Франт 3

Глава 15

ГЛАВА 15

Чернорощинск, трактир «Три фазана».

— А я тогда беру ее за зад и говорю: крошка, тебе нужен настоящий...

— Ригс, тащи еще темного! — раздался голос от дальнего столика, прерывая увлекательное повествование старого Ру́мба.

На что мальчишка лет пятнадцати был вынужден захлопнуть рот, открыв который с упоением впитывал байки одноногого ветерана, и с сожалением отвлечься на подачу затребованного. Едва при этом удержавшись, чтоб с досады не плюнуть тайком в кружку этим, отвлекшим его от столь удивительной истории и уже изрядно поддатым воякам. Правда, сейчас они были облачены в цвета и атрибутику не своего полка, а Чернопрудского баронства.

А как иначе-то? Дело-то тут они делают не государственное и даже не клановое, а, можно сказать, частное. Вот и черные клановые мундиры данных вот резервистов какой-то там номерной баталии их запасного Чернокра́йского полка, расквартированного по всей провинции, лишь имели некий намек на принадлежность к упомянутой войсковой части. Преимущественно символикой на бляхах поясных ремней. А вот кокарды и околыши, всевозможные выпушки да отвороты, ну и галуны со шнурами — указывали на конкретный род, интересы коего в данный момент и отстаивали сии воители в этой мелкой внутриклановой междоусобице.

После того же, как три кружки пенного напитка были вскорости доставлены к столику Чернопрудцев, мечники которых сейчас активно напивались, распределившись по всему залу, а обе их рыцаря, чинно восседая за центральным столиком, мило ворковали, потягивая лучшее вино, шустрый Ригс наконец-то вернулся к компании вокруг старого Румба, но всё самое важное и, по-видимому, интересное было уже позади:

— ... вот так я и пощупал за зад настоящую дикарскую принцессу!

— Да!

— Вот это дело!

— Ха, в колониях и не такое бывает.

— Точно!

— Особенно в Южных. Там туземки очень горячи.

— Отличная история, старик, выпей за мой счет! — со всех сторон раздались одобрительные возгласы и комментарии только что прозвучавшей истории, вызвав тем самым тоску и чувство невосполнимой утраты в сердце жадного до подобных россказней мальчишки, теперь точно знающего, что он пропустил нечто по меньшей мере невероятное.

— Ну-ка, малец, принеси-ка старому ветерану, от чьего клинка пал не один десяток краснокожих, того чудного темного...

В этот момент недоговоривший Румб замер с открытым ртом, уставившись куда-то в сторону входа. Его кадык заходил по иссушенной жарким солнцем, худой, морщинистой шее, а изуродованные старым шрамом губы расплылись в некоем, трудно интерпретируемом оскале.

— Вот и Смерть, — с какой-то обреченной веселостью едва слышно проговорил себе под нос этот странный старик.

Что, впрочем, обладающий острым слухом мальчишка сумел-таки расслышать и, борясь со страхом, поспешил перевести взгляд туда же, чтобы утолить свое непомерное любопытство.

Постепенно галдеж в зале стих, и все воззрились на вставшую из-за своего стола ее честь кавалера Бульво́н из Чернопрудских, которая, оказавшись на ногах, непроизвольно поправила свой меч и застегнула призывно расстегнутый ворот, что так манил взгляд каждый раз проходящего мимо этого вот изобилия Ригса. Затем магичка с недоумением окинула строгим взглядом странно одетую незваную гостью, которая никак не могла пройти мимо караула, но, тем не менее, вот она. И даже неопытному мальчишке было очевидно, как невероятно ловко эта вот, ни капли не смутившаяся под множеством взглядов особа перехватывает свой обнаженный меч, почему-то очень похожий на тот, которыми вооружены Чернопрудцы.

— Ты кто такая? — наконец спросила рыцарь стоявшую у входа и, по-видимому, ожидавшую, когда же на нее обратят внимание, рыжую.

А юному подавальщику даже почудилось сильное и какое-то неуместное, что ли, удивление в ее голосе, определенно противоречащее образу всегда спокойной и уверенной в себе магички. Той, которая, возглавляя небольшой отряд, буквально за пол дня сумела обратить в бегство всех Чернохолмских и, заняв их особняк на центральной улице, взять под контроль весь город, а ее мечники практически не понесли потерь при всём при этом.

