Глава 5

Тави понадобилось не больше часа, чтобы обнаружить след Доджера, но дальше было непросто. Он шел по следу все утро и первые дневные часы, задержавшись только раз, чтобы напиться ледяной воды из ручья и перекусить сыром и солониной, которые предусмотрительно захватил с собой его дядя. К этому времени Тави твердо решил, что Доджер сполна заслужил свою кличку – Блудень – и что тот просто забавляется, заставляя их петлять во всех направлениях по бурелому.

Хотя мрачная громада Гарадоса сделалась больше и темнее, окутавшись грозовыми тучами, Тави старался не обращать на нее внимания, сосредоточившись на деле. Время было далеко за полдень, когда он наконец догнал вздорного барана и его отару.

Он услышал овец прежде, чем увидел их: одна из маток жалобно блеяла. Он оглянулся через плечо на дядю, шедшего в нескольких десятках шагов позади него, и махнул ему рукой, давая знать, что нашел их. При этом он не смог сдержать довольной улыбки, да и дядя улыбнулся в ответ.

Доджер завел отару в почти непролазную чащобу колючих кустов в рост Тави и глубиной в добрую сотню футов. Тави высмотрел рога Доджера и начал осторожно пробираться к нему, по обыкновению громко разговаривая с вожаком. Доджер фыркнул и принялся рыть землю копытом, угрожающе выставив рога вперед. Тави нахмурился и сбавил скорость. Доджер весил никак не меньше четверти тонны, а овцы местной горной породы, которую жители приграничья ценили за рост и силу, позволявшие им защитить себя, в случае угрозы становились агрессивными. Не один неосторожный пастух поплатился за это жизнью.

Резкий сладковатый запах заставил Тави застыть на месте. Пахло забитой овцой: кровью и пометом.

Что-то было не так. Совсем не так.

Теперь Тави приближался еще медленнее, осторожно оглядываясь по сторонам. Первую убитую овцу – точнее, ягненка – он увидел, не доходя нескольких ярдов до кустов. Он опустился на колени и внимательно осмотрел останки в надежде понять, кто убил животное.

Это был не слайв. Слайвы могут убить ягненка или даже взрослую овцу, напав на нее стаей. Однако ядовитые ящерицы сразу же разрывают труп на части, не оставляя ничего, кроме костей. Ягненок был мертв, но рана на теле была только одна – широкий, чистый разрез, почти отделивший голову от тела. Такую рану мог бы нанести саблезуб, но эти горные хищники, убив жертву, либо пожирают ее на месте, либо уносят к себе в логово. Волки – даже гигантские волки варварских лесов к востоку от долины Кальдерона – так чисто не убивают. Ну и потом, любой хищник вряд ли оставил бы убитого ягненка целым. Звери не убивают для развлечения.

Земля вокруг ягненка была неровной, каменистой. Тави поспешно обшарил ее взглядом в поисках следов, но нашел только отпечатки овечьих копыт и еще несколько непонятных отметин – он не мог даже сказать наверняка, следы ли это. Один неясный отпечаток напоминал след человеческой пятки, но с таким же успехом его мог оставить сдвинутый с места круглый камень.

Тави озадаченно встал и почти сразу же увидел еще два трупа, лежавших между первым ягненком и кустами, в которых укрылся Доджер. Еще один ягненок и ярка, на обоих зияют такие же глубокие чистые раны. Кто-то из сильных фурий вполне мог разить так, но фурии редко нападают на животных без приказа своего властелина-человека. И если эти убийства совершены не зверем, значит это дело рук человека. Правда, ему понадобился бы до ужаса острый нож и, возможно, помощь фурии, удесятерявшей силу.

Однако чужаков в приграничной долине почти не бывает, а из местных никто по таким буеракам не шляется. Нависающая над этими местами громада Гарадоса пронизывает своим напряжением землю на мили вокруг, а уж рядом с самой горой даже уснуть почти невозможно.

Тави поднял взгляд и нахмурился: Доджер продолжал стоять у прохода сквозь кусты, угрожающе выставив вперед рога, и Тави вдруг стало не по себе.

– Дядя! – позвал Тави, и голос его чуть дрогнул. – Что-то не так.

