Генетика любви

Глава 6 Дети и жуки

Орианн Мэрриш

Я чувствовала себя странно – после встречи с Себастьяном Кассом любая вещь напоминала мне о молодом и улыбчивом профессоре.

Обычно я не обращала внимания на мужчин, классифицируя их как «очень важные гости мужа». Супруг не любил, когда я появлялась в зале, если у него очередная мужская встреча. Он искренне переживал, что если я буду разносить напитки, то эти самые друзья быстро догадаются, что никакой прислуги у Мориса и в помине нет. С одной стороны – унизительно, с другой – мне на руку, ведь так я могла спокойно проверить домашнее задание у Ланса и Лотта и уложить их спать.

Приятели мужа имели значение не большее, чем стол или стул, с той только разницей, что они раздражающе реагировали на болезненную любовь Мориса сорить деньгами и охотно поощряли его всякий раз, когда он делал широкие жесты. Например, нанимал кейтеринговую компанию, которая угощала миттарскими устрицами и розовым шампанским добрую сотню почти незнакомых гуманоидов. Сомнительно, что хоть один из всей оравы приглашенных догадывался, что милые зеленые кустики в конце участка высажены не для красоты – это настоящая картошка. Ее я посадила однажды поздно вечером, когда поняла, что после очередного кутежа Мориса детей просто нечем кормить. К счастью, у меня получилось договориться со школьным поваром, чтобы целую неделю им давали двойную порцию еды. Самой же пришлось придерживаться вынужденной диеты. С тех пор я подсознательно враждебно относилась к мужчинам в дорогой одежде, потому что они ассоциировались с инфантильным поведением Мориса. Да и в целом цварги обычно вызывали у меня лишь раздражение.

Себастьян Касс запомнился со встречи на причале: подтянутый легкоатлет с фантастически синими, словно бездонный океан, глазами, витыми обсидиановыми рогами, широкой белоснежной улыбкой, в спортивной форме и дорогой обуви. Я ошибочно предположила, что это чей-то богатенький избалованный отпрыск, привыкший пускать пыль в глаза, а тут выяснилось, что он профессор. Только подумать!.. Как вообще в таком возрасте можно стать профессором?! И сколько ему лет? Я-то наивно полагала, что старше его… Он что, в колледж попал в четырнадцать? Интересно, а возьмут ли меня на архитектурный факультет, если я сдам вступительные, или тридцать – это уже поздно?

Мысли вновь скакнули. Память подкинула вид Себастьяна с аккуратно собранными в мужскую косу-жгут волосами, в повседневных джинсах и свитере широкой крупной вязки в образе школьного учителя, и я невольно улыбнулась. Ему шло. Действительно шло… Молодой мужчина выглядел уверенным в себе, но при этом уютным и теплым, а необычная для Цварга прическа была изюминкой. Впрочем, Себастьян сам был изюминкой, стоило вспомнить, как влажная от пота футболка плотно облепляла рельефный сухой пресс и выпуклую грудь. Свитер прятал потрясающую и совсем не профессорскую фигуру.

По дороге домой Ланс и Лотт взахлеб и перебивая друг друга рассказывали о «необычной летающей штуковине», которую им показал профессор Касс на уроке и объяснил, что если они научатся пользоваться резонаторами, то и у них будет получаться такой фокус.

– Оказывается, иметь резонаторы – это весьма круто! – заявил Ланс.

– Да, только если не привязаться к какой-нибудь девчонке, которой ты нафиг не нужен, – помрачнел Лотт. – Тогда умрешь. Звучит не очень.

– Профессор Касс утверждал, что если не хочешь, то не привяжешься, – заспорил младший из близнецов.

– Хм-м-м… Мам, а что ты скажешь?

Две пары одинаковых темно-карих глаз с требовательным интересом уставились на меня, а я осознала, что понятия не имею, как отвечать на вопросы сыновей – у меня-то нет резонаторов!

– Думаю, что господин Касс не стал бы врать, – ответила я, тщательно подбирая нужные слова. У детей выборочная память, и порой неаккуратно брошенные фразы они могут запомнить на долгие годы. – И если профессор говорит, что цварг при отсутствии желания не сформирует ментальную привязку, то, значит, так оно и есть.

«Ну, а на крайний случай на Цварге невозможно развестись, если мужчина не хочет, но вам об этом знать пока не стоит…»

Дети пообедали и убежали делать уроки, а я принялась убирать дом и готовить ужин, который прошел так же незаметно, как и обед, разве что Морис пришел раньше обычного и постоянно требовал подать ему то соль, то перец, то налить соку, то положить добавку. Если обычно поведение супруга а-ля «обслужи меня, я устал после работы» бесило, то сегодня без лишних эмоций я выполняла все, что он просил.

