Жертвы времени (СИ)

Эпилог

Неделя прошла как не было. Город оказался пуст. Не нашлось ничего: практически никакой мебели, посуды, тканей для одежды, не было запасов продовольствия и дров. Обозревая равнину с высоких стен, никто не видел тучных стад, которые некогда паслись у предгорий. Ничего. Только камни, картины, гобелены. Но с тех пор, как я провел зиму в горах, мои потребности и вовсе казались незначительными. Есть место, где можно уснуть, и ладно. К тому же на равнину вступило долгое лето, и нам не грозило замерзнуть.

Недгар приходил каждый день, следил за тем, чтобы я ел и не вставал. Нашей обычной пищей теперь стали мясо и рыба, то, что было проще всего добыть. Пожалуй, на тот момент врач был единственным, с кем я разговаривал если и не с охотой, то по доброй воле. Он рассказывал мне, что происходит, и я все более убеждался, что здесь нужны каждые руки.

Потери были столь ужасны, что воскресить Форт за неделю или месяц было невозможно.

На третий день Недгар обмолвился, что маги отбыли прочь искать людей. Им нужна была рабочая сила, и я слишком хорошо понимал, каким манером они обретут все, что им необходимо.

— Нет никаких лекарств, — со вздохом сказал врач, прилаживая мне на грудь повязку из разбитых волокон какого-то растения. — Даже перевязочного материала нет. Чувствую себя нищим, властвующим в пустом замке.

— Если необходимо, я могу помочь собрать травы, да все что угодно, — предложил я.

— Лежи и не подавай голос, — велел Недгар. — Рана подживает, хотя на этот раз не так хорошо. Это ничего, это пройдет, погоди немного. И подумай о своем драконе, сделай это уже, Демиан, решайся. Прикоснись к Истоку.

Он поставил грубоватую глиняную плошку на стол и как ни в чем небывало продолжал:

— Моралли и Антас — печник и каменщик — нашли выход глины, теперь девочка занята изготовлением посуды. Не так изящно, как у старика, но для нас сейчас это настоящие подарки. Ты когда-нибудь думал, человек из города-гиганта, что тебе придется жить собирательством?

— Я прожил в горах зиму, — напомнил я.

— У тебя был котелок и запасная одежда, была веревка, была лошадь, седло. А тут нет ничего. Вокруг все еще весна, Демиан, травы едва поднялись, ягоды не созрели. Я лично плел вчера сетки из упругих молодых побегов, которые принесли от озера в охапках, потому что никто не знает, как это делается…

Хорошо, что в библиотеке все по-прежнему, да и у оружейной есть хозяин. У нас есть хотя бы ножи и топоры. Нет, я к такому не привык!

Форт стоит на возвышении, внизу — обширная бухта и длинное пологое побережье в ней. Я послал мальчишек переворачивать камни и собирать ракушки. Прошло всего три дня, а мы все уже чувствуем себя потерянными. Я надеюсь только на Рынцу, он самый хваткий из всех. Страхом ли, силой, он возьмет то, что нам сейчас необходимо.

Я передернул плечами, глядя на безразличие Недгара.

— Ты верно думаешь, мы не имеем на это права? — врач своей широкой ладонью провел по удлинившимся волосам. С его лицом прямо на глазах происходили забавные метаморфозы: брови сошлись, проступила щетина. — Согласись, сейчас это не имеет значения?

— Сколько человек все же прошло? — решил я перевести разговор в более спокойное русло, при котором Недгар не станет хмуриться и расширяться в плечах, набухая своими невеселыми мыслями.

— Все двенадцать драконов, считая дракона леса, но от него проку чуть. Этот зеленый дымок уплыл куда-то налаживать собственную жизнь, верно, подальше от нашей беды, — Недгар усмехнулся. — Шива ушел, никому не отчитавшись. Я его больше не видел. Но все же одиннадцать магов, это немало. Еще простые люди… и не очень простые: Оружейник, Моралли, Рене… Кларисса…

Я хмыкнул.

— Четверо прытких мальчуганов и девочка Валада, ты верно видел ее с матерью, но та не пришла. Женщины, мужчины, дети. Еще сорок шесть человек, но они не так полезны. Ты знал, что Кларисса, несмотря на свои недостатки, отлично готовит и умеет прясть?

Я молча покачал головой.

