Фтор

Часть четвертая Древо

Доктор Бедокур провел Арло в неизвестную область пещер, где камень был непривычно серый, с обширными участками без свечения. Туннели сходились и расходились причудливыми петлями, а ветра вообще не было. Впадины заполняла застоявшаяся вода, от нее-то и исходил скудный свет. Наверняка это было место смерти. Обычные негромкие звуки, издаваемые пещерными животными, здесь отсутствовали.

— Вот участок пещер, ниже которого не ступала нога человека, — сказал Бедокур. — Смотри, моя метка. — Он указал на пирамидку, груду камней. Рядом на мягком камне были грубо нацарапаны очертания человеческого черепа. Под ними четыре корявые буквы: MYXA. — Все так и осталось, а уже тридцать лет прошло. Мое предупреждение тем дуракам, которые могли пойти следом за мной, в § 395.

— Но ведь микса поражает где угодно, — сказал Арло. — Это оружие Хтона, средство, которым он превращает в зомби.

— Тогда Хтон его только разрабатывал, — объяснил Бедокур. — Я первым из людей стал подданным Хтона.

— Но ведь вы не зомби, — Арло замолчал, обдумывая эту мысль. — Не полностью.

Бедокур улыбнулся:

— Наполовину зомби, наполовину сумасшедший, наполовину человек. Хтон перекрыл мое сумасшествие, и ты воспринимаешь меня как почти нормального. Вскоре ты поймешь ход моих рассуждений.

— Я не хочу быть таким, как вы! — возразил Арло. — Или как норны.

— Из недостатков прошлого произрастают успехи будущего. Зомби — полная неудача, норна Верданди и я — неудачи лишь наполовину. Твой отец мог бы стать удачей, но он чересчур сопротивлялся. Твой брат Ас был еще ближе к цели.

— И вы его убили, — сказал Арло.

Самообладание на мгновение отказало Бедокуру.

— Откуда ты знаешь? — строго спросил он.

— Мне рассказал дедушка Вениамин.

— Ты никогда не встречался с Вениамином!

— Да? — Арло не хотелось рассказывать о своем видении. — Он сказал, что вы ревновали Аса, которого Хтон любил больше, чем вас, и убили его. Как звать, не убьете ли и меня?

Бедокур покачнулся — почти так же, как Кокона, когда она рассказывала Арло о миньонетке.

— Я его действительно убил… и пережил двойную месть Вениамина и Хтона. Уроки такого рода мне больше не нужны.

Сумасшедший Бедокур всегда говорил правду.

— А что случилось?

— Все пещерные твари любили Аса, ибо он был возлюбленным Хтона. Никто бы не причинил ему вреда. Но я придумал такую игру — охоту вслепую, и его по случайности убили. Хтону все стало известно, хотя сам я и пальцем до Аса не дотронулся, и Хтон включил меня в гусеницу…

— Слейпнир!

— Никому бы такого не посоветовал! Клянусь, что я убью тебя только по указанию Хтона. Я — слуга, а не хозяин, не избранный. Ты будешь иным, чем я. Ты будешь первым живым хтоническим богом. Хтону больше не нужны частичные результаты. Ты должен поверить в свою судьбу, иначе все бесполезно. Приди добровольно к Хтону, ничего от него не скрывая ни в уме, ни в сердце.

— Я не могу в это поверить, — сказал Арло. — Мне необходимо знать, во что меня вовлекают. — «Хтон мой друг, но и у дружбы свои пределы».

— Хтон тебе покажет. Твой разум не будет затронут, только твое восприятие. Потом ты вернешься в свой сад, где, наделенный полным знанием, поразмышляешь в одиночестве, что выбрать. После чего отправишься или лапы миньонетки, зная, чем все кончится, или в уют Хтона.

— Прекрасно сказано, — сухо заметил Арло.

— Скажи лучше, если пожелаешь. У тебя будет свободный выбор, — слова Бедокура усилились в мозгу Арло излучением от Хтона, удваивавшим — более, чем удваивавшим их воздействие.

— Верю, — согласился Арло. — Хтон всегда был со мною честен. Что дальше?

— Ляг здесь. Устройся поудобнее, расслабься. Открой свой ум Хтону, — сказал Бедокур. — Не сопротивляйся: Хтон — твой друг. Хтон залечит твои раны.

Арло лег на скале. Ему было удобно, поскольку он довольно часто спал на полу пещер. Взгляд устремил в потолок. Над ним находился громадный сталактит — кристально чистый, полупрозрачный с краю. Он напоминал увеличенный во много раз цветок хвеи. От сталактита исходила слабая дымка, наподобие той, что была в газовой расщелине. Откроется ли Арло сейчас, что происходит в удушливых глубинах этой пропасти? Всосет ли его сеть труб, сожрет ли пламя? Проявится ли его сущность в виде драгоценного, недосягаемого голубого граната?

