Фонтаны рая

19. ЛУНДОЗЕР

— Знаете, доктор Морган, в чем ваше несчастье? — сказал человек в кресле-каталке. — Просто вы не на той планете.

— По-моему, — отпарировал Морган, — это относится и к вам.

Министр финансов Народного Марса (Кларк употребляет русское слово «народный». — Ред.) понимающе улыбнулся.

— Ну, я-то здесь всего на неделю. Скоро Луна, нормальная тяжесть. Конечно, я мог бы и ходить, если нужно, но колеса, по-моему, лучше.

— А зачем вам вообще прилетать на Землю?

— Иногда необходимо самому находиться на месте событий. Вопреки распространенному мнению, связь — еще далеко не все.

Морган кивнул: министр прав. Нет числа случаям, когда структура какого-то материала, ощущение камня и почвы под ногой, запах леса, брызги воды на лице были жизненно важны для его проектов. Возможно, когда-нибудь даже это научатся передавать по радио. Но нужно остерегаться подделок.

— Если вы прилетели специально ради меня, — сказал Морган, — я очень польщен. Но не предлагайте мне работу на Марсе. Я рад отставке: теперь я иногда вижусь с родными и друзьями и не собираюсь начинать все сначала.

— Но вам всего пятьдесят два. Как вы сможете без работы?

— Дел сколько угодно. Меня всегда интересовали древние инженеры — римляне, греки, инки, — но никогда не было на них времени. Мне предлагают курс во Всемирном Университете, предлагают написать учебник по новейшим методам строительства. Я мог бы развить некоторые свои идеи…

— Но все это не то. Рано или поздно вам надоест писать и говорить. Вы творец, доктор Морган. Один из тех людей, которые счастливы, лишь когда создают мир своими руками.

Морган не ответил. Стрела попала в цель.

— А как вы отнесетесь к тому, что мы очень интересуемся космическим лифтом?

— Скептически. К вам я уже обращался. Мне ответили, что идея превосходна, но средства пока нужны для развития Марса. Как обычно: с радостью поможем… когда помощь уже не будет нужна.

— Это было год назад, сейчас все изменилось. Теперь мы за строительство лифта. Но не на Земле. На Марсе. Интересно?

— Да. Продолжайте.

— На Марсе притяжение втрое меньше, чем здесь. Синхронная орбита ниже в два раза. Наши подсчитали, что строительство системы на Марсе обойдется на порядок дешевле.

— Вполне возможно.

— Это не все. Несмотря на разреженную атмосферу, ураганы на Марсе бывают. Но у нас есть недоступные для них горы. Шри Канда — всего лишь жалкий пятитысячник. Наш Монт Павонис, находящийся точно на экваторе, поднимается на 21 километр. И никаких монахов… А Деймос, как вы помните, расположен всего в трех тысячах километров над стационарной орбитой, так что мы уже имеем несколько миллионов мегатонн как раз там, где нужен противовес.

— Но Земле нужен лифт, — сказал, помолчав, Морган. — Вы знаете почему. Зачем он Марсу?

— Вы слышали о проекте «Эос»? О плане возрождения Марса?

— Знаю. Вы хотите растопить полярные шапки?

— Именно так. Если это удастся, увеличится плотность атмосферы. Можно будет обходиться без скафандров, в дальнейшем воздух станет пригодным для дыхания. Появятся реки, небольшие моря, а потом и растительность. Через два века Марс превратится в райский сад. Это единственная планета, которую может преобразовать современная техника.

— Ясно. Но при чем здесь лифт?

— Потребуется поднять на орбиту несколько мегатонн. Чтобы разогреть Марс, нужны зеркала в сотни километров диаметром. Когда льды растают, они будут поддерживать нормальную температуру.

— Разве нельзя добыть сырье в ваших копях на астероидах?

— Кое-что — несомненно. Но лучшие зеркала для таких целей изготовляют из натрия, а в космосе он редок. Удобнее воспользоваться соляными залежами Тарсиса. К счастью, они расположены рядом, у самого подножия Павониса.

— Что ж, все это очень интересно, — сказал Морган, — но вы, возможно, не понимаете, что предстоит большая работа в самых разных областях. Промышленное производство суперволокна, проблемы надежности и контроля… Я мог бы продолжать весь вечер.

— Не надо. Мы не выжили бы на Марсе, если бы не обращали внимания на мелочи. Наши инженеры ознакомились со всеми вашими отчетами и предлагают провести модельный эксперимент. Он решит многие технические вопросы и докажет принципиальную осуществимость проекта.

— А что здесь доказывать?

— Я с вами согласен. Но наглядная демонстрация, как ни удивительно, изменит многое. Соорудите минимально возможную систему — просто проволоку с грузом в несколько килограммов. Спустите ее с орбиты на Землю. Если система сработает здесь, то на Марсе и подавно. Затем поднимите по ней что-нибудь наверх, и все увидят, что ракеты устарели. Эксперимент обойдется сравнительно дешево, даст практический опыт и, как нам кажется, избавит от многолетних споров.

— Да, вы действительно все обдумали. Когда вам нужен ответ?

— Честно говоря, сейчас. Но, в конце концов, дело терпит.

— Хорошо. Направьте мне все ваши материалы. Свое решение я сообщу через неделю, самое позднее.

— Благодарю. Вот мой номер. Можете связаться со мной в любое время.

Моргая ввел идентификатор министра в память своего коммуникатора. Но, пожалуй, он уже и так все решил.

