Гессенская волчица

Глава 5

Прошедшие с момента покушения две недели превратили вчерашнюю беззаботную принцессу Аликс в регента Российской Империи и местоблюстителя Императорского престола. Дерзкое покушение, мученическая смерть любимого мужа и внезапно свалившаяся на её хрупкие плечи власть, всё это не могло не оставить неизгладимых следов в душе Александры Фёдоровны. Придворные удивлялись, откуда берёт силы эта юная 23-летняя женщина. Многие ждали, что гессенская гордячка сломается и будет проводить свои дни в окружении сердобольных дам, но уже на следующий после похорон день Императрица пригласила к себе Великого Князя Сергея Александровича и графа Воронцова-Дашкова.

Она зашла в кабинет, в простом тёмном платье, без единого украшения. В наружности Императрицы появилось что-то холодное и даже отталкивающее. Сжатые тонкие губы, отстраненный взгляд непроницаемых сине-ледяных глаз.

Великий Князь и министр внутренних дел приложились к руке Императрицы и после её разрешения уселись в кресла.

Александра Фёдоровна сразу же перешла к делу.

– Вы прекрасно знаете, что у меня нет никакого опыта в государственных делах. Покойный Государь сам принимал доклады министров, давал приказания, как и его батюшка, Император Александр. Мне же всему нужно учиться. – Императрица сделала небольшую паузу. – Даже после рождения наследника мне придётся учиться управлять государством, поэтому я хочу учредить особую должность первого министра, который принял бы на себя тяготы управления Россией. За образец можно взять пример Британии, где премьер-министр отвечает перед королевой за деятельность всего кабинета.

Первым отозвался граф Воронцов-Дашков:

– Ваше Императорское Величество! В своё время я знакомился с организацией управления в иных европейских государствах. И нужно сказать, что наша, русская система, чуть ли не самая сложная и запутанная. Даже британцы с их многочисленными лордами и пэрами, и те умудряются разрешать государственные дела гораздо быстрее, чем это получается у нас. Со времён Петра Великого русские самодержцы создавали разные ведомства, затем их реформировали, но стройной, правильной системы власти государство так и не получило. И ежели Ваше Величество желает учредить должность первого министра, то я осмелюсь высказать свои предположения по этому поводу.

– Для этого я и пригласила Вас, Илларион Иванович, – тихо отозвалась Императрица. – Мне известно, что Вы обладаете не только преданностью престолу, но и огромным опытом, как военным, так и государственным.

– Благодарю, Ваше Императорское Величество! – бодро продолжил граф. – Я хотел заметить, что в России ведь нет правительства, нет кабинета министров, как то устроено в иных европейских государствах. У нас есть Комитет министров, и есть его председатель, но председатель этот не является премьер-министром. Николай Христофорович Бунге⁴⁵ не имеет никакой власти над министрами, все его полномочия – это председательствовать на заседании Комитета министров, не более того. Все министры абсолютно независимы друг от друга, отвечают за деятельность своих ведомств единолично, имеют независимые доклады. Комитет министров не отвечает за деятельность отдельных министерств. Первый министр, ежели это будет угодно Вашему Величеству, должен иметь рычаги влияния на подчинённых ему министров, он должен знать предмет ведения того или иного министра и указывать направление деятельности. Но я хочу напомнить, что в Британии премьер-министр ответственен не столько перед королевой, сколько перед парламентом. В России парламента, слава Богу, нет, и не будет. В наших же условиях самодержавной монархии достаточно восстановить звание государственного канцлера, пожаловать ему полномочия контролировать министров, чтобы Российская Империя обрела полноценное правительство.

Сергей Александрович поддержал министра внутренних дел:

– Я сам четыре года был московским генерал-губернатором и понимаю Иллариона Ивановича, когда он говорит о несуразности существующей системы управления. У нас все губернаторы и губернские чиновники числятся по МВД, а само министерство ведает таким кругом вопросов, что диву даёшься. Полиция, земства, почты и телеграф, цензура, медицина… Вот морской министр имеет конкретную область деятельности, военный флот, и никому не придёт в голову сделать его ответственным за выращивание лошадей. Я составил было записку на Высочайшее имя о необходимости преобразования министерства внутренних дел, но так и не подал. А вот сейчас считаю возможным и необходимым выделить из его состава хотя бы Главное управление почт и телеграфа. А если в России появится канцлер, ответственный не только за иностранные дела, но и за внутреннее управление, то и губернаторы тоже должны на него замыкаться и ему подчиняться непосредственно.

