Желтый туман

Обрученная со смертью

Фелиция Лэм дождалась, пока старые часы на первом этаже не пробили полночь, и лишь тогда она решилась встать с кровати, скрытой балдахином, и начать одеваться.

На сборы ей пришлось потратить некоторое время, но Фелиция желала сделать все с особой тщательностью, в преддверии долгожданной встречи с неведомым.

Не взяв ни лампы, ни свечи, она тихо открыла дверь своей спальни и прокралась в темный холл: прожив в этом доме столько лет, она могла найти дорогу и в темноте. Фелиция боялась лишь того, что ее могут услышать и что тетя или даже прислуга могут попытаться оградить ее от того, что кому-то представляется опасным, тогда как сама она понимала, что желала познать это с самого рождения. Чтобы ничем не нарушить тишину, она шла босиком.

Она поспешно спустилась на цыпочках по покрытым ковром ступенькам, держась за перила, чтобы ступать как можно легче, а затем уверенными шагами прошла через холл к двери, через которую можно было попасть в мир, лежавший за пределами родительского дома. Нащупав задвижку, она давно отработанным движением отодвинула ее и открыла дверь. Навстречу ей устремился желтый туман, и она шагнула в его объятия. Вытащив спрятанный на груди ключ, она заперла за собой дверь, чтобы не подвергать опасности тех, кто остался в доме. После этого она шагнула на укрытую саваном тумана улицу и укуталась в плащ с капюшоном.

Карета ждала в условленном месте. Ни Фелиция, ни кучер не произнесли ни слова, и обернутые войлоком копыта лошадей ступали беззвучно. Ни малейший шум не потревожил спящего Лондона, пока по улицам катилась эта карета, безошибочно державшая курс в море непроницаемого тумана.

Фелиция по-прежнему сжимала в руке ключ, но после того, как экипаж несколько раз свернул за угол, она швырнула его в сточную канаву. Никто не узнает, от какой он двери, а сама она никогда более не собиралась им пользоваться.

Спокойно откинувшись на сиденье, она стала ждать, когда приедет, не глядя даже в окошко. И вот карета мягко остановилась. Фелиция не колебалась ни мгновения. Она тут же вышла и оказалась в непроглядных клубах тумана, то ли сошедшего из рая, то ли поднявшегося из ада. Будто материализовавшись из тумана, возле нее возникла фигура, которая повела ее к дверям и внутрь, в темноту. За спиной Фелиции закрылись двери.

Вдвоем они прошли вперед по коридору, в конце которого виднелась светящаяся сфера. Фелиции казалось, что она видит все это во сне. Сфера оказалась сияющим хрустальным шаром, стоявшим на столе из черного дерева, на противоположных концах которого располагались два стула. Бледный желтый свет падал на шторы из черного бархата. Фелиция находилась в кабинете Себастиана Ньюкасла, а сам он стоял возле нее.

Отойдя от девушки, он уселся за дальним концом стола, и слабый огонек осветил его лицо.

– Не могли бы вы снять плащ и сесть за стол, мисс Лэм?

Фелиция не сделала ни того ни другого. Она колебалась, внезапно что-то заподозрив.

– Разве вы это мне обещали? – сказала она. – Всего лишь еще один сеанс?

– А не лучше ли будет поступить именно так? Вы еще многому можете научиться, оставаясь такой, как вы есть, но предостаточно и вещей, которые вы и сами предпочтете не знать.

– Значит, вы мне солгали, сэр?

Огонек, освещавший лицо Себастиана Ньюкасла, задрожал и померк.

– Не лучше ли вам еще подождать, Фелиция? То, чего вы ищете, придет достаточно быстро, а длиться будет вечно.

– Ну что ж, тогда другой сеанс? Вы вызовете для меня мертвых? Сможете ли вы вызвать тень любого, кого я назову?

– Я сделаю, что смогу.

– Тогда вызовите для меня дух мага. Повелителя тьмы, научившегося быть могущественнее самой смерти и не думавшего о том, какую цену за это придется платить. Вызовите мне дух своего двойника, дона Себастиана де Виллануэва. Можете ли вы сделать это, мистер Себастиан Ньюкасл? Осмелитесь ли вы?

– Я могу сделать это, но осмелитесь ли вы мне позволить?

– Разве я не сама об этом попросила?

– Это так, – сказал он. – Вы просили об этом так часто, что отказать вам уже нельзя. Но при всем при том виноват буду только я.

– Я освобождаю вас от ответственности, – заверила Фелиция Лэм.

– Вы говорите совсем как ангел, которым так пылко желаете стать, – произнес Себастиан, и в голосе его послышалась чуть ли не жестокость. – Садитесь, окажите мне такую любезность.

– Не стоит надеяться, что ваш резкий тон сможет отпугнуть меня, ведь мы уже зашли так далеко, – сказала Фелиция.

– Нет, вас не устрашит ничто, кроме того, что вы не в силах изменить. Но когда этот ужас придет, хватит ли у вас храбрости выносить его или же положить ему конец?

– Я, несомненно, смогу сделать либо одно, либо другое, – ответила она, садясь за стол. – Начнем же.