Нет. Он доверял Хтону. Больше, чем миньонетке!

Арло раскрыл свой разум, словно отправился по длинному темному туннелю. Но пока шел по нему, путь его становился все более смутным. Стены дрожали, земля шаталась.

— Расслабься. Пусть все неуместное улетучится, — произнес Бедокур откуда-то снаружи. — Сейчас ты покинешь темницу своих ощущений. Освободи тело. Не принуждай его. Дай ему идти своим собственным путем.

Арло расслабился, и туннель в его воображении обрел неподвижность. Он отправился по туннелю на встречу со своим другом и богом. Далеко впереди возник свет, и Арло понял, что свет этот и есть Хтон.

Пока он шел, путь становился все легче, препятствия встречались все реже и казались неопасными. Наконец туннель расширился и открылось потрясающей красоты зрелище. Это был взрыв. Из точечного источника в многомерную сферу вырывалась ослепительная плазма. Огонь-излучение и дым-материя, похожие на волосы страстной миньонетки, разлетались с жуткой скоростью.

— Рождение вселенной, — произнес голос. — Сияние квинтэссенции.

Так оно и было. Арло представить себе не мог подобное великолепие. Он наблюдал, как вселенная расцветает, образует перекаты и внутренние воронки, брызги. Брызги дробились в свою очередь, их основные части чередовались, сливались, вращались и выбрасывали искры материи в виде газа. Возникали пылающие сегменты — тысячи, миллионы — и заполняли вселенную своим вторичным светом. Затем они тускнели, становясь каждый все меньше, в то время как их совокупности возрастали. По мере того, как они тускнели, на них появлялись пятна.

— Квазары, — сказал голос. — Прототипы галактик — скопления энергии и газа, предшественники более плотной материи.

— Не понимаю? — возразил Арло. А как ему хотелось понять!

Теперь он видел лишь один квазар. Тот колебался и изменялся, вращаясь в окружающей его великой пустоте: хаос снаружи и внутри. Часть квазара была огнем, часть — льдом. Там, где они встречались, они испускали пар, шипели и превращались в… великана.

Но вскоре великан умер и распался: его плоть стала почвой, кости — камнями и горами, а волосы зажили собственной жизнью и превратились в растения. Кровь вытекла и, позеленев, образовала большое море. Голова взорвалась: череп стал небом, мозги — облаками.

В разлагающемся трупе зародились личинки — предки тафисов: они дали начало разнообразной жизни, включая людей.

Арло был потрясен. Жизнь — не что иное, как заражение паразитами, гниение совершенного тела мира? Даже человечество, даже сам Арло — личинки!

Теперь он видел возникновение неорганического разума. Пока личинки изрешечивали тело упавшего великана, расплавленный металл под ним образовал плотный шар планеты. В нем действовали разные силы природы, вырывались пузыри газа, просачивалась вода, во все стороны растекался расплавленный камень. Более летучие вещества расплавились и испарились, оставив пустыми свои пласты и образовав пещеры. Неравномерное распределение тепла и сжатие от холода заставили слои изгибаться и дробиться. Среди этих обломков возникли кристаллы, невероятно разрастаясь при благоприятных обстоятельствах и рассыпаясь, когда условия изменялись. Одни кристаллы подвергались воздействию медленно возрастающего давления и превратились в новые вещества. Другие породили сильное электрическое напряжение: от разности потенциалов дугами вспыхивали молнии, расплавляя в отдельных местах металлы, заставляя их проливаться мириадами ручейков лишь для того, чтобы разом застыть. От изменения давления и продолжающегося нагрева возникал электроток, который бежал по металлическим контурам. Некоторые контуры образовывали трансформаторы, превращая низкое напряжение в высокое, порождая новый ток в старых каналах — ток, обладающий новыми свойствами. Возникла рециркуляция, наложение и обратные связи, усиливающие общий процесс, пока часть его не стала самодостаточной, как огонь. Он постепенно распространился, с видоизменениями воспроизводя себя по всей планете. В одних областях неистовствовал естественный огонь, питаемый горючими газами. Он служил постоянным источником тепловой энергии, передаваемой непрерывно движущимся воздухом. В других — новообразования были таковы, что замораживали сами себя, поскольку воздух расширялся и очень быстро охлаждался. Расхождение температур позволяло управлять разными процессами. Спустя миллиарды лет случайного, неодушевленного экспериментирования один из сложных контуров обратной связи достиг предельного состояния: разума.

