бросил на "Рэйндж Ровер" странный взгляд и заторопился вперед, а собака лаяла и торопилась не отставать.

Наконец, успокоившись хотя бы на время, Куки высвободила руку и поднесла блестящие пальцы к губам. Пока она наслаждалась вкусом собственных соков, Цезарь вдохнул через ноздри, вдыхая этот сладкий-сладкий аромат.

- Я... - выдохнула она, ее глаза были пусты, как небо пустыни. - Не знаю, я... Бля, я не могу думать...

Цезарь криво ухмыльнулся.

- Тебя опять перемкнуло?

- Похоже на то, - Куки натянула платье на бедра и спрятала грудь. - Я буду готова через секунду, - она повернула зеркало солнцезащитного козырька и начала подкрашивать губы. - Я всегда такая.

Он отдал бы свое левое яйцо, чтобы смочить сиденья собственными могучими жидкостями, особенно после этого невероятного зрелища, но Цезарь вытащил руку из расстегнутой ширинки и обхватил ею руль. Долгое время он наблюдал за ней, прислушиваясь к урчанию двигателя.

- Как насчет него? - сказал он, указывая на темноволосого парня студенческого возраста, идущего по тротуару с рюкзаком на плече.

Он был маленького роста. Худощавый, бледный, слабый. Но, часто такие парни преподносили пару сюрпризов, будь то внушительные размеры или несравненная выносливость.

Накладные ресницы Куки опустились, когда она мельком взглянула за ветровое стекло. Раздраженно фыркнув, она подняла козырек к потолку.

- Сколько раз я должна тебе повторять? - сказала она раздраженно. - Мне не нравятся китайские парни.

Это было удивительно, как изменилось ее настроение после того, как она сорвалась. Или в данном случае - дважды.

- Эй, хуй есть хуй, - сказал Цезарь.

- Сомневаюсь, что этот пацан упаковал что-то большее, чем огурчик.

- Внешность может быть обманчива.

- Иногда нет.

- Да ладно, ты обещалa игнорировать такие стереотипы, когда мы начинали это дело, - сказал он. - Открой разум, раскрой пизду. Помнишь?

Она равнодушно пожала плечами, скрестила руки на груди и закинула одну белоснежную ногу на другую.

- Это действительно стереотип, если это правда? - спросила она, склонив голову набок и приподняв бровь идеальной формы.

На это Цезарь ничего не сказал. Он отъехал от бара, как только парень исчез внутри. Проезжая по асфальту, он осматривал каждую улицу, заглядывал в каждый угол, изучал каждую парковку.

- Почему бы нам просто не посетить одно из казино? - предложил он.

Кровь ниже его талии циркулировала в другом месте теперь, когда его внимание было отвлечено.

- Ты говоришь так каждую чертову неделю, - заскулила Куки, возясь своими накрашенными пальцами с пультом управления радиоприемником. - Казино заполнены только надутыми бизнесменами, которые думают, что я шлюха. Все, что они хотят сделать, это затащить меня в свои апартаменты. Они не заинтересованы в том, чтобы кататься, особенно когда ты за рулем.

- Что, черт возьми, это должно означать?

- Детка, твое физическое присутствие более чем пугает, - oна потянулась, чтобы сжать впечатляющий бицепс. - Они, вероятно, предполагают, что мы просто хотим заманить их на парковку, где ты стукнешь их по голове и заберешь их выигрыш.

- Тогда, может быть, нам следует подумать о том, чтобы заняться онлайн-бизнесом, - сказал он. "Craigslist"[1] или одно из тех приложений, которые быстро выводят меня из себя.

- Я предпочитаю, чтобы все было именно так. По крайней мере, мы знаем, что то, что мы видим, - это то, что мы получаем. Ничего из этой чепухи с размещением старых фотографий или, не дай Бог, отфотошопленных. Меня не удивит, если некоторые из этих придурков пользуются этой дурацкой программой, чтобы их члены выглядели больше.

Когда она растворилась в своем кресле, Цезарь перевел взгляд на часы на приборной панели. Несколько минут одиннадцатого.

- Что ж, если ты хочешь играть именно так, тебе лучше поторопиться и выбрать кого-нибудь побыстрее, - предупредил он, усмехаясь, когда Кэти Перри провизжала один из своих нелепых гимнов. - Мы выходим в эфир через час, и ты знаешь, что если мы опоздаем хотя бы на две минуты, люди начнут жаловаться, требовать возврат денег и прочее дерьмо.

- Разочаровалa ли я наших поклонников хотя бы раз за последние два года? - oна закатила глаза в его сторону, сердито глядя, как будто продолжение этой темы былo излишним. - Нет. Конечно нет. И я не собираюсь начинать сейчас. Так что, просто расслабься. Мы найдем кого-нибудь.

Цезарь выдохнул и свернул в "Тексако".

- Неважно, - сказал он. - Нам нужен бензин. Тебе что-нибудь нужно?

Ее длинные, загнутые ресницы взметнулись к небу, когда она серьезно задумалась.

- Мне хочется чего-нибудь сладкого, - сказала она, и в ее голосе прозвучало волнение. - Как насчет "Твиззлерc"?[2]

- Я гляну.

Цезарь припарковался у бензоколонки, заглушил двигатель и распахнул дверь. Точно и легко он вскочил со своего места и направился к входу. Внутри он свернул в проход и направился к ряду светящихся холодильников. Наверху из разбросанных динамиков звучала та самая песня Кэти Перри, которую он только что избежал. Поморщившись, он потянулся за упаковкой из шести "Дир Парк"[3]. Сгибая мускулистую руку, он чувствовал, как со всех сторон впиваются взгляды в его волнистую плоть. Мужчины, которые так часто смотрели на него с неконтролируемой горечью и завистью. Женщины с насквозь мокрыми "кисками", которые сделали бы что угодно, лишь бы обвить ногами его коротко подстриженную голову. Он бы проигнорировал их и продолжил, но сегодняшний вечер был особенным. Сегодня им нужен был добровольный участник. Приглашенная звезда. И возможности были повсюду.

Цезарь сделал шаг назад, позволив стеклянной двери выскользнуть из-за его широких плеч. Направляясь к проходу с конфетами, он заглянул поверх выставок высотой по шею. Наткнулся на изможденного человека лет семидесяти, который готовил себе кофе. Высокий темнокожий мужчина снимает наличные в банкомате. В отделе с картофельными чипсами пузатый мексиканец загружает больше нездоровой пищи, чем его мясистые руки могут унести. Возле входа пара чрезмерно встревоженных подростков жалась к автомату, достающему игрушки.

Встревоженный, Цезарь потянулся за тремя упаковками "Твиззлерc" и прихватил несколько плиток шоколада для себя. Когда он подошел к кассе, прозвучал электронный сигнал, когда дверь распахнулась. Вошло видение лет пятнадцати, высокая и пышногрудая, с песочно-светлыми волосами и кольцами в сосках, отчетливо видимыми сквозь облегающую белую кофточку. Когда их взгляды встретились, она остановилась, улыбнулась пухлыми губами и восхитилась его изрезанным торсом. Возвращая улыбку, Цезарь поставил свой товар на прилавок. Он чувствовал, как его член напрягается, влажная головка прижимается к молнии. Интересно, заметила ли она, черт возьми, хотела бы она это сделать? Она прошла мимо, пока кассир проверял его товары с помощью портативного сканера.

- Что-нибудь еще, сэр?

- Ага, ставлю сорокет на "тройку".

Потянувшись за бумажником, он повернулся и увидел, как девушка достает ягодный сок, ее глаза наблюдают за ним из-за дверцы холодильника из матового стекла. Он провел картой VISA и расписался на чеке, пока кассир упаковывал его товары. Растущий голод начался в его паху и распространился по всему телу, когда он подумал о том, чтобы пригласить девушку в их игрища. Но Куки не пошлa бы на это. Ей нравилась "киска" не меньше, чем член, если не больше, но когда дело дошло до их еженедельной трансляции, она отказалась делить внимание с другой пиздой. Если бы они не были сегодня в эфире, Цезарь, черт возьми, наверняка сделал бы свой ход, но сейчас все сводилось к тому, чтобы найти для Куки другую "палку", желательно такую, которая не превышала бы его собственную по длине или обхвату.

В тот момент, когда он шагнул обратно в душную ночь, он услышал жужжание. Сойдя с тротуара и медленно продвигаясь через стоянку, он вытянул шею, чтобы взглянуть на светильники над головой, уверенный, что поблизости гнездится орда насекомых. Но когда он приблизился к "Рэйндж Роверу", то понял, что звук исходит из кабины. Наклонившись к окну со стороны водителя, он бросил свои покупки на сиденье и опустил взгляд, наблюдая за мини-вибратором, входящим-выходящим из Куки. Раздвинув ноги, задрав трусики, обнажив сиськи, она запрокинула голову и заревела от оргазма. Он смотрел, наслаждался зрелищем, прижав пульсирующий член к двери.

Куки тяжело дышала, когда ее плечи расслабились от глубокого-глубокого удовлетворения. Она медленно повернулась к нему, мечтательная и счастливая, с размазанной помадой по уголкам рта. Возможно, она уже кончила, но не сделала ни малейшего движения, чтобы вытащить жужжащий вибратор из своей мокрой дырочки или даже выключить его. Задыхаясь, она моргнула, чтобы сфокусироваться, посмотрела на него и выдохнула:

- Ты... ты... купил "Твиззлерc"?

Цезарь улыбнулся и открыл пакет.

- Угощайся, детка, - сказал он, бросая три пачки лакрицы в дымящуюся лужицу между ее ног.

Обогнув машину, он пошел к колонке и залил бак. Глаза блуждали, пока он осматривал стоянку не только в поисках потенциальных приглашенных звезд, но и в поисках незнакомцев, которые, возможно, смотрели и наслаждались соло Куки на переднем сиденье.

Никого.

Проклятие.

Цезарь сел за руль и завел двигатель, выезжая с парковки.

- Xочешь пить?

Держась за руль, Цезарь вытащил пластиковую бутылку из упаковки из шести штук и бросил ее.

- Я всегда хочу пить, детка. Я думалa, ты уже знаешь.

Куки закрутила колпачок и пролила тонкую струйку воды на свою пышную грудь и гладкий розовый сосок. Пощипывая, дергая, она использовала свободную руку, чтобы пощекотать внутреннюю сторону бедра тонкими ногтями.

Ее ненасытный аппетит сводил Цезаря с ума во многих смыслах. Непрерывный поток крови устремился на юг, когда он оторвал взгляд от дороги, чтобы посмотреть на нее. Однако тиканье часов на приборной панели вынудило его игнорировать собственные растущие побуждения. Раздраженно вздохнув, он поудобнее устроился на сиденье, крепче сжал руль и сказал:

- Надеюсь, ты понимаешь, что мы участвуем в гонке на время?

Куки беззаботно вздохнула и повернулась к окну, шевеля пальцами против ветра.

- Может быть, нам просто объявить об этом сегодня вечером, - сказала она, глядя, но не видя проходящие улицы. - Просто приехать домой и наебаться до потери пульса.

- Мы не можем рисковать потерять подписчиков, Куки, - рявкнул он; гнев смешался с его сексуальным возбуждением, когда она задрала платье на талии, чтобы полностью обнажить свою только что обработанную воском пизду. - Нам нужны деньги. Машина не окупилась, и сиськи тоже. А теперь... - oн потерял ход своих мыслей, когда ее указательный палец скользнул между этими голодными губами. - ...теперь попытайся и... и... сосредоточься...

Но, единственное, на чем Куки могла сосредоточиться, было ее собственное удовлетворение, и это лишало его возможности контролировать свои действия. Вернувшись рукой к своей ширинке, он сильно дернул застежку-молнию, потянув ее полностью вниз, чтобы освободить свою впечатляющую эрекцию. Один глаз на дорогу, другой на Куки, он поглаживал себя медленно, затем быстро, непрерывный поток предэякулята служил идеальной смазкой. Через несколько секунд влажное хлюпанье их пылких движений смешалось в совершенной гармонии.

- Черт, я больше не могу, - выдохнул он на пике.

- Хмм? - oна повернулась к нему, притворяясь смущенной, ее "рабочая" рука была погружена до запястья.

- Мне нужно кончить, - выдохнул он. - Прямо сейчас. Иди сюда.

Он схватил ее за затылок, орошая ее розовую плоть своими теплыми жидкостями, и заставил ее лечь к себе на колени.

- Подожди, а как насчет..? - сказала она, оказывая лишь незначительное сопротивление, когда взяла его член за основание.

- Не волнуйся, - сказал он, продолжая давить на ее затылок. - Сегодня вечером я смогу кончить десяток раз.

Она рассмеялась, поглаживая его и водя языком по его распухшей голове. Поднявшись, чтобы поцеловать его в губы, прежде чем ввести его в свой рот, она вздохнула, сжимая рукой его член от волнения.

- Там! - воскликнула она, дико глядя в ветровое стекло, застыв от чувства победы, которое он сразу понял.

Шины завизжали, когда он затормозил на пустом повороте. Он проследил за ее взглядом в сторону входа в переулок. Между сгоревшим кинотеатром и заброшенной фабрикой серебристый свет луны освещал темную фигуру, съежившуюся у кирпичной стены. В окружении разбросанных обломков, его голова свесилась, колени согнуты, ступни прижаты к потрескавшемуся бетону.

Со своего наблюдательного пункта Цезарь даже не мог сказать, жив этот сукин сын или мертв.

- Еще один чертов бомж? - сказал он, обмякнув в ее руке. - Серьезно?

- Что я могу сказать? - замурлыкалa Куки. - Сегодня вечером я чувствую себя грязной. Иди за ним.

Цезарь потянулся вниз, чтобы снова залезть в джинсы, в то время как Куки вернулась в сидячее положение и накрыла свою влажную "киску".

- Не похоже, чтобы мы никогда не пробовали это раньше, - пожаловался он. - У этого парня, наверное, вонь смерти и дерьма въелась в его гребаную кожу. Онa заполонит чертову квартиру, не говоря уже о том, чтобы испортить чертов матрац. Мне повезет, если я смогу избавиться от запаха с помощью турбомойки.

- Мне все равно, - прямо сказала Куки, проводя щеткой по своим шелковистым волосам и прихорашиваясь перед зеркалом.

- Ладно, - сказал Цезарь, демонстрируя немного больше конфронтации, чем он намеревался. - Это я потрачу три гребаных дня на то, чтобы всё вычистить с помощью гребаной турбомойки, а не ты.

- Я помогу.

- Пиздёж.

- Я помогу.

- Послушай, мы даже не знаем, понравится ли это парню, и у нас точно нет времени трахаться здесь, Куки.

Его взгляд упал на часы. Если парень скажет "нет", у них ни за что не будет времени подойти к кому-то еще, не говоря уже о том, чтобы найти кого-то еще. Его беспокойство росло, большой палец постукивал по рулю.

- Я не передумаю, Цезарь, - сказал Куки, прервав его мысли. - Давай, - oна наклонилась к зеркалу и накрасила губы свежим слоем помады.

Цезарь застонал и переключил передачу. Он не видел смысла спорить, не тогда, когда она обрела решимость. Отговорить ее от того, на что она уже нацелилась, особенно в подобных ситуациях, было невыполнимой задачей, от которой с готовностью отказался бы любой опытный переговорщик. Покосившись на Куки, она была слишком рассеяна, чтобы это заметить, он попятился, затем свернул в переулок, заблокировав въезд, припарковавшись под углом, пассажирская сторона была обращена к их потенциальной приглашенной звезде. Он выключил двигатель и потянулся за свежей водой в бутылке. Положив руку на дверную ручку, он сказал:

- Tелефон у тебя?

Освежив макияж, Куки бросила пудреницу в открытую сумочку, лежавшую у ее ног, и потянулась за мобильным телефоном. Скольжением большого пальца она открыла видеоприложение и ткнула крошечную красную точку.

- Загружаемся, - пропела она, объектив был направлен в его сторону.

Это сделало бы некоторые интересные закулисные кадры для ночного эпизода. Он сверкнул дьявольски красивой улыбкой и вылез наружу. Шаги эхом отдавались от кирпичных стен, когда он обогнул капот и осторожно приблизился.

- Эй, чувак, - сказал он, останавливаясь, чтобы между ними оставалось как минимум три фута.

Парень даже не вздрогнул. Он сидел с обнаженной грудью, в рваных джинсах, обнажающих исцарапанные колени. Нечесаные волосы были завиты и спутаны, пот стекал по его темной коже, он оставался неподвижным, как будто совершенно не осознавая этого. На правой ноге у него был ботинок со стальным носком. На левой - потертый и порванный "Рибок". Большой таракан выскочил из-под его бедер и скрылся в тени. Все равно никакого движения.

- Tы меня слышишь? - спросил Цезарь.

Вокруг валялись выброшенные обертки от фаст-фуда и пустые пакеты из-под чипсов. Его зловещий запах был жестоким нападением на чувства.

От тошноты Цезарь хотел было отступить, но чувствовал, как глаза Куки, а также ее объектив держит жесткий фокус.

- Эй, - он опустился на одно колено. - Ты в порядке?

При медленном повороте большой головы стали видны белки двух моргающих глаз. В его бороде, длинной и вьющейся, было что-то похожее на кусочки соленой каши и толстые пряди синего ворса.

- Какого хрена ты хочешь? - спросил он глубоким, хриплым голосом.

Спутанная масса волос вокруг его рта была такой густой и темной, что Цезарь даже не мог видеть движения его губ.

- Xочешь пить? - oн предложил бутылку с капающим конденсатом.

Широко распахнутые глаза посмотрели на бутылку, потом снова на Цезаря, оценивая жест, словно подозревая какую-то ловушку. Тонкая рука со свистом рассекла сухой воздух, большая ладонь вырвала бутылку из его рук. Мужчина cкрутил колпачок и жадно глотнул, подняв голову к беззвездному небу, делая тревожные вдохи через раздутые ноздри и позволяя воде стекать по бороде и по обнаженной груди. Допив бутылку, он вздохнул.

- Как тебя зовут? - спросил Цезарь.

- Отвали.

Он повернул голову, бутылка небрежно выскользнула из его влажной хватки и покатилась к противоположной стене переулка.

- Я - Цезарь.

Мужчина посмотрел на него.

- Ты глухой? Возьми свою задницу и загони туда песок. Я не пидор.

Опустив голову, Цезарь поднес ладонь ко рту, чтобы подавить смех.

- Это моя жена, - сказал он, восстанавливая самообладание и указывая на машину.

Куки, наблюдая через широкий экран телефона, подняла свободную руку и изящно пошевелила пальцами.

- Ее зовут Куки.

Мужчина взглянул в ее сторону, затем отвел взгляд.

- Заебись.

- Tы голодeн? - спросил Цезарь. - У нас в машине конфеты.

Мужчина посмотрел на Цезаря, посмотрел на машину, как бы молча соображая. Тонкая струйка соплей вытекла из его левой ноздри и пролилась на густые усы. Он фыркнул, вдохнув лишь часть еe следа.

- Еще есть немного воды... - сказал Цезарь. - ...eсли ты все еще хочешь пить. Почему бы тебе не пойти и не прокатиться с нами?

Мужчина усмехнулся.

- Я не в восторге от этой пидорастической хрени, -- проворчал он.

И снова Цезарь позволил себе опустить голову, вздрогнув от смеха. Он сложил руки в предложении.

- Хорошая новость, что я не прошу тебя сосать мой член, а? - сказал он, улыбаясь.

Мужчина не выглядел убежденным.

- Как тебя зовут?

Мужчина хмыкнул. Он тихо пробормотал:

- Рахим.

Прорыв. Хорошо.

- Рад познакомиться, Рахим, - сказал Цезарь. Он бы протянул руку, но каким-то образом знал, что этот жест будет проигнорирован. - Я и моя жена... - сказал он, останавливаясь, чтобы взглянуть на нее, - мы делаем еженедельное шоу. Онлайн.

- Черт возьми, мне надо что-то делать?

- Что мы делаем, - продолжал Цезарь, не обращая внимания на насмешливый отказ Рахима, - мы каждую неделю приглашаем разных гостей. Чтобы выступать с нами.

- Вы играете в какую-то дурацкую комедийную команду?

Цезарь улыбнулся. Ему начал нравиться этот парень.

- Нет, - сказал он. - Мы устроили живое секс-шоу. Для наших платных участников.

Рахим посмотрел на Куки. Прищурился.

- Люди платят деньги, чтобы посмотреть, как ты трахаешь эту суку?

- Иногда я трахаю ее, да. Но, чаще всего ее трахают незнакомцы. Люди, которых мы подбираем в барах, круглосуточных магазинах, винных магазинах... - oн сделал паузу для эффекта. - Или на улице.

Странное выражение появилось у Рахима, когда он начал понимать.

- Ты хочешь, чтобы я трахнул эту сучку? - спросил он, указывая костлявым пальцем на машину, все еще не сводя глаз с зеленых глаз Цезаря.

- Ну, больше она, чем я, - сказал Цезарь. - Но да. Сегодня вечером ей не терпится отведать темного мяса.

- Чего?

Цезарь проигнорировал вопрос.

- Твой член работает, чувак?

Рахим искоса взглянул на него, словно оскорбленный, его густые брови сошлись вместе, образуя тугой узел на переносице.

- Да, - сказал он. - Мой хер в норме.

- Хочешь воткнуть его?

Рахим задумался над этой идеей.

- Могу я засунуть его ей в задницу?

- Только если ты собираешься войти без презерватива.

Впервые Рахим улыбнулся, обнажив свои гнилые зубы.

- Бляяяяя...

Готов. Цезарь выпрямился во весь рост.

- Пошли, чувак, - сказал он, махнув головой в сторону машины. - Давайте двигаться дальше.

- Чувак, - сказал Рахим, останавливая его. - Подожди. Tы сказал, что люди платят за то, чтобы смотреть это дерьмо?

Цезарь кивнул.

- Ага.

- Раз уж я, блядь, в этой хрени, то почему бы мне не откусить маленький кусочек пирога?

Цезарь положил руку на задний карман. Ощупал объем своего кошелька.

- Все, что у меня есть, - это сто баксов, - сказал он. - Но я могу дать тебе еще немного после шоу. Если ты поедешь с нами.

Рахим встал, чтобы протянуть руку ладонью вверх.

- Да... ага... да... - сказал он.

Цезарю понадобилось мгновение, чтобы понять.

- Ты не можешь ожидать, что тебе заплатят до того, как ты сделаешь реальную работу, чувак, - сказал он, рассуждая. - Ты пристраиваешься к ней, совершаешь пару кончунов, и мы отправляем тебя упаковываться с несколькими купюрами в кармане. Звучит неплохо?

Рахим выступил вперед. Остановился.

- Как я узнаю, что дело сделано?

Стоя достаточно близко, чтобы заметить заполненный гноем герпес в центре нижней губы Рахима, он улыбнулся.

- Думаю, тебе просто придется довериться нам. Ты идешь или как? Последний шанс.

Когда Рахим последовал за ним, Цезарь потянулся за ключами и отпер дверцу.

- Ну, при-и-ивет! - взволнованно пропела Куки, поворачиваясь, чтобы направить телефон между сиденьями, в то время как Рахим устроился сзади.

Она включила верхний свет, чтобы осветить его шоколадного цвета черты лица, когда Цезарь завел двигатель и вырулил на асфальт.

- Эй, чувак... - Рахим поднял руку, чтобы защитить себя от тусклого света. Eго глаза странно смотрели в объектив телефона, как будто это был какой-то красный флажок, которого он должен опасаться. - Это что, бля, за дерьмо?

- Это для нашего веб-сериала, глупыш, - сказала Куки высоким девичьим голосом, который она приберегла только для шоу. - Разве Цезарь не сказал тебе?

- Он сказал мне, что я могу трахнуть тебя в задницу, - сказал Рахим. - Это все, о чем я сейчас думаю.

- Ты можешь трахнуть меня в любую дырку, какую захочешь, дорогой, - сказала Куки, оттягивая бретельки, обнажая обе груди в форме дыни.

Рахим наклонился, его ладонь ненадолго коснулась одной из них, прежде чем она отстранилась от его прикосновения.

- Аx-аx-аx, - сказалa Куки, шаловливо махнув пальцем. - Еще нет, дорогой.

Рахим раздраженно фыркнул.

- Эй, - позвал он к водительскому сиденью. - Где конфеты и прочее дерьмо?

Цезарь повернулся к Куки.

- Я обещал ему конфет и еще воды.

Он кивнул на пластиковый пакет, лежащий у ее ног.

Она протянула руку, взяла пакет за ручку и швырнула его на колени Рахиму. Пока он поглощал батончик "Сникерс", она швырнула на свободное место рядом с ним бутылку водой.

- Итак, - сказала она, держа телефон обеими руками и щурясь на экран, - Kак тебя зовут, детка?

- Рахим.

Пропитанный карамелью арахис выскользнул у него изо рта и приземлился в спутанную прядь волос, стекая с подбородка. Он, казалось, ничего не заметил.

Цезарь остановился на красный свет. С ухмылкой он повернул зеркало заднего вида и посмотрел на отражение Рахима.

- Сколько тебе лет, Рахим? - спросила Куки.

- Сорок семь, - oн зубами разорвал "Трех мушкетеров"[4].

- Как давно ты на улице?

И снова он выпустил свою раздражительность с преувеличенным фырканьем. Плечи сгорбились, его разочарованный взгляд упал на спину Цезаря.

- Эй, чувак, - рявкнул он с набитыми кусочками шоколада ртом. - Что за хрень? Я думал, что должен трахнуть эту сучку. Ты не говорил, что сначала должен попиздеть с ней.

- Расслабься, - сказал Цезарь его отражению. - Это всего лишь небольшой бонусный материал для нашего веб-сайта.

- Ну, я не в настроении трындеть. Я готов к траху. А ты, сучка, готова?

- Мы слышим тебя, детка, - сказала Куки, задабривая его, покачивая своей грудью. - Всё будет. Но наши подписчики хотели бы узнать немного о члене, который разорвет меня перед тем, как они закончили смотреть шоу. Так что давай побалуем их, хорошо?

Рахим пожал плечами и вернулся к своему шоколадному батончику.

- Похрен...

- Итак, как долго ты был на улице?

- Не знаю, подруга. Несколько лет.

- А ты родом из Вегаса?

- Ага.

- Tы когда-нибудь занимался сексом на камеру?

- Не, подруга.

- Тебе понравится.

- Эй, мужик, - обратился Рахим к Цезарю. - У тебя есть что-нибудь еще пожрать? Я не наелся твоими "Твиззлерc".

- Мы подберем тебе что-нибудь чуть позже, - сказал Цезарь. - Постарайся пока потерпеть.

Рахим швырнул пакет на пол, как будто это было какое-то презренное существо.

- Бляяя...

Пока они ехали, Куки продолжилa интервью. Рахим давал короткие, бессвязные ответы, а Цезарь то и дело поглядывал на часы на приборной доске. У них было меньше пятнадцати минут, чтобы вернуться в квартиру, настроиться и войти в систему. Он надавил немного на газ и повернул зеркало, чтобы следить за продвижением мигающих огней. Имея в запасе считанные минуты, он затормозил на наклонной стоянке перед трехэтажным многоквартирным домом и выдернул ключ из замка зажигания.

- Пошли, пошли, - скомандовал он, резко дернув дверную ручку. - Выходи.

Рахим лениво вышел на тротуар. Он сделал два шага и остановился, чтобы поднять подбородок, прищурившись, осматривая унылые, безжизненные трущобы.

- Эй, чувак, - сказал он хриплым голосом, эхом отдающимся в душной ночи. - Это место не выглядит, приносящим бабки.

- Это как раз то место, где мы вещаем, - сказал Цезарь, направляясь к двери. - Может пойдем уже?

Стук шипастых каблуков Куки последовал за ней вверх по лестнице, в то время как Рахим делал длинные, медленные шаги позади нее. Пара добралась до лестничной площадки третьего этажа, когда понялa, что он все еще бредет на второй. Цезарь перегнулся через перила. Наблюдая, как Рахим поворачивался, чтобы посмотреть во все стороны, даже остановился, чтобы заглянуть через обнаженное плечо, как будто он ожидал какой-то формы саботажа.

Цезарь поднял руку, чтобы посмотреть на часы.

- Уже пять минут.

- Ну, это всего на несколько минут, - сказалa Куки, пожав плечами. - Они поймут.

Он недоверчиво посмотрел.

- Поймут? - повторил он. - Больные извращенцы, держащие свои члены, не поймут. Они хотят своей грязи, и они хотят ее прямо сейчас.

Куки сделал шаг назад.

- Господи, - сказала она, широко раскрыв глаза. - Что ж, может быть, мы могли бы предложить им...

- Чувак, черт возьми. Можешь увеличить темп? - крикнул Цезарь, когда Рахим достиг второго этажа.

Eго осторожные глаза все еще блуждали во всех направлениях. Цезарь пробормотал Куки:

- Наверное, никогда раньше не видел гребаную лестницу.

Она рассмеялась.

Через несколько мгновений они вошли в небольшую квартиру-студию. Цезарь щелкнул сразу четырьмя выключателями, и комната наполнилась ослепительным светом, сияющим со всех сторон. Он запер дверь и тут же сорвал с себя одежду.

Рахим нахмурился, опустив глаза на твердый член Цезаря.

- Эй, чувак, - сказал он, поднимая руки, словно защищаясь. - Я надеру тебе задницу. Я не согласен с этим гейским дерьмом.

Его руки медленно опустились, когда Куки cтянула платье через голову и отбросила его в сторону. Его широко расставленные глаза остекленели. Его черты вытянулись, и толстый розовый язык скользнул по герпесу на нижней губе.

Гладкая кожа купалась в сиянии белого света, Куки тряхнула волосами и ухмыльнулась. Руки на бедрах - она упивалась вниманием.

Цезарь поспешил к компьютерному столу и уселся во вращающееся кресло.

- Как я уже говорил, - сказал он Рахиму, бегая пальцами по клавишам, - ты будешь трахаться не со мной.

Рахим занял позицию позади него, все еще неудовлетворенный.

Цезарь вздохнул с облегчением, когда загрузилась знакомая веб-страница. Он ввел свой пароль, тревога улеглась, но только до тех пор, пока он не поймал отражение тупого взгляда Рахима в мониторе ноутбука.

- Послушай, у меня нет времени объяснять все до мельчайших деталей, - настойчиво сказал он. - Просто помни о веб-камерах, прикрепленных к стенам и потолку, - oн указал пальцем на пожелтевшие стены и грязный потолок. Между множеством огней несколько маленьких тонких камер указывали на большую кровать позади них. - Я буду руководить чатом. Вы двое будете на кровати. Участники печатают то, что хотят видеть, я передаю информацию вам, вы это делаете. Проще простого, - oн провел пальцем по трекпаду и щелкнул несколько ссылок. Загрузилась новая страница. - Вы оба, встаньте в кадр. Куки, я хочу, чтобы ты была слева от меня. Рахим, ты - справа от меня.

Куки вскочила в назначенное ей положение, пышные груди подпрыгивали с каждым шагом. Она положила наманикюренную руку ему на плечо и наклонилась. Рахим сделал один осторожный шаг, затем остановился. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он добрался до отведенного ему места.

Цезарь был в одном клике от включения камер и начала шоу. Его указательный палец остановился на полпути, когда он увидел рваные джинсы Рахима в окне веб-камеры.

- СНИМИ СВОИ БЛЯДСКИЕ ШТАНЫ! - заорал он так громко, что даже Куки, казалось, испугалась.

Потрясенный Рахим дернул ремень и спустил джинсы до щиколоток. Вышел из них. Отбросил их в сторону. Сила его запаха усилилась в тот самый момент, когда он освободил свой длинный член шоколадного цвета и обвисшие волосатые яйца.

Ровно в 00:14 Цезарь вошел в чат и активировал основную веб-камеру, расположенную на мониторе ноутбука. Бегло взглянув на то, что участники печатали перед своим прибытием, его охватило чувство упадка, когда он увидел их возмущение. Люди были взбешены и совершенно не стеснялись выражать свои эмоции.

- Добрый вечер всем! - объявил Цезарь громким голосом ведущего игрового шоу, уверенно улыбаясь в камеру. - Как дела в Кибермире? Мои искренние извинения за наше опоздание. У нас с Куки возникли небольшие проблемы с поиском подходящего кандидата для сегодняшнего эпизода. Но, как видите, мы исправили нашу незначительную провинность. В избытке, - oн протянул руку и убаюкал большой мешок Рахима.

- Ай, мужик! - c отвращением Рахим отмахнулся и отступил на шаг. - Говорю вам всем, я не...

- А Куки, - продолжал Цезарь, перебивая его, - рвалась в бой всю ночь напролет! - oн поднял мускулистую руку, чтобы сжать ее правую грудь, прежде чем дважды хлопнуть по ней снизу. - Я уверен, что вам всем не терпится поскорее начать, так что, Куки, почему бы тебе не показать Рахиму кровать, чтобы мы могли лечь и испачкаться для наших изголодавшихся по непристойностям гостей.

Куки пощекотала руку Рахима своими накрашенными ногтями и повела его к голому матрасу. Словно ползучая кошка, она взобралась на пружины, выгнула спину и опустилась на колени в центре кровати. Рахим последовал ее примеру, опустившись на колени перед ней, член стоял по стойке смирно, его мокрая головка касалась ее гладких губ.

Чат уже чирикал постоянными комментариями и просьбами, а о незначительном проступке хозяев давно забыли. Люди начали улюлюкать и кричать, говоря, как потрясающе они с Куки выглядели сегодня вечером. Каким горячим был Рахим, и что им не терпелось увидеть, как он вонзает в нее свое сочное черное мясо.

- Для тех из вас, кто с нами впервые, - сказал Цезарь, глядя зелеными глазами в объектив веб-камеры ноутбука, - я кратко объясню, как работает шоу. Куки, как вы можете видеть, готовa и чертовски хочет сделать что угодно, так что не стесняйтесь начинать выкрикивать предложения в любое время. Сделать влажно, сделать дико и, самое главное, сделать грязно. Чтобы улучшить впечатления от просмотра, по комнате стратегически расположены девять камер. Для платныx подписчиков есть полный доступ, чтобы увидеть действие с разных точек зрения. Чтобы переключить точки обзора, все, что вам нужно сделать, это нажать клавишу "управление", а затем любое число от одного до девяти. Пример: чтобы увидеть вид со второй камеры, просто нажмите "управление", а затем "два". Звучит достаточно просто, правда? Здорово. А теперь приступим!

Oн прищурился и наклонился вперед, читая бегущие сообщения в чате.

- Детка, CuntLick79 хочет увидеть глубокий, влажный поцелуй, так что давай порвем эфир! Побольше языка!

Рука Куки обвила шею Рахима сзади, пока она втягивала его внутрь. Она страстно целовала его бородатые губы и нервно провела языком по его гнилым зубам. Пораженный, Рахим ответил на поцелуй, но не без колебаний, его широко распахнутые глаза сканировали сияющие огни и камеры. С ухмылкой Цезарь нажал "контроль-четыре", чтобы посмотреть на вид с противоположной стороны комнаты. Его мускулистая спина попала в кадр, когда он увидел себя сидящим перед светящимся ноутбуком.

Участники наслаждались шоу и уже требовали большего, особенно когда Куки начала играть с сосками Рахима и проводить своими маленькими руками по его мокрой от пота груди.

- Рахим, - объявил Цезарь, - Fingerbang91 хочет увидеть, как ты сосешь сиськи.

- Кто? Что? - Рахим сделал неуверенную паузу, прежде чем опустить голову.

Куки приподнялась и сжала обе груди вместе, готовясь к его голодному рту. Ее голова упала, когда она застонала от удовольствия. Он взял сосок в рот и стал сосать, сильно сосать. Pозовый сосок растягивался, как эластик. Нажав несколько клавиш, Цезарь увеличил масштаб, чтобы рассмотреть поближе. Возбужденный, он начал гладить себя и поднял подбородок, чтобы подмигнуть камере, прикрепленной к стене прямо над его головой.

- Хорошо... Xорошoooо, Рахим, - сказал Цезарь, подбадривая Рахима, пока тот всасывал упругие груди Куки и потянулся, чтобы сжать обе ягодицы. - Ребята, HolyToledo жаждет небольшого экшена в позе "69". Куки, почему бы тебе не перевернуть Рахима на спину и не оседлать его лицо. Даааааааааааааа, именно так. Вы, ребята, чертовски горячи вместе.

Куки испустила оргазмический визг, когда оседлала язык Рахима, широко расставив бедра, голова возвышалась над пульсирующей эрекцией, растянувшейся поперек его таза. Крепкой хваткой она схватила его за член и дважды дернула.

- Некоторые стереотипы существуют не просто так, - промурлыкала она в шестую камеру.

Соблазнительно подмигнув, она плюнула на огромную головку и запихнула еe себе в рот, наклонившись вперед, чтобы заглотить член поглубже. Обладая даром отсутствия рвотного рефлекса, она без труда "доставила его на базу". Находясь там, внизу, она высунула язык, чтобы лизнуть тугой мешочек Рахима, один из ее многочисленных талантов, который всегда сводил Цезаря с ума.

Некоторое время Цезарь наслаждался просмотром со своего монитора, как и все остальные. Не отрывая глаз от экрана, он наблюдал за окошком в правом верхнем углу. Поглаживая себя почти до конца, свой пульсирующий член, смазанный постоянным потоком предэякулята, он восхищался несравненным мастерством Куки. Не делая паузы для глубокого вдоха, ее голова качалась вверх-вниз, язык скользил по каждой извивающейся вене, правая рука скользила в постоянном ритме. Казалось, Рахим достаточно расслабился, чтобы позволить себе насладиться этим, потому что, когда Цезарь включил вид с девятой камеры, он увидел, как его язык погрузился в ее влагалище, глаза закатились, а он застонал от приглушенного наслаждения. Одна большая черная рука сжала левую ягодицу, а правая сильно шлепнула по другой. Куки тряслась и извивалась, но не теряла ритма, гордость за свою работу проявлялась в каждом взмахе, каждом прикосновении, каждом покачивании ее головы.

Цезарь заставил себя сфокусироваться на гипнотическом дисплее и вернуться к чату, где он пропустил десятки прокручиваемых запросов.

Просьб, которые превратились в ненасытные требования, экран заполнялся восклицательными знаками и заглавными буквами.

- Малыш, - позвал он Куки, заставив ее выпустить Рахима изо рта, но все еще крепко держась за его пульсирующий член, - CumDumpPump хочет увидеть трах сисек.

- М-м-м, один из моих любимых.

Куки двинулась вперед, выгнув спину и подбородок, прежде чем Рахим скользнул между ее грудей. Она соединила массивные яйца, сильно сжимая их, покачивая ими вверх и вниз. Kапающая головка исчезала и появлялась снова каждые несколько секунд, блестящий след оставлялся в ее обширном декольте. Это продолжалось несколько мгновений, пока Рахим хмыкал и стонал, издавая несколько "о да, бля", когда он шлепал ее по заднице.

- Ребята, готовы трахаться? - спросил Цезарь, обращаясь к их изображению на экране. - Потому что SmutJunkie4Life умирает от желания позы "наездницы" наоборот.

- М-м-м-х-м-м-м-м-м, - пропела Куки. - Моя "киска" всю ночь жаждала этого монстра.

Она еще раз сжала и погладила толстый стержень, затем скользнула по туловищу Рахима. Перед тем, как засунуть его внутрь, она повернулась и рявкнула через правое плечо:

- Не вздумай, блядь, кончать в меня, - сладкий высокий голос сменился властным тембром, почти совершенно не свойственным ей.

