Галопом по Европам

Глава 1

Войцех лично встретил делегацию гостей на опушке перед замком:

– Здравствуйте, странники! Надеюсь, вы принесли нам дружбу.

– Безусловно, брат бобер, – чинно ответил Михайло Ломоносыч. – Долгих и сытых вам лет!

Откуда-то из-за руин вылетел Гуру Кен.

– А!!! Кого я слышу! О! Все в сборе! – прокричал он на скаку, прежде чем броситься обнимать каждого из вновь обретенных друзей. – Стоп, а где Эм Си?!

Воевода поспешил успокоить разгоряченного австралийца:

– Если ты о шимпанзе, то он сейчас проводит время в компании, хм, шайки, известной под названием бурундукиборги.

– Бурундуктобурги?! – спросил Колючий.

– Надеюсь, его не удерживают там против воли? – нахмурился Ломоносыч.

– Ха! Удержи его, – хмыкнул Вонючка Сэм.

– Значит, они такие же охламоны, как он, – елейным голоском заключила Лисена.

Бобер оценил прозорливость лисы.

– В каком-то роде вы совершенно правы, – дипломатично высказался Войцех. – Бурундукиборги – любители громкого ритмичного шума, который они называют музыкой в стиле хоп-хоп… или как-то так. По нашим наблюдениям, ваш Эм Си и бурундукиборги вполне нашли общий язык.

– Узнаю старину Ман-Кея, – расплылся в улыбке Гуру Кен.

Остальные друзья молчаливо согласились: рэпер с хипхопером братья навек.

– Не будем стоять в дверях. Милости просим в нашу крепость, – пригласил гостей воевода.

Бобер, еноты и гости проговорили весь вечер. Теперь и тамбовчане узнали, какая опасность грозит древней цитадели Ордена золотого горностая.

– Я верховный магистр нашего Ордена. Скорее всего, последний магистр, – печально закончил свою историю Войцех.

– Мы что-нибудь придумаем! Правда? – заявил Колючий, ища поддержку у спутников.

Лисена, Петер и Сэм смотрели на ежа как на дурачка, дескать, сболтнул, так уж сболтнул. Михайло и Серега не показали эмоций, пряча их под масками задумчивости. А вот Гуру Кен да Иржи Тырпыржацкий выразили полную готовность сразиться с любым противником. Кенгуру по обыкновению засунул лапы в перчатки и стал упражняться.

– Я понимаю, Гуру хоть сейчас будет рубиться со всем и вся. Боксер, что с него взять. Но ты-то, Иржи, куда лезешь? – спросила Лисена.

– Я несколько лет таскал повозку, катал непоседливых человеческих детей, Лисена, – проговорил жеребчик. – Настало время что-то менять.

– Молоток, Иржи! – одобрил Колючий. – А вот ты, Сэм, меня разочаровал.

Скунс смутился, ему вдруг срочно понадобилось поискать блошку в шерсти на боку. Затем он резко оборвал это занятие и сказал:

– Ты, Колючий, знаешь – я всегда с тобой. Но я стопроцентно уверен, что нам хватило тамбовской войны с хулиганами и браконьерами. Жаль, я не могу прямо сейчас связаться с консульством моей страны. Через сутки здесь был бы ограниченный контингент наших морских котиков.

– Ограниченный в каком смысле? – невинно поинтересовалась Лисена.

– Довольно, – тихо велел Михайло, и прения моментально прекратились. – Не было еще случая, когда мы, русские, не помогли бы родичам – дальним и не очень.

Еж буквально расцвел, мол, съели, скептики? Косолапый продолжил:

– Только для начала мы должны знать подробности. Вот я ума не приложу, как же вы умудрились так долго прятать от людей этот замок?

– Представьте себе, до последних событий все устраивалось само собой. – Войцех тайно ликовал, ведь теперь у него появились сильные союзники, и можно было рассказывать все без утайки. – После падения рыцарского ордена крепость разрушили, сожгли все прилегающие постройки. Уцелевшие люди переселились подальше от несчастного места. Они долго не наведывались к скорбным руинам, пока не появились охотники за ценностями. Им действительно удалось кое-что накопать, потом ведьма из ближайшего хутора…

– Ведьма? Кто это? – перебил Гуру Кен.

– Это так люди своих жен называют, – блеснул эрудицией Кшиштов.

– Глупый, – усмехнулся воевода. – Ведьма – это женщина, умеющая колдовать, травы многие знающая, с нами, зверьми, говорить умеющая. Сейчас таких среди людей совсем не осталось. Их в свое время свои же специально отлавливали. Видимо, кто-то очень не хотел, чтобы между нами были контакты.

– Спасибо, и прости, что прервал. И что же эта ведьма?..

– Она объявила это место проклятым. Не хотела, чтобы всякие стервятники рылись в костях славных рыцарей и их верных солдат. Более того, она знала, что мы, звери, поселились в развалинах. Люди поверили ведьме, и несколько веков здесь никто не то что охотиться – просто прогуливаться не решался. Даже большая война людей друг с другом чудом обошла наш замок стороной. И вот теперь отыскался умник.

– Отлично, – сказал Серега фирменным загробным голосом, а вид волка в этот момент выражал подлинную вселенскую скорбь.

– Ты полагаешь, мы обречены? – почти прошептал енот Анджей.

– Нет, наоборот. У меня появилась… идея, – пробурчал волк. – Правда, есть проблемка. Сдается мне, вы не все рассказываете, паны рыцари.

Тишина была под стать Серегиному голосу, на присутствующих чуть ли не могильным холодом повеяло.

Все удивленно смотрели на волка. Войцех удрученно махнул лапой:

– Какие же все-таки вы сметливые! Сперва пани Лисена, вот пан Серега… У каждого Ордена есть тайна. Мне придется хорошенько подумать, открывать вам ее или нет. Прошу вас, не обижайтесь.

– Я полагайт, если кто хотеть сказать «а», он должен говорить «б»! – встрепенулся гамбургский петух.

Многие гости вполне разделяли мнение тенора.

– Все Петер, пора на ложку, – сказал Войцех, глядя на соловеющего петуха.

– На ложку?! – встрепенулся Петер. – Как, и вы хотеть меня съедать? Я попадать в суп?!

– Не кипятись, дружище, – усмехнулся Михайло. – Ложкой поляки называют кровать. Усек?

Петух с недоверием посмотрел на бобра-воеводу:

– Это есть точно?

– Абсолютно.

– Возмутительно… Тогда скажи ему, что я не хотеть спать в кроватях, я хотеть спать на насесте.

– Перевод не нужен, я тебя хорошо понимаю, пан Петер, – проговорил Войцех. – Выбирай любую ветку. Будь как дома.

Перед сном Михайло Ломоносыч тихо сказал воеводе:

– Мы не желаем тебе дурного, магистр. Просто чем больше мы узнаем, тем проще будет понять обстановку и найти ключ к решению ваших проблем.

На слово «ваших» тамбовчанин сделал особое ударение.

– Благодарю тебя, Михайло Ломоносыч. Пожалуйста, отдыхайте, – Бобер отвесил изящный поклон и растворился в темноте.

Следует напомнить, что в ту ночь, когда остальные спали в заброшенном замке, Эм Си Ман-Кей восторгался бурундучьей вечеринкой и восхищал новых приятелей сам. Под утро, наоравшись и напрыгавшись, бурундукиборги и афро-англичанин завалились спать.

Где-то ближе к полудню Эм Си проснулся. В голове шумело, будто танцевальный долбеж, попавший в нее за ночь, отчего-то не весь выветрился. Руки-ноги ныли, словно Ман-Кей долго таскал тяжести. Настроение было не очень.

Шимпанзе встал, огляделся. Выяснилось, что он заснул прямо на сцене, за неизвестно зачем стоящей здесь радиолой. Эм Си подошел к краю и рассмотрел танцпол при дневном освещении.

– Йо, да это же свалка, как ни жалко, – пришлось признать бывшему циркачу.

Вещи, которые еще вечером казались первоклассной музыкальной техникой, теперь открылись в своем подлинном виде. Иначе как рухлядью назвать их было нельзя.

Склоны были вытоптаны, повсюду валялся мелкий пластиковый мусор, трубы патефонов смотрелись как застывшие червяки-переростки, открывшие голодные рты. Облупившаяся краска, грязь, хлам… Рэперу стало неуютно. Как ни крути, а он протусовался именно на свалке.

Эм Си встряхнулся: «Ха, где я только ни зависал, каких стихов ни писал, важно не где ты, а с кем. Я – с классными ребятами! Yes, I am!»

Плохое настроение потихоньку рассеивалось, «но осадочек-то остался».

Интересно, где молва разносится быстрее: в лесу от зверя к зверю или в деревнях да городах от человека к человеку? В тамбовском лесу губернатору Михайле помогал дятел Стук Стукыч, в польском – бобер Войцех узнавал новости от вездесущих малиновок. У людей кроме изустной передачи вестей есть еще и разные технические ухищрения, например, телефоны. Но и без техники новости да слухи разлетаются в человеческой среде чуть ли не мгновенно.

В польских хуторах говорили о странном происшествии на пограничной заставе. Случай с сорванной крышей наблюдательной башни оброс невероятными подробностями. Люди ждали появления шпионов, прилета летающих тарелок, а некоторые особо суровые бабки предрекали близкий конец света. Впрочем, эти горе-предсказательницы постоянно пророчили вселенскую катастрофу, пользуясь любым поводом.

Рыбаки Зденек и Збигнев вернулись домой мокрые и злые. Украденную лодку не вернешь – им пришлось добираться до берега вплавь. Слух о наглом воровстве взволновал рыбаков. Многие стали привязывать лодки на цепь, вешать замки, затаскивать плавсредства в сараи. Где-то уже толковали о краже катера, кто-то уверял, что был угнан пароход.

В соседнем хуторе произошло воровство другого рода: пропал рыжий лошак. Кому понадобился нескладный полукровка? Кстати, пару дней назад исчез козленок. Оборванная веревка, капли крови на траве. Кто же это мог сделать? Никто из местных жителей даже представить себе этого не мог. Никто, кроме пессимисток-пенсионерок, мгновенно выдумавших какую-то секту, поклоняющуюся злу. Дескать, принесут лошака в жертву, и вот он – конец света!

Случай с детьми-купальщиками, видевшими енота и ежа, катающихся на осле, кстати, рыжем, расценивался как курьез, шутка пацанов, однако истинность глупых россказней подтвердил умница Збышек – известный отличник и умница. Не поверить «правильному» пареньку взрослые не решились. Теперь по деревням неслась байка о зверях-наездниках. А тут подоспел сумасшедший рассказ Яцика Ковалевского. Дескать, встретил он на мосту медведя, лису и петуха. Ясное дело, односельчане решили, что кроме куреныша Яцик никого не видел, но можно ли укорять поэта за полет больной фантазии? Тем не менее, молва растиражировала историю про разгуливающих по лесу хищников и пеструю домашнюю птицу. И даже этот анекдот бабки умудрялись повернуть все к той же теме.

Разумеется, о близком конце света свидетельствовало и намерение какого-то богатея устроить в лесу, причем в проклятом месте, охотничьи угодья. Сначала хуторяне воспряли духом. Вдруг новому хозяину леса понадобятся рабочие руки? Все-таки любая усадьба ухода требует, да и животных растить кому-то нужно… Про проклятье, естественно, вспоминать не стали. Но пан Гржибовский не торопился давать объявление о найме. Он лишь выкупил один из крепких домов, где обустроил штаб-квартиру, из которой планировал руководить стройкой.

Сельчане спросили нового соседа, будет ли он искать рабочих, но тот только хмуро пробурчал:

– Пока не требуются.

Неласковое обхождение потенциального хозяина не сулило ничего хорошего, зато обнадеживало слово «пока». «Авось и понадобимся», – рассудили хуторяне.

Были среди них и те, кому не нравилась затея с охотничьим хозяйством.

К примеру, дед Дзендзелюк. Смешная, кстати, фамилия. Дзендзел – это прозвище, производное от польского слова «дзенцол» – «дятел». По-русски получается Дятлов.

Дед Дзендзелюк хорошо знал лес. Во время Второй Мировой он партизанил в этих краях, и его отряд попортил фашистам немало крови. Когда война закончилась, молодой тогда пан Дзендзелюк остался здесь, к лесу поближе. Он отстроил дом, обзавелся животиной, стал работать в колхозе, женился на красавице Барбаре, вырастил сына. Свободные деньки ветеран частенько проводил, гуляя по местам боевой славы, водил молодежь, рассказывал о минувших боях, быте солдат-сопротивленцев.

Шли годы, интерес к войне угасал. То, что пережило поколение пана Дзендзелюка, уже совершенно не трогало подросших внуков. Лес надежно спрятал следы партизанских стоянок. Сын давно уехал в город, Дзендзелюк остался с женой на хуторе. Дед бродил по лесу, восхищался природой, много фотографировал, вырастил у дома прекрасный грушевый сад.

Окрестные ребятишки любили нагрянуть к Дзендзелюкам, угоститься грушами или вареньем да полистать альбомы, под завязку набитые потрясающими фотографиями. Дед посмеивался в бороду и приговаривал:

– Это все в пяти километрах отсюда, а вы смотрите, будто на африканское диво. Берите родителей, идите в лес. Там и не такое увидите. А услышите-то, м-м-м… – и он закатывал глаза, будто гурман, вкусивший кусочек какого-то невообразимо деликатесного сыра.

Дзендзелюк отлично изучил каждую тропку. Он, разумеется, знал дорогу к развалинам замка, но предпочитал туда не ходить. Был он там всего дважды: лет двадцать назад и совсем недавно, когда стало известно о планах Гржибовского. Оба раза пан Дзендзелюк подолгу любовался останками далекой истории, но внутрь идти не решался. То ли духи древних защитников замка не пускали, то ли здесь было еще что-то. Чувствовал дед, что не надо переступать дозволенных границ, не для него стоят эти руины.