– Я предостерегаю вас, потому что волнуюсь за вас, – сказал Себастиан.

– Я вам верю, – ответила она. – А теперь покажите мне, кто так обо мне волнуется.

Она потянулась, чтобы коснуться его холодной руки, но он отодвинулся. Себастиан не произнес ни слова. Он скрестил руки перед лицом, и свет в хрустальной сфере моментально погас. В комнате, и без того темной, стало чернее смоли.

Фелиция пристально смотрела вперед, положив руку на сердце, и ей было очень страшно, но в этом она не призналась бы даже под пытками. Что-то должно было произойти, и она этого давно желала, но вместе с тем ей почти с ужасом думалось, что сейчас ее изнасилуют в темноте и убьют. Но не об этом ли она просила?

Она предполагала, что ей будет видение, но вместо этого услышала голос. Он, пожалуй, мог бы быть человеческим, да почти им и был, если бы не напоминали так звериный предсмертный вой эти бессмысленные слоги, раздававшиеся низким эхом. В конце прозвучал крик – глухая песнь страдания.

Внезапно из мрака возникло лицо Себастиана. Плоть излучала бледное голубое сияние гниения. Пожирающий огонь разгорался все ярче и наконец стер все черты, оставив лишь сияющий серебристый череп. Он заговорил с ней:

– Что может быть хуже смерти, о любимая? Спасайся от нее!

Во рту, который произносил это, сверкали сверхъестественно острые зубы, похожие на острия мечей. Череп издал вопль, а потом вспыхнул. Тусклый, заржавевший клинок обрушился с потолка и отсек череп от чего-то, на чем он до этого держался. Огонь вспыхивал теперь холодным голубым пламенем, а череп катился по столу к Фелиции; в пустых глазницах запузырилась какая-то блестящая масса, а на сияющей поверхности серебряного черепа прорастали прядки черных шелковистых волос.

Голова упала Фелиции на грудь. Вдруг оказалось, что девушка обнимает Себастиана. Черная комната начала переливаться серебром.

– Я тот, кого ты ищешь, – сказал он. – Отвернись. Фелиция отпрянула от него и встала, а он так и остался стоять на коленях, положив голову на подлокотник черного стула. Он повернулся к ней, надеясь уже, что она убежит от всего того, что он ей может предложить. Она же глубоко вдохнула, откинула с лица темный капюшон, а потом сбросила скрывавший ее фигуру плащ.

– Я та, кого ты ищешь, – произнесла она. – Неужели ты воспротивишься моему желанию, да и своему собственному?

На ней было белое свадебное платье, но даже этот шелк не мог, кажется, соперничать в бледности с ее кожей, светлой, как слоновая кость.

В этом платье сорок лет назад венчалась ее мать; в те времена мода была изящнее и вместе с тем проще. Руки Фелиции были обнажены, плечи тоже, да и груди были почти что открыты, – шелк был уложен под ними в сборки и ниспадал мягкими складками; подол слегка касался пола из черного дерева. Фелиция не осмелилась бы так одеться никогда, и лишь в свою брачную ночь она решилась; сейчас она наслаждалась собственным бесстыдством. Свечение вокруг нее посеребрило и шелк, и ее кожу, и ее светлые глаза, и пепельные волосы.

Черный силуэт Себастиана скользнул к ней.

– Судьба, – тихо проговорил он.

Он схватил ее почти жестоко. Она почувствовала, как ее шеи коснулось его холодное дыхание, а его ледяные пальцы погрузились в струящиеся пряди ее волос. Она выгнула спину, так что перед ним оказалась ее бледная шея, но Себастиан прижал ее к себе и отвернулся.

Он заговорил, не глядя на нее:

– Я стал тем, что я есть, ночным обитателем, вкушающим кровь, потому что не мог умереть. Но зачем тебе, молодой женщине, у которой впереди еще столько лет жизни, отвергать самый драгоценный дар, данный всем земным тварям?

– Для того, чтобы побольше узнать о творце. – Протянув руку, она коснулась его плеча.

– Пусть ты не тревожишься о самой себе, но подумай о своих друзьях. Подумай о своей семье.

– Друзей у меня нет, – ответила Фелиция. – Что касается родных, то те, кого я больше всего люблю, ушли раньше меня. А тетя Пенелопа, как мне кажется, утешится тем, что ей достанется мое состояние.

– А молодой человек?

– Ты же видел, каков он на самом деле. Жаль, что Господь не дал мне этого понять раньше.

– Так неужели тебе нечего желать от этого мира?

– Я хочу лишь избавиться от него.

– Тогда хотя бы прими настоящую смерть, – сказал Себастиан, – и я поведу твой дух так же, как и души тех, кого ты видела, тех, кто сбился с пути. Прими яд, перережь себе горло, прыгни с высокой башни, сделай все, что хочешь, только не навлекай на себя это проклятие. Я много веков нес его один, и лучше ничего не менять.