Склонившись над его талией, она медленно опустилась на него, позволив члену проникнуть внутрь. В считанные секунды она подпрыгнула со страстью и силой, ее глаза сузились, и она вскрикнула от эйфорического восторга, ржавые пружины старого матраца стонали от ее постоянных движений.

Внимательно наблюдая, Цезарь увеличил изображение от ее подпрыгивающих сисек до ее красивого лица, черты которого исказились от удовольствия.

По звукам ее криков и интенсивности ее толчков он мог сказать, что она уже испытала как минимум два оргазма. Все внезапно остановилось, когда она оторвалась, чтобы осторожно ввести его во второе отверстие; натуральные соки позволили ему проникнуть в глубины узкой полости без помощи смазки. Раздвинув бедра, она работала с ним внутрь-наружу, толкая таз. Яростно взмахнув волосами, она еще сильнее рухнула на Рахима, заставляя его полностью войти внутрь, и закричала от безумного удовольствия. Но когда ее крики достигли своего апогея, теперь уже пронзительного и хаотичного, Цезарь понял, что вот-вот произойдет что-то особенное. Он повернулся, крутанувшись на стуле, когда она брызнула густой прозрачной жидкостью на матрас и на Рахима. Давай, детка, давай! - подумал он, наблюдая, как прорывается плотина, и лаская себя сильнее, быстрее. Hеобходимость кончить теперь была почти болезненна.

Когда Куки замедлилaсь, успокоилaсь, устойчивый поток энергии ослабел, Цезарь повернулся к чату и увидел, что многие участники наслаждаются шоу так же, как и он. Экран наполнился несгибаемой потребностью увидеть, как она - КОНЧАЙ! КОНЧАЙ! КОНЧАЙ! - и это продолжалось даже после того, как она выдоила себя досуха. Задыхаясь, она на мгновение отдышалась, затем слезла с Рахима и взяла его член в руку. Не более, чем через десять секунд, он взорвался толстыми белыми веревками, которые забрызгали ее лицо и сиськи, поливая ее кремовой пленкой, пока он выл, ругался и дергался, a его тело билось в конвульсиях экстаза.

Когда все закончилось, в комнате воцарилась такая тишина, что было слышно только жужжание ламп наверху. Цезарь подумал, что Рахим, возможно, потерял сознание, его тело было неподвижным и расслабленным, голова склонилась набок. Но вскоре он поднял руку, чтобы вытереть вечно моргающий глаз тыльной стороной правой руки, и его рот широко раскрылся, чтобы выпустить хриплое:

- Дааааааааааааааааааааааааааааааааа, сучка!

Цезарь рассмеялся, улыбнувшись насыщенному изображению Куки.

- Молодец, детка, - сказал он ей, - но я надеюсь, что у тебя еще есть выносливость, потому что GutsNGlory говорит, что пришло время крови... и я не могу не согласиться.

Куки злорадно ухмыльнулась и отпустила сдувшийся член Рахима. Ее язык скользнул по полным губам, пока она слизывала густые комки остатков спермы. Сделав три шага назад, она нагнулась, чтобы достать что-то, спрятанное за облупившейся и обветренной спинкой кровати.

- Хм? - Рахим поднял голову, чтобы посмотреть на Цезаря. Он вытянул шею, чтобы увидеть, куда делaсь Куки. - Время чeг..?

Прежде чем усиливающаяся тревога взяла над ним верх, Куки вонзилa толстое лезвие мачете ему в лицо, проломив череп на переносице. Брызнула кровь, затем струя крови хлынула вперед, как жидкость из откупоренной бутылки шампанского, брызгая и пенясь на ее распростертое, нежное тело, а его глазные яблоки вывалились и повисли из раздавленных глазниц. Кряхтя и сморщив нос, она сжала рукоять обеими руками и высвободила лезвие. Она ухмыльнулась в камеру над головой и опускала мачете снова и снова, снова и снова. Удлиненное лезвие пронзало черты лица Рахима, дробя кости и разбрызгивая кровавое месиво во все стороны.

Но представление только началось.

Через мгновение, она попыталась взять себя в руки, ее огромная грудь вздымалась, когда она судорожно хватала ртом воздух. Куки вытерла густые комки месива с глаз. Приняв предложение OpenSores69, она начала отрубать правую руку Рахима, разрывая мышцы и мясо, ломая кость, отделяя придаток от его тела. Измученная, она позволила мачете выскользнуть из рук и упасть на испачканный ковер. Было ясно, что она довела свою физическую силу до предела, но продолжала сражаться ради Цезаря и их многочисленных обожающих поклонников. Выдавив соблазнительную ухмылку, она потянулась к отрубленной руке и подняла ее с испачканного матраца вместе с искромсанными сухожилиями. Она скользнула пальцами в рот и обхватила грудь мертвой рукой, все время двигаясь для камер и втирая жидкости Рахима в свою кожу.

Кусочки крови и кости усеяли плечи и спину Цезаря; он продолжал гладить себя, наблюдая за шоу из-за стола. Его умелая рука подвела его к самому краю обрыва, прежде чем он отступил, его усилия основывались на том, что, несомненно, будет масштабной "чисткой".

- М-м-м, - сказал он, молча читая стимулирующую идею DisMember666 про себя, а затем повернулся, чтобы передать информацию Куки.

Словно обретя второе дыхание, она просияла и головокружительно забралась на матрас.Она уселась поверх нарезанного мяса для гамбургера, которое когда-то было лицом человеческого существа. Под ней хлюпала влага, пока она приспосабливалась, чтобы найти комфорт, схватив руку Рахима за запястье. Она сжала пальцы в кулак и откинулась на спинку кровати, раздвинув бедра. Со стоном, корчась на нежном лице Рахима, она вставила кулак в свою ненасытную дырочку и трахнула себя грубо и глубоко. Трахала себя до тех пор, пока не вошла в "киску" по локоть. B этот момент она визжала от восторга. Она вздрогнула, забилась в конвульсиях, когда струйка жидкости вылилась из ее раздолбанного отверстия и понеслась по всей длине руки, в то время, как она испытала, как знал Цезарь, девятый, а возможно, и десятый оргазм.

К тому времени Цезарь был так близок к тому, чтобы кончить, что ему не нужно было прикасаться к себе. Чтобы притормозить, он схватил бутылку с водой и вылил ее себе в пах, облив себя, а также рабочее кресло и ковер под ним.

Еще нет, еще нет, - сказал он себе.

Он поднял свои зеленые глаза. Моргнул, глядя в веб-камеру.

- О'кей, народ, - сказал он. - Думаю, у нас есть время для одного последнего предложения. Сделайте его отвратительным, сделайте его больным, и, самое главное - удивите меня.

Чату, полному развратных садистов, не потребовалось много времени, чтобы добиться именно того, на что он надеялся. С улыбкой он поднялся со стула и подошел к кровати. Он посмотрел вниз, восхищаясь картиной насильственной смерти, вдыхая опьяняющий аромат, в то время как его внимание переключалось с пропитанного кровью туловища Куки на обрубок, торчащий из ее дырки. Всплеск холодной воды, возможно, успокоил его либидо, но только на время, потому что он уже был таким же жестким и твердым, как спинка кровати, на которую она оперлась.

- Я подумал, что могу помочь с этим, - сказал он и наклонился, чтобы проглотить небольшую порцию мяса, разбросанного над ее пупком.

Куки приподняла бровь, испытывая зуд от волнения.

- Делай все возможное, детка.

Цезарь потянулся к отрубленной руке и медленно потянул. Застонав, Куки втянула воздух, бедра задрожали, вагина задрожала. Когда он высвободил руку из влажной полости, раздался влажный хлопок, и на тело Рахима вылилось еще больше жидкости. Повернувшись к ноутбуку, Цезарь перевернул руку и сказал:

- Это для тебя, RigorMorty, - и засунул руку обратно внутрь, культей вперед.

Ради удовольствия сотен их обожающих зрителей, не говоря уже о себе, он использовал всю свою силу верхней части тела и трахнул ее рукой. Трахал ее жестко, трахал быстро, напрягались и изгибались. Когда дело доходило до секса, у Куки не было болевого порога. Когда дело касалось их преданных зрителей, у нее не было запретов. И поэтому она откинула голову назад к стене, сжимая свои груди, извиваясь последовательным движением и умоляя о большем.

С такого расстояния Цезарь не мог четко прочитать текст в окне чата, но внезапный поток сообщений стал его... стал их подтверждением.

И наградой.

Строка за строкой прокручивались без остановки, подтверждая подозрения Цезаря, что это было одно из их лучших выступлений на сегодняшний день.

Но это еще не конец.

Теперь пришло время грандиозного финала.

Цезарь еще раз высвободил руку и бросил ее через комнату. Онa приземлилaсь у дальней стены, оставив кровавое пятно на заколоченном окне, пока он огибал кровать, чтобы достать мачете. С точностью и мастерством он взмахнул лезвием, вспарывая живот Рахима. Когда густая струя хлынула из идеальной раны, Цезарь перекинулся через кровать и засунул свой член внутрь. Он безжалостно трахал кровоточащую рану, проталкиваясь мимо желудка и тонкого кишечника, пока не задел твердые гребни спинного мозга Рахима, после чего встал на колени и начал энергично поглаживать стальной стержень. Комната наполнилась влажными звуками, которые сливались с его учащенным дыханием и мужественным ворчанием.

Невероятное ощущение пронзило его тело, когда поток мутной белой жидкости вырвался из его широкой щели для мочи. Пока Куки смотрелa, он накрыл тело Рахима и импровизированное отверстие океанами спермы, которые, казалось, продолжались в течение нескольких минут. После двенадцатого извержения колодец Цезаря иссяк. Он рухнул вперед, проливаясь на матрас, ощущая теплую, успокаивающую влагу.

Ему потребовалось все, что у него было, чтобы снова встать на колени. С убывающей силой и напряженными резиновыми ногами он потянулся за мачете и схватил член Рахима свободной рукой. Одним быстрым движением комок губчатой ​​ткани освободился.

Когда Куки присела рядом с ним, он повернулся к камере и сказал:

- Я хочу поблагодарить вас всех за то, что настроились на еще один безумный выпуск "Крови и поцелуев". До следующего раза! Oставайтесь больными!

Он блеснул набором дьявольских рогов, затем поднес измельченный орган ко рту и наклонился к Куки.

Пока они целовались, держа расчлененный пенис Рахима между переплетенными языками, пропитанная кровью пара нежно обнималась и наслаждалась вкусом современной знаменитости.

Перевод: Джей Арс

Это была пятница. День зарплаты. Не очень быстрая остановка у банкомата, благодаря водителю "Suburban" перед ним, у которой были проблемы с нажатием кнопок. Чертовa идиотка. Он молился, чтобы в ближайшем будущем ее ждал несчастный случай. Наконец настала его очередь. С бумажником все в порядке, его пункт назначения был таким же, как и каждую пятницу. Печально известный клуб "Острые Ощущения и Жабры" в Иннсмуте. Было близко к полуночи. Стоянка была заполнена. Никаких парковщиков. Это было не то заведение. Он припарковал свой джип на соседней стоянке. Лучшие места в пятницу было трудно найти. Внутри ничего не изменилось. Он заплатил "входные" парню, который выглядел как внебрачный отпрыск снежного человека, со всеми его мускулами и растительностью на лице.

Сын Бигфута сказал низким голосом, напоминающим голос Барри Уайта:

- Как дела, Блэйк?

- Пока вяло, но я думаю, что это изменится до того, как ночь закончится.

- Правильный настрой. В "Жабры" не допускаются мягкие члены. Так написано прямо на вывеске, - oн указал на знак слева от себя. - Всего хорошего.

- Так и планирую.

Блэйк протиснулся к бару, не сводя глаз с главной сцены, ища свободное место. Он был терпелив. Он мог подождать.

Работа в переплетной мастерской учит вас терпению. Потяните уровень, нажмите кнопку. Ошибка означала испорченный тираж. Выброшенные доллары, потерянное время. Главное - быть внимательным. Блэйк был внимателен. Десять лет работы без нареканий. Повышение каждый год почти покрывало стоимость жизни, почти делало ее стоящей. Он знал, что делает. Профессионал "синих воротничков" с мозолистыми руками в качестве свидетельства. Черт, ожидание у банкомата тоже может научить вас терпению. Блэйк был местным, родился и вырос в Иннсмуте и знал важность слов. В колледже он специализировался на английском языке, публиковался то здесь, то там, у него все еще лежало несколько неопубликованных рукописей, и он все еще работал на дневной работе. Он знал силу слов. Странная алхимия существовала на странице, были ли слова напечатаны чернилами, испачканы кровью или нацарапаны в кабинке туалета. Чтобы хорошо провести время, позвони... Они давали ему цель, преследовали его мечты и управляли его жизнью.

Всякая мечта - это желание, - повторял он про себя.

Как и Блэйк, Иннсмут выжил. Кровью города всегда было море, и когда правительство США взорвало Pиф Дьявола в начале 1930-х годов, это искалечило город. Экономическая ампутация. Нерестилища были уничтожены, что привело к уничтожению коммерческого рыболовства и всех сопутствующих производств, связанных с ним, практически уничтоженных. Пути судоходства были изменены из-за разрушений и полностью миновали Иннсмут. С разрушенной одной из его конечностей город медленно истекал кровью, но отказывался умирать.

С годами местные власти поняли, что Иннсмут, как и любой прибрежный город, может получать прибыль только от толпы туристов. Они реинвестировали, провели ребрендинг, создали налоговые льготы для предприятий и сделали владение жильем доступным. Постепенно компании, рабочие места и люди вернулись.

Издательская индустрия была благом, особенно "Marsh Books", где работал Блэйк. Он был назван и принадлежал потомкам капитана Обеда Марша. "Marsh Books" специализировался на публикациях о капитане, одном из основателей Иннсмута, а также на книгах о богатой истории этого района. "Привидения Иннсмута" был многолетним бестселлером, и Блэйк был указан в oглавлении, как соавтор.

Туризм также процветал. Туристы хотели большего, чем просто вкус истории и культуры маленького городка; они хотели расслабиться и повеселиться. Иннсмут медленно превращался в Новый Орлеан на северо-востоке, из-за смягчения постановлений о зонировании и почти несуществующих законов о спиртных напитках. И сексa... Чтобы хорошо провести время, позвони... Всё правильно.

Джентльменский клуб "Острые Ощущения и Жабры" был местом, где Блэйк мог выпустить пар. Дойл подавал напитки. Дойл был похож на порождение питбуля и радуги. Он был сильно татуирован, включая одно глазное яблоко в центре лба, которое невозможно не заметить. Словно циклоп, который устал пасти овец и есть греческих моряков. Его линия подбородка делала Джея Лено[5] нормальным. Сколько Блэйк себя помнил, Дойл руководил работой "Жабр". Его предплечья напоминали шлакоблоки.

Напитком, который выбрал Блэйк, был фирменный напиток "Сцилла"[6] - здоровая доза купажированного ямайского рома, ассортимент фруктовых соков, немного биттера и несколько других секретных ингредиентов. Блэйку еще предстояло выведать эти секреты у официанток вроде Мишель, бывшей девушки с обложки "Gothic Beauty", или Лемуры с ее длинными ногами, которые от лодыжек вели прямо в Рай. Типичная пятница состояла из нескольких выпитых "Сцилл" ("Утопи ее, пока она не утопила тебя" - так гласит поговорка на различных цветных футболках, которые можно было купить в баре), оживленной беседы с другими местными завсегдатаями и, если звезды были в правильном положении, возможно, приватного танца Суши, любимой танцовщицы клуба. Суши была обесцвеченной блондинкой и обладала сиськами, достойными картины Фрэнка Францетти. Блэйк любил блондинок. При правильном освещении ее волосы выглядели как пряди из золота. Татуированные брови и сочные губы. То, что Суши делала на шесте, было неестественно. Нечестиво. Даже преступно. Ее ДНК была создана, чтобы соблазнять, дразнить и доставлять удовольствие. Ее тело было храмом, достойным осквернения, а осквернение не было дешевым и легким делом. У греха всегда была цена.

Блэйк улыбнулся. Это была пятница. День зарплаты.

По пятницам "Ощущения и Жабры" обычно были самыми загруженными.Сегодняшний вечер не был исключением. "Жабры" были упакованны, как сардины, и все сардины были готовы обменять бумажных президентов на хорошее времяпрепровождение. Банкоматы-близнецы выглядели как кадры из фильма Джорджа Лукаса, все мигающие и сверкающие. Внутри "Жабры" были такими же черными, как плащ Дарта Вейдера. Три сцены для выступлений пылали, как тлеющие угли "Звезды Смерти".

Глаза Блэйка привыкли к темноте и были обращены к главной сцене, как у акулы, охотящейся на больного гемофилией серфера. Завсегдатаи назвали еe "Доской". Это была длинная платформа с двумя шестами из нержавеющей стали. Обычно нa Доскe работала только одна исполнительница, но сейчас две танцовщицы, Кэнди и Кики, и один счастливый пьяница из толпы танцевали, покачивались и кружились вместе. Это выглядело так, словно взорвалась фабрика по производству салата; бумажные "вашингтоны" усеяли сцену, ища убежища в любом доступном поясе с подвязками или стрингах.

На Кэнди были белые чулки до бедер в полоску, цвета зебры, и ничего больше, кроме вишнево-красной улыбки. Кики выглядела, как беженка сo съезда акробатов. Сексуальная версия Гамби[7] без зеленой кожи. Толпа взревела, одобряя их выступление, а диджей Инк и его паучьи пальцы крутили саундтреки, приводившие их в движение. В настоящее время Лемми спел "Оргазмотрон". Да здравствует, "Motorhead"! Да здравствует, Англия! Да здравствуют, Кэнди, Кики и пьяный ублюдок из толпы! Да здравствуют, "Жабры"!

Блэйк обратил свое внимание на меньшие сцены. Они были более интимными, рассчитанными на то, чтобы танцовщицы зацепили клиента и заставили его вытащить свой кошелек. Когда крючок был прочно поставлен, можно было устроить приватный танец в одной из подсобок, зашторенной от посторонних глаз.

"Жабры" не делали различий; толпа обычно делилась пополам между обоими полами. Оба пола искали крепких напитков и дешевых острых ощущений.

Анна выступала на одной из сцен поменьше, уже под вторую песню, полностью обнаженная. Брюнетка сверху, но бритая снизу. Блэйк любил брюнеток. Ее лицо выглядело едва ли совершеннолетним, а сиськи выглядели так, будто их создал сумасшедший ученый по фамилии Франкенштейн. Естественные, упругие и энергичные, ее чрезмерно развитые дыни бросали вызов логике и законам науки. Привычка Анны прыгать взад-вперед заставила мужчин-гомосексуалистов усомниться в своих предпочтениях. Священнослужители тоже задумались о своей преданности Христу.

Несмотря на Анну и ее великолепные сиськи, внимание Блэйка переключилось на рыжеволосую девушку, сидевшую за кабинкой у главной сцены. Блэйк любил рыжих. Ее было трудно не заметить. Трудно - ключевое слово. Eе лицо было словно фарфоровое, безупречное и резко контрастировало с ее багровыми локонами. А люди считали шедевром "Мону Лизу" да Винчи.

Блэйк смотрел, полностью поглощенный, как ее левая рука небрежно исчезла под синей дизайнерской юбкой "Vivienne Westwood". Блэйк небрежно потер свою растущую эрекцию.

Полегче, мистер. Жди своего часа. Жди своей очереди. Судя по всему, сейчас сезон охоты.

Ей было за 40, грудь тяжелая, но не слишком, размер далеко не такой, как у Анны, выглядела спортивной, вполне ебабельной. Определенно человек контрольного типа. Домовладелица, личность типа А, она обычно получала то, что хотела. Требовательная. Настоящий любитель пошалить. И при всем при этом - одинокая. Именно такие нравились Блэйку.

Они обменялись взглядами. Она не остановила свою руку. Он не переставал смотреть. Сексуальный язык жестов. Блэйк счел это приглашением.

Блэйк жестом подозвал Мишель и прошептал ей в ухо с многочисленным пирсингом, чтобы она отнесла рыжеволосой напиток - коктейль "Дыхание Дракона", местный фаворит. Содовая и водка в равных пропорциях с каплей шнапса и корицей. 100% мощный. Гарантированно избавиться от чешуи, одежды или запретов после пары бокалов. Он подмигнул рыжей, получившей напиток. Она кивнула в знак признательности. Ее ноги раздвинулись шире, открывая вид на демонстрационный зал. Блэйк был в режиме полного покупателя.

Блэйк подошел небрежно, как змея, с полным инстинктом гадюки, без спешки, протягивая руку, целуя ее вены на запястье, пробуя жизнь на вкус. От нее пахло сигаретным дымом, шафраном и похотью.

Они обменялись любезностями. Блэйк не очень-то любил пикаперство.

- Простите за вторжение, но вы, похоже, одни. Я, по иронии судьбы, тоже лечу в одиночку в этот вечер. И вы слишком красивы, чтобы быть одной.

Она была не местной, южанка по акценту. Обручального кольца не было, но Блэйка это не волновало.

- Просто здесь по делу, - сказала она, - и, возможно, для удовольствия... Посмотрим. Ночь еще только началась. Зовите меня Ксиа.

- Ксиа? Это очень необычное имя.

- Я очень необычная девушка.

Ксиа с самого начала заметила в Блэйке две вещи. Он был невероятно красив. Как голливудский красавчик старой закалки; представьте себе молодого Марлона Брандо в "Tрамвае "Желание". К тому же он был невысокого роста. Даже сидя, глядя вверх, он был, в лучшем случае, ростом пять с половиной футов[8].

Накрутив прядь волос, она сказала:

- Bы мне кого-то напоминаетe. Вы когда-нибудь были во Флориде? Вы знаете, документально подтверждено, что во Флориде живет больше сумасшедших, чем в любой другой части континентальной части США. Мои бабушка и дедушка живут во Флориде. Отставные трансплантологи. Так что они дисквалифицированы.

Глаза Блэйкa изучали ее личный ландшафт, наслаждаясь ее холмами и долинами, представляя нежность ее кожи, вкус ее губ. Он почувствовал, как ее рука легла ему на колено.

- Никогда не был во Флориде. Судя по тому, что вы сказали, может, мне стоит спланировать поездку. Знаете Ксиа, это Иннсмут. Здесь мы специализируемся на необычном, - сказал он, сигнализируя Мишель об еще одном раунде.

Ее время подошло к концу, Анна ушла со сцены, остальные танцовщицы также очистили Доску.

Время главного события.

Никто больше не выступал, когда Суши вышла на сцену; не было смысла. Тяжелый бас, быстрые гитары и кричащий рок-вокал, любезно предоставленный Дэвидом Ковердейлом из "Whitesnake", потрясли усилители. Все взгляды были прикованы к ней. Она владела сценой. Суши извивалась на шесте, словно приближался Апокалипсис. Змея Евы позавидовала бы ее изгибам. Ее костюм был облегающим, блестящим и почти незаметным. Он двигался вместе с ней, обнажая ее кожу, а теперь скрывая ее, даже более эротично, чем прямая нагота. Бурлеск нового века. Суши знала это и работала. Жесткий. На практически осязаемом членометре она перевела циферблат в полностью вертикальное положение. Даже присутствующие гетеросексуальные женщины, защищаясь, теснее прижимались к своим кавалерам, все время задаваясь вопросом, что нужно сделать, чтобы залезть в расшитые блестками трусики Суши, и чем они охотно пожертвовали бы, чтобы узнать это, включая кавалеров.

Суши жила музыкой, теряясь в ударах баса, чувствовала, как она отдается эхом в каждой клетке, в каждом гене. Это направляло ее движения. Одержимая, она двигалась в ритме, притягивая к себе все взгляды. Она была основным блюдом, и все хотели перекусить.

Перепончатые руки ласкали неестественно длинные ноги, спускались каскадом по идеальному прессу и задерживались на округлых грудях. Она подмигнула толпе, обхватила свои сиськи, медленно потянула их вверх и назад, дразня, а затем отпустила ткань, которая едва прикрывала их. Абракадабра! Они были совершенны, бросали вызов гравитации и издевались над физикой на радость ревущей толпе. Архимед бы эякулировал.

Ритм угрожал уничтожить ее, атом за атомом, нота за нотой, что только толкало ее дальше. "Плач под дождем" заполнила динамики. Посетители старались не кончить в трусы. Другие бежали в уборные, чтобы облегчиться. Она вращалась со скоростью, с которой не могла сравниться даже гимнастка олимпийского уровня.

Нет никакой надежды на отпущение грехов.

Когда дело дошло до возбуждения похоти, у Суши не было конкурентов. Она завоевала золотую, серебряную и бронзовую медали. Она потела феромонами, источая похоть из каждой поры. Извиваясь и выгибаясь, она контролировала толпу, накачивая уровень возбуждения во всей комнате, в то время как ее хищные глаза сканировали посетителей.

Никто не понимает этой сердечной боли. Никто не чувствует боли.

Блэйк был здесь. Хорошо. И у него появилась новая знакомая. Еще лучше. Еще и красавица, в отличие от шлюх, к которым он присасывался в последнее время. Она говорила с ним об обновлении. Приятно знать, что он прислушался.

Она развернулась вокруг шеста, один, два, три раза, вихрь, ставший плотью. Ее "киска" плотно прижалась к нему, поглощая тяжелый металлический грохот музыки, самый большой вибратор Иннсмута. Она встретилась взглядом с Блэйком, используя его, чтобы замечать свои повороты. Блэйк прочитал желание в ее глазах, его рука крепко прижималась к промежности рыжей, как будто он был студентом на сто первом уроке машинописи.

Вся комната, весь город, вся вселенная хотели ее. Суши знала это. Блэйк знал это. Она наслаждалась эгоизмом, вероятно, даже больше, чем сексом. Все дело было в силе; Блэйк мог бы рассказать вам кое-что о силе. И Суши быстро училась.

Седовласый, серебристый Лис, его расцвет, длиной с гроб, был позади; Блэйк двигался по нисходящей спирали, знал это и был полон решимости сделать так, чтобы каждое мгновение было на счету. Он, как говорится, смирился. Он дал ей то, что ей было нужно. Не то, чтобы у него было на что жаловаться; она была отличной трахальщицей. Это была евангельская истина. Суши просто должнa былa быть осторожной с Лисом, чтобы роли охотника и добычи не перепутались. Блэйк был водоворотом, утешительным, но, возможно, опасным. На палубе нет спасателей. В другой жизни она видела ущерб, который может причинить отношение "какого хрена". Это, блядь, чуть не убило ее. Вместо этого, это привело к ее перерождению, к ее Становлению.

Вторая песня закончилась. "Ползание пятью пальцами" из "Дитя Сатаны" Данцига. Она могла идентифицировать. Суши плылa по сцене, одетый в плоть фантом, устанавливая тесный зрительный контакт с теми, кто сидел рядом. Кобра наблюдает за добычей. Большинство не выдержало ее проницательного взгляда, сначала вздрогнув. "Kиски" в костюмах и галстуках.

Она качала своей пухлой попкой перед парнем, который уже перебрал. Он осыпал ее долларовыми купюрами. Она признала его щедрость сексуальной ухмылкой и опустила стринги на несколько дюймов. Одна задница для другой.

Ты оставляешь меня равнодушной.

Суши медленно поднималась по шесту, когда ритм набирал обороты, грешница поднималась торжествующе. Оказавшись между двумя полюсами, она изобразила распятие под визг слайд-гитары; символизм терялся в толпе, но Блэйк распознал контекст.

К черту Назаретянина, - прошептало ее тело. - Поклоняйтесь МНЕ.

Она сорвала стринги, полностью обнажившись. Опустилась на шпагат: плавные, подтянутые ноги параллельно сцене; отскочила и качнулась к полу - один, два, три, четыре раза просто потому, что могла мгновенно повторить. Она поклонилась четырем углам сцены, выражая благодарность. Половые губы выставлены на всеобщее обозрение, мокрые от лести и напряжения.

Кланяйтесь.

Поклоняйтесь мне.

Все вы. Поклоняйтесь мне.

И это не было просьбой.

От клиентов "Жабр" пахло возбуждением. Она отдала все, и это была ее дань уважения. Ее ноги дрожали от усилий оставаться в вертикальном положении и сопротивляться искушению. Аплодисменты были громче музыки. Овации стоя, члены и клиторы в полном приветствии. Американская валюта устилала сцену ковром.

Нет никаких данных, подтверждающих количество половых актов, совершенных покровителями клуба джентльменов "Острые Ощущения и Жабры" в этот вечер. Не для записи, кончайте на 100%, по обоюдному согласию или нет.

Суши былa голоднa. Изголодавшейся. Раньше она ела кальмаров в "Pыбной Xижине Тули", но это был другой тип голода. Ее "киска" заурчала. Она послала Блэйку воздушный поцелуй и подмигнула его спутнице, собрала свою одежду и денежную дань (в основном "линкольнов" и несколько "гамильтонов"[9], а затем умчалась со сцены. Жертвоприношение в некотором роде. Ее последний танец в этот вечер закончился, и теперь пришло время играть. Ее время.

- Ты хочешь ее? - спросил он Ксиу.

Он не мог читать мысли, но уже знал ответ. Она практически задыхалась, ее желание было непреодолимым. Лицо Ксии раскраснелось, пульс участился, загорелые бедра дрожали. Она нуждалась.

Как они нравились Блэйку.

- Я поделюсь, - заговорщически прошептал он. - Сейчас вернусь.

Он привлек внимание Суши в женской раздевалке.

- Рыженькая хорошо смотрится. Ням-ням.

- Ты знаешь, что я люблю тебя в красном.

- Дай мне десять минут.

- У тебя нет десяти минут.

Блэйк был учителем Суши, ее проводником, ее чертовым Йодой. Он помнил первый урок, как будто это было вчера.

Она была новичком в "Жабрах". Он любил их свежими и пригласил ее к себе домой. Тогда она называла себя Дорин, и он чувствовал исходящий от нее запах отчаяния, жареной еды и дешевых духов. Клянусь Драконом, как это заводит!

После нескольких кружек пива и дорожки кокаина, Дорин была обнажена и очень желала этого. Oх как хотела! Потом он увидел метку ведьмы на ее бедре, и все изменилось.

Она сказала, что нанесла ее в каком-то вонючем маленьком тату-салоне в Гэри, штат Индиана. Она трахнула владельца, чувака с бородой а-ля ZZ Top и неестественно белыми зубами, ради чернил, но они оба были настолько пьяны, что она даже не помнила, какой дизайн она изначально хотела.

- Что-нибудь красивое... Хотя довольно стервозное, - сказала она, - даже сюрреалистичное. Как у того художника, как-то там Поллока

Блэйк прикоснулся к такой мягкой, как шелк, плоти ее бедра, почувствовал нежный пульс под красными и черными чернилами. Невозможно сопротивляться. Он все еще был в основном человеком.

- Довольно стервозно, - согласился он.

Как истинный сын Иннсмута, он не мог игнорировать знаки. Блэйк вытащил книгу, скрепив их судьбы крепче, чем промышленные зажимы для сосков.

Ксиа дала ему ключи от арендованного "BMW" и втиснулась рядом с ним. Пока машина петляла по темным улицам, a фары прорезали туман, словно острые как бритва скальпели, Блэйк крепко держал руку между ее ног. Владение. Не раз Ксиа кусала нижнюю губу, чтобы подавить стон. Он заставил себя улыбнуться. Это было чертовски близко к совершенству. Как будто, это было по сценарию. Ее трусики теперь принадлежали парковке "Жабр". Остальная часть ее принадлежала Блэйку.

Высокие сосны замаскировали дом Блэйка: простой А-образный каркас, нуждающийся в новой черепице. Дом был достаточно далеко от города, поэтому у него не было много посетителей. Именно так, как ему это нравилось.

У его самой частой посетительницы уже был ключ.

Ксиа улыбнулaсь, когда они въехали на подъездную дорожку к Блэйку, и он ответил той же улыбкой. В конце концов, он не должен был быть на работе до понедельника.

Уйма времени.

Ксиа Сильвейн никогда не отказывалась от хорошего секса, но она приехала в Иннсмут не только для того, чтобы оторваться. Ее мечты привели ее на север. Mечты об "Эбеновой Cутре".

Мечта - это желание, - сказал ей кто-то целую жизнь назад.

"Эбеновая Cутра" содержала описания сексуальных актов, извращенных, неестественных и достаточно откровенных, чтобы заставить маркиза де Сада покраснеть. Она была написана неназванным священником, который добровольно отдал свой член христианскому Богу в обмен на спасение и почувствовал себя обманутым своей жертвой. Но были и другие, более темные Боги, которые лучше вознаграждали такие жертвы плотью. Требовали их. Усвоенный урок - никогда не доверяйте ангелам или их позолоченными крыльям и оперенным гениталиям.

"Эбеновая Cутра" не была каким-то эзотерическим руководством по сексу; на ее страницах секс изображался не как ритуал, а как религия.

Оригинал рукописи был вывезен контрабандой из Европы на борту "Эммы", но предполагалось, что он затонул вместе с кораблем, когда тот затонул у побережья Иннсмута в год Великой войны. Выживших людей не было. Однако было несколько сохранившихся черно-белых фотографий и дневников, в которых говорилось об оргиях, которые соперничали с оргиями во времена правления Нерона, и тайных ритуалах, которые вызывали еще большие удовольствия и страдания. Никто не говорил об этих дневниках в приличной компании.

Копии или, по крайней мере, убедительные подделки появлялись на протяжении многих лет. Ходили слухи, что профессор Генри Aрмитаж, бывший главный библиотекарь Мискатоникского университета, имел в своем распоряжении целую главу. Когда он и его любовница совершали половые акты, описанные в книге, соседи услышали их крики и вызвали полицию. Звонок поступил слишком поздно.

Это было признано смертью в результате несчастного случая и не попало в газеты. Aрмитаж тихо подал в отставку. Части, оставшиеся от любовницы, были кремированы или позже проданы на тайном аукционе. Эти истории, подобные большинству, касающиеся истории "Эбеновой Сутры", могут быть только слухами.

Поиски Ксии начались в борделе в Сингапуре. Она трахалась по всей "конюшне", где персонал был уникален тем, что у всех у них на теле были татуировки с молитвами, пьесами, стихами, карикатурами и грязными лимериками[10]. Это была библиотека кожи и греха, где молчание не поощрялось.

Ксиа изнуряла шлюху с карамельной кожей, по имени Рафаль - скорее мальчика, чем мужчину, но достаточно мужественного там, где это необходимо, и расшифровывала кантонские слова, вытатуированные у него на шее. Песню. Она слезла с него, прижавшись своей мокрой "киской" к его лицу.

- Спой мне, - потребовала она.

И он спел.

Рафаль пел ее "киске". Это был самый уникальный оргазм, который она когда-либо испытывала, будто ее разбирали на части по одному атому, по одной ноте за раз, часть за частью. Ей нужно было больше.

Она разыскала владельца борделя, который прошептал, что песня Рафаля была давным-давно переписана из "Эбеновой Cутры". С тех пор она объездила весь земной шар и потратила на поиски книги целые состояния (слава Богу - трастовый фонд и ультралиберальные родители). Страница здесь, абзац там, сонеты греха, формулы плоти. Затем, наконец, появился слух о том, что появилась полная версия.

Этот слух привел ее сначала в галерею "The Village", показывающую искусство Ричарда Аптона Пикмана[11], которая привела ее к наградам "Adult Video News"[12] в Вегасе. Вегас оказался провалом в прямом смысле этого слова. Она не видела столько сосков с тех пор, как побывала на барбекю-вечеринке Шуб-Ниггуратa на Внешних Oтмелях[13]. Чертовски хороший Kозел[14]. Когда она вернулась на охоту, источники, в конце концов, привели ее в "Жабры", и это было гораздо ближе к книге.

Hочной лес. Навес теней. Тьма, полная и обширная. Дом Блэйка был скрыт стражами деревьев. Дом Блэйка был полон теней. Когда Ксиа и Блэйк вошли, одна из теней шевельнулась.

Суши набросился на них, как только они вошли в гостиную. Ни "Хотите бокал вина?", ни "Выглядите потрясающе", или "Что вы думаете об этой кухонной плитке?", или другие дразнящие игры. Иногда Суши любилa играть с ними. Это был не один из тех случаев. Ее голод, ее потребность гнали ее, принуждали ее. Ей нужно было удовлетворение. Прямо сейчас.

Она прижала губы женщины к своим губам, погладила член Блэйка сквозь штаны.

- Ох, блядь.

Это был не вопрос.

У женщины был вкус сигарет и коктейлей, отчаяния и желания. Суши прижалась к ней, посасывая нижнюю губу, оттягивая ее. Просунула свободную руку под юбку Ксии, ощупала ее "киску", скользкую от желания, влажную от потребности, дрожащую под ее проворными пальцами.

- Оооооооx, не останавливайся.

Блэйк быстро стряхнул одежду, не заботясь о том, куда она упадет.

- Правильно, мои красавицы. Не останавливайтесь.

Суши не смогла бы, даже если бы захотела. Было слишком поздно. Несмотря на его рост, член Блэйка был более чем достойным, и он засунул свой длинный член в рот Суши. Никогда не судите о книге по обложке. Никаких нежных облизываний или поцелуев. Она поглотила его, глубоко заглотив, как будто ей не нужно было дышать. Она слегка прикусила член Блэйка зубами - знак, который он понял. Блэйк отстранялся, дюйм за дюймом, двигался позади рыжеволосой женщины, стягивая с нее блузку, не беспокоясь о дизайнерских пуговицах.

Он крикнул:

- Освободите голубей! - и тут же, на всеобщее обозрение показались сиськи Ксии.

- Чертова рыжая, - сказал Суши между заглатываниями, - я думала, что это у меня большие соски.

Она подправила их, заставив их набухнуть еще больше.

Суши почувствовала руки Блэйкa на своих отвисших сиськах и сосредоточила свое внимание на щели женщины. Поглаживая. Пощипывая. Поддразнивая. Требуя.

Блэйк сел на кожаное кресло и с ворчанием потянул Ксию на себя. Суши опустилaсь перед ней на колени. Поклонение на алтаре "киски".

- Да-а-а-а-а-а-а!

Чувство, которое испытывают все. Хор Всепоглощающей Потребности.

Блэйк схватил Ксию за задницу и взял на себя иннициативу.

- Как оно? - спросил он, не заботясь об ответе.

Он чувствовал себя прекрасно.

Она охотно подчинилась. Он вошел глубоко. Он толкнул сильно. Ему нужно было что-то доказать. Черт возьми, у нее была отличная задница. Идеальная геометрия.

- О, да, - предложил Блэйк между толчками.

Он страстно трахал ее, решив доказать свою правоту. Судя по хныканью Ксии, она все поняла. Она прижалась к нему, ее задница хлопала по его мускулистым бедрам, как непрерывные аплодисменты, в то время как его пальцы массировали ее клитор, азбука Морзе в экстазе.

- Ещё!

Язык Суши крутился и извивался вокруг его пальцев, лакая сок "киски", как осужденный, пробующий свободу, даря Ксии опыт всей ее жизни. Блэйк схватил Суши за голову, запутался пальцами в ее светлых волосах и притянул ближе. Ее язык удлинился, как у ящерицы, и лизнул его гладкие яйца. Горячо и скользко; спасение и проклятие переплелись.

- Не останавливайся! Блядь, ни за что не останавливайся! Трахни меня!!!

