Фрэнк на вершине горы

Глава 18

Аннабель Хорредж ненавидела светофоры от всей души. Она не понимала, почему другие не видят: в этом моргании красного и зеленого затаились демоны. Они выжидали своего часа, чтобы толкнуть зазевавшегося человека под колеса автомобиля.

Так случилось с ее покойным мужем, и в новостях то и дело мелькало, что снова и снова светофорные демоны собирали свою жатву.

Поэтому она с большим облегчением свернула с оживленной трассы на тихую двухполоску, а спустя какой-то час увидела крупную вывеску «Добро пожаловать в Нью-Ньюлин», указатель вел на виляющую среди деревьев поселковую дорогу.

Напевая себе под нос она преодолела ухабы и рытвины, и ее взгляду открылась волшебный пейзаж.

Ни одного светофора на все крохотное поселение!

Аннабель Хорредж попала в рай.

***

— Так что, — спросила Мэри Лу, подавая рагу из кролика, — Холли выгнал вас из дома?

— У него там большая пресс-конференция, — объяснила Тэсса. — Кое-кто слишком давно не купался в лучах славы.

— Он даже шарфик на шею повязал, — хмыкнул Фрэнк, — и весь день проходил в бигуди.

— И что такого он решил поведать миру, если уже второй год безвылазно торчит в нашей деревеньке? — заинтересовалась Дебора Милн. — Здесь же каждый день одно и то же.

— У Холли богатый внутренний мир, — беззаботно засмеялась Тэсса.

Она была в превосходном настроении. Совсем недавно ей казалось, что она страстно хочет вернуться в орден, но вот, эта возможность похоронена вместе с останками брэгов, и на смену пришел покой. Возможно, и правда пора было раз и навсегда распрощаться с прошлым, сосредоточившись на настоящем, ведь оно было прекрасным.

Ей казалось, что наконец-то в их дом пришло равновесие — Фрэнк перестал терзаться сомнениями и неуверенностью, а Холли снова поймал вдохновение.

Если ее что-то и смущало в нынешней жизни, так только собственная зависимость от чужих настроений. С каких это пор для ее счастья требовалось, чтобы были счастливы другие?

Это определенно вызывало внутреннее беспокойство, уж очень давно она привыкла быть самой по себе.

— Эй, — воскликнул Кенни, который возился с планшетом, — я нашел прямой эфир Холли. Вы только послушайте.

И он повернул экран к остальным, увеличив громкость.

— Видите ли в чем дело, — изящно изогнувшись, разглагольствовал Холли. С раннего утра он наводил лоск в потрепанной гостиной и добился немалых успехов в чистке ковра и дивана. Но в кадр все равно попадали и разрисованные стены, и молоток Фрэнка на кофейном столике, которые все собирались убрать и забыли. — Я много лет ошибался, думая что отношения с женщиной кастрируют мое творчество. Тем более, если речь идет о такой пугающей женщине, как Тэсса Тарлтон. Но, как воистину великий человек, я способен признавать свои ошибки. Вот что я понял в последнее время: надо чувствовать весь спектр эмоций, чтобы добавить глубины…

Фрэнк тихо, но с чувством ругнулся.

— Завтра все газеты будут кричать о том, что падший инквизитор Тэсса Тарлтон кастрировала великого художника Холли Лонгли, — проговорил он ей на ухо.

Она не ответила, слишком потрясенная тем, что ее имя вернулось на обложки. Да еще в связке с всеобщим любимцем. Тэсса снова выступит в роли чудовища, которое так легко ненавидеть.

Кенни увидел лица их обоих и торопливо выключил планшет.

— Не расстраивайся так, — Мэри Лу попыталась утешить Фрэнка, положив руку ему на плечо, — уверена, Холли про тебя тоже замолвит словечко.

— Как мэр и шериф Нью-Ньюлина, — он никак на нее не отреагировал, обращаясь только к Тэссе, — ты можешь запретить у нас интернет на ближайшие полгода.

— Черт, Тэсса, — встревожился доктор Картер, — это же не значит, что сюда хлынут журналисты?

— Я не думаю, что Нью-Ньюлин откроет для них дорогу.

— Хватит только одного проныры…

— Нужно поколотить Холли Лонгли, вот что, — решительно брякнул сварливый Джон.

— Только попробуй к нему прикоснуться, старый ты болван, — в сердцах возразила Бренда, — если Холли от нас уедет, кто будет покупать мою клубнику ящиками?

— Ага! — торжествующе закричал он. — Я так и знал, что ты за деньги всех нас продашь!

— Говорит человек, который вчера упустил покупателя, потому что слишком взвинтил цены на шерсть.