Александра Фёдоровна обратилась к Воронцову-Дашкову:

– Спасибо, Илларион Иванович, я хотела назвать должность первого министра «канцлером», но мне показалось, что это будет звучать слишком по-немецки… Будет напоминать о Бисмарке… Но если Вы считаете, что для русского слуха слово «канцлер» не будет чужим, то пусть так оно и будет.

Императрица пыталась говорить по-русски, но затем перешла на французский.

– Я считаю, что лучшей кандидатуры на должность канцлера, чем Великий Князь Сергей, не найти…

Сергей Александрович встал с кресла. Было видно, что предложение Императрицы стало для него полной неожиданностью. Выдержав короткую паузу, Великий Князь горячо заговорил:

– Я не могу принять такое предложение! Вовсе не потому, что я опасаюсь ответственности. От службы я никогда не убегал. Я поклялся, я дал слово покойному племяннику… Но такое назначение может иметь весьма пагубные последствия. Те повеления, которые Николай дал в последние дни своей жизни, вызвали неприятие у некоторых сановников, да и среди Императорской Фамилии. И если я буду назначен на высшую должность в государстве, выше которой фактически будет только монарх, могут начаться пересуды, что я узурпировал власть.

– Ваше Императорское Величество, – отозвался граф Воронцов-Дашков, – я вынужден согласиться с мнением Сергея Александровича. В сложившейся ситуации будет неверным и опасным даже назначать на должность канцлера члена Императорской Фамилии. И в то же время России нужен канцлер, имя которого будет значить не только внутри страны, но и за её пределами. Человек с опытом, но не престарелый, а бодрый и работоспособный. И я знаю только одного человека, который способен принять на себя такую тяжёлую ношу. Это граф Николай Павлович Игнатьев,⁴⁶ Ваше Величество.

– Чем же так замечателен этот человек?

– О, граф Игнатьев – это даже не человек, – ответил Императрице Сергей Александрович, довольно усмехнувшись. – Это эпоха, это хитрый дипломат, опытный политик… Бухара, Китай, Константинополь, Болгария… Он был министром внутренних дел, но в 1882 году у него были разногласия с покойным братом, и теперь он заседает в Государственном Совете. Могу сказать одно, что человек этот со своим мнением, и он истинно русский человек. Илларион Иванович назвал имя именно выдающегося государственного человека, а не серого канцелярского служителя.

– Но если граф Игнатьев такой выдающийся человек, то с чем была связана его отставка? – поинтересовалась Императрица. – Увы, я ничего об этом не знаю.

– Понимаете, Ваше Императорское Величество, – ответил граф Воронцов-Дашков, – покойный Государь Александр Третий не одобрил начинания графа Игнатьева относительно созыва Земского собора. Граф Игнатьев подал Императору проект Высочайшего манифеста, предлагавший созыв народного представительства в виде собора одновременно с коронацией в Москве. Государь очень ревниво относился ко всему, что хоть в малейшей мере напоминало бы о конституционных началах. Хотя, если внимательно читать, то граф Игнатьев мыслил не о создании законодательного представительства, а лишь о проведении священного венчания и миропомазания перед собором высших иерархов церкви, высших чинов правительства, высших избранников дворянства и городов и выборных от простого народа. Хотя у меня и были некоторые разногласия с графом Игнатьевым, я также считаю возможным и необходимым созыв Земского собора. А в нынешней ситуации я просто не вижу иной кандидатуры на пост канцлера Империи. Не время теперь вспоминать о наших былых недоразумениях.

Сергей Александрович подхватил:

– Граф Игнатьев способен управлять твёрдой рукой, решительно и умело. Будучи министром, он очень много сделал для преодоления еврейского засилья, а сегодня этот вопрос снова стоит. Еврейские погромы, которые прошли после покушения, это уже не просто так. В Петербурге, в Москве, в Киеве…

– Хорошо, пригласите графа Игнатьева завтра к десяти часам, и военного министра Пузыревского, – сказала Императрица. – Илларион Иванович, что нового известно о покушении?

Министр встал с кресла, открыл папку, достал бумаги.