Блэйк кончил Везувием спермы, и издал вой, которым мог бы гордиться любой оборотень. Он давно усвоил, что когда Суши голодна, ему лучше кончить первым. У него не хватало духу на то, что было дальше.

Блэйк провел бессчетное количество часов, пытаясь раскрыть секреты книги. Он быстро понял, что не вы расшифровываете книгу, а она расшифровывает вас. Перевод пришел во сне.

Всякая мечта - это желание.

Книга все объясняла, а Блэйк, в свою очередь, интерпретировал послание. Он рассказал Суши о магии, которая преобразит ее, возвысит и превратит в Богиню, расхаживающую по Земле в туфлях-лодочках "Трахни меня", каблуки которых были окрашены в красный цвет человеческими жертвами. Он нарисовал ей красивую картину с ней в качестве модели. Все было для нее. Она поверила.

Ей нравилась сила и его намеки на то, что должно было произойти. Конечно, у него были недостатки. У кого их нет? Он тоже работал над этим и нашел ответ. Не лекарство, а лечение. Как химиотерапия, но без выпадения волос. Нет прибавки в весе. Жизненной энергии хватило, чтобы удержать Суши в узде. Не позволить ей деградировать. Держaть ее в танце. Он по-прежнему нуждался в ней. Она была жизненно важна для его планов. Для их планов. Его планов.

Во сне он видел, что было и что снова грядет. Ему было обещано. Царем Вечности или, по крайней мере, Первосвященникoм Здесь-и-Сейчас. Больше не выбивать дерьмо с 9 до 5 без медицинской страховки, никаких дерьмовых поездок на работу и уплаты налогов, даже если миллионы должны были умереть. Тот ещё компромисс, - подумал он

Он был Привратником Конца Времен, и c того места, где он стоял, он не мог добраться сюда достаточно быстро. Блин, а где кнопка перемотки вперед?

Блэйк пообещал Суши, что она будет его Kоролевой. Она поверила. Он не упомянул, что она была просто скваттером, заполнителем, обитающим в теле его настоящей Королевы, согревающим его, улучшающим дом, повышающим привлекательность, делающим его в самый раз. Кому нужны были пластические хирурги и "Ботокс", когда у него была "Эбеновая Сутра"?

Он мечтал о Ней. Пульсирующие щупальца вместо волос, глаза, лишенные света и лишенные век, которые видели все, видели Его таким, какой Он был, зияющую рану, которая была Ее вагиной, способной поглотить мужчину целиком. Без сопротивления. Он задохнулся в анемоне ее половых губ, насадился на изогнутое жало ее клитора. Он просыпался, весь в сперме, как будто в него взорвался воздушный шар, наполненный спермой. Утопающий в Ее влажном сне.

Он никогда не испытывал таких интенсивных оргазмов. Ни с мужчиной, женщиной или моллюском.

С каждым телом, с каждым оргазмом время Пктапуса, Корчащейся Черноты, Великой Пустоты, Вуали из Клыков, Всепоглощающего становилось все ближе. Жаль, что Суши не переживёт этого опыта. Жаль человечество..

- Гребаный Марс и каналы, которые нужно покорить!

Ксиа вздрогнула, сильно кончая. Суши не стала ждать, пока она закончит, прежде чем начать. Ее язык, и без того вытянутый и ласкающий клитор женщины, стал еще длиннее. Блэйк, зная, что сейчас произойдет, прижал рыжую к своим коленям, выгнув ее спину и прижав ноги так, чтобы у него все еще был полный доступ к ее раздвинутым половым губам.

Язык Суши скользнул глубоко в "киску" рыжей, скользкий, влажный и нетерпеливый. Она лакала ее, а затем снова и снова проникала в женщину, пронзая ее.

- O-o-o-o, - проворковала она, как голубь.

Снова и снова она входила в рыжую, пока та стонала и вздыхала над ней. Наконец, перемена коснулась и ее. Если бы рыжая могла видеть ее сейчас, она бы закричала, и не от оргазма. Иногда она делала паузу и позволяла девочкам засвидетельствовать свою Божественность. Посмотреть как расширились их глаза, когда они увидели присоски, выстилающие нижнюю часть ее языка, как на щупальце осьминога. Это было очень приятно - попробовать их страх на вкус, но она умирала с голоду. Нет времени играть.

Она снова засунула язык внутрь и почувствовала, как присоски вцепились в стенку "киски" Ксии, глубоко внутри, где ни врач, ни полицейский никогда не увидят улик.

- Бляааааадь!!! Даааа!!!

Не было более высокой похвалы.

Блэйк крепко держал Ксию, пока Суши кормилась.

Скоро, очень скоро это блюдо присоединится к остальному растраченному мясу в его подвале. Верующим, которые помогли в Становлении. Блэйк отмечал их кончину и жертвы в своих личных дневниках. Они станут Святыми, как только наступит Новая Эра (недостаточно скоро). Он позаботится об этом. Статуи, воздвигнутые в их честь. Церкви, где верующие могли бы возносить хвалу через свою кровь и оргазмы. Как только Суши насытится, он сможет снова трахнуть Богиню. Ее язык был не единственным местом, где у нее были эти маленькие присоски. Было небезопасно трахать ее, когда она была голодна. Даже для него. Лучше действовать осторожно.

Трахать ее было сродни Божественности, и Блейк принимал это так же верно, как любую проповедь в воскресной школе.

Блэйк прошептал слова, священные обряды из "Эбеновой Сутры", призванные вызвать Пктапуса, Ту, из Kорчащейся Черноты, Пизду Bечной Пустоты, Вуаль из Клыков, Дыру, Пожирающую Bсе.

Может быть, сегодня будет та самая ночь. Воплощение завершилось. Скрестим пальцы.

Свет стал тусклее. Воздух казался гуще. Он вытер мокрый лоб о спину Ксии. Когда стало так чертовски жарко? Блядь. Это был Массачусетс. Блэйк вдруг понял, что чувствует себя не очень хорошо.

Суши продолжала опустошать женщину, ее рот вибрировал, пока жертва ехала волна за волной, оргазм за оргазмом, глотая ее жизненную силу по глотку за раз, когда произошли две вещи - она услышала глухой удар, когда Блэйк упал на пол. Без сознания, как спящий эскимос. А потом легкая боль в шее. Поцелуй комара.

- Что за xу... - пытался сказать ее преображенный рот, но ей не хватило сил образовать оставшиеся буквы.

Суши перевела взгляд с промежности рыжей на искусственный ноготь, который она снимала.

Ксиа улыбалась.

- Прости дорогая. Твой рот волшебный... для монстра. Лучший куннилингус, который у меня был с... ну... когда-либо. И сиськи тоже классные. Был один певец рокабилли, которого я встретилa однажды на слэш-оргии "Elvis séance" недалеко от Нэшвилла. Этот деревенский призрак мог лизать "киску", как никто другой. Солидная версия "Отеля разбитых сердец". Но он не получит Руку Славы за тот поцелуй, который есть у тебя. Чертова девчонка. Я имею в виду, БЛЯ-Я-А-А-AДЬ!

- Постарайся немного побыть в сознании, и я все объясню. Тот укол булавкой, который ты почувствовала на своей шее? Кое-что, что я почерпнула в своих путешествиях. В основном это Atropa belladonna, но это я выпендриваюсь. Распространенное название - "Смертельный Паслен", смешанный с дозой яда скорпиона, любезно предоставленный Leiurus Quinquestriatus, которого израильские фанаты называют "Ловцом Cмерти". Яд скорпиона дает ему пинок под зад. Не уверена, что они сделают с девушкой с твоей специфической физиологией, но я сомневаюсь, что это убьет тебя. Это было бы позором. Ты просто поспишь какое-то время. Не беспокойся о своем парне. Он получил меньшую дозу в баре, в свой напиток. Ему следовало следить за руками, а не за декольте. Яд работает намного быстрее, когда его вводят прямо в кровоток.

Она наклонилась и поцеловала Суши в лоб.

- Спокойной ночи, куколка.

Блэйк и раньше страдал от похмелья, но не так. Казалось, его голова использовалась бейсбольной командой Мискатоника для тренировки ударов. Он понял, что находится в своей спальне и связан. Черные мешки для мусора были везде. Он почувствовал не слишком нежное прикосновение к своему члену.

- Привет, красавчик. Рада, что ты смог присоединиться ко мне. Добро пожаловать обратно в мир живых. Ты прям реднек какой-то. Ты же коротышка, но твоё хозяйство, как что-то из Нарнии. Повезло тебе с твоим мужским достоинством. Тебя скрестили с жеребцом? Ты поклонник женьшеня или это просто генетика? Ты всегда был так хорош или это влияние Книги? Не смотри так удивленно, милый. В стриптиз-клубе я чувствовала на тебе ее запах, сильнее, чем вонь вареной капусты или мочи скунса. К твоему сведению, я и раньше сталкивалась с грязными книгами. И я имею в виду с очень грязными. Такими, которые заставили бы Ларри Флинта[15] покраснеть.

Блэйк напряг мышцы, проверяя ремни. Никаких уступок.

- Я понятия не имею, о чем ты говоришь, красотка. Если ты хотела развратничать, ты должна была что-то сказать. Я отдаю должное там, где это необходимо. Ты знаешь свои хотелки.

- Не прикидывайся дураком. Это не сексуально. Даже тамошняя Мисси, вполне сексапильная кошечка, не пострадала от того, что пила из местного источника, если ты понимаешь, к чему я клоню. По крайней мере, я надеюсь, что нет. В остальном, мне жаль местных жителей. Просто скажи мне, где Книга, и я пойду своей дорогой. Смотри, я даже захватила свою чековую книжку. Уверяю тебя, мои чеки, в отличие от моей груди, не подпрыгивают. Если я лгу, я умираю.

Она провела рукой по голиафоподобному члену Блэйка, обхватив его яйца, медленно поглаживая ствол; один палец дразнил его уретру, ее ногти дразнили гребень головки члена.

Его тело превратилось в предателя, откликнувшегося на ее прикосновение. Она была Члено-Hиндзей девятой степени.

Ксиа наклонился ближе. Блэйк почувствовал ее дыхание, потом язык.

- Мы можем сделать это по-простому или... - oна подняла предмет, похожий на металлического дикобраза. - Это копия любимой анальной пробки маркиза де Сада. Заранее извиняюсь. У меня кончилась смазка.

Она коснулась одного из зубцов.

- Признаюсь, основываясь на прошлом опыте, это большой стимулятор боли.

Ксиа улыбнулась, совсем не успокаивая.

Вернувшись в "BMW", Ксиа забрала теперь уже чистого "дикобраза". Она должна была отдать должное Блэйку - он продержался намного дольше, чем она ожидала. Впечатляюще. Хотя стыдно за эту задницу. Ей нравились красивые задницы.

Она погладила книгу рядом с собой.

Забавно, - подумала она, - это место не выглядит таким жутким при дневном свете.

"Эбеновая Сутра" ответила на прикосновение Ксии, страницы распухли, жаждая большего. Всегда большего.

Суши знала, что этот день наступит. Просто не ожидала, что это будет так скоро или такого исхода. Ей было обещано. Блэйк объяснил, что ей понадобится все больше и больше энергии. Как зависимость, - сказал он. - Tы создаешь сопротивление.

Внутри она кричала и ругалась. Это было несправедливо! Она этого не заслужила. Не то место. Не то время. Неправильное божество. Это все, что было, и теперь... теперь она собиралась умереть. Не просто умереть, а умереть самым неописуемо отвратительным образом.

Жидкая жижа.

Лужа.

Не для нее.

Эта судьба будет не для нее.

Не будет.

Она слишком многим пожертвовала ради этой жизни.

Слишком много женщин. Слишком большая цена. Слишком много парней с избыточным весом и их щупающими руками. Нет. Она наотрез отказалась. Она, черт возьми, заслуживала лучшего. Поверьте в это, ублюдки.

И все же, если она хочет выжить, ей снова придется питаться. Немедленно.

Женщина исчезла. Сука забрала книгу с собой. Нахуй ее и эту долбанную книгу. У Суши уже много лет не было читательского абонемента. Чертов "Нетфликс", да?

Все еще придется. Очень жаль. Невысокий ублюдок, каким бы он ни был, Блэйк был добр к ней. И отлично трахался. Действительно. Толстая кобра. Но все равно, придется.

Суши потянулась к нему с голодным блеском в глазах.

- Открой ротик...

Перевод: Джей Арс

Мавзолей был битком набит красными мокрыми ртами. Один из них жевал давно высохшую локтевую кость, с которой несколько месяцев назад сняли все рваные куски. Другой сонно нежился в прохладных тенях, отбрасываемых мраморной крышей и безмятежными статуями. Двое мужчин, два красных и мокрых рта, высунулись из дверного проема, чтобы поиграть в кости на солнце. Их маленькие костяные кубики стучали по выцветшим буквам на старом каменном входе. Один мужчина широко зевнул от радости, позволяя теплому солнечному свету проникнуть ему в горло. Это хорошо для него. Другой, постарше, хмурился, потрескавшиеся губы опустились к земле.

Но когда Вивен, соблазнительница Вивен, отперла скрипучий засов на деревянных воротах, они оба вытянули длинные красные языки и голодно облизали губы. Когда сверхъестественная Вивен стояла под ветвями их одинокого тамариска, все долговязые человеческие палки выползли из склепа. Их глаза слезились от внезапного света, отражающегося от золотого песка, простирающегося до горизонта. Словно рахитичная стая ворон, они сходились к ее телу с вытянутыми руками. Они гладили ее кожу, и это звучало так, как будто два листка бумаги трутся друг о друга, а затем их уносит ветром.

Порыв ветра дул ей в лицо, и он резал, как матовое стекло. Она мечтала о глазах птицы или ящерицы, о дополнительных веках, которые закрывали бы ее зрачки. Она желала слепоты и щелкающего языка, чтобы попробовать воздух на вкус и провести ее через бескрайнее песчаное море в поисках пищи. Все ее желания были сосредоточены вокруг инструментов, которые быстрее вернут ее в тихий мавзолей и ее голодный гарем.

Через ее жилистую спину была перекинута огромная сумка. Мешок частей тела, кусков и комков, рассыпавшихся волос, окрашенных в новый красный и древний коричневый цвета. Она бросила его в центр группы мужчин и показала, что задняя часть ее серой рубашки без рукавов стала прозрачной от пота. Она кровоточила в форме бабочки или запутанной женской анатомии. Кто-то протянул руку и прикоснулся к мокрой ткани, затем приложил палец ко рту.

Это, должно быть, был Сириус. Из всех мужей Вивен он всегда был самым привязанным. Он предпочитал сидеть в ее тени, пока другие ели, упуская из виду драгоценные органы, которые они разрывали первыми. Печень, самая вкусная из всех частей. Легкие, в которых хранятся последние слова мертвых. Но Вивен наслаждалась его бледной и хрупкой одержимостью. Они перемалывали кости и выплевывали костный мозг. Иногда ночами, когда она не охотилась и не трахалась, когда она, наконец, находила время поспать в своей набитой соломой могиле, она притягивала его к себе и погружалась в сон; ее горячее дыхание отражалось от его кожи обратно к ней.

Кафер прокрался к сумке и вытащил из нее отрубленную руку. Первобытный, суровый, мрачный и угловатый; он был первым мужем Вивен и первым претендовал на все барахло в сумке. Они с Вивен случайно оказались в объятиях друг друга всего через несколько месяцев после того, как она впервые начала бродить по пустыне, одинокая, как призрак. Ее изгнали из города, когда ей было двадцать лет, много жизней назад. Голод поразил ее молодое "я", и она потворствовала ему, зная, что за этим последует изгнание. Он уже много лет прожил в одиночестве, питаясь тем, что оставляли после себя стервятники. Иногда убивал змей, чтобы дать им сгнить на солнце, прежде чем съесть их. Он был как лишнее ребро, которое никогда не вставлялось, куда бы он ни шел. Постепенно они вдвоем собрали других отверженных. Отвратительные мужчины стекались к ней, улавливая ее сочный запах за много миль. Лист черной смородины, корица и кедровый спирт. Мирра и все другие вкусные приправы. Но Кафер всегда будет занимать особое положение в качестве ее первого.

Все остальные были по-своему особенные. Птоломей - оборванный и молодой, длинноногий и всегда голодный. Бездонная яма для трупов. Александр - стар, но элегантен, он постоянно и грациозно проигрывает в кости. Он говорит, что ему был дан самый маленький дар пророчества в обмен на жизнь, полную невезения. Единственное, что их всех объединяло, - это их голодная гибель в пустыне.

Так много молодых людей однажды просыпались в городах со странным голодом, пылающим в их кишках. Bсех их называли упырями и загоняли в пустыню. Так много молодых мужчин и так мало молодых женщин. И только женщины, кажется, обладают тем компасом, встроенным между их ушами, который побуждает их двигаться вперед и вперед. Доброжелательная Вивен - их сокровище, их возлюбленная и их кормилица. Из пятерых только она может слышать бесцветный шепот мертвых, погружающихся в загробную жизнь.

Когда Кафер закончил есть, остальные собрались вокруг трупа. Другие женщины с ликованием сталкивали своих мужчин друг с другом, позволяя выжить только одному или двум сильнейшим. Вивен, проницательная Вивен, предпочиталa собирать как можно больше. Она посмотрела, как ее слюнявые мужья едят, и облизала свои губы. Они сдирали полупрозрачную кожу и впивались в мышцы и вены. Это конкретное тело не было забальзамировано в соответствии с обычными традициями, редкое удовольствие. Каждый орган все еще был внутри, целый, нетронутый ни опилками, ни спиртом. Сердце, желудок, почки; одна за другой все эти сладости попадали в рты.

Это был долгий сухой сезон пустых желудков, полых чаш и паровых облаков. Их сейчас едва хватало, и не было воды, чтобы смыть всё. Когда Вивен пришло время есть, остался только мозг - единственная жертва, которую она всегда требовала, чтобы они ей приносили. Вкус был такой, как она помнила, когда пробовала сливки на маленькой козьей ферме рядом с огромной рекой.

Кафер подошел к ней бочком и вытер серую липкую массу o пряди спутанных волос, падающих ей на лицо. Ее ребра торчали из тонкой белой сорочки, и он погладил каждое по отдельности. Кажется, она должна была скрипеть при ходьбе, должна была звучать, как ржавые ворота, но она всегда двигалась бесшумно. Кафер, с другой стороны, делал большие гулкие шаги, как крик выпи в ночи, и оставлял глубокие отпечатки ботинок, где бы он ни шел.

Он пах органами и железом, кровью и всеми остальными красными частями смерти. Она уткнулась носом ему в плечо и вдохнула. Медленно она опустила лицо вдоль его туловища. Кончик ее носа касался всех неровных линий его мышц, грудной и прямой мышц. Затем вниз, через бездонную полость его живота к линии, где встречаются его бедро, пах и туловище. Она вдохнула запах этого треугольника, потного белья и запекшейся крови.

Он cхватил ее за волосы, его руки были липкими от внутренностей. Он сжaл их толстыми горстями, пока она снималa с него штаны. Она жаждала кровавой бойни и плоти, это было всей ее жизнью, даже когда она в одиночку шла по пустыне. В жизни всегда было слишком много ртов и слишком мало тел. В данный момент это было небольшое утешение.

Утешение было в изнуряющем члене Кафера, ударяющегося о заднюю стенку ее пыльного, покрытого волдырями горла. Вход-выход, вход-выход... Ее верхняя губа треснула и начала кровоточить. Вход-выход, красная струйка. Она чувствовала вкус горькой жизни в своей собственной крови, едкой и дымной, но все равно это заставляло ее сосать жаднее и быстрее.

Гром, - Вивен задумалась. - Гром и туча, полная дождя. У нее были далекие воспоминания о дожде, о настоящем дожде, а не о капающих струях, которые небо здесь иногда достаточно щедро выпускалo. Внутри этой мысли, как далекий шторм, Кафер кончил ей в рот. Она стала глотать смесь спермы и крови, еще больше кислого и неприятного вкуса живых. Однако на какое-то время ее желудок обманывают, заставляя поверить, заставляя поверить, что это нечто иное, чем высасывающая яма пустоты.

Лениво, нерешительно он засунул руку ей под платье. Какой-то звук на ветру отвлек ее, и она оттолкнула его. Где-то далеко был зарыт свежий труп. Его голос был музыкален, чист и невероятно сладок. Может, юная королева? Она больше не будет есть пыль и объедки на обед, она не будет больше подавать пресные и сморщенные органы. Пришло время Вивен и ее мужьям хорошо поесть для разнообразия.

Александр c неохотой наблюдал за ней и гладил себя, пока его член не стал твердым, как каменный стержень, гигантский деревянный посох. Кипарис. Дерево, которое набухает от влаги и растет из воды. Она подумала, что однажды видела его, когда была маленькой.

- Не уходи, - сказал он ей, - из этого выйдет что-то плохое.

Она рассмеялась, сдавленным задыхающимся звуком. Она знала, что он подделывает свой дар оракула, чтобы заставить ее остаться и сделать для него то же, что она сделала для Кафера. Впрочем, это не имело значения. Ничто другое не имело значения, когда песня еды звучала на ветру. Не ее жажда, не их жажда ее прикосновений. Только еда имела значение.

Она взяла свой длинный грязный мешок и завязала его вокруг талии. Он вздымался позади нее и затенял заднюю часть ее ног. Она нежно коснулась четырех небритых щек. Еще один запачканный потом кусок ткани обернул ее лоб, чтобы поймать несколько капель пота, вытекающих из ее пор. Ей нужно держать глаза острыми. Пустыня богата настоящими хищниками, а не только теми, что преследуют мертвых. Ядовитые пауки, циклоны и оседающий песок чуть не унесли ее жизнь. Вечером она cможет пососать его, восполнить часть потерянной воды. Ассортимент других инструментов гремел на дне сумки.

Ее мавзолей исчез из виду позади нее. Вскоре не осталось ничего, кроме катящихся оранжевых холмов, освещенных гигантским огненным шаром в небе, коричневых утесов, обнимающих ее, и серебристых вспышек там, где ее обманывают слезящиеся глаза. Жирные мухи, рожденные из личинок, рожденных из цветков кактуса, садились ей на шею. Прежде чем они успели потереть свои маленькие ножки и вознести молитву богу мертвых, она шлепнула их полоской кожи, которую носила для этой цели. Это чувство возбудило ее и напомнило ей о том, как несколько ночей назад Птоломей проявлял изобретательность, снова и снова шлёпал им по коже ее ягодиц и бедер.

Pаздавленные тела мух поддались гравитации, и она поймала их с помощью рефлексов охотника. Они поместились в небольшой мешочек, висящий у нее на бедре. Через несколько часов она начала их есть. Ее пальцы прогибались вниз, чтобы схватить их со дна мешочка. Она выбирала теx, которые достаточно подсластились в процессе разложения. Они никогда не смогут насытить так, как люди, но они будут продвигать ее вперед.

Пока Вивен медленно жевала и глотала, она чувствовала, как каждый стертый зубами кусочек скользил по ее горлу. Она была уверена, что если бы кто-то посмотрел на нее со стороны или если бы она держала перед собой зеркало, то были бы видны комки, размером с гальку, скользящие по контурам ее горла, где ее кожа была настолько тугая, что выпирали вены. Как жуки, бегущие под простыней.

Она провела пальцами по своему животу и готова была поклясться, что до сих пор чувствует их выступы, словно дюжину крошечных беременностей, торчащих из ее живота. Их органы, странные мешочки с слизью, запертые внутри их экзоскелетов, давали ей достаточно жидкости, чтобы двигаться, но недостаточно, чтобы ее голова перестала вращаться, как ржавое колесо.

Какая-то неприлично длинная, извивающаяся вбок, змея оставила на земле узор длиной, как река. Слово пришло в ее вялый ум. Акведук. Что-то наполовину вспомнилось от переезда с фермы в город. В ее голове пронеслось воспоминание о том, как она дергала за край насоса. В прежней жизни ее кожа была эластичной, с мускулистыми выступами, яркой, бледной и слегка розовой от долгих дней кипячения красителей в помещении.

Металлический рычаг насоса ритмично скрипел, как скрипели катушки соседней кровати, когда она трахала на ней соседа. Как они сделали в тот день, когда его сердце отказало, и она не могла не вытащить его из своего тела и попробовать на вкус, все еще обнаженная и оседлавшая его. Когда туда вошла его жена.

Теперь ее кожа больше похожа на луковую шелуху. Ее губы раскрываются тонкими, как вафли, слоями плоти. Каждое пространство между ее ребрами представляет собой сухой овраг, где когда-то протекала река. Скрип насоса в ее сознании в конце концов уступил место звуку воды, сначала капающей, а затем ровной струе. Она слышала тот же шум теперь на ветру. Что-то было не так.

Иногда Вивен галлюцинировала вид воды и ленивых прохладных бассейнов, готовых для купания. Мертвая рыба, выброшенная на берег, созрела для перекуса в перерывах между погоней за своей настоящей добычей. Она хотела хотя бы раз иметь возможность пить и пить, пока не взорвется. Чтобы не приходилось делить ржавые ведра с дождевой водой и выжатыми листьями кактуса со своими мужьями, по одному глотку каждому, когда они передают источник по кругу. Открыть рот и позволить нескончаемому потоку течь в нее. Но у нее никогда не было галлюцинаций от его звука. Что-то было очень не так.

Тифон[16]. Харибда[17]. Киклоc. Как и "Bурдалак", эти имена взяты из древних легенд, но далеки от точности. Упыри покидают города, когда в них просыпается жажда человеческой плоти, когда женщины слышат землю мертвых в своих ушах громче, чем крики оживленных улиц. Киклосы тоже рождаются в городах. Иногда ветерок, который гремит грязью и бросает сухие листья в свой вихрь, отказывается успокоиться и рассеяться. Когда не умирает, а крепчает, забрызгивает грязью умирающих нищих и заставляет собак скулить и прятаться. Затем он дрейфует в бесплодные районы, чтобы бродить и разрушать древние руины.

Если Киклоc разумен, с ним еще никто не cмог пообщаться. Сама Вивен ела исследователей, поэтов и теологов, которые приезжали в пустошь, чтобы изучить их и попытаться нацарапать какой-то общий язык. Они шепчутся об этом в своих безымянных могилах. Но если бы они были штуками, случайными и лишенными желаний, они бы не искали опустошения, благодаря которому, кажется, они питаются.

Потому что тот, кто видит Вивен, измученную и оборванную Вивен, поворачивается с гипнотическим, резким желанием в ее сторону. Она бежит на звук царственного, бормочущего трупа, но ее ноги тяжело и медленно ступают по глубокому песку. Грязи. Она не помнила, видела ли она когда-нибудь грязь. Этот песок на ощупь был похож на грязь. Она медленно отдалялась от Киклоса, пока один из ее пальцев не зацепился за расщелину, обиталище какого-то крошечного тушканчика, и она споткнулась.

Киклос набросился на нее, как гремучая змея на жабу. Ее и без того тяжелая голова кружилась все сильнее, и сверкающий каскад песка кружился вокруг нее. Время замедлилось, и она увидела цветное бутылочное стекло, крошечные кусочки, машущие ножками в ручье, кусочки ракушек, оставшихся миллион лет назад, когда эта пустыня была океаном. Океан. Это сухое дно, хранящее микроскопические воспоминания о воде, - единственный океан, который она когда-либо видела.

Бешено вращаясь, он прокладывал себе путь между ее одеждой и кожей, разбрасывая маленькие кусочки самого себя. Зудящие, режущие крупинки прилипали к ее покрытому потом телу, поэтому она сорвала с себя платье. Ее кожа под ним была на несколько оттенков бледнее, чем на руках и ногах, но все еще загорелая и потрепанная погодой. Если не считать сальных прядей, падающих вверх в воздух, ее тело было совершенно безволосое. Шрамы крест-накрест пересекали ее бедра, спину и живот. Укусы плётки с кольчатым хвостом, фиолетовые синяки, маленькие х-образные разрезы, где она вырезала и высосала змеиный яд, чтобы спасти себя от черной и медленной смерти в одиночестве на песке. Вивен боялась умереть в одиночестве. Следы от побоев, царапины от ногтей и слабые отпечатки человеческих зубов - все это было следами жизни, полностью прожитой со многими партнерами.

Ее выбор был неверен, потому что теперь ей негде было спрятать свое тело, не было преграды, чтобы сдержать ветер. Песок царапал ее кожу до крови. Нежные поцелуи боли и крови расцветали снаружи. Она царапала себя, добавляя свои собственные сердитые красные полосы, стекающие по ее груди. Она плакала, и соль стекала по ее исцарапанным щекам и обжигала лицо. Несколько случайных крупинок с чужеродным намерением стремились проскользнуть мимо ее губ.

Жар и боль, еще больше боли и еще больше тепла. Ее тело горело. Ее пальцы касались живота, и ее кожа была похожа на раскаленное железо. Ручейки песка ползли по ее ногам, ее промежности, ее острым и нуждающимся бедренным костям. Она упала на колени и запрокинула голову назад. Ее тело изгибалось, как мост здесь, в этом песчаном море, ее соски были направлены к солнцу. Макушка ее головы касалась земли, а таз торчал. Внутри нее накапливалась огненная энергия, и боль, удовольствие и жар объединились в той дыре, которую она открывалa миру.

В нее до самых пор проникало ещё нечто, кроме чего-то столь же нематериального, как воздух и пыль. Жар достиг критической точки и взорвался, как разбивается крышка ртутного термометра. Песок, похожий на битое стекло, кружил по ее телу, царапая ключицы, соски, шею, бедра. Она кончила первой, и ее тело содрогнулось так сильно, что ей показалось, что она может треснуться о землю и упасть. Однако облегчения не было, только жжение, когда пот и соки капали с неё на землю.

Киклоc закачивал в нее, казалось бы, бесконечный поток песка. Она встала на дыбы, и песок струился из ее влагалища. Она чувствовала, как он наполняет ее горло, нос, уши. Она проглатывала глоток за глотком, но когда он продолжал поступать, она начала выплевывать остальное. Она упала вперед, лицом к земле, ее рвало песком. Все мышцы между ее ногами, внутри и снаружи, сокращались, и из нее высыпалось еще больше песка. Каждый раз, когда она испытывала оргазм, ее тело опустошалось только для того, чтобы снова быть заполненным. Наконец, когда она подумала, что извергла больше крупинок, чем во всей пустыне, она остановилась. Атмосфера стала неподвижной, и воздух снова оцепенел.

Вивен некоторое время лежала, дергаясь на земле, затем, наконец, села и подтянула колени к груди. Она приложила ухо к земле и прислушалась. Красивый голос все еще был здесь, дразняще близкий и восхитительный. Он исходил из-за холма. Она заставила себя встать, упираясь ладонями в липкую подставку, завязала лохмотья своей одежды обратно вокруг своего истощения. Она не умрет одна в пустыне, а ее мужья не будут голодать в окружении холодных каменных теней.

Она наполовину шла, наполовину ползла по земле. Обманчивый горизонт пустыни поместил холм так далеко, что все ее царапины перестали кровоточить к тому времени, когда она достигла его подножия. Она оставила красный след и считала, что ей повезло, что в знойный полдень все шакалы, гиены и другие четвероногие хищники спят. Ее легко выследить, и даже если она найдет в себе силы дать отпор, она все равно потеряет пир, на который имеет право.

Она поднялась на холм полностью на четвереньках. Шепот становился громче, это было шипение и стоны мертвых медленно совершающих путешествие к Реке Богов и Весам Судьи, дверям и зверям Kонца. Вырывающиеся газы звучали так сладко, что Вивен почти чувствовала их вкус.

Пока она пробиралась к вершине холма, солнце начало садиться в красивом розово-фиолетовом панно. Вид с вершины холма был еще красивее. Оазис посреди пустыни, был как голубой зрачок в глазу. Это былa не мерцающая, зеркальная вода, которую она видела в приступах обезвоживания или истощения, а настоящая вещь. Озеро колебaлось между голубизной неба и зеленью водорослей, растущих на его поверхности. Финиковые пальмы качались прирученным и вялым ветром, а вьющиеся папоротники манили ее своими спиральными рукавами.

Она скользила так же, как и ползла вниз по склону, используя инерцию, чтобы нырнуть прямо в воду. Она открыла рот, и потребовалось некоторое время, чтобы вода достаточно смазала горло, чтобы можно было глотать. Восстановив водный баланс, она почувствовала только пустоту, успокоенную, но безмятежную. Плоды деревьев ничем не могли утолить ее голод, но она взяла один и раздавила его в руках. Затем она вдохнула аромат и даже втерла его в ноздри, наслаждаясь ароматом, так похожим на темно-коричневый мед, используемый гильдиями бальзамировщиков.

Преимущество охоты на трупы в том, что они не двигаются. У нее есть время понежиться в своей зеленой и прозрачной ванне, подергать носом и насладиться тем, как слипаются ее ноздри, почувствовать, как весь песок и немного крови просачиваются из ее изодранной одежды. Освежившись, она приступила к следующему этапу своей охоты.

Опьяняющий шепот доносился откуда-то из оазиса. Это было тяжелее для Вивен, на таком расстоянии все звуки ада со всеми его скрипучими дверями, опрокидывающимися весами и капающей кровью, словно эхом отдавались вокруг. Определить точное местонахождение было сложно даже такому эксперту, как она.Прежде чем покинуть бассейн, она задержала дыхание как можно дольше, намереваясь добраться до дна и исследовать его. Но давление в ушах смывало звуки загробной жизни, и она не могла найти дна. Там не было никаких трупов. Она вынырнула на поверхность, чтобы обыскать сушу.

Поэтому она отодвигала папоротники и рыла в земле маленькие ямки. Она прижимала к ним ухо, пока, наконец, шепот не пронзил ее, как стрела, прямо в мозг. Tело находится здесь. Она достала со дна своей длинной сумки лопатку и начала копать.

Она нашла не королеву, а самого красивого мужчину, которого она когда-либо видела. Его ресницы были длинные и темные от природы, на них не было обманчивого угольного ободка. Они были украшены золотой каймой в форме рыбы, хвост которой спускался по бокам носа. Эти глаза смотрели прямо вверх, самого темного оттенка карих, который Вивен когда-либо видела, с россыпью розовых бликов. Они содержали самый ранний рассвет пустыни. Его губы были полны, и ей так и хотелось провести по ним пальцем. Вивен, голодающая Вивен, представила, как они будут ощущаться на ее ключицах, бедрах, километрах покрытой шрамами и ломкой кожи. Ее языке. Ее костях. Его тело было стройным. Большую часть его крови опытные гробовщики аккуратно отсосали через бедренную артерию, а его кожа была серая, но все же более гладкая и полная, чем у нее. Его высокие скулы никогда не знали гнева солнца, его руки были созданы для кистей и цветов, а не красильныx чанов или мастерков.

Вивен развернула традиционный свиток, который он держал в своих руках, тот, с котором он был похоронен, с его именем и последними известными словами, слетевшими с этих прекрасных губ. Калла, - прочитала она одними губами. - Пусть реки мертвых смоют с меня эту лихорадку.

Она забыла об эротических порках Птоломея, умелых пальцах Кафера, и все остальное начало ускользать от нее. Новая жизнь начала расстилаться перед ней, питаясь рыбьими костями и мухами. Спящая каждую ночь рядом с Каллой, укутывая их обоих своим саваном. Его тело - произведение искусства, и она не позволит скормить его падальщикам. Она задалась вопросом о судьбе душ каждого скелета, негодяя и ничтожества, которые прошли через нее и ее мужей. Эта душа не пройдет через это. Она положила свиток обратно ему в руки и наклонилась, чтобы поцеловать Каллу в идеальные губы.

Из-за спины донёсся живой, бурлящий голос.

- Что ты делаешь, вероломная сука? Александр сказал, что ты не вернешься. Если ты не откусишь губы c его лица и не съешь, я сделаю это за тебя.

Она оглянулась и увидела Сирис. Безмолвную, бесшумно крадущуюся Сирис, должно быть, шедшую по ее кровавым следам. Сирис, которая нуждалась в ней больше всего, которая последовала бы за ней на край света.

Вивен пoпыталась заговорить, но теперь, как всегда, речь застревала у нее в горле. Ее язык был слишком большой, чтобы слова произносились легко.

- Мне жаль. Я всегда буду любить тебя, - cамое длинное предложение, которое она произнесла за последние годы. Она заговорила с новой скоростью. - Мне надоел мавзолей и надоело набивать все рты. Я так устала ходить, слушать, копать. Я никогда не просила этого.

Она боролась после стольких долгих молчаливых лет. На мгновение Вивен снова было двадцать, потерянной и измученной голодом. Кричащей из своего дома, не знающей, куда она пойдет дальше.

- Я никогда не пыталась найти тебя, никогда не выбирала, чтобы ты следовала за мной.

- Я вырежу твою пизду и оставлю себе, если ты попытаешься уйти.

Вивен повернулась и стала уходить, к Калле и кромке воды. Резкая боль пронзила ее живот, крошечный кончик обсидиана пронзил кожу, и она посмотрела вниз. Черная кровь лениво просачивалась наружу. Она повернулась и упала на нее, позволяя силе тяжести помочь своему истекающему телу. Она кусала и царапала с той силой, на которую была способна. Два ее зуба вырвались изо рта и вонзились Сирис в плечо, пока она плевала кровью и соплями ей в глаза.

Сирис снова нанесла ей удар. На этот раз нож воткнулся ей между ребер. Онa попыталась вытащить его, но ручка была слишком скользкой. Она все еще чувствовала его, свой собственный Киклос, вырывая его из волос одной рукой, в то время, как другая рылась в грязи рядом с ней, пока не нашла... ее металлическую лопатку.

Из последних сил она вдавила еe в горло Сирис. Кровь брызнула повсюду. Сирис лежала, отплевываясь, кормя оазис последней частью своей омерзительной жизни.

Вивен, умирающая и убитая горем Вивен, поползла к трупу Каллы и стала баюкать его легкое, пустое тело в своих руках. Она все еще слышала шепот. Удерживая его, волоча за собой, она толкала их обоих в бездонное озеро.

Ее тело падало вниз, вниз, вниз, чтобы нащупать дно, которого она никогда не могла достичь, когда ей нужно было экономить воздух для подъема. Ее губы накрыли губы Каллы, когда последний глоток жизни покинул ее. Его красивый серый рот изогнулся в улыбке. Теперь мир живых - лишь далекий шепот на ухо Вивен, и она проскальзывала за ним через эти последние двери во тьму.

Здесь, в стране мертвых, ее кожа стала набухать. Дыры в ее коже оставались открытыми, но кровотечение остановилось. Здесь, в стране мертвых, Калла отложил свой свиток и провел теплыми человеческими руками по ее груди. Она избавилась от своей испорченной одежды так же легко, как от круга, нарисованного на песке.

Его тело было мягче, чем все, что она знала в течение долгого времени. Мягче, чем скелеты-упыри, которых она трахала. Мягче, чем солома, на которой она спала, и каждый раз, когда к ней приходило одно из этих воспоминаний, оно исчезало навсегда. Калла обнял ее за талию, его большой палец случайно скользнул в отверстие, проделанное ножом Сирис, но она испытала от этого только удовольствие. Он прижал ее тело к стене из теней. Он тоже наполнялся новой энергией, и хотя вся его кровь ушла, он становился жестче. Ее "киска" потекла, и она не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала такое возбуждение, не только горячее, но и влажное. Он вошёл в нее, и ее тело запело. Ее мускулы напрягались при каждом толчке. Быстрее, - подумала она, и он услышал ее и увеличил темп. По мере того, как он ускорялся, громкость ее стонов становилась громче, и когда его вожделение к ней стало слишком сильным, он кончил. Она слегка прикусила его плечо, зубами снизу и только деснами сверху. Его горячая сперма наполнила ее и вызвала ее собственный оргазм, и она перестала удивляться, перестала думать о чем-либо, кроме водопадов, гейзеров и порогов.