— Демиан, ты провел почти всех!

— Я знаю тех, кто ушел, — сказал я удрученно, и Недгар верно решил, я виню себя в том, что они не нашли пути, потому что заговорил настойчиво:

— Каждый выбрал сам, Демиан, о чем ты вообще думаешь?

— О том, как помочь нам всем не покрыться блохами, — я почесал шею. Это, конечно, была шутка. Вода, как и всегда, текла из латунных кранов, а горячее дыхание источников где-то в глубине под городом давало нам тепло.

Врач шутку оценил, мы немного посмеялись, и он ушел, запретив подниматься.

Так шли дни.

Ночами Мрак забирал мое сознание и проносил меня над равнинами и горами, над морской гладью, притихшими городами и одинокими степными стойбищами. Я видел людей с арбалетами и рогатинами, охотящихся на медведей с серой шерстью; видел детей и женщин в замаранных землей передниках, возделывающих поля к лету, уверяясь, что людям, живущим вокруг, будет, должно быть, легко принять существование драконов. Их разум не запятнан знаниями о природе материи, а вера наивна и проста.

Я видел бесконечные степи за горами и обширные табуны лошадей, несущиеся к горизонту, видел убогие жилища из грубо сбитых кож, похожие на корявые тенты, и поджарых воинов, схлестывающихся за женщину с жестокостью сродни звериной.

Я видел и другое — города из камня и дерева, сторожевые башни и посты, дороги, кое-где мощеные камнем. Видел флаги и торжественные процессии монархов, восседающих на статных лошадях; укутанных в меха и блещущих жемчугами придворных дам.

Все так, нам еще предстоит огласить свое место в этом мире, но то нас ждет впереди.

На седьмой день Недгар позволил мне подняться, и мы вместе с ним прошли через все такой же пустой город. Я встретил двоих мальчишек, тащащих в грубой корзине из прутьев добычу с берега, видел Моралли у лавки гончара, которая не поднимала глаз от работы.

Теперь я был причислен к магам, к тем, кто убил ее отца. С одной стороны я знал, что пройдет время, и девушка все поймет, может, смирится, но сейчас мне было грустно.

Я слышал звон из оружейной, но это были лишь отголоски прошлой жизни. Не могу передать, насколько странно было видеть пустующие, запыленные конюшни и заброшенные дома, смотрящие за каждым нашим движением. В этих взглядах не чувствовалось неприязни, скорее Форт был удивлен тем, что мы вернулись.

Мне казалось, он узнает и с тем не знает нас. Распрощавшись с Недгаром, я решительно спустился в подземелья города, хотя у меня в душе ворочался былой, ледяной страх перед тем, что мне довелось узнать.

«Возможно, этот ужас сокрыт куда ниже библиотеки, — думал я. — Возможно, он никогда более не достанет книгохранилища».

И, размышляя так, я шел вперед, зная, что если не сделаю этого сейчас, то уже никогда не смогу пройти в подземелья в одиночку. Внезапно, как и во сне, я вдруг увидел впереди себя неровный свет и, миновав третью и последнюю, приветливо открытую дверь, увидел то, что уже однажды явилось моему взору.

Вокруг горели тысячи свечей, а в колодце кружили, подчиняясь музыке, которую я не слышал, тысячи призрачных пар. Они не были прозрачными или источающими свет; внешне они походили на людей, но то, без сомнения, были призраки. Я стоял у входя и смотрел на красоту бала, на котором очутился, неожиданно для себя самого, приглашенным гостем. А потом навстречу мне вышел Калороне, и в глазах его больше не было слепоты. Он пришел сюда, чтобы снова обрести зрение. Я вдруг понял, что это не проклятие, а дар — та бессмертная жизнь, которую он получил. Калороне не обречен на вечное заточение, в любой момент он может уйти прочь, уйти по тем дорогам, о существовании которых живые даже и не подозревают. Он может никогда не вернуться или вернуться сюда вновь через много веков или через одно мгновение.

