Жертвенник

ЧАСТЬ 2

Эрритен проснулся от острой, пронзившей все тело боли. Такой сильной, что он едва не свалился с лежанки. Тихий, похожий на шелест сухих листьев голос прошептал у него в голове: – Вставай, сын мой. Нам срочно требуется твоя помощь. Иди за посланцем, которого я сейчас пришлю. И прости, что пришлось ударить тебя – иначе ты никак не хотел просыпаться.

Ударить. Королева, видимо, хлестанула его плетью своей сильной, беспощадной воли – до сих пор в теле дрожала каждая жилка, а сердце бухало так, будто вот-вот разорвется.

Голоса Пауков всегда звучали лишь в голове Эрритена – Дети Богини не умели разговаривать, как люди – но, тем не менее, отчетливо различались между собой. Во всяком случае, этот голос он не спутал бы ни с каким другим.

Сонная одурь мгновенно растаяла.

– Что-нибудь случилось, Королева? – спросил он.

– Пока нет. Но поторопись.

– Уже иду.

Эрритен встал и по той свинцовой тяжести, которой было налито все тело, понял, что проспал совсем немного. Но это не имело ровным счетом никакого значения – он выполнил бы приказание Королевы Моок, даже если бы истекал кровью. В пещеру неслышно вошла женщина, на этот раз обычная дикарка, немолодая, черная как ночь и страшная, как крокодил. Положила на лежанку одежду, низко поклонилась и попятилась к двери. Полотняные штаны и рубаха были не те, в которых Эрритен прибыл сюда, но очень похожие на них, чистые и точно подходящие по размеру.

В дверях уже стоял чернокожий посланец Королевы; в одной руке он держал копье, в другой – ярко горящий факел. Он коротко поклонился Эрритену, повернулся и быстро, бесшумно – словно черная тень, а не создание из плоти и крови – заскользил по туннелю, настолько узкому, что он больше напоминал извилистую щель в толще горы. Вскоре, однако, стены раздвинулись, и спустя некоторое время проводник вывел Эрритена в огромную пещеру, ту самую, где совсем недавно его принимала Королева Моок.

Как и тогда, в окружении нескольких Детей Богини она ожидала его на небольшом возвышении среди свисающих с потолка полотнищ паутины. Однако сейчас при виде этих бесконечно дорогих его сердцу существ Эрритен испытал совсем иное, гораздо более тягостное ощущение.

Может, все дело было в том, что факелы, вчера ярко пылавшие на стенах, сегодня были погашены, и мрак в огромной пещере разгонял лишь единственный каменный светильник, установленный позади Детей Богини? Пещера выглядела мрачной, в углах скопились густые тени. И все же главное отличие состояло не в этом; главное отличие состояло в том, что в воздухе ощутимо скопилась тревога. Сердце Эрритена сжалось от дурного предчувствия. Богиня, неужели кого-то из твоих Детей снова коснулась холодная рука смерти, в ужасе подумал он?

Он склонился было в поклоне, но Королева остановила его.

– Сейчас не до церемоний, сын мой, – сказала она. – Одному из наших разведчиков удалось выяснить, что сегодня ночью Проклятый Богиней с небольшим отрядом собирается нагрянуть сюда.

– Антар? Сюда? – пролепетал Эрритен. – Куда… сюда?

– В Каменный Город.

– Зачем? – в ужасе воскликнул Эрритен. – Может, он хочет опять… как тогда, на лесной дороге? Если гора обрушится…

– Перестань, сын мой. Кто ему даст ее обрушить? Эта гора простояла века и еще столько же простоит.

– Но разве… Разве можно проникнуть в Каменный Город? – Эрритен был удивлен, даже ошарашен, но наряду с этим его охватило чувство огромного облегчения. Значит, по крайней мере, пока ничего непоправимого не произошло. – Ведь он неприступен. Хотя…

Перед его мысленным взором возникла серебристая птица – один из удивительных аппаратов Антара, способных летать по воздуху. На нем он может опуститься прямо в центре Каменного Города – какая уж тут неприступность.

Королева, как обычно, с легкостью прочла мысли Эрритена.

– Не думаю, сын мой, что Проклятый Богиней станет садиться в центре Каменного Города, – сказала она. – На этот раз он, похоже, не собирается нападать, а хочет всего лишь попытаться освободить своего товарища. Это означает, что он постарается действовать скрытно. Однако у него ничего не получится. Мы не только сразу же узнаем о его появлении, но сделаем так, что он же нам и поможет, – в голосе Королевы послышался смешок. – Ничего не подозревая об этом, конечно.

Антар? Поможет? Каким образом? Эрритен терялся в догадках. Почувствовав его недоумение, Королева продолжала:

– Поймешь в свое время, а пока просто делай то, что я скажу. Угроза этого вторжения вынудила нас заняться пленником прямо сейчас, а не завтра, как мы планировали вначале. Проклятый Богиней хочет получить его – ну, что же, он его получит, целого и невредимого.

Как же так, едва не вырвалось у Эрритена? Стоило ли захватывать Алена и тащить его в такую даль только ради того, чтобы потом отпустить? Однако, слава Богине, он вовремя прикусил язык. Сухой и жесткий тон звучащего в его голове голоса недвусмысленно дал понять Эрритену, что Королева и так уже недовольна его расспросами.

– Иди с Ригоном, он объяснит, что от тебя требуется. Это будет нелегко, сын мой, но… Сейчас всем нам приходится нелегко, – сурово закончила Моок.

От группы стоящих рядом с ней Детей Богини отделился сравнительно небольшой, тоже уже немолодой Паук и сделал Эрритену знак следовать за собой. Откуда-то из тьмы вынырнул чернокожий, зажег факел от светильника, обогнал их и пошел впереди. Они долго и медленно – видимо, из-за немощного Ригона – чуть ли не ползли извилистым туннелем, по стенам которого метались причудливые тени. Дорогой Эрритен поначалу ломал голову над тем, что же такое задумали Дети Богини, но потом оставил это занятие. Он не сомневался – теперь, когда Королева знает, что враг приближается, она сумеет сделать так, что он получит достойный отпор. Один раз Антар ухитрился захватить Детей Богини врасплох, но больше такое, конечно, не повторится. А как именно Королева это сделает? Что же, скоро, без сомнения, все разъяснится.

В конце концов провожатый остановился у входа в одну из пещер и отошел в сторону, пропуская Эрритена с Ригоном. Снаружи охраны не было, но внутри вдоль всех стен стояли чернокожие. Неподвижные, словно изваяния. Их было много – человек, может, пятьдесят или даже больше, и каждый держал в одной руке копье, а в другой факел, от чего все пространство довольно большой пещеры оказалось неожиданно ярко освещено.

Это было странно, необычно – пауки, как правило, не любили яркого света, предпочитая полумрак – но гораздо больше Эрритена поразило другое. Кроме того узкого прохода, через который они с Ригоном проникли в пещеру, в ней было еще два, гораздо более широких. И между ними, входя в один и выходя из другого, медленно, очень медленно нескончаемой вереницей двигались Дети Богини. Почти вплотную друг за другом, так что за их мохнатыми телами Эрритену не сразу удалось разглядеть то, что находилось в самом центре пещеры. Там, где каждый из них ненадолго останавливался, прежде чем продолжить свой путь и покинуть пещеру.

Он сделал было шаг вперед, но сухой голос Ригона в голове у него прошелестел:

– Не мешай им.

Эрритен замер, вытягивая шею и наклоняясь то вправо, то влево, чтобы лучше видеть. И в конце концов ему удалось разглядеть то, что находилось посреди пещеры. Там друг на друге стопкой лежали циновки, создавая некоторое подобие высокой лежанки. Сверху они были застланы одеялами, а на них распростерся… Да, несомненно, человек. Ален, что ли, удивился Эрритен? И тут же в голове прозвучало:

– Да, это наш пленник.

Ален был в той же рваной и грязной одежде, в которой Эрритен доставил его сюда, и лежал на спине, раскинув руки. Совершенно неподвижно,

точно труп, хотя вряд ли он нужен был Паукам мертвым. Скорее всего, он спал или был без сознания; подробности с такого расстояния разглядеть не представлялось невозможным.

Все это выглядело очень странно, но еще удивительнее было то, что делали Дети Богини. Каждый из них по очереди подходил к Алену, останавливался ненадолго, поднимал лапу и, словно благословляя, возлагал ее на спутанные белокурые волосы спящего красавца. Или, может, не возлагал, а лишь держал лапу над его головой? Это казалось более вероятным.

Вчера сама Королева Моок возложила лапу на голову Эрритена, и он воспринял это как величайшую честь, потому что… Потому что вообще-то Паукам было неприятно прикосновение к человеческому телу. Это Эрритен знал совершенно точно, от брата Хива. Тот, кстати, был сторонником более тесных контактов между Детьми Богини и людьми и поэтому считал, что Паукам следовало бы преодолеть в себе это неприятие как недостойную разумных существ слабость. Сам он, по его словам, уже сумел перешагнуть через этот барьер, в чем ему якобы очень помог Эрритен. Своим пониманием, своим теплым, дружеским отношением, да и просто самим фактом того, что постоянно находился рядом.

И все же вчера Королева Моок – вопреки своему инстинкту – положила лапу на голову Эрритена. И сделала она это, конечно, не просто так, но желая показать, как велика мера ее любви к нему. Пусть он, на свою беду, не принадлежал к Паукам

по плоти и крови, но предан им был всей душой, и Королева знала это. Физическая оболочка – это еще не все, далеко не все; то, что ее наполняет, несравненно важнее. И в этом смысле Эрритен был для Пауков своим, был одним из них.

Но то он, а то Ален. С какой стати все они ради самого заурядного, ничего не значащего для них и к тому же враждебно настроенного человека стали бы совершать над собой насилие, делая то, от чего их передергивает?

Впрочем, Дети Богини, если нужно, могли пойти и на большие жертвы… А это нужно? Зачем? Вопросы так и теснились в голове Эрритена.

Держа лапу над головой Алена, очередной Паук замирал на несколько мгновений, а потом, словно очнувшись, продолжал свой путь и исчезал в темном провале выхода. Причем некоторые из них эту вторую часть пути проделывали как бы более медленно и… неуверенно, что ли? Один даже свернул в сторону, словно забыл, куда нужно идти. Наткнувшись на чернокожих с факелами, он постоял, недоуменно озираясь, и только потом направился к выходу. А другой Паук споткнулся и едва не упал.

Факелы горели ярко, но почти не чадя; может быть, поэтому духоты не ощущалось. И столь приятный Эрритену запах Пауков был не слишком силен, несмотря на то, что они все шли, шли, и вереница их казалась бесконечной. Он поднял голову, но потолка не увидел; ровные, слегка искрящиеся каменные стены уходили ввысь и просто терялись во мраке. Возможно, где-то там, наверху, было отверстие, через который поступал свежий воздух.

Эрритен с Ригоном молча стояли у стены. Эрритен не решался задавать теснившиеся у него в голове вопросы, а суровый старый Паук, видимо, не считал нужным ничего объяснять. В воздухе витало непонятное напряжение, столь сильное, что спустя некоторое время у Эрритена скрутило все внутренности, руки и ноги похолодели, на лбу выступили и заструились по лицу капли пота, а зубы начали выбивать такую дробь, что пришлось крепко стиснуть их. Возникло странное, но совершенно отчетливое ощущение, что на его глазах творится нечто ужасное. Да, именно так он это воспринимал, хотя не смог бы внятно объяснить, почему именно. Может, потому, что все происходящее каким-то образом позволяло почувствовать потрясающую, совершенно непостижимую и оттого еще более пугающую мощь Детей Богини?

На память пришло то, что Эрритен испытал несколько недель назад, во время землетрясения в океане, когда на остров надвигалась сверкающая водяная стена, такая неестественно, неправдоподобно высокая, что казалось, будто весь океан прихлынул к берегу, стремясь затопить этот жалкий клочок суши. Приближение волны сопровождалось оглушительным грохотом, а впереди нее двигалась огромная воронка, в которой с невероятной скоростью крутились в водовороте обломки скал и куски плавника.

Эрритен тогда вместе с Детьми Богини поднялся в пещеру на вершине горы Эй, Постой-ка. Всегда считалось, что это самое безопасное место в городе, но, даже стоя там, он испытывал ужас при виде разбушевавшейся стихии, неуправляемой ничем, кроме своих собственных законов.

Да, вот именно это – невероятная мощь, чье происхождение и цели оставались для человека тайной – потрясало и тогда, и сейчас.

Однако больше всего Эрритена страшило то, что и он каким-то образом оказался причастен к происходящему. Конечно, в этом таинственном ритуале ему тоже предназначалась определенная роль, иначе бы он тут не оказался. Но какая? Что такое он, физически всего лишь жалкий, ничтожный человек, по сравнению с грозной силой, которой был насыщен окружающий его воздух?

Но вот поток мохнатых тел иссяк. За очередным из вошедших Пауков больше никто не последовал. Эрритен задрожал. Почувствовал, что приближается его время. Так и вышло.

– Пойдем, – прошелестело у него в голове, и Ригон тяжело заковылял в сторону лежанки.

Эрритен двинулся следом. Очень медленно, словно преодолевая невидимую преграду. И с каждым шагом идти ему почему-то становилось все труднее. Казалось, воздух вокруг уплотнился и превратился сначала во что-то вроде воды, а потом и густого киселя. Голову нестерпимо заломило, в ней то и дело возникали странные высверки, и в эти мгновения он ничего не видел вокруг. Что за чертовщина, подумал Эрритен? Неужели все это от страха? Да, он боялся, так боялся, как, возможно, никогда в жизни. Но чего?