А ведь в Уро́щинке, где большая лесопилка, Чернохолмцы крепко засели и, поговаривают, сначала чуть ли не перебили весь отряд во главе с сержантом Ду́мсом из Чернопрудских, самого же его сильно ранив. И даже когда туда прибыла ее честь кавалер Кобинэ́ из Чернопрудских, сейчас как раз сидящая напротив вставшей Бульвон, то и та положила почти пол отряда своих мечников, пока наконец не перебили всех засевших на лесопилке. И сержанта Ко́рта из Чернохолмских со старыми другом-отставником, и даже троих его сыновей.

«Да, сильные были мечники. Особенно младший Финт, который как-то отбил у меня милашку Гизи́. Хм. Интересно, а где же задавака Лие́ва?» — не к месту подумал Ригс, припомнивший о недавних событиях, прежде чем незваная гостья, как-то неловко поправив так себе грудь, ответила гораздо более достойной в этом плане Бульвон.

— Вам привет от баронессы Чернохолмской, — услышав этот чудный голосок, Ригс, сглотнув, пришел к выводу, что тут Бульвон однозначно проигрывает неизвестной рыжей. — И это ее последнее предупреждение.

Закончила свою фразу странная гостья с такой жуткой улыбкой, что Ригсу даже захотелось спрятаться за массивную дубовую стойку и не вылезать оттуда, пока это воплощение, как верно заметил многоопытный Румб, самой Смерти не закончит тут своих дел.

Однако и тут любопытство победило, и когда в следующий миг трое мечников, привставших из-за ближайшего к рыжей столика, даже не успев выхватить свои мечи с воем начали заваливаться, поливая пол кровью из рассеченных сухожилий и пронзенных коленных чашечек правой ноги каждый, то Ригс уже просто не мог оторвать глаз от этого, безусловно, воплощения костлявой с косой, но какого же притягательно прекрасного!

Следующим объектом ее внимания стал сержант Конэ́ль, попытавшийся было насадить на свой клинок рыжую мелкую и, видимо, из-за этого столь шуструю девчонку, так ловко орудующую явно отнятым у кого-то из Чернопрудцев мечом. Потому как, когда их лучший фехтовальщик нанес неуловимо страшный в своей неожиданности укол клинком дорогого меча в район печени, она лишь ловко перехватила его, выпадающий из отсеченных пальцев даже не успевшего удивиться сержанта, и, теперь орудуя двумя сразу, продолжила неумолимо приближаться к в изумлении замершим в центре зала рыцаршам, пока позади нее с дырой в колене заваливался бледный Конэль. И если он спасовал перед девчонкой, то что говорить о мечниках в карауле, наверняка и вооруживших трофеем с себя эту рыжую мелкую жуть, чьи движения неуловимы и смертоносны. Могли бы быть, пожелай она того.

И да, всё было невероятно быстро, и что там как произошло Ригс не смог бы объяснить, ибо в его глазах: вот рыжая стоит перед громадиной матерого сержанта, славного своим умением и выучкой, а в следующий миг она уже позади него, утратившего свое оружие, пальцы и целостность колена. Жуть. Только и остаётся, что догадываться, осмысливая, реконструировать ход событий, видя их результат.

Но тем временем бой не прекращался, и слева в изящную фигурку ночной гостьи влетела громадина старого приятеля только что потерпевшего неудачу Конэля. И этот, не уступающий ему в размерах детина, будучи сторонником натиска и агрессивной инициативы, не стал надеяться на свои навыки фехтования, коими однозначно уступал проигравшему товарищу, а решил смять стремительным напором эти наглые с виду килограммов сорок. Однако то ли Бонс был неловок, то ли девчонка оказалась не столь легка, но центнер ярости отлетел в сторону с неестественно изогнувшимся коленом, а даже не сдвинувшаяся со своей изначальной траектории мелкая девица продолжила свой путь, поигрывая клинками, на которые будто бы не успевала налипнуть кровь, так быстро она ими орудовала.

