Пролог
Чармейн перебирала золотые волосы склонившегося над нею эльфа. Сердце колотилось от близости сказочно красивого существа, от щемящего чувства счастья - он до нее снизошел. У Чармейн появилось право гладить мягкий шелк волос, любоваться голубым льдом глаз, тонкими чертами лица, ровной линией носа.
Она порывисто вздохнула. Эльф дотронулся легким, как крылья бабочки, поцелуем до ее губ, опалив дыханием с запахом речной тины и тут же отстранился, пресекая ее попытки дотянуться до него. Эльф любил чувствовать свою власть над млеющей под ним девушкой.
- Чармейн, - прошептал он. – Откажешь ли ты мне в просьбе?
- Для тебя, все что угодно. Ты же знаешь.
- Слушай до конца и лишь тогда обещай, но только то, что собираешься выполнить.
Чармейн покраснела, как пойманная на лжи девчонка. Ей никогда не удавалось сказать то, что эльф хотел слышать, как бы она не старалась.
Эльф вновь поцеловал ее, на сей раз поцелуй был долог, нежен, и был прерван до того, как Чармейн насытилась. Она беспомощно захлопала ресницами, до ее замутненного близостью любимого сознания дошло – происходит нечто важное.
- Станешь ли ты моей суженой…
- Да! – выдохнула она.
Он досадливо поморщился, Чармейн вся сжалась как испуганный зверек. Опять сказала глупость. Нужно понять, что пришлось не по сердцу, и в следующий раз угодить ему.
- Обещаешь ли ты быть моей до последнего вздоха, никогда не отказывать в близости, пока не сошьешь рубашку, не сделав ни единого надреза, без нитки и иголки?
Чармейн выдержала паузу, сделала вид, что тщательно размышляет над предложением, хотя именно о нем тайком мечтала с того самого дня, когда златокудрый незнакомец поманил ее к себе из-за яблони во дворе родного дома.
- Обещаю. Люблю тебя и буду любить до скончания времен. Но зачем клятва, если и так я вся твоя?
- Люди непостоянны, а ваши чувства хрупки и облетают, как вишневый цвет при крепком ветре. Мне нужно защитить себя.
- Тебе не нужно меня бояться. Я никогда не пожалею о своем обещании.
Если бы Чармейн могла заглянуть в будущее, то увидела бы, что она не раз пожалела о своем обещании. Но было слишком поздно.
Глава 1
Лесничий Дэмиен вышел на опушку родного леса, и вздохнул в тревожном предчувствии. Пришла пора отправиться в Вирхольм, на сей раз не пополнить припасы, а найти себе жену.
Натоптанная тропа вела вперед меж лугового разнотравья. Звенели насекомые, припекало солнце, от земли шел сухой жар. Как же отличался воздух на широких просторах от лесного! Напоен другими запахами, полнится новыми шорохами. Лесные-то Дэмиен умел мастерски распознавать. А еще ощущение пустоты и свободы, будто незримый наблюдатель, шепчущий и всезнающий, остался за чертой деревьев, и от этого Дэмиену было и боязно, и пьяняще хорошо.
Поскорее бы покончить с нервным ожиданием, узнать, действительно ли мэр Вирхольма сумел подобрать для него невесту или придется вернуться домой в одиночестве, в надежде, что волшебный лес рассеет разочарование.
Вскоре на горизонте показались высокие крыши города и приметный золотой шпиль церкви. Тропинка сменилась дорогой, затем лесничий зашагал по добротной каменной мостовой. По обе стороны главной улицы возвышались двухэтажные дома с покатыми крышами. Нижний этаж отведен под магазинчик, а второй отбелен, с черными балками крест накрест, под окошками ящики с разросшимися розовыми мыльнянками. Встречные люди вежливо здоровались с долей опасения, в дань уважения перед службой Дэмиена. Его службу ценили, но старались держаться подальше дабы не навлечь на себя излишнего внимания леса. Дэмиен отвечал приветствием, заметно смущаясь - за время одинокой жизни в лесу отвык от людского общения.
Пусть ему хотелось немедленно направиться в дом мэра, Дэмиен решил сперва навестить мать. Она жила совсем недалеко от главной улицы, в белом домике, любовно разрисованном ее же руками: вокруг окон синим узором вился вьюнок, а в завитушках прятались птицы.
Сына мать встретила радостно. Обняла, пощекотав щеку оборками чепца, как всегда тревожно захлопотала вокруг, беспомощно заметавшись по комнате, стараясь одновременно достать из буфета вчерашний пирог, напоить водой из хрустального графина, да насмотреться на Дэмиена как следует. И сам лесничий, как всегда, заразился от матери суетной спешкой. Не сняв котомку, вломился на кухню за фарфоровыми чашечками, ненароком смахнул на пол картину со стены, затем долго вешал обратно.
Наконец, угомонившись, оба сели за маленький столик у окна. Мать, подпирая щеку, наблюдала за тем, как Дэмиен с удовольствием угощается яблочным пирогом. Он отметил, что у матушки углубились морщины вокруг рта и глаз. Вся она иссушилась и сгорбилась, превратившись в настоящую старушку.