В тот день я не стал с ним говорить. Мне не о чем было его спросить, а ему не о чем было мне рассказать, ведь я все и так понимал. Я просто стоял, отстраненный и очутившийся в самой круговерти чудного празднества. Мой разум ощущал себя неподвижным и с тем кружился среди молчаливых танцоров в лабиринте из тысяч горящих теплым огнем свечей…

Маги вернулись спустя пару недель и привели с собой множество напуганных и ничего не понимающих людей и скота. Я видел, как длинная процессия, о прибытии которой оповестил Мрак, появилась на горизонте. И караван все шел и шел. Бурые козы с желтыми пятнами и спиленными рогами, буйволы и остромордые коровы, лошади, тащащие телеги, забитые клетями с птицей, повозки с тентами, прикрывающими от дождя ткани и шкуры.

И это было только начало.

Молва о магах и их умениях, быстро переросшая в излюбленные россказни, которые после очередной кружки пива в тавернах приобретали зловещие оттенки, разнеслась на все королевство Инуар. Так звались те земли, в которых мы оказались. Удивительным было то, что скалистое побережье, не дающие стране выхода к морю, опускалось лишь там, где стоял город, невольно стерший с лица земли порт и все, что было раньше вокруг него. Теперь морской бастион отсек торговлю Инуара, и маги не спешили налаживать ее, понимая, какова может быть прибыль от правильно расставленных условий.

Пришедший караван, как и прежде, затерялся среди городских строений, но теперь жизнь потекла по иному. Рынца был как никогда резок, но он с удивительным упорством возрождал привычный быт. Он старательно избегал встреч со мной и в моем присутствии не творил непотребства, но судьба не раз сводила нас в жестоких спорах, переросших в ненависть. Рынца боялся меня настолько, что в его глазах я часто читал готовность убить. Впрочем, я думаю, что он никогда на это не решится.

Я был удивлен тем, что вскоре люди в Форт стали приходить по собственной воле, но быстро разобрался в причинах, одной из которых был Оружейник. Люди жаждали овладеть знаниями, которые он обещал, они были готовы платить за это умение любую цену, и теперь он мог следовать старым законам и не скрещивать настоящую сталь со своими учениками. Оружейник был маленьким богом в их умах, Учителем тела и духа, и это занимало все его свободное время и даже немного больше. Теперь у него было шестеро подмастерий, владеющих искусством кузнеца, и несколько любимых учеников, которым он пророчил успешное будущее. Я думал, это его новые тени.

За глаза кое-кто едко звал меня садовником, потому что я не ковал ни людей, ни события. Я возродил старый сад, найдя себе в помощники нескольких женщин и мужчин. Мы обрезали старые сучья и заново уложили дорожки, отчистили от мха камень бассейнов и воду в заводях. Мы оборудовали тренировочные площадки и следили за тем, чтобы песок на них не смывался дождями. В то время Оружейник частенько встречался со мной и, я уверен, часть едких шуточек, ходивших среди людей, сперва вылетела именно из его уст. Всякий раз он предлагал мне поединок, но я упорно отказывался, потому что не хотел становиться его двойником. Я знал многое из того, чем он владел, и именно поэтому Оружейник считал меня если и не равным себе, то тем, с кем можно драться, а не тренироваться. Но, пользуясь его знаниями, я ловил себя на мысли, что думаю о себе, как о нем, и, узнавая сходство, тут же отступал прочь.

Я по-прежнему сильно хромал, шрамы на лице заставляли не знавших меня людей опасливо оглядываться. Многие считали меня нелюдимым и угрюмым человеком, а я всего лишь устал бороться за что-то и пытаться что-то изменить.

Я часто разговаривал с Недгаром, напоминая, что пришла пора учиться его искусству, но врач привык все делать верно и предложил вначале справиться с моей хромотой и опустошенностью. Впрочем, я явственно читал в его глазах сомнения. Тело мое до конца не восстановится никогда, я это чувствовал наверняка, сколько бы силы в него не влей. Слишком многое было отдано, наполнить пустой сосуд будет мало кому под силу. Даже дракону. Я вполне принимал, что могу умереть раньше, чем рассчитывает Мрак, возможно, я не проживу и положенный человеку срок. А, может, я лишь хочу на это надеяться.

Теперь из-за своей покалеченной ноги я не ездил верхом — это было для меня тяжелым испытанием, а всякий раз думая об Алрене, я вспоминал одинокого всадника в горах, стоящего над затянутым туманом ущельем. От сказанных тогда ласковых слов мое сердце начинала щемить знакомая боль утраты.

