Галактический глюк

Глава 2 Речь в которой идет, главным образом, о несовершенстве мира

Само собой, били. Но не так чтобы очень. Не со зла, а вроде как в силу необходимости. Во всяком случае, когда флипник остановился и распахнулась задняя дверца, Вениамин смог сам выйти из машины. Он не успел понять, где оказался, а его уже втолкнули в темный предбанник.

Вениамин попытался сделать шаг вперед и уперся лбом в металлическую стену.

– Эй! – позвал негромко Вениамин.

Никто не ответил.

Вениамин обреченно вздохнул и приготовился ждать.

Ожидание затянулось на несколько часов. Вениамин пытался присесть на корточки, но в узком предбаннике, со скованными за спиной руками, сделать это оказалось непросто. Руки затекли, ныла спина и плечи, по которым особо старательно били его попутчики. Душно, как в душегубке, – дышать нечем, точно целлофановый пакет на голову натянули. И тишина – внятная и определенная, как уже вынесенный приговор.

Вениамин едва ли не с радостью рванулся вперед, когда дверь наконец-то открылась. И сразу же оказался в руках двух джанитов, но уже не тех, с которыми он свел знакомство в космопорте и так мило провел время во флипнике.

Достаточно было бросить взгляд на узкий, выкрашенный грязно-серой краской коридор, на забранные частой сеткой светильники под потолком, а главное – на решетку с прутьями, толщиной в два пальца, чтобы понять, что означали слова «Ультима Эсперанца». Тюрьма она и есть тюрьма, как ее ни назови. Оставалось надеяться, что «Ультима Эсперанца» была не самой плохой тюрьмой в Гранде Рио ду Сол. В противном случае можно было окончательно разувериться в людской добродетели. А ведь не хотелось.

– Мархабан, бади, – заискивающе улыбнулся джанитам Вениамин. – Меня Вениамином кличут. Я только сегодня прифлаел на Веритас. Но мне с первого взгляда здесь понравилось. С чиф-комендантом космопорта у нас случились непонятки. Ну, сами разумеете, когда два мэнша, чьи взгляды не во всем совпадают…

– Шат ап, – оборвал Вениамина один из джанитов.

Другой толкнул в спину – не сильно, но вполне определенно – в направлении решетки:

– Мув!

– Хочу официально заявить, что ни в чем противозаконном я не замикшен, – счел нужным добавить Вениамин.

После чего снова получил толчок в спину.

Втроем они подошли к перекрывшему коридор частоколу из прутьев. Джанит сделал знак своему коллеге, находившемуся по другую сторону решетки. Тот повернулся к щитку на стене и набрал семизначный – Обвалов взглядом точно зафиксировал каждое движение пальца джанита – код доступа. Прутья, сделанные из металлокерамики с изменяющейся кристаллической структурой, изогнулись, открывая узкий полукруглый проход – только-только одному бочком протиснуться.

– А шо ж вы робите, когда присонер по габаритам не проходит? – пролезая меж прутьев, поинтересовался Вениамин.

– Ждем, когда дойдет до кондиции, – усмехнулся джанит, охранявший решетку.

То ли он был разговорчив по природе, то ли ему было скучно стоять одному на контроле, только поболтать он был явно не прочь. Но Обвалову так и не удалось сполна насладиться беседой со словоохотливым джанитом. Услышав в очередной раз за спиной «Мув!», Вениамин улыбнулся стражу ворот, словно бы извиняясь за то, что не может задержаться подольше, и продолжил свой скорбный путь по тюремному коридору.

– Слухайте, бади, – обратился Вениамин к своим провожатым. – Мэй би, снимете с меня ринги? Руки затекли, индид.

– Мув!

Ну что за народ! С ними по-человечески, а они на тебя рычат, точно на скотину какую. Оллариушники, называется, религиозные вроде как люди. Где традиционное гостеприимство? Человеколюбие, спрашивается, где? Где, в конце концов, милость-то к падшим? Не иначе как засиделись на теплом месте, позабыли о том, что мир несовершенен и от сумы да от тюрьмы никто тебе страховку не даст.