Такое происходило везде, где условия были подходящие, а во вселенной существовало множество подобных планет. Но возникшие неорганические разумы были неподвижны: они могли думать, но не действовать. Что они и делали, пока не вторглись разрушительные личинки жизни. Химические процессы жизни уже преобразовали атмосферу всех планет, которые она заразила. До сих пор разъедающие свойства жизни препятствовали распространению неорганического существа по поверхности планет, теперь они принялись копаться в глубинах камня. Война между живым и мертвым разумом началась.

Силы жизни были многочисленны. В прилегающих областях галактики личинки кишели на тысячах планет, но лишь на нескольких достигли такой мощи, чтобы заразить соседние миры. Они добились этого, используя машины: усеченные, ограниченные разновидности неорганического разума, приспособленные для физической, а не мыслительной деятельности. В отличие от них неорганические разумы приспособили усеченные разновидности живых существ, также используемые для механической, а не умственной деятельности. Ни одна из сторон не была столь искушенной, чтобы в совершенстве использовать отдельные части врага, но каждая из них попала вскоре в зависимость от этих частей. Гротескный тупик.

Главных источников заражения Жизнью было четыре: лфэ, ЕеоО, ксест и человек. Каждый из них возник на особой планете, долгое время гноясь там и созревая, пока нарыв не лопнул.

Арло увидел распространение жизни по галактике. Сначала лфэ, напоминавшие одушевленные отвалы породы, принялись перестраивать себя и после тысячелетий неудач создали приспособленное к условиям космических путешествий создание. Где бы они ни оказывались, они создавали новые разновидности лфэ, причем каждое существо жертвовало какой-нибудь свой орган, и в результате возникала новая особь. После чего родители заново выращивали себе отсутствующие органы. Для создания одного отпрыска требовалось от пятидесяти до ста родителей, но новое существо оказывалось жизнеспособным сразу же после создания. Подобную сборку можно было повторять неограниченное число раз, и каждый родитель мог жертвовать свои органы нескольким отпрыскам одновременно. Таким образом, распространение лфэ по галактике ограничивалось только скоростью их сборки в условиях космических путешествий и доступностью пригодных миров. Через несколько тысяч лет они заселили полгалактики.

В отличие от них ЕеоО воспроизводились посредством своеобразного соития. Минимум четыре существа — по одному «Е», «е», «о» и «О» — расплавлялись и сливались в некую общую лужу, из которой вытекали четыре крохотных ЕеоО, иногда больше, если лужа была крупнее. Когда дети вырастали, они делились сначала на близнецов Ео и еО, а затем на взрослые особи «Е», «о», «е» и «О». Теперь они и сами готовы были к соитию — добровольному или по необходимости — предпочтительно с особями от других родителей ради объединяющей вид экзогамии. Но в период соития они были очень уязвимы, поскольку любого рода раздражение или осушение родительской лужи прерывало процесс, препятствовало воспроизведению и губило его участников. В результате ЕеоО заселили лишь одну пятую часть галактики, хотя начали свою космическую экспансию раньше, чем лфэ.

Ксесты размножались делением — любой кусочек их тела, отделившись от него, порождал новое существо, с самого начала совершенное и дееспособное и наделенное всем умственным багажом своего родителя. Поэтому возможности для воспроизведения были у них самые большие во всей галактике. Но ксесты придавали непомерное значение экономности и неистово оберегали свои запасы, контролируя рождаемость и воздерживаясь от сношений с другими галактическими видами, кроме самых необходимых. Они также заняли лишь одну пятую часть галактики.

Люди последними начали осваивать космос, но их экспансия напоминала взрыв даже в зыбких рамках Жизни. Способ их размножения не был особенно производительным, но еще до выхода в космос на их родной планете накопился огромный переизбыток населения. Они обладали половыми различиями и для порождения новой особи составляли пару из одного мужчины и одной женщины. Мужчина вводил семя в женское тело, которое после этого делилось на два: взрослое и детское. Взрослые защищали и кормили ребенка до тех пор, пока тот сам не становился взрослым — этот процесс занимал треть жизни обычного человека. Однако пара взрослых могла зачать нескольких детей друг за другом и заботиться о них, а детская смертность была очень низкой. Результатом стал неизбежный рост населения с сильной культурной преемственностью. Менее чем за четыреста лет люди заселили десятую часть галактики.

Первая встреча между разумами жизни и нежизни произошла в небольшом Человеческом секторе галактики, вероятно, потому, что люди склонны вторгаться в неорганические внутренности своих планет. Поэтому сначала люди преобладали — но вскоре три других органических разума тоже осознали общую угрозу и вступили в битву.

Голова у Арло пошла кругом. Слишком много открытий, слишком много сведений. Гораздо больше, чем он ожидал.

— Но… но… — начал он и замолк, с удивлением обнаружив, что в видении присутствует его голос. — Как… как?.. — Он не мог сформулировать вопроса: понятие не было еще настолько сжатым, чтобы описать его словами.