Вот и лежанка. Эрритен тоскливым взглядом проводил последнего скрывшегося в темном проходе Паука и, наконец, заставил себя посмотреть на пленника.

На первый взгляд тот выглядел как обычно и, похоже, в самом деле крепко спал. Это был высокий, крепкий парень, с правильными, словно точеными чертами лица, изящно вырезанным ртом и густыми белокурыми кудрями; красавец, одним словом, по которому сохла не одна девушка в городе. Да и многие женщины постарше заглядывались на него. Однако сам он, казалось, не замечал производимого им впечатления и до недавнего времени проявлял удивительную преданность своей подружке, невзрачной, ничем не примечательной девушке по имени Итиль. На беду, она оказалась одной из жертв недавнего разрушительного наводнения. После ее гибели Ален загрустил. В отряд Антара он вступил, руководствуясь, прежде всего, чисто инстинктивным стремлением занять мысли и душу каким-нибудь стоящим делом, чтобы меньше оставалось времени для тоски.

Ничего этого Эрритен, понятное дело, не знал; переживания Алена или мотивы его поступков были ему ничуть не интересны. Он видел перед собой великолепный человеческий экземпляр, который дорогие его сердцу Дети Богини сочли возможным использовать – и только. Но… странное дело… по какой-то неведомой причине смотреть на Алена ему было неприятно и даже страшно. Что, черт возьми, со мной такое, подумал он? Нужно взять себя в руки.

Эрритен сосредоточился, внимательно вглядываясь в лицо молодого человека. И увидел… Нет, наверно, показалось. Он подключил внутреннее зрение – и тут же отпрянул назад, прикрыв лицо ладонями. Его обожгло и даже, кажется, ослепило; щеки запылали, в горле пересохло. Точно он широко распахнутыми глазами взглянул на пылающее полуденное солнце или, может быть, чересчур близко наклонился к жарко горящему костру.

Дождавшись, пока под опущенными веками перестали яростно мельтешить ослепительные алые и золотистые пятна, Эрритен отнял от лица ладони и снова осторожно открыл глаза. Теперь он смотрел на Алена, слегка прищурившись, и совершенно отчетливо видел над его головой светящийся ореол. Это были слабые отблески того сверкания, которое ослепило Эрритена, когда он подключил внутреннее зрение. Как будто под черепной коробкой молодого человека скрывался не мозг, а огненный шар; или, может быть, как будто сам его мозг раскалился добела и теперь источал во все стороны испепеляющее сияние.

Внезапно Эрритену кое-что припомнилось.

Однажды во время сильной грозы ему довелось увидеть удивительную вещь. Он сидел в своей пещере на берегу, наблюдая, как косые струи дождя вспенивают воду, и ослепительные фиолетовые молнии разрывают ночную тьму, превращая знакомую картину океана и побережья в феерическое, почти неземное зрелище. Внезапно он едва не оглох – ударило где-то совсем рядом. Когда раскаты грома стихли, послышался ни на что не похожий, шипящий или, скорее, потрескивающий звук, который с каждым мгновеньем становился все громче. Рядом с Эрритеном сидели в пещере крысы; они испуганно заскулили, прижимаясь к нему. Он протянул руку, чтобы успокоить Зу-зу, самую нервную из них, и увидел, что волоски на коже встали дыбом, и то там, то здесь на ней вспыхивают и гаснут крошечные голубоватые огоньки.

Шипение становилось все громче, и вдруг в пещеру медленно вплыл сверкающий огненный шар размером с небольшой кокосовый орех. Смотреть на него можно было лишь искоса, так ярко он пылал – точно молния, каким-то чудом смотанная в клубок. Вся пещера озарилась, по стенам заплясали фиолетовые, розовые, голубоватые отблески. Эрритен и даже крысы замерли, точно внезапно окаменев. Удивительный шар, между тем, немного покачался у входа, как будто раздумывал, что ему делать. Потом, точно решившись, все так же неторопливо поплыл в глубину пещеры, сделал по ней круг, держась на некотором расстоянии от стен, выскользнул наружу и полетел в сторону океана. Он двигался все быстрее и опускался все ниже, словно… Да, словно вода притягивала его. Миг – и в небо с грохотом и шипением взметнулся огромный фонтан воды и густого белого пара.

А что случилось бы, если бы он врезался в меня, с запоздалым ужасом подумал тогда Эрритен?

То, что пылало сейчас в голове Алена, было чем-то похоже на тот таинственный шар.

Что это? Откуда?

– Это сила, – ответил на безмолвные вопросы Эрритена Ригон, который до сих пор молча и неподвижно стоял рядом. – Он получил ее от нас.

– Сила? – недоуменно переспросил Эрритен.

– Сила… – до него начал доходить смысл сказанного Ригоном. – Это что же? Каждый из Детей Богини отдал ему… часть своей силы?

– Да, – подтвердил его догадку старый Паук.

– И теперь ты должен загнать эту силу вглубь, чтобы никто не догадался о том, что он ею наделен.

– Я? Загнать вглубь? – хрипло спросил Эрритен. – Но как? Я не знаю…

– Принимайся за дело, – сурово перебил его Ригон. – Это еще не все, что ты должен сделать, а времени у нас в обрез.

Ночь выдалась лунная, однако ослепительный серебристый свет то и дело мерк, пригашенный завесой быстро бегущих по небу рваных облаков. – Ну что, садимся? – сказал Антар. – Вон он, наш истукан. Целехонек.

– Может, лучше не совсем рядом с ним? – тут же встрял Лумпи.

– Почему?

Парнишка пожал плечами.

– Просто так, на всякий случай.

– Ну, если просто так… – сквозь зубы процедил Антар, но пролетел чуть дальше и осторожно посадил машину. – Теперь вот что… – продолжал он, почему-то ни на кого не глядя. – Один из нас… точнее, из вас… должен будет остаться здесь, в спидере.

– Это еще с какой стати? – недовольно спросил Бруно.

– Чтобы включить «защиту», – Антар объяснил, как это делается и для чего нужно. – Сейчас я уже включил ее, и спидера ни для кого как бы нет, но мы пока выйти отсюда не можем. Тот, кто останется внутри, отключит «защиту», чтобы выпустить нас, и тут же включит ее снова.

– К чему все это? – проворчал Мбау. – Вон, смотри, – он кивнул на обзорное окно, – все пусто, никого здесь нет. Да и кто полезет на такую верхотуру?

– Вопрос не обсуждается, – холодно ответил Антар и обвел всех взглядом. – Может, есть желающие остаться… добровольно? Что ты скажешь, Лумпи? – тот решительно замотал головой. – Нет? Тогда сделаем так. Вот, видите? Четыре шарика. Я специально прихватил их с собой. Три белых и один черный. Кладу их… ну, хотя бы вот сюда, в свой шлем, а вы вытягивайте, не глядя. Кому достанется черный, тот и остается в спидере.

– Нет, мы так не догова-а-аривались, – заныл Мбау.

– Зато мы договаривались, что я тут командир, – играя желваками на скулах, жестко сказал Антар и обвел всех сердитым взглядом. – Или вы воображаете, что это только к Трейси относится? Ну, давайте, не век же нам тут сидеть.

– А-а, мне всегда везет, – Лумпи широко улыбнулся, махнул рукой и шагнул к Антару, но Бруно опередил его.

С угрюмым видом он сунул руку в шлем, вытянул шарик, глянул на него и, выругавшись сквозь зубы, швырнул обратно.

– Черт!

Остальные сразу же повеселели. Антар с размаху хлопнул Бруно по плечу.

– Не злись, Бруно, все еще впереди, – сказал он и, криво улыбнувшись, добавил непонятно. – По крайней мере, у тебя. Если мы не вернемся к завтрашнему полудню и перестанем выходить с тобой на связь…

– С какой это стати? – так и вскинулся Мбау. – Чего ты каркаешь?

– Ну, мало ли что… Так вот, если мы не вернемся к завтрашнему полудню, поднимай спидер в воздух и лети в город, к Аликорну. В этом случае вам… я имею в виду жителей города… останется надеяться только на Дерека и этих его… помощников. Пока Марта… больна. Дерек, конечно, с заскоками, но, думаю, он не останется в стороне, если людям будет угрожать реальная опасность. Понимаешь теперь, как важно, чтобы хотя бы один из нас добрался до дома, как бы не повернулось дело?

– Тогда лучше ты оставайся тут, от тебя потом будет больше толку, – буркнул Бруно, обиженно шмыгая сильно вздернутым, похожим на свиной пятачок носом.

– Так что сиди в спидере и носа отсюда не высовывай, – продолжал Антар, словно ничего не слышал. – Пока «защита» включена, ты неуязвим. «Малютка» позволит тебе слышать все наши разговоры и принимать в них участие… Ну, это я уже объяснял. Ладно, пошли, – он кивнул остальным.

Все встали, натягивая шлемы. Теперь серебристая металлизированная ткань была подшита в них изнутри, а снаружи шлемы выглядели как черные мешки, плотно обтягивающие голову и закрывающие ее всю, и спереди, и сзади. Лишь со стороны лица имелись две узкие прорези – на уровне глаз и рта. Это усовершенствование предложил всезнающий Лумпи. Заявил, что успел посмотреть парочку кинофильмов, в которых с помощью таких вот шлемов бандиты скрывали свое лицо, чтобы их не узнали те, на кого они нападают. Он даже нарисовал, как должен выглядеть шлем, и робот-швея послушно воплотил его идею в жизнь. Тот же Лумпи посоветовал надеть под костюмы прикрывающие грудь и спину бронежилеты, которым, по его словам, никакая стрела или даже копье не страшны. Эти сведения ему сообщил Цекомп, он же объяснил, где эти самые бронежилеты найти.

Пока что Умник не давал Антару поводов пожалеть о том, что он согласился взять его с собой.

На всех были черные костюмы, и сапоги, и перчатки. Черные, как тьма, в которой они и растворились, выйдя из спидера. Антар обернулся, увидел сквозь окно унылую физиономию Бруно и помахал ему рукой, в знак одновременно и прощания, и напоминания – дескать, пора, включай «защиту». Спустя мгновенье спидер исчез, хотя и нельзя сказать, чтобы совсем. Что-то такое осталось на его месте, что-то, похожее на смутную тень, затмевающую звезды. Но это было все.

Они стояли на верхней кольцевой террасе, вознесенной настолько высоко, что с нее открывался вид и на океан, и чуть ли не на половину острова. Точнее говоря, открывался бы, если бы было больше света. Сейчас удавалось более-менее разглядеть лишь подернутый туманно-серебристой рябью океан, простиравшийся, казалось, в бесконечность, и одно из селений чернокожих, на центральной площади которого горел костер. Внутри самого Каменного Города царили мрак и безмолвие.

Когда-то терраса, похоже, была ровной и гладкой, словно срезанная ножом, однако сейчас поверхность ее во многих местах растрескалась, вспучилась или, напротив, провалилась. Из бесчисленных трещин лезла вездесущая поросль, тут и там валялся неизвестно как занесенный сюда за долгие годы мусор. Не все установленные на террасе каменные стражи сохранились хорошо; некоторые обвалились, частично или даже полностью. Однако тот, особенный, оказался цел, разве что всю поверхность его «тела » покрывали мелкие трещины и выбоины.

Чем ближе к каменному истукану подходил Антар со своими спутниками, тем внушительнее он вырастал над ними. В зыбком, неверном лунном свете разглядеть детали удавалось лишь мельком и отдельными фрагментами, но видно было, что сложен он непропорционально. Голова слишком велика по сравнению с туловищем, ноги коротки, а руки, напротив, длинны. Колени у него были слегка присогнуты, зад как-то чудно отставлен, опущенная рука сжата в кулак, а поднятая, та, что указывала на заветную плиту, чрезмерно, противоестественно тонка и длинна. Лицо было как бы грубо слеплено из прямых плоскостей с острыми углами, тоже странно перекошенных, и вид имело устрашающий – черные провалы глазниц, сильно выступающий вперед и слегка загнутый вверх подбородок, длинный нос, тоже с заметным изгибом, но уже книзу.

В довершение всего игра света и теней создавала впечатление, будто каменное лицо все время неуловимо меняется. Тьма то полностью заливала глазницы, вызывая ощущение устремленного на незваных гостей пристального взгляда, то отступала, обнажая пустые, выдолбленные в камне отверстия и делая «глаза» незрячими. Рот как бы то оскаливался, то поджимался, а нос то исчезал вовсе, то превращался в хищно изогнутый клюв. Все это делало истукана пугающе живым. Казалось, он смотрит прямо на пришельцев, смотрит недоброжелательно, как будто… Да, как будто недоволен их приходом.

Того и гляди в самом деле поднимет сжатую в кулак руку и…

Они заколдованные и охраняют пауков, припомнились Антару слова старика Квика. Если кто полезет, сразу кулаком «бац» и в лепешку.

– Ух ты, како-о-ой… – не то восхищенно, не то испуганно протянул Мбау, задрав голову и разглядывая истукана.

Перед выходом все приладили «малютки» и теперь слышали друг друга. Говорить можно было совсем тихо; чуткие приборы улавливали даже звук дыхания.

Герк тоже зачарованно уставился на истукана, а Лумпи вприпрыжку побежал вокруг него и почти сразу же растаял в густой тени.

– Пошли, некогда любоваться, – Антар легонько подтолкнул Мбау. – Ну, теперь смотрите внимательно. На какую плиту указывает рука?

Никто, однако, ответить не успел.