– Дознание пока что не окончено, но основные результаты уже есть, Ваше Величество. Установить личность бомбиста пока не удалось, хотя полиция и жандармы работают по этому вопросу, розыски продолжаются. В кармане бомбиста нашли финляндский паспорт на имя Эйно Карловича Парвиайнена из Улеаборга. Паспорт этот не фальшивый, подлинный. Он был выдан злоумышленнику финскими властями, но вот на каком основании? В Улеаборге значатся только два Эйно Парвиайнена, одному уже восемьдесят лет, второму – шестьдесят два. А бомбисту на вид лет двадцать пять. Не сомнений, что имя в паспорте вымышленное. Я приказал установить лиц, виновных в незаконной выдаче паспорта, но финны, как обычно, препятствуют расследованию.

– Как, кто-то смеет помешать расследованию? – возмутилась Императрица. – Ведь речь идёт о цареубийстве!

Граф Воронцов-Дашков стал объяснять Императрице, что, увы, но Великое Княжество Финляндское обладает определенными отличиями от остальной территории Российской Империи, что там имеется собственный Сенат, действует Сеймовый Устав, официальное делопроизводство ведётся на финском языке… Что там в ходу не российские рубли, а финские марки… И что там существует собственная финская полиция.

Александра Фёдоровна узнала, что деятельность полиции регули-руется законами, принимаемыми финским Сеймом, что полиция Великого Княжества сформирована исключительно из финляндских подданных, а вмешательство российской полиции в дела княжества считается финнами нарушением внутреннего самоуправления.

Сергей Александрович перебил министра:

– Давно пора кончать с этими финскими причудами. Сколько их не корми, они всё едино смотрят в сторону Швеции. Вся эта их автономия, все их сеймы и конституции, всё это даровано им Россией, русским царём. Но они этого или не понимают или же просто не желают понимать. Не пора ли раз и навсегда покончить с этой мышиной вознёй? Выдача финляндского паспорта злоумышленнику – это не просто мздоимство отдельного финского чиновника, это посягательство на устои самодержавия. Если сейчас спустить финнам причастность их чиновников к цареубийству, то что будет завтра?

Императрица выслушала и сказала:

– Илларион Иванович! Подготовьте такие изменения в наши законы, чтобы Финляндия снова стала частью Российской Империи. И ещё… Никто не смеет препятствовать проведению дознания относительно цареубийства. Виновные в выдаче паспорта злоумышленнику должны быть покараны, даже если Вам придётся направить в Финляндию полк казаков. Я хочу, чтобы виновных судили не в Гельсингфорсе, а в Петербурге.

– Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, – ответил Воронцов-Дашков. – Судебные медики осмотрели труп злоумышленника. Сомнений быть не может, он иудейского вероисповедания, самый настоящий еврей, а никакой не финн. Да и пальто его, костюм, всё это парижского пошива, а не гельсингфорсского. Одет он очень прилично по парижским меркам. Убеждён, что бомбист прибыл из Франции, но действовал ли он самостоятельно, или же принадлежал к противоправительственной тайной организации, пока сказать не могу.

– Еврей? Скажите, Илларион Иванович, много ли евреев среди антиправительственных злоумышленников?

Императрице ответил Сергей Александрович:

– В последнее время участие евреев в политических делах значительно выросло. Я читал доклады жандармского начальства, не только московского. Раньше евреи представляли из себя робкий, запуганный элемент, но теперь характер евреев совершенно изменился. Наглые, решительные, злобные. И чем больше евреев принимает участия в политических делах, тем больше они становятся дерзкими. Евреи, прежде боявшиеся всякого оружия, стали вооружаться револьверами и кинжалами. Всё это становится опасным явлением. Имеется общая историческая ненависть русского населения к еврейскому, и имеется эксплуатация еврейским населением русского в торговле и промышленности. Нужно что-то делать, иначе евреи полностью выйдут из подчинения, или же русское население возмутится до такой степени, что погромы охватят всю Империю.

– А теперь они убили Ники, – тихо сказала Императрица. – Этого я им никогда не прощу… Никогда… Илларион Иванович! – голос Александры Фёдоровны стал ломким и неестественным, – прошу Вас подготовить предложения, что необходимо сделать для того, чтобы с еврейскими смутьянами было покончено.

– Слушаюсь, Государыня! Я бы хотел также представить Вашему Величеству кандидатуры директора Департамента полиции и командира корпуса жандармов. Я буду просить вернуть на пост директора Департамента тайного советника Плеве.⁴⁷ Вячеслав Константинович досконально знает полицейское дело, и теперь необходимо вернуть его из Государственного Совета. И я буду просить наградить его чином действительного тайного советника.