А Хтон находился рядом — некое нематериальное присутствие, мягко его обволакивающее. Место действия сместилось в лабораторию на поверхности Древней Земли — нерестилище людей.

— Вот точное голографическое изображение, — сказал один мужчина, вынимая какой-то кубик из кармана своего белого одеяния из растительных волокон. — Вопросов больше нет, но нет и ответов. Это устройство ускоряется до тех пор, пока его скорость не превосходит наши способности прямого измерения.

— На замкнутой орбите вокруг сердечника? — спросил другой, скептически подняв мохнатые брови, в то время как его пальцы вертели блестящие металлические пуговицы на темном кителе из кожи какого-то животного. — Куда же оно девается?

— Оно по-прежнему здесь — должно быть, — но, тем не менее, вне поля нашего зрения. Почему бы вам не взглянуть самому? Я, честно говоря, сам еще не до конца в это верю.

Они рассматривали голографическое изображение — опытную сферу внутри вакуумированного тора. Сфера была величиной с кулак человека, а тор представлял собой полупрозрачный бублик (Арло читал об этом лакомстве в ДЗЛ и упросил мать приготовить его: к разочарованию Арло бублик оказался всего-навсего сдобным печеным тестом) метров пятнадцати в поперечнике. Его внешний край был обхвачен двенадцатидюймовыми стальными прутьями и покрыт шестиметровым слоем бетона, а все вместе помещалось в коренной породе. В середине тора находился громадный электромагнит, его элементы окружали вакуумированную камеру с трех сторон: сверху, снизу и изнутри. Хтон объяснил все, не используя слова, поскольку Арло вряд ли бы Понял их значение.

Металлическая сфера притягивалась магнитной силой такой величины, что теоретически она сохраняла устойчивость при скоростях до 99 % от скорости света. Магнит не включали до тех пор, пока не достигался значительный разгон, и у сферы не было возможности двигаться иным образом.

— Автономный источник питания, — сказал мужчина в белом халате. — Разгон сначала медленный.

— Вижу, — сказал другой в черном кителе. Шарик двигался благодаря начальному импульсу, полученному при введении его в тор, со скоростью три сантиметра в секунду. Он медленно разгонялся…

— Я перемотаю пленку на час вперед, — сказал мужчина в белом халате. — Медленный старт, но сейчас вы увидите…

Сфера двигалась со скоростью тридцать сантиметров в секунду.

— Неплохо! — усмехнулся Черный Китель. — За час она разогналась почти до одного километра в час. В час пик это очень неплохо.

(«Час пик?» — спросил Арло. — «Давка, человеческих машин в узких местах, постоянный источник раздражения», — пояснил голос Хтона.) — Еще один час.

Сфера делала уже десять километров в час.

— Ее ускорение, безусловно, возрастает, — сказал Черный Китель. — Но, честно говоря, при таком соотношении…

— Разве вы не понимаете?.. Это геометрическая прогрессия! За каждый час скорость сферы возрастает в десять раз.

— Точно… пока. Давайте посмотрим следующие три часа.

Изображение сменилось. Теперь сфера кружила по каналу со скоростью сто километров в час. Еще одна перемотка — и она стала размытой, невидимой.

— Назад! — воскликнул Черный Китель. — Это…

— Тысяча километров в час, — самодовольно произнес Белый Халат. — Мы слишком близко к ней, а она слишком мала, чтобы различить ее при такой скорости.

— Вернемся к сотне километров и понаблюдаем ее непосредственно.

Что они и сделали. Скорость сферы плавно возросла с сотни до тысячи километров в час, затем до двух, четырех и десяти тысяч километров в час.

— Вы обесточили магнит?

— Магнит отключен. На внешнем вводе ничего нет. Поэтому вследствие трения о наружную поверхность сфера катится. Магнит задавал бы ей другую орбиту без касания к физической поверхности. По-видимому, эта штуковина черпает энергию из какого-то внешнего источника, а не из нашего магнита или чего-либо другого, что мы способны обнаружить. Уйму энергии. Более того, похоже, происходит перекачка энергии в обратном направлении: от опытной сферы к магниту. Иначе бы сфера вырвалась наружу…

— Звучит так, словно вы говорите о вечном движении!

— Вероятно. На самом деле, вечное движение отсутствует, например, у предмета, несущегося за пределами галактики. Но…

— Хорошо! — вскинул брови Черный Китель. — Вы знаете, что я имею в виду…

— Все зависит от того, насколько велик запас скрытой энергии. Как мы предполагаем, он связан со строением вселенной — вероятно, скорость инерции первоначального космического взрыва…

— Вы хотите сказать, что, если мы истощим эту энергию, вселенная прекратит расширение и начнет сжиматься?

