Шараф, тут же перехватил стрелы и колчан, вложив их на место. А после некоторых разъяснений о том, какой стороной должны располагаться в колчане стрелы, подарок был готов, и они кое-как отдали его Эрс.


Настежь открытое окно вдыхало в комнату свежие потоки прогретого ветра.

– Не понимаю, откуда у тебя лук? – Шараф расхаживал по комнатке.

Фося, разгребая барахло в мешках, складывая его в тряпки и мешки, распределяя по важности и применению.

– Да вот, – она указала на недавно подаренный ему меч в ножнах. – пока тебе подыскала меч, я и лук рядышком нашла. И это еще не все! Смотри! – и она, с шорохом вытянув из маленьких ножен, протянула Сертану длинный кинжал. На ручке извивался метал, переливаясь в клинок.

– Ну и сачем тебе все это? – Шараф внимательно осмотрел клинок, блистающий в свете, склоняющегося к закату, солнца.

– Как зачем? А вдруг разбойники? Недруги? А мы их, «Ха»! – свист, мелькнула в воздухе серебряная бабочка и кинжал оказался перед голубой мордочкой. – А потом: «Сдавайтесь, трусы!»

– А…ага, – выговорил Шараф, когтем отодвинув лезвие от мордочки. – Вот только, нушно тебе это «Ха»?

И заново. Фося не смогла промолчать, Шараф не смог не ответить и вот, пожалуйста, новая дискуссия «Нужно ли девушкам бороться с преступниками и опасностями?» Иногда Эрс готова была создать по их спорам целое сочинение, только успевай записывать. Но, зная, что в дискуссии либо победит Фося, либо Шараф, тем самым вызвав еще большую ссору, ну или же будет ничья, которая вскоре породит новую ссору, в которой все-таки попытается победить Фоська, девушка заглянула в котомку.

Часто, она ловила себя на мысли, что в ее сумке творится хаос, как его не приводи в порядок. «Порядок нужно поддерживать, а не наводить», – каждый раз твердила самой себе Эрс и каждый раз понимала, что «поддерживать» его, у нее совсем не выходит. И причем, только в котомке. Здесь валялась сложенная в несколько раз листовка о празднике и кошель, и какие-то листовочки, и листики, и карандаш, и неисписанный блокнот, и… Мелькнула мысль. Посмотрев на край кровати, на которой висела котомка Фоси, она схватила лист из блокнота, карандаш и задумавшись, взглянула на лук с колчаном, лежащие на сминающихся простынях. Деревянное древко извивалось то соединяясь в одно целое, то образуя появляющиеся и исчезающие дыры, вплоть до грифа тетивы. Кожаный колчан, с выглядывающим пестрым оперением стрел, строго лежал рядом, напоминая серьезного друга, постоянно остерегающего любителя приключений от опасностей и глупых решений.

В конце концов, подарок был довольно красивым. И Эрс даже поймала себя на мысли, что ее попытки будут выглядеть слишком мелочно, по сравнению с этим деревянных произведением искусства. Но все же, «Важен не подарок, важно внимание к человеку», – вновь вторила она себе. «Лучше поздно чем никогда!», – вертелось в голове восклицание, спутывая мысли. Но, а что, если она таким образом проявит неуважение? Ее подарок даже не подарок вовсе! Она протиснула руку в котомку и нащупав, достала деревянную звездочку, сияющую чистотой древесины.

Выходит, Эрс признала в деревянной звездочке друга. Украшение должно было заметить ее, но оно сделало выбор в сторону другого. Это добрый жест. Вот, почему она купила ее. Эрс считала, что некий зов было ничто иное как знак. Знак к действию. Действию, которая она, не колеблясь совершит.

Грифель карандаша опустился на бумагу, поблескивающую, щепками дерева и принялся вычерчивать буквы, слова, мысли. Закончив, Эрс оторвала маленький кусочек в виде записки, подогнула неровные края и проделав отверстие карандашом, нанизала на нить и завязав, взглянув на Фосю, грозящую Шарафу бледной рукой, открыла котомку и с деревянным стуком бросив украшение, снова затянула сумку, обернувшись к луку, сделав вид, словно изучает строение.

Эрс взглянула на древко, осмотрела гриф тетивы, пытаясь понять, как такая натянутая веревка вообще удерживается на деревяшке. Один раз, она даже оттянула, на сколько получилось, тетиву, сумев извлечь из нее странный «трыньк». А после несколько таких же проб и попыток получить «трыньк» нотой выше, она взглянула на колчан.