Если в расчетах марсиан нет существенной ошибки — а она маловероятна, — его безделью конец. Морган знал за собой это: на сравнительно пустяковые шаги он решался с трудом, но в поворотные моменты жизни не колебался ни секунды. И почти никогда не ошибался.

Когда министр укатил в своем кресле — ему предстоял долгий путь в Порт Спокойствия через Осло и Гагарин, — Морган обнаружил, что не в состоянии заниматься делами, запланированными на этот длинный северный вечер. Мысли его лихорадочно зондировали неожиданно изменившееся будущее.

Безнадежно вздохнув, Морган встал из-за стола и вышел на веранду. Было безветренно, холод совсем не мешал — был скорее бодрящим. Небо сверкало звездами, и желтый серп Луны опускался навстречу своему отражению в фиорде, таком темном и неподвижном, что его вода казалась полированным черным деревом.

Где же Марс? Морган, к стыду своему, понял, что не знает даже, виден ли он сегодня. Скользя взглядом вдоль всей эклиптики, от Луны до ослепительной Венеры и дальше, он не находил в россыпях небесных алмазов ничего похожего на красную планету. Удивительно — совсем скоро он, который никогда не был дальше лунной орбиты, будет любоваться великолепными пунцовыми ландшафтами и крошечными марсианскими лунами, быстро сменяющими фазы…

В этот момент его мечта рухнула. На мгновение Морган прирос к месту, затем кинулся обратно в отель, позабыв о красоте ночи. Вскоре он уже стоял в кабине связи с глобальным информационным центром, один на один со всеми человеческими знаниями.

В студенчестве Морган выиграл не одно соревнование по скоростному поиску информации, первым отвечая на запутанные вопросы, составленные изобретательными до садизма судьями. («Каково было количество атмосферных осадков в столице самого маленького государства в день, когда в бейсбольном матче студенческого первенства было набрано наибольшее число очков?» — этот вопрос Морган вспоминал с особенной нежностью.) Его сноровка с годами еще увеличилась, к тому же сейчас он задавал совершенно прямой вопрос. Через тридцать секунд дисплей выдал ответ.

Морган с минуту смотрел на экран, затем недоуменно покачал головой.

— Этого они проглядеть не могли, — пробормотал он. — Но как же они выкрутятся?

Морган нажал кнопку «бумажная копия» и забрал тонкий листок в комнату, чтобы как следует его изучить. Но что изучать? Проблема была ужасающе очевидной. Неужели Морган просто не видит столь же очевидного решения? Тогда поднять вопрос — значит выставить себя на посмешище. Однако другого выхода нет…

Морган взглянул на часы, полночь уже миновала. Но откладывать нельзя.

К облегчению Моргана, министр сразу ответил.

— Надеюсь, я вас не разбудил? — сказал Морган не совсем искренне.

— Нет, мы вот-вот приземлимся в Гагарине. В чем дело?

— В десяти тератоннах, движущихся со скоростью два километра в секунду. Ваша внутренняя луна, Фобос. Этот космический бульдозер будет проходить в районе лифта каждые одиннадцать часов. Я не делал точных подсчетов, но раз в несколько дней столкновение неизбежно.

На другом конце линии воцарилось молчание. Наконец министр произнес:

— Этот вопрос мог прийти в голову даже мне. Значит, у других есть и ответ. Возможно, придется отодвинуть Фобос.

— Он слишком тяжел.

— Я должен связаться с Марсом. Запаздывание сигнала сейчас двенадцать минут. Ответ будет в течение часа.

«Да, — подумал Морган. — И пусть он будет хороший… раз уж я берусь за эту работу».

20. ВЕРООТСТУПНИК

Ближе к вечеру, когда жара спала, преподобный Паракарма начал спуск. К наступлению ночи он достигнет верхнего приюта для пилигримов, а на следующий день вернется в мир людей.

Маханаяке Тхеро его не удерживал и никак не показал своих чувств. Лишь произнес нараспев:

— Все на свете преходяще, — попрощался и благословил.

Преподобному Паракарме, которого некогда звали доктор Чом Голдберг и скоро снова будут так звать, было бы очень трудно объяснить мотивы своего поступка. Но он знал, что делает правильно.

В монастыре Шри Канды он нашел душевный покой, но этого оказалось мало. Его математический ум не мог смириться с неопределенным отношением ордена к богу: равнодушие к вопросам веры казалось ему хуже откровенного неверия.

По-видимому, в жилах Голдберга текла кровь раввинов. Подобно многим своим предшественникам, Голдберг-Паракарма искал бога при помощи математики; его не смущало открытое Куртом Геделем существование недоказуемых теорем, которое потрясло научный мир в начале XX века. Он не понимал, как можно рассматривать глубокое и прекрасное в своей простоте равенство Эйлера: e^Πl+1=0, не задаваясь вопросом о том, чей необъятный интеллект создал вселенную.

В свое время Голдберг прославился новой космогонической теорией, которая просуществовала десять лет, прежде чем ее опровергли, и был провозглашен вторым Эйнштейном. Но главное было не это. Он сумел получить выдающиеся результаты в метеорологии и гидродинамике, которые давно уже считались мертвыми, не таящими неожиданностей науками. Сейчас его данный свыше талант вновь пробудился, предстоит колоссальная работа, а нужных для нее орудий нет, в стенах монастыря Шри Канды.