Бернард подошел к нему, окинул взглядом Доджера и отару, затем лежавших на земле мертвых овец. Он нахмурился, потом глаза его расширились. Он распрямился и отстегнул от пояса короткий, тяжелый легионерский меч.

– Тави. Быстро ко мне.

– Что?

– Живо! – В голосе Бернарда прозвучали стальные командные нотки, каких Тави ни разу еще у него не слышал. С тревожно забившимся сердцем Тави повернулся и послушно подошел к нему.

– А как же отара?

– Забудь, – ледяным тоном отрезал Бернард. – Мы уходим.

– Но овцы… мы же их потеряем! Не можем же мы бросить их так!

Бернард сунул меч в руку Тави, медленно обшарил взглядом кусты вокруг и наложил стрелу на тетиву лука.

– Держи его острием вниз. Положи другую руку мне между лопаток у основания шеи и держи ее там.

Страх, охвативший Тави, сделался еще сильнее, но он совладал с ним и сделал все, как приказал дядя.

– Что случилось? Почему мы уходим?

– Потому что мы хотим вернуться живыми. – Бернард двинулся прочь из зарослей, лицо его застыло от напряжения.

– Живыми? Дядя, да что…

Бернард застыл, резко повернулся и вскинул лук. Тави повернулся следом за ним и успел увидеть какое-то движение в зарослях перед ними.

– Что э…

Резкий, шипящий звук послышался с противоположной стороны. Тави повернул голову, но дядя его не смог сделать этого так же быстро, ибо ему пришлось поворачиваться всем телом – с поднятым луком и приложенной к щеке стрелой. Тави ничего не оставалось, как смотреть на приближавшегося… кого?

Нападавший напоминал птицу – если только птица может иметь восемь футов роста и бегать на длинных, мощных ногах, мощнее и больше в обхвате, чем у беговой лошади, и украшенных зловещего вида когтями. Голова ее покоилась на длинной, гибкой шее; клюв напоминал ястребиный, только во много раз больше, острый и угрожающе изогнутый. В расцветке оперения преобладали черные и коричневые тона, а глаза были ярко-золотистого цвета.

Птица рванулась вперед, сделала два огромных шага и прыгнула, вытянув когти к своим жертвам и молотя по воздуху неожиданно крошечными крылышками. Бернард оттолкнул Тави бедром, и тот полетел в сторону, а дядя остался между ним и надвигающимся кошмаром.

Бернард выстрелил не целясь. Стрела ударила в птицу по касательной и отскочила от жестких перьев. Жуткая тварь приземлилась на Бернарда и клюнула его.

Тави вскрикнул, когда капли крови его дяди попали ему на лицо.

Зверь-птица орудовала когтями. Один из них рванул дяде Бернарду бедро, вспоров крепкие кожаные штаны, как тонкую ткань. Кровь ударила струей. Другой коготь целил в горло, но Бернарду удалось отбить его луком. Тварь попыталась достать его клювом, и снова он отбил выпад.

Огромный клюв птицы метнулся вбок и перекусил лук, словно тонкую хворостинку. Громко хлопнула оборвавшаяся тетива.

Тави поднял меч и с криком бросился на помощь дяде. Его собственный голос показался ему чужим, таким он был высоким, срывающимся от волнения и страха. Птичья голова повернулась в его сторону, и взгляд золотистых глаз уперся в него.

– Брутус! – крикнул дядя Бернард, стоило птице отвернуться к Тави. – Взять его!

Земля под ногами у птицы вздыбилась и метнулась вверх: Брутус откликнулся на зов Бернарда.

Тонкий почвенный покров раздался, обнажив каменную поверхность. Брутус вылетел из земли, как выбегающая из прибоя гончая, – огромный охотничий пес из земли и камня. Глаза фурии горели как ослепительно-зеленые изумруды. Брутус оттолкнулся каменными лапами от земли, прыгнул и сомкнул каменные челюсти на птичьей ноге.

Птица испустила звук, напоминающий пронзительный свист закипающего чайника, и ее клюв метнулся к голове фурии. Удар высек из камня искры, и одно ухо гончей отлетело в сторону, но Брутус не обратил на это ни малейшего внимания.

Тави снова закричал и, держа меч обеими руками, нанес удар. Он попал птице в основание шеи и ощутил, как та дернулась от боли – это напоминало рывки попавшей на крючок рыбы. Он замахнулся и ударил еще раз. Из раны выплеснулась на клинок темная кровь.