– Представь, старая, египетские пирамиды, – сказал он жене, когда услышал о том, что крепость будет снесена. – И вот появляется какой-нибудь арабско-негритянский пан, решивший на месте пирамиды Хеопса открыть верблюжьи скачки. Его тут же поставят на место, верно?

Полненькая пани Дзендзелюк вздохнула, тряхнув седыми прядками, выбившимися из-под платка.

– К чему воду в ступе толочь, если денежные мешки все решили? Просто для пирамид мешки должны быть больше.

– Глупая ты, Барбара! – обиженно отмахнулся дед, на том полемика и закончилась.

Тогда он и сходил к замку Ордена золотого горностая второй раз. За двадцать лет там мало что изменилось. Камни они и есть камни. Может быть, стало больше растительности. Дед Дзендзелюк сел на землю, прислонился плечом к стволу ольхи. Знание того, что дни забытого форпоста сочтены, придавало этому месту флер особого трагизма. Солнце спряталось за сизоватое облако, налетел порыв ветра, зашумели изумрудные кроны.

Из-за полуобвалившейся стены вышел бобер. Похоже, что он совсем не боялся, более того, отлично знал, что его видит человек. Зверек остановился и долго глядел на деда Дзендзелюка. Старику показалось, бобер слегка покачал головой, потом неспешно развернулся и скрылся из виду.

Это случилось за неделю до того, как к развалинам замка собрались диковинные звери: кенгуру, медведь, волк, лиса, скунс, а также вполне привычные для поляков еж, петух да лошак, хотя его-то привычным считать, наверное, не стоит.

Глава 2

За день, прожитый восьмерыми гостями в разрушенном замке, местные жители прониклись искренней симпатией к тамбовчанам и циркачам. Петер дал сольный концерт. Теперь поклонниками его таланта стали и польские звери.

Особенно им понравилась песня о Войцехе:

К гамбургскому петуху вернулось ощущение популярности. Нет, он не болел звездной болезнью, просто ему была приятна всеобщая любовь к его таланту.

Теперь стало понятно, почему в лесу было так тихо: почти все звери собрались за замковыми стенами или затаились неподалеку. Предчувствие скорого прихода людей нарастало.

После обеда тамбовчане и циркачи вновь побеседовали с воеводой. Войцех решился-таки открыться новым союзникам. Он рассудил, что если гости окажутся лютыми обманщиками, то пусть уж лучше погубят Орден они, а не люди.

– Я доверю вам тайну, в которую посвящены только члены нашего Ордена, – сказал бобер. – Пообещайте, что никому ее не раскроете.

– Мы будем немы, как могилки, – заверил прыткий Колючий.

– Дзенкуе!

– Что делаешь?! – не понял еж.

– Дурашка, это «спасибо» по-польски, – рассмеялась Лисена.

– Именно так, – подтвердил Войцех. – Следуйте за мной.

Воевода повел гостей в центр замка, туда, где кучи камней поросли пышным кустарником. Войцех вдруг юркнул в кусты, путешественники последовали за ним. Пробравшись за каменные плиты, когда-то игравшие роль потолка, делегация остановилась у лаза. Впрочем, лаз был незаметным, его увивал плющ, и обступила терновая поросль.

– Думается, вы сможете спуститься все, – проговорил бобер, раздвинул плющ и двинулся в темноту.

Михайло, шедший сразу за ним, еле втиснулся в лаз, но метра через три проход, казавшийся косолапому тесной норой, расширился. Глаза тамбовского губернатора постепенно привыкли к темноте, он понял, что попал в коридор заброшенного человеческого жилища.

Ломоносыча слегка подтолкнули сзади.

– Ах, да! – спохватился медведь, давая дорогу друзьям.

За ним в коридор влезли Гуру Кен, Серега, Колючий с Сэмом и Лисена. Иржи Тырпыржацкий и Петер вниз не полезли. Лошак просто не умел ползать по катакомбам, а петух боялся. К тому же куры ужасно плохо видят в темноте.

– Это вход в сокровищницу Ордена, – тихо промолвил Войцех, и его голос многократно повторился в сырой глубине коридора.

– Класс! – порадовался Колючий.

– Класс!.. Класс!.. Класс!.. – понеслось во тьму.

– Цыц, не хулигань, – шикнул на шкодника Михайло.

– Пойдемте, – бобер зашагал по каменному туннелю.

Коридор постепенно сворачивал вправо. Звери протопали несколько десятков шагов, затем воевода скомандовал остановиться.

– Здесь лестница, поэтому ступайте осторожнее.

Начался винтовой спуск. Особо тяжело было Гуру Кену, поскольку ноги австралийца не были предназначены для ходьбы по крутым лестницам, к тому же скользким от влаги. Кенгуру несколько раз поскальзывался, но его неизменно подхватывал Михайло.

Пахло затхлостью и сырой землей. Навстречу дул слабый ветерок.

Наконец ступени закончились. Еще один короткий коридор привел зверей к входу в просторный зал. Дубовая дверь давно сгнила, петли проржавели, да и закрываться-то было не от кого. От стен зала исходило еле заметное зеленое свечение. Здесь было заметно суше, чем в туннелях.

В центре зала стояли несколько сундуков, точнее, их останков. Время не пожалело сундуки, зато их содержимое осталось в целости и сохранности – золото не ржавеет. Здесь были россыпи монет, целые клубки драгоценных цепочек, от изящных женских до толстенных мужских. Кубки, блюда, перстни, – все это было покрыто изрядным слоем пыли, но все равно мерцало неповторимым желтым отблеском.

– Вау, сокровища! – выдохнул Сэм и облизнулся. – Конечно, здесь не так богато, как в Форт-Ноксе, где хранится золотой резерв моих родных Штатов, но и это внушает уважение.

– Да, это сокровища Ордена золотого горностая, – промолвил бобер. – Только что нам до них? Все это – пустой металл, который ценят только люди. Главная наша реликвия стоит там, в дальнем углу.

Звери глянули в указанном направлении и непроизвольно попятились. В дальнем углу, завешанном густой колеблющейся паутиной, стояли железные рыцари.

– Не бойтесь, – усмехнулся воевода. – Это пустые латы. Там их много.

Приглядевшись, тамбовчане и кенгуру со скунсом увидели реликвию лесного Ордена. На возвышении, сложенном из золотых слитков, покоилась изящная статуэтка, изображающая горностая. Зверек стоял вполоборота, как бы ловя носом запахи. Красивое ловкое тело, стелющийся по земле хвост… Неведомый мастер отлично воплотил образ гордого, сильного зверька.

И хотя представления были лишними, бобер произнес:

– Золотой горностай.

Почтительно помолчав, Лисена задала вопрос, который возник у нее еще на входе в зал:

– Пан Войцех! Я обратила внимание на затемнение в противоположном углу. Что это?

– Выход на речной берег. Человеческие начальники очень любят оставлять путь для бегства. Правда, там все обвалилось, и вряд ли кто-то сможет воспользоваться черным ходом.

– Я все-таки посмотрю, – пробурчал Михайло и заковылял к темному пятну.

Ломоносыч рассудил просто: если в катакомбах гуляет сквозняк, то должен быть и второй выход из них.

Парфюмер Сэм обратился к бобру:

– Объясни мне, почему бы вам не взять своего горностая и не убежать отсюда?

– Ты гордишься своей страной, не так ли, Парфюмер? – скорее утвердительно, чем вопросительно проговорил Войцех. – Здесь то же самое. Мы любим наш лес, чтим память предков, а вот этот зал и фигурка горностая для нас являются символами. Кто-то может счесть наш Орден игрой. Возможно, так оно и есть. Но я точно знаю, что рыцарство для меня и моих братьев – не пустое развлечение. Быть рыцарем значит быть честным перед собой, друзьями и родиной. Уйдем – предадим то, во что здесь верят многие века.

– Как же вы собираетесь отстоять это место? – недоуменно спросила лиса. – Стоит людишкам копнуть кучу хлама наверху – и они тут как тут.

– Будем драться.

Сохранявший молчание Серега невесело хмыкнул. Он представил бобра, дерущегося с матерым самцом человека.

Войцеха насторожила сама формулировка Лисениного вопроса.

– Прости, госпожа лиса, вчера ваш воевода обещал помощь, а нынче ты говоришь «как вы собираетесь». Разве не логичнее было бы сказать «мы».

– Ой, это ты меня прости. Никак не свыкнусь с мыслью, что я тоже буду участвовать в избиении людей, – иронично протараторила рыжая.

Волк хмыкнул второй раз, а Гуру Кен хлопнул лапами и заявил решительно:

– Я всю жизнь дубасил людей. Я помогу!

– Да-да, мы это еще вчера слышали, – брюзгливо сказал Серега. – Но, если я ничего не путаю, силой людей не взять. Нам нужна идея.

– Вот как раз идея-то у нас появилась, – радостно пролопотал Войцех. – Сегодня утром я получил весточку от матушки Ядвиги. Она долго размышляла и нашла решение!

Глазки воеводы горели столь сильно, что звери невольно преисполнились энтузиазма, но на серого хищника эта эмоциональная волна не повлияла.

– Ну и где же оно, решение ваше? – поинтересовался волк.

– Матушка Ядвига велела спросить у вас совета, ибо вы уже побеждали людей и знаете, как это делается! – будто по писаному выдал Войцех.

Казалось, будто стал слышен шорох паутины, колеблющейся на ветерке.

Гости переглянулись.

– Он это серьезно, – констатировала Лисена.

– Похоже на то, – согласился Серега.

– Эта их матушка Ядвига – буквально суперкомпьютер какой-то, – добавил Колючий.

А Сэм промолчал, потому что просто выпал в осадок.

– Неужели Ядвига ошиблась? – сокрушенно прошептал Войцех.

– Ничего она не ошиблась, – проворчал вернувшийся Михайло. – У нас решений вагон и маленькая тележка. Особенно после того, что мы тут увидели. Пойдем-ка уже наверх. Слишком стар я стал, чтобы подолгу в пещерах лазить.

Ободренный бобер пожал лапу Ломоносыча и зашагал к выходу.

На обратном пути все молчали. Польский воевода испытывал небывалый оптимизм. Он давно перестал жалеть о том, что открыл секретную сокровищницу гостям. Войцеха удивила прохладца, с которой россияне смотрели на сокровища. Кенгуру тоже не особо ликовал. А вот Сэм отреагировал плохо. Бобер был наслышан о желтом отблеске в алчных глазах. Из поколения в поколение передавались истории о бедах, сопровождавших такие кучи золота. «Да, скунс положительно запал на коварный желтый металл. Надо будет за ним следить», – решил воевода.

Наверху звери долго привыкали к дневному свету. Петер докучал расспросами, Гуру Кен, как мог, удовлетворил его любопытство.

– В общем, ситуация по обстановке такая, – задвинул умное вступление Ломоносыч. – Перво-наперво нам нужно вызволять обезьянина из лап этих, как их, бурундукиллеров.

– Бурундукиборгов, – поправил бобер.

– Да хоть бурундукилек в томатном соусе. Ответственные за исполнение – Колючий, Сэм, а также кто-то из местного населения, наиболее близкий к ним по духу, то есть, полагаю, еноты подойдут. План мероприятия: пришли, забрали, вернулись. Можно дать в ухо за отклонение от генеральной линии нашей дружбы. Задание ясное? Вопросы есть? Отлично.

Все это было сказано настолько быстро, что ни Сэм не успел вставить свое «Я гражданин великой державы и не подчиняюсь чужим приказам», ни бобер-воевода, как раз хотевший отправить с ежом и скунсом братьев-енотов, не смог ничего сказать. Мозг Ломоносыча заработал на всю мощь, не угнаться.

– Второе. Извиняй, Войцех, но мне с вверенными мне друзьями надо будет провести внутреннее совещание. Не подумай, что мы что-то скрываем. Нам будет легче действовать по накатанной схеме, когда все зависит только от нас. Мы друг друга знаем, притерлись и всякое туда подобное. Ну, ты понял. – Михайло дождался кивка бобра. – Ребята, айда прогуляемся. А вас, товарищ Тырпыржацкий, я попрошу остаться.

Колючий, Сэм, Анджей и Кшиштов дружно топали в гости к бурундукиборгам. Братья-еноты обрадовались, получив это задание. Еж был им симпатичен, скунс и вовсе походил на третьего брата. Конечно, полосы на нем были немного другими, только кто на эти частности смотрит?

Стоял ранний вечер. Небо затянула тонкая облачная дымка. В лесу было тепло, но не жарко.

– Далеко нам переться? – спросил Парфюмер.

Он бы предпочел остаться возле крепости и поохотиться на тамошних насекомых.

– Лапой подать, мигом добежим, – ответил Кшиштов, сверкая белым пятном на черной голове.

– Мигом, – передразнил Анджей.

Увалень енот не очень хотел тащиться в логово бурундукиборгов. Анджей не понимал их увлечения грохотом и плясками. Ночью лучше спать, а не заниматься ерундой, считал он. Шайка хип-хоперов славилась враждебным отношением к чужакам. Это обстоятельство также не добавляло Анджею радости.

– Смотри, Кшиштов, – продолжил он. – Закидают тебя шишками, будешь Кшишка.

– Очень смешно, – буркнул брат.

– Не ссорьтесь, мужики, – примирительно сказал Колючий. – Лучше расскажите про тутошних бурундуков.

– Ну, они тут с прибабахом, – дал хлесткую характеристику банде танцоров Анджей.

– Ага, вот так вот сразу! – встрял Кшиштов. – Если кто-то не похож на тебя, то и сразу с прибабахом.

– Ты симпатизируешь бурундукиборгам? – поинтересовался Вонючка Сэм.