И вот, как новый Моисей, несущий с горы законы, которым суждено изменить судьбы людей, преподобный Паракарма спускался в мир, покинутый им 10 лет назад. Он был слеп к красотам земли и неба, окружавшим его, ибо они не могли сравниться с той, лишь одному ему доступной красотой, которую он видел мысленным взором в армии уравнений, проходящих победным маршем у него в голове.

Гидродинамика и микрометеорология. Голдберг не напрасно занимался этими науками. Он даже не испытывал уже острой враждебности к Ванневару Моргану. Сам того не подозревая, инженер «включил зажигание», он тоже был, пусть слепым, но орудием бога. Он проиграл дело, но Шри Канда еще под угрозой: суд всегда может пересмотреть свое решение. Значит, храм нужно защищать. Любыми средствами. А вернет ли Голдберга судьба под безмятежный монастырский кров или нет, не имеет значения.

Храм надо спасти, и спасет его он, Голдберг. Так будет, ибо так предначертано.

21. РУССКАЯ РУЛЕТКА

— Да, я бы мог догадаться, — сказал министр, — что это есть в одном из тех приложений, которые я никогда не читаю. Но ладно. Вы познакомились со всеми материалами, и я жду ответа. Меня, честно говоря, эта проблема ужасно беспокоит.

— Решение гениально простое, — сказал Морган. — Я обязан был найти его сам.

«И нашел бы… со временем», — сказал он себе без всякой ложной скромности. Мысленно он опять видел смоделированную компьютером колоссальную систему, подобную струне космической скрипки, по которой с Земли на орбиту и обратно идут низкочастотные колебания. На эту картину накладывался в тысячный раз прокрученный по памяти фильм о танцующем мосте. Вот и все необходимые ключи.

— Фобос пролетает мимо башни каждые одиннадцать часов десять минут, но, к счастью, движется немного в другой плоскости. Поэтому на большей части витков он минует башню, а моменты столкновений легко предсказать с точностью до миллисекунды. Пойдем дальше. Лифт, как всякое сооружение, не является абсолютно жесткой системой. У него есть собственные колебания, частота которых рассчитывается так же безошибочно, как орбиты планет. Ваши инженеры предлагают «настроить» лифт так, что собственные колебания, которых все равно не избежать, уберегут его от встречи с Фобосом. Каждый раз, когда спутник грозит столкновением, башни на месте не будет — она уйдет на несколько километров от опасной зоны.

На другом конце линии воцарилось долгое молчание.

— Мне не стоило этого говорить, — произнес наконец министр Народного Марса, — но у меня волосы встали дыбом.

Морган рассмеялся.

— Конечно, если излагать упрощенно, это напоминает… — как это у вас говорят? — да, русскую рулетку. Но мы имеем дело с точно предсказуемым ритмом. Мы всегда знаем, где Фобос, и можем управлять смещением башни, выбирая нужный режим движения грузов.

Морган замолчал. Внезапно ему в голову пришло сравнение, такое точное и вместе с тем столь неожиданное, что он чуть не расхохотался.

Морган снова очутился в Такомском ущелье у танцующего моста, но на этот раз — в мире фантазии. Под мостом в строго определенный момент должен пройти корабль. К несчастью, его мачта на метр выше, чем надо.

Ничего страшного. Перед появлением корабля по мосту нужно пустить несколько тяжелых грузовиков с интервалами, подобранными так, чтобы возбудить его резонансную частоту. Вдоль моста от устоя к устою прокатится легкая волна, пик которой совпадает с моментом, прохождения судна…

— Я вам верю, — сказал министр. — Правда, у нас говорят так: «Доверяй, но проверяй». Так вот, прежде чем воспользоваться лифтом, я обязательно попрошу кого-нибудь проверить, где находится Фобос.

— Да? А ваши талантливые ребята — судя по их технической дерзости, они действительно молоды — хотят использовать критические моменты как приманку для туристов с Земли, Они считают, что можно взимать дополнительную плату за вид на Фобос, пролетающий на расстоянии вытянутой руки со скоростью сверхзвукового авиалайнера. Неплохой аттракцион, согласны?

— Возможно. Но как бы то ни было, я рад слышать, что решение есть. И, как мне показалось, вам понравились наши инженерные таланты. А когда мы узнаем ваш окончательный ответ?

— Хоть сейчас, — сказал Морган. — Когда, приступаем к работе?

22. ПЕРСТ БОЖИЙ

Обычно эта орхидея расцветала с приходом юго-западных муссонов, но сейчас она их опередила. Любуясь в теплице замысловатыми розово-сиреневыми цветами, Йохан Раджасинха вспомнил, как в прошлом году был застигнут проливным дождем, когда рассматривал первые бутоны, и был вынужден просидеть здесь с полчаса.

Раджасинха с тревогой взглянул на небо: нет, сегодня ему дождь не грозит. Стоял прекрасный день. В вышине, смягчая палящий зной, плыли легкие ленты облаков. Но что это? Как странно…

Раджасинха никогда не видел ничего подобного. Почти прямо над его головой параллельные гряды облаков были искажены вращающимся возмущением. По-видимому, это был штормовой микроциклон всего в несколько километров шириной, но напомнил он Раджасинхе нечто совсем иное — дырку от сучка в гладко оструганной доске. Оставив свои любимые орхидеи, Раджасинха вышел наружу, чтобы лучше разглядеть небесный феномен. Теперь ему стало видно, что смерч медленно движется по небу, так как его путь был отмечен воронкой в облачных слоях.