– Вы имеете карт-бланш на любые назначения, Илларион Иванович. Я согласна на Ваши предложения. А кого Вы хотите видеть во главе жандармерии? – спросила Александра Фёдоровна.

– Генерала Новицкого,⁴⁸ Государыня… Я вызвал его из Киева, он завтра должен прибыть. Новицкий – человек чести и долга, с большим опытом борьбы со всякой революционной заразой. Почему из Киева? Потому, что наши столичные жандармы заигрались, ставя красивые комбинации, которые приносят, разве что, чины и ордена отдельным лицам, но не искореняют крамолу. Охранные отделения докладывают, что завербовали чуть ли не всех революционеров, но мне нужны не красивые отчёты, а реальные дела, реальные посадки. Василий Дементьевич Новицкий во главу угла ставит не красивые шахматные ходы, а достижение результатов. Ваше Императорское Величество! Мы больше не вправе рисковать и надеяться только на милость Божью. Цареубийство больше не должно повториться…

Императрица задумчиво посмотрела на графа. По её напряжённому лицу пробежал лёгкий нервный тик.

– Илларион Иванович, – голос Александры Фёдоровны едва заметно дрогнул. – Вы поклялись защищать престол, защищать меня и будущего наследника. Я прошу Вас… Накажите этих мерзавцев… Уничтожьте их всех… Всех, кто замышлял против моего Николая. Всех, кто хочет извести царскую Фамилию… Царствование Николая было царствованием доброты и мягкости, а теперь будет царствование власти и твёрдости. Как жестоко ошибаются те, кто рассчитывает, что я не найду сил на царствование, все они почувствуют железную волю и руку. Довольно доброты! Всемогущий Господь нам поможет сокрушить врагов России!

Императрица говорила громко и решительно, как будто отдавала строевые команды на плацу. Красные пятна, появившиеся на лице, выдавали её крайнее волнение.

Министр внутренних дел вытянулся в струнку, словно юный корнет.

– Ваше Величество! Они отняли у меня Государя и отняли старшего сына. Пусть каждому воздастся по заслугам его! Если уж так случилось, то я буду той злобной собакой, которая будет грызть революционеров, всех врагов престола! Позвольте мне откланяться, Государыня, чтобы встретиться с Плеве и графом Игнатьевым.

– Да, Илларион Иванович, и прикажите подготовить приказы по Плеве и Новицкому. А мы пока пообщаемся с Великим Князем.

Граф Воронцов-Дашков поцеловал руку Императрицы и удалился. Сергей Александрович спросил:

– Аликс, ты хотела о чём-то посоветоваться?

– Я хотела узнать, почему ты отказался стать канцлером Империи…

– Аликс! – Великий Князь встал с кресла и стал расхаживать по кабинету. – Ты прекрасно знаешь, как отнеслись к последней воле Ники многие наши родственники, начиная с твоей свекрови. Я поддержал Ники и поддержал тебя, и причина этого не в Элле. Твоя сестра – ангел во плоти, я очень её люблю и ценю, но моя поддержка исходит из того, что я желаю блага России, боюсь смуты и анархии. Назначение же меня канцлером могло быть расценено многими сплетниками, как плата за мою поддержку. Михень первая бы стала судачить по тому поводу на каждом углу. Нужно ли это сегодня?

Императрица перешла на русский язык:

– Но где же брать людей? Как отделять преданных и способных от бесполезных льстецов? Знаешь, я очень путаюсь во всех этих хитросплетениях. Я очень плохо разбираюсь в людях, и надежда только на тебя.

Сергей Александрович сформулировал ответ быстро и очень чётко, даже не задумываясь.

– Твой покойный свёкр, Александр Третий, когда вступил на престол, прежде всего стал подбирать сановников, способных точно и беспрекословно исполнять его волю. Тогда очень многие были отправлены в отставку, а новые сотрудники были обязаны Императору своим возвышением. Поэтому тебе следует либо же выдвигать молодых, чтобы они своим возвышением были обязаны тебе и только тебе, либо же возвращать на службу тех, кто был задвинут прежде.

– Будет ли это правильно понято? – спросила Императрица. – Высший свет настроен явно против меня… Мария Фёдоровна, многие великие князья, придворные… Что скажет армия? Что скажет простой народ?