Но, как бы там ни было, нельзя не признать, что за последние несколько лет организация пенитенциарной системы сделала огромный шаг вперед. Если в былые времена Вениамина непременно бы обыскали, раздели, обработали каким-нибудь едким антисептиком, а затем обрядили в единую для всех арестантов форму, уродливую на вид и натирающую подмышки, то теперь ему пришлось всего лишь пройти через универсальный сканер и позволить вырвать волос для генетической идентификации личности. А процесс снятия отпечатков пальцев, прежде не очень гигиеничный, свелся к тому, что Вениамин приложил ладони к экрану дактилоскопа. Поскольку ни в карманах одежды Вениамина, ни во внутренних естественных полостях его организма не было обнаружено ничего, помимо поддельного удостоверения личности, то только с ним Обвалову и пришлось расстаться. Сказать по чести, особых сожалений по этому поводу Вениамин не испытывал. Хотя он и пытался убедить джанитов в обратном, документ был подделан грубо. Зато ремень оставили – в сопроводиловке, присланной из комендатуры космопорта, о суицидальных наклонностях арестованного ничего не говорилось. А человек без ремня, со сваливающимися брюками, чувствует себя морально униженным, что, конечно же, совершенно недопустимо с точки зрения Галактической конвенции о правах разумных существ.

Пожалуй, единственная претензия, которую мог предъявить своим тюремщикам вновь поступивший заключенный, сводилась к тому, что никто не желал с ним разговаривать. Какую бы тему ни пытался затронуть Вениамин, ответом ему было либо безразличное молчание, либо односложные реплики, смысла в которых было не больше, чем в звуках сыплющегося на пол гороха.

Наиболее содержательная беседа состоялась у Вениамина со старшим надзирателем корпуса.

– Сори, я могу позвонить по интерфону или послать месидж по гала-сети? – спрашивает Вениамин.

Старший надзиратель внимательно изучает его удостоверение личности.

– Когда состоится разглядение моего бизнеса? – интересуется Вениамин.

Старший надзиратель поднимает взгляд к потолку и задумчиво чешет шею.

– Я могу встретиться с адвокатом? – задает новый вопрос Вениамин.

Старший надзиратель сначала удивленно смотрит на него, а затем как-то странно ухмыляется.

В ответ на просьбу Вениамина сообщить, что именно вменяется ему в вину, старший надзиратель протянул, – что уже было очень мило с его стороны – распечатку сопроводиловки с перечислением уже известных Обвалову статей Официального уложения планеты Веритас.

Понимая, что дальнейшие расспросы бессмысленны, Вениамин все же задал еще один вопрос:

– Во сколько ужин?

– Ужин? – старший надзиратель посмотрел на Вениамина таким взглядом, словно тот просил у него денег взаймы. – Час назад.

Жестокая судьба все ж таки не упустила случая нанести Вениамину последний, самый тяжелый удар. Что может быть ужаснее, чем посетить тюрьму и не отведать местной кухни? Все! Говорить больше было не о чем, и Вениамин безропотно позволил джанитам препроводить себя в камеру.

Тюремный блок, в который определили Вениамина, находился на втором этаже. Для того чтобы попасть туда, пришлось миновать еще три кордона – в конце коридора, у входа на лестницу и на втором этаже. Если первые две решетки были из металлокерамики с изменяющейся кристаллической структурой, то третья оказалась вполне традиционной. Дежуривший возле двери джанит отпер замок большим металлическим ключом, висевшим вместе с тремя другими на блестящем кольце, и отдернул тяжелый засов.

Доставившие арестанта джаниты сдали его дежурному и, не проронив на прощание ни слова – что особенно задело Вениамина, – развернулись и ушли. Пока охранник запирал дверь, Вениамин успел осмотреть помещение. Собственно, и рассматривать-то было нечего – коридор, такой же, как на первом этаже, только вместо комнат по обеим сторонам ряды узких клеток, набитых людьми. Единственная комнатушка, не похожая на камеру, располагалась рядом с дверью на лестницу. Как понял Вениамин, это было дежурное помещение джанитов, присматривающих за заключенными. Именно в ту сторону и толкнул его джанит со связкой ключей, которую он повесил на пояс.