— Да, на несколько секунд раньше, чем без нас. Принимая во внимание десятки миллиардов лет на нашей шкале времени, даже если мы и создадим такой сдвиг, его воздействие будет бесконечно малым и обнаружится лишь много лет спустя, когда наш вид уже сойдет со сцены.

— Значит, свободная энергия.

— Похоже на то, сударь.

Черный Китель кивнул.

— Очень скоро мы повнимательнее заглянем в зубы этому дареному коню.

(«Дареный конь?» — спросил Арло. — «Четырехногое млекопитающее…» — «Я знаю из ДЗЛ, что такое конь. Но при чем тут…» — «Землянский конь стоил очень дорого, если не имел изъянов. Старость — это изъян. Изношенные зубы указывали на его старость. Поэтому…» — «Понятно», — с сомнением сказал Арло.) — Если здесь какое-то жульничество… — продолжал Черный Китель, многозначительно повертев ладонью.

— Мы одобряем ваше расследование, — сказал Белый Халат. — Штатские хотят знать так же, как и военные, уверяю вас. Честно говоря, мы не понимаем этого эффекта и не доверяем ему, но подозреваем, что воздействие открытия на нашу экономику будет очень глубоким.

— Глубоким! Если это правда, оно напомнит ядерную реакцию.

— Вот-вот! Этого-то мы и боимся.

— С какой скоростью она движется?

— Наши измерения не совсем точны. Но если сохраняется наблюдаемое соответствие… — взмахом руки он описал лежащую на боку цифру 8.

— Да ну вас! С какой скоростью?

— Примерно через девять часов сфера движется со скоростью света в вакууме.

— Так-так. Мы, вояки, не полные идиоты. Вы понимаете, что говорите?

— Вполне. С точки зрения теории относительности…

— Парадокс. Давайте поищем слабое место. Как долго вы проводили опыт?

— Трое суток.

— Семьдесят два часа? Почему не выключили?

— Мы не в силах воздействовать на систему управления этим устройством.

— Что за опыты вы проводите? Все должно быть безотказным!

— Теоретически, да. Но…

— Так возьмите и просто отключите рубильник!

— Уже пытались.

— Послушайте, доктор…

— По-видимому, рубильник не действует.

— Ну так почините его! Принимая во внимание миллиарды, спущенные в этот гальюн…

— Рубильник в рабочем состоянии. Проблема в том, что воздействие нашего дистанционного управления ограничено скоростью света. И распространения электромагнитной энергии.

Черный Китель некоторое время молчал.

— Вы говорите, что сфера не остановилась на скорости света? Что эта штуковина движется слишком быстро… со сверхсветовой скоростью?

Белый Халат кивнул.

— Кажется, именно так. Мы обнаружили черенковское излучение…

— Что?

— Черенковское излучение. Импульс, возникающий, когда скорость распространения энергии превосходит скорость света в данной среде. Дело в том, что свет в определенных веществах движется медленнее, чем в вакууме, где он набирает абсолютную скорость.

— А в вашем опытном торе — вакуум?

— Да. Не абсолютный, конечно, но весьма приличный. Никогда еще черенковское излучение не наблюдалось в столь глубоком вакууме. Оно возникло, когда наша сфера превзошла скорость света в вакууме — теоретически, самую высокую из достижимых скоростей — по крайней мере когда-то мы так считали.

— Я не физик. Но если то, что вы говорите, верно…

— Вполне. Мы могли бы получить средство для полного покорения космоса.

И они его получили. С этого открытия началось §-летоисчисление, которое в течение следующего столетия заменило традиционный календарь. Как ньютоновская физика стала частным случаем теории относительности, так теория относительности стала частным случаем §-физики. Все было законно — с определенной точки зрения. Поскольку подробности прорыва держались в тайне, вакуум заполнили легенды… («Вакуум! — Арло расхохотался. — Забавно!»), назвавшие некого «профессора Фитла» случайным изобретателем §-привода. Были построены большие модели логарифмического §-ускорителя и установлены на космокораблях. Внутри сферы пространство и время были обычными, но сфера двигалась по галактическому и межгалактическому пространству со скоростями, в сущности, останавливающими свет. Вселенная стала доступна людям — за какие-то часы. Вид «человек» стал четвертым — и последним — из галактических разумов, получивших §.

Первое крупное межзвездное расселение людей началось в § 20. Поскольку время и энергия больше его не ограничивали, на переселение влияли лишь стоимость строительства, его организация и подбор личного состава. Так же, как и на сверхновое расширение человеческих владений, напоминающее вспышку звезды. За столетие они стали настолько обширны, насколько позволяли здравые соображения об интересах других галактических империй. Продолжалась усиливающаяся колонизация все менее и менее идеальных планет. Годы от § 50 до § 100 принято считать золотыми годами колонизации, в течение которых были открыты и обжиты лучшие из доступных планета в § 71 — райская планета Идиллия, в § 79 — мир-сад Хвеи.