– Несомненно, такие твои шаги будут проявлением силы и решительности. Смотри, вот наш новый военный министр Пузыревский, он сравнительно молод, ему сейчас сорок девять лет… Он обязательно начнёт шерстить наших престарелых генералов. И, поверь мне, это пойдёт на пользу русской армии. Думаешь, у нас мало престарелых сановников? Когда в 1891 году брат назначил меня в Москву, я сменил там князя Долгорукова,⁴⁹ которому исполнился восемьдесят один год. За двадцать пять лет своего правления Долгоруков столько натворил на Москве, что мне с трудом удалось навести там порядок. Я убедился, что за него фактически управляли разные мелкие чиновники, писари и лакеи, а сам князь плясал под дудку жида Лазаря Полякова,⁵⁰ с которым водил тесную дружбу. Многие наши министры состарились, как

тот же Бунге или Ванновский. Или Делянов,⁵¹ чьи заслуги несомненны, но ему уже семьдесят семь лет. Можно ли требовать от человека в таком преклонном возрасте активной работы? Было бы правильным награждать престарелых чиновников за многолетнюю службу достойной пенсией, пожалованием чина и мундира, а призывать на их должности людей молодых и энергичных.

Дверь кабинета открылась, зашёл дежурный флигель-адъютант и доложил, что министру двора поступила записка от Победоносцева⁵² с просьбой аудиенции у Императрицы. Александра Фёдоровна приказала назначить аудиенцию на следующий день, после чего поинтересовалась у Сергея Александровича, что он думает о Победоносцеве.

– Константин Петрович – воистину великий человек, – воскликнул Великий Князь. – Трудно найти такого знатока русской души, такого истинно православного человека, как он. К нему следует прислушиваться, но… Победоносцев был учителем и наставником двух царей, и уже потому привык давать не просто советы, а именно указания… Если Игнатьев станет канцлером, то Победоносцев будет противником такого назначения, у них старые разногласия. Пусть он занимается Синодом, делами духовными, а дела мирские как-либо без него разрешим.

– Спасибо, вы с Эллой меня очень поддерживаете в такое трудное время. Господь Бог не оставит вас без своего благословения, дядя Серж… Я обязана теперь нести свой крест, царствовать и управлять…

Господи, как же мне плохо без моего любимого Ники!

Великий Князь продолжил:

– Аликс! Мы сегодня уже поднимали вопрос о евреях. Было бы ошибочно думать, что евреи – это только революционеры, ремесленники и аптекари. Жиды в России – это банки, биржа, торговля, печать. Они опутали всех нас, отравляют русский организм. Еврейский яд, это такой паразит, который, попав в здоровый организм, непременно плодится до бесконечности, очень быстро, и чем организм свежее и восприимчивее, тем быстрее множатся бесчисленные грибки.

Из уст Сергея Александровича эти слова звучали как-то торжественно-устрашающе. Он говорил с глубоким знанием дела, ибо досконально изучил еврейский вопрос, и в его генерал-губернаторство в 1891 году состоялось Высочайшее повеление о воспрещении евреям-ремесленникам переселяться на жительство в Москву и Московскую губернию, что привело к выселению из Москвы всех ремесленников иудейского вероисповедания. Затем, по Высочайшему повелению, инспирированному Сергеем Александровичем в 1892 году, было приказано выселить из Москвы и Московской губернии всех нижних чинов еврейского происхождения из николаевских рекрутских наборов. В соответствии с этими повелениями в течение двух лет было выселено примерно 25-30 тысяч человек, что составляло около трёх четвертей всего еврейского населения Москвы.

Сергей Александрович напомнил Императрице о том, что многие крещёные евреи проникли на государственную службу, достигнув немалых чинов благодаря своей хитрости и ловкости. В качестве яркого примера он привёл действительного тайного советника Перетца,⁵³ которого покойный Александр III в своё время вышвырнул с должности Государственного секретаря, но вышвырнул не в отставку, а в Государственный Совет. Нужны ли на государственной службе люди, которые могут в любой момент предать? Не пора ли, наконец, избавиться от еврейского засилья?

Вошедшая в кабинет учительница Шнейдер⁵⁴ прервала цветистую речь Великого Князя. Он попросил разрешения удалиться, после чего Императрица приступила к очередному уроку русского языка. Прекрасно понимая, что она обязана досконально знать язык своей новой Родины, Аликс сделала такие уроки обязательными. Каждый день, утром и вечером, она превращалась в послушную ученицу, неутомимо повторяя эти безумно сложные русские слова и высказывания.