Всё это Ригс сумел заметить, но осмыслить нереалистичность только что произошедшего никак не успевал, так как в следующий миг в рыжую влетела еще парочка, чуть не поспевших за мощным Бонсом здоровяков. Один из которых пёр перед собой тяжеленный дубовый стол, намереваясь снести им и, возможно, даже размазать о стену изворотливую мелкую, а второй — подсекал своим мечом ноги шустрячки, очевидно в надежде не дать той поднырнуть под высоко и стремительно несущийся в нее элемент интерьера.

Но и тут рыжая пигалица удивила. Она словно бы даже без подготовки и намека на присед подпрыгнула над промчавшим столом. А когда приземлилась за спинами этих затейников, неглядя чиркнуля клинками своих мечей, рассекая сухожилия на всё тех же правых ногах обоих Чернопрудцев, чтобы в следующий миг всадить по острию в колено каждому, только на этот раз с обратной их стороны. И, что удивительно, сумела при всём при этом, как-то с виду лениво, отклонить вбок голову, пропуская мимо тонкой шейки клинок меча второго здоровяка, отчаянно пытавшегося во что бы то ни стало достать эту вёрткую дрянь.

Ригс только сейчас заметил, что не дышит, но пока разделавшаяся с громилами рыжая плавно вставала с колен на ноги, он успел втянуть чуток воздуха и увидеть, как опасливо замерли перед этой страшной особой оставшиеся еще на ногах мечники.

К тому моменту, когда почему-то никого так и не убившая Смерть оказалась наконец перед Бульвон с Кобинэ, и эти рыцарши, оставшись теперь без защиты своих мечников, сумели-таки совладать с собой и уже готовились принять бой, еще трое крепышей с мечами, поспешив было на защиту магичек, «украсили» пол «Трех фазанов» кровью из рассеченных сухожилий и пробитых колен своих непременно правых ног. Особенно страшно, как показалось Ригсу, это произошло с Бо́рсом и Кви́льдом, когда неуловимо быстро присевшая, уходя от секущего удара клинком над головой, рыжая умудрилась разом пронзить их колени одним ударом. Фантастика!

Такого мальчишка еще не видел и даже не слышал о подобном, а также навряд ли когда-либо еще сможет, но теперь он точно знал, что за рассказ об этом ему будут до конца жизни бесплатно наливать.

Но вот, спустя считанные секунды после начала всего, смертонос... увечьеносный рыжий ураган предстает перед Бульвон, как-то невзначай при этом отмахнувшись клинком от урода Фурно́ля, который постоянно сально посматривал на шустрого подавальщика и даже предлагал тому пару Сребрых за непотребство, а теперь, как всегда подло, решил ударить в спину, вынырнув откуда-то из-под перевернутого стола, чтобы, будучи праведно покаранным за всю ту мерзость, с воем извиваться теперь у ног трех красоток в центре зала.

Да. Такое зрелище однозначно стоило того, чтобы, удержав себя в руках, не нырнуть под барную стойку! Невысокая рыжая, чьи волосы развеваются, а с лица не сходит кровожадная улыбка, дополняемая блеском огромных глаз. Высокая, красивая, статная зеленоволася Бульвон, чьи объемные прелести в этот волнительный момент, разрывая пуговки сорочки, вздымаются в такт учащенному дыханию, делая ее на порядок более желанной для любого нормального мужчины. Гибкая, ловкая, подвижная черноволосая Кобинэ, чьи стройные длинные ноги, «растущие» из идеальной формы и подчеркнуто обтянутого провокационно-мастерски скроенными штанами центра масс хитрого пола, заставляют терять волю, чуть качни их грациозная обладательница соблазнительным бедром.

И вот всё это великолепие сейчас начнет друг-друга резать и тыкать остро отточенной сталью! Спасибо, что хоть не решились шарашить магией в замкнутом пространстве.

«Какое расточительство, — успел лишь подумать Ригс, прежде чем рыжая размазалась стремительным росчерком, и в следующий миг у ее ног оказались обе бледных рыцарши с парой клинков, приставленных к прекрасным шейкам, а на полу растекались две лужицы крови из навеки искалеченных и обреченных на пожизненную хромоту ножек. — Какое глупое расточительство.»