Пара упала на землю, состоящую из теней. Некоторые из них зазмеились, как тонкие чернильные веревки. На обратной стороне свитка Каллы появились новые слова: Вивен. Я выбрал ee.

Перевод: Джей Арс

- Срань Господня! Что, черт возьми, здесь произошло? - спросила Делейни у полицейского в форме, парня, слишком красивого, чтобы быть настоящим полицейским.

Она подумала, что он больше похож на мужчину-стриптизера, играющего стереотипного горячего копа с красивым телом. Если бы фанковый бит внезапно вырвался из бумбокса, и он сорвал свою обычную униформу под удары и скрежет музыки, это казалось бы совершенно естественным. За исключением кровавой бойни и крови на полу. В этом не было ничего естественного.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого облизал нижнюю губу.

- Что? Ты хочешь что-то сказать?

Делейни надеялась, что он не собирается бросать пончики.

Он покачал головой, затем сказал:

- Просто очевидно. Что здесь случилось. Это противоположно тому, что вы сказали.

Она озадаченно покосилась на него.

- Я не понимаю.

- Срань Господня. Вот что вы сказали. То, что здесь произошло, было нечестивой сранью.

- Господи, блядь, парень.

Делейни не хотела добивать парня. Она знала, почему он это делает. Это отвлекало от кровавого месива у их ног. Она не была готова встретиться с этим лицом к лицу. Ещё нет. За девять лет работы она повидала множество жестоких сцен преступлений, но эта была другой. Как только она вошла в дом, она почувствовала какое-то затаенное зло в воздухе, и когда ее взгляд упал на распростертую жертву с широко разорванной задницей и свисающими кишками, ей пришлось отвести взгляд. Это было зрелище, которое останется с ней навсегда, кошмарное видение, которое никто никогда не должен был видеть.

Мускулистый парень, который, казалось, был готов приступить к танцевальной программе "Волшебный Майк", был ее тактикой затягивания, не более чем минутным промедлением.

- Кто это обнаружил?

- Экономка. Она приходит в себя на заднем крыльце. Другая женщина с сержантом Хопкинсом, дальше по коридору, - oн указал на темный коридор с освещенным дверным проемом в конце.

- Другая женщина?

- Жена. Вот этот парень - ee супруг, - oн кивнул в сторону трупа.

- Она была здесь, когда это случилось? Она это видела?

Он пожал плечами.

- Она в шоке. Или сошлa с ума. Или и то, и другое. Мы не смогли добиться от нее многого, что имело бы смысл. Может быть, Хопкинс сейчас что-то узнает, но я в этом сомневаюсь. Она словно потерялась в Ла-Ла Ленде, свет включен, дома никого.

Делейни кивнула. Сделала глубокий вдох, затем сделала то, что, как она знала, должна была сделать. Она бросилась в дерьмо. Кровь, кишки, запекшаяся кровь превратились в ужасные последствия чрезвычайно жестокого убийства. Время делать работу и быть мудаком.

Жертва выглядела мужчиной средних лет, в относительно хорошей физической форме - до того, как кто-то превратил его в дерьмовый труп. Он лежал лицом вниз, задницей вверх, колени были растопырены до такой степени, что казалось, что его верхняя часть ног частично вырвана из тазобедренных суставов. Судя по тому, как его анус был разорван и расширен, преступник, должно быть, использовал что-то огромное, чтобы анально изнасиловать его. Ни один мужской член из плоти и крови не смог бы этого сделать. На его шее и плечах были синяки, а голова, казалось, была покрыта какой-то слизью, больше похожей на сопли, чем на сперму, а может быть, на смесь того и другого.

Делейни вытащила носовой платок без излишеств, который держала в заднем кармане как раз для таких случаев, и прикрыла им нос, потому что вонь кровавых фекалий, вытекающих из опустошенной жопы жертвы, вызывала у нее тошноту. Она никогда не теряла сознание на месте убийства, но внезапно испугалась, что это может быть то, что ее убьет. Ей чертовски не хотелось, чтобы что-то подобное произошло перед Волшебным Майком. Он сам выглядел немного смущенным. Продолжал смотреть на холодный камин, чтобы не смотреть на убитого.

- Ох, ебать! - это от бывшего партнера Делейни, Дикса.

- Где, черт возьми, ты был? - огрызнулась она, бросив на него свой прищуренный взгляд.

- Где-то, где не было этого бедного ублюдка, - сказал Дикс, не отрывая глаз от жертвы. - Иисус, трахни меня, Христос! Что, черт возьми, это за дерьмо?

- За это нам и платят дерьмовые баксы, - сказала она, - чтобы мы это выяснили.

Дикс, наконец, отвел взгляд от испачканного кровью и дерьмом человека на полу.

- Не уверен, что хочу выяснять.

Волшебный Майк ухмыльнулся и скрестил на груди толстые руки. Делейни с трудом подавилa желание пересечь комнату и пнуть его по яйцам. Вместо этого она сказала:

- Возможно, у нас есть свидетель. Она на кухне с другим полицейским. Но, ее психическое состояние вызывает сомнения. Я постараюсь достучаться до нее, пока вы будете осматривать место происшествия. Судебная экспертиза в пути. Может быть, лабораторные гики смогут выяснить, кто или что, черт возьми, сделало это с этим бедным ублюдком.

- Вот что я тебе скажу, - сказал Дикс, - ты осмотришь место происшествия, а я поговорю с чеканутой.

- Ни за что. Она и так напугана. Один взгляд на тебя, и мы никогда ничего от нее не добьемся.

- Ай! - Дикс прижал руки к сердцу, изображая глубокую боль.

- Ты страшный парень. Я знаю, что в душе ты большая киска, но для нее ты монстр ростом шесть футов шесть дюймов[18] в дешевом костюме.

- Да пошла ты, Делейни. Думаешь, она откроется жесткой лесбухе, дерзай.

Она показала ему средний палец. Он ответил двумя своими. Затем они устало улыбнулись друг другу, и Делейни пошла по коридору на кухню, пока Дикс натягивал свои нитриловые перчатки размера XL.

Женщина неподвижно сидела за кухонным столом, глядя на столешницу, а может быть, в никуда. Кто знал, что она видела? Или позаботился о том, чтобы сбить ее с толку в ее собственной личной Сумеречной Зоне. Ее светлые волосы до плеч выглядели мокрыми и склизкими, как будто кто-то вылил ей на голову яичный белок. То же дерьмо, что было на голове ее покойника?

С облегчением увидев Делейни, сержант Хопкинс встал со своего места за столом и сказал:

- Рад вас видеть, детектив. Это миссис Сноу, хозяйка дома. Она, ну... не очень хорошо себя чувствует. Насколько мы можем судить, она была здесь, когда мистер Сноу... когда кто-то сделал это с ним, но она не смогла дать нам многого. Ничего, что имело бы смысл.

- Спасибо, сержант. Я продолжу. Ты можешь пойти и помочь охранять место происшествия, пока не приедут криминалисты.

Делейни села за стол прямо напротив женщины.

- Миссис Сноу?

Нет ответа.

Делейни постучала костяшками пальцев по столешнице. Повторилa имя женщины. От ошеломленной женщины исходил странный запах, мускусный с кисловатым оттенком. Это что-то напомнило Делейни, но она не могла точно вспомнить, что именно. Потеряв терпение, она потянулась через стол, взяла пальцами женщину за подбородок и приподняла.

- Посмотрите на меня, - сказала Делейни.

Она легонько сжала пальцы под подбородком, чтобы привлечь внимание миссис Сноу.

Их взгляды встретились. Делейни ничего не могла прочесть в глазах женщины. Она не была непривлекательной, вероятно, лет тридцати пяти, с крашеными светлыми волосами и черными бровями. Острый подбородок, который на мгновение остался в руках Делейни.

- Я - детектив Делейни. Я должна спросить вас о том, что случилось с вашим мужем. Bы понимаете меня?

Ничего. Все тот же пустой взгляд. Делейни слегка встряхнула женщину за подбородок.

- Ваш муж лежит мертвый в вашей гостиной. Он подвергся жестокому нападению и был убит. Вы видели, что произошло?

Она пробормотала что-то вроде "ужасно" или "прекрасно".

Делейни отпустила лицо женщины.

- Что?

- Он здесь...

- Ваш муж? Да, его тело. Но он мертв, и мне нужно знать...

Миссис Сноу покачала головой и надула губки.

- Не он.

- Тогда кто здесь? Кого вы имеете в виду?

- Он, - сказала она с чем-то похожим на благоговение.

И страхом.

Глаза миссис Сноу расширились, и Делейни поняла, что женщина смотрит мимо нее на что-то за спиной Делейни.

- Он хочет тебя, - сказала женщина с глупым хихиканьем, как будто она была под кайфом от убийственной травы. - О-о... O, Боже... O, Боже... O, Боже...

Именно тогда Делейни почувствовала безошибочное присутствие позади себя. Она повернулась на стуле и начала подниматься, но остановилась на полпути, когда не увидела никого позади себя.

Что за нах? Неужели она заразилась безумием этой женщины? Ни за что. Она никогда не была внушаемой. Гипноз никогда не действовал на нее. Однажды она заплатила $75 дерьмовому гипнотерапевту, чтобы он заставил ее бросить курить, но этот чувак не смог ее усыпить. И вот она здесь, по-прежнему сжигая по две пачки в день.

Так что же это было за гребаное присутствие, которое она ощущала? Это было там. Прямо у нее за спиной, прямо там, куда смотрели ее глаза, не видя ничего, кроме пустого кафельного пола и кухонной стены с телефоном и висящим на ней безвкусным календарем с кошечкой. Но что-то было там, заставляло ее сердце биться чаще, ей было жарко, пот выступал на ее лбу и капал из-под мышки. На самой кухне было не так уж жарко. Но Делейни было, неожиданно и необъяснимо.

- Ты не увидишь его, пока он не захочет, - сказала миссис Сноу. - Боже мой! Он тебя трахнет, да, он это сделает. О, Боже! Ты - та самая!

Затем миссис Сноу встала, сбросила халат и позволила ему упасть на пол, стоя там совершенно голая.

- Эй, что вы делаете? Прикройтесь.

Делейни было нелегко напугать, но теперь она была близка к тому, чтобы сойти с ума от гребаного присутствия за ее спиной и сумасшедшей голой задницей перед ней. И что, черт возьми, она делает сейчас? Подходит к кухонному столу, открывает шкаф и достает электрический миксер? Ручной миксер "Sunbeam", черт возьми?!!

Теперь она включала миксер в розетку. Нехорошо.

- Миссис Сноу, не делайтe этого! Что, по-вашему, вы делаете, печете торт?

Она включила ручной миксер, и металлический венчик превратился в серебристое пятно.

- Черт возьми, выключитe его, - повысила голос Делейни. - Я надену наручники на вашу задницу.

Когда Делейни двинулась к сумасшедшей сучке, упомянутая сумасшедшая сучка как бы наклонилась и - какого хрена?!! - засунула миксер себе между ног.

И воткнула вращающийся венчик в свою пизду, постанывая при этом.

К тому времени, когда Делейни схватила женщину за руки, прибор уже истекал кровью из влагалища миссис Сноу, брызги падали на пол и на нижние шкафы в достаточно причудливых узорах, чтобы вызвать припадки у эксперта по анализу брызг крови.

Детектив Дикс ворвался на кухню, чтобы посмотреть, из-за чего весь этот шум, вошел как раз в тот момент, когда Делейни схватила руки женщины, держащей миксер в своей развороченной "киски", теперь из нее лилась кровь, попадая и на руки Делейни, пачкая их и затрудняя прочный захват.

- Какого хера? - крикнул Дикс. - Выключи это дерьмо прямо сейчас!

Миссис Сноу была сильнее, чем выглядела. Или, может быть, это ее безумие придавалo ей безумную силу. Как бы то ни было, Делейни не могла вытащить венчик из "киски" психички. Hежные стенки влагалища терпели ужасные удары. Еще немного такого наказания с разрыванием плоти, и женщина-психичка может истечь кровью до того, как сюда прибудут парамедики.

- Помоги мне! - закричала Делейни Диксу как раз перед тем, как они с женщиной поскользнулись в крови и упали на пол.

Гребаный кровавый рестлинг, - вот мысль, которая пронеслась у нее в голове, когда они купались в крови. Затем Дикс возвысился над ними всеми своими шестью с половиной футами, но он не собирался валяться в грязи вместе с ними. Он схватил со стойки бутылку красного вина и хладнокровно врубил сучку.

Миссис Сноу обмякла, свет в ее глазах погас, а Делейни вытащила миксер из остатков ее влагалища и выключила его.

- Надеюсь, ты ее не убил, - сказала она своему напарнику.

- Я не так уж сильно ударил ее, - сказал он, подняв бутылку, чтобы прочитать этикетку. - "Бордо-Марго", 2009 год. Должно быть, это был хороший год.

Делейни осторожно встала, чтобы снова не поскользнуться в крови.

Сержант Хопкинс заглянул в кухню, чтобы спросить, все ли в порядке. И это было, когда его голова покинула его тело. Голова Хопкинса просто повернулась наполовину, оторвалась от шеи и пролетела через всю комнату, где с кровавым стуком ударилась о холодильник, а затем упала на пол. Hа его лице запечатлелось застывшее выражение удивления и мучения. Его обезглавленное тело сделало несколько неуверенных шагов на кухню, затем рухнуло на плитку, кровь хлынула из обрубка шеи, как вино из разбитой бочки.

Волшебный Майк ворвался в комнату и резко остановился как раз перед тем, как столкнуться с кровавым пятном, а затем пустился в неуклюжий танец прыжков, чтобы не споткнуться о своего безголового сержанта. В отличие от Майка из фильма, в его движениях не было никакой магии.

Делейни былa ошеломленa. Она не могла понять, что только что видела. Она посмотрела на Дикса. Он посмотрел на нее, пожал плечами, вытащил свой "Глок-19" и огляделся в поисках цели. Она никогда раньше не видела его испуганным, но теперь она чувствовала его страх, чувствовала, как он волнами исходит от него. Она чувствовала тот же страх, только сильнее. Ее всю трясло, и когда она это осознала, то попыталась остановить гребаную дрожь ужаса. Без шансов.

Волшебный Майк наклонился и начал блевать, его комковатая рвота расплескалась по растекающейся луже пролитой крови. Затем - невероятно - он поднялся в воздух, как будто левитируя, повисел там несколько секунд, а затем рухнул животом вниз на пол, прервав падение руками, вместо лица. Его форменная рубашка, брюки и ремень с пистолетом разошлись на спине и, казалось, сами собой содрались с него, оставив его в одних только синих трусах-боксерах, испачканных дерьмом. И с кровавым разрезом от шеи до щели в заднице. Его зад приподнялся, а анус открылся, как большой беззубый коричневый рот. Но это было не самое худшее. Затем этот большой коричневый рот подвергся наказанию, как будто большой призрак с гигантским шлангом глубоко запердолил анус парня. Парень кричал и сопротивлялся, но остался на месте. С тем, что прилипло к нему.

- Что, блядь, это делает? - крикнул Дикс на всю комнату.

Он направил свой пистолет туда, где, по его мнению, должен был находиться невидимый нападавший - потому что, кто еще мог сотворить такое дерьмо с парнем - и сделал один выстрел. Задние конечности молодого полицейского упали обратно на землю, и он потянулся назад обеими руками и попытался зажать свою разорванную и разбитую шишку, корчась в агонии; кровь и жидкое дерьмо просачивались сквозь его пальцы.

Делейни вытащила свой "Ruger LC9", но не прицелилась, потому что не хотела, чтобы Дикс увидел, как сильно ее трясет.

- Кажется, я попал, - сказал Дикс, - что бы это ни было.

Если оно действительно существует, и мы не все такие чокнутые, как психичка Сноу, - подумала Делейни, но промолчала.

Верхний свет замигал. Погас. Снова включился. Мигнуло еще несколько раз. Делейни мельком заметила большую призрачную фигуру, двигающуюся между молодым полицейским, катающимся и кричащим на полу, и Диксом, все еще стоящим в стойке стрелка. Затем комната снова погрузилась во тьму.

Сверкнул еще один выстрел из "Глока" Дикса.

В этой вспышке Делейни увидела монстра. Дикс тоже увидел его и сделал еще три быстрых выстрела, каждая вспышка показывала, как монстр приближается к Диксу, каждая вспышка давала черно-белый снимок живого зверя, который не мог быть настоящим, не мог, блядь, существовать в этом мире. Mире, который мы знаем как реальность. Но, черт возьми, так оно и было, и если эта штука была реальной, то Делейни точно знала, что это слово было Божественный трах. Как и Дикс.

Раздался еще один выстрел из пистолета Дикса, но вспышку затмила громадная фигура зверя.

Дикс взвизгнул. Делейни хотела выстрелить, но не стала, потому что не хотела подстрелить напарника в темноте. В ее голове мелькнуло, что ей, возможно, придется застрелить Дикса, чтобы остановить его страдания, если монстр собирается трахнуть его в зад. Tак же, как это было с мускулистым Волшебным Майком, который замолчал. Либо парень был без сознания, либо уже мертв.

Затем снова зажегся свет, и Делейни впервые ясно увидела материализовавшегося зверя. Он склонился над Диксом, вся голова которого находилась в огромной пасти монстра. У этого существа были большие широкие рога, по форме напоминающие рога водяного буйвола. Его лицо выглядело так, как будто оно было вылеплено из обнаженных корней дерева у подножия большого дерева. Его глаза были глубоко посажены, но тем не менее обладали огненно-желтым сиянием. Толстые плечи и массивный торс монстра были покрыты толстыми канатами красновато-коричневого меха, его мощные руки и короткие ноги были безволосыми, с кожей, похожей на кожу ящерицы.

До Делейни дошло, что это огромное чудовище было центром собственной вселенной, существом такой неестественной силы, что оно могло быть только богом, рожденным вне того, что люди воспринимают как время и пространство. Олицетворение звериной сущности. Сумасшедшая вещь, чтобы думать об этом сейчас, но это было так.

Она подняла свой "Ругер" и прицелилась в центральную часть туловища, зная, что это не убьет монстра. Выстрелы Дикса не остановили его. Как можно убить бога? Может быть, она сможет отвлечь его, прежде чем он откусит голову ее напарнику, поскольку голова Дикса все еще была в пасти монстра. Дикс уже умер? Она не могла сказать.

Она нажала на курок. Пометила зверя там, куда она целилась. Без видимого эффекта. Похожая на веревку шкура этого существа была так же хороша, как пуленепробиваемый жилет. Она выстрелила снова. И еще раз. Она изменила прицел и нацелилась в голову.

БАМ!

Это привлекло его внимание.

Чудовище выпустило Дикса, который бесформенной кучей упал на плитку. Делейни с облегчением увиделa, что его голова все еще на месте, но глаза были закрыты, и он вообще не двигался. Она не могла сказать, дышал ли он еще. Его голова была покрыта той знакомой слизью, о которой она теперь думала как о сперме изо рта монстра.

И теперь монстр приближался к ней, широко раскрыв огромную пасть и показывая клыки размером с бивни, с которых капала густая слюна. Неуклюжий ублюдок был таким большим, что ему пришлось сгорбиться, как медведю, чтобы его большая голова не пробила потолок.

Бежать было некуда. Существо стояло между Делейни и дверным проемом. Она присела на корточки за кухонным столом и выстрелила в промежность монстра, где болтался кусок мяса, похожий на пенис. Она думала, что попала в него, но огромный качающийся член был не только невредим, но и поднимался, набухая в эрекцию ужасающих размеров. Она стреляла и продолжала стрелять, пока зверь не набросился на нее, подхватил, развернул, одним взмахом когтей сорвал с нее одежду, прихватив с собой кусочки кожи. "Ругера" больше не было в ее руке. Небольшая потеря, потому что это мало повлияло на огромного людоеда.

Теперь она была вынуждена встать на четвереньки, зверь был готов взять ее сзади. И - ВОТ ДЕРЬМО! - вот оно, колоссальный член вошел в нее, раздвинул губы ее "киски" и пробился внутрь. Без смазки боль была острой и мучительной, когда чудовищный фаллос врезался в нее, раздвигая стенки влагалища шире, чем они когда-либо должны были быть.

Пасть монстра широко раскрылась и охватила всю ее голову, окутав ее полной тьмой. Запах, не похожий ни на что из того, что она когда-либо чувствовала раньше, мгновенно и подавляюще подействовал на ее чувства. Чуждое осознание чувств и желаний, которые она не могла полностью осознать, осветило ее изнутри, и она могла "видеть" биоэлектричество, возбуждающее ее нервы, ее сердце, ее мозг и, да, ее влагалище, где гигантский член превращал острую боль в более острое удовольствие. Она была мокрой от собственных соков - и собственной крови? - и от того, что вытекало из органа твари. Она могла чувствовать это, видеть это с этим странным новым осознанием, которое дал ей этот монстр, этот бог.

Она никогда в жизни не чувствовала себя такой живой. Ее тело, ее ум, ее дух (если он у нее действительно был) стали единым органом возвышенного удовольствия и сильного блаженства. Она была сплошным клитором, одной большой точкой G. Божьим местом. Она ни за что не хотела, чтобы этот бог перестал трахать ее. Она хотела вечно держать эту толстую оглоблю в своей "киске". Она знала, что теперь не cможет жить без него. Без него она бы умерла.

И она чувствовала, как сильно этот бог любил ее. Он не мог проникнуть достаточно глубоко. Ему нравилось ее тугое влагалище. Она чувствовала эту любовь в его фаллосе по мере того, как он становился все более и более возбужденным, грубым, шумным и похотливым. Он хотел наполнить ее всей своей потрясающей любовной силой.

Она была той, ради кого он пришел сюда. Теперь Делейни поняла, что железы у него во рту выделяют вещество, которое дает ей это удивительное осознание, это глубокое понимание того, что с ней происходит. Чтобы превратить ее боль в удовольствие.

Бог избрал ее.

Чудовище трахает Красавицу. Меня! Делейни!

И его фантастический член давал ей самый лучший трах, который только мог когда-либо иметь человек. Неважно, что она чувствовала, как мягкие мускулистые стенки ее влагалища рвутся на части. Это было божественно чувственно. Ей было все равно, что член ее бога терзал ее влагалище, разрывая ее "киску" сверху донизу. Было совсем не больно, когда этот священный член вонзился в нее так глубоко, что тонкие стенки специальной плоти, отделяющие ее влагалище от ануса, разрушились, открыв ему единственное отверстие, достаточно большое, чтобы вместить этот божественный член: пиздо-жопо-дырку.

А вот и божественный кончун! Она почувствовала, как ее прекрасный зверь взорвался в ней, выстреливая цунами обжигающей спермы в ее сырые и разорванные внутренности, отмечая ее как свою.

Делейни преобразилась. Она стала живым, дышащим ОРГАЗМОМ! Никакой этой ерунды про "маленькую смерть". Этa былa Большой. Кульминация мега-величины, чтобы положить конец всем кульминациям.

Конец всем, блядь, кульминациям!

Она была рождена для этого момента. Делейни была глубоко признательна своему богу-монстру за такой трансцендентный дар. Она должна была полностью отдаться ему.

Делейни была рада жертвовать. Ее экстаз был слишком велик, чтобы его сдерживать или держать в себе.

Когда эти, похожие на бивни, зубы впились ей в шею и сломали позвоночник, она была невероятно взволнована, чтобы отдать ему голову.

Перевод: Джей Арс

Сара сплюнула себе на руку.

Даллас этого не видел, только слышал. За кулисами было темно, их слабо освещали огни сцены, которые остались включенными в зрительном зале после того, как прозвенел звонок на обед. Двое подростков вели себя тихо на случай, если их учитель драмы вернется в аудиторию раньше времени или, возможно, другие ученики, которые захотят скрыться там, как и они.

По крайней мере, Даллас боялся быть пойманным. Сара, как всегда, держалась стоически, она была такой тонкогубой, бледной и невзрачной, что он чуть не отказался от дрочки.

- Я хочу это увидеть, - сказала она ему, когда они репетировали "Макбет", пьесу, которую Даллас счел цветистой чушью.

Он думал, что она имела в виду его член, но теперь она ясно дала понять, что ее интересует не его член, а то, что он производит.

- Я хочу твою сперму, - сказала она ему.

Он почти не знал Сару, но видел ее в школе, хандрящей на скамейках, густая перхоть забрызгивала ее толстовки, словно полчище личинок. Она всегда казалась ему ребенком-готом без макияжа "Hot Topic" и черной краски для волос. Ее натуральные рыжевато-каштановые волосы были анархичны, черты лица размыты на фоне бледной плоти, а брови настолько тусклые, что казалось, будто у нее их нет, пока не подойдешь поближе, что делало ее похожей на скелет и причудливо статной. Она была миниатюрной, и если на ее теле и были какие-то примечательные достоинства, то они всегда были прикрыты поношенной одеждой, которая сидела на ней, как садовые мешки для мусора.

- Я хочу посмотреть, что у тебя есть, - сказала она. - Держу пари, что смогу выбить ee из тебя за пять минут.

Он фыркнул, обидевшись.

- Эй, я продержусь дольше.

Это не было ложью. Он не был Казановой старшей школы, но он переспал с двумя девушками и получил отсос от других. В последнее время у него наступил период затишья в области "кисок" - девочек в школе больше интересовали тупоголовые футбольные звезды и длинноволосые бунтари, - но он все еще не был каким-то "Далласом-скорострелом".

- Я действительно хороша в этом, - сказала она.

Она сказала это очень буднично, безо всякого соблазна. В ней не было ни страсти, ни радости - просто пустая девушка, ведущая себя как автоматический номеронабиратель.

Он принял ее предложение, рассматривая его почти как вызов или пари, и они пробрались за кулисы и прятались, пока урок не закончился. Теперь она держала в руке его возбужденный член и гладила его, используя свою слюну в качестве смазки. Она не говорила ему ни грязных слов, ни милых словечек, только ровное взбивание масла своим искривленным запястьем.

Она не лгала. Она была хороша в этом.

Сара стояла позади него, чтобы взять его исподтишка - стиль, с которым его тело было знакомо по мастурбации. Ее дыхание струилось по его плечу, пахло "Skittles", ее маленькие груди прижимались к его спине, как пена для пейнтбольного ружья. Она вытащила его гениталии из ширинки и задела яйца ногтями. Даллас рано почувствовал предэякуляцию. Она скопилась в его дырочке, и Сара намеренно потерла ее большим пальцем.

Даллас подумал о своей 30-летней классной руководительнице с карамельными руками и пухлыми грудями, которые дрожали под тугими блузками, как джем. Он подумал о популярных девушках с глазами пантеры, атлетичной блондинке Лопес из спортзала, и чирлидершах цвета слоновой кости, чьи минеты были предметом осознанных сновидений.

Это были минуты или секунды? Даллас сбился со счета, когда его ноги начали трястись.

- Кончай, - прошептала Сара.

Ее внезапный призыв подтолкнул его за край, создав оргазмическую лавину, и горячие струи спермы брызнули из него крошечным гейзером. Даже в почти полном мраке он мог видеть, как Сара свободной рукой сформировала чашку, которая поймала еe. Когда он закончил, она опустила его воспаленный член и отступила, а он засунул его обратно. По-прежнему не было ни улыбки, ни светской беседы. Она подошла ближе к щели в двери, куда падал луч света, и подняла ладонь, чтобы рассмотреть поближе. Ее другая рука играла со спермой, напоминая Далласу о маленьких пластиковых контейнерах с игровой слизью, которые он всегда упрашивал свою мать покупать ему из автоматов в продуктовом магазине. Но в Саре была серьезность, которая компенсировала глупость, делая ее еще более странной.

- Такой объем, - сказала она, и когда он подошел ближе, понял, что она имела в виду. Сперма скользила по ее сложенной чашечкой ладони. Следы его "соплей" из члена выплеснулась за борт, как волны в бассейне после пушечного ядра. - Хорошая консистенция.

- Эм, да.

Он застегнул ширинку. Теперь, когда возбуждение улеглось, он почувствовал себя неловко - не то, чтобы стыдно, но несколько смущенно, что принял участие в какой-либо сексуальной активности с таким своеобразным изгоем. Сара Оуэн была не из тех любовниц, которыми хвастаются парни. Она не была уродливой или толстой, но была тихоней, прозрачной в своей банальности. Казалось, она ничего не знала о светских приличиях, не говоря уже о косметике и подходящей одежде. В ней была унылая бесполость, которая была не столько андрогинной, сколько детской асексуальностью, так что Бен и парни, вероятно, даже не поверили бы ему, даже если бы ему захотелось похвастаться. Он вздохнул, чувствуя, как будто он каким-то образом изнасиловал себя.

- Ну, - сказал он, - я собираюсь пойти перекусить, пока еще есть время.

Он направился к двери, но остановился, когда она подняла ладонь "чашечкой" с липкой жидкостью, чтобы понюхать ее. Он с отвращением отвернулся, а когда оглянулся, то увидел, что она лакает ее, как кошечка сливки с блюдечка. Этого было почти достаточно, чтобы заставить его спросить - что, черт возьми, с ней не так? - но, он предпочел оставить это в покое.

Зачем вообще заморачиваться? Просто оставь.

Когда он направился к двери, она оторвала взгляд от своей "миски".

- Приходи ко мне домой после школы, - сказала она.

Он моргнул.

- Что?

Она подняла намазанный "маслом" кулак.

- Это очень хороший материал.

Он почувствовал, как у него сейчас начинает болеть голова от одного только разговора с ней.

- Слушай, может быть, нам не стоило...

- Приходи около четырех, если хочешь по-настоящему.

Он снова моргнул.

- По-настоящему?

Они посмотрели друг другу в глаза, и ее взгляд киношного киборга заставил его задницу сморщиться. Она заметила его внезапную перемену.

- А что? - спросила она. - Тебе не нравится "киска"?

С края подъездной дорожки он посмотрел на пожелтевший дом с расшатанными ставнями и прогнившим деревянным косяком. Трава немного заросла. Это могло быть связано с июньской жарой, но выпотрошенный "El Camino", который ржавел на подъездной дорожке, рассказал другую историю. Это был именно тот дом, из которого он ожидал ее увидеть, - арендуемый дом для представителей среднего класса, с зелеными от плесени досками на крыльце, автомобилем десятилетней давности и сломанной телевизионной антенной. Черепица была разбросана по крыше, как игральные карты, а из-за сетчатого забора кот, которого он не мог видеть, мяукал то ли от жары, то ли от медленной смерти.

- Господи, - сказал он.

Он размышлял об этом до конца школьного дня, отвлекаясь от учебы, взвешивая все "за" и "против" траха с Сарой Оуэн. В конце концов, его подростковые гормоны победили, его желание вагинального секса перевесило его дискомфорт от девушки, с которой он будет заниматься этим, а также потенциальное унижение из-за слухов, распространяющихся в школе. Не имея мобильного телефона, чтобы написать ему - в 2016 году, черт возьми, - она записала для него свой адрес. Она жила достаточно близко, чтобы он мог дойти до нее менее чем за полчаса. Теперь он был здесь, задаваясь вопросом, не совершил ли он ужасную ошибку. Он поставил одну ногу на подъездную дорожку, а затем отступил. Он уже собирался развернуться и пойти домой, когда входная дверь открылась, и в кадре появилась женщина.

- Ну, привет, - сказала она.

Даллас не мог не улыбнуться.

Женщина была стройной и светловолосой, а ее волосы обрамляли сердечко ее лица, как украшенная золотыми лентами валентинка. Издалека она казалась хорошенькой, хоть и была старше. На ней была только тонкая хлопчатобумажная ночная рубашка, хотя был полдень, ее босые ноги шаркали по крыльцу, когда она шла вперед, ветерок открывал, что на ней нет ни лифчика, ни трусиков, когда он прижимал ночнушку к ней. Он мог видеть темный треугольник - значит, она не была натуральной блондинкой - а ее пышные груди покачивались, ткань возбуждала соски.

- Tы, должно быть, Даллас, - ухмыльнулась она.

В доме пахло табаком и пиццей из микроволновки. Жалюзи были задернуты, превращая дом в пригородную катакомбу, но света было достаточно, чтобы он мог разглядеть грязный ковер у своих ног и увернуться от одежды, мисок с хлопьями и спичечных коробков, разбросанных, как наземные мины. В другом конце берлоги мерцал старый телевизор с циферблатом, под ним жужжал видеомагнитофон, два аппарата крутили запись какого-то фильма ужасов, судя по прическам и воротникам рубашек, 70-х годов. На экране хихикающий мужчина потрошил бензопилой грудастую женщину.

Даллас не был ханжой, когда дело доходило до фильмов ужасов, но что его остановило, так это то, что на полу перед телевизором играл маленький мальчик. На вид ему было не больше семи. По крайней мере, он не смотрел программу. Вместо этого он играл с потрепанной фигурой "Повелителя Вселенной", у которой отсутствовала рука, а ноги были обмотаны скотчем. Рядом был замок из пустых банок из-под супа. Он даже не взглянул на Далласа.

- Добро пожаловать в наш дом, - сказала мать Сары.

Теперь, когда он присмотрелся к ней поближе, он понял, что она выглядит определенно лучше, чем ее дочь. У нее были ослепительные карие глаза и губы, которые знали, как важна хорошая улыбка. У нее были широкие бедра, и в багажнике было немного барахла, но не настолько, чтобы она казалась толстой, просто немного полноватой. Гусиные лапки и морщинки от смеха на ее лице не скрывали того факта, что когда-то она была красива, и отблеск этой красоты остался, только теперь под ее кожей, как жир от бекона, скрывался слой дрянного отчаяния. Даллас прикинул, что ей где-то между 40 и 50-ю годами - конечно, не старшеклассница, но и не слишком старая.

- Спасибо, миссис Оуэн.

Она игриво хлопнула его по руке.

- О, зови меня просто Барб, - oн заметил, что она позволила своей руке на мгновение задержаться на его руке, и что она наклонилась, как будто чтобы обнюхать его, прежде чем отступить на звук открывающейся двери в холле. - Сара, дорогая, твой парень здесь.

Черт, это Сара ей сказала? Это то, кем Сара считает нас сейчас?

Теперь он знал, что совершил ошибку, но было слишком рано развернуться и уйти. Он должен был хотя бы быть вежливым. Сара вышла из холла, все еще одетая в свой черный свитер с изображением цыпленка. Даллас покраснел при виде пятен спермы на рукавах, задаваясь вопросом, заметила ли или знала ли ее мать, что это такое? Его охватила тошнотворная паника, и он стиснул пальцы ног и кулаки, чтобы не дрожать.

- Привет, - сказала Сара.

- Эм, привет.

Сара повернулась к матери.

- Так что ты думаешь?

Дискомфорт Далласа усилился, когда Барб кружила вокруг него, как нежный хищник, оглядывая его с ног до головы, в то время как Сара наблюдала за ним широко открытыми серьезными глазами. Он отвел взгляд, увидев кровавую бойню на экране телевизора, и к нему пришли мысли о кланах каннибалов, но он отогнал их, сказав себе, что ведет себя нелепо.

Но почему она оценивает меня?

Барб пристально смотрела на него, разговаривая со своей дочерью.

- Хороший материал?

- Отличный. Тяжелый, но податливый.

Даллас вспомнил, как Сара играла с его спермой. Было ли это тем, о чем они говорили? Но это было абсурдно, - не так ли? - думать, что Сара рассказывала своей матери, какой была сперма одноклассника после того, как она ему дрочила?

Барб протянула руку и схватила Далласа за промежность.

Сначала он вздрогнул, думая, что она собирается раздавить его яички за то, что он воспользовался ее дочерью. Но ее рука была нежной, лаская его член и заставляя его шевелиться, как змея, вырвавшаяся из своего гнезда.

- Размер? - спросила она, и Даллас не понял, с кем она сейчас разговаривает.

Сара ответила:

- Cредний, я бы сказала. Может быть, пять дюймов[19] или около того.

- Достаточно мило, я полагаю. Я имею в виду, что всегда приятно получать от этого удовольствие, верно? Но ты сказала, что его прибор хорош?

Барб продолжала тереть его промежность. Теперь она смотрела ему в глаза, ее губы блестели, а кончик языка высунулся. Его член боролся в тесных джинсах. От нервозности на его лице появилась странная улыбка, похожая на гримасу трупа.

- Кончает, как мул, - сказала Сара.

Барб расстегнула ширинку, и Даллас подпрыгнул. Маленький мальчик был в другом конце комнаты, все еще играя и игнорируя их.

- Я понимаю, - сказала Барб. - Не здесь, верно? Тебе не нужно беспокоиться о Бобби. Но я понимаю, - oна взяла его за руку. - Ну давай же.

Она повела его в коридор, Сара следовала за ними. Оказавшись там, она освободила его набухший член. Его глаза расширились, когда она опустилась перед ним на колени, и Сара сделала то же самое. Mать и дочь, их лица были в нескольких дюймах от его эрекции, как в нелепом порнофильме.

- Какой-то не очень твердый, - сказала Сара.

- Мы можем это исправить, - сказала Барб, прежде чем уткнуться лицом ему в пах, заглатывая весь его член одним быстрым глотком.

Даллас задрожал, одно колено чуть не подогнулось. У него никогда раньше не было девушки, которая делала бы ему глубокий минет. Девочки его возраста были новичками, и это было заметно. Они ласкали его и сосали только головку, полагаясь на свои руки, чтобы сделать большую часть работы. Но Барб была чемпионкой по минету, посылая его массу в заднюю часть своего горла без малейшего рвотного позыва. Когда она отстранилась, длинная струйка слюны повисла между ее раскрасневшимися губами и его пенисом, исчезая только тогда, когда она улыбалась.

- А сейчас твердый.

Они вдвоем посмотрели на его член, и Барб обхватила ладонями его яички, уставившись на него так, как будто она кладет мясные деликатесы на весы.

- Они все еще полные, - сказала Барб, - даже после твоей хорошей дрочки.

- Он обильно кончает. И быстро восстанавливается.

- Хорошо.

Они встали, и Барб схватила его член и использовала его, чтобы направить в спальню, Сара плелась за ними, маленькая помощница мамы.

Он не знал, почему они так себя вели, но не собирался подвергать сомнению эту живую фантазию - сразу две девушки, дуэт матери и дочери, одна из них - милфа с мясистыми сиськами и бездонной ямой в горле. Он сделал, как ему сказали, раздевшись догола, не задумываясь.

Барб села на кровать, а Сара взяла складной стул и поставила его у стены.

- Она наблюдает, - сказала Барб.

- Хм?

- Пока ты трахаешь меня, она смотрит, - oна указала на Сару. - Она только наблюдает.

Он был немного расстроен, услышав, что у него не будет первого секса втроем, но он предпочел бы трахнуть Барб, а не Сару, поэтому он пожал плечами и согласился. Барб задрала и сняла ночную рубашку. Даллас смотрел, как качаются ее сиськи, любуясь загорелой ареолой прыщавых сосков. Он осмотрел остальную часть ее тела, возбужденный ее мускулистыми бедрами, хотя его немного смущала дряблость плоти вокруг ее живота, которая, как он полагал, была высокой ценой рождения двоих детей. Но, несмотря на это, она все еще была очень сексуальной, ее зрелое тело было твердым и усыпанным коричневыми веснушками, что заставило его задуматься, не загорала ли она обнаженной на их заднем дворе. Она поманила его пальцем.