– Шараф, во имя Азрака! Какой век на носу? Какие еще рыцари?

– Ну, смотря на то, как мы сейчас шивем, вполне восмошны рыцари! Да еще и какие, – Шараф, уже устав спорить, скрестил голубые лапы, отойдя от Фоси, в которой кажется, было больше энергии.

– Рыцари твои, знаешь, что делали? – Фося же медленно приблизилась, размахивая руками. – Да они сражались с мельницей, представляя, что это дракон, потому что к настоящему дракону никогда бы и не сунулись!

– Ну и что? – скуксился Сертан.

А ведь он знал, что это правда, давно порушившая большинство сказаний о рыцарях с того момента, как очередного рыцаря поймали за сражением с «мельницей». Но вот подвиг рыцаря Чарльза почему-то не подвергли сомнениям, что вообще-то некоторых обижало. Но, наверное, правдивость истории доказывает настоящий, старинный череп дракона. Хотя, кто знает, дракон ли это был?

– Вот, а ты подумай, – продолжала Фоська, – как такие храбрецы могли «принцесс из башен» спасать? А ведь никто ни разу не подумал, что эти принцессы, поняв, что их никто другой не спасет, сами себя спасали и еще потом этих принцев в королевство везли. Ну что? Есть еще оправдания? – только возрадовалась Афосия, подбочившись и горделиво выпрямившись, как мимо что-то пролетело, свистнув и вылетело в окно, со стуком попав в каменную стену дома напротив и не удержавшись, упав на землю.

Фося, Шараф и Эрс подбежали к открытому настежь окну, чуть не задавливая друг друга. На полу медленно пустеющей улицы, укрывшись длинной тенью, лежала вытянутая стрела с красным оперением. Фоська и Сертан повернулись к Эрс с луком и колчаном за спиной.

– Эрс, – протянули они.

– Просто проверяла тетиву, – пожала плечами девушка.

– Ну и хорошо, что она это сделала, – заметил Шараф, отойдя от окна к шкафу. – Мы так и не поговорили о последовательности действий и даты отправления.

– Ну да, – протянула Фося. – План такой, – она указала на Шарафа, заправив за длинные уши, волосы. – Ты забираешь с Эрс свои вещи, распределяешь их, как показала и готовишь карту. Готовим еду в поездку и после завтра, не забыв о походной одежде и принадлежностях, посетим конюшню, оплатим лошадей с залогом и помчимся!

На этом и порешили. И забрав вещи они, поспешно распрощавшись, разошлись.


Всю ночь или точнее, начало ночи, Эрс лежала в темноте ночного неба, откинув одеяло в сторону, рассматривая потолок. В голове кружились, бегали, носились, взбирались и рысью спускались с возвышенности, подобно жеребятам, мысли. Уложить их спать все никак не получалось

Прошло некоторое время и осознав, что уснуть сегодня не сможет, под гнетом мыслей, шепчущих: «Так работай! Не можешь уснуть – займись делом!», – она перетащила мешок с вещами на кровать и после зажжения свечи, вытащив купленные кусочки ткани и кулечки, принялась раскладывать, стараясь не шуметь.

На время она предпочла не смотреть, даже когда пришла на кухню со свечкой, унося с собой травяной чай, все старалась смотреть в пол, не поддаваясь соблазну взглянуть на циферблат. Работа шла не плохо, за, полезно проведенное время, она успела разложить шесть объемных мешочков, укладывающихся в два больших, умудрилась примерить походную одежду и взглянуть в зеркало. Мужские брюки, громоздкая обувь, рубашка, темные перчатки, все это не очень впечатляло, особенно отсутствие брюк для девушек, не говоря уже о рубашках. Одежда свисала не то, что с рук, она норовила съехать и с плеч. Создавалось ощущение, что ее делали для одного из тех самых крепких кузнецов, угрюмо точащих меч за станком, где-нибудь в тени у кузницы, редко посматривая, из-под грузно сдвинутых бровей, на людей, живущих в солнечных лучах, на самых обычных, но таких далеких от него, улицах.

