– Стоять, сука! Нож на пол! – словно гонг, по мозгам ударил голос Грога.
– Пришёл, ага, посмотрите на него, пришёл, – снова пустился в бормотание Штык. – А я знал, что придёшь, ждал тебя, ждал, ага, и ты пришёл. Нужно было убить их, убить чужаков, я тебе говорил. Заткнись, заткнись, говорю, хватит говорить, заткнись.
– Нож на пол, – с нажимом повторил напарник. – До трёх считаю, раз…
– Два, – тут же подхватил хозяин хижины. – Мы тоже считать умеем, умеем, да. Ну давай, давай, что забыл, что идёт дальше? Я охотник, нельзя убивать просто так, нельзя, да. А ты убей, убей меня, ты не охотник, тебе можно.
– Не стреляй, Грог, убери ствол, – попросил я друга. – Всё нормально, он меня узнал. Ты ведь узнал меня, Штык, дружище?
– Мы помним тебя, Морзе, я вспомнил, да, – всклоченная борода запрыгала вверх-вниз. – Ты друг, да, я помню, точно помню, друг ты, друг.
Под пристальным взглядом Грога он присел передо мной на корточки, резким рывком развернул, отчего меня снова едва не вывернуло наизнанку. Нож, отточенный до состояния бритвы, в одно движение вспорол верёвку вначале на руках, затем на ногах. Прошло буквально пару секунд, и кисти заломило так, что я не смог сдержать стоны. Вот, оказывается, почему я их не чувствовал – Штык настолько туго меня связал, что перекрыл доступ крови. Боль просто невыносимая, пальцы пульсируют от каждого удара сердца – очень мерзкое ощущение.
– Остальные где? – спросил я Грога.
– В лес отправил от греха подальше.
– А ты как…?
– Макс, он свалить успел. Этот урод даже Хана вырубил, я такое вообще впервые видел. М-да, умеешь ты, конечно, друзей выбирать…
– Да, Морзе друг, друг, ага. Тебя мы не знаем, нет, не знаем. Зачем ты пришёл к нам, зачем пришёл, уходи или убей, да, лучше убей, тебе можно.
Штык уселся на пол, он мерно покачивался взад-вперёд и постоянно переводил взгляд с меня на Грога. Мне вдруг стало его жалко. Что с ним случилось? Где Ольга, почему она его бросила? Хотя, если у него так при ней «фляга засвистела» – ничего удивительного. Но ведь он был нормальный, сильный, с чего вдруг? Что-то должно было произойти и явно нехорошее.
– Штык, можно мы у тебя здесь поживём?
– Поживём, да, это типа гости, погостим, значит, ха-ха, поживём нет, жизни нет, ничего больше нет, есть охота. Морзе друг, Морзе пусть гостит, остальные уходят, нельзя чужакам, нет, нельзя.
– Но они мои друзья, значит, и твои тоже. Куда они пойдут, Штык?
– Туда пусть идут, отсюда пусть уходят. Я не знаю их, нет, не знаю, мы их не знаем, не верим. Убить их всех нужно, убить. Ха-ха, нет, нельзя убивать, нельзя оставаться, уходят пусть.
– Да что с тобой такое?! – не выдержал и закричал я. – Ты же нормальным был! Хватит вести себя как идиот!
Штык вздрогнул, замолчал, но продолжил раскачиваться, сидя на полу, взгляд упёрся в одну точку, и так продолжалось несколько секунд, а затем он принялся завывать. Вначале тихо, затем всё громче и громче, а по щекам покатились слёзы. Я попытался подняться на ноги, но голова кружилась так сильно, что меня тут же повело в сторону. А вот на четырёх опорах передвигаться более или менее получилось. Пару раз всё равно уводило с выбранной траектории, но до Штыка я всё же добрался, положил ему руку на плечо и заглянул в глаза.
– Что случилось, дружище, расскажи, я помогу.
Тот замер и уставился на меня немигающим взглядом. Однако глаза всё равно постоянно бегали, он то отводил их в сторону, то снова возвращал и делал это очень быстро. С головой у него точно беда, он не притворяется и это уже очевидно. Здесь не нужно иметь профильного образования, чтобы такое понять, а вот помочь ему вряд ли в моих силах.
– Случилось, да, – вдруг заговорил он. – Много случилось всего, всякого, да. Много дерьма, дерьма много. Вам уходить надо, уходите, плохо здесь, случается всякое, да.