Тави продолжал разить мечом, уворачиваясь при этом от когтей твари. Снова и снова ударял тяжелый клинок по птичьей шее; брызги темной крови летели Тави на руки, на одежду, на лицо.

Брутус опрокинул птицу набок и навалился на нее сверху, прижимая к земле. Тави снова взвизгнул и с размаху, как топор, опустил меч на шею птицы. Он услышал хруст, и птица обмякла. Свистящий визг стих, только кровь барабанным боем стучала у мальчика в ушах.

Тави била крупная дрожь. Вся его одежда, меч и рассыпанные по земле перья были в крови. Брутус продолжал удерживать птицу за ногу своими гранитными челюстями. От тела исходила омерзительная вонь. Тави поперхнулся и постарался дышать ртом. Потом опомнился и повернулся к лежавшему на земле дяде.

– Дядя, – пробормотал Тави и опустился рядом с ним на колени. Тот был весь в крови. – Дядя Бернард.

Бернард повернул бледное, перекошенное от боли лицо к Тави. Обеими руками он зажимал рану на бедре – с такой силой, что побелели пальцы.

– Нога, – прохрипел он. – Надо перетянуть ногу жгутом, парень, или мне крышка.

Тави кивнул. Он положил меч на землю и расстегнул пояс.

– А Брутус? – спросил он.

Бернард с усилием мотнул головой:

– Не сейчас. И потом, такие дела ему не поручишь.

Тави пришлось тянуть обеими руками, чтобы подвинуть дядину ногу хотя бы настолько, чтобы он смог подсунуть под нее пояс, – и даже это небольшое перемещение заставило того охнуть от боли. Тави затянул пояс как можно туже и завязал концы. Бернард снова застонал и медленно отнял руки от раны. Кровь продолжала сочиться, но, по крайней мере, не била струей. Сама рана выглядела ужасно. Коготь вспорол мышцы, и Тави показалось, что он видит, как в глубине белеет кость. У него снова свело желудок, и он отвел взгляд в сторону.

– Вóроны! – пробормотал он. – Дядя? Ты как?

– Болит изрядно. Ты говори со мной, говори – так легче.

Тави прикусил губу:

– Ладно. Что это за тварь такая?

– Овцерез. Их разводят в южных краях. По большей части в Лихорадских джунглях. Никогда не слышал, чтобы их видели в наших северных краях. Тем более таких крупных.

– Они что, пожирают овец?

– Нет. Они слишком глупы. Стоит им почуять кровь, и они рвут на части все, что движется.

Тави сглотнул и кивнул:

– Мы все еще в опасности?

– Возможно. Овцерезы охотятся парами. Ступай посмотри на птицу.

– Что?

– Посмотри на эту проклятую птицу, парень! – рявкнул Бернард.

Тави встал и вернулся к овцерезу. Свободная нога его еще дергалась, когти сжимались и разжимались. От него продолжала исходить нестерпимая вонь, и Тави пришлось прикрыть нос и рот рукой.

Бернард охнул и сел. На мгновение голова его бессильно повисла, и ему пришлось опереться о землю руками.

– Ты убил его первым ударом, Тави. Тебе бы стоило отойти и дать этой гадине сдохнуть.

– Но она еще билась, – возразил Тави.

Бернард мотнул головой:

– Ты перерубил ему шею. Его бы не хватило надолго. Но за те несколько минут, что овцерез истекал кровью, он вполне мог бы прихватить и тебя с собой. Посмотри на его шею. У самой головы, сзади.

Тави обошел труп птицы и посмотрел туда, куда сказал дядя, – стараясь при этом держаться подальше от клюва.

Что-то заставляло перья на шее птицы странно топорщиться. Он опустился на колени и, борясь с брезгливостью, раздвинул перья.

Шею птицы туго стягивало, впиваясь в мышцы, плетеное кольцо из грубой холстины и кожи.

– Тут у него что-то вроде ошейника, – сообщил Тави.

– Из чего ошейник? – прохрипел Бернард.

– Не знаю. Вроде как холст и немного кожи, и все заплетено в косичку. Я такого еще не видел.

– Это маратский ошейник. Нам надо убираться отсюда, Тави.

Тави потрясенно посмотрел на дядю.