– Ну, не то чтобы… Они действительно немножко ку-ку…

– Это он лишь бы со мной поспорить, – пояснил крепыш Анджей.

Еж улыбнулся:

– Хех, мы со стариной Сэмом тоже любим поспорить. Да, Парфюмер?

– Нет, с чего ты взял? – удивился скунс.

– Вот, видали? Уже упирается, – сказал довольный Колючий, поглаживая лапкой коротко стриженную макушку.

Впереди из кустов вспорхнула стая птиц. Путники остановились.

Вокруг располагались островки кустов. Сэм рассмотрел на одном из них какие-то красные ягоды, сросшиеся по две. Было подозрительно тихо.

– В общем, мы уже близко, – прошептал Кшиштов, скорее всего, ради того, чтобы прорвать тягучий заслон тишины.

И вдруг отовсюду сразу полетели шишки. Началась настоящая бомбардировка!

Колючий толкнул Сэма к ближайшему дереву, сам прижался спиной к стволу и наполовину свернулся в клубок. Редкие снаряды, долетевшие до него, отскакивали от иголок, плотно торчащих из тела ежа.

Еноты последовали примеру гостей. Раздался короткий свист, и бомбардировка резко прервалась. Из-за кустов выскочили с десяток бурундуков. К этому моменту Парфюмер Сэм не на шутку разъярился. Его хвост вытянулся, распушился и нервно завибрировал. Колючий мысленно усмехнулся, уж он-то знал, что ждет наглых бурундуков. Сам однажды вляпался…

Тем временем банда смыкала кольцо.

– Вы знаете, на чьей территории шляетесь? – развязно спросил один из грызунов.

– Ребята, мы по делу, – тихо, но уверенно сказал Анджей.

– Сейчас мы разберемся, какое у вас дело, – пообещал кто-то из наглецов.

– Но сначала отметелим, – «обрадовал» еще один бурундук.

– Я гражданин суверенного государства. Я буду защищаться, – твердо произнес Парфюмер.

– То-то у тебя хвост трясется, трус суверенный! – задиристо выкрикнул ближний к Сэму бандит, а остальные покатились со смеху.

– Ох, зря ты это ляпнул, – не без злорадства сказал Колючий.

Скунс развернулся к обидчику и выпустил в него струю ужасного пахучего вещества, из-за которого все разумные существа опасаются этого зверька. Зловонного заряда хватило и на вторую струю. Сэм выстрелил как бы наискосок, задев этой гадостью еще четверых бурундукиборгов.

Эффект был волшебный. Бандиты заверещали, принялись вытираться, но лишь размазывали вонючее вещество все сильнее. Гадкий «аромат» лез в носы, глаза слезились, кольцо окружения превратилось в кучу-малу. Кинувшиеся на помощь подельникам бурундукиборги, поначалу не задетые химическим зарядом, тоже умудрились испачкаться. Полосатые зверьки чихали, кто-то упал на спину, другие в приступе отвращения к запаху расползались в стороны. По округе разносилось нестройное фырканье.

– Получили, щенки? – тоном победителя спросил Парфюмер Сэм.

Анджей и Кшиштов были явно впечатлены. Мощь американского химического оружия внушала почтение.

Еж прошагал к ближайшему бурундукиборгу гордой походкой, будто это он, Колючий, только что обратил стаю бандитов в позорное бегство.

– Где вы прячете Эм Си?

– Никто его не прячет… Ф-ф-фу-у-ух!.. Он на танцполе… С Шершавым… Апчхи!

– С чем шершавым?! Напильником? Вы пытаете его? – надавил на поверженного бурундукиборга тамбовчанин.

– Нет-нет! – в страхе залепетал хулиган. – Шершавый – кличка нашего короля вечеринок. Фух!..

Он показал трясущейся лапкой, куда надо идти.

– Так бы и сразу, – процедил сквозь зубы Колючий.

Через несколько минут скунс, еж и два енота стояли перед широкой низиной, которую бурундукиборги называли танцполом.

На сцене сидели Эм Си и странноватый бурундук, на чьей голове покоилась микросхема. Бурундук уплетал какие-то орехи. Возле сцены сидел отфыркивающийся бандит.

– Слава опередила героев, – пошутил Колючий.

– Это Вонючка Сэм постарался, йо! – донесся до ушей визитеров голос Ман-Кея. – Ну, братан, плохо дело твое. Отмывайся, обливайся, проветривайся, обтирайся, но запах живучий, походишь вонючий…

– Как он меня назвал? – тихо спросил Парфюмер.

– Именно так, как ты услышал, Сэм, – сочувственно промолвил еж.

Скунс ненавидел прозвище Вонючка. Да и кому было бы приятно носить такую кличку?

– Странно, что я услышал это от Эм Си, – проговорил Парфюмер, развернулся и пошел в лес.

Анджей жестом показал Кшиштофу, чтобы тот отправился со скунсом.

Колючий разозлился и решительным шагом направился к сцене.

– Эй, Ман-Кей! – окрикнул он шимпанзе. – Ты только что обидел Сэма.

– О! Колючий! Какой случай! Все тусуешься по лесам, то ли с енотом, а то ли сам? – радостно затараторил Эм Си.

– Да заткнись ты, дурень рифмоплетствующий! – не по-ежиному рявкнул тамбовчанин. – Тебя все заждались. Пойдем к нашим, а потом ты попросишь прощения у Парфюмера.

– За что? – оторопел афро-англичанин.

– За Вонючку!

– Я его так назвал, йо? Известная кликуха. Будто первый раз она попала ему в ухо. Все его так кличут, во, так что ничего личного. А вот дурнем ты зря меня называешь, знаешь…

– Ты к друзьям вернуться хочешь?

– Эй, салага, бритый еж! – встрял Шершавый. – Эм Си уже среди друзей. Вали отсюда, зануда.

– О, рифма! – Эм Си толкнул главного бурундукиборга в плечо.

Колючий хотел было самым непристойным образом выбранить чудака с микросхемкой на макушке, но взял себя в руки и максимально сдержанно сказал:

– Знаешь, Ман-Кей, похоже, ты сильно запутался. Желаю тебе быстро выпутаться. Сидишь тут, на помойке, а нам помощь нужна. Борьба завязывается нешутейная.

Еж развернулся, чтобы уйти, но решил «приласкать» напоследок главного бурундукиборга.

– А ты, чучело коронованное, только вякни мне еще раз. Сэм шутя победил десятерых твоих шпанят, а я таких, как ты, на завтрак ем сотнями.

Анджей и Колючий покинули танцпол.

– Йо, не пойму, что он так завелся, тоже мне, крутой нашелся, – пробормотал Эм Си, и они с Шершавым вернулись к прерванному разговору. Главарь бурундукиборгов решил разобраться с позорным фиаско своих головорезов позже. Облитый Сэмом боец уполз отмываться.

– Скажи, почему тебя так странно зовут – Ман-Кей? – спросил Шершавый.

– Имя мое символическое, практически нервно-паралитическое, имеет значение аллегорическое, смысловое содержание специфическое, в чем-то даже политическое…

– А короче можно? – оборвал словесный поток бурундукиборг.

– Ладно, ладно, не канючь! Ман – человек, а Кей – ключ.

– Так ты человеческий ключ, что ли?

– Вот ключ, – Эм Си схватился за позолоченный знак фунта стерлингов и потряс им перед носом Шершавого. – Это денежная единица, на нее многое может продаться-купиться. Мой папаня, гангстер навек, говорил, что именно за нее держится человек, именно на нее все старается мерить. Сам понимаешь, я не мог не поверить.

История символа, который Эм Си таскал на шее, была более прозаичной, чем значение, вкладываемое афро-англичанином в свою цацку. Позолоченный фунт действительно был ключом – когда-то клоун Пулькин-Дулькин открывал им пивные бутылки. Хвостик стилизованной буквы «f» идеально подходил для этой цели. Однажды Пулькин-Дулькин повесил фунт на шею отца Эм Си, сказал: «Носи, человекообразина ты моя задушевная, ключ человечий» и ушел из цирка. На пенсию. Так и родилось имя Ман-Кей.

Возможно, если бы речи Ман-Кея о денежном ключе услышал кто-нибудь из людей, то им было бы что возразить критику-шимпанзе. Разумеется, не все в нашем мире меряется на деньги, но что еще способен увидеть артист бедного шапито, кроме беспрерывного торга? Надо же было как-то выживать цирку.

С момента, когда шимпанзе, скунс, кенгуру и петух сбежали из цирка, прошло много времени. Жизнь Эм Си круто изменилась, перед ним открылась масса новых возможностей. Он встречал зверей, близких по интересам, и незаметно отдалялся от старых друзей. Они уже не понимали его остроты.

Может быть, об этом стоило поразмыслить. Ман-Кей дал себе зарок подумать на эту тему и вернулся к трепотне с Шершавым.

Совет Михайло, Лисены, Сереги, Гуру Кена и Петера прошел на узенькой продолговатой поляне. Сквозь деревья просматривалось поле, раскинувшееся на другом берегу речки. Где-то в стороне находились хутор и памятный мосток, но их отсюда видно не было.

– Полагаю, всем ясно, что задача нарисовалась не из легких, – приступил к делу Ломоносыч. – Мы, конечно, гоняли четырех, как говорят в Тамбове, отморозков. Ну, справлялись и с парочкой браконьеров. Это факт. Но, насколько я понимаю в людях, сюда явятся десятка два мужиков со всякими инструментами да машинами. Это вам не четыре хулигана. Соображения?

– Я есть иметь сведения про человечий стройка! – откликнулся Петер. – Большие трактора, огромный пустырь, много камень, много человек, шум, лязг, а через несколько месяцев – дом.

– Ага, я так себе и представлял, – сказал Михайло.

– Сначала они захотеть делать площадка, привезти техника, только потом ломать, – добавил Петер.

– Вот это уже лучше, – включилась в обсуждение Лисена. – Значит, у нас будет несколько дней даже после того, как они появятся.

– Именно, – удовлетворенно кивнул медведь-губернатор. – В этой связи у меня есть опять-таки два предложения. Будем действовать методом запугивания и путем наглых диверсий. У этих мест есть отличная предыстория с проклятьем. Не использовать ее – грех.

– Согласен, – осклабился Серега. – У меня появились смутные идеи насчет того, как можно использовать начинку погребка, который мы сегодня посетили.

Михайло стукнул лапой по земле:

– Отлично. Стало быть, умы заработали. А теперь – первые конкретные задания. Ты, Василиса, беги в ближний хутор. Подслушивай, вынюхивай, собирай все сведения, которые касаются будущей стройки. Ты, Петер, пой соловьем, поднимай дух личного состава рыцарского замка. Вот…

– А я? – поинтересовался волк.

– А ты повыть можешь? – Косолапый смотрел серьезно, и Серега подумал, что медведь все-таки не шутит.

– Повыть? Не сезон же вроде…

– Не ради искусства спрашиваю, – строго сказал Ломоносыч.

– Попробую, – ответил серый.

На том и порешили.

Глава 3

Бывает, сядешь за разработку детального антикризисного плана, напряжешь мозговые извилины, а тут – бац! – оказывается, что опоздал. Пока ты готовился к беде, она взяла, подлая, да и наступила.

Утром в лесу что-то зарычало, загрохотало, а потом к руинам замка вышли трое: новоиспеченный хозяин земли – хмурый энергичный мужчина тридцати пяти лет, облаченный в легкий деловой костюм и дорогие туфли, главный строитель лет сорока и невысокий рыжий мальчик.

Пацан глядел на развалины широко распахнутыми глазами. На восторженном веснушчатом лице застыла особая мальчишеская полуулыбка, словно говорящая: «А вот и главные тайны да сокровища мира!»

– Папа, – тихо обратился паренек к хозяину угодий, но тут совсем близко завизжали пилы, и разговор превратился в крикливый обмен репликами.

– Что?! – заорал мужчина.

– Вы это мне, пан Гржибовский?! – пробасил начальник стройки.

– Нет! Мне! – замотал головой мальчишка.

– Сын, что ты сказал?!

– Папа, здесь здорово!..

– Что здесь?!..

– Здо! Ро!! Во!!!

– Ась?! – вклинился строитель, снимая каску.

– Сделайте свой шум потише, мне надо поговорить с сыном! – гневно отчеканил хозяин.

Главный строитель обернулся к лесу, где между деревьями маячили оранжевые фигурки рабочих. Строитель махнул каской, мол, как скажете, и взревел ничуть не тише пароходного гудка:

– Шабаш, хлопцы!

Адский визг сразу стих.

Наступила невероятная тишина, она неожиданно надавила людям на уши, но через несколько секунд слух вернулся, и пан Гржибовский обратился к строителю:

– Не нужно демонстрировать мне бурную работу, пан подрядчик. Я читал смету, видел план. Мне не нужно знать, что и как вы делаете. Я плачу за результат. Не уложитесь – пеняйте на себя. Я не буду лазить по округе, мешая вам, только зарубите себе на носу: когда здесь я, шума быть не должно. Вы поняли?

– Понял, пан Гржибовский, – понуро кивнул строитель.

– Что ты сказал, сын мой? – строго поинтересовался пан Гржибовский.

– Папа, неужели ты решил восстановить этот замок?

– С какой стати? – хмыкнул отец. – Здесь будет суперсовременный четырехзвездочный отель. Люди готовы платить кучу деньжищ за то, чтобы болтаться по лесу с ружьем и стрелять дичь. Ты еще молод, а как подрастешь – сам поймешь все выгоды моего проекта. Ну, иди, посмотри на развалины, а я закончу разговор с паном строителем.

Пан Гржибовский слегка хлопнул паренька пониже спины, и тот отправился к руинам.