Особого внимания заслуживает здесь Ионафан Пункт (§ 41 — 154), не только первоклассный звездный разведчик, но и весьма расторопный предприниматель. В § 75 он открыл идеальную звезду и сделал крупное состояние, продав ее некой частной группе. Конечно, это противоречило закону, но на Земле у него нашелся столь же усердный, сколь и нещепетильный адвокат: тот искусно обстряпал дело. Пункт назвал звезду в честь себя, а планеты — размерами шрифта, определяемые числом «пунктов». В результате планеты звездной системы Пункт были названы Эксцельсиор, Диамант, Перл, Нонпарель, Миньон, Петит, Боргес и Элита — названия соответствовали их расстоянию от светила (две ближайшие планеты были необитаемыми и безымянными) и количеству пунктов. Эксцельсиор — 3 пункта, Диамант — 4 пункта, лучшая планета, Миньон, седьмая — 7 пунктов.

Поселившаяся на Миньоне группа занималась генетикой, разрабатывая некий секретный, в общем незаконный проект. Члены группы собирались добиться благосостояния, производя самых красивых, умных и покорных женщин в галактике для продажи богатым властелинам в качестве гурий или гетер. Они должны были быть полутелепатками, чтобы лучше откликаться на скрытые желания своих хозяев, и оставаться привлекательными и верными до самой их смерти, не имея в жизни иной цели, кроме как угождать им. За физический образец была взята самая красивая женщина того времени — зеленоглазое, рыжеволосое создание с идеальными пропорциями, явно созданное природой для любви. Была получена тысяча клонов, в сущности, тождественных, которые для совершенствования были узкородственно размножены.

Но значительные модификации привели к неудачному побочному эффекту: извращению чувств или его видимости. Подлинные чувства гетер напоминали чувства обычных женщин, но телепатия, словно фотографический негатив, выворачивала их наизнанку. Как следствие, сбыт этих женщин пришлось ограничить: они привлекали разве что неисправимых садистов, что придавало торговле ими дурную славу. Вскоре планету Миньон стали избегать, а, позднее внесли в список запрещенных и забыли. Местные жители были предоставлены сами себе, лишены как контроля, так и преимуществ развитой технологии. Они, тем не менее, выжили, приспособившись к своей природе: кровосмесительной, садистской моногамии. О них сложился ужасный и прелестный миф: роковой роман с миньонеткой.

(Арло прервал еще раз: «Миньонетки — такие же люди, как и мы! Они не таят никакого зла — просто они такие, какие есть!») «Миньонетки — враги, — ответил Хтон мысленно и вслух. — Ихизвращенные чувства отменяют действие миксы, ослабляют нашу мощь. Если их необуздать, они нас уничтожат».

«Но они давно могли бы тебя уничтожить — взорвав планету из космоса!» «Нет», — и Хтон объяснил, почему.

Первой и по-настоящему грозной проблемой, с которой столкнулись люди в космосе, стал так называемый озноб. Он косил их и не поддавался никакому лечению. Однако это было случайным совпадением, ибо озноб являлся лишь побочным следствием некого послания-сигнала. Когда озноб достиг Хтона — не непосредственно, но в образе Кокены, пораженной таинственной болезнью, — Хтон распознал в нем творение себе подобного: неорганического разума. Похожие на Хтона в других галактиках сумели породить такой импульс, чтобы сигнализировать себе подобным.

Осознав сигнал, Хтон приступил к выполнению своей роли. Он создал излучение, не допускающее химические и ядерные взрывы. Излучение не задерживало §-корабли, но они были слишком дороги, чтобы обстреливать ими планету как снарядами. Это помешало силам Жизни атаковать Хтон современной технологией. Использовать лазеры и взрывометы было бесполезно — они оказывали ничтожное воздействие на твердый камень и оказались менее действенными, чем простейшее оружие. Между тем Хтон разработал видоизмененное излучение озноба, которое распространялось со скоростью света и вызывало соединение всех связанных с жизнью форм фтора с кислородом, истребляя в непосредственной близости от себя любую жизнь. В живых организмах фтор и кислород встречаются повсеместно, а тем немногим организмам, что не нуждаются в кислороде, все равно было не избежать этого воздействия, поскольку кислород имеется и в воздухе, и в воде. Галактика велика, и задуманное Хтоном разрушение заняло бы немало времени, но уже через сто тысяч лет была бы достигнута полная стерильность. Хтон восстановил бы в этой области вселенной изначальную чистоту и, присоединился бы к содружеству неорганических разумов других галактик.