Вот, не довольная внешним видом, Эрс стащила с себя «лоскутья ткани» и поставила себе цель подшить их после окончания разгребания вещей. И действительно, быстренько окончив разбор мешка, она взялась за одежду и устроившись у стола со свечой, принялась дошивать. Так время и прошло. Подшивание, зеркало, поворот, недовольное лицо. Свеча, подшивание, зеркало, задумчивое лицо, недовольство. Свеча, подшивание, зеркало… довольный кивок. А за окном распускался, туманным пионом, рассвет. Скоро, восстающее из-за гор, солнце, неспешно осветило стол и только теперь Эрс опомнилась, взглянув на возрождающие солнце, небеса. Звезды сошли, лучи просачивались сквозь прохладный, хрустальный туман, накрывший городок.

Взглянув на глиняную чашу на столе, она медленно поднялась и с шорохом забрав ее, прошла в кухню, а вымыв, разрешила себе взглянуть на циферблат. Шесть утра. Не чувствуя усталости, Эрс подумала и решила, что сегодня она обязана купить провизию, навестив праздничную площадь. И пробежав в спальню, она сложила подшитую одежду к теплым вещам и проскользнув в темно-синее платье, застегнув корсет, схватила котомку, обулась и вскоре уже была на ярмарке.

Ранним утром только-только начинала возобновляться жизнь. Редкие ларьки только разгружали товар, снимали ткань с киосков, другие уже во всю продавали товар. Овощи, фрукты, странные вещи, напоминающие и то и другое одновременно, поблескивали наполированными шкурками на предутреннем солнце. У прилавков уже собирались, с корзинками в лапах, болтая с продавцами, рыжеватые и пятнистые женщины-кошки в муслиновых платьях, с не терпеливыми котятками, подергивающими их за лапы. Эльфы, сияя в лучах утра, выставив продукты идеализированными пирамидами или же в одинаковые, ровные ряды, выдержанно ожидали покупателей, а темноватые, молодые парнишки с длинными ушами, бесцеремонно хватали прохожих, подтаскивая к своим тележкам.

Ничто не поменялось. Все так же продавала мясо смешливая, полная женщина с рубаком наготове, всякий раз, понимающе, пряча его под стойку. У нее все так же, лучше всего продавалось вяленное, да сушеное мясо, а она все так же задавалась вопросом: «Почему же так?» У крепкого мужчины, продолжающего дело матушки, всегда продавались свежие фрукты, а у человека-змеи, как всегда, нашлась, блестящая серебряной чешуёй, большая рыба. Но вот, все равно казалось, словно что-то да изменилось. Окружение оставалось прежним, изменилось лишь состояние Эрс.

Прошло некоторое время и в котомке и авоськах, перетягивающих худые руки, она несла продукты к знакомой двери. Щелкнув замочной скважиной, она ввалилась на порог и закрыв дверь, скинула груз на пол. В голове крутилась лишь одна, гнетущая мысль, рушащая ее гордость за свой утренний поход. Мысль бегала из стороны в сторону, по-родительски восклицая: «Счастлива теперь? Ночь не спала, так еще и рано утром на ярмарку сбегала. К путешествию она готовится! Сейчас же спать, а то будет тебе, путешествие!», – и под собственные указания, она скоро разобрала пакеты и аккуратно свернув их положила у порога, а после, забыв переодеться, (И позже не раз припоминая себе такую безалаберность) рухнула в постель и наконец забылась сном.


Глава 6

– Скаши мне, любесная Афосия, почему мы не могли путешествовать хотя бы… на досках?

Темный, поблескивающий глаз, обрамленный жесткими ресничками, мирно смотрел на Шарафа. С постукиванием пожевав удила, голова медленно повернулась в его сторону и словно чувствуя страх отшатнувшегося Сертана, потянулась к нему с еще большим усилием. А когда он наконец свалился, мягкий нос наконец приблизился к голубой мордочке и Сертан отогнулся затаив дыхание. Еще некоторое время нос ходил туда-сюда, пофыркивая, а потом издал странный «фырк» и позвякивая кольцами уздечки, вернулся на место.

– Ну, ну, Альп, не пугай нашего гостя, – мужчина потянул коня за поводья, потрепав темную, соломенную челку, выводя на улицу.

Шараф, поднявшись с укрытого соломой и травой пола, поспешил отойти с дороги, пока несколько рыжеватых мальчишек-котов выводили одну лошадь за другой. Лучи, нагревающего доски, солнца, пронизывали пустующие и заполненные конюшни. В теплом воздухе чувствовался запах прелого навоза, соломы, земли и прогретого дерева. Теплый воздух сушил нос.

