Женщина-кошка [Молодежная новелла]

Глава шестая

По крышам города бежала кошка – где же еще бегать кошкам, как не по крышам, – и если кто спросит, куда она бежала, то получит недвусмысленный ответ: в сторону фабрики Хедара, куда же еще. В своих рваных кожаных штанах, обтянувших ноги, в сверкающих острыми, как бритва, алмазными когтями черных кожаных перчатках, она легко прыгала с крыши на крышу – сама судьба идет так же неслышно и так же неотвратимо. Тело ее крест-накрест перетягивали два отделанных серебром пояса, и черная маска, над которой торчали два острых кошачьих уха, закрывала ее лицо.

Все чувства ее были обострены. Время от времени она на мгновение останавливалась, поднимала голову... вдруг внизу она увидела Армандо: лицо его высветилось, когда он прикуривал сигарету.

Еще одно воспоминание как вспышка пронеслось у нее в голове. Армандо... да, это он, именно он стрелял в нее тогда.

Стиснув зубы, Кошка прищурила глаза: Армандо распахнул дверцу лимузина и протиснулся внутрь. Машина тронулась. Не спуская с нее глаз, прыгая с крыши на крышу, Кошка последовала за ней.

Армандо остановил лимузин возле ночного клуба. Когда он вышел из машины, за его спиной на своих сильных, упругих задних, лапах уже стояла свирепая Кошка. Из открытой двери клуба неслось механическое «бумс, бумс» музыки, свет вспыхивал и гас в ритме ее... Армандо вошел внутрь; за ним незаметно вошла и Кошка. Армандо направился прямиком в бар – туда же неслышной тенью проследовала и Кошка. На ступеньках эстрады кружились танцоры.

У бармена округлились глаза, когда он увидел у своей стойки... кого? Баба – не баба, кошка – не кошка, просто черт знает, что такое...

– Чем могу быть... вам полезен?

– Водки, – приказала Кошка, слегка покачиваясь в такт музыки, – русской. Льда не надо. И полстаканчика сливок.

Бармен на секунду замешкался, потом повернулся, чтобы исполнить заказ.

– Ваши сливки, – сказал он, подавая ей рюмку.

Кошка одним глотком опрокинула в себя водку, потом сливки, облизала губы и нашла глазами в толпе Армандо: он продвигался в сторону эстрады.

Танцующими движениями она направилась к нему, легко вспрыгнула на приподнятую над полом эстраду, где извивались в такт музыке двое танцоров, обтянутых в черную кожу. Один из танцоров держал в руке хлыст.

– Дай сюда, – промурлыкала Кошка, выхватив у него хлыст. Потом она несколько раз щелкнула им, вызвав в толпе танцующих внизу возгласы одобрения. А Кошка уже двигалась по эстраде в ритме музыки, и кошачья грация ее была неподражаема. Стоя на четвереньках, она поскреблась когтями о металлический столб, который что-то там поддерживал, потом отошла, щелкнула хлыстом – и конец его крепко обвился вокруг столба. Кошка завертелась вокруг, потом вскарабкалась по нему наверх и перевернулась вниз головой. Армандо был совсем рядом. Она спрыгнула на пол и двинулась к нему, угрожающе щелкая хлыстом буквально в нескольких сантиметрах от его лица. Армандо вздрогнул, потом тупо ухмыльнулся. Тем временем Кошка игриво захлестнула конец хлыста вокруг его шеи, вытащила на эстраду и повлекла слегка обалдевшего бандита в глубину сцены... и дальше через заднюю дверь наружу. Споткнувшись на пороге, Армандо со всего размаху упал на тротуар узенькой улочки позади бара.

Одним прыжком Кошка настигла его и вцепилась ему когтями в ребра.

– А-а-а-м-я-у, – прорычала она, – вот это кайф!

Отпихнув ее в сторону, Армандо лихорадочно нашаривал пистолет.