Нетрудно было вообразить, что это перст божий, протянутый с неба, прорезает борозду в облаках. Даже Раджасинха, знакомый с основными принципами управления погодой, не думал, что возможна такая точность. Однако он не без гордости сознавал, что сорок лет назад способствовал этому достижению.

Не так легко было убедить сверхдержавы отказаться от орбитальных крепостей и передать их Глобальной Службе Погоды. Но в результате, если здесь подходит столь широкая метафора, последние мечи были перекованы на орала. Теперь лазеры, угрожавшие некогда человечеству, направляют свои лучи на тщательно выбранные участки атмосферы или точки в пустынных районах Земли. Конечно, энергия лазера ничтожна по сравнению с мощью самого слабого шторма, но это можно сказать и об энергии камня, вызывающего снежный обвал, или нейтрона, который начинает цепную реакцию.

Особые технические детали были неизвестны Раджасинхе, он знал лишь об обширной сети управляющих метеоспутников и компьютерах, в электронном мозгу которых заложена полная модель земной атмосферы, поверхности морей и суши. Глядя, как крошечный микроциклон целеустремленно движется на запад и наконец скрывается за рощицей грациозных пальм внутри крепостных валов, окружающих Райские Сады, Раджасинха чувствовал себя дикарем, взирающим в священном ужасе на чудеса передовой техники.

Затем он поднял глаза кверху, где, оседлав рукотворные небеса, стремительно неслись вокруг планеты невидимые ему метеорологи.

— Весьма впечатляюще, — сказал он. — Но, надеюсь, вы точно знаете, что делаете.

23. СТАНЦИЯ «АШОКА»

С высоты тридцати шести тысяч километров Тапробани выглядел крошечным. Весь остров казался слишком малой мишенью, а попасть нужно было в участок размером с теннисный корт.

Разумеется, Морган мог использовать для демонстрации орбитальную станцию «Кинте», избрав целью Килиманджаро или Кению. Правда, «Кинте» находилась в одной из самых неустойчивых точек стационарной орбиты и с трудом балансировала над Центральной Африкой. Но это не имело значения для эксперимента продолжительностью всего несколько дней. Можно было спустить нить и на вершину Чимборасо, американцы даже предложили передвинуть станцию «Колумб» точно на долготу этой горы. Но все-таки Морган вернулся к Шри Канде.

К счастью, в эпоху электронных машин даже решения Всемирного Суда выносились за считанные недели. Естественно, монахи возражали против эксперимента, Морган доказывал, что он не является правонарушением, поскольку проводится за пределами монастырских земель и не сопровождается шумом или загрязнением. Срыв опыта поставит под угрозу всю проделанную работу и надолго задержит проект, жизненно важный для Марсианской Республики.

Такие аргументы могли бы убедить даже самого Моргана. Поверили и судьи — пять из семи, А может, Суду было достаточно трех других запутанных дел, в которых фигурировал Марс…

Но Морган, разумеется, понимал, что его действия продиктованы не только логикой. Он не смирился с поражением и снова бросал вызов. Он как бы заявлял всему миру и упрямым монахам: «Я еще вернусь».

Станция «Ашока» ведала связью, управлением погодой и космическими перевозками в районе Индокитая. Случись со станцией что-нибудь, и миллиард жизней оказался бы под угрозой. Для страховки у «Ашоки» были два независимых спутника — «Бхаба» и «Сарабхай», удаленные на сто километров. А если какая-то непредставимая катастрофа уничтожит все три станции, на помощь придут «Кинте» и «Имхотеп» с запада или «Конфуций» с востока. Нельзя класть все яйца в одну корзину — человечество познало это на опыте.

Здесь, вдалеке от Земли, не было ни туристов, ни транзитных пассажиров: высоты геосинхронной орбиты принадлежали ученым и инженерам. Но ни один из них не посещал «Ашоку» со столь необычной целью и с таким уникальным снаряжением.

Ключ к операции «Паутинка» плавал сейчас в одном из тамбуров станции в ожидании последней предстартовой проверки. По его виду никто бы не догадался, сколько человеко-лет и миллионов пошло на его разработку.

Тускло-серый конус четыре метра в высоту и два в основании казался сплошным металлом, только под микроскопом можно было обнаружить плотные витки суперволокна, образующие его поверхность. Но, если не считать сердечника и нескольких пластиковых прокладок, конус весь состоял из постепенно утончающейся нити длиной в сорок тысяч километров.

Для создания этого скромного конуса были возрождены два забытых технических приема. Триста лет назад начал действовать подводный телеграф, проложенный по океанскому дну, люди потеряли огромные суммы, пока овладели искусством сворачивать в бухты тысячи километров кабеля, а затем равномерно травить его с заданной скоростью от континента до континента, невзирая на штормы. А через столетие появились первые примитивные снаряды, управляемые по проводам. «Снаряд» Моргана полетит к цели в пятьдесят раз быстрее, чем эти реликвии из Военного Музея, да и мишень дальше в тысячи раз. Зато почти весь путь пролегает в полной пустоте, а цель не способна маневрировать.

Руководительница операции «Паутинка» смущенно кашлянула.

— Есть одно небольшое затруднение, доктор Морган. Со спуском все ясно — испытания и численные эксперименты прошли успешно. Службу безопасности беспокоит другое: как смотать нить обратно.

Морган прикрыл глаза; об этом он не подумал. Казалось очевидным, что смотать нить нетрудно. Достаточно простой лебедки, правда, оснащенной некоторыми специальными приспособлениями. Они необходимы, чтобы управлять такой тонкой нитью переменной толщины. Но в космосе ничто нельзя считать само собой разумеющимся.