Невеселые думы подавальщика прервал тот самый прекрасный голосок рыжей, который навеки теперь останется в памяти мальчишки:

— Баронесса Чернохолмская делает последнее предупреждение и дает вам шанс до завтра покинуть все ее земли. Иначе мы придем уже к вам и тогда начнем убивать.

А спустя еще полминуты, рыжая покинула «Трех фазанов», унося связку мечей, защитных поясов и прочих ценных трофеев.

— Смерть... не за мной... — хрипло и с очевидной тоской выдал старый Румб, все это время простоявший на своей деревянной ноге с разведенными руками, гордо воздетой головой и смиренно подставляя под удар грудь. Однако рыжее воплощение упомянутой приходило лишь за Чернопрудцами, и старый пропойца, вот уже больше года радующий своими байками посетителей заведения, отчего хозяин его не гнал и даже позволял менять свои истории на угощение выпивкой, но, тем не менее, пожелавший встретить последний миг своей жизни стоя, сегодня остался без внимания Ее Неумолимости. — Какая прекрасная Смерть...

****

На АвторТудей вы найдете и другие работы автора.

****

Спустя 14 минут и 2 км севернее. Паровая лесопилка в Урощинке.

— Ты хорошо ее связал, Хромой?

— Да не ссы, спутал как следует, никуда не денется, — ответил сидящему у костра старику подтягивающий штаны резвый, хотя слегка прихрамывающий на чуть более короткую левую ногу, молодой бандит.

— Не денется-то она — не денется, да вот только руки на себя наложить — может, — не поддержав лихости молодого коллеги по ремеслу, степенно отвечал дымящий трубкой пожилой человек со следами бурной жизни как на лице, так и прочем теле.

— Да не. Крепко стянул. Я ж не дурень! Еще повеселимся с ней, — похабно оскалившись, примирительно поднял руки Хромой, прежде чем, переложив в сторону свой зеленый котелок и тяжелую трость с потайным клинком, плюхнуться на ранее расстеленный клетчатый, традиционно куцеватый пиджачок синих оттенков. Затем он решительно закатал рукава до половины расстегнутой сорочки в мелкую лиловую полоску, видневшейся из-под бордового жилета с геометрическим орнаментом, и из одного кармана которого торчал снятый накрахмаленный воротничок, а из другого свисал широкий галстук-бант желто-зеленно-розовых цветов, чтобы наконец с чистой совестью выхватить из золы крупный клубень наподобие картофельного и, покидав тот в руках, приняться очищать. После чего, макая в соль, модник начал жадно поглощать эту нехитрую снедь, сияя белозубой улыбкой на своем тощем лице. — Ох и хорошо, Жженый! Чернопрудцы мне по душе.

— Ага, держи карман шире. Если б не батя да братья девчонки, хрен бы Кобинэ оставила тебе ее на потеху, — выпустив кольцо дыма, всё так же основательно отвечал собеседник, одеяние которого больше напоминало подогнанную по фигуре, пусть и сейчас несколько растрепанную, одежду в стиле милитари. Ну так, как тут это понимают, то есть почти всё то же самое что и у Хромого, но чуть более просторное и не столь пестрых цветов. Да и на голове — не котелок, а картуз, на ногах — не штиблеты, а сапоги. Ну и трость — словно не для форса, а будто бы по медицинским соображениям. Ветеран, как он есть.

— А что, правда старый сержант тут кровавую баню учинил? Скольких пришлых укокошили? — вдруг встрепенулся молодой бандит, отхлебнув из тыквенной фляги чего-то явно горючего.

— Я видел пятерых. И то — это уже после второго штурма. А при первом — так вроде полный десяток они тут покромсали. Магию-то не сильно применишь. Кому нужны развалины лесопилки? Оттого и осатанела Кобинэ, что вынуждена была три склада с готовыми дорогими досками пожечь, когда выкуривали тех двух старых псов войны и тройку их юных щенят, сумевших знатно так истрепать залетных волчар, — чуть изменив позу отвечал седой бандит, в голосе которого слышалось немалое уважение к павшим защитникам.