– Но ведь в долине Кальдерона нет маратов. Легионы прогнали их. Здесь не бывало маратов со времен той большой битвы много лет назад.

Бернард кивнул:

– Еще до твоего рождения. Но те две когорты, которые расквартированы в гарнизоне, не обязательно перехватывают их, если только они не переходят границу большими группами. Где-то здесь находится воин-марат, и он вряд ли обрадуется тому, что мы убили его птицу. И ее самец – тоже.

– Самец?

– Видишь отметины на затылке? Шрамы от спаривания. Мы убили самку.

Тави охнул:

– Тогда, пожалуй, нам лучше уйти.

Бернард кивнул; движения его сделались усталыми, неуверенными.

– Иди сюда, парень.

Тави повиновался, снова опустившись на колени рядом с дядей. Одна из овец заблеяла, и Тави нахмурился: он увидел, что маленькое стадо разбрелось по кустам и Доджер забегал вокруг него, бесцеремонно сгоняя самок рогами.

– Брутус, – хрипло произнес Бернард и весь сморщился от напряжения. – Отпусти птицу. Отнеси нас обоих домой.

Каменный пес отпустил птицу, повернулся к Бернарду и снова погрузился в землю. Тави почувствовал, как дрогнула и зашевелилась земля под ногами. Потом из-под нее выросла каменная плита шириной футов в пять и вместе с ними двинулась в южном направлении – ни дать ни взять плот на неспешной реке. Медленно набирая скорость, земляной плот заскользил в сторону прогалины.

– Растолкай меня, когда мы вернемся, – пробормотал Бернард, лег на спину и закрыл глаза. Тело его мгновенно обмякло.

Тави, нахмурившись, покосился на дядю, потом оглянулся на овец. Доджер снова загнал их в буерак и выставил рога – но не в сторону Тави.

– Дядя Бернард, – произнес Тави, и голос его показался ему самому высоким и испуганным. – Дядя Бернард, мне кажется, что-то приближается.

Дядя не ответил. Тави огляделся по сторонам в поисках дядиного меча и тут же сообразил, что оставил его рядом с трупом овцереза и теперь их разделяют две дюжины шагов. Он сжал кулаки от досады. Это все он виноват. Если бы он не забыл на время о своих обязанностях из желания произвести впечатление на Беритту, ему не нужно было бы отправляться на поиски Доджера, а его дяде не пришлось бы идти с ним.

Тави поежился. Смерть вдруг показалась не далекой, а совсем близкой, очень даже настоящей.

В долине потемнело, и Тави увидел, как на солнце наползают тучи. Где-то вдалеке прогремел гром. Деревья зашелестели, раскачиваясь под порывами ветра. Тави казалось, что каменный плот ползет медленнее черепахи. На самом деле они уже перемещались со скоростью быстро шагающего человека и продолжали набирать ход, но Тави отчаянно хотелось двигаться быстрее. Он боялся, что они опоздают.

Новая мысль мелькнула у него в голове, и он застыл. Если кто-нибудь нападет на них сейчас, его дядя не придет на помощь. Тави придется справляться с этим самому.

Пронзительный свистящий вопль раздался в зарослях справа от них, выше по склону.

Тави дернулся и посмотрел в том направлении, но ничего не увидел. Вопль повторился.

Еще один овцерез.

Другой вопль отозвался ему эхом, на этот раз слева от каменного плота, и прозвучал он неприятно близко. Третий? Шагах в пятидесяти позади них качнулись кусты. Тави показалось, что к ним что-то приближается.

– Они приближаются, – негромко произнес он.

Внутри его все сжалось. Хотя Брутус, разогнавшись, не уступал в скорости бегущему человеку, разгон требовал времени, а его у них не осталось. Шансов спастись от другого овцереза у лежавшего без сознания Бернарда не было, а от Брутуса помощи ждать не приходилось, ибо тот сосредоточился на одной-единственной задаче: доставить их домой.

Из этого следовало, что спастись дядя может только в одном случае: если овцерез погонится за кем-нибудь другим. Точнее, если этот кто-то уведет его за собой в другую сторону.

Тави сделал глубокий вдох – и скатился с каменного плота на землю. Он заполз под придорожный куст и затаился. Если овцерезы реагируют на движение, уж наверняка им будет труднее делать это при ветре, при раскачивающихся деревьях и кустах. Он полежит немного неподвижно, а потом примется шуметь и скакать, чтобы отвлечь внимание охотников от уязвимой добычи.