– Есть! Есть вход! – прозвучало у Антара в наушнике так громко, что он вздрогнул. – Идите сюда!

– Чего орешь, Лумпи? – буркнул он. – Оглохнуть можно. И не забывай – ты не дома.

Обнаружить нужную плиту оказалось совсем нетрудно, потому что она была уже сдвинута, открывая темный провал входа. Антар опустился на колени, зажег фонарик и направил луч света вниз. Никаких ступеней он не увидел, просто черный колодец, уходящий в глубину горы. Правда, стены этого колодца выглядели заметно неровными, как будто на них когда-то и впрямь были ступени, но потом они… обвалились? Или были сознательно разрушены?

Ладно, какая теперь разница? Гораздо важнее было то, что на сравнительно небольшой глубине – метров пять, не больше – луч света высветил ровную площадку.

Что это, дно «колодца»? Так близко? Насколько Антар помнил, в записках путешественника говорилась, что лестница состояла из двухсот с чем-то ступеней, а здесь и тридцати не набралось бы, если бы они уцелели. Может, пауки все-таки заделали этот вход, хотя и не на уровне поверхности террасы, а чуть ниже? Или с площадки можно было выйти куда-то еще, просто сверху этого разглядеть не удавалось?

– Ну что, спускаемся? – полуутвердительно спросил Антар.

– Давай я первый, – тут же вызвался Лумпи. – Обвяжусь веревкой, раз, раз – и там.

– А почему ты? – тут же вскинулся Мбау.

В его голосе явственно прозвучали ревнивые нотки.

– Потому что я самый легкий, и если там нет прохода, вы меня сразу же вытяните обратно.

– Давай, – махнул рукой Антар.

Госпожа, Проклятый Богиней уже проник внутрь и сейчас идет по верхней галерее. С ним еще трое, – произнес за спиной Эрритена чей-то голос. Это было первое, что он услышал, когда вынырнул из вязкой серой пустоты и смог снова воспринимать то, что происходило вокруг. Однако смысл сказанного почти не дошел до него. Голову ломило так, что, казалось, она вот-вот разорвется, по губам текло. Он обтер их тыльной стороной ладони и непонимающе уставился на окровавленную руку. Откуда-то сбоку неслышно возник чернокожий и протянул ему смоченную водой тряпку.

Эрритен вытер лицо и только тут почувствовал, как оно горит.

Прикосновение прохладной влажной ткани было удивительно приятно, однако кровь все еще продолжала идти. Он приложил тряпку к носу и обернулся.

За его спиной стояли Дети Богини – Королева Моок, Ригон и кто-то еще, всего трое. Перед ними склонился в поклоне чернокожий.

– Слушаюсь, госпожа, – ответил он и заторопился к выходу, выполняя очередное безмолвное приказание Королевы.

Эрритен перевел взгляд на пленника, все так же распростертого перед ним. Хотя нет, не так же. Поза и состояние Алена не изменились, но сияние вокруг его головы исчезло.

Я сумел, с вялым удивлением подумал Эрритен? Сумел. Сжал эту немыслимую силу до размеров грецкого ореха, и теперь, затаившись, она лежала там, в глубине, готовая в любой момент вырваться на свободу.

Нет, не в любой, сказал Ригон, а тогда, когда придет время.

Но это все равно, подумал Эрритен. Важно, что я сумел.

Но как ему это удалось? Он и сам не знал. Помнил лишь, что протянул руки к голове пленника, и тут же, становясь с каждым мгновением все сильнее, возникло очень странное ощущение. Какое? Будто с руками что-то происходит.

Но что? Они… Он наморщил лоб, напрягая память… Да, его руки отяжелели, налились сначала теплотой, потом жаром, раскалились чуть ли не до бела и вдруг сами начали излучать свет.

Эрритен больше не ощущал в них тяжести; они стали легкими, подвижными, неуязвимыми и всемогущими. Для них не существовало преград – повинуясь воле Эрритена, они прошли сквозь черепную коробку Алена, погрузились в его мозг. И они ослепительно сверкали – почти как тот шар в голове Алена, который Эрритен с их помощью мял и сдавливал, подбирая соскальзывающие с него сияющие клочки и втискивая их обратно.

Внезапно его охватила ужасная слабость. Почему в пещере так темно? Вон же чернокожие с факелами, как стояли, так и стоят у стен. Или их стало меньше, а в глазах у него просто двоится? Он оперся рукой о лежанку, но это не помогло, и Эрритен начал медленно сползать вдоль нее на пол, чувствуя, что внезапно ослабевшие ноги больше не держат его.

– Вставай! Сейчас не время отдыхать, – резкий, строгий голос Королевы заставил его вздрогнуть и вцепиться пальцами в циновки, из которых состояла лежанка. – Ты еще не закончил. Слушай меня внимательно…

– Но я не могу… У меня больше нет сил… – еле слышно прохрипел Эрритен.

И тут Королева снова «ударила» его! Да еще как – безжалостно, свирепо, жестоко. Словно… Словно ей было безразлично его состояние – боль, и слабость, и кровь, которая продолжала течь из носа, заливая рубашку.

Словно он был загнанной лошадью, от которой требуется лишь доскакать туда, куда нужно, а там хоть подыхай…

Словно сама Королева была всадником, который знай нахлестывает лошадь, хотя и понимает, к чему это приведет. Потому что он уже поставил на ней крест, и для него сейчас важно одно – чтобы

она, пусть из последних сил, но донесла его до места, сделала свое дело…

– Да, именно это нам от тебя и нужно – чтобы ты сделал свое дело, – сквозь шум в ушах услышал Эрритен голос Королевы, и ему почудилась в нем… ирония? Нет, это невозможно, совершенно невозможно. Она не стала бы насмехаться над ним. В особенности сейчас, когда ему так плохо. Она – его мать, а разве может мать не испытывать сочувствия к своему сыну? – И ты его сделаешь, даже если мне придется хлестать тебя, не переставая. Вставай.

Дрожа и цепляясь за лежанку, Эрритен подчинился. Сердце его сжалось от мучительной боли, но не физической, нет, отнюдь.

Что такое страдания телесные по сравнению с душевной мукой, порожденной внезапно нахлынувшими сомнениями в том, что казалось незыблемым, вечным, неразрушимым?

А что, если он ошибался, и Королева на самом деле не любит его? Или даже ненавидит и презирает?

Не может забыть, что он человек? Не в силах простить ему этого? В особенности, теперь, когда от рук людей погибло столько Детей Богини, а остальным снова угрожает смертельная опасность. Что стоила жалкая, ничтожная жизнь какого-то приемыша по сравнению с жизнью ее детей, ее подлинных детей?

Но тогда, тогда…

Тогда как ему жить со всем этим дальше? И зачем?

Кто он, Паук или человек?

Отринувший одних, отвергнутый другими…

Новый «удар» заставил Эрритена содрогнуться.

– Делай то, что должен! – голос Королевы, казалось, дрожал от ярости. – Скорее! У нас уже почти не осталось времени.

С одной стороны площадка снова обрывалась вниз, и там виднелась следующая, а с другой за ней открывался узкий коридор. Решили для начала исследовать его. Очень скоро он расширился и вывел их в пещеру. К сожалению, пустую и явно давным-давно заброшенную. Пошли дальше.

Только сейчас до Антара стало доходить, насколько велик Каменный Город.

По-видимому, туннели и пещеры располагались в нем на нескольких уровнях, и сейчас они оказались на самом верхнем. Сколько же времени уйдет на то, чтобы найти Алена? Тут, наверно, можно блуждать не один день.

Хорошо, что ему пришло в голову прихватить с собой светящийся карандаш. Сейчас он вручил его Герку и велел оставлять на стенах пометки, чтобы легче было найти дорогу обратно и чтобы не ходить по кругу.

Антар, с сильным электрическим фонариком в руках, шел первым, за ним Лумпи и Мбау, слишком импульсивные, горячие и потому нуждающиеся в присмотре, а замыкал шествие Герк, надежный и спокойный, как скала. Извилистые туннели то сужались, то расширялись, иногда их пересекали другие. Потолок то нависал так низко, что до него можно было дотянуться рукой, то уходил ввысь и терялся во мраке. Один раз Антар уткнулся в тупик и вынужден был вернуться обратно, до ближайшего перекрестка. Иногда по сторонам очередного туннеля открывался вход в какую-нибудь пещеру, но все они были невелики и отмечены печатью запустения. Под ногами скрипела каменная крошка, кое-где приходилось перебираться через завалы, образованные обвалившимся куском стены или потолка.

Потом вышли в широкий и прямой туннель, такой длинный, что ему, казалось, никогда не будет конца. Он явно был вырублен в скале гораздо более тщательно и аккуратно, чем предыдущие. Идти по нему не составляло никакого труда. Одно плохо – в этом туннеле обитало очень громкое эхо. Оно гулко, хотя и искаженно повторяло все звуки – и топот сапог, и голоса – так что говорить приходилось очень тихо. В первый момент, услышав его, все испуганно сбились в кучу.

– Эй! – крикнул Антар.

И эхо раскатисто ответило:

– Эй-эй-эй… эй… эй…

Тут до всех дошло, в чем дело. Стараясь по возможности не шуметь, пошли дальше.

Ровные стены туннеля плавно переходили в высокий, тоже гладкий потолок.

В них обнаружились выдолбленные ниши, точно так, как это описывал путешественник, но сейчас большинство из них были пусты, а в других остались лишь горстки праха. Вдоль одной стены через равные промежутки стояли искусно вырезанные каменные светильники, вдоль другой – низкие, тоже каменные скамьи. Кое-где в стенах попадались большие участки овальной формы, заглаженные до зеркального блеска, так что в них можно было видеть свое отражение, хотя и мутное. Потом с этой же стороны пошли небольшие квадратные окошки. Некоторые глубоко пробивали стену и уходили в кромешную тьму, другие на расстоянии метра-двух открывались в какие-то помещения. Лумпи они чрезвычайно интересовали – он даже чуть не влез в одно из этих окошек, еле Антар удержал его.

В общем, в этом туннеле попадалось немало всяких диковин, которые в другое время было бы очень интересно рассмотреть повнимательнее. Но не сейчас, конечно. Антар взглянул на часы; уже прошло пятьдесят минут с момента высадки, но до сих пор они не встретили никаких признаков жизни. Может, хоть этот туннель приведет их поближе к тому месту, где пауки обитали сами и, следовательно, содержали Алена?

– Антар, стой! – внезапно прозвучал в наушнике встревоженный голос Мбау. – Герка нет.

Выполнить последнее приказание Королевы оказалось еще труднее, чем загнать вглубь сознания Алена сверкающий шар. Но только потому, что силы Эрритена и впрямь были уже на исходе. В лучшие времена такие пустяки ему ничего не стоили. Пока он «делал свое дело», тревога и отчаяние оставили его, а потом, когда все закончилось, вернулась лишь тупая боль в сердце.

Да, наверно, Королева Моок в самом деле не любит или даже презирает и ненавидит его, но ее можно понять. Однако почему-то теперь гораздо важнее казалось то, что он сам по-прежнему любит ее, свою мать, свою прекрасную, мудрую Королеву – и только что доказал это. Значит, его труд, его жертвы, да и сама его жизнь были не напрасны. А что будет с ним дальше? Какая разница? Его охватило полнейшее безразличие к собственной судьбе.

Главное, что изнемогший, обессиленный, он сделал все, что она хотела, и теперь может…

Да, теперь он может спокойно умереть. Эрритен так устал, что смерть более не страшила его. Напротив, она казалась тихой пристанью, где он сможет, наконец, отдохнуть. И там его ждет Брат Хив… Смерть приближалась с каждым мгновением, он уже чувствовал ее холодное дыхание. Наверно, он истратил слишком много сил, и вместе с ними из него капля за каплей утекла сама жизнь. В глазах потемнело, ноги подкосились, и Эрритен начал медленно заваливаться назад. Однако что-то помешало падению на каменный пол, от удара о который, наверно, у него раскололся бы череп. Он смутно осознавал, что его подхватили и бережно положили тут же, неподалеку.

Потом сознание на некоторое время погасло, а когда оно вернулось, в поле зрения возникло склонившееся над ним лицо чернокожего. Внезапно оно исказилось, глаза широко распахнулись, рот оскалился, словно в крике, но Эрритен по-прежнему не слышал ни звука. Лоснящееся черное лицо надвигалось все ближе, ближе, что-то сначала капнуло, а потом потекло на шею и грудь Эрритена, и вдруг обмякшее тело рухнуло прямо на него.

Что происходит? Антар сумел-таки прорваться внутрь Каменного Города и напал на охрану? Королеве Моок угрожает опас…

Додумать эту мысль Эрритен не успел – свет в его глазах померк, и сознание затопила тьма.

Он остановился так резко, что идущий позади Лумпи налетел на него. – Что значит – Герка нет? – спросил Антар, оборачиваясь. Мбау растерянно пожал плечами. – Нет, и все. Исчез. Смотри сам. Все трое непроизвольно подошли поближе друг к другу и сейчас стояли, оглядываясь по сторонам, но Герк как сквозь землю провалился. Антар направил луч фонаря в глубину той части туннеля, которую они уже прошли. Очень хотелось надеяться, что Герк просто заинтересовался чем-то или неудачно упал, споткнувшись, пусть даже ногу подвернул – в общем, отстал по какой-то неведомой им, но вполне прозаической причине – и сейчас его крепко сбитая фигура появится из мрака, а в наушниках зазвучит знакомый голос. Однако туннель был пуст, и в глубине души Антар уже не сомневался, что это не простая задержка.