– Что с возу упало, – снова промурлыкала Кошка, – то пропало. – В руке у нее откуда-то взялся пистолет Армандо; она поиграла им перед лицом ошарашенного бандита и швырнула револьвер в ближайшую урну. Армандо неуклюже метнулся за ним, но не тут-то было: Кошка щелкнула хлыстом, и снова конец его обвился вокруг шеи громилы. Мощный рывок – и Армандо стоит перед ней и явно не понимает, что происходит; еще один умопомрачительный рывок – Армандо вертится волчком и глухо шмякается о стенку здания. 

– Узнал меня? – снова промурлыкала Кошка, в то время как бедняга пытался встать на ноги.

Кошка не стала дожидаться ответа: резкий удар ноги заставил его еще раз поцеловать грязную мостовую.

– Нет? Зато я тебя узнала, – проворчала Кошка. Она наступила ему коленом промеж лопаток и, вцепившись в волосы, вздернула голову.

– Что тебе от меня надо? – взмолился Армандо.

– Ну-ка вспоминай, быстро: ночь, девушка, ни в чем не виноватая девчонка... а ты со своим дружком убил ее... – что было сил она приложила его лицом к заплеванному асфальту, – а ведь она никому ничего не сделала плохого. Никому, ты это понимаешь? Это была моя лучшая подруга. – Шмяк еще раз. – Признавайся, зачем это сделал?

Армандо потряс головой. Он был не на шутку на-пуган, может поэтому и молчал. Тогда Кошка снова рывком за волосы подняла его голову.

– Язык проглотил? Ну-ка посмотрим, где он там у тебя... – Алмазными когтями она ловко зацепила его язык и вытащила наружу. – Покажи-ка свой язычок Кошечке.

Быстро соскочив с его спины и не отпуская окровавленный язык, она подняла бандита на ноги. Потом коленом заехала ему прямо в пах. Армандо икнул, завыл, как шакал, и повалился на землю.

– И все-таки было бы гораздо веселее, если б ты что-нибудь сказал Кошечке, а? – наклонившись над ним проворчала Кошка. – Ну ладно, спрошу еще раз, я не гордая. – Она пошевелила сверкающими в полумраке когтями в каком-нибудь сантиметре от его глаз. – Но потом мне, пожалуй, надоест корчить из себя великосветскую даму. 

– Чего ты хочешь? Мне приказали – я сделал! – сдавленно взвыл Армандо.

– Больше не будешь, – холодно сказала Кошка, медленно приближая к его глазам свои лапы.

Армандо инстинктивно зажмурил глаза.

– Не знаю я никакой твоей подружки! – взмолился он. – Мне приказали открыть шлюз и пустить воду, вот и все! Откуда я знал...

Перед глазами ее вновь возникла картина: огромная, мощная волна сбивает ее с ног, накрывает с головой и тащит куда-то в темноту.

– А зачем? – голос ее напоминал отдаленные раскаты грома.

– Может, она подслушала кое-что, что ей знать не положено!

– И что именно?

– Откуда я знаю! Болайн! – твердил Армандо. – Что-то связанное с Болайном!

«Ну конечно! Как же я сразу не догадалась! – подумала Пейшенс. – Теперь мне все понятно».

– И Хедар все это покрывает?

Армандо кивнул.

– Ну а теперь получи свое!

Изо всей своей кошачьей силы она залепила ему ногой такой удар в голову, что бедняга Армандо рухнул на асфальт и отключился.

На фабрику Хедара Кошка проникла через открытое на крыше слуховое окно. Быстро и безошибочно двигаясь в темноте, она осторожно подкралась к двери конструкторского бюро. Помедлила немного, будто что-то вспоминая. Да, именно здесь она случайно подслушала то, из-за чего ее и убили. Она рывком открыла дверь и увидела, что здесь уже кто-то побывал до нее. Видимо, что-то искали: повсюду были разбросаны бумаги. На полу валялись обломки пластмассы и осколки битого стекла, компьютеры были перевернуты и разворочены, разбросанные приборы сиротливо валялись под столами и по углам.

В ее сознании молнией вспыхнуло еще одно воспоминание из прежней жизни: на экране монитора женское лицо... вот оно становится моложе, еще моложе... потом твердеет, трескается и распадается.