В дежурке расслаблялись двое джанитов. Один возлежал на узкой кушетке и тупо пялился на пластиковое покрытие потолка, которое давно пора было менять. Второй, в расстегнутой до пояса куртке, сидел за столом. В руках у него был тонкий журнал с плюшевым медвежонком на глянцевой обложке. Вениамин хотел было поинтересоваться, какой это номер, но по здравом размышлении решил, что сейчас этого делать не стоит – у него еще будет возможность полистать журнал.

– Новенький? – спросил у Вениамина джанит с журналом в руках.

– Хай, – улыбнулся в ответ Вениамин.

– Выглядишь хорошо.

Не зная, что ответить на это, Вениамин только плечами пожал – мол, спасибо за комплимент.

– Надолго? – этот вопрос был адресован уже джаниту с ключами.

– Включи скрин и посмотри сопроводиловку, – мрачно и, как показалось Вениамину, не очень дружелюбно буркнул в ответ тот.

Джанит за столом бросил на коллегу неприязненный взгляд, но все же сделал так, как тот велел.

Лежавший на кушетке джанит продолжал бессмысленно пялиться в потолок, точно и не слышал разговора.

Комп-скрин в дежурке был старенький, не то что у чиф-коменданта космопорта, но, судя по выражению лица джанита, информацию он выдавал интересную.

– Бади, – обратился Вениамин к джаниту с ключами. – Мэй би, снимешь пока с меня ринги?

Джанит даже не взглянул на арестанта, только поморщился недовольно.

Вениамин тяжело вздохнул.

– Ну, як? – обратился он к джаниту, сидевшему за столом. – Надолго меня сюды?

Джанит посмотрел на него поверх скрина.

– С комплитом статей, шо значится в твоей сопроводиловке, мозгую, долго ты тут не задержишься.

Вениамин удивленно поднял бровь:

– Индид?

Джанит не удостоил его ответа.

– В сорок четвертую его, – сказал он тому, что стоял рядом с Вениамином. И весьма многозначительно добавил: – По соседству с Порочным Сидом.

Джанит с ключами усмехнулся – гнусно так – и дернул Вениамина за локоть.

– Мув!

Надзиратель шел не торопясь, а Вениамин и подавно никуда не спешил. Идя по длинному проходу меж камерами-клетками, он внимательно изучал тех, кто в них находился. Контингент был в целом спокойный: мало кто из присутствующих производил впечатление закоренелого преступника или бытового дебошира.

Пройдя чуть дальше середины коридора, джанит остановился возле пустующей клетки. Сняв с пояса кольцо с ключами, он отпер замок, откатил в сторону решетчатую дверь и, не глядя на Вениамина, махнул рукой:

– Давай.

Обвалов послушно вошел в камеру.

За спиной у него мерзко лязгнула дверь и совершенно гадко клацнул замок.

– Руки, – приказал джанит.

Вениамин просунул руки меж прутьев решетки, и джанит наконец-то снял с него наручники.

Растирая затекшие запястья, Обвалов обернулся, собираясь задать надзирателю пару-тройку вопросов по поводу тюремных правил и распорядка дня, но джанит уже топал по направлению к дежурке.

– Сори! – крикнул вслед ему Вениамин. – Во сколько завтрак?

Джанит, не оборачиваясь, махнул рукой.

– В семь, – услышал Вениамин ответ с другой стороны.

Держась руками за прутья решетки, из соседней камеры на Вениамина смотрел парень лет семнадцати, одетый в старые, невообразимо затертые брезентовые штаны и клетчатую рубашку с оторванными рукавами, завязанную на животе узлом. Жесткие черные волосы парня были коротко острижены и стояли дыбом, словно иголки у разозленного ежа. Лицо его было ничем не примечательно, если не считать нескольких красных пятен от прыщей на щеках и подбородке. Зато украшение, висевшее у парня на шее, было необычным, – грубая металлическая цепь с квадратным навесным замком. Можно было биться об заклад, что вся эта бижутерия приобретена на распродаже в скобяной лавке.