Шлепок раздосадовал мальчика. Он понимал: отец таким способом безыскусно показывает ему свою приязнь. А может, и не ему… В любом случае, двенадцатилетний парень считал, что достиг возраста, когда родители должны проявлять внимание к детям другими способами. У мальчика даже покраснели уши от стыда.

Зато впереди его ждали таинственные, дышащие стариной развалины замка.

Отец вновь принялся выговаривать строителю что-то о сверхмалых сроках, в которые тот должен уложиться.

– Давайте для ускорения строительства наймем местных мужиков, – предложил главный строитель.

– Ни в коем случае, – отчеканил пан Гржибовский, поправляя на затылке рыжеватые волосы, и без того идеально прилизанные. – Местные начнут таскать материалы по домам. Знаю я эту публику. Не своруют – не успокоятся. Вон, они сами ходят за мной: «Возьми на работу». Обойдемся. Лучше наймите людей в Варшаве.

Парень плюнул на скучные споры взрослых и зашагал к каменному остову, выглядывающему из зарослей.

Воображение мальчика достраивало недостающие стены, крышу, предметы старинного быта: лопаты и грабли, прислоненные к чулану, горшки на лавке, телегу в дальнем углу крепостного двора. С каждым шагом парень представлял себе все новые и новые подробности. Замок оживал.

Каких людей укрывала эта крепость! Какие осады видывала! Эти стены помнили отважных героев – отчаянных смельчаков, готовых биться хоть с целой армией, и спокойных, уверенных в своих силах зрелых полководцев. Зачарованный пацан уже слышал грохот лат, цокот копыт по мостовой, дребезг деревянных колес. Рыцари говорили что-то веселое, девушки отвечали им смехом. Романтический век, время меча и чести…

– Сигизмунд! – это был голос отца.

Мальчик поморщился. Папа назвал его по имени, значит, надо торопиться, ибо случилось что-то важное. Не дай бог, если пан Гржибовский закричит еще раз. Умением ждать польский бизнесмен не славился.

Естественно, произошло худшее, отец уже давно звал Сигизмунда.

– Я кричу тебе третий раз, – раздраженно проговорил пан Гржибовский, и его губы вытянулись в тонкую бледную линию.

– Извини, отец. Я пришел так быстро, как только смог, – тихо сказал парень.

Старший строитель сочувственно покачал головой.

– Что вы головой качаете, как маятником? – процедил бизнесмен.

– Шею разминаю, а то, гляжу, крепко же вы на нее сели, – иронично заявил строитель и отправился руководить рабочими.

Им предстояло дождаться счастливого момента, когда нервный клиент покинет будущую стройплощадку, и продолжить пилить лес. Прежде всего, к руинам следовало провести дорогу.

Пан Гржибовский выкатил глаза и открыл рот, желая сказать что-нибудь резкое, но, поразмыслив, закрыл. Сигизмунд, наблюдавший за отцом, в этот миг вспомнил аквариумную рыбку-телескопа.

– Пойдем, сын, – скомандовал хозяин угодий и зашагал прочь от замка, бурча на ходу: – Мы и так потеряли много времени. А время, как известно, деньги.

– Может, лучше замок восстановить? – робко спросил Сигизмунд.

– Ха! Да ты представляешь, в какую сумму это обойдется?! – не снижая темпа, принялся объяснять бизнесмен. – Все под снос, и никак иначе! Фундамент, стены, сэндвич-панель, сайдинг. Минимум затрат, максимум прибыли. Учись, малыш!

Сигизмунду стало скучно. Немного развлекло слово «сэндвич-панель». Парень представил огромный американский бутерброд, этак два на два метра, который устанавливают вместо стены. Второе пришествие знаменитого пряничного домика из старых волшебных сказок. Только вместо родных пряников – заморский фаст-фуд.

Отец продолжал лекцию об экономике. Вскоре его голос смолк, и лес снова погрузился в визгливый ад работающих бензопил.

Разумеется, за непрошеными гостями следили незаметные для людского глаза наблюдатели. Михайло в компании Войцеха и Сереги залег чуть в стороне от руин, на противоположном краю опушки притаились Колючий с Сэмом и Гуру Кеном, а также братья-еноты и прочие польские рыцари. Лисена еще ночью отбыла на разведку.

Утро было ясное, а вот мысли Ломоносыча – пасмурные. Медведь ходил расстроенный с вечера. Новость о хамстве шимпанзе сильно его расстроила. И не то чтобы Михайло не ждал такого от Эм Си… Жалко было Парфюмера. Плохо, когда накануне серьезного испытания у твоих друзей отвратительное настроение, это вредит делу. Ман-Кей незаслуженно обидел скунса.

«Да и можно ли обидеть заслуженно? – ударился в философию косолапый. – Всякая обида – незаслуженная».

Впрочем, философствовать было некогда. Визг бензопил да приход к развалинам цитадели трех людей застали зверей врасплох. Подготовиться должным образом не удалось.

– Ладушки, будем действовать по обстоятельствам, – прошептал Михайло спутникам.

– Знаете, о чем я думаю в последние сутки? – спросил вдруг Войцех.

– О чем? – обернулся к нему Серега.

– Было бы великолепно, если бы нам удалось привлечь на свою сторону…

– …человека, – закончил Михайло.

– Да, а откуда ты?!.

– Похожая мыслишка и у меня появилась, когда я за мальчишкой наблюдал. Паренек явно хороший, хотя папаша всеми силами пытается его запоганить.

Волк глухо усмехнулся. Бобер почесал нос.

– Я, признаться, размышлял не о мальчугане, – промолвил Воевода. – Есть в соседнем хуторе старик. Мы его давно знаем. Недавно он пришел сюда, сидел долго, головой качал. Чувствует святость этого места, точно вам говорю! Никого ни разу не обидел, хоть в лесу проводит времени чуть ли не больше, чем в своей человечьей стае.

– Мысль перспективная, – признал медведь. – Только кто к нему пойдет? Ты, Серега или, может, сразу меня пошлем?

– Понимаю твою иронию и улыбаюсь вместе с тобой, – добродушно сказал бобер. – Но, кажется, я придумал способ его привлечь. Новые времена, новые проблемы, новые методы их решения. Предлагаю показать ему одну из золотых вещей.

– Подкуп?! – хором выдали тамбовчане.

– Нет, добрые паны, – энергично покрутил мохнатой головой Войцех, отчего его широкие щеки затрепетали, словно два мешочка. – Этот человек вряд ли польстится золотой корыстью.

– Привести его сюда, стало быть. А зачем? – Михайло пытался понять логику польского воеводы.

– Ну, он увидит, что тут хранится, и поймет, что нельзя это все рушить. Или придумает, куда перепрятать.

– Себе домой, – прокомментировал Серега.

– Уверен, что нет. В отличие от этого, Гржибовского.

– Не будем спешить, – подытожил Ломоносыч.

На другом конце опушки, возле склона холма, на котором покоилась ветхая цитадель, еж, скунс, кенгуру и еноты обсуждали услышанное от людей.

– А хозяин-то пришлый фамилию потешную носит. От польского слова «гриб» образованную, – заметил Анджей.

– Жалко, шляпы на нем нет, – хмыкнул Колючий. – А то было бы, как в соседней с нашим Тамбовом Рязани.

Кшиштов встрепенулся:

– А что в Рязани?

– А в Рязани грибы с глазами. Их едят, а они глядят.

Поляки и Парфюмер с Гуру Кеном рассмеялись.

– Тут ребята разведали, что строителей всего шестеро, плюс те трое, которых мы видели. Итого девять, – сказал Кшиштов.

– Будет больше, – уверил австралиец. – Пробьют дорогу, тогда и нагрянут основные силы соперника.

– Это точно, – подтвердил Сэм.

Впрочем, Колючий решил, что Парфюмер буркнул это совершенно случайно, мысли скунса были далеко.

Еноты приуныли, но тут прилетела малиновка и позвала их к месту общего сбора.

Звери собрались в одном из затейливых оврагов, изрывших соседний холм. Длинный пологий бок холма спускался к реке. Талая и дождевая вода много лет вымывала почву, и теперь склон был подобен маленькому урочищу. Деревья здесь были редки, в основном росли полоски кустарника и трава.

Пан Гржибовский не рискнул возводить здесь свою охотничью гостиницу, слишком уж зыбким был грунт. Прочие местечки, где можно было бы развернуть строительство, либо находились в заболоченной низине, либо оказались очень узки. Поэтому выбор пал на холм, где спряталась разрушенная цитадель Ордена золотого горностая.

Итак, в широкий овраг, имеющий множество боковых ответвлений, сбежались звери и слетелись птицы. Здесь были хорьки, еноты, суслики, ящерицы, белки, кабанчики, малиновки, чибисы, сонные совы, пара соколов и куча всяческих пичуг.

– Запомните это место, – сказал им Войцех. – Тут будем совещаться. Жить в крепости, под носом у людей, нельзя, чтобы не привлечь их внимание к священной цитадели раньше времени. А теперь послушайте наших друзей.

Михайло встал, немного смущенно откашлялся, собираясь с мыслями.

– Здравствуйте все. У нас есть определенный опыт борьбы с людьми. Мы попытаемся вам помочь, но для этого нам нужно быть уверенными в том, что вы поддержите любые наши начинания и выполните любые наши… – медведь сделал паузу, – приказы.

Звери зароптали, загалдели птицы. Бобер-воевода поднял лапу, гомон стих.

– Лучше сражаться под началом друга, чем сдаться врагу, – провозгласил Войцех.

Сход согласился, сперва неуверенно, потом единодушно.

– Итак, дорогие мои союзники, – продолжил Михайло Ломоносыч. – Наше первое оружие – хитрость. Не получится у нас выйти в чисто поле и одолеть человека в честном бою. Рыцарские законы к людям не применимы. Врага надо лишить всего, чем он может нанести вред лесу и дорогим для вас замковым стенам. Видите оставленные инструменты – тащите и прячьте. Наткнулись на провод – грызите. Хорьки есть?

– Туточки! – откликнулись остроносые непоседы, чьи глазки-бусинки зыркали по сторонам с невероятной скоростью.

– Провода – опасная штука, но они вполне вам по зубам. Убедитесь, что на другом конце провода ничего не работает, или не горит лампочка, и тогда кусайте. Вещество, в которое люди прячут металлическую часть, говорят, вкусное. Но я бы не стал этим увлекаться. Испортили провод и тут же отступили. Когда появятся машины, станет еще легче. Залез ночью в двигатель и кусай не хочу, там и опасности нет почти. Поняли?

– Вопросов не имеем! – весело ответили хорьки.

– Теперь бобры. Ребята, вам придется ночами подтачивать деревья, чтобы они валились на дорогу, которую, я полагаю, люди полностью пропилят завтра к вечеру. Понимаю, вам будет много работы, а им убрать ствол – дело нескольких минут. Но они обязательно занервничают. Больше всего человека выводит из себя обилие мелких проблем. Он считает себя слишком большим и могучим, чтобы отвлекаться на мелочи. А когда они начинают его засасывать, все его величие и могущество заслоняются злостью. Злость заставляет ошибаться, испытывать неуверенность и отказываться от прежних планов. Ясно?

– Да! – донеслось со всех сторон.

– Отлично. Перейдем к птицам. Помимо того, что вы, дорогие мои, являетесь связными и наблюдателями, вашей задачей станет банальное бомбометание. Кушайте побольше, летайте над строителями почаще. Ну, вы поняли.

Раздался веселый смех.

– Существуют и другие задачи. Они куда более сложные, но их мы пока не ставим, в основном они лягут на наши плечи. Василиса ушла на разведку, вызнает новости в деревне. Не исключаю возможности нашего нападения на хутор. Если уж вести партизанскую войну, то по-крупному. Согласны?

– Конечно!

– Чую в вас дух отваги. Молодцы. Стало быть, пора поговорить о втором оружии. Наше второе оружие – это осторожность. Если решил умыкнуть ножовку, убедись, что тебя не видят, а ты справишься с ношей. Кусаешь провод – то же самое. Запомните: нас здесь нет. Люди не должны нас видеть. Это ударит по ним не меньше, чем ущерб, который мы им нанесем. А когда будет нужно, они увидят, скажем, меня или Серегу, хе-хе… Никакого лихачества, наши союзники – тишина, темнота и тайна. Усекли?

– Разумеется!.. Точно!.. Ясно, пан Михайло!.. Зададим им!..

– Тогда назначаю начало военных действий на завтрашний вечер, – поставил точку Войцех.

Глава 4

Сразу после утреннего посещения руин пан Гржибовский уехал в столицу по срочным делам. Сигизмунд попросился остаться, и отец разрешил. Коттедж есть, почему бы им не воспользоваться? Миллионы детей проводят лето в деревнях. Молоко, воздух, река. Начальник стройки обещал нанимателю присмотреть за пареньком.

День Сигизмунд провел, гуляя по хутору и его окрестностям, вечером вернулся в коттедж и сел за чтение. Спустя два часа сын пана Гржибовского отложил книгу. Это были «Крестоносцы» Сенкевича.

Мальчишка посмотрел в окно, на зелень яблоневого сада, обступающего дом. Книга была захватывающая, но глазам требовался отдых.

Яблоки прятались в листве. Скоро поспеют. Зачем только отец решил спилить здесь почти все деревья? Вечно ему современный дизайн подавай. Парень вспомнил папины слова: «Сюда будут приезжать мои партнеры. Они должны попадать не в глупые деревенские заросли, а в настоящий сад европейского качества. Соображай, Сигизмунд».

Сигизмунду не нравилось его имя. Оно было какое-то смешное, громоздкое, хоть и напоминало о королях и прочих дворянах. Естественно, отец назвал его не просто так, а для того, чтобы в будущем, когда Сигизмунд вырастет, имя придавало ему солидности. Парень терялся в догадках, чем думают взрослые, нарекая своих детей? Пан Сигизмунд Гржибовский. Звучит, словно Эдуард Мухоморов.