— Я кормлю своих альпак отборными яблоками не для того, чтобы отдавать их шерсть за бесценок.

— Какими яблоками? У тебя в саду ни одной яблони.

Джон запоздало прикусил язык, но Бренда уже ринулась в наступление.

— Тэсса Тарлтон, ты должна немедленно арестовать этого человека за кражу моих яблок!

— Давайте вернемся к идее поколотить Холли, — попыталась увильнуть Тэсса от такого не слишком заманчивого предложения.

— Ты представляешь закон на этой земле, — прогремела Бренда, — и не можешь поощрять насилие и игнорировать воровство.

Тэсса не больно-то любила, когда ей командовали и пытались загнать в угол, поэтому она и глазом не моргнула.

— Будь по-твоему, Бренда, — ответила, ни на секунду не задумавшись, — я приговариваю Джона Хичченса к исправительным работам в загоне с альпаками.

— Но это наполовину его собственный загон, я хочу сказать, он и там так работает, — возмутилась Бренда.

— Удачно получилось, — широко улыбнулась Тэсса.

Первый шок прошел, и теперь она не так остро воспринимала выходку Холли. Если подумать об этом с другой стороны, он объявил о своих чувствах к ней на весь мир. Если бы Тэсса была совершенно лишена тщеславия, она бы в свое время не приложила столько сил, чтобы стать легендой.

— Это… — начала было Бренда, но тут дверь в кофейню открылась, и внутрь просочилась востроносая суховатая женщина средних лет, мерзляво кутающаяся в теплый кардиган, больше напоминавший одеяло.

— Где я могу найти доктора Картера? — пискляво спросила она.

Тот замер, явно испуганный этим явлением. Когда-то его тоже изрядно потрепали журналисты, и теперь страх перед ними порой вытеснял здравый смысл.

— Уже? — севшим голосом прохрипел он. — Как вы могли добраться сюда так быстро? На вертолете?

— Я выехала в обед, — ответила она недоуменно, — и просто двигалась по навигатору.

— Кто вы такая, милочка? — ласково уточнила Фанни.

— Аннабель Хорредж, акушерка по объявлению.

— Вы наняли ее из-за Камилы? — немедленно рассердилась Мэри Лу. — Только не вздумайте ей платить из фонда Нью-Ньюлина! Одна беременная стерва не стоит ежемесячной зарплаты для специалиста!

Тэсса повернулась к доктору Картеру, который явно расслабился.

— Мы ее наняли? — заинтересовалась она.

— Приюту понадобится медсестра, — пожал он плечами. — Все эти детские царапины, вши, и бог его знает, что нас ждет, с учетом того, что это будут очень своеобразные дети.

— Что значит — своеобразные дети? — тут же повернулась к нему Аннабель. — Какой приют? Я полагала, что буду ухаживать за одной-единственной дамой в положении.

— Я вам все объясню, — пообещал доктор Картер.

— И мне объясните, — попросила Тэсса, — где Аннабель будет жить, например.

— О, ты что нибудь придумаешь, — добродушно улыбнулся ей доктор Картер. — Мэри Лу, не нальешь нашей гостье кофе?

Кудрявая пекарша демонстративно грохнула кофейником по столу и ушла в подсобку, всем своим видом демонстрируя непримиримость долгой борьбы с Камилой Фрост.

— Пригласил бы ты ее уже на свидание, — шепнула Фанни на ухо Дермоту, — а то в один прекрасный день мы все останемся без пирогов.

— Но она же моя начальница, — растерялся циркач с крылышками.

— Ну, больше шансов на премию, — ухмыльнулась Фанни.

— Или на увольнение…

— Боже мой! — вдруг вскрикнул Кенни, который тайком все еще подглядывал за трансляцией интервью.

Тэсса нашла под столом и стиснула руку Фрэнка. Ну что там Холли еще наговорил?

***

Вот уже которую ночь Деборе Милн снились танцующие альпаки. И звездное небо над ее головой дышало свободой, и влажная от росы трава холодила ее ноги. Иногда Дебора танцевала тоже, и ее распущенные волосы трепал ветер.

Просыпаясь, она часами лежала без сна, тоскливо прислушиваясь к храпу мужа.

И только один вопрос возникал в ее голове снова и снова: почему она всю жизнь стремилась не к тому? Она мечтала о богатстве — что ж, у нее самый роскошный дом в округе. Она мечтала о покое — что же, это ведь Нью-Ньюлин с его неспешным течением жизни.

И во всем это было столько тоски, что даже самые теплые одеяла не грели в роскошной кровати.