Пока я ставила посуду в посудомоечный шкаф, супруг подошел и внезапно потерся эрекцией прямо через двойную ткань – его штанов и моего платья. Огромная лапища по-хозяйски задрала юбку и неприятно сжала бедро.

– Дорогая, ты сегодня так необычно пахнешь… м-м-м…

Я резко вынырнула из размышлений, выпрямилась и шлепнула мужа по руке. Больше Морис не касался меня своей эрекцией – лишь внушительным пузом, которое нависало над ремнем.

– Ты что делаешь?! А если дети увидят? – зашипела я на супруга, стремительно одергивая подол платья.

Ланс и Лотт только-только вышли из кухни.

– Скажем, что делаем им давно желанную сестричку, – прохрипел Морис в ухо. – Я чувствую, что я бы тебе сейчас вдул как следует… Натянул по самые яйца! Они у меня лопаются от вида твоего упругого бампера, когда ты нагибаешься.

Меня замутило от того, что муж может попытаться склонить к интиму, а уж от мысли, что мне даже на Эльтон не вырваться, чтобы поставить противозачаточный имплантат, к горлу подступила тошнота.

Я провернулась в кольце жестких рук Мориса и почувствовала характерное амбре, хотя взгляд мужа был абсолютно сконцентрированным – видимо, организм цварга уже переварил спирт.

– Ты пил, что ли?

– Да, и что? – с вызовом ответил муж. – Ты же видишь, я трезвый, как муассанит лучшей огранки! Итак, пойдем в твою спальню или мою?

Он ухватил меня покрепче, от чего пуговица на его пиджаке болезненно впилась мне в район солнечного сплетения.

– Не хочу, – пробормотала я тихо, ожидая вспышки гнева.

«Может, если не злить и не напоминать про развод, то он отстанет и все вернется в обычное русло, когда он удовлетворяется на стороне?»

Мориса перекосило от «не хочу», но он отпустил меня, выругавшись себе под нос.

– Ну вот, от тебя снова стало пованивать. О чем ты думала за ужином?

«О мужчине, который никогда бы не произнес такие слова, как „заделал", „натянул" и „бампер" по отношению к женщине».

– Гм-м-м… – Я отстранилась от Мориса настолько, насколько возможно, выбрала программу стирки на посудомойке и вытерла руки о вафельное полотенце, собираясь с мыслями. – Я размышляла о том, что, когда переехала с Эльтона, бросила колледж. Потом была сложная беременность…

Морис демонстративно закатил глаза.

– Давай уже быстрее. Когда я спрашивал, о чем ты думала, я не имел в виду, что мне это интересно. Я просто хотел, чтобы ты подумала о том же самом.

Я торопливо кивнула.

– Как ты смотришь на то, чтобы я снова пошла учиться в колледж на архитектора?

– Зачем это?!

– Мне хотелось бы получить образование…

– Чтобы потом работать девочкой на побегушках в какой-нибудь фирме? Ну уж нет. Моя жена этим заниматься не будет! Да меня все на смех поднимут! Скажут, будто я не способен обеспечить семью. А я, между прочим, редкий специалист по логистическим операциям!

«А ты и не способен, – с неожиданной злостью подумала я. – Это государство дает дотации на Ланса и Лотта, и мы живем на них».

– То есть то, что твоя жена драит трехэтажный дом с утра до вечера, – это достойно, а офисная работа – нет? – не выдержала я.

– Пф-ф-ф, – фыркнул Морис, пренебрежительно махнув рукой. – Да какая это работа? Я тебе робота-уборщика подарил.

«Ага, на рождение сыновей. И твои родственники умилялись, какой ты заботливый».

– Восемь лет назад. И тогда у нас была еще небольшая двухкомнатная квартира. Чтобы этим роботом убрать всю территорию поместья, мне приходится наклоняться, заменять аккумулятор, фильтры и воду столько раз, что вымыть полы руками проще. Я даже не говорю, что он тяжелый настолько, что поднять его по лестнице – как сходить в спортзал.

– Ну вот, считай, у тебя еще и бесплатный фитнес, – широко оскалился Морис. – Что же ты такая неблагодарная, а, мышка-глупышка?

Вдох. Выдох.

– Я не люблю, когда ты меня так называешь.

– А я не люблю, когда ты отказываешь в постели. – Морис снова недвусмысленно положил руку на поясницу и потерся. Слава Вселенной, на этот раз только животом. – Но так и быть, я готов обдумать разрешение на учебу, если прямо сейчас ты раздвинешь ноги и будешь стонать так, как стонала в наш первый раз.