— Ты бы предупредил меня заранее, наготовила бы как следует. Самой мне почти ничего не нужно. Хорошо хоть, как чувствовала, побаловала себя выпечкой.
— Матушка, я не за припасами, а по другой причине в городе. Мэр обещал мне невесту просватать.
Матушка всплеснула руками, услышав новость, и вся засветилась изнутри.
— Вот счастье то! – Промелькнувшая на мгновение улыбка сменилась привычными поджатыми губами. Она поправила брошь на груди в виде певчей птички с гроздью ягод в клюве и сказала: – Как же так, Дэмиен? Разве тебе разрешается? На моей памяти лесничие никогда не женились. Говорят… Не перебивай меня, тебе не обязательно выдавать тайны леса в ответ на предположения старухи! Да и дикой охоты мне нечего бояться, как твоей матери. Говорят, фейри, что живут под холмом, по ночам приходят к лесничим водить хоровод, а лесные девы прекрасней человеческих в сотню раз! Ничего не отвечай, — добавила она, наблюдая за смущением сына. – Я о большем догадываюсь, чем ты думаешь.
— Матушка, все давно не так. Многое изменилось с былых времен, — Дэмиен невесело хмыкнул. Ах, если бы хоровод из прекрасных дев увлекал его по ночам! Только одна была, да и то, не его. — Уже двадцать лет служу я лесу, и пока в городе кипит жизнь, у меня один день похож на другой.
— Мой малыш…
Мать накрыла его руку своей, высохшей и мягкой, такой знакомой, что Дэмиен очнулся, поняв, кому жалуется. Матушка его проблемы принимала слишком близко к сердцу, а этого вовсе не нужно.
Не стоит ей знать, как тяжко возвращаться после изнурительного дня, голодному и грязному, в темную хижину. При свете свечи грызть сухари, яблоки или хлебать вчерашнее варево. А ведь построил хижину своими руками и до сих пор здоровался при входе, гладя шершавые бревна. И нельзя упомянуть гложущее беспокойство, ожидание беды, разлитое в воздухе. Но не в этом причина, по которой он решил жениться…
— Так что же? — угадала ход его мыслей мать. – Я смогу надеяться на внуков?
И столько тоски и затаенного томления было в этих словах, что Дэмиен не удержался и кивнул. Рождение детей — редкое событие в Вирхольме по правилам договора. Редкое и желанное.
Дэмиен, встал, поправил шапку на спутанных волосах и потянул за лямку котомки, надеть на спину.
Мать подошла, оправила воротник нательной рубахи и встревоженно запричитала:
— Что же ты, сынок, себя в порядок привести не удосужился? Срамота какая!
Только сейчас Дэмиен обратил внимание на свой несуразный вид: волосы взъерошены, борода до середины груди, кожаная безрукавка с порванным шнурком, да потрепанные штаны. В Вирхольме одевались опрятно, брились начисто, и ему тоже следовало подумать об этом, особенно сейчас!
Дэмиен наскоро попрощался и выскочил за дверь, прежде чем матушка разведет бурную деятельность, стараясь привести сына в порядок. Чего уж поделать, будущей жене придется принять его как есть.
В прошлый приход Дэмиен сказал мэру о своем тайном желании. Тот посмотрел на него удивленно, как и мать, но обещал подумать. Время шло, вестей не было, и Дэмиен перестал надеяться. Все вспоминал о том разговоре, гадал — забыл ли мэр или не захотел отдавать за него девушку из городских? Но позавчера, обходя границы, Дэмиен увидел условный знак — шест посереди приметной поляны. Поспешил домой, сложил в котомку все, чем был богат. А сердце гудело от радости — может, вернется из Вирхольма не один.
Глава 2
Дэмиен шел с полузакрытыми глазами по узкой тропинке. Напряженно прислушивался, но не к окружающему лесу, а ко внутреннему ощущению. Оно было странно неустойчивым: то слабело до маленького огонька, то охватывало все тело пронзительной болью. А иногда раздавался приказ — "налево!", "быстрей!", и тогда Дэмиен пускался бежать. Медлить опасно, огонек погаснет, и тогда всё пропало — опоздал, не выполнил работу.
Давным-давно, еще мальчишкой, Дэмиен осознал, что лесом повелевает неведомая сила. А ему, лесничему, поручена та часть, которую Хозяин выполнить не может. И это были вовсе не героические задания, а черная работа: вырубить мертвое дерево, расчистить плотину, закопать труп павшего зверя.
И пусть каждый вечер Дэмиен заканчивал работу по пояс в грязи, глубоко внутри он знал, так же четко, как путь, освещаемый внутренним огоньком, – Вирхольм живет и процветает только из-за него.
Когда-то, еще неуклюжим одиноким подростком, в первые месяцы лесничества, Дэмиен подхватил простуду. Он лежал в холодном шалаше и отчаянно хотел домой, к семье, в теплоту и уют. Его мучил жар, слабость и ломота во всем теле. Больше всего на свете Дэмиен желал смыть отвратительный привкус и утолить жажду. Он ужасно жалел себя: заботливые руки не принесут горячего молока и мама не будет сидеть рядом, беспокойно посматривая. Он один, совершенно один и если хочет напиться — следует встать, добраться до ручья и опустить лицо в обжигающе холодную воду.
