Где золотые яблоки растут

III

Еда у Билла на тарелке совсем остыла, но, когда мальчик замечал, что Мамочка на него смотрит, он послушно совал в рот вилку. Ему не удавалось надолго отвести взгляд от двери. Где Билли?

Может, опять ввязался в драку и Мамочкины сынки уволокли его в участок; если да, то рано или поздно Мамочка подойдет к Биллу, смущенно откашляется и скажет что-нибудь вроде: «Лапонька, твой папа кое с кем поспорил, так что, наверное, тебе лучше переночевать здесь, пока он не… э-мм… не проснется. Завтра мы его выпустим». И Билл почувствует, что лицо ему заливает краска стыда, — как всегда в таких случаях.

Или Билли встретил знакомого и потерял счет времени… или зашел выпить в другое место… или…

Билл так увлекся, представляя себе, куда мог подеваться Билли, что даже вздрогнул от неожиданности, когда тот вошел в зал через воздушный шлюз. Билли заметил сына и начал пробираться к нему через зал, и мучительная тревога сменилась злостью.

— Где ты пропадал? — закричал Билл. — Ты должен был быть здесь!

— Дела, — неопределенно ответил Билли, проскальзывая в кабинку.

Он помахал Мамочке, которая кивнула ему и послала одну из своих дочек принять заказ. Билл с подозрением оглядел отца. На лице нет ни синяков, ни царапин, пи-костюм вроде бы цел. Значит, ни с кем не дрался. Может, познакомился с девушкой. У Билла немного отлегло от сердца, но злость жгла его по-прежнему.

Когда Билли принесли пиво, Билл сказал:

— Я тут весь извелся, не знал, где ты! Почему ты выключил переговорник?

— А он выключен, да? — Билли нашарил кнопку на плече. — Ох. Ничего себе. Прости, малыш. Наверное, случайно задел, когда снимал маску.

Он отхлебнул пива. Билл скрипнул зубами. Он понимал, что, с точки зрения Билли, инцидент исчерпан. Ну, ошибочка вышла, с кем не бывает! И стоит переживать по такому ерундовому поводу? Ему наплевать, что Биллу было страшно и одиноко…

Билл с усилием выдохнул и подцепил вилкой загустевший соус.

— Я купил себе носки, — громко сообщил он.

— Вот и хорошо, — отозвался Билли.

Он поднес кружку к губам, чтобы отпить еще, но отвлекся, взглянув на голоэкран над баром. И уже не мог оторвать глаз. Билл повернулся, чтобы тоже посмотреть. На экране был Мамочкин сынок, судя по форме — сержант, он глядел в камеру и о чем-то объявлял. Однако губы у него двигались беззвучно — то, что говорил сержант, тонуло в смехе и гомоне посетителей.

Билл бросил на Билли короткий взгляд. Почему это он так внимательно смотрит полицейские новости? Неужели все-таки влип в какую-то историю? Билли хохотнул, глядя на голоэкран, а потом сжал губы, пытаясь скрыть улыбку. В чем тут дело?

Билл снова поглядел на экран, больше не сомневаясь, что Билли побывал в передряге, и увидел, что там дерутся двое. Кто-то из них — Билли? Нет. Билл почувствовал, как злость в нем угасает, — это были всего-навсего колонисты из МСК, они пинали и колотили друг друга, катаясь по мостовой. Биллу стало противно: он не знал, что колонисты способны на такие глупости.

Потом крупным планом показали тощего парнишку с бритой головой — тоже из МСК, решил Билл. Он пожал плечами и снова занялся тем, что лежало у него на тарелке.

Билли принесли еду, и он стал с аппетитом ее уплетать.

— Наверное, отправимся в путь сегодня вечером, — сказал он как ни в чем не бывало.

— Но мы только вернулись! — испугался Билл.

— Ну да, но… — Билли отрезал кусочек «фирменной поджарки», положил в рот, как следует разжевал и только потом продолжил: — Понимаешь… м-мм… сейчас за сухой лед дают приличные деньги. МСК вырастил хороший урожай чего-то там и заказал уйму сухого льда. Так что если я до конца месяца успею сделать еще один рейс, мы с тобой получим раза так в два больше, чем нам зачислили сегодня.