– Но ты не стал отвергать своей судьбы. По правде сказать, мне кажется, ты ею доволен. Тебе так нравится быть властелином жизни и смерти, стоять меж ними и холодно взирать на ту и на другую. Неужели из-за того, что я женщина, ты решил, что у меня не может быть моих собственных желаний? Ты думаешь, что я не так храбра, как ты? Но, может быть, я послана навсегда положить конец твоему одиночеству?

Себастиан резко повернулся и посмотрел на нее. Лицо его было искажено гневом.

– Одиночеству? Зачем же мне быть одиноким, когда меня могут утешить вот такие существа?

Черная комната все еще переливалась серебром. Светившиеся занавеси за спиной Себастиана затрепетали, и за ними показался силуэт. В нем было что-то бессмысленное, неловкое, злобное и невыразимо печальное. Белая рука нерешительно показалась между штор, и Фелиция невольно ахнула. Существо, вошедшее в комнату, прежде было мальчишкой. Его патлатые волосы были рыжими, но вот лицо, с полуоткрытым ртом, казалось почти серым, взгляд выдавал слабоумие. С губ капала слюна, зубы были остры. Он проковылял к Себастиану. Одна нога у мальчишки была сломана и перекручена.

– Пожалуйста, сэр, – пролепетал он.

– Боже, Себастиан! – воскликнула Фелиция. – Кто это?

– Кладбищенский воришка. Он сказал, что зовут его Генри Донахью. Я застал его с товарищем за работой и второго парня убил там же, на месте, но к моменту, когда я догнал юного Донахью, во мне разгорелась такая ярость, я так взалкал крови, что набросился на него и утолил жажду. И вот во что он превратился: один из живых мертвецов, совершенно безумный. Мне стоило его уничтожить, и это я обязательно сделаю, но теперь я доволен, что не поторопился с этим. Посмотри на него. В такое существо ты хочешь превратиться?

Мертвый мальчик повернулся на голос Фелиции и зашагал к ней, волоча по черному ковру искалеченную ногу; он не сводил взгляда с ее горла. Девушка вдруг почувствовала себя голой и беззащитной.

– Пожалуйста, мисс, – сказал мальчик. И прикоснулся к ней.

Тут же руки его потянулись к ее горлу; она попыталась оттолкнуть его, а он уже лязгал в воздухе своими грязными зубками. Пальцы у него оказались невероятно сильные. Фелиция закричала.

Мальчик почти уложил ее на черный стол, но тут Себастиан схватил его за рыжие вихры и вышвырнул вон из комнаты. Половина скальпа мальчишки осталась в руке у Себастиана, так что голова его превратилась в сплошную рану, из которой, правда, не показалось ни капельки крови; Генри снова пополз по полу в неумолимом стремлении добраться до намеченной жертвы.

Себастиан опять бросился на него, схватил за изуродованную ногу и потащил сердито рычащую тварь прочь из комнаты, за бархатный занавес.

Фелиция осталась одна. Сердце ее колотилось, она бешено ловила ртом воздух. Она испытывала ужас, но вместе с тем и радость. Фелиция слезла со стола и рухнула на стул черного дерева. Из какого-то дальнего уголка дома донесся пронзительный вопль боли; он становился все громче и громче, а потом внезапно прекратился. Фелиция поняла, что этого мальчишку больше никогда не увидит.

Она стала ждать.

Когда Себастиан вернулся, его волосы свисали, закрывая лицо, а одежда была порвана. Пятна крови покрывали руки. Он посмотрел на них и перевел взгляд на Фелицию.

– В нем оставалось совсем немного, – сказал Себастиан. – Ему пришлось поголодать. Видишь теперь, от чего я тебя хочу спасти.

Фелиция, пусть и дрожа, оставалась на том же месте.

– Между тобой и этим мальчишкой существует огромная разница, как это и должно быть, – ответила она. – И я не уподоблюсь ему.

– Уходи! – прокричал Себастиан, но в тот момент он уже шагал к ней, а губы его неудержимо подергивались.

Фелиция скрипнула зубами и изо всех сил вцепилась в подлокотники деревянного стула. Она высоко подняла голову и почувствовала биение пульса в своей длинной белой шее, и тут Себастиан обнял ее.

А потом они оказались на ковре, на сумрачный ворс которого заструились пряди ее тщательно уложенных светлых волос, и платье ее было сброшено, а тело затрепетало от радости и ужаса. Она переживала восторженный страх, ошеломление скорее от собственных плотских вожделений, а не от едва заметного укуса, который она почувствовала в тот момент, когда он вошел в нее и жизнь стала перетекать из одного тела в другое. Она дрожала и стонала, ощущая над собой любимого мужчину. Взяв жизнь, любовь и смерть, она слила их воедино.

А когда все закончилось, Себастиан поднялся один. Она же осталась лежать, непринужденно и изящно раскинув руки и ноги, а лицо отражало только что владевшие ею страсти, к которым почти не был примешан испуг. Ее мраморную бледность нарушали лишь несколько капель девственной крови. Так она спокойно лежала, но Себастиан знал, что после того, как на следующий день зайдет солнце, она поднимется, полная темного желания.

Даже слезы, которые покатились у него из глаз, были окрашены алым цветом ее крови.