Дэмиен лежал в шалаше, зная, что следует подняться и последовать за огоньком в груди, пробираясь через заросли и овраги. Больным, здоровым, каждый день без выходных он должен ухаживать за лесом. А кто будет ухаживать за ним самим?
Дэмиен никуда не пошел в тот день. Огонек внутри вспыхивал все ярче и ярче, подзуживая лесничего поспешить. А потом погас, оставив ощущение мерзкой пустоты. Дэмиену так и не удалось насладиться отдыхом. Он все пытался представить: что пропустил, кого оставил в беде?
Около полудня он почувствовал себя лучше: горло перестало болеть и кашель утих. Но от этого Дэмиен почувствовал себя хуже и уже сам корил себя за лень и слабость. А в небе начали собираться грозовые тучи.
В ту ночь на Вирхольм обрушилась буря и град, размером с мелкое яблочко. На утро селяне обнаружили на месте плодородных полей мешанину из грязи, камней и зеленых ростков.
С первыми лучами рассвета в груди тревожно забилось послание Хозяина – Дэмиен, он один виноват в случившемся. Лесу нужна деревня, пока нужен лесничий. И пока лесничий послушен, город будет процветать.
В ту зиму впервые за двести лет Вирхольм познал голод, побитые поля взрастили хилые колосья и гнилые овощи. Только маленький огород Дэмиена усердно плодоносил. Лесничий снес все, что мог собрать, к мэру, но его усилий было недостаточно.
Жители Вирхольма не помнили лишений. В первый раз за много лет оскудели амбары и закрылись лавочки. Дэмиеном были недовольны, но высказать досаду никто не решался - сразу стало ясно, что именно лесничий главный человек в городе. Выходом стала недельная торговля с миром за завесой.
На границе зачарованного края в горном хребте была пещера с особым свойством - при новом месяце и полной луне завеса двигалась нна одну ночь оставляя ее за пределами волшебного леса. Вирхольмские оставляли в ней ювелирные изделия и искуссно вышитые ткани, получая взямен товары от неизвестных жителей внешнего мира. На сей раз просили крупы и вяленое мясо. Хватило на всех, но тем не менее старая Лавиния не пережила зиму. Дэмиен всегда считал ее смерть на своей совести. Он был лишен утешения слабых — надежды на совпадение.
Пришлось жить как прежде — вставать каждый день на работу, внимать посланиям леса внутри, и в то же время постоянно носить траур по Лавинии, которая была к нему добра в детстве и присматривала за ним, пока мать работала в поле.
Ведь если вспомнить Лавинию, распутать ее судьбу, тогда получится, что жизнь ее приравнялась к жизни какой-нибудь птахи, поломавшей крыло и ждавшей Дэмиена. А разве они равны?
Как можно вставать каждый день, чтобы выполнять ненавистное дело?
Невозможно.
Взрослый Дэмиен любил свою работу. Любил больше всего на свете. Почти как Чарм.
Пока она не появилась, он и не подозревал, насколько пуста его жизнь. В первый раз он шел по тропинке счастливым, прислушиваясь ко внутреннему огоньку. По настоящему счастливым.
Огонек разгорелся, приобрел черты оленя, а вскоре сам Дэмиен почуял его в стороне от тропинки. Большой самец-трехлетка лежал на земле, подобрав ноги. Увидев Дэмиена, олень не встрепенулся, не ускакал в лес, а всего лишь поднял рогатую голову, приветствуя лесничего. Дэмиен медленно подходил, пригнувшись, чтобы не пугать ростом животное.
Первое, что он ощутил, прикоснувшись к пятнистой шкуре, это жар. Олень пылал, даже воздух над ним казался горячим. Дэмиен потрогал нос — так и есть, сухой. Нехороший знак.
За годы лесничества Дэмиен разработал свой порядок. Сначала двумя руками раскрыл оленю рот, заглянул в глаза и уши, убедился, что те чистые. Особенно лечить он не умел, но с простыми заданиями справлялся. Вот и сейчас, олень скорей всего наступил на колючку, и копыто загноилось.
Дэмиен внимательно рассмотрел одно за другим четыре копыта. Проверил, нет ли где трещины, не сочится ли гной. Затем прощупал жилистые ноги до самых колен, следя за реакцией оленя: если ненароком заденет источник заражения, рогатый дернется от боли.
Но олень тихо лежал на траве, полностью отдавшись во власть лесничего. Даже положил голову на землю и прикрыл карие, чуть на выкате глаза.
Что с ним такое?
И тут, будто ветер холодной змейкой скользнул под воротник, обвился вокруг груди, не давая дышать. Что-то случилось. Не рядом, а вдалеке, дома. Воздух скрутился узлом у уха, и Дэмиен услышал испуганный крик Чармэйн. Она звала на помощь, звала его, Дэмиена. Он почти вскочил, почти побежал домой, но всего лишь задышал быстрее, бессильно сжав руки в кулаки. Заставил себя не прислушиваться. Вновь сосредоточиться на работе.