В эту ночь, измаявшись от бесконечных размышлений о бессмысленном, Дебора тихонько выскользнула из спальни, сунула ноги в кроссовки Билли, в которых он обычно стриг газон, натянула поверх ночнушки свитер и вышла в благоухающую ночь.

Пронзительно пели самые рано проснувшиеся пташки. В деревне не светилось ни одного окна, и темнота казалась густой, теплой. Осторожно ступая по газону, Дебора вышла за высокий забор и направилась было к громко вздыхающему морю, но тут ее слуха коснулась очень тихая песня. Да такая прекрасная, что ее сердце встрепенулось, а потом преисполнилось надеждой.

Развернувшись в другую сторону, Дебора последовала за мелодией, подобно очарованной сомнамбуле. Миновав магазинчик Кенни и кофейню, она достигла лужайки дома, где прежде жила Камила, а теперь бездельник Эллиот. Когда-то здесь царил идеальный порядок, а теперь она ударилась о брошенный велосипед, а потом споткнулась о шезлонг, но даже не заметила этого.

Глаза привыкли к темноте, и перед ней возник Эллиот, который тихо напевал, сидя на крыльце. Он будто был осыпан золотистым сиянием, и его чарующий голос пробуждал в ней надежды, а также жгучее желание отдать ему все, что у нее есть. Не думая, что делает, Дебора подошла ближе и остановилась в каком-то шаге. Он увидел ее и осекся.

— Вот черт, — пролепетал почти испуганно.

Деборе понадобилось несколько минут, чтобы совладать со своим волнением.

— Так вот какой у тебя дар, — прошептала она и села рядом с ним. — Это было по-настоящему чудесно, Эллиот.

— Все так думают, — удрученно кивнул он. — Ужасно.

— Что в этом ужасного?

— Однажды одна леди расцарапала себе грудь, пытаясь вырвать сердце и отдать его мне.

— О.

— Ага.

Они сидела плечо к плечу и молча встречали неторопливый рассвет. Дебора спрашивала себя: могла бы она устоять перед такой властью над людьми? И ответ страшил ее.

— Ты самый лучший человек из всех, кого я знаю, — призналась она искренне.

Он недоверчиво и неуверенно засмеялся.

***

— Искренность, — щедро намазывая топленым шоколадом вафли, провозгласил Холли, — вот что самое важное для художника. Да и для любого разумного существа, что уж тут мелочиться.

— И? — буркнул Фрэнк. — Так обязательно трепаться об этом перед толпой журналистов?

— Да брось. Нам нечего скрывать. Мы все взрослые люди и живем, как нам нравится.

— Я просто не понимаю, зачем об этом кричать на весь мир. Это ведь не только твоя личная жизнь.

— А что такого-то?

Тэсса пила кофе, не вмешиваясь в этот спор.

Ее сдержанность не нравилась Фрэнку еще больше болтливости Холли. Вот бы она почаще делилась своими мыслями, а Холли — пореже.

Никто из них со вчерашнего дня не выходил в интернет. Тэсса сохраняла слегка напряженную молчаливость, Холли выглядел очень довольным собой. Он свое дело сделал — сообщил миру все, что ему хотелось — а как уж мир отреагирует на это, ему было плевать.

— Я тебе объясню, что такого, — с несвойственной ему запальчивостью воскликнул Фрэнк, — теперь в каждой твоей неудачной картине люди будут видеть зловещее влияние Тэссы.

— Постой-ка. С чего это мне рисовать неудачные картины?

— В твоих творческих кризисах, плохих настроениях, в провалах и падениях — будут винить Тэссу. Потому что ты-то у нас светоч, а она — падший инквизитор, которая едва не разнесла Лондон.

— Тебе надо что-то делать с таким мрачном взглядом на вещи. Послушай, есть тибетские техники релаксации…

— Ты же не думаешь, что обыватели благословят союз гения и чудовища?

Осознав, что его слова могут еще сильнее задеть Тэссу, Фрэнк махнул на Холли рукой, все равно его бешеную экстравертность не унять, и отправился за утренней газетой.

Эллиот так небрежно швырнул «Хронику Нью-Ньюлина», что она не долетела до крыльца несколько ярдов. Гадая, какие еще скучнейшие инквизиторские воспоминания Йен Гастинг излил на беззащитную бумагу, Фрэнк поднял издание и мельком глянул на передовицу. Да так и замер.

Йен Гастингс процитировал все ведущие мировые СМИ, потрясенные откровениями Холли Лонгли.

Фрэнк ошарашенно смотрел на заголовки и не знал, как показать такое Тэссе.