Он постарался вспомнить, когда в последний раз слышал голос Герка. Ну да, минут десять назад, не больше. Тот, кажется, высказал удивление, какой здесь, в глубине горы, такой свежий воздух.

– Что у вас там стряслось? – раздался в наушниках испуганный голос Бруно.

– Герк пропал… Как ты заметил, что его нет? – спросил Антар, обращаясь к Мбау. – Может, услышал что-нибудь? Вскрик, или возню? Постарайся вспомнить, это очень важно.

– Нет, ничего такого я не слышал, – после недолгого раздумья покачал головой Мбау. – Просто… Да сам не знаю, почему я обернулся. Может, как раз потому, что вдруг заметил – я вообще ничего не слышу позади. Даже шагов Герка.

– Может, он провалился в какую-нибудь яму? – предположил Лумпи. – Шагнул чуть в сторону, а там…

– Откуда тут ямы? – перебил его Антар. – Ты видел хоть одну яму?

– Не видел. Ну и что? Это не значит, что их нет. Антар махнул рукой.

– Нечего гадать, давайте лучше вернемся немного назад. Только теперь пойдем не след в след, а рядом, чтобы все время видеть друг друга. Черт, надо было по этому туннелю с самого начала так идти, он достаточно широк. И внимательно смотрите по сторонам. Обращайте внимание на все необычное.

Они медленно двинулись в обратную сторону.

– Его похитили, правда? – спросил Лумпи спустя некоторое время.

– Похоже на то, – неохотно согласился Антар. – Но как? Никакие пещеры нам уже давно не попадались, да и дверей здесь вроде бы нет…

– Может, эти зеркала на стенах… Что, если они только выглядят, как зеркала, а на самом деле и есть двери?

Ну, и фантазия у парня, подумал Антар.

– Или еще сверху можно, через люки… – продолжал Лумпи.

– Какие-такие люки? – Антар даже остановился. – Где ты тут видел люки?

– Как где? На потолке, – ответил Лумпи, таким тоном, словно вопрос Антара удивил его. – Я заметил… пару раз. Паук запросто мог оттуда спуститься на своей паутине, схватить Герка и утащить его наверх.

– Далеко отсюда такой люк?

– Нет, не очень…

Да, возможно, так оно и было, подумал Антар. И дальше что? Они нас всех переловят поодиночке? Он почувствовал, как в душе закипает ярость. Нет, шалишь, так просто мы не дадимся.

Но Герк…

– Сними шлем, Антар, – внезапно зазвучал в наушнике напряженный голос Герка. – С тобой хочет говорить Королева Моок.

– Где ты? – воскликнул Антар, остановившись как вкопанный. – Они тебя захватили? Ты ранен?

Мбау и Лумпи тоже замерли, во все глаза глядя на него.

– Ну, я же говорил, – прошептал Лумпи. – Его похитили.

– Со мной все в порядке. Сделай, как я сказал, – ответил Герк. – Королева сама тебе все объяснит.

– Возьмите бластеры наизготовку, встаньте по сторонам от меня и не подпускайте сюда никого, – приказал Антар товарищам и медленно стянул с головы шлем.

Некоторое время стояла мертвая тишина, потом в голове прошелестело:

– Не хочешь встретиться со мной лично, Антар? Его почему-то ужасно удивил этот вопрос. И то, что голос старой паучихи звучал… Нет, не доброжелательно, конечно. Но и не враждебно.

– Нет, – коротко ответил он.

– Я так и предполагала, – ответила Моок, и теперь в ее голосе послышалась ирония. – А жаль. Ты – интересная личность…

– Хватит мне зубы заговаривать, – оборвал ее Антар. – Зачем ты захватила моего товарища? Чего добиваешься?

– По большому счету – мира, – ответила Моок. – А пока хотя бы перемирия, – и снова ей удалось удивить Антара; чего-чего, а этого он никак не ожидал. – Подумай сам. Если мы и дальше станем продолжать в том же духе, этому не будет конца. Погибнут Дети Богини, погибнут люди. Зачем? Мне кажется, мы можем договориться. Пусть смерть моих собратьев на лесной дороге будет расплатой за гибель тех людей, которые были подвергнуты неотвратимому наказанию за время нашего правления. И давай остановимся на этом. Мы считали, что действуем в ваших же интересах, поддерживая таким образом закон и порядок. Вы, как выяснилось, думаете иначе. Ну, что же, каждый вправе сам выбирать свою судьбу. Но вот только покойники этого делать не в состоянии. Ты согласен? Последовала длительная пауза.

– Мне нужно… посоветоваться с товарищами, – угрюмо ответил Антар.

На самом деле ему требовалось прежде всего просто «переварить» услышанное.

– Хорошо. Только советую не тянуть. Твой товарищ… тот, которого неизвестно зачем притащил сюда этот безумец Эрритен, за что и был сурово наказан… чувствует себя не слишком хорошо, и у нас нет возможности оказать ему ту помощь, в которой он нуждается.

Еще одна неожиданность. Нет, даже две!

Эрритен увез Алена вовсе не по приказу пауков? Выходит, он сам до этого додумался? Зачем? Хотел им угодить?

Моок понимает, что Алену плохо, и это… беспокоит ее?

Уму непостижимо.

– Ладно. Пять минут, – сказал Антар, но тут же сообразил, что эти слова ничего для паучихи не значат, и поправился. – В общем, недолго. Но прежде я хочу поговорить с Герком. Только так, чтобы нас никто не слышал.

– Говори.

Антар снова натянул шлем.

У него никак, ну, никак не укладывалось в голове, что Моок могла предлагать все это искренне. Старая паучиха была умна, хитра и, несомненно, ненавидела людей; меньше всего ему верилось в то, что она способна вот так запросто примириться с гибелью стольких своих собратьев. Нет, она наверняка что-то задумала, преследовала какую-то непонятную ему цель. Но какую?

– Что она тебе сказала? – спросил Лумпи, подпрыгивая от возбуждения. – Как там Герк?

– Подожди. Герк, ты меня слышишь? – сказал Антар в микрофон.

– Да, – прозвучал ответ.

– Шлем на тебе?

– Нет. У меня его… отобрали.

– Пусть вернут. Моок не будет возражать.

– Ладно, – неуверенно произнес Герк и добавил удивленно. – Уже несут… Все, надел.

– Отвечай коротко – да, нет. Ну, или хотя бы так, чтобы они, по возможности, не понимали, о чем мы с тобой говорим.

– Хорошо.

– Ты ранен?

– Нет.

– Моок там, с тобой? – спросил Антар. — Да.

– Она одна? В смысле, из пауков?

– Нет. Их… трое.

– Ален тоже там? — Да.

– Что с ним?

– Похоже, он… без сознания… – в голосе Герка снова прозвучали неуверенные нотки. – Или, может, спит.

– Но он жив?

– Да. И тут еще Эрритен лежит… В луже крови. По-моему, мертвый.

– Мертвый?! – Антар просто ушам своим не поверил; уже в который раз за последние несколько минут. Хотя… Что там сказала Моок? Алена неизвестно зачем притащил сюда этот безумец Эрритен, за что и был наказан. Может ли такое быть? – Они убили его?

– Не знаю. Наверно. Кто же еще?

– Моок сказала тебе, чего хочет от меня? – спросил Антар.

– Нет. А чего?

– Перемирия. Я так понял, она готова отпустить тебя и Алена, если я соглашусь.

– Отпустить нас? – вырвалось у Герка. – Правда?

– Во всяком случае, она дала мне это понять. Не знаю, можно ли ей верить, – ответил Антар и замолчал, обдумывая услышанное.

– Ты… согласишься? – спросил Герк, и голос у него непроизвольно дрогнул от волнения.

Он был парень смелый и сейчас держался мужественно, но Антар хорошо представлял, каково это – находиться одному в окружении врагов, когда жизнь твоя висит на волоске.

– Наверно, – ответил он. – Что еще остается? Если только она не врет. Ладно, Герк, потерпи еще немного. Мне нужно подумать… Вы слышали наш разговор? – продолжал он, обращаясь к Мбау и Лумпи. – Все поняли? Ну, что скажете? Как по-вашему, можно ей верить? И если нет, то как нам вызволить Алена и Герка?

– Эта старая мохнатая тварь хочет заключить с людьми перемирие? Никогда не поверю! – выпалил Мбау.

Лумпи молчал, устремив в пространство невидящий взгляд и яростно дергая себя за кудрявую прядь. Молчал… Надо же. Когда его не спрашивают, он трещит, не умолкая, а сейчас, видите ли, задумался.

– А ты что скажешь? – не выдержав, спросил его Антар.

– А? – откликнулся Лумпи и захлопал ресницами с таким видом, будто только что проснулся. – Если Моок врет и на самом деле не хочет никакого перемирия, то зачем ей все это? Просто захватила бы нас, как она это проделала с Герком, и сожрала бы в свое удовольствие… Вот именно, зачем? Лумпи продолжал еще что-то говорить, но Антар его больше не слушал.

Все в нем противилось тому, чтобы поверить Моок, и все же он не мог найти ее поведению никакого другого объяснения кроме того, которое она сама предложила.

Затевая эту вылазку в Каменный Город, Антар прежде всего рассчитывал на фактор неожиданности. На то, что никому даже в голову не придет ожидать, что он появится здесь, причем почти сразу же после того, как Эрритен привез Алена. Поэтому, рассуждал он, тихо и незаметно перебираясь от пещеры к пещере, они смогут найти Алена и освободить его. А что получилось? Судя по тому, как умело пауки – или их слуги – выловили Герка, они знали, что Антар находится внутри Каменного Города, и следили за передвижением его маленького отряда. Выходит, все преимущества были теперь на их стороне.

А раз так, то Лумпи прав, с горечью вынужден был признать Антар. С таким же успехом пауки могли захватить и его, и Лумпи, и Мбау. Или, по крайней мере, каким-нибудь образом обезвредить их. Что же касается Алена и Герка, то они уже и так находились во власти пауков, и те могли без хлопот расправиться с ними.

Вот тут и возникает вопрос – зачем, в таком случае, Моок стала бы вступать с ним в переговоры и предлагать перемирие, если бы на самом деле не желала этого? Разве что…

Ловушка могла крыться в том, как она собиралась осуществить передачу Антару пленников. Может, старая паучиха задумала всю эту комбинацию только ради того, чтобы полностью исключить возможные жертвы со своей стороны? Наверняка теперь, после расправы на лесной дороге, жизнь каждого паука для них бесценна. Может, Моок рассчитывает усыпить его бдительность, а потом взять всех разом, без особых трудов и без потерь?

Слишком сложно, подумал Антар, но… Кто ее знает? Головы у пауков работают не так, как у людей, и понять их совсем непросто.

А что, если Моок и в самом деле хочет мира, без подвоха и хитростей? Что, если до нее дошло, с каким опасным противником она теперь имеет дело? Одно дело – беззащитные люди, какими они были прежде, и совсем другое – Антар, с его невиданной техникой и невероятно мощным оружием. В одном старая паучиха права – война неизбежно обернется новыми жертвами с обеих сторон. Может, и в самом деле с пауками можно заключить перемирие, хотя бы на время? Жестко обговорить все условия…

Потом, это потом, оборвал себя Антар. Потом будет время обдумать и саму возможность мира с пауками, и условия договора. Если удастся выбраться отсюда. Вот этим сейчас и займемся. Только нужно держать ухо востро, чтобы не дать паучихе обвести себя вокруг пальца.

Он стянул с головы шлем.

– Я готов говорить с тобой, Моок.

Герк стоял между двумя чернокожими стражами, которые железной хваткой держали его за руки. Вырываться было бесполезно, он уже пробовал. В большой пещере, своды которой терялись где-то далеко наверху, все замерло. Тишина стояла такая, что слышно было, как потрескивают факелы и время от времени всхрапывает спящий Ален. Моок, видимо, ожидала ответа Антара.

Кроме нее, в пещере находились еще два паука. Один тоже старый, хотя и не такой, как она, а другой заметно моложе. Они стояли по сторонам от нее, сверля Герка злобными взглядами. Оба были ему незнакомы. Наверно, из здешних.

Вдоль стен неподвижно, словно каменные истуканы, застыли чернокожие, все с копьями и факелами в руках. Еще двое охраняли Алена, который навзничь лежал на возвышении посреди пещеры. Выглядел он неважно – бледный, волосы спутаны,

изорванная одежда в грязи, на щеке ссадина. Поначалу Герку показалось, что он мертв. Но потом, слава богу, Герк услышал легкий храп; по-видимому, Ален просто безмятежно и очень крепко спал.

Чуть поодаль на полу лежал Эрритен, со странно желтоватым, осунувшимся лицом – нос заострился, под глазами темные тени, из приоткрытого рта стекает алая струйка. Рядом валялось окровавленное копье. В первый момент Герк даже не сразу понял, кто перед ним. На убитого накинули серую тряпку, но, видимо, торопились и сделали это не очень тщательно, так что можно было разглядеть повернутую на бок голову. В области груди Эрритена тряпка сильно намокла, из-под нее на пол натекла кровавая лужа.

Взгляд Герка то и дело непроизвольно возвращался к этому зрелищу и каждый раз по спине пробегал озноб страха. Эрритен был для пауков своим, почти одним из них. Он служил им верно и преданно, забыв о своей принадлежности к человеческому роду. На самом деле он пошел еще дальше – предал людей ради пауков. Если уж они так обошлись с ним, то чего ждать чужому и, тем более, врагу?

Томительное ожидание затягивалось, время как будто застыло на месте.

Наконец в наушнике Герка прозвучал голос Антара:

– Я готов говорить с тобой, Моок.