И будет он с утра до вечера крутиться, орать на подчиненных, лицемерить с партнерами, выгадывать, выкраивать, обманывать, сам налетать… Отец начинал с торговли, потом вложился в недвижимость, провернул несколько удачных сделок, затем еще, еще, и вот она – стройка века – проект охотничьего хозяйства с гостиницей повышенной комфортности на шестьдесят персон.

У Сигизмунда аж зубы свело от этого трехэтажного названия. Разве может скрываться за ним что-нибудь интересное? То ли дело старый замок. Надо будет туда напроситься со строителями. Начальник стройки вроде бы хороший мужик.

Как же его зовут? Казимир, точно. Удивительно: отец ухитрился ни разу не назвать пана главного строителя по имени!

Он как раз вернулся в коттедж «с объекта».

– Салют, Сигизмунд.

– Здравствуйте, пан Казимир.

Строитель поставил на стол трехлитровую банку молока.

– Вот, прикупил у бабки Дзендзелючки, – сказал Казимир. – Занятная женщина. Вроде бы говорили пару минут, а я уже знаю последние хуторские сплетни и мировые политические новости. Говорят, что наша стройка обречена на провал, а конец света вообще ожидается со дня на день. Пей.

Начальник разлил молоко по кружкам, одну подвинул к Сигизмунду. Мальчик встал с лавки, подошел к столу, угостился.

– Извините, что вы сказали о стройке?

Густые брови мужчины еле заметно поднялись. «Неужели пацанчик совсем в папашу? – подумал Казимир. – На конец света ни малейшего внимания не обратил, а за провал стройки сразу зацепился…»

– Развалины, которые ты видел, якобы прокляты. Несколько веков никто из местных даже и подумать не смел туда соваться. Страшно, ясное дело. Суеверия долго живут, а старухи за них любят цепляться. Ерунда, конечно, мы с ребятами посмеялись и разошлись. А представь, как бы все заволновались еще сотню лет назад, а?

Теперь строитель удивился второй раз. Глаза Сигизмунда расширились, малец заметно разволновался.

– Я, пан Казимир, сразу в этом замке что-то особое почувствовал, – тихо, но со страстью заговорил Гржибовский-младший. – Будто моргнешь, а крепость-то в тот же миг и восстановится. Только, знаете, не тяжелое это было чувство. Не проклятье, а как бы наоборот.

«Ух ты! – изумился начальник стройки. – Ошибся я в парне, поторопился». Взрослым часто кажется, что они видят ребенка насквозь. Отсюда и скорые неверные выводы да предвзятое отношение. То ли это свидетельство гордыни, то ли маленькая месть. Ведь взрослый никогда уже не станет ребенком.

Мужчина пил молоко и вспоминал свои двенадцать лет. Золотое времечко. Мир тогда казался ему волшебным.

– Хочешь еще туда сходить? – спросил наконец главный строитель.

– Да, пан Казимир! – выпалил Сигизмунд.

– Хорошо, завтра утречком и пойдем. Ты парень разумный, осторожный, шею не свернешь.

– Конечно, нет! – заверил мальчик.

Следующий день он провел в замке, все тщательно облазил, правда, к огромному облегчению зверей, не обнаружил входа в тайные подземелья. Прошелся до второго оврага. Здесь работу бензопил слышно не было. Он долго сидел на вершине, любуясь облаками, рекой и долиной, раскинувшейся на ее противоположном берегу. Овраги тоже показались парню интересными. Затем Сигизмунд вернулся к остову цитадели, достал из рюкзачка «Крестоносцев», устроился на древнем камне и принялся за чтение.

В рюкзачке нашлись бутылка молока и ватрушки, так что мальчик не бедствовал до самого вечера. Потом пришел пан Казимир, и они вернулись на хутор.

– Можно, я и завтра?.. – робко спросил Сигизмунд.

– Можно, – коротко кивнул главный строитель, пребывавший в хорошем расположении духа.

Как и предсказывал Михайло Ломоносыч, к следующему вечеру строители закончили просеку, идущую от проселочной дороги к самому замку. Пан Гржибовский дал на это ужасающе мало времени, поэтому на второй день деревья валили уже десять работяг, затем оттаскивали их в стороны, а пни спиливали под основание, не корчуя. Распиловку леса отложили на потом.

С середины дня на освобожденный от деревьев участок стали заезжать самосвалы, груженные гравием. Они ссыпали белую пыльную россыпь камней, а гусеничный трактор разравнивал кучи. Теперь к визгу пил добавилось тарахтение моторов, по округе распространился черный едкий дым. Зверям с их чувствительным нюхом пришлось чрезвычайно тяжко.

– Слишком быстро они за дело взялись, – покачал головой медведь, следивший за работами. – На Тамбовщине вся эта катавасия растянулась бы на неделю.

Он не предполагал, что люди за пару дней не только сделают просеку, но и подготовят половину подъездного пути.

Михайло обошел замок по широкой дуге и вышел к месту сборов. В овраге его дожидался Войцех.

– Прыткие у вас людишки водятся, – признал косолапый. – Но мы тоже не лыком шиты. Командуй, воевода, своим бобрам, чтобы грызли несколько деревьев как можно дальше от крепости. Парочку пусть прогрызут так, чтобы сами не завалились. Хорьки во что бы то ни стало должны испортить трактор. Мне же выдели кабанов покрупнее. Будем заниматься мартышкиным трудом.

Ломоносыч вспомнил о Ман-Кее и вздохнул.

Ночью закипела работа. Строители напрасно оставили площадку без присмотра.

Дисциплинированные бобры чуть ли не строем прочапали на позицию, вгрызлись в стволы высоких, но более-менее тонких деревьев. Хорьки совершили набег на трактор, приведя все провода в негодность. Михайло, Иржи Тырпыржацкий, Гуру Кен, Серега и кабаны занялись перетаскиванием спиленных деревьев обратно на дорогу. Устали, конечно, зверски, зато людям подготовили достойный сюрприз.

Колючий маялся от вынужденного безделья. Ни ему, ни Сэму, ни Петеру пока не нашлось применения. Петер почти не стеснялся такого положения, он теперь постоянно давал концерты, и его песни поддерживали боевой дух лесного ополчения.

Парфюмер Сэм совсем замкнулся в себе. Он остро переживал обиду, нанесенную Ман-Кеем. Американец слишком сдружился с Эм Си. Вера в друга усилилась во время приключений, пережитых четверкой циркачей в тамбовском лесу. «Что со мной? – задавался вопросом Сэм. – Раньше я бы не обратил внимания на слова Ман-Кея! Да вот же, когда мы с Колючим выпали из корзины, еж назвал меня Вонючкой, а я почти не обиделся. Дело не в кличке. Соль в том, как ее произнесли… Мы же с Эм Си столько лет в цирке прожили, и вдруг он говорит обо мне так пренебрежительно, будто о чужом. Не узнаю тебя, старый друг».

Еж пытался отвлечь скунса от грустных мыслей, но не особо преуспел. В конце концов Колючий сдался и решил оставить Парфюмера в одиночестве.

Потом ежу захотелось еще раз поглазеть на священный тайник Ордена, и он спустился в подземелье. Лазанье по темным переходам без друзей воспринималось совсем иначе, ежу стало жутковато. Однако он собрался с мужеством и продолжил путь. Таков был характер Колючего – если он что-то решил, то трудности его не остановят.

В зале, где хранились сокровища, латы и золотой горностай, еж долго рассматривал доспехи, не обращая внимания на залежи драгоценных вещиц. Латы отлично сохранились. Безусловно, их покрыл слой ржавчины, а на нее легла пыльная пелена…

Колючий отодвинул лапкой завесу паутины и подошел к первому железному истукану, изучил его вблизи. Вполне целый металл. Между пальцами стальных краг ловкие пауки сплели изящные сетки. Еж потрогал полую руку, пальцы сдвинулись, нарушив паутину. Недовольный паук спрятался между щетками, призванными прикрывать предплечья. Россиянин хмыкнул.

– Рыцари, значит, – прошептал он. – Рыцари из проклятого замка…

Потом Колючий полюбовался фигуркой горностая. Изящная работа, ничего не скажешь. На вкус ежа, гордого зверька лучше было бы вырезать из дерева. Золото придавало горностаю какой-то наглой самоуверенности. «Наверное, это чувство возникает из-за того, что я много знаю о золоте», – решил россиянин.

Выбравшись из каменной норы, еж отправился искать братьев-енотов.

Кшиштов нашелся в овраге, на месте сборов.

– А, пан Колючий! – обрадовался он. – Давай посидим вместе. Я тут наподобие связного. Прилетают птички, я принимаю отчет и либо отпускаю их, либо посылаю к магистру Войцеху. Скучно.

– А где Анджей?

– Братан-то? Потопал искать пани Лисену.

– У вас же на этот случай птички есть, – резонно заметил еж.

– Это понятно. Он же не просто за ней пошел, а с особым заданием секретного свойства.

– Такого секретного, что ты даже мне не расскажешь?

– Конечно, мне нельзя никому говорить. Самая высокая степень секретности! Поэтому слушай…

Лисена провела в деревне целые сутки. Ловкая хищница избегала встречи с собаками, искусно пряталась от людей и узнала многое о жизни польских крестьян. Подслушивая разговор двух мужиков, трепавшихся на сельском причале, рыжая с трудом удержалась от смеха. Они обсуждали кражу лодки у рыбаков-неудачников Збигнева и Зденека. Потом, прокравшись к магазину, лиса проведала, о чем судачили женщины. Кража лошака? Это шпанята Колючий и Сэм. Пропажа козленка? Спросите подробности у Сереги. Мимо пробежала стайка детишек. Они спешили на реку. Вдруг снова покажется ослик с енотом и ежом на спине? «Со скунсом, глупышки», – мысленно поправила их Лисена.

На границе хутора стояли вагончики, в которых должны были жить строители, но сейчас были заселены лишь два из восьми. В них жили десять работяг, днем валивших лес, да тракторист. Здесь лиса узнала, что с деревьями справились, через полдня будет готова грунтовая дорога, а бригада вальщиков расчистит место перед «графскими развалинами». Рыжая скрипнула зубами: «Надо скорее заканчивать разведку, там у наших большие проблемы».

После вагончиков разведчица побывала возле коттеджа пана Гржибовского. Лисена засела в яблоневом саду. Тут было тихо. Сын польского бизнесмена читал на втором этаже, дядька, отвечающий за стройку, давно храпел на всю веранду. «Могли бы и внутри ему поселить», – попеняла хозяевам дома рыжая. Она не знала, что пан Казимир сам выбрал веранду, потому что обожал свежий воздух.

Лисена решила подремать. Часа в три чуткая хищница услышала шорох. Сначала она напряглась, затем расслабилась. К ней пробрался Анджей.

– Фух, еле доковылял, – пропыхтел енот. – Вот тебе.

Он вручил тамбовчанке золотую цепочку с изящным кулоном-сердечком.

– Ух ты, какая прелесть, – пролепетала Лисена. – Это… Это мне?

– Нет, конечно! – пораженно сказал Анджей. – Для дела.

– А я-то губу раскатала, – обиженно протянула рыжая.

– Ну так закатай, пожалуйста, обратно, – хмыкнул енот. – Ты, безусловно, красавица, но не до такой степени, чтобы я для тебя украл у Ордена кусок золота.

– Мелочный век, мелочные рыцари, – с издевкой прошептала Лисена, глотая обиду. – Где подвиг? Где сильный поступок?

– А мы сейчас разве не заняты его совершением? Внедрение в тыл врага, дерзкая разведка.

– Больно ты дерзок. Ночью в яблоневый сад пробираться. Ладно, кому взятку давать будем? Старосте?

– Взятку? Мы не в карты играть пришли, – совсем не понял лису енот.

– Я в смысле дачи на лапу, – попробовала пояснить Лисена, только Анджей запутался еще сильнее.

– Для кого цацка? – рявкнула рыжая.

В соседнем дворе залаяла собака.

– Тише ты, заклинаю тебя золотым горностаем! – испугался енот-рыцарь.

– Да хоть медным тазом, – прошипела Лисена. – Не трать время, отвечай по существу.

– Тут живет человек, старик. Он как бы за нас. Золото привлечет его интерес.

– А вы не боитесь, что запустите лису в курятник?

– Тебя?! – захлопал глазами Анджей. – А! Ты думаешь, он позарится на наши несметные сокровища?

– Да.

– Не должен. Не такой он.

– Хорошо, вам виднее. Что нужно делать, всучив ему эту взятку?

– Это не… – хмуро начал енот.

– Знаю, – отмела возражения Лисена. – Шутила я. Что-то ты, Анджей, по ночам какой-то тормозной становишься.

И подумала: «Все-таки раскатала губенку-то. Вон как ляха задергала. Ладно, Василиска, стыришь ты желтых висюлек еще на свою долю».

– Мы проводим его к цитадели, а там уже Войцех будет действовать, – промолвил полосатый рыцарь.

– Ну, пойдем к твоему честному старикану.

Лиса и енот осторожно пробрались к дому пана Дзендзелюка. Поляк подсказывал дорогу, тамбовчаночка следила за тем, чтобы не нашуметь или не выскочить на какого-нибудь дворового пса-полуночника.

На собак не напоролись, зато столкнулись нос к носу с шальной кошкой. Мурка выбежала из-за плетня, резко остановилась, зашипела, выгнув спину.

Лисена оскалила клыки, на одном из которых качалась цепочка с кулоном. В свете луны кошка разглядела вставшую дыбом лисью шерсть. Енот прятался за спутницей.

– Дура заполошная, сама себя испугала, – на грани слышимости проговорила Лисена.

Кошка медленно попятилась, не отрывая взгляда от глаз лесной хищницы.

– Сейчас собак позову, куроедка, – пообещала мурка.