Сверхозноб являлся на самом деле видоизменением обычного озноба. Он мог возникнуть только после появления озноба в Хтоне в §я426, ибо внегалактические существа преуспели в технологии излучения гораздо больше, чем Хтон. Ключ к усилению озноба до неодолимо смертельной мощи находился в самой волне озноба, и Хтон не мог выявить его тайну. Он активизировал все свои основные конуры и ждал новой волны озноба.

Но каким-то образом силы Жизни, предупрежденные, вероятно, Вениамином, прониклись этой угрозой и предприняли вторжение в пещеры еще до того, как подошла волна озноба. Они застали Хтона врасплох: никогда еще органические формы жизни не спускались добровольно в пещеры. Лишенные самого сильного оружия захватчики воспользовались ручным вооружением и послали ударные войска, стойкие к опасностям Хтона. Таковой была армия миньонеток, воспринимающих миксу как величайшее наслаждение. Началась беспощадная и изощренная кампания, в которой наступавшие поставили себе задачу сокрушить человеческую составляющую обороны Хтона.

«Досада!» — воскликнул Арло, понимая теперь, насколько она преуспела.

Звук этого имени привел его в смятение.

«Что происходит?» — спросил он, желая вернуться.

«Столкновение между миньонами Хтона и Жизни», — умственно объяснил Хтон.

Арло тотчас же понял намек.

«Бедокур и Досада? Она, должно быть, настроилась на меня, когда я думал о ней, и пришла…» — Ибо он по-прежнему любил свою миньонетку и желал ее больше всех на свете. Если бы она вернулась к нему…

«То, что она предлагает — не для тебя», — предупредил Хтон.

«Я решу это сам!» — и Арло вновь оказался в своем теле. С великим усилием он раскрыл глаза.

Бедокур и Досада дрались — в буквальном смысле слова, физически. В руке Бедокур держал скальпель, нацелив его прямо на девушку, но сумасшедший доктор не нападал. Досада, казалось, не обращала внимания на лезвие, однако, осторожно подкрадываясь к Бедокуру, она ни разу не раскрылась.

Вдруг Досада сделала обманное движение вправо, резко крутанулась влево, левой рукой ухватила кисть со скальпелем, а правой заломила правое плечо Бедокура. Продолжая вращение, она согнула колени и подставила под Бедокура свое плечо.

Арло узнал прием. Это был один из бросков, которым владел его отец — дзюдо космогардов, чьи приемы были заимствованы из древних боевых искусств Земли. Наверняка где-то имелся том, подобный ДЗЛ, только не Древнеземлянской литературы, а ДЗЕ: древнеземлянских единоборств. Если эта книга так же богата, как ДЗЛ, это воистину опустошающий текст!

Арло уже видел, как Бедокур, задрав ноги, перелетает через ее плечо и падает лицом на каменный пол. Головоломное приземление! Но предчувствия обманули Арло — Бедокур на прием не попался. Вместо этого он дернулся влево, сделал шаг вперед, его правый локоть проскочил у Досады над головой, и она осталась ни с чем.

Досада тут же вновь напала на него, и Бедокур повернулся к ней лицом — скальпель наготове. Ее бросок был замечательный, но, кажется, он его ожидал и легко отразил. Вероятно, Хтон читал замыслы Досады и управлял ответными действиями доктора. Нет-нет, Хтон не мог проникнуть в ум миньонетке! Бедокур же, хотя и говорил вполне разумно, действовал, в основном, под управлением Хтона. Несомненно Досада была прекрасно подготовлена к единоборству и при первой встрече с Арло пропустила его удар лишь для того, чтобы вселить в него вину и раскаяние, которые так его подломили. Но теперь ее противником был не обычный человек — Бедокур под управлением Хтона мог делать то, что человеку не под силу.

Но Бедокур, хотя и управляемый, похоже, не старался ее убить. Арло сообразил, что суть не в Досаде, а в нем, Арло: в договоре, который он заключил с Хтоном. Ни одного нападения на миньонетку. Бедокур лишь уклонялся от ее ударов. Досада — лишь нападала.

Почему? Ведь она по обычаю миньонеток ушла к своему отцу Атону. Или, во всяком случае, неизбежно уйдет. Почему она вернулась к Арло, как бы ни тосковал он по ней? Конечно, не для того, чтобы его убить: его хвея по-прежнему сияла в ее волосах голубым светом. Неужели она отреклась от неодолимого зова предков и возвратилась к своему брату? Или ее отверг Атон? Какая, впрочем, разница, если она все равно вернулась!