Глава 3
Чармэйн проснулась от света, бившего в глаза. Тело сковывала непривычная слабость, тяжелая голова ныла, охватывая затылок тупой, давящей болью. Страшно хотелось пить. Она приподнялась на локтях, с трудом сощурила глаза, осматривая комнату.
Слава Богу, она дома! Только странно, что столько света, обычно в горнице полумрак из-за бычьего пузыря на окне. Беспорядок исчез, а в проеме появилась новая дверь из светлых досок с красной, квадратной ручкой. Окно странное, вроде не пустое, но чем затянуто не видно, а солнечные лучи рассеиваются радугой по полу. Со стола исчезла вышитая скатерть, открывая грубо обтесанные доски, ваза для цветов перекочевала на полку. Кажется, Дэмиен вновь заправляет домом.
Чармэйн откинула одеяло, спустила вниз одну ногу за другой. Нет, сесть не получится. Непонятная слабость тянет тело назад.
- Лежи, - окрикнул ее знакомый голос, - я как раз похлебку несу.
Дэмиен появился сбоку, из-за печи, держа в руке зеленую плошку. Сел прямо на кровать, зачерпнул ложкой варево, попробовал.
- Уже теплая, не горячая, все ждал, когда проснешься.
Потом зачерпнул еще раз, поднес ко рту Чармэйн. Она послушно глотнула - похлебка была пересоленной и немножко горькой: Дэмиен плохо почистил картошку. Чармэйн обнаружила, что голодна и без возражений опустошила посудину.
Вокруг все было родным и уютным, только Дэмиен глядел как-то странно, словно сквозь нее. Чармэйн тянула время, солнечно улыбалась, лишь бы понежится еще немного в теплой постели под опекой мужа.
Она откинулась на подушку, закрыла глаза. Слабость нахлынула внезапно, комната закружилась вокруг. Мышцы невыносимо болели во всем теле, особенно плечи. Съеденная похлебка комом застыла в животе, вчерашняя тошнота вернулась.
- Отдыхай Чармэйн, тебе нужно набраться сил, - заметил ее слабость Дэмиен.
- Я заболела, да?
Дэмиен дотронулся кончиками пальцев до лба.
- Сильный жар. Та же болезнь, что была у меня на прошлой неделе.
- Дэмиен, - Чармэйн посмотрела на него, распахнув глаза словно маленькая девочка. - Ты не прогонишь меня?
- Нет, по своей воле не прогоню, если сама не уйдешь, - Дэмиен замолчал, задумался о чем-то, а потом продолжил: - Тейл говорил о девушке из деревни, это была ты? Значит вы познакомились больше полугода назад, а то и раньше.
- Раньше.
- Чармэйн, почему ты вышла за меня?
Она мяла в руках кусок одеяла, жалобно молчала. Отвечать, раскрывать старый нарыв не хотелось, он давно уже покрылся плотным шрамом, сверху выглядел почти зажившим.
- Я хотела счастья.
Дэмиен молчал, смотрел на нее исподлобья, ожидая продолжения.
- Господи Дэмиен, разве ты не помнишь кого брал в жены? Я тогда саму себя видеть не могла. Каждый день казался мучением, люди вокруг говорили, а я не слышала, все пыталась дышать, чтобы как-то унять боль. А потом пришел ты. Я даже не знала, что отец меня просватал, он наверное говорил, не помню. Увидела тебя, Дэмиен, тогда в горнице, помнишь ты немного стеснялся, а я молчала, словно онемела. И вдруг будто оковы железные разжались, будто запыленные окна мокрой тряпкой протерли. Я бы за тобой на край света пошла. Ты ведь мне, Дэмиен, и раньше нравился. Я тебя из всех отличала, сразу, увидев, песню заводила, с косой игралась, а ты на меня внимания не обращал.
- Не понимаю, Чармэйн.
- Я же все рассказала.
- Больше умолчала. Особенно о Тейле.
- Почему ты зовешь его так?
- А как по другому?
- Он мне своего имени не сказал, - Чармэйн отвела глаза.
- Они никогда имени своего истинного не говорят. Только самым близким. Я все ждал, ждал... эх! А Тейлом кликнул, потому что еще в детстве купались на озере, а он хвостатый. Так и прилипло.
- Нет, Дэмиен, нету у него хвоста!
Он горьковато усмехнулся.
- Значит не заметила. Все фейри от людей отличаются: у кого вместо ног копыта, у кого перепонки между пальцами, а у Тейла хвост. Вот так, Чармэйн. Спи, набирайся сил, я тебя замучил разговорами. Завтра продолжим.
Чарм бы обрадоваться отсрочке. Со дня свадьбы она то и дело проговаривала про себя всю историю, но даже мысленно ничего хорошего не выходило. Потому что как Чармэйн ни старалась - не находила в себе ни одной отличительной черты, ничего, что могло заставить Дэмиена побороться за нее. Все, что он знает о ней - притворство, только так можно расположить к себе другого человека.
А с другой стороны ей хотелось рискнуть - ринуться с головой в омут, открыться, как никогда, переступить все преграды. Прежней жизни с Дэмиеном не вернуть, а если Чармэйн промолчит, то на совести будет появившееся во взгляде мужа недоверие, насмешка над жизнью, будто он давно понял, что ничем дорожить на свете не стоит, все фальшь.