— Ну да, ну да. Понятно теперь, чего это рыцарька пришлых так обозлилась, — впечатленно покивал гривой молодой, но припомнив о чем-то, расплылся в гадкой улыбочке и обратился к старому. — Ты как? Пойдешь чресла потешить, пока девка еще шевелится?

— Потом, — вяло отмахнулся дымящий трубкой Жженый. — Натрудился уж. Я ведь не молодой кобель как ты. Мне без подготовки никак.

— Тьху ты, — скривился как от лимона Хромой. — Опять резать и колоть ее станешь, чтоб визжала задорнее, старый ты урод?

— Поживи с мое, насмотришься как эти сучки огнем жгут нашего брата, так и не такое с ними творить начнешь, — явив на лицо неожиданно жесткое выражение лица, ответил собеседник, потерев уродливый ожог на пол лица.

— Не-еэ-э, Жженый, я воевать за этих не собираюсь. Я в лихие людишки не для того пошел, — шумно возразил молодой.

— А сейчас ты что делаешь, дурень? — насмешливо сверкнув глазами и пустив дым прям в лицо собеседнику, выдал старый. — Тебя ж тут пахан поставил как охрану по договоренности с пришлыми, пока они не подтянут еще сил. Это если вообще подтянут, и не придется тут вечно куковать. А сунься сейчас сюда Чернохолмские отбивать своё имущество, то спалят тебя, как пить дать! Это в лучшем случае, и если не прознают про твои забавы с дочкой их человека.

— Так сбегу. Делов то! — лихо и опять шумно бодрился молодой. А затем, сузив глаза, начал распаляться. — А ты, значит, не боишься прошлых хозяев? Тебя то они тоже не пожалеют, когда вернутся.

— Я свое уже отбоялся, — закаменев лицом, не повышая голоса отвечал старик. — И когда под Краснодо́лом горел, и при Синей горе едва кровью не стек от трех ударов протазаном, да и под Большелу́гом кровью врага омылся весь. Так что: сегодня, завтра — плевать.

— Странный ты, — сдал назад Хромой. — Зачем тогда под Вепря пошел? Да еще и в бригаду Резкого? Не жилось тебе спокойно в отставке?

— Сплю плохо.

— Чё? — подавился новой порцией из фляги и, закашлявшись, уточнил. — Причем тут?

— Если бабу какую не прирежу, то кошмары мучают, — начал, преображаясь на глазах, сверкать нездоровым блеском в глазах Жженый. — А тут — раз в неделю гарантировано кому-то кровь пустить можно. Бывает и бабе(оскалившись). А уж когда Резкий на потеху отдает провинившуюся какую, тут уж я готов расстара...

Беседу у костра прервал, выйдя из кустов, какой-то невысокий рыжеватый мужчина с бородой и в странной неприметной одежде. Но, несмотря на всю с виду несерьезность своего облика, при взгляде на него где-то глубоко просыпался иррациональный ужас и острое желание сдаться, чтоб хотя бы уж умереть поскорее. Подойдя к напрягшимся бандитам, он спросил своим забавным, но заставляющим стынуть кровь в жилах голосом:

— Кто еще есть на лесопилке?

— Ты чё на! Да ты... — придя в себя, резко стартанул было на ночного гостя Хромой. Но после того, как ему в лицо посмотрели широко открытые глаза отделенной от тела и удерживаемой за седые волосы головы Жженого, он не менее резко попритих, ну и, уже пуская слюни, едва слышно начал блеять что-то невразумительное.

— Я не разрешал ссаться. Я спросил: кто еще на лесопилке? — недовольно поморщив нос, строго прервал нытье, как видно, нереально жесткий визитер.

Но, видя тщетность вербального контакта, он неуловимым росчерком клинка из уже ненужной Жженому трости избавил от лишнего уха обмочившегося криминального элемента, тем самым поторопив того и дав понять, что он очень занят и ему тут некогда задерживаться.

Мало ли: вдруг ТАМ мир спасать, а он ТУТ.