Досада шагнула в сторону Арло. Бедокур предупредительно загородил дорогу скальпелем. Это была ошибка. Она ударила ногой по его руке, затем схватила запястье, крутанула и с силой оттолкнула Бедокура от себя. Он отступил назад, устояв на ногах, но она швырнула его в стену пещеры, оглушив прежде, чем Хтон успел подсказать защитное действие. Из-за того, что Досада среагировала на удар Бедокура, вместо того чтобы продолжить задуманное нападение, Хтон не успел предугадать ее шаги. Рефлексы у нее были, как у саламандры: опасный соперник, особенно когда лишен рассудка.

Досада ударила Бедокура по руке, и тот выронил скальпель. Затем сжала ладонью его шею, перекрыв приток крови к мозгу. Даже Хтон не смог сразу его оживить, а лишь секунды и были ей нужны, чтобы прорваться к Арло.

— Арло, любимый… Я знаю, ты меня слышишь, — проговорила она.

Ее телепатия конечно же сообщила Досаде, что он в сознании. Арло не двигался. Он видел ее, но решил, что нецелесообразно давать ей об этом знать. Она дралась, чтобы пробиться к нему: какие у нее намерения?

— Я много думала, — сказала Досада, опускаясь рядом на колени, так что ее груди оказались над ним. — Тебе известно, что моя мать, твоя бабушка Злоба, мертва. Мне суждено занять ее место, так заведено на Миньоне. Это не значит, что я не люблю тебя — просто я не могу противиться своей природе. Арло, клянусь, я не знала, что мой отец жив…

Арло ждал. Отвечать ему не, хотелось. Она лишь подтвердила то, о чем уже предупреждал Хтон. Ничего нового.

— Я пришла погубить тебя, ты это знаешь. Но мне не сказали, что ты сын моего отца. Я думала, ты — совершенно посторонний человек, пока ты не заговорил о Злобе. И даже тогда, встретившись с Атоном, я не поняла, что он — тот самый Атон Пятый, которого я считала мертвым. Быть может, не хотела этого понять. Я видела в тебе брата, не замечая очевидности, вероятно, потому что твоя мать Кокена не была миньонеткой. Пока Бедокур не обрушил на меня истину. На Миньоне нет братьев и сестер, наши головы плохо в этом разбираются. Поэтому я ошиблась и дала тебе обещание, которое не смогла сдержать: в этом моя вина.

Арло прекрасно мог это понять. Согласно закону, Атон умер, когда его послали в Хтон, а миньонетка рожает от одного мужчины лишь одного ребенка. Связь Атона с двумя миньонетками и человеческой женщиной воспринималась на Миньоне как из ряда вон выходящая. Те, кто вырос на Миньоне, оказывали подобным мыслям сильнейшее сопротивление. Нелегко начать думать о мертвом по закону человеке как о живом, если каким-то особым образом не разрешить это противоречие.

У Досады лицо было в слезах, свидетельствовавших, что она страдает точно так же, как страдала бы на ее месте обычная девушка. Досада не воспринимала его чувств, которые в этот момент замерли. Она переживала свои собственные чувства, и это делало ей честь.

— Арло, я знаю, что причиняю тебе боль, и, какая бы я ни была, я ни за что не стала бы делать этого, ведь мы были с тобой помолвлены…

«Были…»

— Но мы забыли, что причиняем боль еще одному человеку. Я никому не хочу причинять боль. У миньонеток такие же чувства, как у тебя, — ты на четверть миньон и знаешь, что это правда, — но телепатия переворачивает их. Мы забыли твою мать Кокену, а у нее никого не осталось, и она даже не может покинуть свою пещеру. Надо принять ее во внимание: несправедливо забрать у нее Атона и никого не оставить. Она не миньонетка.

Выходит, у Досады есть человеческая совесть? Неужели она отказалась от наследия Миньона? Она права в отношении Кокены: раковина не заслуживает такого обращения!

— Я нашла компромисс, — сказала Досада, — и хочу, чтобы ты знал. Нет нужды в чьих-то страданиях.

Доктор Бедокур встал, но не вмешивался. По какой причине? Арло любит Досаду. Если бы она принадлежала ему, Хтон отступил бы к себе в камень и был бы забыт — если бы потребовалась именно такая цена. Если бы она действительно принадлежала ему. Отказ от Хтона заставил бы Арло страдать, но это страдание еще сильнее привязало бы ее к нему.

Миньонская логика и обычаи отличались от обычных человеческих, но логика ситуации взывала к очевидному решению. Двое не могли красть свое счастье у двух других.

Арло собрался с силами, приготовившись выйти из забытья сразу после ее слов.

— Пока я буду с Атоном, — с подъемом проговорила Досада, — ты будешь с Кокеной. Возникнут две законные генетические лестницы, и никто не будет исключен.

Арло удалился в мир ДЗЛ — сад своей души. Он оставил в стороне мифы об Эдипе и Электре в поисках менее болезненного и все-таки подходящего чтения. Обрамление для его судьбы, сокрытое в недрах этой мудрой книги.