Антар произнес эти слова громко и решительно. Услышав его голос, Герк непроизвольно дернулся, и пальцы чернокожих охранников тут же с новой силой вцепились в его руки. Он бросил взгляд в сторону старой паучихи, но в ее позе ничего не изменилось. Старый паук тоже остался неподвижен, будто спал, зато молодой беспокойно зашевелился и придвинулся поближе к своей Королеве. Она, конечно, будет вести разговор мысленно, и Герк лишь по ответным репликам Антара получит возможность догадываться о том, что Моок ему говорит.

– Как ты представляешь себе перемирие между нами? – спросил Антар после небольшой паузы.

У Герка гулко застучало сердце. Значит, командир все-таки решил согласиться на предложение Моок. Значит, есть надежда, что они с Аленом будут спасены.

На этот раз пауза длилась целую вечность. Или, по крайней мере, так показалось сгоравшему от нетерпения Герку.

Вдруг Антар воскликнул, удивленно и сердито:

– Марта? При чем тут Марта? У нас есть глава города, он и будет вести с тобой переговоры. К тому же Марта сейчас… – он запнулся, точно подыскивая слова. – Ее здесь нет… Какая тебе разница? Уехала она, по своим делам. Вообще покинула остров. Мы больше не пленники этого клочка суши… Понятия не имею, когда. Через несколько дней или, может быть, недель… Ладно, хватит об этом. Называй свой срок. Сколько? Ну, хорошо, согласен. Пусть пока будет неделя, а там посмотрим… Ущелье Вздохов? Ладно. Поставьте на границе охрану, со своей стороны, конечно. И мы сделаем то же самое… Как это «зачем»? Мало ли что может произойти? Заблудится кто-нибудь, к примеру. Чтобы была возможность связаться в случае чего…

Это они договариваются о границе раздела острова, догадался Герк; глубокое, с обрывистыми склонами ущелье Вздохов прорезало его почти точно посредине.

– Вы пока оставайтесь на своей половине, мы – на своей, и чтобы никаких нарушений, – продолжал Антар. – А дальше? Ну, давай договоримся так. Через неделю ровно в полдень наши представители встречаются в ущелье Вздохов… Какие могут быть гарантии? О чем ты? Я же не спрашиваю у тебя гарантий. Твое слово против моего – вот и все гарантии… Теперь я хочу знать, когда и как ты собираешься отпустить моих товарищей, которых вы захватили в плен.

Герк весь превратился в слух. На этот раз молчание длилось совсем недолго.

– Надо же, какая ты сегодня покладистая… Как я себе это представляю? Очень просто, – сказал Антар. – Вы немедленно приводите их туда, где мы находимся сейчас, после чего оставляете нас в покое… Это уж не твоя печаль, как-нибудь сами справимся… Ладно, ладно. В прошлый раз все было по-другому. В прошлый раз лично я никакого слова тебе не давал, а сейчас даю… раз уж так сложились обстоятельства. Но смотри, чтобы никаких фокусов. Вы приводите их сюда и отпускаете нас с миром. Учти, я прихватил с собой кое-что, и в случае, если ты вздумаешь меня обмануть, весь ваш Каменный Город взлетит на воздух… Никто тебе не угрожает. Я просто хочу, чтобы ты не забывала – я не тот беспомощный человек, с которыми ты привыкла иметь дело. Ну, все? Жду.

Неужели и впрямь все? Так просто? Или это еще одна паучья ловушка, только уж очень хитро замаскированная?

Герк внутренне напрягся, шаря взглядом по сторонам и в любой момент ожидая худшего. Какое-то время ничего не происходило, а потом в пещеру вошел чернокожий с большим деревянным ведром, в котором плескалась вода. Он прямиком направился к Алену и хорошенько плеснул ему на лицо. Тот дернулся, замычал, но глаз не открыл. Тогда, не раздумывая, дикарь вылил на него всю оставшуюся воду. Ален поднял голову и обвел всех мутным взглядом. Внезапно глаза его широко распахнулись – он увидел Герка. Тот инстинктивно рванулся к нему и на этот раз стражи не стали его удерживать! Наверно, уже получили от Моок соответствующее приказание.

– Где… я? – еле ворочая языком, спросил Ален и облизнул запекшиеся губы. – Пить…

Тут же откуда-то из-за спины Герка услужливо протянулась черная рука с кружкой. Ален жадно припал к ней. Напившись, он вытер рукавом рот. Глаза у него прояснились, взгляд стал более осмысленным. Он попытался встать, опасливо косясь на пауков, замерших чуть поодаль и бесстрастно взирающих на все происходящее. Герк помогал ему, подставив плечо и обхватив рукой за спину.

– Где я? – повторил Ален, недоуменно оглядываясь.

– Потом, потом, – забормотал Герк. – Сначала нужно выбраться отсюда, и тогда я тебе все объясню.

Внезапно в голове у него зазвучал сухой, шелестящий и какой-то вкрадчивый голос старой паучихи.

Он его слышал, потому что после того, как он поговорил с Антаром, ему было приказано снова снять шлем.

– Может быть, твоему товарищу трудно передвигаться самостоятельно? – спросила Моок. – Только скажи, и мы можем доставить его на носилках.

Что это она такая вежливая, такая уступчивая, такая… на себя непохожая, подумал Герк? Ох, неспроста это, ох, неспроста. Ален уже стоял, навалившись на него всей немалой тяжестью своего крупного тела, однако держался на ногах неуверенно, и время от времени его сотрясала крупная дрожь. С волос и одежды капало – последствия недавнего «купания». Подскочил чернокожий и тоже подставил Алену плечо.

– Ты как, в состоянии идти? – спросил товарища Герк. – Тут… не очень далеко.

– Как-нибудь… доковыляю, – с запинкой ответил Ален. – Только бы… поскорее… убраться отсюда.

– Ладно. Тогда пошли. Куда? – Герк вопросительно посмотрел на старую паучиху.

Она не стала переспрашивать насчет носилок – очевидно, выудила ответ из сознания Герка. От стены тут же отделились четверо чернокожих. Двое встали позади Герка с Аленом, двое впереди. У одного из последних за пояс тростниковой юбки были заткнуты бластер Герка и его шлем.

– Идите за нами, – гнусаво сказал дикарь на своем ломаном языке и вместе с напарником зашагал к выходу из пещеры.

Неужели Моок и вправду нас отпускает, подумал Герк, косясь в ее сторону? А вдруг сейчас с размаху хлестанет, как пауки это могут? Или чернокожие все скопом набросятся? И в голове зазвучит ее ехидный, издевательский смешок…

Что это, он не ослышался?

– Не бойся, человек, – голос Моок у него в голове и впрямь звучал насмешливо, но совсем не зло. – Дети Богини, в отличие от людей, всегда держат своей слово.

Они стояли посреди туннеля, спина к спине, ладони на бластерах, установленных на максимальную мощность. Антар закрепил свой фонарик в отверстии слегка наклоненной загогулины одного из каменных светильников, и теперь руки у него были свободны, а на расстоянии примерно метров двадцати в обе стороны пространство худо-бедно освещено.

Несмотря на то, что Моок, не возражая, согласилась со всеми его предложениями, он до конца так и не поверил в то, что все закончится благополучно, и готовился в случае необходимости дорого продать свою жизнь.

Мбау и Бруно разделяли его сомнения – в отличие от Лумпи, который неизвестно почему пребывал в самом радужном настроении. Что с него возьмешь? Еще материнское молоко на губах не обсохло. Умный, умный, а…

Спокойно стоять Лумпи, видимо, было не под силу, он просто извертелся весь. То подпрыгивал, то принимался яростно чесаться, как будто его заели блохи, то терзал свои густые спутанные волосы. И трещал, не переставая.

– Интересно, откуда они появятся? Как думаешь, командир? – острым локтем он ткнул Антара в бок. Тот лишь пожал плечами. – Эх, жаль, тут поблизости ни одного «зеркала» нет. Хотелось бы посмотреть, как через них можно проходить. Ведь не просто так они тут понаделаны, правда? Зато люк, смотри, вон он. Неужели они оттуда появятся? Или просто по туннелю придут? Ой, что это?

– Где? – тут же напрягся Антар.

– Там, вон там! – Лумпи несколько раз ткнул рукой в глубину туннеля. – Вроде тень какая-то промелькнула… Нет, показалось, – он разочарованно вздохнул.

– Вы что, парни, сдурели? – в который раз завел свою волынку Бруно. Сидя в спидере, он, тем не менее, был уже полностью в курсе происходящего и настроен очень мрачно; вот кто не поверил ни единому слову старой паучихи. И все время приводил новые и новые доводы в доказательство своей точки зрения. Как будто у них был какой-то другой выход. – Так и будете торчком стоять посреди туннеля, чтобы этим тварям легче было с вами разделаться? Хоть бы спрятались куда-нибудь.

– Некуда тут прятаться, – буркнул Антар. Почему-то нытье Бруно раздражало его даже сильнее, чем совершенно неоправданный оптимизм Лумпи.

– Я не понял, что там Моок про Марту толковала? – спросил Мбау.

– Ну, она вроде как хочет, чтобы Марта обязательно участвовала в переговорах.

Антар произнес эти слова угрюмо и с явной неохотой; в таком тоне он разговаривал всякий раз, когда речь заходила о Марте. Мбау, однако, это не остановило.

– С какой стати?

– Моок знает, что Марта всегда была за мир с пауками.

– Ха! Ну, ладно, Марта. А ты? Ты тоже теперь будешь «за мир с пауками»? – продолжал допытываться Мбау. – Если все пойдет, как они обещали?

Антар не отвечал. Нет, черт возьми, он по-прежнему не верил ни в какой мир с пауками. Вообще не верил им. Не верил, что они отпустят пленников, которые уже были у них в лапах. Но даже если это произойдет, не верил, что пауки дадут им всем спокойно и без помех добраться до спидера. Но даже если и такое случится, не верил, что они затеяли всю эту катавасию безо всякой задней мысли. Несомненно, тут был какой-то очень хитрый подвох, Антар просто нутром это чуял. И он еще с ними разберется, пусть не воображают, что его так легко обвести вокруг пальца. Но какой смысл сейчас ломать себе голову, размышляя о том, что он будет делать, если они и в самом деле выберутся отсюда?

Сначала нужно выбраться.

– Не пойму, зачем им понадобилось убивать Эрритена? – притопывая то одной ногой, то другой, пробормотал Лумпи. – С какой стати? Никакого смысла. Ну, подумаешь, приволок он Алена. Ну, пусть даже сам до этого додумался, не они ему велели. Но ведь, ясное дело, он хотел как лучше, старался им услужить. Откуда ему было знать, что они теперь настроены совсем по-другому? Что же, сразу убивать? Отругали бы и дело с концом, а пленника отпустили бы.

– Может, Эрритен с ними не согласился? Ну, был против мира с людьми, – предположил Мбау.

– А хоть бы и был против, все равно. Зачем убивать-то? – горячо возразил Лумпи. – Что он мог один против остальных? Да и вообще у них все решает главная Королева. Как она скажет, так и будет, неважно, кто там против, а кто нет.

– Просто так Алена они не могли отпустить, – задумчиво произнес Антар. – Моок сказала, что он плохо себя чувствует и нуждается в медицинской помощи.

– Скажите, какая забота, – тут же фыркнул в наушнике Бруно. – Вы что, в самом деле верите, будто эту гадину волнует, нуждается Ален в какой-то там помощи или нет?

– Нет, я не думаю, что Моок это на самом деле волнует, – медленно произнес Антар. – Но, может, она очень старалась показать нам, будто это ее волнует? Чтобы убедить в своих миролюбивых намерениях. И Эрритена ради того же самого шлепнули…

С каждым мгновением голос его звучал все менее и менее убежденно – он и сам не верил в то, что говорил. Да, Умник прав. Вопрос о том, как пауки обошлись с Эрритеном, был одним из тех, в котором следовало непременно и как следует разобраться. У Антара возникло как будто совершенно ни на чем не основанное, но в то же время отчетливое ощущение, что, возможно, именно Эрритен окажется в этой непонятной истории ключевой фигурой. Что же произошло перед тем, как пауки его убили? И как это повлияло на дальнейший ход событий?

– Вон, вон, смотрите! – внезапно закричал Лумпи. Совсем рядом, на расстоянии примерно трех метров, часть стены бесшумно заскользила в сторону. – Ух ты, потайная дверь!

Он рванулся было в сторону все расширяющегося темного проема, но Антар удержал его, крепко схватив за руку.

– Стоять! – негромко, но грозно рявкнул он. – Отчислю к чертовой матери!

Из отверстия кто-то показался. Герк! Он протискивался боком, спиной к ним. Его шею обхватывала рука, принадлежащая, несомненно, белому человеку. Спустя несколько мгновений стало ясно, что это Ален. Мбау вопросительно взглянул на Антара, но тот покачал головой – дескать, рано, подожди еще. Как только оба пленника оказались в туннеле, из отверстия к их ногам упали брошенные кем-то шлем и бластер Герка, и плита медленно заскользила на свое место. Ну, Моок, подумал Антар. Ну, старуха. Сдержала-таки слово, не обманула, это надо же.

– Где это мы? – прогудел Ален, озираясь. Покачиваясь, они с Герком начали разворачиваться.

– Отпустила! Она их отпустила! – ликующе закричал Лумпи.

Как только плита полностью слилась со стеной, все трое бросились к товарищам, окружили их, затормошили, забросали вопросами.

Может, я зря не доверяю Моок, подумал Антар? Чем черт не шутит? Может, и дальше все пройдет так же гладко?