«Так. Когда эксперимент закончится, мы освободим земной конец, и „Ашока“ начнет сматывать нить обратно. Но если потянуть — даже очень сильно — за веревку длиной в сорок тысяч километров, события начнутся не сразу. Понадобится полдня, чтобы импульс достиг противоположного конца. Только тогда система сможет двигаться как целое. Поэтому нужно поддерживать натяжение… Ого!..»

— Мои коллеги кое-что подсчитали, — продолжала девушка. — Когда наконец удастся привести нить в движение, она устремится к станции со скоростью в тысячи километров в час. Это несколько тонн массы.

— Понимаю. А что можно сделать?

— Тянуть медленнее, следя за распределением импульса. В худшем случае нас заставят закончить операцию за пределами станции.

— Это нас задержит?

— Нет. Аварийный план уже разработан. При крайней необходимости можно вывести аппаратуру в космос за пять минут.

— А потом вы ее найдете?

— Конечно.

— Постарайтесь. Эта леска стоит кучу денег и понадобится мне снова.

«Сначала на Марсе, — подумал Морган, глядя на медленно расширяющийся серп Земли. — А как только лифт на Павонисе заработает, Земле придется последовать примеру Марса, и тогда все препятствия отпадут сами собой…» Так будет — и когда мост соединит берега самой грандиозной из пропастей, никто уже впредь не вспомнит имя Гюстава Эйфеля.

24. ПЕРВЫЙ СПУСК

Смотреть было не на что еще минимум двадцать минут, но все, кто не был занят, вышли из палатки с аппаратурой и глядели в небо. Даже Моргана то и дело тянуло к двери.

Рядом с ним все время околачивался оператор Максины Дюваль, здоровенный детина лет под тридцать. На его плечах красовалось обычное для его профессии снаряжение — две камеры, глядящие, как это принято, «правая вперед, левая назад», а над ними небольшой шар, чуть крупнее грейпфрута. Антенна внутри шара вела себя очень умно и поэтому всегда была обращена к ближайшему спутнику связи, как бы ни кувыркался ее хозяин. А на другом конце линии, удобно расположившись в студии, Максина Дюваль смотрела глазами своего удаленного второго «я» и слушала его ушами, не утомляя своих легких холодным разреженным воздухом. Но так случалось далеко не всегда.

Морган не сразу согласился на просьбу Максины. Он знал, что предстоит «историческое событие», и охотно верил, что «парень не будет путаться под ногами». Но он боялся неприятностей, неизбежных при столь новаторском эксперименте, особенно на последних ста километрах полета в атмосфере. С другой стороны, он знал, что Максине можно верить: она не устроит сенсации ни из триумфа, ни из провала.

Как все крупные репортеры, Максина Дюваль не оставалась равнодушной к событиям, которые наблюдала. Она никогда не искажала и не опускала существенных фактов, но и не старалась скрыть собственных чувств. Она восхищалась Морганом с ревнивым благоговением человека, обделенного настоящими творческими дарованиями. После возведения Гибралтарского Моста она постоянно ждала следующего шага, и Морган ее не разочаровал. Но он не был ей по-настоящему симпатичен. Напор и безжалостность его честолюбия подняли его над обществом, но сделали менее человечным. Трудно не сравнить Моргана с его помощником Уорреном Кингсли. Вот кто действительно мил и деликатен («И лучше меня как инженер», — сказал однажды Морган, это была далеко не шутка). Но никто не знает об Уоррене, он всегда останется верным и тусклым спутником своего блестящего светила… Именно Уоррен терпеливо объяснял Максине весьма сложную механику спуска. На первый взгляд нет ничего проще, чем опустить что-то на экватор с неподвижно висящего спутника. Но астродинамика полна парадоксов, если вы пытаетесь тормозить, то двигаетесь быстрее. Если выбираете кратчайший маршрут — расходуете больше топлива. Стремитесь налево — летите направо… Благодарить за все это следует гравитацию. А в данном случае требуется посадить зонд, за которым тянется сорокатысячекилометровый хвост…

Пока, до входа в верхние слои атмосферы, все шло строго по программе. Через несколько минут наступит последняя фаза спуска, руководить ею будут с Шри Канды. Неудивительно, что Морган нервничает.

— Ван, — тихо, но твердо сказала Максина по личному каналу. — Перестаньте сосать палец. Вы уже взрослый.

На лице Моргана отразилось негодование, затем удивление. Потом он смущенно рассмеялся.

— Спасибо. Не люблю выглядеть смешно на людях.

Он задумчиво посмотрел на искалеченный палец. Смешно! Столько раз останавливать других, чтобы потом поразиться тем же самым суперволокном! Боли, правда, практически не было, да и особенных неудобств. Когда-нибудь нужно будет этим заняться; сейчас просто невозможно потратить целую неделю на сидение возле регенератора ради какого-то несчастного сустава.

— Высота два пять ноль, — произнес спокойный, бесстрастный голос из палатки. — Скорость зонда один один шесть ноль метров в секунду. Натяжение нити — девяносто процентов номинала. Раскрытие парашюта через две минуты.

После секундного расслабления Морган был вновь собран и сосредоточен. «Как боксер перед незнакомым, но опасным противником», — невольно подумала Максина.

— Ветер? — внезапно спросил он.

Голос ответил, теперь уже далеко не бесстрастно:

— Это невероятно! Служба Муссонов только что передала штормовое предупреждение.