Она начала с самого начала, с того, как увидела на заднем дворе незнакомого златовласого юношу. Это было так неожиданно и чудесно, похоже на рассказанную теплым вечером сказку. В Вирхольме каждый день похож на предыдущий и Боже упаси нарушить издревле заведенный порядок. Юноша попросил напиться, сказал пару слов о погоде да исчез в за поворот улицы. Чармэйн, конечно, слышала истории о фейри и даже знала, что встретила одного из них, но как замечательно было иметь собственный секрет от матушки, как ныло под ложечкой в предчувствии завтрашнего дня, ведь эльф обещал вернуться. Так и завелось пару минут в день говорить за яблоней в дальнем конце огорода. Чармэйн долго не могла отойти от тех встреч, все думала о новом знакомом, заново переживала сладкие минуты, засыпала, видя эльфа перед глазами. Так и продолжалось, пока на одну из встреч эльф не пришел.
Чармэйн ждала его до самой полуночи, обнимая яблоню, а на душе было тяжело и вязко. Просто она осознала, что нуждается в эльфе намного больше, чем он в ней. Она дышит лишь для того, чтобы видеть его. Сама бы Чармэйн не смогла пропустить встречу ни за что на свете.
Глава 4
Мелькая днями пробежал месяц, и между Чармэйн и Дэмиеном установился хрупкий мир. Она провожала его на работу по утрам, стоя у ворот дома, и держа руки под передником, после того как накормила мужа сытной кашей. За день успевала поухаживать за огородом и рогатой коровой, а вечером встречала Дэмиена наваристым супом. Чармэйн старалась изо всех сил угодить, а Дэмиен ничего не принимал как должное и всегда отвешивал жене поклон до земли за заботу.
Это внешне, а по сути первый их брак закончился. Рассеялась, не исполнившись, радужная дымка в сердце, сопровождавшая первые дни замужества. Надежда на постепенное сближение – первые поцелуи, ласка, желание в глазах друг друга, всему этому не суждено сбыться. Доверие утеряно.
Дэмиен остался с ней, так как не в силах отказаться от Чармэйн. И пусть оба были вежливы и обходительны друг с другом, между ними висела прозрачная и непреодолимая завеса, в которой вязли робкие попытки Чармэйн на сближение.
Дэмиен уходил в лес, в поисках Тейла. Он хотел узнать у фейри, что же произошло на самом деле. Как в женах лесничего оказалась избранная эльфом девушка из деревни?
Дэмиен не надеялся обхитрить Тэйла – в искусстве говорить загадками нет равных лесному народу. Но все же стремился через подтверждения рассказа Чармэйн обрести возможность вновь найти дорогу к ней в своем сердце.
Поиски оказались напрасными: Тейл как намеренно избегал лесничего, скрываясь в зарослях цветущего багульника, выдавая свое убежище лишь позабытой голубой бабочкой, трепыхавшейся в острых шипах кустарника.
Пару раз Дэмиену удалось увидеть Кувшинку, сестру Тейла, стоявшую по колено в лесном ручье, тоскливо глядевшую на него из под венка из цветов водосбора. По ее тонкому и гибкому телу стекала вода и темными лентами вились водоросли. Дымчатые глаза полные слез, в обрамлении черных как смоль ресниц о чем-то умоляли, но только он сделал шаг по направлению к ней, лесная дева как всегда исчезла.
В отличие от Тейла, Кувшинка никогда не говорила с лесничим. Он даже подумывал не нема ли она, но как-то раз услышал ее негромкий разговор с братом.
Кувшинка обитала в водоемах, отвечала за их чистоту и население. Между ее длинными пальчиками тянулась тонкая пленка перепонок, а спину и плечи покрывала серебренная чешуя. Она любила купаться и в прошлом, частенько звала с собой Дэмиена, а затем всласть целовала его холодными губами, обвив длинными темно-зелеными волосами, мокрыми и гладкими. Поцелуи, как и их обоюдная привязанность, должны были оставаться в тайне от Тейла, поэтому Кувшинка всегда молчала в присутствии лесничего. У фейри свои правила.
Когда Дэмиен был моложе, он был влюблен в Кувшинку со всей страстью подростка. Она была дикой и загадочной, податливой и далекой, как и вся природа вокруг. А еще невыразимо прекрасной, особенно когда восставала из озера подле дома ночью, луна играла отблесками в чешуе на плечах, а белая кожа светилась в мелкой ряби воды. Кувшинка давалась целоваться и ласкаться, а потом юркой рыбкой выскользала из объятий лесничего, исчезнув на дно озера до следующего раза. Как он тосковал тогда!
А потом перегорело…
Захотелось теплую и настоящую. Живого человека, чтобы говорить вечерами, делить трудности на двоих, да еще, чего скрывать? Соединиться по настоящему как муж с женой, завести деток…
Только опять Дэмиену указали его место. Он давно понял - в лесу его предназначение выполнять черную работу, неподобающую фейри и не требующую особых умений. Подбирать за господами прошлогодний мусор из реки, да изредка перехватывать тайные объятия речной девы. Не знал Дэмиен, что и для человеческой жены станет заменой более удачливому сопернику. Тейл… Обожаемый, идеальный старший брат, настоящий сын леса. Дэмиен ему проигрывает подчистую по всем статьям. И именно эта мысль жгла по особенному яростно, как раскаленная спица под ногтями.