Но тут же в глубине сознания мелькнула мысль: не слишком ли гладко?

Мелькнула – и погасла.

Черт, Герк с Аленом живы и на свободе, сейчас это было главное.

Ощущение было такое, будто он лежит в лодке, которая легонько покачивается то туда, то обратно. Что это? Его несет по реке, которая доставляет мертвых к месту их последнего успокоения? Да, наверно. Вон и Брат встречает его.

Из мутной полутьмы вынырнуло и склонилось над ним знакомое, отороченное мехом костистое лицо с большими выпуклыми глазами и рядом других под ними, поменьше. Эрритен плохо различал детали, но он всегда надеялся и верил, что первым увидит именно Хива. Если, конечно, Богиня услышит его молитвы, и по ту сторону земного бытия они будут вместе. Значит, услышала. Теперь они с Братом неразлучны; теперь и навсегда…

– Очнись, сын мой, – прозвучало у него в голове, но еле слышно, как будто издалека.

Сын мой? Значит, это не Хив? Ну, тогда, наверно, его приветствует Лия – та, которую он всегда считал своей подлинной матерью. Почему бы и нет? Ведь они все здесь, его дорогие покойники. И Хив, конечно, среди них. Не беда, если он увидит его чуть позже.

Покачивание прекратилось, стало заметно светлее. Что это, лодка причалила к берегу? К тому берегу, откуда нет возврата и где он обретет вечный покой. Эрритена подняли, понесли куда-то и бережно, осторожно положили на нежесткую ровную поверхность. Снова зазвучал тот же голос, но уже отчетливее. Такой ласковый, такой родной.

– Очнись, сын мой.

Нет, это не Лия. В поле зрения Эрритена снова оказалось то же самое лицо, но теперь в глазах у него прояснилось, и он смог разглядеть его намного лучше. Это… Это же Королева Моок!

Неужели она тоже умерла?

И тут он все вспомнил, все. В том числе, и свою последнюю мысль, мелькнувшую перед тем, как чье-то истекающее кровью тело рухнуло прямо на него. Неужели Антар сумел прорваться внутрь Каменного Города и напал на охрану? Королеве угрожает опасность? Тогда спасительная тьма поглотила его прежде, чем он успел додумать эту мысль до конца, но теперь его охватил невыразимый ужас.

Значит, Королева и в самом деле погибла?

– Нет, сын мой, нет. Успокойся, я жива. И ты пока тоже, слава Богине.

Эрритен с трудом приподнял тяжелую голову и огляделся. Он лежал на постели в той самой комнате, которую покинул всего несколько часов назад. Королева Моок, во плоти и крови, стояла рядом и внимательно смотрела на него. Нет, это что угодно, только не загробный мир. Вон и занавеска, из-за которой выглядывает испуганное, смазливое личико Рари. Значит, он и вправду жив.

Внезапно, причиняя нестерпимую боль, в его сердце как будто вонзилась тонкая, острая игла. Эрритен вспомнил, о чем он думал, когда склонился над распростертым перед ним пленником. Королева не любит его, и все они, те, кого он считал своими Братьями и Сестрам, ненавидят и презирают его…

– Это не так, сын мой. Успокойся и прости, что я была вынуждена столь жестоко обойтись с тобой, заставила усомниться в нашей любви. У меня не было другого выхода. Время поджимало. Ты прощаешь меня?

Что это? Сама Королева просит у него прощения? На глазах выступили слезы, в горле пересохло, Эрритен не мог произнести ни слова. Сердце отпустило, холодный ком в груди медленно таял, на душе с каждым мгновеньем становилось легче и светлее, а слезы все текли, текли… Это были слезы радости, и потому Эрритен не стыдился и не сдерживал их. Жизнь возвращалась – он снова был не один.

– Я знаю, что прощаешь, – все так же мягко продолжала Королева. – Ты отлично справился со своей задачей, сын мой, хотя тебе пришлось нелегко. Я понимаю и ценю это. Но, главное, мы успели. И Проклятый Богиней поверил нам. Пришлось, правда, для убедительности пожертвовать жизнью одного из наших рабов. Но – невелика потеря.

Главное, дело сделано. Теперь остается только ждать. Отдыхай, набирайся сил. Все, что мы имеем, к твоим услугам. Хочешь, придет врач? В селении У Горячей Воды есть один, который, по слухам, знает свое дело.

Эрритен замотал головой. Какие тут, у дикарей, могут быть врачи? Знахарь со своими побрякушками и заклинаниями, вот что такое, по их понятиям, врач. И, главное, зачем ему врачи? Он снова обрел любовь тех, кто ему дорог, и это – лучшее лекарство. Теперь… Да, теперь, без сомнения, все будет хорошо.

Наверно, Королева как-то воздействовала на Эрритена, потому что его неудержимо потянуло в сон. Она продолжала что-то говорить, но родной голос звучал все тише, все глуше… Смолк.

Эрритен спал. Крепко, без сновидений; измученная душа отдыхала, а уставшее тело восстанавливало свои силы.

8 июня 1 года Свободы 6 часов 10 минут утра.

Мы летим домой, и у меня всего несколько минут, чтобы рассказать о самом важном. Все подробности потом. Вот это было приключение – мне такое и не снилось! И, главное, Ален с нами, и все целы и невредимы, хотя, по правде говоря, я считаю, что нам просто здорово повезло. Может, мое везенье распространяется и на остальных?

Ален жив, хотя весь в синяках, ссадинах и вообще какой-то полусонный и вялый. Говорит, толком ничего не помнит, потому что почти все время спал. Так, обрывки какие-то. Пауки, наверно, опоили его каким-нибудь сонным зельем, чтобы он не доставлял им лишних хлопот.

Мы нашли истукана, о котором упоминалось в записках, и сумели проникнуть в Каменный Город. Когда-нибудь я, как тот путешественник, обязательно исследую его вдоль и поперек – там столько интересного! А что? Если у нас с пауками и вправду будет мир, может, они и не станут возражать. Ну, а если нет, тогда и спрашивать будет некого.

В это трудно поверить, но пауки действительно предложили заключить с нами мир. Дескать, они будут жить на своей половине острова, а мы на своей. Никто никого не трогает, каждый сам по себе. Антар, понятное дело, один решать такой важный вопрос не стал, и поэтому пока заключил с ними перемирие. На неделю.

Он не очень-то верит, что пауки предложили это искренне. Думает, тут какой-то подвох. Но ведь они выполнили свое обещание, отпустили нас, верно? Хотя могли этого и не делать. И, главное, они отпустили самого Антара», своего врага номер один. А ведь по-настоящему пока только он и умеет обращаться со всей этой немыслимой техникой. Без него люди, скорее всего, потерпят поражение, и пауки наверняка догадываются об этом.

И все же Антар на свободе, целый и невредимый.

Как это надо понимать? По-моему, только так: они и в самом деле не хотят больше воевать.

Я рад, по правде говоря, если это так. Что, разве плохо было бы, если бы между нами и пауками действительно установился мир? Никто никого не убивал и не боялся бы. Можно было бы сесть в спидер и полететь… куда пожелаешь. Мир велик, наверняка в океане есть и другие острова.

Все, садимся. Представляю, как сейчас все обрадуются, увидев Алена.

Я сегодня вечером уезжаю, Криста, – сказала Трейси. – Вот, зашла узнать, как ты себя чувствуешь. – Хорошо, совсем хорошо. Садись. Больничная комната была крохотная, в ней только и помещались, что постель, стул и маленький столик. Но чистая. Белые занавески на окне, белое белье на постели, выкрашенные известковым раствором чуть голубоватые стены, тщательно выскобленный деревянный пол. На широком подоконнике стоял глиняный кувшин с букетом лесных цветов. И не каких-нибудь, а крупных фиалок, которые растут только высоко в горах, в самых трудно доступных местах. Они распространяли вокруг необыкновенно нежный аромат.

Трейси опустилась на стул. Сегодня Криста и в самом деле выглядела гораздо лучше. Да что там лучше – ее просто было не узнать. По подушке раскинулись чисто вымытые, вьющиеся темно-рыжие волосы красивого медного оттенка, синяки начали выцветать, а кожа, наоборот, приобрела чуть розоватую окраску и уже не казалась такой мертвенно-бледной. Даже седина, которой были пересыпаны ее волосы, уже гораздо меньше бросалась в глаза. Но отчетливее всего изменения проступали в выражении лица.

Всего пару дней назад, когда незнакомец по имени Пао на руках принес в дом Трейси неизвестную женщину, на нее было страшно глядеть. Истерзанная физически и морально, потерявшая всякую надежду, до конца еще даже не осознавшая, что все ее несчастья остались позади, Криста больше напоминала человека, уже перешагнувшего черту, отделяющую живых от мертвых. Или, по крайней мере, старуху, одной ногой стоящую в могиле – с этими ее наполовину седыми лохмами, трясущейся головой и, главное, ушедшим глубоко в себя взглядом и печатью таких страданий на лице, которую, казалось, не могло смыть ничто и никогда.

Сегодня она выглядела так, словно сбросила двадцать, а то и тридцать лет. Загнанное выражение исчезло из ее красивых серых глаз – они смотрели ясно и открыто; иногда в них даже как будто мелькала улыбка. И сегодня стало видно совершенно отчетливо, что Криста все еще на редкость хороша, несмотря на нездоровый цвет лица и вялую кожу, морщинки у глаз и губ, седину в волосах, резко асимметричный рот – одна сторона вздернута, другая опущена – и трясущуюся голову. Теперь на первый план выступило совсем другое – блестящие, точно драгоценные камни, удивительно красивые серые глаза, высокие скулы, чистый лоб, который не портил даже извивающийся по нему бледный кривой шрам, прямой точеный нос и пухлые губы, не синеватые, как прежде, а тоже слегка порозовевшие. Сколько же ей лет, подумала Трейси? Наверно, еще и тридцати нет. Ну, в крайнем случае, лишь чуть больше.

– Куда ты уезжаешь? – спросила Криста.

– На остров Пятницы… Ну, где все это время жили мой брат Антар с Мартой.

– Марта? Кто это?

Господи, она даже не знает, кто такая Марта! Антара-то она вчера видела, хотя и его, наверно, воспринимала как незнакомца. Страшно подумать, но все годы своего «замужества» Криста просидела взаперти. Без каких-либо исключений. Она помнила только тех людей, которых знала, когда калитка двора Эрритена захлопнулась за ней, но и они, конечно, с тех пор заметно изменились. Марта же в те времена и вовсе была еще ребенком.

– Она… невеста Антара, – ответила Трейси. Хотя, наверно, следовало бы сказать «была невестой Антара». Что уж там между ними произошло, никто из домашних не знал, но с некоторых пор брат как будто забыл о существовании Марты и прямо в лице менялся, стоило кому-нибудь упомянуть о ней. Но зачем Кристе знать все эти подробности? – Антар согласился взять меня в свой отряд, хотя, по правде говоря, уломать его было очень даже нелегко.

Криста слушала Трейси с полуулыбкой, покачивая – или все же подрагивая? – головой.

– Что за отряд? – спросила она.

– Ну, для борьбы с пауками.

Тонкие брови Кристы сошлись к переносице.

– А разве у нас с ними теперь не мир? Ко мне тут многие заглядывают, и я кое-что слышала об этом.

Трейси фыркнула и презрительно повела плечом.

– Ну, подумай сама – какой с пауками может быть мир? Ерунда все это. Я этим мерзким тварям ни вот столечко не верю, – она показала Кристе кончик мизинца.

– Это правда, что Эрритена убили? – негромко спросила Криста, почему-то испуганно оглянувшись на окно.

Глаза у нее потемнели, голова резко дернулась, в лице появилось что-то от вчерашней замордованной старухи. Она все еще боится Эрритена, поняла Трейси.

– Герк говорит, что да. Он вроде бы собственными глазами видел его мертвым.

Криста на мгновенье опустила веки, а когда снова подняла их, страх в ее взгляде потух.

– Чудно, правда? – сказала она с кривой улыбкой. – Он им так верно служил, а они его… убили.

Трейси пожала плечами. Ее и саму это удивляло, хотя, по правде говоря, не очень. У пауков, как известно, свое понятие о справедливости. Поэтому от них, по ее мнению, можно было ожидать всего, чего угодно.

– Что Йорк говорит, долго ты пролежишь? – спросила она.

Сложенные на груди руки Кристы беспокойно затеребили краешек простыни, которой она была накрыта, взгляд скользнул в сторону и остановился на чудесных цветах, стоящих на подоконнике.

– Да этот… Пао… Ну, который меня из подпола вытащил… Вас, говорит, непременно нужно отвезти на остров… Как его? Да, на остров Разочарования. Смешное название, правда? Там, дескать, у нас врачи просто замечательные, они живо поставят вас на ноги… Он всех на «вы» называет, вежливый такой.

– А что? И правильно! – горячо поддержала это предложение Трейси. – У моей мамы с сердцем было очень плохо, и Серебряный Человек тоже ее туда возил. Теперь она уже дома. Так хорошо выглядит, как никогда, и чувствует себя прекрасно. Прямо ведь совсем умирала, а теперь, говорит, впервые за много лет вообще не чувствую, что у меня есть сердце. И моей младшей сестренке Инес их врачи ногу вылечили, она у нас хромала с самого рождения, прямо как утка переваливалась. Так что соглашайся, не раздумывай.

– Ты так считаешь? – спросила Криста. – Он… Пао, значит… сказал, что, может, у меня какие-то внутренние повреждения, которые наши врачи не то что вылечить, даже распознать не могут.