А затем он сбивчиво, перепрыгивая с одного на другое начал свой рассказ, и по мере того, как он приближался к финалу, у меня даже волосы на затылке зашевелились. После этой истории я с полной уверенностью мог называть свою жизнь счастливой и полной светлых воспоминаний. Оказывается, меня она вовсе не била, а скорее, гладила…
Они проводили меня, помогли собраться в дорогу, а сами остались в землянке. Ольга занялась хозяйством, насколько это вообще получалось делать в подобных условиях. С другой стороны, в лесу есть всё необходимое, чтобы жить: мяса в достатке, почва настолько плодородна, что урожай вызревает на зависть любому садоводу. Хоть на выставку вези. Первую зиму было тяжело. Несмотря на то, что еды хватало, да и с водой тоже вопросов не возникало.
Штык периодически уезжал на поиски полезного, в одной из таких командировок даже удалось разжиться серебром, которое впоследствии ушло на патроны. А в целом всё стандартно: то соленья какие перепадут, то крупа, соль, макароны. На одном мясе далеко не уедешь, организму помимо белка ещё много чего для нормальной работы требуется. Вот и приходилось Штыку обеспечивать семью всем необходимым.
Именно что семью, потому как предсказуемо это. Два разнополых человека ютятся в небольшой землянке, рано или поздно отношения сами завяжутся, природа всегда берёт верх. Да, возможно, без романтики, без красивых ухаживаний и походов в ресторан, без печати в паспорте, но они стали мужем и женой. А к весне Ольга узнала, что беременна. Впрочем, и это тоже вполне прогнозируемо, иначе ради чего природе сводить воедино двух людей.
Спор был долгим, она не хотела, он напротив, очень обрадовался новости. В итоге муж победил. Но женщины во все времена остаются верны себе, и основным аргументом в отсутствии желания рожать стала землянка.
– Ну ты сам посуди, неужели мы будем растить ребёнка в таких условиях? Как ты себе это представляешь?
– Да почему обязательно здесь?! У нас три заимки на территории остались, можем в них перебраться.
– Видела я эти ваши сарайчики, там места ещё меньше, чем здесь. Ребёнку пространство нужно.
– Значит, дом построим, какой скажешь отгрохаю.
– Чтоб его видно было со всех сторон? Нет уж, мне лагеря хватило, едва живой осталась. Да ты и сам всё знаешь, что я тебе рассказываю. Ну ты посмотри вокруг, мы каждой тени боимся, а дети кричат, плачут… Нет, я не хочу рожать, не хочу, чтобы мой ребёнок жил в таком мире.
– Не твой, а наш! Ты не можешь принимать такие решения одна. Я построю дом и сделаю так, что его не найдут. Я смогу защитить и тебя, и сына.
– Сына? А с чего ты вообще взял, что у меня будет мальчик?
– Чувствую, – улыбнулся Штык и положил свою ладонь на живот Ольге.
На сём она спор и проиграла. Она посмотрела ему в глаза и поняла, что отныне не сможет убить дитя. Само собой, впереди будет ещё много сомнений, да и подобный разговор явно не последний. Но муж сумел показать самое важное для любой женщины, и нет, это не любовь и забота, хотя они тоже необходимы – надёжность. Она поняла, что Штык никогда их не бросит и действительно сделает всё, чтобы отныне она и ещё не рождённый малыш больше ни в чём не нуждались. И он доказал это на следующий же день.
Когда она проснулась, его уже не было, он всегда раз в три дня уезжал на поиск полезного. Сегодняшнее утро не стало исключением.
В печи уже весело потрескивали дрова, распространяя тепло по землянке. Поверх, завывая, грелся чайник, собственно, его писк и стал причиной пробуждения. Однако не это вызвало её улыбку и сделало настроение на весь оставшийся день. На тумбочке у топчана в старой банке из-под тушёнки стояла небольшая горстка подснежников. И это показалось ей таким милым, что невольно из глаз покатились слёзы. А может быть, это уже гормоны шалят.
В тот день Штык отправился в Рязань. Сегодня его интересовали вовсе не припасы, он подбирал инструмент. В голове уже зрел проект нового дома, такой, чтобы много места, а главное – неприметный. А потому строить его он станет без современных материалов, а лишь из того, что даёт мать-природа. Укроет его мхом, загубит в склон оврага, и ни одна собака не узнает, что там есть жилище. Крепкий, надёжный дом, вокруг которого обязательно будут ловушки, чтоб ни один чужак не смог подойти и навредить семье. Он даже место для него подходящее определил – вдалеке от всех троп, там, где из соседей лишь звери. Уж с ними-то Штык всегда договорится, они гораздо лучше людей и не станут нападать просто так. Зато в случае опасности обязательно предупредят.
Он загрузил прицеп инструментом и отправился домой. Не забыл по пути проведать аптеки, что долгое время оставлял как заначку. Словно знал: пригодятся в будущем, понадобятся. Здесь набрал кучу витаминов, памперсов, да и детского питания прихватил. Через три дня ещё добавить придётся, запас карман не тянет, ведь ребёнку долго расти, так что кто знает, сколько всего ещё потребоваться может.