К счастью, от ответа меня избавил Ланс, вбежавший на кухню.

– Пап, мам, там Лотт задумал какую-то ерунду в моей комнате, а я ему говорю, что дырка в полу мне не нужна!

Я перевела растерянный взгляд на мужа:

– Морис, ты так и не поговорил с сыновьями?!

Он вновь пренебрежительно возвел глаза к потолку.

– Какого шварха это я должен делать?! Почему ты не можешь им сказать, чтобы они прекратили хулиганить?!

«Потому что это и называется отцовством. А заделать детей может каждый».

Морис сделал замечание детям в излюбленном виде: мол, он-то понимает, что они растут будущими мужиками, но трусливая мама против опасных экспериментов в доме. У меня закончились силы спорить, что нельзя подрывать авторитет второго родителя и так общаться с сыновьями, их надо воспитывать и доступно объяснять, почему нельзя делать те ли иные вещи. Супруг лишь отмахнулся:

– Они еще мелкие, вон наросты резонаторов только-только появились. Восемь лет, я тебя умоляю. Вот будут постарше, тогда и поговорю с ними по-мужски.

Чувствуя себя вымотанной и выжатой досуха после физически сложного дня и очередного неприятного разговора с Морисом, я рухнула в постель, а проснулась… от настойчивых толчков в бока.

– Мам-мам, проснись! Ну, ма-а-ам!

Я еле-еле разлепила глаза и бросила взгляд на коммуникатор. Два часа ночи.

– Что-то случилось?

Полностью одетые и сосредоточенные Ланс и Лотт сидели по краям матраса. У обоих в руках находилось по стеклянной литровой таре.

– Мам, слушай, папа сказал, что фигню можно делать только со взрослыми.

«Морис, неужели нельзя было объяснить детям все нормальными словами?!»

– Правильно он сказал. Только не фигню, а необычные занятия.

– Так вот, мы собрались на улицу. Сегодня ночь, когда у жуков-роговиков рога светятся! Их можно поймать в банку.

– Зачем вам это?

Я приподнялась на локте, чувствуя, что невыносимо хочется спать.

– Ну как же?! Это же так здорово! Светящиеся рога! Надо это изучить! А вдруг у нас, цваргов, они тоже могут светиться, а мы не знаем? Учитель Кианз хотел про жуков рассказывать на вчерашнем занятии, и если бы он не заболел, то мы точно роговиков изучали бы!

– Лотт, Ланс, это все хорошо, но сейчас ночь на дворе. Куда вы пойдете за жуками? Я уверена, что господин Кианз ни в коей мере не подразумевал, что вы среди ночи должны собирать насекомых. Скорее всего, как только он выздоровеет, принесет в класс картинки или голограммы. Давайте спать, а? Роговиков в крайнем случае можно и утром собрать.

Я вновь опустила голову на подушку и шумно зевнула. Глаза слипались.

– Ну, ма-а-ам, картинки – это не прикольно. А утром они перестанут светиться и их уже не найти в траве! Неужели ты не понима-а-аешь?! – Лотт снова потряс меня за плечо. – И вообще, мы поступили хорошо. Задумали дело – и пришли к тебе, а ты нас прогоняешь спать. Разве это справедливо?

– Они всего пару ночей в году святятся, сегодня как раз именно такая, – тихо добавил Ланс.

Понимала. Увы, я понимала, что Ланс и Лотт разбалованы так, что если я сейчас жестко скажу «нет», то они обидятся и вопреки запрету пойдут ловить жуков в одиночку, а это опасно. И даже если я застукаю их за побегом из дома, наказать должным образом не смогу, а Морис все это и вовсе подаст как «я-то не против, но ваша трусливая мать боится, не надо ее расстраивать». Уж лучше все проконтролировать самой… В конце концов, ночная прогулка в предгорье и ловля жуков – это гораздо менее опасно, чем строительство и тестирование истребителя из черенков лопат или химический эксперимент по созданию самодельной бомбы в спальне. Да и совесть, если честно, грызла. День рождения близнецов вышел, скорее, очередной тусовкой для их отца, а Морис постоянно экономил на игрушках… Если уж они так хотят иметь этих жуков, то так и быть.

Тяжело вздохнув и понимая, что в этот раз выспаться не судьба, я села в кровати.

– Ладно, дети. Дайте мне пять минут, чтобы одеться, и выдвигаемся. На ловлю жуков отвожу ровно один час, а затем вы добровольно возвращаетесь домой в постель. Договорились?

– Да-а-а! Ура-а-а! – хором закричали сорванцы, и я не смогла не улыбнуться.