Кошка шагнула в комнату и увидела, что кто-то лежит на полу без движения. Она присмотрелась. Боже мой, доктор Славицки! Пуля попала ему прямо в грудь. Кошка шагнула к нему и склонилась над телом. Сомнений быть не могло: он был мертв, видно с первого взгляда.

Где-то далеко завыли сирены безопасности. Голова Кошки вздернулась, глаза сузились: в офис осторожно вошел довольно немолодой уже мужчина, видимо вахтер. Увидев ее над телом Славицки, он разинул рот от изумления, которое быстро сменилось паническим страхом.

– Пожалуйста... не убивайте меня, – взмолился он и быстро ретировался из комнаты. Кошка бросилась ему вслед.

Когда Пейшенс вошла в больничную палату, Салли смотрела по ящику новости. С собой Пейшенс принесла давешнюю сумочку, битком набитую Саллиными вещами. Открытое лицо, уверенный взгляд – сразу видно, что чувствует Пейшенс себя превосходно. На ней было модное стильное платье – в нормальной одежде и без маски она чувствовала себя гораздо лучше, удобнее как-то, да и свободней.

Когда Салли увидела Пейшенс, глаза ее округлились.

– Ого! – тут она выдержала паузу, чтобы как следует рассмотреть новую стрижку и одежду подружки. – Этот парень недурно на тебя влияет, ей-богу. Скажи, что не рада, что послушалась меня! Пришла навестить?

– Пришла навестить, – улыбнулась Пейшенс. Она поставила сумочку на кровать. – Ну что, будем поправляться?

– До сих пор не могут понять, что со мной, – отозвалась Салли, помешивая в тарелке какую-то больничную гадость. – Так что они понимают, что отпустить меня отсюда им просто выгодно. Да я и в самом деле чувствую себя лучше. Может, разве что поменьше есть шоколада. – Тут Салли ткнула пальцем в сторону телевизора, свисающего с потолка. – Смотри, смотри! Какая-то чокнутая в костюме кошки ночью убила Славицки!

По животу Пейшенс пробежал холодок: она осторожно посмотрела на экран. Там красовался полицейский фоторобот Женщины-Кошки.

«И совсем непохоже, – подумала Пейшенс, во все глаза глядя на портрет: с экрана на нее смотрело лицо какой-то очень противной тетки. – Ни капельки!» 

– Помяните мои слова, – вещал с экрана Джордж Хедар перед группой журналистов, – преступление этой сумасшедшей не остановит нас – «Болайн» будет стоять на полке в каждом доме, где живет женщина. Мы начинаем производство через неделю, как и планировали по графику. Мы сознаем свой долг перед всеми женщинами этой страны. Мы сознаем свой долг перед памятью нашего безвременно ушедшего коллеги.

Пейшенс с трудом выровняла дыхание. Она была в бешенстве – Хедар лгал на всю страну, ни в одном его слове не было и капли правды. К тому же он обвинял ее в преступлении, в котором на самом деле повинен был он сам.

– Вот жулик, – рассеянно заметила Салли. Она вытащила из сумочки крохотную коробочку и вынула из нее пузырек с «Болайном». – Черт, почти ничего не осталось.

Пейшенс взяла у нее пузырек.

– Послушай, Сал, у тебя давно эти головные боли?

– Несколько месяцев.

– Сделай мне одолжение: брось пользоваться этой штукой.

– Это еще почему? – нахмурилась Салли.

Пейшенс посмотрела на этикетку.

– Чтобы «стать еще лучше», – прочитала она вслух. Слова «стать еще лучше» были лозунгом фирмы, лозунгом «Болайна».

Пейшенс бросила пузырек в мусорный контейнер, на котором красовался значок «вредно для здоровья», и громко захлопнула крышку.

– Хватит с тебя. 

На рабочий стол Лоуна шлепнулась папка, но он даже и бровью не повел.

– Что с тобой, Том? – детектив, принесший папку, а звали его Бобом Джонсоном, был слегка задет таким невниманием. – Дело по убийству Славицки. Может, все-таки полюбопытствуешь?