Вот как-то так он размышлял весь обратный путь. Мысли постоянно скакали с одной на другую: то про дом, его планировку, о том, где лучше устроить сад, огород. Думал о ребёнке, о том, что ему понадобятся игрушки, вот только какие – пока не ясно. Может, и тех и других набрать, а ненужные после выбросить, хотя погремушки всякие, они в раннем возрасте всем одинаковы. Думал ещё, где бы козу найти, молоко у неё в разы полезнее, чем питание сухое. Корова, впрочем, тоже сгодится, но с ней мороки гораздо больше, да и где спрятать такую тушу. Разное в голову лезло, да так настойчиво, что не заметил, как до заповедника добрался.
Здесь он и поймал себя на том, что осторожностью пренебрёг и впредь так поступать не следует. Ведь отныне не только за себя отвечать нужно, за всю семью.
А на следующий день закипела работа. Не смог он на месте усидеть, не давали покоя планы на будущее. Когда спать ложился, всё в красках в голове нарисовал, да не по одному разу переделал. Едва уснуть смог, а с утра пораньше поехал место под будущий дом осматривать, да так там и проковырялся до самого вечера. Дело сразу пошло, заладилось, руки, словно без головы знали, что и как нужно. Дни сменяли недели, те складывались в месяцы, а к осени он наконец смог, потирая руки, любоваться первыми плодами.
Ольга уже с животом к тому моменту была, хоть и небольшим пока, но явным. И нравилось ей, как Штык к благоустройству подошёл, какое он сам с этого удовольствие получает, хоть и устаёт немало. Время шло, а вместе с тем и страх рос: а как рожать, а кто поможет, случись что? На днях у неё живот прихватило, так ни больниц в округе, ни даже ветеринара. А как ребёнок пойдёт неправильно, а заболеет вдруг? Однако муж всячески поддерживал, успокаивал и голос его, и руки сильные уверенности придавали.
Добрый дом вышел, просторный, хоть и без отделки пока, да в одну комнату всего, но хоть завтра переезжай, вещи перетаскивай. Оно так даже быстрее выйдет, не придётся лишнее время на дорогу тратить, как ни крути, а сорок минут в один конец уходит. Вот только рано ещё, безопасностью нужно озаботиться, а уж к родам ближе и переезд затевать, чтоб всем составом на новом месте обживаться.
Он применил все свои знания, перенёс их со звериных ловушек на человеческие. Оборудовал так, что Рэмбо обзавидуется. Здесь и ямы с кольями, и растяжки, что брёвна удерживают, даже силки на тропах имеются, а где не хватило фантазии, обыкновенных капканов понаставил. В общем, доволен остался работой проделанной.
А там и время переезда подошло. Ольга уже совсем потяжелела, едва ходить получалось, но помогала изо всех сил. Штык всё удивлялся: «Как в такой малюсенькой землянке столько хлама разместилось?» Даже задень не управились, часть на завтра оставили. Худо-бедно перебрались, кое-какую мебель подтянули, а как до обеда дело дошло, так даже стола не оказалось. Ну да ничего, справились, а на следующий день Штык времянку соорудил, которая так здесь и осталась на постоянную.
К вечеру у Ольги схватки начались, ох и натерпелся он в ту ночь. Никогда ему даже в голову придти не могло, что жизнь на свет с таким трудом появляется. На одну только кровь несколько простыней ушло, но за здоровье жены он переживал меньше всего. Ведь про запас на этот крайний случай он держал кусочек чёрного сердца, которое и отдал Ольге, как только та разродилась. А все беды и переживания улетучились в один миг, едва прозвучал детский плач.
Родилась девочка, но он совсем не расстроился. Стоило лишь взять малышку на руки, как всё остальное ушло на второй план. А она лежит, глазами глупыми вращает, словно с другой планеты прилетела и никак понять не может, где оказалась. Однако любовь отцовскую чувствует, на руках его сразу замолкает.
Забот сразу прибавилось, да так много, что Штык едва на охоту ходить успевал. О дальних вылазках и вовсе забыл, как и о постоянных осмотрах территории, хотя время от времени всё же мотался по округе, следы читал. Однако не до того стало, малышка всё внимание и время на себя забрала. Ни днём ни ночью не желала без отца находиться, всё капризничала, на сильные руки просилась. А уж как полюбила бороду щипать – никакие игрушки не нужны. Отцу только в радость с ней нянчиться, знай покачивает, смотрит на дочурку и улыбается.
Глядя на них, и Ольга радовалась. Никогда бы не подумала, что в таких условиях жить захочет, а оно вон как вышло. Тихое семейное счастье и главное – безопасность. Ни уроды к ним не лезли, ни люди пришлые, тишина да покой в лоне природном. Чем не сказка?