Ярость растекалась туманом, стоило Дэмиену зайти домой и увидеть ленту в волосах Чармэйн, ее взгляд опущенный долу, мозоли на нежных руках. Вдохнуть ее запах, пряный от пота, кисловатый от теста, проникающий в сердце и растворяющий горечь.
Чувствовалось, что Дэмиен вернулся домой, где ему рады. Сегодня Чармэйн еще у порога подала лохань с теплой водой и мылом. Дэмиен ополоснулся, вытерся чистым полотенцем и сел ужинать на пару с женой. После, они тихо переговаривались о новостях, неожиданно повернулось, что у Чармэйн, мирно ведущей хозяйство, была насыщенный событиями неделя.
Поляну перед озером начал посещать, осторожно переступая тонкими ногами с раздвоенными копытцами, серебристо-белый единорог. За ним следовала свита из звериных детенышей – лис, зайцев, волчат и прочей мелюзги. Они устраивали шутливые потасовки, вытаптывали огород, шумели и веселились, пока за пеленой леса не начинали тревожно выть родители. И тогда единорог убегал прямо по глади озера, выбивая радужные брызги, а звереныши скрывались по норам, оставляя разграбленное хозяйство.
За ночь морковь и репа набирали рост, наливались сахаром и Чармэйн не могла пожаловаться на озорников. Да она и не хотела – зачарованно наблюдала за ними из окошка и мечтала прижаться к курносым мордочкам, запустить руки в мягкий мех. Малыши валялись на спине, подставляя круглое пузико лучам солнца, понарошку кусали друг друга смешно свесив язык на сторону и были невероятно милы.
А единорог! Наблюдающий искоса за возней, грациозный и изящный как паутина в лунном свете. Чармэйн бросало в дрожь от одного взгляда на него и охватывало всепоглощающее ощущение чистого счастья как в далеком детстве. Именно из-за единорога Чарм оставалась всего лишь сторонним наблюдателем – стоило ей показать нос наружу, как волшебное существо взлетало в воздух белоснежной стрелой и исчезало в чаще, увлекая детенышей за собой.
- Если бы единорог не хотел видеть тебя, то не приходил бы на порог дома, это я точно могу тебе сказать, - успокоил Чармэйн Дэмиен, перебирая пальцами бороду. – Я никогда не видел его. Находил полянки со зверятами играющими вместе, но никогда его самого. Каков он?
Глава 5
Чармэйн спала совсем немного, а когда встала, все поплыло перед глазами. Голова была тяжелая и во рту пересохло. Брауни поднес плошку с ключевой водицей, да погладил по голове ручкой с длинными пальцами.
— Дедушко, по что мне нездоровиться?
Тот сверкнул на нее и сморщился, но не ответил, а ворча о своем скрылся между дубом и стеной дома. Чармэйн вздохнула и заплела косы, отметив, что волосы отрасли на целую ладонь за последнюю неделю.
Что-ж, Дэмиена нет, откладывать больше нельзя. Придется быть честной сама с собой и сложить воедино все странности последнего месяца. Ее тело меняется, отрицать смысла нет. Чармэйн потерла ноющую и потяжелевшую грудь под платьем и вспомнила происшедшее сегодня утром.
Любовь к Дэмиену, зародившаяся уже в день свадьбы за последние месяцы все росла и крепла. В этом чувстве не было бурных страстей или выжимающей силы тоски. Нет, Чармейн скучала по Дэмиену и часто вспоминала его, но больше с нежностью, с желанием порадовать и угодить. И поцелуи его желанны и приятны.
Но прикосновения Тейла оставили шрамы, которые Чармэйн не смогла за все это время залечить. Любая близость, помимо невинных поцелуев, вызывала страх и отвращение.
А сегодня утром все это исчезло и она отдалась Дэмиену с легкостью, а тело само собой отзывалось на удовольствие, требуя еще. Будто ушло клеймо, оставленной фейри.
Ей бы радоваться, да представлять тихую семейную жизнь с мужем, но Чармэйн вдруг поняла, что Тейл оставил след более ощутимый, чем душевные раны. Ребенка под сердцем.
Чармэйн услышала шорох за стеной хижины. Мигом вскочила на ноги, быстро подбежала к окну. Через него многое не разберешь – картинка дробится и переливается, окно из стрекозиных крыльев годно лишь пропускать свет, но она сумела разглядеть на поляне рыжие пятна и тонкие белые ноги. Единорог и его свита!
Тихонько приоткрыв дверь, Чармэйн наблюдала за зверьем на поляне, держа ладонь на собственном животе. Особо милыми казались лопоухие медвежата, неуклюжие, с куцым хвостом на круглой попе. Сегодня единорог, покружив по поляне и огороду улегся прямо напротив Чармэйн и приложил рог к земле. У основания головы появилось льдисто-сапфировое свечение, потекло во витому рогу и влилось прямо в траву. В воздухе появился запах тающего снега, звереныши замерли, поднявшись на задних лапках.