– Послушай, Боб, – задумчиво сказал Лоун. – Вот, скажем, твоя жена могла бы полезть из окна по карнизу, чтобы спасти беспризорную кошку?

Джонсон только пожал плечами.

– Может, и могла, особенно если в зубах у кошки была бы пицца.

Губы Лоуна скривились в улыбку.

– Понятно.

Когда Джонсон вышел, взгляд Лоуна упал на бумажный стаканчик, в котором несколько дней назад Пейшенс принесла ему кофе; на стаканчике было от руки написано одно только слово «простите». Почему-то ему не хотелось выбрасывать этот стаканчик, так что он поместил его в углу своего стола, рядом с баскетбольным трофеем и фотографией родителей. Он смотрел на него – и слабая улыбка играла на его лице. Потом он перевел взгляд на сумку, лежащую у него на столе. В ней лежал тот самый, бумажный пакет, в котором преступница-кошка подкинула украденные драгоценности. И на пакете тоже стояло всего одно слово «простите».

Причем почерк и здесь, и там был странно похожим...

Ощущая какую-то неясную тревогу, Лоун поднялся и направился в лабораторию. Через несколько минут специалист-графолог уже изучал оба образца, увеличив их на большом белом экране.

– Ну что скажешь? Один человек писал? – спросил Лоун, пытаясь подавить сосущий под ложечкой страх.

– Сходство, несомненно, есть, – ответил графолог. – Форма буквы «с», завитушка на конце буквы «е». Но в одном случае, – он ткнул в копию слова на стаканчике, – вот смотри, каждая буква здесь написана отдельно, а это говорит о чувстве одиночества, которое испытывает писавший. Вот это «о» видишь, как написано? Это значит, что автор надписи чего-то лишен, чего-то ему не хватает, он хочет что-то найти, что ли, отыскать, обрести. Вдобавок он не уверен в себе. Почерк тут ясно говорит, что это человек добрый, отзывчивый, мягкий, возможно, даже робкий. А вот посмотри сюда, – графолог показал на образец из ювелирного. – Видишь, какая резкая черта, сколько энергии в ней, силы! А как энергично написана буква «р»? Уж эта женщина знает, что она хочет, будь покоен. А тут, похоже, она еще и сердится на что-то. А буква «о»... Здесь она вообще написана как-то странно.

– Значит, писали совершенно разные люди? – с облегчением вздохнул Лоун.

Графолог только пожал плечами.

– Очень даже разные. Вообще, между нами, графология не относится к разряду точных наук. Но представь этих двух женщин рядом, а? Хотел бы я на это посмотреть. Очень любопытно.

Он выключил проектор и стал собирать какие-то бумажки.

– Что делаешь в выходные, Том?

– Не знаю. Еще думаю, – усмехнулся Лоун. 

– Может, и мне дашь что-нибудь выиграть? – улыбаясь, спросил Лоун, когда карнавальный зазывала вручил Пейшенс очередную куклу. На выходные Лоун пригласил Пейшенс на благотворительную ярмарку, которая устраивалась для поддержки фонда помощи детям бедняков, живущих в окрестностях. Некоторые из ребятишек были тут же и с восхищением наблюдали, как Пейшенс выигрывает один приз за другим. – Где ты так научилась?

Пейшенс только улыбалась в ответ.

– Сама не знаю! Вообще-то я в первый раз! И вообще я не такая в жизни!

– А какая ты? – Лоун вздернул брови.

– Неудачница. Я привыкла проигрывать.

Лоун протянул ей еще один шар.

– Можно задать тебе один вопрос?

– Где я делала прическу?

– Нет. Впрочем, мне она нравится. – Лоун помолчал. – Вот ты работала в фирме Хедара. Не знаешь кого-нибудь, у кого был зуб на него... на него или на фирму вообще?

Вопрос застал ее врасплох. Девушка послала шар в пирамиду деревянных бутылок – и промазала!

– Джордж Хедар... честное слово, не знаю, что и сказать... но ничего хорошего сказать про него не могу... – осторожно ответила она.

– Прошлой ночью у него на фабрике произошло убийство.