– А что? Запросто. Он же тебя колотил, негодяй этот? Может, и отбил что-нибудь. Но тамошние врачи все вылечат, не сомневайся. Инес про них просто чудеса рассказывает. Говорит, что они чуть ли не руку новую могут человеку пришить, если ее оторвет.

Криста широко распахнула глаза.

– Ну, уж прямо и руку… Хотя… Может, они там все такие… – непонятно пробормотала она, недоверчиво качая головой и снова теребя край своей простыни. – Скажи-ка, Трейси… Может, ты знаешь, все-таки твой брат с ними дружен… Правду говорят, будто этот Пао… Ну, как бы не совсем человек?

Теперь уже пришла очередь Трейси отвести взгляд.

– Я тоже слышала такие разговоры. Спросила Антара, и он сказал, что вроде бы да. С Пао что-то такое сделали, много-много лет назад, еще до Беды. Вот после этого он и стал… ну, не таким, как все.

– Что ты говоришь, Трейси? Разве такое может быть, чтобы… до Беды? – непонимающе и в то же время очень заинтересованно спросила Криста. – Это же когда было? Как бы он смог дожить до наших дней?

Трейси пожала плечами.

– Антар сказал, что все это время Пао как бы и не жил вовсе, хотя убей меня, я не понимаю, что это означает. Вроде бы Пао и еще двоих таких же, как он, поместили в… Нет, не помню, как эта штука называется. Кажется, камора какая-то. Ну, в общем, каким человек войдет в эту камору, таким оттуда и выйдет, сколько бы лет ни прошло, хоть сто, хоть двести, хоть целая тысяча. Ни на один день не состарится. Я сказала Антару, что во все это как-то трудно поверить. А он говорит, дескать, подожди, скоро сама увидишь. Вроде как на том острове, где будет наша база, эти каморы до сих пор стоят… Ну, куда людей сажают, чтобы они не старились.

Криста слушала ее как зачарованная – точно девочка, которой рассказывают волшебную сказку.

– Но меня даже больше другое удивляет, – продолжала Трейси. – Как это понимать – не совсем человек? С виду ведь этот Пао самый обыкновенный, такой же, как все, верно? Разве что кожа желтая и глаза раскосые. Но тут как раз ничего удивительного нет. В прежние времена люди всякие бывали, не только такие, как мы или эти… дикари чернокожие. Помнишь, у нас в Доме Удивительных Вещей есть веер? – Криста покачала головой. – Ну, зато я помню. Так вот, на нем изображены в точности такие люди, как Пао – желтолицые и узкоглазые. Ну, и чем, кроме этого, он отличается от других людей? Что в нем такого необыкновенного?

– Значит, это правда, – Криста глубоко вздохнула, медленно кивая головой. – Я так и думала. Никогда не поверю, что он просидел все эти годы в какой-то… каморе, – голос ее звучал все тише и тише. – Твой брат просто чего-то не понял. Зато я теперь точно знаю, откуда Пао.

– Откуда? – тоже почему-то шепотом спросила Трейси, наклонившись к постели.

Криста махнула рукой, указывая куда-то вверх. Глаза у нее сияли.

– Со звезды. Понимаешь? Перед тем, как случилась Беда, он улетел к звездам, а теперь вернулся. Вот и все.

– Ну-у-у… – разочарованно протянула Трейси.

На мгновение ей показалось, будто в серых глазах Кристы вспыхнул огонек чего-то такого… Безумия, может быть? Ничего удивительного, если после стольких лет издевательств бедняжка спятила. Хотя бы чуть-чуть. Трейси решила, что лучше сменить тему.

– Да, совсем забыла, – бодрым голосом сказала она. – Мама спрашивает, где ты собираешься жить после того, как выздоровеешь? У тебя ведь родных в городе не осталось, а дом Эрритена сгорел.

– Твоя мама? – удивилась Криста.

– Ну да. Она велела тебе передать, что будет очень рада, если ты согласишься пожить у нас. Дом большой, а жильцов осталось всего четыре человека. Она, папа, дед и Инес, я тебе о ней уже говорила. Мы-то с Антаром уезжаем.

– Я… Я не знаю… Как-то неловко… Спасибо большое, – Криста смутилась, порозовела и от этого еще больше похорошела.

– Ничего тут неловкого нет. Разве люди не должны помогать друг другу? Ты подумай, Криста. Моя мама очень хорошая, правда.

Под окном послышался шум.

– Осторожно, ты… – произнес сердитый голос. – Не дергай так, я чуть не свалился. Давай разворачивайся, заноси его вон туда.

– Что там еще стряслось? – нахмурилась Трейси.

Она встала, раздвинула занавески и выглянула в окно. Двое мужчин втаскивали в помещение больнички самодельные носилки, сделанные из нескольких бамбуковых стволов, поверх которых была накинута какая-то одежда. На носилках лежал человек, в странной позе – на боку, но с неестественно вывернутой головой, согнутыми ногами и растопыренными руками. В его облике девушке почудилось что-то знакомое. Она пригляделась повнимательней. Боже, да это Кайл, с огорчением и удивившим ее саму волнением поняла Трейси. Вид у него был просто ужасный. Глаза закрыты, лицо бледное до синевы, но в то же время какое-то вздувшееся, отечное. Неужели мертв?

– Кого-то принесли? – спросила Криста.

– Ну да. Вроде бы… раненого.

Раненого? Почему Трейси употребила именно это слово? Почему она не сказала – мертвого? Она и сама не знала. Может, чтобы зря не волновать Кристу?

Нет, Кайл не походил на раненого, да и крови видно не было. Но чувствовалось, что он не жилец. Если вообще еще не умер.

Следом за носилками в больничку вошли мэр Аликорн и Тонг, который был у него на посылках. По коридору забухали тяжелые шаги.

– Несите его сюда, – произнес голос врача Йорка. – Там все занято.

Трейси перевела взгляд на Кристу и вернулась к постели.

– Ладно. Я, пожалуй, пойду, – сказала девушка и на мгновенье коснулась руки, снова спокойно лежащей поверх простыни. – Выздоравливай. И обязательно покажись врачам на острове Разочарования. Может, там и увидимся? Этот остров, по словам Антара, совсем рядом с тем, где мы будем. И над предложением моей мамы подумай как следует, хорошо?

Криста лишь молча кивнула и улыбнулась в ответ.

Кайла внесли в комнату, где обычно врачи принимали больных, и осторожно переложили с носилок на узкую лежанку. Йорк уже хлопотал около него, Аликорн еле втиснул свое обширное тело в кресло, в котором обычно сидел врач, Тонг застыл рядом с ним, испуганно кося взглядом на Кайла. Тут же топтались те двое, что тащили носилки. Трейси незаметно проскользнула в комнату и остановилась на пороге.

– Где вы его нашли? – спросил мэр Расма одного из мужчин, принесших Кайла.

– В кустах неподалеку от просеки. Я отошел… ну, отлить, и чуть не упал, споткнувшись обо что-то. Гляжу – а это нога торчит, – Аликорн нахмурился и поверх плеча Расма перевел взгляд на Трейси. Расм тут же обернулся, заметил ее и залился краской. – Ох, прости, девчушка, ненароком вырвалось, – извиняющимся тоном сказал он и затеребил волосы на затылке.

Трейси фыркнула. Девчушка, скажите пожалуйста. Правда, Расму было уже далеко за пятьдесят, для него и двадцатилетняя женщина девчушка, но все равно.

– Да… Совсем плохо дело, – сказал Йорк. – Похоже на паучий яд, а от него у нас нет противоядия.

– Ой, глядите! – вырвалось у Тонга. – Он глаза открыл!

Все посмотрели на Кайла. Он лежал совершенно неподвижно, на спине, но с повернутой на бок головой, подогнутыми ногами и странно скрюченными руками. Видимо, в той позе, в которой яд парализовал его. Одутловатое, синюшное лицо казалось застывшей маской, но веки как будто и впрямь слегка приоткрылись, обнажив голубоватые полоски глаз.

– Он в сознании? – спросил Аликорн.

– Думаю, да, – ответил Йорк. – Похоже, доза была не смертельной. Паук, наверно, рассчитывал вернуться и…

Аликорн поднял руку, призывая его к молчанию. Наверно, не хотел, чтобы бедняга Кайл услышал, что именно собирался с ним сделать паук.

– Можешь хотя бы примерно сказать, когда это произошло? – спросил Аликорн Йорка.

– Судя по состоянию ранок, образовавшихся на месте укусов, – врач коснулся рукой шеи, – не сегодня. Ночью или, может быть, даже еще вчера.

– Так. Вчера, значит. Ну, а вы куда смотрели? – Аликорн перевел хмурый взгляд на Расма и его товарища. – Человек работает бок о бок с вами и вдруг пропадает неизвестно куда, а вы и в ус не дуете? Мало того, что сами даже не поинтересовались, куда он подевался, так и мне ничего не сообщили. А ведь я говорил еще на собрании, чтобы обо всех случаях исчезновения людей мне обязательно докладывали, причем немедленно. Бинг, ты у них бригадир, если я не ошибаюсь?

– Ну да, – ответил второй из тех, кто принес Кайла, невысокий толстый мужчина лет сорока, с круглым багровым лицом и без единого волоска на голове. Он развел короткими руками с похожими на колбаски пальцами. – Разве за всеми уследишь, когда одни приходят, другие уходят, и так целый день? Кайл вчера с утра с нами не работал, он появился уже ближе к вечеру, это я точно помню. А вот что потом было… – Бинг почесал мохнатую грудь, видневшуюся в вырезе рубашки. – Виноват, господин Аликорн.

– Трейси, Антар еще не улетел? – спросил мэр. Она лишь покачала головой, не в силах оторвать взгляда от чудовищно изменившегося лица Кайла. Вот они какие, пауки. Бродят около самого города, подкарауливают тех, кто зазевается, а потом делают вид, что предлагают мир.

– Это хорошо, – продолжал Аликорн. – Тонг, сбегай к Антару. Объясни, что случилось. Пусть, если сможет, заберет Кайла туда… на свой остров. Там хорошие врачи. Думаю, они обязательно помогут.

Он искоса взглянул на Кайла. Наверно, эти последние слова предназначались главным образом для него.

Тонг мгновенно оказался у выхода, словно только и ждал приказания, чтобы побыстрее убраться отсюда и не видеть несчастного Кайла, совсем недавно такого сильного, такого полного жизни. Однако Расм остановил его.

– Подожди-ка, парень. Может, есть еще кое-что, о чем нужно сообщить Антару, – ясное дело, эти слова ничего хорошего не предвещали. Мэр нахмурился и перевел на Расма еще более помрачневший взгляд. – Аликорн, вы тут говорили об исчезновении людей и о том, чтобы вам сообщали. Так вот, по-моему, у нас еще один человек пропал. И знаете кто? Ана.

Трейси ойкнула, но тут же прикрыла ладонью рот.

– Ана? – удивленно переспросил Аликорн. Расм кивнул.

– Я сегодня в обед заглянул к ней. Просто проведать хотел, узнать, как делишки. А ее мать говорит, что она еще вчера куда-то ускакала. С полным снаряжением, – Расм и Ана оба были охотниками и дружили между собой. – Вчера, – многозначительно повторил Расм. – На охоту, видать, отправилась.

– На какую такую охоту? – вцепившись в ручки, Аликорн даже привстал в кресле. Лицо у него побагровело, взгляд только что не метал молнии. – Какая сейчас может быть охота? Ведь сказано было – от города не удаляться, выходить только группами и под охраной.

– Ана, она такая, вы же знаете, – сказал Расм.

– Ей никто не указ, если что приспичит. И на кого она охотиться собралась, как вы думаете? Ей ведь неизвестно, что у нас с пауками перемирие.

– Ну, правильно. Кто-то, рискуя собственной жизнью, пробирается во вражеский лагерь, спасает товарища и договаривается о перемирии, а кто-то того и гляди сведет все на нет только потому, что ему, видите ли, «никто не указ», – глубокий, низкий голос Аликорна просто трепетал от гнева. – Все, с меня хватит. Или у нас будет порядок, или выбирайте себе другого мэра… Иди, чего встал? – сердито рявкнул он, махнув рукой Тонгу. – Расскажи Антару и об Ане тоже. А потом сразу же дуй к Уорри. Двадцать один, понял? Немедленно.

Тонг кивнул и стрелой вылетел за дверь.

Аликорн назначил Уорри звонарем после гибели Фиделя. Наверно, терпение мэра и в самом деле было на исходе; двадцать один удар колокола означал не просто общий сбор, а общий сбор в случае чрезвычайного происшествия.

Трейси, однако, последние несколько минут не прислушивалась к разговору.

– Странно, – сказала она, глядя в пространство невидящим взором.

И замолчала.

– Что «странно»? – не дождавшись продолжения, нетерпеливо спросил Аликорн.

– Два человека пропали… Кайл и Ана… А ведь оба вчера приходили к Антару, рассказывали ему о Каменном Городе.

– Ты что, полагаешь, будто Ана тоже лежит где-нибудь в кустах?

– Нет, нет, что вы! – воскликнула Трейси. – Мне пришло в голову… Вдруг это не просто совпадение? Что, если тут есть какая-то связь?

– Может быть, может быть… Но какая? Вряд ли мы это узнаем. Разве что Кайл придет в себя и расскажет, что и как с ним произошло, – Аликорн тяжело встал и добавил, обращаясь к Расму. – На всякий случай пошарьте там, рядом с просекой, –

охотник истово закивал в ответ. – Вот только весь остров обыскивать у нас ни людей, ни времени нет. В случае чего, пусть Ана на себя пеняет.