Снова громыхнул гром, и на щеку Тави упала ледяная капля. Он поднял глаза и увидел, что небо почти полностью затянуто черными тучами. Еще одна капля упала на него, и вдруг его охватил такой страх, что едва не стошнило. Затеянные дикими фуриями грозы смертельно опасны для любого, кого они застигнут в глуши. Лишенный защиты толстых стен усадьбы, лишенный защиты собственных фурий, он почти наверняка окажется в полной власти стихий. Стараясь дышать ровнее, Тави подобрал несколько камней подходящего для броска размера. Потом повернулся лицом на восток и швырнул камень как можно дальше.

Описав беззвучную дугу, камень ударился о ствол дерева; стук вышел что надо – резкий, отчетливый. Тави вжался в землю у древесных корней и затаил дыхание.

С противоположной стороны тропы послышался свист, и что-то шевельнулось в кустах. Одновременно за спиной Тави послышался топот, и тропу, пробитую в кустах махиной Брутуса, пересек огромный темный силуэт. Еще один овцерез, крупнее и темнее первого. Он бежал удивительно тихо для такой туши, только когти стучали по ковру из опавшей хвои и шелестели, задевая за ветви, перья. Тварь метнулась к месту, где только что упал камень, и скрылась в кустах.

Тави перевел дух. Он швырнул еще один камень, еще дальше, в направлении, противоположном тому, в котором Брутус уносил Бернарда прочь от опасности. Пригнувшись, Тави сам двинулся в направлении прогалины, через каждые несколько шагов задерживаясь, чтобы бросить камень. Ветер продолжал усиливаться, и обжигающе-ледяные капли падали уже почти непрерывно.

Стараясь дышать как можно тише, Тави по-кошачьи прокрался обратно к прогалине. Последние несколько ярдов он прополз на животе под низко нависавшими хвойными ветвями. Овец не было видно.

Зато второй овцерез был уже здесь.

И марат тоже.

Овцерез оказался по меньшей мере на голову выше первого, с более темным оперением. Глаза его, тоже золотистые, имели коричневатый оттенок. Он стоял над трупом птицы, которую убил Тави, поджав одну ногу и шевеля клювом перья убитой подруги.

До сих пор Тави ни разу не доводилось видеть маратов. Этот был очень высокий – выше всех известных Тави людей. Он был почти как человек, только плечи его казались неимоверно широкими, а покрывавшие все тело мускулы – плоскими, стремительными. Вся его одежда состояла из набедренной повязки, да и та не столько прикрывала наготу, сколько служила поясом для ношения нескольких сумок и оружия – похожего на сделанный из темного стекла кинжал. Волосы у него были длинные и густые, в неярком предгрозовом свете они казались неестественно светлыми. В волосы было воткнуто несколько птичьих перьев, и это придавало ему свирепый вид.

Марат подошел к телу овцереза, опустился рядом с ним на колени и положил обе ручищи на мертвую птицу. Он испустил негромкий жалобный вопль, и ему вторил эхом стоявший рядом самец. Потом оба на минуту замолчали, склонив головы.

Выпрямившись, марат оскалился, блеснув белыми зубами, и повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую. Тави увидел, что его глаза имели тот же золотистый оттенок, что и у овцереза, – они были почти прозрачными и пугающе нечеловеческими.

Тави застыл на месте, едва дыша. Выражение лица марата не оставляло ни малейшего сомнения: он был взбешен. Голова его медленно поворачивалась, вглядываясь в окружавшие прогалину кусты. Тави разглядел, что зубы его и руки перепачканы алой кровью.

Марат распрямился и поднес руку ко рту. Набрав в грудь побольше воздуха, он свистнул так громко и пронзительно, что Тави зажмурился. Свист повторился еще несколько раз – то выше, то ниже, то длиннее, то короче. Потом он смолк.

Тави нахмурился и приоткрыл рот от напряжения, вслушиваясь в тишину.

Спустя несколько секунд откуда-то издалека, наполовину приглушенный ветром, послышался ответный свист. Тави не знал, что говорилось в этом ответе, но это был, несомненно, ответ, и одно это уже наводило страх. Свист означал только одно: поблизости находился по меньшей мере еще один варвар.