Следующий шар полетел так свободно и прихотливо, что чуть не сбил с ног распорядителя. 

– Ой, простите пожалуйста! – извинилась Пейшенс, и только потом повернулась к Лоуну. – Врагов у него хватало. Например, я, он выгнал меня с работы.

– Я слышал.

Пейшенс удивленно вскинула брови, но тут же кокетливо заморгала ресницами, как бабочка крыльями.

– Вы и меня подозреваете, господин полицейский?

Теперь была очередь Лоуна. Он сгруппировался и упруго послал свой шар. С радостным грохотом все кегли повалились, как одна.

– Нет, – мягко ответил он на ее игривый вопрос.

Перепробовав все игры, Пейшенс и Лоун залезли в чертово колесо. Дребезжащая кабинка, в которую они едва втиснулись, тесно прижавшись друг к другу, ходила ходуном.

– Смотри, – сказал Лоун, когда они поднялись в воздух, – как все хорошо видно сверху... улицы, дома... – но тут колесо заскрипело, застонало – и остановилось. – Опс! – усмехнулся Лоун. – Застряли! Придется немного поскучать.

Пейшенс еще плотней прижалась к нему.

– А мы разве куда-то торопимся? И мне вовсе не скучно...

Лоун повернулся к ней, и Пейшенс вдруг осознала, как близко их лица друг к другу. Как близко их глаза, как близко губы. Лоун наклонился...

И как раз в этот момент, будь он неладен, этот момент, колесо нежданно-негаданно резко дернулось. Кабинки зашатались так, что непонятно вообще, почему они не поотрывались и не попадали вниз от такого толчка. Пейшенс от страха и неожиданности вцепилась в Лоуна. Из толпы зевак внизу послышался крик.

Лоун посмотрел вниз и увидел перепуганного насмерть рабочего, обслуживающего аттракцион. Рабочий безуспешно боролся с аварийными тормозами, но видно было, что у него ничего не получается. И еще Лоуну хорошо было видно, что в самом механизме что-то неладное с одной из шестерен. Она с треском выходила из зацепления, потом снова цеплялась за остальные шестеренки, и при этом чертово колесо резко дергалось и люди поистине только чудом не сыпались из своих болтающихся в воздухе кабинок. От электромотора потянулся вверх зловещий черный дымок.

– Эй, – закричал Лоун. – Смотри шестерни! Шестерни смотри!

Бесполезно, из-за общего шума рабочий не слышал его. Лоун увидел, что чертова шестеренка вот-вот выскочит совсем. А если это случится, колесо потеряет управление и пойдет вразнос.

Чертово колесо – вот уж поистине чертово! – снова зловеще заскрипело и дернулось с такой силой, что было непонятно, почему кабинки продолжают болтаться, донося до публики визги своих пассажиров. Лоун сам чуть не вывалился – лишь Пейшенс, вцепившись в него изо всех своих силенок, удержала его на сиденьи.

– Держись крепче! – крикнул Лоун. Быстро оценив ситуацию, он осторожно выбрался из кабинки на поддерживающий ее железный брус. Цепляясь за ребра жесткости, он стал спускаться туда, где угрожающе потрескивали шестеренки.

Вдруг с другой стороны колеса раздался ужасающий вопль, который заставил Пейшенс обернуться и сжаться в комок. В кабинке с противоположной стороны плакал – нет, не плакал, а именно вопил от страха маленький мальчик, который сидел там совершенно один. Мать его смотрела на него снизу и тоже кричала – видно было, что она в отчаянии.

У Пейшенс перехватило дыхание.

– Мальчик, мальчик, подожди, не плачь, я сейчас! – прошептала она.

Колесо снова дернулось, еще более резко, чем раньше, и мальчик с пронзительным криком вывалился из кабинки. Он успел ухватиться за перила и повис, отчаянно болтая ногами в воздухе.

Инстинктивно, совершенно не думая, что делает, Пейшенс напружинила все свои мышцы, подпрыгнула и ухватилась за перила над своей головой. С уверенной грацией перебирая руками и ногами, цепляясь за ограждения и ребра жесткости, она стала быстро карабкаться к оси колеса, в то время как Лоун продолжал спускаться вниз прямо под ней и головы больше не поднимал.