Я, словно старик, ездил на тележке, прокладывая дорогу к лесу у озера, и лишь качал головой, когда Мастер начинал предлагать мне на выбор любого жеребца из вновь наполнившейся конюшни. Я брал с собой своих четверых парней на заготовку дров, простодушных и глуповатых братьев с сильными руками, не знающих, как обманывать и лгать, и уже к вечеру наша тележка возвращалась в Форт полная распиленных коротких чурбаков, которые оставалось только наколоть. Не всем дано искусство боя или магии, но многие из подобных этим юношам люди нашли свое место в Форте и свое предназначение, даже если это было всего лишь умение лесоруба.

Правда, были среди новоприбывших и такие, кто смутно напоминал мне самого себя в молодости. Бурные, не принимающие судьбу, которую уготовил им Рынца. Впрочем, на их долю все равно не выпало столько, сколько свалилось на мои плечи с момента знакомства с магами.

Когда добровольных помощников в городе стало больше, я настоял, чтобы тех, кого удерживают силой, отпустили. Это было верное решение, потому что уже очень скоро в город стали прибывать новые и новые группы, услышавшие из первых уст о том, что здесь происходит, о том что маги, на самом деле, не хотят причинить вреда, подчинить или поработить.

Так к середине осени, своим дыханием покрывавшей тонкой коркой льда лужи по ночам, жизнь уже была близка к той привычной, которую мы вели раньше.

Я знаю, что из лучших стволов, привезенных мною к морю, в теплых закрытых от налетающего с моря ветра и дождя доках, рассчитанных и на зиму, уже возводятся по чертежам из библиотеки большие торговые корабли. Вдоль моря разрастается портовый город, и все новые люди приходят, чтобы селиться здесь. Я знаю, что к следующей весне на воду спустят несколько парусников, которые с уходом зимних штормов отправятся далеко за море, на остров Тур, с которым ранее, до нашего прихода, торговал Инуар. Судя по рассказам, там и не один остров вовсе, но целая россыпь островов, заселенных смуглыми людьми, не знающими снега.

Так ли это, нам еще предстоит выяснить.

Иногда я позволяю себе задремать в библиотеке, и тогда всякий раз попадаю к границе, осматриваю ее целостность и возвращаюсь обратно, уверенный, что никогда не окажусь заброшенным в другое время или место и не увижу течение прошлого или будущего. Тот дар — проникать в предметы и явления — я отдал вместе с иным временем стене, и теперь он мне недоступен, но в душе моей помимо облегчения тлеет и разочарование. Да, я тосковал, как тоскует человек по умению, которое было для него повседневным и вдруг ушло, не оставив и следа. И с тем я был рад, потому что объяснить, какой это тяжкий груз, невозможно. Знать о том, что ждет того или иного человека, дерево или здание, тебя, в конце концов. Да, я был рад, что видения оставили меня в покое, но где-то в глубине души испытывал томительную жажду, которую, впрочем, гнал прочь, понимая, к чему она может привести.

Порой я тосковал по яркости своих чувств, которым был подвержен ранее. Теперь мною владело спокойствие и удручающее безразличие. Лишь однажды я попался на уловку прошлого и согласился на поединок с Оружейником, который разбил меня в пух и прах. Я потянул себе покалеченную ногу, от чего целый месяц потом не только хромал, но был вынужден опираться на трость. С другой стороны, я вернулся в прошлое, мною вновь владело движение, хоть мое тело слушалось меня еще хуже, чем раньше. Оружейник предложил регулярные тренировки, обещая восстановить здоровье тела. Я сказал ему, что если они будут такими, как наш последний бой, мне, пожалуй, проще будет выкопать себе могилу. Мы смеялись вместе вполне искренне, но под конец Оружейник поставил акцент на том, что предлагал мне тренировки, а не поединки. Я обещал подумать и думаю, что вскоре мне надоест быть калекой, и я соглашусь. Но пока еще я отдыхаю от того, что мне пришлось сделать.

Всему свое время…

А где-то далеко блуждал среди неприветливых гор одинокий человек. Его лицо было серым, как у утопленника, узкие глаза смотрели на мир с неприязнью и злобой. Он чувствовал ненависть из-за того, что остался один.

Совершенно один.

Он лелеял в себе месть. Он нес на поясе обломанный меч, придерживая его за удобную простую рукоять, и искал. Искал того, кому принадлежит этот палаш…

5.09.02