– Чего? – наконец переспросила Фоська, оказавшаяся рядом. – Скажи, тебя лошадь не устраивает?

– Да нет, просто, мы могли бы путешествовать на досках, – обернулся Шараф.

– Ага, на досках, а кто там будет доплачивать за прочистку вентиляционных отверстий, когда туда забьется трава, пока мы будем пролетать над полями? Да и тем более, где в горах для них зарядку найдешь? Вот, – она вскинула руку, указав на лошадей, сияющих короткой шерстью на солнце. – лучший транспорт. И зарядка у них всегда под копытами.

Шараф хотел сказать что-то в опровержение, но Фося, оттолкнувшись от пустующего стойла, вышла на улицу к Эрс, наблюдающей за пофыркивающими созданиями. И от нечего делать, Шараф тоже вышел на свет утреннего солнца. Фоська и Эрс, одинаково одетые в льняные рубахи, брюки, громоздкие сапоги и темные перчатки, как ни в чем небывало, болтали с конюхом. Собеседника не смущала их походная одежда и даже заплетенные в кроткий хвост, волосы Фоси. Странный люд, право!

– Шараф, идем к нам! – Эрс взмахнула рукой в светлой перчатке.

Предчувствуя неудачу, преждевременно представив себе падения, повторяющиеся из раза в раз и все больше подтверждающие отсутствие навыка, он склонил мордочку и поплелся к ним.

– Куда вы едете-то? – прогремел конюх, бросив взгляд на приползшего Сертана.

Фося замолчала, а ее лицо перекосилось, пытаясь принять обычное выражение. Повисла тишина, нарушаемая постукиванием, удил и шорохом соломенных хвостов. Эрс уставилась в землю, а Фоська, наконец совладав с мыслями, странно улыбнулась и подтащив ближе Шарафа, воскликнула:

– О, а мы на ярмарку! Там и с друзьями увидимся и отправимся к знакомым! Скоро же праздник, нам тут еще подарки купить нужно!

– Ага, – энергично закивал Сертан.

– Ясно, – задумался мужчина, – а почему не в повозке?

– А я на лошадях не умею есдить! – вскинул лапу Шараф и медленно опустив, тише, произнес: – и боюсь их.

Фося энергично схватила его ругой за плечо.

– Ну ничего! Вот поездишь с нами денька так, два…

– Два?! – опомнился Сертан, раскрыв зеленые глаза и за ними голубую пасть.

– Ну, примерно, – в совершенном спокойствии ответила Фося, рассматривая редкие облачка на голубом небе, подергивая деревянную звездочку на шнурке.

– Нет, – Шараф поспешно вылез из ее хватки, отойдя по дальше. – я на это не подписывался.

Его речь прервал добродушный смех. Обернувшись, Сертан заметил конюха, возвышающегося словно скала с снежной вершиной седеющих волос.

– Не трусь! – и он дружелюбно стукнул Шарафа по плечу. – Давай, пока мы этих упрямых ожидаем, хотя бы в седло научишься влезать, – и с позвякивание колечек на уздечке, взяв подласого коня под узды, он медленно провел их к другому концу конюшни, где на деревянном ведре, насупившись, сидел серый мальчишка-кот, исподлобья взглянувший на гостей.

Посмотрев на него, Шараф подумал, что лучше с ним дела не иметь, уж таким грозным выглядел его «маленький учитель». И все же, даже после предупреждений Сертана, конюх подошел к мальчишке и потрепав его по плечу в рубашке, решил узнать, в чем дело. Как позже выяснилось, остальные мальчишки сами взялись за ослов, сказав, что он слишком маленький и обидевшись на несправедливость, он остался здесь. «Пусть сами своих мулов навьючат!», – но кто бы знал, что его считали одним из лучших по уходу за лошадьми и тем более по верховой езде. «Такой талант потеряли!», – прошептал мужчина Шарафу.

– Мал да удал! – воскликнув конюх, указав на приободрившегося мальчишку, поднявшегося с ведра. Мужчина передал лошадь в распоряжение помощника. – Хоть в седло вскочишь, – улыбнулся конюх, отходя к лошадям и взмахнув рукой в сторону помощника. – Не подведи!


Какое-то время они ожидали ослов. Какое-то время Шараф со звоном стремян и клоками земли, безустанно падал на пол, но все еще пытался взобраться в седло. Казалось, миролюбивый конь и стремена похихикивают над ним, всякий раз скидывая его на землю. Шараф знал, дело никак не в Альпе и уж, конечно, не стремена виноваты в его неудачах. «Тебе просто не хватает практики», – пожимая плечами, произносил «маленький учитель», безустанно наблюдая за его попытками влезть в седло.