Спустя полчаса, жесткий мужчина покинул лесопилку, а в складском сарае среди досок очнулась небывало здоровая и ничего не помнящая о событиях последних дней девчонка лет четырнадцати, к ногам которой скуля жались два крупных пса с удивительно умными глазами. Один из которых: словно бы с проседью и ожогом на пол морды, а также, очевидно, памятным шрамом на шее, будто бы ему голову отрезали. А второй: по тем же, видимо, причинам без одного уха, ну и чуть прихрамывающий, похоже, что с рождения. И вернее этих кобелей не было в жизни сиротки Лие́вы Корт из Чернохолмских, так как при попытке надолго отойти от нее, не говоря уж о том, чтобы рыкнуть или, не дай Магия, куснуть, они испытывали просто невозможную боль, причем до самого конца своей непривычно долгой, как для собак, жизни.

****

Спустя еще 24 минуты и 4 км юго-восточнее. Паровая мельница в Каменке.

Кавалер Брон из Чернопрудских проснулся от того, что ощутил на своей шее холод клинка. Не дергаясь, он перевел взгляд на статную пожилую красноволосую женщину в странной неприметной одежде, которая с интересом сейчас рассматривала едва прикрытые обширные прелести дочери мельника. Точнее старшего мастера мельничного комплекса.

Лежащая рядом девушка, с которой у сержанта Брона вспыхнула любовь, как говорится, с первого взгляда, и он даже намеревался сделать ей предложение, ну или не сделать, пока еще не решил, так вот, сейчас пышка Фронь сладко сопела ему в подмышку. Поэтому мужчина и попытался прикрыть собой аппетитную толстушку, которая, мило поплямкав красивыми губами, завозилась рядышком, так как ему не понравился явно не женский взгляд незваной гостьи на недавно обретенное «сокровище».

— Кто еще из ваших на мельнице? — наконец заговорила эта мутная тётка, как охарактеризовал ее Брон.

— Отпустишь ее? — не дрогнув, отвечал сержант.

— Я и тебя отпущу. Баронесса Чернохолмская не велела убивать Чернопрудцев. Только поколечить и поставить ультиматум, — едва сдержав зевок, ответила странная особа.

— Я и мой десяток. Но они по Ка́менке у хозяюшек да вдовушек спят, — спустя некоторое время раздумий, всё же ответил невысокий тощий усач и, как видно, большой любитель выдающихся женских прелестей, всё также ограждающий свою ненаглядную, чем, по-видимому, огорчил не желавшую шастать по всей Каменке и выискивать Чернопрудцев красноволосую.

— А ты, значит, с этой вот аппетитной особой решил тут погреться? — счастливо оскалившись, проникновенно поинтересовалась странная дамочка, которая, судя по едва сдерживаемому слюноотделению, тоже была из ценителей, скажем так, изобилия, если оно не противоестественно и не чересчур избыточно.

— Всё п-по согласию и я... Я женюсь! — как-то неловко себя почувствовав под этим взглядом, впервые за всю беседу дал слабину Брон, уже всё решивший для себя.

— Да мне как-то... Хотя, если пойдешь на службу к Чернохолмской, то дам тебе аванс тысячу Сребрых. Если со всем десятком — пять. Ну и, разумеется, хромать до конца жизни, как тем другим с обеими вашими рыцаршами, не придется, — вдруг предложила компромисс эта пугающая своей необычностью мадам. Но что-то припомнив, как-то фальшиво кашлянула даже не подумав прикрыть рот, после чего продолжила. — Хм(зловеще). А та, которая «черненькая», еще и безумным сексуальным темпераментом теперь будет отличаться. Хоть с мужиком, хоть с... да с любым более или менее напоминающим его организмом — ей, короче, теперь будет без разницы.

— Что за чушь?

— Зачем мне тебя обманывать? — вяло спросила дамочка, продолжив терпеливо доносить информацию. — Наши люди уже навестили и Урощинскую лесопилку и «Три фазана» в Чернорощинске, поэтому все ваши — теперь хромые на правую ногу. А эта рыцарь... Как там ее, кстати?

— Кавалер Кобинэ из Чернопрудских, — с достоинством озвучил вопрошаемый.

