412. Мастер 4

Тридцать первая почувствовал, будто внутри неё открылась чёрная бездна. Несмотря на всё свое сосредоточение, она немедленно забыла про своего противника. Она не могла более обращать на него внимание. Его аура, которой она прежде с великим трудом, но всё же сопротивлялась, резко обрела неописуемой мощь. Точно костёр, который резко обратился в солнце. Но Тридцать первая понимала, что дело было вовсе не в её противнике, но в ней самой.

Силы стремительно оставляли её тело. Она посмотрела на свои руки и увидела, как её чёрные ногти стремительно бледнеют. Как вены, едва проступающие сквозь её белую кожу, теряют свои очертания, становятся белыми как кости. Как её длинные волосы покрывает седина…

Вместе с ней бледнел весь мир. Звёзды, которые прежде она видела на расстоянии многих миллионов километров, способная разобраться их очертания и даже мельчайшие всплески раскалённой звёздной материи, вдруг стали размываться среди звёздного предела.

Сперва все тоже утратили свет. Стали белыми.

Затем — стали исчезать. Одна за другой звезды, усеивающие небо вокруг неё, столь яркие, что обыкновенно человек при виде их мог ослепнуть, стали растворяться среди чёрного предела.

Их становилось всё меньше и меньше, и вскоре Тридцать первой показалось, будто вокруг него сгущается беспросветная чёрная вуаль.

Она увядала снаружи.

Увядал и внутри.

Её разум постепенно тускнел. Мысли обрывались на полуслове. Она чувствовал, как меркнет свет её сознания…

И перед ней мелькали сны.

Когда она последний раз видела сны? Давно, давным-давно, в те времена, когда она и её сестра ещё жили в трущобах, побирались, выживали, страдали каждые день и дрожали от холода. Когда они, только чтобы согреться, зарывались в смердящую грязь и обнимали друг друга…

Она вспомнила, как сестра всегда дрожала у неё в руках, какой она была мерзлячкой, какой она была хилой, как ей каждый раз приходилось её защищать и делиться с ней крупицами еды, а затем самой изнывать голода.

И даже когда их нашли и даровали им великую силу — её сестра и тогда была от неё зависима.

Тридцать первая пыталась это исправить.

Она пыталась отдалиться от своей сестры, попыталась вести себя сурово, чтобы она научилась сама себя защищать. Жить отдельно. И у неё получилось. Вскоре сестра стала от неё отдаляться, вскоре Тридцать первая осознала, что сестра начинает ей побаиваться, — ей было всё равно. Она готова была пойти на эту жертву, готова была прервать с ней всякое общение, только чтобы защитить…

Образ девушка с белыми волосами мелькнул перед глазами Тридцать первой и, казалось, даровал им ясность.

Она сразу осознала, что именно с ней происходит. Мастер пожирал ей силы. Сперва он их даровал, теперь он забирал их назад. Всё честно. Она была не против, даже понимая, что умрёт.

Главное, что с её сестрой всё будет в порядке. Она была далеко. Значит, она ещё могла выжить, если мастеру хватит сил.

Тридцать первая уцепилась за эту мысль всеми фибрами своей души и закрыла глаза, отдаваясь на волю всепожирающей чёрной бездне.

И вдруг ей кто-то коснулся, а затем бездна внутри неё стала наполняться отголосками чёрной силы.

Тридцать первая немедленно открыла глаза.

И вздрогнула всем телом и душой.

Она увидела свою сестру. Белые волосы. Ясное лицо и глаза… Белые глаза, которые сияли невероятной уверенностью, которая она прежде никогда не видела. Тридцать первая так удивилась этому, именно отчаянному взгляду, что на секунду забылась. Когда же она заметила, что её стремительно наполняет тёмная сила, и что лицо её сестры покрывается трещинами, а глаза — тонкой корочкой, — её пронзила ужас.

Её сестра… Наполняла её своей энергией. Она подпитывала бездну внутри неё!

Нет… Нет! Зачем она это делает? Она безумная. Это неправильно. Всё должно быть наоборот.

Тридцать первая с ужасом ощущала, как возвращаются её жизненные силы. Ведь вместе с тем силы её сестры стремительно убывают. Вот уже трещины побежали по её телу, по рукам, даже по глазам… И несмотря на это она продолжала наполнять её силой. В её глазах, которые тридцать первая так часто видела исполненными ужаса, не было даже намёка на страх, хотя силы её таяли прямо на глазах. В них была только решимость…

Нет! Тридцать первая пыталась сопротивляться… И не могла. Она была среди сильнейших, а потому именно ей силы пожирались в первую очередь. Она не могла пошевелиться, но только смотреть за тем, как её сестра увядает.

— Стой, — проговорила она сухим голосом, когда ещё немного энергии возвратилось в её тело.

«Нет» прошептали, без всякого звуки и трескаясь, губы Сяо.

В душе тридцать первой назревала буря. Силы возвращаясь. Ещё немного, и она сможет её остановить, ещё немного и….

Щёлк.

И вдруг сознание Тридцать первой, нить, протянутая над бездной, оборвалось…

Фан Линь видел бурю.

Хань Цзинь расправил руки, и тут же в его сморщенное чёрное тело, на котором сверкали золотые глаза, устремились бешеные вихри чёрной силы. Её мощь стала возрастать с немыслимой быстротой. Его ногти снова вспыхнули золотистым светом. Те из них, которые были сломаны, снова стали цельными. И после этого золотое сияние стало распространяться и дальше. Оно стало покрывать пальцы старики, кисти, руки, плечи… Не смену сморщенной коши приходила белоснежная плоть, обладающая аурой яркой и золотистой.

Нужно было немедленно что-нибудь сделать.

Эта мысль мелькнула в голове Фан Линя уже после того, как он бросился вперёд и ударил. Его кулак был в нескольких сантиметрах от сморщенного лица Хань Цзи, когда перед ним вдруг появился золотистый барьер. А затем ещё один. И ещё. И ещё. У этого барьера было несколько слоёв, как у луковицы, и каждый из них был столь же, если не в разы более крепким, чем первый.

Сияние достигло лица Хань Цзи. Его сморщенные губы стали алыми, цвета вишни, и улыбнулись в бешеной улыбке.

— Глупец! Ты себе даже не представляешь истинного силу Золотого Бессмертного!

Загрузка...