Мараты вернулись в долину Кальдерона.

Возможно, они просто охотились в безлюдных пустошах вокруг Гарадоса. А может, в ужасе подумал Тави, это передовые разведчики орды. Но это… это ведь безумие! Орды в этих краях не видали больше пятнадцати лет – Тави еще не родился на свет, когда орда одержала свою единственную недолгую победу, вырезав легион Короны и убив принцепса Гая. Алеранские легионы разгромили орду всего несколько недель спустя, нанеся ей такой сокрушительный удар, что ни у кого не осталось сомнений: мараты никогда больше не вернутся.

Тави судорожно сглотнул. Однако они все-таки вернулись. И если их много, значит мараты в долине – разведчики. А если они разведчики, они ни за что не позволят тощему подростку, который их увидел, уйти живым и рассказать остальным об их появлении.

Марат снова принялся осматривать кусты. Он нагнулся, выдернул из мертвого овцереза несколько перьев и привязал их к волосам. Потом негромко свистнул второму овцерезу и сделал ему знак рукой. Птица послушно двинулась большими шагами в указанном направлении, ее взгляд тоже шарил по кустам.

Тем временем марат опустился на четвереньки. Он понюхал кровь, засыхавшую на когтях убитого овцереза; потом, к отвращению Тави, пригнулся и лизнул ее языком. Тави видел, как он прищурился, оценивая вкус, словно это было вино. Открыв глаза, марат, не вставая на ноги, принялся рыскать вокруг трупа, словно ищущий след пес. У лежавшего на земле меча он задержался, поднял его и внимательно осмотрел покрытый кровью овцереза клинок. Потом вытер его о траву и сунул за матерчатый пояс.

Ветер продолжал усиливаться, то и дело меняя направление. Тави ощущал, как он холодит ему спину. Он застыл, уверенный в том, что любое, даже самое незначительное движение выдаст его. Марат свистнул еще раз, махнул рукой, и овцерез, повернув, двинулся к убежищу Тави.

«Как цыпленок на червяка, – подумал Тави. – Только червяк – это я».

Однако, не пройдя и нескольких шагов, овцерез испустил вопль и повернул голову на юг. Марат тоже посмотрел в ту сторону, и в его золотистых глазах вспыхнул жадный огонь. Раздувая ноздри, он припал к земле, потом вскочил и зашагал вслед за раненым дядей Бернардом.

– Нет! – крикнул Тави, вскакивая с земли и швыряя один из оставшихся камней в марата. Он не промахнулся: камень угодил тому в щеку, рассадив ее до крови.

Марат уставился на Тави своими золотистыми, как у хищной птицы, глазами и рявкнул что-то на незнакомом Тави языке. Впрочем, сомнений в его намерениях у Тави не возникло, он все понял даже прежде, чем тот вытащил из-за пояса свой стеклянный кинжал. Глаза его полыхали яростью.

Марат свистнул, и овцерез послушно повернулся к нему. Потом он указал рукой на Тави и испустил такой же булькающий свист, как тот, что издавала мертвая птица.

Тави повернулся и побежал.

Всю жизнь ему приходилось бегать от тех, кто крупнее и сильнее его. Бóльшая часть игр в усадьбе также в той или иной степени основывалась на погоне, и Тави научился использовать преимущества, которые давали ему маленький рост и быстрота. Он бежал, выбирая самые густые кусты, проскальзывая сквозь лабиринт колючек, лиан и буераков.

Ветер все крепчал, поднимая в воздух опавшую хвою и пыль. Тави бежал на запад, уводя погоню от Брутуса с Бернардом. Зловещий свист овцереза и его хозяина не отставал, но страх только подгонял мальчика.

Сердце его стучало в груди, как кузнечный молот, – тяжело и часто. Он понимал, что остался один и никто не придет ему на помощь. Ему придется полагаться только на собственные опыт и смекалку; оступись он или хотя бы сбавь скорость, и марат с овцерезом настигнут его моментально. Надвигался вечер, клубившаяся над Гарадосом гроза начала расползаться по долине. Если марат или овцерез поймают его, безоружного, да еще вдали от дома, он может считать себя покойником.

Тави бежал так, словно от этого зависела его жизнь.

Она действительно зависела от этого.

Загрузка...