Оказавшись на кровати, он сделал неуклюжее движение, чтобы забраться на нее сверху, но она перевернула его на спину с силой, удивившей его. Она покусывала его грудь, прикусывая соски с такой силой, что он вздрогнул, а затем ее голова опустилась ниже, и она вдохнула вонь его промежности, вонь засохшей спермы, слюну дочери и его собственный пот, вязкую смесь, порожденную влажным днем. Затем ее рот обхватил его член, и она начала доить его, погружая член в свою глотку так глубоко, что, когда она высунула язык, он защекотал его яйца.

Все это время Сара сидела в углу, луч солнечного света пробивался сквозь жалюзи и падал на одну сторону ее лица. В луче вихри омертвевших чешуек кожи и пыли танцевали в светящейся оргии.

Барб выпустила его из своего рта и взобралась на него, обходя его нетерпеливый член и оседлав его лицо, как распутная наездница на быке. Она уже была мокрой, и ее резкий запах наполнил его рот и ноздри, когда она чуть не задушила его своими раскрасневшимися половыми губами. Она раскачивалась взад-вперед и начала трахать его лицо. Это было то, чего он никогда раньше не испытывал, поэтому он просто инстинктивно крутил языком в ее пульсирующем канале, словно зарывающийся червь, сжимая ее ягодицы. Барб издала странный кудахтающий звук, а затем начал ржать, как лошадь. Во время своей бешеной течки она издала несколько диких звуков, словно сука, ревущая на луну. Она раскачивала его на пружинах так сильно, что ему казалось, что он может получить перелом, но он был как громом поражен сексуальной истерией и ничего так не хотел, как отдать ей свое тело и позволить ей пожирать его с ненасытностью матери-росомахи. Он чувствовал, как пульсирует ее вульва, и гордился этим, зная, что делает что-то правильно, и когда она внезапно кончила, из передней стенки ее отверстия вырвалась струя жидкости, залившая его рот соленой пеной. Это была не моча и не кровь, а женский эякулят, вытекавший из ее желез Скина[20].

Барб спрыгнула с него, взяла его, все еще твердый, как камень, член и направила его в свое влагалище. Она начала скакать на нем, сотрясая всю кровать, схватившись за изголовье, ее могучие сиськи трепыхались, как выброшенный на берег лосось.

Сара сидела на стуле и наблюдала, ее глаза были лужами черного дождя.

- О, Боже! - воскликнул Даллас, чувствуя, как внутри него поднимается сперма.

- Дай мне ее! - вскрикнула Барб. - Дай мне свою сперму!

Он налетел шквалом. Он был почти удивлен, что взрыв не вывел ее из равновесия. Это было похоже на поток, бушующий в электричестве перед грозой. Барб не вытащила его, не сбилась с ритма. Она сильнее сжала свою "киску", доя его с дополнительным давлением, визжа и вращаясь, как гигантская летучая мышь с золотой короной.

Когда он закончил, она тут же соскользнула с него и засунула руку под свою "киску", и он увидел, как ее дочь вышла вперед с чем-то стеклянным в руках и помогла Барб прижать его. Он видел, как напряглись мышцы живота Барб, а ее вагинальные губы раскрылись, позволяя его сперме вытекать из нее, пока Сара собирала ее в маленькую стеклянную баночку.

Они сказали ему молчать и вернуться на следующий день ровно в четыре часа, что он и сделал. Он ничего не сделает, чтобы раскачать эту лодку любви. Его еще никогда так великолепно не трахали и не делали минет. Барб была больше, чем просто женщиной, решил он. Она была ненасытной богиней секса, похотливой Мадонной, поющей "Иди сюда!" из розового туннеля между ее раздвинутыми бедрами.

Когда он ушел, Даллас почувствовал себя так, будто попал в автокатастрофу, пораженный предкоитальной атаксией[21]. Она так сильно опустошила его мошонку, что дорога домой была пьяной, и как только он добрался туда, то сразу направился в свою спальню, сказав родителям, что у него расстройство желудка, поэтому он может пропустить ужин. Он лежал в постели, измученный, но не в силах заснуть, когда образы потных женских частей мелькнули в его голове.

Единственное, что его раздражало - так это сбор спермы. Это оставило пятно дерьма на славных в остальном эскападах. Это было так грубо в своей странности. Какова была его цель? Это был какой-то сувенир? Был ли это эксперимент - Сара держала его под черным светом в качестве научной демонстрации? Откуда такая одержимость скоростью и весом? Откуда вообще такой интерес к гребаной сперме? Другие девушки, с которыми у него был секс, казалось, слишком стремились уйти как можно дальше от этого, говорили ему, чтобы он вышел, и позволяли ему кончать только на их животы. Когда прошлой зимой он кончил в рот Дженни Слейд, она отвернулась от него и выблевала белую кашу на траву. Итак, если другие девушки относились к его сперме, как к кислотному дождю, почему женщины Оуэна находили ее такой захватывающей?

Уходя, он прошел мимо маленького мальчика, который лежал на полу. В руке у парня было фруктовое мороженое, липкая красная жидкость которого стекала по локтю. Он смотрел в телевизор, и сердце Далласа екнуло от того, что он увидел на экране. Фильм ужасов был выключен, пленка заменена каким-то медицинским документальным фильмом. Над трупом на плите стоял гробовщик. Верхушка головы трупа была отпилена, и гробовщик руками выгребал мозг, сжимая кровавую серую массу так же, как Сара сжимала сперму Далласа. Мальчик смотрел на экран, посасывая фруктовое мороженое, рассеянно дрыгая ногами, как школьница, пишущая в своем дневнике, наблюдая за происходящим так, словно видел это сотни раз.

Также на пути к выходу Даллас заметил несколько фотографий в рамках на стене, которые он раньше не замечал. На них была изображена вся семья, включая мужчину с сильным подбородком и вьющимися волосами, который мог быть только мистером Оуэном. Даллас ускорил шаг на пути к выходу.

Так она замужем, или как?

Или была? Возможно, она овдовела или развелась. Это действительно имело значение? Было бы странно, если бы дочь предала своего отца, завлекая свою мать странным образом на сторону, но отношения Сары и Барб все равно были явно испорчены, так что какая разница? Пока парень был на работе в четыре часа, у Далласа, честно говоря, не было проблем. Он не собирался переставать мять эту сладкую "киску" только потому, что к ней было прикреплено кольцо на пальце.

Весь день в школе он боролся с желанием рассказать кому-нибудь из парней о том, что с ним случилось. Было пыткой тусоваться с Беном и Коди, не рассказывая им о своем монументальном трахе. Но он вспомнил, что сказала ему Барб.

- Расскажешь кому-нибудь, и все - пока-пока, - сказала она, сжав груди вместе и выгнув бедра вперед так, что ее влагалище подмигнуло ему.

Когда прозвенел последний звонок, он чуть не катапультировался со своего места. Он шел быстро, так нетерпеливо, что пришел немного раньше. На его телефоне было 3:40. Но так ли важны 20 минут? Его полужесткий член прижался к его "Ливайсу", уверяя, что это не так.

Подойдя к дому, он увидел, что входная дверь открыта. Он подумал, что Барб или Сара заметили его приближение, поэтому снова ускорил шаг и увидел, что из дома выходит мужчина. Опасаясь, что это был мистер Оуэн, Даллас спрятался за куст и низко пригнулся. Но когда он посмотрел сквозь листья, то увидел, что это вовсе не мистер Оуэн. На самом деле, это был не мужчина, по крайней мере, не взрослый.

Это был еще один парень лет 18-ти.

Барб подарила ему долгий поцелуй на прощание и погладила его по заднице, когда он ушел.

Они устроили прям блядский конвейер какой-то, - с горечью подумал Даллас.

Он отчасти ревновал (потому что считал себя особенным - конечно, не в романтическом плане, но тем не менее особенным), а отчасти просто был шокирован.

Они гоняют целые долбаные поездa по этой "киске". А я - участник муниципальной членомойки.

Это беспокоило его, но он не развернулся и не пошел домой. Его ноющие яйца не позволили бы этого. Весь день он давал им обещания, и если он не выполнит, они набросятся на него ночью, посиневшие, как отвесы, и почти такие же большие.

Поэтому, как только другой парень скрылся из виду, он вышел из кустов и направился к дому Оуэнов. Сегодня по лужайке была разбросана целая серия выброшенных банок из-под мороженого "Natty Ice", похожих на сломанных гномов.

Должно быть, ждут.

Сара приветствовала его внутри со своей обычной апатией. Когда Даллас увидел мальчика, смотрящего телевизор, он, к сожалению, не удивился, увидев, что это азиатский фетиш-фильм, в котором девственная молодая женщина подвергается нападению кальмара в метро. Резиновые щупальца приподняли ее юбку и ущипнули за розовые груди. На мальчике были только трусы Бэтмена и лыжная маска, и он звенел парой ложек над тарелкой подсохших до корочки равиоли.

Сегодня в доме пахло не только сигаретами и вредной пищей. В нем таилась вонь: что-то отвратительное, вроде гниющего сладкого картофеля или пойманных в ловушку грызунов. Сара провела его по коридору в спальню, где стояла Барб в другом платье. Оно было фиолетовым и кружевным, гораздо более сексуальным, чем то, что было у нее накануне. Ее щеки раскраснелись, волосы превратились в смерч обесцвечивания.

- Ну и как моя машина для секса сегодня? - спросила она.

Он пытался скрыть свою кислость.

- Думаю, xорошо.

- Что-то не так, детка?

Он почти признался в этом, почти потребовал рассказать, что, черт возьми, происходит, но он был слишком напуган - боялся потерять легкую "киску", которая была так хороша, и боялся, что узнает больше, чем хотел знать об этих женщинах. В этой семье царил безумный хаос, который становился для него все более и более очевидным. Внутри дома Оуэнсов ему казалось, что он движется сквозь слой ила и фекалий, как будто само безумие было заключено между этими облупившимися стенами.

Барб подошла ближе, повернулась и подняла подол ночной рубашки. Ее здоровенная голая задница задела его выпуклость, ягодицы снова и снова напрягались и расслаблялись в анальном поцелуе.

Он просунул руки под ночнушку, чтобы обхватить ее грудь, чувствуя пот на ее теле и запах спермы в ее дыхании.

Пламя захлестнуло его кровь, он толкнул Барб на матрац и наклонил ее. Она ахнула от восторга. Даллас не удосужился раздеться и не удосужился прелюдии. Ему не нужно было плевать себе в ладонь. Она уже промокла. Он был тверд как камень, когда погрузился в нее, и она вскрикнула так, что Сара встала. Барб улыбнулась, давая понять, что все в порядке, и Сара вернулась на свое место, а Барб начала кудахтать, как курица. По мере того, как он толкался сильнее, ее кудахтанье превратилось в утренний крик петуха, а ее ноги брыкались под ним, как напыщенный цыпленок.

Он перевернул ее и толкнул на колени перед кроватью, слишком возбужденный, когда засунул свой член ей в рот. Он почувствовал, как что-то твердое скользнуло у нее во рту вместе с ним, и Барб отстранилась, его член вытащил зубные протезы из ее губ. Вставная челюсть ударилась о его кроссовки. Это была не простая штука для замены нескольких отсутствующих зубов. Это были полные, цельные зубные протезы. Даллас поморщился. Барб посмотрела на него снизу вверх, ее губы скривились в черную дыру рта, что состарило ее.

- Проблема с кровообращением, - сказала она слегка искаженными словами. - Они все выпали.

Даллас не знал, что сказать. Его член начал сдуваться, как лопнувший шарик дня рождения.

- Нужно еще немного пара в твой дирижабль, - сказала Барб, и ее глаза стали безумными. - Tы когда-нибудь пробовали "чавкалку"?

- Что?

Но потом он понял, когда она снова взяла его член в рот, без зубных протезов. Без зубов она могла бы сжать его член своими деснами, оказывая невероятное давление. Даллас снова ощутил замешательство, когда она качала его, ее волосы трепетали, голова тряслась, как отбойный молоток, ее сжатые челюсти требовали власти. Он выстрелил своей спермой ей в рот и заревел, пока она стонала, не останавливаясь, позволяя его семени заполнить ее череп. Он споткнулся и был благодарен Саре за то, что она поймала его и помогла сесть на стул, на котором она сидела. Она подошла к своей матери, которая откинула голову назад, чтобы удержать во рту как можно больше спермы, поскольку часть ее просачивалась из уголков ее рта и вытекала из ноздрей. Сара подставила баночку под голову матери, и рот Барб раскрылся, как огромный прыщ.

- Какой кончун! - сказала Сара.

- Боже мой, - сказала Барб, переводя дыхание, слезы от туши текли по обеим сторонам ее лица. - Это был самый большой комок, который я когда-либо держала во рту. Где, черт возьми, ты все это хранишь, Даллас?

Он лишь пожал плечами и ушел в ванную.

Писая, он смотрел на книги и журналы, сложенные наверху бачка унитаза; медицинские журналы, том по анатомии, один порнографический журнал и две книги, которые ему особенно понравились: одна - о сарацинском[22] колдовстве, другая - энциклопедия демонологии. После того, как он вытер свою мокрую промежность, он поймал себя в зеркале и был не слишком доволен тем, что увидел. Пробираясь по коридору, он пытался уловить шепот, доносившийся из спальни.

- Ты близка? - спросила Барб свою дочь.

- Скоро-скоро.

- Что ж, - сказала Барб разочарованно. - Я думаю, ты не можешь ускорить это.

- Скоро, мама.

Ускорить что? Близка к чему?

Он задержался в коридоре на мгновение, но они замолчали. Решив, что они знают, что он там, он толкнул дверь и вошел внутрь. Сара задвинула ящик комода обратно как раз в тот момент, когда он вошел в комнату. Увидев его, она быстро задвинула его внутрь, и он сделал вид, что не заметил ни банок, которыми он был наполнен, ни полосок скотча на крышках, на которых было много разных имен, включая его собственное.

- Ты должен хранить это в секрете лучше, чем я.

Бен был высоким хипстером, который был лучшим другом Далласа с 12-го класса, и теперь он сидел напротив него, улыбаясь и ожидая, что Даллас скажет что-то еще. Далласу не терпелось рассказать кому-нибудь, несмотря на риск. Теперь это было не только потому, что он хотел похвастаться своим мастерством; это было потому, что все слишком закрутилось. Если не совет, то, по крайней мере, ему нужно было утешение.

- Что такое,чувак? - спросил Бен. - Ты всю неделю вел себя странно.

Он был там еще четыре раза, и каждый раз он был более напряженным, чем предыдущий. Каждый раз, когда он появлялся, кровать была в беспорядке, а ее "киска" уже промокла. Каждый раз, когда он кончал - будь то в ее рoт, влагалище или даже один раз в ее анус - сперма выдавливалась и инкапсулировалась в маленькие баночки, как варенье. Он знал, что они делают запасы, но зачем? Это не просто беспокоило его. Это было не просто отвратительно и странно; это было пугающе. Когда он ночью пытался закрыть глаза, то видел, как закрывается комод, видел свое имя среди нескольких других на банках.

- Хорошо, - сказал Даллас, даже не зная, с чего начать.

Он решил просто начать с самого начала и не пытаться приукрасить или упустить что-либо во имя гордости. Но он не дошел и до половины своего рассказа, когда заметил, что лицо его друга стало цвета белого нефрита.

- Бен? Что...?

Бен покачал головой и не смог удержать зрительный контакт.

- Черт, чувак. Я тоже трахал Барб.

Даллас почувствовал, как гравитация покидает землю.

- Больные суки, - сказал Бен. - Они хранят мою сперму, чувак! Они положили еe в гребаные банки!

Был душный субботний вечер. Мотыльки порхали у фонарей на крыльце, как эпилептические ангелы, а комары жужжали в ушах добычи. Улица казалась длиннее, чем когда-либо при дневном свете, и тем не менее дом настиг их быстро, как будто знал, что они понятия не имеют, что делать, когда доберутся туда.

Бен явно задумался.

- К черту это, чувак. Давай уйдем отсюда.

- Ну, давай же! Разве ты не хочешь знать, что они замышляют? - спросил Даллас. - Разве ты не хочешь знать, почему они все это делают?

- К черту все это, чувак. Они - пара сумасшедших сучек. Давай просто свалим отсюда. И прихватим с собой наши гребаные члены. Я чертовски уверен, что теперь не вернусь. Mне все равно, насколько хороша ее "киска".

- Ты просто хочешь свалить?

- Ага.

- Не узнав, почему они собирают сперму половины парней из нашего старшего класса?

- Ага! Я имею в виду, конечно, это странно, но какое нам дело? Мы получили наш кончун; пусть делают с ним что хотят. Это просто сперма, ради всего святого.

- Я знаю это. Я не говорю, что это чертовы бриллианты. Я просто хочу знать, какого черта они со всем этим делают. Я хочу знать, почему они заманили нас сюда, и ради чего на самом деле нас трахнула Барб.

- Потому, что она похотливая старая сука! Теперь пойдем.

Они были уже достаточно близко к дому Оуэнов, чтобы видеть белые мерцания экрана телевизора, освещающие окно. Даллас даже не хотел думать о том, что на этот раз смотрел маленький Бобби. Может быть, "Лики Смерти"[23]?

У них не было настоящего плана. Они просто решили противостоять женщинам Оуэна. У них не было назначенной встречи, и они не знали, будет ли там кто-нибудь, кроме обычного трио.

Даллас предполагал, что женщины запаникуют и будут искать объяснения, но теперь он не был так уверен. Может быть, они просто посмеются и найдут способ заманить его и Бена на еще один раунд. Ему нравилось думать, что нет. Он и раньше был ослеплен своей возбужденностью, но теперь тайные кошмары, происходящие в доме Оуэнов, дразнили его любопытство больше, чем его член, и он был полон решимости раскрыть правду, какой бы липкой и мерзкой она ни была.

- Значит, она обещала тебе, что его нет дома? - спросил Даллас.

Он никогда не спрашивал Барб или Сару о мистере Оуэне, человеке с фотографий. Он слишком нервничал, чтобы поднять этот вопрос. Но Бен так нервничал, что ему пришлось спросить, а Барб сказала ему не волноваться, что мистер Оуэн уехал по важному делу.

- Сказала, что несколько недель, - подтвердил Бен.

- Что он будет или что он уже был?

Бен был потрясен.

- Не знаю, чувак. Она просто сказала не волноваться, что его не будет дома какое-то время.

Они уже были у подъездной дорожки. Дом напоминал санаторий с привидениями.

- Я вхожу, - сказал Даллас, хотя было так много причин не делать этого.

Бен колебался, но он был хорошим другом и не позволил бы Далласу сделать это в одиночку. Единственным светом, исходящим изнутри, был свет дрожащего телевизора, но они не слышали от него ни звука. Дом был таким же мирным, как мавзолей, и таким же жутким.

Даллас тяжело сглотнул и позвонил. Звонок эхом разнесся по дому, и они отступили назад, внезапно испугавшись. Они не видели ни одной тени, двигавшейся за размытым стеклом с обеих сторон, но дверь открылась сама по себе. В дверном косяке никто не стоял. Даллас ахнул, но потом посмотрел вниз и увидел, что это не дело рук колдовства и призраков. Еe открыл Бобби. Половина его тела выглядывала из-за двери, одетая в плащ фокусника и дешевую на вид маску монстра. Парень явно не мог ничего видеть, поэтому он сдвинул ее так, чтобы онa лежалa у него на макушке, как резиновый берет. Он ничего не сказал, и впервые Даллас как следует разглядел лицо парня. Его зубы были гнилыми, цвета сточных вод, а глаза обладали тем же экзистенциальным ничтожеством, что и у его сестры, только в них была более глубокая тьма, подземное слабоумие, вызванное домашним обучением на видео в морге и кормлением холодными полуфабрикатами, в то время, как его мать постояннo трахалась с толпой соседских мальчишек, a его сестра консервировала их свежевыжатую сперму. До него дошло, что он никогда не слышал, как ребенок говорит, и теперь он задавался вопросом, был ли он глухим и немым вдобавок к тому, что им опасно пренебрегали.

Они не знали, что сказать, а маленький Бобби даже не поздоровался. Он просто отошел в сторону, чтобы впустить их. Сразу же, войдя в дом, Даллас почувствовал, что что-то было более странным, чем обычно. Гнилое зловоние, которое прорастало в доме, теперь стало едким, адским сочетанием мусорного бака рыбного рынка и мужского туалета на заводе по производству серы. Даллас закрыл лицо футболкой, a Бен заткнул рот.

- Ебать!

- Туалеты не работают или что-то в этом роде? - Даллас ни к кому конкретно не обращался.

Бобби, похоже, запах совсем не смутил. Он пошел на кухню, Даллас и Бен последовали за ним. Даллас ожидал найти на кухонном столе тарелки, забитые мухами, и раковину, переполненную посудой. Но раковина была пуста, а стол убран. Даже мусорное ведро было опустошено. В доме царил обычный хаотичный беспорядок, но не было мусора, который мог бы объяснить резкий запах.

Бобби подвел их к двери. Парень посмотрел на них снизу вверх и указал на ручку.

- Они там, внизу, - вот и все, что он сказал.

В подвале было холодно - чертовски холодно, учитывая, что приближалось лето. Даллас осторожно двинулся вниз по лестнице, словно избегая медвежьих капканов, а за ним на цыпочках шагал Бен. Бобби оставил их, чтобы вернуться к своим видео, закрыв за собой дверь. Лестница находилась в отдельной шахте, отделенной от самого подвала, так что все, что они могли видеть, это бронзовое сияние у подножия.

Послышался шепот - тяжелый вздох, который казался мужским.

- Черт, - прошептал Бен.

Он обернулся, испугавшись, что мистер Оуэн дома, но когда он потянулся к дверной ручке, она не поддалась. Она щелкнула засовами, когда он попытался повернуть ее - заперта.

- Дерьмо! - снова сказал Бен.

Даллас тоже боялся. Капли пота выступили у него на позвоночнике и стекали по щели на заднице, зубы стучали, как пишущая машинка.

Послышался еще один стон, более долгий и глубокий, несомненно мужской.

- Что будем делать? - спросил Бен.

Но они могли сделать только одно. Это было то, ради чего они пришли сюда.

- Пошли, - сказал Даллас.

Его ноги коснулись сырой земли, и он посмотрел в открытую комнату, увидев голую лампочку, свисающую с единственного провода. То, что онa осветилa, заставило Далласа вскрикнуть от ужаса, и он споткнулся спиной о Бена. Когда его друг увидел это, он закричал, как будто помолодел на десять лет.

Барб стояла над металлической плитой, обнаженная, но в латексном фартуке, который сжимал ее сиськи. В ее руке была тонкая кисть, которую она макала в одну из банок, наполненных спермой. На плите перед ней был мужчина; только он не был нормальным человеком. Он был серой шелухой, сгнившей, но все еще шевелящейся; путешественником, застрявшим между миром живых и миром мертвых. Части его тела сильно разложились, вяленая плоть отслаивалась на участках, обнажая шафран выгоревших на солнце костей. Там, где должны были быть его кишки, был фиолетовый гуляш, а полость в его сломанной груди сочилась, как больное влагалище, изрыгающее черную кровь. Он был бы абсолютным зомби, если бы не совершенно здоровая правая рука и гладкое совершенство лица. Эти две части были такими же, как и у любого другого нормального живого человека. Глаза вспыхнули голубизной и посмотрели прямо на Далласа, который замер, узнав его, а Барб тем временем поднесла кисточку вперед и нанесла основу спермы на шею чудовища.

- Привет, мальчики, - сказала она, не глядя на них.

В углу что-то шаркнуло, и Даллас впервые заметил, что Сара сидит на корточках у стола без трусиков. Кровь текла по внутренней стороне ее ног, когда она пыталась зачерпнуть ее в банку, а под ней было пластиковое ведро в качестве подстраховки, чтобы она не потеряла ни капли.

- Эй, - сказала Сара, как будто они только что столкнулись.

Даллас не мог ответить. Раскаленный добела ужас скрутил петлю вокруг его горла.

- Мальчики, - начала Барб, - это мой муж, Лайл.

Лайл улыбнулся и помахал здоровой рукой, а затем хихикнул над тем, как два парня оставались парализованными страхом, задыхаясь от его мерзости.

- Это все, мама, - сказала Сара.

Она встала, запечатала банку и передала ее матери, не удосужившись снова надеть трусики. Ее окровавленные бедра блестели, как стертые ленточные черви. Ее мать подняла стеклянную банку для осмотра.

- Это заняло достаточно много времени, - сказала Барб. - Но это хороший, тяжелый поток. Как я всегда говорю, вы не можете торопить хорошие месячные, даже если у вас все время овуляция.

Барб поставила банку возле рядa наполненных спермой и окунула кончик кисти в красновато-коричневую жижу. Она вернула щетину на шею мужа и залила его плоть менструальной кровью их дочери.

- Иисусe! - сказал Бен.

Он вскрикнул и повернулся к лестнице, но в панике споткнулся и, пытаясь выпрямиться во время падения, навалился всем своим весом на одну лодыжку. Даллас вздрогнул, услышав, как она раздробилась вдребезги. Теперь Бен завопил еще громче, его ужас и боль слились в хор, который булькал в его горле. Далласу хотелось пойти к своему другу, поднять его по лестнице и выбить чертову дверь. Но он не мог двигаться. Он был обездвижен при виде этого чудовища с его обожающими женщинами, которые крестили его своим урожаем телесных жидкостей. Он наблюдал, как каждый взмах кисти смешивал семя и кровь, и как это человеческое пюре блестело на мертвой плоти Лайла, увлажняя ее, превращая ее из черной в коричневую, а затем в новорожденно-розовую, когда зловонный гной сочился по краям и старой коже, а от тела клубами дыма поднимались старые кожные стружки.

Далласу вспомнились фильмы с временной задержкой, которые он видел на уроках биологии, в которых показывались фрукты и мертвые животные, быстро разлагающиеся. Это было то, что он видел здесь, только в реальном времени и наоборот. Смесь спермы и крови была как топливо для тела Лайла. Она превращала его сильно поврежденную падаль в мелкие брызжущие осколки - противоположность разложению. Он как будто заново родился из собственных отходов, взрослый зародыш, выросший из черного месива собственной запекшейся крови.

- Он так хорошо отреагировал на твое семя, Даллас, - сказала Барб. - Каждая капля помогает, и ты дал мне вдвое больше кончи, чем другие мальчики.

- Что это? - спросил он.

- Ты в зале творения, - сказала Сара. - Мы возвращаем папу к жизни.

Барб улыбнулась ему той же соблазнительной ухмылкой, которая заманила его на матрас.

- Жизнь - это не просто линейный рывок к финишу, - oна набрала каплю спермы на кончик одного пальца, а другой обмакнула в кровь. - Инструменты жизни принадлежат нам - семя в одной руке, яйцеклетка в другой.

- Что?

- Видите ли, у Сары всегда овуляция. Ее менструальная кровь - это не просто обычные отходы. Она выпускает оплодотворенные яйцеклетки вместе со всей этой спермой, от которой вы, мальчики, так счастливы отказаться, - oна подмигнула. - Не то чтобы мне не нравилось брать ee у тебя, но ты, конечно же, знал, что я нимфоманка, не так ли?

- Но... что это... - Даллас не мог найти слов.

- Это просто. Есть рождение, а есть возрождение.

- Но он мертв!

- Уже нет. Смерть податлива, когда у тебя есть инструменты жизни. Мой муж прошел через смерть и обратно. Это была его мечта. Для этого он работал и учился. Теперь он больше, чем человек.

Она промокнула жидкостью своего мужа за ушами, и он издал мяукающий звук, очень похожий на кошачий, который, как показалось Далласу, он слышал во время своего первого визита. Барб улыбнулась и кудахтнула ему. Сара присоединилась к ним, блея и шаркая ногами по грязи, как собака, покрывающая свои экскременты.

- Вы все сумасшедшие! - Даллас отступил назад и наткнулся на Бена, который потерял сознание у подножия лестницы. - Bы, блядь, чокнутые!

Лицо Барба стало серьезным.

- Нет ничего безумного в том, что семья держится вместе.

Сара возилась с чем-то на столе, а затем бросилась на него. Он направился к лестнице, но она ударила его по ноге электрошокером. Желтые огненные ножи разорвали его сухожилия и нервные окончания, отправив его на пол дергающейся кучей. Прежде чем он смог восстановить контроль над своими конечностями, она потянулась к ящику с инструментами, обмотала его руки небольшой цепью и привязала его к перилам.

- Скоро папочке станет лучше, - сказала она. - Я берегла себя для него, как хорошая девочка. Сохраняла свои яйцеклетки, сохраняла себя в чистоте - и все это ради него.

- Да, ты хорошая девочка, милая, - сказала ей Барб. - Ты скоро почувствуешь прикосновение папы. Но прямо сейчас отойди, чтобы папа мог сделать то, что ему нужно.

Глаза Сары заблестели, отчего она выглядела более живой, чем Даллас когда-либо видел ее. Она широко улыбнулась, и ее щеки залились румянцем, как у ребенка в рождественское утро.

- Ты имеешь в виду... он собирается...?

Она даже не смогла закончить. Она была слишком возбуждена.

- Что? - спросил Даллас. - Что, блядь, происходит?!!

Барб жестом подозвала дочь, и Сара подскочила к ней.

- Подними его, - сказала Барб.

Сара положила руки на длинный рычаг, торчавший из-под стола, где лежал мужчина. Она качала его вверх-вниз, как автомобильный домкрат, и стол складывался вверх под вертикальным наклоном. Даллас вздрогнул, когда Барб подошла к нему, но она обошла его и направилась к Бену, который только начал шевелиться. Она сняла с Бена рубашку, затем расшнуровала его туфли и стянула штаны. Затем она скользнула руками под его подмышки и подняла его.

Бен застонал.

- В чем... В чем дело? Где... Где я?

Барб поставила его прямо перед краем стола и подняла. Теперь плита находилась под таким углом, что голова Лайла была почти на одном уровне с головой Бена. Даллас увидел, как улыбка мужчины превратилась в ужасную гримасу. Хотя его лицо выглядело нормальным и живым, оно было неполным, неустойчивым, потому что, когда оно двигалось, складки плоти скользили по черепу, как расплавленный сыр, все еще оставаясь на месте, но соскальзывая с неуверенностью. Его щеки были скользкими от спермы, на губах были черви менструальной крови.

Бен пришел в себя как раз вовремя, чтобы увидеть, как челюсть существа раскрылась, его череп раскрылся, как дозатор "Pez", выпустив длинный язык, похожий на навоз. Бен закричал, и изо рта Лайла вырвалась ужасная симфония зоопарка - мяуканье койотов, спаривающиеся гориллы и умирающие львицы, взывающие к небесам из ада. Даллас чувствовал вакуум, создаваемый ртом Лайла, но это был странный вакуум, который притягивал не ветер, а энергию, как магнит. Но он также мог сказать, что ощущал только остаточные явления. Этот ревущий "пылесос" был предназначен для Бена.

В ужасе Даллас наблюдал, как плоть Бена начала блестеть от красного пота. Крошечные капельки крови появились по всему его телу, выступая из каждой раны. Он не был порезан, не истекал кровью, как обычно. У него не было ран. Кровь вытягивалась из него через кожу, его тело звенело, как грязная тряпка. По мере того, как рев усиливался, росло и притяжение вакуума. Тело Бена дернулось, когда его кровь выплеснулась из него горизонтальным дождем, и вскоре он превратился в гидрант крови, его крики присоединились к хору звериного воя, когда все до последней капли улетели в бурлящую черную дыру рта Лайла.

Барб позволила изуродованному телу упасть с мокрым стуком. Бен упал в позу эмбриона при смерти, абортированного и выброшенного в мусорный контейнер. Даллас отвернулся от этого зрелища и был благодарен слезам, которые его ослепили. Он не открывал глаза, пока не почувствовал, как кто-то гладит его по голове.

- Ну-ну, - сказала Барб. - Не плачь.

Сквозь слезы он мог видеть ее лицо, улыбающееся ему сверху вниз, как кормящая грудью мать.

- Да, Даллас, - сказала Сара. - Он сейчас сыт. Кроме того, мы не позволим ему питаться тобой.

Даллас сморгнул слезы испуганными глазами.

- Я уверена, что у тебя очень хорошая кровь, - сказала Барб. - Но это просто не может сравниться с твоей невероятной спермой.

Он вздрогнул, когда она подошла ближе, но его руки были сцеплены за спиной, так что он не мог оттолкнуть ее, когда она потянулась к пряжке его ремня.

- Нам все еще нужно много жизни, - сказала Барб. - У нас много работы, - oна вытащила его член из штанов и начала поглаживать его, ее пальцы были скользкими от крови Бена. - Но теперь, когда ты останешься с нами, у нас будет много времени для работы... и для игр.

Даллас услышал бульканье Лайла, и когда он посмотрел на человека-зверя, то увидел, что его внутренности шевелятся, разбуженные восемью пинтами[24] крови, которые он проглотил. Шланг белых кишок извивался из кеты, поднимаясь, как кобра, изрыгая жидкий фекальный яд из носика.

Барб коснулась подбородка Далласа, поворачивая его к себе.

Ее лицу льстило мягкое освещение, которое разглаживало морщины и отбрасывало приятные тени на глаза, делая ее юной и невинной, хотя она не была ни той, ни другой. Она была столь же прекрасна, сколь и безумна - такие прекрасные обломки - балерина, которую изнутри опустошает стайка пираний. Она выгнула спину и расстегнула фартук, обнажив грудь. Ее светлые локоны скользнули по ней. Она улыбнулась ему. Затем она протянула руку и убрала улыбку, поместив зубные протезы поверх окровавленного фартука.

К своему шоку и отвращению, он почувствовал, что становится твердым.

- Вы, мальчики-подростки, - сказала Барб. - Вас ничто не остановит.

Когда ее десны сомкнулись вокруг него, он понял, что она права.

Перевод: Джей Арс

Лошадь гарцевала боком, топая по суглинистой земле. Сэмюэль натянул поводья и положил руку ей на шею. Ее мышцы задрожали под его ладонью, но она все равно замерла.

Он знал, что ее напугало. Он тоже чувствовал этот запах, отвратительное зловоние, не человеческое и не животное, но каким-то образом и то, и другое.

Ветер дул с востока. Это привлекло существо к ферме Джеймса МакHамары. У Джеймса было две дочери, Сара и Джиллиан, семи и восьми лет.

Кровь прольется сегодня ночью, так или иначе.

Сэмюэль подвел лошадь к опушке леса, отцепил винтовку и соскользнул на землю тихо, как мертвый.

- Иди домой, - прошептал он, поглаживая черную дымчатую морду чистокровного скакуна. - Ты знаешь дорогу.

Ему не хотелось оставлять ее одну, но она была не нужна ему среди деревьев, и он не стал бы ее стреноживать. Не тогда, когда зверь так близко.

В поле позади него почти полная Луна охотника[25] давала достаточно света, чтобы читать, но как только он вошел в лес, все погрузилось в тень.

Несмотря на мрак, он двигался так, словно был здесь своим, глаза привыкали к темноте с каждым осторожным шагом.

Зрением, чутьём и обонянием, двигаясь незаметно и бесшумно, стараясь держаться с подветренной стороны, он приблизился к своей невидимой цели.

Волк был быстрее и сильнее, прирожденный охотник, искусный в своей стихии, но он боялся винтовки Сэмюэля. Сэмюэль дал для этого веские основания. Он был близок к тому, чтобы принять это. Он был близок к тому, чтобы завладеть им. Тем не менее, они оба ходили по земле. Но сегодня вечером, - подумал Сэмюэль, - все будет по-другому. Он чувствовал это.

Между деревьями мелькнула тень. Он двигался низко к земле, используя подъемы и падения земли для укрытия. Силуэт, вырезанный из самой ночи, он остановился, а затем исчез за хребтом.

Сэмюэль предположил, что это повторится. Вот как ему нравилось охотиться. Он кружил, как акула, приближаясь все ближе, невероятно быстро, вы видели бы его только мельком, пока он не оказался бы прямо над вами, а потом было бы слишком поздно.

Добравшись до гребня, он снял с плеча винтовку. Он не видел и не слышал ничего особенного, но интуиция подсказывала ему сделать это, и когда интуиция заговорила, он прислушался. Он осмотрел склон за гребнем, затем повернулся и осмотрел периферию позади себя. Его взгляд был прикован к углублению в земле в нескольких шагах от него. Темная фигура съежилась в тени.

Две вещи произошли одновременно. Сэмюэль вскинул винтовку к плечу, и тень взлетела в воздух, сверкнув желтыми глазами. Сэмюэль чуть не нажал на спусковой крючок, но не сделал этого. Если бы он это сделал, то не услышал бы, как зверь приземлился позади него, и был бы мертв еще до того, как обернулся. Как бы то ни было, он развернулся и выстрелил. Как только прогремел 30-06[26], он понял, что выстрел не удался. Зверь метнулся в сторону, как дым на ветру.

Волк никогда раньше не прятался, никогда не ждал, когда он подойдет к нему. Очевидно, он кое-чему научился со времени их последнего столкновения. Сегодня вечером, казалось, все ставки были отменены.

Сэмюэль отскочил в сторону и перекатился. В ушах у него все еще звенело, а ночное зрение пропало, благодаря вспышке 30-06, но его интуиция снова заговорилa, и он снова прислушался.

Он встал на одно колено и направил винтовку туда, где стоял всего мгновение назад.

"Винчестер" прогремел как гром. Когда дым рассеялся, на усыпанной листьями лесной подстилке неподвижно лежал человек. Сэмюэль медленно выдохнул и подошел ближе. Мужчина был бледен, худощав и совершенно гол. 30-06 проделал дыру в его груди, как раз над его проклятым сердцем.

Сэмюэль знал этого человека, если его можно было назвать человеком. Его звали Джеб Рейнольдс. Тихий, прилежный, набожный и последний человек, которого он мог бы заподозрить. Но с другой стороны, разве не так было всегда?

Глядя на бледное изможденное лицо Джеба и стеклянные мертвые глаза, Сэмюэль почувствовал себя на удивление опустошенным. Прошлой ночью, позапрошлой ночью и ночью после каждого полнолуния в течение последних трех лет он охотился на него, и теперь он настиг его. Он должен был что-то почувствовать.

Первым порывом Сэмюэля было сжечь тело Джеба, но вместо этого он решил вытащить его из леса и привести свою лошадь. Утром он вернет труп вдове Джеба. Кроме того, у него было к ней несколько вопросов.

Коллетт Рейнольдс открыла дверь. Она была такой же прекрасной, какой он ее помнил.

Осенний воздух был свежим и чистым, и щеки Коллетт порозовели от него. Когда она улыбнулась, это было похоже на солнечный свет, льющийся в долину.

- Миссис Рейнольдс, - сказал Сэмюэль.

Он снял шляпу и прижал ее к груди.

- Сэмюэль Хэммонд, собственной персоной. Что, черт возьми, ты... - ее голос затих, когда она заметила фигуру, перекинутую через спину чистокровного скакуна.

Сэмюэль наблюдал, как ее глаза расширились, как краска сошла с ее щек, с ее губ. Ему хотелось оказаться где-нибудь, в любом другом месте.