– Смотри не перестарайся, а то саму задерут, – насмешливо ответила лиса и сделала вид, что атакует.

Кошка истошно мяукнула и припустила прочь. Прогавкал два раза, не просыпаясь, и затих пес за плетнем. Второе «гав» получилось смазанным, вроде «вау».

Лазутчики продолжили поход.

Старик и старуха почивали. Свет в доме не горел, дверь была заперта, зато окна открыты нараспашку.

– Как же мы зайдем? – озадачился Анджей.

– Я лично запрыгну в окно, – ухмыльнулась Лисена и тут же выполнила обещание.

Енот остался внизу.

Нюх, зрение и слух мгновенно сообщили лисе, где находятся хозяева дома. Вот они, сопят на кровати, стоящей у дальней стены комнаты.

Василиса уселась на подоконнике, аккуратно сдвинув наполненную водой крынку.

Чуть склонив голову, тамбовчанка выпустила из зубов цепочку. Золотишко звякнуло о крашеную доску подоконника. Люди не проснулись.

Лисена подняла драгоценность и повторила бросок. Старик заворочался.

Цепочка четырежды встретилась с подоконником, прежде чем пан Дзендзелюк сонно спросил:

– Кто здесь?

Его рука стала шарить по стене, ища кнопку ночника.

Рыжая терпеливо выжидала, снова повесив украшение на клык.

Вспыхнул приглушенный свет. Старуха проворчала что-то сердитое, отвернулась к стенке.

Дед Дзендзелюк сел на постели, свесив ноги, глянул на темное окно и перестал щуриться.

– Ну, здорово, если ты не признак надвигающегося маразма, – сказал он лисе.

Лисена помотала головой, дескать, настоящая я, не бойся, человек.

Она встала, потянулась, развернулась к улице, махнула пушистым хвостом, словно рукой.

– Что, приглашаешь с тобой идти? – спросил старик.

Рыжая резко вздернула подбородок, разжимая челюсти. Цепочка пролетела через всю комнату и упала к тапочкам пана Дзендзелюка. Дед, кряхтя, поднял вещицу.

– Ишь ты…

Лиса еще раз махнула хвостом.

– Ну, голубушка, я тебе так скажу. Вот это, – Дзендзелюк потряс цепочкой, – мне не интересно. Не нажил за всю жизнь богатства, а сейчас оно мне тем паче не нужно. А вот сходить с тобой – схожу. Впервые такую умницу встречаю. Погоди только, оденусь.

Лесная гостья послушно уселась и ждала. Старик натянул носки, штаны, кутку, сгреб папиросы и зажигалку со столика, крадучись, чтобы не разбудить Барбару, пошел к выходу.

– Ты как хочешь, а я через дверь.

Он слышал байку о том, что одному горожанину умная крыса повадилась носить деньги из чьего-то тайника. Мужик щедро кормил смышленого пасюка за каждую доставленную купюру. Потом, правда, крысюк стал волочь погрызенные бумажки, и небольшой бизнес человека и животного закончился. Но чтобы лисы золотишко подтаскивали…

Лиса ждала возле крыльца. Да не одна, с енотом.

– Чудны дела твои, Господи, – пробормотал пан Дзендзелюк. – Ну, айда, разумники.

Глава 5

Ночью подул северный ветер и слегка похолодало. Рассвело, сонные люди выползали из вагончиков, зевали, умывались, глотали горячий чай. Вернувшись на просеку, рабочие просто обалдели: на расчищенный участок были навалены деревья.

Пан Казимир гневно вышагивал вдоль завалов, и ругань его могла бы взять приз «Лучшая брань десятилетия». Вместо того чтобы заняться расчисткой стройплощадки, строители принялись растаскивать деревья.

Самосвалы со щебнем, заказанные на утро, простаивали, не имея возможности доехать до точки назначения.

Начальник стройки заскочил в джип и метнулся к старосте хутора. Пан Казимир решил, что ночью на просеке набедокурили местные жители.

– Мне не важно, кто за этим стоит, вы, ваша жена, последняя деревенская доярка или какие-нибудь защитники природы из партии зеленых! – заорал с порога пан Казимир на старосту. – Мне надо соблюдать сроки, понимаете? Не я придумал этот проект. Решайте все с паном Гржибовским.

Староста, седой мужик с лукавыми глазами и розовыми щеками, слушал Казимира с неподдельным удивлением. При этом в глазах старосты не было ни грамма хитрости.

– Я вообще не понимаю, чего вы на меня кобеля спускаете, пан городская шишка, – с достоинством сказал он. – Потрудитесь пожаловать объяснением, иначе наш разговор не возымеет ни малейшего смысла.

– Стволы кто навалил на дорогу? – менее уверенно спросил строитель.

– Не имею сведений знать, – твердо заверил гневного Казимира староста. – А теперь соизвольте покинуть мое жилище в известном направлении.

Посрамленный начальник стройки вернулся на просеку. Здесь его ждал еще один удар – отказался заводиться трактор. Проводка была полностью уничтожена.

– Тюфяк! – обозвал тракториста пан Казимир. – Ты лично отвечаешь за машину. Стоимость ремонта вычту из зарплаты!

Главный строитель достал мобильный телефон, отзвонился в город, вызвал ремонтников с комплектом проводов, а также выписал еще один трактор. Затем несколько минут подгонял рабочих, чтобы они бодрее растаскивали завал. Наконец пан Казимир связался с паном Гржибовским и доложил о диверсии.

– Меня не интересует, кто это сделал! Мне важны сроки! – пронзительно заорал в трубку бизнесмен, и строитель даже отодвинул телефон подальше от уха. – Делайте все, что от вас зависит!

Прослушав серию коротких гудков, пан Казимир сплюнул и вернулся к руководству рабочими.

Все утро не выспавшийся дед Дзендзелюк выслушивал нытье супруги:

– Куда ночью шлялся, старый? Седина в бороду, бес в ребро? Признавайся, срамотник!

«Срамотник» знал, что жена ни в чем плохом его не подозревает. Просто беспокоится. А еще ей любопытно.

– Не сочиняй, старая, – строго сказал он. – Ходил в ночное. Впервой, что ли? Не спалось, вот и прогулялся.

– Ноги переломаешь, не мальчик уже, – с затаенной тревогой уколола супруга.

«Беспокоится, голубка», – подумал пан Дзендзелюк, и в его душе разлилась теплота.

– Не ворчи, родная, – примирительно сказал дед.

Бабка повздыхала-повздыхала, вышла на двор, обиходила скотину да отправилась к соседке. Надо и новости узнать, и на мужа пожаловаться.

– Представляешь? – начала еще из-за ограды пани Дзендзелюк. – Мой нынче в лесу ночевал!

– И вернулся?! Везучая ты, кума. Там такое творилось! – И соседушка обрушила на нее шквал ужасов, восторгов и еще не пойми чего по поводу происшествия на стройке.

– Помяни мое слово, – сверкнула она водянистыми очами. – Близок Страшный суд. Скоро все предстанем перед Господом за грехи свои.

– Погоди ты, труба иерихонская, – отмахнулась Барбара. – Что там, на стройке ихней, стряслось?

– Навалило им деревьев на новую дорогу. Прямо с корнем вырывало и штабелями набрасывало. Потом, ей-богу не вру, трактор расплющило или разорвало, сама не разобралась. Ну, и еще по мелочи…

– По какой?

– В том-то и дело – не говорят! Деревья, трактор, и – все. Значит, что-то еще было.

Пани Дзендзелюк не нашла ни грамма логики в доводе соседки, но все равно поверила. Это чисто женское свойство – верить сердцем. Потому-то, вероятно, женщины так часто и чувствуют себя обманутыми.

Распрощавшись с кумой-соседкой, старуха поспешила домой.

«Матка боска! А мой-то пенек аккурат ночью по лесу колобродил! – паниковала Барбара. – И на кой я, трындычиха, об этом тренькнула? Он ведь известный противник стройки. Куме заполошной веры мало, не рвало с корнем деревьев. И трактор наверняка не по винтику… Но хоть что-то испортить-то мог мой Дзендзел. Что же будет?»

Дед не сразу понял, отчего накинулась на него бабка, но наконец на основании ее сбивчивой речи он составил примерный список обвинений. Вяло отмахавшись от жены, пан Дзендзелюк сначала прогулялся до магазина, где узнал новости, не отягощенные соседкиными россказнями, затем вернулся домой и уединился на скамейке во дворе. Предстояло осмыслить последние события и заняться выполнением одного обещания.

«Пока я по подвалам лазил, кто-то попортил строителям работу, – усмехнулся старик. – Знать бы еще, кто именно».

Он залез в карман за папиросами, достал их, но не нашел зажигалки.

Старик мысленно вернулся к ночному приключению.

Лиса и енот перевели Дзендзелюка через реку, потом был лес, подъем по склону изъеденного оврагами холма. У подножия следующего холма, того самого, на котором располагалась древняя крепость, их дожидался крупный бобер.

– О, старый знакомый, – вспомнил дед.

После небольшой паузы – пан Дзендзелюк мог на что угодно поспорить, троица в это время совещалась! – лиса и енот припустили в разные стороны, и теперь провожатым стал бобер. Взойдя на холм, старик несколько минут отдыхал, восстанавливая дыхание и сердцебиение. Провожатый сохранял олимпийское спокойствие. Убедившись, что человек готов продолжать путь, бобер ступил под сень развалин.

Почти полная луна светила ярко, Дзендзелюк хорошо видел, куда деловито топает зверек.

– Вот и переступил я границу, – прошептал старик, догоняя проводника.

Сунувшись в лаз, дед сдал назад и быстро смастерил из веточки и куска курточной подкладки подобие факела.

Вернувшийся бобер посмотрел неодобрительно, но ничего не сказал.

Странно, пану Дзендзелюку действительно стало ясно, что грызун вот-вот откроет рот и отчитает его за использование огня. Но эта долгая дуэль взглядов все же закончилась, бобер вновь скрылся в проломе.

Каменный коридор произвел на старика серьезное впечатление. Ради такого стоило перемазаться землей в узком лазе. А уж в зале-сокровищнице Дзендзелюк и вовсе потерял дар речи. Наконец дед смог вымолвить:

– Господи, стоит им копнуть, и они все это получат!..

Бобер, сидящий на куче золота, еле заметно кивнул.

– Чего же ты хочешь?

Молчание.

– Чтобы стройки не было, да?

Самый богатый в мире бобер снова кивнул.

– Как же мне это устроить?.. – Старик почесал щетинистый подбородок. – А может, перепрячем?

Грызун остался недвижим.

– Крайний вариант, да?

Кивок.

«Не предполагал, что на старости лет буду болтать с бобром-миллионером», – промелькнула вдруг мысль в дедовой голове.

– Строителей можно остановить, если наслать сюда ученых. Но, как я кумекаю, это тоже не вариант. Вам с лисой и енотом нужно сохранить это местечко нетронутым, так?

Бобер молча подтвердил.

– Буду думать, – пообещал Дзензелюк.

Провожатый слез и поковылял к выходу. Дед зашаркал за ним, но остановился.

– А ну-ка, погоди! – Пан Дзендзелюк вернулся к драгоценным россыпям и бросил туда сбереженную в кармане цепочку с кулончиком.

Бобер поглядел на человека одобрительно.

«Одобрительно-обобрительно», – усмехнулся старик.

Его проводили до спуска с холма. Винтовую лестницу пан Дзендзелюк проклинал до самой реки. На мосту он захотел закурить, но зажигалки при нем не было – осталась возле входа в лаз.

Натрудившиеся за ночь звери отдыхали, уйдя подальше от замка. Возле цитадели остались лишь наблюдатели. Эскадрильи птиц с энтузиазмом исполняли приказ Михайло, чем сильно доводили рабочих.

Волк и медведь выбрали отдельную ложбину, устроились и предались расслабленной беседе, валяясь на мягком мхе.

– Я что подумал, Михайло, – сказал Серега. – У маленькой слабой страны и руководитель грызун, а у нас в лесу как-никак ты, медведь. Это я не подлизаться решил, ты меня давно знаешь. Мне интересно сравнить. Тут, в общем-то, приятно. Чисто, правильно все. Но воздух – другой. Лес тоже чуточку не тот. Будто чего-то не хватает.

– То же самое и я ощущаю, – вздохнул Ломоносыч. – У нас всего больше. Мы безалабернее, зато душевнее. Но здешние братья тоже очень хорошие хлопцы.

– Добрые паны.

– Точно.

– Но какова дисциплинка-то? – ухмыльнулся волк. – Кинули бобрам клич грызть деревья, они и стартанули строем. У нас ты бы на пинках их выгонял.

Лесной тамбовский губернатор вздохнул:

– Народ здесь с понятием. Нам бы такую сознательность – давно бы наш край лучшим стал.

– Он и так лучше некуда, – то ли пошутил, то ли вполне серьезно сказал Серега.

– Спору нет. – Мысли Ломоносыча перескочили с философского на насущное. – Нынче строители наверняка охрану оставят. Если не заснет, испугаем?

– Обязательно, – осклабился серый.

Если долго жить на помойке, то постепенно перестаешь это замечать. Лишь в какие-то странные минуты, когда ум вырывается за границы твоих повседневных интересов, вдруг прозреваешь и ужасаешься: «Боже мой, что я тут делаю?! Почему именно здесь? Почему именно я?» Становится ясно, надо что-то менять. Либо покинуть свалку, либо сделать наконец уборку.

Эм Си Ман-Кей, в целом неглупый шимпанзе, еще в первое утро распознал суть обиталища бурундукиборгов, однако радость встречи с единомышленниками заглушила голос здравого смысла.