– Ты и есть Порочный Сид? – Обвалов подошел к решетке, отделявшей его от парня.

– Точно, – гордо выпятил грудь тот. – Уже слыхал обо мне?

– Немного, – признался Вениамин.

Он окинул взглядом камеру. Два метра в длину, полтора – в ширину. К решетке пристегнут откидной лежак. В дальнем углу – коробка биотуалета. Рядом – умывальник. Под умывальником – сверток с постельными принадлежностями. Если стоять спиной к двери, то по левую руку – Порочный Сид, по правую – пустая камера. Видно, недобор с правонарушителями. Если бы у Вениамина спросили, как бороться со столь явно бросающейся в глаза недоработкой, то он предложил бы сажать за решетку, к примеру, за превышение скорости и переход проезжей части в неустановленном месте. Но, судя по всему, здесь его мнение никого не интересовало.

– Ара, инц лясир, – обратился к Сиду Обвалов. – Ты не ведаешь, когда в последний раз в эту тюрьму заглядывала комиссия по правам разумных существ?

– Инчэ? – непонимающе уставился на соседа Сид.

– Разумею, – кивнул Вениамин. – И других вопросов не имею.

– Ты, похоже, не местный, – прищурился Сид.

– А шо, так бросается в глаза? – насторожился Вениамин.

– Хай найн, – Сид окинул Вениамина оценивающим взглядом. – На вид ты вроде як нормал. А вот гуторишь вещи странные. Якая комиссия по правам разумных существ мэй би на Веритасе? Здесь только Орден! – не отпуская железного прута, Сид выставил вверх указательный палец. – Разумеешь?

– Не совсем, – покачал головой Вениамин. – Ни в какие галактические организации и союзы Веритас не входит, гостей вы тоже не жалуете – меня самого, когда я на посадку заходил, пограничный сателлит едва не грохнул, – откуда же о вас проведаешь?

– А шо тебя на Веритас принесло?

– Патрульные на хвост сели, – Вениамин вскинул подбородок и с деловым видом поскреб пятерней шею. – А у меня на флаере табак контрабандный. Куды было деваться?

Сид усмехнулся и покачал головой.

– Ну, бади, ты влип.

– В смысле? – не понял Вениамин.

– Теперь тебе один кыр – на Мусорный остров.

– На Мусорный остров?

– Не слыхал о таком? – лукаво сверкнул глазенками Сид.

– Найн, – признался Вениамин.

– Як, мозгуешь, Орден деньги зарабатывает?

– Не ведаю, – пожал плечами Вениамин.

Прежде чем продолжить, Сид присел возле решетки на корточки – видно, настроился на долгий разговор.

– На Веритасе два континента, – начал он. – Оба находятся в умеренной зоне, только на противоположных сторонах шарика. То есть если проткнуть Веритас спицей так, шобы вошла она по центру Первого континента, то выйдет острие точнехонько в серединке Мусорного острова.

Растопырив пальцы обеих рук и соединив их кончики, Сид попытался изобразить, как это будет выглядеть. Получилось у него нечто смахивающее на гаргулью.

– Ты гуторил о континенте, – напомнил Вениамин.

– Ну, хай, – недовольно взмахнул рукой Сид.

– А теперь гуторишь об острове.

– Кличется он так – Мусорный остров, а на самом деле – континент. Только очень маленький. Разумеешь?

Вениамин задумался.

– Первый континент тоже маленький, – сказал он. – Но его-то островом нихто не кличет.

– И шо с того? – непонимающе оттопырил губы Сид.

– Хай найн шо, – махнул рукой Вениамин. – Так прогуторил.

– Короче, два континента, – Сид снова изобразил руками шар. – На одном – Гранде Рио ду Сол с прилегающими окрестностями и тюрьмой «Ультима Эсперанца», в которой мы с тобой, бади, сидим, на другом – мусорная свалка. Заплатив гроши, каждый может вывалить туда свои токсичные отходы.