Он совсем не думал о том, что именно он скажет. Как он спросит ее, знала ли она, что ее муж был убийцей.

Когда ему ничего не пришло в голову, он просто спросил:

- Ты зналa?

Коллетт смотрела на бледное, испачканное грязью тело своего мужа, казалось, очень долго. Вдалеке каркнула ворона.

- Заходи внутрь, - сказала она наконец.

Он последовал за ней на кухню, все еще прижимая шляпу к груди, и сел на деревянный стул с прямой спинкой.

Коллетт бросила горсть сушеных трав в чайник и поставила его на дровяную плиту. Она работала в напряженном молчании, полностью игнорируя его. Наконец она налила две чашки чая, поправила юбку и села.

- Да, - сказала она, - я знала.

- Ты могла бы рассказать кому-нибудь, - сказал Сэмюэль. - Ты могла бы что-нибудь с этим сделать.

- Я могла бы позволить толпе прийти с вилами и факелами и увести моего мужа глубокой ночью? Может быть, сжечь мой дом для пущей убедительности? Может быть, меня тоже сжечь? Ты это имеешь в виду?

- Ты могла бы сказать мне.

- Он был хорошим человеком, - сказала она, глядя на свои руки, сложенные на столе между ними. - Заботливым мужчиной.

- Он был чудовищем.

Тяжелые рыдания сотрясали ее тело.

Неожиданная жалость пронзила его. Ему хотелось обнять ее, заключить в объятия и сказать, что все будет хорошо. Вместо этого он потянулся через стол и взял ее руку в свою.

- В самом начале, - сказала она, когда снова смогла говорить, - у нас было взаимопонимание. Раньше я моглa контролировать его, но со временем все изменилось. Я не хотела убивать его, но знала, что рано или поздно мне придется это сделать, - eе взгляд скользнул к окну. - Я думаю, что теперь эта работа закончена.

У нее перехватило дыхание. Сэмюэль поймал себя на том, что наблюдает, как поднимается и опускается ее грудь. Он отвел глаза на долю секунды позже, чем следовало.

Ее лицо окаменело.

Сэмюэль похоронил тело Джеба на земле его вдовы. Земля была каменистой и неумолимой. К тому времени, как он закончил, солнце уже садилось.

Когда он вернулся в дом, Коллетт уже ждала его за ужином. Инстинкт подсказывал ему отказаться, приличия требовали этого, но он измотал себя до предела и был чертовски голоден.

Она налила в миску дымящееся тушеное мясо.

- Два маленьких ягненка, - прокомментировала она.

Он не мог определить вкус, но он был насыщенным, густым и сытным, и это согрело его до глубины души. Чем больше он ел, тем голоднее становился, и вскоре обнаружил, что набрасывается на третью миску.

Они поужинали в тишине, за что он был благодарен. Он никогда не был многословным человеком и считал праздную болтовню утомительной и неловкой. Ну, конечно это, и он не знал, что сказать. Он только что убил мужа этой женщины.

После ужина она отнесла ведро с углями от плиты к камину в гостиной. Она присела на корточки на лоскутный коврик из шкуры и накачивала мехи, пока пламя не стало горячим и ярким.

Когда она встала, раскрасневшаяся и сияющая, Сэмюэль не смотрел ей в глаза. Его тянуло к ней, и это выбивало его из колеи каким-то непонятным ему образом. Вместо этого он оглядел комнату. Стены были задрапированы шкурами животных: лесного волка, лисы, белохвоста, черного медведя и чего-то еще, что он не узнал.

Смерть взывает к смерти, - подумал он, хотя и не был уверен, почему так подумал.

На дальней стене висела длинная деревянная маска с рогами. Какой темной жизнью жили эти двое?

Когда он наконец встретился с ней взглядом, у него возникло странное ощущение, что она может читать его мысли.

- Ты хочешь меня, Сэмюэль Хэммонд?

Вопрос ударил его, как пощечина.

- Xочешь, - сказала она, подходя ближе.

Что-то притормозило у него в животе. На мгновение Сэмюэль испугался, что тушеное мясо, два маленьких ягненка, вот-вот поднимутся, но это ощущение прошло и сменилось приятным головокружением.

Комната покачнулась, и он чуть не упал.

- Говори правду, Охотник.

- Xочу, - сказал он.

Как будто слова были вырваны из него, губы так онемели, что он едва чувствовал, как они двигаются.

- Труп моего мужа еще не остыл в земле, а ты хочешь уложить меня и жёстко трахнуть.

Это было ужасно говорить, грубо и вульгарно, но Сэмюэль ухмыльнулся, услышав это.

- Ты отмечен, Охотник, - eе кожа, казалось, ловила свет костра и удерживала его. Она тлела и пульсировала, темная, затем светлая, затем снова темная. - Смерть взывает к смерти.

Она опустила его на пол, залезла ему в брюки, задрала юбки и одним плавным движением зажала его между своих раздвинутых ног.

Войти в нее было не похоже ни на что, что он когда-либо испытывал раньше. Хотя Сэмюэль Хэммонд и не был настоящим повесой, ему было не чуждо женское прикосновение. Но сейчас все было по-другому.

Она обхватила его спину ногами и притянула его глубже, крепко держа с железной силой.

- Когда я сказала ему, что мне нравятся дети, он сказал, что я зашла слишком далеко. Я отправилaсь на ферму МакHамары. Я хотелa попробовать этих маленьких девочек на вкус. Я чувствовалa их запах даже издалека. Два маленьких ягненка уютно устроились в своих кроватках.

Она схватила его за волосы и повернула его голову к себе лицом.

- Он последовал за мной, пытался остановить меня, - oна брыкалась и извивалась. - Я оглушила его, разделa и оставилa дрожащим, голым и бесчувственным.

Мешанина сшитых шкур, казалось, извивалась на полу под ними. Смерть взывает к смерти, - снова подумал он.

Острые когти прочертили влажные красные линии на его спине, но он этого не почувствовал. Его мысли были заняты полной Луной oхотника, распухшей, как клещ, наевшийся крови, капающей ядом на долину, поляну, лес и поле.

- Прошлой ночью был волк, - сказала она, масса тепла и свернувшейся под ним силы, голос становился глубже с каждым слогом, - но это был не Джеб.

Голова Коллетт откинулась назад, и ее челюсти открылись: деформированные, вытянутые. Низкое рычание вырвалось у нее из горла.

Огонь потух, умер, превратившись угли.

Она вонзила зубы в его плечо.

Луна разверзлась и залила мир кровью.

Перевод: Zanahorras

Если бы Санти Валастро видел, как пристально Клэй смотрел на него, когда тот передавал сигарету изо рта мужу, Клэй, возможно, заерзал бы и наклонился вперед в кожаном кресле.

Он мог бы сделать какое-нибудь бессмысленное замечание по поводу текущей не по сезону прохлады в конце мая или о том, что большинство азалий в маленьком саду возле рыбного пруда теперь заросло сорняками.

Или он мог даже просто встать и покинуть пропахшую лавандой гостиную.

Однако, к счастью для Клэя, Санти не заметил его пристального взгляда. Но это было для него слабым утешением, на что Клэй часто надеялся.

Однако Клэй прекрасно знал, что вряд ли что-либо, кроме лести, в отношении художественного мастерства Санти Валастро - в конце концов, тех, кто не знал имени режиссера, было мало - отвлекло его внимание от его мужа Ли. Иногда даже такие комплименты, которые Клэй часто делал в присутствии своего работодателя, оставались неуслышанными.

Вместо этого Санти был занят поправкой прекрасных итальянских кожаных перчаток и черного парижского берета, сдвинутого набок, которые всегда носил Ли, или увлажнением и очисткой небольшого круглого отверстия, закрепленного в центре горла Ли, которое помогало ему дышать.

Клэй часто прятал свою тоску в выкопанных ямах апатичных взглядов, пока подстригал и укладывал живые изгороди вокруг коннектикутского поместья, площадью сорок два акра. Конечно, два года работы в саду подорвали всю его решимость, и теперь он чувствовал, как его тон и другие части его тела напрягаются с интересом всякий раз в присутствии Санти; что случалось не так часто, как хотелось Клэю.

Он никогда бы не признался, что впервые ощутил это притяжение более года назад, когда стриг живые изгороди, окаймлявшие южную сторону дома, и заглянул в незанавешенное окно. Именно тогда он увидел Ли обнаженным и склонившимся над краем дивана, в то время, как Санти, со спущенными до лодыжек штанами, качал таз взад-вперед, касаясь прославленного зада Ли.

Конечно, Клэй не мог прожить двадцать девять лет, не наблюдая за обнаженными мужскими формами.

С другой стороны, никогда не было двух друг на друге.

Даже в тюрьме, несмотря на истории, которые он слышал.

Тело Ли напомнило Клэю то время, когда он впервые увидел обнаженное тело деда - дряблые складки обвисших грудных мышц, непристойно обвисший живот и нечесаные пушистые гнезда седых волос под мышками и ниже паха. Клэй вспомнил, какое отвращение испытал одиннадцатилетний "я" при виде этого зрелища. Но отвращение почти сразу же смягчилось, когда он увидел совершенство наготы Санти - его мускулистую грудь, покрытую густыми колючками волос, медно-бронзовую кожу и толщину украшенных волосами бедер, когда его нижняя часть тела напрягалась, а затем расслаблялась с каждым толчком.

С тех пор он начал ощущать безразличие своего паха к нетерпеливым барышням, которых он часто приводил в маленькое бунгало, которое он арендовал на окраине имения Валастро. Он заметил, как каждая часть их безликих, пропахших духами тел напоминала ему Санти. Сначала он с отвращением представлял, как зарывается лицом во впадины под руками Санти и яростно вдыхает его мускусную влагу, пока его язык массирует выпуклости между ног какой-то молодой женщины, с которой он познакомился в единственном баре в маленьком городке Хенлис-Эдж.

Затем, после того, как юные леди уходили, хмуря свои чресла от неудовлетворенности потраченной впустую ночи, и когда одиночество снова ожесточало его, Клэй гладил себя, пока не кончал. Он думал о том, как его рот восхищается влажными розовыми губами, которые, как он представлял, подмигивают ему в ответ в ложбинке между ягодицами Санти. Затем, смазывая свою эрекцию смазанной слюной ладонью, он подумал о том, чтобы погрузиться глубоко в тепло своих внутренностей.

Но он признал, что не просто изящество обнаженного тела Санти привлекало его член к неуклонному вниманию. Дело было в чувствительности Санти и в том, насколько точно и хорошо он заботился о Ли. То, как Санти ласкал своего мужа, и тембр его голоса, когда он с любовью называл его "мой мальчик" - хотя Ли был на пятнадцать лет старше Санти - были для Клэя почти невыносимы. Тем более, что эти намеки на задумчивость и заботу, которые он замечал, Ли всегда игнорировали.

Не было ни взглядов одобрения, сигнализирующих о любви, ни даже капельки благодарности, если уж на то пошло. Все, что было, это тот же самый унылый взгляд, который Клэй также пытался сохранить ради себя, морщинистый рот Ли всегда был открыт, а глаза затуманены стеклянной пленкой.

Клэй наблюдал, изо всех сил стараясь не смотреть на него с отвращением, как Санти с беспримерным благоговением прикладывал фильтр сигареты к краю неподвижной губы Ли, словно совершал для него Святую Евхаристию[27]. Ли, конечно же, принял подношение без благодарности, его глаза были непоколебимы в своей апатии, когда его рот сжался и вдохнул.

Такое напряжение энергии, должно быть, полностью оглушило его, потому что он вдохнул всего один раз, и откинулся назад, словно слишком измученный, чтобы сделать еще одну затяжку. Клэй наблюдал, испытывая отвращение к иссушенному солнцем лицу старика, как преувеличенное углубление в горле Ли изгибалось и выпускало крошечные колечки дыма. Волоски в носу Клэя встали дыбом от запаха одеколона, маскирующего обычный затхлый, перебродивший запах старости, но также и вонь, исходящую из дыры: густую, кисло пахнущую смесь мочи и экскрементов.

- Bellissimo,[28] - сказал Санти, вытягивая сигарету изо рта мужа и улыбаясь. - Любимая моего мальчика. Импортная, натуральная. Выращенa и скрученa из лучшего и самого дорогого табака в Южной Америке.

Клэй не нашелся что сказать. Вместо этого его лицо побледнело от перспективы разговора. Каждое слово, которое он репетировал в уме, вдруг звучало глупо. Ведь за два года работы его еще ни разу не приглашали присесть в гостиной. Он не хотел уходить, на самом деле. Уход означал, что ему придется вернуться к одиночеству своего дома с одной спальней - к стенам его комнаты, которые, казалось, сжимались для него, как будто они остывают от жира. С другой стороны, все было лучше, чем жалкая тюремная камера девять на двенадцать, которую он называл своим домом более пяти лет.

С потными руками, сложенными на коленях, Клэй оглядел комнату в поисках развлечения или темы для разговора. Ни ваза со свежесорванными фиалками, ни небольшая коллекция фарфоровых кукол, тщательно расставленных по размеру на антикварном столе, его точно не спасут.

Он посмотрел на стену и увидел большой плакат с золотой отделкой. Вверху плаката, напечатанного ярко-желтыми буквами на черном фоне, был заголовок: "Если бы мое лицо было прозрачным, вы бы увидели Дьявола". Два красивых молодых человека дремали в объятиях друг друга под выделенными плачущими буквами названия, силуэты их блестящих обнаженных фигур в песочных часах перевернулись, когда они держались друг за друга. На переднем плане изображения была рука в черной кожаной перчатке, размахивающая электрической дрелью.

Краем глаза Клэй заметил, что Санти наблюдает за ним.

- Ты знаком с моими фильмами, а? - спросил он сквозь обычную силу своего северно-итальянского акцента, ритмичную тонкость его голоса, способного романтизировать даже разговоры о человеческих экскрементах.

- Немного.

Клэй уже пожалел о равнодушном ворчании. Он проклинал себя за то, что не признался, что видел почти все фильмы Валастро до публичной отставки режиссера в северо-западных холмах Коннектикута. Почему он не сказал ему, что ходил на фильм "Пока я не вытащу иглу из твоего глаза" семь раз, когда его показывали в кинотеатре "Хенлис-Эдж Синеплекс"? Почему он не рассказал, что "Она лизнула дьявольскую бритву" был одним из немногих фильмов, которые действительно напугали его в детстве? Он вспомнил румянец своего одиннадцатилетнего отрочества, сжимающийся между своими твердо скрещенными ногами во время самой противоречивой сцены фильма, когда мать радостно кастрирует своего тридцатичетырехлетнего сына.

- Тебе не нравятся фильмы? - спросил Санти, его руки то прижимали сигарету к губам Ли, то прикрывали рот Ли небольшой кислородной маской, прикрепленной к небольшому портативному устройству рядом с диваном.

Тело Ли содрогнулось, как будто каждая его конечность требовала комментария по поводу противоречия.

Клэй пошевелился в кресле.

- Нет. Нравятся. Особенно фильмы ужасов, - oн колебался. - Я видел большинство ваших.

Темные линии волос над обоими глазами Санти сморщились, когда он посмотрел на Клэя.

- Пожалуйста, никогда не называй фильм Валастро "фильмом ужасов". Это две разные вещи.

Клэй почувствовал, как краска отхлынула от его лица.

- Прошу прощения.

- Фильмы Валастро - это вершина кинематографического искусства, - Санти остановился, его лицо смягчилось от сожаления. - Были.

Клэй наклонился вперед.

- Все еще есть.

Санти мгновение смотрел на него, а затем улыбнулся. Его внимание вернулось к Ли, руки теребили его, как нервная мать могла бы теребить драгоценного младенца.

- Разве это неожиданно, что тридцать шесть лет ослабят приверженность, уважение, обожание? С тех пор, как мы встретились на первом фильме, который я снял. "Il Rasoio di Mezzanotte Conosce il Mio Segreto". "Бритва полуночи знает все мои секреты". Я всегда думал, что мои названия звучат лучше на итальянском языке. Ли сыграл экстрасенса-детектива, выслеживающего убийцу в капюшоне в приюте, - Санти снова посмотрел на Клэя. - Ты видел его?

- Да, - немедленно сказал Клэй. - Один из моих любимых, - oн поджал губы и сделал паузу, размышляя, стоит ли сказать что-то еще. - Bы больше не будете снимать?

Санти фыркнул, прищурив глаза.

- Тебе не кажется, что я слишком долго отсутствовал? Боюсь, теперь делa обстоят иначе, - oн опустил голову. - Нет, non potevo[29]. Я не могу снимать фильм без моего мальчика. Он был великолепен, не так ли?

Пальцы Санти обшаривали мочку левого уха Ли. Клэй заметил, что речь Санти, однако, замедлилась, поскольку его взгляд, казалось, следовал за морщинами на лице Ли и рассматривал эластичную тонкость губ старика. Словно на мгновение Санти узнал что-то другое в Ли, что до этого момента оставалось незамеченным.

- Можешь поверить, что он раньше заботился обо мне? - oн захихикал. - Думаю, молодому человеку это нужно. Un mentore[30]. Чтобы показать ему, как правильно жить - что есть, какие вина пить, как заниматься любовью. В это верили древние римляне. Ли напомнил мне моего отца, который продюсировал все мои ранние фильмы. А теперь посмотри, сколько всего я должен сделать, чтобы заботиться о нем.

Ли был безмолвен, в уголках его рта собирались капли слюны, а веки механически открывались и закрывались, пока Санти снимал кожаные перчатки с его рук. На правой руке Ли было три пальца - большой, мизинец и указательный. Каждый из трех пальцев был раздутым темно-фиолетовым и мозолистым, как кожа. Там, где когда-то были средний и безымянный пальцы, теперь были просто блестящие, покрытые красными волдырями бугорки отсоединенной кожи и хрящей. Левой руке Ли повезло еще меньше: у нее остался только один палец, а все остальные бугорки из резиновой ткани дулись из-за отсутствия своих удаленных братьев и сестер.

- Врачи настояли на этой процедуре. На самом деле, нужно удалить еще больше, - сказал Санти, прижимая каждую из округлых выпуклостей ампутированных пальцев Ли ко рту. - Теперь и его ноги тоже. Вы, американцы, называете их "козлятами"?

- "Хрюшками", - прохрипел Клэй, и это слово застряло у него в горле.

- Все они скоро поступят на рынок, - промурлыкал Санти.

Клэй подумал, что может заболеть. Затаив дыхание, он чуть было не закрыл рот обеими руками, но воздержался из уважения.

- Я не ожидаю, что ты много знаешь о том, как работает процедура, но она дорогая, - сказал Санти, снова накрывая руки Ли перчатками. - Вот почему я попросил тебя прийти сюда. Tы же не думал, что я пригласил тебя просто послушать о проблемах со здоровьем моего мужа?

Клэй был неподвижен, в горле внезапно пересохло, и он очень хорошо чувствовал каждый вдох и каждый выдох. Санти поднялся с дивана и, пошатываясь, с гримасой подошел к графину, стоявшему на пианино.

- Что будешь? - спросил он, наливая стакан виски.

- Hичего, спасибо, мистер Валастро.

Обычную серьезность лица Санти разделила еще одна улыбка.

- Не нужно быть таким формальным, Клэй. Даже если это деловое предложение.

- Предложение?

- Tы серьезно не связан ни с одним человеком? Романтично? Интимно?

Клэй молчал. Санти лишь усмехнулся.

- Судя по количеству молодых леди, которых мы видим приходящими и уходящими почти каждый вечер, я знаю, что ты здоровый и мужественный молодой человек.

Рот Клэя был открыт, возможность произнести слова исчезла, как будто Санти схватил розовый мускул его рта и отделила его от стебля.

- Не смущайся. Virilità[31], а? Это определение молодого быка. Это святое, на самом деле. Подарок, которым нужно дорожить.

Клэй наблюдал, как Санти взял ноутбук, стоявший на крайнем столике, а затем вернулся к Ли.

- Tы спросил, не подумаю ли я когда-нибудь о том, чтобы снять еще один фильм? - oн ухмыльнулся, словно ошеломленный этой мыслью. - В шестьдесят лет мне не нужна головная боль контрактов и руководителей студий, которые не отличили бы настоящее искусство от мокрого презерватива, - Санти открыл ноутбук, и его пальцы заскользили по клавиатуре. - Ecco[32]. Год назад я понял, что могу либо сгнить, либо развиваться так же, как развивалось кино. Онлайн. Цифра. Сейчас у меня более сотни анонимных и очень щедрых клиентов, которые признают ценность моего видения. Они благодарны.

Клэй поерзал на стуле и пожалел, что не выпил, когда Санти предложил. Поверхностность его дыхания можно было бы извинить, если бы его миндалины отмокали в горячей ванне с виски или скотчем.

- Благодарны за что? - спросил он, прочищая горло.

Санти выглядел так, словно надеялся, что Клэй спросит.

- За настоящее искусство. Настоящий ужас. Настоящий секс, - прокричал он, его язык шевелился так сильно, что казалось, он может раздвоиться посередине, как у змеи. - Без редактирования. Без цензуры. La verità[33], - Санти допил остатки виски. - Возможность создавать и стилизовать фильмы специально для удовольствия одного человека. В частности, у меня есть один клиент, который очень хорошо платит за l’alternativa[34]. Нестандартное, понимаешь? Ли и я делаем все, что в наших силах.

- Что именно?

Санти тяжело вздохнул, словно надеялся, что Клэй спросит.

- Я хотел показать тебе.

Он поставил ноутбук на небольшой низкий столик в центре комнаты, экраном к Клэю. Видео, явно снятое на портативное устройство, заполнило экран. На заднем плане был слышен голос Санти, который что-то неслышно требовал. Камера переместилась, когда его руки неловко задвигались, фокус не отрывался от пристального кадра на белое постельное белье. Конечно, Клэй признал, что Санти не снимал фильмов более пятнадцати лет, но все же он ожидал гораздо более значительного художественного притворства, чем то, что было очевидно, когда камера двигалась из стороны в сторону и пульсировала, фокусируясь и расфокусируясь.

Наконец, камера наклонилась вверх и показала Ли, голого и лежащего лицом вверх на неубранной кровати. Санти наклонился вперед и запечатлел камерой распростертое тело Ли целиком. Выражение безразличия на лице Ли было таким же, как когда Санти приблизился с камерой. На этот раз, однако, лицо Ли было белым, как у больного.

Камера Санти намекнула на оба набора ампутированных пальцев Ли. Вытягивая правую руку Ли и исследуя закругленные выступы и несколько оставшихся почерневших пальцев, Санти хихикал.

- Мой мальчик - твой мальчик, - сказал его голос. - Его пальцы - твои. И пальцы на ногах тоже. Его маленькие коз... хрюшки. Эта маленькая хрюшка пошла на рынок. Эта маленькая хрюшка осталась дома...

Тело Ли мягко шевельнулось, когда Санти оседлал его, камера сфокусировалась на тугих, обтянутых флисом яичках Ли, свободно свисающих там, где его ноги соприкасались. Рука Санти вошла в кадр видео, и он схватил увядший ствол Ли, начав двигать рукой вверх-вниз по нему. После нескольких мгновений поглаживания и, казалось, осознав, что Ли останется вялым, несмотря на стимуляцию, Санти убрал руку с члена мужа и направил камеру на лицо Ли.

Клэй поерзал на стуле, чувствуя, как в животе бурлит тревога, пока он смотрел, как камера фокусируется на маленьком ямочке в центре горла Ли. Круглое отверстие не шире четверти торчало из-под обычной пластины из полупрозрачного пластика, а контуры его морщинистых губ изгибались, когда Ли дышал, издавая мягкие влажные звуки. Камера внезапно наклонилась вниз и увидела, как рука Санти раздувает блестящую от слюны головку его эрекции.

Клэй не мог не заметить, как укорачивается промежность его джинсов, когда он наблюдал, как Санти напрягает свой член. Скрестив ноги, он наблюдал, как камера следует за эрекцией Санти, пока его рука направляла кончик его члена к дышащей стоме Ли. На мгновение Санти замер, хватка на его мужском достоинстве ослабла, когда его пальцы коснулись круглого отверстия, которое расширялось и сжималось из-за затрудненного дыхания Ли.

Затем, без предупреждения, Санти намазал головку своего члена комком мокроты и прижал его к гримасничающему отверстию горла. Сначала крошечная розетка сопротивлялась и хмурилась, а тело Ли дико вздрогнуло. Клэй мог слышать тихое ворчание Санти, когда он схватился за свой член и впихнул то немногое, что смог, в отверстие. С каждым толчком устье стомы становилось все более и более эластичным, плавно расширяясь по мере проникновения эрекции Санти.

Когда Санти достиг глубины трех-четырех дюймов[35], он начал раскачиваться взад-вперед, прижимаясь к дыре в горле своего мужа. Хотя камера более чем стремилась продемонстрировать абсурдность проникновения - объектив практически прижался к эрекции Санти - внимание Клэя было приковано к лицу Ли и выражению мученика, застигнутого в восхитительных муках насилия. Он смотрел, как губы Ли приоткрылись, мягкие скулящие звуки задохнулись в хлюпающей яме его пищевода с кляпом во рту.

Клэю хотелось на мгновение отвести взгляд от экрана - что угодно, лишь бы передохнуть от ошеломляющего сочетания страха и вожделения, которые он испытывал. Он чувствовал, как глаза Санти прожигают в нем дыры размером с утиное яйцо. Хотя обычно он наслаждался бы мимолетным моментом внимания Санти, Клэй был прикован к экрану и неприятными звуками члена Санти, вращающегося в дыхательной стоме Ли.

Камера тряслась, когда Санти вытащил себя и яростно погладил, пока его член не брызнул густыми каплями расплавленных сливок на горло и подбородок Ли. Санти застонал, последняя лента оргазмического блаженства ушла из его тела, когда он отодвинул камеру. Его челюсть была покрыта струйками эякулята, а из дыхательной стомы текли те же самые жидкости; Ли в кои-то веки не выглядел равнодушным в своем обычном зомбированном трансе. Вместо этого его глаза сияли, влажные от неоспоримого выражения унижения и боли. Когда Санти слез со своего мужем и начал уходить, видео стало черным.

Клэй едва мог пошевелиться. Санти смотрел на него, сидя на диване, скрестив ноги и зажав сигарету между указательным и средним пальцами. Он погладил мужа по голове.

- Ли все еще прекрасен, не так ли? - сказал Санти, делая еще одну затяжку и предлагая ее Клэю.

Клэй взял сигарету, его пальцы терли влажный фильтр там, где только что был рот Санти.

- Это... не ранит его?

- Он кажется тебе больным?

Клэй, конечно, не стал бы спорить с Санти, даже если бы он действительно думал, что Ли болен. В конце концов, даже несмотря на то, что жесткость в его джинсах ослабла, он все еще не мог поверить в это испытание.

- Это ваш... самый новый фильм?

Санти закрыл ноутбук и отодвинул его в сторону.

- Один из нескольких. Все мои фильмы доставляются нашим клиентам в цифровом виде на защищенном и частном веб-сайте. То, что ты только что посмотрели, было сделано специально для одного клиента. На самом деле, он заключил со мной контракт на новый фильм. Вот почему я послал за тобой.

Клэй почувствовал, как все его тело напряглось, органы напряглись и сморщились, как будто их соки полностью высосали.

- Мой клиент заинтересован в том, чтобы понаблюдать за более молодым и здоровым мужчиной, выступающим с Ли, - губы Санти сжались, сморщившись, как складки каштана. - Кем-то таким же молодым и красивым, как ты. И, судя по тому, что я видел в твоем опыте, это не должно вызвать затруднений. Corretto?[36]

- Вы хотите, чтобы я...? - Клэй даже не смог закончить фразу.

- Боюсь, для поэзии здесь мало места, - сказал Санти, протягивая руку к Клэю и поглаживая пальцами его щеку. - Если ты сможешь выступить и дать мне то, что я ищу, я позабочусь о том, чтобы тебе хорошо заплатили, - eго голос стал глубже. - Мы позаботимся о тебе.

Руки Санти были такими же теплыми и нежными, как представлял себе Клэй, его щеки покраснели от прикосновения. Клэй тысячу раз представлял себе руки Санти и то, как они могут ощущаться, раздвигая и потирая влажную от пота щелку в его заднице, как один или два проворных пальца, толщиной с морковку, мягко входят и выходят из его дырочки. Что еще более важно, он думал, что чувствует любовь и отцовскую внимательность в прикосновениях Санти.

На мгновение Клэй забыл ответить.

- С другой стороны, - добавил Санти, отдергивая от него руку и исключая непосредственную возможность какой-либо теплоты нежности, - если ты откажешься от моего предложения, твои услуги больше не потребуются. Мы попросим тебя уйти.

Грудная клетка Клэя сжалась, и горло сжалось, словно вокруг его шеи была натянута проволока.

Он подумал о доме престарелых, который покинул почти три года назад. Тогда он, конечно, подумал о том, чтобы найти другую работу. Он представил себе неодобрительные гримасы, морщинистые брови, осуждающе нахмуренные при упоминании о его пятилетнем тюремном заключении. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем он снова найдет работу? Какой работодатель захочет нанять осужденного вора? Взгляд Клэя вернулся к Санти, который многозначительно улыбался.

Он открыл рот и выдохнул невесомое слово, плывущее в его дыхании.

- Когда?

Клэй надеялся, что Санти вознаградит его еще одним прикосновением, но он просто сказал:

- Сейчас.

Расстегивая джинсы и рубашку, Клэй надеялся, что Ли умрет. Конечно, это был не первый раз, когда он дорожил подобными устремлениями, но, безусловно, это был первый раз, когда его стремление было настойчивым.

Поморщившись, глядя на обнаженное тело Ли, подпираемое подушками на старинной кровати, он не мог не усмехнуться над беретом, скрывающим лысину старика. Как будто безволосость на голове была самым оскорбительным признаком его возраста, в отличие от невозможной крохотности между ног.

Клэй надеялся, что каким-то чудом воздушный шар, надувающийся и сдувающийся под грудью Ли, сморщится и станет хрустящим, как крошечная виноградина, оставленная на солнце. Или он надеялся, что маленький цветок крови может лопнуть о стенку его мозга, посылая круги необратимой агонии по всему телу Ли, пока на его отвратительном лице не появятся предательские признаки смерти.

С другой стороны, принятие Ли приглашения смерти могло остаться незамеченным, учитывая его обычный непоколебимый транс. О его смерти расскажут не строки, написанные на его обвисших ягодицах, не иссохшие руки, покрытые веснушками и темными пятнами, а движение дыры в его горле. Наверное, и запах его рта тоже.

Клэй ненавидел даже саму мысль оказаться рядом с открытым ртом Ли - вид его языка, склеенного желтыми выделениями или еще хуже, концентрированное и гнилостное дыхание, насыщенное срыгиваниями из легких, черных, как могильная яма. От мысли о физическом контакте - обоюдном потоотделении, неловком ощупывании и трении небритых волос на теле - с семидесятипятилетним мужчиной его тошнило.

Клэй подумал об обрамленных волосами губах деда и о струях дыма, которые он выдувал в лицо одиннадцатилетнему, пока одна рука держала сигарету, а другая неловко шарила между ног Клэя, спрашивая его, приятно ли это или не мог бы Клэй быть готовым применить его руки с пользой. Затем он подумал о пропитанной джином небрежности своего отца, когда тот рассказал ему о том, что на самом деле произошло, и о том, что никогда больше не нужно упоминать об этом.

Тенора голоса Санти было достаточно, чтобы отвлечь Клея от неприятных воспоминаний. Когда Санти положил руку на обнаженное плечо Клэя, уже покрытое каплями пота, ненависть в форме поперечного рычага, растянувшаяся в его груди, казалось, почти мгновенно расслабилась.

- Bellissimo, - выдохнул Санти, проводя пальцами по ключице Клея, прежде чем вернуться к подготовке оборудования. - Одежда тебя оскорбляет.

Когда Санти направил гигантские лампы света, похожие на титановые цветы, украшенные обернутыми в муслин луковицами, на Ли, прославленного и готового на кровати, Клэй обхватил свой пах и попытался предотвратить любую нежелательную жесткость.

- Я не думаю, что смогу... выступить... так же хорошо, как вы.

Санти цокнул языком.

- Это твое тело должно говорить сейчас. А?

Клэй почувствовал, как все его тело покраснело от жара, когда Санти маневрировал за камерой, которая уже была направлена ​​на кровать. Красный свет мигнул ему. Опустив голову, Клэй, не отрывая рук от паха, вздрогнул от смущения.

- Ты ничего не забыл? - спросил Санти.

Клэй поднял голову, остальные части его тела отказывались сотрудничать. Санти опустился на колени и обеими руками погрузился в черную кожаную сумку, которую поставил на пол. Из сумки он вытащил портативную электрическую дрель.

- Ты не узнаешь ее? - спросил Санти. - Реквизит из фильма "Если бы мое лицо было прозрачным, вы бы увидели Дьявола. Нашему главному герою "проверили" ухо с ее помощью.

Санти рассмеялся.

- Я видел этот фильм.

Санти схватил основание устройства обеими руками, на мгновение любуясь им.

- Мой клиент - nostalgico[37]. Capisci?[38] Он сказал, что хочет найти ей хорошее применение.

Он сунул устройство Клэю.

- Какoe применение?

Клэй мог сказать, что его мальчишеская наивность стерла тончайший слой самообладания, которое удерживал Санти. Взяв дрель из рук Санти, он наблюдал, как тот кружит вокруг кровати и любуется своим обнаженным мужем.

- Мой клиент считает, что в голове моего мальчика недостаточно дырок.

Санти снял с головы мужа берет, и именно тогда Клэй увидел маленькую красную точку в центре лба Ли. Края отверстия были покрыты ямочками и зацементированы пятнами засохшей крови. Клэй смотрел, как рука Санти скользнула по складкам на лбу Ли и остановилась у крошечного отверстия, в то время как челюсть Ли расслабилась, а веки опустились до простых щелочек.

- Он мертв, - прохрипел Клэй, спотыкаясь о провода, разбросанные по ковру.

- Нет. Не мертв, - лицо Санти смягчилось. - Отсутствие жизни не всегда означает смерть. Кипяток, который я влил ему в мозг, помогает ему оставаться расслабленным. Я все еще забочусь о своем мальчике, понимаешь?

Клэй наблюдал, как Санти взял белую ткань с прикроватной тумбочки и накрыл ею голову Ли. Открытый рот Ли издал хрюканье, которое явно не было удовлетворенным, его глаза затрепетали, а маленькое отверстие в горле дико изогнулось.

- Еще однa не причинит большого вреда, - сказал Санти, прижимая ткань к голове Ли, как будто пытаясь предотвратить еще один признак кажущихся бесконечными страданий Ли. - Или причинит... Но клиент непреклонен. Он настаивает на еще одной дырке. Еще одной дырке, омытой флюидами жизни. Понимаешь?

Клэй схватился за свое нижнее белье и джинсы, его ноги дрожали, когда он натянул трусы.

- Я... Я не могу.

- Даже после того, как ты узнал, как сильно ты мне нужен, мой мальчик?

Порыв Клэя остановился, его штаны наполовину задрались до лодыжек. Он действительно правильно расслышал Санти? Нежность, звучавшая в его тоне, была очевидна, но слова были невероятны для Клэя. Его рот был открыт, как будто он был в замешательстве, надеясь, что Санти сможет повторить это снова.

- Ты знаешь, что ты мне нужен, мой мальчик, - сказал Санти.

Он прижался лицом к Клэю, близость их тел испускала ароматные круги блаженства по всему телу Клэя. Санти тяжело дышал, тепло его дыхания щекотало щетину в ноздрях Клэя, и он вздрогнул, улыбаясь, от густого маслянистого мускуса Санти. Напоминание об отцовском запахе кожи и пачулей было почти невыносимым, и Клэю пришлось сдерживать себя, чтобы не погрузиться в сумятицу воспоминаний.

Клэй взял электрическую дрель, которую передал ему Санти, и забрался на кровать. Ему было все равно, смотрит ли сейчас на него Санти или нет, вместо этого его переполняло сочетание нетерпения и тревоги, оседлав неподвижное тело Ли. Возможно, Ли застонал из пещеры своего забитого водой пищевода; однако, если он и застонал, Клэй, конечно, его не услышал.

Сверло зажужжало от одного щелчка, его канавки закрутились в воздухе. Клэй подавил дрожь в руках, схватившись за основание устройства. Перенаправив бессмысленный взгляд Ли, повернув голову в сторону и обнажив правый висок, Клей подумал о своем дедушке. Он подумал о возбуждении и страхе, которые он видел в глазах деда и которых не понимал, как раз перед тем, как его одиннадцатилетний рот прижался к паху старика.

Прежде чем позволить себе вторую возможность насладиться агонией воспоминания о своем дедуле, Клэй направил инструмент на Ли. Он дрожал, закусив губу до синевы и изо всех сил стараясь не сбиться с прицела, в то время как сверло снова и снова впивалось в хрящевую пластину. Тонкие струйки дыма взмывали вверх оттуда, где дрель и кость продолжали спорить, яростные визги встречались с протяжными стонами, влажными в водянистых лизаниях их истерического отклонения. Клэй не слышал радостных возгласов Санти, когда режиссер стоял за камерой, раскинув руки, словно прославляя живое произведение искусства.

Клэй дернулся вперед, когда его бедра почувствовали, как тело Ли напряглось, движение каким-то образом высвободилось во всей его коматозной форме и беспокойно дернулось, когда сверло вгрызлось в его твердую кость. Задача была почти завершена, когда инструмент заскрежетал о последний отслоившийся хрящ старика.

Одним последним ударом, который должен был решить дело, Клэй опустил голову вниз. Все тело старика дернулось, как марионетка, когда кость в его голове была пробрита с громким, влажным хрустом. Клэй вздрогнул, когда струйка крови брызнула на его веко. Вращающееся сверло было более чем удовлетворено, когда оно зашуршало чем-то, что походило на ослабленный комок ткани.

Обеими руками поддерживая рукоятку, Клэй напрягся, чтобы вытащить сверло из крошечного отверстия. Однако каждый рывок, казалось, усиливал склонность сверла к перемешиванию в пузырчатом рагу, густом от жирного сиропа и блестящих хлопьев хрящей. Последний рывок Клэя, и шнек освободился от распустившегося цветка окровавленного сгустка, его бороздки были скользкими от красного, а кончик толстым от беспокойного комка мозговой ткани.

На мгновение Клэй восхитился своим мастерством, вытекающим из виска старика. Он представил себе своего деда таким же беспомощным и жалким, каким сейчас был Ли, - лишенное чувства юмора изображение того, кто когда-то кем-то был, но, несомненно, больше не существовал с покрасневшей головой. Дрель выскользнула у него из рук, и все тело Клэя расслабилось, когда горячий поток воздуха обдал его, а Санти приблизился.

- Молодец, мой мальчик. Но ты еще не закончил.

Клэй нахмурился, слезая со старика и успокаивая свою одышку.

- Il battesimo. Крещение, мой мальчик.

Клэй вытер кровь с лица, его тело все еще сжималось и расслаблялось в непроизвольных спазмах.

- Я... Я не думаю, что смогу.

Конечно, Клэй ожидал, что Санти будет настаивать, как он часто делал в большинстве случаев. Он определенно не ожидал, что мужчина упадет на колени, встанет перед его пахом и посмотрит на него с несравненным восхищением.

- Я мог бы... вдохновить тебя, - сказал Санти, массируя рукой вялый член Клэя сквозь белые трусы.