Билл не знал, что и сказать. Он ведь все время требовал от отца именно этого — зарабатывать побольше и тратить поменьше: обычно Билли спускал все деньги тут же. Билл посмотрел на отца, прищурясь и размышляя, влип тот все-таки в историю или нет. Но говорить ничего не стал — просто пожал плечами и буркнул:

— Ладно.

— Эй, Мона! — Билли махнул ближайшей Мамочкиной дочке. — Сделай нам еще порцию на вынос, хорошо, детка? Жареные соевые биточки с проростками. И бутылочку вашей шипучки!

— А зачем нам еда на вынос? — спросил Билл.

— Э… — Вид у Билли был невинный-невинный. — Да не наелся я что-то. Ближе к вечеру захочу перекусить. Мне же всю ночь ехать.

— Ты сегодня двенадцать часов за рулем! — запротестовал Билл. — Когда же спать-то будешь?

— Сон — это для слабаков! — объявил Билли. — Проглочу «фредди».

Билл нахмурился. «Фредди» назывались маленькие красные таблетки, от которых можно было несколько дней подряд не спать и чувствовать себя как огурчик. Дальнобойщики принимали их, когда требовалось совершить длинный рейс без остановок. Пить их все время было страшной глупостью, потому что от них можно помереть, и если Билл находил в кабине эти таблетки, то всегда выбрасывал. Наверное, Билли ходил покупать себе еще. Так вот где он пропадал.

Когда они ушли из «Королевы» и направились вниз по склону, уже стемнело. Через пермавизио проникал холод; Билл поежился, и термостат его пи-костюма включился. На улице по-прежнему встречались люди, но уже не так много, и некоторые вывески погасли. Обычно, когда они с отцом были не в рейсе, в это время Билл уже отмокал в каменной ванне, полной горячей воды, предвкушая, как выспится для разнообразия в тепле. От этой мысли у него сразу испортилось настроение.

— Маску надень, папа, — привычно напомнил Билл. Билли кивнул, переложил ведерко с едой из ресторана в другую руку и нащупал маску. Они пошли к «Красотке Эвелине».

Билл полез открывать кабину, но Билли схватил его и оттащил назад.

— Погоди ты, — сказал он, потянулся и постучал в люк. — Эге-гей, малый! Надевай маску, мы пришли!

— Что?! — Билл отшатнулся и вытаращился на Билли. — Кто еще там?

Билли не ответил, но Билл услышал, как чей-то писклявый голосок отозвался из кабины: «Ага!» — тогда Билли открыл люк и взобрался внутрь. Билл вскарабкался следом. Люк закрылся у них за спиной, в шлюз со свистом потек воздух. Когда зажегся свет, Билл стянул маску и увидел незнакомого мальчика, который тоже стягивал маску. Они, моргая, уставились друг на друга.

Билли показал ведерко с едой:

— Смотри, что я тебе принес, малый! Горячий обед!

— Ой! Спасибо! — воскликнул мальчик, и тут Билл узнал в нем того парнишку из МСК, которого показывали в новостях.

— Что он тут делает? — строго спросил он.

— Ну, понимаешь, вроде как прячется, — ответил Билли. — Немного влип и должен где-то отсидеться, пока все не уляжется. Я вот подумал: давай возьмем его с собой в рейс, а? Все будет нормально! — Он боком протиснулся в кабину, плюхнулся в водительское кресло и стал заводить двигатели «Эвелины».

— Но… но… — оторопел Билл.

— Э-э… привет, — сказал мальчик, стараясь не глядеть ему в глаза.

Он был выше Билла, но выглядел младше, у него были большие круглые глаза и оттопыренные уши. Из-за бритой головы он напоминал младенца.

— Ты кто такой? — спросил Билл.

— Я… это… — начал мальчик, но Билли из кабины проревел:

— Без имен! Без имен! Чем меньше мы знаем, тем меньше из нас выбьют! — И загоготал взахлеб. Если он и говорил что-то после этого, рев двигателей все заглушил.

Билл стиснул кулаки и подошел к Форду вплотную, глядя ему прямо в глаза:

— Что происходит? Что мой отец натворил?

— Ничего! — Форд попятился.

— А тогда что натворил ты? Что-то ведь натворил, потому что тебя по голо показывали! Я тебя видел! Вы дрались, да?