– Каждый житель Первого континента? – спросил Вениамин.

– Ну, ты гуторишь, – усмехнулся Сид. – На Мусорном острове утилизируются отходы со всей Галактики. Вот тебе и статья бюджета.

– Ты мозгуешь, шо утилизация отходов такой выгодный бизнес, шо на доходы от него можно прокормить целую планету? – Вениамин с сомнением покачал головой.

– Не всю планету, а только один маленький континент, – уточнил Сид. – К тому же, як я слухал, на Мусорный остров свозится такая дрянь, якую боле ни в одном месте не примут. Разумеешь?

– Теперь разумею, – кивнул Вениамин.

– Ну, во! – удовлетворенно наклонил голову Сид. – Завтра сам Мусорный остров узришь.

– То есть як? – опешил Вениамин.

– А вот так, – развел руками Сид. – Хто, мозгуешь, весь тот мусор разгребает?

– Осужденные? – как-то совсем уж легко догадался Вениамин.

– Найн, – отрицательно качнул головой Сид. – Не осужденные, а приговоренные.

– Разве для того, шобы приговорить к наказанию, человека не треба сначала осудить?

– Найн, – снова качнул головой Сид.

Вениамин посмотрел на парня с подозрением. Для человека, приговоренного к работам на свалке токсичных отходов, вид у него был слишком уж беспечный.

– Значит, завтра нас отправят на Мусорный остров? – еще раз для верности уточнил Вениамин.

– Индид, – кивнул Сид.

– Всех, – обвел рукой ряды камер-клеток Вениамин.

– Ну, почти всех, – ответил Сид.

– И на якой срок?

– Ты о чем? – удивленно вытаращился на него Сид.

– Когда мы назад вернемся? – иначе сформулировал вопрос Вениамин.

Сид криво усмехнулся. А может быть, поморщился от зубной боли.

– С Мусорного острова не возвращаются.

– Як же там люди живут? Среди токсичных отходов?

– Не ведаю, – пожал плечами Сид. – Я там не был.

Вениамин прошелся по камере, остановился возле решетки, провел ладонью по лицу.

– Хай, ну и порядочки у вас.

На это заявление Сид ничего не ответил – какой смысл обсуждать существующую систему, если изменить ее нельзя. Мир несовершенен, и с этим, увы, ничего невозможно поделать. И прав тот, кто относится к сему факту с философским спокойствием.

– Тебя как кличут-то? – спросил Сид-философ.

– Вениамин. Вениамин Ральфович Обвалов.

– Зря ты прифлаел на Веритас, Вениамин Ральфович.

Как ни странно, но ни в голосе, ни во взгляде парня не было даже намека на насмешку.

– Ара, инц лясир, Сид. Порочный – это твоя фамилия?

– Найн, кликуха.

– Ты в самом деле порочен?

– Так они разумеют, – пожал плечами Сид.

– Хто? – не понял Вениамин.

– Оллариушники.

– А ты сам разве не из них?

– Я-то? – Сид оскалился, и меж зубов его на мгновение выскользнул кончик языка – точно жало змеиное. – Найн.

Ответ соседа по камере заставил Вениамина задуматься.

– Я мозговал, что на Веритасе все оллариушники.

– Почти все. Кроме тех, хто найн.

– И хто же найн?

– Я!

Гордо было сказано!

– Ты один?

– Хай найн, есть и другие. Мозгую, на Мусорном острове таких, як мы, полно.

– Пуркуа же ты не уфлаишь с Веритаса?

Сид глянул на задавшего вопрос Вениамина, точно на младенца неразумного.

– С Веритаса не уфлаишь. Тут либо будь оллариушником, як все, либо отправляйся на Мусорный остров. Хай и почему я должен уфлаеть? Мой дед высадился на Веритасе, когда здесь еще никаких оллариушников не было! Пусть они и убираются!

Парень разгорячился настолько, что пару раз в сердцах ударил ребром ладони по решетке.

– За шо тебя взяли? – спросил Вениамин. – За то, шо Оллариу вместе со всеми не кричал?