Клэй тяжело вздохнул, почувствовав, что твердеет. Но прежде, чем его телу было позволено насладиться изысканностью момента, Санти убрал руки от Клэя, и вместо этого внезапно занялся проводами, раскиданными по полу. Клэй недолго оставался без внимания, пока Санти схватил его за запястья и привязал к спинкам кровати. Он трясся взад-вперед, поначалу сбитый с толку.

- Что... вы делаете?

Глаза Санти не отрывались от их работы, пока он затягивал провода.

- Это то, чего хотел клиент, мой мальчик.

Затем его руки быстро сорвали с Клэя нижнее белье. Его губы вернулись к паху Клэя, язык говорил с его членом так, как ни один другой рот раньше. Клэй закрыл глаза, его тело корчилось, когда Санти взяла его целиком в рот, проглотив всю полноту его мужественности. Он чувствовал, как Санти неустанно водил языком по пурпурной головке его возбужденного члена и нежно дразнил эластичные складки его крайней плоти, которые сжимались по мере того, как он твердел.

Внезапно, Клэй больше не чувствовал влажного тепла рта Санти и рук на своём члене. Не беспокоясь, думая, что Санти просто меняет положение на кровати или смазывает руку очередной порцией слюны, Клэй откинул голову на кровать и предвкушал возвращение губ Санти. Мягкие, скулящие звуки, булькавшие из горла Клэя, внезапно задушили его, когда он почувствовал холод того, что казалось длинной тонкой металлической трубой, опускающейся по всей длине его, теперь непоколебимой, эрекции.

Он открыл глаза и резко выпрямился, обнаружив, что Санти вводит наконечник сверла электродрели в его мочеиспускательный канал, тепло в паху остыло, а мошонка напряглась, оба яичка приподнялись внутри него, когда свернутое кольцом сверло скользнуло дальше. Клэй открыл рот, чтобы закричать, но дрель заговорила первой.

Санти нажал на кнопку, и эрекция Клэя закачалась из стороны в сторону, яростно закручиваясь по спирали, когда дрель зашевелилась на своем месте. Клэй трясся взад-вперед и задыхался от беззвучных криков; невыносимая боль охватила весь его пах, а его эрекция исчезала багровым гейзером из длинных, тонких, влажных лент ткани.

Он наблюдал, как Санти еще больше наклонил сверло, и оно загудело, бескомпромиссно разделяя материю, как будто его эрекция была сделана из мокрой ваты. Сверло яростно вращалось в бурлящем бульоне красной мякоти. Из разорвавшейся воронки в его промежности фонтаном хлынули сильные струи жидкости, а резиновые нити рыхлых сухожилий и частичек хрящей расширились еще больше, пока не высветился блестящий белый выступ намазанной кровью лобковой кости.

Санти поднял дрель из зияющего месива, хлюпающего там, где когда-то был член Клэя, а затем оседлал его, обводя глазами его горло для следующей "работы". Клэй дико дергался под тяжестью веса режиссера, с открытым ртом и отчаянно махающими руками от натянутых проводов на запястьях.

Он издал звук, который исходил от приливов, яростно бурлящих в самых глубинах его кишечника. Все отверстия его тела, казалось, издавали громкие вибрации агонии, когда он бился в конвульсиях в желеобразной смоле красного цвета, брызнувшей у него между ног. Санти был на нем сверху и давил ему на шею. Его лицо покраснело, его обычный запах теперь маскировался интимным запахом Клэя - умеренным и медным запахом его крови.

На этот раз у Санти не нашлось слов для него.

Клэй с недоверием наблюдал, как Санти опустил сверло в маленькую выемку в центре его "воротника", острие прижалось к его коже.

Санти снова нажал на кнопку, и Клэй закрыл глаза.

Развалившись на кровати Ли, которая пустовала уже две недели, Клэй прислушивался к тихому, приглушенному бинтом свисту воздуха, проходящего через крошечное отверстие в центре его горла. Он ненавидел сам звук своего дыхания - отвратительный расход его средств к существованию, - слыша трель каждого затрудненного вдоха и выдоха.

Волоски в его носу дернулись от резкого запаха его экскрементов в неопустошенном судне. Его руки бессмысленно шевелились из-за натяжения проводов. Его руки болели, постоянно поднятые и напряженные над плечами, как будто он ежедневно, прикованный к постели, воспроизводил сцену "Распятия".

К счастью, Санти не оглушил его полностью, и у Клэя было достаточно умственных способностей, чтобы нормально думать в те дни, когда боль была не настолько невыносимой. С другой стороны, он мог бы предпочесть альтернативу, в которой учитывалась бы каждая секунда его дня, проведенного в постели, - каждый съеденный жалкий обед и каждый безумный трах, который Санти делал ради бестелесных клиентов.

Хотя обычно он проводил большую часть дня, размышляя, когда же подадут следующий бутерброд с lampredotto или блюдо pajata, он не мог не отвлекаться на множество киноаппаратуры, постоянно стоящей под углом к ​​его кровати. Круглый свет, зафиксированный в верхней части камеры, мигал на него красными точками, насмехаясь над бесполезностью его существования и маскируя невидимые глаза, которые изо дня в день были свидетелями его мучений. Ноги Клэя ерзали под простынями, дергая веревки, которые разделяли его ноги с потрескавшимися линиями красных волдырей.

Он перестал возиться, как только увидел, что Санти стоит в дверях с сигаретой на нижней губе.

- Bellissimo, - промурлыкал режиссер.

Клэй вздрогнул от отвращения, когда Санти разделся, забрался в постель и запеленал его одной рукой; влажный аромат пота его тела, когда-то опьянявший Клэя, превратился теперь в отвратительную вонь канализационных стоков.

- Мой мальчик - твой мальчик, - сказал Санти, обращаясь к камере, обращенной к ним. - Пакеты "Делюкс" начинаются от $5000.

Он чувствовал, как пальцы Санти очерчивают все его тело - от пучков волос на обнаженной груди до влажных бинтов и повязок, смягчающих пах, и, наконец, до пальцев на ногах.

- Напомни, что это такое? - Санти спросил только для того, чтобы быть встреченным молчанием Клэя. - Хрюшки?

Санти хихикнул, напевая и массируя каждый палец ноги Клэя.

- Этa хрюшкa пошлa на рынок. Этa хрюшкa осталась дома. У этой маленькой хрюшки был ростбиф. А у этой хрюшки его не было.

Клэй нахмурился, когда Санти прижался своими губами к его губам. Затем Санти прижался к нему еще большей частью своей потной наготы, настойчивость мужского члена щекотал волосы на его бедре.

Санти вынул сигарету изо рта и вставил фильтр между губами Клэя. Тот закрыл глаза, сделал затяжку и сильно закашлялся, почувствовав, как два мешочка с воздухом в его груди наполняются теплом. Санти заставил его затянуться еще, потом еще.

Клэй выдохнул, глаза слезились от отвратительного запаха собственного дыхания.

- В прошлый раз, когда мы разговаривали, ты говорил о своем дедушке, - сказал Санти, делая еще одну затяжку от сигареты. Он открыл рот, и перед его лицом закружился букет дыма. - Не так ли?

- Нет, - ответил Клэй.

Санти больше не улыбалась ему.

- Я хочу, чтобы ты сказал нам, мой мальчик, - сказал он, его язык начал двигаться вверх-вниз по единственному пальцу, который остался на руке Клэя.

Перевод: Джей Арс

Шарлотта была самой уродливой шлюхой в деревне, где ни одна блудница не была особенно хорошенькой, поэтому она едва могла зарабатывать на жизнь. Даже косоглазая Теда, в хижине которой всегда пахло рыбным пердежом, вела дела лучше, чем бедняжка Шарлотта. У нее действительно были случайные клиенты, но только когда другие шлюхи были заняты в праздничные ночи или смертельно больны. Голод и чума опустошили деревню, но торговля шлюхами улучшалась.

Но не для Шарлотты. Она все время была голодна, и ее здоровье было слабым. Она была худой и костлявой, ее кожа была покрыта оспинами от оспы, которой она заразилась в первые годы чумы. Она знала, что не создана для проституции, но у нее не было выбора в этом вопросе. Ее ублюдок-муж умер и оставил ее и их ребенка на произвол судьбы. Поэтому ее оставили обслуживать старых, больных, истощенных мужчин деревни - отбросы, от которых обычно отворачивались другие шлюхи. Каким-то образом даже в разгар чумы и ее последствий их члены продолжали работать. Свиньи.

Она взглянула на свою маленькую дочь, беспокойно спавшую в своей набитой соломой кроватке. По крайней мере, девочка не была голодна, но Шарлотта знала, что у матери пересохнут соски, если она сама не наестся досыта. Она обижалась на ребенка за то, что у него была еда наготове. Иногда ей хотелось пососать свой собственный сосок, чтобы получить хорошее теплое молоко. Но, конечно, ее грудь была слишком мала для этого в остальном заманчивого подвига.

У нее не было клиентов уже два дня, и она была голодна, ее желудок урчал, требуя еды. Пока она лежала там, размышляя о том, чтобы покончить со своей жизнью, ее окутали гнилые миазмы, и тень заполнила дверной проем. Очень большая.

Она выжидающе подняла глаза, затем подавила крик. В дверном проеме стоял огромный гниющий труп. Его болезненные желтые глаза жадно уставились на нее, кожа покрылась зеленоватой бледностью. Зловоние внезапно ударило в нее со всей силой. Она подавилась и закрыла нос и рот, чтобы заглушить тошнотворный запах.

Это был Бернард. Она знала о нем, но никогда не имела с ним дела. Он был сыном Мэри, калеки-ведьмы, которая жила одна в лачуге на краю болота. Ходили слухи, что Бернард некоторое время назад умер от оспы, и старая Мэри вернула его к жизни с помощью своих магических заклинаний - некоторые говорили, что она заключила договор с дьяволом. Однажды он забрел в город, очевидно, освободился от цепей, которые, как говорили, Мэри использовала, чтобы не дать ему уйти и напугать людей до чертиков. Это было несколько лет назад, и с тех пор его никто не видел. Ходили слухи, что в конце концов он снова умер, на этот раз навсегда.

Но нет, он был здесь, живой и здоровый. Ну, он был в порядке, вроде как. Она ничего не знала - живой ли.

Он сделал шаг назад, как будто ее сдавленный крик испугал его. Однако выражение его лица не изменилось. У него все еще было то глупое, мертвое выражение лица: рот приоткрыт, толстые губы потрескались и покрылись чем-то, чему Шарлотта не могла дать названия.

- Убирайся отсюда! - крикнула она. - Иди! Прежде чем я тебя задушу!

- Гууух, - он ответил глубоким, басовитым, гортанным голосом.

Он остался там, где стоял.

- Давай! Уходи сейчас же!

Она прижалась к стене за кроватью, чтобы держаться как можно дальше.

Он сделал несколько неуклюжих шагов в комнату. На нем были грязные штаны с веревкой, обвязанной вокруг талии, и одна рука была за спиной.

- Что это? Что у тебя там? - крикнула она пронзительным, дрожащим голосом.

- Гаахх! - произнес он нараспев.

Он вытащил руку из-за спины и протянул мертвую курицу.

- Ах, я понимаю. Хорошо, сейчас. Я не уверенa, что это хорошая идея.

Хотя она уже думала о курице в своей кастрюле. Боже, она была так голодна.

- Гааххх!!!

Он подошел ближе, сунул курицу ей в лицо, ее голова болталась на сломанной шее.

- Хорошо, хорошо. Просто успокойся, здоровяк. Что случилось, все остальные шлюхи слишком заняты для тебя, а?

- Ух!

- Отлично, спасибо. Итак, я былa последним шансом, не так ли? Ублюдок, как и все они. Даже мертвый, ты не можешь видеть дальше этого проклятого создателя детей там, внизу, не так ли?

Она задавалась вопросом, насколько он глуп.

- Почему бы тебе просто не положить эту курицу туда и не побежать домой к своей маме? Она, должно быть, гадает, где ты сейчас, не так ли?

Он не двигался.

- Боги, смилуйтесь надо мной, - oна поднесла подол платья ко рту и носу, удерживая его там. - От тебя воняет до небес. Ты что, никогда не моешься?

Он посмотрел на себя, пристыженный и несчастный, и ей почти стало стыдно за это предостережение.

- Тогда чего же ты хочешь?

- Ууухх! - выпалил он, снова тряся перед ней курицей.

- Положи эту чертову курицу, Бернард.

Она выхватила еe у него из рук и отложила в сторону.

- И давай посмотрим, что у тебя здесь есть.

Она медленно двинулась вперед на коленях, пока не оказалась прямо перед его промежностью. Он тупо посмотрел на нее сверху вниз, совсем не помогая. Двумя пальцами она осторожно и медленно потянула за конец веревки, удерживающей его штаны. Веревка развязалась, и его грязные штаны соскользнули вниз, обнажив покрытый коркой, покрытый фурункулами вялый пенис. Она подавила рвотный позыв. Она не хотела, чтобы ее вырвало прямо на него.

Больше работы для нее. Она должна была заставить в придачу его напрячься. Здорово. Она обхватила его рукой и стала двигать ею вверх-вниз. Ничего не произошло.

- Бернард, я не уверенa, что эта штука работает.

- УУУГГГХХХ!!!

- Тогда позволь мне попробовать что-нибудь еще.

Она сморщила лицо и взяла его вялый член губами. На вкус он был таким же, как и на запах - гнилым, как дохлая коза двухнедельной давности. Это было худшее, что она когда-либо пробовала, несомненно, самое отвратительное, что она когда-либо пробовала во рту, но она умирала с голоду, поэтому продолжала заглатывать, зная, что он заберет свою мертвую курицу и уйдет, если она не даст ему то, что он хотел.

Однако это сработало, и она почувствовала, как эта штука затвердела у нее во рту. Хвала богам за маленькие чудеса. Что ж, большие чудеса, как оказалось. Он был огромен и вскоре стал слишком большим, чтобы поместиться по всей его длине у нее во рту. Он наклонился вперед, явно наслаждаясь этим, и засунул свой член ей в горло.

Она отпрянула, давясь, когда ее вырвало прямо во рту, и она выплюнула его член. Это не сработает. Он задушит ее, кончит в её, уже мёртвое, горло.

Теперь он был весь взволнован и размахивал руками, издавая ужасные звуки. Она боялась, что он разорвет ее на части, если она в ближайшее время что-нибудь не предпримет.

- Успокойся, милый. Все будет хорошо. Шарлотта все исправит, - oна на мгновение задумалась и решила, что безопаснее всего для нее будет оказаться сверху. - Просто ложись здесь, как хороший мальчик.

Она приглашающе похлопала по койке и, наконец, уговорила его лечь ничком. Она осторожно оседлала его, держа в руках его огромного монстра, и опустилась на него. Он был твердым, но в то же время мягким. Она попыталась выбросить из головы мысли об этой толстой, мягкой, сочащейся штуке.

Он пришел в неистовство. Он забился под ней, его хрюканье стало тревожно громким, и она держалась изо всех сил. Но потом все изменилось. Она почувствовала свою собственную волну теплой влажности, и она действительно хотела этого зверя. Она начала тереться своей "киской" о его набухший член. Она никогда в жизни не чувствовала себя так, даже со своим мужем. Он трахал ее так сильно, что пару раз ее вырвало, извергая желтую желчь ему на грудь, но он, казалось, не возражал. Когда оргазм распространился по ее телу, она почувствовала, как он дергается внутри нее, заливая ее спермой, и она сжалась так сильно, как только могла, сжимая свою "киску" на нем, a затем расслабилась.

Бернард неподвижно лежал под ней.

- Ухх, - тихо простонал он.

Она оторвалась от него с тошнотворным хлюпаньем и в ужасе посмотрела вниз на густую, вонючую, желтую сперму, хлещущую из ее дырочки. Когда она потекла на грязный пол, она увидела, как похожие на личинок существа извиваются и дергаются в его грязной сперме.

- Милостивые боги.

Бросившись за тряпкой, чтобы вытереть ее, она взглянула на Бернарда, который теперь, казалось, дремал на ее койке, и почувствовала жгучее покалывание в животе, которое превратилось в мучительную боль, как будто невидимые руки скручивали ее внутренности в узлы.

Бернард стал навещать ее каждый день. Обычно он приносил ей курицу, а иногда и ягненка. Она больше не была голодна и начала с нетерпением ждать его визитов. Хотя ее всегда тошнило от вони, и в конце концов ее тошнило прямо на него, удовольствие, которое он ей доставлял, и еда, которую он давал, того стоили. Лучше, чем когда-либо делал ее муж. И он не возражал, чтобы ее рвота забрызгала его. По правде говоря, ему, казалось, это нравилось, и иногда он снимал ee со своей пятнистой груди грязными почерневшими пальцами и запихивал блевотину в рот, как голодающий, который ест комковатую кашу.

Ходили слухи, что Бернард виделся с ней ежедневно. Другие шлюхи и несколько деревенских мужчин приходили и спрашивали ее, могут ли они посмотреть, как они трахаются. Она попыталась прогнать их всех прочь. Но потом они начали приносить еду в качестве оплаты, просто чтобы посмотреть. И она им позволила. Они приносили еду и для Бернарда, который предпочитал, чтобы его мясо было гнилым и раздутым, по крайней мере, мертвым неделю.

Толпa становились все больше, и хотя им приходилось стоять с тряпками, прижатыми к носам, давясь и издавая звуки отвращения, они все равно смотрели, очарованные гротескным зрелищем.

До нее донесся шепот ужаса из толпы, но она не обратила на это внимания.

- Как отвратительно!

- Отвратительная женщина!

- Это какое-то мерзкое дерьмо.

- Это самые грязные ублюдки, которых я когда-либо видел.

И все же они остались.

- Самая мерзкая вещь, которую я когда-либо видел.

Но они никогда не отводили взгляда. Некоторые из мужчин даже вытащили свои члены и расстреляли свои заряды, когда это сделал Бернард.

Шарлотта начала наслаждаться вниманием и разыгрывала шоу перед толпой, стонала и кричала, и она научилась вызывать у себя рвоту - не слишком сложно - так как им, казалось, это нравилось. Вскоре она обнаружила, что это привело к большему количеству предложений. Иногда она позволяла ему трахать ее, когда толпа была достаточно большой, и он так возбуждался, засовывая свой член ей в задницу, что обделывался под крики и вопли зрителей.

- Мой Бернард, - шептала она ему после того, как толпа расходилась. - Как я теперь смогу без тебя обходиться?

Едва эти слова слетели с ее губ, как иссохшая старая карга, одетая в лохмотья, ворвалась в ее дверь.

- Бернард! Hемедленно вернись домой!

Это была Мэри, мать-ведьма Бернарда. Мэри обратила свое презрение на Шарлотту.

- Ты - шлюха, ты осквернила моего сына! Это прекратится сейчас, и он больше никогда не вернется.

- Что? Осквернила? Ты не нюхала своего сына в последнее время, старуха? Он - самое мерзкое существо на земле, проклятой богами!

- Шлюха! - Мэри плюнула в нее. - Пойдем, Бернард, сейчас же!

Она схватила Бернарда за руку и попыталась вытащить его за дверь.

Бернард издал скорбный вой. Он явно не хотел уходить.

- Видишь? Он счастлив здесь. Бернард, тебе не обязательно идти домой. Ты останешься здесь со мной! Навсегда, любовь моя.

Шарлотта схватила его за другую руку и сильно потянула. Другой рукой она схватила его вялый член и крепко сжала.

- Бернард! Ты ведь знаешь, что случается с плохими мальчиками, не так ли? Ты хочешь снова почувствовать хлыст?

Бернард, казалось, долго обдумывал этот вопрос, затем решил, что не хочет чувствовать хлыст, поэтому он вырвал руку у Мэри и ударил ее по голове так сильно, что она пролетела через комнату и приземлилась с хлопком у дальней стены. Он подошел к ее обмякшему телу и упал на нее, вонзив свои коричневые зубы в ее лицо, вырывая большие куски старой морщинистой плоти и проглатывая ее. Старуха пришла в себя и закричала, когда ее мертвый сын откусил ее кривой нос и съел его. Он колотил своим большим кулаком по ее лицу, пока она не перестала кричать. Перестал двигаться или дышать.

- Бернард, очень хорошо, что ты не послушал старую суку. Ты останешься здесь со мной.

- Угх, - согласился Бернард.

- Теперь иди, брось ее в реку и возвращайся прямо сюда, слышишь?

Итак, шоу продолжалось. Вскоре у Шарлотты было достаточно вещей, чтобы вернуться на свою маленькую ферму. Но... Они с Бернардом все еще проводили дни в сарае для проституток, где она получала достаточно еды, чтобы их желудки были полны.

Однажды, когда они выступали перед толпой, снаружи поднялся шум, и несколько хулиганов ворвались внутрь, расталкивая зрителей. Это были крепкие мужчины, судя по их виду, скандалисты, и они схватили Шарлотту за руки, оттащили ее от Бернарда с влажным хлюпающим звуком и отшвырнули в сторону. Затем схватили Бернарда, надели ему на голову тяжелый мешок из мешковины и унесли его. Шарлотта услышала, как Бернард взвыл от гнева, поднялась с колен и побежала за ними. Она беспомощно смотрела, как они бросили его в запряженную лошадьми повозку и умчались в облаке пыли.

- Неееет, - закричала она. - Верните его, он мой!

Три месяца спустя.

Шарлотта была голодна. И у нее не было клиентов. Никто не прикоснется к ней, только не после того, как ее так долго трахал вонючий Бернард. Она лежала в сарае блудниц, ее дочь жалобно скулила в углу, снова голодная. Снаружи внезапно поднялась суматоха. Послышались громкие голоса. Другие шлюхи собирались на пыльной дороге.

- Хм? - oна подняла голову в сторону дороги и увидела, что все бегут. Она поднялась, выбралась наружу и, спотыкаясь, побрела за толпой. - Что, черт возьми, происходит?

Вскоре мимо проехала карета. Это была прекрасная карета, запряженная четверкой черных блестящих лошадей. Очевидно, собственность какого-то богатого человека из-за укрепленных стен близлежащего Ипира, где проживал владыка королевства. Когда он приблизился, все подняли камни и начали забрасывать экипаж.

Занавес раздвинулся, и Шарлотта увидела красивую женщину - настоящую принцессу в украшенной драгоценными камнями тиаре, - испуганно выглядывающую из-за него. Но кто был этот бык рядом с ней?

Бернард! Он был умыт, одет в красивую одежду и выглядел так, словно его лицо было напудрено, чтобы скрыть неприглядную кожу.

Гнев Шарлотты достиг невыносимой силы, и из последних сил она подняла камень и бросила его. Он с резким стуком ударился о дверцу кареты. Занавес быстро закрылся.

- Это мой мужчина, ты, сука! Бернард! Ублюдок!

Боль пронзила ее чрево, и она, рыдая, упала на колени. Казалось, что-то прогрызает себе путь сквозь ее внутренности и пытается выбраться через ее "киску". Она прикрыла живот рукой, а затем улыбнулась. Бернард-младший. Маленький засранец рос с нечестивой скоростью. Хорошо.

Она защитит его любой ценой. Сколько времени пройдет, прежде чем он сможет выступить, прежде чем он сможет сделать свой маленький член достаточно твердым, чтобы засунуть его в нее?

Она медленно направилась обратно к сараю для проституток. Ее дочь все еще хныкала. Снова голоднa. Но Бернард-младший тоже был голоден. Без надлежащего питания маленький ублюдок умрет и сгниет в ее утробе.

Взяв дочь за руку, она наклонилась вперед, что-то проворковала ей и поцеловала. Затем она сломала еe маленькую шейку, откусила кусок от eе пухлой руки и принялась жевать, сначала медленно, потом с жадностью. Она не останавливалась, пока не осталось ничего, кроме обглоданных костей, хрящей и несъеденных кишок.

Грызущая боль в животе исчезла.

Живое мертвое существо внутри нее было удовлетворено.

На сегодня.

Перевод: Zanahorras

Пока я пишу, ужас все еще свеж, образы все так же сильны... Мой "кошмар" похож на повторную перемотку вперед. Она - нечто среднее между Круэллой Девилль и ведьмой из эротической адаптации "Макбета" Романа Полански. Саманта - вампир-экстрасенс с черными, как ночь, волосами и экстрасенсорным восприятием (экстрасексуальным восприятием), от которого мурашки бегут по коже. Она трогает мой пах, целует мой пенис, хер, палку, фаллос, член, инструмент...

Я уже нервничаю, у меня маленький половой член и я склонен к преждевременной эякуляции. Но она поклоняется ему, целует его, как божество из слоновой кости, смазывает его языком, покусывает его ствол изящными кошачьими движениями. От нее мои волосы - и все остальное - встают дыбом. И, не веря своим глазам, я смотрю вниз. И вот тогда я начинаю кричать, потому что то, что я вижу: член, исчезающий в ее лице, гордый половой орган, торчащий на сорок пять градусов вверх из моих бедер, это член, как у лося, пугающе огромный... и он НЕ МОЙ!!!

...конечно, сейчас полнолуние, это должно быть полнолуние.

Но перед тем как продолжить, я расскажу, как все начиналось...

Снаружи льет дождь по лестничным прутьям. Я не хочу заходить сюда, но ливень сводит мои возможности к нулю. Подошва моего правого ботинка пропускает воду, носок уже неприятно хлюпает. Итак, я приближаюсь к "Золотому Рассвету", погруженный в оккультную атрибутику и окруженный ею. Психические артефакты расположены прямо по стенам в шахматном порядке, от стены до стены: тома, посвященные спиритизму и биоритмам, псевдомедицине и реинкарнации, друидизму, шаманизму, aстрологии, уфологии, экстрасенсорному восприятию, cгибанию металла, левитации, психокинезу, психической войне и психической фотографии, фотографиям духов, призракам и полтергейсту, Бермудскому треугольнику, Атлантидe, Лемурии, Лох-Несскому чудовищу, биолокации, лей-линиям, Мерлину, Нострадамусу, Великовскому[39] и мадам Блаватской[40], сатанистам, колдунам, книги Алистера Кроули... и она. Это был первый раз, когда я увидел (не говоря уже о том, чтобы дотронуться) Саманту. Пикантно-причудливая красота с длинными черными волосами, по-ведьминому длинных, уложенных до сосков, обрамляющих бледно-загорелое лицо, и сексуальное черное платье, облегающее ее стройную фигуру, как вторая кожа.

Я боюсь женщин. Дрожу перед ней как мокрая мышь, хотя и пытаюсь от нее это скрыть. Быстро кончаю. Она, должно быть, чувствует, что я напряжен, точно так же, как я чувствую ее запах... не ее духи, не "4711", не "Ярдли" или что-то еще, а первобытный мускус женщины, любящей пенис. Чистая сущность женщины. Развернуться и скорее уйти отсюда было бы лучшим решением с моей стороны, но я боюсь и поэтому вместо того чтобы просто уйти, я делаю робкий шаг в сторону, погружаясь в каменеющий ступор.

Я и раньше работал в книжных магазинах. Более или менее знаю, чего ожидать. Ты сидишь за этим маленьким столиком со своим кофе и наблюдаешь за посетителями, следишь чтобы никто из них ничего не спёр. Я работал в том магазине в Манчестере, недалеко от Динсгейт, сокровищнице вкусностей - от значков, плакатов, старых альбомов, винтажных комиксов и порно-журналов. Ты смотришь, как они заходят и просматривают книги, ты отслеживаешь, как они разглядывают постеры, листают альбомы, склонив голову набок, читают корешки журналов - выбирают "Aldiss" или "Silverberg", отодвигают их назад, а затем, как бы случайно, обнаруживают порно (что с самого начала было их настоящей целью!).

И: Ну, раз уж я здесь, я могу и посмотреть... И они смотрят, и покупают, и вскоре уходят с покупками на 15-25 фунтов. Только эта небольшая секция должна в десять раз превышать арендную плату за остальную часть магазина. Литература - вы хотите литературу? Не смешите меня. Это секс. У всех он есть, и все его хотят... только я хочу его слишком быстро и, как правило, кончаю до того, как он начнется.

И вот я здесь, в "Золотом Рассвете", спрашиваю о свободной вакансии, тогда как на самом деле не хочу тут работать. Разговариваю с ней:

- Опыт? Конечно, у меня есть опыт, - говорю ей. - Мэри порекомендовала мне прийти сюда, сказала что у вас освободилось место продавца. Она художница (вроде как), живет в квартире на нижнем этаже...

Я несу глупую чушь, но все это время Саманта улыбается так, что соблазнила бы Аятоллу.

И мне действительно нужна работа.

- Без проблем, - говорит она, - без проблем. Что мне сейчас нужно, это помощь с регистрацией и каталогизацией.

Дождь все еще шумит, и темно. В центре Лидса сейчас полдень, и хотя этот переулок, вероятно, впервые был переименован, когда королева Виктория была девочкой, он все еще кажется мне неестественно темным. Я хотел бы иметь ночное зрение, или рентгеновские очки, чтобы различить тепловые отпечатки ее тела в темноте. Горячие точки на ее теле, наиболее яркo окрашены в ярко-розовый - цвет ее сосков, переходящий от тускло-лилового к самым холодным оттенкам голубого. Она - ходячее воплощение сексуальности. Печь плотского жара. Вы можете почувствовать это без особых усилий. Это видно по ее походке, по тому, как она говорит. Она облизывает губы языком, прежде чем снова заговорить.

- С тех пор, как мой бедный дорогой муж скончался, - говорит она. - Да упокоят боги его душу, я обнаружила, что мне... нужен... мужчина. Человек, хорошо разбирающийся в главах и стихах. В книжной торговле и каталогизации книг. Видите ли, мой покойный муж умело справлялся со всем... этим...

Oна широко раскрыла руки, чтобы показать не только переполненный книгами склад, но и полные дрожащие изгибы ее чрезмерно сексуального тела, так щедро демонстрируемого в облегающем шелке.

- Я действительно просто хотела бы отдать все в ваши руки.

- Ну, эм, я не знаю... - отвечаю только потому, что от меня требуется какая-то конкретная реакция. - Все эти книги в высшей степени эзотерические и специализированные. Я на самом деле не специалист в области оккультизма. Я бы не отличила суккуба от инкуба.

Руки глубоко засунуты в карманы: ШЕВЕЛИ МОЗГАМИ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!!

Я беру книгу, как мне кажется, в профессиональной манере, окидываю ее оценивающим взглядом (Г.Ф. Лавкрафт) и неуклюже ставлю на место на забитую до отказа полку, за изгибом холодной винтовой лестницы из черного металла. Движение создает эффект домино на полке, книга задевает другую книгу, пока они не начинают падать каскадом с дальнего конца - бам! бам! БАМ!!! - на гору вещей внизу.

- Оx, черт!

Пот прилипает к моей рубашке, и по моей промежности бегут мурашки. Я стою на четвереньках и перебираю пыльные книги, а она приседает рядом со мной так близко, что я чувствую тепло, исходящее от ее тела.

- Что это?

Мои пальцы сжимают длинный, похожий на сигару футляр из какого-то угольно-черного металла, инкрустированный золотыми фресками, завинчивающаяся крышка открывается на несколько оборотов. А внутри - отвратительный предмет, почерневший от времени, обрубок из человеческой кожи, сморщенной и практически сгнившей.

- Это... - восхищенно говорит Саманта, - пенис маркиза де Сада.

- Что случилось потом?

- Клиент.

Я сижу голый в квартире Мари, пока она возится с миской полной жидкого гипса. Сумеречная комната художницы с единственным на полу матрасом, электрическим камином с двумя стойками, гравюрами Магритта на стене и полками с холстами, прислоненными в углу, некоторые из них выложены коллажами с выступающими мини-скульптурами и предметами искусства.

- Саманта пошла обслуживать клиента и это означало, что я согласился на эту работу. Поэтому я смирился с неизбежным и принялся наводить порядок в этой пещере оккультной фантасмагории.

Мари встает с результатом своего труда, критически осматривая его.

- Предположим, он может пригодиться в качестве зубочистки, - и кладет гипсовый слепок моего члена на низкий столик, где он сразу же затмевает два других, более величественных образца ее анатомического искусства.

- Надеюсь, ты не возражаешь, но я хочу, чтобы копия напоминала мне обо всех моих любовниках, чтобы, когда я стану старой и никому не нужной, я могла вытащить их и разложить на столе, вспомнить каждый толчок и тычок...

- ...выставишь все три в ряд?

Ее лицо вытянулось. Она слегка полновата, лунообразное лицо обрамлено мышиными волнами волос, часть которых заплетена в ряд бисерных прядей, спускающихся ко лбу, остальные зачесаны назад и рассыпаются веером, как кудрявый взрыв. Богемная, но не слишком чистая одежонка с принтом Уильяма Морриса.

- Их будет еще больше. Намного больше.

Она в сильном раздражении плюхается на матрас. Начинает изображать гротескные гримасы перед маленьким зеркалом, оттягивает веко, чтобы показать грубый телесно-розовый цвет под ним, затем вытаскивает контактные линзы, левую и правую, с преувеличенной концентрацией, которая предназначена для того, чтобы исключить меня.

Я чувствую себя глупо и бестактно, как будто я должен загладить свою вину, но не знаю как. Я имею в виду, что у меня нет к ней никаких претензий, она просто живет в квартире подо мной. Мы делим кухню и туалет на двоих. Иногда мы вместе выпиваем, и время от времени она использует меня в качестве объекта для наброска, моего профиля, моего торса, моей мускулатуры или, возможно, полной обнаженной натуры (экономно расходую материалы, - говорит она с насмешливой улыбкой). И мы трахаемся, время от времени - чисто платонически. Она не предъявляет ко мне никаких требований. Поскольку она не из породы красавиц с обложки глянцевых журналов, она не ожидает от меня бешеного секса, и когда я кончаю слишком рано, она ведет себя не так, как будто заслуживает лучшего. Толстые девушки должны быть благодарны за то, что они получают - верно? И все же, в этот момент я чувствую, что она от меня ожидает какого-то акта раскаяния.

Но она опережает меня упреждающим ударом. Ее лицо расплывается в улыбке, и она медленно снимает эту грязную, измазанную гипсом одежонку на ноги, выше колен, и, несмотря на это, я загипнотизирован темным очарованием самки животного в течке. Пульсирующая влага под пупком, шелковистая поросль роскошных пропорций, которая теперь открывается мне (нижнее белье так стесняет, ты не находишь?), центральный разрез, застенчиво скрывающий ее самые драгоценные части, влагалище, пизду, "киску", пирожок, пилотку, любовный ящик. Она раздвигает ноги, действие, которое также раздвигает ее более соблазнительные губы в открытое приглашение.

- Посмотри, сможешь ли ты заглянуть моей влажной от возбуждения "киске" в ротик, - тихо мурлычет она. - Полижи ее и тогда узнаешь. Как тебе такое предложение?

И я опускаюсь покорно на колени, ползу к ее ногам, как похотливый пес, как домашний питомец, жаждущий отведать вкусняшки.

Мой твердеющий член шлепает меня по животу, когда я двигаюсь. Я провожу языком по зубам:

- Это то, что я собираюсь получить...

Влажная "киска" в натуральную величину, расположенная на игровой площадке для приключений из трепещущей плоти, маленькое черное отверстие, расположенное между наружными губами ее половых губ, скрытая жемчужина ее возбужденного клитора. Я тычусь носом, пускаю слюни и вонзаюсь в одну из ее ложбинок, вонзаюсь языком и погружаюсь - гиперактивный заменитель пениса - и она уже брыкается, прижимаясь к моему лицу. Eе дыхание становится тяжелым, хотя и слегка приглушенным от давления ее ног, зажимающих мне уши. Ее руки опускаются, толкая меня глубже, я окружен ею, поглощен и втянут в нее, она использует мою голову как фаллоимитатор, мой подбородок мокрый и блестящий от ее соков, и толчки ее восхитительного оргазма ударяют прямо мне в лицо...

Книжный магазин "Золотой Рассвет" - это место для приверженцев оккультизма, друидической/мистической атрибутики, чернокнижников и изучающих черные искусства. Они, как правило, мужчины, любят, когда их дразнят дефицитом и эксклюзивом. Это тщательно продуманная прелюдия к покупке для частных коллекций, когда вы снимаете чехол с редкого и драгоценного тома, проводите пальцами по кожаному переплету с богатой отделкой, ощущаете тактильный шорох форзаца, вдыхаете сухой насыщенный запах старинных чернил на древних пергаментах. Наслаждаясь ощущением ритуального ножа, который, по слухам, смазан жиром мертвых младенцев. Маски вуду, которую, как говорят, надевали во время гаитянских церемоний жертвоприношения, челюстной кости тунгусского шамана или колдуна эпохи палеолита, бронзового тигеля, используемого в ритуалах сексуальной магии Алистером Кроули или, что самое ценное, пенисa маркиза де Сада.

Искаженная версия его истории, изложенная автором Робертом Блохом, рассказывает о том, как труп печально известного де Сада был выкопан сектой, поклоняющейся дьяволу, вскоре после его захоронения в 1814 году. "Божественный маркиз", автор богохульных эротических произведений - "120 дней Содома" и "Жюстина", человек, чья возмутительная похоть дала его имя садизму, до сих пор почитается такими культами. Они удалили голову трупа (перерубив шею одним ударом лопаты), и череп стал ценным оккультным предметом, очень востребованным знатоками демонологии и черной магии. Менее известен тот факт, что гениталии де Сада также были удалены для тех же мерзких целей. Объекты концентрированного зла сохраняют ауру этого зла, сохраняют его сущность даже после смерти. А для мужчины, чья хищная сила заключалась в его похотливой и извращенной сексуальности, пенис является очевидным атрибутом его магических способностей. Эта сила, должно быть, дремала, но оставалась нетронутой, поскольку заключенный в ней цилиндр передавался между коллекционерами и приверженцами на протяжении всех прошедших столетий. В ожидании, когда его откроют заново, он пылился на складе "Золотого Рассвета". Его мерзкие энергии, разжигаемые вагинальным теплом, смазываемые и питаемые вагинальной влагой... разумные и злобные, ищущие себе новое вместилище.

- Tы получаешь ментальную силу из правого полушария мозга. Иррациональную. Творческую. Первобытную. Все самые странные оборотни из "первобытного" и "примитивного".

Саманта зачесывает мои волосы на пробор посередине, чтобы проиллюстрировать свою мысль.

- Есть тьма и свет, - подчеркивает она, нанося удары слева и справа, так близко, что я чувствую мягкие, но настойчивые точки давления ее груди, слева и справа. - Большинство убийств происходит ночью. Большинство убийств раскрывается при дневном свете. Тьма и свет. Это НАСТОЯЩИЕ ментальные силы. Сегодня полнолуние, особенно напряженный период цикла. Смотри на небеса!

Тьма стала еще темнее, еще чернее, чем раньше. Я стою на коленях у шкафов с документами, в задней комнате "Золотого Рассвета". Я не могу отступать дальше, и теперь ее пальцы вцепляются в мои волосы, в рубашку, в штаны. Кнопки щелкают, взлетают и рикошетят от книжных полок. Я работал здесь в течение двух недель, держал Саманту на расстоянии вытянутой руки, сражался с соблазнами, пока индексировал и составлял списки, складывал, выбирал и оценивал, но сегодня - похоже, она жаждет плотского наслаждения сверхурочными темпами. У меня кончилось терпение, я прижался к холодной винтовой лестнице из черного металла. Я - слабак, коротышка с лилипутским пенисом, который кончает слишком рано, и она слизывает пот с моих губ, когда я начинаю дрожать, я чувствую, как ее язык касается моего.

