Жена оборотня (СИ)

Глава 17

Александр

Окинул взглядом гостиную, пытаясь понять, не забыл ли чего. Вроде, все для идеального вечера вдвоем было готово — свечи расставлены по всем доступным для этого поверхностям, на небольшом столике у камина разложены закуски, два бокала вина, на шкуре какого-то животного у камина подушки. Надеюсь, что моей девочке понравится.

Никогда не думал, что буду вести себя, как сопливый романтик, но мне так хотелось ее чем-то порадовать. Загладить свою вину за то, как вел себя первое время после нашего знакомства.

Кинул взгляд на шкуру и поморщился. Насколько я помню, отец купил ее, чтобы произвести впечатление на свою очередную пассию, которых он сменял, как перчатки, после смерти матери. Пассия жест не оценила, уж не знаю — почему, а шкура осталась, поскольку выложено за нее было целое состояние. Первое время после его кончины я думал о том, чтобы избавиться от нее, но решил в итоге этого не делать. Вдруг, пригодится. И вот ее время настало.

Дверь в дом тихо отворилась, я с улыбкой повернулся, ожидая прихода малышки. Внутри все дрожало от волнения. Хотелось смеяться. Веду себя, как влюбленный мальчишка, а вроде взрослый умудренный опытом волк. И куда подевалась вся моя взрослость?

Юля осторожно прошла в комнату, неуверенно улыбнулась, заметив мои приготовления, с удовлетворением заметил вспыхнувший в ее глазах огонек, и только сейчас понял, что ее что-то мучает. Я почувствовал это по нашей связи и раньше, но отмахнулся, решив, что дело в объявлении о помолвке. Предсвадебный мандраж и все такое.

— Что-то не так? — спросил, наблюдая за девушкой.

Почему-то дальше проема она не проходила, стояла, прикусив губу, переминаясь с ноги на ногу. На очаровательном личике отражалась целая гамма эмоций. Словно, она не знала, какой из них отдать предпочтение, были и радость, и смущение, и даже… злость? Нахмурился, перебирая в голове все, что произошло за этот день, пытаясь понять, где я мог накосячить (а в том, что виноват я, даже не сомневался).

Волчица глубоко вдохнула, собираясь с силами, и решительно посмотрела мне в глаза:

— Ты знал, что пара гарантирует альфе огромную силу?

Хотел было резко ответить, что это чушь собачья и ничего такого нет, но тут в голове промелькнули отрывки из записей Дронова, которые я в свое время изучал с таким тщанием, что, в конце концов, выучил наизусть. Вот только, когда я встретил Юлю, совершенно об этом всем забыл. Да и, если честно, верилось мне с трудом.

Конечно, я слышал, что-то подобное. Вроде бы именно по этому отец тогда так резко связал себя с матерью, в надежде получить силу и власть, которыми обладали предыдущие альфы, но не смог, потому что для этого надо любить свою пару, всем сердцем, а мой дорогой папаша на подобные чувства был не способен.

— Да, знал, — решил признаться, Юля бы точно не оценила, если бы я стал все отрицать.

На глаза моей любимой тут же навернулись слезы. Дьявол! Лучше бы не признавался. Я чувствовал, как ей больно, словно я разрушил ее веру в человечество. В пару шагов оказавшись рядом с девушкой, схватил ее за плечи и крепко сжал, пытаясь поймать взгляд, который она упорно от меня отводила.

— Да, я знал это, — вновь повторил, — но не воспринимал всерьез. Не верил, считал полным бредом. Сама подумай, до недавнего времени я полностью отрицал саму мысль о том, чтобы обзавестись парой, неужели я бы вел себя так, если бы верил в подобное?

В глазах Юли, которые она все-таки подняла на меня, явственно проглядывали неуверенность и недоверие. Винить ее было сложно, но мне безумно хотелось, чтобы она мне поверила. И не только по тому, что это правда, но еще и потому, что интуитивно понимал, если она этого не сделает, будущего у нас может и не быть. По крайней мере, счастливого. Вот только как ее убедить?

— Почему тогда ты передумал? — голос малышки дрожал.

Было физически больно видеть ее в таком состоянии, понимать, что причиной стал я. Волк, готовый меня загрызть за то, что в очередной раз обидел нашу пару, не добавлял спокойствия. Он метался внутри меня, рычал, рвался на свободу, чтобы доказать своей волчице, что она ему нужна просто потому, что это она — единственная, любимая, неповторимая, язвительная, желанная, сильная. Что именно ее он ждал всю его жизнь. И что человек, с которым ему приходится делить шкуру, полный осел. Недоумок, который чуть не потерял все из-за своего упрямства.