— Сейчас не время для шуток.

— Они не шутят. Я уже получил подтверждение.

— Но они гарантировали, что не будет больше тридцати километров в час!

— Они только что подняли потолок до шестидесяти — поправка, до восьмидесяти. Где-то что-то неладно…

— Еще бы, — пробормотала Дюваль. Затем обратилась к своим далеким глазам и ушам:

— Исчезни, ты для них сейчас лишний, но ничего не пропусти.

Предоставив оператору выполнять эти противоречивые указания, Максина переключилась на свою превосходную информационную службу. Понадобилось не больше полуминуты, чтобы узнать, какая метеорологическая станция отвечает за состояние погоды в зоне Тапробани. Дюваль разочаровало, но не удивило, что станция не отвечает на вызовы.

Поручив опытным помощникам преодолеть это препятствие, Максина «вернулась» на Шри Канду, за это время ситуация резко ухудшилась.

Небо потемнело, микрофоны улавливали отдаленный, пока еще слабый рев приближающегося урагана. Максине были знакомы такие внезапные перемены погоды, она не раз извлекала из них выгоду в океанских регатах. Но то было в море. Невероятное невезение: Моргана нельзя не пожалеть — этот незапланированный, невозможный ураган грозил смести его мечты и надежды.

— Высота два ноль-ноль. Скорость зонда один один пять метров в секунду. Натяжение девяносто пять процентов номинала.

Напряжение растет во всех смыслах этого слова. Эксперимент нельзя прекратить, Моргану остается одно — продолжать и надеяться на лучшее. Максине хотелось поговорить с ним, но в столь критический момент его лучше не трогать.

— Высота один девять ноль. Скорость один-один ноль. Натяжение сто пять процентов. Раскрытие первого парашюта… Пошел!

Итак, возврата нет. Зонд стал пленником земной атмосферы. Топливо, которое еще осталось, пойдет на то, чтобы направить его в сеть, натянутую на склоне. Тросы уже гудели под напором ветра.

Морган вышел из палатки и посмотрел в небо. Затем обернулся к объективу телекамеры.

— Что бы ни случилось, Максина, — сказал он медленно, подбирая слова, — эксперимент удался на девяносто пять процентов. Нет, на девяносто девять. Мы прошли тридцать шесть тысяч километров, осталось меньше двухсот.

Дюваль не ответила. Она знала, что слова Моргана предназначаются не ей, а человеку в кресле-каталке, расположившемуся рядом с палаткой. Кресло выдавало своего хозяина: лишь гость с другой планеты мог нуждаться в таком устройстве. Современные врачи давно умеют лечить все мышечные недуги, но физики пока еще не научились «лечить» от гравитации.

Сколько всего сосредоточено на этой горной вершине! Силы самой природы… Могучая экономика Народного Марса… Ванневар Морган (сам по себе крупное явление природы)… И непримиримые монахи в орлином гнезде на перепутье ветров.

Максина Дюваль шепнула команду, и объектив скользнул вверх. Вот они, белые стены храма. Там и тут вдоль парапета плескали на ветру оранжевые тоги. Как и следовало ожидать, монахи смотрели.

Она резко увеличила изображение, так что смогла различать лица. Хотя встретиться с Маханаяке Тхеро ей не довелось (просьба об интервью была вежливо отклонена), она наверняка узнала бы его среди других. Но Верховного Жреца нигде не было, вероятно, он в святая святых, где сосредоточил свою грозную волю…

Впрочем, Максина Дюваль не верила, что главный противник Моргана занимается столь наивным делом, как молитва. Но если он действительно молился об этом сверхъестественном шторме, его просьба была услышана. Боги горы пробуждались от сна.

25. ПОСЛЕДНЕЕ ПРИБЛИЖЕНИЕ

— Высота один пять ноль, скорость девяносто пять. Теплозащитный экран сброшен.

Значит, зонд благополучно вошел в атмосферу и сбавил скорость. Но радоваться рано. Предстояло пройти не только сто пятьдесят километров по вертикали, но и триста по горизонтали, что сильно осложнял бушующий шторм. Хотя у зонда все еще оставалось топливо, его маневренность ограниченна. Если не удастся попасть на вершину с первой попытки, второй не представится.

— Высота один два ноль. Атмосферных воздействий нет.

Зонд спускался с небес как паук, раскручивающий свою шелковую лестницу. «Надеюсь, — подумала Дюваль, — что у них хватит нити, обидно, если она кончится в километре от цели!» Такие трагедии случались при прокладке подводных кабелей триста лет назад.

— Высота восемь ноль. Спуск нормальный. Натяжение сто процентов. Есть слабое сопротивление.

Итак, атмосфера уже дает себя знать, пусть лишь сверхчувствительным приборам на борту крошечного аппарата.

Возле автомобиля с контрольной аппаратурой был установлен небольшой телескоп, автоматически следивший сейчас за невидимым глазу зондом. Морган направился туда. Оператор тенью последовал за ним.

— Что-нибудь видно? — шепнула Максина спустя несколько секунд.

Морган смотрел в небо.

— Высота шесть ноль. Смещение влево. Натяжение сто десять процентов.

«Все еще в норме, — подумала Дюваль, — но там, по ту сторону стратосферы, что-то уже происходит. Наверняка Морган видит зонд…»

— Высота пять пять. Двухсекундная коррекция.

— Есть! — воскликнул Морган. — Вижу выхлоп!

— Высота пять ноль. Натяжение сто пять процентов. Трудно держать на курсе. Вибрация.