Зубья шестеренок зловеще скрипели и трещали, цепляясь друг за друга, когда Лоун, наконец, почти достиг передаточного механизма. Он заметил небольшую то ли распорку, то ли поперечину, которая отломилась из-за всей этой тряски и едва держалась на остатках сварки. Ухватившись за свободный конец, Лоун отломал железяку и полез с ней дальше.

Тем временем Пейшенс тоже не теряла времени: ловко, как обезьяна, нет, скорее как кошка, она продвигалась к кабинке, где продолжал висеть мальчик, где жизнь его, казалось, тоже... висит на волоске. Она была уже совсем близко, когда нутром почувствовала, что пальцы его вот-вот расцепятся. «Не успею!» – отчаянно подумала она и мощным прыжком за какую-то долю секунды преодолела последние три метра; одной рукой ей удалось подхватить ребенка, другой она вцепилась в спинку сидения.

Как раз в этот момент Лоун достиг своей цели. Ногами обняв железную балку, он бегло осмотрел механизм, выбрал подходящее место и сунул железяку между вращающимися шестеренками. С леденящим душу металлическим скрежетом шестерни, наконец, сцепились, и чертово колесо перестало дергаться и сотрясаться.

Собравшаяся внизу толпа издала радостный крик.

– Все в порядке, детка, – успокоила мальчика Пейшенс. – Страшновато было, да?

Мальчик кивнул, шмыгнул носом, а Пейшенс улыбнулась, пытаясь приободрить его. Как раз в это мгновение сиденье, за которое держалась девушка, дернулось, оторвалось, и их обоих опрокинуло в пустоту. В течение какой-то доли секунды – доли секунды поистине страшной – Пейшенс почувствовала, что мальчик ускользает из ее объятий. Следующие ее действия были мгновенны и инстинктивны: она выбросила свободную руку, схватилась за поперечную балку и сжала ноги, подхватив ими ребенка. Он прижался к ее ногам с такой нечеловеческой силой, как будто врос в них. Пейшенс хладнокровно огляделась, высматривая, как можно спуститься.

– Отпускай, я поймаю! – раздался голос снизу.

На крыше билетной кассы, прямо под ними стоял Лоун. «Боже мой, – подумала Пейшенс, неожиданно осознав, что она предстала перед ним во всей своей кошачьей красе, – что я делаю? Я ведь... он ведь все про меня узнает!» Нет, она должна сейчас выглядеть благодарной за помощь... или нет, наоборот, напуганной, да что угодно, только ни в коем случае не такой решительной и жесткой, какой была только что.

– Аккуратно, – командовал Лоун, глядя, как рабочие пытаются повернуть шестеренки вручную. – Еще чуть-чуть...

Колесо медленно повернулось, опуская Пейшенс и вцепившегося в нее мальчика поближе к Лоуну.

– Давай, я поймаю, – сказал он еще раз.

Колеблясь, мальчик посмотрел на Пейшенс. Ему явно не хотелось отпускать ее ноги, но она кивнула ободряюще, он разжал руки и упал прямо в объятия полицейского.

Толпа внизу – а народу вокруг чертова колеса собралось уже порядочно – взорвалась радостным криком. Пейшенс все смотрела на Лоуна, стоявшего внизу с мальчиком на руках.

– Спасибо, – только и смогла проговорить она.

Через несколько мгновений девушка очутилась на земле. Мальчик уже обнимал рыдающую мать. Лоун, задрав голову, разглядывал чертово колесо, переводя взгляд от кабинки, в которой только что сидели они, до кабинки мальчика. Он никак не мог понять... просто в голове не укладывалось, как ей удалось добраться до мальчишки... не умеет же она летать!

– Никак не могу понять... как это ты... учудила, – медленно подбирая слова, сказал он. – Что и говорить... я поражен.

– Я видела, как это делал ты, – отпарировала Пейшенс, обвившись вокруг него руками, – вот и научилась.