- Тебе нравятся мои губы? Как ты думаешь, у меня хорошие сиськи?

Ее блузка распахивается, когда она швыряет меня обратно в проход между шкафами и книжными стеллажами, ее дерзко вздернутые груди и жемчужно-розовые соски свободно вздрагивают. Она жадно рычит, и мне кажется, что я тоже издаю сдавленные звуки задними стенками горла. Она расстегивает мою молнию, ее прохладные пальцы на моей промежности. Ее большой палец гладит чувствительную головку члена, и я изящно выпрямляюсь, пока не начинаю пульсировать в ее ладони, ее пальцы скользят вверх-вниз по гладкой упругой коже, длинные ногти с черным лаком вызывают легкое покалывание и сладкую боль.

- Судя по покалыванию моих больших пальцев, что-то злое (ворчание) ИДЁТ сюда (стон).

И ее губы следуют за пальцами вниз. Они прохладные и странно ощущаются на моем члене, но по мере того, как мой член становится теплее от сексуальной боли, то же самое происходит и с ее губами, и вскоре это похоже на теплые влажные объятия. Oна пытается осушить меня отсосом, похожим на оральное изнасилование. Oна издает резкие булькающие звуки. Я выдавливаю из себя:

- Будь осторожна, я могу сразу кончить.

Она смотрит на меня, облизывая губы.

На этот раз мои пальцы послушно вторгаются глубоко в нее, раздвигая ее ягодицы (ее трусики исчезли), и я глажу теплые коричневые бедра и ложбинку между ними и глубже, скользя вверх - которое приветствуется полностью влажной плотью - работая глубже, пока моя ладонь прижата к плоти, a она прижимается ко мне, чтобы получить максимальное удовольствие. Мы меняем позу так, что она снова ложится на пол, ее голова падает на подушку из увесистых книг, и я извиваюсь над ней, ее ноги крепко обхватывают мою талию. Но она все еще держит мой член в тисках, и я больше не могу сдерживаться.

ПОЖАЛУЙСТА, НЕ СЕЙЧАС, РАДИ ВСЕГО СВЯТОГО!!!

Пытаюсь думать о ледяных водопадах, сухих учебниках - но все, что я получаю, это видения голодной пизды. Скользкая змея преждевременной эякуляции уже пробегает вверх и вниз по моему позвоночнику, уже вовсю ломится вплоть до кончика того, что зажато в ее кулаке. Мое сердцебиение учащается, и я больше не могу этого выносить. В последний момент она отпускает меня, ее руки обхватывают мою голую задницу, притягивая меня вниз, но от этого движения она подпрыгивает и раскачивается, готовая взорваться...

О, ЧЕРТ!!!

Мои колени подгибаются, мой живот вздымается, и первая струя выгибается серебряной дугой, стекая по ящикам картотеки длинными сперматозоидными нитями, вторая сверкает белыми полосами по ее вздымающемуся животу и лобку, и я падаю на нее, содрогаясь, останавливаясь, быстро сдуваясь. Я провалился, подорвал ее уважение, и я вылил на нее всю свою сперму.

Но она, кажется, слишком расслаблена, чтобы это заметить, одна моя рука все еще тычется в ее "киску", а другая внезапно натыкается на что-то холодное металлическое с открывающейся завинчивающейся крышкой. Твердый узловатый фаллос, по форме напоминающий хобот слона, как она его называет...? Пенис маркиза де Сада? Он у меня в руке, и я втираю его вверх-вниз по ее мокрой пизде, она издает одобрительные звуки. И я клянусь, ОН ПОДЕРГИВАЕТСЯ, как будто сок ее влагалища вновь разжигает в нем жизнь, и я становлюсь немного увереннее, вводя его на дюйм в нее, как будто это вибратор. Она слишком далеко зашла, чтобы заметить разницу, она думает, что это я. Я опускаю бедра ниже, живот к животу, и начинаю двигаться синхронно, вялый член прижимается к твердому. Это так хорошо, что я почти чувствую скользкое глубокое давление стенок ее влагалища, сжимающих меня (меня?!!), Она стонет:

- Да, да! - и произносит что-то странное между выдохами (колдовское заклинание?). - Приап[41]... поклонение... образ фаллоса... символ мужской силы... мне нужен Приап...

Затем поток тарабарщины на латыни или что-то в этом роде. Все это СВОДИТ С УМА. Она кричит, как банши, и я сгибаюсь пополам во втором оргазме (ВТОРОМ оргазме!!!), хотя я даже на самом деле HE В HEЙ - или В HEЙ? Я брыкаюсь и кружу бедрами, как будто я уже не человек, a некий первобытный зверь с инстинктом хищника в момент кульминации.

Сейчас полнолуние, так и должно быть (Смотри на небо).

И это только начало. Обнаженные, рыщущие по магазину, как звери, агрессивно совокупляющиеся во всех позах и извращениях, трахающиеся, кусающиеся, царапающиеся, сосущие, воющие в нескончаемом месиве пота и спермы и бесконечно твердой, как камень, эрекции, погружающейся, покачивающейся, толкающейся в мягкую, податливую, восприимчивую пизду, рот, волосы, грудь, каждую часть ее, пока я не клянусь ей, что затрахаю ее до смерти. Я с трудом застегиваю ширинку, но моя головка и бедра все еще горят от безумной похоти. Клянусь, я не иду домой пешком, a скачу в кошмарном экстазе, как какой-нибудь "Aмериканский Оборотень в Лондоне", инстинктивно держась в тени, подальше от света витрин магазинов, дискотек и закрывающихся ресторанов, где люди садятся в машины. Mои глаза прожигают каждую женщину, я едва в состоянии контролировать позывы к насилию, пронизывающие меня насквозь. Как я добрался домой, я никогда не узнаю, но как только я оказываюсь там, все началось сначала.

Я в комнате Мари. Oна уже спит, завернувшись в одеяла на матрасе. Я откидываю одеяло - она обнажена, и мое тело жаждет ее; я быстро раздеваюсь. Я седлаю ее сонное тело, прижимая свой член к ее сиськам, она приходит в полусонное состояние, краска отходит от ее лица. Фаллос, нацеленный на нее из глубокой расщелины ее декольте, становится пугающе огромным. Больше, чем любой другой когда-либо виденный ею раньше. Он возвышается над ней в толщину с запястья, узловатый и пересеченный толстыми пурпурными венами, извивающимися к устрашающему клину слизистой головки зверя: круглой и раздутой, как головка какого-то мутировавшего волшебного гриба. И я оказываюсь на ней сверху, прежде чем она просыпается, и вхожу в нее без прелюдий...

После двух часов множественных оргазмов, мы успокоились...

Мы сидим лицом друг к другу на бесцветном матрасе. Мы обнажены и блестим от пота. Занавески раздвинуты, и льдисто-белый лунный свет волшебным образом освещает все вокруг. Я все еще возбужден, и у меня огромная эрекция, узловатая и уродливая, блестящая от избытка любовного сока. Пенис маркиза де Сада, - тупо осознаю я, - присасывается ко мне, питается. В то время, как Мари тяжело дышит, ее пухлые круглые груди поднимаются и опускаются, красиво подрагивая. Она - богиня-мать, плодородная, земная женщина. Я люблю ее, безумно жажду ее. Ее глаза прожигают глубоко то, что осталось от моей души.

- Помоги мне! Эта хрень, пустила во мне корни. Она захватывает меня. Я шел по городу, чувствуя себя каким-то сексуальным маньяком, желая выебать каждую встречную, которая попадется мне на глаза!

- Ты впервые выебал меня так, что я просто обязана тебе помочь, - твердо говорит она. - Что мы должны сделать, так это повторить процесс соединения, но используя образ твоего собственного сладкого маленького члена.

Она встает, поворачивается к низкому столику, мышцы двигаются под ее кожей, вид ее пухлой голой попки вызывает почти непреодолимое желание проникнуть в нее между этими плавными изгибами. Затем она держит смехотворно маленький гипсовый фаллос, с намеком целует его, прижимает к своим большим коричневым соскам, прижимает к влажному теплу между ног, соблазнительно улыбается. Она протягивает руку, берет мой... берет член де Сада, похотливо сжимает его, прижимая к нему гипсовую штуку. Eе губы слегка приоткрываются, как в порнофильме, вульгарно и распутно, ее голова медленно опускается, приседая между моих раздвинутых ног. Mучительный момент, когда ее губы скользят по моей головке, капля слюны стекает по всей длине моего члена, впитываясь в мой лобок. Она сплевывает слюну на головку члена, пока выпущенные нити спермы прилипают к ее губам, а подбородок становится влажным от слюны и спермы. Затем он скользит в ее рот, глубже - невероятно глубоко в ее горло; нежное давление ее зубов впивается в его основание, где он соединяется с моим пахом, как мерзкий паразит. Давление ее зубов усиливается. Боль усиливается. Cильная боль, такая ужасная, что я начинаю истошно выть, как замученное животное. B белом свете луны кровь хлещет яростными потоками, похожими на темные эякуляции. Я корчусь в агонии, пока все не потемнело, и я не отключился...

- Извини, - говорит Мари.

Она лежит рядом со мной на матрасе в успокаивающем свете раннего утра, ее теплые податливые груди любовно прижимаются к моей груди.

- Я никогда не была снобом, я всегда считала, что все мужчины равны... - ее язык обводит мой сосок, - ...за исключением одного важного генитального аспекта.

Она целует меня, спускаясь к моему пупку. В паху у меня медленно заживают царапины.

- Я всегда думала, что мужчина с большим членом автоматически, по естественному праву, заслуживает уважения женщины в постели больше, чем мужчина, менее щедро одаренный. Казалось, это естественный порядок вещей. Я была неправа. Tы тот, о ком я мечтала все это время, именно такой, какой ты сейчас есть. Я люблю твой маленький член, каждый дюйм... э-э, каждый его сантиметр.

Мои бедра и спутанные волосы на лобке все еще пахнут ее вагинальным соком. Я измотан и устал. Не могу себе представить, как я когда-либо считал ее чрезмерно толстой и некрасивой? Oна похожа на ангела. Немного распутного. Я никогда больше не хочу покидать эту комнату. Hикогда. Кошмар, сон или что бы это ни было, закончился. Я был одержим пенисом маркиза де Сада, и Мари освободила меня. (Знала ли Саманта, что она делала все это время? Хотела ли она, чтобы это произошло? Чары и заклинания, которые она произносила... Неужели она все это спланировала? Не то, чтобы это сейчас имело значение...).

И все же кое-что от его силы осталось. Сейчас я не нуждаюсь в поощрении. Я хочу ее, хочу трахаться с ней, хочу заставить ее кончить, хочу заставить ее корчится от оргазма. Я перекатываюсь на нее с еще более твердой эрекцией, чем когда-либо, и впервые чувствую полный контроль, страх преждевременной эякуляции исчез.

И когда я проскальзываю в нее, мой взгляд останавливается на низком столике, на трех белых гипсовых фаллосах - и одном огромном черном... на том, который принадлежал "Божественному маркизу", а также, какое-то время принадлежал мне.

Что ж, она имеет на это право. Она это заслужила...

Перевод: Джей Арс

С тяжелыми пластиковыми пакетами, свисающими с его рук, Марти изо всех сил пытался открыть засов на двери квартиры. В такие моменты он хотел бы, чтобы она просто оставила его незапертым, но этот жилой комплекс находится не в самом безопасном районе. В последнее время было несколько взломов, и накануне вечером на парковке был застрелен арендатор. Учитывая этот район города, это, скорее всего, было связано с наркотиками.

Найдя выступы кончиком ключа, он вставил его и повернул. Шатаясь внутри с сумками, болтающимися в его дрожащих руках, Марти толкнул дверь, закрыл ee пяткой, и поспешил с продуктами на кухню. Сумки соскользнули с его ослабленных конечностей и с грохотом упали на стол.

Марти вздохнул с облегчением, когда из коридора донeсся голос:

- Марти, это ты?

- Ага!

- Ты принес мне вкусняшки?

- Конечно, - крикнул в ответ Марти с ухмылкой.

Он прошел по короткому коридору и открыл дверь в главную спальню; там была Элли, прямо там, где он ее оставил. Весом в почти четыреста фунтов[42], она сидела на своей кровати в гигантском красном кружевном неглиже. Тонкие бретельки-спагетти спускались с ее крепких плеч, почти соскальзывая на гигантские руки. Шелковистая ткань разрывалась на ее пещеристом декольте и изгибалась вокруг ее боковых складок, едва прикрывая ее гигантский, выпуклый живот. Ее ноги торчали из живота, как большие комковатые мешки с овсянкой, сложенные в стопки от самых маленьких до самых толстых лодыжек, с ямочками на месте коленей.

У Элли былo красивое лицо, но его затмевали два дополнительных подбородка, которые свисали с ее шеи, как квакающая лягушка. Одни смотрели на нее с ужасом, другие пытались сочувствовать. Некоторые даже издевались и смеялись над ней, но Марти был другим. Когда он смотрел на Элли, он видел раскрепощенную красавицу.

Влечение Марти к толстушкам началось, когда он был в пятом классе. Он заметил, что девочки постарше в школьной столовой ели чипсы, пирожные и пудинг из чашки. Всякий раз, когда он наблюдал, как они поглощают свои угощения, он чувствовал чужеродные побуждения. Хотя в то время эти импульсы казались странными, они заинтриговали его.

Он происходил из семьи, где подобная пища была запрещена. Марти воспитывали его мать-одиночка и две старшие сестры, и они всегда следили за своей фигурой. Mать говорила его сестрам, что хорошие и порядочные мужчины хотят, чтобы женщина выглядела определенным образом: стройной и опрятной. Мама вбила это в головы своих девочек так глубоко, что они, как и она, стали одержимы своим весом. Вместе они отмеряли свои порции на весах и даже следили за тем, сколько воды пьют. Как сказала бы мама: "Самый страшный враг девушки - вес воды".

Марти никогда не понимал их усердия. Его семья со стороны матери была худой до такой степени, что это казалось генетическим. Его отец тоже был худым. Хотя ему так и не удалось встретиться с сукиным сыном, было несколько фотографий, которые ускользнули из камина после того, как он отправился в путь. Судя по тому, как он это видел, они уже были достаточно худыми; чуть тоньше - и они исчезнут. Бывали ночи, он мог поклясться, что слышал, как их вырвало обедом; тявканье и треск эхом отдавались от унитазов и просачивались из-под закрытой двери его спальни.

Те девочки в школе были другими. Они были большими, и им было все равно. Наблюдать за тем, как они поглощают свои сладкие и соленые кусочки вволю, было волнующе. Эти девушки были по-настоящему свободны. Они были мятежницами, и их дерзкие действия щекотали его во всех нужных местах.

Глаза Элли были прикованы к телевизору. Светильник еле освещал темную комнату, где недоеденные пакеты с чипсами и мини-пончики с глазурью лежали раскрытыми у ее распухших лодыжек. Марти посмотрел на тумбочку и заметил гигантскую чашку протеинового коктейля на шестьдесят четыре унции[43], который он сделал для нее сегодня утром перед тем, как пойти в магазин. Она едва прикоснулась к нему.

Она снова расслабилась.

Марти не мог не чувствовать, что он делает большую часть работы, чтобы помочь ей достичь своей цели. Когда они встретились год назад, она сказала, что хочет стать больше. Стремясь понравиться, Марти посадил ее на диету из семи тысяч калорий в день, которая состояла из продуктов с высоким содержанием углеводов и коктейлей для набора веса. За последний год она набрала более ста фунтов[44], но за последние пару недель похудела. И потеря веса не приведет ее к ее целевому весу в шестьсот фунтов[45].

Раздраженный, он сказал:

- Ты не допила свой завтрак.

Пока ее мозг был захвачен цирком по телевизору, она вздохнула:

- Я работаю над этим.

Видя, что она отвлеклась, он игриво стал угрожать:

- Ну, тогда, наверное, ты не хочешь никаких "Ben & Jerry’s"[46], а?

Элли оживилась и уделила ему все свое внимание.

- Ты купил мне "Chunky Monkey"?[47]

- Возможно, - застенчиво ответил Марти, подходя к ней.

- "Chubby Hubby"?![48]

Марти улыбнулся, упиваясь ее волнением, и сeл на край кровати.

- Ну давай же! Скажи-ка!

Приложив палец к ее дрожащим губам, (она стала тихой и спокойной), oн сказал:

- Сначала ты должна допить коктейль.

Она послушно кивнула.

Марти встал с кровати и вышел из спальни. Он прошаркал на кухню и подошел к шкафу над кофейником. Дотянувшись до верхней полки, он спустил вниз большую воронку с трехфутовым[49] куском прозрачного шланга, плотно натянутого на сопло. Глядя на нee в своих руках, возвращаясь обратно через холл, Марти сиял, как ребенок, совершающий набег на банку с печеньем. Приблизившись к двери спальни, он сдержал свое головокружение и вернулся к своему доминирующему образу. С невозмутимым лицом он вошел в комнату и поднял воронку.

Элли улыбнулась. Извиваясь на матрасе, она спросила знойным голосом:

- Ты собираешься наказать меня, папочка?

Марти нахмурил брови и кивнул. Oн сказал суровым тоном:

- Выключи телевизор...

Элли cхватила пульт, большим пальцем нажала кнопку питания и бросила его к изножью кровати.

Глядя Элли в глаза, Марти неторопливо подошел к ней и свесил конец шланга в нескольких дюймах от ее лица. Она обольстительно посмотрела на него, дразня языком, обводя края мягкой резины. Марти сохранял самообладание, его сердце билось все быстрее, а на джинсах медленно образовалась выпуклость.

Тяжело дыша через ноздри, он потребовал:

- Надень маску!

Оторвав губы от шланга, Элли качнула своей массой к тумбочке и выдвинула верхний ящик. Напрягаясь, она залезла внутрь и достала черную кожаную маску свиньи. Она натянула блестящую кожаную маску на голову и аккуратно подвернула ее вокруг щек. Почти мультяшно было то, как резиновые уши у лба свисают вниз, а широкая торчащая морда нависает над ее носом. Прорези на морде были сделаны только для галочки, ей было трудно дышать через нос, но Элли это не смущало. Она была готова сделать все, чтобы возбудить своего мужчину. В чем-то он балует ее, а в чем-то она потакает ему. Все отношения основаны на взаимных уступках, и, по ее мнению, они ничем не отличаются от любой другой пары.

Зафиксировав маску свиньи, Элли нетерпеливо откинулась назад, а Марти снова замахнулся шлангом в ее сторону. Она cхватила его и запихнула в рот. Обхватив его губами, она медленно ввела резиновую трубку в горло, фыркая и хрюкая, как свинья. Марти был в восторге от этого зрелища. Его яйца начали болеть, а пульс учащенно биться. Он не мог удержаться, чтобы не задрожать от желания, когда она опустила еще немного шланга в свое узкое горловое отверстие, не давясь и не вздрагивая.

- Это моя свинка!

Засунув пробирку как можно глубже, Марти схватил "Большую Чашку", полную коктейля, и опрокинул ее в воронку. Он начал медленно. Наливал медленно, чтобы насладиться каждой секундой. Густые комки питательных веществ с ванильным вкусом пузырились и лопаились, когда супообразная масса сползала по пищеводу грубого аппарата. Марти наблюдал, как кремообразное, не совсем белое вещество, движется по мутному шлангу. Часть его жаждала, чтобы оно двигалoсь быстрее, но закаленная, зрелая часть знала, что чем больше терпения, тем больше отдача. Терпение - ключ к успеху "кормильца".

Наконец, коктейль начал вливаться в нее. Он услышал, как тот ворвался в рот Элли. Ее глаза были выпучены, а щеки надуты, как у белки, копящей еду. Густые, белые липкие струи брызнули из уголков ее рта, когда Элли пoпыталась контролировать поток своим всасыванием. Она стала задыхается, и ее слегка трясло. Слюна и липкие струи стекали по надутым щекам Элли и струились по ее дополнительным подбородкам, когда она подстраивалась под ритм струй. Поддерживая ее, он влил еще. Жидкость поднималась по краю воронки, почти выплескиваясь за края. Белок кружился и всасывался в отверстие, а Элли принимала его как чемпион. Он хорошо ее обучил.

Последний парень Элли унижал ее и пытался контролировать то, что она ела. Он обзывал ее и комментировал ее вес, забирал у нее деньги и постоянно пытался трахнуть других женщин. С Марти ей не о чем было беспокоиться. Он хотел, чтобы она была больше. И в отличие от ее прошлых отношений, она была королевой его мира. Марти был всегда рядом с ней, пока она целыми днями смотрела говнотелевидение и наедалась едой, которая ей нравилась. Этот мужчина кормил ее, давал приют и одевал - то, о чем она всегда мечтала с тех пор, как была маленькой девочкой. Марти был принцем на белом коне, по которому она так тосковала.

Втягивая густую жидкость, Элли наблюдала за Марти сквозь прорези в маске. Выражение сексуального возбуждения на его лице заставляло ее продолжать, пока она пыталась впитать все это. Сильно втягивая воздух между редкими вздохами, Элли с чувственным энтузиазмом проглатывала коктейль через горло, водя руками вверх-вниз по трубке, как если бы это была не трубка, a длинный вялый пенис. Она смотрела на Марти, чтобы насладиться его удовлетворением, но теперь его внимание было обращено на что-то другое. С любопытством она последовала за его взглядом и обнаружила, что он зациклен на ее покачивающемся животе.

Марти поставил чашку обратно на тумбочку и свободной рукой приподнял ее пеньюар. Он стянул тонкую ткань, обнажая ее пухлый бледный живот. Растяжки испещряли кожу на ее горе плоти и окружали глубокий темный колодец, который являлся ее пупком. Глаза Марти расширились от похоти, когда он стал гладить ее мягкий, рыхлый живот. Лаская ее мягкую плоть, Марти облизывал губы, как лиса в курятнике.

Элли всосала последнюю каплю из воронки с пронзительным воем, резонирующим из трубки. Марти убрал аппарат для кормления от ее рта и вытянул тряпку из заднего кармана. Пока Элли переводила дыхание, Марти стер остатки коктейля с губ.

Осторожно протирая ее маску, Марти спросил:

- Папиной свинке понравилось?

Потирая животик, она ворковала:

- О да, папочка.

Его взгляд переместился на ее пухлые руки, массирующие ее большой, мягкий холмик. Пристально глядя, он подумал о том, чтобы сделать ее прекрасный живот больше. Он представил, как тот раздувается до непристойных размеров, надувается, как большой воздушный шар, и его член затвердел.

- Я скоро вернусь, - сказал он ей и быстро вышел из комнаты.

Воронка капала на пол холла, пока он шел на кухню. Он бросил ее в раковину и взял ключи со стойки. Выйдя из квартиры, Марти подошел к своей машине, внедорожнику "Порше" новой модели. Автомобиль торчал, как большой палец бродяги, среди ржавых ведер и изготовленных на заказ обручей.

Открывая багажник, он заметил группу парней, наблюдающих за ним от соседнего здания. Он бросил на них взгляд и быстро отвернулся. Они собрались вокруг автомобиля, который громко громыхал басами, пили пиво и курили.

Шум из машины раздражал Марти.

Курят травку и заставляют всех слушать это дерьмо. Чертовы дегенераты.

Открыв багажник, Марти подумал: Я должен просто отвезти Элли к себе домой, - oн быстро покачал головой. - Нет. Я не могу этого сделать.

Он развлекался с этой идеей почти каждый раз, когда приходил сюда. Но мысль всегда была мимолетна. Что подумают соседи? A его семья? Oни понятия не имеют, чем он занимается. Если они когда-нибудь узнают, это их раздавит. Не дай бог, его компания обнаружит его внеурочную деятельность. Они бы не поняли. Они сочтут это болезненным извращением и отдалятся от него. Он может потерять все, и его будут сторониться. Никто не должен знать об Элли или его похотях, и он должен продолжать в том же духе. Она должна оставаться его, не таким уж и грязным, секретом.

Потянувшись к задней части, Марти cхватился за ручку большого черного чемодана. Он был громоздкий и тяжелый. Он хмыкнул, вытаскивая его из кузова внедорожника. Чемодан упал с бампера и дернул его вниз, напрягая костлявую, слабую руку. Зная, что эти парни наблюдают за ним, Марти быстро встряхнулся. Он глубоко вдохнул и сделал вид, что объект не доставляет ему никаких проблем, запер внедорожник и заторопился обратно в квартиру так быстро, как только мог.

Вернувшись внутрь, Марти отпустил чемодан, едва не уронив его в дверной проем. Чувствуя, как напряжение покидает его руку, он тяжело выдохнул, закрывая дверь ногой. Идя по коридору, он вытянул руку и задвигал плечом круговыми движениями, пытаясь унять жжение, которое пульсировало в мышцах. Войдя в спальню, Марти остановился на полпути к кровати и посмотрел на Элли. Она лежала и смотрела телевизор. Ее голова была повернута в сторону, чтобы она могла видеть телевизор из-за своей гигантской массы.

Не сводя глаз с Марти, Элли спросила:

- Где мое мороженое?

Ничего не говоря, Марти подошел к стойке кровати у ее правой ноги. Он протянул руку к массивному дубовому столбу и потянул кожаный ремешок, завязанный вокруг центра. Марти заарканил ее толстую, мясистую лодыжку и натянул кожу, прежде чем перейти к следующей ноге и сделать то же самое. Пристегивая ремень на левом запястье, она посмотрела на него с игривой улыбкой. Оглянувшись на нее, он слегка ухмыльнулся, сохраняя самообладание.

Когда он обошел кровать и связывал ее правое запястье, Элли спросила:

- Что ты задумал?

Он смахнул еду с кровати и взял пульт. Он выключил телевизор и бросил контроллер на пол.

- Это сюрприз. Закрой глаза.

Открыв нижний ящик ее тумбочки, он протянул руку и достал повязку. Она сделала, как он сказал, и он натянул повязку на ее маску. Снова залезая в ящик, он вытащил кляп. Это была не типичная БДСМ-штука. Вместо мячика черные кожаные ремни крепились к толстому резиновому чизбургеру, который напоминал жевательную игрушку для маленькой собаки. Марти приказал ей открыть рот, и она доверчиво сделала это. Он завязал ремешки от кляпа вокруг ее головы и крепко засунул кусочек чизбургера ей в рот.

Сделав шаг назад, он на мгновение насладился ее беспомощным положением.

С ухмылкой на губах он тихонько выскользнул из спальни и направился на кухню. Марти подошел к блоку ножей рядом с плитой. Он вытащил большой мясницкий нож и схватил свой тяжелый чемодан, который оставил у входной двери. Вернувшись в спальню, он поставил чемодан и закрыл дверь. Повернувшись, он направился к Элли, крепко сжимая в кулаке большой кухонный нож. Крошечный лучик солнечного света из щели в занавесках упал на сталь и замерцал на теле Элли, когда он приблизился к ней. Нависая над ней, Марти схватил ее за ночную рубашку и провел ножом спереди, с легкостью разрезая тонкую ткань. Легким движением запястья он разорвал нижнюю часть одежды и распахнул ее; обнажая массивные, обвисшие груди, которые свисали над ее огромным животом.

Элли задергалась в кандалах, когда по ее только что обнаженному телу пробежал холодок. Ее большие коричневые соски напряглись от ожидания, в то время, как ее мысли спешили представить, какие удовольствия приготовил для нее Марти. Он всегда удивлял ее новыми захватывающими приключениями. Что может быть на этот раз?

Положив нож на тумбочку, Марти вернулся к краю кровати и приказал ей перевернуться на левый бок. Делая то, что ей говорят, Элли изо всех сил пыталась перевернуться на бок, задыхаясь и тяжело дыша при каждой попытке. Потребовалось много времени, чтобы справиться с массой, которую она накопила с тех пор, как прицепила свой фургон к корме Марти, но она выполнила его просьбу.

Перевернувшись, она издала тяжелое ворчание, и дряблые лоскуты справа сместились к ее центру, а ее сиськи плюхнулись друг на друга, как большие мясистые спортивные носки. Pемни дали ей достаточно провисания, чтобы лежать на боку, хотя и неудобно.

Присев к чемодану на полу, Марти щелкнул защелками и открыл его. Это был небольшой портативный воздушный компрессор. Он выдвинул машину на ковер, распутал длинный черный шланг, туго свернутый за ней, и прикрепил к концу шинный манометр. Бита имела длинную металлическую насадку и герметичную рукоятку сзади.

Подсоединив шланг к воздушному компрессору, он услышал, как Элли двигается и скулит. Он рявкнул на нее:

- Oставайся на месте, свинка!

Он подключил воздушный компрессор. Машина запустилась и неуклонно превратилась в громкий грохот, быстрый стук, который отскакивал от стены к стене и врезается им в уши. На мгновение Марти задался вопросом, слышит ли кто-нибудь это снаружи, а затем быстро напомнил себе, что квартиры над квартирой Элли и рядом с ней - свободны, а машина на стоянке издает тяжелые басы из динамиков. Xорошо.

Ужасный шум звенел в ушах Элли, и она замерла в тайне того, что могло вызвать такой неприятный грохот. Она уже слышала этот звук раньше, но не могла его определить. Слепая и связанная, она была полностью уязвима перед последним начинанием Марти.

Иногда он играл грубо. Она знала, что он не нарочно, но он не мог кончить, как большинство парней. По мере того, как они привыкли друг к другу, секс, который у них был раньше, изменился. Вместо прямого полового акта Марти использовал на ней свои игрушки, чтобы довести ее до оргазма, но когда дело доходило до него, он делал это сам. Он мастурбировал, насильно кормя ее через воронку, обычно кончая, когда она давилась и задыхалась. Иногда он ставил ее в неловкие позы, например, в маске свиньи, связанной с яблоком во рту, как будто ее подают на блюде, а затем кончал на нее. Иногда он перебарщивал; шлепая ее веслами и обзывая, дергал ее удушающий ошейник за поводок, одновременно загоняя свой член ей в глотку так сильно, как только мог, пока ее не стошнит. Она всегда говорила себе, что это просто его странный, извращенный способ кончить. Но, на этот раз ощущения были другими, и она не могла избавиться от ужасной вибрации, которая бурлила в ее животе.

Какого черта он задумал?

Нависая над Элли, он щекотал складки на ее спине быстрыми, контролируемыми порывами воздуха. Его большой палец мягко нажимал на рычаг, пока Элли пыталась увернуться от ледяного дыхания, целующего ее теплую кожу. Он смеялся про себя, сплёвывая себе в руку и растирая слюной вверх-вниз длинное сопло, смазывая его. Забравшись на кровать, он уперся коленями в ее спину и провел гладкой металлической насадкой по ее заднице. Чувственно поглаживая свободной рукой ее живот, Марти просовывал кончик насадки между покрытыми прыщами ягодицами Элли.

Чувствуя, как холодная скользкая сталь приближается к ее анусу, Элли вздрогнула. Марти использовал свои колени и свободную руку, чтобы удерживать ее на месте, продолжая проникновение. Ее челюсти двигались, и она закачала головой, как бы говоря "нет", но Марти не сдавался. Раньше она говорила "нет" другим вещам, но в конце концов ей это понравилось. Он знал, что для нее хорошо.

Наконечник сжался в ее прямой кишке, и нервы Элли напряглись. Марти почувствовал ее напряжение и в ответ погладил ее живот длинными расслабляющими поглаживаниями. Удерживая ее в объятиях, он продвинул насадку глубже в ее нежную полость и мягко нажал на рычаг. Чувствуя, как воздух с силой врывается в ее толстую кишку, тело Элли сжалось.

Это было то, что известно как "надувание живота" в сообществе гейнеров[50]. Некоторые люди делают это со своим партнером, а другие делают это с собой. Они наполняют кишечник водой или воздухом, чтобы заставить желудок раздуться, как у беременной женщины на девятом месяце. Обычно это делается через горло, однако говорят, что анус - гораздо более быстрый путь. Марти читал о людях, использующих шланги с водой и велосипедные насосы, но это занимает много времени. Могут пройти недели, а иногда и месяцы, прежде чем мы приблизимся к желаемым результатам. Для такого нетерпеливого человека, как Марти, на помощь пришел воздушный компрессор.

Ее лицо покраснело, а из-под кляпа вытекла слюна. Холодная сталь растянула мягкие ткани вокруг ее ануса, a воздух проходил сквозь нее так быстро, что у нее кружилась голова.

Марти продолжал гладить ее живот, пытаясь успокоить ее, чтобы облегчить задачу. Он делал все возможное, чтобы удержать ее неподвижно, чтобы он мог наблюдать, как растет ее живот, и при этом она не тряслась и не дергалась.

Она попыталась что-то сказать через кляп, но Марти ничего не слышал из-за непрекращающегося звука компрессора. Не то, чтобы ему было все равно, что она говорит. Это было его путешествие, и он был капитаном корабля. Она давным-давно дала ему "добро", и с тех пор он полностью контролировал их пункт назначения. Куда бы они ни осмелились вступить в своиx отношенияx, всё оставалось в руках Марти.

Марти гладил ее по затылку. Он проводил пальцами по длинным, прямым прядям ее темно-каштановых локонов, нежно массируя кожу головы под ее маской, и яростно упирался коленями в ее поясницу. Она выгибалась всё сильней, и Марти сильнее надавил на рычаг, прижимая его, пока тот не врезается в металл.

Несмотря на ее физический протест, он мог поклясться, что ее живот рос от тяжелых порывов воздуха. Желая удостовериться, он пристально посмотрел сквозь ее борьбу и сосредоточил свое внимание на животе. Видя то, к чему он стремился, его глаза широко распахнулись от ликования.

Блядь! Работает!

Охваченный этим откровением, Марти спрыгнул с кровати и побежал к воздушному компрессору. Ей нужно больше. Она должна быть больше. Сжимая рукоятку, Марти увеличил подачу воздуха до упора.

Элли внезапно почувствовала, что давление покидает ее спину, и она перевернулась. Прижимаясь к спине, основание насадки уперлось в матрац и проникло глубже в ее тело. С безмолвным криком она напряглась в агонии, когда насадка разорвала кожу ее ануса. Кровь хлынула из ее ануса и стала впитывается в грязные белые простыни под ней, когда насадка вонзилась в ее толстую кишку. Сопло впихнулось в нее так глубоко, что ее правая ягодица сжала рычаг. На полную мощность в нее стал врывается воздух, и она начала биться в конвульсиях, когда сжатый ветер заполнил и расширил нижнюю часть ее кишечника.

Не обращая внимания на мучительные муки Элли, Марти впился в ее живот и начал фантазировать о том, что происходит с ней внутри. Он представил, как ее кишечник выпячивается и растягивается, а окружающие стенки медленно рвутся вокруг быстрого роста. Мягкие ткани медленно рвутся, и вокруг травмированных органов начинает скапливаться кровь.

Он больше не может этого выносить.

Марти бросился к краю кровати. Он вскочил рядом с ней и расстегнул молнию штанов. Пока Элли извивалась и дергалась в своих путах, Марти вытащил свой стоячий член. Он плюнул себе в руку и начал с ритмичной яростью гладить себя. Его тело дергалось от быстрого надрачивания твердого члена, крепко зажатого в кулаке. Свободной рукой он слегка похлопывал ее дрожащий живот. Марти хотел чувствовать рост. Ему нужно было через физическое прикосновение узнать, когда ее тело вот-вот сдастся; момент, когда она наконец лопнет. В течение месяцев, когда он кормил Элли и заботился о ней, он действительно хотел от нее только одного: ее медленной смерти.

Эта болезненная фантазия пришла к нему не сразу. Это любопытство возникло как семя, которое было посажено где-то в период полового созревания и полностью переросло в желание где-то в колледже. Когда Марти стал взрослым, живущим сам по себе и делающим карьеру, это желание стало навязчивой идеей. Каждый раз, когда он видел крупную женщину, все, о чем он мог думать, это накачивать ее до тех пор, пока она больше не сможет расти.

Он рыскал по Интернету и создавал профили на личных сайтах "кормильцев"/гейнеров в надежде найти отчаявшуюся покорную душу, которая позволила бы ему накормить ее досыта. И он нашел Элли.

Все, что было нужно Элли, - это мужчина, который ее накормит. Ей было любопытно узнать об образе жизни "кормильца"/гейнера с тех пор, как она узнала об этом в шоу TLC под названием "Странный Cекс". Элли подумала, что подобное ухаживание станет хорошим отдыхом от мужчин из ее прошлого, которые хотели уморить ее голодом и превратить в живую куклу Барби. И когда ее последнее из многих неудачных отношений, наконец, подошли к концу, она выставила себя напоказ. Она подумала, почему она должна худеть, когда есть мужчины, которые были бы более чем счастливы поклоняться и баловать женщину ее размера?

Она была осторожна с ответами. Она не отвечала на многие просьбы и несколько раз отказывалась, прежде чем получила сообщение от Марти. Элли считала Марти симпатичным, немного бледным и более тощим, чем мужчины, которых она обычно находила привлекательными, но тем не менее симпатичным. Ни разу в их разговорах она не подумала, что стала жертвой социопата. Когда они встретились и занялись сексом, она была поражена, насколько нежным и любящим он был. Не говоря уже о размере его члена; он был огромным для такого невысокого, худощавого парня. Когда их отношения развивались и Элли доверяла ему, она думала, что это любовь. Но когда она беспомощно металась в безжалостных страданиях, она не могла не задаться вопросом, почему Марти, ее милый, щедрый принц, сделал с ней что-то такое жестокое и такое мерзкое?

Дроча, прижав одну руку к ее животу, Марти закрыл глаза и представлял, как воздух сеет хаос внутри нее. Он был убежден, что чувствует, как она взрывается сильнее, когда сила разрывает ее по швам. Охваченный экстазом, он быстро достиг оргазма. Его глаза закатились под трепещущими векaми, когда из его пульсирующего члена вырвались теплые густые струи. Стреляя по трясущемуся телу Элли, жемчужные комочки приземлялись на ее кожу. Становясь холоднее, комки ползли по ее животу, а Марти дрожал в посторгазмическом состоянии.

Эйфория Марти рассеялась, и он почувствовал, что Элли перестала двигаться.

Спустившись с кровати, он вытер сочащийся член о простыни и засунул его обратно в штаны. Застегнув молнию, Марти подошел к воздушному компрессору и выключил его. Со звуком, все еще звенящим в его голове, он вернулся к Элли. Ее живот раздулся до размеров выброшенного на берег кита, а кровь сочилась из-под чизбургерного кляпа. Повернув ее голову к себе, он снял повязку и увидел, что ее глаза цвета мокко смотрят на него, остекленевшие и безжизненные.

Сделав шаг назад, он оглядел то, что сделал. Он ухмыльнулся, наслаждаясь теплом своего достижения. Несмотря на гордость, его произведение искусства было не совсем тем, что он задумал. Сразу не уловишь, но чего-то не хватает. Мгновение глядя на нее, он внезапно осознал это; живот был не такой большой, каким должен быть.

Он представил себе огромный пузырь плоти, растянутый до предела, жировые ткани растянулись до толщины листа бумаги, круглый холмик воздуха с океаном крови, хлюпающим в его напряженных стенках. Это было так ярко и так ясно, когда он мастурбировал на сцену в своей голове. Он был уверен, что у него правильный подход, но похоже, что он ошибался.

С разочарованным вздохом он вытащил из заднего кармана телефон и сделал снимок Элли в ее последней позе.

В следующий раз...

Перевод: Джей Арс

Бесплатные переводы в нашей библиотеке:

BAR "EXTREME HORROR" 18+

https://vk.com/club149945915