«Опирайся на седло!», «Не трогай луку!», «Оставь в покое повод», «Держись крепче! Почти… Ты упал», «Иди сюда! Ближе. Ближе. Ближе, говорю, конь тебя не укусит!», «Не стесняйся Альпа, он и не такое видел». Это было единственное, что доносилось до Фоськи и Эрс, все оставшееся время, наполненное уже не столько падением, сколько страхом вообще подойти к лошади.

– Ну, где там наши ослы? – Фося, злобно пожевывая стебелек, облокотилась на деревянный забор, огораживающий территорию конюшни от поля. Она безустанно сверлила взглядом выход из конюшни уже на протяжении двадцати минут. И на протяжении двадцати минут не случилось такого, чтобы кто-нибудь вошел или вышел через этот самый выход. – Они что там, сдохли? – и только Афосия оттолкнулась от забора решив направится в конюшню, как путь ей пригородила рука Эрс. Фоська раздраженно взглянула на нее.

– Не думаю, что мы можем чем-нибудь помочь, – объяснила девушка, посмотрев на пустующий выход. – Нам следует еще немного подождать.

– Куда уж дольше? Мы знаешь сколько ждем?

И не позволив ей осведомить Эрс о времени ожидания, мимо, поднимая клочья землянистой, сухой пыли, пронеслось что-то темное, с громкими криками, шипением и восклицанием: «СТОЙ!» За огромной тенью бежал запыхавшийся мальчишка-кот.

– Набери поводья! – крикнул мальчишка, остановившись и уперевшись лапами в колени. – Корпус! – крикнул он в поле, куда, перескочив невысокий заборчик и чуть не сбросив Сертана, унесся конь, с болтающимся в седле всадником. Выпрямившись, мальчишка-кот направился за ними, все еще покрикивая: «Шенкели! Шенкели на боках! Используй бока!», «Не клюй носом! Выпрямись!»

Узрев, как Шараф на Альпе перескочил забор и умчался в поля, к горам, Эрс поспешила отпрянуть от забора, но на этот раз ее остановила Фося.

– Слушай, за ним бегает котенок, – проговорила она, подтягивая девушку к забору. – Позволь им самостоятельно справиться. К коем-то веке, научится управлять лошадью.

Вновь взглянув на, наконец прекратившую уменьшатся, темную точку, Эрс выдохнула, увидев, как у этой самой точки вскинулись голубые лапы, а издалека, отбившись от нижних скал, донеслось до конюшни, размытое восклицание: «Получилось!»


– Идем! Идем же! Быстрее! – рыжий мальчишка-кот в рубахе, тянул, за перекинувшиеся вперед поводья, осла. Маленькие копытца взрывали землю, а мешки, скрепленные на спине, тянулись к полу.

Еще двое одинаково-рыжих мальчишек, доведя ослов до лошадей, подбежали к последнему, толкая его сзади.

Взглянув на пыхтящих котят, безуспешно толкающих упрямое существо, конюх только усмехнулся, приставив ладонь ко лбу, взглянув на, возвышающееся над горами, солнце. Прислонившись к пустующему деннику, он еще некоторое время понаблюдал за стараниями мальчишек и только потом решил помочь.

– А ну расступись! – он с кожаным скрипом схватил поводья, вытаскивая за собой троих помощников и осла, мотающего серой мордой.

На земле вычертились четыре темные полосы и три широкие, притянувшихся прямо к копытам лошадей. Отпустив поводья, мужчина взглянул на рыжих мальчишек, перепачкавших светлые рубахи в пыли и на Альпа, вокруг которого расхаживал Шараф и серый мальчик-кот, видимо пытаясь подружится с конем. – Так, а теперь, – он обернулся к рыжим помощникам. – теперь тащите веревки для ослов, будем караван вязать!

Мальчишки недовольно смерили зелеными глазами маленького, серого котенка, подталкивающего, упирающегося Шарафа, к коню и фыркнув, взмахнув пушистыми хвостами, вновь скрылись в конюшне.