— Ага, если б эта самая Кобинэ, когда брали приступом лесопилку, колдунскими ритуалами да жертвоприношениями не баловалась, то и она всего лишь хромоножкой осталась бы. Но эта дура теперь человеческий облик окончательно утратит и более чем определению «самка» соответствовать не будет. Причем неясно: какого вида. Тут уже всё будет зависеть от ее предпочтений, а они у нее, уверяю, отныне о-очень широкого диапазона, — продолжила непонятно с какой целью откровенничать эта определенно жуткая тётка с напряженно осмысливающим только что услышанное и судорожно ищущим выход из сложившейся ситуации сержантом.

— Откуда ты знаешь об этом? Ну, что с ней будет... такое? — спустя некоторое время напряженных раздумий, выдавил наконец из себя Брон.

— Я много чего знаю, — утомившись от этого разговора, решила наконец подытожить красноволосая. — Короче, с теми уже всё ясно. Теперь вот с вами надо решать. Так какой будет твой ответ, сержант?

— Я не преда... А! — заголосил новоявленный инвалид после того, как, решив поиграть в принципиальность, а может попросту поторговаться, не достиг в итоге желаемого и обзавелся дырой в колене.

— Ну, как знаешь, — пожав плечами, скучающим голосом выдала незваная гостья, но припомнив цель своего визита, поставленным голосом озвучила ультиматум, прежде чем, подмигнув вскочившей толстушке, покинуть комнату в окно, через которое и пришла чуть ранее. — До завтра покинуть земли Чернохолмских! Иначе смерть всем вам!

— Милый, ты что? — одновременно с воплем раненного возлюбленного, воскликнула роскошная Фронь, но проморгавшись ото сна и разглядев наконец обстановку, завизжала похлеще сирены. — ААААААА!!!

****

Спустя еще какое-то время, опять Чернорощинск. «Малина» Вепря.

— Ой, что ж будет-то теперь? — говорил старый фонарщик ночному сторожу, нервно теребя свою латанную форму с надраенной медной бляхой на груди.

— А что будет? Тебе не всё одно: Чернохолмские или Чернопрудские? — флегматично отвечал не намного более молодой собеседник, не забывая при этом тарахтеть своей колотушкой. Но после начал распаляться. — А вот то, что Вепрь силу взял — это беда. Лютый отморозок он! Кривой — тот с понятием был и место свое знал, а этот — совсем без тормозов. Упырь!

— Беда, беда, — переминаясь на больных ногах, вторил старинному другу седой дедок.

— Видано ль дело, — продолжал гневно вещать неугомонный старикашка, энергичнее замахав своей «тарахтелкой», — заставить всех мастеровых даром воровской квартал обихаживать! Когда такое было-то, чтобы я, вместо того чтоб по центральной улице ходить — тут должен по помоям этим шастать? А ты? На старости лет и тебя загнал...

БА-БАХ!!!

Слова двух собеседников потонули в грохоте мощнейшего взрыва, эквивалентного как минимум тонной авиационной бомбе. Хотя откуда тут такой взяться? Разве что некий маг, способный видеть течение энергий, мог подправить плетение того же Метеорита, чтобы получить возможность влить в него побольше сил. Кто знает, кто знает?

Из выживших свидетелей произошедшего остались лишь старый фонарщик и не многим более молодой ночной сторож с этой своей подотчетной колотушкой, которую героически спас, вынося из разгорающегося пожара. И то — мало что могли рассказать потом, так как, когда в воровском квартале начался страшный пожар, они пусть и оглушенные, но сломя голову рванули подальше от трущоб. Как выяснилось, погребших весь криминальный цвет Чернорощинска, если судить по ходившим впоследствии слухам, предавший Чернохолмских и принявшийся активно сотрудничать с пришлыми Чернопрудскими, за что, собственно, и поплатились столь жестоко!

Ну а пролетавший в тот момент над городом черный силуэт какой-то огромной птицы, а может даже и дракона — навряд ли кто-то видел. Чего там на те звезды посреди ночи пялиться-то? Звездочеты — все в столице, а тут, в провинции — некогда всякой чепухой заниматься, работать надо!