По мере того как еженощный танцевальный марафон все больше становился обязанностью, чем развлечением, Эм Си чаще и чаще ловил себя на мысли: что-то идет не так. Никогда еще его не слушали так жадно, никогда не принимали столь горячо. Цирк не считается, там он исполнял роль дутого предсказателя, вытаскивающего записки с глупыми пророчествами. Теперь у афро-англичанина была публика, любящая именно его талант читать рэп и стишки на ходу лепить. Вроде бы сущая безделица, многим вообще не нравился треп Ман-Кея, даже друзьям, а нашлись наконец подлинные ценители прекрасного.

Каждый вечер кумир бурундукиборгов дарил им новую версию композиции, посвященной себе любимому:

Публика ревела, вместо цветов на сцену летели радиодетали. Бурундукиборги выражали дикий восторг.

Появилась мода а-ля Эм Си. Каждый норовил приодеться во что-нибудь, напоминающее пиджак и брюки шимпанзе. Сине-красное присутствовало во всем. Некоторые его поклонники даже стали красить головы в такую полоску. Получалось смело, но спрятаться в лесу такому моднику было не под силу. Самым простым проявлением «стиля Эм Си» было ношение на шее чего-нибудь блестящего. В ход шли конденсаторы, транзисторы и прочий металлический лом, добываемый бурундуками на человеческих свалках. На этой почве возник целый рынок, зверьки менялись, перекупали вещицы, торговались почти до драк.

Заметно помрачнел Шершавый. Главарь банды чувствовал, что его авторитет тает бешеными темпами. Коронованный чипом бурундук стал задумываться, куда бы сбагрить новую мега-звезду.

Когда они в очередной раз отдыхали за сценой после угарного концерта, Шершавый закинул удочку:

– Слушай, Эм Си, ты не соскучился по своей старой команде?

Эм Си, не задумываясь, затарахтел:

– Разве это команда? Вот моя банда! Ты, парни; тусуем угарно. Чего еще надо? И так все шоколадно!

«Не дурак, хоть и прикидывается, – злобно отметил главарь бурундукиборгов. – Чует, где ему светят респект и уважуха».

– А чего ты хочешь по жизни, Ман-Кей? – спросил он вслух.

– Честно, йо, сказать?

– Да.

– Жрать!

Шимпанзе действительно не ел суток трое. Припасы, захваченные зверями в полет, закончились еще над Белоруссией, а в Польше афро-англичанин не нашел ничего, что могло бы заменить ему бананы. Немного недоспевших ягод и какой-то листвы – вот и весь рацион. Орехи, которые ему с Шершавым подносили бурундуки, оказались совсем непригодны для Эм Си.

Голод в конце концов позволил Ман-Кею вынырнуть из транса, в котором он пребывал с момента своего первого выступления перед бурундукиборгами.

Эм Си нетерпеливо закачался, шлепая ладошами по земле.

– Шершавый, послушай, напряги свои уши, я должен покушать, серьезно покушать. Все мысли о ней, о еде, но где ее взять? Oh, yeah!

– Дай-ка подумать. – В прикрытых глазах Шершавого блеснули хитрые огоньки. – У нас в лесу пальмы не растут. Все-таки придется тебе… Нет! Нам! Нам придется грабануть людей. Да, брат! Мы нападем на их поселок. Точнее, на магазин.

Бурундук изображал мозговой штурм, а шимпанзе гонял мысли: «Ясное дело, в продмаг, если ты не чародей и маг. Я-то думал, друг поможет, но он не в теме, похоже».

– Только вот в чем заруба, нашим парням в деревню нельзя, – продолжал растекаться мыслью по древу главарь бурундукиборгов. – Там нас собаками потравят. Нет у нас от собак средства, брат. Но ты реально ловкий, сможешь прокрасться. Ну и под человека издали закосишь.

Ман-Кей и без советов понял, что идти придется одному. Удивительное дело, пока голод был терпимым, афро-англичанин позволял себе игнорировать деревню, вспоминал тамбовский магазин и легко прогонял мысли о еде, а стоило желудку окончательно слипнуться – все, ноги сами потопали к хутору.

– Бывай, не забывай, я скоро вернусь, только вот заправлюсь-нажрусь, – сказал Эм Си, вставая.

– А может, нам все-таки вместе пойти? – жалобно спросил Шершавый, хватая рэпера за штанину и заглядывая в его глаза искреннейшим взглядом.

– Не нужно, йо. Спасибо. Я справлюсь, ибо привязался к вам, бурундуки-бор-гам! – ответил шимпанзе.

Главарь хип-хоперов дождался, пока Ман-Кей вылезет из чаши танцпола, и крикнул ему:

– Подожди! А может?..

Афро-англичанин обернулся.

– Я же сказал, нет, йо! Таково решенье мое! – и был таков.

Зашевелились сонные бурундукиборги.

– О чем это он, а, Шершавый?

Шершавый стоял, глядя вслед Эм Си и скорбно заламывая передние лапки.

– Эй, вождь! Ты чего? – совсем растревожились фанаты рэпа.

Предводитель бурундуков шумно вздохнул.

– Он… – Шершавый всхлипнул. – Он сказал, что уходит от нас.

Раздался общий вздох удивления.

– Да, братья! Он сказал, что мы исчерпали себя. Мы – вчерашний день. Мы – скучное сборище недоумков, – главарь сделал паузу, давая себе команду не увлекаться. – В общем, он разочаровался и ушел. Вы слышали, я просил его передумать. Но зря.

Бурундукиборги были растеряны. Новый кумир оскорбил их? Неужели такое возможно? Шершавый никогда не врет, значит, так оно и есть. В сердцах поклонников Ман-Кея, теперь уже бывших, разгорался неподдельный гнев.

– Догнать и закидать гнилыми поганками! Шишками его, шишками! – вопил народ.

Шершавый свистнул, и крики тут же стихли.

– Нет, ребята! Мы не будем уподобляться банде нецивилизованных макак из африканских джунглей. Он талантливый парень. Пусть уходит. Таких, как он, можно слушать только на записи, а лично лучше не знать. Дело говорю?

– Молоток, Шершавый! Разрулил!

– Тогда давайте устроим сегодня вечеринку в стиле рэгги.

– Да!!!

– Ну вот и культово, – прошептал, недобро щурясь, главный бурундукиборг. – Потусовались с обезьянкой, и хватит.

За день людям удалось расчистить место под вагончики. Кучи щебня лежали, не раскатанные трактором. Деревья, свалившиеся на просеку, похоже, были подгрызены бобрами. Это ни в какие ворота не лезло. Надо же было речным строителям забрести за два холма от водоема и попортить именно придорожные деревья!

Строители сошлись во мнении, что это все-таки местные жители неведомым образом сымитировали работу грызунов. И не поленились ведь!

– Ремонтники прибыли во второй половине дня, а дополнительный трактор доберется лишь завтра, – пожаловался Сигизмунду начальник стройки за ужином. – Твой папаня меня с ботами сожр… скушает.

– Да ладно уж, пан Казимир. Сожрет, – сочувственно сказал мальчик.

Смуглое лицо строителя оживила не очень веселая улыбка.

– Это все ерунда, конечно, – проговорил он. – Начало плохое. Вот что хреново.

– В смысле?

– Понимаешь, у меня ведь как в работе? Как начну, так и закончу. Если удачно приступил, значит, объект выйдет на загляденье и точно в срок. А коли дожди зарядят, или там техника захандрит, то все – полный облом проекту.

– Так, может, вам бросить это дело?

Пан Казимир внимательно поглядел на парня.

– Странно слышать это от сына заказчика, знаешь ли.

– Мне жалко замок, – пожал плечами Сигизмунд.

– Мне тоже, – сказал строитель. – Мне тоже.

Глава 6

У каждого европейского народа есть сказка, в которой герои, чаще всего царские сыновья, идут в дозор, чтобы охранять от пришлого лиха сад, поле или еще какую-нибудь особо важную территорию.

Сигизмунд и в мыслях не держал таких сказок, когда решил сбежать ночью в лес и разведать, кто же ведет партизанские действия против строителей. У паренька не возникало никаких сомнений: сегодня набег повторится. А если и нет, то приключение будет всего лишь чуть менее захватывающим. Отрицательный результат тоже результат.

Побег был запланирован и обставлен в лучших традициях жанра, одежда и обувь спрятаны под кроватью, лестница приставлена к нужному окну, раздобыт фонарь.

Храп пана Казимира, донесшийся с веранды, стал условным сигналом. Сигизмунд выскользнул из-под одеяла, быстро, по-военному, оделся-обулся, вылез в окно и… тут же столкнулся с первой трудностью. Пан Казимир зачем-то убрал лестницу.

Значит, начальник стройки четко помнил наказ пана Гржибовского присмотреть за сыном. Сигизмунд аж зубами заскрипел. Ладно, пан строитель, коли так, то будем действовать по плану «Б». Мальчик аккуратно прополз по карнизу к скату крыши, перехватился, оттолкнулся, проворно перекинул тело на нагретую за день черепицу.

Черт, громковато звякнуло!

Парень прислушался. Храп не ослабевал.

Распластавшись на крыше, Сигизмунд осторожно переместился к дровяному чулану, прилегающему к торцевой стене дома. Добрался, перескочил на чулан, едва не соскользнув с гладкой черепицы вниз, прямо на крыжовник. У Сигизмунда перехватило дыхание. Падение с высоты двух этажей на колючий кустарник могло бы окончиться плачевно.

Мягко спрыгнув с чулана, мальчик устремился знакомой дорогой в лес. Миновав мост, Сигизмунд не побежал влево, по накатанной окружной дороге, от которой строители прорубили ответвление к замку. Парень рассудил, что, срезав путь, наверняка выбредет к просеке.

Он отлично представлял направление, но не учел того, что идет ночью. Обойдя пару заболоченных низин, он незаметно для себя взял значительно правее и через полчаса вышел к основанию изрытого оврагами холма. Река текла темной полосой, перечеркнутой зыбкой лунной дорожкой.

– Все-таки промазал, – подосадовал Сигизмунд. – Кругаля дал. Ну и ладно, сам дурак.

Парень глубоко вздохнул и начал подъем. Мальчик не стал задерживаться на втором холме. Сейчас замок чернел как-то зловеще, следовательно, туда лезть не стоило. Да и цели парня были иные.

Стараясь держаться в тени деревьев, Сигизмунд пошел вдоль просеки, миновал трактор, в котором дрых незадачливый тракторист, и остановился. Впереди явно что-то шумело. Мальчик, крадучись, двинулся было на звук, но чуть не умер от страха. Где-то над ним громко закричала птица. Короткий крик разил не хуже пули.

Справившись с дрожью, парень пошел дальше. Спустя сотню шагов он узрел каких-то людей, хотя, нет, не людей, а зверей! Они слаженно тащили к дороге срубленное дерево!

Новый птичий крик отвлек Сигизмунда от дороги. До него донесся ритмично приближающийся звук – кто-то скакал! Мальчик оглянулся, мельком засек странный ушастый силуэт, а потом получил акцентированный удар в подбородок. Снизу вверх. Резко. Мощно. На языке бокса такой удар называется хуком.

Сигизмунд потерял сознание и рухнул на землю.

– Хороший удар, Гуру Кен, – ворчливо оценил Михайло Ломоносыч. – Не зря тебя в цирке кормили.

– Да, я реальный чемпион, – довольно сказал австралиец, вешая перчатки на шею.

– Угу, реальнее некуда, – встрял Колючий. – Вырубил хозяйского отпрыска.

– О, точно! – хихикнул, присмотревшись к лежащему пацану, Кен.

Кроме медведя, ежа и кенгуру возле Сигизмунда стоял Войцех.

– Давайте пораскинем, как его расценивать, – предложил он.

– Как трофей. – Гуру, похоже, слишком ярко воображал, что он сейчас на ринге.

– Как заложника! – ляпнул Колючий.

– Как обузу, – заявил Михайло Ломоносыч.

– Хм, мне нравится мысль пана Колючего, – сказал бобер-воевода. – Если мальчик пропадет, то его папаша выполнит любые наши требования.

– Получается какая-то помесь терроризма и спекуляции, – поморщился косолапый.

– А Лисена бы оценила! – из темноты выступил Серега.

– Естественно, Василиска – известный авторитет в области надувательства, – недовольно произнес Михайло. – Тем не менее я повторяю: малец для нас обуза. Во-первых, весь лес перевернут вверх дном, когда толстосум узнает, что его сынок пропал. Во-вторых, его надо где-то держать, и уж точно не в сокровищнице, кормить, поить. Или вы предлагаете?..

Косолапый не стал договаривать очевидное.

– А может, паренек приболел? – заботливо поинтересовался волк. – Как-то он бледноват. Аж ночью светится.

– Хватит клоунады, Серега, – осадил друга Михайло. – Отнесем его к деревне. Не нужно ему тут очухиваться. А так решит, что приснилось.

– То есть мой удар не засчитан?! – тонко протянул Гуру Кен.

– Засчитан, засчитан. Просто мальцу об этом не говори, лады? – успокоил его Ломоносыч, взваливая легкое тельце на плечо. – Эх, навырубают детишек, а я носи. Василису мне пришлите! А сами продолжайте запланированные мероприятия.

За час до рассвета на подоконнике спальни четы Дзендзелюков снова нарисовалась лиса. Теперь она просто поскребла когтями по доске и коротко пролаяла.

– Ты теперь еженощно будешь приходить? – недовольно спросил старик.

Лиса насмешливо махнула хвостом и выпрыгнула из дома.

Она не стала дожидаться пана Дзендзелюка, метнувшись через огород, нырнула под изгородь, пробежала по дороге. В округе заливисто, трусливо, с поскуливаньем лаяли собаки. Еще бы, такого зверя почуяли. За околицей лиса догнала торопливо идущего медведя.

– Все в порядке, Василиса? – спросил он, пыхтя.

– В полном ажуре, Михайло Ломоносыч, – доложила рыжая.