В месте впитавшегося в землю свечения, из травы поднимался мыльный пузырь, переливаясь всеми цветами радуги. Бока ширились, разводы танцевали, закручивались в разноцветные смерчи, пока со звуком разбившейся капли, пузырь разлетелся на тысячи брызг, а на его месте забилась крылышками маленькая птичка. Она взлетела над головой единорога, сделала круг по поляне и Чармэйн разглядела, что это не обычная теплая пичуга: волшебное создание было прозрачным и искрилось на солнце, будто сотворенное из снежинок.
Особо ловкий лисеныш подпрыгнул в воздух и сумел зацепить лапой хвост птички при особо низком вираже. С хрустальным звоном брызнули во все стороны мелкие льдинки, и что-то темное, оставшееся вместо волшебной пичуги упало на траву прямо у ног Чармэйн.
На земле извивалась мохнатая многоножка, темно синяя с мелкими блестками на длинном туловище. Чармэйн обычно относилась к насекомым с неприязнью, но эта казалась жалкой. Многоножка беспомощно извивалась, перебирая лапками, а жена лесничего заворожено наблюдала за ней, не заметив, как единорог поднялся с земли и величественно прошествовал к ним.
Единорог осторожно подставил рог многоножке, дав той забраться на него, сверкнул на Чармэйн мудрым взглядом, и невероятным прыжком преодолев расстояние до черты леса, скрылся в чаще, уводя за собой мгновенно растревоженных зверят, изо-всех сил перебиравших лапами, чтобы успеть за единорогом.
Чармэйн осталась у распахнутой двери, поглаживая живот и размышляя о знамении, которое только что увидела. Ничем иным, как знамением представление быть не могло, но вот бы разгадать, что за ним кроется!
Вдруг Чармейн заметила, что с другой стороны поляны замер Дэмиен, смотревший в сторону, где только что скрылся единорог. За спиной мужа возвышался сверток, привязанный к котомке, и по мешку на каждом боку. Чармэйн бросилась к мужу забрать поклажу, по дороге споткнувшись от легкого головокружения.
Дэмиен мешки не отдал, покачал головой, давая понять, что заметил недомогание. Отнес все домой, сложил аккуратно у входа и лишь потом вздохнул:
= Наконец я его увидел!
Чармейн воспользовалась моментом, чтобы разобрать котомку. Поднять ее она не смогла – как только Дэмиен ее донес? Так и доставала предметы по одному. Сверху, плотно свернутые лежали кремовые простыни с яркой вышивкой и кружевом по краям – невероятная роскошь в лесной хижине, родители умом тронулись.
— Дэмиен, как ты думаешь, что все это значило?
Потом следовали гребни, заколки, украшения и прочая ненужная, но увесистая мелочь, которую Чармэйн с раздражением отложила.
— Как мне кажется, ничего хорошего. Пузырь лопнул, птичка распалась на осколки. Мне кажется, тебе угрожает опасность, Чармейн.
Она положила на полку банки, забитые доверху разноцветными леденцами, обвалянными в цветном сахаре.
— И что же мне делать? Может, раз Хозяин леса не отпускает домой, то уйти во внешний мир?
Дэмиен усмехнулся.
— Вот выдумщица, куда ты пойдешь одна, беременная, во внешний мир? О ребенке подумала, о том какой он будет? С рогами или копытами, покрытый шерстью, когтистый, хвостатый?
Чармейн обиженно замолчала. Естественно она не хотела уходить от Дэмиена, просто надеялась на другой ответ. Ожидала скажет, что никуда ее не отпустит. Но Дэмиен вернулся хмурый и чужой, будто стеной отгородился. Минутку… Ребенок? Он знает?
— Когда ты узнала, Чармейн?
Глава 6
Чармейн проснулась от резкой боли под ребрами. Дэмиен крепко спал на спине, подтянув здоровую ногу, с прямой, отставленной в сторону больной. Его лицо было спокойным, хотя под глазами залегли тени. Пусть спит, в Вирхольме говорили, что сон лечит все хвори.
Солнце стояло довольно высоко, да и маленький брауни уже успел натаскать воды в кувшин. Чармейн с удовольствием умылась, стараясь двигаться бесшумно. Вычистила котелок с лекарством, навела порядок в доме и начала подумывать, не разжечь ли вновь очаг, чтобы сварить горячий отвар для Дэмиена, как вдруг укол под ребрами повторился, на сей раз болезненней и настойчивей.
Чармейн потерла бок и уловила уголком глаз как Дэмиен зашевелился и повторил ее жест - подняв руку к ребрам, поморщился во сне.
Она тут же поняла, что происходит, бросила огниво и, подхватив юбки, стремглав выбежала из хижины.
Как она это делала в прошлый раз? Нужно прислушаться куда сердце тянет и бежать, пока вновь не засосет под ложечкой. А если огонек притихнет, то – Чармейн будто вспомнила что-то давно известное и забытое, как детская песенка - можно обнять ствол дерева и направление само собой обретет форму.