Прошло немного времени и ослы, привязанные один к другому, вереницей веревок, были закреплены к последней лошади. Веревки шуршали на серых спинах, удерживая тянущиеся к земле, мешки, прогретые солнцем. Лошади ожидали поездки, посматривая на ослов. Бархат, игреневая лошадка с заплетенными косичками, застенчиво постукивала копытцем о землю. Альп пытался доказать Сертану, что он и не такой уж страшный, пожевывая остатки травы. Самчиш пристроился у забора, отливая светло-серой шерсткой на солнце.

Удостоверившись в добросовестном креплении веревок и седел, конюх кивнул и отогнав мальчишек-котов в конюшню, вложил к карман залог и взмахнув большой рукой, вслед позвякивающим стременам и подвывающим ослам, крикнул:

– Доброго пути!

– Возвращайтесь вскоре! – взмахнул на прощание серый мальчик-кот, выбежавший из конюшни.

В ответ, Шараф обернулся назад и взмахнул ему голубой лапой, улыбнувшись всей мордочкой.

– Некогда, Шараф! – прикрикнула Фося, рассматривая в одной руке карту, погоняя лошадку, не желающую переходить на рысь. – Нас ждет долгий путь, поспешай! – сказав это то ли лошади, то ли Шарафу, хорошенько прихлестнув Бархат, она направила лошадь к горам и «караван» потянулся в даль.


Копыта постукивали по каменистой почве, дополняя стремена, позвякивали удила.

– Да как же это… Иди сюда! – то пофыркивая, то шипя, а иногда делая и то и другое одновременно, Шараф с усилием пытался натянуть, сворачивающуюся и изгибающуюся перчатку, на когтистую лапу. Дело шло плохо. Перчатка то выскальзывала из лап, то затягивалась на голубых чешуйках. Особенно не удобно было производить акробатические трюки, пока тебя покачивало из стороны в сторону. Ну откуда он мог знать, что после нескольких часов путешествия поводья натирают лапы? Кажется, только этого ему не объяснил Бернард, как звали его «маленького учителя», пока разглагольствовал о лошадиной амуниции.

Солнце возвышалось над окружающими, окутывающими с обеих сторон возвышениями, покрытыми зеленым одеялом хвои. Сбоку, на приличной высоте, шумела, разбиваясь о камни, река. Бархат, выдерживая приличное расстояние от шумящей реки, трусила, поматывая мордочкой, от чего Фося, отвлекаясь от карты, одергивала поводья, покрикивая: «Да что же это такое!» или же «Лошадь путешественника называется! Да тебе только на выставки ходить!» Самчиш, редко пофыркивая и тихо шурша темным хвостом, тянулся в самом конце. Эрс не переставая посматривала на, обрамленную деревцами, реку. Ее не отпускало знакомое предчувствие, словно предупреждающая о буре, беспокойная птичка, бьющаяся мелкими крыльями о решетку клетки.

Под напрягающий шорох камешков под копытами, она уводила коня, а за ним и ослов, в противоположную реке, сторону, пока бушующее течение на скрывалось за каменистой почвой, оставляя после себя лишь воинственные всплески воды, умирающей под натиском недвижимых камней, рассыпаясь на маленькие ошметки, каплями, падающими в бушующую стихию.

– Я извиняюсь, что прерываю молчание, но вам не кажется, что следует пройти путем дальним от реки? – поинтересовалась девушка, все еще не отводя взгляда от, скрывшейся за камнями, реки.

– Да, – подхватил Шараф, любуясь на, натянутую на лапу, перчатку подсвечиваемую солнцем. На момент он отвлекся от собственного «творения», обратившись к Фосе, а точнее, к ее спине в рубахе, медленно колышимой ветром. – Почему бы не свернуть? Бархат не нравится этот шум…

– Все ей нравится. Да и тут короче будет, – не отрываясь от карты, пробормотала Фоська, видимо, натянув поводья, потому что Бархат громко фыркнула, прижала хвост и принявшись мотать мордочкой, встала как вкопанная.

Оторвавшись от карты, Афосия засунула ее в широкий карман брюк и подбоченись, взглянула на лошадь, прижимающую светлые уши.

– Как это называется? – она схватила поводья, хорошенько встряхнув их, но лошадь, так и не двинулась, прижимаясь к земле. – Дорогая моя, – обратилась наездница к лошади. – ты знаешь, что с твоими капризами мы далеко не уедем? Вперед! – она снова привела поводья в движение. – Давай, двигаемся! Вперед! – снова дернула поводья.