А пан Дзендзелюк отворил дверь и ахнул. На крыльце лежал то ли бездыханный, то ли спящий мальчишка, сын столичного барыги.

– Надеюсь, это они мне не добычу поднесли, – пробормотал дед, вспомнив, как одна домашняя кошка таскала ему пойманных мышей, мол, принимай благодарность.

Парень был жив. Это радовало.

Старик затащил его в дом, положил на свободную кровать.

– Ишь, почти не замерз. Ну, спи.

Ман-Кей, стараясь не обращать внимания на лютый голод, решил действовать с умом. Днем на хутор соваться не нужно, рассудил он. Чтобы пробраться в магазин, следовало дождаться темноты.

Внимательно осмотрев хутор из кустов, Эм Си сразу определил цель – маленький аккуратный магазинчик «У Марыси». Почему-то шимпанзе казалось, что у Марыси обязательно должны продаваться цитрусовые и бананы. На крайний случай, в деревне каждая яблоня ломилась от огромных, хотя и зеленых пока плодов. Яблоки тоже входили в меню афро-англичанина, но ему не хотелось есть недоспелые.

День сменился вечером, затем над Польшей воцарилась ночь. Ман-Кей был на грани истерики. Голодное ожидание было серьезнейшим испытанием воли. Шимпанзе подъел траву, обглодал листья с кустарника, среди которого прятался. Можжевельник был отвратительным на вкус, зато удалось немного обмануть желудок.

Эм Си долго не решался идти к магазину. В животе урчало, как в токарном цеху. Рэпер боялся, что этот звук, кажущийся ему громоподобным, обязательно услышат собаки. Потом афро-англичанин все же справился со страхом и прокрался к заветному домику.

К счастью, Марыся не закрыла узкую форточку. Человек в нее не протиснулся бы, а шимпанзе было в самый раз. Темные стекла окна с праздничной окантовкой из фольги тоже не были помехой, но Ман-Кей предпочитал сделать свое черное дело максимально тихо. К тому же он видел в каком-то фильме, что если разбить стекло, то заорет сигнализация, понаедет полиция на машинах с мигалками, начнется погоня, и преступник рано или поздно попадется. Эм Си не хотел доводить дело до столь драматичного финала. Вор ловко вскарабкался к форточке, скользнул внутрь.

Фрукты тут были, притом в широком ассортименте: апельсины, яблоки, бананы, киви – весь джентльменский набор. Ман-Кей уселся на прилавок и принялся пировать. Как он ел! В одной руке яблоко, в другой банан, рот набит, глаза навыкат. Пройдясь по магазину, шимпанзе выбрал бутылочку газировки и конфеты. Праздник продолжался.

Через час Эм Си лениво оттолкнул от себя лоток, наполненный огрызками и шкурками.

– Это подлинный рай. Yeah, all right! – выдохнул афро-англичанин, поглаживая тугой живот. Брюшко было круглое, будто Ман-Кей глобус проглотил.

Циркача клонило в сон, но разум говорил, что утром придут продавцы и настанет час возмездия.

Грабитель сунул последний бананчик в карман пиджака, взял в каждую руку по апельсину. Пройдясь вразвалочку по прилавку, Эм Си стал карабкаться в форточку. Цитрусы мешали, а выбрасывать их было жалко. Он кое-как залез на подоконник и принялся протискиваться в узкий проем. Голова и плечи прошли идеально, а вот загруженный пищей живот застрял.

Ман-Кей запаниковал, дернулся, потерял равновесие и стал вываливаться из форточки. Чтобы не шарахнуться головой о стекло, он инстинктивно расставил руки, уперся ими в раму. Вор не учел одного: свободно висящий на его шее массивный медальон в форме фунта стерлингов с размаху саданул по окну.

Стекло разбилось и с громким звоном осыпалось. Мгновением позже завизжала сигнализация – все-таки полоски фольги здесь были укреплены не для красоты. Проснулись и залаяли окрестные собаки.

Эм Си не по-детски перепугался. Кляня себя последними рэперскими проклятьями, он отбросил апельсины, принялся отталкиваться лапами от рамы, задергался, расцарапывая живот и спину, и высвободился с пятой попытки. Шимпанзе сделал в воздухе неуклюжее сальто, приземлился и припустил к околице.

В домах зажигался свет. Собаки, заливаясь исступленным лаем, рвались с цепей. Каждая норовила тявкать погромче. Люди выходили, громко переговаривались между собой.

Шимпанзе пулей ворвался в лес. Погони пока вроде бы не было видно, но Ман-Кею показалось, что лай приближается. Афро-англичанин остановился, пытаясь отдышаться. Бежать к бурундукиборгам было нельзя. Если собаки возьмут след, то Эм Си наведет их на друзей. Вот и покушал.

– Врете, не возьмете, – пообещал хуторянам Ман-Кей. – Запутаю, йо, не найдете. Останетесь в пролете, посмотрим, как запоете.

Он сноровисто полез на ближайшую осину. Предстояло воспользоваться обезьяньим способом передвижения. Прыгая с ветки на ветку, от дерева к дереву, Эм Си удалялся от места, где он оставил последние следы на земле. Звуки погони действительно становились громче.

Потом шимпанзе снова спустился наземь, долго петлял, нашел удобное дерево и спрятался в кроне. Теперь можно было спокойно переварить съеденное. Главное, не упасть и не захрапеть.

Когда долго себя жалеешь, постепенно начинаешь верить, что все вокруг – исключительно плохие и никчемные, а ты один-одинешенек такой белый да пушистый, и нет в целом мире существа, которое поняло бы тебя, горемыку.

Парфюмер Сэм настолько сильно сконцентрировался на обиде, нанесенной ему Ман-Кеем, что перестал воспринимать Колючего, Гуру, Петера и остальных зверей. Скунс сидел в дальнем овраге, куда, как на дежурство, приходили его друзья в надежде вернуть Парфюмеру интерес к жизни.

Кроме ежа со скунсом, попавшим в депрессию, пробовали говорить и кенгуру («Приятель, забудь! Пойдем побоксируем!»), и Серега («Сэм, если ты и дальше будешь сидеть в апатии, то я решу, что ты приболел. Это я тебе как санитар леса сказал»), и лошак Иржи («Поехали, покатаю!»). Петер целый день пытался расшевелить Парфюмера, напевая ему американские песенки. Колючий сам заметно погрустнел, ведь еж полагал, что уж он-то, закадычный друг Сэма, его развеселит.

На проказы, которые так нравились скунсу в тамбовском лесу, он не соблазнялся. Тогда Колючий притащил зажигалку, найденную возле входа в подземелье, и предложил Сэму:

– Давай спалим этот дурацкий лес к черту, а?

– А толку? – даже не обернувшись, проныл Парфюмер.

Ежу не хватало гитары. Любимый инструмент остался дома, на Тамбовщине, и Колючий запел а капелла, старательно имитируя хрипотцу:

– Такую песню испортил. А ведь она про нас, про волков, – проворчал Серега, по случаю забежавший проведать скунса.

– Ну, извини. Я сам скоро сяду рядом и надуюсь, как хомяк, – с горечью сказал Колючий.

– Оставьте меня, пожалуйста, – глухо пробубнил Парфюмер.

Еж поджал губы и удалился, Серега тоже.

Естественно, пан Казимир наорал на тракториста, проспавшего очередной набег диверсантов, а толку-то. Работники потеряли два часа, растаскивая завал. На сей раз он был меньше, но злоумышленник словно намекал: я слежу, я рядом.

Продолжился ремонт трактора. К полудню подогнали второй. Начальник стройки звонил в город, заказал еще щебня. Четыре самосвала прибыли в два часа дня, выгрузились, развернулись, гуськом поехали обратно.

Но теперь почти у самого выезда на проселочную дорогу просеку преграждало с полдесятка поваленных лесин. Дело в том, что пока длилась выгрузка, Михайло Ломоносыч прошелся мимо заранее заготовленных бобрами деревьев и слегка – по-медвежьи – задел их плечом.

Главный строитель был вынужден опять снять людей с дорожных работ и гнать их за километр, чтобы выпустить грузовики.

Потом на стройку заявился староста хутора.

– Сегодня кто-то из ваших ограбил наш магазин, – выдал он.

Пан Казимир раздраженно отмахнулся:

– А, это известная песня. Чуть что, сразу приезжие виноваты. Вы, добрый пан, лучше идите, разберитесь-ка со своими людьми. У меня и без вас проблем выше крыши.

– Следы ведут в лес, к стройке, – настойчиво сказал староста. – Правда, собаки потеряли его после моста, но направление недвусмысленно указывает на ваш объект.

– Не мелите чушь, уважаемый, – еще более нетерпеливо ответил начальник стройки. – Все мои рабочие ночуют в вагончиках. Вагончики стоят в вашей деревне, если вы запамятовали. На объекте ночевал всего один человек. Сторож.

– Что-то не очень он насторожил, судя по тому, что я тут увидел, – усмехнулся староста.

– Да, он проспал и будет наказан, – отчеканил пан Казимир, которого посетило озарение. – Кстати, теперь вы должны понять, что нам вредят именно ваши люди. Более того, они грабят ваши же магазины. А ведь лодки да скотину в округе начали воровать еще до нашего появления, не так ли?

– Так, – растерянно проговорил староста.

– В таком случае, всего доброго.

Начальник строительства оставил хуторского главу в глубокой задумчивости. Пану Казимиру и самому было над чем голову поломать. Начинать каждое утро с разбора завалов ему совсем не улыбалось. На протяжении всей дороги охрану не выставишь. Что же делать? Начальник улыбнулся. Очень просто: надо ввести график патрулирования просеки. Ребята могут сторожить по два часа за ночь. Прогулялся несколько раз туда-сюда, сменился, а потом и досыпай себе. Главное теперь перевезти вагончики к месту стройки.

Пан Казимир посмотрел на часы. Почти четыре.

«Вот леший, как поздно-то! – мысленно воскликнул он. – Ладно, дорога будет готова часа через два. Оставлять объект без присмотра еще на одну ночь – застрять еще на одно утро с уборкой. Ну почему этот несносный Гржибовский не разрешил нанять местных? Были бы сторожа! Ладно, хоть три вагончика, но перевезем».

Начальник строительства поставил рабочим задачу:

– Сегодня пашем допоздна, парни. Три вагона должны быть здесь. Восемь человек нынче ночуют на объекте. Будем сторожить, – и он рассказал про вахты.

Строители побурчали, но принялись за дело.

Когда грузовик подтащил на прицепе третью бытовку, в лесу уже разлились густые вечерние сумерки. Все нечеловечески устали, поэтому пан Казимир разрешил патрулировать дорогу и вагончики по одному, а не по двое. Первому сторожу начальник выдал газовый пистолет.

– Толку от него почти никакого, но бьет громко, – сказал Казимир. – Остальные услышат – прибегут на помощь. Если злоумышленников много, не геройствуй, беги к бытовкам.

Сделав все от него зависящее, глава строительства поехал в коттедж Гржибовских. Пан Казимир вымотался за этот бесконечный день не меньше рабочих.

А ночь была прекрасная, безоблачная, безмолвная, даже кузнечики закончили стрекотать еще засветло. Редкостной красоты ночка.

Звезды высыпали на черный небесный купол, словно алмазная пыль. Изредка пылинка-другая срывались и неслись вниз, чтобы догореть высоко-высоко, так и не коснувшись земли. Полная луна огромным блюдом выкатилась вверх, да так там и застыла.

Сторож, вернувшийся с просеки и теперь обходивший лагерь строителей, остановился, любуясь холодной красотой спутника нашей планеты. Луна, будто зацепившаяся за высокий остов замковой башни, сияла ровным сизоватым светом.

Вдруг сторожу помстилось, что на башне появился зверь – то ли волк, то ли большой пес. Человек с силой зажмурился, переждал яркие круги-фантомы, мгновенно вспыхнувшие в глазах, проморгался. Силуэт не исчез. Зверь поднял голову к луне – сторож был готов поклясться, что различил огромные клыки, торчащие из пасти, – и завыл.

Сначала вой был тихим, даже вкрадчивым, но через полминуты он усилился, заполнил пространство. Волны грустной монотонной песни стекали по склонам холма, холодили души всех, кто ее слышал. В этом долгом рассказе чувствовались вековая грусть, почти человеческая боль и недвусмысленное предупреждение о том, что старинная крепость находится под защитой могущественных сил.

Сторожа охватил озноб. Стуча зубами, мужик забежал в ближайший вагончик и накрепко закрыл дверь. Строители уже проснулись от разрывающего сердце воя. Кто-то испуганно вглядывался в окна, держась за одеяло, словно оно могло защитить от волка. Кто-то в тревоге вскочил, схватился за одежду, тут же бросил ее и метнулся к инструментам… Ну, вот он, молоток. А дальше-то что?

Смельчаки нашлись не сразу. А когда нашлись, зверь уже исчез.

– Истинно говорю, волк, – страшным шепотом рассказал сторож. – Прямо на фоне луны. Вон на той стене. Здоровенный, подлюка, таких не бывает!

– Ты его не обзывай, не зли, – проблеял один из работяг.

– Что вы, как девки-школьницы, – пробасил заместитель начальника стройки, суровый зрелый мужик. – Нету у нас в Польше волков. А если есть, значит, из зоопарка сбежал. Завтра позвоним куда надо, приедет кто надо и сделает все, что надо.

– Может, за ксендзом послать? – спросил сторож.

Он поверил в мистическое происхождение воющего кошмара.

– Обойдемся без священников. Прячься под одеяло, герой. Я спать не буду, покараулю, – пробурчал заместитель пана Казимира.

Разумеется, сразу никто не заснул. Мужики ворочались почти до самого утра, а когда заснули, настала пора подъема.

Начинался рабочий день, а мысли рабочих крутились исключительно около леденящего душу происшествия.