Не верилось, что, пройдя почти тридцать шесть тысяч километров, зонд закончит свое путешествие в полусотне километров от цели. Но сколько самолетов и космических кораблей разбивалось на последних метрах!

— Высота четыре пять. Сильный порывистый ветер. Зонд опять сносит. Трехсекундная коррекция.

— Потерял, — огорченно сказал Морган. — Облако.

— Высота четыре ноль. Сильная вибрация. Натяжение сто пятьдесят.

Плохо. Максина Дюваль знала, что натяжение разрыва составляет двести процентов. Один сильный рывок — и эксперимент закончится.

— Высота три пять. Ветер усиливается. Импульс — одна секунда. Топлива почти нет. Натяжение сто семьдесят. Расстояние три ноль…

— Есть! — воскликнул Морган. — Он пробил облака.

— Расстояние два-пять. Нечем восстановить курс. Опустится в трех километрах от цели.

— Неважно! — закричал Морган. — Приземляйте где сможете!

— Постараюсь, Расстояние два ноль. Ветер усиливается. Зонд теряет устойчивость.

— Отпустите тормоз!.. Пусть нить идет сама!

— Сделано, — произнес голос абсолютно бесстрастно. Не знай Максина Дюваль, что для участия в эксперименте приглашен опытный диспетчер космических перевозок, она могла бы подумать, что говорит робот.

— Отказала размотка. Груз вращает. Пять оборотов в секунду. Вероятно, запуталась нить. Натяжение один восемь ноль процентов. Один девять ноль. Два ноль ноль. Расстояние один пять. Натяжение два один ноль. Два два ноль. Два три ноль.

«Долго так не продлится, — подумала Дюваль. — Остался всего десяток километров, но проклятая проволока намоталась на вращающийся зонд».

— Натяжение ноль.

Конец. Нить лопнула и, извиваясь как змея, медленно возвращается к звездам. Несомненно, на «Ашоке» ее выберут, но даже Максина понимала, какое это долгое и сложное дело. А зонд упадет где-нибудь здесь, на поля или в джунгли Тапробани. Однако, как сказал Морган, эксперимент удался больше чем на девяносто пять процентов. В следующий раз, когда не будет ветра…

— Вот он! — крикнул кто-то.

Под облаками загорелась звезда, она была похожа на метеор. Словно в насмешку над создателями зонда, включился световой маяк, призванный помочь управлению на заключительном отрезке пути. Что ж, он пригодится. Легче будет найти место падения…

Оператор медленно поворачивал камеру, чтобы Максина могла видеть, как сверкающая звезда пролетает мимо и исчезает на востоке, вероятно, зонд упадет километрах в пяти от Шри Канды.

— Переключи на доктора Моргана.

Максина собиралась сказать несколько ободряющих слов, — достаточно громко, чтобы услышал министр-марсианин, — выразить уверенность, что в следующий раз спуск пройдет абсолютно удачно. Дюваль мысленно репетировала свою ободрительную речь, когда вдруг у нее начисто вышибло все из головы. Она столько раз прокручивала, потом события следующих тридцати секунд, что выучила их наизусть, но у нее никогда не было полной уверенности, поняла ли она их до конца.

26. ЛЕГИОНЫ ЦАРЯ

Ванневар Морган привык к неудачам, даже к катастрофам, а эта, надеялся он, не так велика. Следя глазами за тем, как мигающий огонек исчезает за склоном горы, он с тревогой думал о другом: вдруг Народный Марс решит, что зря потратил свои деньги. Наблюдатель в кресле-каталке был на редкость неразговорчив, казалось, земная тяжесть сковала его язык не менее крепко, чем тело. Но сейчас он первым обратился к инженеру.

— Один вопрос, доктор Морган. Я знаю, этот шторм беспрецедентен, однако он настиг ваш зонд. Что произойдет, если шторм разразится когда башня будет построена?

Мысли Моргана лихорадочно обгоняли одна другую. Было трудно так, сразу, дать правильный ответ. И он все еще не до конца поверил в случившееся.

— В худшем случае нам придется на короткий срок приостановить перевозки, может быть небольшая деформация «рельсов». Башне как таковой не угрожают даже самые сильные ветры.

Морган надеялся, что его слова соответствуют истине, через несколько минут Уоррен Кингсли сообщит, так ли это. К его облегчению, ответ, видимо, удовлетворил министра.

— Благодарю вас. Этого достаточно.

Морган, однако, был намерен довести мысль до конца.

— А на Монт Павонис такая проблема вообще не возникнет. Плотность атмосферы составляет там меньше одной сотой…

Морган умолк. Прошло несколько десятилетий с тех пор, как он слышал звук, который обрушился сейчас на его уши, но ошибиться было нельзя. Властный зов, заглушивший рев бури, перенес инженера на другую половину планеты, под своды Айя-Софии. Он вновь с благоговейным восторгом глядел на творение людей, умерших шестнадцать веков назад, а в его ушах звенел мощный колокол, который некогда сзывал на молитву правоверных.

Память о Стамбуле померкла, Морган снова был на Шри Канде, в еще большем замешательстве и недоумении.

О чем рассказывал монах? Что непрошеный дар Калидасы безмолвствует в течение многих веков, ибо ему разрешается подавать голос только в годину бедствий? Но какое же бедствие произошло сейчас? Напротив, монахи, должны бы радоваться…

Морган смотрел на монастырь, откуда огромный колокол бросал вызов буре. За парапетом не было видно ни одной оранжевой тоги…

Что-то мягкое коснулось его щеки, Морган механически смахнул это прочь. Трудно было сосредоточить мысли, пока скорбный звук разносился волнами в воздухе, молотом бил по голове. Морган решил подняться в храм и попросить объяснений у Маханаяке Тхеро.