Мотнув головой и пуще прижав уши, Бархат покачнувшись, попятилась назад.

– Фося! – Шараф поспешно натянул поводья. – Что ты делаешь! Останови лошадь!

– Я стараюсь! – теперь она натянула поводья, но Бархат пятилась, мотая мордой. – Стой! Стой говорю! – Дерг-дерг. Поскрипывали поводья. – Остановись!

Почувствовав неладное, Эрс схватилась за поводья, отводя спокойного коня назад, позабыв об ослах. Они протяжно завыли, разбегаясь, путаясь в веревках, утягивая Самчиш назад.

– Там же ослы! Шараф, выводи коня вбок!

– Сейчас-сейчас! – и он хорошенько шаркнул шенкелем по боку.

Альп попятился быстрее, прижимая Самчиш, пока он не лягнул, придавленного, осла и заржав, не встал на дыбы. Эрс рухнула на землю, отползая от лошадей. Ослы понеслись в стороны, сбивая коня. Альп сместил Самчиш, ослы потянулись в другую строну и издав испуганный звук, позади, Бархат ринулась вперед, задев Альпа.

Послышался рев и завывания. С треском, ослы и Самчиш свалились на густую поросль у реки и переломав ветки хвои, рухнули в бурные воды. Эрс подползла к краю, взглянув на знакомую, серую, крепкую спину, которая, сбиваемая потоками, еле выглядывала из пенящейся воды. Самчиш, стремился сквозь течение к берегу, утягивая за собой вереницу, вымокших, чуть не утопающих, ослов.

– Это все твоя вина! – послышалось за спиной, под тихое постукивание копыт.

Эрс, не слыша голосов, следила за конем.

– Моя ли это вина? На себя бы взглянул!

– Если бы мне досталась Бархат и карта, я бы выбрал другой путь! Не я упирался и не сменил путь.

– Ну так давай! Давай, лошадьми поменяемся! Так тебе будет легче?

После недолгой тишины, послышался шорох и стук когтей о камни. Уздечка звякнула колечками.

– Лучше коня подерши.

Под шорох раскрошенного щебня, к Эрс присоединился Шараф. Он присел рядом и всмотрелся в виднеющийся берег, на который Самчиш вытащил себя и вереницу ослов, обнюхав их и фыркнув, поматывая головой, стряхивая воду с гривы. Шараф осмотрелся, заметив отсутствие мешков на ослах. Половина мешков, полу разодранные, свисали на ветках, еще три повисли на веревках ослов, некоторые, промокнув, свисали с их спин. Остальные, как можно было предположить, сбросили пожитки в реку.

Подумав еще немного, Сертан поднялся и направился к Альпу, повод которого, с выраженным на лице недовольством, держала Афосия.

– Ну что, лошадь пришел менять?

Отвернувшись от коня, Шараф взглянул на ясное, голубое небо и закрыв глаза, поднял мордочку к солнцу.

– Да упасет Агран.

– Чего? – только опомнилась Фося, как когти шаркнули по камням и оторвавшись от обрыва над рекой, Шараф прыгнул вниз.

Вниз. Вниз к высоким деревьям, к пенящемуся течению, усеянному валунами. Эрс, осознав происходящее, успела только протянуть руку, как с треском древесины, Шараф вцепился когтями в ствол, разорвав перчатки у когтей, оставив на коре следы. Сорвав перчатки, он сошвырнул их вниз.

Вцепившись лапами в ветки, сбрасывающие тонкую кору и балансируя, оббивающимся об ветки, хвостом, Шараф остановился, переводя дух. Сердце колотилось и кажется, стук слышался даже из-под чешуи. Осмотрев лапы, он даже испытал гордость. Все-таки, хорошо держится! Подняв мордочку, он взглянув на просветы между густым слоем иголок. Солнечные лучи прогревали ствол и здесь пахло смолой и теплой хвоей. Только сейчас, всмотревшись в иголки, стало ясно, почему жгло щеку и лапы.

– Не плохие иглы, – добродушно послал он комплимент, улыбнувшись полупрозрачным, салатовым иголочкам.

Они, словно застенчиво посмеиваясь, прошелестели на теплом ветру. Отвлекшись, Шараф взглянул на верх и сориентировавшись, поспешно полез вверх, перебирая под когтями ветки. Перехватив полупустой мешок с верхушки, он полез за нижними. Пожитки сохранились в них лучше и возрадовавшись своему везению, он направился еще ниже, подбирая нетронутые мешки, а удостоверившись в окончании поисков, он, наконец спрыгнув на землю и подхватил ношу, перетащил ее к коню и нескольким ослам, подсыхающим на солнце.