Вперед! Пока Дэмиен не проснулся и не понял, что ему не успеть на задание. Передать бы ему весточку, что у них есть шанс выполнить договор с хозяином леса, но, почуяв приказ, Чармейн ни о чем не думала. А сейчас сердце так отчаянно колотилось от страха и напряжения, и мысли непрошенно сами лезли в голову. Откуда она решила, что справится? Чармейн в лесничие никто не назначал.
Ноги принесли ее к каменистому ручью у подножья крутого утеса. Не конечное назначение, поняла она шестым чувством, но ей понадобится предмет находящийся тут. Медлить нельзя, но как найти то, о чем она имела самое смутное представление, Чармейн тоже не знала. Душным облаком накрыло ощущение близкого провала.
Чармейн обняла дерево, закрыла глаза, сосредоточилась, и почувствовала, как холодный ветерок мазнул по ногам. Значит следует зайти прямо в ручей. Чармейн оставила кожаные сапожки на берегу, и, заткнув юбки за пояс вступила в воду.
До чего же ледяная! Белые камни, не заросшие илом под стремительным течением колются острыми краями. Чармейн наклонилась, принялась ворочать камни и искать неизвестный, но нужный предмет под ними.
Ее толкнули сзади. Да так, что Чармейн потеряла равновесие и шлепнулась в воду подняв тучу брызг. Острый камень впился в икру, Чармейн взвизгнула от боли, разворачиваясь готовая встретить опасность лицом к лицу.
Ее накрыла волна ледяных брызг, за шумом плеска послышался смех похожий на перезвон хрустальных колокольчиков. Ну конечно же! Чармейн забралась в ее владения, как она могла не шалить? Кувшинка довольно хихикала, наблюдая, как Чармейн неуклюже пытается подняться на ноги.
- Вовсе не смешно, я могла неудачно упасть на острые камни.
Кувшинка внезапно оказалась совсем близко за спиной и обняла Чармейн за плечи, показывая, что в таком случае поймала бы, оградив от опасности. Чармейн обернулась через плечо и увидела, что зеленые глаза эльфийки просительно распахнулись, лучась смешинкой. Чармейн не удержалась и дотронулась до чешуек на плече Кувшинки. Они были гладкие и теплые с острыми краями.
И тут Чармейн ощутила как изящные мокрые ладошки заскользили по ее телу и накрыли живот. Чармейн резко вырвалась из объятий фейри и загородила живот своими руками.
- Он мой, я его вам не отдам.
Но Кувшинка не думала угрожать. Она запрокинула голову и захохотала своим хрустальным смехом, передразнивая Чармейн, схватилась руками за живот. Но Чармейн не было весело, она разом вспомнила, что Кувшинка может быть похожа на брата и ей доверять нельзя, хоть и очень хочется.
Она осторожно отступила назад, но почувствовала, что ступня наткнулась на острый край. Чармейн наклонилась и выхватила из воды плоский осколок светлого камня с зазубренным краем. Именно то, что искала. Оставаться больше нельзя, скорее вперед, туда куда вновь указывает огонек под ребрами.
Чармейн вскарабкалась на склон. Лес тут был погуще, с обширным кустарником, сквозь который следовало пробираться со всей возможной скоростью. Чармейн пропустила юбку между ног и завязала у пояса, чтобы не мешала ползти сквозь заросли можжевельника. Сапоги тоже привязала за шнурки, не было времени высушить ноги и надеть их как следует. Цель совсем близко.
Впереди скулило от боли неизвестное животное, то воя на высокой ноте, то скатываясь в жалостливое тявканье. Чармейн рванула вперед прямиком через ветки. Рукав порвался зацепившись за торчащий сук, но она не обратила внимание, наконец увидев перед собой свое первое задание.
Поперек поляны, в ворохе желтых игл и трухи, лежала старая изъеденная жучками сосна. Высохшие корни вздымались из ямы чернозема, обломанные ветки усеивали поляну, а за стволом кто-то выл и тявкал, мелькая рыжей шкурой. Чармейн наклонилась вперед, заглянула за ствол и увидела крупную лису, скребущую передними лапами, стараясь безуспешно освободить задние из под поваленного дерева.
Лиса совсем ошалела от боли и несвободы и на подошедшую Чармейн ощерилась и утробно заворчала.
- Тише, тише, я пришла тебе помочь, - прошептала Чармейн протянув ладонь вперед в успокаивающем жесте.
Пасть полная острых зубов клацнула в волосе от пальцев. Чармейн одернула руку и отступила на безопасное расстояние. Как же освободить лису, ведь именно это требует от нее Хозаин леса? Чармейн уперлась ногами в землю, спиной в дерево и принялась толкать дерево, но ее силенок не хватало, а лиса бесновалась рядом, мешая сосредоточиться.
- Глупое животное, - досадливо прошептала Чармейн.
Этот ствол не под силу сдвинуть и десяти богатырям, не то, что беременной девушке, пусть и наделенной особой силой. Лиса устала, положила голову на передние лапы и жалостливо заскулила. Чармейн прикусила губу. Медлить нельзя, рыжую необходимо достать. Дэмиен всегда выходит из дому с котомкой полной инструментов, а она выбежала ни о чем не подумав и теперь приходиться локти кусать.