Форд сглотнул. Глаза у него стали еще больше, и он сказал:

— Ну… ага. Да, я поколотил парней, которые хотели обманом заманить меня на работу в рудники. А потом я… ну… убежал, потому что фашисты из Охраны хотели избить меня до полусмерти. Вот Билли и разрешил мне тут спрятаться. А тебя как зовут?

— Билл. Ты же из МСК, да? Зачем ты стал драться?

— Ну… это… они первые начали, — ответил Форд. Он с интересом посмотрел на ведерко. — Вкусно пахнет. Большое спасибо твоему папе, что он мне это принес. Где тут можно сесть, чтобы поесть?

— Там, — брезгливо бросил Билл, махнув рукой в сторону кабины.

— Спасибо. Хочешь? — Форд робко протянул ему ведерко.

— Нет, — отрезал Билл. — Я хочу спать. Слушай, шел бы ты отсюда, а?

— Ладно, — кивнул Форд, бочком пробираясь в кабину. — Рад был познакомиться, Билли.

— Билл! — рявкнул Билл и захлопнул перед ним дверь. Бормоча что-то себе под нос, он пригасил свет и лег на свою койку. Нажав кнопку, которая надувала матрас, он дождался, когда мягкие бортики уютно окружат его со всех сторон, и поворочался, устраиваясь, пока танкер набирал ход. Билл и сам не знал, почему он так разозлился, но Форд на борту оказался для него последней каплей.

Билл закрыл глаза и постарался заставить себя заснуть — обычно для этого он представлял, как идет по Трубе на Долгие Акры, шаг за шагом, и как там зелено, тепло и спокойно. Но сегодня ему все время виделись колонисты из МСК, которых показывали в новостях, — как они лупили друг друга, будто пара клоунов, а горожане смотрели на них и смеялись.

Вцепившись в ведерко с обедом, Форд присел в кабине и огляделся. Когда все экраны загорелись, стало достаточно светло, чтобы есть.

— Ничего, если я тут сяду? — спросил он у Билли, и тот широко махнул рукой:

— Конечно, малый. Не сердись на крошку Билла. Иногда на него находит.

Форд открыл ведерко и заглянул в него:

— А вилки у вас не найдется?

— Где-то были. Пошарь в кармане за креслом.

Форд сунул руку в карман на чехле кресла и нащупал вилку, возможно даже чистую. Он так проголодался, что ему было все равно, чистая она или нет, и ел с жадностью. Что он ест, было непонятно, зато невероятно вкусно.

Жуя, Форд глядел на экраны. На некоторых вспыхивали только цифры, данные с двигателей и внешних датчиков. На четырех выводились изображения с камер, установленных снаружи танкера спереди и сзади, справа и слева. Ветровое стекло отсутствовало: даже Форд понимал, что стеклянные окна наподобие земных уже после одного рейса по Большой Дороге сквозь песчаные и каменные бури стали бы мутными, если перед ними не установить силовое поле, а большие силовые поля стоили дорого и к тому же все равно не защищали от летящих прямо в лоб камней. Проще и дешевле было сделать четыре маленьких силовых поля перед объективами камер.

Передний экран заворожил Форда. Он увидел саму Большую Дорогу, которая бесконечной лентой катилась к невидимому ночному горизонту под звездным небом. Дорога бежала между двумя рядами крупных валунов, которые дальнобойщики натаскали сюда за многие годы, чтобы легче было найти идеально прямой путь к полюсу.

То и дело Форд замечал на мелькавших мимо камнях резьбу — слова или картинки. Некоторые камни были обернуты чем-то вроде пленки, лохмотья которой трепал ночной ветер.

— А это… — Форд попытался вспомнить, что говорилось в учебных файлах о земных дорогах. — Это дорожные знаки, да? Ну, километровые указатели и все такое?

— Что, на валунах? Не-а. Это памятники, — ответил Билли.

— Как памятники?

— Места, где кто-то погиб, — пояснил Билли. — Или где кто-то должен был погибнуть, но не погиб, потому что их шкуру спасла Марсианочка. — Он протянул руку и похлопал по красной женщине на пульте.

Форд задумался. Он поглядел на статуэтку:

— Так она… она вроде той Богини, про которую всё талдычат эфесиане?