– За саморез.

– Инчэ?

Сид повернулся к Вениамину спиной и скинул с плеч рубашку. Под левой лопаткой багровел свежий шрам – небольшой, сантиметра два в длину, аккуратный.

– Сид, ты забываешь, шо я не местный, – с укоризной произнес Вениамин.

Парень накинул рубашку на плечи и повернулся к Вениамину лицом.

– Я вырезал вживленный идентификатор. Ну, не сам, конечно, – помогли. Но инициатива была моя.

Брови Вениамина поползли вверх, а затем сошлись у середины лба. То, о чем говорил Сид, – если, конечно, Обвалов правильно его понял, – было чудовищно, невообразимо и дико. Требовалось приложить определенное усилие, чтобы поверить, что подобное могло происходить на самом деле.

– Ты хошь прогуторить, шо вживленный идентификатор личности есть у каждого жителя Веритаса? – спросил он для того, чтобы окончательно развеять все сомнения.

– За Мусорный остров ничего прогуторить не могу. А на Первом континенте вживленный идентификатор есть у каждого, хто олдей двенадцати роков.

– То есть джаниты могут легко определить местонахождение любого гражданина, введя соответствующий код в поисковую систему, – в полнейшем замешательстве Вениамин обхватил ладонью подбородок. – Хай, теперь я кумекаю, насколько глуп был мой вопрос о правах разумных существ.

Вениамин сделал два шага по камере, уперся в стену, развернулся и шагнул в обратную сторону.

– Я все мозгую, есть ли идентификатор у Великого Магистра Ордена? – задумчиво произнес Сид. – Ты шо по этому поводу шурупишь?

Вениамин рассеянно посмотрел на Сида.

– Это имеет якое-то значение?

– Хай найн, симпл интересно.

Ничего не ответив, Вениамин продолжал ходить по камере.

Минут десять Сид молча наблюдал за ним, время от времени тяжко вздыхая, – больно было смотреть, как человек мается.

– Хай не переживай ты так, Вениамин Ральфович, – сказал он наконец. – Мозгую, и на Мусорном острове люди живут. Станем держаться вместе, глядишь, и не пропадем.

Вениамин остановился посреди камеры – если, конечно, уместно говорить о центре помещения, в котором с трудом можно было сделать два шага, – щелкнул пальцами и улыбнулся.

– Ось так, Сид, только у меня другие планы.

– Инче? – поинтересовался Сид – ненавязчиво, именно так, как и подобает сокамернику, не успевшему съесть с товарищем по несчастью даже пары ложек соли.

– Собираюсь ночью свалить отсюда. У тебя есть на примете кильдим, где можно отсидеться?

Сид, похоже, решил, что Вениамин спятил. Он медленно набрал полную грудь воздуха и чуть приподнял руки, как будто собираясь сказать – ты не волнуйся, дорогой, все будет в порядке – и, может быть, даже постараться улыбнуться после этого. Но – пауза. А затем:

– Отсюда не убежать.

– Ты в этом уверен?

Снова долгая пауза.

– Я не слухал, шобы кому-то удалось сбежать из «Ультима Эсперанца».

– Мэй би, потому шо никто и не пытался?

– Ты знаешь, як это сробить?

– Мэй би.

Сид опустил взгляд и в задумчивости, а может быть, в растерянности провел ладонью по волосам. Затем ладонь скользнула вниз и огладила сначала одну щеку, затем другую. Одно дело – верить в то, что ты парень лихой, много чего повидавший, и терять тебе вроде уже нечего. Совсем иное – действительно решиться на отчаянный поступок. В конце концов, и на Мусорном острове люди живут, а вот с пулей в животе не очень-то потанцуешь.

Вениамин подошел вплотную к решетке и взялся за прутья руками.

– Но то цо? – совсем тихо проговорил он. – Кильдим на примете есть?

Сид поднял взгляд, все еще немного растерянный, и серьезно посмотрел на соседа по камере. Он даже не попытался изобразить улыбку – и Вениамину это понравилось.

– Есть.