Может, мысли волка отразились на моем лице, а, может, Юля почувствовала их через нашу связь, но она, вдруг, улыбнулась.

— Так, почему?

Девочке нужны были признания. Вот только я был в них не силен. Показать — пожалуйста, рассказать — увольте. Даже с Димой я никогда не делился своими чувствами и переживаниями, он обо всем догадывался на каком-то интуитивном уровне. Что мне было только на руку, хоть порой и пугало до чертиков.

Выпустив Юлю из рук, взъерошил волосы и отошел на несколько шагов. Как объяснить ей то, что я и сам не понимаю? Почему передумал? Потому что, блять! И все тут!

— Саш… пожалуйста…

Закрыл глаза, а хотелось уши, чтобы не слышать этих умоляющих ноток, словно вся ее жизнь зависела от моего ответа. Наверное, так и было. Точнее, вся наша с ней жизнь от него зависела.

— Все свое детство я смотрел на два вида семей: одна была любящая и счастливая, другая — несчастная, — решил начать сначала, может, так она сможет понять, почему я сопротивлялся привязке. — Первая семья — Карпушевы, вторая — моя. Родители Димы были образцом счастливой истинной пары. Они уважали друг друга, любили друг друга и своих детей. Если ругались, то по пустякам, и сразу мирились. Рядом с ними и самому хотелось быть счастливым. Я смотрел на них и представлял, что однажды, тоже буду таким. Что у меня тоже будет такая пара, как Софья Алексеевна — добрая, отзывчивая, готовая поддержать любое мое начинание, — повернулся к Юле и грустно улыбнулся. Девушка с жадностью впитывала каждое мое слово, видно было, что ей не просто любопытно, что ей хочется узнать обо мне, как можно больше. И это радовало. — А потом я возвращался домой. И там все было совсем по другому — вечно недовольный отец, срывающий злость на всех окружающих, угасающая с каждым днем мать, и полное отсутствие любви и взаимопонимания. Даже ко мне они относились не так, как должны были относиться к сыну. Отец не был способен на какие-то положительные чувства и эмоции, а мама… даже, если и хотела, у нее на их проявление не было сил.

Сглотнул, вновь погружаясь в атмосферу отчаяния и безнадежности, которой были наполнены этот дом и мое детство. Когда отец умер, я даже хотел снести чертов особняк, не оставить камня на камне. Стереть его и все воспоминания о жизни в нем. Но Карпушевы-старшие меня отговорили. Софья Алексеевна провела со мной не одну душещипательную беседу, убеждая, что лучшее, что я могу сделать — это наполнить дом новыми, счастливыми воспоминаниями. С трудом, но согласился. Хотя, и не представлял, как это возможно сделать, учитывая, что парой обзаводиться я не собирался.

— Со временем я научился не обращать на них внимание, игнорировать поведение, да и их самих тоже, — продолжил, вперившись взглядом в пляшущие языки огня, — большую часть времени я проводил в доме у Карпушевых. Вот только… вместо того, чтобы продолжать мечтать о том, что моя будущая семья будет похожа на их, я, наоборот, переставал этого хотеть. Нет, где-то в глубине души я по прежнему этого желал, но глядя на отца, на вереницу его любовниц, начинал считать, что раз уж я являюсь продолжением этого ублюдка, то и не способен завести себе нормальную семью, — криво ухмыльнулся, вздрогнув, когда почувствовал нежные ручки, обвившие мою талию, и теплое тело, прижавшееся к спине.

— Саш, — прошептала Юля, обходя вокруг, и обхватывая мое лицо руками, — ты — не твой отец.

— Надеюсь, — хмыкнул и покачал головой, одновременно осторожно освобождаясь от ее захвата, но не выпуская ее рук из своих. Чуть сжал пальчики девушки, такие маленькие, по сравнению с моими, долго разглядывал их, затем поднес к губам, поцеловал и, наконец, выпустил, отходя от моей волчицы на несколько шагов, увеличивая расстояние между нами, поскольку прекрасно понимал, что если продолжу держать ее в руках, не смогу больше ничего рассказать. И так с каждой минутой, проведенной с малышкой наедине, все труднее сдерживать свои порывы — сжать ее в объятиях, впиться в губы, заласкать до умопомрачения, чтобы в ее головке не осталось ни одной связной мысли, чтобы они все были вытеснены желанием. Но надо было продолжать. Закончить начатое.