Осмотрев мешки на ослах и убедившись, что половина провизии исчезла, он кое-как замотал оставшуюся ношу на, будто специально усложняющих задачу, ослах, которые, то ерзали, то встряхивали ушами, обрызгивая Сертана, то подвывая, медленно уходили куда-то в сторону. А справившись с задачей, не так хорошо, как он мог на самом деле, привязал Самчиш к ели, он плюхнулся рядом, взглянув на небо, редко закрываемое облачками. Обратив внимание на реку, его посетила мысль, что половина вещей свалилась в воду. От шипения пенящейся реки и струй, бьющихся о камни, Сертан помотал мордочкой, отползая подальше.

– Нет, туда я нырну в последнюю очередь.

Конь с пофыркиванием, обнюхивал еловые ветки и мотнув мордой опустил голову. Ослы, переговариваясь друг с другом, что больше напоминало жалобы, ходили из одной стороны в другую, но понимая, что далеко уйти не могут, возвращались на место.

– Самчиш, – Шараф повернулся к серому коню. – ты снаешь, что ты очень храбр?

Конь повернул к нему умиротворенную мордочку, словно понимая и принимая его речь как похвалу, но не придавая произошедшему особого значения.

– Я бы на твоем месте сапаниковал.

Конь мотнул головой, встряхнув темную гриву. «Не может быть. Уверен, ты тоже храбр. Просто, это чувство спрятано дальше, чем мы можем разглядеть», – словно слышалось утешающее замечание.

– Все так говорят. А на деле, мне шаль, что я не могу сащитить ни себя, ни кого-то еще. Даше дядя скасал: «Вишу, тут придется поработать. Работай Шараф, работай, по шисни тебе пригодится храбрость». И как думаешь, что я наработал?

Самчиш наклонил голову к опустившейся мордочке, пофыркивая большим, теплым носом. Заметив, что Шараф так и не обратил на него внимание, конь подтолкнул его носом и после некоторого времени, просунул мордочку между лапами и головой Сертана. Заметив плюшевый нос, тыкающийся в глаза, Сертан поднял голову, взглянув на выпрямившегося Самчиш.

– Снаю, нас шдут. Сейчас пойдем.

Конь фыркнул, словно выражая недовольство от непонятых слов и под вой ослов, пригородил дорогу.

– Ладно! – Воскликнул Сертан, подняв лапы. – Я снаю, что не так уш труслив и то, что я сделал мошно считать проявлением храбрости. Но я не считаю это такой уш храбростью. Просто спрыгнул на дерево чтобы подобрать мешки.

«Всего лишь спрыгнул?», – почувствовав призрачное разочарование в темных глазах коня, он добавил:

– Всего лишь! Почти не было страшно.

«Или же ты преодолел страх? Ведь именно это называется храбростью».

– А снаешь, – Шараф отошел в сторону от ели, под солнечные лучи и взглянув вверх, на обрыв, где виднелись две разговаривающие фигуры, которые, судя по размахивающим рукам, ссорились.

Одна из них взглянула в сторону реки и заметив машущего Сертана, указала на него. Ссора окончилась и обсудив что-то, они взмахнули ему руками, указав оставаться на месте и вскочив на оставшихся лошадей, покачиваясь, скрылись из виду.

– Видишь? – Шараф обернулся к Самчиш. – Они сейчас придут, – он подошел ближе к коню, спрятавшись в тени ели и немного подумав, потрепал животное по гриве. – Ты не просто храбрец, ты еще и хороший советник! – он снова посмотрел на коня, желая понять, что он скажет ему и понял четкое: «Раз уж я хороший советник, будь хорошим слушателем». – Что ше, – Сертан повернулся в сторону бушующей реки. – Посволь мне укротить реку.


Звяк, звяк, звяк. Шорх, шорх. Шумное течение билось о камни, вдалеке и с, позвякивающими пузырями воздуха, мирно плыло вдоль тихой речушки, проходящей через тоннель и вытекающей из-под него, отражая возвышающиеся по бокам, вершины. Под онемевшими лапами мешались камни и валуны, покрывшиеся склизким налетом. С приглушенным стуком, они переваливались в стороны, открывая заветный кусочек колышущейся ткани.

Загрузка...