Снова мягкое, шелковистое прикосновение, на этот раз он увидел уголком глаза что-то желтое. У Моргана всегда была быстрая реакция: он взмахнул рукой и…

Доживая последние мгновения своей скоротечной жизни, у него на ладони лежала желтая бабочка, и привычный мир зашатался. Необъяснимое поражение обратилось еще болей чудесной победой, однако Морган не ощущал торжества, лишь замешательство и удивление. Ибо теперь он вспомнил легенду о золотых бабочках. Сотни тысяч их были взметены ураганом вверх по склону горы, чтобы умереть на ее вершине. Легионы Калидасы достигли наконец цели и отмщения.

27. ИСХОД

— Что же произошло? — спросил министр.

«На этот вопрос я никогда не смогу ответить», — подумал Морган, но вслух сказал:

— Шри Канда наша, монахи уже покидают ее. Невероятно… чтобы легенда двадцативековой давности… — Он покачал головой в полном недоумении.

— Если в легенду верят многие, она становится истиной. Во всяком случае, раз уж невозможное случилось, мы должны принять его с благодарностью.

«Я принимаю, — подумал Морган, — но против собственной воли. Мне непонятен мир, где несколько мертвых бабочек могут перетянуть чашу весов, на которой стоит башня весом в миллиард тонн».

Но какую все-таки трагикомическую роль сыграл преподобный Паракарма! Вероятно, он чувствует себя орудием каких-то враждебных богов. Он сделал то, что считалось невозможным, и тут какие-то бабочки…

Администратор Службы Муссонов весьма сокрушался по поводу происшедшего. Морган принял его извинения с необычной для себя любезностью. Да, конечно, вполне можно поверить, что такой блестящий ученый, как доктор Голдберг, вернувшись в науку, полностью преобразил микрометеорологию… Да, разумеется, никто по-настоящему не понимал, что именно делает он на своей станции… Да, несомненно, никто не ожидал, что у доктора Голдберга произойдет нервный срыв во время очередного эксперимента… Конечно, разумеется, несомненно…

Администратор заверил Моргана, что это больше не повторится. Морган выразил свою — вполне искреннюю — надежду, что доктор Голдберг скоро поправится, и намекнул, благо не растерял бюрократических инстинктов, что, в свою очередь, ожидает в будущем от Службы Муссонов соответствующих услуг. Администратор повесил трубку, выразив тысячу благодарностей и, без сомнения, удивляясь столь несвойственному Моргану великодушию.

— Между прочим, — сказал министр, — куда переселяются монахи? Мы могли бы предложить им приют. Мы на Марсе, вы знаете, очень радушны и гостеприимны.

— Не знаю. Но когда я спросил Раджасинху, он сказал: «Не беспокойтесь. Монашеский орден, который во всем себе отказывал на протяжении трех тысяч лет, не так уж беден».

— Гм-м… Возможно, мы могли бы найти применение их богатствам. Ваш скромный проект все дорожает и дорожает. Теперь нам придется искать какой-нибудь углеродистый астероид, чтобы перевести его на околоземную орбиту. Это решит одну из главных проблем.

— А углерод для вашей собственной башни?

— У нас неисчерпаемые запасы на Деймосе. По-моему, мы уже говорили об этом. Наши люди уже начали геологическую разведку наиболее удобных мест для разработок, хотя само производство суперволокна будет за пределами Деймоса. Правда, я не совсем понимаю почему.

— Это как раз ясно. Даже на Деймосе есть гравитация, хоть и ничтожная. Суперволокно нужно производить при полной невесомости. Лишь в этих условиях можно гарантировать необходимую кристаллическую структуру.

— Спасибо за объяснение. Можно спросить, почему вы изменили первоначальный проект? Мне был по душе этот пучок из четырех труб: две для движения вверх и две — вниз. Просто туннель метро я еще мог понять… даже если он и был поставлен вертикально.

— Просто мы были в плену земных представлений. Вроде первых создателей автомобилей, которые производили те же кареты, только без лошадей. Теперь мы проектируем пустую прямоугольную башню с рельсами вдоль каждой грани. Представьте себе четыре вертикальных железнодорожных пути. На орбите каждый такой путь будет шириной в сорок метров, постепенно, к Земле, он сузится до двадцати.

— Как сталаг… сталак…

— Сталактит. С технической точки зрения, хорошей аналогией была бы Эйфелева башня… только перевернутая и вытянутая в сто тысяч раз. Еще у нас есть башня, идущая вверх, от синхронной орбиты к противовесу, который держит всю систему. А ниже синхронной орбиты, на высоте двадцати пяти тысяч километров, разместится станция «Центральная» — транзитный пункт, мощная электростанция и центр управления. Я убежден, что когда-нибудь она превратится в космический курорт и будет привлекать толпы туристов. Именно там мы устроим для вас банкет в честь торжественного открытия лифта.

— Вряд ли это получится, — сказал министр, помолчав. — Даже если вы не выйдете из графика, мне стукнет уже девяносто восемь. Сомневаюсь, что мне удастся там побывать.

«Но мне-то удастся, — подумал Ванневар Морган. — Теперь я знаю, что боги на моей стороне, если они вообще существуют».