— Не-ет! — Билли усмехнулся. — Наша Марсианочка совсем не такая. Просто девчонка с Земли, которая прилетела сюда, как все мы, и тоже немножко чокнутая. Такая же, как мы. Она думала, что Марс ей — вроде мужа. И была большая буря, и она вышла на ветер без маски. И говорят, она не погибла! Марс принял ее и заколдовал, чтобы она смогла жить Снаружи. По крайней мере так рассказывают.

— Мутировала, что ли? — Форд глядел на фигурку не отрываясь.

— Типа того.

— Но на самом-то деле она погибла, да?

— Это ты думай как хочешь, — сказал Билли, искоса глянув на него. — Только кое-кто из ребят клянется, что видел ее. Она живет в порывах ветра. Красная, как песок, и глаз у нее рубиновый, и если собьешься с пути, то увидишь вдали красный огонек — ее глаз, понимаешь? Если поехать на него, вернешься домой целым и невредимым. Я-то знаю, что это правда, потому что со мной так и было.

— Да?

Билли поднял руку, развернув ладонь:

— Честное слово. Неподалеку от «Два-Пятьдесят-Ка». Поднялась такая буря, что просто ни в какие ворота, такая, что ветром поднимало придорожные камни, представляешь? «Красотку Эвелину» швыряло порывами, как перышко, и навигация у меня вырубилась. И вот мы тут вдвоем с Биллом, он тогда совсем маленький был, а я заехал так далеко от дороги, что вообще не понимал, где я, и думал, что здесь мы и помрем. Но тут я увидел красный огонек и решил, что, кто бы это ни был, он в любом случае знает, где находится. Ну и погнал туда. Через час огонек мигнул и погас, а на экране прямо у меня перед носом станция «Два-Пятьдесят-Ка», только на ней ни одного красного огонька!

— Ух ты! — удивился Форд, который понятия не имел, что такое станция «Два-Пятьдесят-Ка».

— Про Марсианочку много историй рассказывают. Если видишь, что она катается верхом на ветре, значит, надо срочно прятаться, потому что идет Клубничка.

— Что такое Клубничка?

— Вроде смерча. Сильная-пресильная буря с песком и камнями. Громадный красный конус, танцующий по земле. Один такой снес первый эфесианский храм и раскурочил половину Труб. Возле Тарсиса такие бури бывают редко, но… — Билли покачал головой. — Толпы людей гибнут. Тогда много ваших полегло. Ты об этом не слышал?

— Нет, — ответил Форд. — У нас не принято говорить о плохом, когда оно позади.

— Правда? — Билли снова покосился на него.

— Потому что мы не можем позволить себе бояться прошлого, — проговорил Форд, отчасти цитируя то, что слышал на каждом заседании Совета, на которое его таскали. — Потому что страх делает нас слабыми, а если мы будем бесстрашно трудиться во имя будущего, то станем сильными. — Последнюю фразу он пропел, невольно повторяя отцовские интонации.

— Ха, — усмехнулся Билли. — Хорошая мысль. Нельзя идти по жизни, боясь всего подряд. Я всегда говорю Биллу.

Форд заглянул в ведерко, удивляясь, что так быстро съел все до самого дна.

— Но слушать всякие истории приятно, — сказал он. — Сэму, моему брату, постоянно попадает за истории.

— Хе-хе. Маленькая невинная ложь, да?

— Нет! Он взаправдашние истории рассказывает. О Земле, например. Он помнит Землю. Говорит, там все было чудесно. Хочет вернуться.

— Вернуться? — Билли даже вскинулся. — Но ведь детям обратно нельзя! Хотя если он был уже большой, когда улетел, может, и снова там приживется. Только я слышал, это трудно. Слишком сильная гравитация.

— А вы хотели бы вернуться? Билли помотал головой:

— На Земле много всяких стен. Кому это нужно? А тут, парень, тебе никто не будет указывать, что делать. Я могу просто нацелиться на горизонт и ехать, ехать, куда захочу, как захочу… Вжик! Что хочу, то и думаю, что хочу, то и чувствую, а главное — знаешь что? Песку и камням до тебя дела нет. И горизонту тоже. И ветру. Потому и говорят — просторы вселенной. Нет уж, назад я не вернусь!

Форд посмотрел на экраны и вспомнил, как по ночам глядел на длинные лучи прожекторов, выныривающие из темноты. Сколько он помнил, от этого всегда щемило сердце, и теперь стало ясно, в чем дело.

Форду был нужен простор.