Мэр зашагал к двери – величественный, грузный и ужасно сердитый. Или, может быть, расстроенный. Или, скорее всего, и то, и другое вместе.

Трейси подошла к Кайлу и присела рядом с ним на корточки. Глаза юноши еще чуть-чуть приоткрылись. Теперь можно было даже разглядеть, что в них застыло выражение страдания. Трейси положила руку ему на лоб и почувствовала, какой он холодный и влажный.

– Бедненький… – прошептала она. – Бедненький… Ох!

Из уголка глаза Кайла выкатилась и заскользила по щеке слеза.

8 июня 1 года Свободы 11 часов вечера.

Я пишу, потому что мне нужно разобраться. Вдруг это поможет? Вдруг я перескажу сам себе, что случилось, и меня осенит, как действовать дальше? Но сначала коротко о том, что происходило сегодня.

Мы снова в подземной лаборатории на острове Пятницы. У меня теперь здесь своя квартира, вот. Это что-то вроде дома – несколько комнат вместе. В моей квартире их две. Или даже три, если считать комнату для мытья; душевая называется. Или даже четыре, если считать уборную; по-другому, туалет. Но на самом деле душевая и туалет почему-то в счет не идут; вроде как они не главные, а служебные. Получается, что в моей квартире две комнаты для жилья.

Одна, побольше, рабочая. В ней есть компьютер, голопроектор, очень вместительный, вделанный прямо в стену шкаф, стол, несколько кресел и куча чего еще, но свободного места все равно полно. Хоть танцы устраивай. Вторая комната – спальня, она чуть поменьше.

Сейчас у меня нет настроения описывать, как тут все красиво и удобно устроено, но когда-нибудь я это сделаю, непременно. Главное, что квартира только моя и больше ничья. А дома у нас с дедом Кейпом была на двоих одна крошечная комнатенка. И до чего же мне надоело это соседство, кто бы знал.

Нет, он вообще-то старик неплохой, не буду врать. Только уж больно болтливый, и въедливый, и липучий, и любопытный, и… Нет, наверно, дело даже не в этом. Просто, он совсем не такой, как я. Слишком старый, что ли? То спать уляжется в самое неподходящее время и не дай бог его разбудить. Такой шум поднимет, точно конец света наступает. То ему, напротив, посреди ночи разговаривать приспичит. Ходит туда-сюда, гремит чем-то, ворчит, кряхтит, стонет. Это, значит, чтобы меня как бы ненароком разбудить. Тьфу! Не хотел бы я дожить до таких-то лет. А еще дед так и зырит все время – куда я пошел, что делаю? Даже в вещах моих роется. Противно.

Здесь же совсем другое дело. Здесь я сам себе хозяин. Если захочу, могу заблокировать квартиру, и никто в нее не войдет. Здорово.

Мы привезли Алена в город, и все встречали нас, как героев. Отец чуть в обморок не хлопнулся, когда узнал, во что я ввязался на этот раз, а мать ничего, только пальцем у виска покрутила. Вообще-то она молодец, всегда меня защищает, когда я что-нибудь затеваю. Другие, чуть что, сразу шум поднимают. Ах, Лумпи такой, Лумпи сякой, озорник, безобразник, неслух. Ну, и прочее в том же духе. И только одна она понимает, что у меня на уме вовсе не баловство.

Дед вцепился в меня, точно клещ. Без конца выпытывал подробности и ворчал, что, дескать, мы все делали неправильно. Надо было так, а не эдак. Известное дело, задним умом все крепки. Знаю я его – сейчас ворчит и ругается, а потом, пыжась от гордости, будет рассказывать дружкам, какой у него замечательный внук. Ну, прямо весь в деда, то есть, в него.

Ближе к вечеру господин Аликорн созвал всех на площадь около церкви и сообщил, что пауки предлагают нам мир, а пока Антар заключил с ними перемирие на неделю. Даю вам сроку три дня, сказал он, чтобы хорошенько обдумать, будем мы заключать с ними мир или нет. Как все решат, так и поступим. И кто считает, что да, будем, те подготовьте свои предложения насчет того, как этот мир надежно обеспечить и защитить. Какие, значит, условия включать в договор.

Выступали и другие. Большинство не хотят воевать, но сомневаются, можно ли паукам верить.

Еще господин Аликорн сильно возмущался тем, что некоторые без охраны покидают город, а когда люди пропадают, ему не сообщают об этом. Никогда не видел его таким сердитым. Перемирие перемирием, сказал он, но никто не должен выходить за пределы просеки. Это приказ. Мы пока не знаем, хотят пауки на самом деле мира или это просто какая-то хитрая уловка с их стороны. Раз вы избрали меня, значит, извольте слушаться. Если же и дальше будет продолжаться так, как сейчас, я сложу с себя обязанности мэра, потому что в таких условиях не могу обеспечить вашу безопасность.

Не пойму, с чего бы это господин Аликорн так разволновался? Ну, Ана где-то пропадает вот уже второй день, так ведь она опытная охотница, во всяких передрягах не раз бывала. Наверняка с ней все в порядке. Ну, Кайла какой-то паук подкараулил в лесу за просекой, впрыснул ему яд и затащил в кусты; так ведь это произошло еще до перемирия. Теперь, я думаю, ничего подобного не случится. Теперь они будут сидеть за ущельем Вздохов и носа к нам не покажут. Зачем им это, раз они сами предложили перемирие? Вряд ли господину Аликорну стоит беспокоиться о том, как бы кто-то не вышел за пределы города. Пустая трата времени. Лучше бы думал, как правильнее составить договор с пауками. Где будет проходить граница, как ее охранять, что делать, если кто-то нарушит ее, и все такое прочее. Тут есть над чем голову поломать.

Антар, по счастью, вовсе не собирается распускать свой отряд, как я поначалу опасался. Напротив, хочет воспользоваться перемирием, чтобы как следует натаскать нас. С завтрашнего дня мы будем усиленно тренироваться и изучать все, что есть в подземной лаборатории – компьютер, остальную технику, историю и многое, многое другое.

Это хорошо, это правильно. Мало ли как дело повернется? Одно мне не нравится – что в отряде есть девушки. Какой от них прок? Только и умеют, что насмехаться да капризничать. Ладно, переживем как-нибудь.

И вообще, это все пустяки. Я, конечно, имею в виду не то, о чем говорил господин Аликорн, тут дело серьезное, кто спорит. Я про девушек.

Вот теперь я, наконец, добрался до сути того, что меня по-настоящему волнует. Случилось еще кое-что, о чем мне даже думать неприятно, не говоря уж о том, чтобы рассказать Антару или еще что-то предпринять. Но никуда не денешься. Я понимаю – просто промолчать было бы неправильно и даже опасно. Черт, на этот раз мне, кажется, и в самом деле «повезло».

Вскоре после того, как мы прилетели сюда, Цекомп показал мне голозапись, которую он сделал через мои «глазки». Не всю, конечно, я тогда для этого слишком устал. Ничего, решил я, потом посмотрю как следует. От начала до конца и, наверно, не раз. Кстати, потрясающая штука. Маленькие фигурки движутся, точно живые, и все остальное тоже видно отлично; все, на что смотрел я сам. При желании можно увеличить изображение и разглядеть любую деталь.

Но сейчас речь не об этом. Когда я просматривал голозапись, Цекомп обратил мое внимание на тот момент, когда мы тянули жребий, кому оставаться в спидере. Тогда, рассчитывая на свою везучесть, я хотел первым попытать счастья. Однако Бруно, почти оттолкнув меня, вытянул шарик раньше всех, посмотрел на него и бросил обратно, скорчив недовольную рожу. Все мы, ясное дело, решили, что ему достался черный. Я ничего такого особенного при этом не заметил, ни тогда, когда все это происходило на самом деле, ни потом, просматривая запись. Не то что Цекомп. Он остановил и увеличил изображение в тот момент, когда Бруно смотрит на свою ладонь, в которой лежит шарик. И вот тут стало отчетливо видно, что Бруно держит в руке вовсе не черный, а белый шарик! Я просто глазам своим не поверил. Забормотал что-то невразумительное, вроде того, что, может, Бруно просто ошибся? А потом, как дурак, спросил Цекомпа, что, по его мнению, все это означает.

– Ты не понимаешь? – удивился он. – Это может означать только одно. Что Бруно…

И тут до меня, наконец, дошло. Клянусь, я аж весь взмок.

– Что Бруно трус, ты хочешь сказать? Или, хуже того, предатель?

– Ну, предатель, это, наверно, слишком сильно сказано. Да предатель и действовал бы по-другому, – ответил Цекомп. Тут я и сам понял, что он прав.

– Скорее, первое.

– Но как такое может быть? У меня просто в голове не укладывается. Ведь Бруно по доброй воле вступил в отряд, никто его туда силой не тащил, не принуждал…

– Откуда тебе это известно? – спросил Цекомп. – То есть, наверняка принуждение в прямом смысле этого слова места, конечно, не имело. Но, может быть, все происходило как-то так, что Бруно было просто неловко отказаться? Знаешь, как это бывает? Приятель затевает что-то интересное, но опасное и говорит, дескать, пошли со мной. Или тебе слабо? Ну, кто откажется, услышав такое? А потом, когда доходит до дела, тут-то и выясняется, кто сильный духом, а у кого, извиняюсь, кишка тонка.

– Все знают, что Бруно ненавидит пауков, – продолжал настаивать я. – Они ни за что, ни про что сожрали его мать и деда…

– Так-то оно так, но страх, знаешь ли, обладает той особенностью, что может перевесить все другие переживания, каким бы сильными они ни были. Если человеку удается справиться с собой и преодолеть его, тогда все в порядке. Если же нет… Причем учти. Страх – это не столько недостаток, сколько болезнь.

– Скажешь тоже, болезнь, – фыркнул я.

– Да, да, именно болезнь, – продолжал Цекомп. – Для нее даже есть специальное название или, точнее, целый класс названий – фобии. Я знавал нескольких прекрасных людей, которые ничего не могли поделать со своими фобиями – страхом высоты, к примеру, или боязнью замкнутого пространства. Тут борись, не борись, толку не будет. Страх оказывается сильнее тебя. Но вернемся к нашему случаю. Очень часто человек даже не подозревает о том, что он трус, пока не столкнется с угрозой для своей жизни. Не какой-нибудь пустяковой, конечно, а по-настоящему серьезной и совершенно реальной – вроде, скажем, той, которая нависла над вами в этом походе. Угрозы оказаться в лапах у пауков и, возможно, быть даже сожранным ими заживо…

Цекомп, наверно, и дальше разглагольствовал бы на эту тему, но внезапно у меня возникло чувство… недоверия, что ли? Слишком уж складно у него все получалось.

– Откуда тебе все это известно, Цекомп? Ты-то сам ведь не… – я замолчал, почему-то не в силах произнести последнее слово.

– Не человек, ты хочешь сказать? А замолчал, потому что боишься обидеть меня? Напрасно. Тут нет повода для обиды. А вот чего я терпеть не могу, так это глупых вопросов. Стыдно, Умник, с твоей-то головой. Ну, подумай сам. Меня спроектировали и создали люди, меня обучали люди. Я служу людям и за свою долгую жизнь общался со столькими людьми, что было бы странно, если бы я не знал о них все, что можно и даже что… нельзя. Я и сам стал почти человеком; разница лишь в том, из чего и каким способом я сделан. Но эта разница не столь уж существенна, по-моему. Для мыслящего существа. Как ты считаешь?

Я пожал плечами. Внезапно на меня навалилась ужасная усталость.

– Что же делать, Цекомп? Этого ведь нельзя просто так оставить, верно?

– Сейчас тебе нужно прежде всего поспать, друг мой. А потом… Болезнь там или не болезнь, но сражаться или даже путешествовать бок о бок с человеком, на которого нельзя положиться, дело очень рискованное. По-моему, у тебя есть только два выхода. Или рассказать обо всем Антару…

– Ты что, спятил? Я не доносчик!

–… или набраться духу и поговорить с самим Бруно. Если начнет артачиться, продемонстрировать ему голозапись. И предложить под каким-нибудь благовидным предлогом уйти из отряда добровольно, пообещав, что в этом случае ты никому ничего не расскажешь… Все, все, все, ложись, дружок. Нет никакой необходимости ломать себе над этой задачкой голову именно сейчас. У тебя еще будет время все хорошенько обдумать и принять решение.

Ну, я и вправду лег и уснул. Проснулся уже ближе к ночи, и первая моя мысль была о Бруно. Сел, записал все это. Думал, может в голове прояснится, и я смогу на что-то решиться. Ни черта подобного.

Не хочется обижать Бруно. Не хочется причинять ему боль. А ему, конечно, будет и больно, и обидно, когда он поймет, в чем его обвиняют. Да еще кто? Какой-то сопляк, мальчишка.

Не хочется, чтобы он считал меня своим врагом. А это тоже обязательно так и будет – он никогда, никогда не сможет забыть, что я знаю. И, скорее всего, потеряет покой, станет все время опасаться, что я разболтаю другим о его позоре. Несмотря на все мои обещания.

Еще меньше хочется рассказывать обо всем Антару. Действовать за спиной у Бруно. Доносить. Как ни крути, это именно так и называется.

Это с одной стороны. Но с другой… Цекомп, как всегда, прав. Если я промолчу, и все останется, как есть, в следующий раз дело может обернуться гораздо хуже, и не для меня одного.

Что же делать?

Не помню, чтобы я когда-нибудь вот так раздумывал и колебался, не в силах принять решения. Черт, может у меня теперь тоже какая-то фобия?