Так до зимы и прожили, в любви да заботах. Еды, опять же, в достатке, вода из колодца на заднем дворе. Банька своя. Всё хорошо, живи да радуйся.
Вот только мир вокруг изменился и с каждым днём он становился всё злее. Это двоим много не нужно, лося забил, так там запасов на три месяца хватит, а то и побольше. Но если попытаться группой выжить, так для них туша на неделю максимум, а кому и на день мало. Добыть мясо становится всё сложнее, люди от поселений уходят всё дальше, а порой возвращаются ни с чем. И добрее от этого не становятся, потому как живот к тому не располагает. Голод любого превращает в зверя, а когда он становится постоянным спутником жизни – и подавно.
Однажды к ним пожаловали гости. Обыкновенные охотники из соседней крепости, правда, называли себя чуть иначе: «Промысловики». Но сути дела это не меняло, зверя они били, чтоб себе серебра заработать, да других людей прокормить. В последнее время стрельба в заповеднике слышалась часто, однако далеко.
Штык это без внимания не оставлял, волновался, каждый день ловушки осматривал, порой уезжал на полдня. Но люди всё равно пришли, хотя, рано или поздно это должно было случиться. Именно к такому он и готовился, потому и защиту расставлял. Вот только человек, может, и животное, но умное, хитрое. Стоило лишь одному из группы угодить в яму, как остальные подобрались, внимание обострили, а уж как озлобились, одному богу известно.
И как Штык ни старался, не смог всех чужаков перебить. Слишком много их в тот день явилось, при оружии, с опытом. Большинство уловок для них знакомыми оказались, ведь они сами не раз такие на зверя ставили. Несмотря на то, что часть, конечно, сработала, победа осталась за пришлыми.
Его долго били, не ради информации или мести, нет, так они развлекались, а когда надоело, принялись дом обыскивать. Все запасы в центр комнаты стягивали, а Штык в тот момент лишь об одном молился, чтоб ублюдки эти не расслышали детского плача из потайной комнаты. И пока чужаки гремели, топали, да хохотали, крик терялся на фоне общего шума.
В тот вечер не услышал бог его молитвы, а может быть, он вообще отвернулся от людей. Словно специально в самый неподходящий момент образовалась пауза, в которой отчётливо прозвучал детский плач. Штык больше не молил бога, он взывал к людям. Он умолял их не трогать жену и ребёнка, он готов был отдать свою жизнь, да и вообще всё, чего бы они ни пожелали. Но чужаки смеялись, им нравилось, как унижается тот, кто ещё недавно представлял для них угрозу. Сердца людей очерствели, в них не осталось места для жалости и сострадания.
Он видел, как умерла его женщина, а затем и малютка дочь. Он кричал, ревел раненным зверем, но они крепко держали его и заставляли смотреть. Возможно, бог обернулся в этот момент и заметил происходящее, а может быть, сам дьявол помог, желая заполучить побольше гнилых душ в преисподнюю. Штыку удалось освободить одну руку, и этого хватило, чтоб вскоре умерли все чужаки. Он не помнил, как убивал их, не помнил, как хоронил своих женщин и что делал дальше, очнулся весь в крови среди кучи трупов. Обглоданных трупов. А в голове набатом звучал голос, он твердил: «Нельзя убивать просто так, настоящий охотник не позволяет себе такого».
До него не сразу дошло, что этот голос принадлежит ему, да и какая теперь разница? Одно он знал наверняка: отныне он охотник, но не такой как те, что пришли в его дом…
– Нельзя убивать просто так, да, нельзя. Охотники так не поступают, ты если убил, значит ешь, нужно есть или не надо убивать. Нельзя просто так, нельзя, нет.
Штык продолжал раскачиваться взад-вперёд, а из его глаз катились слёзы. Он, не переставая, продолжал твердить одно и то же, словно читал древнее заклинание. А я сидел напротив и понятия не имел, как ему помочь.
– Да, много я разного дерьма повидал, – пробормотал позади Грог, – но такого даже выродкам не пожелаешь. Тут, наверное, и я бы колпаком поехал. Шеф, ты вообще уверен, что нам стоит здесь оставаться?
– Я думаю, более безопасного места нам не найти, – ответил я и покосился на старого друга. – Как думаешь, ему можно помочь?
– Наверное, – пожал плечами тот, – но это явно не в нашей компетенции.
– Ладно, зови остальных, может, общими усилиями получится что-то сделать.
Грог кивнул и покинул дом, а Хан, цокая когтями по полу, подошёл к Штыку, заглянул ему в глаза, будто понял каждое слово из сумбурного рассказа сумасшедшего, и несколько раз лизнул его в лицо.